Про любовь

Екатерина Мокроусова
Говорят, писать про домашних животных - занятие несерьезное. Не знаю... Не знаю. Даже не думал, что соберусь такое сделать. Дети бы прочитали, засмеяли. Военный пенсионер - седая голова, и вдруг пишет, да еще про кого - про кота! Что может быть нелепее - дедушка и кот, старик и рыба. Но я не для детей, я ради внуков. Пусть помнят, что дед не только из железа сделан. Есть вещи, железу неподвластные.

Одним словом, кот пришел в нашу жизнь лет двенадцать назад, когда дочь Маша закончила школу и повзрослела до той степени, чтобы нарушить мой запрет. Правда, смелости ей хватило только на Пушистого, до желанной собаки не дотянула. Принесла за пазухой, и юрк в свою комнату. Но от меня ж ничего не скроешь.
- Кто там у тебя?
Большеголовый, большелапый, тощий, глянул на меня без страха, и возмущение мое так в горле и застряло. Люблю, когда меня не боятся. Маша, та, конечно, нет, встрепенулась, вцепилась в котенка. Но мяч уже в воротах:
- Оставляй. Пушистым будет...
Так и началось.

Пушистый быстро закрепился в нашей семье. Имя свое оправдал, не ошибся я. Статный, крупный вырос, да и характерец мужской проявлял, не кошачий даже. Вопреки дочке выбрал меня хозяином. Жена смирилась с хвостатым и уважала, Маша с младшей Анютой вроде сестер ему были, а я его …  я просто дружил с ним. По-взрослому.
Девочки удивлялись – как это ты, пап, всю жизнь командовал, а теперь с котом договариваешься?..
- Стареешь, Паша, - ехидничала моя Вера Петровна.
 Да я и сам удивлялся, но было в его серой морде достоинство такое, что заставляло меня осекаться, не напирать на кота всей силой.
Нет, однозначно, на пьедестал я его не ставил. Пушистый хулиганил, как и положено мужику, но  на все у него были причины, понимал я его. Мои ревновали  даже:
- Любишь его больше нас!..
В чем-то они правы. Единственный мужик в нашем бабьем царстве, кроме меня, товарищ, можно сказать. Давал поблажку, случалось.
Способности в нем скрывались невероятные. Добыть пропитание для него было не проблемой, даже в квартире на седьмом этаже. Тогда, в девяностые, едой запасались,  и зимний балкон -  лучший холодильник. Сколько мороженых кур у соседей Пушистый пообгладывал. Проскальзывал в форточку незамеченным. Приходилось возмещать ущерб натурой и выслушивать гневные речи. Такое было время, каждый выживал, как мог.
Как-то раз  заглянул к нам приятель, рыболов и охотник, ходили мы с ним вместе и на утку, и на зайца, и на подледный лов, но я так, больше компанию разделить. Заглянул приятель по гаражному вопросу. Сели на кухне по рюмочке пропустить, жена посуду моет, кот рыбу в миске ест. Смотрю - большая такая рыба, с головой, не помню, чтобы покупали.
- Вер, а рыба откуда?
- У нас нет рыбы, - жена даже не повернулась.
- Вить, ты, что ли, рыбу c собой принес?
 - Не, Пал Алексеич,  пустой я, не сезон.
А какая безобидная версия была бы – кот украл из сумки. Если бы. Мокрый след тянулся через всю квартиру, с севера на юг, к балконной двери. Соседская оказалась рыбина, и порожний пакет  на границе балконов тому доказательство. Пришлось трофей аккуратно возвращать под перегородку, благо Пушистый с головы начал, не успел заметно попортить.  Вот картинка была – отец в трениках на морозе по плитке ползает, дочь Анюта на шухере стоит, а мать с гостем из-за двери советы дают. Обошлось. Но я все думаю  - какая сила кота заставила добычу в миску тащить? Что-то о домашнем патриотизме в голову приходит. По-культурному, по-честному хотел, что ли. Не только ж холод  его погнал.
А через год Пушистый превзошел себя. Затащил в квартиру живого голубя, да не простого, а коллекционного  - сосед этажом выше на балконе голубятню устроил.  Одна из птиц окном и ошиблась, а зря. Поохотился зверь.
Доставали их из-под дивана всем миром. Шум, грохот, вой. Хватка у кота оказалась бульдожья. Как увидел я кровь на птичьей шее, так и понял – проблем здесь побольше, чем с магазинными курами. Кое–как разжали Пушистому пасть, но голубок тот был уже не жилец. Девки мои ревут, сосед в дверь звонит. И дело не в деньгах, и даже не в соседских угрозах. Кота мы потом долгое время в строгом режиме держали. А вот как взял я в ладони умирающее тело этого  красавца, предчувствие и нашло на меня. Такое всего пару раз за жизнь было. Кожей почуял недоброе. Все хотелось сделать что-то, исправить, голову голубиную на место  приставить, починить. Но кровь на белых перьях, она явно говорила – нет. Ничего не исправишь, все  решено. А верить не хотелось.

Очень скоро Маша моя вышла замуж. Странно вышла, не по-людски. Институт бросила, скоропалительно родила и уехала. Внучка появилась прекрасная, Настенька. А вот с зятем у нас с Верой не сложилось. Сквозняк в доме образовался.
Пушистый, казалось, многое понимал. Часто вспрыгивал мне на плечи, и повисал тяжелым воротником, грел душу. А тут и случай представился ему снова проявить себя.
 
Надо сказать, что кот наш, несмотря на крепость характера, не злой был. Относился ко всем по справедливости. Если не нравится ему кто, так не подходил просто. А когда особо назойливые пытались его подозвать, отворачивался. Или перебирался повыше. Так что по этой части неприятностей не было. Кроме одного раза.
В тот день мы с Верой собирались на дачу. Анютка готовилась к экзаменам в институт, поэтому сидела у себя в комнате безвылазно. Когда на пороге появился зять, это было для нас полной неожиданностью. Один, без Маши и девочки, он к нам и не совался. А тут… вошел, помялся у двери с сумкой в руках, чая не захотел. Но в комнату мы его провели – все же родственник – поговорить.
Оказалось, денег приехал просить. На Машу ему не хватает, расходов много, жаловался. Предложил с нашей стороны поучаствовать – все же дочь. Квартиру нам предлагал разменять. Дурацкий разговор, не мужской. Эх, дочка-дочка. Что ж ты молчала?.. Как же ты так, а?.. Нельзя по-человечески, что ли?
Провожать я его не стал.
- Знаешь, где дверь.
А потом из прихожей зятев крик раздался.
- Ааа, что это?!..что это?!. гад, скотина ваш кот!..
Пришлось выйти. Гость наш склонился над сумкой и выуживал из нее мокрые бумаги.
- Вы только полюбуйтесь!.. –  подцепил он паспорт двумя пальцами – с обложки капало.
- Хм… похоже, Пушистый сумку с лотком перепутал.. Извини, Эдик. Вера, помоги.
- Перепутал?? Извини??? Да там все плавает!..
Вырвал он пакет из рук жены, и вышел вон.
Кота мы даже не ругали. Что поделаешь, животное. И, главное, за всю жизнь ведь больше никому, ни разу. Анютка говорит, звери, они чувствуют хозяев. И я согласен с ней, не только одна добыча у них на уме. Выразил кот свое отношение, вот что я думаю.
 А Машу жалко. Не так воспитал ее, что ли…

- Сухарь ты, Паша,- часто упрекала меня жена.
Может, в этом все дело. Ну а как по-другому, без порядка. Без жесткости. Не прослужил бы я тридцать два года. Нельзя было воли дать.
Корил я себя тогда, конечно, за Машу.
Так корил, что летом на даче, прямо при  Пушистом, чуть было не завел второго кота.
Ну, не завел, а подлечить взял, Анютка упросила.
Приблудился к нашему участку такой  хилый, бледно-рыжий, с подбитой лапой.
- Давай подберем, пап, чтобы дачные собаки не порвали.
Сделано. К ветеринару свозили, Вера подключилась, лечим-кормим.
Через пару дней замечаю – Пушистый ко мне не подходит. Еще через день хромать стал, да сильно, как и приемыш, на правую лапу.
- Может, заразился, - Анютка и его к ветеринару потащила. Оказался здоров.
И тут только до нас дошло, что это он из ревности хромает. Все внимание-то к рыжему утекло, вот Пушистый и принял меры. Как только понял я, стал с нашим котом разговаривать.
Но ничего не действовало: меня он обходил стороной.
Прощение пришло не сразу. Когда пришельца подлечили и отдали соседке-дачнице, Пушистый перестал хромать. Потом начал садиться поодаль. Разрешал гладить, терпел. А однажды ступил ко мне на колени. Напряженно сделал шаг, другой, и медленно подогнул лапы, опустился, нахохлил голову.
- Ну что ты, Друг, - я начал осторожно. – Да не злись на меня, прости, что ли.
И тут, не поверите, кот глубоко, совсем по-человечьи вдохнул, выдохнул, ..и обмяк, привалился ко мне всем телом. Простил, значит. С тех пор дружба наша пошла дальше.
Даже крепче стала.

Пушистый еще больше верность свою стал проявлять. Мышей нам с Верой Петровной носил, живых и надкушенных, а когда она на стул взлетала, то одним махом добивал добычу, и оставлял половинку хозяйке под столом, поровну, по-братски. Подкармливал нас.
Птиц тоже ловил, лесных, крупных. И все в дом. Втаскивал через сетку-мухоловку в окно, будил нас хлопаньем крыльев, голубя того напоминал.
Заматерел. Драк не боялся. С прогулок приходил то с порванным ухом, то с подбитым глазом. А когда в город осенью возвращались, все никак не мог привыкнуть к размерам малогабаритным, деревья искал, да высоту покруче. И однажды нашел. Не помню точно, в каком году это было.
Но врезалось мне в память по минутам, не вырубишь.

Стоял октябрь, теплый, смачный, будто август. Деньки солнечные, медлила зима. Пушистый пропадал на балконе, дышал волей, я ему и коробку там приспособил с лежанкой. Вера ругалась на меня, мол, не берегу я кота, опасно, и все такое. Но я как-то верил своему другу, в силу и неуязвимость его, в мудрость животную. Опять-таки, женщины, они вечно перестраховываются. Голуби у соседа давно повывелись, и Пушистый аккуратен был, на шкафу с банками обитал, да по перилам прогуливался.
После обеда  это случилось, в субботу.
Маша с Настенькой у нас гостили, в семью приехали на выходные. Я как раз повел внучку фотографии  показывать, скоро в школу девчонке, должна родственников знать в лицо, кто ей потом расскажет. Разместились на диване, с улицы теплом тянет, а Пушистый за стеклом, на своем посту -  морду на балконе греет.
- Смотри, Настя, вот это - отец бабы Веры, видишь?.. пилотка у него со звездой.
- Ага..
- Прадед, значит, он тебе, прадедушка то есть. Запомнила?..
- Дедушка!..
- Да не дедушка, пра-дедушка!
- Дедушка, кот…
Не слова внучки прервали меня, а скрежет. Еще, и еще раз, и еще. Я сперва не понял, только в глаза Насти круглые глянул. А в глазах –  балкон отражается – пустой, без Пушистого. Альбом-то бросил, конечно.
- Зови всех!..
Плохое всегда в секунды происходит. Только кажутся эти секунды часами, нарезанными на кадры. Вот я перескакиваю через балконный порог – ноги ватные. Вот я свешиваюсь вниз – пропасть, на дне трава. Не вижу -  слышу глухой удар. Чертово зрение. Вот  различаю серую точку, на траве шевелится. Вот голос Маши за спиной:
- Папа. Стой здесь. Я за ним.
А я и стою. Я, старый вояка, стою, боюсь оторвать взгляд от своего распластанного друга, в надежде, что это поможет ему продержаться, пока Маша спускается вниз. Нельзя было его отпускать, кота. Хотя бы теперь.
Так и стоял, пока не увидел дочку: как ищет, как срывает с себя куртку, как собирает зверя в нее, как бежит…
Теперь встречать. Кинулся, и с Верой столкнулся, а она внучку за руку держит, и молчит. Губы стиснула, Настю по голове гладит, и молчит. И хорошо, что молчит. Спасибо ей, что молчит…Встречать.
- В больницу не поедем, па. Я ветеринарку вызываю. Света там работает, должны приехать.
Не слышал, что такое бывает. А дочь-то у меня молодец. Я тогда понял, насколько молодец. Оправдала Машка свое право на кота. Минут двадцать Пушистый стонал в куртке, вместе с ним стонали, потом скорая приехала. Прямо на кухонном столе и прооперировали.
Неудачно упал, говорят. Некоторые кошки с девятого этажа падают, и невредимыми выходят, а ваш вот -  неудачно.
И Пушистый выжил. Надо сказать, вину мою облегчил. Потом, дня через два, когда кот, завернутый в бинты лежал, я балкон решил осмотреть, сам не знаю, зачем. Словно шепнул кто. Голову повернул, а со стороны соседа на перилах гвозди торчат, острием вверх, не заметные сразу. Вот так-то.
Первое время я тому соседу в дверь стучал, а потом бросил. Не докажешь.

Больше подвигов Пушистый не совершал. Выкарабкался, спокойней стал, остепенился. Когда Аня съехала, кот для нас единственной заботой стал. Ждал меня, всегда минут за десять до того как мне прийти, к двери садился. Вера Петровна по нему определяла, когда чайник ставить. Встречал меня из гаража, и воротником на плечи.
Маша развелась с Эдиком, повеселела, собаку все-таки взяла. Пушистый переменился к ней, уважительно урчал, когда приезжала. Видно, помнил свое спасение. А однажды, когда мы Машу на море отпустили, то и Мосю принял, спаниеля ее. Вот уж чего не ожидал от Пушистого. «Живут как кошка с собакой» - вранье все это. Я вот даже заснял для истории: Пушистый на собачьей спине сверху клубком лежит. Скучал кот потом, когда Мосю забрали.

Ну, а теперь о главном. Жизнь, она какая. Кажется, все сделал правильно, старался, отказывался от одного, за другое боролся, воевал, налаживал, семью содержал, детей поднял. И в основном, в основном-то все по чести, все по делу, по-хорошему. А вот наступает время, бац – и снова не понимаешь, что происходит. И, главное, почему.
Одним словом, заболела моя Вера. Вера Петровна, жена моя, спутница, с которой сорок лет бок о бок друг другу отслужили. Повредила на даче ногу, вроде ничего особенного. А нога не заживает. Еле уговорил к врачу пойти, все отмахивалась. Месяц, другой. Анализы, больница. Оказалось, не в ноге дело, диагноз неутешительный. Домой забрал – половина от моей Веры осталось, эскулапы надежды не давали, ну разве чуть-чуть.
 - Уйду я, Паша... – заявила она мне сразу.
- Куда это ты собралась? Ты вот даже и не встаешь еще пока.
Еще пока. Не поддавался я, гараж забросил, дом на себя взял. Дети приезжали дежурить. Нес свою вахту и Пушистый. Пробрался в комнату, как только Вера вернулась, прыгнул на кровать, и на ногу ей улегся. Я хотел прогнать, но жена сказала, пусть, ей так легче. Вот  кот и остался. Первые дни еще выходил временами, но потом, когда боль стала сильнее, и вовсе лежал пластом, не трогаясь с места. Не ел, изредка ковылял к лотку. Хирел с каждым днем.
Ногу Вере отняли, до колена. Болезнь остановили. Говорят, это чудо, такой случай один на тысячи.
А Пушистого я не сохранил. Не смог он после этих месяцев к жизни вернуться, все лежал тряпицей, таял, пищу уже не принимал, не двигался. Не было сил смотреть. Я сам его в лечебницу и отнес.

Вере купили костыли. Прыгает как воробышек.
Дети портрет Пушистого мне распечатали, над  столом висит.
Предлагают котенка купить, но я все отказываюсь.
Потому что никто не знает.
Ни Вера Петровна, ни дети, ни Настенька. Я вида не подаю, ни к чему их сейчас расстраивать, дальше жить надо, есть о ком заботиться.
Но частенько думаю о том дне, когда сам, вот этими вот руками, своего друга на смерть и отправил. Дуло к виску приставил. Хотел, чтоб не мучился, хватило ему через край. А как взгляд его прощальный, без крупицы страха, вспомню, так снова сомнения и душат. Нужно ли было? Ответа нет. Не переиграешь обратно.
Если совсем подкатит, я рюмочку себе налью, выпью в одного, пока Вера не видит, и отпускает. В конце-то концов, был же другой день. Вот он, Пушистый, у Маши за пазухой, тощий, большелапый, смотрит на меня без страха. И вся дружба еще впереди. И вся жизнь его двенадцатилетняя. Наша жизнь, черт возьми, не зря прожили… Будет, что вспомнить.