Эх, эта страсть к круглым датам... 500 лет битвы при Опочке. А почему не снятия осады или обороны от литовских войск? Известно же Бородинское сражение, Куликовская битва… Есть же у крепости Опочка героическое прошлое? Есть! Значит – Битва при Опочке. На возражение, что все же это была оборона крепости, а не битва, – даже видеоролик приводят с выступлением доктора исторических наук, зам. директора РИСИ Володихина. И тот после заглавия «Битва при Опочке» рассказывает о ее значении. Но что же он пишет в своих публикациях?
А пишет он, что гарнизон Опочки не мог быть многочислен в силу размеров крепости. И даже выдвинутые впереди основных сил на помощь Опочке отряды И.В. Ляцкого и князя Ф.В. Телепнева-Оболенского сами по себе не могли разгромить вражескую армию – для этого они были слишком незначительны: едва-едва полтора полноценных полка, если сложить их воедино и добавить прикомандированные части. Ляцкий и Телепнев-Оболенский всего лишь мешали производству осадных работ, совершая набеги на литовские силы.
Но должны же быть хоть какие то сражения, битвы в ходе такого похода? Конечно. И они были. Самые крупные, по мнению того же Володихина, это действия Ивана Ляцкого западнее Опочки «на Ключищах», когда тот встретил идущие с «Брасловля» (Браслав Полоцкой волости) подкрепления пана Черкеса и «божиею помощию воевод лядцких 4000 войска побиша, а иных воевод их поимаша». Дипломатические документы прямо говорят, что действовал Ляцкий «у Красного Городка». А под Опочкой, сам же Володихин указывает, дело до генерального сражения не дошло, и 18 октября 1517 г. Острожский отступил от Опочки.
Осада Опочки 1517 года, несомненно, один из ярких примеров героизма, проявленных в этой псковской крепости. Читая документы, летописи, даже не возникает вопроса: кто и в имя чего проявил такой героизм? Как написано на новом памятнике: «На этом месте русский гарнизон, возглавляемый воеводой Василием Салтыковым-Морозовым, наголову разбил польско-литовских захватчиков».
Вроде бы все просто: русские войска оборонили землю Псковскую и веру православную от польско-литовских латинян. Сразу бросается в глаза — «русские». А это кто? Псковичи или московитяне? Ну принято называть все восточнославянские группы одним, общим словом — русские. Но я не нашел в описании осады 1517 в летописях и других изначальных источниках вообще употребления этнонима «русские». Есть Псковская земля, есть войска великого князя, есть война с Московией. А русских нет. И почему-то мне кажется, что между псковским и московским людом в то время еще была разница, как минимум, не меньшая, чем сейчас между нами и белорусами, например.
Да вроде бы и ладно с этой разницей. Ясно же: Псковская земля — часть всея Руси. И еще Иван III назвал себя «государем Всея Руси». Так на глаза попадается еще и гордое заявление: «...разбил захватчиков». И тут уже никак не могу не вспомнить о событиях 1510 года. Всего лишь за семь лет до этой славной победы. Когда, как говорит летописец, была отнята слава Псковская: «...и землю пустую сотвориша, и град наш разориша, и люди мои плениша, и торжища моя раскопаша, а иные торжища коневым калом заметаша», «И прислаша с Москвы гостей тамгу устанавливати нова, за неже [до сих пор] в Пскова тамга не бывала, безданно торговали». 300 лучших псковских семей — детей посадничьих, бояр и купцов – были переселены в Москву, а на их место «приехаша во Псков гости [купцы], сведенные москвини з десяти городов 300 семей, и начаша им давати дворы в Середнем города, а пскович всех выпроводиша из своих дворов в окольный город и на посад». А что творилось в псковских пригородах, мы можем только предполагать. И опять же, читаю, и нет русских, а только псковичи и москвини.
Конечно, Псков уже лет 50 имел определенную зависимость от московского князя. Поэтому, может, и некорректно говорить — произошел захват. Возможно, подходит более позднее слово — аннексия. А в учебниках пишут еще более корректно – присоединение Пскова. Но все же, почему одни захватчики, а другие нет? Где захватчики, а где защитники? Защита награбленного? Вот и получается, бояре дерутся, у холопов чубы трещат.
И только после событий этого похода литовцев 1517 г. Василий III в благодарность прислал псковичам большой колокол, который был повешен на месте прежнего вечевого. Взял рубль, отдал копейку.
Ах да. Все это не важно, главное – объединение православных земель. И в 1517 году православная земля, храмы православные были защищены от поганых латинян.
В первой Псковской летописи так и записано, что Острожский «...съ гордости и похвалою приходиша на государя нашего великаго князя вотчину, во Псковскую землю, на градъ на Опочку и отоидоша отъ града пострамлени съ великою победою, яко за его безбожье, что ходятъ разорити святыя церкви, православное христианство погубите; но Милосердый Царь промысливъ на православное христианство, на православнаго царя нашего великаго князя Василия Ивановича всея Pycи, посла милосердие свое и соблюде место своею милостью». А в «Степенной книге», составленной по инициативе духовника Ивана Грозного митрополита Макария, сообщается и о чудотворной помощи защитникам от преподобнаго чудотворца Сергия.
«Воевода же Василий Михайловичъ Салтыковъ всехъ людей, иже во граде, безпрестани укрепляя ихъ глаголаше: Лучше есть намъ умрети зде, нижели предатися Латыномъ».
Красочная картина сражения за веру православную. Даже, можно сказать, эпическая. Не щадя жизни своей. Против злобных «латинян». Все правильно. Но попадается в руки еще дореволюционное издание Ярушкевича «Ревнитель православия князь Константин Иванович Острожский». И удивляет заявленная цель автора: «...проследить шаг за шагом глухую борьбу за православие и русскую народность, оценить услуги православно-русскому делу наиболее выдающагося деятеля этой эпохи, кн. Константина Ивановича Острожского».
Оказывается, Константин Острожский – православный. Самый настоящий. И не абы какой. Нет, нет – не униат. Уния заключена намного позднее. Настоящий православный. Жертвовал монастырям деньги перед походами, строил церкви. Милости к православным, по заявлению самого короля, делались ради Константина Ивановича, который являлся ходатаем перед правительством за православную церковь. Благодаря его хлопотам, просьбам, ходатайствам было твердо установлено юридическое положение православной церкви в Литве. Всего, за время деятельности Константина Ивановича Острожского, православная церковь Литвы получила более двадцати грамот, расширявших и утверждавших её права. Еще более известен в борьбе за православие его сын Константин Константинович Острожский. Правда, успехи его были много скромнее, ему уже приходилось бороться с польским католичеством и против униатства.
Войну с Москвой Литва проиграла. Это повлекло за собой и поражение «русской» партии в Литве, и, в немного более позднее время, появлении унии. Представляется, что тогда и появился символ борьбы за веру православную в 1517 году и служил он инструментом оправдания всех жертв на благо государства Московского.
А вот записных защитников православия и их потомков не удалось уличить в каком-то особом отношении к религии. Сведений о воеводе Салтыкове вообще практически не осталось. Однако другой герой снятия осады – Иван Васильевич Ляцкий – оставил о себе громкую память. И в основном тем, что бежал в эту ненавистную Польшу к «страшным» латинянам. Происходил он из древнего московского рода Кошкиных-Захарьиных, был братом известных воевод. Да и прозвище свое получил от Ляцкого погоста Шелонской пятины, где получил обширные земельные владения при дележке бывших Новгородских вотчин, как раз в год присоединения Новгорода к Москве (1478). В общем, жил неплохо. Правда, вся жизнь в походах. Но все хорошо оплачивалось. Пока не поссоришься с хозяином. Так и Ляцкий по какой-то причине не ужился с Еленой Глинской, регентшей при ее малолетнем сыне Иване Васильевиче, в будущем Грозном. И бежал он к польскому королю и великому князю литовскому Сигизмунду, от войск которого и спасал Опочку в 1517 году.
Сигизмунд принял Ляцкого и прибывшего с ним князя Семена Бельского с большими почестями, наградил поместьями. На основании сообщенных ими данных Антон Вид составил первую карту России. Перебежчики даже убедили Сигизмунда начать новую войну с московским князем, утверждая о его плохом положении. Но польско-литовским войскам опять не удалось добиться успеха, и Сигизмунд потерял интерес к Ляцкому. Между тем потомки его сына Ивана Ивановича Ляцкого основали шляхетский род Ляцких, представители которого служили еще долгое время в Великом Княжестве Литовском.
Боярам московским и в то время было не особо важно, где жить, кому служить. Хоть в Москве ли, в Вильно, в Варшаве, иль даже в Куршавеле… Лишь бы не себе в ущерб.
Не только великий князь Литовский, но великий князь Московский был не прочь нанять выгодных для себя вельмож. То же произошло и с Острожским. Попав в плен в 1500 году после битвы при реке Ведроше, он, имея уже славу выдающего полководца после разгрома крымских татар, был в Москве сразу выделен из среды других знатных пленников. Всех заковали в цепи, гетмана же заключили в кандалы, руки заковали сзади и затворы залили оловом. В таком виде он был привезен в Москву, где оставался в течение года. Позднее попал в Вологду. И Герберштейн, и Курбский согласно свидетельствуют о весьма жестоком обращении с Острожским. Жестокость эта объясняется желанием московского правительства заставить литовского гетмана поступить на службу Москве. И в 1506 он дал свое согласие на московское предложение.
Константину Ивановичу был дан сан боярина, «назначены поместья и владения сообразно его сану», и от него взяли обычную заручную запись на верность Москве. В этой грамоте Острожский обязуется служить великому князю, не отъезжать от него ни к кому, даже к его братьям, во всем хотеть ему добра, чистосердечно и бесхитростно соблюдать его интересы; в противном случае – «...не буди на мне милости Божией и святительского благословения».
Острожский успешно охраняет московские границы от набегов татар, но когда обстоятельства складываются так, что ему придется сражаться против своей родины, он бежит. Похоже, что, в отличие от московита Ляцкого, у него оставалось чувство ответственности перед своим народом, а не только перед тем, кто ему платит. Вот и остался он в русских летописях «клятвопреступником».
Можете обвинить меня: «И все-то вам хочется опошлить, перевернуть с ног на голову». Это ваше мнение. Я же думаю, что историю нужно знать. Тогда, может, кто-то и задумается, приглашая представителей Белоруссии на открытие памятника поражению Острожского, которого многие называют историческим героем Белоруссии и Украины. А возможно, приглашенным чиновникам так же безразлична история, как и нашим. Чиновник – он везде чиновник. Лицо обезличенное. Вот и находятся в символической гармонии администрация района, да и города тоже, и вывеска, висящая напротив – на здании бывшей Белой гимназии. Она должна была бы напоминать о самом известном событии в истории Опочки, о назначении её губернским городом, но вместо этого является немым укором.
А история осады 1517 года интересна не только героическими заслугами, но и тем, как она стала пропагандой. И история эта является ярким примером, как победа чьих-то корыстных интересов представляется великой победой русского народа. Данную литературную традицию можно наблюдать хоть каждый день и сейчас на всех каналах отечественного телевидения.
Победа кого и над кем? И кто выиграл? Ох, опять вопросы... Надо быть проще. Победа русского народа на иноверцами-захватчиками. И нечего тут //знаниями хвастаться// народ путать.
Источники:
1. Володихин Д. М. Победа русских войск над польско-литовскими интервентами под Опочкой в 1517 году. Вестник ВГУ. Серия: История. Политология. Социология. 2016. № 3.
2. Макеенко Л.Н. Псковские купеческие генерации. Журнал «Псков» №18 2003 г.
3. Ярушкевич А. Ревнитель православия князь Константин Иванович Острожский (1461-1530) и православная литовская Русь в его время. Смоленск. 1896