Цикл
Гора Лопата. Бабуган-яйла.
Над морем облакам и тучам тесно.
Куда меня судьбина занесла
на этот раз? Узнать бы интересно.
Всех выше здесь под небом Роман-Кош
сюда я вхож – туристский клан экстрима.
Здесь заповедный край, он тем хорош,
что вид хранит нам девственного Крыма.
Цветет цикорий – побратим небес,
он в разнотравии плато не лишний.
Судьбой моей командует не бес,
но и, конечно, вовсе не Всевышний.
Дергач кричит в каких-то двух шагах
то коротко, то тянет ноту дольше.
Ещё не время перелётных птах,
но перепёлок на яйле всё больше.
Не зря парит часами крымский гриф
и вороны за ним кружат эскортом:
я здесь всегда найду с десяток рифм,
не новых пусть, но всё же не затёртых.
От белых скальных дух грибной пьянит
и сердце задыхается при этом.
Отсюда Ялты всем знакомый вид
мне кажется игрушечным макетом.
А на карнизе встал олень-самец.
Так воздух свеж, что, будто весь озон тут.
Над морем облаков и туч свинец
ползёт, как лава, тяжко к горизонту…
* Бабуган-яйла – всхолмленное нагорье, наиболее высокий участок
Главной гряды Крымских гор.
** Роман-Кош – самая высокая гора Крыма.
ВЕТЕР БАБУГАН- ЯЙЛЫ
Подумаю о Ялте, и строка
сверкает тут же в новой упаковке:
след реактивный нижет облака,
словно бельё для сушки на верёвке.
И, чтоб не показались вам малы,
все наши связи с богоравным небом,
весёлый ветер с Бабуган-яйлы*
ворвался в город, и запахло снегом.
Запахло ковылём, полынью, мятой
и снова снегом, талым и больным,
но с парусом, поникшим и измятым,
шла яхта в порт, неся названье «Крым».
Вдруг вздрогнул парус, ветер уловив,
напрягся, ожил он в одно мгновенье,
и вот уже весь ялтинский залив
покрылся рябью, пеною, движеньем.
Барашки побежали вдаль гуртом,
входила яхта в порт, меняя галсы,
и сейнер накренился всем бортом
в порту у пирса и к нему прижался.
А ветер гнал по улицам позёмку
окурков, листьев, прочей чепухи
и с лёту, проскочив морскую кромку,
затих совсем, ложась в мои стихи…