SeaSick... Again

Данко Далакруа
Олег, так его зовут.
Ему двадцать три года. Он молод. И вы должны его помнить. Как-то вы встречались с ним в маршрутке. Он сидел напротив мальца. И как считает Олег, он заплатил жизнью, чтобы помочь этому мальцу. Единственный по-настоящему добрый и искренний поступок привел Олега к тому, чего он так боялся и от чего так упорно старался убежать - к физической погибели. Однако вместо того, чтобы в полной мере умереть физически и отойти в мир иной, Олег, наконец-то, нашел искомое - он умер духовно.
Считая себя в глубине души мертвым, Олег покатился по наклонной в самую бездну мрака и черноты, что по сути могло бы быть одним и тем же. Лежа на холодном снегу в злосчастный вечер, вместе с парой литров крови он потерял все свои принципы, моральные устои и издержки воспитания, в общем, всё то, чем он так дорожил в прежней жизни.
Новое существование привело бедного Олега к новому бытию - из тихой и кроткой бездарности он превратился в мерзавца и подонка, для которого не осталось ничего святого.
Первым делом, вернувшись из больницы, Олег избавился от нагрудного крестика и сжег свою так некогда любимую икону. Никто не будет отрицать, что Бог наказал несчастного Олега за его грехи, он и сам этого не отрицал, однако никак не мог понять, что же с ним случилось, и это его ужасно злило. Но когда внутри  что-то надломилось, Олег осознал, что тот нож в его боку разрезал все нити, связывающие его с прежней жизнью, а значит, больше не было необходимости в вере и в хорошем поведении. 
После этого Олег начал врать. Боже, как же безбожно он врал. Ложь стала для него удовольствием. Доселе никто не ценил те моменты, когда он упорно молвил правду, и тогда до него дошло - зачем стараться, если в этом нет смысла? Действительно, к чему заботиться о чувствах других, когда можно соврать так, как тебе хочется?
Определенные грани поведения и допустимого для Олега были стерты его же кровью. Порою, когда невзначай так лежишь в почти бордовом ореоле собственной крови, возникают интересные вопросы, например, "как до этого дошло?" или "что я сделал не так?". В попытках найти на них ответы, ты в придачу находишь нечто другое - понимание определенных вещей.  И Олег понял. Не трудно догадаться, что вместо него в зимний вечер канула в Лету его совесть. С того момента он стал без какого-либо стыда использовать людей. Стоило только навешать человеку на уши макароны, как он был готов выполнить любую просьбу Олега. Разве можно упускать такую возможность, когда тебе уже нечего терять?
Давать ложные надежды, подставлять, предавать и делать больно другим стало для Олега обычным радостным делом. Разбить девчушке ее хрупкое сердешко, безжалостно поматросив и бросив ее? Всегда пожалуйста! Настучать на товарища ради собственной выгоды? С удовольствием! Покататься на чужом горбу, весело свесив ножки? Вне очереди!
В зеркальном отражении Олег видел мерзкого человечка, не вызывающего у него ровным счетом ничего. Он смотрел сам на себя и пытался понять, он ли это? Для него оставалось тайной - кого же он видел перед собой в амальгаме за стеклом? Когда-то он презирал и завидовал подобным людям, а теперь, сам став таким, презирал всех людей без разбору.
Когда-то Олег искал смысл. Помимо безостановочных попыток расправится с собой духовно, он неустанно пытался найти глобальный вселенский смысл, считая, что тот поможет ему жить, ответит на все его вопросы, да и вообще, изменит всё на корню. В этих диких поисках он набрел на простую истину, убившую в нём остатки чего-то светлого, может быть хорошего, - смысла попросту не было. Люди годами, веками и даже столетиями(!) искали то, чего на самом деле нет и никогда не было. Мелочные по своей натуре они придумывали себе разные и такие же мелочные, как и они сами, смыслы, считая, что так оно и есть. Казалось бы, какие-то великие или добрые дела несут в себе важную подоплеку, но на самом деле ничего важного нет. В этом и смысл, что смысла нет.
Кто-то рьяно уверован в том, что отправлять тонны еды бедным голодающим детям Африки - есть благо, праведный путь, ведь это, несомненно, хороший поступок, но только что такого это изменит? Суть людей? Чью-то жизнь? Да, возможно. Однако разве в этом есть прок? Люди мрут, как мухи. Даже овод во Вьетнаме более живуч, чем весь вид Хомо сапиенс. Человеки умирают десятками миллионов в год, и ничего, другие живут, и глазом не моргнув. Так какие же мелочные потуги действительно должны волновать в этом мире? Что должно волновать Олега?
Олега уже ничего не волнует. Его заботы минимальны. Он мертв внутри. Его страх умер, волнение превратилось в пепел, жалость испарилась. Стыд потерян, воспоминание о совести позабыто, мораль осталась в прошлом, сожаление тоже.
Бесспорно, Олег доволен. Он не испытывает лишних чувств и эмоций. Однако, в его груди есть пустота. Нет, она его не тревожит, не мешает его покою, просто мысли о ней, не покидают его голову. Что там должно быть, в груди?
Ступая беспечно по улице, Олег не знает, что завтра преподнесет ему судьба. Он весел и беззаботен. Ноги его мелькают по дороге, и взгляд направлен ввысь, к небесам, на которые он почти попал однажды. Тип-топ, тип-топ. В радости своей Олег запамятовал о важном. Время оказалось позабыто им, а это важная ошибка. И вот взглядом из воздуха вылавливает он того мальчишку, идущего ему навстречу.
Тот самый мальчонка, за которого он ненароком положил свою головешку на плаху. Все сжалось у Олеженьки внутри. Он растерялся вмиг. И сам себе он удивлен. Разве может быть такое, что он смущен и ошарашен в край. К такому не был он готов.
Малец тот, спасенный им однажды, заприметив его, спасителя своей очаровательной мордашки, заулыбался и засиял подобно солнечному блику. Олег попытался протереть глаза, но руки его не послушались и остались болтаться, как вермишелинки, внизу. Но сомнений не было - к его ужасу это был далеко не зайчик.
В нависшей тишине, стоя рядом, они смотрят друг на друга. В мальчишечьих глазах, смотрящих на Олега, всё та же благодарность, всё та же виднеется искра. Как и тогда, мальчик в непонимании - ему не дано понять, почему лицо Олега бледное, похожее на снег, почему он так напуган. И чтобы хоть как-то отблагодарить его, Олега, юнец протягивает ему конфетку.
Как много времени прошло перед тем, как Олег взял крошечный подарок, сделанный от всего сердца. Он боится. Боится принимать его, но еще больше боится спросить себя: "почему?", ведь ответ на этот вопрос он знает, хотя знать не хочет. Как быстро в одночасье рухнул уж в который раз хрупкий мир в Олеженой душе.
Мальчик, помахав, уходит, а Олег, путаясь в ногах, спотыкаясь и хватая ртом воздух, скорей бежит домой.
Как скоротечно время, и как незаметно мышки превращаются в собак с острыми клыками и порой добрыми глазами...
Олег ворвался в квартиру, подобно чему-то похожему на данное событие. У него не было на этот случай хорошего сравнения. Но зато был вопрос, который метался в его голове, подобно задыхающейся корове, той, что из-за застрявшего в горле яблока, как угорелая со стонами носилась по двору. Что же он упустил? Что?
Где же он допустил ошибку?
Еще секунда, и Олег, сжимая в руке злосчастную конфетку, бьет в доме все зеркала. Но разве это поможет его трагедии? Разве битье простых отражалок изменит что-то внутри него? Нет. Как долго в его груди не было ничего лишнего, как долго он не испытывал те мерзкие чувства, от которых он так избавился на радость? Они, вдобавок, как пламя внутри разгорелись, а все знают, что огонь любит трухлявые поленья, и ни для кого не секрет, что Олег внутри прогнил, как старый пень.
Его бросает в дрожь, его опять тошнит, и снова морская болезнь напала на него.
Есть только один выход и одно решение. Червяк не сможет полететь, пока не станет птицей; и вот Олег, разбежавшись, прыгает в окно.
Короткий миг полета в предсмертном страхе. И если всего на секунду задуматься, на ту самую секунду полета, то становится ясно, что умирать опять не так уж страшно...
 















И вот уже поздним вечером домой вернувшись, мальчишка тот встречает на пороге брата, и, пряча грустные глаза, тихонько не без грусти выдыхает:
-Джека больше нет...