Потрясение

Вера Никонина
—Меня сегодня Валентина Ивановна потрясла, – начала Светлана свой рассказ о событиях очередного рабочего дня.

Я приготовилась слушать, чем же Валентина Ивановна, скромная женщина средних лет, преподавательница кафедры, которую Светлана закончила и где теперь училась в аспирантуре, могла поразить ее воображение.

— Подошла ко мне и потрясла!
А, увидев мое недоумение, Светлана добавила:
— Взяла за плечи и потрясла. Чтобы бодрее держалась.

Я улыбнулась. Забавно, что произнесенную фразу восприняла я как слэнговое «потрясно», а вовсе не как простое физическое действие. Но и грустно. Не спроста ведь захотелось тетеньке-преподавательнице приободрить Светлану. Значит, не только я вижу, как тяжело ей приходится. И вовсе не из-за заумной темы диссертации, а из-за драматического события в ее личной жизни, из-за развода.

Увы, об этом знали и сотрудники Светланиной кафедры, и соседи по общежитию. Пять лет Петей и Светланой, сначала студенческой супружеской парой, а потом аспирантской, любовался весь факультет. Оба высокие, стройные, красивые. Светлана — смуглая брюнетка с яркими темно-карими глазами, большим ртом и пухлыми губами. Он — голубоглазый блондин с фигурой спортсмена. И вот теперь Петя увлекся студенткой. Тоже привлекательной, темноволосой и кареглазой, но настолько миниатюрной, что даже до плеча Пети она не доставала. Часто вечерами видела я этих чуточку смешных влюбленных за разговорами на диване, стоявшем в укромном уголке холла общежития. Наверное, Петя щадил Светланины чувства и, занимая с ней отдельные комнаты в одном, недавно еще семейном блоке, не спешил приводить туда новую избранницу. До конца аспирантуры оставался год. Обычно самый напряженный и интенсивный.

Именно тогда мы со Светланой и сдружились. Учились мы с ней на разных курсах, а познакомились, когда на первом году аспирантуры вместе занимались философией. Теперь к тому же жили бок о бок в общежитии. Как-то вечером я позвала Свету прогуляться. Такие прогулки вошли у меня в привычку, практически в любую погоду мы с приятелем-однокурсником после долгого рабочего дня в лаборатории мерили шагами Ленинские горы, за неспешным разговором отвлекаясь от аспирантских проблем. Но приятель уже отбыл к месту своей работы, и прогуливать мозги стало не с кем. Светлана составила компанию раз, другой, и вот уже почти каждый вечер мы шли «проветриться». Молчаливость Светланы на этих прогулках была вполне объяснима. Вызывать новую подружку на откровенность я и не думала, а тема Пети, вообще, никогда не поднималась. Но постепенно мы всё лучше узнавали друг друга.

Светлана была достойным представителем своей «сложной» кафедры, куда обычно девочек и не брали. Всегда логична, быстра в понимании тех рабочих вопросов, которые иной раз все же всплывали в разговоре. Но чаще мы с ней говорили о музыке, литературе, о житейских мелочах. Оказалось, что Светлана рано лишилась матери и вместе с сестрой жила в интернате, пока овдовевший отец пытался устроить свою личную жизнь. Издержки интернатского воспитания чувствовались. Но Света только посмеивалась над этим. Подумаешь, понятия не имела, что постельное белье надо гладить. Всегда ведь получала казенное, из прачечной интерната. Ну не умела готовить, но, выйдя замуж, она старалась чем-нибудь вкусненьким порадовать своего Петю.

В какой-то момент мы со Светой стали обсуждать и проблемы личной жизни. В ней я нашла человека, умеющего слушать и сочувствовать. О своей любовной истории она рассказала только однажды, и ее героем был не Петя. Уже после развода в последние аспирантские каникулы Света познакомилась в университетском спортивном лагере с молодым человеком, который в нее влюбился. Ей же пока романы были не нужны …

Аспирантура закончилась. Из общежития надо было съезжать. Я отправилась за сто километров от столицы в научно-исследовательский институт, а Светлане, хотя она тоже была его целевой аспиранткой, этого удалось избежать. Может, просто отпустили ее по доброте душевной на все четыре стороны, чтобы не оказалась она с Петей, таким же целевым аспирантом, и его новой женой в маленьком институтском поселке, где друг о друге все всё знают.

Светлана в отличие от меня могла рассчитывать на работу в Москве. Отец её жил в дальнем Подмосковье и не отказался после учебы снова прописать дочь к себе. А прописка решала всё. Светлана устроилась в столичном НИИ из разряда «почтовых ящиков», где зарплата выше обычной. Жить она стала в комнате своей, уже умершей бабушки. Вернее, в комнате дяди, который там был прописан, а проживал на «территории» жены.

Наша со Светой дружба продолжалась. Наезды мои в Москву были не частыми, изредка ночевала у Светланы. Поначалу на раскладушке, которую устанавливали в центре ее комнаты. Комната эта была в большой, и на удивление малонаселенной коммунальной квартире. Жильцов, наверное, распугали местные тараканы. В кухне и подсобках они встречались полчищами. Помню свою первую бессонную ночь у Светланы, когда беспрестанно сражалась с тараканами, на привычных тропах которых, вероятно, к их недоумению появилось раскладушечное брезентовое препятствие. В другой раз перебралась к Свете на бабушкину двуспальную высокую кровать с пружинной сеткой и металлическими спинками.

Все-таки чаще мы встречались в центре Москвы, гуляли, ходили на выставки, в кино. И говорили, говорили. Новостей было много. Одна из них меня встревожила.

— Я купила абонемент в институтский бассейн, – поделилась как-то со мной Света. — И увидела там того мужчину из спортивного лагеря, о котором тебе рассказывала. Он меня опекает теперь.

— Значит, вы начали встречаться! — воскликнула я.

— Ну что ты. Он же мне не нравится. Просто он не может не заботиться обо мне. Для него важно, чтобы я была счастлива. Вот и интересуется, как идут у меня дела.

— Но каким образом? — недоумевала я.

— Очень просто. В бассейне он, например, стоит на входе, проверяет у всех пропуска. Делает вид, что мы незнакомы, но я то сразу его узнала и отлично понимаю, зачем он здесь, — в голосе Светы почувствовались упрямые нотки. — И не говори мне, что я ошибаюсь.

— Света, но как он может проверять пропуска, если по твоим же словам он наш, эмгэушный. С образованием. И почему не подходит к тебе? — я попыталась выстроить какие-то логичные цепочки.

— При чем здесь образование? Он работает в такой системе, где возможности безграничны. Всюду может появиться. Я вот просто раньше тебе не говорила, но и в университет он приезжал изредка, садился со мной в один лифт, но никогда не заговаривал. Просто проедет до моего этажа, убедится, что у меня всё в порядке. И так до следующего раза.

Я не знала, что еще сказать. Постаралась перевести разговор в другое русло. И особенно не забеспокоилась, поскольку больше об этом странном, а скорее мнимом человеке Света не заговаривала.

Время летело. Встречаться мы стали реже. Обе пытались устроить личную жизнь. Светлана первая преуспела в этом. Она вышла замуж за инженера, имевшего небольшую двухкомнатную квартиру в ближнем Подмосковье. Он был старше Светланы, поселил её у себя. Света взяла его фамилию. Знакомить меня с мужем Света не стала, но к себе приглашала неоднократно. Она уже ждала ребенка.

Последний раз мы увиделись, когда у Светланы родился сын, и она сидела с ним дома. Я привезла полагающиеся в таких случаях подарки, полюбовалась на младенца. Разговор быстро скатился с обсуждения семейных проблем и радостей на тему, которая встревожила меня раньше.

— Знала бы ты, как рад тому, что у меня теперь есть сынишка, тот человек, о котором я тебе рассказывала, — с явным воодушевлением начала разговор Светлана.

— Значит, он снова появился в твоей жизни? — спросила я как можно спокойнее.

— Ну, он и не исчезал никуда. Просто не хотелось это обсуждать, ты ведь относишься к этому с недоверием. Я же чувствую. А он, в самом деле, любой облик может принять. Вот последний раз он приходил ко мне домой под видом педиатра, а до этого, когда я гуляла с коляской, подходил к нам переодетый женщиной. Я его всегда в любом виде узнаЮ.

Я промолчала. Все равно разумный ответ на вопрос, для чего нужен весь этот маскарад, не получу. Света же все больше увлекалась рассказом.

— Вот смотрела же ты фильм по Юлиану Семенову «ТАСС уполномочен сообщить». Там в последней серии нашему разведчику меняют с помощью грима лицо, делают из него другого человека, иностранного шпиона. Один в один. Вот и мой друг может превратиться в кого угодно…

Я с трудом дождалась момента, когда можно было распроститься со Светланой. А дома стала терзаться мыслями, как поступить. У меня не было сомнения, что Светлана психически больна. Но как ей помочь? От мужа, скорее всего, вся эта история о тайном поклоннике-доброжелателе тщательно скрывается. Писать ему письмо рискованно. Можно еще больше навредить Светлане. Я ведь совсем не знала этого человека. В Москве жила Светина младшая сестра Лена, но и с ней я не была знакома. Да и чем сможет Лена помочь, если она простая работница на заводе, типичная «лимита», приехавшая в столицу после восьмилетки. Вряд ли Света была с ней так же откровенна, как со мной.

Единственно верным решением я посчитала тогда просто выжидать. Как и прежде писала Светлане на адрес ее мужа, но ответ получила только на одно свое письмо. А потом Света замолчала. Какое-то время я успокаивала себя тем, что вот выйдет Светлана на работу после декретного отпуска, и на каком-нибудь очередном медосмотре (а в таких закрытых заведениях их проводили, наверняка, регулярно) врачи обнаружат у нее эту странную манию и смогут помочь. Тревога о подруге постепенно уменьшалась, я все реже думала о ней. А потом собственная личная жизнь закружила меня бурным водоворотом.

Спустя три десятка лет, вспоминая Светлану, я уже не могу объяснить себе, почему после нескольких месяцев, в течение которых Света не ответила ни на одно из моих писем, я не съездила в такой близкий от Москвы городок, а просто перестала писать своей подруге. Пугала болезнь Светланы, как пугает нас всё непонятное?

Легче объяснить другое. Почему, встречая изредка в своем институтском посёлке Петю и его миниатюрную жену, маму двух ребятишек, я только здоровалась с ними, не сообщая бывшему Светиному мужу о своей тревоге за нее. Я давно пришла к выводу, что толчком к Светланиному заболеванию был развод, событие, ставшее для общества уже рядовым, но способное потрясти хрупкую человеческую душу.