Наконец за мной приехала мать. Всю ночь взрослые вели разговор. Я часто просыпался, слушал обрывки фраз и тут же снова засыпал. Прощание было долгим, слёз женщины не жалели. Но вот к дому подъехал грузовик, из кабины вылез дед и проговорил:
- Оказию нашёл, я уже заплатил. Давайте обнимемся, и залазьте в кузов. В кабину по дороге сядет начальник. Вас довезут прямо до вокзала. Ты, внучек, не держи зла на сердце на непутёвых людей, что тебе бабушка советовала, исполняй, не рассказывай никому, что узнал. Слушайся маму, пробивай свою дорогу в жизни. Мы рады видеть тебя в любое время.
Поцелуи, слёзы и поднятая рука бабушки, крестом перекрестившая наш отъезд. И только тряска в кузове машины стала приводить меня в чувство. Уже отъехав от городка приличное расстояние, я вдруг прозрел:
- Мама, а велосипед мы же забыли…
- Да Бог с ним, с велосипедом, сын. Если надумаешь приехать к старикам на лето, а он тебя ждёт.
Я как только подумал о приезде в этот городок, меня пробил озноб по всему телу, а в мозгу высветилась мысль «Нет, сюда я уже не приеду никогда.»
Ехали мы ходко. Интересно было наблюдать за густой пылью, которую поднимала машина. Мне казалось, что Чёрный Змей Горыныч гонится за нами, а мы улетаем от него на ковре-самолёте.
Наконец и пригород областного города. Шофёр сбавил скорость, и мы подкатили к вокзалу. Откинув задний борт машины, могучий дядька помог маме спрыгнуть на землю, а я быстро подал наши вещи.
- Ну, прощавайте, ваш отец заплатил, счастливого вам пути. – И машина урча поехала по своим делам.
А мы, конечно, направились к железнодорожной кассе. В те времена транспортировка по железной дороге представляла определённую трудность, видно в послевоенные года явно не хватало подвижного состава, поэтому в кассе мы купили билеты в общий вагон без указания места и только на следующий день.
- Ну, что сын, пойдём в город, поищем, где бы покушать, да и о ночёвке надо подумать.
Покушали в какой-то затрапезной забегаловке под названием «Столовая №3» Ночевать за полтора рубля пустила неразговорчивая тётка, которая постелила разный хлам на веранде. Хотя осень и была тёплая, но ночью мы с мамой промёрзли основательно.
Плохо выспавшись, утром зашли в другую столовую, которая находилась в центре города и поели свои, собранные бабушкой, припасы с удовольствием. Побродили по городу, сходили в кино и посмотрели знаменитый трофейный фильм. Во второй половине дня отправились на вокзал. Серое, невзрачное, с облупившейся штукатуркой здание «приняло» нас в свои объятия. Нашли свободную скамейку, и только расположились, как маме пришла мысль:
- Нет, сын, пойдём, поищем наш поезд.
Хотя до отправления оставалось где-то около двух часов. Ну что, надо так надо. Подхватили наш небольшой багаж и вышли на перрон. И тут попали как в муравейник: люди снуют, спешат, толкаются, задевая друг друга мешками, чемоданами, носильщики то и дело орут во всё горло: «С дороги! С дороги!» На наш вопрос «На каком пути стоит такой-то поезд?» один ответ: «А чёрт его знает!» И только один человек интеллигентного вида мужчина остановился и деловито предложил:
- А вы обойдите вот этот состав, и за ним вроде бы ваш поезд.
Только я хотел под вагон, этим самым сократить путь, мама еле успела поймать меня за пиджак.
- Ну, куда спешишь, рано на тот свет, разве можно под вагон залазить, а если тронется поезд.
- Нет, мама, он ещё долго не тронется, а так быстрее.
- Не надо нам быстрее, давай пойдём-ка вдоль состава.
И вправду. Обойдя стоящий на путях состав, мы сразу вышли к своему поезду. Народу у поезда было немного, и я сразу возразил:
- Мам, мы могли бы посидеть ещё на вокзале.
- Ладно, залазь, и шагай в вагон.
Только открыли тамбурную дверь и поняли, что наш вагон забит, как селедью в бочке. Мы идём по вагону, перешагивая через мешки, чемоданы. Найдя свободное место, пытаемся сесть, сразу же раздаётся крик: «Это место занято!» И правда, тут же подбегали люди, садились на эти места. Вот уже и конец вагона, а свободных мест так и нет.
- А вы залазьте на третью полку, - советует нам тётка, полный рот у которой забит варёным яйцом, - а то и там скоро не будет свободно.
Мама посмотрела на меня:
- Ну, что, сын, а говорил, рано идём на посадку. Вот тебе и рано. Давай, залазь.
Я, как обезьянка, забрался на полку, а там… уже чьи-то вещи.
- А ты, малец, отодвинь их, это же вещевая полка, - советует тётка, давясь сухим яйцом.
Отодвинул, улёгся и тут же заснул. Ехали трудно в переполненном вагоне: то я лежал на краю полки, то мама залезала, а стоял в проходе.
Но наконец наш родной уральский городок. И вот мы дома.
Вечером, сходя в городскую баню, как раз был мужской день, я уже как взрослый самостоятельно хожу в баню, чистый, в чистой постели меня прямо так и распирает спросить маму о поездке на север к дедушке и бабушке. Мать, когда услышала этот вопрос, почему-то стала строже и каким-то чужим голосом спросила:
- Так что там рассказывала бабушка?
- Мама, бабуля мне столько много рассказала – теперь я знаю, кто такие кулаки, и почему их раскулачили.
- Ну и что ты знаешь, расскажи.
- Кулаки, мама, - это труженики, которые умеют делать всё-всё. А раскулачили их потому, что бездельникам и лодырям завидно стало, что люди живут в достатке. Вот они и ополчились против людей труда. И, выходит, эти бездельники победили. Но бабушка сказала, что справедливость всё равно восторжествует.
- Знаешь, что, сынок, ты эти рассуждения забудь и ни с кем не делись своими мыслями, а то наживём себе большое горе.
Сидя на краю моей кровати, мать положила свою руку на голову, погладила и говорит:
- Я ведь, сын, вступила в партию и не могу принять твои высказывания. Ленинское учение говорит совсем по-другому. Нас сейчас по политэкономии знаешь, как гоняют - читаем труды Ленина, Карла Маркса, конспекты пишем.
- Мама, и бабушка меня уж сильно предупреждала, чтобы я держал язык за зубами, так что я тебе даю честное сыновье слово, что никогда и ни с кем на эту тему разговаривать не буду, только с тобой. Мама, расскажи, пожалуйста, как вы ездили на север к дедушке. Я ведь, по словам бабушки, был совсем кроха.
- Да, сын, ты прав, тебе тогда было восемь месяцев. Твой отец долго уговаривал меня съездить к отцу и матери на смотрины. Уж очень ему хотелось показать тебя им. А я была молодая и не представляла той опасности, которая поджидала нас.
Доехали до ссыльного посёлка вроде бы не плохо, если не считать последнего отрезка пути, который надо было преодолеть на длинной плоскодонной вагульской лодке, её надо было толкать против течения шестами. Хозяин лодки, коренной вагул, и твой отец, стоя по бортам, длинными шестами упирались в дно быстрой горной реки. По метру проталкивали плоскодонку через стремнины, пороги, а в основном вдоль берега. И каких-то тридцать километров пробирались двое суток.
- А я как вёл себя, мама?
- А ты – само спокойствие: начмокаешься грудного молока и спишь себе на свежем воздухе. Но всё обошлось благополучно. Добрались до определённого места. Нас ждали. Уж не знаю, как они узнали, что мы должны приехать именно в определённое время. Шли до дому тайгой, а вагул остался нас дожидаться в обратный путь.
Поздно вечером, крадучись, пробрались в дом, где жили твои дедушка и бабушка. Дом был справный, под железной крышей, крытый двор, а в стайке стояла скотина. Зайдя в хату, обратила внимание на приготовленное угощение – стол «ломился» от всяких вкусностей. Я ещё грешным делом подумала: «Вот тебе и ссыльные!» Чего тут только нет: и мясные пироги, соленья, уха из хариуса, а эта рыба водится в горных речках, это я уже потом узнала. Но ты был «гвоздь программы»: то дед тебя улюлюкает, то бабушка, вся сияющая от счастья, с тобой возится. Ну, вообщем, родственная идиллия. Единственное неудобство – это нельзя было выйти на улицу. Мы ведь находились на территории, запретной для посещения, поэтому долго не гостили и уже на второй день нас ночью привели к месту, где ждал нас тот же самый вагул-лодочник. Первый же его вопрос был:
- Хоросо погуляли? Да?
- Да, хорошо погуляли, друг, давай сплавляться побыстрее, чтобы не попасться на дурной глаз.
Распрощались. Утерли слезу, мужики оттолкнули каною на середину реки, и лодку подхватило течение и понесло со скоростью поезда. Мигом стоящие на берегу дедушка с бабушкой пропали во мгле. Отец так и просидел в лодке около нас, потому что вагул ловко сам управлял лодкой и что-то напевал, прищёлкивая языком, иногда приговаривая: «Скоро будем, будем скоро на месте». А плыли мы на первую пристань, от которой начинают ходить речные маленькие пароходики с большой трубой, из которой вырывается с чёрным дымом сноп искр. По бокам пароходика – колёса, которые своими лопастями и толкают судно по воде.
Плыли всю ночь. И только к утру добрались до пристани. Рассчитались с нашим лодочником. Отец и говорит:
- Давай, Маруся, вон туда пойдём – за сарай. Там и подождём.
Взяли вещи, их немного, в основном, это твои пелёнки с запасным одеялом да сумка с провизией. Расположились от глаз подальше. Я сходила на пирс и в маленькой будке купила билеты на пароходик. Отец как чувствовал, что грядёт беда, и она пришла. С приходом парохода мы уже стояли на пирсе. Подходила наша очередь, я подаю билеты. И тут быстрым шагом подходят двое военных и сразу - к отцу. Геннадий как-то молниеносно сунул мне паспорт в руку и быстро проговорил:
- Не волнуйся, садись на пароход, я скоро буду.
- Гражданин, а гражданин, пройдёмте с нами.
И двое военных взяли его под руки. Геннадий без слов разворачивается и делает быстрые шаги с пирса, как бы уводя за собой этих людей от меня. Маленький человек в грязной тельняшке, выполняя роль контролёра, спрашивает:
- Ваш билет?
Подаю два.
- А где второй пассажир?
- Сейчас. Поговорит со знакомыми военными и придёт, – уж очень спокойно отвечаю я.
- Проходите.
Второй матрос, стоявший в стороне, подхватил сумки и помог донести до нашего маленького купе. Я тебя уложила на деревянный топчан, а сама поднялась на палубу и смотрю. Вот Геннадий в сопровождении военных идёт к пролётке, запряжённой чёрным воронком. На передок садится один, с Геннадием – другой военный. Геннадий поднял руку, не оборачиваясь, видно знал, что я волнуюсь и смотрю за ним. Пролётка лихо покатила по песчаной дороге в гору и скрылась из глаз.
Пароходик дал один гудок - это, как мне объяснил стоящий рядом мужчина, предварительный. Отправляться будет после двух гудков. Я стою сама не своя. Сердце моё вот-вот готово вырваться из груди. Что делать? Как быть? Я с ребёнком на руках. Кроме двух паспортов больше ничего нет. Все деньги - у Геннадия. А с ним что будет? Слёзы застилали глаза, рыданье вот-вот вырвется наружу. Раздаётся гудок парохода на отправку. И тут на пригорок выскакивает пролётка. Чёрный вороной жеребец несётся во всю прыть, поднимая клубы дорожной пыли. Пролётка лихо останавливается у причала, и со вторым пароходным гудком матросы уже взялись за сходни, чтобы поднять их на палубу. Геннадий с разбега перепрыгивает уже образовавшуюся водную полосу, забегает на палубу, совершенно спокойно оборачивается, показывает на коня и, чтобы всем было слышно, громко говорит:
- Какой скакун! Помог мне выиграть пари, что я успею. Смотри, красавец какой!
А конь, и вправду, - красавец выгнул лоснящуюся шею дугой и бьёт копытом по земле, клочья травы летят по сторонам.
- Да! Картинка! – говорит мужик, который рассказывал мне про гудки парохода. Геннадий наклонился, поцеловал меня в ухо и тихо так говорит:
- Ты, Маруся, молодец, не выдала себя, а сейчас иди к сыну и ничего не бойся, а я до первой пристани побуду на палубе. На деньги! – и подаёт узелок из платка, где у нас хранились деньги. – Если будет опасность, то я – в воду и вплавь на берег, но вас я не оставлю.
Спустилась в свою каморку, из кувшина обмыла своё лицо, и сразу пришло успокоение. Через час пароходик пристал к пристани. Я взяла тебя на руки, а ты спишь и что-то во сне булькаешь губами. Я тебе так тихо и говорю:
- Засоня ты мой, чуть не проспал отца.
Подходит Геннадий, берёт сумки, и мы уже на пристани. До железной дороги добирались, наняв извозчика. И только, когда расположились в поезде, Геннадий рассказал, что карательные органы, по всей вероятности, знали кого надо проверять. Отведя в сторону, потребовали паспорт. На отказ – обыскали. Не найдя никаких документов, повезли на разбирательство. Геннадий рассказывает, что он рассчитал, на какое расстояние можно отъехать и вернуться к отходу пароходу. Выбрав момент, сначала столкнул находящегося рядом воина, а затем «досталось» и сидящему впереди на облучке. Удачно перехватил вожжи, с конями Геннадий с детства знаком, поэтому лихо развернул ходок и, обдав скакуна хлыстом, пустил его в галоп. За поднявшейся пылью Геннадий слышал крики, стрельбу, но конь «раскочегарил» такую скорость, что расчёт оказался точным, и отец избежал ареста.
И эта история тоже не подлежит огласке, сын.
- Мама, у меня как в могилу!
- Верю тебе, поэтому и рассказала.