Навстречу розам

Юрий Мещаненко
                       ARMARIUM BOHEMICA


                                 Miscellanea


Литературные переводы Юрия Владимировича Мещаненко



Богумил ГАВЛАСА
ОМУТ
Роман
Издание второе
Типография Йозефа Л. Швикала
Млада Болеслав
1918
Страниц всего: 290


 
                Богумил ГАВЛАСА

                НАВСТРЕЧУ РОЗАМ

                Черноморские зарисовки

                (Стр. 245 — 254)



245


В Тифлисе,
начало апреля


   Очаровательные луга Богемии и Моравии едва улыбались зеленью под первыми теплыми лучами скудного мартовского солнца, когда наш поезд отправился на границу; морозный ветер проносился над суровой серой землёй Галича, а русское приграничье приветствовало нас белым покровом.

— «Второго апреля», — думаю.

— «Подволочиск», — говорит кондуктор, и

— «...идёт снег!» — добавляет попутчик в моём купе, открывая окно.

   Исчезли добродушные чешские лица, далеко уже луговая Хана с моравским онемеченным населением, польские евреи, непролазная грязь Галиции; и после чешско-польского мира с онемеченным мышлением — одинокая русская станция с великолепной table d'hоte* и только русской речью.

   Пролетело три часа. Мы уже в Подолии. Я её видел под снежным покровом, но всё же нашел прекрасной. Решающие впечатления производят её холмистый ландшафт, украшенный чудесными лиственными лесами с тихим, спокойным характером, с чистыми и элегантными вокзалами. Летнему отдыху в Подолии можно позавидовать, если иметь в виду пейзаж. 

   Наверное, потому что меня очаровала Подолия, мне было скучно в Бессарабии.


246


   Бессарабская степь, которой я восхищался летом, смотрела на нас неприветливо.
   
   От снега здесь не было и следа, но только промозглый северный ветер, дующий с далёкой равнины, седой и пустой, как безнадёжность, промораживал до костей.

   И тот же самый промозглый ветер Бессарабии сопровождал нас и в Одессе, с ее прекрасными, до однообразия похожими, бульварами. 

   Одесса — часть Парижа, которая перенесена русской мыслью и трудом на берега Чёрного моря. Но холодный это Париж.

   «Императрица» несла нас по чёрным волнам Понта Эвксинского в направлении торпед и крупповских пушек.

   Зелёные купола Одессы, её гордые общественные и торговые здания, пышный дворец Воронцова, Ришелье на набережной Николая Николаевича с английским артиллерийским ядром в память о 1854 годе, застрявшим в теле колонны, оборонительные редуты и насыпи, смесь тридцати народов, роящихся в Одесском порту, исчезали, теряясь за горизонтом; через три часа мы не видели уже ничего, кроме тёмно-синей глади моря. 

   Напоследок морозный ветер из Бессарабской степи обдал нас ледяным дыханием на палубе «Императрицы»; и это единственное напутствие — ледяной поцелуй Европы — позади. И от века русский вопрос о Понте Эвксинском сотрясал весь мир дыханием северного ветра. Он загонял путешественников в каюты и под палубу; на палубе едва ли можно было обнаружить четыре-пять человек, закутанных в меха и пледы. Это бодрит молодых людей, которые, как везде и всегда, интересуются друг другом с первой встречи на корабле, которые проявляют свой интерес сначала прогулками по палубе, потом дружелюбным вопросом, потом доверительным разговором.

   Есть люди, которые имеют право на подобную забаву, знают с первого взгляда, что каждый из них принадлежит к иной стране, и поэтому не спрашивают откуда, кто он, кем он и куда направляется.


247

 
   Красивая брюнетка, с южной смуглой кожей, спрашивает с улыбкой:

— «Первая остановка Евпатория, пристанем завтра; Вы будете до этого времени в нашем обществе?»

— «Буду счастлив», — звучит мой ответ. И знакомство состоялось.

— «Где наша первая станция, мадам? Она Вам нравится?» — спрашивает рядом мужской голос.

— «Евпатория, сударь!» — знакомство началось.

   У общего стола за обедом знакомство полное. 

   И взаимные знакомства эти продолжаются между ста пятьюдесятью путешественниками разных классов и самых разнообразнейших народностей.

   Целью моего письма не является описание  жизни на «Императрице», поэтому о ней помолчу.

   Подчеркну только, что я, к своей немалой радости, встретился на корабле с черногорским воеводой Дьяковичем, с которым я хоть и не был знаком с Черногории, но который хорошо знал всех знакомых мне капитанов. Ему была известна и юмористическая история моего ружья и бокельского капитана Рада Райковича.

   Он ехал с посланием в Керчь.

   Утром возвращалась «Императрица» к русскому берегу, приближаясь к Крыму.
   Издали виден оборудованный пирс у низкого берега.

   И вдруг зазвучало изо всех уст:

— «Глянь, Евпатория!»

   Слова эти означали: 

— «Это Восток!»

   Низкие, комфортные русские домики; тихий, чистый, но всё же неопрятный город — Евпатория!

   В тот же день прозвучало:

— «Смотри-ка, Севастополь!»

   Мёртвый город, могила сорока тысяч русских воинов, мёртвый город, который стал причиной большой ссылки царя Николая, который по преданию, распространённому на Руси, отравился, оставив только один завет: 

— «Отомстить Австрии, Франции и Англии!» 

   И завет этот, по мнению русских, был путеводной нитью князя Горчакова в политике минувших лет. Германия наказала Австрию и Францию, всё это Россия могла своим выступлением предотвратить. 

  Остаётся теперь — Англия!   


248


   Северный ветер на побережье Крыма потеплел; погода всё же была до полудня зимней и неприятной. Пополудни исчезло 
низкое побережье и южная горная полоса всё романтичнее обнаруживала себя.
   Пустой холмистый край исчезал, за его сухопарностью появился восхитительный южный берег Крыма, с заснеженными холмами наверху и с побережьем, густо поросшим буйно цветущими кустарниками. Облачность, однако, преобладала всюду. По-прежнему, сохранялась дождливая погода — до вечера.

   А к вечеру «Императрица» вошла за барьер гор и сразу, как по приказу, утих ветер, исчез холод и наступили прекрасные летние шумавские сумерки.

— «Ливадия — Ялта!»

   Вот она — сказка. Знаменитая Ливадия, волшебная Ялта!

   Был день 7 или 8 апреля.

   Ещё было пасмурно и волшебная рука природы лежала неподвижной и холодной на снежных великанах над морской гладью, которая мне казалась безжизненной.

   Я нашел пейзаж красивым, и, ещё не видя его в полном расцвете, признал, что своим великолепием романтики Ялта превосходит многие области Альп.

   Восхищаясь Ялтой, пишу ей дифирамбы.

   Солноград, например, расположен в великолепнейшем прекраснейшем романтическом окружении. Но здесь нет моря и нет южных цветов, и нет знаменитых ароматных вечеров Ялты, полных покоя и красочности, нет чистого неба Ялты и её приятного климата. Солноград — это романтика готическая, Ялта — современный ренессанс; альпийские красивейшие области сотворены ради удивления, Ялта тоже, но, главное, ради комфорта.

   Только некоторые части на Женевском озере с несравненною красотой савойских Альп, особенно Монтрё**, имеет много общего с Ялтой: водная гладь, и лёд, и южный воздух, и небо, но теряет при сравнении, потому что Ялта богата со всех сторон.


249


   Если сравнивать их красоты по отдельности, Ялте не достаёт панорамы и пейзажей адриатического моря и альпийских стран, и всё же в общем обилием красоты превосходит их.

   Ялта — это салон природы. Здесь есть всё; где-то все это проще, но разбросано.
 
   Известно положение Ялты.
   На склоне горных великанов, творящих огромную дугу, расположилась амфитеатром на террасах, от морского берега всё выше и выше. Взору зрителя Ялта предстаёт картиной на стене.

   На левой стороне — от моря — знаменитая тень Царского Села, царский летний дворец: Ливадия.

   Всё широкое пространство на этом крыле романтического побережья, в тени лесов, английский парков, французских аллей, в восхитительных садах с сотнями террас, башен и павильонов царского летнего дворца окружают виллы российских богачей.

   Человек нашёл здесь чудо природы и к ногам этого чуда возложил драгоценные камни. Не все художественны, но все прекрасны.

   Наш пароход только поздним вечером покидал здешний открытый порт. Я обещал Вам от Ялты много большего, но правда, когда мы опускали её, она была волшебной.

   Горный склон затянула дымка и из сумрака этого светят на палубу тысячи огней из окон окольных домов.

   Было это  прекраснейшая иллюминация, которую я когда-либо видел. Представьте себе волшебнейший пражский вечер и город, здания которого рассеяны не менее мили в окружности.

   От самого моря вздымаются они все выше и выше по обе стороны долины, в тени тёмных в ночи гигантов, а из каждого здания приветствует вас несколько светящихся окон.

   И не слышно ни малейшего ветерка, никакого шума — живая мечта.

   Гудок парохода — и мечта эта исчезает на Ваших глазах.

   Ялтинская Ливадия зеленеет и цветёт три четверти года, жаль, что не зеленеет и не цветёт всегда, постоянно, да что там, вечно! С ней опустил нас и волшебный тёплый вечер; мы очутились теперь уже в краю, где промозглый ветер не имел силы, где был приятный климат.

   Побережье отсюда начинается гористое, интересное, и становится низким, позже, постепенно, вероятно всё же только для того, чтобы


250


быстрее настроить нас на встречу с темными облаками, которые видны на горизонте уже от Керчи, великолепной русской крепости на подъезде к зелёному Азовскому морю.

   Облака эти — снега хребтов Кавказа.

   Керчь — хоть и открытый порт, как и все порты не Чёрном море, но один из лучших. По фарватеру нас провёл капитан крепости к пристани.

   Город состоит из низких, комфортных домов с зелёными куполами и крышами, азиатских базаров и населен жителями десятков национальностей, но это особенность всех черноморских городов.

  Воздух Ялты и Керчи снял последние меха и плащи с плеч путешественников. Край вокруг зеленел; на деревьях лопнули почки. Зима здесь царствует мягкая, весна приходит одновременно с нашей весной; зато быстро, за ночь, как мне рассказывали, изменяется в теплое, и более плодотворное лето.

   И это лето, первые следы которого я увидел в Новороссийской Анапе. Отсюда владычествует огромное кавказское погорье, которое по высоте соревнуется с Альпами. Вступив впервые на отроги первого же холма черноморских гор Кавказа, Вы сразу убеждаетесь в красоте страны, о которой больше всего в мире рассказано, а, если не больше, то поэтичнее.

   В Новороссийске спокойный, у берега свободный от деревьев, пустой пейзаж, но мне показалось, что-то необъяснимо манит на этот берег.

   Свежий воздух привёл меня в восторг. 

   Формирование ландшафта здесь приобретает новый характер.

   Возникает загадочность: человек подозревает тайну, которая здесь начинается, дикое желание перелететь, пережить романтическое приключение. Малонаселенная область, мир,  обещающий свободу, процветание и изобилие, тянет человека в ту чистую равнину, за зеленым холмом.

   Однако это невозможно...

   Был русский крестный ход, когда мы бросили якорь в Новороссийске; колокола крошечного города гудели торжественно в морской дали.


251


   Я знал, что в Новороссийске и окрестностях найду своих земляков — здесь поселилось много чешских семей, но я должен плыть дальше.

   Прибрежные горы становятся всё интереснее и импозантнее.

   Постепенно взору открываются заснеженные горы Кавказа и снова великолепная панорама отступает все дальше и дальше, на задний план.
Побережье приобретает все более зеленую окраску, больше чем Вы ожидаете, солнечные лучи становятся все более чувствительными.

   Мы приближались к тёплому поясу, южному климату, мы плыли навстречу теплу, зелени, цветам, летней погоде.

   И, если в Ялте и Керчи радовали нас только начинающие зеленеть травы, то здесь нас манили лиственные деревья.

   Мы видели Пицунду, где бывал и Питус, мы повидали и Сочи.

   В краю, поросшем буйной растительностью, мы продлевали себе весну, в приятной тени прекрасных, невысоких гор, прорезанных сотнями глубоких непроходимых перевалов, залитых турецкой, русской, черкесской кровью, и поднимающихся выше и выше, до размеров исполинов.

   В этих волшебных местах, каждое из которых охватывает человека негой, путешественник ожидает встретиь только рай и удовольствия, и не обращает внимания на тёмные тени истории с опасной лихорадкой, набирающей силы в луговых болотистых зарослях и борах побережья.

   Турки пожертвовали тысячами жизней за господство в этом краю, потом русские, и если Вы возьмёте в руки английские и французские путеводители, можете прочесть в них:

— «Русские принесли в жертву здесь больше воинов, чем край насчитывает населения. И, несмотря на это,  никогда господами на черкесской земле не будут».

   Но посмотрите, на всём Кавказе сегодня правят русские, к счастью земли этой.
 
   А сейчас, сейчас — розам навстречу.

   Через тридцать часов после нашего отъезда из Новороссийска «Императрица» бросила якоря в роскошной бухте на фоне гор.

   Когда-то эта местность называлась «змий в розах». Русские поубавили змию немного яда, но розы ему оставили. Город поэтому несёт название «Су хум» — «его змея»: и заставляет меня вздрагивать.


252


   Смерть и горе тысяч людей. Бывшей Диоскурии уже нет, Сухум Кале также, сегодня здесь — русский Сухум.

   Диоскурия оставила нам в память небольшие развалины, Сухум Кале — ничего; каждое здание здесь — новое. Здешние горцы в минувшем десятилетии были опаснейшими и храбрейшими неприятелями русских. Черноморский казак их покорил.

   Это прошлое Сухум. А какова его современность? 

   Но что Вам до иных времён, когда сойдёте с парохода, дрожа до сих пор от воспоминаний об одесском морозном ветре, подольевской зиме, галицкой гололедице и о пасмурных Моравии и Чехии? Вы не спрашиваете об иных временах или о будущем этого великолепного города, не расспрашиваете ни о чём, как только увидите цветение, зелень, лето! Спокойное море тихо шуршит морским песком, а от берега дышит Вам навстречу  «Павловна Империалис» своим опьяняющим ароматом.

   «Царевна Павловна» со своим синим цветком наполовину увядшим, это дерево тропического аромата, которое в тёплом климате Женевы впервые расцветает в середине июня, а в Праге, где-то, кажется, на Стрелецком острове есть один экземпляр, который начинает распускать цветок в июле.

   А в Сухуме 9 апреля уже отцветает. Около неё — стройный кипарис во всей своей художественной зелени. Шаг дальше — глядь, целый ряд роз в полном расцвете! С восторгом бросились мы к ним и начали рвать с северной алчностью. Нежные розы цветут здесь целый год, постоянно. Оглянитесь в городском саду.  Вот рододендрон в полной красной свежести, олеандровая аркада в цвету, пион огромных размеров и другие розовые редкости; по сторонам желтые цветущие кустарники азалии и камелии, в первый раз месяц назад зацветшие. 

   Я обокрал Сухум на один из двух последних огненных цветков камелии. Какой это цветок!

   Высокие газоны украшены пятью красками, а юг уже простирает над ними молодые свежие веточки.


253


   Вы можете увидеть едва раскрывшийся цветок индийских священных деревьев; пять видов кипариса; тропическое редкость: кипарисовидный веллингтон; вот магнолия, буйно разросшийся кактус, банан райский, бамбук, огромная изобильная агава; два вида пальм, лимон, святой хлеб, сосна обыкновенная, ливанский кедр, оливковое, фиговое дерево, и дерево, которое называют пугалом лихорадки. Половина этих растений здесь только недавно акклиматизированы, но растут в садах и на огородах, как у себя на родине.

   В лесах найдете здесь вкуснейшие каштаны, грецкие орехи, ясень, дуб, несколько видов деревьев с ореховыми вкусными плодами, томатное дерево, азиатскую липу. Повыше на склонах: ели, несколько видов лавров, кипарис, виноград отличного качества, заполоняющий леса — искусственно его местные жители не выращивают — это и есть абхазский лес, в красочном мире которого бродят шакалы, кабаны, косули, олени, волки и медведи. 

   Вот такой он, Сухум.

   В тесной близости у моря, с самыми приятными, со вкусом построенными русско-восточными домами с балконами. Свежестью дышит из глубин выше и выше поднимающихся великолепных горных лесов.

   Одновременно с морем очаровывают своей зеленью изрытые пещерами горы, и всё это овевается прохладным ветерком и принадлежит Сухуму с его волшебным цветением.

   Небольшая речка протекает городом, и на её берегу поёт русский воин. Сегодня здесь преобладают военные.

  Русские и армянские купцы Сухум покинули, опасаясь войны, в их складах вповалку спят русские пехотинцы и казаки, веселая, добродушная ватага.

   В пасхальный вторник она развлекала нас маскарадным парадом и полковым оркестром, а на берегу исполнялись поппури из чешских народных песен, так как «Шлы панэнки», «Нэ пуйду дому», «Мораво» и т.п. в русских войсках давно прижились.
 
   Акклиматизация этих песен наиболее очевидна в Тифлисе, где по всему городу распевается «шлы панэнки» самым удивительным чешским языком на свете.


254

   
   Популярная песня чехифицирует таким образом армян, грузин, татар и русских.
   
   Заканчиваю. 
   
   Я вёл Вас только до набережной роз. 
   
   А в Сухуме можно мечтать о её нежном аромате и целый год, но я не имею прав и времени искать розу на берегу седого Риона у Поти, последней черноморской станции.



                Конец



                Примечания переводчика



*table d'hоte (табльдот) — хозяйский стол (фр.) тип меню с единой комплексной ценой для общего обеденного стола в пансионах, в гостиницах, на вокзалах и т.п.

**Монтрё — город на западе Швейцарии, в кантоне Во. Расположен на берегу Женевского озера, в центре винодельческого региона. Климат мягкий, в силу близкого расположения озера с одной стороны и альпийских гор — с другой.


                * * *