1949-ый год. Это год, в котором я впервые осознал своё существование. Это год, в котором запомнил себя дважды - весной и осенью.
Для страны это был четвёртый послевоенный.
Детская память свято хранит фрагменты того времени.
9 Мая. Официально страна ещё не отмечает День Победы как Великий праздник, но люди...
Двор ликует с накрытыми столами. Играет патефон. Поют и танцуют, плачут и обнимаются соседи...
Страна поднималась из-под обломков. Разрушенное восстанавливали не только своими силами. У нас работали и военнопленные.
Однажды маму поставили сортировать стеклянную посуду. Целые банки и бутылки она складывала в пустые ящики, битые сбрасывала в отдельную кучу.
Неожиданно появился парень. Я хорошо запомнил на нём военную одежду, не похожую на одежду моего отца. Тогда все донашивали армейские одеяния. На худом теле парня шинель казалась вещью с чужого плеча. С большим любопытством я разглядывал его высокие ботинки, которые отличались от наших боковой шнуровкой.
Внезапно движение парня остановила битая летящая банка. С головы упала пилотка. Полилась кровь. Испуганная мама бросилась на помощь пострадавшему. Она усадила военнопленного подальше от стеклянной кучи. Перевязывая голову раненному, взволнованно причитала. О чём они говорили, я не понимал, говорили по-немецки.
- Ком цю хир, - произнёс солдат и поманил меня к себе пальцем.
Я приблизился. Было страшно, но присутствие мамы придавало уверенность.
- Гут мутер! - сказал он, движением головы указывая на маму.
Перепуганный, я молчал.
- Гут, гут, - повторял пострадавший, доставая из кармана шинели большой кусок рафинада. Погладив меня по голове, вложил этот кусок сахара в мою детскую руку.
Взрослея, я смотрел фильмы про войну и почему-то всегда вспоминал живого немецкого солдата из 1949 года, совсем не похожего на агрессивных парней, непрошено топтавших нашу землю.