Я пишу свои воспоминания о морской службе, не стараясь выделять героизм, самоотверженность и ежедневный тяжелый матросский труд, это на корабле предопределено само собой, входит в привычку и обыкновенный быт.
Героизм, проявляемый в критические моменты спасательных операций, тоже является само собой разумеющимся и по-другому просто быть не может. Не проявляя сильных качеств, не преодолевая страх просто ничего не сделаешь в этот самый тяжелый момент. Это часть работы моряка-спасателя.
Намного интересней я считаю рассказать о том, как человек преодолевает определенные ступени развития, за короткое время привыкает к распорядку вахт, авралам, качке, тяжелой в психологическом и физическом смысле работе, становится профессиональным моряком.
Настоящий профессионализм проявляется в том, что выполняя необходимые действия, бегая со шлангами и тросами, стоя на дизеле или котле, ты выполняешь все это на автомате, не испытывая особых чувств, как при обычной ежедневной работе, а сам в это же время думаешь как лучше ушить форменные брюки, что надо сходить в увольнение за фотореактивами, что на корабль привезли несколько коробок книжек и надо успеть выбрать, что нибудь почитать и неплохо бы вечером пожарить картошки, покурить и попить чайку.
Я еще умудрялся на авральных работах по чистке топливных цистерн сочинять в уме стихи и боялся, что забуду пока успею записать.
Однажды в ПЭЖе я забыл свою тетрадку и как назло, туда зашел командир, кап два Аванесов, мужчина строгий во всех отношениях, с экипажем даже излишне высокомерный, ну и команда ему отвечала соответственно, устраивая то одно то другое. После того, как моя тетрадка со стихами попалась на глаза Аванесову, ничего со мной не произошло, но лейтенант из новых с Питерской учебки, все таки пытался провести профилактическую беседу, потом предложил почитать в 1 кубрике на новогоднем вечере, я отказался по нескольким причинам. Тогда он сказал, если сам не хочешь, пусть вон Полодейчук прочитает. Я, почему то вспомнил, как первый раз ступил на палубу Жигулей, на вахте трап как раз стоял Полодейчук и посоветовал мне вешаться. Вспомнил этот момент и отказался во второй раз.
По большому счету, все сложности, трудности и лишения воинской службы, у нормальных людей вызывают только прилив здоровой злости и соревнования, у некоторых правда наступает внутреннее угнетение…такого человека с корабля надо убирать. К счастью это случается не часто.
А сложности, как видно решили нас доконать. Особенно, сильно это проявилось в последний год моей службы. Корабль стоял в 178 заводе в сухом доке. Оборудование понемногу выходило из строя, внутренняя отделка отваливалась, ни одна система жизнеобеспечения не работала как следует, а большинство не работало совсем. Все, что было ценного и рабочего благоразумно сняли с корабля и увезли в бригаду. Так мы лишились катера, которым пользовались постоянно и водолазных глубоководных колоколов, спасательные плотики тоже вроде забрали, уже не помню точно.
Правда оставалась шлюпка, и бочки по-прежнему величаво ржавели на юте. Паровое отопление отсутствовало вовсе, грелись исключительно электрическими грелками. Пресная вода на камбуз подавалась благодаря неимоверной изобретательности дежурного трюмного. Летом сломался и камбуз, еду готовили на походно-полевой кухне весело дымящей на правом шкафуте.
Правда, работал один котел, стояночный дизель генератор и компрессоры. Опреснители демонтировали и выкинули за борт. Дежурный пожарный насос дышал на ладан, и Петрина, матерясь на все лады выковыривал из его шестеренок ракушек и прочую морскую живность. Кое-как действовал топливный насос, благодаря которому удавалось перекачивать топливо из цистерны в цистерну и уравновешивать крен.
Черноту не испортишь широкими мазками черной краски. Наверное, те, кто служил на Жигулях в 70 –х, и первой половине 80-х, плохо могут представить себе, что творилось на корабле в период ремонта.
По некоторым сведениям, корабль все-таки вышел из завода и еще несколько лет стоял в бригаде на мертвом якоре, пока в 1993 году его не продали в Китай на металлолом. Еще пользовался слухами, что Жигули видели в Йемене, но верные это слухи или нет, не знаю.
***
На весь кубрик было всего несколько полных комплектов парадной формы №3 и летнего варианта №2, поэтому в увольнение собирали всем миром. Беда была с робой, "прогарами", даже тельниками. Продовольствие стало поступать из рук вон плохо.
Зимой, камбузные шпигаты замерзали напрочь, как впрочем, и фановая система. Дежурный по камбузу выплескивал двойник с помоями прямо с левого шкафута, выходя из тамбура гальюна, и постепенно на борту выросла немыслимая чудовищная борода из лапши и других объедков.
Поддерживать даже элементарную дисциплину в данных условиях было уже невозможно. А в кубриках в принципе, все шло своим чередом, матросы практически перестали думать о выполнении служебных обязанностей, вахту несли спустя рукава. Все были поглощены бытовыми проблемами, дембельскими альбомами и различной невнятной ерундой.
Только подъем, и спуск флага оставался святой и нерушимой традицией. Офицеры могли смотреть сквозь пальцы на самовольные отлучки, если матросы присутствовали на подъеме флага.
Вспоминается случай, когда вся вахта БЧ-5 за исключением дежурного электрика ушла в самоход. В то время несколько наших товарищей были откомандированы в летний лагерь для детей офицеров флота. Лагерь располагался в районе станции Океанская если ехать по электричке то третья зона.
Как на грех, со стенки отключили питание, да еще на корабль прибыла проверка из бригады. Прошло довольно много времени, пока обнаружилась пропажа.
Корабль всю ночь был без электричества. Мичмана и офицеры БЧ-5 пытались запустить 7Д6 – стояночный дизель-генератор, подняли даже документацию, но так и не смогли.
С учетом того, что все стандартные системы не действовали, уже давно были изобретены совершенно новые механизмы работы с оборудованием, которые поражали простотой и смекалкой.
Когда перед подъемом флага, мы пробрались на борт и спускались по трапу аварийной шахты в четвертый кубрик, первое что поразило наше сознание, это целый калейдоскоп звездочек и звезд на погонах командиров, которые чинно сидели на рундуках, ожидая нас. Аванесов довольно спокойно сказал (очевидно, весь боевой пыл вышел в ночных баталиях в стояночном машинном отделении), что если мы за три минуты запустим стояночный дизель, то нам ничего не будет. Смех сквозь слезы, честное слово, раздирал нашу преступную проштрафившуюся вахту, на которую по воле провидения снизошла милость богов.
Все командиры, обуреваемые противоречивыми чувствами, двинулись за дежурным мотористом в стояночное отделение. Мне там делать было собственно нечего, но я пошел все равно, уж больно интересно было посмотреть на разыгрываемое действие.
Мы, только что из самохода и поэтому все происходящее казалось театром абсурда, потому что не знали, что всю ночь не было света, и куча людей лазила по трюмам с фонариками.
Стояночный дизель запускался элементарно просто! Рядом стоял баллон со сжатым воздухом, на баллоне висел подрывник (ключ такой, открывать баллон).
Достаточно одной минуты, чтобы открыть клапан и дизель сам начинает работать.
Интересный факт, тот, что на корабле был человек, у которого данный дизель находился в заведовании - Герман Волков, ну поскольку он не был дежурным мотористом, то как Мальчиш Кибальчиш, не выдал военную тайну 7Д6!