Сергей Бунтовский
Русское средневековье
Предисловие
После 1991 года на книжный прилавок хлынул целый поток книг, посвященных нашей истории. Иногда хороших, иногда очень сомнительных. Возникли целые группы авторов, которые в своих работах буквально «переворачивали с ног на голову» все известные нам исторические события, давали смелые трактовки, а то и вовсе переписывали историю. Разумеется, история не окаменевший монумент, и открытие новых документов или проведение археологических исследований могут существенно корректировать наши представления о прошлом. Однако зачастую новые авторы сознательно искажают прошлое, подгоняя его под заранее данные политические концепции. Особенно этим прославились работники пера в независимой Украине. Тут при поддержке правых политических сил разрабатываются целые концепции, призванные доказать, что украинцы и россияне никогда не были одним народом, и этим обосновать необходимость современного размежевания между Киевом и Москвой. В итоге существуют сотни сайтов, выходят тысячи статей и десятки книг, в той или иной мере несущих одну простую мысль: украинцы – это европейский народ, происходящий из Киевской Руси, а русские – это азиаты или финно-угры, не имевшие никакого отношения к древней Руси. Мол, ордынцы-москали коварно украли само название Русь, чтобы обосновать свои претензии на эту землю.
В самой Российской Федерации тоже есть группа авторов, которые доказывают что корень всех проблем общества лежит в поглощении азиатской Москвой истинно европейских русских земель, которыми, по их мнению, были Тверское и Новгородское княжества.
Почитав подобные опусы, автор решил самостоятельно разобраться «откуда есть пошла Земля русская» и докопаться до истоков тех процессов, которые и сегодня будоражат умы.
Изучив все доступные исторические факты, проанализировав ход событий и историческую логику, автор дает целостную картину развития средневековой Руси – общей колыбели трех современных государств.
Перед глазами читателей пройдет великая эпоха: неистовый Святослав и благородный Мономах, Владимир Креститель и Юрий Долгорукий, варяги и половецкая степь, мудрые монахи, дерзкие князья...
Мы увидим как русские прошли путь от разрозненных племен до создания великой цивилизации. А затем наступил кризис, и эта цивилизация погибла в пламени междоусобных войн и чужеземных нашествий... Но за каждой ночью наступает рассвет, и из праха Древней Руси восстала новая держава – Московская Русь, Россия. Вместо захиревших княжеств и ушедших в небытие городов возникли новые центры силы, жители которых активно начали бороться за место под солнцем. Почти столетие находясь под гнетом Орды, русские искали новых лидеров, которые смогли бы объединить страну и сбросить чужеземное ярмо. Эта борьба городов за первенство на Руси завершилась победой Москвы. Однако очень долго чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону, и никто не мог сказать, кто все же возглавит объединение Руси. И никто не знал, произойдет ли это объединение вообще…
Также автор подробно исследует, почему же именно Москва стала нашей столицей, как её правители шли к этому, кто им помогал, а кто мешал. Как в действительности складывались отношения между ордынскими ханами и русскими князьями. Надеемся, что после прочтения этой книги мы сможем, наконец, ответить на вопрос: кто же был героем, а кто наоборот.
ЧАСТЬ I. МОЯ СВЕТЛАЯ РУСЬ
Глава 1. Начало
Практически все современные знания о временах до нашей эры и первых столетиях от рождества Христова базируются на записях греческих и римских авторов. Только вот они-то писали не для нас, а для себя. И интересовали их, в основном, граждане империи и ее ближайшие соседи: кельты (галлы и бриты), германцы, население Балкан и Причерноморья. Поэтому этим народам и посчастливилось остаться на страницах анналов и войти в учебники истории, а вот славянам повезло меньше. До римлян знания о наших предках доходили через вторые, а то и третьи руки и особой точностью не отличались. Есть еще, правда, и археология, но слишком мало она дает информации и много простора для интерпретаций. Тем более, что не всегда можно точно определить соотношение раскопанной археологической культуры с известными из письменных источников народами. Да и вообще, разные группы одного народа могут иметь очень разную материальную культуру, а разные народы в схожих условиях - похожую. Можно привести классический пример про рязанских крестьян и донских казаков ХIХ века. Если изучать этот период только на базе археологии, то выходит, что рязанцы и казаки совершенно разные народы, принадлежащие к разным культурам. Но мы-то знаем из многих других источников, что это один и тот же русский народ.
Так что вопрос о происхождении славян остается спорным. Единственное, что можно утверждать уверенно, к началу нашей эры славяне уже были многочисленным и развитым народом. Поскольку, как известно, ничто не появляется из ниоткуда, значит и наши предки не возникли вдруг, а развивались, скрытые от глаз античных ученых.
Вообще, следует учитывать, что славяне, германцы и балты – это потомки некогда единого арийского народа, распавшегося на десятки, если не сотни племен. При этом время, когда от этого древнего пранарода откалывались будущие народы Европы, точно установить невозможно, так как этот процесс был растянут во времени на века. Так что, чем дальше вглубь веков, тем ближе родственные связи между народами, и неизбежно наступает момент, когда невозможно сказать, к какой ветви арийцев относится конкретное племя. Особенно если от него остались только название в чужих исторических хрониках, да остатки керамики, найденные археологами. Но во втором тысячелетии до нашей эры Центральную Европу севернее Альп населяла языковая общность , которая со временем разделилась на кельтов, италиков, иллирийцев, германцев, славян и балтов... «Это историческое образование родственных племен, которым были свойственны единообразный быт, домостроительство и обрядность, даже экономика и, что весьма существенно, общность духовной жизни. Племена внутри общности самым теснейшим образом взаимодействовали между собой», - считает академик РАН Валентин Седов . Было это в период от 1250-1200 до 800-600 гг. до н. э.
Другие ученые, например Б.А. Рыбаков, считают, что праславяне появились гораздо раньше – еще в XV веке до нашей эры. По их мнению, уже тшинецко-комаровская археологическая культура, занимавшая три с половиной тысячи лет назад огромные пространства от Одера до Днепра, была создана предками славян.
Взаимодействуя с соседями: кельтами и балтами, германцами и скифами, славяне развивались, усиливались и осваивали новые территории. Насколько мирным было такое взаимодействие, судить сложно. Возможно, что в состав славян добровольно вливались представители чуждых родов, возможно, проходила ассимиляция более слабых соседей, да и сами славяне попадали в зависимость от более развитых кельтов и ираноязычных племен – скифов и сарматов. Причем, между землями славян жили и иноплеменные народы. В процессе такого общения, несомненно, заимствовались лучшие достижения соседей как в материальной, так и духовной сфере. В конце концов, по мнению В. Седова, сложились две большие группы славянства: северная и южная. На базе северных славян впоследствии сформировались поляки, балтийские славяне и северные великороссы, а южные славяне со временем заселили Балканский полуостров и юг России.
Не всегда понятно и какие из известных письменных источников племен относились к славянам, а какие нет. Например, до сих пор ученые не могут определиться: были ли прошедшие с боями всю Европу, основавшие собственное государство в Северной Африке, а затем захватившие и разграбившие Рим в июне 455 года вандалы славянами или же германцами. В Википедии говорится: «В позднем средневековье вандалов стали ассоциировать с предками балтийских славян (вендами-венедами), заселившими в конце VII века земли, где до эпохи переселения народов обитали германские племена вандалов». Но, может быть, вандалы и венеды изначально были одним этносом, разделившимся в эпоху Великого переселения народов? Те, кто отправился на поиски лучшей доли на юг, получили у римских авторов имя вандалов, а те, кто остался на своей земле, прозваны были вендами? Мне эта версия кажется вполне правдоподобной. В конце концов, чем-то же руководствовались средневековые европейские хронисты, частенько называвшие поляков и поморских славян вандалами. Кроме того, первым о вандалах написал римский ученый Плиний Старший в первом веке нашей эры. Он отнес их к германским племенам, но он также назвал германцами и варинов (вэринов, вагров), которые на самом деле были славянами и впоследствии входили в племенной союз бодричей. Так что полностью доверять запискам римлянина, для которого все народы, кроме его собственного, были варварами, не стоит. Тем более, что опирался он не только на собственный опыт, но и на рассказы современников, купцов и путешественников. А уровень достоверности источника ОБС (одна баба сказала) мы и сами знаем.
Еще одним народом, который мог быть как славянским, так и германским, являются руги . Если верить Тациту, то в I веке они жили на побережье Балтики, к востоку от Ютландского полуострова. С этим был согласен и географ II века Клавдий Птолемей, который помещал ругов в Прибалтику в междуречье Одера и Вислы, а также на прибрежные острова, в том числе и легендарный Руян-Рюген. Оба этих автора считали ругов германцами, но ведь именно на этой территории спустя несколько веков будут славянские земли, именно остров Рюген будет одним из центров славянства, где располагался идол бога Ругевита. Так что руги вполне могли быть либо славянами, либо впоследствии ассимилировались славянами. По крайней мере, я считаю ругов славянами и, пока не появятся неопровержимые доказательства их германского происхождения, своего мнения не изменю.
Во время Великого переселения народов большая часть ругов переселились на придунайские земли в район современной Австрии (тогда это была римская провинция Норик), а часть - в восточную Фракию . Руги охотно нанимались в армию стремительно ветшавшей Западной Римской империи, и, в конце концов, предводитель ругов Одоакр, бывший полководцем на римской службе, 23 августа 476 года сверг последнего западно-римского императора Ромула Августула. Справедливости ради отметим, что сам Ромул к власти пришел весьма сомнительным путем. Его отец Орест был одним из полководцев Аттилы, которого император Западной империи Юлий Непот принял на службу, объявил патрицием и даже сделал главнокомандующим своей армии. Но новый патриций оказался настолько неблагодарным, что сместил благодетеля и посадил своего сына Ромула на освободившийся трон вместо Юлия Непота. Впрочем, Августул императором был весьма номинальным, а реальным правителем Италии оставался вероломный Орест. Но наслаждаться властью ему пришлось недолго. Недовольные его жадностью войска восстали и избрали своим вождем руга Одоакра, который убил Ореста, а Августула отправил в ссылку. А затем Одоакр совершил необычный поступок, благодаря которому и вошел в историю. Вместо того, чтобы провозгласить себя императором или посадить на трон марионетку из знатного рода, он отослал императорские регалии в Константинополь императору Восточной Римской империи Зинону, признав его право на западные земли. Таким образом, юридически Римская империя, уже несколько столетий бывшая разделенной на Западную и Восточную, снова становилась единой со столицей в Константинополе. Постепенно ослабевая и теряя подвластные территории, Римская империя просуществует еще почти тысячу лет и погибнет в 1453-м году под ударами турок-османов. Второй Рим - Константинополь превратится в мусульманский Стамбул, но вместе с племянницей последнего императора Софией (Зоей) Палеолог императорские регалии, идея империи и права на титул императора Римской империи перейдет к Великому князю Московскому Ивану Третьему. Вот такие исторические коллизии: славянин упраздняет первую римскую империю, чтобы в конечном итоге другие славяне через десять веков восстановили ее в виде Московского царства.
Сам Одоакр, фактически бывший независимым правителем, де-юре считался чиновником, назначенным на эту должность восточным императором Зиноном, и управлял Италией от его имени, пока не погиб в войне с готами. Руги в Италии и на Дунае были разгромлены готами и постепенно исчезли из мировой истории. Последний раз их упоминает Прокопий Кесарийский, описывая события 541 года. А спустя четыреста лет европейские хроники снова начинают пестреть упоминаниями о ругах, под которыми понимаются славяне: как жители Рюгена, так и Руси. Например, мудрую княгиню Ольгу германцы именовали королевой ругов и до двенадцатого столетия на западе русских частенько называли именно ругами.
Вот такие вот сложности. Первые же европейцы, которых можно со стопроцентной уверенностью отнести к славянам, – это венеды (венеты), о которых римляне начинают писать в первом веке нашей эры. Жили в это время славяне в бассейне рек Висла и Одер, севернее Карпат и южнее Балтийского моря.
К концу второго века славяне расселились вплоть до среднего Подунавья и верхнего Днестра. В следующем столетии славяне из Висло-Одерского региона потихоньку заселяют лесостепные районы между Днестром и Днепром, где встречаются со скифами и сарматами. Эта встреча прошла без особого кровопролития. Постепенно тут сложился своеобразный славяно-иранский симбиоз, из которого затем родится мощный племенной союз, названный антским. Вовлеченные в славянский поток ираноязычные аборигены в довольно короткий по историческим меркам срок благополучно растворятся в славянской массе, оставив лишь некоторые элементы своей культуры и языка. Этого славянско-иранского симбиоза мы еще коснемся, когда будем говорить о происхождении Руси. Пока же просто запомним, что ираноязычные народы сыграли свою роль в нашей древней истории, а ядро антского племенного союза почти полностью совпало с территорией расселения древних скифов-пахарей. Кстати, мнение о том, что среди предков восточных славян были ираноязычные племена, на самом деле вовсе не ново и не парадоксально. Так считали многие историки XIX - ХХ веков: И. Забелин, Д. Самоквасов, Е. Классен, Д. Иловайский, Л. Нидерле, Б. Рыбаков, В. Седов, Г. Вернадский, А. Удальцов и другие.
Примерно в это же время выделяется еще одна группа славянских племен – склавины. Готский историк Иордан отмечает, что венеды, анты и склавины родственны и произошли от одного корня. Из его записей становится понятно, что склавины представляли собой юго-западную ветвь славян, венеды – северную, анты – восточную. По данным археологии, у антов и склавин были незначительные отличия в погребальном обряде, а также возможно небольшие различия в диалекте, ведь анты могли заимствовать в свою речь различные иранизмы. Однако современники не видели этнических различий между венедами, склавинами и антами.
Так как нашими непосредственными предками были именно анты, то об их союзе, сложившемся не позднее IV века, стоит поговорить подробнее. Анты сумели объединить несколько родоплеменных групп и создать достаточно мощное раннегосударственное образование, во главе которого стоял военный вождь, но при этом верховной властью обладало вече. Основными занятиями антов были земледелие и разведение скота, но, разумеется, занимались они и охотой, сбором дикого меда, грибов и ягод…
Существовал слой профессиональных воинов, которые занимались военными набегами на соседей с целью грабежа и захвата рабов. Воины объединялись в отряды по несколько сотен человек, которые, соединяясь для дальнего похода, могли образовывать армии в несколько тысяч воинов. Племенные ополчения, состоявшие из всех способных носить оружие мужчин, собирались только в случае необходимости (например, для защиты от нападений врага или при переселении на новые территории) и могли достигать значительных размеров. Учитывая силу и выносливость антов, их охотно нанимали на военную службу в Византию, где многие из них делали головокружительную карьеру, занимая должности вплоть до главнокомандующих.
Как и у любого народа того времени, у антов было немало рабов, которых захватывали как добычу при набегах на Византию или покупали, но ант у анта рабом быть не мог. В антское время у восточных славян появляются первые протогородские поселения, где жили воины и ремесленники, которые производили гончарную посуду, оружие и украшения. Возможно, что вскоре этот конгломерат родов и племен слился бы в полноценный единый народ, но они получили ряд страшных ударов, надолго задержавших их развитие. Сначала покорить антов попыталось германское племя готов, переселившееся в Причерноморье из Скандинавии. Война шла с переменным успехом, но, в конце концов, вождь антов Бус (Бож) с сыновьями и 70 старейшинами был захвачен готами конунга Винитария и распят для устрашения остальных славян. Память об этой войне сохранилась на века, и даже больше чем через полтысячи лет в «Слове о полку Игореве» упоминается бусово время. А владевший Причерноморьем готский конунг Германарих (Ёрмунрекк Великий), по мнению писателя и историка Владимира Щербакова, стал прообразом сказочного Черномора.
Затем в судьбу славян вмешались прикочевавшие из Азии гунны – многочисленные, хорошо обученные и закаленные в непрерывных сражениях воины. Начав свой великий поход от китайских границ, они к середине четвертого века сметающим все смертельным потоком дошли до междуречья Дона и Волги, а затем ворвались в южно-русские степи. Тут и сплелась в причудливый клубок судьба антов, алан, готов и гуннов. Кстати, существуют противоречивые мнения относительно этнического состава гуннской орды: разные историки объявляли их и монголоидами, и тюрками, и даже славянами. В конце концов, общепринятым стало мнение, по которому гунны – народ тюркского происхождения; в который влились угры и монголы, а затем некоторые иранские и славянские племена.
Первыми испытали на себе убийственную мощь гуннского оружия аланы – одно из сарматских племен, о котором мы поговорим подробнее чуть позже. Одна часть аланских родов сразу же капитулировала и присоединилась к гуннской армии. Другие роды попытались сопротивляться и были разгромлены, третьи предпочли переселиться подальше от опасных пришельцев. Затем в 371 году нашей эры та же участь постигла готов. Король Германарих лично повел свою армию против гуннов, но был разбит и покончил с собой. После его смерти часть готов признала над собой гуннскую власть, часть бежала на Кавказ и в Крым. Большая часть уцелевших готов избрала нового короля (уже упоминавшегося Винитария) и отправилась на запад завоевывать себе новую землю – землю антов. Тогда и погиб Бус. Естественно, славяне искали союзников в своей борьбе с завоевателями и, следуя принципу «враг моего врага – мой друг», объединились с гуннами. Так сложился гунно-аланско-антский конгломерат, в котором ведущую роль понятное дело, играли именно гунны. Затем аланы, выполнявшие роль гуннского авангарда, и славяне участвовали во всех походах гуннов на запад, и под знаменами Аттилы воевали с Римом. В конце концов, гунны создали огромное государство и добрую сотню лет господствовали на землях от Волги до Рейна. Впрочем, распалась гуннская держава так же стремительно, как и возникла. Уже в семидесятых годах пятого века от нее не осталось и следа, а сами гунны как отдельный народ растворились среди племен Восточной Европы.
Хотя славяне и не воевали против гуннов, но в результате непрерывных войн Северное Причерноморье и области к северу от Карпат были разорены. Исчезли многие ремесленные центры, мастера или погибли, или ушли вместе с гуннами на запад. Кроме того, никто не подсчитывал, сколько славян, бывших в гуннской армии, погибло или переселилась на Запад, где потом растворились среди других народов. В итоге развитие славян задержалось. Зато, уничтожив господство готов в Причерноморье, гунны предотвратили возможность германизации антов. Кроме того, ираноязычные племена в южнорусских степях также были серьезно ослаблены, из-за чего роль иранского элемента в жизни антских племен уменьшилась, а славянского возросло. Также, благодаря участию славянских отрядов в гуннских походах, наши предки существенно обогатили свой военный опыт и познакомились с римской цивилизацией. Таким образом, гуннское время стало периодом выхода славян на большую историческую сцену. Отныне ни германцы, ни иранцы, ни правители Восточной Римской империи уже не могли смотреть на славян сверху вниз. Еще одним итогом гуннского времени стало то, что они проложили дорогу в Европу прочим азиатским ордам – булгарам, аварам, мадьярам.
После того как гуннская держава распалась, склавины, жившие между реками Сава, Висла и Дунай, и анты, жившие к востоку от Дуная, начинают свой натиск на придунайские владения Византии. Отряды славян прорывались во Фракию, Иллирию и Грецию с целью пограбить или в случае удачи поселиться на плодородных землях империи.
Вскоре между Константинополем и славянами сложились если и не мирные, то вполне терпимые отношения. Славяне охотно нанимались в имперскую армию, где время от времени занимали ведущие посты, греки активно торговали со славянами. По сути, начался процесс постепенной славянизации Византийской империи. В это время в Бессарабии и на территории современной Украины начинается новый подъем антского государства, благо, что кочевники Причерноморья (аланы, булгары, остатки гуннских орд и т.д.) были раздроблены и не представляли угрозы. В это время заселенная антами территория простиралась от нижнего Дуная до реки Донец. По мнению академика Рыбакова, центр цивилизации антов находился в районе среднего Днепра, в Киевской и Черниговской областях; на востоке антская территория включала регионы по рекам Десне, Сейму, Пселу, Ворскле и достигала Дона у Воронежа; на юге она достигала нижнего Днепра. Кроме того, отдельные антские поселения продолжали сосуществовать с аланами в регионе нижнего Дона и Северного Кавказа. Одним из крупных центров антов между шестым и девятым столетиями стало поселение в районе современного города Салтов Харьковской области, о котором пойдет речь чуть позже.
Проникновение на византийские земли для славян было облегчено тем, что для защиты имперской границы по берегам Дуная были расположены не регулярные армейские части, а подразделения наемников-федератов, набранных из различных варварских племен и служивших за право пользоваться земельными наделами в империи. Естественно, что такие «защитники» сквозь пальцы смотрели на проникновение славян, если это не касалось их личных интересов. С гораздо большим желанием федераты участвовали во внутренних смутах и свержениях императоров. Нередко, требуя увеличения жалования или иных преференций, федераты объединялись с варварами и устраивали бунты против центральной власти. Так что первые десятилетия шестого века на Балканах славяне чувствовали себя вольготно. Лишь император Юстин I, захвативший власть в 518 году и решительно принявшийся возрождать мощь государства, взялся за решение «славянского» вопроса и сумел вытеснить славян за пределы империи. Этот правитель, начавший свой путь рядовым солдатом и до конца жизни так и не научившийся читать, сумел доходчиво объяснить окружающим народам святость границ Византии, и до конца его десятилетнего правления славяне не переходили Дунай. Зато при следующем правителе императоре Юстиниане, Византия увязла в непрерывных войнах в Европе, и славяне взяли реванш. Прокопий так описывает славянские набеги: «Иллирия и Фракия полностью, охватывая всю территорию от Ионийского залива до окраин Византии, включая Грецию и фракийский Херсонес, захлестывались практически каждый год гуннами, склавенами и антами со времени воцарения Юстиниана в Римской империи, и они творили ужасный хаос среди жителей региона. Во время каждого вторжения более двухсот тысяч римлян, как мне кажется, уничтожались или обращались в рабство, так что везде в этой земле утверждалась подлинная скифская дикость».
В 531 году главнокомандующим во Фракии был назначен один из наиболее способных имперских полководцев, ант по происхождению по имени Хилбуд. Он не только оборонялся, но и несколько раз совершал походы в славянские земли. Действовал Хилбуд смело и решительно, но удача от него отвернулась, и в одном из сражений его убили.
Проиграв в открытых сражениях, византийцы сделали ставку на дипломатию и сумели посеять рознь среди своих врагов. В результате склавины начали войну с антами и константинопольские владыки могли радоваться, что руками одних «варваров» удалось уничтожить других. В итоге анты получили от Юстиниана земли для поселения, а в ответ обязались помогать ему в войнах. Склавины же продолжили нападать на Византию. Весь шестой век будет продолжаться непрерывный славянский натиск на Балканы.
Зимой 558 года огромная объединенная армия булгар и славян под предводительством хана Забергана пересекла Дунай, разграбила Фракию и Македонию и осадила Константинополь. При этом славяне попытались взять столицу Византии ударом с моря. Они из подручных средств сколотили множество плотов, но византийский флот сумел отбить нападение. Сложилась патовая ситуация – осаждающие не могли взять город, а обороняющиеся не могли снять осаду. В итоге грекам пришлось послать богатые "подарки" или, проще говоря, дать выкуп. Казалось, что для славян и их союзников-булгар наступили счастливые времена, но из глубин Азии в Причерноморье шли новые завоеватели – авары. Этот сравнительно немногочисленный, но предельно жестокий и воинственный народ сумел покорить и антов и булгар, а затем захватить Паннонию (современные Венгрия и Австрия), откуда начал совершать грабительские походы во все стороны света. Авары станут господствующим слоем в своей многонациональной империи-каганате, а славяне составят большую часть подвластного населения.
До девятого века авары будут воевать практически со всеми народами Европы, пока не будут частично истреблены, а частично ассимилированы мадьярами. В славянской памяти авары, которых наши предки звали обрами, остались исключительно благодаря своей жестокости. Даже спустя века в «Повести временных лет» автор вспоминает этот народ и с явным удовольствием констатирует их гибель: «обры воевали и против славян и притесняли дулебов - также славян, и творили насилие женам дулебским: бывало, когда поедет обрин, то не позволял запрячь коня или вола, но приказывал впрячь в телегу трех, четырех или пять жен и везти его - обрина, - и так мучили дулебов. Были же эти обры велики телом, и умом горды, и Бог истребил их, умерли все, и не осталось ни одного обрина. И есть поговорка на Руси и доныне: "Погибли, как обры", - их же нет ни племени, ни потомства».
В результате аварского нашествия антская держава прекратила свое существование, многие антские племена были подхвачены волной аварских переселений, и осели на Балканах. Это был долгий и далеко не мирный процесс - военные вторжения аваров и подчиненных им славян создавали условия для последующего переселения на «зачищенные» от местного населения земли славян-земледельцев. Основные массы славянских переселенцев на Балканский полуостров и Пелопоннес шли с берегов Дуная, из Прикарпатья и Северного Причерноморья.
В седьмом веке славяне заселили острова Эгейского и Средиземного морей и даже некоторые местности в Малой Азии. Но ни в Греции, ни тут они не смогли сохраниться и постепенно растворились в среде местных жителей. Зато север Балканского полуострова стал исключительно славянским краем.
Кстати, в Азии славяне оказались не по своей воле. В 688 году император Юстиниан II совершил поход в Македонию и, покорив часть местных славянских племён, переселил 30 000 славянских семей в Вифинию – область на северо-западе современной Турции. Сначала эти спецпереселенцы пользовались определенной автономией и управлялись собственными вождями. В обмен они во время войн должны были посылать в имперскую армию вспомогательную кавалерию. Позже автономии урезали и вместо князя управлять стал византийский проконсул. Славяне в Вифинии как минимум до X века сохраняли свою идентичность, но все же растворились среди окружающих народов.
В аварский период закончилась общая праславянская история. Из исторических документов исчезают термины анты и склавины. Расселение славян на огромных просторах Южной и Восточной Европы, их активное взаимодействие и смешивание с другими народами положили начало возникновению отдельных славянских этносов, в том числе и нашего русского народа.
Говоря о раннем средневековье и зарождении русского государства нельзя не сказать пару слов об аланах, сыгравших значительную роль в европейской истории. Тем более, что в нашей стране до сих пор живут осетины - прямые потомки этого некогда грозного и многочисленного ираноязычного народа.
Изначально аланы были одним из сарматских племен и первые несколько столетий своей истории ничем особенным не выделялись среди соседей. Вместе с родственными племенами языгов, роксолан, аорсов, сираков в третьем веке до нашей эры они воевали против скифов, которых, в конце концов, существенно потрепали и вытеснили из Причерноморья и с Северного Кавказа. Отныне эта земля называлась Сарматией. Затем несколько столетий сарматы, то объединяясь в одно государство, то распадаясь на отдельные племена, воевали с Римской империей и даже добились определенных успехов. В конце концов, между Римом и сарматами установились если и не дружественные, то, по крайней мере, союзнические отношения. Сарматы нанимались в состав имперской армии и оказывались в самых разных провинциях – даже в Британии. Помните нашумевший фильм «Король Артур» 2004 года, в котором легендарным королем оказывался римский полководец, а его подчиненные были сарматами? Тогда большинство критиков объявило картину «клюквой», но на самом деле отряд сарматов под римским командованием действительно служил в Британии. Естественно, что со временем часть сарматских племен растворилась в соседних народах, и уже во втором веке нашей эры аланы остались единственным сохранившимся сарматским народом . Под их контролем находились огромные степные пространства от Крыма до Волги и Кавказа. Многократно воинственные аланы переходили Кавказский хребет и опустошали Закавказье.
Во время гуннского нашествия аланы первыми в Европе попали под удар и были разгромлены. Значительная группа аланских родов признала господство новых завоевателей, и присоединилась к гуннам, но не меньшая часть предпочла поискать себе счастья и воли на новых землях. Часть алан переселилась в Крым, часть на Кавказ, еще одна часть объединилась с готами и откочевала на запад до берегов Дуная. Отныне единого аланского народа не существовало.
Крымские аланы осели в районе современного Бахчисарая, создав там свое государство, и на долгие годы став союзниками византийского Херсонеса. В середине 14 века Крымская Алания была захвачена татарами, а недобитые аланы окончательно смешались с потомками готов и крымских греков.
Аланы, оставшиеся на Кавказе, смогли сплотиться и создать жизнеспособное государство. Сложный горный ландшафт очень помогал им отбиваться от агрессивных соседей. В 916 году кавказские аланы приняли христианство и стали союзниками Византии на Кавказе. В русских летописях кавказских алан называли ясами, а потом осетинами, армяне звали их осы, грузины овсы. В XIII веке по земле алан-осетин прокатилось нашествие монголов. По сведениям источников того времени, страна была разорена, но отступившие в горы аланы еще десятилетия вели войну с монголами, отстаивая независимость. Впрочем, монголы не считали целесообразным тратить силы на войну в горах и предпочитали блокировать алан, дожидаясь, когда те сами подчинятся из-за истощения ресурсов. Еще один удар аланам нанес великий среднеазиатский полководец Тамерлан, завоевавший Золотую Орду и мимоходом устроивший настоящий геноцид немусульманам Кавказа, Донбасса и Крыма. Его воины, не считались с трудностями, и преследуя врага, не боялись углубляться в горы и леса. В результате они буквально вырезали большую часть аланского народа, заставив уцелевших скрываться в бедных, но совершенно неприступных горах. Из немногих уцелевших во время этого погрома алан и вырастет современный осетинский народ.
Часть алан осталась на Дону и его притоках, и со временем была ассимилирована славянами.
Наиболее интересна судьба западной ветви алан. Первоначально они поселились в нижнем течении Дуная. Вместе с гуннами они участвовали в войнах против готов, а затем против Римской империи. Объединившись с вандалами, они с боями прошли всю Европу и в начале пятого века появились в римской провинции Галлия (современная Франция). Римляне предпочли с воинственными пришельцами не ссориться и предоставили им звание союзников римской империи – федератов, а также выделили земли для проживания в современной Бретани. Тут аланское государство существовало вплоть до начала шестого века, когда его покорили франки. Впрочем, далеко не все аланы захотели (или смогли) осесть во Франции. В 409 году совместно с вандалами они вторглись в Испанию и завоевали значительную её часть, но спустя двадцать лет на Пиренейский полуостров вторглись вестготы. Вандалам и аланам снова пришлось сниматься с обжитых мест и отправляться на завоевание себе новых земель. Переправившись через Гибралтар под командованием вандала Гейзериха, конгломерат из вандалов, алан и других народов сумел завоевать Северную Африку (современные Тунис, Алжир и Ливия) и острова Сардиния и Корсика. Королевство вандалов и алан в Африке было провозглашено в 439 году и просуществовало до 534 года. Господствующим народом в нем были вандалы, которые практически ассимилировали алан. Все эти годы вандальские короли занимались в основном пиратством и набегами на приморские земли по всему Средиземноморью. Апофеозом экспансии вандалов стал захват Рима в 455 году. Город, из-за внутренней смуты оставшийся без армии, был взят с налету и методично ограблен. В конце концов, вандальские нападения заставили Восточноримских императоров взяться за решение этой проблемы. В 533 году в Африку был отправлен византийский карательный корпус под командованием Велизария, после чего само имя вандалов исчезло из истории. Очевидно, в это же время были уничтожены или рассеяны последние африканские аланы.
Западная ветвь алан оказала большое культурное и политическое влияние на Европу, но сами аланы, раздробив свои силы и не сумев создать долговечного государства, исчезли.
Еще одним древним народом, о котором стоит сказать хотя бы пару слов, были булгары, потомками которых в той или иной мере являются современные болгары, казанские татары, чуваши и башкиры. Доисторическая родина булгар находилась где-то в Средней Азии, но во время Великого переселения народов они вместе с гуннами переселились на берега Дона, поэтому многие авторы считают булгар одним из гуннских племен. Другие историки считают булгар отдельным, хотя и союзным гуннам народом. Как бы там ни было, но самостоятельную роль булгары стали играть только после распада гуннской империи. В это время они доминируют в Приазовье, ведут кочевой образ жизни и периодически устраивают набеги на границы Византийской империи. Во второй половине шестого века булгары были разбиты пришедшими из Азии аварами и стали их вассалами. Когда авары под нажимом еще одного азиатского народа, тюрок-туркутов, переселились в Паноннию, хан Кубрат сумел объединить булгарские племена. В 632 году он провозгласил независимость от авар и встал во главе объединения, получившего в исторических источниках название Великая Болгария. Её территория занимала Нижнее Прикубанье, Приазовье, часть Крыма и причерноморские степи. После смерти Кубрата сыновья разделили его государство: старший сын Батбаян остался в Приазовье и стал данником хазар, другой сын, Котраг, ушёл со своей частью племени на правый берег Дона, третий сын, Аспарух, увел своих сторонников на Дунай, где объединившись с местными славянами, положил начало современной Болгарии. В конце VIII века часть булгар переселилась в бассейн Средней Волги и Камы, где они вскоре перешли к оседлому образу жизни и создали государство Волжская Булгария. Потомками волжских булгар являются современные казанские татары и чуваши.
Славянская Атлантида
Мало кто помнит, что полторы тысячи лет назад значительная часть современной Германии была славянской землей. Разве что лингвист сумеет услышать в чужих топонимах эхо ушедших времен. Мекленбург - Микулин Бор, Шверин – Зверин, Бранденбург — Бранный Бор... Кто знает, что воспетый в сказках остров Руян (Буян) это Рюген? Сотни исковерканных, переиначенных славянских названий на карте Центральной и Восточной Европы.
При изучении карты Европы возникает странное ощущение: словно идешь по кладбищу и рассматриваешь древние надгробия. Из-под мха проступают имена давно ушедшей родни, а паутинки трещин складываются в знакомые фамилии... А ведь так и есть. С восьмого века на Восток катился непрерывный вал германских завоевателей. Сложно сказать, когда он начался, но его окончание зафиксировано предельно четко – 9 мая 1945 года. Ошибаются те, кто видит в Великой Отечественной лишь борьбу Гитлера и Сталина, противостояние идеологий или крестовый поход против большевизма. Нет, это был последний всполох древнего пожара, катившегося веками на Восток. Тысячелетнее противостояние германцев и славян завершилось нашей победой. Теперь можно было вздохнуть с облегчением: «Мы устояли!».
А многие устоять не смогли.
В шестом веке нашей эры европейские летописцы фиксируют многочисленные славянские племена, известные под общим названием вендов, на южном побережье Балтики, к востоку от реки Лаба (современная Эльба). Самыми сильными племенами были бодричи (ободриты), лютичи (велеты), лужицкие сербы и поморяне. Причем, первые три племени были центрами мощных племенных союзов. Несмотря на родство бодричи с лютичами были непримиримыми врагами и частенько воевали между собой. Кроме того, сами племенные союзы были непрочны, и периодически вспыхивала борьба разных родов за власть над соседями. Большая часть балтийских славян занималась земледелием, охотой и рыбной ловлей. У приморских племен был неплохой для своего времени флот, использовавшийся как для торговли, так и для пиратства. Вообще, венды были народом воинственным и предприимчивым, а потому своими набегами они доставляли немало проблем соседям.
Уже в восьмом веке у славян начинаются первые войны с немцами-саксами. Вначале борьба шла с переменным успехом. Германцы из Гамбурга нападали на племя бодричей (ободритов), а из Магдебурга – на мотичей. Славяне не оставались в долгу и отвечали набегами на Запад. Когда франкский король Карл Великий начал завоевание Саксонии, бодричи выступили на его стороне, но после того как саксы были покорены, Карл решил обезопасить восточные границы своей империи, для чего в 789 году совершил поход на землю лютичей, убив местного князя Драговита и опустошив этот край. В девятом веке империя, созданная Карлом, начинает рассыпаться и ее правителям становится не до завоеваний новых земель. Хотя и сын Карла Людовик Благочестивый, и его внук Людовик Немецкий, совершили несколько походов против славян за Эльбу, но закрепиться там они не смогли.
Следующая волна немецкого натиска на Восток начнется в начале десятого века и будет вызвана вступлением на престол Восточно-франкского королевства в 919 году талантливого воина и умелого политика Генриха Птицелова. Что удивительно, долгое время саксонский герцог Генрих противостоял королю-франку Конраду и, говоря современным языком, был лидером сепаратистов. Но, умирая, король Конрад завещал трон именно Генриху Саксонскому и передал ему знаки королевского достоинства: меч и венец франкских королей, священное копьё и королевскую порфиру. Этот выбор поддержали наиболее влиятельные франкские князья, и Генрих Птицелов был провозглашен королем. Объединив под своей властью Саксонию, Швабию и Баварию, он создал высококлассную регулярную армию и в 928 году внезапно обрушился на славянское племя гаволян и захватил их столицу, город Бранибор (Бранный Бор и будущий Бранденбург). Затем Генрих повел войска в поход против доленчан. Взяв город Гану, король приказал всех взрослых мужчин казнить, а женщин и детей продать в рабство. Вскоре саксонцы покорили все славянские племена, жившие между Эльбой и Одером, а лужичан и чехов заставили платить дань. При первой же возможности лютичи попытались восстать, но были разбиты, а восемь сотен славянских пленников для устрашения остальных были казнены.
За время своего правления Генрих, по сути, создал из Восточно-франкского королевства новую страну – Германию, объединив германские племена в единую нацию. Умер Генрих в 936 г.
Сын Генриха Оттон продолжил дело отца, присоединив к своим владениям Италию и короновавшись императорской короной. Его государство получило название Священная Римская империя. Несмотря на то, что борьба между славянами-венедами и немцами в приграничных землях империи практически не утихала, для Оттона земли на правом берегу Лабы (Эльбы) особого интереса не представляли, и тут борьбу со славянами вели местные немецкие феодалы исключительно собственными силами. Причем, немцы зачастую вели себя весьма подло. Так, например, маркграф Геро пригласил к себе на пир тридцать вендских вождей, а когда они охмелели, приказал убить их. Вмешаться в вооруженную борьбу своих вассалов со славянами Оттон был вынужден лишь один раз в 955 году, когда он разгромил войска вендов князя Стройбнева на реке Ракса. После боя по приказу императора было казнено семь сотен пленных.
Будучи ревностным христианином, Оттон прилагал большие усилия для поддержки церкви и католических миссионеров. По его приказу на подвластных славянских землях были созданы несколько епископств. В результате часть бодричей крестилась, хотя уверовали ли они или это был политический расчет, сказать трудно. По крайней мере, вскоре после смерти Оттона славяне подняли восстание, разрушили все церкви на своей земле, перебили немецких священников и сбросили зависимость от Священной Римской империи. С 1002 года венды были и де-факто, и де-юре независимы. Несколько десятилетий практически мирной жизни могли бы дать вендам возможность создать единое государство и уцелеть в борьбе с германским миром, но славяне не смогли воспользоваться таким подарком судьбы.
Разумеется, венды понимали, что единое германское государство сильнее разрозненных славянских племен. Но как только находился вождь, способный объединить всех, амбиции мелких князьков брали верх, и начиналась внутренняя грызня за власть. В конце концов, князь Готшалк сумел силой на некоторое время объединить прибалтийских славян. При нем возникло первое (и одновременно последнее) государство балтийских славян – Вендская держава. Понимая непрочность этого объединения, Готшалк попытался сплотить своих людей, дав им единую религию – христианство, но позиции язычества оказались сильнее. А вскоре сам Готшалк был убит недовольными боярами. Церкви были опять сожжены, а епископ был принесен в жертву богу Сварожичу. На удивление, Вендская держава не распалась, и после короткой междоусобной борьбы князем стал Крут, жестоко подавивший сепаратизм племенной знати.
Князь Крут происходил из племени руян, входивших в племенной союз лютичей и живших на острове Рюген. Руяне были известны своей воинственностью и жестокостью, а также тем, что на их острове находился город Аркона с почитаемым всеми вендами святилищем бога Святовита . Неудивительно, что при новом князе язычество возвращает утраченные позиции. Тридцатилетнее правление Крута стало золотым веком Вендской державы. Ему удалось нанести несколько серьезных поражений немцам, под его руководством дружины ободритов форсировали Лабу и сожгли города Гамбург и Шлезвиг. Крут наводил страх на немцев, но погиб он от руки славянина. Сын покойного Готшалка Генрих, соблазнил жену Крута, убил князя и захватил власть.
Сам Генрих был христианином, но ввести религию силой, как это сделал в Киеве Владимир Красное Солнышко, не смог или не захотел. В результате часть славян крестилась, но большинство остались язычниками. Как только в 1119 г. Генрих умер, Вендская держава распалась на части. Почти десять лет длилась борьба родственников покойного князя и знати за власть. В результате один из сыновей Генриха убил собственного брата, но и сам погиб. Измученная внутренними неурядицами Вендская держава шла к гибели и окончательно распалась около 1129 года, когда молодые князья Прибыслав и Никлот (кстати, тоже выходец из племени руян) поделили государство пополам. Воспользовавшись этим, немцы возобновили свою экспансию на Восток. Первым в 1142 году пало княжество Прибыслава. Чтобы закрепить успех, вновь завоеванные земли голштинский граф Адольф стал заселять немецкими и голландскими колонистами.
Спустя пять лет немцы нанесли страшный удар по землям бодричей князя Никлота. Чтобы придать вид законности своим завоеваниям в 1147 году, саксонское духовенство объявило крестовый поход против язычников-славян. Естественно, светская власть охотно откликнулась на голос церкви и под знамена саксонского герцога Генриха Льва собрались искатели добычи со всей Священной Римской империи и Дании.
Ждать, пока немцы соберутся с силами, Никлот не стал и атаковал первым. Ему удалось стремительным ударом захватить и сжечь город Любек, опустошить земли фризов и нанести серьезный урон саксонцам. Затем славяне были вынуждены отступить вглубь своей земли и укрыться в крепости Добрин, взять которую крестоносцам не удалось. Зато они стерли с лица земли все языческие святилища вендов, кроме островной Арконы. В конце концов, крестоносцы были вынуждены заключить мир с Никлотом и отступить. Таким образом, крестовый поход провалился, но было ясно, что долго мир не продлится. Тем более, что сильным западным герцогствам, опиравшимся на поддержку всего христианского мира, противостояли разобщенные языческие племена, несмотря на все усилия Никлота, упорно не желавшие объединяться в единое государство.
В 1160 году началась новая война, причем, в этот раз немцы были явно сильнее Никлота. Проиграв первые сражения, Никлот отошел к крепости Вурле, где попал в засаду и погиб. Победители отрубили князю голову и долго возили по своему лагерю. Так закончилась жизнь славного славянского вождя и полководца. Его сыновья, Прибислав и Вартислав, еще несколько лет пытались вести партизанскую войну, но были разгромлены, и сопротивление славян было окончательно сломлено. Вартислав погиб, а Прибыслав покорился власти немцев, принял христианство и стал вассалом саксонского герцога. Вся бодричская земля была разделена между вассалами саксонского герцога Генриха Льва, причем, Прибыслав возглавил полунезависимое Мекленбургское княжество. Аркона, последняя цитадель балтийского славянства и язычества, пала в 1169 году под ударами датчан. Храм Святовита был сожжен, а накопленные жрецами за века сокровища вывезены в Данию. Так закончилась история прибалтийских славян-вендов, некогда одного из сильнейших славянских народов. Их земли были заселены колонистами немцами, остатки славян были онемечены и растворились среди завоевателей или покинули родину, уйдя к единокровным полякам и русским .
Был ли у вендов шанс уцелеть? Сложный вопрос. Скорее всего, да, но для этого они должны были бы принять христианство. Ведь что бы кто ни говорил, но германский натиск на Восток окончился плохо только для языческих племен. Принявшие Христа еще в десятом веке предки поляков и чехов уцелели, а вот бодричи и лютичи, упрямо цеплявшиеся за племенных богов, исчезли. Возможно, христианство слишком сильно ассоциировалось с завоевателями, а племенные боги воспринимались как знамя сопротивления? Может быть, собственные боги расценивались как гарантия независимости? Может и так, но язычество славян делало германскую агрессию морально оправданной. Ведь саксонские герцоги не просто завоевывали новые земли, а несли свет Евангелия. Поэтому в Европе находилось достаточно желающих помочь в этом «богоугодном» деле. А противостоять всей Европе раздираемые внутренними усобицами венды при всей своей отваге не могли.
История не имеет сослагательного наклонения, но все же, как жаль, что Готшалк погиб так рано.
Глава 2. Истоки государства Русского
Существует огромное количество версий и гипотез о происхождении русского народа в первых веках нашей истории. Какая из них истинная - сказать невозможно. Ясно только, что русская история гораздо более древняя, чем считали историки-норманисты. Еще в дореволюционное время обращали внимание на то, что термин Русь упоминается гораздо раньше начала правления Рюрика в Новгороде. Более того, в различных европейских хрониках есть несколько упоминаний того, что до Киевской Руси существовало некое государство, носившее название русского, во главе которого стоял каган. Этот тюркский титул обозначает единоличного руководителя крупного государства и примерно соответствует западному титулу императора. Это подчеркивает, что Русский каганат был независимым и довольно мощным образованием, способным самостоятельно определять свою политику. Несмотря на это его местоположение до сих пор неизвестно. Часть исследователей полагает, что он находился на Севере Восточно-Европейской равнины, часть ученых считает, что это государство располагалось в районе Азовского моря или среднем Поднепровье.
Так что остается невыясненным вопрос, кем же были русы и какое они имели отношение к славянским племенам. Ведь даже в сравнительно поздние времена Вещего Олега отличие славян от руссов подчеркивается летописцами. Однако это различие никак не поясняется, а потому неясно, русы - это отдельный народ или лишь название людей определенной профессии, как, например, дружинники или более поздние ушкуйники.
Споры о том, кем были русы, и что означает само это слово, длятся уже не одно столетие, и достоверного ответа до сих пор нет. Само это слово с одинаковой вероятностью может иметь корни и в иранских и в кельтских языках, а может восходить и вообще к индоарийской древности. Кроме того, не совсем понятно, «русь» и «рос» - это просто разное произношение одного названия, или изначально были два разных понятия, которые потом слились в одно.
Давайте рассмотрим, какие есть версии происхождения русов.
Фракийская версия.
В начале шестого века византийский автор Захарий Ритор писал о народе рос, жившем у берегов Черного моря, затем упоминание о послах народа рос в девятом веке было сделано французскими монахами в хронике под названием «Бертинские анналы». При этом ни росов Захария Ритора, ни франкских русов невозможно с уверенностью идентифицировать с представителями какого-либо из известных народов. Однако византийский историк седьмого века Феофилакт Симокатта, описывая войну своих соотечественников со славянами, сделал интересное замечание: по его словам, ранее славян называли гетами. Так что, возможно, какое-то из гетто-дакийских племен нижнего Подунавья стало прародителем (или одним из прародителей) славян. Тем более, что среди фракийских племен в античное время существовало одно, носившее имя одрусаи/одрисы (по-гречески ;;;;;;;), от которого и могло произойти племя, имевшее название рус/рос. Из этого можно сделать вывод о том, что в древности фракийские племена росов обитали в низовьях Дуная, а затем оказались разбросаны по всей территории Европы и именно они дали начало славянским (и, в частности, русскому) народам.
Норманская теория.
Согласно этой теории, варяги-русь, призваные в Новгород, были скандинавами, а князь Рюрик – это конунг Рорик Ютландский из датского рода Скьёльдунгов. Имена действительно созвучные, правда, в богатой на войны и приключения жизни конунга не было ничего похожего на приглашение править славянами. Он воевал и правил значительно западнее, на пространствах от Франкского королевства до Дании. Мысль объявить создателей русского государства скандинавами появилась в Швеции еще в шестнадцатом веке и изначально должна была быть дополнительным аргументом в переговорах с Иваном Грозным. Затем уже в восемнадцатом веке ее подхватили находившиеся на русской службе немецкие историки Готлиб Байер, Герард Миллер и Август Людвиг Шлёцер. Учитывая, что эти господа были не просто любителями старины, а академиками и членами Российской Академии наук, их версия надолго стала господствующей, хотя, как выяснилось впоследствии, ничего общего с действительностью она не имела. Однако, растиражированная историками восемнадцатого и девятнадцатого века, эта небыль продолжает существовать даже в умах некоторых наших современников. Хотя, разумеется, скандинавы в средневековых русских княжествах присутствовали как торговцы и наемники, но никогда они не были властью.
Вендская версия.
В раннем средневековье практически все южное побережье Балтийского моря и добрую половину современной Германии, вплоть до реки Эльба, населяли славяне, известные под общим названием вендов. Со временем среди них выделились мощные племенные союзы: бодричи (ободриты), лютичи (велеты), лужицкие сербы и поморяне. Большая часть балтийских славян занималась земледелием, охотой и рыбной ловлей. У приморских племен был неплохой для своего времени флот, использовавшийся как для торговли, так и для пиратства. Ну а вендские города того времени по богатству, размерам и численности населения не уступали крупнейшим городам Европы. Так, знаменитый немецкий хронист одиннадцатого века Адам Бременский в своих описаниях назвал славянский город Винету (Волын ), находившийся у устья реки Одер, крупнейшим в Европе. Богатство этого города вошло в поговорку, а легенды о нем рассказывали даже тогда, когда сам город был уничтожен. Вообще, венды были народом воинственным и предприимчивым, а потому своими набегами они доставляли немало проблем соседям. Однако соседи тоже были не прочь повоевать, и в итоге с восьмого века началась непрерывная война с западными соседями-германцами. Борьба была долгой и кровавой, но постепенно шаг за шагом германцы завоевывали славянскую землю. Первоначально война шла на равных, но к концу девятого века становится понятно, что сплоченные в единую империю королем Генрихом Птицеловом германцы одолевают разрозненные славянские племена. В 928 году германцы захватили Бранибор (будущий Бранденбург) и покорили все славянские племена, жившие между Эльбой и Одером.
Венды будут сопротивляться германцам до середины двенадцатого века, но, в конце концов, будут завоеваны и частично уничтожены, частично онемечены.
Однако в период становления Руси венды были еще на взлете, они активно колонизировали окружающие пространства, основывая поселения-анклавы от современной Голландии на Западе и до Ильменя на востоке. Как показывают археологические данные, север будущего государства Рюриковичей находился под сильным влиянием балтийских славян. Доходит до того, что некоторые исследователи считают поселения Новгородского региона вендскими колониями. Так что, ища себе князя, новгородцы должны были первым делом обратиться к единокровным вендам. К тому же, согласно летописям, Рюрик был внуком новгородского князя, а это тоже говорит в пользу того, что он был славянином.
Кстати, о Новгороде. Если есть Новый город, то должен быть и старый, и он действительно есть. Современный город Ольденбург в земле Шлезвиг-Гольштейн некогда был Старигардом (Старградом), столицей западнославянского племени вагров. Кроме того, само слово «рюрик» – западнославянское и означает сокол, так что человек, носивший его, скорее всего, был вендом. Вдобавок на побережье Балтийского моря в восьмом веке существовал крупный славянский город Рерик, разрушенный датчанами в 808 году. Так что логично предположить, что Рюрик и пришедшие с ним воины были западными славянами, носившими прозвище русь.
В пользу вендской версии, помимо археологических данных, есть еще несколько серьезных аргументов. Во-первых, в основанных на средневековых книгах по генеалогии правящих родов земли Мекленбург, изданных в начале восемнадцатого столетия, упоминаются правившие этой землей в конце восьмого века славянские князья Витслав и его сыновья Траскон и Годлиб. У последнего были сыновья Рюрик, Сивар и Трувор, которые отправились в Новгород. К тому же, в начале девятнадцатого века писатель Ксавье Мармье, будучи в Мекленбурге, записал ходившую среди крестьян легенду о короле Годлаве, имевшем было трех сыновей, которые отправились на Восток, где совершили много подвигов, а затем стали королями. Звали этих сыновей: Рюрик Мирный, Сивар Победоносный и Трувар Верный. Таким образом, и в исторических хрониках, и в народной памяти в Мекленбурге, некогда бывшем владением славян-бодричей, остались упоминания об ушедшем на восток князе Рюрике.
Прусская версия.
Михаил Ломоносов считал Рюрика и его варягов славянами из Пруссии. По его мнению, изначально они жили в низовьях Немана, один из рукавов которого назывался Русь. Действительно, в средневековье этот регион (правобережье Немана) часто именовали Русью, а сегодня самый крупный остров на Немане называется Русна.
Литовская версия.
Николай Костомаров соглашался с Ломоносовым относительно расположения древней родины русов на берегах Немана и Балтийском побережье, но считал их не славянским, а литовским племенем. В доказательство этой версии он приводит созвучие известных нам из летописей русских имен времен князей Олега Вещего и Игоря Старого с литовскими словами. Кроме того, он указывал на почитание бога громовержца Перуна-Перунаса и Русью, и литовцами. Впрочем, почитание Перуна и общие слова могли возникнуть еще до разделения индоевропейцев на славян и балтов.
Руги-русы
Еще одна гипотеза происхождения названия Русь связана с племенем ругов, в начале нашей эры обитавших на южном побережье Балтики между Одером и Вислой. Когда на материк переправились готы, руги, которых Иордан называет островными, были разбиты, и им пришлось покинуть родные края и двинуться искать себе новое место под солнцем. После многолетних походов и войн руги осели в римских провинциях, которые располагались на месте современной Австрии. По договору с имперским правительством руги в обмен на эту землю и ежегодные дотации должны были выставлять определенное количество солдат в римскую армию. В 476 году предводитель этих воинов по имени Одоакр сверг последнего римского императора Ромула Августула и тем самым положил конец Западной Римской империи. Затем руги подчинились готам и вместе с ними завоевали Италию, где было создано готское королевство. Однако спустя несколько десятилетий после жестоких войн с Восточной Римской империей (Византией) это государство было уничтожено, а большая часть варваров погибла в боях. Вместе с тем, часть этого племени уцелела, и восьмом веке английский историк Беда писал о живших на побережье Балтики ругах. Затем наступает двухвековой провал, когда название этого народа нигде не упоминалось, а в десятом и одиннадцатом веках сразу в нескольких документах, составленных в разных странах, ругами названы жители Киевской Руси. Хотя никаких стопроцентных доказательств того, что русы являются потомками ругов, нет, но нет и доказательств противного.
В пользу этой версии говорит тот факт, что на землях, некогда принадлежавших ругам и в Прибалтике, и на Дунае, очень скоро после исчезновения ругов историки зафиксируют славян. Однако все авторы, современники ругов, говорят об их германском происхождении. Хотя возможно, что остатки разгромленных ругов влились в состав молодого славянского народа и растворились в нем, оставив лишь имя.
Приазовская версия.
По мнению некоторых историков, уже упоминавшийся Русский каганат располагался на юго-востоке современной Украины. Так Е.С. Галкина считает, что центр этого государства находился в верховьях рек Оскол, Северский Донец и Дон. Русский историк и философ Сергей Перевезенцев называет это государство Аланской Русью и усматривает его истоки на Дону. Донецкий историк и публицист Алексей Иванов очерчивает границы этого государства по линии Северский Донец – Дон – Азовское море на юго-востоке и Днепром на Западе. По мнению донецкого автора, это было одно из наиболее урбанизированных государств раннего средневековья. Города Русского каганата были центрами торговли и ремесел. Особенно были развиты гончарное и ювелирное дело, металлургия. Русский каганат был торгово-военным государством, через которое проходили важные торговые маршруты из северной Европы в Византию и азиатские страны. Например, один из них начинался на южном побережье Балтики, затем шел по Днепру, Северскому Донцу, Дону и заканчивался на Северном Кавказе. Еще одна важная торговая артерия, которую контролировали русы, – это всем известный путь «Из варяг в греки». Вдобавок, Русский каганат имел выход в море и вел активную морскую торговлю. Основным экспортными товарами были оружие, ювелирные изделия и рабы. Такая активность не могла не раздражать Хазарский каганат, еще одно военно-торговое государство региона, стремившееся к контролю над торговыми путями. Судя по всему, отношения двух каганатов были очень напряженными. Видимо, определенное время сохранялся паритет, и граница проходила по Дону. По мнению Алексея Иванова современная столица Украины также входила в состав этой страны.
Этот предполагаемый «Русский каганат» соответствует известной ученым Салтово-маяцкой археологической культуре. Впрочем, существует версия, что это было не отдельное государство, а часть Хазарии.
Согласно данным археологии, культура каганата была смешанной алано-славянско-тюркской. На первых порах (с 6-го и до начала 8-го веков) главенствовал аланский компонент. Затем территорию лесостепной полосы (ныне Северная часть Донбасса) начинают заселять славяне. Одновременно и аланы двигались вглубь славянских земель. Возникает симбиоз иранцев и славян, и каганат вполне можно назвать славянско-иранским государством. Кроме того, каганат населяли булгары, асы и даже выходцы из Скандинавии. К концу существования Русского каганата славяне составляли доминирующую часть его населения. И, главное, они обладали высоким социальным статусом. Об этом можно судить по тому, что найденные славянские захоронения – это, как правило, богатые могилы.
Теперь, наверное, стоит рассмотреть происхождение термина Русь, русский. Корень «рус» – индоевропейского происхождения и означает «светлый, белый». Это значение оно сохранило в языке до наших дней. Например, в словах «русявый», «русоволосый», «заяц-русак» и так далее. Кроме того, этим термином обозначали знатный или главенствующий род. Вполне естественно, что этим словом в равной степени пользовались две ветви индоевропейцев - иранцы и славяне. Возможно, распространение самоназвания «салтовцев» как «рус», «русы» связано с названием нынешнего Северского Донца, который, по данным арабского источника «Худуа-аль-Алам», называли рекой Рус, то есть светлая или чистая река. Возможно, от наименования реки стали себя так именовать и жители каганата. Есть версия, что каганат получил свое название от аланского рода рухс, потомков сарматского племени роксаланов (светлых аланов) и асов. Согласно этой теории, русы первоначально не были славянами, но были ассимилированы славянами, оставив им свое имя. Это не единственный подобный случай в истории. Вспомним хотя бы болгар, славянский народ, получивший имя от племени кочевников-тюрок. Погиб Русский каганат в тридцатых годах девятого века, когда его территория была захвачена мадьярами (венграми), которые кочевали здесь до конца девятого века, а затем отправились на Запад. После разгрома каганата часть оставшегося населения отошла на север в леса и ассимилировалась среди славянского племени северян. Часть беглецов переселилась в Приднепровье под защиту уцелевшего Киева.
Но особенно интересна судьба третей группы выходцев из каганата. Вероятно, это были остатки профессиональной дружины. Они закончили свой поход в Прибалтике. Часть исследователей считает, что их новой родиной стало восточное побережье Балтийского моря, а некоторые историки утверждают, что русы осели в Пруссии, где они вместе с местными племенами образовывают племенной союз, который называют Русия. Ну а дальше уже из этой Русии новгородцы приглашают к себе Рюрика, который мог быть выходцем (или потомком выходца) из приазовского Русского каганата. Его ближайшим сподвижником был Вещий Олег. У нас это имя обычно выводят из скандинавского имени Хелег, хотя логичнее его выводить от иранского халег (творец, создатель, князь) или славянского слова льга (облегчение, простор, свобода, воля).
Олег, став в 879 году регентом при малолетнем сыне Рюрика Игоре, организовывает поход на юг по Днепру. В 882 году Олег фактически без боя захватил Киев. Именно тогда и прозвучали слова «Киев - мать городов русских». Согласитесь, звучит более чем странно, если вслед за историками-норманистами считать Олега скандинавом. Но если Олег, как и киевляне, - выходец из Русского каганата, то его поступок логичен. Вещий князь провозгласил начало возрождения своего древнего государства, но уже со столицей в Киеве. Кстати, киевский люд воспринимает приход Олега без особого возмущения. Не было ни бунтов, ни волнений. А ведь когда Рюрик стал княжить в Новгороде, там было восстание Вадима Храброго.
После утверждения в Киеве Олег установил свой контроль над племенами северян и радимичей, которые до этого платили дань хазарам. То есть князь собирал вокруг Киева как раз те славянские племена, которые наиболее тесно контактировали с Русским каганатом. Стараниями Вещего Олега в начале десятого века образуется новое государство, которое объединяет земли Русского каганата и получает прежнее название Русь, а его правитель именует себя каганом. Этот титул перестал употребляться только при Ярославе Мудром.
Князь Святослав завершил начатое Олегом, совершив в 965 году победоносный поход на Хазарию.
***
Какая из версий происхождения Руси истинная - сегодня не скажет никто. Вполне возможно, что могло быть и несколько древних центров со схожими названиями, которые впоследствии слились в государстве Рюриковичей. Но достоверно одно: начиная с конца девятого века наши предки, принадлежавшие к разным славянским племенам, называют свою страну Русью.
С термином «Русь» связан еще один курьез. Во время феодальной раздробленности этим термином стали называть исключительно земли вокруг стольного Киева. Поэтому в летописях появляются курьезные упоминания о войне Руси против Владимира или о путешествии из Новгорода в Русь.
Называть столичный регион именем всей страны впервые придумали не мы, так, к примеру, земли вокруг Парижа именуются Иль-де-Франс, что буквально означает «Остров Франции».
Публицисты независимой Украины, особенно из числа националистов, очень любят козырнуть цитатой из летописи, где именно Украина названа Русью, попрекнув Российскую Федерацию в присвоении чужого имени и прочих смертных грехах, а россиян объявить вообще не славянами. Только они забывают, что сам Киев к возникновению древней Руси имеет мало отношения. Да и из десяти древнейших русских городов, упомянутых в летописях, семь (Старая Ладога, Новгород, Изборск, Белоозеро, Ростов Великий, Муром, Смоленск) расположены в границах современной Российской Федерации, один (Полоцк) – в Белоруссии, и только два (Любеч и Киев) на Украине.
Глава 3. Первые Рюриковичи
Рюрик
Я пью за варягов, за дедов лихих,
Кем русская сила подъята,
Кем славен наш Киев, кем грек приутих,
За синее море, которое их,
Шумя, принесло от заката!
А.К. Толстой
Как мы уже видели, славяне в первых веках нашей эры активно искали свое место под солнцем, захватывая одну область Европы за другой. Иногда славянским родам везло, и они плотно обживали новые земли, иногда закрепиться не удавалось и приходилось уходить в поисках лучшей доли. Логическим завершением этого процесса в Восточной Европе стало создание в девятом веке нашего государства, которое существует уже более тысячи лет. Хочется верить, что и просуществует еще как минимум столько же.
Как, наверное, все понимают, 862 год в качестве даты рождения Руси взят весьма условно, так как уже за несколько сот лет до призвания Рюрика славяне были вполне «взрослым» народом. Но все же именно Рюрик заложил основы той государственности, которая дошла до нас. Так что именно с этого полулегендарного князя началась новая глава славянской книги жизни. Отныне вместо многих племен будет действовать единый русский народ.
Кем же он был?
Сложно сказать точно. Нашим предкам, жившим в районе Ладожского озера, нужен был авторитетный третейский судья, одинаково отдаленный от всех политических группировок того времени. Поэтому, как говорится в Повести временных лет, «стал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву". И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, - вот так и эти прозывались. Сказали руси чудь, словяне, кривичи и весь: Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами. И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, - на Белоозере, а третий, Трувор, - в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же - те люди от варяжского рода, а прежде были славяне».
Тут возникает вопрос, что имел в виду летописец, говоря «за море»? Это явно не Ладожское озеро, а Балтика, но на какой берег Балтики пошли славянские послы? Если на Северный, то это Скандинавия, а если на южный, то в те времена это были славянские земли. Полабских славян помните? Обратим внимание на то, что летописец явно отделяет варягов-русь от варягов-шведов и варягов-англов.
Кстати, а кто такие англы и где они жили в 10 веке? Думаете, это англичане, и речь идет о Британских островах? А вот и не так, вернее, не совсем так. Англы - это германское племя, во время Великого переселения народов разделившееся на две части: одна ушла на Британские острова, вторая осталась жить на юге современной Дании. Севернее их жили даны, юго-западнее саксы, восточнее славяне-ободриты. Очевидно, летописец пишет именно об оставшихся на континенте англах. Таким образом, получается, что летописная Русь - это народ, живущий на берегу Балтийского моря восточнее Дании и не являющийся ни англами, ни шведами, ни норманнами. Кто остается? Правильно, венды, о которых мы уже писали. Из их племен, скорее всего, и происходил род Рюрика. Тем более, что они были практически своими для новгородцев и по языку, и по вере, и по культуре. Недаром же для великого ученого Ломоносова славянское происхождение Рюрика было непреложным фактом.
А как же норманнская теория, согласно которой Рюрик был германцем-скандинавом? Теория, конечно, существует и имеет своих приверженцев, но эта версия нашей истории, выдвинутая немцами в восемнадцатом веке, вызывает массу возражений. Подробно останавливаться на критике норманнской теории нет необходимости, так как существует немало специально посвященной этому вопросу литературы. Обратим только внимание на фразу в летописи: «Новгородцы же - те люди от варяжского рода, а прежде были славяне». Думаю, этого вполне достаточно, чтобы понять, что пришедшая с Рюриком Русь была не германского происхождения. А современные лингвисты доказали, что многие особенности средневекового новгородского диалекта, известного нам по берестяным грамотам, имеют западнославянское происхождение. Точно так же, исследуя результаты раскопок, историки установили, что на заре его истории в Новгород переселилась большая группа выходцев из западных славян, принесших с собой и свой диалект, и свою культуру. Кроме того, жизнь Рорика Ютландского из династии Скьёльдунгов, которого норманисты предлагают считать одним человеком с нашим Рюриком, хорошо известна. Он правил во Фризии (современные Нидерланды), пытался покорить Данию и под конец жизни принес клятву верности королю Восточно-Франкского королевства Людовику Немецкому. Каких-либо контактов со славянами, а тем более, призвания его в Новгород, европейские летописцы не зафиксировали.
Кроме того, в начале XVIII века немецкими учеными был издан ряд генеалогических трудов, посвященных благородным родам Мекленбурга, бывшего некогда землей ободритов. И в этих работах прямо говорится о знатном славянине Рюрике, внуке короля Витислава, отправившемся с братьями на восток в поисках славы.
Есть еще и Иоакимовская летопись. Её оригинал не сохранился до наших дней, но часть текста была переписана В. Н. Татищевым в восемнадцатом веке. Если верить его записям, то Рюрик был сыном варяжского князя и Умилы - средней дочери славянского старейшины Гостомысла. Перед смертью Гостомысл, княживший в неназванном «Великом граде», завещал призвать на княжение сыновей Умилы. Так и произошло. Рюрик с двумя братьями прибыл в «Великий град», которому соответствует либо Старая Ладога, либо город бодричей Велиград, а затем переселился в «Новый град великий» (Новгород) к Ильменю.
Так что не призывали наши предки себе чужеземных владык, а создатель Руси был наших, славянских корней. Умер Рюрик в 879 году, оставив престол малолетнему сыну Игорю, опекуном которого стал Олег.
Вещий Олег
О Вещем Олеге достоверных сведений немногим больше, чем о его предшественнике. Став фактическим правителем при малолетнем сыне Рюрика, он начал активно расширять границы подвластных территорий. Сначала в 882 году покорил Смоленск и Любеч (город в современной Черниговской области Украины), а затем, оставив там своих наместников, отправился к племенному центру полян – городу Киеву. Город к этому времени уже был довольно богатым и мог за себя постоять. Поэтому, чтобы избежать ненужного кровопролития, Олег хитростью выманил киевского князя Аскольда за крепостные стены и там убил. После чего объявил киевлянам, что отныне он в городе главный, и те спорить не стали… Может, потому, что не особо любили Аскольда, а может, потому, что с Олегом приплыла многочисленная и скорая на расправу дружина. Кстати, среди воинов Олега, по словам летописца, были варяги, чудь, словене, меря, весь и кривичи. В общем, на юг шел настоящий северный интернационал под знаменем харизматичного князя.
По достоинству оценив удобное расположение Киева, Олег перенес свою ставку из Новгорода на берега Днепра, объявив: «Да будет Киев матерью городов русских!». Отныне в едином государстве были объединены северный и южный центры восточных славян. Так родилась Киевская Русь. Вся дальнейшая деятельность Олега будет направлена на собирание под его властью всех восточных славян и живших рядом фино-угров. Когда силой оружия, когда убеждением, но к концу свой жизни он подчинил Киеву и заставил платить дань племенные союзы древлян, северян, радимичей, уличей и тиверцев.
Чтобы обезопасить страну, по приказу князя на границах были построены новые города-крепости. Утверждая свою власть в Восточной Европе, Олег много и удачно воевал с соседями. Ему удалось нанести ряд поражений грозному Хазарскому каганату и заставить это хищное государство смириться с независимостью славян. А ведь до этого хазары угрожали полянам и брали дань с северян и радимичей. Попали под раздачу и булгары с мадьярами.
Апофеозом Олега стал поход на Константинополь в 907 году. Богатейший город мира, по праву прозванный славянами Царьградом, манил к себе многих. Но большинство желающих набить карманы византийским золотом даже мечтать не могли о войне со столь грозным противником - слишком уж сильной была империя. Олег не побоялся и, собрав на подвластных землях многочисленную армию, обрушился на Византию. Основная сила русской армии – 80-тысячная пехота, погрузившись на флотилию из двух тысяч ладей, отправилась в поход морем. Путь эскадры пролегал по Днепру, а затем по Черному морю вдоль его западного берега. Кавалерия двигалась по суше. Благополучно дойдя до стен Константинополя, армия Олега разграбила предместья византийской столицы. Грекам, чья армия оказалась неспособной сопротивляться руссам, пришлось выплатить контрибуцию и заключить выгодный для славян торговый договор, дающий льготы русским купцам. Очевидно, наших купцов в Византии к этому времени уже знали хорошо, так как византийцы при заключении договора особо просили Олега: «Пусть запретит русский князь указом своим приходящим сюда русским творить бесчинства в селах и в стране нашей … и пусть входят в город только через одни ворота в сопровождении царского мужа, без оружия, по 50 человек, и торгуют, сколько им нужно, не уплачивая никаких сборов» . Видать, наши предки отличались весьма буйным нравом. Так что, когда сейчас русские туристы в отелях Египта или Турции 9 мая загоняют немцев в бассейны – это всё голос крови, а не недостаток воспитания.
Кстати, при заключении договора Олег с соратниками присягали «по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном, своим богом, и Волосом, богом скота, и утвердили мир». На этот момент мы обращаем внимание потому, что имена богов явно говорят о том, что русы Олега были славянами, а не скандинавами. Именно после этого похода Олег получил прозвище Вещий. По легенде Олег повесил свой щит на городских воротах Царьграда как символ победы. В 911 году Олег заключил с византийцами новый договор.
Поход 907 года известен только по русским источникам, что заставляет некоторых сомневаться в его реальности. Однако тут, скорее всего, путаница с датировкой похода, так как вся датировка событий ранней истории в Повести временных лет весьма условна. Возможно, что в первом варианте летописи запись о княжении Олега была вообще без каких-либо дат, и лишь позже переписчики датировали события, ставя годы по памяти или рассчитывая их сравнивая с известными событиями того времени. Но то, что поход Руси на Константинополь состоялся в промежутке между 904 и 909 годами, абсолютно доказанный факт.
Когда и как умер Олег, и где его могила, неизвестно. По одним сведениям, он скончался в 912 году от укуса змеи и был похоронен в Киеве, по другим - в 922 году от старости и был похоронен или в Ладоге, или в Новгороде.
Приняв власть в Новгороде и окрестностях, Олег оставил наследникам одну из крупнейших держав Европы, игравшую важную роль в судьбах средневековых государств Запада, Востока и Севера континента. При Олеге сложилась организация войска, просуществовавшая потом несколько столетий. Основой войска были княжеские дружины – «старшая», состоявшая из наиболее опытных воинов, и «молодшая», состоявшая из «отроков». Их усиливали боярское ополчение и пешая рать из крестьян-ополченцев.
Скорее всего, именно при Олеге на Руси стала известна кириллическая азбука, созданная специально для славянского языка братьями-проповедниками Кириллом и Мефодием. В 863 году они в Моравии перевели на славянский язык и записали с помощью изобретенной ими азбуки священные книги, а затем эта письменность распространилась на Сербию, Болгарию и Русь.
На последние годы жизни Олега пришлись набеги руссов на Каспийское побережье. Каспий в те годы был оживленной торговой магистралью, связывавшей Восточную Европу, Среднюю Азию и Ближний Восток, и русские купцы хорошо его знали. Один из торговых маршрутов из северных славянских земель шел по Днепру до Черного моря, огибал Крым и достигал Дона. Затем купцы поднимались вверх по течению и через земли Хазарского каганата переходили на Волгу, по которой караваны спускались до Каспия, выходили в море и могли отправиться в любой порт на его берегах. Нередко купцы пересекали море и затем по суше отправлялись до Багдада.
В 909 году русы на 16 кораблях напали на город Абаскун и разграбили его. В следующем году та же судьба постигла город Сари, но затем русская дружина была разгромлена эмиром Ширвана (сейчас это часть Азербайджана). Какое отношение эти русы имели к князю Олегу, сказать сложно. Скорее всего, это была вольница наподобие викингов северной Европы, совершавшая походы в порядке частной инициативы. Может быть, это были те славяно-аланские воины из Донских степей, которых чуть позже станут называть бродниками. Хотя, возможно, русов для этого набега наняли хазары, чтобы ослабить мусульман, контролировавших западную и южную часть Каспия.
В 913 году состоялся грандиозный по масштабу поход руссов на Каспий. В нем, по сведениям арабского историка аль-Масуди, участвовало пятьсот кораблей, на каждом из которых было по сто воинов. Может быть, численность русского войска и преувеличена, но, в любом случае, это было огромное войско. Согласно аль-Масуди, войдя в Керченский пролив, русы попросили хазар разрешения пройти по Волге в Каспийское море, предложив за это половину будущей добычи. Те согласились, так как воевали с прикаспийскими исламскими государствами Дербентом и Ширваном.
Войдя в Каспийское море, армия разделилась на отдельные отряды, которые начали грабёж городов на южном и западном берегах. Около Баку состоялось сражение русов с царем Ширвана Али ибн аль-Хайтамом, который был совершенно разгромлен. Вволю пограбив, русы вернулись в хазарскую столицу Итиль к устью Волги, где вручили хазарскому беку его долю добычи.
И тут непобедимую в честном бою армию ждал удар в спину. Состоявшая из мусульман хазарская гвардия заявила о необходимости отомстить русам за пролитую ими кровь единоверцев. Хотя, скорее всего, циничным наемникам была абсолютно безразлична судьба ислама, но это был отличный повод присвоить себе огромные богатства, награбленные русами. К гвардейцам присоединились и простые местные жители, хотевшие под шумок урвать свой кусок. Внезапно на ничего неподозревавшее и ослабленное предыдущими боями русское войско обрушился удар вчерашних союзников. К чести наших соплеменников, они сумели организовать достойный отпор. Три дня шел кровавый и беспощадный бой. В итоге пять тысяч русов сумели прорваться и уйти на кораблях вверх по Волге. Но неприятности уцелевших на этом не окончились. Когда остатки русов сошли на берег в Среднем Поволжье, им пришлось сражаться с волжскими булгарами и буртасами, которые окончательно добили русскую армию. Сколько воинов вернулось к своим домам, да и вернулся ли вообще хоть кто-то, неизвестно. Также неизвестно, кто командовал этим походом и в каких отношениях участники похода были с киевским князем. Повесть временных лет молчит об этом походе, и все сведения об этой странице нашей истории есть только у арабских авторов.
Игорь Старый
Пока был жив Олег, Игорь - сын и наследник Рюрика - находился в тени своего великого опекуна. Поэтому, став князем, он был вынужден сразу же доказывать свою способность править страной, которая, почувствовав отсутствие крепкой руки, стала распадаться. Для начала Игорь усмирил восставших после смерти Олега древлян и в назидание другим сепаратистам обложил их тяжелой данью. Досталось и уличам, которые попытались отделиться. Затем ему пришлось переключиться на внешнеполитические проблемы – к границам Руси прикочевали печенеги. От кочевников можно было ожидать всего, но Игорю удалось заключить с ними мир. В 915 и 920 году печенеги нарушали его и устраивали набеги на Русь, но княжеские дружины отбрасывали их в степь.
Тут надо сделать небольшое отступление. В начале десятого века Русь вышла в ряды серьезных геополитических игроков и включилась во взаимодействие сверхдержав своего времени. Поэтому стоит хоть пару слов сказать об этих странах.
Арабский халифат.
После смерти пророка Мухаммеда в 632 году его последователи, вдохновленные идеей новой религии, сумели завоевать огромные территории в Северной Африке и на Ближнем Востоке. Менее чем за сто лет их империя (Халифат) по своим размерам превзошла Римскую и раскинулась от Испании на западе до Афганистана на Востоке. Словно разжатая пружина, арабы наступали на все стороны света. На западе они прошли всю Северную Африку, пересекли Гибралтар и покорили Испанию, на Востоке они покорили Иран и победным маршем прошли по Средней Азии до Индии, а на Севере в жесточайшей войне отвоевали у Византии земли вплоть до Малой Азии. На некоторое время арабский Халифат стал ведущей мировой силой и казалось что победное шествие ислама остановить не удастся никому. Но всему приходит конец, и сначала во Франции, а затем под Константинополем арабы терпят сокрушительные поражения, и их экспансия останавливается. Постепенно элита Халифата утрачивает то религиозное рвение, которое отличало его создателей. Воины победоносных армий приобретают себе усадьбы и превращаются в помещиков, под влиянием богатства и роскоши арабы теряют свой неукротимый дух. Кроме того, хоть Халифат и называют арабским, но этнических арабов там было не так уж и много. Со временем на первые роли в государстве выходят представители покоренных, обращенных в ислам, но более культурных и многочисленных народов, прежде всего, персов. Наступает золотой век исламского мира: развиваются искусство, наука и ремесла, караваны торговцев свободно перемещаются от Китая до Атлантического океана. Арабский язык становится общеупотребляемым в Азии и Африке. Чеканившаяся в Халифате тонкая серебряная монета под названием дирхем стала самой стабильной и распространенной валютой своего времени. Причем, валютой общемировой, археологи до сих пор частенько находят дирхемы и у нас в России. Дирхемы продолжали ходить по рукам даже тогда, когда сам Халифат канул в небытие. Часто для удобства расчетов монету рубили на половинки или даже четвертинки, которые затем использовались для мелких покупок.
Завоевав Закавказье, арабы столкнулись с еще одним претендентом на региональное лидерство – Хазарским каганатом. И на долгие годы Кавказ стал границей и линией Арабо-хазарского фронта.
Хазария.
История тюркоязычных кочевников хазар теряется во временах Великого переселения народов, когда их предки прикочевали в прикаспийский регион из Азии. В начале седьмого века они уже представляли собой реальную военную силу, а к концу века хазары контролировали большую часть степного Крыма, Приазовье и Северный Кавказ. Центром Хазарии стали земли современного Дагестана. Пытались хазары и расширить свою территорию, совершая рейды в Закавказье, воюя там с Ираном, а затем с Арабским Халифатом. Первое столкновение с хазарами окончилось для арабов плачевно – их войско было разбито, а предводитель убит. Такое оскорбление воины джихада не простили, и с самого начала восьмого века началась непрерывная череда арабо-хазарских войн. Первоначально хазары вполне успешно отбивались и даже наносили противнику ощутимые удары, устраивая рейды вглубь вражеских территорий. Так как в это же время арабы воевали еще и с Византией, то для решения хазарского вопроса у Халифата банально не хватало сил. В 730 году хазары совершили свой самый масштабный набег, разграбив город Ардебиль и уничтожив двадцатипятитысячное арабское войско.
Этот налет исчерпал терпение Халифата и, основательно подготовившись, арабский полководец Мерван ибн Мухаммед в 737 году повел на Хазарию сто двадцать тысяч своих воинов. Тут уж хазары, что называется, попали конкретно. Сначала Мерван взял штурмом крепость Семендер – столицу врага. Как водится по законам военного времени, жителей кого просто ограбили, а кого обратили в рабство. Затем арабы двинулись на север, вглубь хазарских владений, и дошли до некоей «Славянской реки», где захватили в рабство двадцать тысяч славянских семей. Историки до сих пор спорят, о какой реке идет речь: о Доне или Волге . Доходчиво объяснив хазарам, кто в мире главный, арабы отправились обратно на земли Персии. Может, в дальнейшем они и планировали вернуться и закрепиться на Северном Кавказе, но вскоре в самом Халифате началась смута, и им стало не до новых завоеваний. Хазария осталась независимым государством, но после погрома её центр переместился подальше от опасных арабов – в Подонье и Поволжье. В низовьях Волги возникла новая хазарская столица — Итиль, вскоре превратившаяся в крупный торговый центр.
Расположение Хазарии на пересечении торговых путей позволило хазарам собирать обильные пошлины с проходящих торговых караванов. Вторым источником доходов оставалась военная добыча и выплата дани покоренными народами, среди которых были и славянские племена.
В середине восьмого века один из хазарских вельмож по имени Булан со своим родом принял иудаизм, а полвека спустя его потомок Обадия захватил реальную власть в каганате, превратив кагана в «свадебного генерала». Номинально главой государства считался каган, происходивший из древнего царственного рода, но реальная власть была в руках потомков Обадии, которые носили титул беков (иногда их также называют царями или каган-беками). Их опорой стала многочисленная еврейская община, населявшая этот регион со времен разрушения Иерусалима римлянами в первом веке нашей эры.
Сложилась ситуация, когда элита каганата исповедовала иудаизм, а большая часть хазар и подвластных им народов оставалась язычниками. Это привело к внутреннему ослаблению государства, так как между высшим обществом и простолюдинами образовалась непреодолимая пропасть. Более того, часть хазар не приняла новую власть и попыталась с оружием в руках свергнуть Обадию. Восстание было жестоко подавлено, и остатки мятежников покинули родину, переселившись к венграм. Но отныне власть не могла полностью доверять собственным подданным, и иудеям с иудаизированной знатью приходилось больше рассчитывать на наемников, которых в основном набирали среди мусульман на юго-восточном берегу Каспия. Согласно договору эти воины не должны были воевать против соплеменников, поэтому нанимали хазары и язычников-славян. Отныне главной военной силой Хазарии было не ополчение свободных хазар, усиленное отрядами из зависимых народов, а сравнительно немногочисленная наемная тяжелая кавалерия. Чтобы оплачивать чиновников и наемную гвардию, доходов от транзитной торговли не хватало, и пришлось обложить население тяжкими поборами, что вызывало постоянный ропот и недовольство. Из-за всего этого к началу десятого века хазарский каганат неуклонно слабел, но все еще оставался грозной силой. И сила его была не только в армии, но и в наличии опытных дипломатов, умевших лавировать между соседними державами и с помощью подкупа и интриг стравливать врагов Хазарии между собой.
Византия
Несмотря на все потрясения и постоянные войны Восточно-римская империя в девятом веке оставалась самой культурно и экономически развитой страной в Европе. Под властью Константинополя были Греция, Малая Азия, средиземноморские острова. Периодически империя подчиняла себе Болгарию и Сицилию, Южную Италию и Сирию. Форпостом Византии в Крыму был неприступный Херсонес.
После десятилетий кровавых войн сложилось шаткое равновесие сил этих трех держав. Все они были конкурентами и с удовольствием расправились бы с соперниками, но сил на это не хватало. Каждая страна боялась усиления остальных и при случае старалась нанести удар. Тот факт, что население каждого государства исповедовало собственную религию, только придавал борьбе особую ожесточенность.
Еще одной силой, с которой приходилось считаться всем, были кочевые племена, занимавшие огромные пространства Евразии от Дуная до Китая. Более сильное племя в Центральной Азии атаковало и изгоняло своих слабых соседей. Проигравшие отправлялись на запад, где изгоняли местные племена, те, в свою очередь, также отправлялись на запад, и так далее. Мадьяры, булгары, огузы, торки, печенеги, словно в калейдоскопе, приходили из Азии и сменяли друг друга в причерноморских и прикаспийских степях. Все государства стремились иметь кочевников в союзниках, чтобы обезопасить свои границы и направить их агрессию на соседей.
Естественно, что усиление Руси и её экспансия соседям не понравилась. Особенно этим были обеспокоенны хазары, до Аскольда собиравшие дань со славян. Теперь же эта дань шла в казну киевского князя. Более того, Русь становилась конкурентом в международной торговле. Да и славяне явно не испытывали теплых чувств к хазарам. Столкновение молодого русского государства и постаревшего хазарского хищника становилось неизбежным. Чтобы разгорелся пожар войны, нужна была лишь искра.
Такой искрой стали послы от византийского императора Романа, которые с помощью богатых даров убедили русов начать войну с хазарами. И снова в Повести временных лет нет ни слова об этих событиях. Вообще, летописец по непонятным причинам не написал ничего о происходившем на Руси с 915 года и до 941-го.
События этого периода нам известны из восточных источников, а также из письма неизвестного иудея, бывшего подданным хазарского царя Иосифа. Согласно этому документу, известному как Кембриджский Аноним, в 939 году русы, которых вел полководец, чье имя (или титул) на древнееврейском писалось как Х-л-г , захватили хазарский город Самкерц, на берегу Керченского пролива. Личность русского вождя до сих пор является загадкой. По одной версии Х-л-г - это собственное имя «Олег», по другой - титул князя Игоря. Были попытки связать этого полководца с князем Олегом, но эта версия не выдерживает критики. Скорее всего, это был военачальник князя Игоря, носивший такое же имя, как и вещий князь.
Против русов и Византии выступил хазарский военачальник Песах, который, переправившись через Керченский пролив, разгромил византийские владения в Крыму, заставив христиан спасаться за стенами неприступного Херсонеса. Затем он победил русов, заставил их признать над собой верховную власть хазар и обязал платить дань. По его требованию князь Игорь был вынужден в 941 году начать войну с Византией. Так начался злосчастный поход Игоря на Константинополь, который подробно освещен и в греческих книгах, и в Повести временных лет, причем византийцы гораздо подробнее описали происходившее, что и понятно, учитывая, что они описывали свою победу.
Войско, часть которого шла по берегу, а часть плыла морем, вел сам князь Игорь. Сохранить подготовку к походу в тайне от византийцев не удалось, но основные силы империи в это время были заняты войной с арабами, и столица оставалась практически незащищенной. Однако у защитников Константинополя было неизвестное врагам чудо-оружие – греческий огонь. Пока русы уничтожали мелкие отряды врага и грабили приморские районы Малой Азии, византийцы сумели снарядить флот и 11 июня 941 года атаковали ладьи князя Игоря в море у входа в Босфор, недалеко от города Иерон.
Итальянский дипломат Лиутпранд Кремонский оставил подробное описание морского сражения. «Роман [византийский император] велел прийти к нему кораблестроителям, и сказал им: “Сейчас же отправляйтесь и немедленно оснастите те хеландии , что остались [дома]. Но разместите устройство для метания огня не только на носу, но также на корме и по обоим бортам”. Итак, когда хеландии были оснащены согласно его приказу, он посадил в них опытнейших мужей и велел им идти навстречу королю Игорю. Они отчалили; увидев их в море, король Игорь приказал своему войску взять их живьем и не убивать. Но добрый и милосердный Господь, желая не только защитить тех, кто почитает Его, поклоняется Ему, молится Ему, но и почтить их победой, укротил ветры, успокоив тем самым море; ведь иначе грекам сложно было бы метать огонь. Итак, заняв позицию в середине русского [войска], они [начали] бросать огонь во все стороны. Руссы, увидев это, сразу стали бросаться с судов в море, предпочитая лучше утонуть в волнах, нежели сгореть в огне. Одни, отягощённые кольчугами и шлемами, сразу пошли на дно морское, и их более не видели, а другие, поплыв, даже в воде продолжали гореть; никто не спасся в тот день, если не сумел бежать к берегу. Ведь корабли руссов из-за своего малого размера плавают и на мелководье, чего не могут греческие хеландии из-за своей глубокой осадки».
Хотя потери русского флота были страшными, значительная часть войска уцелела, и война продолжилась. Русы двинулись вдоль побережья Малой Азии, предавая огню и мечу встреченные селения. При этом наши предки устроили тотальную резню местного населения. По словам летописца, «стали воевать страну Вифинскую, и попленили землю по Понтийскому морю до Ираклии и до Пафлагонской земли, и всю страну Никомидийскую попленили, и Суд весь пожгли. А кого захватили - одних распинали, в других же, перед собой их ставя, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в головы. Много же и святых церквей предали огню, монастыри и села пожгли». Особенно жестокая расправа ждала священников, из-за чего некоторые историки (прежде всего, Л.Гумилев) считают такую кровожадность русов следствием влияния иудеев-хазар . Впрочем, и греки образцом милосердия не были, так как они пленных русов также казнили.
Разграбление Византии продолжалось до конца лета, пока не подошли греческие армии из Фракии и Македонии. После этого русы решились на отход, но русский флот 15 сентября был обнаружен византийским и разгромлен возле города Килы.
Запись в Повести временных лет говорит только об одном морском сражении, которое состоялось уже после того, как русы были разбиты на берегу и отплыли домой. Поскольку автор молчит о времени сражения и его месте, вероятно, в летописи произошло совмещение данных о разных сражениях. Хотя возможно, что после поражения у Иерона русское войско разделилось, и Игорь с частью дружины вернулся на Русь. Именно его судьба и описана в летописи.
По версии историка Н. Я. Полового, вторая часть войска во главе с уже известным нам Х-л-гу на своих кораблях спаслась на мелководье у побережья Малой Азии, и именно они до осени громили греков. В этом случае становится понятной фраза в Кембриджском Анониме о том, что из-за неудачи похода на Византию Х-л-г будто бы устыдился возвращаться в свою страну и с дружиной отправился морем в Персию, где и погиб вместе со своими людьми. В русских летописях об этом нет ни слова, зато арабские авторы подробно описывают захват русами города Берда, находившегося в междуречье Куры и Аракса на территории современного Азербайджана недалеко от юго-западного берега Кассия. Русов было всего около трех тысяч человек, но они смело кинулись в атаку, взяли штурмом город, рассеяли его защитников и захватили до десяти тысяч пленных. Берда стала опорной базой русов и, похоже, что они собирались здесь основательно закрепиться и превратить эту территорию в свое государство. Правитель Азербайджана Марзубан собрал армию в 30 тысяч человек и попытался отбить Берду, но, несмотря на огромное численное превосходство, разбить русов ему так и не удалось. Целый год русы держали оборону города, теряя людей не столько от вражеского оружия, сколько от болезней. В конце концов, взяв столько добычи, сколько смогли унести, русы покинули город и уплыли в неизвестном направлении. Что с ними стало, никому неизвестно. Гумилев, например, считал, что и этот отряд вероломно перебили хазары. Кто хочет подробнее разобраться в отношениях русов и хазар, может обратиться к книге Льва Гумилева «Древняя Русь и Великая степь», но должен сразу предупредить, что со многими его выводами я не согласен. Слишком уж слабая под ними доказательная база.
***
Вернувшись в Киев после неудачного похода, князь Игорь сразу же начал собирать новую армию для реванша. Помимо собственных подданных он привлек и воинов соседних народов, обещая им часть богатой добычи. Сначала по договору с киевским князем греков атаковали венгры, совершившие рейд по византийской территории вплоть до стен Константинополя. Затем в 944 году на юг двинулись основные силы князя. В его армию, помимо дружин всех подвластных славянских племен, влились отряды наемников: варягов из Северной Европы и печенегов из Причерноморских степей. Так что армия получилась весьма внушительной, и византийцы предпочли не искушать судьбу и решить вопрос без кровопролития. Они послали навстречу Игорю посольство с просьбой о мире, подкрепленное богатыми дарами. Помня о прежней неудаче, русы предпочли не рисковать и взять откупные. «Сказала же дружина Игорева: "Если так говорит царь, то чего нам еще нужно, - не бившись, взять золото, и серебро, и паволоки? Разве знает кто - кому одолеть: нам ли, им ли? Или с морем кто в союзе? Не по земле ведь ходим, но по глубине морской: всем общая смерть". Послушал их Игорь и повелел печенегам воевать Болгарскую землю, а сам, взяв у греков золото и паволоки на всех воинов, возвратился назад и пришел к Киеву восвояси» - отмечает Повесть Временных лет. Между Русью и Византией был заключен новый договор, по которому восстанавливались мирные отношения. Византийцы обязались выплатить крупную денежную сумму Игорю и в дальнейшем ежегодно посылать в Киев деньги. В обмен русы обязались приходить на помощь византийцам в их войнах. Кроме того, византийцы признали владение Русью землями в устье Днепра и на Таманском полуострове.
Также договор регулировал условия пребывания и торговли русских купцов в Византии, определял размер денежных штрафов за различные проступки, определял суммы выкупа за пленников. Сначала договор был подписан императором Романом с русскими послами в Константинополе, а затем византийское посольство явилось в Киев, где князь Игорь и его бояре поклялись в верности договору.
Полный текст договора был включен в Повесть временных лет. Думаю, стоит привести его полностью: «Прислали Роман, и Константин, и Стефан послов к Игорю восстановить прежний мир, Игорь же говорил с ними о мире. И послал Игорь мужей своих к Роману. Роман же созвал бояр и сановников. И привели русских послов, и велели им говорить и записывать речи тех и других на хартию. «Мы - от рода русского послы и купцы, Ивор, посол Игоря, великого князя русского, и общие послы: Вуефаст от Святослава, сына Игоря; Искусеви от княгини Ольги; Слуды от Игоря, племянника Игоря; Улеб от Володислава; Каницар от Предславы; Шихберн Сфандр от жены Улеба; Прастен Тудоров; Либиар Фастов; Грим Сфирьков; Прастен Акун от племянника Игоря; Кары Тудков; Каршев Тудоров; Егри Евлисков; Воист Войков; Истр Аминодов; Прастен Бернов; Явтяг Гунарев; Шибрид Алдан; Кол Клеков; Стегги Етонов; Сфирка...; Алвад Гудов; Фудри Туадов; Мутур Утин; купцы Адунь, Адулб, Иггивлад, Улеб, Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Туробид, Фуростен, Бруны, Роальд, Гунастр, Фрастен, Игелд, Турберн, Моне, Руальд, Свень, Стир, Алдан, Тилен, Апубексарь, Вузлев, Синко, Борич, посланные от Игоря, великого князя русского, и от всякого княжья, и от всех людей Русской земли. И им поручено возобновить старый мир, нарушенный уже много лет ненавидящим добро и враждолюбцем дьяволом, и утвердить любовь между греками и русскими.
Великий князь наш Игорь, и бояре его, и люди все русские послали нас к Роману, Константину и Стефану, к великим царям греческим, заключить союз любви с самими царями, со всем боярством и со всеми людьми греческими на все годы, пока сияет солнце и весь мир стоит. А кто с русской стороны замыслит разрушить эту любовь, то пусть те из них, которые приняли крещение, получат возмездие от Бога вседержителя, осуждение на погибель в загробной жизни, а те из них, которые не крещены, да не имеют помощи ни от Бога, ни от Перуна, да не защитятся они собственными щитами, и да погибнут они от мечей своих, от стрел и от иного своего оружия, и да будут рабами во всю свою загробную жизнь.
А великий князь русский и бояре его пусть посылают в Греческую землю к великим царям греческим корабли, сколько хотят, с послами и с купцами, как это установлено для них. Раньше приносили послы золотые печати, а купцы серебряные; ныне же повелел князь ваш посылать грамоты к нам, царям; те послы и гости, которые будут посылаться ими, пусть приносят грамоту, так написав ее: послал столько-то кораблей, чтобы из этих грамот мы узнали, что пришли они с миром. Если же придут без грамоты и окажутся в руках наших, то мы будем содержать их под надзором, пока не возвестим князю вашему. Если же не дадутся нам и сопротивятся, то убьем их, и пусть не взыщется смерть их от князя вашего. Если же, убежав, вернутся в Русь, то напишем мы князю вашему, и пусть делают что хотят. Если же русские придут не для торговли, то пусть не берут месячины. Пусть накажет князь своим послам и приходящим сюда русским, чтобы не творили бесчинств в селах и в стране нашей. И, когда придут, пусть живут у церкви святого Мамонта, и тогда пошлем мы, цари, чтобы переписали имена ваши, и пусть возьмут месячину - послы посольскую, а купцы месячину, сперва те, кто от города Киева, затем из Чернигова, и из Переяславля, и из прочих городов. Да входят они в город через одни только ворота в сопровождении царева мужа без оружия, человек по пятьдесят, и торгуют сколько им нужно, и выходят назад; муж же наш царский да охраняет их, так что если кто из русских или греков сотворит неправо, то пусть рассудит то дело. Когда же русские входят в город, то пусть не творят вреда и не имеют права покупать паволоки дороже, чем по пятидесяти золотников; и если кто купит тех паволок, то пусть показывает цареву мужу, а тот наложит печати и даст им. И те русские, которые отправляются отсюда, пусть берут от нас все необходимое: пищу на дорогу и что необходимо ладьям, как это было установлено раньше, и да возвращаются в безопасности в страну свою, а у святого Мамонта зимовать да не имеют права.
Если убежит челядин у русских, то пусть придут за ним в страну царства нашего, и если окажется у святого Мамонта, то пусть возьмут его; если же не найдется, то пусть клянутся наши русские христиане по их вере, а нехристиане по закону своему, и пусть тогда возьмут от нас цену свою, как установлено было прежде, - по 2 паволоки за челядина.
Если же кто из челядинов наших царских или города нашего, или иных городов убежит к вам и захватит с собой что-нибудь, то пусть опять вернут его; а если то, что он принес, будет все цело, то возьмут от него два золотника за поимку.
Если же кто покусится из русских взять что-либо у наших царских людей, то тот, кто сделает это, пусть будет сурово наказан; если уже возьмет, пусть заплатит вдвойне; и если сделает то же грек русскому, да получит то же наказание, какое получил и тот.
Если же случится украсть что-нибудь русскому у греков или греку у русских, то следует возвратить не только украденное, но и цену украденного; если же окажется, что украденное уже продано, да вернет цену его вдвойне и будет наказан по закону греческому и по уставу и по закону русскому.
Сколько бы пленников христиан наших подданных ни привели русские, то за юношу или девицу добрую пусть наши дают 10 золотников и берут их, если же среднего возраста, то пусть дадут им 8 золотников и возьмут его; если же будет старик или ребенок, то пусть дадут за него 5 золотников.
Если окажутся русские в рабстве у греков, то, если они будут пленники, пусть выкупают их русские по 10 золотников; если же окажется, что они куплены греком, то следует ему поклясться на кресте и взять свою цену - сколько он дал за пленника.
И о Корсунской стране. Да не имеет права князь русский воевать в тех странах, во всех городах той земли, и та страна да не покоряется вам, но когда попросит у нас воинов князь русский, чтобы воевать, - дам ему, сколько ему будет нужно.
И о том: если найдут русские корабль греческий, выкинутый где-нибудь на берег, да не причинят ему ущерба. Если же кто-нибудь возьмет из него что-либо, или обратит кого-нибудь из него в рабство, или убьет, то будет подлежать суду по закону русскому и греческому.
Если же застанут русские корсунцев в устье Днепра за ловлей рыбы, да не причинят им никакого зла. И да не имеют права русские зимовать в устье Днепра, в Белобережье и у святого Елферья; но с наступлением осени пусть отправляются по домам в Русь.
И об этих: если придут черные болгары и станут воевать в Корсунской стране, то приказываем князю русскому, чтобы не пускал их, иначе причинят ущерб и его стране.
Если же будет совершено злодеяние кем-нибудь из греков - наших царских подданных, - да не имеете права наказывать их, но по нашему царскому повелению пусть получит тот наказание в меру своего проступка.
Если убьет наш подданный русского или русский нашего подданного, то да задержат убийцу родственники убитого, и да убьют его.
Если же убежит убийца и скроется, а будет у него имущество, то пусть родственники убитого возьмут имущество его; если же убийца окажется неимущим и также скроется, то пусть ищут его, пока не найдется, а когда найдется, да будет убит.
Если же ударит мечом, или копьем, или иным каким-либо оружием русский грека или грек русского, то за то беззаконие пусть заплатит виновный 5 литр серебра по закону русскому; если же окажется неимущим, то пусть продадут у него все, что только можно, так что даже и одежды, в которых он ходит, и те пусть с него снимут, а о недостающем пусть принесет клятву по своей вере, что не имеет ничего, и только тогда пусть будет отпущен.
Если же пожелаем мы, цари, у вас воинов против наших противников, да напишем о том великому князю вашему, и вышлет он нам столько их, сколько пожелаем: и отсюда узнают в иных странах, какую любовь имеют между собой греки и русские.
Мы же договор этот написали на двух хартиях, и одна хартия хранится у нас, царей, - на ней есть крест и имена наши написаны, а на другой - имена послов и купцов ваших. А когда послы наши царские выедут, - пусть проводят их к великому князю русскому Игорю и к его людям; и те, приняв хартию, поклянутся истинно соблюдать то, о чем мы договорились и о чем написали на хартии этой, на которой написаны имена наши.
Мы же, те из нас, кто крещен, в соборной церкви клялись церковью святого Ильи в предлежании честного креста и хартии этой соблюдать все, что в ней написано, и не нарушать из нее ничего; а если нарушит это кто-либо из нашей страны - князь ли или иной кто, крещеный или некрещеный, - да не получит он помощи от Бога, да будет он рабом в загробной жизни своей и да будет заклан собственным оружием.
А некрещеные русские кладут свои щиты и обнаженные мечи, обручи и иное оружие, чтобы поклясться, что все, что написано в хартии этой, будет соблюдаться Игорем, и всеми боярами, и всеми людьми Русской страны во все будущие годы и всегда.
Если же кто-нибудь из князей или из людей русских, христиан или нехристиан, нарушит то, что написано в хартии этой, - да будет достоин умереть от своего оружия и да будет проклят от Бога и от Перуна за то, что нарушил свою клятву.
И если утвердит князь Игорь клятвою договор этот, - да хранит любовь эту правую, да не нарушится она до тех пор, пока солнце сияет и весь мир стоит, в нынешние времена и во все будущие".
Послы, посланные Игорем, вернулись к нему с послами греческими и поведали ему все речи царя Романа. Игорь же призвал греческих послов и спросил их: "Скажите, что наказал вам царь?". И сказали послы царя: "Вот послал нас царь, обрадованный миром, хочет он иметь мир и любовь с князем русским. Твои послы приводили к присяге нашего царя, а нас послали привести к присяге тебя и твоих мужей". Обещал Игорь сделать так. На следующий день призвал Игорь послов и пришел на холм, где стоял Перун; и сложили оружие свое, и щиты, и золото, и присягали Игорь и люди его - сколько было язычников между русскими. А христиан русских приводили к присяге в церкви святого Ильи, что стоит над Ручьем в конце Пасынчей беседы и хазар, - это была соборная церковь, так как много было христиан - варягов. Игорь же, утвердив мир с греками, отпустил послов, одарив их мехами, рабами и воском, и отпустил их».
В этом договоре интересно отметить два момента. Первое – Русь не была еще полностью централизованным государством, поэтому послы были отправлены не только от великого князя, но и от его родственников и вассалов. Во-вторых, посланец Слуды от Игоря, племянника Игоря, означает, что у Игоря Рюриковича был брат или сестра, о котором(ой) нам ничего не известно.
Через год после заключения договора с греками Игорь погиб от рук своих своевольных подданных – племени древлян. Вообще, повернись чуть по-другому история, то не киевский князь брал бы дань с древлян, а наоборот. Еще до прихода в Поднепровье Вещего Олега с дружиной древляне уже успели создать собственное княжество с центром в городе Искоростень и ни в чем не уступали своим восточным соседям-полянам, центром которых был Киев. Более того, в летописях встречается упоминание о том, что древляне притесняли киевлян, так что не вмешайся в процесс создания государства северяне, быть бы Искоростеню столицей. Но произошло то, что произошло, и в 883 году Вещий Олег заставил древлян признать свою власть. Правда, на этом этапе их зависимость от Киева ограничивалась необходимостью выплачивать дань и посылать воинов для участия в княжеских походах. После смерти князя Олега древляне попытались выйти из-под контроля Киева, но не получилось. В 945 году князь Игорь, который, несмотря на подарки из Константинополя, остро нуждался в деньгах, попытался собрать дань дважды за год. При этом его дружинники, видать, настолько рьяно взялись за выколачивание налогов и сборов, что древляне взялись за топоры. Князь Игорь еще и подлил масла в огонь, отправив основную часть дружины с собранным добром в Киев. В итоге князь остался в центре многолюдной и недружественной земли лишь с маленьким отрядом телохранителей, чем спровоцировал нападение древлян. Ведь на всю киевскую дружину никто бы не решился напасть, и все недовольство ограничилось бы ворчанием да взглядами из-под бровей. Теперь же киевлян была всего горстка, и горячие головы из древлян решились радикально решить вопрос дани.
Интересно, Игорь сознательно провоцировал древлян напасть, надеясь отбиться, или жадность застелила ему глаза? Как бы там ни было, телохранители князя были перебиты в бою, а его, по легенде, привязали к двум пригнутым до земли деревьям, а затем их отпустили. Так бесславно погиб сын Рюрика.
Кстати, сравнительно недавно вышла книга Льва Прозорова «Святослав Храбрый. Русский бог войны», в которой высказано необычное мнение о причинах смерти Игоря Старого. Согласно версии автора киевский князь был убит в результате заговора, организованного славянами-христианами.
Лев Рудольфович Прозоров (он же широко известный в узких кругах неоязычников Озар Ворон) – один из талантливых современных популяризаторов истории, однако зачастую, убеждения заставляют его делать очень смелые предположения и выводы из исторических фактов. И в данном случае версия Прозорова тоже не выдерживает критики, но все же рассмотрим её.
Сначала автор приводит запись из Повести временных лет: «Сказала дружина Игорю: «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, и ты добудешь, и мы». И послушал их Игорь — пошел к древлянам за данью, и прибавил к прежней дани новую, и творили насилие над ними мужи его. Взяв дань, пошел он в свой город. Когда же шел он назад, поразмыслив, сказал своей дружине: «Идите домой, а я возвращусь и пособираю еще». И отпустил дружину свою домой, а сам, с малой дружиной вернулся, желая большего богатства». Эти строчки Лев Рудольфович называет нелепым карикатурным некрологом и задается вопросом, как это дружинники оказались «наги», если только что Игорь взял в Византии солидные откупные? После чего иронизирует: «И уж не к древлянам идти после такого откупа. У них ни алмазов, ни золотоносных рек, ни пряностей драгоценных. Летопись опять говорит предельно ясно: «мед и меха» — все сокровища древлянские. Это после золота и шелков соответственно… Может быть, русы Игоря не имели понятия о настоящих сокровищах?» После небольшого отступления историк снова продолжает высмеивать летопись: «…поговорим об еще одной нелепости летописной байки, нелепости, наименее очевидной для современного читателя. Представьте — поход за данью на землях покоренного племени. И правитель говорит дружине: «Поезжайте домой, я вас нагоню»… Нет, я не о том, что приказ самоубийственно глуп, а Игорь вроде бы не самоубийца и уж определенно не глупец. Об этом мы уже говорили. Говорили о том, почему он не мог отдать такой приказ. Но даже если бы и отдал — дружина не могла его послушаться!»
Затем после цепи рассуждений Прозоров приходит к выводу, что в этом походе в княжеской дружине были недавно присоединившиеся к нему варяги-христиане, которые-де на самом деле и убили Игоря.
Далее к чему-то следует странный пассаж, призванный доказать, что убийцами были именно нанятые Игорем на севере варяги-христиане: «Византийцы варягов-«варангов» выводили из «Германии», как со времен Тацита называли все земли между Дунаем и Балтикой, кто бы там не жил: настоящие германцы, славяне, балты, кельты. К чему здесь говорить об этом? К тому, что современник Игоря, византиец Лев Диакон, которого мы уже вспоминали и еще не раз вспомним, пишет, будто Игоря убили… «германцы». Между прочим, христианство на берегах Варяжского моря называли тогда… «Немецкой верой». Слова «варанг» в Византии тогда еще не знали. Зато знали древлян-«дервиан», и германцами их никто не звал, напротив, ясно называли «славинами». Итак, не просто поведение дружины Игоря предельно подозрительно, но даже сохранилось свидетельство современника, позволяющее обвинить новых дружинников в убийстве вождя… Как все же погиб Игорь? Лев Диакон говорит, что «германцы» его привязали к согнутым верхушкам двух деревьев и, отпустив их, разорвали надвое. Это не случайное убийство в угаре, скажем, пьяной ссоры. Месть «поганым» за распятия в Византии, за орду степных дикарей в православной Болгарии».
Ну а дальше по версии Прозорова убийцы «едут в Киев, рассказывают нелепую историю — и она входит на страницы летописи. Это не простые наемники, и в Киеве их ждали те, кто достаточно влиятелен, чтоб заставить остальных поверить их рассказу и в то же время не настолько, чтобы видеть в варягах-христианах пешку, сделавшего свое дело мавра. Кто?» - задается вопросом автор. И тут же находит ответ – верхушка христианской общины и дружина христиан-варягов. Ну а княгиня Ольга вольно или невольно помогла им, устроив резню древлян, которые могли рассказать правду и тем самым замела следы преступления. «Ольга, приняв на себя месть за мужа, становится в глазах киевлян его преемницей. И еще крепче привязывает себя к заговору. И спешит, спешит — к подходу из Новгорода Святослава и Асмунда все должно быть готово . Свидетели и соучастники убийства — уничтожены, Ольга в глазах киевлян — стать мстительницей за мужа и государя, а отношения с древлянами доведены до той степени, когда никто не станет доискиваться истины. Но была или не была Ольга убийцей своего мужа — это именно ее деяния увековечили клевету на него. И это в ее имя чернили государя-язычника иноки-летописцы последующих веков. Дабы оттенить тусклую звездочку ее «премудрости», заволакивали туманами лжи ясное солнце его государственного и полководческого гения» - подводит итог Лев Рудольфович.
Ну что же, давайте разберем версию Прозорова. Во-первых, совершенно непонятно, чем руководствуется автор, утверждая, что под «германцами» Диакон подразумевал именно христиан. Полностью эта запись у греческого историка звучит так:
«Сфендослав (Святослав – прим. автора) очень гордился своими победами над мисянами (болгарами – прим. автора); он уже прочно овладел их страной и весь проникся варварской наглостью и спесью. Объятых ужасом испуганных мисян он умерщвлял с врожденной жестокостью: говорят, что, с бою взяв Филиппополь, он со свойственной ему бесчеловечной свирепостью посадил на кол двадцать тысяч оставшихся в городе жителей и тем самым смирил и обуздал всякое сопротивление и обеспечил покорность. Ромейским послам Сфендослав ответил надменно и дерзко: «Я уйду из этой богатой страны не раньше, чем получу большую денежную дань и выкуп за все захваченные мною в ходе войны города и за всех пленных. Если же ромеи не захотят заплатить то, что я требую, пусть тотчас же покинут Европу, на которую они не имеют права, и убираются в Азию, а иначе пусть и не надеются на заключение мира с тавроскифами». Император Иоанн, получив такой ответ от скифа (т.е. Святослава – прим. автора), снова отправил к нему послов, поручив им передать следующее: «Мы верим в то, что провидение управляет вселенной, и исповедуем все христианские законы; поэтому мы считаем, что не должны сами разрушать доставшийся нам от отцов неоскверненным и благодаря споспешествованию Бога неколебимый мир. Вот почему мы настоятельно убеждаем и советуем вам, как друзьям, тотчас же, без промедления и отговорок, покинуть страну, которая вам отнюдь не принадлежит. … Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингор, который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды. Не упоминаю я уж о его жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на германцев, он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое. Я думаю, что и ты не вернешься в свое отечество, если вынудишь ромейскую силу выступить против тебя, — ты найдешь погибель здесь со всем своим войском, и ни один факелоносец не прибудет в Скифию, чтобы возвестить о постигшей вас страшной участи».
Итак, перед нами пересказ посланий двух врагов, каждый из которых стремиться посильнее задеть и унизить своего оппонента, а никак не установить истинные обстоятельства гибели Игоря. Кроме того, где тут хоть один намек на христиан-убийц? Более того, Цимисхий говорит, что Игорь шел походом против германцев, а не с германцами.
Следующая логическая неувязка в версии Прозорова – зачем Ольге устраивать поход на древлян, в котором будет участвовать сотни если не тысячи людей. Ведь этим кровопролитием следов не заметешь, наоборот многие узнают о том, что древляне не причастны к смерти князя. Гораздо проще было бы не обвинять древлян, а тихонько удавить или отравить Игоря и списать его гибель на несчастный случай или смерть по естественным причинам. Мол, конь испугался – понес, и князь о дуб голову разбил.
Ну а сомнения в необходимости сбора дани выглядят просто странно. Полюдье было обязательным ежегодным процессом, князь не только собирал дань, но и судил и, возможно, совершал религиозные обряды. Кроме того, своим появлением он демонстрировал и подтверждал свою власть. Кстати, дань к приходу князя уже была собрана местной элитой, и Игорь брал себе ее часть в установленных местах, а не бегал с дружиной по избам и амбарам. Вопрос размера дани был в том, в какой пропорции ее делить между Киевом и родовой знатью данников.
Так что не мог Игорь не пойти в полюдье, как не может сейчас президент заявить, что-то в роде: «Этот год был удачным благодаря высоким ценам на нефть, так что налоги собирать не будем». И новую дань князь наложил именно потому, что перед этим удачно сходил на Византию и тем самым усилился. Ну а то что он с малой дружиной пришел, так ведь не военный же поход был. Кто же знал, что древляне решат не договариваться, а пролить кровь? Князь просчитался и поплатился за это своей головой. Вечная ему память.
Княгиня Ольга
О воспетой летописцами, поэтами и писателями вдове князя Игоря, мудрой Ольге, достоверно известно очень немного. Особенно о первых трех четвертях жизни, пока она не была вынуждена встать у руля государства. Сомневаюсь, что после смерти Игоря многие верили, что безутешная вдова сможет удержать власть до тех пор, пока не подрастет их сын – Святослав. Слабая женщина на престоле распадающейся страны - что еще нужно претендентам на власть? Но Ольга не просто удержала княжескую власть, но и заметно её усилила, а сделанного ею за пятнадцать лет правления хватило бы с лихвой и на двух мужчин.
Родилась она в псковской земле на северо-западе Руси в начале десятого века. По одной версии, Ольга была из незнатной семьи, а по другой - приходилась дочерью самого Вещего Олега. Впрочем, есть и совсем экзотичная версия о происхождении будущей княгини из болгарского города Плиска, название которого на древнерусском языке писалось так же, как и название Пскова – Пьсков или Плесков. Кстати, у язычника Игоря вполне могло быть несколько жен, но летопись сохранила память лишь об одной Ольге.
Согласно Повести временных лет, после убийства Игоря древляне отправили в Киев посольство, которое объявило Ольге: «Мужа твоего мы убили, так как муж твой, как волк, расхищал и грабил, а наши князья хорошие… пойди замуж за князя нашего за Мала». Дальнейшее известно даже тем, кого история не интересует абсолютно.
Недобро прищурилась княгиня, и словно ледяным стал ее взгляд. Следующим же утром горе-послов закопали в их же лодье живьем в землю. И, склонившись к яме, спросила их Ольга: «Хороша ли вам честь?». Они же ответили: «Горше нам Игоревой смерти» . Не теряя времени, княгиня посылает к князю Малу гонца с требованием прислать за ней свиту из наиболее знатных людей древлянской земли, если они хотят видеть её в Искоростени. Ничего не зная о судьбе первого посольства, древлянская знать отправилась в Киев. А ведь наверняка были те, кто предупреждал, что это плохая идея, что не стоит рисковать... Но, видать, поверили в свое счастье лесные люди, не ждали вероломства от женщины… А зря. Это посольство киевляне в полном составе заперли в бане да и сожгли, недолго думая. А вы как хотели? Времена были жестокие, о демократии и толерантности еще и слыхом не слыхивали. Брали кровь за кровь, и мстили обидчикам, пока сил хватало.
Затем княгиня, еще раз воспользовавшись неинформированностью древлян о судьбе их посланцев, с малой дружиной отправилась к Искоростеню, где совместно с древлянами провела тризну над могилой мужа, после чего приказала вырезать захмелевших хозяев. По летописным данным, под мечами дружинников полегло пять тысяч человек.
Интересно отметить, что рассказ о мести Ольги имеет неожиданные параллели в погребальных обрядах руссов, зафиксированных в восточных источниках. Своими действиями княгиня словно воспроизводила ритуал похорон, которого был лишен её муж. Ведь сначала покойного с оружием и имуществом должны были положить в ладью, а потом сжечь. Вот и вдова казня первых послов, заставляет их отправиться в вечность вслед Игорю на ладье. Вторые послы сжигаются - тем самым имитируется погребальный костер. И в заключение княгиня справляет тризну, на которой гибнут знатные древляне.
Вернувшись в Киев, Ольга собрала всю дружину, взяла малолетнего сына Святослава и начала поход на древлян. Теперь речь шла уже не о мести, а о наведении порядка в мятежной земле. Дружинники методично, село за селом, усмиряли древлян, налагая новую дань и уничтожая непокорных. Что стало с князем Малом - неизвестно, но, зная суровый нрав Ольги, думаю, что ничего хорошего его не ждало. Хотя некоторые историки полагают, что детьми Мала могли быть Малуша и Добрыня, служившие при дворе Ольги. Впоследствии Малуша родила сына Владимира от князя Святослава, сына Ольги.
Покорив древлян, Ольга с дружиной отправилась в поездку по Руси, во время которой были заново установлены размеры и сроки уплаты оброков и дани. Также она определила места, где происходил сбор податей – погосты. Подвластные Киеву земли были поделены на отдельные административные единицы, в каждую из которых назначался княжеский администратор-тиун. Княгиня смогла на несколько десятилетий обеспечить мир и порядок в своей большой по тогдашним меркам стране.
До самой своей смерти в 969 году Ольга правила от имени сына и пользовалась заслуженной любовью и уважением подданных. Она же первой из правителей-рюриковичей приняла христианство, причем, для этого отправилась в Византию, где по легенде её крестил сам Константинопольский патриарх, дав ей имя Елена. Умирая, она запретила справлять по себе языческую тризну и была похоронена христианским священником на месте, ею самою выбранном.
Со смертью княгини Ольги закончился первый период в истории Руси. За это время князьям удалось объединить под властью Киева огромные территории вдоль Балтийско-Черноморского торгового пути. Русы, которых привел с собой Рюрик, брали жен на новом месте жительства, и уже в следующем поколении они практически растворились в местном населении, оставив лишь свое имя. Сначала русами стали называть элиту общества – дружину и ближайшее окружение князя, потом земли, подчиненные новой столице – Киеву, стали именовать русской землей. А со временем и весь конгломерат славянских и финно-угорских племен превратился в единый русский народ.
При первых князьях Русь хоть и находилась под властью одного правителя, но все же была объединением полунезависимых княжеств, подчинявшихся великому князю Киевскому, пока тот был силен, и пытавшихся освободиться, когда центральная власть слабела. Кстати, киевских князей, до Владимира Великого включительно, называли каганами – восточным титулом, соответствующим европейскому императору. На западе же правителей Руси, как правило, именовали королями, так как считали Русь равной самым сильным державам своего времени.
Киевский князь не был самодержавным правителем, скорее, первым из многих. Он был самым богатым, сильным и удачливым, и именно поэтому ему подчинялись князья и бояре других славянских племен. Это хорошо заметно в договорах с греками, во время заключения которых в Константинополь посылались послы не только от великого князя, но и от остальных князей.
Весь десятый и часть одиннадцатого века у подвластных Киеву племен сохранялись местные князья, которые обязаны были выставлять войска в поддержку киевской дружины во время больших походов, а также признавать право киевского правителя на сбор с их владений дани-полюдья. В остальных вопросах они были практически независимы от столицы. Естественно, что Рюриковичи по мере сил урезали полномочия местных князей, а при возможности и заменяли их своими наместниками, но это был длительный процесс. Например, древлянская автономия была уничтожена Ольгой, а последнего полоцкого князя сместил лишь Владимир. Еще одним центром власти на Руси было вече – собрание свободных граждан города, которое формально имело высшую власть. Правда, в Киеве, где была резиденция великого князя и стояла его дружина, вече было явно слабее, чем, к примеру, в Пскове или Новгороде, которые со временем превратились в своеобразные республики.
Основной задачей киевского князя была защита Руси от внешних врагов и обеспечение безопасной торговли с соседями. Наиболее важными торговыми путями были Балтийско-Черноморский (Путь из варяг в греки) и Волжский (Персидский путь), а также путь в германские земли через Чехию. При этом сам князь зачастую выступал в роли купца, сбывавшего собранный в качестве дани и военной добычи товар за рубеж. Именно стремлением обезопасить для русских купцов торговые пути на Восток и Юг объясняется большая часть внешних военных походов Олега и Игоря. Для этих же целей князья стремились овладеть стратегически важными территориями — устьем Днепра, устьем Дуная, Керченским проливом.
Глава 4. Бог войны по имени Святослав
Князь Святослав Храбрый, сын Ольги и Игоря, пожалуй, самый любимый писателями и художниками герой ранней Руси. Его по праву сравнивают с Александром Македонским и Цезарем, о его жизни написана масса книг, картин, песен. Причем, он одинаково почитаем христианами и неоязычниками, русскими и украинцами. В честь князя в уже независимой Украине была отчеканена серебряная десятигривневая монета, вскоре ставшая нумизматической редкостью. Отлитый в металл памятников Святослав стоит в Киеве, Запорожье, Новгороде и Белгороде.
В год 6454 (946) Ольга с сыном своим Святославом собрала много храбрых воинов и пошла на Деревскую землю. И вышли древляне против нее. И когда сошлись оба войска для схватки, Святослав бросил копьем в древлян, и копье пролетело между ушей коня и ударило коня по ногам, ибо был Святослав еще ребенок. И сказали Свенельд и Асмуд: "Князь уже начал; последуем, дружина, за князем". И победили древлян. Этими скупыми строками начинается описание жизни Святослава в Повести временных лет. Летописцу не до сантиментов, он не собирается описывать, что творится в душе лишившегося отца ребенка, не говорит о его мыслях и переживаниях. Он только зафиксировал событие, а мы уже сами можем представить, как это было. Или могло быть.
Обратим внимание на слова Свенельда: «Князь уже начал». Не княжич, не наследник, но полноправный князь. У него отобрали детство и, едва научившись ходить, Святослав должен был нести бремя власти. Понятно, что княгиня Ольга и дружинники отца Свенельд и Асмуд взяли на себя большую часть работы по непосредственному управлению страной, но все же и Святослав должен был соответствовать своему высокому званию.
Под руководством наставников из числа старых дружинников молодой князь начинает осваивать военную науку, закаляет тело постоянными тренировками, учится верховой езде и бою на мечах. Одновременно воеводы Икмор, Свенельд, Сфенкел готовили своего воспитанника к роли полководца. Чуть повзрослев, Святослав собирает вокруг себя ватагу подростков, которые становятся его товарищами по играм, а впоследствии станут дружинниками. Раз за разом доказывая в потешных поединках свою силу и ловкость, Святослав готовится к великому будущему. А это будущее он для себя определил сам. Его отец был разбит хазарами, которые отобрали у Киева земли вятичей, – значит, Святослав отомстит за то поражение Руси и разгромит каганат. Игорь проиграл в войне с греками, поэтому его сын покарает надменных византийских императоров. Завершить дела отца и даже превзойти его станет целью жизни князя.
Так в тренировках тела и духа, окруженный профессиональными воинами-дружинниками, рос юный князь в Вышгороде, под Киевом, чтобы через восемнадцать лет явить себя миру.
В 964 году Святослав начинает свой первый военный поход. Его целью стали земли вятичей, которые раньше подчинялись Киеву, а теперь были данниками Хазарского каганата. Дружина киевского князя прошла по землям между Волгой и Окой без боя, самим фактом своего присутствия заставив вятичей, а также волжских булгар и мордву, признать главенство Киева. Святослав не стремился выжать из вновь приобретенных земель максимум добычи, потому что эти территории он рассматривал не как источник обогащения, а как удобный плацдарм в предстоящей войне с Хазарией. Для вятичей же не имело значения, кому платить дань, раз уж все равно приходилось её платить. Главное, что Святослав не лез во внутренние дела новых подданных, не ущемлял вятичскую знать…
Целую зиму провел Святослав в новых землях, обеспечивая себе надежный тыл для хазарского похода. За это время его дружина была пополнена новыми людьми, был заключен союзный договор с кочевниками-печенегами, подготовлены суда для перехода по Волге к Итилю, хазарской столице. Летописец так описывает молодого князя в этот период: «Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых, и быстрым был, словно пардус , и много воевал. В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел; не имел он шатра, но спал, постилая потник с седлом в головах, - такими же были и все остальные его воины, И посылал в иные земли со словами: "Хочу на вас идти"».
Когда-то посланцы хазар потребовали дань у славян, и те дали им как дань свое оружие – мечи. Посоветовавшись, хазарские мудрецы сказали воинам: «Это плохая дань. Ибо мы взяли её саблями – оружием односторонним, а у славян мечи двусторонние. Придет время, и они будут брать с нас дань». В 965 году это пророчество сбылось. Святослав вел своих воинов не в набег, не в поход за добычей, он шел, чтобы начать войну на истребление и стереть Хазарию с политической карты мира. Святослав считал, что двух хозяев в Восточной Европе быть не должно, поэтому должен был выжить или хазарский каган, или русский князь. Вместе с русскими шли и их новые союзники - печенеги.
Как говорилось в одной телерекламе девяностых годов: «И был огонь, и была победа!». Победил Святослав. Удивительно, что этот поход и противостояние поистине эпического масштаба в летописях были отражены крайне скупо. «В год 6473 (965) пошел Святослав на хазар. Услышав же, хазары вышли навстречу во главе со своим князем Каганом и сошлись биться, и в битве одолел Святослав хазар, и столицу их и Белую Вежу взял. И победил ясов и касогов». И больше ни слова. А ведь последствия победы были грандиозными: ушла в небытие средневековая сверхдержава, державшая в страхе окрестные народы. Кардинально изменился расклад сил в Восточной Европе и Средней Азии. Кроме того, после уничтожения иудейской верхушки каганата больше не было препятствий для распространения христианства в Северном Причерноморье.
Почему же так лаконична запись в летописи? Вероятно, для летописца, составлявшего Повесть спустя почти полтора века после Хазарского похода, эти события казались только прелюдией к дальнейшим войнам Святослава. Зато арабский географ Ибн Хаукаль в своих сочинениях подробно остановился на гибели Хазарии под ударом русов, хотя он нигде не назвал имени русского полководца. Вероятно из-за того, что Ибн Хаукаль не упоминает Святослава, мне пришлось как-то услышать в нашем краеведческом музее версию, будто Итиль был взят не Святославом, а какими-то бродячими шайками викингов. Хотя это смешно. Итиль, как и другие города Хазарии, несомненно, был взят именно дружиной Святослава. Причем взят так, что до сих пор археологи разыскивают место, на котором он стоял. После взятия хазарской столицы, которую, кстати говоря, защищал неназванный в летописи по имени каган, а не царь-иудей Иосиф, Святослав двинулся к среднему течению реки Терек, где его воины захватили и разграбили богатый торговый город Семендер, который по словам Ибн Хаукаля, славился своими виноградниками и многочисленностью жителей. Если верить арабскому писателю, число жителей этого города достигало сорока тысяч человек, что для средневековья было очень много. Однако особого сопротивления город не оказал, так как его жители предпочли заранее бежать к Дербенту. Затем, разгромив алан и черкесов (ясов и касогов), Святослав отправился через кубанские степи на Дон, где еще оставалась непокоренной хазарская крепость Саркел.
Как мы помним, политическая система Хазарии была такой: номинальный правитель каган-тюрок и реальный властитель бек-иудей. Каган защищал Итиль и, скорее всего, погиб под стенами своего города, а вот, что случилось с беком, неизвестно. Некоторые современные авторы пишут, что он со своими приближенными и наемниками бежал в Саркел, но это лишь предположение. Зато эта версия нравится авторам художественных книг. Как минимум, в двух романах приходилось читать, как отчаянно оборонялся в Саркеле царь Иосиф, а потом, чтобы не попасть в плен, спрыгнул с вершины башни. Есть даже картина Михаила Иванова, где изображен этот момент: черноволосый правитель стоит на стене между зубцов, а у его ног отбиваются от русских дружинников последние два защитника. Красивая картина, красивое описание, но это лишь художественный вымысел. Такой же, как и кочующее из книги в книгу описание битвы при Итиле, по которому хазары строятся по канонам арабского боевого искусства в четыре линии: утро псового лая, день помощи, вечер потрясения и резерв, а русские атакуют их пешим клином с конными союзниками-печенегами на флангах. Так действительно могло быть. Но могло быть и совершенно иначе. Нам не известен ход битвы, нам известен только её результат: безоговорочная победа русского оружия.
Среди прочих перед Святославом открыл свои ворота и стратегически важный город Таматарха на Таманском полуострове, переименованный русскими в Тмутаракань. Из всех захваченных городов только Тмутаракань и Саркел, переименованный в Белую Вежу, оставит князь Святослав под своим контролем. Вокруг них возникнут русские княжества – анклавы и форпосты Руси в великой степи. Сложно сказать, почему Святослав даже не попытался удержать устье Волги и остальные земли Хазарии. Скорее всего, он посчитал, что создание военной и торговой базы у развалин Итиля обойдется слишком дорого, ведь маленький русский гарнизон мог быть уничтожен окрестными кочевниками, а держать вдалеке от Руси сильную армию было экономически невыгодно. Вопрос контроля над нижней Волгой мог бы быть решен путем переселения на эти земли большого количества выходцев из собственно русских областей на Днепре, но людей в Киевском княжестве было еще не настолько много, чтобы начинать колонизацию новых земель. К тому же, степи между Волгой и Днепром уже были заняты многочисленными и воинственными печенежскими родами.
После взятия Саркела дружина Святослава благополучно вернулась на Русь. Чтобы оценить грандиозность этого похода можете попытаться на http://maps.yandex.ru/ отложить путь, пройденный русским войском за время этой войны. У меня получилось, что, начиная с похода на Оку, княжеская дружина прошла больше пяти тысяч километров. Даже по нынешним меркам более чем солидное путешествие, а ведь это был не туристический маршрут, а путь, полный стычек и боев.
Тех, кто захочет более подробно узнать о Хазарии, её отношениях с Русью и уничтожении этого государства, отсылаю к работам Льва Гумилева. Например, можно почитать его книгу «Древняя Русь и Великая Степь». Только должен сразу предупредить, что версия истории Льва Николаевича красивая, но очень спорная. Слишком широкие он проводит аналогии, слишком свободен полет его мысли. Особенно, когда он говорит о событиях в промежутке от великого переселения народов до правления Святослава. Благо, что там простор для домыслов огромный. А уж описываемые им пассионарные толчки ни подтвердить, ни опровергнуть невозможно. Остается верить или не верить. Читая его книги, понимаешь, что он слишком много унаследовал от своего отца-поэта. Уж очень поэтичны и пафосны гумилевские строчки.
Некоторые любители Хазарии упрекают Святослава в том, что уничтожив каганат, он открыл доступ в причерноморские степи, а значит, к границам Руси, еще более диким кочевникам: печенегам и половцам. А хазары-де были культурным народом, и от общения с ними Русь выигрывала. Ну что же на это ответить? Во-первых, с печенегами русы столкнулись еще при отце Святослава, князе Игоре, а во-вторых, Хазария уже не контролировала свои степи, и мадьяры и печенеги проходили сквозь владения кагана как нож сквозь масло. А о якобы высокой культуре Хазарии, которую стоило перенимать русским, говорить тяжело по причине отсутствия каких-либо следов этой самой культуры.
Но вернемся к Святославу. Вернувшись из Хазарии, он не собирался почивать на лаврах и уже в 966 году снова пошел с дружиной в земли вятичей. Двумя годами ранее, готовясь к большой войне против Хазарского каганата, он не стал озлоблять вятичей требованиями дани. Теперь же он решил наверстать упущенное и окончательно подчинить свободолюбивое племя Киеву. Вятичи попытались сопротивляться, но шансов справиться с княжеской дружиной у них не было. Так что пришлось им склониться перед силой и регулярно платить дань, хотя еще не раз они попробуют освободиться от киевской опеки. Окончательно вятичи покорятся центральной власти только к концу одиннадцатого века.
Едва покорив вятичей, Святослав уже ищет новую войну, в которую можно ввязаться. Вообще складывается такое впечатление, что ему буквально не сидится в стольном граде Киеве, и он ищет повод отправиться в новый поход. Возможно, это связано с тем, что хоть формально, он и стал князем, но до сих пор в Киеве гораздо большей властью пользуется его мать, княгиня Ольга. А двум медведям в одной берлоге не ужиться. Буйный и воинственный Святослав не мог быть в подчиненном положении, пусть даже и у собственной матери, а добровольно Ольга власть бы не уступила. Тем более, что за ней стояла влиятельная и многочисленная христианская община, да и прочие горожане скорее поддержали бы мудрую хозяйку Ольгу, а не скорого на расправу боевика Святослава.
За Ольгой стояло осторожное и не склонное к риску старшее поколение, а за её сыном - молодежь, искавшая славы, приключений и быстрого богатства. Первые хотели мира, вторые рвались на войну. Так что Святослав предпочел сбросить большинство «мирных», рутинных обязанностей правителя на свою мать, чтобы сосредоточиться полностью на войне.
Как известно, тот, кто ищет, всегда найдет. Вот и Святославу вскоре выпала возможность повоевать с размахом.
В Киев прибыл византийский патриций Калокир, хорошо знавший русов, их язык и обычаи, так как в свое время служил вместе с русскими наемниками на Крите и в Сирии. Прибыл он, разумеется, не с пустыми руками, а с солидным количеством золота для подарков княгине Ольге, князю Святославу и его окружению. Главной целью его миссии было отвести русскую угрозу от крымских владений империи, а легче всего это было сделать, заинтересовав Святослава другой целью. Такой целью стала Болгария, тем более, что она была врагом Византии. Поэтому, склонив русов к нападению на Болгарию, греки убили сразу двух зайцев: обезопасили Херсонес и заставили потенциальных врагов империи русов убивать реальных врагов империи болгар. Киевский князь согласился с радостью и повел свою дружину на Дунай. Константинопольский император Никифор Фока мог быть довольным: его посланник Калокир выполнил свою задачу. Теперь одни северные варвары будут убивать других, а византийцы смогут сосредоточиться на войне с арабами в Сирии. Весной 968 года княжеская дружина на ладьях приплыла в устье Дуная и обрушилась на болгар. Патриций Калокир участвовал в этом походе вместе со Святославом.
У Святослава в этом походе было около десяти тысяч своих пеших воинов, а также с ним в поход шла союзная печенежская кавалерия. Сравнительно небольшие силы русской армии объясняются тем, что у этого похода была локальная цель: захватить устье Дуная с городом Переяславец и укрепиться там. Потом, подтянув на этот плацдарм основные силы из Руси, можно было и развивать наступление, но болгары оказались слабым противником, и Святослав смог сразу оккупировал Болгарию вплоть до Филипполя (Пловдива). Болгарский царь Петр умер, и болгары, пусть и без особой охоты, но подчинились киевскому князю.
Когда-то римляне на своих дунайских границах построили сеть крепостей, потом эта земля стала болгарской и новые хозяева использовали доставшиеся им укрепления по назначению. Всего за несколько месяцев Святослав захватил 80 (восемьдесят!) таких крепостей.
Теперь Святослав контролировал основные торговые пути Восточной Европы: по Дунаю, Днепру, Дону. Не зря же он скажет своей матери: «Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае - ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли - золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы». Кроме того, Черное море все увереннее становилось русским, ведь теперь у нас были две морские базы: Тмутаркань на востоке, у Керченского пролива, и Преславец на западе, близ устья Дуная… Если бы ему удалось закрепиться на захваченных землях, то всемирная история пошла бы совсем другим путем.
Византийцы явно не рассчитывали, что Святослав так быстро и легко покорит Болгарию и окажется у границ империи. Такая ситуация была слишком опасна для Константинополя: вдруг Святослав решит повторить поход князя Олега на Царьград? Получалось, что самое сердце византийской империи оказалось под постоянной угрозой нападения. А тут еще и Калокир снова обратился к Святославу с очередным заманчивым предложением: «Императора Никифора в империи не особо любят, так почему бы его не сместить руками русской дружины? А на освободившийся трон посадить самого Калокира?» В качестве платы за такую услугу патриций обещал признать за Святославом все завоевания на Балканах и выплатить ему огромную сумму из константинопольской казны.
Этот план вполне мог быть реализован: действующего императора не любили, основные части императорской армии воевали в Сирии, а сами русы в этом случае рассматривались бы жителями уже не как завоеватели, а как наемники знатного византийца, одного из претендентов на трон. В таком случае и особо ожесточенного сопротивления им бы никто не оказывал.
Император Никифор Фока, то ли узнав о заговоре Калокира, то ли просто заранее решив подстраховаться, приказал укрепить Константинополь, установить на его стены катапульты, а вход в гавань перегородить цепью. Кроме того, он начал переговоры с болгарскими вельможами, недовольными Святославом, обещая им поддержку в борьбе с русами.
В этот же момент печенеги вторглись на Русь и осадили оставшийся без князя Киев. Действовали ли они по наущению византийцев или просто решили воспользоваться уходом княжеских дружин, неизвестно, но вполне возможно, что их набег был спровоцирован именно посланцами Константинополя.
Кстати, в это же время воины части печенежских родов были вместе со Святославом на Дунае. С ситуацией, когда часть степняков находятся в союзе с Русью, а часть воюет против неё, мы будем сталкиваться и в дальнейшем.
Осада Киева печенегами хорошо описана в летописях. Пришли впервые печенеги на Русскую землю, а Святослав был тогда в Переяславце, и заперлась Ольга со своими внуками - Ярополком, Олегом и Владимиром в городе Киеве. И осадили печенеги город силою великой: было их бесчисленное множество вокруг города, и нельзя было ни выйти из города, ни вести послать, и изнемогали люди от голода и жажды. И собрались люди той стороны Днепра в ладьях, и стояли на том берегу, и нельзя было никому из них пробраться в Киев, ни из города к ним. И стали тужить люди в городе, и сказали: "Нет ли кого, кто бы смог перебраться на ту сторону и сказать им: если не подступите утром к городу, - сдадимся печенегам". И сказал один отрок: "Я проберусь", и ответили ему: "Иди". Он же вышел из города, держа уздечку, и побежал через стоянку печенегов, спрашивая их: "Не видел ли кто-нибудь коня?". Ибо знал он по-печенежски, и его принимали за своего, И когда приблизился он к реке, то, скинув одежду, бросился в Днепр и поплыл, Увидев это, печенеги кинулись за ним, стреляли в него, но не смогли ему ничего сделать, На том берегу заметили это, подъехали к нему в ладье, взяли его в ладью и привезли его к дружине. И сказал им отрок: "Если не подойдете завтра к городу, то люди сдадутся печенегам". Воевода же их, по имени Претич, сказал: "Пойдем завтра в ладьях и, захватив княгиню и княжичей, умчим на этот берег. Если же не сделаем этого, то погубит нас Святослав". И на следующее утро, близко к рассвету, сели в ладьи и громко затрубили, а люди в городе закричали. Печенеги же решили, что пришел князь, и побежали от города врассыпную. И вышла Ольга с внуками и людьми к ладьям. Печенежский же князь, увидев это, возвратился один к воеводе Претичу и спросил: "Кто это пришел?", А тот ответил ему: "Люди той стороны (Днепра)", Печенежский князь спросил: "А ты не князь ли?". Претич же ответил: "Я муж его, пришел с передовым отрядом, а за мною идет войско с самим князем: бесчисленное их множество". Так сказал он, чтобы их припугнуть. Князь же печенежский сказал Претичу: "Будь мне другом". Тот ответил: "Так и сделаю". И подали они друг другу руки, и дал печенежский князь Претичу коня, саблю и стрелы. Тот же дал ему кольчугу, щит и меч. И отступили печенеги от города, и нельзя было коня напоить: стояли печенеги на Лыбеди. И послали киевляне к Святославу со словами: "Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул, а нас чуть было не взяли печенеги, и мать твою, и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут-таки нас. Неужели не жаль тебе своей отчины, старой матери, детей своих?". Услышав это, Святослав с дружиною быстро сел на коней и вернулся в Киев; приветствовал мать свою и детей и сокрушался о перенесенном от печенегов. И собрал воинов, и прогнал печенегов в степь, и наступил мир.
Интересно отметить, что юный киевлянин свободно проходит через печенежский лагерь, и никто не заподозрил в нем чужака. Объяснение этому может быть только одно: по внешнему виду печенеги не отличались от русских.
И еще одно интересное замечание летописца: «Святослав с дружиною быстро сел на коней и вернулся в Киев». То есть, как минимум, часть русской дружины составляли всадники. Это первое упоминание о собственно русской кавалерии в летописи, ведь до этого наши предки передвигались на ладьях и сражались исключительно пешими.
Задерживаться долго в Киеве Святослав не планировал. Он собирался снять осаду с города, жестоко наказать печенегов за нападение и снова мчаться на Дунай. Но пока он устраивал в степи облавные охоты на печенегов, заболела его мать. Предчувствуя свою смерть, Ольга просила сына оставаться около неё, и он не мог ослушаться. Вскоре она преставилась, и Святослава ничего больше не удерживало на Руси. Раньше в его отсутствие страной управляла Ольга, теперь же он разделил Русь между тремя сыновьями. Ярополку достался в управление Киев, Олегу – древлянская земля, а Владимиру Новгород.
За время отсутствия Святослава на Дунае произошли серьезные изменения. Из Константинополя, где он был в качестве пленника, вернулся сын покойного болгарского царя Петра Борис, который объявил себя самодержцем и поднял восстание против русских. Так как основные части русов ушли вместе со Святославом, восставшим удалось быстро захватить ключевые города страны. Узнав обо всех этих происшествиях, киевский князь осенью 969 года собрал многочисленную армию и двинулся в Болгарию. По данным византийского историка того времени Льва Диакона, он вел шестьдесят тысяч человек. Болгары смогли выставить вдвое меньше воинов. Под крепостью Доростол произошло ожесточенное сражение, в котором болгары были разгромлены. После этого, князь устроил кровавую бойню, уничтожая по всей стране восставших. Если верить Льву Диакону, то, взяв город Филипполь, Святослав приказал посадить на кол двадцать тысяч повстанцев. Даже если грек и преувеличил число казненных, то все равно картина получается жуткой, ведь не только там он казнил восставших. Устрашенный болгарский царь заключил вынужденный союз со Святославом, признав его своим господином.
В декабре 969 года в Византии произошел дворцовый переворот, в результате которого император Никифор Фома был убит, а на престол взошел Иоанн Цимисхий, решительный, жесткий и циничный полководец. Он не собирался терпеть русов у границ империи и сразу же начал готовиться к войне против Святослава. Понимая, что столкновение неизбежно, он сначала попытался убрать Святослава из Болгарии дипломатическим путем. Его посольство потребовало, чтобы русские ушли из завоеванных земель, взамен получив денежную компенсацию. В противном случае Цимисхий грозил русам войной. В ответ Святослав пообещал сам прийти со всей армией под Константинополь.
Следующей весной Святослав вторгся в Византию. Вместе с его дружиной в бой шли союзные болгарские, венгерские и печенежские отряды.
Византийская империя с военной точки зрения была серьезным противником. Она обладала многочисленной и хорошо вооруженной и подготовленной армией. Возможно, в то время это были самые лучшие вооруженные силы в мире. Император мог отправить в поход до 100 тысяч воинов, вооруженных, в том числе, и солидным парком различных метательных машин. Кроме того, Византия постоянно воевала, а значит, её полководцы и солдаты обладали превосходным практическим опытом. Сама армия делилась на регулярные и территориальные (фемы) части. Первые состояли из профессиональных воинов, живших за счет своей службы, вторые были укомплектованы призывниками-ополченцами из определенных административных единиц и, по сути, были хоть и боеспособными, но все же вспомогательными воинскими единицами. Кроме того, существовала еще и императорская гвардия, которая комплектовалась как гражданами империи, так и иностранными наемниками. Основной ударной силой была кавалерия и, прежде всего, тяжеловооруженные всадники – катафрактарии. Византийские катафрактарии были гораздо более дисциплинированы, чем европейские рыцари, организованы в постоянные части и даже имели элементы униформы: плащи и плюмажи на шлемах красились в определенные цвета, чтобы показать принадлежность воина к определенному подразделению. За свою службу катафрактарии получали от императора земельные наделы. Неплохой была и имперская пехота.
Враг был силен, но лучшие силы Византии воевали в Азии, и быстро перебросить их в Европу было практически невозможно, поэтому у Святослава было преимущество. Его закаленные в боях дружинники легко сметали с пути византийских ополченцев и быстро продвигались к Константинополю.
Пока император стягивал войска со всей империи к столице, опытный полководец Варда Склир должен был задержать продвижение русской армии. Он честно пытался выполнить свой долг, но это ему удавалось плохо. Проводники-болгары вели русские дружины по тайным тропам, поэтому воины Святослава каждый раз появлялись неожиданно для противника, а легкая печенежская кавалерия постоянно кружилась вокруг греческих отрядов, изматывая их и заранее обнаруживая все засады. Византийцы несли потери и вынуждены были отступать.
Наконец основные силы Варды и Святослава встретились у города Аркадиополь в 120 километрах от Константинополя. По данным византийского автора Льва Диакона, а он оставил самые подробные записи об этой войне, против Варды сражалась не вся русская армия, а лишь её часть, численностью в тридцать тысяч человек.
Вообще, большая часть знаний о войне Святослава против Византии базируется на описаниях двух греков, Иоанна Скилицы и Льва Диакона, а также русской Повести временных лет. При этом записи в нашей летописи скорее напоминают героическую былину, чем документальную хронику. Автор объединил в одной записи события, происходившие на протяжении двух лет и трех военных кампаний: завоевания Болгарии, похода русов против Византии и ответного похода греков против Святослава. Летописец не упоминает ни об одном поражении русов, зато описывает, как Святослав с десятью тысячами воинов разбивает стотысячную греческую армию и доходит практически до Константинополя. Там якобы разгромленные и испуганные греки откупились богатыми дарами, и Святослав вернулся в Болгарию. Скорее всего, летописец, живший в двенадцатом (!) веке, добросовестно записал устный рассказ о Святославе, ходивший в то время на Руси. Отсюда и некоторая размытость записи, и умолчание о целом ряде деталей. Есть, правда, и еще одна летопись, но о ней мы поговорим чуть позже.
Лев Диакон, бывший современником Святослава и, возможно, участником событий, оставил нам детальное описание войн императоров Никифора и Цимисхия, хотя, конечно, он стремился приукрасить своих соплеменников. Это нужно учитывать, особенно читая о гигантских потерях русов и малых потерях греков.
Иоанн Скилица, византийский сановник одиннадцатого века, писал, опираясь на различные, более ранние источники, благодаря чему упоминает о деталях, неизвестных ни Повести временных лет, ни Диакону, но зачастую он жертвует точностью описания ради эффектности. Например, чтобы показать доблесть греков, он на порядок увеличивает войско Святослава и пишет о трехстах тысячах вторгшихся в Грецию воинов.
Не желая рисковать, Варда Склир со своим отрядом сначала укрылся за стенами Аркадиополя, и несколько дней не выводил свои войска на бой. Он надеялся, что русы кинутся на штурм города, где понесут большие потери, но те разбили лагерь и стали выманивать греков на открытое пространство. Когда византийцы несколько дней не выходили из города и позволили воинам Святослава безнаказанно разграбить окрестности, русы перестали считать Варду опасным противником. Наши предки настолько поверили в трусость неприятеля, что утратили всякую осторожность, за что вскоре и поплатились.
Дождавшись подходящего момента, византийский полководец начал действовать. Ночью тайно он вывел из крепости часть своих воинов и спрятал их в засаде. Еще один конный отряд под руководством Иоанна Алакаса он послал совершить налет на русский лагерь, завязать бой, а потом притворным бегством заманить русских в засаду. Русское войско расположилось тремя различными лагерями: собственно русско-болгарским, венгерским и печенежским. Именно на последний, печенежский лагерь, и налетел Алакас. Нанеся первый удар, он развернулся и помчался обратно. Раззадоренные печенеги кинулись вдогонку. Чтобы их замысел не разгадали, византийцы отступали, держа строй, периодически разворачиваясь и вступая в бой. В результате печенеги, сходу влетели в засаду и оказались окруженными со всех сторон. Это был даже не бой, а избиение. Хоть печенеги и были хорошими воинами, жившими за счет военной добычи, но они были конными стрелками с легким вооружением. Поэтому вступать в бой с тяжеловооруженным противником для них было безумием. Их действия должны были укладываться в схему: «Укусил и убежал». Практически никто из этой засады вырваться не смог. Вот так из-за собственного азарта и недисциплинированности погибли печенеги.
Для Святослава это стало тяжелым ударом, ведь его победы были обусловлены грамотным взаимодействием легкой печенежской конницы и тяжелой русской пехоты. Теперь же в глубине чужой земли его дружина буквально осталась без глаз.
Пока греки добивали незадачливых печенегов, русское войско построилось и приготовилось к битве. Варда двинул свою фалангу вперед. Русские не стали дожидаться, и их кавалерия атаковала врага, но прорвать плотный греческий строй не удалось. Когда греки отразили первый конный удар, наша кавалерия отступила и укрылась среди пехоты. Теперь началось основное сражение. О его ожесточенности говорит тот факт, что греческий полководец сам был вынужден сражаться и даже зарубил одного из русов. Позже Скилица напишет, что почти все выжившие греки были ранены в том бою. Это был упорный и кровавый бой, исход которого долго не мог определиться. Да и чем закончился бой, мы сегодня не можем сказать. Оба греческих автора пишут о победе своих соплеменников, русская летопись пишет о нашей победе.
Давайте разберемся. С одной стороны, Святослав после этого боя повернул назад. Вроде победили византийцы, но русский князь по-прежнему обладает мощной армией, так что он явно не разгромлен. Кроме того, летописец пишет о богатой дани, взятой Святославом с греков. Так, может, он и победил? Да нет, до Константинополя всего три дня пути от поля боя, и если бы Святослав победил, то он обязательно подошел бы к имперской столице. Хотя бы для того, чтобы иметь лишний козырь при переговорах.
Скорее всего, битва закончилась ничьей. Ни одна сторона не смогла победить, но ни одна и не проиграла. Так что оба полководца имели право объявить о своей победе, действуя по логике: раз не проиграл, значит выиграл. Учитывая, что после этого сражения на какое-то время война Святослава с Византией прекратилась, можно сделать вывод о заключении мира. И, скорее всего, летопись права: Святослав, действительно, получил денежную компенсацию от греков.
После битвы у Аркадиополя Святослав вернулся в Болгарию, а императору Иоанну Цимисхию пришлось срочно перебрасывать войска Варды Склира в Малую Азию, где против него вспыхнуло восстание. Но было понятно, что такое положение дел не удовлетворяло ни одну сторону. В летописи Святославу приписаны такие слова: «Пойду на Русь, приведу еще дружины», так что, скорее всего, князь-полководец собирался воспользоваться временем перемирия, чтобы пополнить поредевшую дружину. Цимисхий тоже стремился усилить свою армию. Кстати, сложившуюся ситуацию миром можно было назвать весьма условно, так как по словам Льва Диакона, как только армия Варды ушла, отряды русов начали устраивать набеги на византийскую провинцию Македонию. И, судя по жалобам грека на разорение и опустошение провинции, наши молодцы изрядно там набедокурили.
К ноябрю 970 года мятеж в Малой Азии был подавлен, и в европейскую часть империи вернулись войска Варды. Всю зиму в Константинополе шли приготовления к новой войне. Не надеясь на уже имеющиеся войска, греки собрали новую армию. Из дальних гарнизонов вызывались отряды, вербовались наемники, призывались ополченцы. Император лично следил за набором и обучением новобранцев, кроме того, по его приказу из числа лучших воинов империи был сформирован особый отряд, бойцы которого получили название бессмертных. Эти воины стали личной гвардией Цимисхия. Одновременно со всего Средиземноморья к столице стягивались боевые корабли и транспорт, благодаря чему к весне в Черном море был сосредоточен мощный флот в три сотни кораблей. В общем, император позаботился обо всем необходимом, чтобы его войско не имело ни в чем недостатка.
Вообще, в лице нового византийского императора у Святослава появился серьезный соперник. Иоанн Цимисхий, проведший всю жизнь в непрерывных войнах, не уступал русскому князю ни в боевом опыте, ни в храбрости. Лев Диакон оставил подробное описание этого правителя. Несмотря на низкий рост, новый император отличался огромной силой и ловкостью. Он мог в одиночку напасть на вражеский отряд и, убив нескольких врагов, невредимым вернуться к своему войску. О его силе говорит такой факт: он выстраивал в ряд четырех скакунов, а затем перепрыгивал трех из них и садился на последнего. Кроме того, император мастерски метал дротики и прекрасно держался в седле. Для своих соратников он не жалел золота и своей щедростью привлекал многих на свою сторону. Правда, был у Цимисхия и недостаток, о котором Диакон не смог умолчать, скромненько отметив: «Недостаток Иоанна состоял в том, что он сверх меры напивался на пирах и был жаден к телесным наслаждениям». Проще говоря, пил Иоанн по-черному и до женщин был охоч сверх меры. Умный и амбициозный, расчетливый и одновременно циничный император не умел проигрывать. Русам предстояло тяжелое испытание.
Как только позволила погода, греки возобновили войну. В апреле 971 года Иоанн Цимисхий повел свое войско в поход в Болгарию, где зимовали русские. Одновременно греческий флот отправился блокировать устье Дуная.
Император с лучшими воинами сходу захватил горные перевалы, отделяющие Болгарию от Фракии. Это было рискованное решение, ведь если бы наши предки успели отреагировать, то в узких горных проходах они могли уничтожить лучшие греческие силы по частям. Многие греческие полководцы не желали рисковать, но император лично повел своих «бессмертных» и еще 15 тысяч пеших воинов и тринадцать тысяч всадников вперед. Остальное войско, отягощенное обозом с припасами, медленно двигалось следом. К удивлению греков, горные перевалы не охранялись, и их войска беспрепятственно прошли через опасные места.
Кстати, в этой войне печенеги уже не были союзниками Святослава. Почему так случилось, неизвестно. Может, их перекупили греки, может, они не простили ему неудачи под Аркадиополем, где в греческой засаде погибли их братья. Как бы там ни было, в 971 году у русов практически не было кавалерии. Поэтому наша тяжелая пехота, бывшая основным родом войск, осталась без кавалерийского прикрытия и была очень уязвима.
12 апреля 971 года греки подошли к болгарской столице, городу Преславу, где был крупный русский гарнизон во главе с воеводой Сфенкелом. Некоторые считают, что этим именем греки называли Свенельда, но это только предположение. Тут же жили признавший русскую власть болгарский царь Борис и патриций Калокир, спровоцировавший поход русов на Дунай. Основная русская армия во главе со Святославом в это время располагалась у города Доростол на Дунае.
Увидев греков, русы по версии Льва Диакона, вышли в поле и первыми атаковали врага. По версии Скилицы, первыми напали греки, причем напали неожиданно на русов, которые занимались военными упражнениями (т.е. тренировкой) в поле. Как бы там ни было, началось сражение, в котором русские храбро сражались, но греческая тяжелая кавалерия стремительной атакой смяла наш левый фланг. Сражение было проиграно, и остатки русской армии отошли за крепостные стены Преслава.
Ночью Калокир бежал из осажденного города, а утром греки пошли на приступ. Русы, прячась за зубцами стен, встретили их камнями, дротиками и стрелами. Византийцы в ответ стреляли из камнеметов и луков, не давая защитникам выглянуть. По десяткам штурмовых лестниц греки устремились на стены и вскоре ворвались в город. Несомненно, русские дружинники дорого продавали свои жизни, но греков было больше. Намного больше… В конце концов на стенах не осталось живых руссов, и греки открыли крепостные ворота. Сметая все на своем пути, византийская армия ворвалась в город и принялась его грабить, из-за чего уцелевшие русские и сочувствовавшие им болгары успели перегруппироваться и запереться в хорошо укрепленном дворцовом комплексе. Один из входов они оставили открытым, и когда туда заходили греки, их убивали. Так погибло несколько сот греческих воинов. Узнав об этом, Цимисхий бросил в атаку свою гвардию, но в узких воротах византийцы были лишены своего главного козыря - численного преимущества. Воодушевленные победой на стенах, гвардейцы яростно кидались в атаку, но каждый раз откатывались, оставляя убитых. Такой отпор стал холодным душем для греков. В конце концов, византийцы подожгли дворец, и русам ничего не оставалась, как выйти из пылающего здания и атаковать греков. Шансов уцелеть у русских воинов было немного, но, очевидно, враги не ожидали такого яростного натиска. Всем на удивление, части русов во главе со Сфенкелом удалось прорубиться сквозь вражеские ряды и вырваться из города.
В Преславе вместе с женой и двумя малолетними детьми был схвачен греками царь Борис. Цимисхий формально признал его правителем Болгарии, но держал в качестве почетного пленника.
Оставив в городе гарнизон, Цимисхий двинулся к Доростолу, городу на Дунае, где его уже ждал Святослав с шестьюдесятью тысячами своих воинов. У стен этого города должна была решиться судьба Византии и Руси. По пути греки разграбили часть городов, а часть добровольно признала имперскую власть.
В сражении за Преславу болгары сражались на стороне русов, и Лев Диакон отметил, что множество из них погибло. Но, очевидно, была среди болгар и сильная прогреческая партия. Эти люди могли нанести удар в спину русам, поэтому Святослав казнил около трех сотен знатных болгар. Он не мучился вопросом, виноваты они или нет. Они могли предать, поэтому их стоило казнить. Жестоко? Да, но Святослав вообще кротостью не отличался, и чем хуже шли его дела, тем легче и обильнее он лил кровь. Диакон так описал этот момент: «Он созвал около трехсот наиболее родовитых и влиятельных из их числа и с бесчеловечной дикостью расправился с ними - всех их он обезглавил, а многих других заключил в оковы и бросил в тюрьму. Затем, собрав все войско, - около шестидесяти тысяч, он выступил против ромеев». Обратим внимание, Святослав созвал болгарскую знать. На пир или на совет звал своих жертв князь, грек не уточняет, но болгары ничего не подозревали и пришли… Так что приписывая киевскому князю исключительное благородство, отечественные неоязычники немного лукавят.
Впрочем, и Цимисхий ничего предосудительного в кровавых расправах не видел. Так, по его приказу были изрублены на куски русские пленные, захваченные по пути к Доростолу.
Наконец два правителя-полководца встретились у Доростола. Греков было больше, их армия лучше снабжалась продовольствием и военными припасами. Кроме того, в море был их флот, способный перебрасывать свежие подкрепления. Византийцы могли забирать раненых и лечить их вдали от опасности. Святослав же опирался на мощные стены Доростола, за которыми он был в относительной безопасности, но его запас продовольствия был ограничен, поэтому он не мог запереться в городе и сидеть в осаде длительное время. Кроме того, русский князь был лишен возможности пополнять свою армию. Да и не в его духе была оборона, так что он тоже стремился решить исход противостояния в открытом сражении.
Греки первым делом позаботились о своей безопасности и сразу же разбили хорошо укрепленный рвами и валами с частоколом лагерь. Между этим лагерем и городом было поле, на котором 23 апреля 971 года состоялся первый бой основных армий Руси и Византии.
Выйдя из города, воины Святослава построились в глубокую фалангу и двинулись на врага. Греки свою армию выстроили так: в центре была тяжелая пехота, на флангах кавалерия, а легкая пехота (лучники, пращники, метатели дротиков) шла впереди основных сил.
Тут, наверное, снова стоит привести обширное описание из книги Льва Диакона: «На следующий день тавроскифы вышли из города и построились на равнине, защищенные кольчугами и доходившими до самых ног щитами. Вышли из лагеря и ромеи, также надежно прикрытые доспехами. Обе стороны храбро сражались, попеременно тесня друг друга, и было неясно, кто победит. Но вот один из воинов, вырвавшись из фаланги ромеев, сразил Сфенкела, (почитавшегося у тавроскифов третьим после Сфендослава ), доблестного, огромного ростом мужа, отважно сражавшегося в этом бою. Пораженные его гибелью, тавроскифы стали шаг за шагом отступать с равнины, устремляясь к городу. Тогда и Феодор, прозванный Лалаконом, муж непобедимый, устрашающий отвагой и телесной мощью, убил железной булавой множество врагов. Сила его руки была так велика, что удар булавы расплющивал не только шлем, но и покрытую шлемом голову. Таким образом, скифы, показав спину, укрылись в городе. Император же велел трубить сбор, созвал ромеев в лагерь и, увеселяя их подарками и пирами, побуждал храбро сражаться в предстоящих битвах».
Так началась трехмесячная кровавая Доростольская эпопея. Русы периодически выходили на поле, атаковали греков, храбро сражались, а затем, устав, отходили в город. Византийцы даже не пытались штурмовать крепость, предпочитая обстреливать её из камнеметов. Обе армии в этих боях медленно перемалывали друг друга, неся большие потери, но ни на шаг не приближаясь к победе.
Правда, дважды русам удавалось нанести грекам болезненные удары, одержав тактические победы. Первый раз русские дружинники устроили вылазку и сожгли надоевшие им осадные машины врага. При этом они умудрились не только сжечь камнеметы и разогнать их обслугу, но заодно и зарубить императорского родственника магистра Иоанна Куркуаса, отвечавшего за инженерные машины в византийском лагере. Причем, погиб этот военачальник не в честном бою, а, скорее, курьезно. В момент нападения он был пьян и просто свалился с седла под ноги русам. Те, недолго думая, изрубили грека на кусочки, насадили его голову на копье, водрузили ее на башне и стали потешаться над врагами, крича, что они закололи императора, как жертвенного барана. Императором они его посчитали потому, что на нем было нацеплено множество украшений, и даже сбруя коня была покрыта золотом. Естественно, что когда это ослепительно разряженное чудо налетело на русов, те церемониться не стали.
После того, как в Дунай вошли византийские корабли с «греческим огнем», русы вытащили на берег свои ладьи, и реку отныне полностью контролировали греки. Как только в городе стали подходить к концу запасы продовольствия, русы выбрали ночку потемнее и под самым носом у греческого флота, спустив на воду ладьи, отправились поискать по окрестностям, чего бы можно позаимствовать съестного. Византийцы эту вылазку не заметили, и наши благополучно набрали припасов, сколько смогли найти. Уже возвращаясь, русы заметили на берегу греческий обоз. Обозники, ничего не подозревая, поили лошадей, запасали дрова, в общем, занимались совершенно мирным трудом. Наши тихонько высадились на берег, обошли византийцев с тыла и показали им, где раки зимуют. Затем, погрузив все, что можно было забрать у перебитых обозников, на ладьи, дружинники благополучно вернулись в Доростол.
Утром в императорском шатре ничего не знавших о случившемся византийских моряков ждала настоящая буря. Цимисхий в выражениях не стеснялся и костерил своих адмиралов до хрипа. Напоследок он пообещал флотоводцам устроить знакомство с палачом, если хоть одна русская лодка покажется на воде. Думаю, он был весьма убедителен, так как после этого разноса моряки стали выполнять свои обязанности с завидным рвением.
Тем временем осада тянулась своим чередом. Византийцы плотно обложили город и ждали, пока голод ослабит русов, а те ежедневно делали небольшие вылазки, вырезая греческие аванпосты. Если бы Цимисхий был просто полководцем, то он мог бы как угодно долго осаждать Доростол, но он был еще и правителем огромной и неспокойной страны. Длительное отсутствие императора в столице уже привело к одному мятежу, правда, быстро подавленному, так что Иоанн должен был параллельно с ведением войны заниматься и прочими государственными делами. А каждый лишний день, проведенный в чужой стране, ослаблял его позиции дома, в Константинополе. Так что, раз не получалось уничтожить всех русов, то он решил нанести удар Святославу.
Иоанн Цимисхий послал князю вызов на личный поединок, чтобы хоть так решить исход войны. Мы никогда не узнаем, собирался ли император честно биться на мечах или задумал какую-то ловушку. И тот, и другой варианты одинаково возможны, ведь он был не только хорошим воином, не раз лично убивавшим своих противников, но и циничным и коварным политиком, не брезговавшим никакими средствами для достижения цели.
Святослав предложение отклонил, заметив, что сам знает, что делать и в подсказках не нуждается, а «если император не желает больше жить, то есть десятки тысяч других путей к смерти; пусть он изберёт, какой захочет».
Но вечно отсиживаться в крепости было нельзя, и 20 июля Святослав вывел свою армию из города для большой битвы. Построившись, русы первыми атаковали греков. Интересно, как, описывая это сражение, Лев Диакон пишет, что в этот день русскую армию «ободрял и побуждал к битве некий знаменитый среди скифов муж, по имени Икмор, который после гибели Сфангела пользовался у них наивеличайшим почетом и был уважаем всеми за одну свою доблесть, а не за знатность единокровных сородичей или в силу благорасположения». Из этих строчек можно сделать вывод, что нашу армию в бой вел не Святослав, а богатырь Икмор, даже не упомянутый в русских летописях. Странно, если действительно так было, то чем это вызвано? Святослав поручил командование соратнику? Или Икмор лишь шел на острие русского удара, ведя за собой дружинников, а Святослав командовал всей армией? Этого мы уже не узнаем.
Как бы там ни было, но один из телохранителей императора по имени Анемас сумел зарубить Икмора. Диакон описал роковой для русского богатыря удар: «Анемас… ударив его мечом в левое плечо повыше ключицы, перерубил шею, так что отрубленная голова вместе с правой рукой упала на землю». После гибели Икмора русы дрогнули и начали отступать. Вскоре отступление превратилось в бегство. Сражение было явно проиграно, греки преследовали Святослава до крепостных стен, но в город ворваться не смогли.
Вряд ли для византийцев это была легкая победа. Ведь если в бою участвовал императорский телохранитель, то русы, видать, прорвались почти к самому Цимисхию. Еще одно интересное свидетельство о том дне оставил нам Скилица. Снимая после боя доспехи с убитых русов, греки с удивлением обнаружили среди погибших женщин, которые сражались вместе с мужчинами. Это воистину бесценное свидетельство, так как об этих русских амазонках не сохранилось практически никаких исторических сведений. Зато во многих былинах встречаются нам образы богатырш-поляниц, предпочитавших оружие и войну прялке и прочим мирным женским занятиям. Если бы не пара строчек в греческой книге, так и гадали бы мы, были ли на Руси женщины-воины или это только легенды. Теперь знаем – действительно были.
Пока греки праздновали победу и обирали павших на поле боя, в Доростоле Святослав с приближенными мучительно искал выход из сложившейся ситуации. Перспективы у русского войска были нерадостные: дружина понесла страшные потери и восполнить их нельзя, припасы кончаются, и пополнить их негде, помощь не придет…
Можно попытаться представить себе этот совет. В коптящем свете факелов они спорили хриплыми голосами. Звучали, обсуждались и отвергались разные предложения: биться до конца, договориться, тайно сбежать… Но за Святославом было последнее слово. Это была тяжелая ночь для русского князя. Наверняка, поутру прибавилось морщин на его лбу да появилась седина в чубе. Что он должен был сделать? Рискнуть всем и еще раз попытаться лихим отчаянным ударом переломить ход судьбы и снова выиграть? Кинуться сломя голову в последнюю атаку в надежде сокрушить и разгромить имперскую армию или погибнуть с честью? А, может, начать переговоры? Византийцы ведь тоже устали, да и русские мечи собрали богатую жатву среди воинов императора? Цимисхий будет сговорчивым.
Большинство дружинников хотели мира, но Святослав решает рискнуть и начать новую битву. Что же, мертвые сраму не имут… И дружина пойдет за своим предводителем в новый бой. Но сначала нужно было почтить своих павших и достойно проводить их в вечность.
Когда наступила ночь, русы вышли на равнину и начали подбирать своих погибших. Павших они сложили у крепостной стены, затем разложили гигантские костры, на которых и сожгли тела. Но перед этим над погребальными кострами русы принесли богам обильные человеческие жертвы . Грекам, которые наблюдали со стороны за этим действом, эта ночь, наверняка, запомнилась до конца жизни. Ревущее в темноте пламя костров, полные ужаса крики убиваемых пленных и неизвестность. Что дальше ждать от русов? Может, они снова пойдут в бой? Так что не спалось византийцам, и взглядами, полными тревоги и тоски, они следили за войском Святослава.
Через день русы вышли из крепости для последнего боя. Когда вся русская армия вышла в поле, Святослав приказал запереть городские ворота Доростола, чтобы никто и не думал спасаться бегством. Построившись в плотные шеренги, прикрывшись щитами и выставив копья, русы атаковали. Каждый знал, что сегодня решается его судьба, поэтому дрался на пределе сил. Началась битва, которая шла сперва на равных, но затем греки стали отступать. Видя это, Цимисхий со своими «бессмертными» лично бросился в бой и спас положение. Снова русы и византийцы дрались, не уступая друг другу. Уже знакомый нам критянин Анемас, убивший накануне Икмора, сумел сойтись в поединке с самим Святославом, но в этот раз удача оставила его. Он сумел нанести князю удар такой силы, мечом по ключице, что тот упал с коня на землю, но его спасли от смерти кольчужная рубаха и щит. На Анемаса тут же бросились русские дружинники, которые сначала убили его коня, а потом подняли на копья и самого грека. Так погиб «бессмертный», которого, по словам Льва Диакона, «никто из сверстников не мог превзойти воинскими подвигами». Учитывая силу византийца, Святослав в этом поединке, скорее всего, был ранен . Если кольчуга и не разорвалась под лезвием меча, то такой удар вполне мог переломать князю кости.
Тем временем битва продолжалась. Видя, что в лобовом столкновении победы достичь не удастся, Цимисхий приказал своим войскам начать медленно отступать, чтобы русские отошли подальше от города. А затем отдельный отряд конницы под командованием Варды Склира должен был обойти поле боя и ударить в тыл русам. Этот план удался, но русы продолжали отчаянно сопротивляться, даже сражаясь на два фронта.
В этой битве наши предки по праву заслужили славу лучших воинов мира. Вдумайтесь: пешие русы выдерживали таранный удар тяжелой кавалерии! Ничего подобного история Европы не знала еще многие века. Даже после появления огнестрельного оружия панцирная кавалерия будет играючи громить пешие отряды. Лишь в пятнадцатом веке швейцарцы научатся сопротивляться рыцарской кавалерии, для чего им придется создать глубокие построения пехоты, вооруженной многометровыми пиками. У дружинников Святослава копья были короче, и они не могли подобно швейцарцам создать непроходимый частокол из лезвий. Но ведь дрались же наши с тяжелой кавалерией, и еще как дрались! Периодически отбрасывая её. Чтобы нагляднее представить, что должны были чувствовать дружинники, выйдете на дорогу и попытайтесь плечом остановить летящий на вас мотоцикл. Скорость и вес мотоцикла и боевого коня, конечно, не равны, но впечатление будет похожее. Добавьте, что вы практически не можете увернуться, так как сбоку вы зажаты другими воинами… Захотелось убежать? А предки не бежали! Точнее, бежали, но только вперед! Весь день русские атаковали превосходящего по силе врага. Вот в очередной раз они опрокинули греков, и снова Цимисхию пришлось лично останавливать бегство своих солдат. Казалось, еще чуть-чуть, и победа снова улыбнется русским воинам. Но тут произошло нечто, что в корне изменило ситуацию.
Внезапно разразилась буря, которая ударила в лицо русам, ослепляя их градом и поднятой пылью. А перед строем греков вдруг из ниоткуда возник воин на белом коне. Став перед войском, этот незнакомец поскакал в атаку на русов и, по словам Диакона, чудодейственно рассекал и расстраивал их ряды. Греки, воспрянув духом и почувствовав прилив сил, кинулись следом за этим нежданным героем. И русское войско, словно вмиг утратило победный дух, дрогнуло и побежало. Победа византийцев была полной. Святослав с остатками дружины с трудом пробился обратно в Доростол. Если верить Льву Диакону, то сам Святослав, израненный стрелами, потерявший много крови, едва не попал в плен.
Что же касается «светлого» воина, то никто не видал этого всадника в греческом лагере до битвы, никто не видел его после сражения, хотя император и разыскивал его, чтобы достойно одарить и отблагодарить за то, что он свершил. После греки стали говорить, что в этот бой их вел святой Федор Стратилат, которому перед битвой молился император.
Это было одно из немногих неоспоримых, виденных тысячами глаз чудес. Кто еще назовет пример такого явного прорыва из тонкого мира в наш, материальный? Словно вернулись времена Троянской войны, когда боги бились среди смертных.
Современный автор-неоязычник Лев Прозоров, в своей посвященной Святославу книге написал так : «Помните загадочного всадника на белом коне, явившегося в буре и грозе и обрушившегося на полки русов под Доростолом? Ромеи увидели в нем Федора Стратилата. А кого могли увидеть в нем русы? Кто он, Воин на белом коне, скачущий впереди бури? Уж не сам ли Метатель Молний? В скандинавском эпосе есть немало примеров тому, как Бог – покровитель героя, с оружием в руках встает против него в сражении. И это означает одно – срок, отведенный Пряхой земной жизни героя, окончен. Валгалла, Покой Павших, ждет его. Есть схожий сюжет и в русском эпосе, в сюжете с выразительным названием «Отчего перевелись богатыри на Руси». После страшной, но победоносной битвы с врагами молодые богатыри начинают хвастать, что способны одолеть даже небесную силу. И небесное воинство принимает вызов. Бессильные против воителей небес, богатыри скрываются в пещерах, окаменевают, уходят в монахи – проще говоря, уходят в другой мир. Так не было ли и здесь того же? Может, оттого и идет Святослав в ловушку столь хладнокровно и бесстрастно, что знает – его срок настал? Говорят, герои былых времен знали свою судьбу. Может быть, Святослав уже увидел приближение времени в глазах Всадника под стенами Доростола».
А вот, как один из современных мистиков объясняет чудесное появление небесного воина: «Битва, произошедшая в Болгарии, заслуживает определенного внимания. То, что наблюдали солдаты во время боя, историки связывают с помощью всадника, появившегося из «ниоткуда» и повлиявшего на ход событий.
Действительно, звучали молитвы о помощи, и были они настолько сильны, что концентрированная общая мысль позволила притянуть из пространства светлый вихрь, вобравший в себя сильную энергию. Эта мысль, направленная к Господу, породила как бы своеобразную воронку, втянувшую в себя необходимые энергии. Господь смилостивился над солдатами, послав в эту воронку благодатный луч. В результате был сформирован своеобразный вихревой поток, материализовавший этого воина.
Был ли это Федор Стратилат, как считают некоторые? Нет, такого ответа дать нельзя, ибо этот воин вместил в себя качества не одного человека. Он был соткан из света, но на время обрел видимость плоти. Главная его заслуга заключалась в том, что он создал поле, в котором воины обретали силу. Он заряжал их своей энергией, позволяющей утраивать, удесятерять их силы.
Поражал ли он противника сам? Здесь нет однозначного ответа, ибо основной его задачей было создание мощного энергетического поля, умножающего энергию солдат. Эффект его личного участия в бою создавался за счет некоторой иллюзии, эйфории участников сражения. Они видели несущегося на лошади человека, обладающего недюжинной силой – и укреплялись сами, что дало им возможность выиграть битву.
Почему помощь пришла именно к ним, а не к противоположной стороне, т.е. к русским? Потому что они смогли создать необходимое молитвенное поле, сила которого достигла критической отметки для достижения указанного эффекта.
Во время Великой Отечественной войны русские воины сталкивались неоднократно с подобными явлениями, только господствующая идеология не позволяла их обнародовать. Однако единичные случаи явления Богородицы и святых на поле боя все же зафиксированы. Сила мысли человека позволяет притянуть те светлые энергии, которые обеспечат необходимый эффект - разумеется, если это не идет вразрез с Божьим замыслом и заповедями. В противном случае помощь может идти из темных слоев».
Как бы там ни было, византийцев в бою спасло чудо. А на следующий день к ним явились послы от Святослава с предложениями мира. Русские соглашались отпустить пленных и покинуть Болгарию, если греки снабдят их продовольствием и не нападут на них в море. Кроме того, киевский князь обещал быть другом греков и в дальнейшем соблюдать мир между странами. С заключением мира восстанавливались торговые отношения на довоенных условиях.
Греки, естественно, согласились. После этого состоялась единственная мирная встреча русского князя и византийского императора. Иоанн в роскошных позолоченных доспехах в окружении пышной свиты подъехал верхом к условленному месту на берегу Дуная. Вскоре к берегу подошла ладья, на которой среди гребцов был и Святослав. Этот момент любят изображать художники, хотя у них обычно Святослав сидит в какой-то крохотной, чуть ли не рыбачьей лодочке. На самом деле это была боевая ладья с полусотней отборных воинов на борту, ведь он не на дружеский пикник ехал, но не это главное. Византийцев поразило, что великий полководец абсолютно не отличался одеждой от простых воинов и греб наравне со всеми, да и весь облик князя для них был диким. При этой встрече было составлено единственное дошедшее до нас описание русского князя. Опять же спасибо Льву Диакону. «Умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми, бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос – признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды, его приближенных только чистотой. Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем об условиях мира и уехал».
Бритую голову Святослава греки особо отметили неспроста, ведь у них самих свободные люди остригали волосы только при трауре, а византийские мужчины (кроме моряков) не носили серьги.
Итак, мир был заключен на весьма почетных условиях. Русы увозили с собой всю добычу, да еще получили примерно по двадцать килограммов зерна на человека. До Белобережья (берег Черного моря между Днестром и Днепром, или современный остров Березань) русская армия дошла (доплыла) без приключений. А дальше начинается что-то непонятное. Вместо того, чтобы подняться по Днепру до Киева, Святослав остается зимовать на берегу Черного моря. Официальная версия истории говорит, что он не решился подниматься к своей столице, так как на днепровских порогах его ждали печенеги. Он-де опасался их нападения и поэтому решил переждать, пока они уйдут. Да, печенеги были в состоянии войны со Святославом, но не думаю, что из-за них князь отказался идти в Киев. Вместе со Святославом из Доростола вышло двадцать две тысячи воинов. По крайней мере, именно на такое количество бойцов греки выдали продовольствие. Многие из них были ранены и ослаблены, но за время похода к Днепру раненых вполне можно было вылечить, а отощавших откормить. Пусть часть раненых умерла, но все равно под княжеским стягом должно было остаться тысяч двадцать закаленных ветеранов. В нашей летописи, правда, есть момент, описывающий, как князь обманул греков при получении дани, вдвое завысив численность своей дружины. Святослав, согласно Повести временных лет, взял дань для двадцати тысяч человек, когда их было десять. Но относится этот эпизод к началу войны. Да и греки, наверное, сумели бы заметить такую разницу между заявленной численностью русов и реальной. Ну да ладно, пусть будет десять тысяч человек. Чтобы понять, что означает эта цифра, нужно вспомнить, что даже спустя пару веков армия английского короля редко насчитывала более десяти тысяч человек, а в Столетнюю войну (а это уже 14 век) действующие армии и Франции и Англии редко превышали пять-шесть тысяч человек. Так что, несмотря на все потери армия Святослава по средневековым меркам была очень сильной. Тем более, что у всех его воинов должны были быть прекрасные доспехи и оружие. Русы прошли бы как нож сквозь масло, тем более, что бой мог быть только в одном месте – у порогов. Часть воинов перетаскивала бы ладьи, а вторая просто прикрывала бы их непреодолимой стеной щитов. Легкая печенежская кавалерия была бы тут бессильна. Максимум, обстреляла бы русскую армию из луков, но и дружинники стреляли не хуже степняков. Перейдя по суше пороги, войско снова село бы на ладьи и на центре Днепра стало недоступным для печенегов. Кроме того, можно было идти не по Днепру, а обойти опасное место степью через земли тиверцев в долине Буга. Именно так пойдет в Киев Свенельд со своими дружинниками и дойдет без потерь. Так что не печенеги (или, по крайней мере, не только они) заставили Святослава отказаться от возвращения в Киев. Почему же Святослав в свою последнюю зиму ведет себя словно затравленный зверь?
Возможно, Святослав имел основания рассчитывать в Киеве на весьма холодную встречу. Ведь отношение киевлян к своему князю было двойственным: с одной стороны, конечно, хорошо иметь такого защитника, а с другой, и обязанности он свои не особо ревностно выполняет, и буйным нравом отличается, и киевлян ни во что не ставит. Так что многим киевлянам, которые знали слишком хорошо, что от него можно ждать, князь был не по нутру. Тем более сейчас, когда по вине Святослава погибли тысячи молодых русичей, и их родители вполне могли спросить у князя ответа. Ведь в своих походах Святослав загубил целое поколение славян. Как Наполеон французов. Начиная Доростольскую эпопею, князь имел под началом шестьдесят тысяч человек, а вернулся лишь с третью от этого числа. Была и еще одна причина: в Киеве уже была мощная православная община, созданная его матерью. Святослав же после своего поражения буквально обезумел в религиозном вопросе. Он впал в языческий фанатизм и начал обвинять в своём поражении христиан. И раньше князь милосердием не отличался, но после разгрома армии и собственного ранения он стал по-настоящему кровожаден.
Как бы там ни было, Святослав решает зимовать с армией в лагере на Белобережье. Все бы хорошо, но вскоре русское войско съело выданные византийцами припасы хлеба, и начался голод. «И был у них великий голод, так что по полугривне платили за конскую голову», - пишет летописец. Правда, совершенно непонятно, кому платили. То ли русы покупали мясо у местного населения (славян и тех же печенегов), то ли у собственных товарищей, которые вели с собой коней из самой Болгарии.
Во время этой зимовки в русском лагере произошли странные и страшные события. Повесть временных лет коротко сообщает, что воевода Свенельд оставил своего князя и на конях отправился в Киев. Причины такого поведения старого воина, начавшего службу еще при князе Игоре, из летописи непонятны. Как непонятно и то, сколько воинов пошло с ним, а сколько осталось со Святославом. Ответ на эти вопросы находится в Иоакимовской летописи.
Тут нужно сделать небольшое отступление и сказать пару слов об этом документе. Свое название летопись получила по имени её предполагаемого автора – первого новгородского епископа Иоакима, скончавшегося в 1030 году. В её тексте речь шла об истории Руси с седой старины и до крещения Новгорода. Так как автор летописи жил в Новгороде, то и в его описании более полно дана история Северной Руси, в том числе, и её период до Рюрика, чем у киевской Повести временных лет. Кроме того, в Иоакимовской летописи есть моменты, по каким-то причинам пропущенные или просто неизвестные автору Повести. До нашего времени сама летопись не сохранилась, и мы с её содержанием знакомы только по выпискам, сделанным с её поздней копии историком восемнадцатого века Татищевым. Древнего оригинала этой летописи никто не видел, поэтому некоторые историки считают записи Иоакимовской летописи малодостоверными, а представленный Татищевым документ мистификацией. Хотя, учитывая сколько старинных документов погибло в огне во время войн или сгнили в заброшенных монастырях, пропажа оригинала летописи не удивительна. Кто может сказать, сколько мы потеряли бесценных книг в сгоревшей Москве в 1812 году, не говоря уже о библиотеке Иоанна Грозного, сгинувшей в годы первой Смуты?
Итак, слово Татищеву : «Тогда диавол возмутил сердца вельмож нечестивых, начал клеветать на христиан, бывших в войске, якобы это падение войск приключилось от прогневания лжебогов их христианами. Он же настолько рассвирепел, что и единственного брата своего Глеба не пощадил, но разными муками томя убивал. Они же с радостию на мучение шли, а веру Христову отвергнуть и идолам поклониться не хотели, с веселием венец мучения принимали. Князь же, видя их непокорение, особенно на пресвитеров ярясь, якобы те чарованием неким людям отвращают и в вере их утверждают, послал в Киев, повелел храмы христиан разорить и сжечь и сам вскоре пошел, желая всех христиан изгубить. Но Бог ведал, как праведных спасти, а злых погубить, ибо князь всех воинов отпустил полем к Киеву, а сам с немногими пошел в ладьях, и на Днепре близ проторча (порогов) напали на них печенеги и со всеми, бывшими при нем, убили. Так вот и принял казнь от Бога».
Я считаю эту версию событий вполне достоверной, так как сразу снимается целый ряд вопросов. Во-первых, понятно, почему князь не спешит в Киев, во-вторых, названа причина раскола в стане Святослава, и появляется объяснение гибели русской армии на днепровских порогах. Если со Свенельдом ушла часть войска, а тем более, большая его часть, то понятно, причина смелости печенегов. Найден ответ на вопрос, как мог погибнуть грозный Святослав с соратниками – их просто было слишком мало, чтобы отбиться. Также становится ясно, почему киевляне не помогли своему князю. Кто же захочет помогать маньяку (а как еще он должен был выглядеть после убийства брата и приказа сжечь киевские церкви и перебить христиан)? Этими своими действиями Святослав подписал себе приговор. Киевляне, богатевшие на торговле, вовсе не хотели, чтобы их город превратился в аналог кровавой Арконы или в базу для разбойничьих набегов, в какие стремительно превращались города полабских славян. Если бы Святослав победил киевлян, то и русов ждала бы судьба лютичей и бодричей, потерявших свой генофонд в бесконечных войнах между собой и с соседями. А вот языческой империи, о которой любят порассказывать неоязычники, не сложилось бы.
Интересно упоминание о брате Святослава – Глебе (иногда пишется Улебе). Был ли это его родной брат, сводный по отцу или просто побратим, уже установить нельзя, но говоря об Игоре, мы видели, что в летописи попадали далеко не все Рюриковичи. Так что Святослав вполне мог и родного брата замучить.
Кстати, в версию Иоакима укладываются и строчки цитированного выше современного автора : «Битва под Доростолом, где появился «воин» на белом коне, обеспечила Святославу возможность вхождения в поле христианства. Тот вихревой поток, который был создан благодаря молитвам греков, затронул и Святослава, создав предпосылки для его крещения, а соответственно, и крещения Руси. Однако в тот период князь был под серьезным влиянием волхвов, и их черно-магические действия удерживали его сознание от позитивных изменений. Более того, после битвы под Доростолом у князя усилились тенденции примыкания к христианству. Однако чернокнижники применили специальные техники, обеспечившие одержание Святослава. В таком состоянии он и прибыл на зимовку. Задача чернокнижников заключалась в удержании князя от неразумных, с их точки зрения, поступков, связанных с принятием христианства.
Одержимый князь руководствовался в своих поступках только желанием смерти, крови и т.п. Отсюда – повальные жертвоприношения. Волхвы, окружавшие его, обеспечили создание черного круга вокруг Святослава, который не пропускал Божественный свет. Бесы поедали его плоть и тонкую структуру, выпивали энергию и, в конечном итоге, подвели к кровавому жертвоприношению, в котором жертвой оказался сам Святослав.
Если бы одержания не произошло, то крещение Руси могло бы случиться раньше. Одержание было спровоцировано духовными ошибками князя после Доростола, чрезмерным доверием к чернокнижникам и неумением самостоятельно оценить сложившуюся ситуацию, с точки зрения мистических законов.
- Что значит «подвели князя к кровавому жертвоприношению?»
- Князь был обречен на смерть. При одержании бесы выпивают из человека энергию, после чего он становится им неинтересен. Отсюда – смертельные болезни, смертельные травмы и т.п. В данном случае князь Святослав был подставлен как жертва не на земном плане. Его исход был предрешен, и не нужно было устраивать специальных засад, нападений. Если бы его не убили печенеги, он бы утонул в реке, умер от заражения крови и т.п. Он был энергетически истощен, и на нем сформировалась структура смерти. Волхвы просто подвели его к гибели, как любой черный маг может подвести человека к смерти при помощи ритуальных техник.
- Что значит «Бесы поедали его плоть?»
- Святослав страдал от кровавых язв, от горловых кровотечений. Он начинал задыхаться, т. е. проявлялись астматические компоненты. В связи с болезнями волхвы рекомендовали ему совершать все новые и новые жертвоприношения, которые на время давали облегчение. Но потом болезни наваливались на него снова».
В марте 972 года Святослав с оставшимися при нем дружинниками начал подниматься по Днепру в Киев, но на порогах попал в печенежскую засаду и погиб. Из его черепа победители сделали чашу, из которой вожди этого народа пили на брачном ложе, чтобы их сыновья были похожи на Святослава. Вот так закончилась жизнь действительно великого полководца. В этот момент ему было тридцать лет.
Вместе с ним закончилась целая эпоха в нашей истории. Отныне русские князья будут больше заботится о доставшейся им земле, а не о завоеваниях далеких стран. Но спустя века русские войска вновь пройдут по следам Святослава на Балканы и снова почти дойдут до Царьграда, который уже превратится в турецкий Истамбул. И снова чуть-чуть не хватит сил, чтобы победителями войти во Второй Рим…
Глава 5. Владимир Великий
Как мы уже говорили, уходя в свой последний поход, князь Святослав разделил русскую землю между своими тремя сыновьями. Пока он был жив, все понимали, что юные княжичи - только наместники грозного отца. Но после смерти князя неизбежно должен был возникнуть вопрос: а кто на Руси главный? Каждый Святославич контролировал большую территорию, за каждым стояли собственные советники и дружинники. Формально главой рода Рюриковичей, а значит, и всей Руси становился сидевший в Киеве князь Ярополк. Но вряд ли он был для своих братьев непререкаемым авторитетом. А тем более, для их взрослых советников, у каждого из которых были свои резоны и амбиции. За Владимиром, правившим в Новгороде, стояли его дядя Добрыня и новгородские купцы. За Ярополком – Свенельд и богатые киевляне. Кстати, Владимир был для Ярослава сводным по отцу братом, и мы не знаем, были ли Олег и Ярополк братьями по матери. Так что особой теплоты друг к другу братья могли и не испытывать. А вскоре между князьями и вовсе пробежала черная кошка.
Согласно летописи, в 975 году Олег на охоте встретил сына Свенельда и убил его. Учитывая, что Свенельд был наиболее влиятельным человеком в Киеве, такое никому не могло безнаказанно сойти с рук. Мы уже никогда не узнаем, зачем Олег так поступил. Возможно, он считал Свенельда виновным в гибели отца, возможно, просто искал повод досадить киевскому князю. Вариант мести наиболее вероятный, ведь у Олега, не знавшего всего, что случилось в Балканском походе Святослава, неизбежно должен был возникнуть вопрос: «А почему ближайший помощник отца вернулся живой и невредимый, да еще с дружиной, когда сам князь погиб?» И мысль о том, что Свенельд просто бросил Святослава, вполне могла вылиться в расправу над сыном Свенельда.
Узнав о случившемся, Ярополк был оскорблен, ведь брат убил его приближенного, тем самым бросив вызов. Свенельд же своим требованием мести подлил масла в огонь разгоравшейся вражды.
В итоге вражда братьев, подогреваемая древним противостоянием древлян и киевлян, вылилась в вооруженное столкновение. Учитывая, что под стягами Ярополка были уцелевшие дружинники Святослава – профессиональные, закаленные многими битвами бойцы, исход борьбы был предрешен. Дружина Олега и древлянское ополчение в первом же бою у города Овруч были смяты и побежали. Как и большинство средневековых городов, Овруч был окружен рвом, через который к городским воротам шел мост. Когда объятые паникой беглецы добрались до моста, на нем началась давка, и спешащие укрыться за стенами люди просто сталкивали друг друга вниз. «Много людей падало, и кони давили людей», - замечает по этому поводу летописец.
После того как воины Ярополка ворвались в город, древляне массово стали сдаваться на милость победителей. Князя Олега удалось найти не сразу. Наконец, во рву под мостом-входом в город нашли тело князя. Очевидно, он пытался остановить бегущую толпу, но был сброшен вниз, а потом на него сверху падали тела новых беглецов и коней. В общем, под этим весом юный князь или задохнулся, или был раздавлен. Дружинники Ярополка полдня вытаскивали трупы изо рва, пока не добрались до тела Олега.
По словам летописца, киевский князь плакал над телом брата и в сердцах бросил подошедшему Свенельду: «Смотри, этого ты и хотел?!». Что ответил старый воин, да и ответил ли вообще - неизвестно. Но, думаю, он не сильно сокрушался, ведь слишком много смертей видел воевода за свою жизнь, чтобы скорбеть по убийце сына. Ярополк же действительно горевал, ведь братоубийство вовсе не входило в его планы. Он лишь собирался наказать зарвавшегося Олега, поставить младшего братца на место. Но сделанного не исправить, и Ярополк присоединяет к своим землям бывшие владения брата. Самого же Олега с честью похоронили в поле недалеко от места смерти.
Битва при Овруче стала последним упоминанием о Свенельде в летописях. Может быть, свершив свою месть он, отошел от дел? Или умер? Как бы там ни было, но в дальнейших событиях он уже не участвовал. Но и так Свенельд оставил свой след в нашей истории, ведь он был воеводой и правой рукой у князей трех поколений рода Рюриковичей: деда-Игоря, сына-Святослава и внука-Ярополка. Завидное долголетие для его времени и рода занятий.
Узнав о смерти Олега, третий сын Святослава, Владимир, посчитал, что и его может ждать такая же судьба. Поэтому он покинул Новгород и бежал, по словам летописца, «за море», а на его место прибыл наместник от Ярополка. Так вся Русь снова оказалась под властью одного человека – князя Ярополка Святославича.
Новый князь сумел заключить союз с печенежским ханом Илдеи, вел дипломатические переговоры с Римом и Константинополем. Возможно, что при нем в Киеве были отчеканены первые русские монеты. По крайней мере, сейчас известно около десятка экземпляров монеты, напоминающей арабский дирхем, которую историки называют псевдодирхемом и связывают с князем Ярополком. Кроме того, Ярополк вполне лояльно относился к жившим на Руси христианам. В общем, был совсем неплохим князем, хотя летопись не зафиксировала за ним больших ратных достижений.
Спустя три года после бегства в Новгород вернулся Владимир, который выгнал наместников брата и объявил ему войну. Понятное дело, что вернулся он не один, а с набранной за морем варяжской дружиной, в которой были воины со всех прибалтийских регионов - от Дании до Новгорода. Так, например, Владимиру служил будущий норвежский король Олаф Трюггвасон. Кстати, впоследствии при дворе Владимира, а затем и его сына Ярослава жили еще три норвежских короля: Святой Олаф II Харальдссон, крестивший свою страну, Магнус I Олафссон и лихой вояка Харальд III Сигурдссон, за свою жизнь успевший послужить киевскому князю и византийскому императору, стать королем на родине и попытаться завоевать Англию.
Обосновавшись в Новгороде и пополнив дружину, Владимир принялся расширять свою территорию. Первой целью князя стал богатый торговый город Полоцк, бывший перевалочным пунктом на важных торговых путях в Западную (по реке Двине) и Северную (часть Пути из варяг в греки) Европу.
Сначала князь попытался решить дело миром и посватался за Рогнеду – дочь Полоцкого князя Рогволода. Тот, видимо, еще не решил, кого из братьев - Владимира или Ярополка - поддерживать в назревающей войне, и поэтому предоставил дочери самой решить свою судьбу. Лучше бы он этого не делал... Гордая княжна заявила: «Не хочу разуть сына рабыни, но хочу за Ярополка». Видать, очень уж хотелось ей быть первой леди на Руси. Рогволод перечить дочери не стал и этим подписал себе приговор, ведь она не просто отказала, а нанесла Владимиру и его сватам смертельное оскорбление, назвав его мать рабыней. Кстати, сватов возглавлял никто иной, как Добрыня, дядя Владимира и брат его матери. Так что и ему было нанесено оскорбление. Несомненно, что вернувшись в Новгород, он подсказал племяннику, как надо действовать.
Владимир воистину был сыном своего буйного отца, поэтому не мешкая собрал войско и обрушился на Полоцк. Город был взят, Рогволод и его сыновья перебиты, а дерзкую девчонку князь все равно взял в жены и по преданию дал ей имя Горислава. Вскоре её девичья мечта сбудется: Владимир убьет Ярополка и станет правителем Руси, а она станет женой Киевского князя… Такая вот усмешка судьбы.
Рогнеда родит убийце своей семьи четырех сыновей и нескольких дочерей, а когда Владимир примет христианство и распустит свой гарем, княжна предпочтет принять монашество, чтобы не становиться снова чьей-то женой. Полоцким княжеством будут править потомки Рогнеды и Владимира, которые превратят его в практически независимое от Киева государство, а затем княжество и вовсе обособится от остальной Руси. А один из её сыновей войдет в историю как великий князь Ярослав Мудрый.
Кстати, некоторые исследователи называют Рогволода скандинавом, хотя о его происхождении нам вообще ничего неизвестно, а о жизни известно немногим больше. Летопись говорит, что пришел он из-за моря и стал править в Полоцке. Вот и все. Был ли он чужеземцем или просто долго был за морем по своим делам - неизвестно. Да и его имя, которое в Лаврентьевской летописи передано как Роговолод, скорее славянское. Тем более, что вторая часть имени князя «Волод» встречается в целом ряде русских имен, например, Всеволод. У его дочери вторая часть имени «Неда» - это славянское имя, сохранившееся на Балканах до наших дней. Слово «рог» также было в древнерусском языке и означало скипетр, символ власти. Так что, скорее всего, князь был славянином.
Покорив Полоцк, уверенный в своей победе Владимир двинулся на Киев с собранной со всей Северной Руси дружиной. У Ярополка же дела обстояли не лучшим образом. Опытного и авторитетного Свенельда с ним уже не было, дружина уступала войскам брата в численности, а новый воевода с говорящим именем Блуд больше думал о собственной выгоде, чем о победе своего князя.
Не решаясь дать открытый бой, Ярополк заперся в Киеве, надеясь на защиту его стен. Хотя еще в античности говорили: «Осёл, груженый золотом, перешагнет любую стену». Вот и Владимир предпочел не терять людей в кровопролитном штурме, а попросту перекупил вражеского полководца. Посланники князя соблазнили Блуда, и тот стал подставлять своего бывшего благодетеля. Блуд сумел убедить Ярополка в том, что киевляне готовы впустить врага в город и уговорил князя бежать в неприступную (по его словам) крепость Родня в устье реки Роси. В опустевший Киев мгновенно вошел Владимир. Киевляне не сопротивлялись. В конце концов, какая им разница как зовут князя, если он будет хорошо выполнять свои обязанности: защищать торговлю и вершить суд?
Ярополк бежал лишь с немногочисленными сторонниками и вроде бы не представлял опасности для брата, но Владимир решил не рисковать. Он знал, как переменчива удача, ведь и сам он всего несколько лет назад был жалким беглецом. Поэтому Владимир идет по следам брата и берет Родню в осаду. В городе быстро кончились запасы еды и начался голод. Пользуясь этим, Блуд уговорил Ярополка начать переговоры с осаждающими. Возможно, он убедил Ярополка, что брат не тронет брата, а удовлетворится лишь тем, что вышлет Ярополка из Руси, а то и даст в управление какой-нибудь незначительный удел.
В милосердие Владимира верили не все, дружинник по имени Варяжко предлагал бежать в степь к союзникам-печенегам, собрать войско и попытаться отвоевать стольный город. Однако Ярополк предпочел лично с несколькими приближенными отправиться на переговоры к Владимиру. Лишь только он вошел в терем к брату, как Блуд захлопнул за ним дверь, чтобы свита не могла вмешаться, а два воина Владимира пронзили Ярополка мечами. Поняв, что их предали и заманили в засаду, Варяжко кинулся в бой, но когда увидел, что его господин мертв, прорубился сквозь врагов и бежал. Он отправился в степь, где его радушно приняли печенеги. Степняки, когда-то обещавшие поддержку Ярополку, даже после его смерти не изменили своему слову и начали войну с Владимиром.
Эта борьба будет тянуться десятилетиями, и много лет подряд Варяжко будет стараться отомстить за своего князя, устраивая набеги кочевников на Русь.
Владимир же стал единственным правителем Руси. Было это или в 978, или в 980 году. Ученые до сих пор спорят. Чтобы подчеркнуть преемственность своей власти, он стал жить с беременной женой (гречанкой, которую в свое время захватил в плен Святослав) своего убитого брата. Вскоре у нее родился ребенок, названный Святополком – сыном двух отцов.
Победа в междоусобице Владимира стала вторым случаем вооруженной победы Северной, Новгородской, Руси над южной, Киевской Русью. И в дальнейшем, всю нашу историю столкновение русского севера с югом всегда будет заканчиваться поражением последнего. Подчеркиваю – всегда! Прямо какая-то закономерность просматривается. Сначала Олег, потом Владимир, потом Ярослав, затем Владимирские князья и Московские цари будут брать под свой контроль Киев. Император Петр с легкостью подавит выступление Мазепы, Екатерина Великая разгонит Запорожскую Сечь, и после 1917 года опереточную украинскую державу шутя поломают идущие с севера большевики. Кстати, по большому счету, в Гражданскую войну большевистский Север вел борьбу против Юга, представленного как украинскими самостийниками, так и белогвардейцами Деникина и казаками Краснова. Над этим фактом, наверное, стоит задуматься современным украинским националистам, всячески поддевающим Российскую Федерацию.
Впрочем, вернемся к Владимиру. Ему вскоре пришлось решать проблему, созданную собственными дружинниками. Наемники-варяги посчитали себя в состоянии диктовать условия князю и потребовали собрать для них в качестве выкупа с каждого киевлянина по две гривны, мотивируя это тем, что раз они город захватили, то значит и вправе его ограбить.
Князь попросил месяц отсрочки для сбора денег, но когда пришел срок расплачиваться, вокруг Владимира уже сложилась сильная русская дружина, готовая расправиться с взбунтовавшимися наемниками. Тем более, что те не были едины – Владимир загодя отобрал из них лучших и привлек на свою сторону. В итоге оставшимся без денег и предводителей варягам было предложено отправиться куда подальше. Например, в Византию. Они и поплыли наниматься в Константинополь. Правда, князь послал византийцам свои рекомендации по обращению с варягами: «Владимир же еще прежде них отправил послов к царю с такими словами: Вот идут к тебе варяги, не вздумай держать их в столице, иначе наделают тебе такого же зла, как и здесь, но рассели их по разным местам, а сюда не пускай ни одного». Византийцы совета послушались.
Своих дружинников князь холил и лелеял, понимая, что от их рвения и, главное, преданности зависит не только его успех, но и жизнь. Например, когда на пиру кто-то обиделся, что ему дали есть деревянной ложкой, Владимир тут же повелел изготовить серебряную посуду, сказав: «Серебром и золотом не найду себе дружины, а с дружиною добуду серебро и золото, как дед мой и отец с дружиною доискались золота и серебра».
Избавившись от варяжской вольницы, молодой князь начинает наводить порядок на Руси. Где силой оружия, где переговорами он приводит к покорности Киеву отпавшие за время смуты окраины: в 981 году он отвоевывает у поляков червенские города, в следующем году покоряет вятичей, в 983 - ятвягов, в 984 - радимичей. Причем ополчение радимичей на реке Пищане было буквально разогнано воеводой Владимира по имени Волчий Хвост. Этот полководец вел авангард княжеской дружины, и, увидев врага, сразу бросился в бой, не дожидаясь подхода основных сил. Когда к месту событий подоспел Владимир, всё уже было кончено. В итоге этого столкновения на Руси появилась поговорка «Пищанцы волчья хвоста бегают», которой даже спустя десятилетия дразнили радимичей.
После этого киевский князь попытался покорить волжских булгар, но они оказались не по зубам лихому князю. Впрочем, если бы Владимир поставил себе такую цель, то, скорее всего, он покорил бы Булгарию, но это потребовало бы слишком больших усилий. Князь пришел к выводу, что овчинка выделки не стоит. Так что война закончилась с ничейным счетом.
Понимая, что единство Руси держится на силе и авторитете правящего князя, Владимир начинает искать пути превращения конгломерата княжеств, уделов и земель в единое государство. Он решает объединить религиозные культы разных славянских земель в единую религию. Создание общего пантеона богов должно было со временем привести к созданию единого, однородного русского общества. Говоря современным языком, князь хотел интегрировать все подвластные ему земли.
Раз уж зашла речь о религиозной реформе Владимира, то необходимо хоть вкратце описать, что собой представляло славянское язычество. Эта тема достаточно сложна по двум причинам: из-за недостатка достоверных сведений и обилия версий и откровенных выдумок, распространяемых современными неоязычниками.
Все, что мы знаем о славянских языческих верованиях, дошло до нас либо в изложении иноземных авторов, либо в антиязыческих полемических работах христианских книжников. Ни одного документа, писания, связного текста, созданного волхвами, нам не известно. Все «славянские веды», «велесовы книги» и подобные издания, обильно представленные в книжных магазинах, – это лишь современные художественные произведения. Некоторые пережитки язычества остались в народных обычаях и былинах, но это именно пережитки. Археологические находки, а сейчас раскопано более семидесяти славянских капищ, тоже не дают целостной картины. Достоверно известно, что разные славянские племена чтили разных богов, и зачастую племенные культы весьма разнились. Кроме того, нужно помнить, что верования менялись во времени.
К первым векам русской истории часть славян покланялась богам, изображаемым в виде идолов, а часть не персонифицировала свои божества. По мнению одного из лучших специалистов по данному вопросу академика Б.А. Рыбакова, изначально славяне верили в существование добрых и злых духов природы, которые не имели человекоподобных черт. Потом наступила эпоха грозных великих богов, личностей, напоминающих человека. По мнению Б.А. Рыбакова, в этот период на первый план вышел бог Род. Он считался отцом всего и создателем вселенной. Со временем Род был оттеснен новыми культами, самым важным из которых в Прибалтике и на Руси стал культ Перуна, бога грозы и войны, покровителя князя и дружины.
Недостаток знаний о культах древней Руси заставляет искать данные в истории других славянских групп, в основном ободритов и лютичей. У полабских славян были свои культы, о которых нам известно больше, чем о собственно русских. Во-первых, католические германские священники оставили подробные описания своих грозных противников. Святилище бога Святовита в городе Аркона было подробно описано Саксоном Грамматиком в «Деяниях даннов» и Гельмольдом фон Бозау в «Славянской хронике», о верованиях вендов писали Адам Бременский и Арнольд Любекский… Во-вторых, у северо-западных славян язычество сохранялось почти до конца двенадцатого века, так что оно, естественно, оставило больше следов в памяти. В итоге мы гораздо больше знаем о святилищах Ругевита и Святовита в городах Коренице и Арконе на острове Руян (Рюген) и Редегаста Сварожича в Ретре, чем о киевском пантеоне. Есть мнение, что Святовит (Свентовид, Святовид, Свантовит…) – божество, тождественное нашему Сварогу.
Неудивительно, что к вендским культам обращаются современные авторы, заинтересованные славянским язычеством. Вспомним хотя бы замечательную картину «Святовит » нашего великого художника Константина Васильева. Несколько раз мне удавалось посетить музей этого творца в Москве, и каждый раз именно «Святовит» производил на меня сильнейшее впечатление.
Впрочем, если русское язычество при первых князьях напоминало вендское, то нужно признать, что это были весьма мрачные культы. Ведь вопреки распространенному мифу об отсутствии в славянском язычестве кровавых жертв, жрецы всех полабских славян приносили своим богам именно такие жертвы. Конечно, до кровавого безумия ацтеков им было далеко, но все же кровь регулярно окропляла идолов. Так, ежегодно Святовиту приносили в жертву человека, которого выбирали по жребию. Запомним эту особенность, она нам еще встретится. Кроме этой ежегодной жертвы были и другие, и для других богов.
«Когда жрец, по указанию гаданий, объявляет празднества в честь богов, собираются мужи и женщины с детьми и приносят богам своим жертвы волами и овцами, а многие и людьми — христианами, кровь которых, как уверяют они, доставляет особенное наслаждение их богам. После умерщвления жертвенного животного жрец отведывает его крови, чтобы стать более ревностным в получении божественных прорицаний. Ибо боги, как многие полагают, легче вызываются посредством крови. Совершив, согласно обычаю, жертвоприношения, народ предается пиршествам и веселью», - отмечается в Славянской хронике. Немецкий хронист десятого века Титмар Мерзебургский, описывая славянскую город-крепость Ретру, писал, что её жители считали, будто гнев богов можно смягчить человеческой жертвой.
Еще одной особенностью, которую мы видим у полабских славян, было огромное влияние жречества на жизнь общества. Доходило до того, что остров Руян-Рюген был, по сути, теократической монархией, где у жреца было больше власти, чем у князя. Разумеется, этот остров был одним из наиболее значимых сакральных центров, поэтому и жрецы имели там такую власть, но и в остальных славянских землях служители богов должны были иметь немалое влияние. О русском жречестве, волхвах, нам практически ничего не известно, из-за чего некоторые авторы считают, что эту функцию могли выполнять и князья. Но, учитывая, что мы знаем о полабских славянах, жречество на Руси должно было обладать достаточной силой, хотя княжеская власть у нас была сильнее, чем у вендов.
Вернемся теперь в Киев. Из летописи нам известны имена двух главных богов, которых почитали наши предки при Олеге и Игоре. Это были Перун и «скотий бог» Велес, именами которых русы клялись при заключении мира с греками. По велению нового киевского князя рядом с его резиденцией были установлены идолы шести богов, имена которых сохранила для нас Повесть временных лет: Перун, Хорс, Даждьбог, Стрибог, Симаргл и Макошь. Верховным божеством отныне объявлялся воинственный бог войны и молний Перун, идол которого был вырезан из дерева, имел серебряную голову и золотые усы. А вот кумира Велеса князь почему-то не поставил. Также не удостоились своих статуй Род и Сварог, Лада и Леля и другие боги, чьи имена нам известны. Мы уже не узнаем, чем руководствовался Владимир, отбирая богов для своего пантеона, но это, несомненно, было очень продуманное решение. Скорее всего, поскольку новое капище было в основном предназначено для молитв самого князя и дружинников о победах и добыче, первое место и занял бог войны. Затем шли небесные боги Хорс, Дажьбог, Стрибог, а мирные духи плодородия Макошь с Симарглом и вовсе были на последнем месте. Кстати, среди богов Владимира нет ни одного скандинавского, так что это еще одно свидетельство против норманнской теории рождения Руси. Зато в именах нескольких богов прослеживается явный иранский след, который мог сохраниться еще со скифско-сарматских времен. Во-первых, это крылатый пес Симаргл, отвечавший за семена и посевы. Между прочим, единственный бог, не имевший человеческого образа в пантеоне и скорее бывший дополнением к образу Макоши. Во-вторых, вероятно иранские корни имело и имя Хорса – бога солнечного диска. Кроме того, считается, что Стрибог и Даждьбог - тоже ираноязычные имена. Интересно, что в пантеоне было два солнечных бога: Хорс и Даждьбог, но их сферы деятельности были разделены. Первый был богом только самого светила, а второй был более всеобъемлющим духом, по словам академика Рыбакова связанным с солнечной стороной природы, с годичным солнечным циклом. Соответственно в языческой иерархии Хорс был ниже, чем Даждьбог. Интересно, что за тысячу с лишним лет до этого греки тоже различали двух солнечных богов с аналогичными функциями: Гелия и Аполлона.
Жертвоприношения, по-видимому, завершались ритуальными пирами. Недаром же былинный князь Владимир постоянно пирует с дружиной, а его прозвище - Солнышко, в более поздних вариантах Красно Солнышко, - скорее всего, сохранилось именно с языческих времен, когда словосочетание «князь-солнце» могло быть титулом верховного правителя. Добрыня, отправленный Владимиром в качестве наместника в Новгород, установил идол Перуна в северной столице на берегу Волхова.
Учитывая, что Ярополк, как минимум, не препятствовал христианам, то резкое усиление языческой части русов при Владимире стало своеобразной реакцией, во время которой крещенным пришлось испытать гонения. Так, в 983 году после победы над ятвягами языческим богам князем были принесены человеческие жертвы, во время которых погибли христиане. Повесть временных лет так описывает произошедшее: «И сказали старцы и бояре: "Бросим жребий на отрока и девицу, на кого падет он, того и зарежем в жертву богам". Был тогда варяг один, а двор его стоял там, где сейчас церковь святой Богородицы, которую построил Владимир. Пришел тот варяг из Греческой земли и исповедовал христианскую веру. И был у него сын, прекрасный лицом и душою, на него-то и пал жребий, по зависти дьявола. Ибо не терпел его дьявол, имеющий власть над всеми, а этот был ему как терние в сердце, и пытался сгубить его окаянный и натравил людей. И посланные к нему, придя, сказали: "На сына-де твоего пал жребий, избрали его себе боги, так принесем же жертву богам". И сказал варяг: "Не боги это, а дерево: нынче есть, а завтра сгниет; не едят они, не пьют, не говорят, но сделаны руками из дерева. Бог же один, ему служат греки и поклоняются; сотворил он небо, и землю, и звезды, и луну, и солнце, и человека и предназначил его жить на земле. А эти боги что сделали? Сами они сделаны. Не дам сына своего бесам". Посланные ушли и поведали обо всем людям. Те же, взяв оружие, пошли на него и разнесли его двор. Варяг же стоял на сенях с сыном своим. Сказали ему: "Дай сына своего, да принесем его богам". Он же ответил: "Если боги они, то пусть пошлют одного из богов и возьмут моего сына. А вы-то зачем совершаете им требы?". И кликнули, и подсекли под ними сени, и так их убили».
Сегодня сложно сказать, были ли человеческие жертвоприношения на Руси нормой или же это был единичный случай. Современные неоязычники очень не любят князя Владимира и рассказывают, что это он-де первым ввел кровавые жертвы, чтобы опорочить язычество. А раньше-то славяне были сугубо мирными, жертвовали только мед да зерно… Это не совсем так. Наши предки не были ни кровожадными дикарями, ни ангелами. Мы, русские, такие же, как и остальные, потому как практически все народы на заре своей истории совершали человеческие жертвоприношения. Жрецы всех народов до прихода Христа знали, что пролитие крови – это наиболее действенный способ докричаться до тонкого мира. Знали и использовали. Даже считавшиеся эталоном цивилизованности античные греки и римляне в своей ранней истории практиковали человеческие жертвоприношения. В Риме человеческие жертвы были запрещены постановлением сената только в 97 году до Рождества Христова. Ни кельты, ни германцы, с которыми тесно взаимодействовали славяне, не отказывали себе в возможности задобрить богов человеческой кровью. А на фоне поистине кровожадных культов народов Центральной Америки или древнего Ближнего Востока наши предки вообще были достаточно кроткими и человеколюбивыми. И жены русов следовали в загробный мир за погибшими мужьями в основном добровольно…
Но вернемся к Владимиру. Удивительно, сколько злобы и обвинений вызывает этот незаурядный правитель у определенных людей. Допустим, что правы неоязычники, и это действительно сын Святослава и Малуши (которую без каких-либо доказательств упорно объявляют то иудейкой, то хазаркой), преследуя тайные замыслы погубить русов, ввел на Руси человеческие жертвоприношения. А теперь вспомним, что в учебниках по истории этот период называется военной демократией, и подумаем, а как отреагировали бы окружающие на подобные нововведения? Правильно, отреагировали бы вооруженным восстанием, как это сделали новгородцы при попытке их крещения. Было такое? Не было! Вдобавок внимательно перечитаем Повесть: «И сказали старцы и бояре». То есть не всевластный деспот с похмелья приказывает подручным отрубить кому-то голову ради забавы, а лучшие люди общества совместно решают провести ритуал. Заметим, что автор говорит о двух группах элиты: боярах – военной знати, и о неких старцах, под которыми, скорее всего, следует понимать или волхвов – знать религиозную, или старейшин – знать родовую.
Так что неоязыческая версия критики не выдерживает. Но современные неоязычники - народ особый, и если уж они решили, что Владимир агент мирового сионистского заговора, то будут это доказывать с сектантским рвением. Вообще, пообщавшись с язычниками вживую и почитав в СМИ творения всевозможных родноверов, я пришел к выводу, что большая часть из них - это просто еще одна версия живущих в своем выдуманном мирке толкиенистов. Есть, конечно, и приятные исключения, но таких единицы.
Так что, скорее всего, события 983 года были не единичным случаем, но Повесть временных лет сохранила запись именно об этом происшествии, так как погибли христиане – единоверцы летописца.
Пройдет всего пять лет после смерти христианских мучеников, и Владимир круто переложит руль государственного корабля и решит не только сам креститься, но и крестить свой народ. Кто может сказать, чем руководствуется человек в своих поисках Бога? С чем связано такое решение? Искал ли он выгоды для государства или заботился о спасении души? Кто вообще может сказать, чем руководствуется человек в своих поисках Бога? Можно сказать только одно: приняв христианство, князь определил дальнейшее развитие русского народа на тысячелетие вперед.
Повесть временных лет сохранила рассказ о прибывших ко двору киевского князя миссионерах различных конфессий: иудеев, мусульман, православных и католиков. Выслушав аргументы каждой стороны, Владимир посылает доверенных людей, которые должны были посетить богослужения разных народов и, вернувшись, рассказать все увиденное. Когда те возвратились «…созвал князь бояр своих и старцев, и сказал Владимир: "Вот пришли посланные нами мужи, послушаем же все, что было с ними", - и обратился к послам: "Говорите перед дружиною"». То есть снова князь не единолично решает, а держит совет со своей дружиной. В итоге было принято решение креститься по греческому обряду: «сказали же бояре: "Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы его бабка твоя Ольга, а была она мудрейшей из всех людей».
По мнению большинства историков, события происходили немного не так, а рассказ об испытании вер появился в летописи довольно поздно и под влиянием устного предания, склонного упрощать события. Достоверно не известно даже то, где и в каком году крестился князь: в 887 в Киеве или год спустя в Херсонесе.
Крещение князя было тесно связанно с военным союзом с Византией. Взошедшие на константинопольский престол в 976 году молодые братья-императоры Василий Второй и Константин Восьмой вынуждены были крутиться как белки в колесе: ведь со всех сторон империи угрожали враги, а собственные полководцы устраивали мятежи. Приходилось вести и внешнюю и гражданскую войну одновременно. Младший брат Константин практически не интересовался политикой, и вся ответственность за империю пала на плечи Василия. Чтобы расправиться с мятежниками, он принял решение опереться на иноземных наемников и обратился за помощью к киевскому князю Владимиру. Тот согласился, и в Грецию отправился шеститысячный русский отряд, который и решил исход гражданской войны. Мятежники, которых возглавлял уже известный нам полководец Варда Фока, были разбиты в конце 988 года у Хрисополя в Малой Азии, а в апреле следующего года русско-имперские войска добили восставших под Абидосом, где сложил свою голову и Варда. Затем русские отряды и дальше служили императору, а часть из них влилась в его варяжскую гвардию. Усидевший благодаря русским мечам на троне император Василий проживет долгую и славную жизнь, будет любим армией и народом. За свои победы над болгарами он получит прозвище Болгаробойца и запомнится современникам как аскет, заботящийся о воинах больше, чем о себе.
Владимиру же платой за эту помощь станет императорская сестра Анна, которую отдадут ему в жены. Этот династический брак поднимет русских князей в средневековой иерархии монархов на недосягаемый соседям уровень. Ведь отныне Второй Рим официально признавал Русь равной себе державой. Понятное дело, что византийская принцесса не могла стать женой язычника, так что князь должен был креститься хотя бы для того, чтобы получить такую жену.
В 988 году Владимир с войском отправился походом на византийский город Херсонес (Корсунь) располагавшийся на месте нынешнего Севастополя. До сих пор нет единого мнения, почему князь атаковал город своих союзников-греков. По одной версии, Херсонес поддержал мятежников, поэтому Владимир атаковал его, выполняя союзнические обязательства. Во второй версии невеста не особо спешила в Киев, и таким образом правитель Руси намекнул, что пора и поторопиться со свадьбой.
Херсонес был основан в шестом веке до нашей эры выходцами из греческого города Гераклеи и за свою долгую историю не раз подвергался нападениям различных врагов. Но взять его силой смог только один полководец – наш князь Владимир Красное Солнышко. Недаром на первых одногривенных купюрах независимой Украины на одной стороне был изображен портрет великого князя, а на другой – руины Херсонеса. Впрочем, руины не на совести Владимира, город он не разрушил, хотя и реквизировал из него все ценное. Херсонес медленно угасал вместе со всей Византийской империей и окончательно обезлюдел в пятнадцатом веке.
Наконец Анна с подобающей свитой и священниками прибыла в Херсонес, где её встретил заждавшийся жених. Уже вместе они двинулись в Киев, где по прибытию князь приказал разрушить языческие капища. Особенно досталось Перуну, которого он «приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву взвозу к Ручью и приставил 12 мужей колотить его палками. Делалось это не потому, что дерево что-нибудь чувствует, но для поругания беса, который обманывал людей в этом образе, - чтобы принял он возмездие от людей. "Велик ты, Господи, и чудны дела твои!". Вчера еще был чтим людьми, а сегодня поругаем. Когда влекли Перуна по Ручью к Днепру, оплакивали его неверные, так как не приняли еще они святого крещения. И, притащив, кинули его в Днепр. И приставил Владимир к нему людей, сказав им: "Если пристанет где к берегу, отпихивайте его. А когда пройдет пороги, тогда только оставьте его". Они же исполнили, что им было приказано. И когда пустили Перуна и прошел он пороги, выбросило его ветром на отмель, и оттого прослыло место то Перунья отмель, как зовется она и до сих пор».
Затем Владимир послал глашатаев объявить горожанам, что завтра они должны прийти на реку и креститься, а кто не придет, тот будет врагом князю. Естественно подавляющее большинство киевлян на следующий же день крестилось. Вскоре началось массовое крещение всей Руси. Вопреки мифам о жестокости обращения русского народа ко Христу, власть предпочитала побуждать население к принятию новой веры больше своим авторитетом, а не грубой силой. Первыми принимали христианство горожане, и лишь затем оно проникало в сельские угодья. Поэтому принятие православия на Руси затянулось на века, и еще в двенадцатом веке в города могли явиться волхвы, а пережитки язычества сохранились и до девятнадцатого века. Так что никакого кровавого крещения Руси не было. Например, очень долго оставались языческими города Муром и Ростов, и князьям-христианам приходилось с этим мириться. Разумеется, были в то время и вооруженные столкновения между княжескими посланцами и местным населением, но кто скажет, были ли они связаны с новой верой или с усилением централизации, когда Владимир давил остатки местного сепаратизма.
А последнее открытое выступление волхвов против православия произошло аж в 1227 году, когда, по словам Никоновской летописи «явились в Новгороде волхвы, ведуны, потворницы, и многие волхвования, и потворы, и ложные знамения творили, и много зла сделали, и многих прельстили. И собравшиеся новгородцы поймали их и привели на двор архиепископа. И мужи князя Ярослава вступились за них. Новгородцы же привели волхвов на двор мужей Ярослава, и сложили великий огонь на дворе Ярослава, и связали волхвов всех, и бросили в огонь, и тут они все сгорели». Неправда ли интересно, что дружинники князя, должного насаждать христианство, пытаются спасти волхвов, а простые горожане, наоборот, казнят их?
Впрочем, чтобы лучше прочувствовать время крещения, стоит, наверное, обратиться к классике. Алексей Константинович Толстой посвятил одно из своих стихотворений крещению славян. И хоть его героями были балтийские славяне, но если заменить Ругевита на Перуна, Свена на Владимира, то описание вполне подходит и для киевского крещения.
Над древними подъемляся дубами,
Он остров наш от недругов стерег;
В войну и мир равно честимый нами,
Он зорко вкруг глядел семью главами,
Наш Ругевит, непобедимый бог.
Курился дым ему от благовоний,
Его алтарь был зеленью обвит,
И много раз на кучах вражьих броней
У ног своих закланных видел доней
Наш грозный бог, наш славный Ругевит.
В годину бурь, крушенья избегая,
Шли корабли под сень его меча;
Он для своих защита был святая,
И ласточек доверчивая стая
В его брадах гнездилась, щебеча.
И мнили мы: "Жрецы твердят недаром,
Что если враг попрет его порог,
Он оживет, и вспыхнет взор пожаром,
И семь мечей подымет в гневе яром
Наш Ругевит, наш оскорбленный бог".
Так мнили мы,- но роковая сила
Уж обрекла нас участи иной;
Мы помним день: заря едва всходила,
Нежданные к нам близились ветрила,
Могучий враг на Ругу шел войной.
То русского шел правнук Мономаха,
Владимир шел в главе своих дружин,
На ругичан он первый шел без страха,
Король Владимир, правнук Мономаха,
Варягов князь и доней властелин.
Мы помним бой, где мы не устояли,
Где Яромир Владимиром разбит;
Мы помним день, где наши боги пали,
И затрещал под звоном вражьей стали,
И рухнулся на землю Ругевит.
Четырнадцать волов, привычных к плугу,
Дубовый вес стащить едва могли;
Рога склонив, дымяся от натугу,
Под свист бичей они его по лугу
При громких криках доней волокли.
И, на него взошед с крестом в деснице,
Держась за свой вонзенный в бога меч,
Епископ Свен, как вождь на колеснице,
Так от ворот разрушенной божницы
До волн морских себя заставил влечь.
И к берегу, рыдая, все бежали,
Мужи и старцы, женщины с детьми;
Был вой кругом. В неслыханной печали:
"Встань, Ругевит!- мы вслед ему кричали,-
Воспрянь, наш бог, и доней разгроми!"
Но он не встал. Где об утес громадный
Дробясь, кипит и пенится прибой,
Он с крутизны низвергнут беспощадно;
Всплеснув, валы его схватили жадно
И унесли, крутя перед собой.
Так поплыл прочь от нашего он края
И отомстить врагам своим не мог,
Дивились мы, друг друга вопрошая:
"Где ж мощь его? Где власть его святая?
Наш Ругевит ужели был не бог?"
И, пробудясь от первого испугу,
Мы не нашли былой к нему любви
И разошлись в раздумии по лугу,
Сказав: "Плыви, в беде не спасший Ругу,
Дубовый бог, плыви себе, плыви!"
Приняв христианство, великий князь сильно изменился в лучшую сторону, он стал спокойнее и милостивее. Из своего кармана он много помогал бедным, старикам и калекам, сиротам и вдовам. Кроме того, Владимир распустил свой гарем, сказав, что отныне у него должна быть только одна жена – Анна. При Владимире в Киеве был построен роскошный каменный храм в честь Успения Пресвятой Богородицы, на содержание которого князь выделил десятую часть своих доходов, из-за чего его часто называют десятинной церковью.
Значение крещения Руси
Несущим элементом любой культуры является религия. Ведь это не просто вера в существование нематериального мира или система обрядов - это образ жизни и определенная система идей, верований, представлений о человеке и его месте в мире. Древние славяне, как и большинство их соседей, были язычниками, что вполне отвечало потребностям отдельных родов и племен. Но неизбежно наступал момент, когда язычество становилось тормозом в развитии, ведь племенные культы мешали созданию единого государства. И вот оказавшись в окружении сильных, централизованных государств с объединяющей всех жителей религией, славяне встали перед выбором: принять новую веру или нет. Полабские славяне остались язычниками, и мы уже знаем, что из этого вышло. Наши предки оказались счастливее, и вот уже больше тысячи лет Русь является православной страной. Почему именно православие, а не католицизм по примеру германцев и западных славян, не иудаизм по примеру хазар или не ислам по примеру волжских булгар? Однозначного ответа нет. Вероятно, совпал целый ряд факторов: и сакральных, и абсолютно материальных. Среди последних отметим, что принятие христианства восточного обряда чрезвычайно тесно связывало Русь с Византией, нашим главным источником доходов. Отныне для свободного доступа наших купцов на Константинопольский рынок не нужно было прикладывать титанических усилий. Кроме того, богатейшая культура империи, имеющая за плечами многовековой опыт развития, явно выигрывала конкуренцию у варварской Западной Европы и у почти диких хазар. Так что, как учителя, греки были явно предпочтительней. Поэтому крещение, проводимое по воле князя, и не вызвало серьезных возмущений среди славян. Новая вера органично вписалась в мироощущение нашего народа и стала базой для развития нашей цивилизации.
Естественно, говорить, что равноапостольный князь Владимир принес своим соплеменникам абсолютно новую веру, нельзя. Православие приникало на нашу землю достаточно долго. Сначала от купцов и воинов, побывавших в Византии, стало известно о существовании веры в распятого, а затем воскресшего Христа. Потом начались единичные случаи обращения, а затем и создание христианских общин. Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев) говорил о трех крещениях Руси, бывших еще до Владимира Великого: при князе Аскольде, княгине Ольге, а также крещение в это же время 200 славянских семейств южной Руси святым Кириллом. Недаром же в европейских и даже византийских хрониках крещению Владимира уделено до обидного мало внимания – просто к 988 году соседи уже давно считали Русь крещеной страной, в которой просто сильны еще пережитки старины.
В нашей историографии первая христианизация Руси во времена Аскольда и сама фигура этого князя оказались на заднем плане. Князь Владимир затмил его в летописях и народной памяти, но все же, именно Аскольд заложил фундамент для последующей христианизации русичей. Став киевским князем, Аскольд создал достаточно сильное государство в Среднем Поднепровье, в которое входили земли полян, древлян, дреговичей и части северян с центрами в Киеве, Чернигове и Переяславле. Это позволяло более-менее на равных вести политические и торговые дела с сильными южными государствами: Хазарией, Болгарией и Византией. Чтобы подчеркнуть свои политические претензии, Аскольд принял титул кагана, который равнялся императорскому.
С Хазарией и кочевниками Аскольд поддерживал мирные и даже союзнические отношения, зато земли Восточного Крыма и Прикубанья он стремился подчинить и сделать плацдармом для проникновения в Закавказье и прикаспийские владения Арабского Халифата. Русские дружины этого князя устраивали набеги вплоть до южного берега Каспия. Главным же и наиболее выдающимся внешнеполитическим достижением Аскольда были его походы против Византии и договоры, заключенные с нею. Помимо золота и серебра, награбленного или взятого в виде откупных, воины привезли на Русь из-под Константинополя и знания о новой вере . Более того, сам каган и его приближенные крестились, а вслед за ними должны были креститься и многие другие киевляне. Произошло это в 860-х годах, когда далеко на Севере укреплял свою власть князь Рюрик.
После гибели Аскольда распространение православия на сто с лишним лет оказалось приостановленным, но не угасло. Княгиня Ольга сохранила его, хотя её собственный сын, великий полководец Святослав, остался язычником. Зато внук Владимир не только принял веру бабки, но и своей волей обратил подданных ко Христу.
Впрочем, о воинственном язычестве Святослава стоит сказать особо. Неоязычники любят приписывать ему фразу "Вера христианская - уродство есть". Однако вынужден буду их разочаровать – это слова не князя, а автора Повести временных лет. Поскольку саму Повесть мало кто читал, то вкратце напомню этот эпизод. Ольга склоняла его к крещению, но он отговаривался. При этом, когда кто-нибудь из его приближенных хотел креститься, князь не препятствовал этому, ограничиваясь лишь насмешками над новообращенным. И комментируя этот момент, летописец отмечает «Ибо для неверующих вера христианская юродство есть», что является практически прямой цитатой из Первого послания коринфянам: «Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас спасаемых – сила Божия». Вообще летописец обильно цитирует Священное писание при любом удобном случае, или, как говорят сейчас журналисты, ставит раскавыченные цитаты.
Из этого следует, что Святослав достаточно долго относился к христианству не враждебно, а как минимум нейтрально, с некоторой долей сарказма и юмора. Как говорится, почувствуете разницу. Его мнение изменилось после поражения у Доростола, когда у князя от шока и отчаяния, похоже, начались изменения в психике. Проще говоря, он буквально озверел и в порыве ярости казнил часть своих воинов-христиан. Но было ли это зверство вызвано их религиозной принадлежностью или они просто попали под горячую руку, сказать точно нельзя.
Крещение Руси при Владимире стало событием абсолютно логичным и ожидаемым. Крестившись с приближенными в захваченном Херсонесе (Корсуни), Владимир по возвращении в Киев приказал уничтожить языческих идолов, а горожанам без лишних слов объявить: «Кто не крестится, тот враг князю». По словам летописца, киевляне рассудили, что если бы христианство было плохо, то его не приняли бы князь и бояре, поэтому все пошли с радостью. Сегодня сложно сказать, насколько радость была искренней, а насколько её простимулировали княжеские дружинники, но никаких возмущений в Киеве не было.
Современный автор Егор Холмогоров в одной из своих статей обратил внимание на интересный момент. «Христианство приносится на Русь как военный трофей, как княжеская добыча, взятая в походе на Корсунь. Крещение киевлян начато было с триумфа, проведенного в лучших римских традициях. Мраморные и литые изваяния, святые иконы и изображения, наконец, греческая царевна, — все это составляло часть княжеского трофея, как дар нового Бога, принятого князем и частью дружины. И крещение, о котором распорядился князь, воспринималось как приобщение к княжеской удаче и соучастие в принесенном им драгоценном трофее. «Повеление пришло креститься всем — и все стали креститься, ни один не стал противиться, как будто издавна наученные, так и устремились, радуясь, к крещению», — говорит Нестор в «Чтении о житии и о погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба», описывая крещение киевлян. Совсем иной характер носило крещения Новгорода, не видевшего княжеского триумфа, там оно носило фактически характер завоевания, лишившего город равного с Киевом статуса.
Знаменитое «Слово о законе и благодати» Киевского митрополита Иллариона имеет психологическую подоплеку восприятия благодати как «удачи». Илларионову идею можно понять так, что в отличие от других народов русским повезло с христианством, оно стало для них удачной благодатной добычей, приобретенной святым Владимиром. Неоднократно отмечавшаяся в исследовательской литературе атмосфера «эсхатологического оптимизма», царившая на Руси приблизительно до XIV века, связана не с незрелостью христианского религиозного сознания, не с атмосферой двоеверия, как часто полагают, а именно с восприятием благодати и христианского благословения как «удачи», стяженной Русью усилиями её святого крестителя и закрепленной мученическим подвигом Бориса и Глеба и непрестанной молитвой Печерских преподобных. Соучастие в приобретенном святыми «трофее» веры Христовой было той скрепой, которая держала Русь, несмотря на политические разъединения и конфликты князей».
Лишь в своевольном Новгороде, всегда стремившемся испытать на прочность верховную власть, крещение вызвало беспорядки. Как только стало известно о требовании креститься, боярские роды воспользовались этим, как предлогом, и под знаменем защиты отчей веры попытались выйти из государства Владимира. Это был сепаратизм чистой воды, который поддержали далеко не все новгородцы. Все помнят фразу «Крестил Путята мечом, а Добрыня огнем», только мало кто знает, что было до этого. Вообще, посланный Владимиром в Новгород со священниками Добрыня для новгородцев был почти своим человеком, он когда-то был там воеводой, защищал новгородские владения от набегов литовцев. Именно в Новгороде стоял дом, в котором жили его жена и дети.
Как, наверное, помнят любители истории, Новгород делится рекой Волхов на две части, которые в то время назывались Торговой и Детинной . Первый район был торгово-ремесленным, где жил простой люд, второй – элитным с дворами местной знати. Торговая сторона спокойно приняла посланцев великого князя, а вот на второй стороне Добрыню встретила вооруженная толпа с криками: «Не дадим наших богов в обиду!». Два дня он ждал, пока смутьяны успокоятся. За это время поставленный в Киеве для Новгорода епископ Иоаким Корсунянин и прибывшие с ним священники крестили желающих с Торговой стороны. В то же время на противоположном берегу реки тысяцкий Угоняй и волхв Богомил, по прозвищу Соловей, собирали своих сторонников. По их приказу фанатичная толпа сожгла дом Добрыни и растерзала его жену, дочерей и всех домочадцев воеводы. Заодно бунтовщики разграбили и дома новгородских христиан. И вот только после этого со стороны христиан началось насилие. Путята с отрядом воинов ночью переправился через Волхов и захватил зачинщиков мятежа, но отойти без боя ему не удалось. Драка длилась до утра, когда реку форсировал с основными силами сам Добрыня. Он приказал поджечь стоявшие на берегу постройки, и бой мгновенно угас. Забыв про вражду, новгородцы кинулись тушить пожар, чтобы он не распространился по всей мятежной Детинной стороне. Как послы к Добрыне вышли знатнейшие бояре с просьбой о прощении и примирении. Добрыня ответил: «Каменных кумиров своих разбивайте, деревянных жгите, а потом все идите креститься – и будете помилованы», а на просьбу пощадить идолов, Добрыня ответил: «Нечего вам жалеть о тех, кто себя защитить не может, какой пользы вам от них ждать?» В результате новгородцы крестились и больше никогда не возвращались к былому идолопоклонству.
Если оставить в стороне сакральные приобретения, то что получила Русь, приняв православие? Во-первых, новые технологии. Например, камнерезному делу и архитектуре русичей учили греческие мастера. Именно с этого момента над зданиями появляются купола. С христианством пришла и письменность на славянском языке, созданная Кириллом и Мефодием. Благодаря этому стали создаваться рукописные книги. При монастырях возникали школы, и вырос уровень грамотности. Дошло до того, что даже простолюдины научились писать и читать. Через Византию Русь познакомилась с наследием античного мира. Новая вера изменила нравы и мораль, ведь Церковь учила любви, запрещала кровавые жертвоприношения, боролась с работорговлей… Кстати, и практиковавшееся ранее многоженство ушло в прошлое.
Но самое главное, принятие христианства привело к сплочению восточнославянских племен в единый древнерусский народ. На смену сознанию племенного единства пришло осознание общности всех русских вообще.
Печенежская гроза
Решив проблему объединения Руси под своей властью, Владимир бросил все силы на отражение серьезной внешней угрозы – набегов печенегов, которые станут постоянной головной болью для князя и его сыновей.
Ко времени Владимира печенеги уже почти столетие кочевали в причерноморских степях и были хорошо известны русским. Прийдя из Азии, они в девятом веке изгнали венгров из Приволжья, взяли под свой контроль земли от Дуная до Дона, попытались закрепиться в Крыму. В следующем веке они вместе со Святославом воевали против хазар и греков, потом воевали и против самого Святослава, а затем заключили мир и союз с его сыном Ярополком. Когда этот князь погиб, его соратник Варяжко бежал к печенежскому хану Ильдею. С этого момента и началось многолетнее жестокое противостояние степняков и русичей. У печенегов появился прекрасный повод для войны – они мстили за смерть своего союзника.
Еще одной причиной для войны с Киевом было то, что печенеги не могли жить без грабительских набегов на соседей, но нападать на самую лакомую цель – Византию без могучего союзника было слишком рискованно. При князьях Игоре и Святославе этим союзником была Русь. Но Владимир большой войны с Константинополем не планировал, а значит, и как союзник для печенежских ханов не подходил. Так что степные головорезы попытались компенсировать неполученную от грабежа Балкан выгоду за наш счет.
Печенеги были опасным противником. Во-первых, их было много, во-вторых, война была для них обыденным делом. При этом из-за многоженства никакие самые страшные потери в боях не могли надолго подорвать мощь кочевников. Ведь даже если из сотни ушедших в набег воинов возвращался десяток, то на следующий год в орде все равно рождалось сто детей. Выжившие мужчины просто брали вдов своих товарищей в жены. Печенежская конница наносила стремительный удар, если удавалось достичь эффекта неожиданности, они грабили все, до чего могли дотянуться, а затем исчезали в степи. Учитывая, что печенеги были кочевниками, найти их становища, а затем нанести удар возмездия было крайне затруднительно. Пока русские разведчики найдут орду, вернутся к князю, тот соберет дружину и выступит в степь, степняки откочуют на сотню километров, и снова ищи ветра в поле.
Сказать, что именно Русь была главной целью для печенегов, нельзя. Они воевали за добычу, поэтому были готовы обрушиться на любой народ, который можно было ограбить. В богатых поселениях оседлых народов можно было славно поживиться, поэтому степные головорезы стремились нападать именно на соседей-земледельцев. Болгарам доставалось не меньше, чем русским, а со временем печенеги в своих набегах дойдут и до Византии.
Печенеги не были единым народом и состояли из восьми, а по другим данным, из тринадцати крупных племен-орд, которые в свою очередь делились на четыре десятка более мелких. Как правило, каждая орда кочевала и воевала самостоятельно, из-за чего периодически одни орды усиливались, а другие, наоборот, хирели. Печенеги, поселившиеся в Крыму, стали постепенно переходить к оседлому образу жизни. Некоторые из них переселились в портовые города и занялись торговлей, но для большинства основной деятельностью оставались война, охота и скотоводство. Вот как описывает печенегов византийский церковный писатель XI века, Феофилакт Болгарский: «Жизнь мирная — для них несчастье, верх благополучия — когда они имеют удобный случай для войны или когда насмеются над мирным договором. Самое худшее то, что они своим множеством превосходят весенних пчел, и никто еще не знал, сколькими тысячами или десятками тысяч они считаются: число их бесчисленно».
Единственным родом войск у печенегов была кавалерия, благо, что в конях у них недостатка не было. Печенежские скакуны, потомки конских пород, выведенных в Туркмении еще три тысячи лет назад древними иранскими народами, славились быстротой и выносливостью. Кроме того, у печенегов очень рациональной была конская сбруя, дававшая дополнительные преимущества всаднику.
В бою печенеги поступали так же, как и все остальные кочевники: сначала обстреливали противника из луков, затем стремительно атаковали. Если враг выдерживал удар, то печенеги без зазрения совести бежали, чтобы потом развернуться и снова стремительно атаковать. Если они превосходили русские дружины в скорости и маневренности, то в рукопашной схватке они русичам уступали. Ведь у печенегов практически не было доспехов, и если им приходилось сходиться в рубке с лучше вооруженными русичами, то оставалось надеяться только на численный перевес.
Так что русским для победы нужно было либо отрезать возможность бежать и навязать печенегам правильное сражение, либо заставить их атаковать первыми. Именно так решает поступить князь Владимир. По его приказу вдоль границы со степью строятся города-крепости, которые станут опорными пунктами пограничных оборонительных линий по обоим берегам Днепра. Печенегам для прорыва вглубь Руси придется атаковать крепости, а значит нести большие потери. В 988 году на речных берегах Десны, Остра, Трубежа, Сулы, и Стугны были срублены города, гарнизоны которых князь укомплектовал дружинниками, собранными со всей Руси. Этим он достиг сразу двух целей: защитил Русь от внешних набегов и забрал лучших воинов из всех подвластных племен, ослабив стремление к самостоятельности на местах. Воины-пограничники быстро забывали свою узкоплеменную идентичность и сплавлялись в единый русский народ.
Сама же линия укреплений была воистину грандиозной, достигала полутора тысяч километров в длину и сооружалась несколько десятилетий, пока не превратилась в наш аналог Великой китайской стены. Между укреплениями насыпались многокилометровые, укрепленные деревянным частоколом земляные валы, которые были непреодолимы для лошадей. Остатки этих древних укреплений ныне известны под именем Змиевых валов. Правда, некоторая их часть могла быть насыпана гораздо раньше, еще в скифское и антское время, а при Владимире лишь обновлена и усилена.
По другим данным, общая длина собственно Змиевых валов составляла 970 километров, а остальная часть известных историкам валов была построена в другое время и для других целей: это и скифские городища, построенные в пятом веке до Рождества Христова, и укрепления позднего сред¬невековья, и валы восемнадцатого столетия, обозначавшие границы земельных вла¬дений…
Начиная с 1974 года, Змиевы валы изучала археологическая экспедиция, созданная специально для изучения этих фортификационных сооружений. Итоги работы ученых были опубликованы только в 1987 году. По мнению археологов, валы строились 19 лет, и на их строительстве работали три с половиной тысячи человек.
Как бы там ни было, система приграничных укреплений перекрывала кочевникам путь на Русь, больше они не могли ни налететь для грабежа, ни торговать скотом с русичами. А ведь это были два основных источника дохода печенежских родов.
Опасаясь, что Русь выстроит действенную систему укреплений на границе со степью, печенеги решились на большую войну, и в 992 году на берегах реки Трубеж сошлись русские и печенежские армии. Битва началась с поединка богатырей, в котором одолел киевлянин. Затем началось сражение, и печенеги побежали. По словам летописца, «гнались за ними русские, избивая их, и прогнали». На месте сражения был выстроен город Переяславль , ныне Переяслав-Хмельницкий. Следующее столкновение со степняками для Владимира закончилось плачевно. В 996 году печенеги напали на Васильев, и князь с небольшой дружиной кинулся на помощь осажденным. То ли он не знал численности нападавших, то ли был слишком самоуверен, однако в решающий момент сил у него оказалось маловато, и ему пришлось спасаться бегством. Чтобы его не поймали, князь прятался под мостом, пока не миновала угроза. Его не нашли. Интересно, знали ли кочевники, кто их так безрассудно атаковал? Наверное, нет, иначе они в лепешку бы разбились, но нашли бы беглеца. Скорее всего, они приняли княжескую рать за передовой отряд, спешащей к месту событий крупной армии, и поспешили отойти в степь. Город Васильев не пострадал, и в честь своего спасения князь Владимир построил в нем церковь Преображения Господня.
Война же со степняками на южных рубежах Руси превратилась в повседневную рутину. Правда, кровавую рутину… С каждым днем требовалось все больше и больше воинов, чтобы отражать налеты кочевников. В 997 году Владимиру пришлось отправиться в Новгород, чтобы привести оттуда новых воинов на юг. Пользуясь отсутствием князя, печенеги попытались захватить Белгород, основанный за шесть лет до того. Чтобы не было путаницы, уточню, что с современным областным центром этот город не имеет ничего общего. Летописный Белгород находился недалеко от Киева. Сегодня на его месте находится село Белогородка.
Город устоял, а его оборона подарила нам следующую легенду: «Затянулась осада города, и был сильный голод. И собрали вече в городе, и сказали: "Вот уже скоро умрем от голода, а помощи нет от князя. Разве лучше нам так умереть? Сдадимся печенегам - кого оставят в живых, а кого умертвят; все равно помираем от голода". И так порешили на вече. Был же один старец, который не был на том вече, и спросил он: "О чем было вече?". И поведали ему люди, что завтра хотят сдаться печенегам. Услышав об этом, послал он за городскими старейшинами и сказал им: "Слышал, что хотите сдаться печенегам". Они же ответили: "Не стерпят люди голода". И сказал им: "Послушайте меня, не сдавайтесь еще три дня и сделайте то, что я вам велю". Они же с радостью обещали послушаться. И сказал им: "Соберите хоть по горсти овса, пшеницы или отрубей". Они же радостно пошли и собрали. И повелел женщинам сделать болтушку, на чем кисель варят, и велел выкопать колодец и вставить в него кадь, и налить ее болтушкой. И велел выкопать другой колодец и вставить в него кадь, и повелел поискать меду. Они же пошли и взяли лукошко меду, которое было спрятано в княжеской медуше. И приказал сделать из него пресладкую сыту и вылить в кадь в другом колодце. На следующий же день повелел он послать за печенегами. И сказали горожане, придя к печенегам: "Возьмите от нас заложников, а сами войдите человек с десять в город, чтобы посмотреть, что творится в городе нашем". Печенеги же обрадовались, подумав, что хотят им сдаться, взяли заложников, а сами выбрали лучших мужей в своих родах и послали в город, чтобы проведали, что делается в городе. И пришли они в город, и сказали им люди: "Зачем губите себя? Разве можете перестоять нас? Если будете стоять и 10 лет, то что сделаете нам? Ибо имеем мы пищу от земли. Если не верите, то посмотрите своими глазами". И привели их к колодцу, где была болтушка для киселя, и почерпнули ведром, и вылили в латки. И когда сварили кисель, взяли его, и пришли с ними к другому колодцу, и почерпнули сыты из колодца, и стали есть сперва сами, а потом и печенеги. И удивились те и сказали: "Не поверят нам князи наши, если не отведают сами". Люди же налили им корчагу кисельного раствора и сыты из колодца и дали печенегам. Они же, вернувшись, поведали все, что было. И, сварив, ели князья печенежские и подивились. И взяв своих заложников, а белгородских пустив, поднялись и пошли от города восвояси ». Конечно, это, скорее всего, просто красивая легенда, но как знать, может и было что-то похожее?
Вернувшийся с новгородскими подкреплениями Владимир окончательно закрыл степную границу непреодолимым заслоном, хотя война продолжалась, и даже в последний год жизни великого князя печенеги пробовали Русь на прочность. Старый Владимир уже не мог сам воевать, но русскую рать вел в бой его любимый сын Борис. Окончательно же решит печенежский вопрос другой сын Владимира, великий князь Ярослав Мудрый.
Дела семейные
Если кто из князей и заслуживает звания отца народа, то это точно Владимир. Причем отцом он был в прямом смысле этого слова. Молодой князь любил брать от жизни все. До принятия христианства он успел завести себе огромный гарем, который, если верить летописцу, насчитывал восемьсот наложниц. Кроме того, у князя было еще шесть законных жен, которые подарили ему, как минимум, 12 сыновей. Сколько было дочерей и детей от наложниц у князя-многоженца, уже никто не скажет…
Как и Святослав, Владимир давал своим детям в управление отдельные земли Руси. При этом, чем старше был сын, тем более важный город он занимал. Вообще же у Рюриковичей была очень интересная система распределения власти. Великий князь киевский был главой рода и давал остальной родне в уделы определенные земли-княжества. Отошедшему в мир иной Великому князю киевскому наследовал не сын, а более младший брат, после его смерти – следующий по старшинству брат и так далее. Только после того как младший из братьев отправлялся в мир иной, трон занимал сын старшего брата и так далее. По мере выбывания старейших представителей рода следующие по иерархии князья меняли свои княжества, принимая под свою руку более богатые и важные города, а на их место приходили новые поколения Рюриковичей. Таким образом, все князья в совокупности владели всей Русской землей, передвигаясь из княжества в княжество по известной очереди. Такой вот карьерный рост по-древнерусски. При этом если князь погибал, не успев занять киевский престол, его дети автоматически лишались права на великое княжение. Изначально такая ситуация была оправдана: власть принимали уже зрелые и опытные князья, что было необходимо для нормального развития земли. Однако, со временем Рюриковичей стало слишком много, и на всех перестало хватать княжеств. Русь начнет дробиться, а Рюриковичи развяжут взаимную войну за наиболее «хлебные» города.
При этом, занимая трон великого князя, а следовательно, и старшинство в роде, Рюрикович становился «отцом» своим родным братьям. Из-за этого его дети становились «братьями» (т.е. равными по положению внутри рода) его родным братьям. Это вносило дополнительную путаницу в отношения князей. Ведь старший брат имел приоритет над младшим, но теперь получалось, что племянник (сын великого князя) оказывался старшим братом своих дядей. Но по возрасту ведь дядья были старшими! Возникала коллизия – старший по возрасту оказывался младшим по положению. Кто же в таком случае старше? И естественно, взрослые заслуженные полководцы князья-дядья периодически отказывались признавать над собой власть младших по возрасту претендентов на великокняжеский трон. Возникал спор, который зачастую, переходил в междоусобную войну .
Со временем сложилось представление, что старший племянник считался младше трех своих наиболее старших дядьев, но старше остальных . Именно так определялось старшинство в местнических спорах.
Вопрос кто же старше (имеет больше прав), дядя или племянник, был наиболее острым при дележе власти, и в разное время решался по-разному, хотя в целом эта проблема так и не была решена до самого конца правления Рюриковичей.
Братьев у Владимира не осталось, поэтому его наследником был старший сын Вышеслав, рожденный первой женой князя варяжской Олавой. Он был назначен наместником в Великий Новгород, где и скончался на несколько лет раньше отца. Своих детей он не оставил. Не пережил Владимира и сын от Рогнеды Изяслав, правивший в Полоцке, но у него родились два сына. Так как Изяслав не успел стать великим князем, то его потомки не имели прав на киевский престол. Вместо этого они стали развивать и укреплять Полоцкое княжество, стремясь его обособить от остальной Руси. Так что Рогволжьих внуков остальные Рюриковичи недолюбливали, что периодически выливалось в настоящие войны. Внук Изяслава Всеволод Брячиславич запомнится современникам как чародей и разбойник.
Своими нападениями он так достанет соседей, что против него выступит целая коалиция князей. В итоге чародея с детьми поймают и посадят в темницу, где ему придется полтора года посидеть-подумать о жизни. Проживет он долгую и насыщенную событиями жизнь, а о его биографии мы поговорим позже.
К моменту смерти Владимира из его сыновей старшими были Ярослав и Святополк. Они же были наиболее вероятными претендентами на престол, хотя сам князь Владимир относился к ним весьма настороженно, и на это у него были веские причины. Он даже хотел изменить порядок наследования и посадить на киевский трон Бориса, но не успел.
Ярослав и Святополк явно тяготились отцовской опекой и были готовы бросить ему вызов. В 1014 году старому князю пришлось взять под стражу Святополка, который уж слишком тесно стал общаться со своим зятем – польским королем Болеславом. В этот же год правивший в Новгороде Ярослав отказался перечислять в Киев собранные налоги. Взбешенный киевский князь приказал чинить дороги на север, чтобы с дружиной отправиться в Новгород и лично задать сынку трепку. Однако поход не состоялся, так как Владимир заболел и 15 июля 1015 года умер в своей резиденции Берестове под Киевом. Народ скорбел по щедрому и удачливому князю, а Церковь со временем канонизировала его.
Если правление князя Святослава – это конец полумифической эпохи героического выхода русов на мировую арену, то три с половиной десятилетия под властью Владимира стали началом золотого века Руси. Именно тогда началось превращение славянских племен в единый русский народ, скрепленный новой верой и экономическими интересами. При Владимире начинается на Руси строительство школ и распространение грамотности. Пройдет совсем немного времени, и даже простые горожане, не говоря уже о монахах и знати, будут уметь читать и писать. При Владимире начинается и каменное строительство, которое мы переняли у византийцев.
Князю-Крестителю приписывается и создание Церковного Устава – документа, разграничивающего компетенцию светских и церковных судов. Кстати, по Уставу под присмотр иерархов церкви отходили и эталоны мер и весов, с которыми должны были сверяться купцы.
Как символ своей суверенной власти Владимир чеканил золотые (златники) и серебряные (сребреники) монеты с собственным портретом. Кстати, это единственное дошедшее до нашего времени изображение князя: в отличие от отца, он носил не только усы, но и небольшую бородку. Всего на сегодня известно 11 златников и несколько сотен сребреников разных типов.
Глава 6. Сыновья Владимира
Не успели русичи оплакать Владимира, как его сыновья начали резню, выясняя, кто более достоин верховной власти. Впрочем, кровь могла политься еще раньше, ведь за год до смерти великого князя его сын, новгородский князь Ярослав решился на разрыв с Киевом. По обычаю собранная в Новгороде дань делилась на две неравные части: треть оставлялась наместнику для содержания дружины, а остальное отсылалось в Киев. Всего в год Новгород выплачивал три тысячи гривен. Чтобы было понятнее, гривна составляла около двухсот грамм серебра, так что сумма налогов равнялась шестистам килограмм серебра. Ярослав в 1014 году отказался делиться собранными средствами со столицей, а когда посланцы отца ему намекнули, что так в приличных семьях не делается, принялся набирать в свою дружину наемников, после чего стало ясно, что уступать он не будет. Впрочем, вероятно, что новгородский князь решился бросить вызов отцу не только из-за денег. Мы ведь уже видели, что старый князь собирался в обход старших братьев передать престол Борису, так что демарш Ярослава мог быть вызван именно этим. Сойтись в бою сыну с отцом не пришлось из-за смерти последнего.
Свято место пусто не бывает. Вот и освободившийся великокняжеский стол недолго пустовал. В последние дни Крестителя в Киеве находились его сыновья князья Борис и Святополк, но первый с дружиной отправился в степь погонять печенегов, и в момент смерти отца его в столице не было. Второй же был в городе, но имелся маленький нюанс: он вместе с женой находился под арестом. Киевляне посоветовались-посоветовались и решили, что арест был делом сугубо семейным, а город без власти быть не может, поэтому выпустили из заточения Святополка. По праву старшего в роду он занял трон.
В этот момент киевские гонцы на берегах реки Альты находят возвращающегося из похода Бориса и докладывают о смерти Владимира и воцарении Святополка. Узнав новости, наиболее решительные дружинники предлагают не мешкая идти на Киев, взять город штурмом, изгнать Святополка и посадит на престол Бориса.
Можно представить, как загорелись глаза у дружинников. Ведь они сейчас способны легко ворваться в Киев, изгнать Святополка, а под шумок можно будет реквизировать немного добра у купцов да святополковых бояр. Ну а потом взошедший на трон Борис должен будет щедро отблагодарить своих «благодетелей». Кому война, а дружинникам - мать родна, ведь именно войной они добывают свой хлеб. Однако Борис дружину серьезно разочаровал, объявив, что поднимать мятеж против старшего брата, который ему теперь будет вместо отца, не намерен. Почесав в затылках и сплюнув на пыльную землю, дружинники разошлись по домам. А что еще, спрашивается, им делать, раз драки не предвидится? Сам Борис остался с несколькими слугами на реке Альте, где разбил свой лагерь.
Положение нового киевского князя было не самым завидным. Сидевший в Новгороде Ярослав его власти не признавал. Мстислав, правивший в далекой Тмутаракани, тоже не горел желанием склониться перед братом. Племянник Брячислав в Полоцке хоть и открыто не претендовал на Киев, но тоже внушал опасение… А у каждого из этих князей дружины были не слабее великокняжеской. В общем, предстояло или смириться с разделом Руси, или силой принудить братьев к покорности. Да ведь и братья-то тоже понимали, что на Руси должен быть один хозяин. Только вот мнения, кому быть этим самым хозяином, разделились. Почему это Святополк решил, что именно он главный? Мстислав, прославившийся храбростью и военными успехами, или успевший поправить Ростовом и Новгородом эффективный хозяйственник Ярослав вовсе не считали брата лучше себя. Так что как ни крути, а заварушка в княжеской семье предвиделась изрядная.
Святополк решил действовать первым, а так как никто из братьев не внушал ему доверия, то он решил расправиться со всеми. Первый свой удар Святополк нанес по Борису. Казалось бы, зачем, раз тот признал старшего брата своим господином? Но Святополк рассудил, что это сейчас Борис друг, а как обернется в будущем, неизвестно. Поэтому, готовясь к большой войне с Ярославом, он решил уничтожить всех братьев, до каких мог дотянуться.
Борис по складу характера и воспитания был бы хорошим священнослужителем. Он с детства воспитывался в православии, любил читать священные книги и жития святых, много молился, отличался милосердием. В общем, Борис вырос высокодуховным и моральным юношей, а вот холодной расчетливостью и жестокостью, нужной правителю и полководцу, он не обладал. В итоге он первым в нашей истории доказал, что романтикам в политике делать нечего. Когда посланные Святополком убийцы прискакали к шатру Бориса, тот уже знал, для чего они прибыли. По примеру христианских мучеников первых веков князь решил принять смерть без сопротивления и погрузился в молитву. Так он и погиб, заколотый копьями во время молитвы. При этом убийцы не смогли сразу нанести смертельный удар, и им пришлось несколько раз добивать Бориса. Вместе с князем погибли и его слуги.
Следующими жертвами киевского князя стали Святослав Древлянский и Глеб Муромский. Святослав, не имея сил сопротивляться, попытался бежать то ли в Чехию, то ли в Венгрию, но был настигнут дружинниками Святополка и убит.
Как только пролилась кровь Бориса, Предслава – жившая в Киеве дочь Владимира от Рогнеды – послала в Новгород гонца, чтобы предупредить Ярослава о коварстве их брата. Ярослав в свою очередь послал гонца к Глебу с предупреждением. Одновременно и Святополк послал к Глебу гонца, который должен был сообщить, что князь Владимир заболел и срочно хочет увидеть сына. Первым прибыл посланник великого князя и Глеб, поверив, отправился в столицу. По пути он получил письмо Ярослава, но решил встретить свою судьбу лицом к лицу. По примеру Бориса Глеб встретил убийц без сопротивления и погиб во время молитвы.
Братья показали новый для Руси стереотип поведения – ведь они пожертвовали собой ради того, чтобы страна избежала кровавой усобицы. Кроме того, они ценой своих жизней следовали заповеди «возлюби ближнего своего» и отказались поднять руку на старшего брата. Вскоре над могилами Бориса и Глеба стали происходить чудеса, а затем они были канонизированы Православной церковью как страстотерпцы. Кстати, Борис и Глеб – это мирские языческие имена князей, а в крещении их звали Роман и Давид. Подвиг Бориса и Глеба был использован Церковью для осуждения усобиц, раздиравших Русь. Некоторые читатели могут не согласиться с тем, что отказ братьев от сопротивления был подвигом. Церковную точку зрения на этот вопрос приводить не будем, так как она общедоступна, но вот что пишет уже цитированный автор :
«Глубинная суть страстотерпничества не до конца осознана людьми. Это не просто убийство (или родовое убийство) и принятие жертвой своего положения, здесь все намного глубже. За историю человечества было совершено бесчисленное множество подобных убийств, но святыми страстотерпцами стали единицы. Кто же удостаивался такого названия? Есть души, которые приходят на Землю с особой программой – программой страстотерпничества. Это означает, что при добровольной, смиренной отдаче себя в руки палачей такая душа совершает подвиг – земной и космический, т.к. при этом происходит изменение программ и судеб большого количества окружающих их людей. Иногда изменяется ход истории.
Святые Борис и Глеб сумели совершить этот подвиг. Если бы они противились своей программе и остались живы (а такой вариант тоже мог бы произойти), то христианство на Руси могло бы пошатнуться. Своей добровольной жертвой они укрепили стержень нового учения и распылили на Землю необходимые энергии. После своей смерти они фактически обрели бессмертие на Земле (их мощи нетленны) и проложили чистый широкий канал, связывающий Русь с высшими духовными планами. Князь Владимир, несмотря на крещение, не сумел при жизни соединиться душой с этими высочайшими небесными сферами, а значит, и не обеспечил поступление стабильных небесных потоков на русскую землю. Смуты, резня, беспорядки, непринятие христианства многими или чисто формальное крещение препятствовали выведению Руси в зону стабильности духовных потоков. Они были прерывисты, подобны каплям дождя, и могли прерваться в любой момент, если бы не было подобной жертвы. После смерти Бориса и Глеба Русь не смогла свернуть с пути христианства ни при каких условиях».
Заканчивая рассказ о Борисе и Глебе, нужно сказать, что существует версия о том, что в гибели братьев виновен не Святополк, а как раз Ярослав Мудрый. Впервые эта идея возникла после того, как в 1834 году на русский язык была переведена «Сага об Эймунде». В этом произведении рассказывается о приключениях отряда скандинавских наемников, отправившихся на службу к русскому князю. Среди их подвигов сага говорит об убийстве одного из братьев-князей.
На эту сагу любят ссылаться те, кто обвиняет Ярослава в убийстве братьев Бориса и Глеба. Однако, скорее всего, они сами сагу не читали. Хотя она доступна, несколько раз издавалась на русском языке, к тому же как минимум в двух вариантах перевода от разных переводчиков. Что можно сказать по этому поводу? После очень внимательного прочтения этого произведения с полной ответственностью утверждаю, что найти в ней свидетельства против Ярослава могли только люди с очень большим воображением.
Кстати, доверять данным, изложенным в скандинавских сагах или наших былинах, нужно с большой осторожностью, ведь это художественные произведения, призванные прославить героев. Достоверность при этом часто отходила на второй план, а когда от момента возникновения саги до её записи на бумаге (т.е. формы, в которой она дошла до нас) сменилось несколько поколений певцов, то от изначального произведения могла остаться только общая канва. Вот и Сага об Эймунде датируется концом четырнадцатого (!) века, т.е. от описанных в ней событий её отделяют триста лет. Так что в саге есть и отражение реальных событий одиннадцатого века, и откровенные выдумки.
Итак, о чем рассказывает сага. К моменту прихода на Русь главных героев, варяга Эймунда с дружинниками, Русь разделена на три части, в которых правят князья-братья, дети конунга Вальдамара. Одной частью страны владеет старший брат конунг Бурислав (Бурислейф в других переводах), другими княжествами правят князья Ярицлейв и Вартилав. Княжества соответственно названы Кенугард, Хольмгард и Пальтескью, т.е. Киев, Новгород и, скорее всего, Полоцк. Варяги нанимаются на службу к Ярицлейву, причем обе стороны отчаянно торгуются о размере оплаты. Потом, по ходу саги князь несколько раз будет пытаться «кинуть» наемников, не заплатив им.
Между Ярицлейвом и Буриславом идет война, причем Бурислав непрерывно атакует. Сначала Бурислав терпит поражение в открытом бою, потом он с новым войском нападает на Хольмгард, но его штурм с трудом отбивают Ярицлейв и варяги. В конце концов, Эймунд тайно пробирается в лагерь Бурислава и убивает его спящего. Когда он приносит к Ярицлейву отрубленную голову брата, князь вместо оплаты пытается в очередной раз «кинуть» варягов, и те отправляются на службу к третьему брату Вартилаву.
Между оставшимися в живых братьями вспыхивает борьба, но варяги захватывают жену Ярицлейва, и тот вынужден заключить мир, по которому ему достается Хольмгард, а Вартилаву - Кенугард. А вот третье княжество – Пальтескью получает герой саги варяжский конунг Эймунд, который правит там до самой смерти, а потом передает власть своему побратиму.
Вартилав же прожил после заключения мира всего три года, заболел и умер, а его земли отошли к Ярицлейву.
Вот, собственно, и вся сага. И на каких основаниях можно сделать вывод о том, что Бурислав и Борис это одно лицо? Ни на каких. Единственный аргумент в пользу того, что в саге под именем Бурислав рассказывается о Борисе – это то, что и того, и другого убили. Зато доводов в пользу того, что Бурислав не Борис, можно привести немало. Начиная с того, что Бурислав назван старшим братом, а Борис-то младший.
Кстати, по саге Бурислав вовсе не невинная жертва, как летописный Борис, а агрессор, получивший достойный отпор.
Что, по моей версии, было на самом деле? Отряд скандинавских наемников прибыл поискать счастья на Руси. Вел их конунг Эймунд. Наемники нанялись к князю Ярославу и под его знаменами участвовали, как минимум, в одной войне, после чего отправились восвояси. Дома же длинными зимними вечерами они под бражку хвастались своими подвигами, а чтобы расположить сердца золотоволосых дев, щедро добавляли в рассказы хвастливые байки. Благо Русь далеко, кто проверит…
Варяги прибыли на Русь при князе Ярославе, но судя по саге, они появились уже после завершения первой части усобицы, то есть к этому моменту Борис, Глеб, Святослав и Святополк уже погибли. Русь действительно в это время была разделена на три части:
• Полоцкое княжество, где правил Брячеслав Изяславич (он и есть Бурислав);
• Новгород, где сидит Ярослав;
• Левобережье Днепра с центром в Чернигове, где правил князь Мстислав (Вартилав в Саге).
Киев при этом был сначала захвачен Мстиславом, но потом перешел под власть Ярослава, но тот так туда и не приехал. Так что, будучи формально Великим князем Киевским, Ярослав до самой смерти Мстислава предпочитал находился в Новгороде.
Первая часть саги, скорее всего, достаточно правдива, уж очень красочно переданы денежные вопросы, договоры князя и наемников, условия их быта. При этом князь Брячислав действительно несколько раз нападал на новгородские земли и его отбивал Ярослав. В этих столкновениях и принимали участие герои саги. Единственное несовпадение – князь Брячислав дожил до 1044 года, а Эймунд со товарищи покинули Ярослава еще при жизни князя Мстислава-Вартилава, т.е. до 1036 года. Так что, несмотря на свои поражения, полоцкий князь, скорее всего, погиб не от варяжского меча, а его убийство конунг Эймунд себе просто приписал. А вот вторая часть саги, начиная с ухода со службы Ярослава, - это уже «развесистая клюква». Особенно впечатляет конец, по которому варяг становится князем и правит третью Руси. Сказка, да и только! Ну, не правили бродячие наемники русскими княжествами.
***
За свои братоубийства князь Святополк получил обидное прозвище Окаянный, то есть подобный Каину, с которым и вошел в историю. Пожалуй, он по праву может поспорить за звание самого одиозного правителя Руси. Хотя, если судить беспристрастно, то у него были смягчающие обстоятельства. Это Владимир считал Святополка своим сыном, а его дети относились к нему как к брату. А что по этому поводу думал сам князь? По крови-то он был сыном Ярополка! Значит, начиная охоту на Владимировичей, он вполне мог оправдать себя тем, что мстил детям убийцы за своего отца. Кровную месть ведь еще никто не отменял. Конечно, Владимир усыновил его и воспитывал как сына, потом дал в удел богатое и стратегически важное Туровское княжество, граничившее с Польшей. Но могло ли это примирить Святополка с убийцей отца? Ведь повзрослев он, несомненно, узнал о своем настоящем происхождении и о позоре матери, насильно взятой Владимиром в жены. Так что в душе князя могли бушевать страсти гигантского накала, верность вырастившему его Владимиру Святославичу боролась с желанием отомстить и занять трон отца. Понимал ли князь-креститель, насколько опасен пасынок? Да, понимал, поэтому при первой же попытке Святополка выйти из-под контроля схватил его и засадил в темницу.
Но вот князь Владимир отошел в лучший мир, и Святополк может расправить плечи и вздохнуть свободно. Он к этому моменту уже разменял четвертый десяток лет, успел взять в жены дочь польского короля Болеслава Храброго и был готов взять под свою руку всю Русь. Понимая, что серьезной борьбы с оставшимися братьям не избежать, Святополк договаривается о помощи со своим тестем Болеславом и былыми друзьями отца – печенегами. Последние помнили времена Ярополка, поэтому на их верность новый князь мог положиться. Кроме того, щедрыми дарами князь постарался перетянуть на свою сторону киевлян. Уверенный в своих силах, он в 1016 году выступил в поход против Ярослава.
У того ситуация была более сложной. Готовясь к войне с отцом, он нанял себе немало иноземных дружинников, прежде всего, шведов, с которыми он породнился, взяв в жены Ингигерду , дочь шведского короля Олафа I Скотконунга из рода Инглингов. Однако, начало боевых действий затягивалось. и оставшиеся без дел в чужой стране наемники стали буйствовать, грабить и задирать горожан. Без настоящего дела дисциплина в сборной армии Ярослава падала, и случилось неизбежное. Обозленные бесчинствами чужеземных наемников новгородцы взялись за оружие. Конечно, это не была поголовная резня наглых чужаков, но под топорами и мечами горожан полегло неизвестное количество варягов. Летопись говорит: «Новгородцы восстали и перебили варягов во дворе Поромоньем». Так что число убитых варягов не могло быть больше, чем их находилось во дворе неизвестного нам Поромона. Каким бы большим ни был двор знатного новгородца, вряд ли там могло поместиться больше сотни-двух человек. Так что число в сотню погибших варягов – это максимум, но если бы убили всего несколько человек, то это событие не вошло бы в летописи. Вероятно, погибло от нескольких десятков до сотни человек. С одной стороны это и не много, с другой это был опасный прецедент, который мог вылиться в полномасштабную войну, тем более что скандинавы очень чтили закон кровной мести. Кроме того, погибшие были дружинниками князя, а значит, их убийство было вызовом самому Ярославу.
Поэтому князь, который находился в этот момент за городом в селе Ракоме, действовал быстро, жестоко и совсем не благородно. Он вызвал к себе, якобы для примирения, убийц и казнил их. Этим он успокоил варягов. И в этот момент к нему приходят вести о смерти отца, гибели Бориса и начале княжения в Киеве Святополка.
Теперь судьба князя была в руках новгородского веча. Простят ему новгородцы казнь своих товарищей - значит, в борьбе с братом он сможет опереться на сильнейшее княжество Руси. Не простят – останется Ярослав только с личной дружиной.
На следующий день князь прискакал в город и вышел к собравшимся на вече новгородцам. Он был красноречив. Не гордым князем вышел он, а расчетливым политиком. Знал Ярослав, как найти подход к своим подданным. Рассказывал им о безумии, в которое впал, когда казнил новгородцев, жаловался на козни братоубийцы Святополка, прельщал собравшихся добычей, которая достанется его друзьям после победы над Киевом. Родне каждого убитого дал выкуп золотом… И в итоге новгородцы, посовещавшись, рассудили, что убитых не вернешь, их кровь смыта выплатой денежной виры , поэтому ссориться с Ярославом причин нет. Зато перспектива посадить своего князя на Великое княжение в Киеве была очень заманчива. Забыв обиды, варяги и новгородцы объединились и под стягом Ярослава двинулись на Киев. Очень интересно, что численность варягов все источники определяют в тысячу воинов, а вот о численности остальной части армии источники расходятся более чем в десять раз, от 3 до 40 тысяч человек. Если прав автор Лаврентьевской летописи, написавший: «И собрал Ярослав тысячу варягов, а других воинов 40 000», то это была очень внушительная сила по средневековым меркам. Хотя возможно, что тут речь идет не только о собственно войнах, но и об их слугах, обозниках и прочих «нестроевых» работниках. Впрочем, какова бы ни была численность армии Ярослава, киевско-печенежское войско Святополка было таким же, а то и большим.
Армии братьев-соперников встретились у города Любеч в современной Черниговской области и расположились на противоположных берегах Днепра. Этот город был одним из древнейших на Руси. Из него родом был основатель Киево-Печерской Лавры преподобный Антоний Печерский и, по одной из версий, мать князя Владимира Великого, Малуша. Еще не раз у его стен будет решаться судьба страны.
Три месяца армии простояли, не решаясь начать бой. При этом дружина Святополка и их союзники-печенеги стояли двумя отдельными лагерями, которые были разделены узкой, но глубокой протокой-озером. Киевляне, в рядах которых стояли старые и опытные дружинники святого Владимира, свысока отнеслись к новгородцам, за что жестоко поплатились. Уже известный нам воевода Волчий хвост, разъезжая по своему берегу, не упускал возможности подразнить северян, упрекая их в трусости, браня Ярослава и обзывая новгородцев плотниками, которых заставит строить дома в Киеве. Последнее было очень болезненно, ведь новгородцы-то, хоть и в большинстве своем не были профессиональными дружинниками, считали себя воинами, а тут их кто-то так жестоко оскорбляет? Да еще перед тысячами свидетелей! Это все равно, что прошедший не одну войну спецназ прилюдно обозвать штатским сбродом. Долго бы терпели краповые береты такое сегодня?
В общем, делегация от обиженных новгородцев заявилась в шатер к своему князю и объявила, что какие бы у князя планы ни были, они начинают бой, а если кто с ними не пойдет в атаку, а не дай Бог, еще и станет их останавливать, того они сами зарубят. На рассвете они переправились на вражеский берег и стремительно атаковали врага. Чтобы никто и не думал об отступлении, переправившись, они оттолкнули свои лодки от берега, а для того, чтобы отличать в темноте своих от врагов, повязали головы белой материей.
Святополк же в эту ночь пировал с приближенными, так что ни он, ни его воеводы не смогли вовремя и адекватно среагировать на нападение. Однако бой был жарким. Смешавшиеся, не успевшие надеть доспехи, оставшиеся без руководства киевские дружинники все равно рубились ожесточенно. Наконец, их оттеснили к протоке и сбросили в воду, где многие утонули, пытаясь перебраться в половецкий лагерь.
В итоге, Волчий Хвост погиб, Святополк, понявший, что совершенно разбит, с телохранителями бежал в Польшу. Половцы на помощь гибнущим союзникам так и не пришли.
Торжествующий Ярослав, окруженный ликующей дружиной, вступил в Киев. Отныне он был Великим князем. От роду ему было всего двадцать восемь лет. Есть в летописи интересная запись об этом времени: «Ярослав пошел в Киев, и погорели церкви». Больше никаких подробностей. Вот и гадай теперь, связаны эти события, или нет. А если связаны, то как? То ли в момент, когда победители грабили дворы бояр Святополка, вспыхнул пожар, который перекинулся на церкви? То ли сами церкви стали объектом недружественных действий? Ведь среди пришедших с Ярославом воинов были и язычники. В общем, загадка.
Новгородцам в качестве платы за помощь Ярослав дал льготную грамоту, по которой их город получал немало прав. Именно с этого документа началось создание особой системы власти в Новгороде, когда вече было в праве самостоятельно приглашать и изгонять из города князей. Довольные новгородцы вернулись к себе со славой и добычей.
Однако, всего через два года Святополк вернулся, чтобы снова бросить вызов брату. Теперь он опирался на армию своего тестя Болеслава Храброго, который был не прочь под шумок присоединить Русь или хотя бы её часть к своим владениям.
Ярослав двинулся навстречу врагу, но на берегах Буга был наголову разгромлен. Исход этого сражения был решен дерзкой и стремительной атакой Болеслава. Польский король сходу форсировал реку и лично повел в атаку своих воинов. Русские не ожидали от противника такой прыти и не сумели подготовиться к отпору. Единственное, что хоть как-то может оправдать наших предков, так это тот факт, что Болеслав был в то время лучшим полководцем Европы. До вмешательства в русские дела он уже успел победить чехов и саксонцев, захватил Моравию и часть Словакии, на равных повоевать со Священной Римской империей германской нации…
Ярослав бежал в Новгород и уже подумывал вообще оставить Русь, перебравшись на ПМЖ в какую-нибудь скандинавскую страну. И опять инициативу в свои руки взяли новгородцы. Они во главе с новгородским посадником Константином, сыном Добрыни, уничтожили княжеские ладьи. В конце-то концов новгородцы-то один раз уже разгромили Святополка. Смогут и повторить, раз возникла такая необходимость. И польские союзники врага их особо не пугают. Вот только им нужен подходящий повод для войны. А защита прав законного князя Ярослава – лучшая причина еще раз сходить в Киев. Ежели у князя после поражения внезапно миролюбие пробудилось, то это не беда. Переубедим, если понадобится, то и силой.
Чтобы восстановить княжескую дружину, новгородцы даже скинулись и наняли варягов. Руководствовались они следующими соображениями. Новгородское ополчение – это хорошо, но профессиональные воины никогда лишними не будут, а победа покроет все затраты.
Так что новгородцы буквально выпихнули Ярослава в новый поход.
На юге же Святополк и Болеслав, почти не встречая сопротивления, занимали город за городом и, наконец, в августе вступили в Киев. Номинально великим князем был Святополк, хотя реальная сила была в руках польского владыки. Пользуясь этим, Болеслав захватил себе немало сокровищ в Киеве. Затем он приказал разместить свою армию по русским городам на постой, причем содержать поляков должны были местные жители. Русским это не понравилось. Князь Святополк в глазах подданных стремительно терял авторитет и превращался в польскую марионетку. Да и сам князь почувствовал это и попытался сбросить с себя назойливую опеку родственничка. По летописным данным, он приказывает перебить поляков во всех городах. Поскольку этот приказ абсолютно соответствовал желаниям простого люда, то немедленно началось антипольское восстание. Сам Болеслав с награбленной добычей благополучно вырвался из Киева, а вот его размещенные по всей южной Руси разрозненные отряды понесли жестокие потери. В итоге Болеслав отказался от попыток подчинить себе всю Русь, но под его властью остались Червенские города.
Только Святополк почувствовал себя полновластным владыкой, как приходит известие, что в поход на Киев двинулся Ярослав. Наверняка, Святополк ругал себя последними словами за избиение поляков. Слишком уж он поторопился с расправой над союзником, который так был сейчас необходим.
Князь бросает Киев на милость брата и бежит в степь за печенегами. Собрав под свои знамена кочевников, Святополк пытается переломить ход борьбы и вторгается на Русь. Это его последний шанс, и он это хорошо понимает. Символично, что местом для последней битвы братьев стали берега реки Альты, где погиб Борис. На месте, где четыре года назад начал свой кровавый путь к власти Святополк, для него все и закончилось.
Перед боем Ярослав вышел вперед и став на место, где убили Бориса, воздел руки к небу и произнес речь-молитву. «Кровь брата моего вопиет к тебе, Владыка! Отомсти за кровь праведника сего, как отомстил ты за кровь Авеля, обрек Каина на стенание и трепет: так обреки и этого! Братья мои! Хоть и отошли вы телом отсюда, но молитвою помогите мне против врага сего - убийцы и гордеца». Молился ли он искренне или взывал к Божьей справедливости для поднятия духа своих воинов - неизвестно, но русские шли в бой, чувствуя, что если погибнут, то за правое дело.
Сражение было страшным и кровопролитным. По словам летописца, противники рубились так, что «текла кровь по низинам». Трижды сходились армии, и лишь к вечеру печенеги были разгромлены. Святосполк снова бежал, к тому же поражение сломило его морально. Вдобавок ко всем бедам, окаянного князя разбил паралич, так что слуги его несли на носилках. Он же в панике подгонял их, крича, что их настигает погоня. Где сгинул неудачливый сын двух отцов - неизвестно. В Повести временных лет говорится о земле между чехами и поляками, но в то время это было не описание конкретного места, а фразеологизм, означающий «неизвестно где».
Битвой на Альте завершился период борьбы Ярослава и Святополка, но усобица на Руси не прекратилась. Независимым и опасным оставался князь Мстислав Тмутораканский, еще один сын Владимира. Кроме того, нуждался в постоянном контроле племянник Брячеслав в Полоцке. Действительно, стоило великому князю отвлечься, как Брячислав в 1021 году устроил налет на Новгород, где захватил немало добра и пленных. Ярослав с дружиной догнал нахального родственника и на реке Судоме отбил добычу. Добивать полоцкого князя Ярослав не стал, благо тот получил достаточный урок и больше угрозы не представлял.
Младший из выживших сыновей Владимира, Судислав, правил в Пскове и угрозы Киеву не представлял. Однако, на всякий случай Ярослав захватил его и заточил в тюрьму-поруб. Двадцать четыре года провел несчастный Владимирович в заключении. Только после смерти Ярослава Мудрого его дети выпустили дядю, предварительно взяв с него клятву не участвовать в политике.
Но с Мстиславом так легко нельзя было разобраться. Этому сыну Владимира при разделе Руси досталось самое необычное из русских владений – Тмутараканское княжество, находившееся на современном Таманском полуострове. Центром его был древний город, основанный еще в шестом веке до нашей эры греками и известный как Гермонасса, Самкерц, Таматарха или Тмутаракань. Владевший городом мог контролировать весь Азовско-Кавказский регион, поэтому за свою историю Тмутаракань сменила много хозяев. Русы появились в нем при князе Игоре Старом, а князь Святослав присоединил его к владениям Руси. Особенностью этого княжества было, во-первых, то, что от остальной Руси оно было отрезано владениями кочевников. Во-вторых, у княжества было этнически очень пестрое население.
Из-за этого тмутараканский князь оставался немного в стороне от политической жизни Руси и не участвовал в резне со Святополком. Зато у Мстислава хватало забот и на месте. Княжество окружали враждебные народы, поэтому над ним постоянно висела угроза нападения. Чтобы обеспечить безопасность своих владений, Мстислав вел постоянные войны, покоряя соседей – алан (ясов) и адыгов (касогов).
В 1022 году тмутараканское войско Мстислава вторгается в касожские земли и встречается с войском местного князя Редеди. Тот, прославленный своей силой, предложил решить исход войны поединком вождей. Победителю доставалась бы власть и над Тмутараканью и над касогами, а побежденного ждала бы смерть. Редедя же предложил и вид поединка – противники должны были бороться. Подозреваю, что такой выбор был более удобен для него, чем, к примеру, поединок на мечах или кулачный бой. Ведь у кавказских народов именно борьба культивировалась как национальное единоборство. Так что опытный борец, к тому же еще более крупный телом, Редедя имел преимущество. Чтобы не потерять лицо, русский князь согласился на эти невыгодные условия. И победил. Точнее, сначала наш воин проигрывал: «в долгой борьбе стал изнемогать Мстислав, ибо был велик и силен Редедя. И сказал Мстислав: "О пречистая Богородица, помоги мне! Если же одолею его, воздвигну церковь во имя твое". И, сказав так, бросил его на землю. И выхватил нож, и зарезал Редедю. И, пойдя в землю его, забрал все богатства его, и жену его, и детей его, и дань возложил на касогов. И, придя в Тмутаракань, заложил церковь святой Богородицы и воздвиг ту, что стоит и до сего дня в Тмутаракани». Фраза «выхватил нож, и зарезал» звучит немного не благородно, но таковы уж были условия поединка. Кавказец в прямом смысле слова сам напросился. По преданию, два сына Редеди были крещены Мстиславом и от них пошли многие боярские фамилии - Белеутовых, Сорокоумовых, Добрынских и другие…
В следующем году князь Мстислав, собрав сильную армию из своих разноплеменных подданных, в том числе, и только что покоренных касогов, двинулся на Киев. Ярослав же в это время был в Суздале, где усмирял вспыхнувшее против него восстание. Но даже без князя киевляне решились сопротивляться и заперлись в городе. Мстислав не стал штурмовать укрепленный город и отошел к Чернигову, жители которого признали его своим князем.
Ярослав по привычке отправился в Новгород для сбора войска против брата. В 1024 году возле Листвена, в сорока километрах от Чернигова, произошла битва Мстислава с Ярославом.
На стороне киевского князя сражались новгородцы, киевляне, но основной ударной силой были варяги, которыми командовал воспетый Алексеем Константиновичем Толстым воевода Гакон (Якун) Слепой. Дружина Мстислава состояла из русских тмутараканцев, касогов, хазар и черниговцев-северян . Армия Ярослава шла в бой, построившись в плотную фалангу, а Мстислав выстроил армию отдельными отрядами. При этом на самом угрожаемом участке в центре, он поставил своих новых подданных – северян, а проверенная в боях дружина была отведена в резерв на фланги.
Более растянутое и по фронту, и в глубину построение войск Мстислава увеличивало маневренность и управляемость его армии. Он рассчитывал, что первый удар на себя примет центр, «чело» состоящее из менее профессиональных черниговцев. Пока воины Ярослава будут проламываться через ряды черниговского ополчения, лучшие силы Мстислава на крыльях будут незадействованными. Когда же напор противника иссякнет, отряды с флангов нанесут свой удар.
Сражение начал Мстислав, причем, начал его ночью. Казалось, сама природа прониклась грозной торжественностью момента. Взаимная резня проходила под аккомпанемент раскатов грома, а освещалась эта мясорубка лишь блеском молний. Летописец в нескольких строчках сумел передать грозное величие момента: «И наступила ночь, была тьма, молния, гром и дождь. И сказал Мстислав дружине своей: "Пойдем на них". И пошли Мстислав и Ярослав друг на друга, и схватилась дружина северян с варягами, и трудились варяги, рубя северян, и затем двинулся Мстислав с дружиной своей и стал рубить варягов. И была сеча сильна, и когда сверкала молния, блистало оружие, и была гроза велика и сеча сильна и страшна».
Ярослав был разбит и с остатками дружины бежал в Новгород. Вместе с ним бежал и слепой Гакон, потерявший при этом шитую золотом накидку. Торжествующий Мстислав на рассвете бродил между трупами и осматривал поле боя. Летопись сохранила его слова: «Кто тому не рад? Вот лежит северянин, а вот варяг, а дружина своя цела». Циничные слова настоящего полководца и политика. Теперь он мог стать единоличным правителем Руси, но не захотел. Вместо этого он предложил Ярославу разделить Русь, сказав: «Садись в своем Киеве: ты старший брат, а мне пусть будет эта сторона Днепра». Братья заключили мир и, по словам летописца, начали жить мирно и в братолюбии, и затихли усобица и мятеж, и была тишина великая в стране.
В 1031 году братья совершили успешный совместный поход в Польшу. Им удалось вернуть под власть Киева потерянные еще при Святополке города Перемышль и Червен. Кроме этого, они захватили много пленных, которых разделили между собой. А дальше - угадайте, что случилось с пленными? Думаете, их продали в рабство? А может, князья потребовали выкуп с их родни? Ничего подобного. Поляков просто расселили в малолюдных землях Руси. Например, Ярослав своих пленных поселил вдоль реки Рось. А почему бы и нет? Землю пахать могут, налоги будут платить, а заодно и от набегов кочевников худо-бедно смогут русские земли прикрыть. Учитывая, что в то время различия между русскими и поляками были еще минимальными, то переселенцы вскоре полностью растворились среди местных жителей.
Став черниговским князем, Мстислав не забывал и о Тмутаракани. Несколько раз он отправлялся в военные походы на Кавказ. Умер Мстислав в 1036 году, и его земли отошли к Ярославу, так как единственный сын и наследник Мстислава погиб раньше отца. «Был же Мстислав могуч телом, красив лицом, с большими очами, храбр на ратях, милостив, любил дружину без меры, имения для нее не щадил, ни в питье, ни в пище ничего не запрещал ей», - отмечает летописец.
С этого момента у великого князя киевского начинается новый этап жизни, который принесет ему уважение подданных и потомков. Но сначала пришлось выдержать еще один кровавый экзамен.
После поражения Святополка на Альте печенеги надолго исчезли из русских летописей. Кочевники в это время зализывают раны, и сил на большую войну с Русью у них нет. Однако в начале тридцатых годов на южной границе начало наростать напряжение. Печенеги ждали удобного момента для нанесения удара и, узнав о смерти непобедимого Мстислава, в 1036 году вторглись на Русь. Похоже, что в этом походе приняли участие все или почти все кочевые племена Причерноморья. Степняки прорвутся до самого Киева и возьмут русскую столицу в осаду. Ярослава же, как всегда, не окажется в нужном месте, он в этот момент находится в своем любимом Новгороде. Собрав дружину, Ярослав бросается спасать свою столицу.
Врага было значительно больше, но отступать было некуда. Да и нельзя. Ярослав сходу прорывается в город, а на следующий день выходит за крепостные стены, чтобы дать бой. В центре князь поставил варягов, на правом крыле киевлян, на левом – новгородцев. Грандиозное сражение длилось до вечера, кочевники были разгромлены и бежали врассыпную. «И побежали печенеги, и не знали, куда бежать, одни, убегая, тонули в Сетомли, иные же в других реках, а остаток их бегает где-то и до сего дня». Летописец особо не отмечал, каким было войско Ярослава, но скорее всего, значительная часть русских дружинников была конной. Иначе как было разгромить конных печенегов? Да и тонуть в реках при бегстве печенеги могли, только если за ними по пятам шли преследователи.
Под киевскими стенами была перемолота сила целого народа. Больше печенеги Русь не потревожат. Хотя и того, что они успели натворить, было немало. Например, под их давлением племенные союзы уличей и тиверцев были частично вырезаны, частично выдавлены с родной земли в низовьях Днепра на север.
За три поколения, проживших под постоянной угрозой печенежского набега, Русь сильно изменилась. Наши предки сами стали кавалеристами не хуже, чем степняки. Опасность заставила даже простолюдинов изучать военное дело и быть постоянно готовыми к бою. Кроме того, грандиозные усилия Владимира и Ярослава по укреплению южной границы дали неожиданный результат. Военные поселенцы, набираемые со всей Руси, в пограничных гарнизонах становились постоянным войском нового типа, сплоченным не личностью вождя, а идеей служения Отечеству, государству. Тут быстрее всего из отдельных родов и племен выковывался единый русский народ.
На печенегов же свалилось новое горе: из-за Волги в Причерноморье двинулись торки (огузы), еще один тюркский народ. Печенегов они не любили и церемониться не собирались. Раз уж их враг получил рану, его нужно добить. Уцелевшие печенеги, бросая все, откочевывают на Балканы, где станут головной болью Византии.
Последний этап жизни печенегов зафиксирован документально, так как византийская принцесса Анна Комнин оставила подробную хронику дел своего отца Алексея, который окончательно решил печенежский вопрос.
Когда разгромленные русскими, теснимые торками и половцами печенеги появились на границах империи, перед греками стал вопрос, что же делать с эти буйным сбродом. Для начала они переманили на свою сторону одно из печенежских племен, вождь которого Кеген был недоволен своим положением среди соплеменников. Этим печенегам для поселения были отведены земли в придунайской Болгарии. За это они должны были защищать границы империи от нападений своих сородичей. Принявшие покровительство империи печенеги даже крестились. В итоге одни печенеги убивали других на радость соседям. Но зимой 1048 года вся дикая орда перешла замерзший Дунай и ворвались в Болгарию. Пользуясь слабостью имперских войск, кочевники разграбили все, до чего смогли дотянуться. Кстати, византийскими войсками командовал Кеген, который уже был непримиримым врагом своих бывших соплеменников. Это было естественно, так как значительная часть имперского войска была из печенегов Кегена.
Византийцам очень повезло: среди дорвавшихся до еды и вина захватчиков началась эпидемия, которая сильно ослабила орду. Византийцы двинулись на врага, но вместо битвы печенежские вожди просто сдались на милость победителям. С горящими глазами Кеген доказывал, что пленных нужно всех перерезать, чтобы потом не было проблем. Слова у него не расходились с делом – тех, кого захватили его воины, он перебил. Однако византийцы не послушали совета и решили превратить пленных в мирных поселенцев, да еще и земледельцев. Десятки тысяч печенегов были поселены в Болгарии, а затем их стали привлекать на военную службу. Несложно догадаться, к чему это привело. Печенеги оправившись от болезней, восстали и принялись за старое. Огромный кусок Болгарии превратился в неконтролируемое пространство и базу для грабительских набегов. Ошибка императора дорого обошлась его подданным. И тут греки делают еще одну ошибку. Они арестовывают оставшегося верным Кегена. И его печенеги бросают имперскую службу и соединяются с ордой.
Греки посылают целую армию против печенегов, но те умудряются победить и целый год безнаказанно грабят Болгарию, Фракию и Македонию. Летом 1050 года печенеги доходят до Адрианополя, где громят еще одно греческое войско. Два года проходит в мелких стычках, пока сами печенеги не уйдут к Дунаю. Лишь в 1059 году империя сможет собрать силы, чтобы нанести ответный удар. В итоге на годы установится шаткое равновесие, а земли между Дунаем и Балканами будут под полным контролем печенегов.
В 1087 году печенеги снова обрушатся на империю, и начнется полномасштабная война. Вместе с ними пограбить империю отправятся и половцы. Кочевники победят, но при дележе добычи рассорятся и превратятся во врагов. Началась взаимная резня, половцы снова окажутся сильнее, из-за чего печенежские роды существенно поредеют. А затем половцы заключат союз с византийцами. Печенеги окажутся между молотом и наковальней. Половцев вели хорошо известные русским ханы Боняк и Тугоркан, о которых мы еще поговорим.
Наконец в поле у реки Гебра сошлись византийская и половецкая армии и печенежская орда . Император Алексей Комнин, уже не раз битый печенегами, не решался начать битву. К тому же он мало доверял половцам, которые могли легко изменить. Наконец половцам наскучило просто стоять, и они послали императору ультиматум: «До коих пор мы должны будем откладывать битву? Знай, что мы не будем ждать более; завтра с восходом солнца мы будем есть либо волчье мясо, либо баранье». То есть, если император не поведет их в бой против печенегов, то они вместе с печенегами атакуют императора на следующий день. Пришлось Комнину начинать бой. Вскоре сопротивление печенегов было сломлено, и началась беспощадная бойня.
«Полуденное, жаркое весеннее солнце освещало ужасную сцену остервенения; утомленные зноем и жаждой победители готовы были прекратить свою кровавую работу, усталые руки отказывались служить более. Но император Алексей еще раз находчиво распорядился. Он послал гонцов в ближайшие деревни; по их требованию, крестьяне явились к армии и привезли на своих лошаках бочки, кувшины и меха, наполненные водою. Немного освежившись, воины и союзники Алексея снова начали сражение, то есть, беспощадное истребление побежденного врага», - писал историк девятнадцатого века В.Г. Васильевский. Кстати, резали не только воинов, но и вообще всех печенегов. Тридцать тысяч человек были захвачены в плен, но ночью византийцы перебили и этих пленных.
Так, в один день был уничтожен целый народ. На дворе было двадцать девятое апреля тысяча девяносто первого года. Так сгинул этот дикий и на расправу скорый народ, привыкший к войне и смерти. Сегодня только название нового русского ручного пулемета «Печенег» напоминает о некогда грозном враге Руси.
***
Теперь вернемся на Русь. Битва под Киевом стала последним крупным потрясением при князе Ярославе. Теперь внешний враг не угрожает стране, и начинается спокойная мирная жизнь. В честь своей победы на месте битвы князь строит роскошный каменный собор – Святую Софию.
При Ярославе Киев разрастается и получает новую мощную стену. Кроме того, по воле князя строятся целые города.
В это же время появились первые русские монастыри, вскоре ставшие не только духовными, но и культурными центрами страны. Большое внимание Ярослав уделял обучению подданных грамоте, поэтому при нем возникла и первая на Руси школа, в которой обучались три сотни детей. Любя книжное дело, князь способствовал переводу на русский язык многих византийских книг. Переведенные книги переписывались, и их копии становились доступны для русских людей. При храме Святой Софии действует библиотека. В 1051 году князь собрал епископов и с их одобрения лично назначил нового киевского митрополита – Илариона. Это был первый митрополит, русский по происхождению.
По воле князя на основе традиций и обычаев создается общий для всей страны кодекс законов – Русская правда. Помимо ответственности за уголовные преступления и различные проступки в нем впервые было прописано право девушки самостоятельно решать вопрос о выборе супруга. Теперь родители не могли выдать дочь замуж, если она отвергала жениха. Насколько этот закон действовал, сложно сказать, но все равно - для средневековья это был огромный шаг вперед.
Русь Ярослава признавалась равной всеми ведущими странами того времени. С киевским князем стремились породниться многие западные правители. Так, дочери князя стали женами европейских владык: Елизавета - женой норвежского короля; Анастасия - женой короля Венгрии; а Анна вышла замуж за короля Франции Генриха I.
Ярославу в разное время служило немало знатных, ну или, по крайней мере, известных иноземцев. Например, на службе у киевского князя был будущий норвежский король Харальд Суровый, который попытается завоевать Англию и погибнет в 1066 году в битве при Стамфордбридже. Пережидал тяжелые времена изгнания у Ярослава еще один норвежский король – Олаф Второй, а также его сын Магнус, который тоже со временем станет королем Дании и Норвегии. Нашли прибежище у Ярослава и сыновья английского короля Эдмунда Железнобокого - принцы Эдуард и Эдвин.
При Ярославе состоялась и последняя в русской истории война с Византией. В 1043 году русский отряд под руководством княжеского сына Владимира совершил поход к Царьграду, чтобы наказать греков за ущемление прав русских купцов. К сожалению, поход не удался.
Впрочем, эта бесславная война является исключением в русско-византийских отношениях того времени. В основном два государства выступали если и не как союзники, то как дружественные державы. Русские отряды не раз поступали на службу к константинопольским императорам и участвовали в большинстве войн Византии. Так в 1030 году наши предки участвовали в походе на Алеппо, в 1036 году воевали на кавказской границе империи, а с 1038 по 1042 год русские воины дрались за интересы Царьграда в Сицилии.
Сицилийский поход обещал быть одним из наиболее удачных военных компаний империи, в которой принимали участие русы. Под командованием полководца Георгия Маниака греки заняли восточную часть острова, но затем среди византийского командования произошел раскол, и Маниак был обвинен в измене. Его бросили в тюрьму, а войско раскололось, и все плоды побед были потеряны. Вскоре Маниак освободился, провозгласил себя императором и поднял восстание. Вполне возможно, что он сумел бы сесть на трон, но по нелепой случайности он погиб во время похода на Константинополь в 1043 году. Участвовали ли в этой авантюре русы неизвестно, но его мятеж был в том же году, что и русский поход на Царьград. Возможно, между этими событиями есть какая-то связь. Ведь Великий князь киевский мог поддержать перспективного претендента на императорский трон, ожидая взамен преференций в будущем.
Кстати, Византия в этот период истории находилась в состоянии непрекращающихся смут, а императоры менялись с поразительной быстротой. Так что Ярослав Мудрый мог попытаться активно включиться в имперскую политику. Тем более, что Русь была на подъеме, а империя угасала, хотя по-прежнему считала себя центром мира. Особенно явно это проявлялось в церковной политике. Константинопольский патриарх ревностно следил, чтобы церкви в принявших крещение от Византии странах следовали в его фарватере. В дополнение к этому официальная имперская доктрина провозглашала императора главой всех христианских народов, а их реальных правителей его подданными.
Можно только представить, насколько обидным казалось такое положение дел Великому князю. Тем более, что после того как в 1028 году пресеклась мужская линия правившей империей Македонской династии, в Царьграде творилась сущая кутерьма, и на трон восходили чуть ли не случайные люди.
Вдобавок молодая русская церковь, возглавляемая русским по крови митрополитом Илларионом, избранным без согласования с Константинопольской патриархией, проявляла самостоятельность и даже поддерживала притязания Киева на роль, равную Константинополю. Так что патриарх прислал в Киев своего человека, которого назначил «митрополитом Росии». Этот посланец по имени Феопемпт своей надменностью настолько оскорбил киевлян, что по воле князя был изгнан, хотя формально и остался главой русской церкви.
Русские послы зачастили в Константинополь с предложением изменить правила игры, но греки не собирались признавать наших предков равными себе. В итоге отношения Киева и Константинополя стали весьма натянутыми, и обе страны были готовы взяться за оружие. Поводом стал инцидент с русскими купцами, на которых в Константинополе напала городская чернь. Во время стычки погиб один из знатных русов. По договору 944 года такое преступление каралось смертью. При этом расправу были вправе совершить родичи погибшего, если убийцу схватили на месте. Если же виновный сбежал, то его должны были поймать и казнить местные власти.
Однако сейчас греки ловить убийцу не захотели. Переговоры были прерваны, и оскорбленное русское посольство отправилось домой. Возможности дипломатии были исчерпаны, и весной 1043 года русский отряд, состоявший из княжеских дружинников, киевского полка и славян-наемников из Прибалтики , двинулся на ладьях к Константинополю.
В июле в море у стен византийской столицы состоялся бой, закончившийся разгромом русского войска. Слова «у стен» в данном случае надо понимать буквально. Наши корабли подошли так близко к городу, что перепуганные константинопольцы все происходившее видели воочию. На заре русские ладьи выстроились в линию у входа в городскую бухту , в которой стоял спешно стянутый со всех окраин империи византийский флот. Монах и чиновник Михаил Пселл, наблюдавший за боем, написал: «не было среди нас человека, смотревшего на происходящее без сильнейшего душевного беспокойства».
Почти до заката два флота простояли друг против друга в ожидании. Наконец, по приказу императора из Золотого Рога вышли триеры, вооруженные огнеметами с горючей смесью. Как и во времена князя Игоря Старого именно страшный греческий огонь решил исход боя. После короткого сражения русский строй распался, и большая часть русского флота бежала из Босфора в Черное море. Многие ладьи сгорели, а их экипажи бросали оружие и вплавь добирались до берега, где их уже поджидала императорская кавалерия. По словам Пселла, греки «устроили тогда варварам (т.е. нашим предкам – С.Б.) истинное кровопускание. Казалось, будто излившийся из рек поток крови окрасил море».
Впрочем, и в Черном море русским не повезло. Началась буря, которая разметала остатки флота, а пустившиеся в погоню византийские корабли устроили настоящее побоище. Лишь ночная темнота спасла русскую армию от полного истребления.
Утром проигравшие подвели итоги. Несколько тысяч русских воинов спаслись с сожженных и потопленных ладей на берегу. Оставшиеся корабли были переполнены и забрать всех не могли. Тогда было решено, что оставшиеся без кораблей будут пробиваться на родину сушей. Этот отряд возглавил киевский тысяцкий Вышата, который добровольно сошел со своей ладьи на берег. Летопись сохранила его слова: «Если выживу, то со всеми, а если погибну, то с дружиной».
Пробиться на Русь не удалось. Отряд был уничтожен, а Вышата и еще восемь сотен русичей попали в плен. По приказу императора они были ослеплены.
Той части руссов, которая возвращалась морем, повезло больше. В одной из бухт они сумели заманить в засаду преследующую их византийскую эскадру. В итоге из двадцати четырех вражеских кораблей русы захватили или уничтожили четырнадцать. Однако, это был, говоря спортивным языком, лишь «гол престижа», не способный изменить безрадостный итог войны. Активных военных действий больше не велось, однако мир был заключен лишь через три года.
Умер Великий князь Ярослав Мудрый в феврале 1054 года и был похоронен в храме Святой Софии. Владимир Ярославич - старший из шести сыновей Ярослава, погиб раньше отца, поэтому на Киевском престоле отца сменил Изяслав Ярославич. Оставшиеся сыновья получили в уделы отдельные княжества. С этого момента можно говорить о начале феодальной раздробленности Руси.
Глава 7. Дважды изгнанник Изяслав
Несмотря на все усобицы, время правления Владимира Великого и Ярослава Мудрого было золотым временем Руси: страна полностью сложилась из племенных территорий в единое государство и совершила гигантский рывок в культурном и экономическом развитии. При наследниках Ярослава Русь начнет угасать и рассыпаться на отдельные княжества. Будет еще короткий взлет при Владимире Мономахе, но общая тенденция однозначна – страна движется к серьезному кризису.
Как уже говорилось, после смерти Ярослава великим князем стал Изяслав, но еще при жизни отца страна была разделена между всеми его детьми. Поэтому Изяслав был скорее номинальным, чем реальным правителем всей русской земли. На деле Русью правили шесть князей: пять братьев Ярославичей и их троюродный племянник Всеслав Брячиславич Полоцкий. У всех из них подрастали дети, которые тоже хотели взять под свою власть какие-нибудь княжества. Кроме того, носился по Руси со своей дружиной неприкаянный князь-изгой Ростислав Владимирович, внук Ярослава от старшего сына, из-за ранней смерти отца, лишенный права на великий престол.
Ко всему прочему, двое из этих младших князей, Всеслав и Ростислав, отличались повышенной агрессивностью и желанием ухватить себе кусок пожирнее. Значение центральной власти неизбежно падало, а князья начинали рассматривать себя как полновластных правителей, а не наместников Киевского князя. Так была заложена основа ситуации, которая со временем разорвет Русь на части.
В принципе, трагических последствий можно было бы избежать, если бы великий князь был на порядок сильнее всех остальных и мог силой смирить амбиции многочисленной родни. Можно было бы попытаться изменить систему власти и законодательно прописать, что великим князем становится только сын великого князя. Все остальные Рюриковичи становились бы не более чем боярами, служащими князю киевскому. Но это, во-первых, ломало бы традиции, а во-вторых, гарантировано объединило бы большинство князей против Великого князя. Кроме того, перед смертью Ярослав Мудрый обратился к сыновьям с последним напутствием, в котором прямо запретил им нарушать границы между владениями братьев, а тем более изгонять их из уделов. Если бы киевский князь решился на установление своей единоличной власти, то ему пришлось бы не только идти против воли покойного отца, но и воевать со всей родней, чтобы заставить замолчать несогласных. Ни сил на такую борьбу, ни желания её начинать у Изяслава не было.
Вместо этого он пытается договориться с наиболее сильными братьями, Святославом Черниговским и Всеволодом Переяславским. К чести Ярославичей, они действуют сообща и не перетягивают одеяло каждый на себя. Вместе они совершают походы в степь против торков. Вместе усмиряют полоцкого князя Всеслава Чародея, когда тот пытается присоединить к своему княжеству Новгород. Кстати, этот Всеслав - вообще легендарная личность. Современники считали его колдуном, а летописец в Повести временных лет отметил, что родился князь от волxвования и был охоч до кровопролития. В 1065 году он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы бросить вызов всем соседям. Он с дружиной бросается в набеги на соседние земли, а захватив добычу, скрывается в Полоцке. За несколько лет он разграбил окрестности Киева, совершил набег на Псков, который осадил, но не смог взять. В 1067 году на реке Черехи он разбил дружину новгородского князя Мстислава Изяславича и ворвался в Новгород. В богатом торговом городе воины Чародея хорошо поживились. Они захватили много пленных, ограбили церкви и даже сняли колокола с новгородского Софийского собора. При этом половина города сгорела в пожарах. Этот налет окончательно вывел из себя остальных князей, и объединенная армия трех Ярославичей отправилась для наведения порядка в полоцкие болота. Дружину князя-колдуна разгромили в бою, а его самого захватили в плен и отвезли в Киев, где сидя в тюрьме, он должен был осознать ошибочность своего поведения. Кстати, в плен его захватили обманом. Изяслав пригласил Чародея для переговоров и клялся на кресте, что не сделает никакого зла. Тот поверил, но киевский князь своего слова не сдержал… Некрасивый поступок, и вспоминается анекдот: «…какой добрый человек, всего лишь в морду дал, а мог и ножиком в горло». Изяслав, по крайней мере, сохранил обманутому Всеславу жизнь.
***
В это время в Южнорусских степях происходят серьезные изменения. Разгромленные русскими печенеги бежали на запад, но им на смену из-за Волги пришли торки, а за ними уже двигались половцы. Два десятилетия мира со Степью закончились. Пришло время русичам снова браться за мечи.
Великая евразийская степь, протянувшаяся от Карпат до Китая, была неспокойной. Многочисленные кочевые тюркские народы, воюя между собой, неотвратимо двигались в Европу. Нас будет интересовать судьба двух народов: торков (гузов) и половцев, с которыми придется столкнуться нашим предкам. При этом первые были хорошо известны русам со времен Святослава, но до середины одиннадцатого века они кочевали у Волги, и между ними и Русью были печенежские владения. Поэтому долгое время они не представляли угрозы для нас. Но теперь печенежского барьера не было, и торки вплотную подошли к русским землям. Это было опасно, так как торки были отнюдь не мирными пастухами и возможности пограбить окраинные княжества не упускали.
Была еще одна причина отнестись к новым кочевникам серьезно. Торки не от хорошей жизни шли на запад, их гнали более сильные половцы. И, находясь между наковальней-Русью и молотом-половцами, они должны были у кого-то отвоевать себе землю для поселения. Торки попытались прощупать русскую оборону у Переяслава, за что и поплатились. Сначала князь Всеволод Переяславский в 1055 году совершил поход в степь и серьезно потрепал торков, а спустя пять лет, осенью 1060 года, объединенные силы русских князей совершили большой поход в степь. Это было грандиозное предприятие, в котором участвовали практически все воины Руси. Конница шла степью, пехота плыла на ладьях по рекам. Ведший русов в бой Великий князь Киевский Изяслав отправился воевать не ради добычи, он хотел полностью зачистить степь от торков, и ему это удалось. Такая жесткость была вызвана тем, что если бы торки объединились с половцами, то в степи возникла бы очень мощная сила, и Русь оказалась бы в смертельной опасности. Поэтому Изяслав не стал ждать и первым нанес удар.
Спасаясь от истребления, степняки бежали, бросая стада, кибитки и все добро. Вскоре ударили морозы, и большинство беглецов перемерло от голода и холода. Как самостоятельная сила племена торков прекратили свое существование. Выжившие откочевали к Дунаю и попытались прорваться в Византию, но это им не удалось. В конце - концов, торки вернулись назад и попросились в подданство киевского и переяславского князей. Расселенные на правобережье Днепра вдоль южной границы Руси, торки стали верными вассалами русских князей. Впоследствии в русское подданство попросятся еще несколько мелких тюркских кочевых племен: берендеи, ковуи, тypпеи, каепичи, бастии, могyты, татpаны, шельбиpы, топчаки, pевyги, ольбеpы и прочие. Все эти племена войдут в историю под собирательным прозвищем «черные клобуки» и будут верными союзниками киевских князей в борьбе против новых хозяев степи – половцев.
Половцы – это русское название народа, известного также как кипчаки или куманы. Откуда взялось слово «половцы» для обозначения новых соседей, точно неизвестно, хотя, скорее всего, русские так назвали пришельцев из-за их светлого (полового) цвета волос.
Предки этого народа в седьмом веке кочевали на границах с Китаем, но их государство было уничтожено ударами уйгуров и китайцев. После этого в поисках лучшей доли они двинулись на Запад. В восьмом веке в степях Казахстана эти племена сложились в народ, получивший название кипчаков. Набравшись сил, они начинают свою экспансию, и к одиннадцатому веку на юге доходят до Хорезма и реки Сырдарьи, на востоке - до Иртыша, на западе - до Волги. В середине одиннадцатого века западные племена кипчаков доходят до русских границ и занимают причерноморские степи вплоть до Дуная. На всякий случай напомню, что южные границы средневековой Руси шли примерно по центру современной Украины и, например, современные Николаевская и Херсонская области, Донбасс с Ростовом и Харьковом для наших предков уже были заграницей.
Первое знакомство русских с половцами произошло в год смерти Ярослава Мудрого, когда половецкие послы встретились с переяславским князем Всеволодом и заключили с ним мир. Причин воевать тогда еще не было, ведь половцы только приближались к границам Руси, но когда они заняли Причерноморье, мир оказался разорванным. В 1061 году они совершили первый набег на южную Русь, разбили переяславскую дружину и разграбили окрестности города.
Но это были только цветочки. В сентябре 1068 года происходит настоящая катастрофа. На берегах реки Альты терпит поражение объединенное войско трех наиболее сильных русских князей: Изяслава, Святослава и Всеволода. Такого поражения Русь еще не знала. Князья Изяслав и Всеволод с остатками дружины бежали в Киев, а Святослав в Чернигов. Половецкая армия разделилась на отряды, которые принялись грабить южнорусские земли. Узнав о поражении князя и нашествии половцев, киевляне собирают вече и требуют выдать им коней и оружие. Раз профессиональная дружина не справилась, то они сами защитят свою землю. Вместо того, чтобы собрать городское ополчение и повести его в бой против захватчиков, князь Изяслав отказался вооружать горожан. Возмущенные киевляне подняли открытое восстание. В результате Изяслав со своим воеводой Коснячком (вот имечко-то – прим. С.Б.) бежали в Польшу, а восставшие освободили из тюрьмы лихого Всеслава Чародея и провозгласили его своим князем. Попутно, как водится при любых беспорядках, дочиста был разграблен княжеский двор.
Пока киевляне бунтовали и меняли власть, князь Святослав Черниговский пришел в себя, собрал остатки разбитой дружины и кинулся снова в бой. Под свое знамя он смог собрать всего три тысячи человек, но и половецкая армия разделилась на отряды. Так что Святослав, скорее всего, собирался уничтожать небольшие отряды врага по очереди. Первого ноября 1068 года он нагнал на берегах реки Снови один из вражеских отрядов. Те бежать не стали и развернулись для боя. В этот момент, оглядев врага, Святослав должен был присвистнуть и сказать что-то нехорошее – половцев было двенадцать тысяч. На каждого русского приходилось по четыре кочевника.
Трусом князь не был, но четыре против одного – это очень нерадостная картина для боя. Летопись сохранила его слова перед боем: «Сразимся, некуда нам уже деться». Пожалуй, это самая короткая речь полководца за всю историю войн. И самая мрачная. Хотя, действительно, деваться русичам уже было некуда… Пришпорив коней, дружинники кинулись в атаку. Вряд ли они надеялись победить - скорее, хотели подороже продать свои жизни, но случилось чудо. Половцы были не просто разбиты, а разгромлены вдребезги. Кого из степняков сразу не зарубили, загнали в реку и там перетопили. После такой славной победы Святослав вернулся в Чернигов. Вот уж действительно, дружинники возвращались домой уставшие, но довольные…
Оставшиеся целыми половцы вернулись в свои кочевья. Так, с кровавого пролога началось взаимодействие Руси и половцев. Отношения эти были непростыми, но если изначально они были сугубо враждебными, то вскоре Русь и Степь оказались тесно связаны, а половецкие роды начали вхождение в культурную, политическую и экономическую орбиту Руси.
О половцах мы еще поговорим, а сейчас вернемся на Русь. Пока законный великий князь Изяслав в Польше собирал армию, в Киеве правил вознесенный на трон волей народа Всеслав Чародей. Интересно, что летописец, описав половецкое вторжение и переворот в столице, находит объяснение этим событиям: «Этим Бог явил силу креста, потому что Изяслав целовал крест Всеславу, а потом схватил его: из-за того и навел Бог поганых, Всеслава же явно избавил крест честной! Ибо в день Воздвижения Всеслав, вздохнув, сказал: «О крест честной! Так как верил я в тебя, ты и избавил меня от этой темницы». Бог же показал силу креста в поученье земле Русской, чтобы не преступали честного креста, целовав его; если же преступит кто, то и здесь, на земле, примет казнь и в будущем веке казнь вечную. Ибо велика сила крестная; крестом бывают побеждаемы силы бесовские, крест князьям в сражениях помогает, крестом охраняемы в битвах, верующие люди побеждают супостатов». То есть, по мнению летописца, вторжение половцев и поражение Изяслава в битве было божиим наказанием за нарушение клятвы.
Однако, даже если это и так, то больше на божью помощь Всеслав не рассчитывал. Когда на следующий год против него двинулись войска Святослава и Всеволода, он сначала с киевским ополчением двинулся им навстречу. Но на полпути тайно бросил своих сторонников и бежал в родной Полоцк. Киевляне оказались в сложном положении: князя-защитника у них нет, изгнанный Изяслав идет мстить с польской армией, а братья Изяслава со своими дружинами уже стоят у города. Посовещавшись, горожане решили повиниться за прошлые грехи перед Ярославичами, но при этом просили Святослава и Всеволода заступиться за город перед старшим братом. Князья согласились и послали к великому князю просьбу не вести в Киев поляков и не разорять город. Тот согласился, но прежде чем вернуться, послал в столицу своего сына Мстислава с приказом расправиться с зачинщиками мятежа. Суд был скорый и суровый: несколько десятков киевлян были казнены. Так Изяслав повторно стал Киевским князем. Первым делом он изгнал князя Всеслава из Полоцка, а на его место послал сына. Но тот прокняжил недолго, так как скончался в том же году. На его место великий князь прислал другого своего сына – Святополка.
Все это время Всеслав Чародей всячески вредил Ярославичам: то пытался захватить Новгород, то кидался отвоевывать Полоцк. Сил для победы у него явно не хватало, но зато решимости было не занимать. В очередной раз потерпев поражение, он быстро собирал новую дружину и снова кидался в бой. В конце концов, он все-таки вернул себе Полоцкое княжество.
Пока князья боролись с Всеславом, в Киев пришел самый настоящий волхв. Он проповедовал, пророчил, обещал чудеса и светопреставление. Рассказывал, что через пять лет Днепр потечет вспять, земли начнут перемещаться, Русь и Византия поменяются местами. Его проповедь успеха не имела, и он исчез. Может, сам ушел, а может, кто из киевлян его в Днепр кинул…
Дальше – больше. Волхвы появились в Ростовском княжестве. Поскольку там был неурожай, жрецы старых богов нашли самый верный способ приобрести сторонников – стали искать виновных в неурожае. Волхвы начали настоящую охоту на ведьм. Придя в новое село, они обвиняли в колдовстве знатных женщин, тех приводили на суд волхвов и они показывали фокус – жертве делали разрез на коже и «доставали» оттуда зерно или другие продукты. «Изобличенных» таким образом несчастных тут же казнили, а их имущество забирали себе волхвы и их подручные. Так волхвы шли вдоль Волги, устраивая во встреченных селениях «зачистки», пока не дошли до города Белоозера. С волхвами туда пожаловал отряд из трех сотен человек. Об их подвигах там уже были наслышаны, так что не удивительно, что несколько местных жителей тут же помчались к представителям власти за помощью. Первым им встретился боярин Ян сын Вышаты, собиравший налоги. Упав Яну в ноги, белоозерцы просили избавить их от волхвов. Поняв ситуацию, Ян со своими людьми отправился навстречу волхвам. Уговорить волхвов сдаться мирно не удалось, и дружинникам Яна пришлось силой разогнать язычников. Те бежали в город и там спрятались. Вероятно, там у них было немало сторонников.
После всего случившегося для Яна было вопросом чести захватить кудесников – но не устраивать же облаву в городе. Так и до бунта можно довести население. Поэтому Ян поступает проще, объявляет горожанам: «Если не схватите этих волхвов, не уйду от вас весь год». Фокус в том, что по нормам того времени горожане обязаны были кормить княжеских посланцев все время, пока они будут на постое. Значит, за свой счет белоозерцы должны будут кормить Яна, его дружинников, их коней… Почесав в затылках, горожане решили, что язычество это, конечно, неплохо, но свой карман ближе. А волхвы, между прочим, и вовсе чужаки в городе, чего ради из-за них разоряться почтенным людям?
В общем, привели волхвов к Яну очень быстро. Те попытались запугать воеводу, грозили гневом богов, утверждали, что им невозможно ничего сделать… Одним словом, задержанные в своем поведении не раскаялись… Некоторое время Ян пытался спорить, а потом, махнув рукой, поинтересовался у окружающих, у кого есть счеты к волхвам? Учитывая, сколько женщин те перед этим убили, тут же нашлись желающие отомстить. Ян расправе мешать не стал.
Вообще, складывается впечатление, что в это время сторонники древних богов попытались взять реванш по всей Руси. В Новгороде тоже объявился волхв-проповедник. Судя по летописи, успех он имел необычайный, половина города была готова последовать за ним. В городе началась смута, а язычники даже попытались убить епископа.
Видя, что ситуация нуждается в разрешении, епископ взял крест в руки и надев полное облачение, встал и сказал: «Кто хочет верить волхву, пусть идет за ним, кто же верует Богу, пусть ко кресту идет».
И вот наступил момент, когда князь - тогда это был внук Ярослава Мудрого Глеб Святославич, епископ и их сторонники стали напротив волхва и его сторонников. Казалось, еще чуть-чуть - и стороны сойдутся в бою, опять польется русская кровь, проливаемая русским же оружием. Ситуацию спас князь, который спрятав под плащом топорик, отправился к волхву на переговоры. Тот опрометчиво назвал себя пророком и объявил, что знает все, чему предстоит сбыться. Князь специально при всем народе уточнил, точно ли уважаемый оппонент знает, что случится, например, этим вечером или завтра.
Опьяненный своей силой и поддержкой толпы, жрец подтвердил это и пообещал на следующий день сотворить великие чудеса. Глеб улыбнулся, выхватил топор и зарубил волхва. А у остолбеневших новгородцев поинтересовался, как же можно верить предсказателю, который даже собственную судьбу не знает? Против такого довода спорить было затруднительно. Особенно, когда он подкрепляется окровавленным топориком в княжей руке… Немного поколебавшись, горожане признали, что волхв был обманщиком и разошлись по домам.
Эта история может служить прекрасной иллюстрацией к известному утверждению, гласящему, что нужно думать прежде, чем говорить. Иначе болтуна могут заставить отвечать за слова, и не факт, что это будет приятный процесс.
***
Помимо внутренних смут, доставляли русичам хлопоты и соседи: половцы несколько раз устраивали налеты на приграничные города. Вдобавок ко всему, уже в 1073 году отношения между братьями Ярославичами испортились, и Святослав Черниговский выгнал Изяслава из Киева. Тот, прихватив драгоценности из казны, снова бежал в Польшу, надеясь на помощь, но король Болеслав просто отобрал часть сокровищ и выгнал незадачливого просителя. Изяслав отправился просить помощи у германского императора, подкрепив просьбу остатком своих богатств. Генрих IV подарки принял, князя-изгнанника пожалел, но вмешиваться во внутрисемейные разборки в далекой Руси не стал. Вся его помощь выразилась в отправке в Киев послов, которые попросили Святослава покориться старшему брату. Святослав послов выслушал, улыбнулся и культурненько так послал их. Обратно в Германию. Когда послы вернулись, император развел перед Изяславом руками, мол все что мог – сделал. Больше помочь ничем не могу. Не зная у кого искать помощи, Изяслав обращался даже к Папе Римскому, но тот отделался общими фразами. Так и метался изгнанник, пока в далеком Киеве не умер Святослав. Только тогда Изяслав смог вернуться на Русь. На удивление, третий брат Всеволод не стал пытаться взойти на Киевский престол и добровольно признал верховную власть Изяслава, ограничившись титулом Черниговского князя. Зато сын покойного князя Святослава, Олег, правивший в Тмутаракани, с этим не согласился и, призвав на помощь еще одного молодого и амбициозного Рюриковича, своего двоюродного брата Бориса Вячеславича, начал войну против своих дядьев. Кроме того, к Олегу присоединился и родной брат Роман.
И это была не просто очередная усобица. Кроме собственных дружин, Олег вел в бой и наемный отряд из половцев. С этого момента князья все чаще будут обращаться за помощью к кочевникам и приводить их на Русь. С этого момента начнется сближение половецкой и русской знати, в результате которого Степь со временем войдет в русскую культурную и политическую орбиту. Но это будет еще нескоро, а пока половцы в союзе с одними князьями воевали против других, попутно грабя и разведывая пути для набегов. Кровью и слезами отольется эта половецкая помощь по Руси.
Первый удар Олег нанес по Черниговскому князю. На реке Сожице он разбил дружину дяди и занял Чернигов, но утвердиться там не сумел. Вскоре подоспел Изяслав, и объединенные дружины старших Ярославичей в битве на Нежатиной Ниве под Черниговом разбили молодых князей. Об ожесточенности боя можно судить по тому, что из четырех участвовавших в нем полководцев, погибли двое. Первым пал молодой Борис Вячеславич, а уже в самом конце сражения смертельную рану получил великий князь Изяслав. На дворе было 3 октября 1078 года. Похоронили Изяслава в Киеве, в Храме Святой Софии.
Разбитый Олег бежал в Тмутаракань, откуда его выгнали в Константинополь. Недолго он послужит византийским императорам, а затем вернется на Русь, чтобы продолжить усобицу.
Его брат Роман попытается вместе с половцами захватить Переяславль, но погибнет, не достигнув успеха.
После гибели старшего брата князь Всеволод Ярославич станет законным Великим князем Киевским. Он первым из Рюриковичей станет использовать титул «князь всея Руси», хотя в действительности он скорее будет плыть по течению, чем править самовластно. Он не сможет ни прекратить распри между молодыми князьями, ни полностью прикрыть южную границу от половецких набегов. Но и больших потрясений за время его княжения не было. Настоящим героем этого времени станет его сын Владимир Мономах, посаженный отцом на Черниговский престол. Словно отряд быстрого реагировании, дружина молодого черниговского князя моталась, наводя порядок по всей Руси, усмиряя особо буйных князей и отбивая налеты кочевников.
Кстати, на западе Руси в это время шла хоть и небольшая, но постоянная война между князьями Ростиславом Владимировичем и его детьми, с одной стороны, и Ярополком Изяславичем Волынским, с другой. Периодически в эту усобицу вмешивался Великий князь. Так что время было веселое. В конце концов, князь Ярополк Изяславич погиб, а его земли Великий князь отдал другому князю-изгою Давиду Игоревичу.
Особой памяти о себе этот князь не оставил, но неожиданно его имя всплыло в двадцать первом веке. 25 февраля 2010 года состоялась инаугурация нового президента Украины Виктора Януковича. По сообщениям прессы, в этот день он в качестве подарка от Киевского митрополита получил перстень-печатку, которой ранее владел Великий князь Всеволод Ярославич. По мнению церковного владыки, этот дар должен был символизировать связь времен и стать знаком преемственности правителей древнего и современного Киева.
Ко времени смерти Всеволода, случившейся в 1093 году, Мономах уже был достаточно силен и авторитетен, чтобы занять отцовский престол, однако он, следуя обычаю и закону, уступил место старшего в роду - своему двоюродному брату Святополку Изяславичу.
***
Князь Святополк воссел на великокняжеский престол, и горожане с радостью приняли его. Однако вскоре ему пришлось столкнуться с серьезной проблемой. В Киев прибыли послы от половцев, которые, узнав о смерти старого князя, предлагали новому правителю заключить с ними мир. Правда, мир в понимании половцев больше походил на взаимоотношения братка-рэкетира с владельцем магазина. Если бы русские заплатили, то половцы, может быть, и сохранили бы мир. Хотя вовсе не факт, что договор с одним из ханов гарантировал бы мир и с другими.
Такое «предложение» князя, разумеется, не обрадовало, и, посоветовавшись с приближенными, Святополк приказал задержать послов. Узнав об этом, половцы вторглись в русские земли и осадили город Торческ. Святополк срочно выпустил послов, приговаривая, что это, мол, ошибочка вышла и нечего обижаться. Теперь уже князь хотел мира любой ценой, но половцы вошли во вкус и продолжили разорять русские владения.
Повесть временных лет сохранила для нас интересный момент: «Святополк же отпустил послов половецких, хотя мира. И не захотели половцы мира, и наступали половцы, воюя. Святополк же стал собирать воинов, собираясь против них. И сказали ему мужи разумные: «Не пытайся идти против них, ибо мало имеешь воинов». Он же сказал: «Имею отроков своих 700, которые могут им противостать». Стали же другие неразумные говорить: «Пойди, князь». Разумные же говорили: «Если бы выставил их и 8 тысяч, и то было бы худо: наша земля оскудела от войны и от продаж. Но пошли к брату своему Владимиру, чтоб он тебе помог». Семьсот дружинников – это все, что мог выставить Святополк в поход! Какой позор для Киевского князя! Раньше его предшественники могли собрать десятки тысяч воинов и бросать вызов грозной Византии, а сейчас киевский князь не мог справиться с кочевниками.
Послушавшись хорошего совета, князь Святополк призвал на помощь Владимира Мономаха. Тот со своей дружиной и отрядом своего брата Ростислава прибыл в Киев, но вовсе не горел желанием воевать с половцами. Между Святополком и Владимиром вспыхнул спор, так как Владимир настаивал на заключении мира, но все же князья вместе выступили в поход освобождать Торческ от осады. Объединенные русские силы дошли до небольшого притока Днепра – реки Стугна, на противоположном берегу которой стояли половецкие орды ханов Боняка и Тугоркана.
В русском стане состоялся совет, на котором Мономах еще раз настоятельно советовал не искушать судьбу и заключить мир с половцами. На этом же настаивали и другие опытные воины, в том числе и уже знакомый нам воевода Ян. Зато гордые киевляне требовали форсировать реку и начинать бой. На горе себе и всей Руси, великий князь решился атаковать. В праздник Вознесения русская рать переправилась и, выстроившись в боевой порядок, двинулась на врага. Правый фланг, состоявший из киевлян, вел в бой лично великий князь, левый фланг, состоявший из черниговцев, – Владимир Мономах, а по центру шла дружина юного князя Ростислава. Сражение началось с перестрелки лучников. Затем кочевники обрушились на правый фланг нашей армии и смогли смять его. Князь Святополк отбивался, но его дружинники дрогнули и побежали, увлекая своего князя. Центр и левый фланг продержались чуть дольше, но под напором врага дружины смешались и стали отступать. Вскоре отступление превратилось в бегство. За спиной русских войск была река, которая стала красной от крови. Многие славные русские воины утонули, переправляясь через Стугну. Братья-князья Мономах и Ростислав вместе переправлялись через брод, но вдруг Ростислав оступился и стал тонуть. Владимир кинулся к нему на помощь, но спасти брата не смог, и сам чуть не утонул.
Знали бы половцы, чем обернется для них смерть Ростислава, они бы сами его бросились спасать. В этот день кочевники стали личными врагами Владимира Мономаха, и со временем он жестоко отомстит за гибель брата и дружинников. Каждая капля русской крови, упавшая на берегах злосчастной реки, отольется полноводными ручьями крови половецкой. Но это будет потом. Пока же, собрав остатки своей дружины и сжав зубы до желваков на скулах, печальный Мономах вернулся в Чернигов.
Святополк отступил в Киев, а половцы разделились: часть продолжала осаждать Торческ, а вторая отправилась к Киеву. Недалеко от города состоялась новая битва, которую Святополк снова проиграл. Чудом уцелевший князь лишь с несколькими дружинниками прорвался в Киев. Правда и половцы не стали осаждать Киев, а предпочли вернуться под Торческ.
В конце концов, Торческ в котором кончилось продовольствие, сдался на милость победителей. Его жителей половцы увели в рабство, а городские постройки сожгли. Такая же участь постигла многие села и городки в Киевском и Переяславском княжествах. На следующий год (1094) князь Святополк был вынужден заключить мир с ханом Тугорканом, женившись на его дочери.
Но едва лишь утихли войны с половцами, как из Тмутаракани с ратью на Чернигов двинулся неугомонный князь Олег Святославич. Значительную часть войска Олега составляли половецкие наемники. Чернигов стал целью его похода потому, что раньше это был город его отца. Восемь дней осаждал Олег город, в котором заперся Владимир Мономах. Наконец князья договорились, что Чернигов достается Олегу, а Мономах берет себе Переяславль, которым правил его покойный брат Ростислав. Владимир с личной дружиной отправился к новому месту жительства, а Олег, чтобы расплатиться с наемниками, разрешил им разграбить княжество. Спустя годы, в своем «поучении детям» Мономах будет вспоминать, что уходя из Чернигова в Переяславль, он с сотней дружинников должен был пройти сквозь многочисленные половецкие войска. По словам князя, степняки облизывались как голодные волки, наблюдая за ним, но напасть не решились.
В следующем году Мономах убил двух половецких ханов Итларя и Китана, которые пришли к нему в Переяславль и пытались заключить мир. В общем-то не самый благородный поступок, о котором можно было бы и не распространяться, но летописцы сохранили его для потомков. Итак, слово летописцу: «Итларь и Китан, к Владимиру мириться. Пришел Итларь в город Переяславль, а Кытан стал между валами с воинами; и дал Владимир Китану сына своего Святослава в заложники, а Итларь был в городе с лучшей дружиной. В то же время пришел Славята из Киева к Владимиру от Святополка по какому-то делу, и стала думать дружина Ратиборова с князем Владимиром о том, чтобы погубить Итлареву чадь, а Владимир не хотел этого делать, так отвечая им: "Как могу я сделать это, дав им клятву?". И отвечала дружина Владимиру: "Княже! Нет тебе в том греха: они ведь всегда, дав тебе клятву, губят землю Русскую и кровь христианскую проливают непрестанно". И послушал их Владимир, и в ту ночь послал Владимир Славяту с небольшой дружиной и с терками между валов. И, выкрав сперва Святослава, убили потом Китана и дружину его перебили. Вечер был тогда субботний, а Итларь в ту ночь спал у Ратибора на дворе с дружиною своею и не знал, что сделали с Китаном. Наутро же в воскресенье, в час заутрени, изготовил Ратибор отроков с оружием и приказал вытопить избу. И прислал Владимир отрока своего Бяндюка за Итларевой чадью, и сказал Бяндюк Итларю: "Зовет вас князь Владимир, а сказал так: "Обувшись в теплой избе и позавтракав у Ратибора, приходите ко мне". И сказал Итларь: "Пусть так". И как вошли они в избу, так и заперли их. Забравшись на избу, прокопали крышу, и тогда Ольбер Ратиборич, взяв лук и наложив стрелу, попал Итларю в сердце, и дружину его всю перебили. И так страшно окончил жизнь свою Итларь, в неделю сыропустную, в часу первом дня, месяца февраля в 24-й день».
Затем Мономах и Святополк обрушились на кочевья убитых ханов и устроили там форменный погром. Летописец с гордостью перечисляет добычу, взятую в этом походе: скот, коней, верблюдов и челядь. Выступая в этот поход, князья позвали с собой и Олега. Учитывая, что Святополк был великим князем и формально главой всех Рюриковичей, то его приглашение было приказом и Олег должен был подчиниться. Тот пообещал помочь и даже выступил в поход, но до места событий не пошел. Где он бродил и что делал - неизвестно, но слабо верится, что он, выйдя с дружиной в поход, просто устроил пикник. Скорее всего, кого-то он пограбил, но кого - сказать сложно.
Такое поведение черниговского князя рассердило Святополка и Владимира, а вскоре выяснилось, что у Олега нашел приют и сын убитого Итларя. Это было расценено как прямой вызов. Князья послали Олегу ультиматум, гласящий: «Вот ты не пошел с нами на поганых, которые губили землю Русскую, а держишь у себя Итларевича - либо убей, либо дай его нам. Он враг нам и Русской земле». Слушать старших Олег не стал, поэтому было решено его наказать. Сын Мономаха Изяслав вошел в город Муром, который принадлежал Черниговскому княжеству, а значит, должен был быть под властью Олега Святославича. Жители не сопротивлялись и даже помогли выгнать олегового наместника.
Было понятно, что напряжение между старшими князьями с одной стороны и Олегом с братом Давидом может вылиться в новую междуусобную войну, которой непременно воспользуются половцы. Поэтому Святополк и Владимир предложили всем встретиться в Киеве и мирно уладить все противоречия, а также договориться о совместных действиях против половцев. Тем более, что те постоянно атаковали одну русскую область за другой.
Послание Великого князя гласило: «Приди в Киев, да заключим договор о Русской земле перед епископами, и перед игуменами, и перед мужами отцов наших, и перед людьми городскими, чтобы оборонили мы Русскую землю от поганых». Зная стремление Мономаха по возможности решать проблемы без кровопролития, можно думать, что был бы найден устраивающий всех компромисс. Однако Олег не только не явился, но ответил столь оскорбительным письмом, что возмутились не только князья, но и все киевляне.
Исчерпав возможности дипломатии, Святополк и Мономах подвели итог: «Так как ты не идешь ни на поганых, ни на совет к нам, то, значит, ты злоумышляешь против нас и поганым хочешь помогать, - так пусть Бог рассудит нас». Это было прямое объявление войны, вслед за которым Владимир Мономах и Святополк Киевский перешли от слов к делу. Дружины под их началом начнут поход против Олега, чтобы изгнать его из Черниговского княжества, но не доведут дело до конца, так как в это время на Русь снова вторгнутся половцы. Уж очень вовремя для черниговского князя начнется половецкий поход. Может, и правы были те, кто обвинял его в сговоре со степняками.
Половцы вторглись двумя отдельными армиями. Орда хана Боняка шла по правому берегу Днепра на Киев, а хан Тугоркан ворвался в Переяславское княжество и осадил Переяславль. Мономаху со Святополком пришлось срочно мчаться на выручку своим городам.
19 июля 1096 русская армия скрытно подошла к лагерю Тугоркана и стремительно атаковала его. Победа была полной. Половцы бежали, а русская кавалерия преследовала и рубила врага. Сам Тугоркан, его сын и множество знатных половцев погибли.
Для половцев это был тяжелый удар, ведь много лет подряд Тугоркан наводил ужас на врагов, успев повоевать на пространствах от Дона до Балкан. Он и Боняк сумели объединить отдельные орды западных половцев в единую грозную силу. И вот теперь он был мертв. Узнав об этом, вторая половецкая армия бежала от Киева. Своего врага и одновременно тестя князь Святополк похоронил с почестями в Берестове под Киевом.
Имя этого грозного хана осталось в русских былинах, где он выведен под именем Тугарина Змеевича. Кстати, отчество Змеевич дано вовсе не случайно. Змей или дракон был тотемом минимум у одного из родов половцев, а сам их народ наши летописцы называли змеями. При этом, когда в былине говорится о нападении многоголового змея, то, скорее всего, каждая голова означает отдельную половецкую орду, участвовавшую в набеге. Единственное, что исказила былина – это имя победителя. Образ Владимира Мономаха в народной памяти слился с образом Владимира Святого, Владимира Красное Солнышко.
Кстати, раз уж зашла речь о былинах, то резонно спросить, насколько реальными являются их персонажи. Лев Прозоров в своей книге «Богатырская Русь» провел большую работу по анализу древнейших былин. Книга интересна и доступна, так что каждый сам сможет оценить версию её автора. Я же коснусь только одного предположения. По мнению Прозорова, герои выведенные в былинах под именами Владимир Красное Солнышко и Илья Муромец, были славянскими вождем и воеводой, которые жили задолго до десятого века. Не вдаваясь в долгие рассуждения, выскажу свое мнение. Все, что мы слышим в былинах, имеет реальное основание. Илья Муромец, покоящийся в Киевских пещерах, есть никто иной, как богатырь Илья Муромец, воспетый в былинах. О его подвигах слагали легенды, ходило много небылиц, но реальная историческая личность была отражена в народном творчестве (так же, как и Добрыня Никитич). Владимир, крестивший Русь, не является Владимиром Красным Солнышком. Здесь совместились образы нескольких человек, и в былинах выведен собирательный образ. Речь идет даже не о двух разных людях, а о 5-6, которые реально жили в разные периоды. Образ в былинах настолько изменен, что в нем трудно узнать реального Владимира т.к. его личностные характеристики лишь процентов на двадцать совпадают с воспетыми. Образ складывался еще до рождения князя и был отражен в народном творчестве. После крещения Руси образ был усилен.
Народное творчество многогранно и многопланово. Оно отражает личностные особенности и качества и сочинителей, и реальных исторических персонажей. Поэтому расценивайте образ Владимира Красное Солнышко как собирательный, включающий, в том числе, и характеристики Владимира, внука княгини Ольги.
***
Победа на Трубеже переломила ход русско-половецкого противостояния. Теперь инициатива была полностью на русской стороне. Вскоре борьба была перенесена уже вглубь степей.
Пока Мономах рубился с половцами, оправившийся Олег Черниговский воспользовался ситуацией и перешел в наступление. Сначала он захватил города Муром, Ростов и Суздаль. При этом в бою под стенами Мурома погиб сын Мономаха, князь Изяслав. Для Олега это был успех, хотя и очень кратковременный. Вскоре из Новгорода на него обрушился старший сын Мономаха Мстислав и не только отбил все города, но еще и захватил Рязань. Олегу снова пришлось, как зайцу, бегать от дружинников более сильной родни. Кстати, в данном случае победитель Изяслав был не только родственником , но ещё и крестником проигравшего Олега, что по тем временам было не пустым звуком. Из-за этих родственных связей Мстислав не стал добивать Олега, а наоборот приложил все усилия, чтобы и Мономах простил непутевого родственника. С политической точки зрения было бы гораздо правильнее навсегда избавиться от Олега и его детей, но Мономах был слишком благороден для такого.
Хотя никто не осудил бы Мономаха, если бы по его приказу Олега укоротили бы на голову. Во-первых, потому что там, где появлялся Олег, сразу же начинались смуты и кровопролитие. Не зря же в историю он вошел под прозвищем Гориславич. Таких персонажей не любят ни подданные, ни соседи. Во-вторых, православие конечно смягчало нравы русичей, но закон кровной мести все еще был в силе. И все бы поняли, если бы Владимир отомстил за сына. И, наконец, победителей вообще-то не судят.
Но случилось, что случилось. Мономах простил своего врага и ради блага Русской земли предложил заключить мир. Когда оба наших героев отойдут в мир иной, между их потомками, Мономаховичами и Ольговичами, разгорится новая усобица, которая то тлея, то вспыхивая, будет длиться десятилетиями и обескровит Русь.
***
После победы на Трубеже авторитет Мономаха был на небывалой высоте. Поэтому его призыв собраться и совместно разрешить накопившиеся противоречия приняли все русские князья. Правда, формально съезд проходил по воле Великого князя Киевского Святополка, но именно Владимир был инициатором и душой съезда.
Первый раз князья собрались в 1097 году в городе Любеч. Это был самый важный съезд, так как совместным решением было изменено политическое устройство Руси. Отныне отменялось лествичное наследование, и князья передавали свои уделы сыновьям, а не братьям. Кроме того, на съезде были разделены земли Руси между князьями. Каждый получил те уделы, которыми в свое время правили их отцы и деды при Ярославе Мудром. Был провозглашен принцип: «Каждый да держит отчину свою». Бывшее Черниговское княжество досталось Олегу и Давиду Святославичам, причем Давид правил в Чернигове, а Олег в Новгороде-Северском.
Князья отныне должны были владеть только унаследованными землями и не пытаться захватить себе земли соседей. В случае, если бы кто-либо нарушил эти договоренности, то все остальные князья должны были совместно выступить против агрессора. Это решение позволило хоть на время, но прекратить междоусобную борьбу.
Кроме того, была достигнута принципиальная договоренность о совместных действиях против половцев.
Проблема была в том, что помимо старших князей, на Руси были и князья-изгои: братья Василько, Рюрик и Володарь Ростиславичи; а также Давид Игоревич – правнуки и внук Ярослава Мудрого от рано погибших сыновей Владимира и Игоря соответственно. Каждый из них имел по небольшому княжеству, данному им по милости Великого князя на землях современной Западной Украины. По сравнению с владениями Олега Черниговского или Владимира Мономаха, не говоря уже о Киевском или Новгородских княжествах, это были малозначительные территории, но именно из-за них началась новая смута.
Князь Давид решил присоединить к своему Волынскому княжеству и владения братьев Ростиславичей: Перемышльское, Звенигородское и Теребовлянское княжества. А тут еще бояре стали убеждать его, что требовльский князь Василько готовится к войне и хочет изгнать Давида из Волыни. Но на открытую войну волынский князь не решился, тем более, что только закончился Любечский съезд, запрещавший войны между Рюриковичами. Давид прибегнул к интриге. Он явился к киевскому князю и обвинил князя Василько Ростиславича в желании объединиться с Владимиром Мономахом и выступить против великого князя. Мол, Мономах задумал захватить киевский престол, а Василько - Волынский. Обвинение было совершенно беспочвенное, но Святополк поверил.
Великий князь пригласил проезжавшего мимо Киева Василько в гости, а когда тот, ничего не подозревая, приехал, и его захватили в плен. Святополк долго колебался и искал возможность и с Васильком расправиться и не запачкаться. Он попытался переложить ответственность на кого-то, поэтому созвав бояр и изложив им подозрения Давида, князь искал у них совета. По версии летописца собравшиеся ответили так: «Тебе, князь, следует заботиться о голове своей; если правду сказал Давыд, пусть понесет Василько наказание; если же неправду сказал Давыд, то пусть сам примет месть от Бога и отвечает перед Богом». Священники попытались образумить князи и спасти Василько, но Святополк в очередной раз смалодушничал и переложил всю ответственность на Давида.
Тот же был рад стараться. По его приказу закованного в цепи несчастного Василько увезли из Киева в Белгород - небольшой город около столицы, где его должны были ослепить. Когда пленник понял, что с ним хотят сделать, он попытался сопротивляться: связанный, он отбивался так, что двое палачей не смогли повалить его. Им потребовалась звать еще людей на помощь и, в конце концов, князя бросили спиной на ковер, а на грудь положили доску на которую сели четыре человека. По словам летописца, князя придавили так сильно, что у него затрещала грудь. Потом слуга Святополка, торк по национальности, приступил к делу. Рука палача дрогнула, и нож, прежде чем выколоть князю глаза, еще и изрезал пленнику лицо. Затем полуживого пленника Давид увез в свои владения.
***
Для благородного Мономаха произошедшее стало шоком. Едва узнав о преступлении, он мгновенно послал всем князьям извещение и просьбу собраться с дружинами, говоря: «Поправим зло, случившееся в Русской земле и среди нас, братьев, ибо нож в нас ввержен. И если этого не поправим, то еще большее зло встанет среди нас, и начнет брат брата закалывать, и погибнет земля Русская, и враги наши половцы, придя, возьмут землю Русскую». На клич князя поспешил явиться его недавний враг Олег Святославич с братом.
Объединив силы, князья послали гонцов в Киев, с требованием объяснений, а сами с дружинами двинулись следом. «Зачем ты зло это учинил в Русской земле и вверг нож в нас? Зачем ослепил брата своего? Если бы было у тебя какое обвинение против него, то обличил бы его перед нами, а, доказав его вину, тогда и поступил бы с ним так. А теперь объяви вину его, за которую ты сотворил с ним такое!», - писал Мономах Великому князю.
Осознав, какую кашу заварил, Святополк принялся юлить и сваливать всю вину на Давида. «Поведал мне Давид Игоревич: «Василько брата твоего убил, Ярополка, и тебя хочет убить и захватить волость твою, Туров, и Пинск, и Берестье, и Погорину, а целовал крест с Владимиром, что сесть Владимиру в Киеве, а Васильку во Владимире». А мне поневоле нужно свою голову беречь. И не я его ослепил, но Давид; он и привез его к себе», - оправдывался Великий князь. На что Мономах резонно заметил, что преступление произошло не во владениях Давида, а у Святополка в Киеве. На следующий день Мономах и остальные князья были готовы переправиться через Днепр и атаковать Святополка, но в их лагерь прибыло посольство, которое возглавлял киевский митрополит Николай, с ним была и старая вдова Великого князя Всеволода, мачеха Мономаха, а также представители духовенства и горожан.
Митрополит и не пытался выгородить киевского князя, зато он взывал к патриотизму князей. «Молим, княже, тебя и братьев твоих, не погубите Русской земли. Ибо если начнете войну между собою, поганые станут радоваться и возьмут землю нашу которую собрали отцы ваши и деды ваши трудом великим и храбростью, борясь за Русскую землю и другие земли приискивая, а вы хотите погубить землю Русскую!» - просил он Мономаха. Против таких доводов спорить было нельзя. Новая большая война между русскими князьями была бы смертельным ударом по государству.
По преданию, Мономах, слушая митрополита, расплакался и сказал: «Воистину отцы наши и деды наши соблюли землю Русскую, а мы хотим погубить!»
Начались активные переговоры между киевлянами и стоящими под городом князьями. Кстати, именно с киевлянами вел переговоры Мономах, так как Святополк пытался бросить город и бежать, но его силой остановили горожане.
В результате было решено, что во всем виноват только Давид Игоревич, и он должен быть наказан. Князь Святополк способствовал преступлению, поэтому именно он должен был своими силами разгромить Давида, пленить или изгнать его.
У Давида проблемы начались еще до решения князей. Едва только он попытался захватить владения своего пленника, как брат ослепленного Василька князь Володарь кинулся в бой. Его дружина загнала Давида в крепость Божеск и там осадила его. Загнанный в угол Давид стал оправдываться и обвинять во всем Святополка. «Разве я это сделал, разве в моем это было городе? Я сам боялся, чтобы и меня не схватили и не поступили со мной так же. Поневоле пришлось мне пристать к заговору и подчиниться». Демонстрируя свое раскаяние, Давид тут же отпустил пленника и вернулся во Владимир-Волынский.
Но следующей весной братья Володарь и Василько Ростиславичи вторглись в Волынское княжество, чтобы свершить месть. Первый удар Василько нанес по крепости Всеволожь, которую сжег до основания, а всех защитников казнил. Затем братья подошли к Владимиру-Волынскому, где заперся князь Давид, и потребовали выдать трех бояр, которые подговорили Давида ослепить князя Василько. В городе состоялось вече, присудившее отдать бояр на расправу. Пришлось Давиду отдать на смерть своих приближенных. На следующее утро тех повесили и расстреляли из луков дети князя Василько. Удовлетворившись этим, Ростиславичи вернулись к себе, но злоключения Давида продолжались. Против него, как и обещал, выступил Святополк Киевский.
Давид просил заступиться за него польского короля, и тот, взяв с Давида денег, пообещал помирить Давида со Святополком. Король Владислав попытался уговорить Святополка не трогать, но тот был непреклонен. Семь недель Давид просидел в осажденном Владимире, но потом бежал сначала в Польшу, а потом к половцам.
Святополк вошел во Владимир и совершил очередную глупость – начал войну с Володарем и Василько Ростиславичами. Вообще, когда изучаешь историю князя Святополка Второго, не устаешь поражаться его способности принимать ошибочные и просто глупые решения. На киевском троне он сидел исключительно по милости Владимира Мономаха, популярностью не пользовался, как полководец был слаб, но он словно испытывал терпение Мономаха. Святополк – это воплощенная глупость и алчность.
Ростиславичи вызов приняли, и когда армии сошлись в бою, слепой Василько поднял над головой крест и прокричал Святополку: «Его ты целовал, вот сперва отнял ты зрение у глаз моих, а теперь хочешь взять душу мою. Да будет между нами крест этот!» Началось сражение, но еще до того, как стало понятно, кто побеждает, Святополк в страхе бежал, бросив свою дружину.
С позором Святополк вернулся в Киев, но успел сделать очередную гадость – послал гонцов в Венгрию, приглашая венгров напасть на Володаря. Венгерский король Коломан с радостью согласился и двинулся на Русь. В этот момент возвращается Давид с половецкой армией хана Боняка. На небольшом пространстве Закарпатья, Галиции и Волыни оказываются четыре силы, каждая из которых воевала против всех:
• воины Великого князя Святополка;
• союзные им венгры;
• Ростиславичи;
• Давид Игоревич с половцами.
Начинается форменный хаос. Сначала венгры заставляют Володаря спрятаться за стенами крепостей. Потом Давид с половцами в битве на Вагре громит венгров. Это была славная победа, ведь венгров было в несколько раз больше. Князь Давид и хан Боняк сумели заманить врагов в ловушку и ударом со всех сторон оттеснили тех на край обрыва. Сотни венгров теснились на пяточке земли, сталкивали друг друга в пропасть. Часть попыталась бежать, но их два дня преследовали и уничтожали. Затем Давид схлестнулся с воинами Великого князя за контроль над городом Владимиром-Волынским. Сначала он побеждал, потом его снова изгнали… В 1099 году еще один венгерский отряд был разбит Володарем у Перемышля.
В конце концов, чтобы прекратить этот кровавый круговорот, в события пришлось вмешаться Владимиру Мономаху и Олегу Чениговскому.
В августе 1100 года в Витичево недалеко от Киева собрался новый съезд русских князей, на котором состоялся суд над Давидом Игоревичем. Судили его Великий князь Святополк Изяславич, Переяславский князь Владимир Всеволодович Мономах и братья Святославичи Олег Новгород-Северский и Давид Черниговский. За то, что он ослепил князя Василько, Давид Игоревич был лишён Владимиро-Волынского княжества, но ему оставили городки Божский Острог, Дубен и Чарторыйск.
Наконец-то прекратились усобицы, и князья могли объединиться для борьбы с половцами. Весной 1103 года состоялась встреча князей, на которой Мономах призвал всех не мешкая нанести удар по половцам. Ему возражали, что начинается время сева и нельзя для похода привлекать ополченцев и забирать коней у крестьян. Владимир отвечал так: «Дивно мне, дружина, что лошадей жалеете, которыми пашут; а почему не подумаете о том, что вот начнет пахать смерд и, приехав, половчанин застрелит его стрелою, а лошадь его заберет, а в село его приехав, возьмет жену его, и детей его, и все его имущество? Лошади вам жаль, а самого не жаль ли?». Крыть было нечем, и на немедленный поход согласился Святополк Киевский, а затем и остальные князья. Кроме того, половецкие кони были ослаблены после голодной зимы, а русские содержались в конюшнях, подкармливались зерном, и поэтому были сыты и здоровы. Это давало дополнительное преимущество нашим дружинникам.
Дружины Киевского, Переяславского и Черниговского княжеств частично верхом, частично на лодках спустились по Днепру до Хортицы, а затем двинулись в степь. Через четыре дня пути на берегах реки Сутени русские встретились с половцами. Те заранее узнали о подходе русских и смогли собрать огромную армию. Но в их рядах не было единства. Хан Урусоба считал, что стоит начать переговоры и заключить мир с Мономахом, но молодые ханы требовали битвы, считая, что легко разгромят русских, а затем обрушатся на беззащитные города Руси. Всегда безрассудная молодежь даже обвинила старого хана в трусости.
4 апреля началось сражение. В самом начале половецкий авангард во главе с ханом Алтунопой оторвался от основных сил, попал в окружение и был полностью уничтожен. Ни один из его воинов не смог вырваться. Ободренные этим успехом русские перешли в наступление на основные силы степняков. При этом пешие дружины, построенные в плотные ряды, вооруженные копьями и прикрытые щитами должны были принимать на себя удар половецкой кавалерии и останавливать врага. Это была наша сдерживающая сила. Княжеские конные дружины должны были наносить удар, окружать врага, прижимать его к русской пехоте, а затем преследовать бегущих, не давая им остановиться и перестроиться.
Никогда еще русские не одерживали столь убедительной победы над половцами. Почти вся половецкая элита осталась лежать на поле боя. Погиб Урусоба и еще девятнадцать ханов. Хана Белдюзя захватили живым. Он пытался договориться о выкупе, но князья решили иначе. Князь Владимир обратился к нему с упреком: «Сколько раз, дав клятву, вы все-таки воевали Русскую землю? Почему не учил ты сыновей своих и род свой не нарушать клятвы, но проливали кровь христианскую? Да будет кровь твоя на голове твоей!». Затем, не слушая оправданий, приказал убить степняка для того, чтобы остальные кочевники прониклись пониманием необходимости держать слово.
В результате похода русские князья освободили много пленников и взяли богатую добычу. Кроме того, под власть русских князей перешли несколько печенежских и торческих родов, ранее бывших вассалами половцев.
Удар половцам был нанесен страшнейший, но пока еще не смертельный. Не участвовала в битве орда прославленного хана Боняка, который в 1097 году спас Византию от печенегов, а затем вместе с Даниилом Игоревичем победил венгерского короля Коломана. Зимой 1105 года он совершил успешный набег на Русь. Спустя два года он и хан Шарукан совершил новый набег на Переяславское княжество, но на реке Суле половцы были разгромлены. В этом бою погиб брат Боняка. Русские дружины преследовали кочевников до реки Хорол. Много половцев попало в плен. Интересно, но после этой битвы Владимир Мономах и Олег Святославич взяли в жены для своих сыновей дочек половецких ханов. Это должно было примирить Степь с Русью, но для достижения мирной жизни пришлось еще немало повоевать.
В 1109 году небольшой конный русский отряд воеводы Дмитра Иворовича совершил рейд вглубь степи и дошел до Дона, где нанес стремительный удар по половецким кочевьям. Серьезных боев этот отряд не вел, но зато он разведал пути и выяснил положение половецких центров. В 1110 году в степь ходил сам Мономах, но это скорее было демонстрацией силы. В 1111 году Мономах совершит самый главный поход в своей жизни.
Поход был организован с размахом, которого Русь не знала со времен Святого Владимира. В нем принимал участие Великий князь, но реальным предводителем был Владимир Мономах. Хоть он и не был формальным лидером всех князей, но его слово значило гораздо больше, чем любой титул, а авторитет был непререкаем. Практически все княжества прислали воинов. Русские дружины должны были ворваться в самое сердце степи и там не только истребить основные силы врага, но и подорвать экономическую базу половцев. Сила удара должна была быть такой, чтобы надолго отбить у половцев желание нападать на Русь.
Выступили дружины еще по снегу на второй неделе Великого поста . Пехоту и припасы везли на санях. Когда началась оттепель, сани были брошены, и войско продолжило путь. До Дона дошли лишь через месяц, на шестой неделе поста. Точный маршрут похода неизвестен, точно так же как не ясно какую реку имел ввиду летописец: собственно Дон или его приток, сегодня известный как Северский Донец.
Впереди дружины ехал Мономах и священники, которые непрерывно пели молитвы. Так войско дошло до города Шарукань. Этот город был основан задолго до прихода в Причерноморье половцев. Возможно, это была одна из аланских крепостей, оставшихся с раннего средневековья. Город имел смешанное население и служил зимним убежищем для половцев. Возможно, часть его домов была из дерева и камня, но большую часть составляли юрты кочевников. Как сами жители называли город - неизвестно, наши летописцы называли его по имени хозяина – половецкого хана Шарукана. Город простоял до монгольского нашествия в тринадцатом веке, когда был разрушен и заброшен. До сих пор руины Шаруканя не найдены археологами, поэтому непонятно где точно он находился. Знаем лишь, что где-то между современными городами Харьковом, Чугуевым и Змиевым.
Штурмовать Шарукань русским князьям не пришлось, так как половцев в нем не было, а горожане вышли к русским с поклоном, и в качестве даров вынесли рыбу и вино. Князьям жители должны были сказать что-то в таком духе: «Мы тут никого не трогаем, вот и нас не троньте. Воюете с половцами? Так их тут давно и нет. Ищите их в степи. Нас только не троньте, мы в ваших разборках сторонние наблюдатели!». Просьбу свою они поддержали подарками и угощением. Так что их город не пострадал.
Зато соседний Сугров был взят и сожжен. Летопись не объясняет, почему один город уцелел, а второй пострадал. Наверное, сугровцы не захотели покориться, или там был половецкий гарнизон.
Русские легкие отряды рыскали вокруг основных сил, ища половцев. Они истребляли небольшие отряды врага, захватывали или разоряли кочевья, освобождали рабов и уводили или уничтожали стада скота – основу половецкого богатства. Так русские дошли до Дона.
Решительного сражения все еще не было, но половцы собирали в кулак все свои силы. Наконец, русская армия отправилась в обратный путь, а под предводительством Шарукана собрались воины всех степных родов. Теперь половцы попытались окружить и уничтожить русских дружинников.
24 марта передовые части русской и половецкой армии встретились у реки Салницы. В короткой схватке княжеский авангард отбросил врага, но это была лишь проба сил. Мономах остановил поход и дал своим воинам (и главное их коням) отдохнуть и набраться сил.
Главный бой начался спустя два дня. Половцев было значительно больше, они окружали русских со всех сторон. Зато наши дружинники были лучше подготовлены и вооружены, а их боевой дух был на высоте. Началось сражение. «Точно гром, раздался треск сразившихся рядов. И битва лютая завязалась между ними, и падали люди с обеих сторон», - пишет летописец. А дальше добавляет: «И падали половцы перед полком Владимировым, невидимо убиваемые ангелом, что видели многие люди, и головы летели на землю, невидимо отрубаемые». Интересный момент. Помните чудо у Доростола? Возможно, и тут случилось нечто подобное, но на этот раз уже помощь «тех» сил была на стороне наших предков.
Половцы ожидали, что русские, не способные быстро передвигаться из-за медлительной пехоты и обоза, будут медленно двигаться, построившись в каре и отбивая атаки. Тогда половцы могли бы идти параллельно и расстреливать русскую колонну из луков, добивать отстающих, а когда враг ослабеет и вымотается, Шарукан смог бы выбрать место и время для нанесения удара. Но случилось не так.
По приказу Мономаха русская армия атаковала первой. При этом пехота обороняла обоз, а конные дружины атаковали половцев в лоб. Тяжеловооруженные русские дружинники на крепких конях легко убивали своих противников. Что с того, что половцев было больше, если они были хуже вооружены и подготовлены? Ведь с нашей стороны бились профессионалы военного дела, а с той, по сути, ополчение? И численное преимущество для половцев обернулось неожиданной проблемой. Сила легкой кавалерии в мобильности, в способности нанести удар и оторваться от преследования, в возможности обстреливать врага с безопасного расстояния. Теперь же половецкие отряды, которые попали под удар, не могли отступить из-за напиравших сзади соплеменников. А тяжеловооруженные половцы из личных дружин ханов не моги вступить в бой из-за толп своих же воинов.
Княжеские дружинники буквально прорубали себе коридоры в окружавшей их орде, проходя через ряды противника как нож сквозь масло. К вечеру половецкая армия была рассеяна. Хан Шарукан бежал, а тысячи его воинов валялись убитыми. Победители захватили массу пленных, табуны коней и отары овец.
После боя князья допрашивали пленных. И снова начинается мистика. Пленные объясняли свое поражение тем, что на стороне русских бились бесплотные силы. «Как можем мы биться с вами, когда какие-то другие ездили над вами в воздухе с блестящим и страшным оружием и помогали вам?» - говорили пленные. Больше половцы не пытались атаковать армию Мономаха, и он благополучно вернулся на Русь.
Донской поход нанес половцам тяжелый удар. И не только материальный, но и моральный. Оказалось, что русские вполне могут достать своих обидчиков даже в степи, разорить кочевья и безнаказанно уйти.
Наученные этим горьким опытом половецкие ханы теперь трижды должны были подумать, прежде чем нападать на Русь. Часть половцев предпочла вообще покинуть приграничные с Русью места и откочевать на Северный Кавказ и к берегам Каспия.
Можно констатировать, что в 1103 году были буквально зачищены приднепровские половцы, а в 1111 – донские.
***
Через два года после победоносного похода скончался Великий князь Киевский Святополк Изяславич. Немногие плакали о нем, хотя вдова организовала роскошные поминки и раздала огромное количество денег на поминовение князя.
Известный историк В.Н.Татищев пишет о Святополке так: «Сей князь великий был ростом высок, сух, волосы черноватые и прямы, борода долгая, зрение острое. Читатель был книг и вельми памятен... К войне не был охотник и хоть на кого скоро осердился, но скоро запамятовал. При том был весьма сребролюбив и скуп». Святополк не отличился ни особыми военными талантами, ни умом, ни порядочностью. Зато запомнился постоянными поборами с граждан, введением новых налогов и содействием ростовщикам-иудеям. Не смог князь и удержать Русь в единстве. Западные, северные и южные княжества живут своей жизнью, ведут свои войны. Новгород и Полоцк вообще практически устраняются из общерусской жизни… Великий князь все больше превращается в номинального правителя. Страна начинает превращаться в конгломерат территорий. Не может Великий князь объединить всех своих номинальных подданных для решения единой сверхзадачи. Да и самой такой задачи нет. В прошлое ушли дерзкие походы Святослава и Владимира Святого. Даже наладить полноценную оборону собственной земли от кочевников Святополк оказался не в состоянии. Ведь теперь это не общерусское дело, а проблемы исключительно южных княжеств: Переяславского, Киевского, Новгород-Северского да Рязанского.
Таким был нерадостный итог правления Святополка и его ближайших предшественников Изяслава и Всеволода. Руси срочно нужен был правитель, который сумел бы вдохнуть новую жизнь и объединить страну. К счастью для нас такой правитель был – переяславский князь Владимир Мономах.
Глава 8. Последний взлет
Едва похоронили Святополка, как в Киеве начались беспорядки. Киевляне разграбили двор тысяцкого Путяты, а также лавки еврейских купцов и ростовщиков. Собственно последние и были главным объектом народной ненависти.
Еврейская община была в Киеве еще со времен Хазарского каганата и играла значительную роль в жизни города. После разгрома каганата часть иудейских купцов переселились из уничтоженного Итиля в Киев. Как и везде, на Руси евреи занимались в основном торговлей. Вообще в средневековье евреи играли огромную роль в международной торговле и служили посредниками между христианским миром и странами Востока. Еврейские купцы, которых называли раданитами (рахданитами) проложили торговые маршруты от Франции до Китая. Вдоль путей существовали торговые фактории и перевалочные базы, а в крупных городах были целые еврейские кварталы. Один из таких маршрутов проходил через Центральную Европу и Русь до Каспийского моря, а затем в Среднюю Азию. При этом центрами еврейских торговцев на этом пути были Перемышль и Киев.
Кроме того еврейские купцы охотно давали деньги местному населению в долг, но под большой процент. Если должник не мог расплатиться, то он и его родня могли лишиться имущества, а то и свободы. Долги взыскивались жестко, что естественно не прибавляло любви к евреям. В одиннадцатом веке еврейская община на Руси пополнилась переселенцами из Центральной Европы, где евреев начали потихоньку ущемлять. Как бы то ни было, но иудейская община Киева росла и богатела. Существует мнение, что при Святополке евреи получили право собирать налоги для князя. Когда князь умер, и наступило время безвластия, киевляне поспешили расквитаться с евреями за все реальные и мнимые обиды. Замкнутость жизни еврейской общины, их презрительное отношение христианству и жестокость к неиудеям только усилили нелюбовь к ним.
Наконец, спустя десять дней, в Киев прибыл Мономах, и беспорядки быстренько прекратились.
Новый великий князь существенно дополнил древний свод законов, Русскую правду, введя в неё новые положения. Историки этот поздний и более полный вариант кодекса законов называют Пространной Правдой.
Прежде всего, было упорядочено взимание процентов по долгам и определено правовое положение должников, отрабатывающих долг у кредиторов, которых больше нельзя было превращать в холопов. Теперь максимальный процент, под который можно было давать деньги в долг, равнялся пятидесяти процентам в год. Этот предел назывался "третный рез". Рез – это аналог современного слова процент, а «третный» означает, что за две гривны взятых в долг, через год надо отдать три. Вот эта третья гривна и есть «третный рез», или 50% годовых.
По уставу Мономаха, брать такой процент можно было либо три раза подряд, и тогда ссуда считалась погашенной, либо можно было два раза взять процент и всю сумму долга. В общем, если кредитор давал взаймы 100 гривен, то один "третный рез" был равен 50 гривнам. Взяв с должника "два реза" – (50 + 50) гривен, кредитор имел право взыскать и основную сумму долга - 100 гривен. Взыскав с должника "три реза" (50+50+50), ростовщик терял право на взыскание основной суммы долга. Раньше же ростовщику можно было взимать набегавшие проценты (т.е. в нашем случае 50 гривен) каждый год до выплаты всего долга, что на практике вело к кабальной зависимости.
Если же ссуда давалась под 20 процентов годовых, то их можно было брать каждый год, пока не будет погашен основной долг.
Кроме того, в Русской правде прописывались правила, по которым заключались договора займа. Например, брать в долг сумму до трех гривен можно было без свидетелей. Если же речь шла о больших суммах, то присутствие свидетелей было обязательно.
Кстати, раз уж зашла речь о законах, то в Русской правде рассматривались не только наказания за преступления или экономические вопросы. Законом определялся порядок наследования имущества, а также причины, по каким можно было развестись. Правда, развод мог инициировать только муж, так что женщине избавиться от надоевшего мужа было практически нереально.
Поводов для развода было немного:
• если жена попалась на измене;
• если она собиралась убить мужа или знала о готовящемся покушении на мужа, а ему не сказала;
• если жена знала о готовящемся преступлении против князя, но никому не сообщила;
• если жена без разрешения мужа посещала пиры с чужими людьми и оставалась ночевать без мужа;
• если жена давала наводку ворам или сама что-то похищала из дому или совершала кражу из церкви.
Также законодательно были определены обязанности опекунов над сиротами. Опекун нес ответственность за сохранение доверенного ему имущества, а если к совершеннолетию ребенка выяснялось, что состояние сократилось, то опекун обязан был из собственного кармана возместить убыток.
***
Узнав о смерти Великого князя, половецкие ханы Аепа и Боняк устроили набег на Русь и осадили крепость Вырь, но как только туда выступили русские дружины, половцы сразу же бежали.
А в августе 1115 году умер буйный князь Олег Святославич «Гореславич». Так закончилась целая эпоха. От Олега пойдет род, правящий Черниговским, Стародубским и Новгород-Северскими княжествами. Каким неугомонным был сам Олег, такое неспокойное потомство он и оставил. Когда вновь ослабнет власть Великих князей киевских, они начнут новый виток усобиц на Руси. Его потомки, Ольговичи, для решения своих проблем будут частенько приводить на Русь половцев, с правителями которых породнятся. А злоключения одного из внуков Олега – Новгород-Северского князя Игоря – станут основой для шедевра русской словесности, «Слова о полку Игореве».
Тринадцать лет княжил Мономах в Киеве. И для Руси это было прекрасное время. Великое княжение Мономаха стало периодом последнего усиления Руси. Владимир Всеволодович быстро сосредоточил в своих руках всю полноту власти над страной. На его силе и авторитете держалась стабильность государства. Практически прекратились княжеские усобицы, так как каждый знал, что Великий князь не оставит кровопролитие без наказания. Утихла многолетняя война с кочевниками на Южных рубежах. Последний большой русский поход в степь состоялся в 1116 году. Дружины, которые вел сын Мономаха Ярополк, снова взяли города Сугров, Шарукань и Балин, и разорили половецкие кочевья. После похода молодой Ярополк сыграл свадьбу – себе в жены он взял пленную дочь ясского князя. Как говорит летопись, «очень красивую». Получившие серьезный урок половцы больше не рисковали задирать Русь. Русским же не было причин вести экспансию на Юг. В это же время прекратил свое существование русский анклав на Дону, крепость Белая Вежа (Саркел). Её население переселилось на основные русские земли. На века установилась граница со степью. Русско-половецкие отношения перешли в новую фазу – фазу мирного сосуществования и взаимопроникновения. Половцы охотно крестились и вливались в русскую политику и экономику.
Удачлив был Мономах и во внешней политике. Союзными Руси были Византия, Грузия, половцы. Существовала угроза на западной границе от венгров и поляков, но она была пресечена. Сын Святополка Ярослав, княживший на Волыни, попытался отложиться от Киева, но его не поддержали даже собственные бояре, и он был изгнан. Вскоре он заключил союз с венграми и поляками и в 1123 году попытался вернуться, но был убит. Его союзники, лишенные законных поводов для войны с Русью, заключили мир с Мономахом и были вынуждены вернуться домой несолоно хлебавши.
А затем в Венгрии началась война между наследниками престола Борисом и Белой. Вскоре в нее втянулись чехи, поляки, австрийцы, половцы… Так что нашим западным соседям стало не до нападений на Русь. Это тоже была победа Мономаха, так как начавший войну Борис был не только сыном венгерского короля Коломана, но и внуком Владимира Мономаха. И свое выступление против Белы он начал с одобрения киевского князя. Войну Борис проиграл и отказался от прав на венгерский трон, но зато силы католических стран оказались истощены и угрозы для Руси они уже не представляли.
Скончался князь Владимир Мономах в 1125 году, в почтенном возрасте семидесяти двух лет. Мало чью смерть на Руси оплакивали так сильно. Владимира Всеволодовича Мономаха справедливо считают одним из лучших полководцев и правителей за всю историю Руси. Своими усилиями он сумел приостановить распад Руси на отдельные земли. В народной памяти образ Мономаха слился с образом Владимира Крестителя, и сегодня уже сложно разобрать, кого их двух великих правителей имели ввиду сказатели былин в том или ином случае.
Большие усилия приложил князь для экономического развития страны, как хороший хозяин он оберегал своих людей от различных потрясений. Не забывал князь и о развитии культуры. По его воле велось масштабное строительство, осуществлялась переписка книг, был создан новый летописный свод.
Помимо всего прочего, не обделил Господь Мономаха и литературным талантом. Уходя в лучший мир, князь оставил потомкам «Поучение» – книгу, не утратившую актуальности до сих пор.
Возможно, перу князя принадлежало гораздо больше вещей, чем мы знаем, но до нас дошли только те сочинения, которые были включены в Лаврентьевскую летопись. Составитель летописи под общим названием «Поучение» собрал три произведения: «Письмо Олегу Святославичу», «Молитву Мономаха» и собственно «Поучение детям» - автобиографическое повествование, в котором князь вспоминает события своей долгой и насыщенной жизни, делится своим видением правильной жизни, дает советы молодому поколению.
Когда-то «Поучение» изучали в школах, но мы не уверены, что в системе современного образования для него сохранилось место. Так что некоторые моменты из записей Владимира Мономаха мы приведем здесь :
«Сидя на санях , помыслил я в душе своей и воздал хвалу богу, который меня до этих дней, грешного, сохранил. Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, не посмейтесь, но кому из детей моих она будет люба, пусть примет ее в сердце свое и не станет лениться, а будет трудиться…
Прежде всего, бога ради и души своей, страх имейте божий в сердце своем и милостыню подавайте нескудную, — это ведь начало всякого добра…
Научись, верующий человек, быть благочестию свершителем, научись, по евангельскому слову, «очам управлению, языка воздержанию, ума смирению, тела подчинению, гнева подавлению, иметь помыслы чистые, побуждая себя на добрые дела, господа ради; лишаемый — не мсти, ненавидимый — люби, гонимый — терпи, хулимый — молчи, умертви грех». «Избавляйте обижаемого, давайте суд сироте, оправдывайте вдовицу…
Поистине, дети мои, разумейте, что человеколюбец бог милостив и премилостив. Мы, люди, грешны и смертны, и если кто нам сотворит зло, то мы хотим его поглотить, кровь его пролить вскоре. А господь наш, владея и жизнью и смертью, согрешения наши превыше голов наших терпит всю жизнь нашу. Как отец, чадо свое любя, бьет его и опять привлекает к себе, так же и господь наш показал нам победу над врагами, как тремя делами добрыми избавляться от них и побеждать их: покаянием, слезами и милостынею. И это вам, дети мои, не тяжкая заповедь божия, как теми делами тремя избавиться от грехов своих и царствия небесного не лишиться.
Бога ради, не ленитесь, молю вас, не забывайте трех дел тех, не тяжки ведь они; ни затворничеством, ни монашеством, ни голоданием, которые иные добродетельные претерпевают, но малым делом можно получить милость божию…
Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным губить человека. Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души. Говоря что-либо, дурное или хорошее, не клянитесь богом, не креститесь, ибо нет тебе в этом никакой нужды. Если же вам придется крест целовать братии или кому-либо, то, проверив сердце свое, на чем можете устоять, на том и целуйте, а поцеловав, соблюдайте, чтобы, преступив, не погубить души своей…
Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев. В дому своем не ленитесь, но за всем сами наблюдайте; не полагайтесь на тиуна или на отрока, чтобы не посмеялись приходящие к вам ни над домом вашим, ни над обедом вашим. На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не предавайтесь, ни спанью; сторожей сами наряживайте и ночью, расставив стражу со всех сторон, около воинов ложитесь, а вставайте рано; а оружия не снимайте с себя второпях, не оглядевшись по лености, внезапно ведь человек погибает.
Лжи остерегайтесь, и пьянства, и блуда, от того ведь душа погибает и тело. Куда бы вы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам причинять вред ни своим, ни чужим, ни селам, ни посевам, чтобы не стали проклинать вас. Куда же пойдете и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, простолюдин ли, или знатный, или посол; если не можете почтить его подарком, — то пищей и питьем: ибо они, проходя, прославят человека по всем землям, или добрым, или злым. Больного навестите, покойника проводите, ибо все мы смертны. Не пропустите человека, не поприветствовав его, и доброе слово ему молвите. Жену свою любите, но не давайте им власти над собой. А вот вам и основа всему: страх божий имейте превыше всего…
Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь — как отец мой, дома сидя, знал пять языков, оттого и честь от других стран. Леность ведь всему мать: что кто умеет, то забудет, а чего не умеет, тому не научится.
А теперь поведаю вам, дети мои, о труде своем, как трудился я в разъездах и на охотах с тринадцати лет.
Из Чернигова в Киев около ста раз ездил к отцу, за один день проезжая, до вечерни. А всего походов было восемьдесят и три великих, а остальных и не упомню меньших. И миров заключил с половецкими князьями без одного двадцать, и при отце и без отца, а раздаривал много скота и много одежды своей. И отпустил из оков лучших князей половецких столько: Шарутаневых двух братьев, Багубарсовых трех, Осеневых братьев четырех, а всего других лучших князей сто. А самих князей бог живыми в руки давал: Коксусь с сыном, Аклан Бурчевич, таревский князь Азгулуй и иных витязей молодых пятнадцать, этих я, приведя живых, иссек и бросил в ту речку Сальню. А врозь перебил их в то время около двухсот лучших мужей.
А вот как я трудился, охотясь: пока сидел в Чернигове, а из Чернигова выйдя, и до этого года — по сотне загонял и брал без трудов, не считая другой охоты, вне Турова, где с отцом охотился на всякого зверя.
И вот что я в Чернигове делал: коней диких своими руками связал я в пущах десять и двадцать, живых коней, помимо того, что, разъезжая по равнине, ловил своими руками тех же коней диких. Два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал. Вепрь у меня на бедре меч оторвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мною опрокинул, и бог сохранил меня невредимым. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал, и руки и ноги свои повреждал — в юности своей повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей.
Что надлежало делать отроку моему, то сам делал — на войне и на охотах, ночью и днем, в жару и в стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на биричей, сам делал, что было надо; весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал. И у ловчих охотничий распорядок сам устанавливал, и у конюхов, и о соколах и о ястребах заботился. Также и бедного смерда, и убогую вдовицу не давал в обиду сильным и за церковным порядком и за службой сам наблюдал.
Не осуждайте меня, дети мои или другой, кто прочтет: не хвалю ведь я ни себя, ни смелости своей, но хвалю бога и прославляю милость его, ибо меня, грешного и ничтожного, столько лет хранил от тех смертных опасностей…
Дети, не бойтесь ни смерти, ни войны, ни зверя, дело исполняйте мужское, как вам бог пошлет. Ибо, если я от войны, и от зверя, и от воды, и от падения с коня уберегся, то никто из вас не может повредить себя или быть убитым, пока не будет от бога повелено. А если случится от бога смерть, то ни отец, ни мать, ни братья не могут вас отнять от нее...»
***
Наследовал Мономаху его сын Мстислав, который вошел в историю под прозвищем Великого. Его детство закончилось рано. Уже в тринадцать лет по воле отца он стал князем в Новгороде. Разумеется, тяжесть принятия решений с ним делили и отцовские бояре-советники, и знатные новгородцы, но все же это уже была взрослая жизнь, полная ответственности. Это была хорошая жизненная школа, подготовившая князя к суровой жизни воина и правителя. Затем повзрослевший Мстислав правил несколько лет в Ростове, снова в Новгороде, а потом в Переяславе.
К моменту смерти отца Мстиславу уже было 49 лет, и он был опытным правителем и полководцем. По праву старшего Мстислав занял Киевский престол, но его власть над остальной Русью была под вопросом, потому как младшие сыновья Мономаха были самостоятельными правителями в своих княжествах: Ярополк Всеволодович получил Переяславль, Вячеслав – Смоленск и Туров, Юрий Долгорукий – Ростов и Суздаль, Андрей Добрый — Волынь. Но для всех них старший брат был авторитетом, и они не перечили его воле. А то, что под рукой Мстислава были сильнейшие дружины Руси: собственная киевская, и возглавляемые его сыновьями новгородская и смоленская, очень способствовало его авторитету.
В 1127 году Мстислав вернул под власть Киева бывшее полунезависимым Полоцкое княжество, а полоцких князей с их приближенными выслал в Константинополь. Этим он убил сразу двух зайцев. Во-первых, грекам постоянно нужны были воины, и прибытие русских князей было как нельзя кстати для них. Послав им полотчан, Мстислав показал себя другом и союзником императора. Во-вторых, была пресечена возможность очередной смуты, так как её потенциальные организаторы покинули Русь.
Правление Владимира Мономаха и Мстислава стало временем настоящего расцвета Руси. Казалось, что вернулось золотое время, когда народ мог развиваться, не отвлекаясь на войны. Конечно, это был не всеобщий мир. На границах регулярно происходили стычки с соседями, но это были настолько локальные конфликты, что для основного населения Руси они не представляли угрозы. Половцы, узнав о смерти Мономаха, попытались «показать зубы», но получили такой отпор, что больше не решались воевать. Небольшие пограничные войны с литовцами и чудью в Прибалтике велись на чужой территории. У Руси просто не было таких внешних врагов, которые бы угрожали ей, а внутренние усобицы стихли. Так длилось до самой смерти Мстислава, случившейся 14 апреля 1132 года.
***
Со смертью Мстислава закончился древнейший период истории Русского государства, начавшийся с призвания полулегендарного Рюрика. Больше двух с половиной столетий наши предки воевали и торговали, строили города и осваивали новые территории. Чего же они достигли за это время?
Из отдельных племен сложилось единое государство, которое уже начало распадаться, но все еще оставалось равным передовым государствам своего времени. Род Рюриковичей породнился с большинством правящих династий Европы. В девятом-десятом веках укрепленные поселения, находившиеся вдоль торговых путей, превращаются в полноценные города, в которых развиваются торговля и ремесла. В Киев и Переславль, Чернигов и Смоленск, Любеч и Новгород, Ростов и Полоцк под княжескую руку стекались активные люди самого разного происхождения. Вместе, они двигали вперед и экономику и науку. В городской среде легче, чем в патриархальных селах усваивались новинки, здесь перерабатывались и объединялись разнородные культурные элементы. Города быстро становились центрами политической, экономической и военной силы, а их население начинало влиять на княжескую политику.
В культуре произошли не просто изменения, а свершился настоящий качественный скачок. Самое главное изменение – отход от язычества племенных культов и крещение Руси. Приобщение к христианству дало импульс не только духовному развитию, но и расцвету материальной культуры. Вместе с религией из Греции пришли каменное строительство и камнерезное дело, иконопись и искусство мозаики. Благодаря контактам с Византией, Русь познакомилась не только с христианской философией, но и с наследием античного мира. Вскоре все это даст плоды в виде расцвета национальной русской культуры, вобравшей и переработавшей достижения римской и христианской цивилизаций. После крещения Руси в стране появился новый социальный институт – Церковь, которая быстро росла и вскоре приобрела развитую организационную структуру. Во главе церкви стоял митрополит, сначала назначавшийся Константинопольским патриархом из числа греков, а затем избиравшийся из числа русских монахов и лишь утверждавшийся патриархом. Формально русская церковь до пятнадцатого века подчинялась византийской, хотя на деле была независимой.
На одну ступеньку ниже митрополита в церковной иерархии находились епископы, которые руководили делами церкви на больших территориях – епархиях. Первоначально было пять епархий, но со временем их число выросло до пятнадцати. Это связано с тем, что после дробления Руси на отдельные княжества, каждый князь стремился, чтобы в его столице был «собственный» епископ. Как и в других православных церквях, на Руси епископом мог стать только монах. Если же кандидат в епископы был женат, то сначала он рвал семейные узы и постригался в монахи, а его жена, как правило, становилась монахиней. Кроме чисто церковных дел, епископы должны были выступать еще и судьями. В их компетенцию входило вынесение приговоров по всем делам, в которых участвовали представители духовенства, а также они принимали решения по целому ряду гражданских вопросов.
Первые годы своего существования Церковь находилась на содержании князей, но вскоре появились и другие источники доходов. Помимо дававшейся им десятины от княжеских доходов, митрополит и епископы сами владели землями, селами и даже городами. У них были слуги и зависимые крестьяне. Опираясь на свою материальную мощь, Церковь могла успешно влиять на политическую, культурную и экономическую жизнь Руси. Церковные иерархи выступали посредниками при княжеских конфликтах, выступали гарантами соблюдения договоренностей, могли выполнять роль послов.
С середины одиннадцатого века на Руси начинают строиться монастыри, которые были не только сакральными, но и экономическими центрами и имели большое влияние на русское общество. Только в Киеве к концу 11 века было девять монастырей, из которых два были женскими. Крупные монастыри, вроде Киевско-Печерского, были центрами просвещения. Тут были библиотеки, велись летописи, сочинялись проповеди, с которыми во внешний мир отправлялись миссионеры…
В десятом веке для русичей начался письменный период культуры . Благодаря созданному святыми Кириллом и Мефодием алфавиту наши предки получили адекватные графические символы для отображения устной речи. В этом наше преимущество перед западными славянами, которые вынуждены были приспосабливать под себя во многом чуждую латиницу. Каждая литера не просто передавала звук, а имела собственное название-значение: Аз, Буки, Веди, Глаголь, Добро и т.д., поэтому наш алфавит получил по первым двум буквам свое название – Азбука. Некоторые исследователи считают, что азбука не случайный набор знаков, а осмысленное послание. Например, «Аз буки веди, глаголь добро есть» в переводе на современный язык означает «я буквы знаю, слово ценность есть».
Кстати, для записи чисел использовались те же самые буквы, но с добавлением над ними небольшого значка в виде волнистой линии – титла. Первая буква азбуки соответствовала единице, вторая буква «Буки» была по непонятным причинам пропущена, а третья соответствовала двойке и так далее до девяти. Десятки и сотни записывались отдельными буквами. Например «10» передавалась буквой «i», а «20» соответственно «к» … Всего для записи цифр использовалось 27 знаков-букв, от «аз» (единица) и до «цы» (девятьсот). Комбинируя эти буквы можно было написать любое число от 1 до 999. Для обозначения тысяч использовался еще один знак – наклонная линия, которую пересекали две черточки, а если счет шел на десятки тысяч, то они отмечались первыми буквами алфавита, но без титла, а сами буквы брались в кружок. Для изображения сотен тысяч кружок составлялся из точек, а для миллионов – из черточек. Числа, как и сегодня, записывались слева направо от большего разряда к меньшему, но было и исключение – числа с одиннадцати до девятнадцати писались наоборот – сначала ставились единицы, а потом только «i»-десятка.
Благодаря школам, в средневековой Руси грамотность была массовой, а русские князья были лучше и разностороннее образованы, чем западноевропейские короли. О том, что и простые горожане на Руси были грамотными, свидетельствуют сотни берестяных грамот – записок нацарапанных на березовой коре, найденных археологами в Новгороде и других северных городах. Среди этих записок есть и частная переписка, и деловые документы, и даже ученические записи. Кроме того, тексты, которые не нужно было хранить долго, писали на покрытых воском деревянных дощечках. Когда надобность в надписи отпадала, её просто затирали и писали новый текст. Самая древняя из дошедших до нас книг, так называемый Новгородский кодекс, состоит из трех таких покрытых воском дощечек, на которых неизвестный автор в конце десятого или начале одиннадцатого века записал несколько псалмов. Эти дощечки размером 19х15х1 сантиметр, были обнаружены при раскопках летом 2000 года. Вырезаны они были из липы, и в каждой сделано залитое воском прямоугольное углубление. На центральной дощечке такие долы вырезаны с двух сторон, а на крайних - только по одному. По краям всех дощечек есть отверстия, в которые вставлялись штырьки, соединяющие дощечки в единую книгу. Когда она была в сборе, то получалось, что это книжка из четырех страниц, при этом внешние стороны первой и третьей дощечек играют роль обложки.
Как установили ученые, в землю эта деревянная книга попала не позже 1036 года, а сделана была около 1015 года. Неизвестный автор много раз делал записи, которые потом затирал, и снова писал. Некоторые из записей удалось восстановить по царапинам, оставшимся на дереве под воском. Зато написанные последними псалмы 75, 76 и часть псалма 67 остались на воске, и сегодня свободно читаются невооруженным глазом.
Серьезные книги писались на пергаменте – особым образом выделанной телячьей коже, богато украшались. Самой старой известной сегодня пергаментной книгой является Остромирово Евангелие, написанное в 1056-1057 годах дьяком Григорием по заказу новгородского посадника Иосифа Остромира. Это книга была написана на 294 листах пергамента и богато украшена рисованными миниатюрами. Автор в конце книги сделал особую приписку, в которой рассказал об истории создания этой книги.
При крупных монастырях и богатых храмах в больших городах существовали настоящие библиотеки, в которых находились переведенные с греческого богослужебные книги, жития святых, сборники изречений и исторические хроники. Впрочем, вскоре стали появляться книги и русских авторов.
В начале двенадцатого века на свет появилась Повесть временных лет – наиболее ранняя и известнейшая русская летопись. Книга была написана в Киеве, она начинается с легенд о происхождении славян и оканчивается событиями 1117 года. Автором Повести считается монах Киево-Печерского монастыря Нестор, хотя, скорее всего, у нее было несколько творцов. По версии академика А.А. Шахматова, основой для Повести послужили неизвестные нам более древние летописи десятого века, которые Нестор упорядочил и дополнил. Эта летопись стала основой для всех последующих средневековых исторических хроник. Она часто включалась как составная часть в последующие хроники и до нас дошла в копиях, написанных в четырнадцатом веке.
Еще одним популярным жанром древнерусской литературы были жития святых, посвященные как русским святым, так и зарубежным подвижникам.
В материальной культуре Русь шла в ногу со своим временем, ни в чем не уступая Европе. В это время наши предки знали до семи десятков различных ремесленных специальностей. Было хорошо развито плотницкое, кузнечное и гончарное дело. Большого мастерства достигли русские оружейники и ювелиры. Каменные храмы украшались мозаикой и фресками, причем на фресках зачастую изображались мирские сюжеты.
В этот период были созданы культурные традиции, ставшие фундаментом для большинства дальнейших наших достижений.
Глава 9. Время Долгорукого
У великого Мономаха было одиннадцать детей, восемь из которых - мальчики, но сегодня большинству соотечественников известен лишь один его сын – Юрий, получивший прозвище Долгорукий.
Мало кто мог предположить, что шестой сын великого князя сумеет достичь больших высот, так что летописцы даже не потрудились увековечить дату его рождения. Вот и гадают историки, в каком году будущий основатель Москвы пришел в наш грешный мир, то ли в 1095-м, то ли аж в 1102-м.
Еще при жизни отца Юрий Владимирович получил в управление Ростовско-Суздальское княжество. В то время это были окраинные северо-восточные земли Руси и, прямо говоря, далеко не самый престижный удел. Куда как почетнее было княжить в Киеве, Смоленске или Переяславе… Тем более, что при деде и отце Юрия это было даже не самостоятельное княжество, а владение Переяславского князя, в которое посылались наместники. Именно таким наместником и ехал юный сын Мономаха, но к концу его жизни и во многом благодаря его усилиям, Северо-Восточная Русь настолько возвысится, что по мощи превзойдет древний Киев.
Пока Великими князьями Киевскими были Мономах и его старший сын Мстислав, Долгорукий занимался хозяйственными делами в Ростове и Суздале, немного воевал с мордвой и волжскими булгарами и даже не пытался взять под свой контроль еще какое-нибудь княжество.
Но все изменилось после смерти Мстислава. На киевском престоле ему наследовал брат, переяславский князь Ярополк, но удержать в повиновении многочисленных амбициозных князей и князьков тому не удалось.
Первым серьезным испытанием для великого князя стало решение судьбы Переяславского княжества. Раз Ярополк перебирался в Киев, то на освободившийся переяславский трон должен был сесть следующий по старшинству Рюрикович. Такими были сыновья Мономаха Вячеслав и Юрий, но Великий князь решил отдать город своему племяннику Всеволоду Мстиславичу.
Это было серьезной ошибкой, ведь Переяслав был вторым по значению городом Южной Руси, а его прошлые правители Всеволод, Владимир и Мстислав становились Великими князьями. Старшее поколение Мономаховичей восприняло это решение Ярополка как попытку обойти их. Мол, Ярополк готовит племянника себе в преемники, для того и вознес его на такой пост. Против этого решения выступили все три брата великого князя: Юрий Долгорукий, Андрей Волынский, и Вячеслав Туровский. Из этой троицы старшим был Вячеслав, но он амбициозностью не отличался и готов был уступить ради собственного покоя. Зато Андрей и Юрий были готовы восстановить справедливость силой.
Ярополк попытался найти компромисс и назначить князем другого своего племянника Изяслава, но и эту кандидатуру братья отвергли. В итоге на переяславский престол пришлось назначить Вячеслава Владимировича Туровского, а в Туров назначить Изяслава. Случилось это в 1132 году, а уже два года спустя Вячеслав бросил постоянно воюющий с половцами Переяславль и самовольно вернулся в спокойное Туровское княжество, откуда изгнал Изяслава. Тот обиделся, заключил союз с правившим в Новгороде братом Всеволодом и черниговскими князьями-Ольговичами и пошел отвоевывать себе какое-нибудь княжество. В итоге он договорился с Великим князем и получил Волынское княжество, а волынский князь Андрей Владимирович Добрый отправился в Переяславль.
Изяслав удовлетворился таким решением, но его черниговские союзники продолжили войну с Киевом. Вместе с половцами они несколько раз вторгались в Киевскую область, грабя и убивая всех, кто не сумел бежать. В 1135 году в битве в верховьях реки Супой дружина великого князя была разбита черниговцами, которых вел талантливый князь-полководец Всеволод Ольгович. Был заключен мир, по которому к Чернигову отходили Курск и Посемье.
Так клан князей Мономаховичей из-за внутренних раздоров ослабел, а их соперники Ольговичи усилились. Такое изменение баланса сил привело к тому, что новгородцы в 1136 году выгнали своего князя Всеволода Мстиславича (внука Мономаха) и пригласили княжить к себе князя Святослава Ольговича. С этого момента Новгородская земля стала феодальной республикой, не подчиняющейся Киеву и приглашающей к себе князей на службу. Вскоре они изгонят Святослава и пригласят княжить сына Юрия Долгорукого Ростислава. В ответ черниговцы решили снова повоевать и, ни много ни мало, захватить Киев.
Мономаховичам такое дело не понравилось, и в 1138 году они в последний раз объединились под стягом Великого князя. В поход против Чернигова шли войска Киева, Переяславля, Ростова, Полоцка, Смоленска, Галича и отряд союзников венгров. Естественно, Ольговичей потрепали и загнали за крепостные стены Чернигова. Будь Великий князь чуточку решительней, можно было бы взять город приступом и просто вырезать всех Ольговичей, чтобы в будущем некому было затевать смуты. Но, как и его отец, Ярополк не захотел проливать кровь родственников. Поэтому в следующем году был заключен мир, по которому черниговский князь Всеволод Ольгович признавал главенство киевского князя.
Мир этот длился очень недолго. Вернувшийся в Киев Ярополк умер 18 февраля 1139 года, и его место занял миролюбивый Вячеслав Туровский. А уже месяц спустя черниговский князь Всеволод Ольгович явился с дружиной под Киев и просто выгнал Вячеслава.
Став Великим князем, Всеволод Ольгович первым делом вернул под свой контроль Новгород, куда отправил княжить сына Святослава. Тот сумел удержаться в городе два года, пока не был вынужден уехать, опасаясь за свою жизнь. И снова его сменил сын Долгорукого Ростислав Юрьевич. Из-за этого началась война между Всеволодом и Юрием Долгоруким, который по-прежнему был князем Ростовским и Суздальским. При этом на стороне Юрия выступили родные братья Всеволода, зато против него сражались собственные племянники - сыновья Мстислава Великого. В результате Новгородом стал править Святослав Мстиславич, что было компромиссом, ведь он, с одной стороны, был Мономаховичем по крови, а с другой - союзником Ольговичей.
Еще одним княжеством, которое новый Великий князь попытался захватить, было Переяславское. Он потребовал, чтобы правивший там сын Мономаха Андрей Добрый покинул Переяславль и переселился в Курск. Тот, скрутив посланцам Всеволода известную всем фигуру из трех пальцев, сказал: «Лучше мне умереть с дружиною на своей отчине и дедине, чем взять курское княжение; отец мой сидел не в Курске, а в Переяславле, и я хочу на своей отчине умереть; если же тебе, брат, еще мало волостей, мало всей Русской земли, а хочешь взять и эту волость, то убей меня и возьми ее, а живой не пойду из своей волости. Это не в диковину будет нашему роду; так и прежде бывало: разве Святополк не убил Бориса и Глеба за волость? Но сам долго ли пожил? И здесь жизни лишился, да и там вечно мучится». Так началась новая война. Из Киева двинулся карательный отряд под командованием брата Великого князя, но правда была на стороне Андрея, и он победил в первом же бою. После этого Всеволод решил не рисковать и примирился с переяславским князем. Андрей Владимирович Добрый умер в 1142 году, и Переяславль перешел к другому Мономаховичу, князю Изяславу Мстиславичу.
Затем Всеволод воевал на Волыни и Галиции против Мономаховичей, но без особого результата.
В итоге на Руси сложилась странная система власти: Киевское и Черниговское княжества были под контролем Ольговичей, Северо-восточная Русь осталась под властью Юрия Долгорукого, Новгород был сам по себе и лавировал между Ольговичами и Мономаховичами, а остальными русскими княжествами правили князья-мономаховичи или их союзники. Кроме того, в нескольких городах Черниговского княжества правили Давидовичи - потомки князя Давида Святославича, который в свою очередь был родным братом основателю рода Ольговичей. В основном они поддерживали более близких родственников, но в любой момент могли переметнуться к их противникам.
Мономаховичи и Ольговичи люто ненавидели друг друга, но уничтожить соперников в открытой борьбе не могли. Во многом из-за того, что внутри самих кланов отношения были напряженные, периодически происходили боестолкновения, которые в любой момент могли перерасти в полноценную войну. Формально главой всех князей был Всеволод Ольгович, но киевский престол он захватил силой, так что его власть мог оспорить любой другой князь. Тем более, что его отец в свое время отказался от прав на все русские земли кроме Черниговского княжества. Соответственно, и его потомки имели права только на Чернигов. Поэтому Мономаховичи имели право не признавать его главенства, что они и делали. Тем более, что силы Мономаховичей были значительнее, хотя и были разрознены. Кстати, киевляне Всеволода весьма недолюбливали и не восставали только из-за его сильной дружины.
Наступило шаткое равновесие, во время которого Всеволод успел поучаствовать еще и в польских усобицах. Умер он в 1146 году, назначив наследником на Великокняжеском престоле брата Игоря Ольговича. Правда, поправить тому так и не довелось. Сразу же под Киев явился с дружиной Изяслав и настоятельно посоветовал новому князю добровольно уступить город. Тот не согласился и решил дать бой. Как оказалось, зря. Киевляне просто перешли на сторону Изяслава, а Игорю пришлось спасаться бегством. Но убежать не сумел, через четыре дня его нашли и привезли в Киев.
Сначала злосчастного князя заточили в проруб, где он серьезно заболел. Решив, что Игорь при смерти, его освободили и разрешили принять схиму. Однако, став монахом, он вдруг выздоровел. Киевлянам это не понравилось, и через некоторое время бывшего князя растерзала разъяренная толпа.
Потеряв своих старших князей Всеволода и Игоря, клан Ольговичей, серьезно ослаб. Его новый глава князь Святослав Ольгович уже даже не мечтал о покорении Киева, хотя и хотел отомстить за своего брата.
***
Киевляне были довольны своим новым князем, но Изяслав Второй Мстиславович не был старшим в своем роду. Поэтому он по обычаю должен был бы уступить Великое княжение дядьям Вячеславу Туровскому и Юрию Долгорукому. Да, собственно, и начиная поход на Киев, он заявлял, что отвоевывает его для законного князя своего дяди Вячеслава. Однако, вопреки традиции и обещаниям, он объявил себя Великим князем.
Сочтя себя оскорбленным, Юрий Долгорукий решил силой согнать племянника, для чего объединился со Святославом Ольговичем. Хотя, если учесть, что князь Юрий был на порядок сильнее, то правильнее будет сказать, что Святослав присоединился к ростовскому князю. Именно благодаря этому союзу в 1147 году на страницы летописей впервые попал маленький городок Москва, где для переговоров встретились князья.
В ответ Изяслав Мстиславович заключил союз с Давидовичами и пошел войной на Юрия Долгорукого. Война была жестокой, и в неё оказалась вовлечена почти вся Русь, но к 1149 году чаша весов склонилась на сторону Юрия и Святослава. Воюя с Изяславом, Юрий не спешил ввязываться в сражения, предпочитая помогать деньгами и оружием своим союзникам. Когда же, наконец, в поле сошлись основные армии соперников, то несколько дней Юрий медлил и пытался договориться. Племянник же не захотел решить вопрос полюбовно и первым атаковал. Было это 23 августа 1149 года. Сначала Изяслав со своей дружиной прорвал строй врага, но затем его союзники переяславцы внезапно перешли на сторону врага, другие союзники бежали, бросив своего сюзерена. В итоге Долгорукий победил. Его армия вошла в Киев, заставив Изяслава бежать на Волынь.
Разбитый Изяслав обратился за помощью к венгерскому и польскому королям. Те выступили ему на помощь, но когда стало понятно, что это предприятие закончится большой кровью, предпочли не сражаться, а выступить посредниками между Юрием и Изяславом. Начались переговоры. Киев Долгорукий оставил за собой, но согласился дать племяннику в удел Владимиро-волынское княжество. Первоначально Юрий собирался посадить на Киевский трон своего старшего брата Вячеслава, но киевляне заявили, что подчиняться тому не будут. Бояре сказали князю: «Брату твоему не удержать Киева, не достанется он ни тебе, ни ему». Поэтому Долгорукий отдал брату Вышгород, небольшой, но важный город недалеко от столицы.
Казалось бы, наступил долгожданный мир, но спустя год внезапным налетом Изяслав захватывает Киев. Долгорукий, основные силы которого были на севере, не мог сопротивляться и бежал, едва узнав о приближении врага. Правда, на его место тут же явился старый Вячеслав, который с приближенными занял княжескую резиденцию. Чего он хотел достичь этим демаршем, сложно сказать. Дружины у него не было, киевляне его не любили, так что сопротивляться он бы не смог. Скорее всего, старик просто напомнил всем о своем существовании.
Изяслав с несколькими дружинниками зашел на княжий двор, любезно поговорил с дядей и при этом между делом намекнул, что горожане настроены агрессивно, того и гляди, покалечат незваного гостя. Тот попытался заключить с племянником договор, но Изяслав ответил: «Нельзя мне с тобою рядиться, видишь, какая сила стоит народу, много лиха против тебя замышляют; поезжай в свой Вышгород, оттуда и будем рядиться». Поворчав и посетовав на неблагодарность молодого поколения, Вячеслав отправился в Вышгород. Так Изяслав во второй раз стал Великим князем.
Правда, править ему опять пришлось совсем недолго. Юрий Долгорукий кинул клич, и под его знамена стали собираться союзники. К его собственным немаленьким ростовской и суздальской дружинам присоединились отряды Ольговичей и Давидовичей. Вся эта сила двинулась на Киев с востока, а с запада на Киев стал наступать другой союзник Долгорукого – галицкий князь Владимир.
Чтобы спасти ситуацию, Изяслав отправился в Вышгород и объявил опешившему Вячеславу Владимировичу, что отдает ему как старшему в роду Киев и титул великого князя. Согласно летописи, Вячеслав поворчал на племянника. Мол, сначала, заставил меня со стыдом из Киева уехать, а теперь, как жареный петух клюнул, зовешь обратно. Все же старик согласился, принял титул и назначил Изяслава соправителем.
Этим своим поступком Изяслав лишил Долгорукого повода для войны, и тот, ненадолго заняв Киев, был вынужден уйти. Затем Изяслав нанял венгров и с их помощью вновь вошел в Киев. С этого момента и до самой смерти Изяслава, произошедшей в 1154 году, формально Киевом правили два князя: сам Изяслав и Вячеслав, хотя последний был лишь номинальным правителем.
Если вы думаете, что став Великим князем, Изяслав провел в мире остаток своих дней, то ошибаетесь. Он успел повоевать с Галицким и Черниговским княжествами, разбить половцев. Воевал он и с Долгоруким, и даже нанес ему серьезное поражение 5 мая 1151 года на Перепетовом поле, на берегах речек Рут и Рутец в современной Киевской области. Правда, эта битва чуть не стоили ему жизни. В разгар боя под князем убили коня, а самого ранили. Когда войска Долгорукого отступили, пешие киевляне ходили по полю, добивая раненых. Они приняли лежавшего среди суздальцев Изяслава за врага и кинулись на него. Он успел крикнуть: «Я князь!», но киевлянин видимо подумал, что это один из князей противника и со словами: «А, так ты нам и нужен!» - рубанул своего же повелителя мечом по голове. К счастью для князя, его шлем выдержал удар, и пока воин замахивался для второго удара, Изяслав успел назвать себя и сбросить шлем, чтоб его узнали в лицо.
После смерти Изяслава на киевский престол метил его тезка, черниговкий князь Изяслав Давыдович. Он даже прискакал к Киеву, но его в город не впустили. Однако, будучи дряхлым стариком, Вячеслав уже не мог самостоятельно править и пригласил в столицу другого своего племянника Ростислава Мстиславича, которого и объявил соправителем. Это было последнее, что успел сделать старый князь. Вскоре он умер.
На Киев тут же двинулся Юрий Долгорукий, которому теперь этот город должен был принадлежать по праву. Ростислав, бросив столицу, уехал в родной Смоленск. Сначала в Киев вошли дружины Изяслава Давыдовича, и вроде бы он стал Великим князем, но как только с севера прибыл Долгорукий, Давидович добровольно уступил престол и вернулся в Чернигов.
Наконец-то Юрий Долгорукий достиг своей цели – стал Великим князем. Он перераспределил русские княжества между всеми князьями, не забыв при этом и о своих сыновьях. С этого момента должна была закончиться усобица, уже много лет ослаблявшая Русь, но, как всегда, нашлись обиженные, и мир так и не наступил. Сначала между собой воевали галицкие и волынские князья, затем против Юрия сложилась коалиция из волынского князя Мстислава Изяславича, смоленского Ростислава Мстиславича и черниговского Изяслава Давыдовича. В общем, слишком много стало на Руси князей, и мирно ужиться они уже не могли. Каждому нужно было собственное княжество, каждый был готов воевать против всех. Вокруг них группировались дружинники, живущие в основном за счет добычи и трофеев, а потому активно способствующие началу новых войн. Удержать в повиновении и спокойствии всех этих буйных князей можно было только силой. Возможно, суровый и решительный Долгорукий со временем «закрутил бы гайки», собрав всю власть в своих руках, но Великим князем он пробыл всего два года, с весны 1155 года до 15 мая 1157 года, когда и отошел в мир иной. Некоторые историки считают, что его отравили, хотя доказать это сейчас уже невозможно.
В качестве Великого князя Юрий Долгорукий не сумел совершить ничего выдающегося, зато всей своей предыдущей деятельностью сделал все, чтобы навсегда войти в русскую историю. Главная его заслуга в том, что за время своего правления он сумел превратить земли в верховьях Волги в цветущий край. Он активно строил новые города. Помимо Москвы, им были заложены Дмитров, Дубна, Переславль-Залесский, Юрьев-Польский, Кострома и т.д. В уже существующих городах по воле князя возводились великолепные храмы, становившиеся центрами духовности и культуры в регионе. Кстати, именно при Юрии Долгоруком русские мастера впервые начинают строить соборы и прочие постройки из белого камня, а не из кирпича, как это было до сих пор.
Первоначально главным городом этого региона был Ростов, но в 1125 году Юрий Долгорукий перенес свою столицу в Суздаль.
Из разоряемой постоянными войнами Южной Руси на северо-восток шел нескончаемый поток переселенцев, которые, оседая на новых землях, стали основой для возникновения нового центра силы. Был еще один, чуть меньший поток мигрантов, который шел с севера. Из Новгорода переселялись те, кому не хватало земли на родине. Плодородные земли вокруг Суздаля были малонаселенны, а значит, всему пришлому люду находились места под пашню. Князь же со своей стороны делал все, чтобы на новых землях было комфортно вести хозяйство. Долгие годы Юрий Владимирович буквально обустраивал свою землю. Благодаря этому древние Ростов и Суздаль, а также построенный в конце десятого века город Владимир, в двенадцатом веке вышли в число самых богатых и населенных городов Руси.
Пройдет совсем немного времени, и из забытой Богом окраины Ростово-Суздальское княжество превратится в центр русской земли. И во многом это заслуга именно Долгорукого.
Исследователи выделяют целый ряд отличий земель Северо-востока от древних земель Руси, в конечном итоге приведших к созданию новых политических отношений. Мы же остановимся на одной. В древних землях хозяевами городов были их жители, а князья лишь призванными на защиту руководителями. На вновь колонизированных землях ситуация была прямо противоположной. Именно князья занимали территории, строили города, отводили земли под пашню, а затем привлекали переселенцев. Тут, князья были полновластными законными владыками, а их власть не имела ограничения в виде вече или древних и богатых боярских родов. Естественно, что в этих условиях у князей было гораздо больше возможностей для превращения в самодержцев.
***
Как мы уже упоминали, с именем Юрия Долгорукого неразрывно связана история Москвы, основателем которой считается этот князь. Справедливости ради отметим, что поселения на месте будущего города существовали и до него, но именно по приказу Юрия Владимировича был построен город-крепость. Причем, строительство началось с кровопролития, так как по приказу князя был казнен владевший этими землями суздальский боярин Кучко. А на конфискованных землях у Москвы-реки была заложена крепость, сначала называвшаяся Кучковым, а затем Москвой. Кем был Кучко и за что был казнен, достоверно неизвестно, хотя есть несколько легенд, объясняющих поступок князя. Дети же боярина - вполне исторические персонажи, о которых сохранились сведения. Его дочь Улита стала женой Андрея Боголюбского, а сыновья сперва были приняты Долгоруким себе на службу, а впоследствии участвовали в убийстве Андрея Боголюбского.
Новый город располагался очень удачно: на пересечении торговых путей между Двиной, верхним Днепром, Волгой и Доном, кратчайшая дорога между которыми шла по долинам рек Москвы и Клязьмы. Кроме того, в этом районе сходились границы сразу четырех княжеств: Суздальского, Рязанского, Смоленского и Черниговского, так что в случае войны Москва была стратегически важным центром обороны.
До сих пор нет единого мнения, откуда произошло название реки Москва, давшее имя городу. Одни авторы считают, что это производное от древнего славянского слова «моск», означавшего влажное, топкое место. Другие ученые ищут расшифровку в языке финно-угорских племен, населявших эти земли до славян. У них «ва» означало вода, река. Правда тогда остается непонятной первая часть названия, слово «моск», так как его нельзя правдоподобно объяснить ни на одном из языков народов финно-угорской группы живших в этих местах. Кроме того, первые упоминания в летописях называют город «Московъ», а не «Москва», так что эта версия, скорее всего, не самая достоверная.
Есть предположение, что это слово осталось с древних времен, когда единая общность жителей Восточной Европы еще не разделилась на балтские и славянские племена. Поэтому и в славянских, и в балтских языках есть сходные по звучанию слова с общим смыслом, а сам топоним Москва можно объяснить как «слякотная река», «болотистая река», «река с топкими берегами» и т. д. Действительно, в своих верховьях река была именно такой.
Но как бы ни объяснялось слово «Москва», городу с этим названием была суждена великая судьба.
***
После смерти Долгорукого начинается очередная княжеская свара за великое княжение. Сначала Киев занимает Изяслав Давидович, второй раз становясь Великим князем, но вскоре его выбивают из города галицкие, волынские и смоленские дружины, а князем провозглашают Ростислава Мстиславича Смоленского. Кстати, тоже успевшего до этого побыть Великим князем – соправителем старого Вячеслава.
Изяслав не смиряется, и снова начинается война, опустошающая южную Русь. Боевые действия идут с переменным успехом почти три года, разоряя Смоленское, Переяславское, Киевское и Черниговское княжества. 12 февраля 1161 года Изяслав с отрядом половецких наемников внезапным ударом захватывает Киев, в третий раз становясь Великим князем. Но уже в начале марта в очередном бою и сам погибает.
Великим князем киевским снова становится Ростислав Мстиславич. Под его непосредственной властью оказываются Киевское, Смоленское, Рязанское княжества, его сын сидит в Новгороде, западными русскими княжествами правят его родственники и союзники. Благодаря этому он становится сильнейшим из Рюриковичей. Ну, или одним из сильнейших, так как на северо-востоке в далеком Владимиро-суздальском княжестве правил сын Юрия Долгорукого, князь Андрей Боголюбский, который, хотя и был достаточно силен, чтобы бросить вызов любому сопернику, в киевские дела не вмешивался. Северо-восток и Юго-запад Руси в политическом плане жили практически отдельно друг от друга. Это был период недолгого мира, когда не было ни внутренних усобиц, ни крупных внешних войн. Так длилось шесть лет, пока Великий князь Ростислав не отдал Богу душу.
Новым Великим князем стал Мстислав Изяславич Волынский – гордый и воинственный правитель, успевший узнать и победы, и поражения. Однажды ему даже пришлось скрываться в Польше, чтобы спастись от соперников. Его назвал своим преемником Ростислав. Кроме того, его любили киевляне, однако для остальных князей авторитетом он не был. Практически сразу ему пришлось воевать с несколькими мелкими князьями, которые решили испытать силу нового правителя. Затем в 1168 году он успешно воевал против половцев и нанес им поражение на реке Орель.
Но спустя год у Мстислава начались настоящие неприятности – против него выступили все самые сильные князья Руси во главе с Андреем Боголюбским. Одиннадцать князей повели свои дружины на Киев, к ним присоединились половцы, и в марте 1169 года после двухдневного боя город был взят штурмом. Сам Мстислав с остатками дружины то ли прорвался, то ли просто сбежал к себе на Волынь.
Подчеркну, впервые в истории Киев был взят приступом. До этого все смены князей обходились киевлянам сравнительно малой кровью – город просто сдавался более сильному князю. Кроме того, захваченная столица была отдана на разграбление войску победителей. Летописцы горько стенают, рассказывая, что захватчики не пощадили ни простых киевлян, ни знатных, ни мирян, ни монахов. «Взят был Киев месяца марта 8, на второй неделе поста в среду, и два дня грабили весь город, Подол и Гору, и монастыри, и Софию, и Десятинную Богородицу, и не было помилования никому и ниоткуда. Церкви горели, христиан убивали, других вязали, жен вели в плен, разлучая силою с мужьями, младенцы рыдали, смотря на матерей своих. Взяли множество богатства, церкви обнажили, сорвали с них иконы, и ризы, и колоколы, взяли книги, все вынесли смольняне, и суздальцы, и черниговцы. А половцы зажгли монастырь Печерской Святой Богородицы…» - зафиксировал летописец.
Короче говоря, город обчистили до нитки, а заодно и немного сожгли. Сказать, что это был какой-то беспримерный уровень жестокости, нельзя: многие русские города во время усобиц брались штурмом, сжигались, разорялись, а их жители уводились в неволю. Просто до поры до времени к Киеву относились с большим пиететом, чем к прочим городам. Частично из-за его значения как духовного центра. Частично потому, что каждый новый великий князь оставался жить в Киеве, а значит, относился к городу как к своей собственности.
Интересно, что эти события сегодня украинские националисты трактуют как первую русскую агрессию против Украины. Мол, не существовало никакого единого древнерусского народа, а уже тогда существовали украинцы, на которых напали злокозненные москали. Впервые такую версию событий предложил недоброй памяти историк-мифотворец, политик и провокатор Михаил Грушевский, успевший за свою жизнь послужить австрийцам в их борьбе с Россией, стать идейным вдохновителем украинских националистов, побыть главой полуопереточной Украинской народной республики в 1917-1918 годах, оказаться в эмиграции, а затем приехать в Советский Союз и до самой смерти верно служить большевикам.
Разумеется, никакого разделения на великороссов и украинцев в двенадцатом веке не было. Тем более, что столицу штурмовали не только жители северо-востока Руси, но и ближайших к Киеву городов. Думаю, имеет смысл привести полный список князей победителей:
Переяславский князь Глеб Юрьевич;
Смоленский князь Роман Ростиславич;
Дорогобужский князь Владимир Андреевич;
Овручский князь Рюрик Ростиславич;
Давид и Мстислав Ростиславичи из Вышгорода;
Новгород-Северский князь Олег Святославич;
Путивльский и Курский князь Игорь Святославич;
Белгородский князь Мстислав Ростиславич Храбрый;
Князь Всеволод Большое Гнездо.
Кстати, сам Боголюбский в походе не участвовал, доверив командовать своей дружиной сыну Мстиславу и боярину Борису Жидиславичу.
Причин такого форменного разгрома Киева в 1169 году, скорее всего, было несколько.
Во-первых, в отличие от всех предыдущих смен власти, сейчас простые горожане активно включились в боевые действия и вместе с княжеской дружиной обороняли город. Поэтому и отношение к ним со стороны нападающих было соответствующее. До этого ведь как было? Князья со своими дружинами воевали друг с другом, а простое население смотрело на эти разборки со стороны, дожидаясь пока не определится победитель, которого признавали законным правителем. Но в 1169 году киевляне нарушили это правило по серьезной причине. Когда умер Юрий Долгорукий, они разграбили его двор, а заодно убили суздальских бояр из окружения усопшего князя. Теперь они справедливо опасались, что суздальцы найдут и сурово покарают убийц, поэтому и решили отбиваться до последнего. Так что теперь все киевляне были участниками боевых действий, а следовательно, и поступать с ними можно было как с врагами. В общем, по логике дружинников, после взятия города произошел не банальный грабеж, а законное взятие трофеев.
Во-вторых, в войске было известно пренебрежительное отношение Боголюбского к этому городу. Все знали, что он не собирался переносить свою ставку в матерь городов русских. Точно также не собирались этого делать никто из Ростиславичей или Святославичей. Следовательно, и причин сдерживать свои дружины у князей не было.
Ну и древняя взаимная нелюбовь киевлян и черниговцев, бывших в новгород-северской дружине, сыграла свою роль.
***
После захвата Киева и бегства Мстислава Изяславича на Волынь Андрей Боголюбский стал сильнейшим князем Руси и мог сесть на престол Великого князя в Киеве, однако, он поступил иначе. Этот город он отдал своему брату Глебу, а сам, приняв титул Великого князя, остался во Владимиро-суздальском княжестве. Вековые традиции были сломаны, а столицей Руси отныне стал молодой город Владимир на реке Клязьме. Киев остался крупным экономическим и религиозным центром, но его политическое влияние упало.
Так закончился Киевский период русской истории, начавшийся в десятом веке. Вообще, справедливости ради отметим, что древнейший этап нашей истории закончился со смертью Мстислава Великого, когда Русь стремительно пошла вразнос, а из-под власти Киева выходило одно княжество за другим. Судорожные попытки отдельных Великих князей снова объединить государства заканчивались неудачей, словно попытки реанимировать уже остывший труп. Андрей Боголюбский лишь нанес последний удар по рушившейся системе. Вместо канувшей в лету торговой империи Рюриковичей он начал строить новую русскую цивилизацию, основанную на принципах централизации власти, самодержавия князя и усиления духовной составляющей жизни.
Глава 10. Первый самодержец
Фигура Андрея Боголюбского настолько велика в истории, а совершенное им столь огромно, что этого князя можно смело назвать одним из титанов русской истории. Как и большинство князей того времени, значительную часть жизни он провел в походах и сражениях. Сначала как полководец своего отца, затем как самостоятельный владыка. При этом летописцами не раз была отмечена потрясающая личная храбрость молодого князя, первым кидавшегося в бой. Чтобы в период постоянного звона мечей на тебя обратили внимание летописцы, нужно было действительно быть незаурядным витязем. Летописцы отмечают у юного князя еще одну особенность: он не искал славы или одобрения у современников, сверяя свои поступки лишь с Божьей волей.
От отца, Юрия Долгорукого, он унаследовал упорство, решительность и гордый нрав. Помимо этого Андрей получил прекрасное для своего времени образование. Понятное дело, что обучение шло, в основном, по двум направлениям: военное искусство и Закон Божий. В итоге князь вырос ревностным христианином и при этом прекрасным воином.
После того, как Великим князем киевским стал его отец, Андрей Юрьевич был назначен князем города Вышгород, однако вскоре покинул этот город и самовольно вернулся в родное Суздальское княжество. Тут на Северо-востоке он выбрал для своей столицы небольшой городок Владимир, заложенный еще Святым Владимиром и укрепленный Мономахом. Несмотря на солидный возраст, город Владимир до двенадцатого века оставался небольшим укреплением в Суздальской земле и никакой значительной роли в жизни Руси не играл. В отличие от второго города Владимира – столицы Волынского княжества на западе современной Украины. Чтобы не путать эти города, их иногда еще называют Владимиром-Волынским и Владимиром-Залесским. Мы же будем называть Владимиром именно город на реке Клязьма в Суздальской земле, куда в 1157 году перенес свою столицу Андрей Боголюбский.
Уходя из Вышгорода, князь Андрей захватил из местного монастыря икону Богородицы, по преданию написанную самим евангелистом Лукой. Первоначально князь планировал оставить образ в Ростове, как самом крупном центре княжества, но недалеко от Владимира кони, которые везли повозку с иконой, встали, и никакими усилиями не удалось заставить их ехать дальше. В упряжке сменили лошадей, но и они отказались двигаться с места. Пришлось делать привал и заночевать на этом месте, а ночью во сне к Андрею явилась Богородица и повелела вести икону во Владимир. Князь так и поступил, а на месте, где к нему явилась Матерь Божья, приказал построить село, названное Боголюбово. Вскоре оно превратилось в любимую княжескую загородную резиденцию, и даже свое прозвище Андрей Юрьевич получил в честь этого места.
Как уже говорилось, наиболее крупными городами Северо-восточной Руси в то время были Ростов и Суздаль. Первый вообще один из самых древних городов Руси, существовавший задолго до Рюрика, недаром его частенько называют Ростовом Великим. Оба города были богатыми ремесленными и торговыми центрами региона. Но, с точки зрения князя, у этих городов был серьезный минус: в них издревле были вечевые порядки, плюс сильное боярство. Из-за этого власть князя в этих городах была бы сильно ограничена. Именно поэтому столицей стал Владимир, где никто не мог перечить князю, а тем более тягаться с ним в силе и богатстве. По воле князя в городе началось масштабное строительство. По киевскому образцу на центральном въезде во Владимир были созданы монументальные белокаменные Золотые ворота, которые имели не только военное значение, но и, прежде всего, были призваны символизировать княжескую силу и богатство. Дубовые створы ворот были обиты позолоченной медью и в солнечных лучах блистали подобно чистому золоту. Над воротами вторым ярусом возвышалась церковь Положения риз Богоматери. Для неизбалованных роскошью жителей двенадцатого века это было незабываемое зрелище. Кстати, эти ворота сохранились до сих пор. Дошел до нас и роскошный Успенский собор, поставленный князем Андреем.
На случай военной угрозы город был хорошо укреплен. Во-первых, он изначально был основан на удачном для обороны месте - на стрелке у слияния рек Клязьмы и Лыбеди . Реки имели высокие обрывистые берега, дававшие хорошую защиту, а вторую часть города прикрывали овраги, со временем превращенные во рвы. За рвами были насыпаны валы, основаниями которых служили заполненные камнем и глиной дубовые срубы-городни. Поверх городен насыпались валы высотой до десяти метров и шириной у основания до тридцати. И в самом верху валов шла рубленная из дерева стена-ограда. Эти валы тянулись вдоль рвов и речных берегов, повторяя все их изгибы. Общая длина укреплений составляла семь километров. По сегодняшним меркам немного, но для своего времени – это был большой город. Для сравнения периметр укреплений Киева был меньше пяти километров, а у Новгорода - около шести.
В своей загородной резиденции Боголюбово великий князь построил роскошный каменный дворец, соединенный с собором Рождества Богородицы. От этого комплекса сохранилась невредимой лишь Лестничная башня, в которой и погиб князь. На месте древнего храма и на его фундаменте в восемнадцатом веке была отстроена новая церковь.
В полукилометре от Боголюбово на речном берегу у слияния рек Нерли и Клязьмы по воле князя возникла потрясающе красивая белоснежная церковь Покрова Богородицы. Обе реки в средневековье были важными торговыми маршрутами, так что новая церковь оказалась на перекрестке дорог с оживленным движением. Она как бы встречала купцов или послов, плывущих во Владимир, символизируя богатство новой столицы. Место для строительство было выбрано низинное, поэтому сначала зодчие насыпали холм, который облицевали камнем, а уже затем заложили стены. В итоге, когда вода разливается, храм оказывается на рукотворном острове. Хотя сегодня храм кажется идеальным и эталонным, изначально он выглядел иначе. С трех сторон его окружали каменные галереи высотой в половину здания, которые не сохранились. Зато сама церковь не просто сохранилась до наших дней, но сегодня она вполне обоснованно является одним из символов России.
Немного отвлекусь от истории. Автору этих строк пару лет назад повезло побывать во Владимире как туристу. На меня город произвел очень хорошее впечатление. Украшенный древними соборами, он чем-то напоминает Киев, но гораздо чище, аккуратнее. Нет в нем столичной суеты. Так что рекомендую всем читателям провести выходные, гуляя по его улицам. Вообще же Владимир – это один из тех городов, в которых должен побывать каждый русский человек. Благо, что от Москвы на машине можно добраться до Владимира всего за пару часов.
После смерти отца в 1157 году Андрей, фактически правивший Северо-востоком, и де-юре становится князем Владимирским, Ростовским и Суздальским.
Прекрасно видя, к чему привели Русь княжеские усобицы, Боголюбский на своей земле сразу же предпринял меры по устранению всех возможных претендентов на власть. Вопреки обычаю, он не дал ни одному из своих братьев уделов, а затем и вовсе выгнал из княжества свою мачеху, братьев и племянников. Конечно, не по-семейному действовал князь, зато этим действием гарантированно были исключены разорительные междоусобные войны.
Затем князь начал закручивать гайки дальше. Привыкшие к вольготной, практически независимой жизни бояре были приведены князем в повиновение. Часть из них он изгнал из княжества, часть посадил в темницу. В общем, местную элиту князь заметно проредил и отодвинул от реальной власти. Зато для простого люда правление Боголюбского было выгодным, ведь можно было работать не боясь, что однажды твой дом и поле походя сожгут при очередной войне между князьями. Не знал русский северо-восток и жестоких набегов половцев. Так что край превратился в тихую гавань на фоне постоянной войны в южных княжествах. Не удивительно, что из разоряемых Киева и Переяславля двинулся поток переселенцев на северо-восток. Благодаря этому княжество крепло и богатело.
С падением Киева в 1169 году абсолютно всем стало ясно, что начался новый этап в жизни Руси. И снова Андрей Боголюбский поступает вопреки традиции. Он не перебирается в захваченный Киев, а остается править во Владимире.
Спустя два года скончался его брат Глеб, оставленный на киевском княжении. Освободившееся место занял Владимир Мстиславич, но не прошло и года, как и он скончался. На киевский трон взошел смоленский князь Роман Ростиславич – союзник Боголюбского по походу 1169 года. Правда, отношения между князьями вскоре испортились, так как до Андрея дошли слухи, что Глеб умер не своей смертью. Он послал в Киев своего боярина Михна с требованием выдать на суд и расправу трех приближенных своего покойного брата, которых считал отравителями: Григория Хотовича, Степанца и Олексу Святославича.
Вполне справедливое требование, но по каким-то причинам Роман отказал союзнику в этой просьбе. Возможно, он руководствовался представлением о чести, запрещающем предавать своих людей, а возможно, и вправду дело было нечисто. Получив отказ, Боголюбский начал воспитательные меры. Первым делом он приказал Роману покинуть Киев, а новым правителем матери городов русских назначил своего брата Михаила. Кроме того, он приказал и остальным братьям Ростиславичам уйти из занимаемых городов и вернуться в границы их отчины – Смоленского княжества.
«Не ходишь в моей воле с братьями своими, так ступай вон из Киева, Давыд из Вышгорода, Мстислав – из Белгорода; ступайте все в Смоленск и делитесь там, как хотите», - написал Великий князь Роману. Тот послушался и выехал из Киева, зато его братья Рюрик, Давыд и Мстислав, возмутились и подчиняться отказались наотрез. Объединив дружины, они внезапно захватили Киев и уговорили Романа начать войну против Боголюбского.
Князь Андрей попытался образумить восставших и снова послал боярина Михна с посольством. Однако, едва только посол начал говорить, как Мстислав Ростиславович приказал схватить его и обрить волосы и бороду, что по нормам того времени было страшнейшим оскорблением. Чтобы лучше понять значение бороды для наших предков, стоит вспомнить, что по законам «Русской правды» нанесенный чужой бороде урон карался штрафом в двенадцать гривен, а избиение до крови свободного человека всего тремя.
После этой дикой выходки война стала неизбежной. По призыву Боголюбского в поход выступили ростовцы, суздальцы, владимирцы, переяславцы, белозерцы, муромцы, новгородцы и рязанцы. Общее командование князь поручил своему сыну Юрию, которого напутствовал словами: «Рюрика и Давыда выгоните из моей отчины, а Мстислава схватите и, не делая ему ничего, приведите ко мне». По пути к карательному походу присоединились черниговские и полоцкие князья. Правда, вся эта сила не помогла достичь задуманного. Ростиславичи отдали Киев без боя, зато грозное войско суздальского князя девять недель простояло у укрепленного Вышгорода, где засел Мстислав Ростиславич, но так и не смогло его взять. Почти каждый день проходили схватки, но город оставался непреступным.
И тут фортуна отвернулась от осаждающих. Луцкий князь Ярослав Изяславич, командовавший волынской дружиной, рассорился с союзниками и перешел на сторону осажденных, которые пообещали ему отдать Киев. Испугавшись оказаться отрезанными от своих баз, войска союзников Боголюбского стали отходить. Вскоре отступление превратилось в бегство. При этом многие погибли при переправе через Днепр, когда на них обрушился вышедший из Вышгорода Мстислав Ростиславич. «Пришли с высокомерием, отошли в дома свои со смирением» - комментировал С.М. Соловьёв результаты этого похода для суздальцев.
Благодарные за помощь Ростиславичи действительно отдали своему спасителю Киев, но мирная жизнь на Юге так и не наступила. Против нового князя киевского выступили черниговские князья, и город несколько раз переходил из рук в руки. Самое удивительное, но Ростиславичи, из-за которых и началась эта война, вскоре примирились с Андреем Боголюбским.
Воевал Андрей много и в основном удачно. Он неоднократно побеждал дружины русских князей-конкурентов, громил волжских булгар и мордву. Хотя, разумеется, случались и у него провалы. Например, зимой 1169/70 годов победоносное смоленско-суздальско-рязанское войско, только что взявшее Киев, двинулось против Новгорода. Казалось бы, нападавших ждет гарантированный успех, ведь их преимущество было более чем весомым. Они даже перед боем разделили Новгород на зоны влияния, чтобы каждая дружина грабила исключительно «свою» улицу, не ссорясь из-за добычи. Однако под самыми стенами своего города новгородцы наголову разгромили противника. В плен попало столько суздальцев, что, по преданию, победители продавали их по две ногаты за человека. Это дешевле, чем стоила овца. Кстати, интересный вопрос: кому их продавали?
Это сражение достаточно известно публике благодаря тому, что было запечатлено на целом ряде новгородских икон и сказаний. При этом сразу же после битвы родилось несколько вариантов объяснения случившегося. По одной версии, новгородцам помогла Богородица, по молитве новгородских священников ослепившая суздальцев. По второй, в лагере осаждавших началась эпидемия, ослабившая армию. Из-за этого новгородцы и победили. Понятное дело, что первая версия нашла отражение в новгородских источниках, а вторая - в суздальских.
Кстати, если о походе Боголюбского известно всем интересующимся историей, то о его причинах мало кто знает. Обычно, князя просто обвиняют в стремлении покорить вольнолюбивый город. Особенно любят эту версию правые авторы: мол, злой князь-полуполовец, деспот и азиат, решил расправиться с непокорным русским вечевым городом, а белые и пушистые истинные арийцы-новгородцы героически отбили посягательства на свою свободу.
На самом деле, если разобраться, то все было гораздо сложнее. И новгородцы оказываются не невинными овечками, да и Андрей Боголюбский не прихоти ради начал войну. Все началось за два года до битвы, когда двиняне отказались платить дань Новгороду и обратились к Андрею с просьбой о вхождении их земли в его княжество. Тот, естественно, согласился. Однако новгородцы послали карательный отряд на Двину и начали выбивать из местного населения налоги. То есть, по сути, именно новгородцы первыми начали безобразничать, напав на княжеских подданных. А когда спешно прибывший суздальский боярин с отрядом дружинников по-хорошему попросил новгородцев оставить народ в покое, те взялись за оружие и устроили бойню. Если верить новгородскому «Слову о знамении Святой Богородицы», то в столкновении погибло до восьми сотен подданных Боголюбского. Скорее всего, эта цифра преувеличена, но все же она дает представление о новгородском «миролюбии».
Реакция любого нормального вождя на произошедшее должна быть такой: «Что?! Наших бьют? Дружина, подъем! Пошли справедливость восстанавливать!». Боголюбский так и отреагировал. Если хотите, то в этих событиях можно увидеть прообраз действий братвы образца лихих девяностых годов. Коммерсанты (двиняне) отказываются от услуг одной крыши (новгородцев) и идут под защиту другого авторитета (Боголюбского). Представители крыш проводят «стрелку», которая заканчивается кровопролитием.
Несмотря на поражение в бою, Андрей все же добился своего. Только другим путем: он просто перекрыл подвоз продовольствия в Новгородскую землю. Немного поголодав, новгородцы в 1170 году согласились на все условия Великого князя.
***
Никаких прижизненных портретов князя не сохранилось, так что представить, как он выглядел, можно исключительно по описанию его внешности в летописях либо проведя реконструкцию по черепу. Татищев, опираясь на древние источники, описывал внешность и характер Андрея Боголюбского следующим образом: «Сей князь роста был не вельми великого, но широк плечами и крепок, яко лук едва кто подтянуть мог (т.е. не у многих хватало сил натянуть его боевой лук), лицом красен, волосы кудрявы, мужественен был в брани, любитель правды, храбрости его ради все князья его боялись и почитали, хотя часто и с женами и дружиной веселился, но жены и вино им не обладали».
Первую реконструкцию внешности князя провел известный антрополог, профессор Михаил Михайлович Герасимов еще в сороковых годах прошлого века. Долгое время основанный на работе Герасимова скульптурный портрет Андрея Боголюбского считался наиболее близким к оригиналу. Его массово тиражировали в учебниках, исторических книгах и статьях. Хотя, конечно, у зрителей возникало недоумение, отчего же это в облике русского князя явственно просматриваются монголоидные черты. Для объяснения этого парадокса обычно ссылались на то, что матерью князя была половчанка. При этом как-то забывалось, что половцы, как и булгары, внешне были чистыми европейцами.
Только в 2007 году были проведены повторные исследования останков великого князя. И выяснилось, что, лепя свой портрет, Герасимов, мягко говоря, был неточен. Боголюбский был явным европейцем!
Также исследования подтвердили слова Татищева, что князь был человеком невысоким (примерно 170 сантиметров), но с очень крепким телосложением. Кроме того, выяснилось, что у него срослись два позвонка в шее, из-за чего он не мог наклонить голову. Поэтому князь всегда держал голову прямо, что отмечали его современники. Правда, они объясняли это гордостью Андрея.
Новое исследование провел заведующий отделом судебно-медицинской идентификации личности Российского центра судебно-медицинской экспертизы, профессор Виктор Звягин. В феврале 2008-го стали известны первые результаты. Из них следовало, что «мнение проф. М. М. Герасимова (1949 г.) о наличии монголоидных особенностей внешности Андрея Боголюбского, основанное на визуальном анализе краниологических данных, является субъективным, не подтверждается результатами настоящего исследования. Выводы: исследуемый череп достоверно принадлежал мужчине европеоидной расы с внешностью, характерной для представителей средне-европейского антропологического типа ».
Так что князь был типичным русичем и ничем внешне не отличался ни от своих подданных, ни от нас, современных.
Боголюбский был глубоко верующим человеком. Поэтому неудивительно, что делам церковным он уделял большое внимание. Причем, он не только много и горячо молился и жертвовал гигантские средства на строительство церквей и монастырей, но и вмешивался во внутренние дела церкви. По его воле были установлены праздники Покрова Пресвятой Богородицы и Спаса. Усилиями Андрея Боголюбского на Руси сложился культ почитания Богородицы, которую Андрей считал покровительницей своей земли.
Своей волей князь изгнал из Ростова (тогда именно этот город был духовным центром Северо-востока) двух епископов, с которыми у него не сложились отношения. Кроме того, князь попытался добиться у Константинопольского патриарха разрешения разделить русскую церковь на две митрополии: Киевскую и Владимирскую. Патриарх отказал, но разрешил перенести епископский престол во Владимир.
Пройдя невредимым через десятки боев, князь погиб в собственном доме. Как и многим великим властителям, удар ему нанесли те, в преданности кого он не сомневался. Заговор против князя составили его ближайшие бояре и слуги.
Тут нужно сделать небольшое отступление. Как вы помните, Юрий Долгорукий казнил боярина Кучку. Однако дети казненного не пострадали. Более того, дочь Кучки Улита вышла замуж за Андрея Боголюбского, а её братья стали служить этому князю. По каким-то причинам один из братьев был казнен по приказу Боголюбского.
Тогда брат казненного, Яким Кучкович, вместе с зятем Петром решили отомстить. Они сумели подговорить еще нескольких слуг и, основательно напившись вина для храбрости, в ночь с 28 на 29 июня 1174 года отправились убивать своего господина. Андрей спал в своей опочивальне за закрытой дверью. Один из заговорщиков постучал, и они попытались хитростью заставить князя открыть дверь, но тот не поверил. Тогда бояре кинулись вышибать дверь. Князь бросился к своему мечу, но его не оказалось на месте. Как выяснилось впоследствии, меч заранее выкрал ключник Анбал, пока князь был в соборе. Наконец убийцы ворвались в опочивальню и набросились на безоружного князя. Хоть и лишенный оружия, Андрей яростно отбивался. Первого из нападавших он сумел сбить с ног, но затем и сам пал изрубленный мечами. Посчитав, что дело сделано, убийцы спустились обмыть удачу, но вдруг один из них, зачем-то вернувшийся на место преступления, обнаружил, что тело пропало. С криками: «Князь ожил!» он кинулся к остальным. После замешательства они бросились назад, зажгли свечи и нашли князя по кровавому следу. Он не смог далеко отползти и убийцы догнали его на лестнице. Андрей только успел произнести: «Господи! В руки твои передаю дух свой!». Израненного князя добили, а безжизненное тело бросили во дворе. В тот же день заговорщики дочиста разграбили княжескую резиденцию.
На следующее утро заговорщики убили доверенного княжеского слугу Прокопия и, возможно, еще некоторых сторонников князя. По версии, записанной в созданной гораздо позднее произошедшего «Повести о начале Москвы» и «Тверского летописца», в заговоре участвовала княжеская супруга. В Ипатьевской и Лаврентьевской летописях о её участии в убийстве мужа нет ни слова. В любом случае, убили князя те, кому он верил. Сразу же после убийства в Боголюбове и Владимире начались беспорядки. Сначала местные жители дограбили оставшуюся без защиты княжескую резиденцию, потом принялись сводить счеты с княжескими управляющими и прочими представителями власти, которым вспоминали (или выдумывали) все обиды и под шумок грабили.
Летописец так описал происходившее : «Прибежал на княжий двор Кузьма-киевлянин: «Уже нету князя: убит!» И стал расспрашивать Кузьма: «Где убит господин?» — и ответили ему: «Вон лежит, выволочен в сад! Но не смей его брать, все решили бросить его собакам... Если же кто приступит к нему — тот враг нам, убьем и его!» И начал оплакивать князя Кузьма: «Господин мой! Как ты не распознал мерзких и бесчестных врагов своих, идущих тебя убить? И как это ты не сумел победить их, некогда побеждавший полки неверных болгар?» — и так оплакивал он князя. И подошел ключник Анбал, родом яс, управитель всего княжьего дома, надо всеми власть ему дал князь. И сказал, взглянув на него, Кузьма: «Анбал, вражий сын! Дай хоть ковер или что-нибудь, чтобы постлать или чем накрыть господина нашего». И ответил Анбал: «Ступай прочь! Мы хотим бросить его собакам». И сказал Кузьма: «Ах, еретик! Уже и собакам бросить! Да помнишь ли ты, жид, в каком платье пришел ты сюда? Теперь стоишь ты в бархате, а князь лежит наг, но прошу тебя честью: сбрось мне что-нибудь!» И сбросил тот ковер и плащ. И, обернув ими тело, понес Кузьма в церковь и сказал: «Отоприте мне церковь!» — и ответили: «Брось его тут, в притворе, что тебе за печаль!» — ибо все уже были пьяны. И подумал Кузьма: «Уже, господин, и холопы твои знать тебя не хотят; бывало, купец приходил из Царьграда иль из иной стороны, из Русской земли, и католик, и христианин, и язычник любой, и ты говорил: «Введите в церковь его и в палаты, пусть видят истинное христианство!» — и принимали крещенье и болгары, и жиды, и любые язычники, увидев славу божью и украшенье церковное! И те теперь больше оплачут тебя, а эти и в церковь не дают положить».
И так положил его в притворе, накрыв плащом, и лежало тут тело два дня и две ночи. На третий день пришел козьмодемьянский игумен Арсений и сказал: «Хотя мы и долго взирали на старших игуменов, но долго ли этому князю лежать так?! Отоприте мне церковь, отпою его и положим в гроб. А когда уляжется эта смута, то, придя из Владимира, перенесут туда князя». И пришли клирошане боголюбские, взявши, внесли тело в церковь и вложили в каменный гроб, отпев над ним погребальные песни с игуменом Арсением вместе. Жители же Боголюбова разграбили княжеский дом и ограбили строителей, которые сошлись на строительство зданий,— золото, и серебро, и одежды, и ткани, и добро, которому нет числа. И много случилось бед в его области: дома посадников и управителей пограбили, а самих их, и слуг, и стражей убили, дома их пограбили, не ведая сказанного: «Где закон — тут и обид много». Грабители приходили грабить и из деревень. Грабежи начались и в самом Владимире, пока не стал ходить Микула с образом святой Богородицы в ризах по городу — тогда пресеклись грабежи».
***
В чем же заслуга князя?
Он родился и вырос во время тотального распада Руси. Единую страну усиленно разрывали на отдельные уделы. Наш народ в то время потерял сам смысл своего существования и захлебывался кровью в многочисленных междоусобных войнах. Андрей Боголюбский сделал попытку коренным образом изменить путь Руси, и именно с него начинается создание нового русского народа. Разумеется, это был длительный процесс, растянувшийся на столетия и приведший, в конце концов, к созданию Московского православного царства. Боголюбский и его князья-наследники Всеволод Большое Гнездо, Юрий и Ярослав Всеволодовичи создали вдали от древних центров Руси, на северо-востоке славянского мира новую русскую империю. Не стремясь охватить всю землю русскую, Боголюбский взял под неусыпный контроль ее часть и на этом месте создавал централизованное государство с единовластным правителем. Как показала история, именно проложенный Андреем путь страны оказался верным. В отличие от современников, стремившихся занять более престижный престол, Андрей Боголюбский все усилия вложил в развитие и усиление одной земли. В этом он преуспел, но к сожалению, после его гибели Владимир стал играть ту же роль, что и Киев… Теперь именно этот город стал великокняжеской столицей, за обладание которой начнут бороться князья. Лишь через полтора, а то и два столетия русские князья в Москве и Твери начнут действовать так, как действовал Боголюбский.
Из людей разного происхождения, приходивших на княжескую службу, он, по сути, создал настоящее служилое сословие – прообраз будущих дворян. Князь давал им в кормление села и должности, щедро одаривал деньгами, а они были для него силой, позволявшей действовать без оглядки на бояр – этих средневековых олигархов. Естественно, что богатое и властное боярство древних городов не желало оставлять свои позиции и сопротивлялось нововведениям князя. Скорее всего, именно из-за боязни быть отодвинутыми от власти и возник заговор против Боголюбского.
Кроме того, Андрей был одним из немногих князей, осознававших важность того, что сейчас называется идеологией. Ведь не зря на дела духовные он тратил не меньше сил, чем на военные. В православии он нашел новый смысл существования народа и государства. В его усилиях по развитию церкви можно увидеть основу того, что спустя два века превратится в идею Святой Руси.
***
Похоронен Андрей Боголюбский был во Владимирском Успенском соборе, а в начале восемнадцатого века был канонизирован Русской Православной церковью. В феврале 1919 года новой коммунистической властью была вскрыта рака с мощами князя, а сам Успенский собор стал музеем. Останки князя до 1934 года использовались в качестве экспоната в антирелигиозной работе, а затем их передали для изучения ленинградским историкам из Государственной Академии истории материальной культуры. Те, в свою очередь, передали скелет для исследования рентгенологам, не говоря о том, кому принадлежали кости.
В результате осмотра следов на костях появилось следующее заключение: «Его предательски убили. Только один удар был нанесен про¬тивником спереди, остальные наносились сбоку и сзади по ле¬жачему телу различным оружием: рубящим – саблей или мечом, колющим — вероятно, копьем. Роковой удар последовал сзади. Рубила опытная рука: она срезала часть лопатки, головку и большой бугор левой плечевой кости. Обильное кровотечение лишило жертву сил сопротивляться, но нападавшим этого, ви¬димо, было недостаточно: целью нападения было не ранить, а во что бы то ни стало убить. На беззащитную жертву сыпались ошеломляющие удары сзади. Человека, лежащего на левом бо¬ку, рубили мечом и саблей... Ни в единоборстве, ни в сражении подобное, конечно, невозможно ».
После Ленинграда скелет вернули во владимирский музей, а в конце пятидесятых годов его передали в Москву в Государственный исторический музей. В следующем десятилетии останки князя вернули во Владимир. Правда, при этом до 1982 года они находились в хранилище, и их даже не поставили на музейный учет. Это было связанно с тем, что власти боялись, будто мощи станут объектом поклонения православных и тем самым будут способствовать распространению религии.
В середине восьмидесятых представители Церкви стали просить вернуть им мощи святого. После жарких препирательств с обкомом партии Совет по делам религий принял решение передать мощи Андрея Боголюб¬ского в Успенский собор города Владимира. Наконец 3 марта 1987 года ларец с мощами князя был опущен в раку на то же место в Успенском соборе, откуда их забрали большевики в девятнадцатом году. Все вернулось на круги своя.
***
Едва был погребен Андрей Боголюбский, как встал вопрос о его наследниках. Всего у князя было три сына, но двое старших уже погибли – один в сражении с булгарами, второй - от болезни. Третий сын, Юрий, княжил в Новгороде – казалось, ему и принимать Великое княжение. Однако все было не так просто. Новгородскому князю было чуть больше десяти лет, и престол он занял исключительно по воле отца, бояре которого и правили на самом деле. Конечно, в средневековье взрослели рано, тем более, княжеские дети, но все же было понятно, что Юре нужно подрасти еще лет пять-десять, прежде чем принимать управление. Жителям же Владимира требовался полноценный князь – то есть опытный политик, хороший полководец, да еще желательно с собственной дружиной. Причины таких требований к кандидату были весомые: бояре и купцы Ростова и Суздаля желали вернуть себе полноту власти и «опустить» Владимир, который стал опасным конкурентом этим древним городам. Владимирцы, привыкшие при Андрее Боголюбском к столичному статусу, уступать не собирались. В итоге Владимиро-Суздальское княжество разделилось. Жители Владимира призвали на княжение Михаила Юрьевича – брата покойного князя Андрея, правившего в Торческе и Киеве, а ростовчане и суздальцы пригласили племянников Андрея – Ярополка и Мстислава Ростиславичей. Двум медведям в одной берлоге не ужиться. Тем более, не смогли ужиться три князя. Практически сразу же братья Ростиславичи начали поход против своего дяди Михаила. Сказать, что они очень уж хотели воевать, нельзя. Но зато очень хотели войны их новые подданные. Ростовские да суздальские бояре так судили: «Мол, зачем князей приглашали-то? Чтобы вели народ в поход. А раз так, то будьте добры начинать войну, а то, знаете, князей на Руси много. Можно и других на трон пригласить…» Цели этой войны, по мнению знатных горожан, были экономические – себе добра награбить да конкурентов потрепать.
Вообще же у суздальцев и ростовчан была стойкая неприязнь к Владимиру.
«Города считались тогда между собою в летах, как роды дворянские в поколениях: Ростовчане славились древностию; именовали Владимир пригородом, его жителей своими каменщиками, слугами, недостойными иметь Князя, и хотели дать им Посадника. Владимирцы, напротив того, утверждали, что их город, основанный Владимиром Великим, имеет право на знаменитость», - пишет Карамзин об этих событиях.
Хотеть войны были причины и у княжеской дружины – она же жила за счет военных трофеев. В общем, под знаменами Ростиславичей к Владимиру явились ростовчане, рязанцы, муромцы, суздальцы. Семь недель длилась осада города. Наконец, закончились припасы и осажденные были вынуждены подойти к своему князю Михаилу с серьезным разговором. Суть его сводилась к следующему: город больше сопротивляться не может, поэтому князь должен или заключить мир, или покинуть Владимир. «Ну что же, не погибать же вам всем из-за меня», - сказал Михаил и с дружиной покинул город. После этого знатные горожане начали переговоры с осаждавшими. На удивление всем они сумели выторговать себе весьма льготные условия. Ярополк Ростиславич становился владимирским князем, но за это он должен был защитить владимирцев от нападок со стороны Ростова и Суздаля.
В итоге Ярополк правил во Владимире, а Мстислав в Ростове. Вопрос, какой же город главнее, остался открытым. Вскоре новые князья стали вызывать раздражение у подданных. Во-первых, они оказались слабыми правителями и во всем шли на поводу у бояр. Во-вторых, князья оказались еще и чересчур жадными. Вместо того, чтобы заботиться о благе своей земли, они начали стремительно обогащаться. Например, первое, что сделал Ярополк во Владимире, - забрал себе церковную казну. Не лучше вели себя и пришедшие с князьями дружинники. В общем, «отроки, пришедшие с ними из южной России, сделались посадниками, отягощали граждан судебными налогами; думали о корысти гораздо более, нежели о расправе. Князья зависели от бояр и во всем исполняли их волю; а бояре, наживаясь сами, советовали и Князьям обогащаться», - читаем мы у Карамзина. Не правда ли, очень знакомое положение дел?
В конце концов, терпение владимирцев лопнуло, и они снова тайно послали за Михаилом.
Михаил и пришедший из Новгорода Юрий, сын Боголюбского, сделали своей ставкой Москву, где исподволь собирали армию. Тут их в 1175 году и нашли послы из Владимира. Поняв, что его время пришло, Михаил двинулся отвоевывать свое княжество. Он легко изгнал из столицы Ярослава, а вскоре жители Суздаля сами изгнали Мстислава Ростиславича и попросились под руку Михаила Юрьевича. Так снова в единое государство было объединено княжество Андрея Боголюбского.
Своей справедливостью Михаил заслужил общую любовь, но правил недолго. В 1176 году он скончался, передав власть над Северо-востоком Руси своему брату Всеволоду. На юге же шла непрекращающаяся война между князьями за обладанием Киевом. Словно в калейдоскопе сменялись в древнем городе правители. За три года на киевском троне побывали: Всеволод Юрьевич, Рюрик Ростиславич, Ярослав Изяславич, Святослав Всеволодович, Ярослав Изяславич, Роман Ростиславич и снова Святослав Всеволодович. Практически каждая смена власти сопровождалась большой или не очень войной, со всеми вытекающими последствиями. Добавим сюда ещё регулярные набеги кочевников. В общем, все эти рукотворные катаклизмы очень не способствовали не то что процветанию, а даже просто нормальной жизни на юге Руси. Древние Киевское и Переяславское княжества медленно, но уверенно превращались в выжженную землю. Зато усиливались Владимирское княжество на Северо-востоке, Галицкое на западе, Новгородское на севере. Естественно, что экономический, культурный, политический центр Руси начал смещаться с берегов Днепра. Вопрос был лишь в одном: какое княжество усилится настолько, чтобы объединить всю Русь. Богатевшие на торговле с Европой новгородцы могли стать решающей силой, однако они больше были заняты освоением северных земель, чем борьбой за главенство на Руси. Тем более, что истинными правителями новгородской земли были бояре, а не приглашаемые на службу князья. Бояре же стремились к увеличению личных доходов, а не к славе и власти.
К концу 12-го века Русь состояла из Владимиро-Суздальского, Новгородского, Черниговского, Смоленского, Полоцкого, Турово-Пинского, Волынского, Галицкого, Киевского и Переяславского княжеств. Внутри этих крупных княжеств были еще и удельные княжества, чьи князья были родственниками и вассалами более сильных князей. Например, внутри черниговского княжества было Новгород-Северское княжество, а внутри Полоцкого – Минское и Городецкое. То есть были отдельные Курское, Путивльское, Новгород-Северское княжества, чьи правители имели собственные дружины и вели свою политику, но все эти три княжества входили в Черниговское, а их князья формально подчинялись князю Черниговскому.
В силу объективных причин на роль новой столицы могли претендовать такие города как Владимир-на-Клязьме, Смоленск, Владимир-Волынский и Галич.
Глава 11. Моя светлая Русь
Русь западная
Если история Владимирской Руси более–менее известна всем россиянам, то вот судьба Юго-западной Руси для большинства соотечественников покрыта мраком. А судьба эта на самом деле была крайне трагической. Разумеется, были и моменты взлета, и яркие страницы истории, но закончилось для русского народа там всё очень печально.
Сегодня эти места известны как Западная Украина. В политическом отношении этот край давно превратился в оплот украинского национализма. Именно оттуда вышел недоброй памяти Бандера, именно там сегодня основная база всех антирусских сил Украины. Попробуй сегодня сказать львовянину или жителю Ивано-Франковска, что он на самом деле русский человек. В лучшем случае тебя просто не поймут. А ведь эти земли были русскими со времен Святого Владимира. И в двенадцатом веке многим казалось, что именно Галиция станет ведущим регионом Руси.
Галицкое княжество выделилось в отдельное в 1140 году. Как понятно из названия, столицей был город Галич. Существует мнение, что это кельтское название, оставшееся еще с дославянских времен. Ведь на рубеже нашей эры восточная граница расселения кельтов проходила на западе современной Украины. Примерно в первом веке сюда с юга пришли дакийцы, частично уничтожившие, частично изгнавшие кельтов. Хотя какая-то часть кельтского населения могла остаться. Чтобы лучше понять, кто населял этот регион, уточним, что кельты – это галлы, с которым так лихо воевал Юлий Цезарь во Франции. А даки – это очень диковатые фракийские племена, жившие в низовьях Дуная. Самым известным фракийцем является легендарный раб Спартак. Люди старшего поколения, возможно, помнят прекрасный фильм «Даки», вышедший в конце шестидесятых годов. Правда, реальные даки отличались от киношных, как бешеные волки от домашних болонок. Народ этот был воинственным и жестоким, а потому соседей обижал регулярно. В конце концов это так надоело римлянам, что они не пожалели сил, чтобы буквально стереть Дакию с лица земли.
Правда, даже во времена расцвета государства даков Западная Украина была далекой северной окраиной их мира, и поэтому смертоносные легионы Траяна сюда не дошли. И уже потом, в пятом-шестом веках сюда пришли славяне, подчинившие и ославянившие местное население. Так что этнически регион во времена Киевской Руси был весьма своеобразным – славянским, но с чувствительными следами влияния кельтов и даков.
Помимо Галича, крупнейшими городами княжества были Перемышль, Теребовль и Звенигород . Небольшим, но очень важным городом княжества был Малый Галич – современный румынский Галац, через который протекал Дунай. Как и остальные княжества, Галиция была разделена на ряд уделов, которыми правили собственные князья. Однако в сороковых годах двенадцатого века князь Владимирко собрал под своей властью всю Галицию. Одни его конкуренты умерли сами, других он изгнал. Став единоличным правителем весьма крупного и богатого княжества, он повел политику на обособление от Киева. Из-за этого в гости к нему в 1144 году заглянул Великий князь Всеволод Ольгович с дружиной. Пришлось галицкому князю каяться в своих грехах и обещать впредь вести себя правильно. Свои обещания он подкрепил солидным денежным подарком в сумме 1400 гривен. Благодаря этому, свой трон Владимирко сохранил. Но, разумеется, ничуть не исправился. Как только представилась возможность, он снова начал воевать против Киева. На этот раз он вместе с Юрием Долгоруким воевал против нового Великого князя Изяслава Мстиславича. Кстати, Владимиро-Суздальский князь Юрий Долгорукий был не только союзником, но и родственником Владимирка, так как его дочь вышла замуж за сына Владимирка. И в этот раз киевские дружины победоносно прошлись по Галиции, заставив Владимирка извиняться и откупаться. В знак раскаяния он на кресте поклялся отдать все захваченное и быть верным вассалом киевского князя. Правда, сохранилась легенда, что как только войска великого князя ушли из Галиции Владимирко решил начать новую войну. Киевский посол примчался в Галич и напомнил мятежному князю о крестоцеловании. «Княже! Ты крест целовал!», - обратился к нему киевский боярин. В ответ Владимирко лишь рассмеялся, вертя в руке крест и говоря: «Что мне может сделать этот маленький крестик? Иди отсюда!». Посол ускакал, а вечером, когда клятвопреступник выходил из церкви, его разбил паралич. Падая, он успел лишь сказать: «Кто-то ударил меня в плечо!» - и скончался.
Новым князем стал его сын Ярослав Осмомысл.
Во время правления князя Ярослава Владимировича Осмомысла в середине двенадцатого века Галицкое княжество достигло пика своего могущества. Благодаря тому, что через Галицию протекали Днестр и Дунай в своем нижнем течении, князь контролировал основные торговые пути восточной и южной Европы, что давало ему гигантские богатства. Он поддерживал хорошие отношения с Венгрией, Польшей, Болгарией и Византией. Свое прозвище Осмомысл (дословно: «думающий восемь мыслей»), князь получил за ум и знание восьми языков. А вот в личной жизни князю сильно не повезло. Он расстался с законной женой и открыто стал жить с любовницей Настасьей, которая родила ему сына. Отвергнутая жена характером была в своего грозного папу, поэтому собрала вокруг себя бояр и перешла к активным действиям. Сначала поймали и сожгли конкурентку. Сожгли в буквальном смысле этого слова – на костре. Причем живьем. Потому как времена были смутными, а нравы суровыми. Затем, обнажив мечи, бояре ворвались к князю и очень убедительно попросили его вернуться в семью.
Почесывая бороды и поглаживая оружие, суровые галичане сказали приблизительно следующее: «Мол, Ярослав, ты определись со своими бабами и выбери, с какой тебе быть. Одна, правда, уже немного того, в общем. В смысле уже совсем. Но если будешь настаивать, то мы и тебя тоже. Того…» Немного подумав, Осмомысл выбрал живую и законную жену, к которой и вернулся под надзором бояр. Правда, любви между супругами почему-то больше не было.
Умер князь первого октября 1187 года. После себя он оставил двух сыновей: законного Владимира и рожденного от любовницы Олега. По завещанию город Галич должен был достаться Олегу, а Перемышль - Владимиру. Но как только Осмомысл скончался, бояре изгнали незаконнорожденного княжича. Тот бежал к польскому королю Казимиру. Что обещал изгнанник поляку, неизвестно, но польская армия в 1188 году перешла границу и захватила Галич. Так с помощью иноземной армии Олег стал князем, но вскоре его отравили. Чуть позже погиб и его брат. Так пресеклась галицкая княжеская династия.
К Галицкому княжеству примыкала с востока Волынь со столицей в городе Владимире. Чтобы отличать его от второго Владимира на Клязьме, этот город часто называют Владимир-Волынский. Кроме того, тут были такие крупными города как Кременец, Луцк, Бужск, Дорогобуж, Берестье, Червен, Шумск. Если об этническом происхождении галичан можно спорить, то волыняне были чистокровными славянами. Более того, это был один из старейших племенных союзов, о которых упоминалось в «Повести временных лет». При князе Владимире Красное Солнышко они вошли в Киевскую Русь.
Волынское княжество уже с 1154 года было практически независимым от Киева с собственной династией, восходящей к Мономаху. Благодаря своей удаленности от Киева Волынь и Галиция гораздо меньше страдали от междоусобных войн. А близость к Европе стимулировала торговлю, благодаря чему княжества богатели. Ну и плодородная земля со сравнительно мягким климатом способствовала процветанию.
Периодически Владимиро-Волынские князья пытались взять под свой контроль Киев. И иногда у них это даже получалось. Например, поправить в Киеве успел уже известный нам волынский князь Мстислав Изяславич, которого в 1169 году из столицы совместными усилиями выбивали одиннадцать русских князей. Женой Мстислава была польская принцесса Агнешка, дочь короля Болеслава Кривоусого. Родившийся от этого брака сын Роман мог с равными правами претендовать как на княжескую, так и на королевскую корону, если бы в польском королевском доме не осталось бы мужчин. Кстати, Роман был не только внуком польского короля, но и правнуком чешского. Вообще, родственные связи русских князей и европейских королей были весьма тесными и запутанными. К примеру, дети короля Болеслава были наполовину русскими, так как его жена была дочерью Великого князя киевского Святополка Изяславича. Всю молодость Роман провел в Польше и к моменту совершеннолетия был одинаково своим и в Польше, где правил его двоюродный брат Лешек, и на Руси. Впрочем, в Кракове он был гораздо более своим, чем в Киеве. Это объяснялось не только родственными связями, но и тем, что он активно участвовал в польских делах. Так, когда шла борьба за польский трон между двумя претендентами, Мешко Старым и Лешеком Белым, Роман со своей дружиной воевал на стороне последнего. Причем, воевал лихо. В битве на Мозгаве 13 сентября 1195 именно русский отряд Романа решил исход боя. Сам князь Роман был тогда ранен, зато его кузен получил польскую корону.
Вернувшись на Русь, Роман Мстиславич активно включился в политику и успел поучаствовать практически во всех войнах своего времени. Дело это ему так понравилось, что когда на Руси война временно прекращалась, он начинал воевать против половцев или литовцев. В мирной жизни он был жестоким, вспыльчивым и склонным к тирании. Короче говоря, был он настоящим боевиком, находившим упоение в драке. Недаром же в «Слове о полку Игореве» Роман назван был буйным. А известный киевский писатель Олесь Бузина вообще удостоил его эпитета «князь-потрошитель».
Как только пресеклась галицкая династия, Роман решил присоединить к своей Волыни еще и Галицию, что позволило бы ему стать одним из сильнейших князей своего времени. Правда, сами галичане такому князю были не очень рады. Поэтому, чтобы покорить Галич, он вынужден был обращаться за помощью к полякам. Благодарный брат Лешек поспешил с войском в Галицию и своей силой и авторитетом заставил галичан признать власть Романа.
Польский хронист так описывает события : «В это время Владимир, родной брат Романа и двоюродный Лешка, князь Галиции, скончался, не оставив никакого законного наследника. Поэтому князья Руси, одни дарами, другие хитростью, некоторые и тем и другим, старались захватить пустующее место князя. Среди них князь Роман настолько был ближе [родством и соседством], насколько был честолюбивее и умнее [прочих], понимая, что является неравным [по силам] по отношению к другим князьям, настойчиво молит Лешка, чтобы тот привязал его к себе вечной службой и назначил [пусть] не князем галицким, но своим прокуратором. В противном случае пусть не сомневается, что всякий иной из князей Руси, [который] захватит этот престол, как несомненный враг будет ему угрожать. Но просьба эта показалась некоторым вздорной, во-первых, потому, что избирать князем [кого-либо из] подданных и иноземца не является безопасным, во-вторых, потому, что дело столь великое, столь полезное окажется намного полезнее, если им руководить самому, нежели поручать другому. На это некоторые говорили: «На каком это основании может быть назван чужеземцем тот, с которым наш князь Лешек находится во второй степени родства? Как можно, спрашиваю, сомневаться по поводу Романа, который был наивернейшим помощником нашего государства и даже как бы его наставником? Чья постоянная верность является испытанной, а прилежание в послушании широко известно даже за пределами отечества? Кто из-за наших трудных дел имеет кровавые раны на своем теле? Чрезвычайным беззаконием является отказать в родственном благочестии или не отплатить ближнему взаимной услугой»…
Хотя галичане и колебались в своих размышлениях, тем не менее они распростерлись у ног князя Лешка смиреннее, чем прежде, и с искренним, а не поддельным воодушевлением просят его быть им князем, так как видят, что силы их князей, на которых они возлагали большие надежды, истощились. Они вынуждены принять князем Романа, которого страшатся, как молнии. Ведь они уже хорошо знали, какую изощренную тиранию и коварную жестокость проявляет он по отношению к своим [подданным]. Отовсюду они терпят притеснения, и нет никакой надежды на возможность восстания. К просьбам присоединяют просьбы, преподносят князю Лешку множество серебра и золота, бесчисленные драгоценности, сосуды и изысканнейшие одежды, всякого рода шелка и другие драгоценные вещи и обещают ежегодно приносить подобное в сокровищницу князя. Вновь обещают на любых условиях послушание и выплату податей, лишь бы не попасть под иго Романа, а склониться перед его [Лешка] властью. Хотя и были возражения, мнение всех лехитов сходится на князе Романе. Несмотря на сопротивление русских сановников и знатных лиц, князь Лешек назначает Романа галицким князем.
Так возникло Галицко-Волынское княжество, а Роман, соответственно, стал первым его князем. Правда, он обязался регулярно выплачивать дань польскому королю, так что назвать его полностью самостоятельным правителем нельзя.
Только получив власть, Роман Мстиславич начал репрессии против местной знати. Одних бояр он казнил, других изгнал из Галича, а их земли и имущество конфисковал в свою пользу. Казнил бояр он жестоко, постоянно выдумывая новые виды пытки и казни.
Один из современников оставил описание методов правления князя: «Кого убивает, кого живым закапывает в землю, у других срывает кожу, разрывает на куски, многих пригвождает стрелами. А у некоторых вырывает внутренности и уже потом убивает. Применяя все виды мучения, он является для своих граждан более чудовищным врагом, чем для неприятелей. А тех, кого он не может сразу схватить, потому что они, влекомые страхом, убежали в другие области, он, используя дары, лесть, разного рода хитрости, призывает обратно, одаряет их почестями и возвышает. А потом предписывает и приказывает казнить их в страшнейших, немыслимых мучениях для того, чтобы этим внушить страх соседям и, уничтожив могущественных, править безопасней».
Недаром именно Роману Мстиславичу приписывается поговорка: «Нельзя безопасно попробовать мед, пока не передавишь всех пчел». В общем, в сравнении с Романом Галицким, Малюта Скуратов и Иван Грозный выглядят как безобидные гимназистки.
Став во главе богатой земли, Роман не успокоился. Сразу же он ввязывается в войну против киевского князя Рюрика Ростиславича. Потерпев поражение, тот в 1202 году покинул город, но занять трон Роман не смог. Великий князь Владимиро-Суздальский Всеволод Юрьевич по прозвищу Большое гнездо своей волей назначил киевским князем Ингваря Ярославича Луцкого. Новый киевский князь приходился Роману двоюродным братом, поэтому они договорились о мирном разделе земель. Получив Киев, Ингварь в качестве компенсации отдал Роману Мстиславичу Луцкое княжество, а тот согласился считаться вассалом киевского князя.
Правда, спустя два года под Киев явился Рюрик Ростиславич с половцами и черниговцами и устроил форменный погром. Ингваря изгнали, а сам город был полностью разграблен. Половцы не только ограбили киевлян, но и увели в рабство всех молодых и здоровых жителей города. Так с ними расплатился Рюрик за помощь.
Роман Мстиславич снова кинулся отвоевывать Киев. Война шла с переменным успехом, но, в конце концов, в события снова вмешался Великий князь Всеволод Большое гнездо. Всеволод своей волей назначил нового киевского князя – им стал Ростислав Рюрикович, а остальным претендентам приказал сидеть тихо в своих княжествах и войн на Руси больше не устраивать. Тем же, кто ослушается его воли, пообещал приехать и лично показать кузькину мать. Репутация у Великого князя была соответствующая, так что его послушались.
Потерпев поражение в киевской авантюре, Роман Галицкий оказался перед сложным выбором: оставшемуся без княжества Ингварю нужно было вернуть Луцк, воевать на Руси было нельзя, и одновременно нужно было выплачивать дань полякам. «Так и разориться недолго!», - посчитал Роман и стал думать, на кого бы еще напасть. Тем временем Ингварь взял да и выдал свою дочь замуж за польского короля. И тут Роман испугался, что Лешек возьмет, да и отдаст Галич своему тестю.
Решить свои проблемы князь попробовал испытанным способом. Собрав армию, он напал на Польшу, но в первом же бою галицко-волынская дружина была разбита, а сам Роман Мстиславич погиб на поле боя. Было это в 1205 году, всего спустя шесть лет после объединения Волыни и Галиции.
Роман Мстиславич был больше боевиком, чем государственным деятелем, так что неудивительно, что созданное им государство не пережило своего создателя. Сразу после его смерти началась смута, во время которой Галицкое и Волынское княжества пустились в самостоятельное плавание. Вдова Романа с двумя малолетними сыновьями была вынуждена покинуть Галич и некоторое время жить в мелких городах под защитой польских и венгерских друзей. Лишь в 1211 году старший сын Романа, Даниил вернется на родину в сопровождении польской армии и будет объявлен галицким князем. Пройдет еще несколько десятилетий, полных войн и предательств, пока Даниил Галицкий снова не соберет воедино Галицко-Волынское княжество. На его век придется нашествие монголов Батыя и учиненный ими страшный погром. Как и остальная Русь, Галицко-Волынское княжество станет вассалом Орды. Впрочем, несколько раз Даниил будет пытаться сбросить власть степняков. Ради европейской помощи он признает главенство Папы Римского и примет из рук его посланцев королевскую корону, но военной помощи от европейцев не дождется. Галиция на долгие годы останется монгольским вассалом.
Больше ста лет после смерти Романа Мстиславича Галицко-Волынским княжеством будут править его потомки. Княжество будет потихоньку слабеть, пока в середине четырнадцатого века вовсе не исчезнет с карты Европы. Галиция будет завоевана Польшей, а Волынь - Литовским княжеством. Потом польское королевство и литовское княжество объединятся в Речь Посполитую. Волынь будет в составе этого государства до конца восемнадцатого века. Галиция оставалась польской, потом принадлежала Австро-Венгрии и снова Польше. Так длилось до 1939 года, когда под именем Западной Украины она не была присоединена к Советскому Союзу. К сожалению, за время, проведенное под иноземной властью, русские жители Галиции превратились в другой народ – украинцев. Под польским нажимом церковная иерархия в тех краях признала власть Папы Римского, создав греко-католическую церковь, что еще больше отдалило население края от остальных русских. Хотя еще в девятнадцатом веке значительная часть населения Галиции продолжало считать себя русскими людьми. Против них австрийские власти развязали кровавый террор, физически уничтожив элиту народа и загнав русофилов в концентрационные лагеря. При этом тех, кто согласился считать себя украинцами, правительство всячески поддерживало. В итоге остались лишь те, кто отрекся или забыл свое русское происхождение. Так уже в начале двадцатого века завершилась история Червонной Руси.
Господин Великий Новгород
Если Киев – мать городам русским, то Новгород вполне заслуживает титула отца. Значение этого северного города для становления Руси трудно переоценить. Хотя до сих пор ведутся споры о дате его основания, ясно, что это один из старейших русских городов. Официально же Днем Рождения Великого Новгорода считается 859 год от рождества Христова, хотя люди жили на этом месте начиная с энеолита. Так что город заметно старше своего официального возраста. Взять 859 год в качестве отправной точки предложил академик Михаил Тихомиров в 1958 году. Все согласились с ним, чтобы на следующий год можно было отметить 1100 летний юбилей. Основанием для такого предложения была запись в Никоновской летописи с первым упоминанием Новгорода, хотя в ней говорилось, не об основании города, а всего лишь о смерти новгородского старейшины Гостомысла. Логично было бы предположить, что раз есть правитель, то и город должен был бы существовать, но, вероятно, историкам очень уж хотелось отпраздновать круглую дату. В итоге все согласились с предложением Тихомирова.
Проблему в датировке создает и тот факт, что как и многие древние города, Новгород несколько раз переносился с места на место. Например, самые древние из известных нам деревянных мостовых, находящихся в черте современного Новгорода, датируются десятым веком. А вот совсем рядом, на территории Рюрикова городища, которое было включено в границы современного города только в 1999 году, археологи нашли следы поселения восьмого века. Так что возможно, что летописцы называли Новым Городом, или Рюриково городище или какой-либо другой город, а затем это название плавно перешло на современный Новгород.
Согласно Повести временных лет, новгородский регион населял один из славянских племенных союзов – словене ильменские. Учеными принято считать, что летописные словене соответствуют археологической «культуре сопок», распространённой в бассейне озера Ильмень с пятого века нашей эры. В седьмом-восьмом веках на эту землю переселились выходцы из Южной Балтики, а в районе будущего Пскова появляются еще одни славяне – кривичи. Новые переселенцы усилили позиции словен, и с восьмого века начинается резкий рост их численности, строятся новые поселения, колонизируются ранее ничейные земли. Вдобавок начинается изменение климата: он становится мягче и теплее, что способствует развитию сельского хозяйства. В это же время словене включаются в мировую торговлю. При раскопках в этом регионе найдено несколько кладов арабских дирхемов, датируемых восьмым веком. Естественно, что и с более близкими соседями из Прибалтики и Скандинавии идет активное взаимодействие. В это время строятся такие существующие до сих пор города как Ладога и Руса. Кстати, изначально Ладога была неславянским, скорее всего германско-скандинавским, поселением, но примерно в 760-е годы оно было разрушено, а на его месте возник словенский город.
Согласно легенде, изложенной в Иоакимовской летописи, в начале девятого века словенский князь Буривой проиграл войну с варягами и бежал. Словене же призвали на княжение его сына Гостомысла. Тот сумел разгромить всех врагов и долго и счастливо правил. Однако наследника он не оставил, так как все четыре его сына погибли раньше отца. Умирая, Гостомысл посоветовал подданным призвать сыновей своей дочери Умилы, которая была замужем за неназванным по имени западнославянским князем. Словене так и поступили. Старшего сына Умилы звали Рюрик, и от него пошла династия владык, правивших нашей страной долгие столетия.
Под 862 годом в Повести временных лет описывается это событие: «И сказали себе: „Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву“. И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, — вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: „Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами“. И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, — на Белоозере, а третий, Трувор, — в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же — те люди от варяжского рода, а прежде были словене. Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик».
Именно так, с призвания на княжение Рюрика, начинается история русского государства. Одной этой фразой про варягов–русь и новгородцев варяжского рода летописец напрочь разрушает версию об иностранном происхождении Рюрика и его Руси. Рюрик – славянский, а конкретнее русский князь с южного побережья Балтийского моря, призванный к своим ближайшим родственникам. Недаром же еще во времена Екатерины Великой, а это аж 18 век, жители новгородских деревень, стопроцентные славяне, называли себя варягами.
Кстати, о Гостомысле. Это имя было гораздо более распространенным у западных славян, чем у восточных, что дает еще одно основание считать новгородцев достаточно близкими родственниками вендов.
Как известно, Вещий Олег перенес столицу в Киев и тем самым убрал Новгород из активной политики. Хотя именно поддержка новгородцев обеспечила княжеский трон Владимиру Великому и Ярославу Мудрому.
Город управлялся доверенными лицами, а то и ближайшими родственниками Великого князя, торговал и богател. Новгородцы смело колонизировали новые земли на запад, север и восток, постепенно создав Новгородскую землю – одно из самых больших русских княжеств. Вмешательство киевских князей в новгородские дела было весьма символичным: для них главным было, чтобы дань из северной столицы в Киев поступала исправно.
Город располагался на двух берегах реки Волхов, которая делила его на Торговую и Софийскую стороны, и делился на районы-концы. Первоначально их было три: Славенский, Неревский и Людин, потом добавились Плотницкий и Загородский. Административным центром города был кремль-детинец на Софийской стороне. Внутри него располагалась церковь св. Софии премудрости Божией и двор архиепископа.
Духовным центром Новгорода был пятиглавый каменный Софийский храм, освященный в 1052 году. Это был первый каменный храм Северной Руси. По своей архитектуре он был схож с одноименным киевским собором, хотя имел и отличия. Если киевляне украсили свой главный храм тринадцатью куполами, символизировавшими Христа и апостолов, то новгородцы ограничились всего пятью. Кроме того, в Новгороде более строгий декор, что придает храму более строгий вид. Новгородцы считали святую Софию своей небесной покровительницей, а потому Софийский собор был символом, объединявшим всех новгородцев. При храме действовала школа и библиотека. Из-за этого в Новгородской республике был очень высокий уровень грамотности не только среди знати, но и среди обычных граждан. Это известно благодаря почти тысяче средневековых писем, выполненных на березовой коре – бересте, найденных при раскопках в Новгороде.
По преданию, когда иконописцы расписывали собор, случилось чудо. У изображения Спасителя на фреске в куполе вдруг правая рука изменила положение и вместо благословляющего жеста оказалась сжатой. Трижды художники перерисовывали фреску, но каждый раз на следующий день рука оказывалась сжатой. А на четвертый день раздался голос, произнесший: «Писари, писари, о, писари! Не пишите мя с благословляющей рукою: Аз бо в сей руце Моей сей Великий Новоград держу: а когда сия рука Моя распространиться, тогда будет граду сему скончание». Так в легенде новгородцы прочно связали судьбу своего города с судьбой Софийского собора. Со временем Святая София станет символом города, Церкви и одновременно правды. Клич «изомрем за Святую Софию» стал главным воинским кличем новгородцев.
Поскольку мне посчастливилось побывать и в киевском, и в новгородском храмах, то поделюсь своими личными впечатлениями. Новгородский храм на самом деле вовсе не огромный, но благодаря двенадцати столпам, поддерживающим крышу, в нем можно потеряться. Кажется, вот сделаешь шаг в сторону - и ты один. Все гости и туристы скрыты за колоннами. У новгородского храма есть свой неповторимый колорит, в нем чувствуется древность, и он воспринимается именно как сакральное место. В то же время София Киевская воспринимается исключительно как музей. К тому же, хотя экскурсоводы любят называть стоящий в столице Украины храм древнейшим в стране, но на самом деле это вовсе не тот собор, что был построен Ярославом Мудрым. Тот был разрушен во время монгольского нашествия, затем спустя сотню лет отстроен заново, а в начале восемнадцатого века перестроен в духе модного стиля барокко. Так что, кто хочет увидеть реальные постройки одиннадцатого века, может съездить в Новгород.
***
Территория Новгородской республики постоянно расширялась. Новгородцы неуклонно продвигались на север и восток, колонизируя новые земли. На своем пути ватаги добрых молодцев, купцов да промышленников встречали древних обитателей этих мест – различные финские народности. Более многочисленные, а самое главное, гораздо более развитые новгородцы легко ломали сопротивление аборигенов. Впрочем, это не было классическим завоеванием. Русские, в основном, просто выдавливали не желавших покориться чужеродцев все дальше на север и восток. Благо, что земли было много, а людей мало. Но было и мирное сосуществование. Например, племена водь, карела и ижора были издавна союзниками славян. Зато народности емь, сумь и чудь были враждебны новгородцам и карелам. При этом сумь и есмь были типичными варварскими народами, не упускавшими возможности пограбить соседей. Как правило, сумь устраивали набеги на шведские земли, а емь - на русские. В итоге, между новгородско-карельским союзом, с одной стороны, и емью, с другой, прошло несколько войн, в результате которых емь основательно получила по шапке и была обложена данью. Вторую часть горячих финских парней, а именно сумь, покорили и обратили в католичество шведы.
Начиная с одиннадцатого века, граница Новгородской земли неуклонно двигалась навстречу солнцу. При этом колонизацию вели не официальные власти, а частные искатели прибыли, в основном, купцы и охотники. Новые земли приносили доход в виде дани с туземного населения и пушнины, которую добывали охотники.
Пушнина же была основным экспортным товаром, который новгородцы вывозили в Европу. Вообще, торговля и ремесла играли в жизни города гораздо большую роль, чем в остальных княжествах. Объясняется это тем, что Новгород находился в сложных климатических условиях, при которых ведение сельского хозяйства было занятием рискованным. Недаром же Новгород практически постоянно покупал хлеб в южных княжествах. Вот и вынуждены были лишенные тучных пашен новгородцы искать другие источники доходов. В общем, все как всегда: хочешь жить – умей вертеться.
Колонизировали новые земли ватаги вольных людей, которые или объединялись для похода самостоятельно, или нанимались боярином. Зачастую организаторы экспедиции брали у купцов или бояр ссуду на снаряжение, которую затем возмещали с добычи. На новом месте возникали сначала временные поселения, а затем некоторые из них превращались в новые города. Охотники вновь уходили на новые земли, а их заменяло оседлое население.
Таким вот образом граница новгородской земли на севере уперлась в Белое море, а на востоке достигла Урала. Со временем потомки новгородских колонистов, которые получили название поморы, создали свой своеобразный и удивительный мир Русского Севера.
Кроме собственно Новгорода в состав Новгородской земли входили такие города как Ладога, Копорье, Торжок, Старая Русса, Волок-Ламский. Впрочем, сами новгородцы называли их пригородами.
Когда Русь стала распадаться на отдельные княжества, новгородцы сумели выбить себе право самостоятельно выбирать князей из числа Рюриковичей. Власть новгородского князя была сильно ограничена и зависела от воли веча и стоявших за ним боярских семей. По сути, после 1136 года, когда в городе вспыхнул мятеж и был изгнан князь Всеволод, Новгородская земля была республикой, в которой роль князя сводилась к обороне города от внешних врагов. В общем, говоря современным языком, князь превратился в наемного менеджера, который в дополнение ко всему не имел права владеть землей в Новгородском княжестве.
Главным политическим органом Новгорода стало вече – общее собрание всех граждан. Участвовать в нем мог каждый свободный мужчина. На вече решались важнейшие вопросы: о войне и мире, об избрании или смещении посадника, князя и архиепископа.
Особенностью вечевой демократии было то, что решения принимались только, когда их одобряли единогласно. Если же горожане делились на два лагеря, то более многочисленная часть общества силой принуждала оппонентов проголосовать «за». Зачастую во время бурных обсуждений на вече происходили массовые драки. Еще одной особенностью было то, что никто не считал количества пришедших. Даже если малая часть горожан приходила на вече и принимала решение, то оно считалось принятым и было обязательным для всех жителей. Вече созывалось нерегулярно, а текущее управление городом осуществлял совет господ, в который входили наиболее важные люди города: посадник, архиепископ, тысяцкий (командир городского ополчения), кончанские старосты (выборные руководители концов), а также бывшие посадники и тысяцкие.
Вече было не только в Новгороде, его знали практически все русские города. Однако почему только в нем утвердилось республиканское устройство? Попытаемся найти ответ. Мощь и богатство Новгорода, естественно, вызывали особый интерес со стороны Великого князя. В город наместниками отправлялись сыновья Великого князя, однако они рассматривали свою должность как трамплин к прыжку в Киев на великокняжеский трон. Никто из них не захотел остаться на берегах Волхова, превратить Новгород в свою вотчину и начать династию новгородских князей, как это сделали после любечского съезда Ольговичи в Чернигове.
Первоначально новгородские бояре не теряли надежду, что кто-либо из их князей захочет пустить корни в городе, однако со временем пришли к выводу, что проще взять управление в свои руки, а князей нанимать со стороны.
Может возникнуть вопрос, а зачем в таком случае князь вообще нужен был? Управлял бы избранный вечем посадник, да и всё. Однако, не все так просто.
Во-первых, князья - это профессиональные воины и полководцы, которые с детства готовились к участию в войне и политике. В неспокойное время такие специалисты на вес золота. Кроме того, с князем приходила и его дружина. У кого она была большой, у кого маленькой, но дружина была у каждого князя. Конечно, городское ополчение было многочисленнее, однако дружинники брали качеством, ведь это профессиональные бойцы, каждый из которых легко расправлялся с несколькими вооруженными горожанами. Добавим, что для мобилизации ополченцев нужно определенное время, а его-то и не было, если случался небольшой набег соседей. Пока все соберутся, враг, ограбив пару деревень, скроется в неизвестном направлении. А дружина находилась в постоянной готовности к походу. Ну и, к тому же, гибель дружинника обходилась городу дешевле, чем смерть хорошего мастера или боярина.
Во-вторых, князь не был связан с определенной боярской группировкой, а значит, мог быть независимым арбитром во внутриновгородских спорах.
В-третьих, средневековое общество жило традицией, которая предписывала ничего не менять в доставшемся от предков укладе. Соответственно, и княжеская власть рассматривалась как часть порядка вещей, которую менять нельзя было. Кстати, князьям вообще очень многое прощалось. Так, сложился неписаный закон, согласно которому боярин за вину отвечал головой, а князь уделом. Т.е. максимальное наказание для князя – лишение удела. Да и просто соседи бы не поняли таких перемен. Ведь именно князья были лицом города, и только они могли на равных вести переговоры с другими князьями. Например, Новгород очень зависел от поставок зерна из Владимиро-Суздальской земли. Периодически этот поток продовольствия перекрывался. Причины были как природные – неурожай, так и политические – суздальцы просто не пропускали сквозь свои земли купеческие караваны. Новгородскому князю приходилось вмешиваться и улаживать ситуацию. И далеко не факт, что соседний князь стал бы заключать какой-либо договор с правителем-боярином. А вот благородным особам, да еще и родственникам, было гораздо проще договориться. Например, это могло выглядеть так.
Прибывает новгородский князь к владимирскому, да во время пира и говорит:
– Брат (дядя, отец) у меня проблемка небольшая – люди от голода помирают. Подсоби зерном, а?
Владимирский князь наливает гостю кубок вина, да и отвечает:
– Это новгородцы, что ли, оголодали? Так им, негодникам, и надо. Вон они у меня прошлым летом село на границе пограбили.
– Как пограбили? Может, и не новгородцы то были, а так, ушкуйники гулящие. Уж я узнаю, кто озоровал, да примерно накажу! А ущерб возмещу сейчас же… Ну так как с зерном-то?
– Да у нас урожай в этом году жиденький, собрали маловато…
– А к нам купцы немецкие приходили. Утварь серебряную привезли, да еще товаров заморских. Может, себе что хочешь глянуть? Так пришлю тебе…
– Ладно, подумаю. Глядишь, и найдется немного зерна на продажу…
***
Особенности Новгорода отразились и на организации его вооруженных сил. Все участвующие в вече мужчины в случае войны входили в ополчение, называвшееся тысячей. Благодаря тому, что воевать приходилось частенько, среди новгородских ополченцев существовал слой опытных и хорошо экипированных воинов. Костяком армии была пехота, которая комплектовалась главным образом из беднейших слоев населения. Разумеется, были в войске и хорошо вооруженные бояре, которые выходили в поход на конях со своими слугами и оруженосцами. По сути, бояре и их приближенные были особым военным сословием, не подчиняющимся князю. По своим боевым качествам они не уступали дружинникам, хотя было их немного. Разумеется, как и княжеская дружина, боярская «кованная рать» состояла из тяжеловооруженных кавалеристов. Еще одну часть новгородской армии составлял личный полк архиепископа, который содержался за счет церковных владений.
К концу двенадцатого века ополчение уже четко делится на две категории воинов: вятших – хорошо вооруженных воинов, выступающих в поход на конях, и меньших – пехотинцев. Кроме того, существовали уже упомянутые ватаги молодцев-ушкуйников , эдаких русских викингов, занимавшихся промыслом зверя, освоением новых земель, а заодно и грабежом соседних народов. В случае войны, они, естественно, участвовали в боевых действиях, хоть и организационно действовали отдельно от ополчения.
При необходимости в помощь новгородскому ополчению выступали ополчения пригородов, под руководством собственных воевод. Общее руководство всеми вооруженными силами Новгородской земли и собственной дружиной осуществлял князь.
В мирное время стоящие гарнизоном или идущие походом войска снабжались продовольствием за счет окрестных жителей. Это была законная обязанность, которую несли простые жители. Зато во время войны армия снабжалась путем грабежа окрестностей, так что, готовя поход, князья планировали маршрут так, чтобы идти по чужой земле.
Подавляющее большинство войн начиналось ради добычи, которой было любое имущество и пленные, захваченные на территории противника. Мирных жителей княжества, с которым шла война, не просто грабили, а уводили «в полон». Если родственники не могли их выкупить, то их продавали в холопы. С военнопленными поступали также. Во время похода всю добычу хранили в общем обозе, а после возвращения в Новгород её оценивали, продавали и вырученные средства делили. При этом сначала князь получал шестую часть добычи, а остаток делился поровну между всеми.
Различалась и тактика боя новгородцев и воинов южных княжеств. Армии южан вступали в бой поэтапно: атаковали – отступали и снова атаковали. Большое значение имели перестрелки отрядов лучников, которые сменялись рукопашным боем. Новгородцы же предпочитали вводить в сражение все свои силы одновременно и больше полагались на ближний бой. В общем, они стремились навалиться всем миром и ломиться вперед, остервенело рубя врага, пока не побеждали или не гибли.
Несомненно, военное искусство русского юго-востока было более изощренным, однако тактика новгородцев была единственно верной для их многочисленной пехоты, не способной к сложным маневрам.
Получив независимость, истинные хозяева города практически самоустранились от общерусских дел. Их больше заботила оборона своей земли от хищных западных соседей и расширение владений на Восток. С остальными русскими княжествами новгородцы хотели иметь исключительно мирные торговые отношения.
Зато много повоевать пришлось с северо-западным соседом – Швецией. Первое серьезное столкновение со шведами произошло в 1142 году, когда в Неву, на берегах которой были новгородские форпосты, вошли их корабли. Шведы попытались ограбить купеческие корабли, однако были отбиты.
К сожалению, это были лишь первые ласточки грядущего натиска. После того как в 1160 году на королевский трон сел Карл Сверкерсон, шведы начали наступательные действия против русских. Их целью было перехватить торговый путь из Новгорода в Балтийское море. В 1164 году они попытались взять крепость Ладогу, но были разгромлены подоспевшими новгородцами. Из 55 кораблей, на которых приплыли захватчики, уплыть смогли только 12, большая часть шведов погибла или попала в плен.
Похоронив убитых, новгородские бояре стали думать: «Две победы в двух сражениях это, конечно, очень хорошо, но ведь бои-то шли на русской земле. Значит, шведы нападают, а мы всего-то отбиваемся! А это непорядок!» В итоге раздумий родился план нанести ответный удар в самое сердце врага.
Сначала союзные Новгороду карелы в 1178 году захватили город Ноуси - центр шведской Финляндии. При этом в плен попал епископ Рудольф, бывший одновременно духовным и светским руководителем края. А затем в 1187 году новгородская рать внезапным ударом захватила один из самых богатых городов врага – Сигтуну. Этот город был основан в 1000 году на берегу озера Меларен, соединенного проливом с Балтийским морем. В одиннадцатом веке он был политическим и религиозным центром страны, а в двенадцатом стал крупнейшим торговым городом королевства. Город был хорошо укреплен, но это не остановило новгородцев, которые скрытно прошли почти шестьдесят километров на ладьях среди островов озера Меларен, внезапно высадились у самого города и кинулись в атаку. Сигтуна была взята и сожжена. Заодно был взят еще и находившийся неподалеку замок Альмарстек, где погиб шведский епископ.
В 1198 году новгородцы совершили еще один поход, в результате которого был уничтожен город Або. При этом погиб еще один епископ. В результате этих действий в 1201 году между Новгородом и Швецией был заключен договор на новгородских условиях. Мир длился почти двадцать лет, пока шведы не оправились и не стали снова устраивать нападения.
В принципе, если бы Новгород продолжил войну, они могли бы вообще уничтожить Швецию, но вскоре в Прибалтике появились новые опасные соперники – Тевтонский рыцарский орден и Орден Меченосцев. Поэтому новгородцы перешли на шведском направлении к стратегической обороне.
Смоленск
На берегах Днепра, в его верхнем течении, стоит древний город-герой Смоленск. Уже на заре нашей истории это был важный военный и экономический центр с многочисленным населением. На страницах летописей первое упоминание о Смоленске появляется под 862 годом как о столице племенного союза кривичей. Эта группа славянских племен около восьмого века появилась на территории современной Белоруссии, северо-западных областей Российской Федерации и частично Латвии. Откуда они пришли на эту землю - до сих пор гадают историки. То ли из Польши, то ли из карпатского региона, а может еще откуда. Но к восьмому веку кривичи уже плотно осели на новой земле по берегам верховьев Днепра и Западной Двины, где, помимо уже упомянутого Смоленска, основали Полоцк, Оршу и Изборск. Вещий Олег присоединил кривичей к своему государству, а последнего их правителя в Полоцке убил князь Владимир Святославич, тогда еще вовсе не Святой. Впоследствии на землях кривичей возникнут удельные Полоцкое и Смоленское княжества.
Смоленск во все времена оставался одним из важнейших русских городов, хотя, похоже, он некогда сменил свое местоположение. Древний город, основанный примерно в восьмом веке, просуществовал до одиннадцатого века, а затем по каким-то причинам был заброшен. Сегодня на его месте расположено маленькое село Гнёздово. Зато в двенадцати километрах от него был выстроен новый Смоленск. Сейчас старое местоположение города известно как Гнёздовский археологический комплекс и считается самым большим курганным могильником в Восточной и Северной Европе. Всего в окрестностях Гнездово археологами обнаружены остатки крепости, примыкавшего к ней неукрепленного поселения-посада и огромного кладбища, где находится несколько тысяч курганов.
Город занимал площадь более 16 гектаров, что выводит его в число крупнейших в северной Европе. На Днепре в Гнездове находился перекресток торговых путей, откуда караваны могли отправиться по Днепру на юг, на север по рекам Ловать и Волхов до Ладоги, а оттуда - в Балтийское море, на запад по Западной Двине и на восток по Волжскому пути. Естественно, что такое выгодное положение стало причиной быстрого расцвета города. Основными занятиями жителей были торговля и различные ремесла.
Раскопки в Гнездово начались еще в девятнадцатом веке, и с тех пор там обнаружены и исследованы погребения как богатых воинов, похороненных в полном вооружении, так и простых горожан, в могилах которых найдены бытовые вещи и инструменты, которыми они пользовались при жизни. Большинство погребений славянские, хотя встречаются скандинавские и балтские. Так что население города было полиэтничным, но с преобладанием славян. При этом тут было найдено около трети всех известных в настоящее время в Европе скандинавских языческих оберегов.
Почему древний город был покинут, неизвестно. Пока ясно одно: это был не мгновенный процесс, так как новое и старое поселения некоторое время существовали параллельно, при этом современный Смоленск развивался, а Гнездово угасало.
В 1127 году Великий киевский князь Мстислав Владимирович отдал Смоленск в удел своему сыну Ростиславу. После смерти отца Ростислав остался княжить в Смоленске и превратился в фактически независимого от Киева правителя. Тридцать три года правил он, пока не стал Великим князем и не выехал в Киев. За это время он сделал все, чтобы превратить Смоленское княжество в вотчину для своих детей.
Тем самым князь Ростислав заложил основу будущего независимого Великого княжества Смоленского. Он приложил большие усилия для развития своего края. Его стараниями был упорядочен сбор налогов, развивались ремесло и торговля. Огромный доход Смоленску давал контроль над перекрестьем торговых путей. Княжеские чиновники собирали с проплывавших купцов налог, который, оседая в казне, позволял проводить масштабные траты. В Смоленске возникло целое поселение немецких купцов с собственной католической церковью. По настоянию князя Ростислава киевский митрополит учредил в Смоленске епископство, что еще больше подняло авторитет города. Благодаря усилению Смоленского княжества его поддержки искали многие правители, а ростовское княжество добровольно признало себя вассалом Смоленска.
У Ростислава Мстиславича было пять сыновей, которые в бурные годы держались вместе, благодаря чему были весьма влиятельны на Руси. Его сыновья Роман, Давыд и Рюрик в разное время занимали киевский трон, еще два сына - Святослав и Мстислав - побывали новгородскими князьями. Братья брали под свой контроль и другие княжества, но их опорной базой всегда был Смоленск.
В двенадцатом - начале тринадцатого века смоленское княжество стало одним из богатейших и сильнейших княжеств Руси, практически ни в чем не уступая Владимиро-Суздальскому. Население города достигло сорока тысяч человек. Клан Ростиславичей креп и богател. Дети, внуки и правнуки только увеличивали доставшиеся им состояние и территории. Периодически они воевали с Литвой и Черниговом. Как правило, побеждали. После смерти Великого князя Владимирского Всеволода Большое Гнездо Ростиславичи приняли активное участие в борьбе за власть между его сыновьями. Итогом этого вмешательства стала грандиозная битва на Липице, в которой сыграли значительную роль смоленские полки. В результате они смогли посадить на владимирский престол своего союзника князя Константина Всеволодовича. Он, правда, почти сразу умер, но дело не в этом, а в том, что Смоленск хоть и временно, но оказался сильнее Владимира. Ну, по крайней мере, не слабее. Справедливости ради отметим, что все-таки вместе со смолянами дрались новгородцы, ростовцы и часть владимирцев из дружины Константина.
Золотой век Смоленска закончился в 1223 году, когда смоленская дружина полегла практически полностью в битве на Калке. Затем в 1230 году в княжестве разразилась страшная эпидемия, буквально выкосившая жителей. По летописным свидетельствам, погибших было так много, что всех не могли похоронить по православному обряду. Поэтому были устроены четыре гигантские братские могилы. В первых двух было похоронено 16 000 человек, в третьей - 7 000, в четвертой - 9000.
Из-за такой смертности в княжестве не хватало рабочих рук, и за болезнями пришел голод. Эта беда подкосила Смоленскую землю.
Во время монгольского нашествия сам город не пострадал, но княжество было разорено. От этого удара Смоленск уже не смог оправиться, тем более, что рядом усиливалась Литва, которая, в конце концов, и поглотила Смоленск в четырнадцатом веке.
Чернигов
Чернигов – это еще один русский город, начало истории которого теряется во тьме веков. Первые люди появились на месте, где впоследствии возник город, еще в четвертом тысячелетии до нашей эры.
Собственно Чернигов появился в веке эдак восьмом-девятом, после слияния нескольких отдельных поселений славянского племени северян. Происхождение и ранняя история этого племени неизвестна. С седьмого века северяне населяли земли по левому берегу Днепра в бассейне рек Десна и Сейм. С запада они граничили с полянами, с востока - с вятичами, а южнее их владений начиналась степь, где граница постоянно менялась. Были сильны славяне – они выдвигались на юг, усиливалось давление кочевников – северяне отходили.
Сначала северяне были данниками хазар, потом признали власть Вещего Олега и вошли в состав молодого русского государства. Поэтому в походе этого киевского князя на Константинополь приняли участие и черниговцы. В мирном договоре с Византией 907 года Чернигов назван вторым после Киева, что свидетельствует о его значении. Во время Владимира Святого Чернигов по численности населения и экономическому потенциалу являлся соперником Киеву, однако тот был столичным городом, что давало ему огромные преимущества. В одиннадцатом-двенадцатом веке эти два города были основными центрами Южной Руси. Неудивительно, что между ними существовало соперничество, которое впоследствии выльется в настоящие войны.
Несмотря на то, что город признал главенство киевского князя, еще долго управлялся он собственным князем. Точное время, когда местного племенного владыку сменил князь-рюрикович, неизвестно.
В 1023 году лихой князь-воин Мстислав Владимирович Тмутараканский захватил Чернигов. Летопись молчит о том, кого он сменил на троне. То ли город был без князя, то ли по каким-то причинам летописец не захотел говорить о нем. Затем Мстислава сменил Ярослав Мудрый, а после - его сын Святослав, от детей которого пошли две династии князей, поделивших между собой Черниговское княжество: Давидовичи и Ольговичи. Первая династия скоро пресеклась, зато Ольговичи плотно укрепились в Чернигове и превратили его в свою наследственную вотчину.
В период распада Руси Черниговские князья уверенно балансировали между различными центрами силы, активно роднились с половцами и всячески стремились подорвать влияние Киева. Не избежало княжество дробления – из него выделились удельные Курское, Новгород-Северское, Путивльское княжества. Так и дожил Чернигов до монгольского нашествия, не первый город на Руси, но и не последний.
Глава 12. Князь Большое гнездо
У самого младшего из сыновей Юрия Долгорукого Всеволода было непростое детство. Во-первых, он родился от второй жены и был не просто младшим в семье, а очень младшим. Его самый известный брат, Андрей Боголюбский, был старше на сорок два года. Во-вторых, когда ему исполнилось всего три года, в Киеве был отравлен его отец. После этого ставший новым великим князем Андрей Боголюбский выгнал брата вместе с матерью-гречанкой из Руси. Так что юные годы князя прошли вдали от родины. Правда, провел он их не в каком-нибудь богом забытом углу, а в самом Константинополе, так как его мать была ни много ни мало как дочерью византийского императора.
Возмужавший князь имел возможность видеть жизнь столицы полумира, узнать изнутри, что значит политика и власть. Вернувшись на Русь, Всеволод применил эти знания на практике. Он примирился с Боголюбским и участвовал в захвате Киева, а в 1173 году по распоряжению старшего брата стал киевским князем, которым и оставался, пока Великими князьями были его братья Андрей и Михаил.
После смерти Михаила владимирцы призвали Всеволода на княжение. Одновременно свои права на Великое княжество предъявил его племянник новгородский князь Мстислав Ростиславич.
Узнав, что Владимирский трон освободился, Мстислав бросил Новгород и с дружиной кинулся во Владимир. Однако там уже был Всеволод.
Владимиро-суздальское княжество разделилось. За Всеволода стояли владимирцы, а Мстислава поддержали ростовские и суздальские бояре. Пополнив в Ростове свою армию, Мстислав двинулся на Владимир.
Всеволод попытался разрешить конфликт полюбовно, послав гонца с предложением: «За тебя ростовцы и бояре, за меня Бог и владимирцы. Будь князем первых; а суздальцы да повинуются из нас, кому хотят». Мстислав задумался, но в переговоры вмешались ростовские бояре, которые дерзко заявили, что они в любом случае пойдут усмирять оружием владимирцев, которых считают своими холопами. Под их нажимом Мстислав отказался от мира и двинулся войной на дядю.
Когда владимирцы узнали о ходе переговоров и заявлениях бояр Мстислава, они решили показать, кто в доме хозяин. Их представители обратились к Всеволоду со словами: «Ты желал добра Мстиславу, а Мстислав ищет головы твоей и, не дав еще исполниться девяти дням по кончине Михаиловой, жаждет кровопролития. Иди же на него с Богом! Если будем побеждены, то пусть возьмут ростовцы жен и детей наших!»
На Юрьевском поле у реки Гза произошла битва, в которой Мстислав был разбит. Он бежал в Новгород, но там его не приняли, заявив, что для князя, бросившего их ради Владимира, в городе места нет. Обиженный Мстислав отправился за помощью к своему зятю князю Глебу Рязанскому. Наняв половцев, они начали войну против Всеволода, но были разбиты. Победа владимирцев была полной, вражескую армию они разогнали, половцев перебили, а князей Мстислава, Глеба и его сына Романа взяли в плен.
Простые владимирцы, которым надоело воевать с Мстиславом, требовали казнить или на худой конец ослепить пленных, чтобы навсегда избавиться от опасности новой войны. Всеволод был против расправы, тем более, что за пленников ходатайствовали другие русские князья и духовенство. Поэтому Всеволод предложил свободу князю Глебу, как наименее опасному, но при условии, что тот навсегда откажется от своего княжества и уедет на юг. Гордый рязанец ответил, что лучше умрет в плену, и действительно, вскоре умер.
В это же время в Воронеже был захвачен брат Мстислава Ярополк Ростиславич. Когда нового пленника привезли во Владимир, горожане устроили сход и снова потребовали расправы над Ростиславичами. Видя, что князь не торопится казнить врагов, они сами ворвались в темницу и ослепили пленников. После этого их по воле князя отпустили на свободу, мол, слепцы уже опасности не представляют.
Правда, ослепили Ростиславичей как-то странно. Уже через несколько дней они чудным образом исцелились, помолившись у церкви святого Глеба в Смоленске. Возможно, произошло чудо. Хотя, скорее всего Всеволод, чтобы спасти племянников, просто инсценировал казнь. Его люди могли быть среди толпы, захватившей темницу. Дальше они сделали вид, что ослепляют пленников, а те подыграли. Кто там, в толпе разберет, реально ли выколоты глаза, или просто надрезаны брови и веки? Взамен Мстислав мог отказаться от всех прав на власть.
Пока князь боролся за власть, назрел еще один вопрос, а что делать с Юрием Андреевичем, оставшимся сыном Боголюбского? Мальчик подрастал и не сегодня, так завтра мог причинить неприятности.
Всеволода не зря называют продолжателем дел Андрея Боголюбского. Подобно тому, как Андрей некогда изгнал из Руси Всеволода, так и Всеволод изгнал своего племянника. Первое время Юрий жил среди половцев, а затем его судьба в очередной раз круто изменилась. В Далекой Грузии в 1185 году после смерти грузинского царя Георгия на престол взошла его молодая и незамужняя дочь Тамара. Ей срочно потребовался муж, который был бы знатного происхождения, но при этом никак не связан с грузинской знатью. Кто-то из вельмож Тамары вспомнил о Юрии и пригласил его посетить солнечную Грузию. Вскоре молодые сыграли свадьбу. Правда, семейная жизнь не задалась. Дошло до того, что Юрий, поддержанный рядом грузинских кланов, начал войну против собственной жены, которую поддерживали другие кланы. Эту семейную войну русский князь проиграл и навсегда исчез из истории.
Затем Всеволоду пришлось воевать с новгородцами и черниговцами. При этом произошел весьма характерный случай. Владимирская дружина осадила новгородский город Торжок. Жители предложили дать за себя выкуп и решить дело миром, однако дружинники заявили князю: «Мы не целовать их сюда пришли!» и потребовали вести их в бой. В итоге Торжок был взят штурмом и разграблен. В результате новгородцы поняли, что с новым Великим князем лучше не ссориться, и признали его власть, пригласив к себе на княжение его свояка.
Этот случай свидетельствует о том, что, во-первых, инициаторами войн и жестокостей далеко не всегда были князья, а во-вторых, даже наиболее властные и могущественные князья зачастую выступали лишь как исполнители воли своих подданных.
После того, как новгородцы сложили оружие, Черниговский князь замирился с Всеволодом. Внутренняя усобица закончилась, и теперь можно было перевести дух и посмотреть по сторонам. Вскоре Великий князь кинул клич о походе против Булгарии. Причин для похода было несколько. Первая, понятное дело, экономическая – Волжская Булгария была страной богатой, а значит, там было чем поживиться. Еще одна причина – нужно было заставить булгар не препятствовать русской торговле на Волге. Кроме того, это была исламская страна, следовательно, воевать с ними было делом богоугодным и благородным. К тому же, булгары периодически нападали на соседние русские городки, так что имелся законный повод нанести ответный удар.
Помимо Всеволода в грандиозном походе приняли участие князья Изяслав Глебович Переяславский, Владимир Юрьевич Муромский, сын смоленского князя Мстислав Давыдович, а также четыре сына рязанского князя Глеба: Роман, Игорь, Всеволод, и Владимир. Объединенная армия спустилась по Волге на ладьях, а затем посуху пошла на булгарскую столицу Биляр. Недалеко от города они встретили чужую кавалерию и приготовились к бою. К их огромному удивлению, неизвестные всадники оказались половцами, которые тоже воевали против булгар. Рассудив, что враг моего врага мой друг, русичи и половцы объединились в одну армию. Биляр взять сразу не удалось, поэтому, чтобы не тратить силы и время на осаду, с него взяли контрибуцию, и русская дружина вернулась восвояси.
В 1199 году Всеволод отправился походом в половецкие степи, чтобы отучить кочевников нападать на окраины его государства. Поход был успешным, хотя обошелся без крупных битв. Степняки были отогнаны до моря, откуда уже не могли тревожить Русь.
Дальнейшие годы жизни Всеволод посвятил собиранию русских княжеств под своей властью. Где силой оружия, где дипломатией он установил контроль над Новгородом, Черниговом, Рязанью, Киевом, Переяславлем и Галичем. К концу жизни он был не просто сильнейшим русским князем, а абсолютным гегемоном. Не зря же в «Слове о полку Игореве» автор обращается к нему со словами: «Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать. Здесь был бы ты, невольница была бы по ногате, а раб по резане».
Всеволод развил, довел до реализации и закрепил на практике монархические идеи своего великого старшего брата. Как и Андрей Боголюбский Всеволод опирался на новые города Северо-востока, где не было сильного боярства: Владимир, Переславль-Залесский, Дмитров, Городец, Кострому, Тверь. Опорой князя также были лично ему обязанные люди разного происхождения, которых он содержал за свой счет или давал им в кормление села с крестьянами. Кроме того, большое внимание он уделял проблемам горожан, за что они отвечали ему любовью. При нем велось активное каменное строительство: так, во Владимире были выстроены крепость и два новых собора.
В отличие от большинства князей того периода, насилие для Всеволода оставалось крайней мерой. Ему больше нужна была стабильность в государстве, чем личная власть как таковая. Поэтому он не пытался стать полновластным правителем в Новгороде и на Юге, ограничившись тем, что контролировал эти земли через зависимых или союзных князей. Пожалуй, то, как он без большой войны вынудил новгородцев просить его покровительства, – это первый на Руси пример успешных непрямых действий. Годы его правления стали золотым временем для Владимиро-Суздальской Руси, границы которой при нем непрерывно расширялись. Русичи продолжали свой колонизационный путь на восток, заселяя все новые земли, которые со временем станут центром новой Руси – Московской. До прихода сюда славян тут жили различные малочисленные финские племена. Это дает основание некоторым публицистам говорить о смешении славян Владимирской Руси с инородцами, а то и вовсе о неславянском происхождении великороссов. Однако, вопреки мифам, эти утверждения не имеют под собой никаких оснований. Роль финского компонента в становлении русского народа не больше, чем, к примеру, ирокезов в становлении американцев.
Прозвище Большое Гнездо, под которым Всеволод вошел в историю, досталось ему из-за его многодетности. Он дал жизнь двенадцати детям, в том числе, восьми сыновьям.
Умирая, Всеволод хотел разделить княжество и передать верховную власть и город Владимир старшему сыну Константину, Ростов - второму по старшинству сыну Юрию, а остальные земли дать в удел прочим сыновьям. Однако Константин с таким решением не согласился и потребовал себе и Владимир, и Ростов. В ответ Великий князь лишил его старшинства и завещал Великое княжение Юрию. Со временем это привело к усобице между его сыновьями.
Скончался князь 15 апреля 1212 года. В памяти потомков Всеволод остался как справедливый, осторожный и расчетливый правитель. Он предпочитал действовать мягко и дипломатично, в чем-то уступать, хотя был способен поступать решительно и даже жестоко. Поэтому ему удавалось практически все, за что он брался.
Глава 13. Кровавая Липица
Своего старшего сына Константина князь Всеволод женил в десять лет на дочери смоленского князя и отправил княжить сначала в Переяславль, а затем в Новгород. Затем Константин пошел на повышение и получил в удел Ростов и еще несколько более мелких городов. Здесь он тесно познакомился с местными боярами, проникся идеями величия Ростова и его превосходства над Владимиром. Когда умирающий отец попытался разделить наследство и дать Константину вместо Ростова город Владимир, молодой князь пошел против отцовской воли, за что и был наказан. Хотя, впрочем, отцовская кара была не чрезмерной, ему были оставлены в удел Ростов и Ярославль.
После смерти Всеволода Большое Гнездо его место занял Юрий, а Константин остался в Ростове и даже не прибыл на похороны отца. Страна вновь разделилась и началась усобица между братьями-Всеволодовичами. Константин требовал себе Владимир и титул Великого князя, однако Юрий, ссылаясь на волю отца, отказывался покинуть трон. Три года братья то мирились, то воевали, но оставались при своем.
В 1215 году начался еще один конфликт: новгородцы призвали себе в правители князя Мстислава Удатного из смоленской династии, чем оскорбили Ярослава Всеволодовича, которому они присягали раньше. Великий князь Юрий вступился за брата, его соперник Константин поддержал новгородцев. Договориться миром не удалось, и на Руси началась новая война, в которую оказались вовлечены все основные княжества. Справедливости ради отметим, что Ярослава новгородцы не любили, и на это у них были основания. Будучи их князем, он жестоко расправился с рядом бояр, которых считал своими врагами. Тогда новгородцы изгнали его, и он сделал своей ставкой город Торжок. Там он приказал арестовать новгородских купцов, их товары раздал своим сторонникам. Затем, стремясь подчинить Новгород, он перекрыл дороги, по которым в город везли продовольствие с юга, из-за чего там начался голод.
На стороне Мстислава Удатного выступили войска смоленского, псковского и новгородского княжеств, а также городов Ростова и Торопца. Против него выступили объединенные владимирские, суздальские и переяславские дружины братьев Юрия и Ярослава Всеволодовичей, а также бродники с Верхнего Дона. Помимо старших князей, на той и другой стороне в войне участвовали многие младшие князья. Особенностью этой войны был потрясший современников размах и ожесточенность боевых действий. Армии были действительно гигантские, так как противники мобилизовали в подконтрольных землях всех, способных носить оружие.
Свой поход Мстислав Удатный начал первого марта 1216 года, выступив из Новгорода. Вместе с ним верхом и на санях шли новгородцы и псковская дружина. Первую остановку князь сделал в Торопце, где к нему примкнули смоленский князь Владимир Рюрикович и сын киевского князя Всеволод со своими воинами. Дальше можно было бы атаковать Ярослава, который с дружиной находился в городе Торжок. Но это был новгородский город, хоть и поддерживающий Ярослава, поэтому воевать в его окрестностях означало разорить собственную землю. Мстислав обратился к союзникам со словами: «Аще пойдем к Торжьку, то испустошим Новгородскую волость и то будет нам горше первого. Лучше, братия, пойдем на волость Ярослава. Он уж не оставит волости своей и там посмотрим, что Бог даст». Князя послушали, и объединенная армия двинулась на Тверь, где произошла их первая стычка с дружиной Ярослава. Видя, что собственных сил для сражения ему явно не хватает, Ярослав отступил без боя.
Мстислав с союзниками не стал преследовать его, а отправился к Ростову, где на Пасху 1216 года произошла встреча с Константином Всеволодовичем. Князья официально заключили союз, скрепив его крестным целованием.
Тем временем по всей Владимиро-Суздальской земле срочно проводилась массовая мобилизация. Сборным пунктом была столица княжества, откуда армия выступила на соединение с Ярославом. Отряды братьев Всеволодовичей соединились у города Юрьев-Польский и разбили лагерь на вершине холма рядом с рекой Липица. Именно по названию этой реки, а не города Липецк названа произошедшая битва.
18 апреля ростово-новгородско-смоленское войско подошло к расположению противников. Мстислав своими отрядами окружил стан владимирцев и послал для переговоров своего боярина Лариона. Он попытался вбить клин между лидерами владимирской армии, обвинив в начале войны исключительно Ярослава. Однако никто не захотел заключить мир и тем самым предать союзника. Тогда посол потребовал от князя Юрия уступить владимирское княжество Константину. Разумеется, в ответ Ларион был послан к известной матери, а его хозяину Юрий велел передать: «Если сам отец наш не мог рассудить меня с Константином, то Мстиславу ли быть нашим судьей? А брату Константину скажите: пересиль нас, то твоя будет вся земля». 19 апреля Юрий послал врагам формальное предложение решить вопрос в бою.
Владимирская армия заняла позиции на Авдовой горе, которая была самым высоким местом в окрестности, что давало преимущество Всеволодичам. Их противники расположились на противоположной Юрьевой горе. Позиции разделял ручей с топкими и заросшими кустарником берегами. Владимирцы дополнительно укрепили свой берег заостренными кольями и построенной из подручных материалов изгородью. Получилась очень удобная для обороны позиция. Вдобавок шли дожди, делающие склоны скользкими. Князь Юрий мог надеяться, что враг не рискнет штурмовать её и отойдет без боя. И основания для таких мыслей у него были. Послы Мстислава предлагали ему спуститься на равнину для боя, однако это предложение вызвало у Великого князя лишь улыбку, ведь это не рыцарский поединок, а война. Кто же добровольно откажется от преимущества? «Если вы не побоялись такого долгого пути, то сможете перейти и через ручей, за которым мы вас ожидаем», - отвечал Юрий.
Казалось, войско Мстислава попало в ловушку. Атаковать вверх по склону – значит поставить себя в худшие условия. Но и просто уйти с Юрьевой горы нельзя, она просматривается владимирцами насквозь, а значит, незаметно улизнуть не получится. Придется строиться в походные колонны и отходить у всех на виду, а владимирцы наверняка выберут подходящий момент и ударят по арьергарду. Весь день 20 апреля лучники обоих армий вели перестрелку, но серьезный бой никто не начинал.
Мстислава Мстиславовича Удатного не зря считали одним из лучших полководцев своего времени. Да и опыт у него был немалый: к началу войны с владимирцами за его плечами уже было два победоносных похода на половцев и три на чудь. За год до ссоры с Всеволодовичами Мстислав захватил Киев и посадил княжить там своего ставленника. Он, зная силу своих войск, решился на рискованную атаку Авдовой горы.
Перед битвой Мстислав выступил с напутственной речью перед новгородцами. Он напомнил, что они находятся в чужой и враждебной земле и поэтому все должны храбро сражаться. «Станем крепко, призвав Бога помощника. Да никто не озирается вспять: бегство не спасение. Кому не умереть, тот будет жив. Забудем на время жен и детей своих!», - призвал своих воинов князь. Посовещавшись, новгородцы решили идти в бой пешими, они скинули лишнюю одежду, разулись и начали атаку. Часть смоленцев последовало их примеру.
Все летописцы зафиксировали этот момент: новгородцы шли в бой босиком. Однако никто не объяснил, зачем они это сделали. Есть несколько версий:
Первая. По мокрой глине проще бежать босиком – грязь на голую кожу не налипает.
Вторая. После боя первым делом с мертвецов снимали доспехи и сапоги, поэтому новгородцы показывали, что готовы умереть, но враг останется без добычи.
Третья. Разулись, чтобы отличать своих от противников. Единой униформы-то еще не было.
Четвертая. Пехотинец даже если и захочет, то не сможет убежать с поля боя. Поэтому новгородцы отказывались даже от мысли о бегстве.
Итак, первыми атаковали пешие новгородцы и смоляне. Они прорвались через ручей и заросли и обрушились на владимирскую пехоту, которую сумели оттеснить. Следом в бой пошла смоленская кавалерия, но под ее воеводой Ивором рухнул конь, и атака застопорилась. Впрочем, смоленская пехота на это внимания не обратила и прорвалась на холм. Там смоляне разбили и заставили бежать один из отрядов Ярослава.
Тяжеловооруженные конные дружины князей шли вторым эшелоном и вступили в бой, когда ополченцы уже проложили дорогу через топкие места.
Увидев, что враг пришел в себя и начал теснить новгородцев, Мстислав Удатный, вооружившись топором, лично повел дружину в атаку. Тяжелая конница прошла сквозь свою пехоту и атаковала суздальцев. Трижды дружина Мстислава насквозь проходила через строй врага, круша противников. Ожесточенный бой длился с утра до полудня. «И была сеча злая, один перед другим хотел храбрость свою изъявить и врага победить. Тут слышно было ломание копий, стенание раненных и топот конский, за которым ничего не могли воины друг по другу ни сказать, ни повелений воевод услышать, а от пыли ничто невозможно было увидеть. Лилась кровь повсюду и падали убитые... Никто же не хотел уступить», - писал летописец.
Псковский полк разбил противостоящее ему крыло врага и ударил во фланг и тыл суздальцам князя Юрия, которые сражались против Мстислава. Дружинники Великого князя оказались между двух огней и дрогнули. Дружина его брата тоже с трудом отбивалась от смолян и новгородцев. Наконец, владимиро-суздальские войска побежали. Победители разделились: Мстислав с новгородцами преследовал и убивал бегущих, а смоленцы начали грабеж захваченного лагеря. Разбитые князья бежали вместе с остатками своих дружин. Чтобы спастись, беглецы бросали доспехи и оружие. Большее количество погибших пришлось именно на момент бегства, когда новгородцы устроили настоящую резню.
Победители целый день простояли на месте побоища, собирая трофеи и приводя в порядок свои полки. Благо, что не было причин спешить, враг получил такую рану, что не смог бы оправиться и за несколько лет.
Юрий, загоняя коней, мчался во Владимир. Там, увидев одинокого всадника, решили, что это гонец с вестью о победе, а когда узнали горькую правду, пришли в ужас. Юрий требовал укрепить город и готовиться к обороне, но владимирцы собрали вече и решили, что обороняться не в состоянии. Единственное, на что уговорил их Юрий, так это продержаться пару дней, чтобы он успел начать переговоры с победителями.
Когда к городу подошла армия Мстислава, Юрий послал ему письмо, в котором говорил: «Не приступайте нынче к городу, завтра выйду из него вон». Свое слово он сдержал. Сначала с богатыми подарками он отправился в новгородский лагерь, где уговорил Мстислава быть посредником в переговорах с Константином Всеволодовичем. Благодаря заступничеству новгородского князя был заключен мир. Константин становился Великим князем, а Юрий с семьей во владение получал маленький волжский городок Радилов.
Затем победители отправились к Переяславлю-Залесскому, где укрылся князь Ярослав. Тот признал свое поражение, отказался от прав на Новгород и дал богатые подарки всем противникам. Пятого мая князья-победители, разделив трофеи, отправились по домам. Война завершилась.
По меркам своего времени, армии, участвовавшие в Липицкой битве, были огромны, но точно определить их численность невозможно. Вообще, определение численности участников сражений – это самая большая проблема для всего средневекового периода истории.
Из летописей известно, что во время этого похода с Мстиславом Удатным к Ржеву подошло 5000 новгородцев, а на город Зубцов выступило 900 псковичей. Однако это были не все его воины. Так что можно говорить, что с Мстиславом было не меньше шести тысяч человек. Более населенная Смоленская земля могла выставить больше воинов, хотя они не все могли выступить в поход. Так что Смоленские силы - это тысяч десять человек. Еще несколько тысяч дружинников было у Константина. Количество точно неизвестно, но учитывая, что он соперничал с великим князем, это должна была быть сильная дружина. Кроме того, еще несколько тысяч мечей насчитывали мелкие дружины вроде белозерской. Так что союзная армия состояла больше чем из двадцати тысяч воинов.
У Великого князя войска были многочисленнее. Насколько? Неизвестно. Возможно, владимиро-суздальская рать насчитывала тысяч тридцать воинов. Летописи сохранили имена наиболее известных воинов обеих армий. На стороне Мстислава сражался ростовский боярин Александр Попович и рязанец Добрыня Золотой Пояс. Со стороны суздальцев лучшими витязями были Ратибор и Юрята, оба погибшие в бою.
Неизвестны и потери двух армий. Сергей Соловьев, опираясь на Первую новгородскую летопись, говорит о 9233 погибших воинов Великого князя и всего шести людях у Мстислава. Зато Никоновская летопись называет гораздо большую численность погибших. Согласно этой летописи, у князя Юрия пало 17200 всадников, а у его врагов 550. Потери среди пехоты летопись не называет. Известный историк восемнадцатого века Татищев, считал, что победители оставили у Липицы 2550 убитых. Как бы там ни было, это были гигантские потери. Самое обидное, что ради интересов нескольких князей одни русские ожесточенно убивали других. А в это время в далекой Монголии Чингисхан уже объединил все кочевые племена в единое государство и начал свои завоевания.
В результате Липецкой битвы резко изменился баланс сил среди русских княжеств. Выросло значение Смоленска. Новгород на некоторое время стал независимым от Владимира. Однако вскоре все вернулось на круги своя. Константин умер всего через два года после славной победы. Своим наследником он назвал никого иного, как бывшего врага Юрия. Тот сумел объединить Северо-Восточную Русь и вернуть ей былое величие. Главный герой битвы князь Мстислав Удатный в 1218 году покинул Новгород и, завоевав южный Галич, остался там. Ярослав Всеволодович, из-за которого все и началось, через несколько лет помирился с новгородцами и вернулся к ним княжить. Тут он покажет себя талантливым полководцем, много раз будет громить литовцев и крестоносцев, угрожавших городу, и заслужит уважение новгородцев.
Многих участников Липецкой битвы судьба сведет спустя семь лет еще в одном эпохальном сражении – бое на Калке. В одном строю снова окажутся князья Мстислав Удатный и Владимир Рюрикович Смоленский, а также тысяцкий Ярун, командовавший в 1216 году смоленской конницей, и богатыри Александр Попович и Добрыня Золотой Пояс, которые после смерти князя Константина нанялись на службу к киевскому князю.
Глава 14. Кому война,… а кому работа повседневная
Постоянные войны с соседними народами и между князьями внутри Руси привели к непрерывному совершенствованию тактики и стратегии боевых действий. Как только менялись условия или противник, русская военная мысль находила адекватный ответ на новые вызовы.
Ядром вооруженных сил была дружина из профессиональных бойцов, преданных лично князю и подчинявшихся лично ему. Вместе со своим господином они меняли место жительства, участвовали в сборах дани и военных походах. Вместе с тем, воин не приносил клятвы верности и мог свободно покинуть дружину, если по каким-то причинам оставался недоволен князем. На содержание дружины шли доходы, получаемые князем с волости и военная добыча. Неудивительно, что в дружинах встречались выходцы из разных племен и социальных групп.
Помимо дружинников в большие походы выступало более многочисленное ополчение из крестьян и горожан. Сложно сказать, это князь мобилизовал мирное население в армию или, наоборот, русичи искали вождя, который мог бы их повести в набег. Благо, что военный поход в средневековье был хоть и рискованной, но прекрасной возможностью заработать на сытую жизнь. Вопреки всяким сказкам про исключительно мирных и добрых крестьян-славян, которых обижали всякие злые кочевники, наши предки вовсе не были пацифистами. При первой же возможности они брали в руки мечи и топоры и отправлялись испытать удачу. Недаром же они оставили нам в наследство огромную страну. «Кто может лишить нас вольности? Мы привыкли отнимать земли, а не свои отдавать врагам. Так будет и впредь, доколе есть война и мечи на свете», - эта фраза одного из древних славянских вождей была не пустой бравадой. С шестого и по десятый век славяне были ожившим ночным кошмаром для жителей богатой Византии.
При первых князьях русские армии состояли исключительно из пехоты. Передвижения на дальние расстояния осуществлялись в основном по рекам и Черному морю на ладьях. Нехватку собственной кавалерии князья компенсировали наймом кочевников печенегов и венгров. В бою русы строились в плотную многорядную фалангу - стену и прикрывались большими щитами. Дружинники становились в первые ряды, ополченцы - в задние, лучники рассыпались перед строем и на флангах. В бою все войско действовало как единый организм. Святослав иногда строил войско в две фаланги, стоящие друг за другом. При этом вторая была резервом и служила для защиты тыла первой. Кстати, в полевых сражениях этого времени вражеские воины не бежали сломя голову навстречу друг другу. До последнего момента они шли ровным шагом, чтобы не расстроить свои ряды. Благо, что ни пулеметов, ни артиллерии, заставляющих солдат двадцатого века атаковать бегом, в то время не существовало. Луки же не давали той плотности огня, чтобы создать насквозь простреливаемое пространство.
Когда же армии сходились и начиналась рубка, воины продолжали сохранять строй так, чтобы с боков и сзади были только свои. Благодаря плотному строю воин мог в любой миг получить помощь от соседа, а также одновременно дрался только с одним противником. Именно так воевал Святослав.
При Владимире Великом построение войск усложняется. Это уже не огромный четырехугольник пехоты, а «полчный строй», состоящий из отдельных подразделений. Это улучшало управляемость армии и давало возможность для маневра на поле боя. Чтобы усилить свою дружину, и Владимир, и его сын Ярослав активно нанимали выходцев из Скандинавии. В это же время на Руси появляется собственная кавалерия.
О кавалерии стоит сказать особо. Всем понятны её преимущества как в походе, так и в бою. Конные отряды гораздо мобильнее, маневреннее. В бою всадник имеет явное преимущество над пехотинцем.
Довольно долго у средневековой пехоты вообще не существовало возможности остановить конную атаку на ровной земле. Отбиваться мечами и топорами было бесполезно хотя бы потому, что даже мертвые лошади сохраняли инерцию и пролетали еще несколько шагов вперед и все равно врезались в строй врага. От такого удара ни щит, ни кольчуга защитить не могли. Но коня надо было еще убить, что было непростым делом. Всадник-то не просто сидел верхом, он еще и оружием махал во все стороны.
Однако есть одна сложность. Для создания кавалерии нужны кони. Казалось бы, в чем проблема: бери любую коняшку в табуне, седлай - и вперед. Однако далеко не все кони подходили для боя. Во-первых, они должны были быть сильными, рослыми и выносливыми, чтобы нести всадника со всеми доспехами. Во-вторых, конь не автомобиль, он умеет думать, чувствует страх и боль, поэтому его просто так не заставишь мчаться и врезаться во врага, особенно если тот ощетинился оружием. Так что предложение прыгнуть на копья вызовет у него очень мало энтузиазма. Дружинникам нужны были не просто верховые лошади, а именно боевые. Поэтому во всех странах для войны коней выводили специально. Существовала даже пословица, отражающая эту разницу: «Кляча воду возит, лошадь пашет, конь под седлом».
Чем же отличаются боевые лошади от обычных?
Начнем с психологии. Вторая важная составляющая боевого коня после силы – это его характер. Для кавалерии требовались умные, злые и храбрые кони, которые бы не боялись столкновений, шума и ран. Которые бы сами рвались в свалку, но при этом слушались своего хозяина. Поэтому породы боевых коней выводили так же, как сейчас разводят бойцовских собак. В принципе, эта проблема была решена уже на заре коневодства. Частично - путем отбора для размножения наиболее подходящих коней, частично - за счет обучения. Жеребенка на тренировках учили не бояться опасностей, избегать ударов, сбивать и топтать противников. В конце концов, коневоды добивались того, что конь совершенно сознательно сбивал и давил людей и других лошадей, не останавливаясь даже перед лобовым ударом. Правда, одной из особенностей конской психики было то, что, лишившись всадника, которого он воспринимал как вожака табуна, конь начисто утрачивал агрессивность и стремился покинуть поле боя.
Что же касается физических данных коней, то тут древними селекционерами была проведена поистине титаническая работа. Дикие кони, от которых произошли все известные сегодня породы, были легкими и крайне низкорослыми. Кавалерия античных времен ездила на лошадках высотой в полтора метра в холке и весом килограммов в триста. Да еще и не было сделано такое эпохальное изобретение, как стремя, поэтому и скифы, и греки ездили, держась коленями за бока лошади. Ни пустить коня в галоп, ни упереться для удара всадники не могли. Из-за всего этого в древности кавалерию использовали в основном как вспомогательный род войск.
Главным оружием скифских и подобных им всадников были лук и дротики, рубиться в конном строю на мечах или топорах они просто не могли. Зачастую в античное время коней использовали лишь для передвижения, а перед боем спешивались. Конечно, и в древности были исключения в виде тяжелой кавалерии, катафрактариев, существовавших у некоторых восточных народов, например сарматов и парфян, в первом веке до нашей эры. Это были предшественники средневековых рыцарей, чье тело было полностью прикрыто доспехами, а основным вооружением было длинное копье. В отличие от воинов более поздних времен, катафрактарии не держали копье в руке, а ремнем привязывали его к шее и крупу коня. Всадник в бою лишь направлял удар копья. Атаковали они, двигаясь рысью и выстроившись в плотный строй. Но из-за того, что еще были неизвестны стремена и сами парфянские кони весили всего до трехсот килограммов, прорвать глубокие построения римской пехоты катафрактарии не могли. Собственно, и появились-то эти всадники как ответ на римскую опасность. Когда выяснилось, что греческая фаланга и римский легион легко опрокидывают и громят армии Востока, местным полководцам пришлось искать адекватные контрмеры. Легкая пехота и легкая кавалерия были неспособны на равных сражаться против легионеров, поэтому правители востока создали свои отряды воинов в тяжелых доспехах и посадили их на коней. Кстати, коней тоже прикрывали специальными доспехами. В целом же древняя тяжелая кавалерия лишь сравнялась в силе с римским легионом, но никак не превосходила его. Но все же, если легион был высшим достижением античной военной мысли в отношении пехоты, то катафрактарии были верхом развития кавалерии того времени.
Однако селекционеры всех знакомых с лошадьми народов не сидели сложа руки. Постепенно рост и вес коней увеличивались, и их уже нельзя было спутать с ослами. Примерно в седьмом веке нашей эры в Европе стало известно стремя, что кардинально изменило соотношение сил между пехотой и кавалерией. Теперь всадник мог активно рубиться, использовать копье для таранного удара, свешиваться с седла и заставлять коня перепрыгивать через препятствия. Это привело к настоящей революции в военном деле, и коневоды вплотную взялись за выведение новых верховых пород. К девятому веку в Европе появились такие исполины, как «дестриэ», достигавшие двух метров роста и весившие до тонны. Они могли нести не просто всадника в доспехах, но и специальные конские доспехи. Именно с этого момента можно говорить о начале рыцарской эпохи. Закованный в железо всадник на таком коне мог запросто прорывать любой пехотный строй, из-за чего в Европе начался упадок пехоты. Боевой конь стал таким же оружием, как и меч. Недаром же знаменитый прусский полководец Зейдлиц учил, что кавалерия одерживает верх не саблями, а хлыстом и шпорами.
Такие кони нуждались в хорошем корме, постоянном уходе и, естественно, были очень дорогими. Позволить себе их могли только очень богатые воины. Прочие же ездили на небольших лошадках, которые в бою с дестериэ не могли участвовать по определению. Вес этих коней был не больше четырехсот килограммов, они были достаточно быстры, чтобы перевозить человека, но в бою против тяжелой кавалерии они были бесполезны. Недостатком рыцарских коней была плохая выносливость. Нестись в полный опор они могли всего несколько сотен шагов, правда, этого с лихвой хватало, чтобы смести все на своем пути. Поэтому рыцари почти шагом приближались к вражескому строю, и только с рубежа в сотню метров начинали набор скорости, чтобы перед столкновением перейти в галоп. Зачастую исход сражения решала первая же лобовая атака. Плохо обученную и слабо вооруженную пехоту (а она в средневековье такой и была в Европе) атака латной конницы просто сметала и растаптывала. Кстати, в атаку на пехоту и легкую кавалерию рыцари шли сплошным строем, эдакой стеной из стали, а вот если противостояли им рыцари, то строй был с большими промежутками между воинами. Это делалась для того, чтобы избежать лобового столкновения с другим рыцарем, потому как столкновение всадников на равных конях неминуемо означало тяжелую травму, а то и гибель обоих бойцов. Рыцари пролетали рядом друг с другом, при этом нанося удар, затем разворачивались, и все повторялось, пока кто-то не вылетал из седла.
Еще одной категорией боевых коней, которые использовались в средневековье, были лошади кочевых народов. Эти кони были низкорослыми и легкими. Зато они были неприхотливы, как автомат Калашникова, выносливы и обходились подножным кормом.
Собственно, разница в качестве имевшихся коней определяла военную тактику разных армий.
Первые русские кавалеристы были вынуждены использовать тех коней, которые были в наличии. Разумеется, в основной своей массе это были не боевые, а рабочие кони. Но уже с одиннадцатого века князья и бояре гарцевали на могучих европейских боевых «богатырских» конях, а веком спустя русские дружины – это великолепная тяжелая кавалерия.
Крупные европейские кони использовались в тяжелой кавалерии, которая атаковала плотным строем и действовала холодным оружием. Небольшие кочевые лошади применялись в легкой коннице, которая использовалась для разведки, завязывания сражения и преследования бегущих. Основным оружием этой части дружины были луки, а конные лучники были важной частью русских армий домонгольского периода.
Вообще же на Руси использовались разные породы коней, как местные, так и привезенные из стран Европы и Востока. По назначению в русских летописях кони делились на милостных, сумных и поводных, или товарных лошадей. Милостные – это высококлассные боевые кони. Сумные – это скорее вьючные кони, нужные для перевозки припасов в суммах. Хотя и они могли использоваться как верховые более бедными дружинниками. Поводные, они же товарные – это обозные лошади, слабо пригодные для верховой езды. Кроме того, в летописях с двенадцатого века встречаются упоминания еще об одной категории коней – фарях. Само название восходит к арабскому слову «фарас» - конь, и понятно, что так называли благородных скакунов, привезенных с Ближнего и Среднего Востока, которые были для Руси большой редкостью. Оттого и ценились особо. Хотя и простые кони ценились высоко. Ведь лошади использовались не только для военных целей, на них (естественно, не на боевых) пахали, их запрягали в повозки. Согласно Русской правде виновный в убийстве чужого коня должен был уплатить в княжескую казну штраф в 12 гривен и еще гривну – потерпевшему, а за убийство свободного крестьянина полагалась вира всего в 3 гривны.
Кстати, наверное, стоит уточнить, кого следует считать тяжелой конницей, а кого легкой. Ведь роль в этом делении играет не только вес воина и коня, но и способ ведения боя. Поэтому, на наш взгляд, к тяжелой кавалерии относятся воины, способные нанести таранный копейный удар, а затем вести ближний бой холодным оружием, пробивающим доспехи. Естественно, это подразумевает наличие у воина соответствующей экипировки, включающей как минимум шлем, щит, панцирь, тяжелое копье, меч, булаву или топор. В идеале еще должны быть наручи и защита для ног. Легкая кавалерия – это бойцы, ведущие главным образом дистанционный бой с помощью луков. Их роль в сражении: налетели – обстреляли – ускакали – развернулись и обстреляли еще раз.
Одна из причин, по которой в большинстве открытых сражений русские выигрывали у половцев, это большее количество тяжелой кавалерии в дружинах наших предков. У половцев, кстати, она тоже была, хотя, в основном, все же кочевники были легко вооружены.
Обычно бой происходил так. Степняки кружили вокруг и засыпали наших тучами стрел. Русские конные лучники перестреливались с половцами и тем самым прикрывали собой развертывание основных сил дружины. Затем, опустив копья, в бой бросалась наша тяжелая кавалерия. Её атака была столь стремительна, что вражеские стрелки не могли опомниться и вместо стрельбы должны были маневрировать. А в коротком рывке тяжелые русские кони легко догоняли и перегоняли половецких, после чего кочевников просто поднимали на копья.
Естественно, что в разных княжествах был разный процент тяжелой и легкой кавалерии. На юге, где главным врагом были кочевники, многочисленные лучники были просто необходимы. На северо-востоке, где приходилось сражаться против немцев, возрастала роль тяжелой кавалерии, способной соперничать с рыцарями.
Преобладание кавалерии на Руси не привело к исчезновению пехоты. Однако в степной части страны её действия в основном носили вспомогательный характер. Зато на лесном севере пехота была более многочисленной и самостоятельной. Хотя и там основной задачей русской пехоты в двенадцатом-тринадцатом столетиях была оборона крепостей. Пехота, как и кавалерия, делилась на тяжелую и легкую. Воины тяжелой кавалерии имели металлические доспехи, шлем, щит, копье, сулицы, боевой топор, иногда меч. Легкая пехота не имела доспехов и щитов, зато тут было много лучников.
***
С определенного времени княжеская дружина начинает делиться на две неравнозначные части: старшую и младшую. Летописцы традиционно называют воинов первой мужами и боярами. Это были опытные заслуженные воины, которые занимали высшие посты, были советниками князя, выполняли ответственные поручения, а во время войны были командирами подразделений. Нередко бояре старшей дружины имели земельные владения с зависимыми крестьянами, а также собственные вооруженные отряды, с которыми и выступали в поход. Младшая дружина – это, соответственно, простые бойцы, выполнявшие основную работу. Они охраняли княжеские резиденции, были телохранителями при поездках, являлись основной ударной силой в боях.
Разница между младшими и старшими дружинниками была закреплена юридически, так как за убийство «княжа мужа» по Русской правде взималась в два раза большая вира, чем за смерть младшего дружинника.
Всю младшую дружину нередко назвали гридями, хотя и она была неоднородной. Её низший разряд составляли отроки, исполнявшие различные обязанности в княжеских резиденциях. Лучшую часть меньшой дружины называли сначала детскими, а затем детьми боярскими.
Как и в Европе, в средневековой Руси все больше крестьян теряло независимость и прикреплялось к земле. За их счет оснащались и содержались княжеские дружины. Благодаря этому, число обученных и хорошо вооруженных воинов увеличивалась, из-за чего значение крестьянского ополчения падало. Зато с ростом городов все большую роль играли городские ополчения, ведь горожане имели доход, позволяющий приобрести хорошее оружие и доспехи. Так что, немного уступая дружинникам в опыте и выучке, городовые полки равнялись с дружинами по вооружению и превосходили численностью.
При сборе ополчения жители нескольких дворов обязаны были послать в поход вооруженного воина. Количество дворов, выставляющих ратника, колебалось в зависимости от региона и от вооружения воина. Например, легкого пехотинца могли выставить два двора, а для содержания тяжеловооруженного кавалериста требовались усилия десятка дворов.
Количество идущих в поход воинов также зависело от степени опасности для города. Например, в Новгороде могли призывать одного воина на коне и в полном доспехе как с четырех сох, так и с десяти сох. Соха – это единица площади под пашней, с которой брались налоги. То есть численность выставленного одной и той же землей полка могла отличаться в два с половиной раза.
К концу двенадцатого века структура и название дружины и вообще русских вооруженных сил меняется. Возникает княжеский двор, состоящий из его личных слуг и воинов, и полк — феодальное ополчение бояр-землевладельцев, обязанных по первому требованию приходить под княжеское знамя с собственными отрядами. Кроме того, князья оседают по городам и уже не так часто меняют престолы, как это было в первые века. Соответственно, горожане и дружины в определенной мере сливаются, и теперь городское ополчение рассматривается как дружина своего князя. В итоге местные вооруженные формирования получают название дружина, а личный отряд князя, который раньше называли дружиной, именуется двором.
Начиная с одиннадцатого века, боевые построения русских армий состояли из центрального полка (чело), а также крыльев – полков правой и левой руки. Передовой полк из конных лучников должен был завязывать бой. Большое значение приобрело взаимодействие разных отрядов. С конца двенадцатого века при штурмах и защите крепостей начали использоваться различные метательные орудия.
***
Вся история ранней Руси была связана с реками. По ним шли купеческие караваны, по ним отправлялись ватаги молодцев в новые земли, у речных берегов строились города, в речных поймах распахивали землю для полей. Неудивительно, что речной флот у славян появился очень рано. Еще в антские времена славяне строили ладьи, на которых можно было плавать не только по рекам, но и выходить в море.
Византийские источники оставили описание ладей, на которых под стены Константинополя приходили славянские армии. Греки называли славянские корабли моноксилами, т.е. однодеревками, потому что действительно основой для корабля было всего одно дерево, которое выдалбливали. Затем борта наращивали из досок. Общая длина такой ладьи достигала двадцати метров, а помещалось в ней до сорока воинов. Двигалась ладья как на веслах, так и под парусом.
Расцвет военных морских походов приходится на период становления русского государства и завершается при Владимире Святом. В последующие времена ладьи использовались для быстрой переброски войск по рекам. Возник даже термин «судовая рать», означавший пехоту, передвигающуюся на кораблях. Так что история русского военного флота насчитывает полторы тысячи лет.
Если же кратко подвести итог, то до прихода монголов русские войска полностью соответствовали требованиям времени и были в состоянии справиться с любым известным им противником.
Русское оружие в домонгольский период
Учитывая, сколько войн приходилось вести нашим предкам, становится понятно почему оружейное дело было да и до сих пор остается одним из наиболее развитых на Руси. Хотя на историческую арену славяне вышли практически безоружными: по словам византийских авторов, в шестом-седьмом веках большинство славянских воинов были пехотинцами, вооруженными только дротиками и луками со стрелами. Так, Прокопий Кесарийский писал: «Вступая в битву, большинство из них идет на врагов со щитами и дротиками в руках, панцирей же они никогда не надевают; иные не носят ни рубашек, ни плащей, а одни только штаны, подтянутые широким поясом на бедрах, и в таком виде идут на сражение с врагами». Действительно, в это время главным видом славянского оружия были легкие копья, пригодные как для рукопашного боя, так и для метания. Каждый воин уходил в поход, имея с собой два-три таких копья. Кроме того, славяне очень рано освоили производство сложных луков, которые изготовлялись из нескольких видов усиленной сухожилиями животных древесины и костяных накладок.
Но очень быстро славяне перенимают у противников новые для себя виды вооружений, и уже к девятому веку наши рати ни в чем не уступают войскам окружающих народов. А после того, как Вещий Олег объединил в единое русское государство восточнославянские племена, начинается настоящий взлет военного искусства и оружейного дела. Пришедшие на смену племенным ополчениям княжеские дружины были первым полностью профессиональным войском в отечественной истории. Кроме того, в это же время начинают появляться и специализированные оружейные мастерские, хотя многие предметы экипировки дружинники изготовляли самостоятельно. Воин эпохи Игоря Старого и Святослава в походе вполне мог самостоятельно ремонтировать свои доспехи.
С созданием единого русского государства происходят серьезные изменения в военном деле. По-прежнему основной ударной силой войска оставалась пехота, но теперь это не толпы вооруженного люда, группирующегося по родовому признаку, а дисциплинированные отряды, разделенные на полки и действующие по единому замыслу полководца. Во времена князя Святослава главной силой русских войск стала плотная фаланга тяжеловооруженных воинов. При этом построении на первое место вышло оружие ближнего боя, а дротики и луки стали вспомогательным.
Когда в десятом веке основным противником Руси стали высокоманевренные конные орды кочевников, русские дружины пересели на коней, и основным родом войск стала кавалерия. Вскоре произошло ее разделение на копейщиков и лучников. При этом копейщики становятся решающей силой, наносящей главный удар в сражении, и не удивительно, что это лучшие воины дружины. Конным лучникам выпадает роль передовых частей, разведки и охранения. Они начинали сражение, заманивали противника в засады, преследовали разбитых врагов…
Разумеется, пехота не исчезла вовсе, но на юге Руси она стала исключительно вспомогательной силой. На покрытом лесами севере пехота была многочисленной и играла весомую роль на протяжении всего средневековья.
В IX-X веках на Руси сложился комплекс доспехов и вооружения, который вполне соответствовал всем потребностям дружинников. Причем, из-за того, что русичам приходилось воевать в разных природных условиях и с разными противниками, на вооружении у наших предков было гораздо больше видов оружия, чем у европейцев или кочевников. Рассмотрим основные виды оружия, с которым приходилось иметь дело пращурам во времена первых Киевский князей.
Меч
Разумеется, начнем рассказ с воспетого сказаниями и песнями меча, как самого опоэтизированного средства убийства. Это благородное оружие вошло в былины и легенды и создало целый пласт в русской культуре. Большинство языческих народов относилось к мечу со священным трепетом, видя в нем проявление сверхъестественной силы. Не были исключением и славянские воины, почитавшие свое оружие как настоящее сокровище. Недаром на мече приносили клятвы и с помощью именно этого оружия проходили судебные поединки. Когда хоронили воинов-язычников, то вместе с ними в могилу опускали и их мечи, чтобы они продолжали защищать своего хозяина даже после смерти. С принятием христианства на Руси культ меча вовсе не пропадает, хотя и не одобряется Церковью. Так, мечи князей Довмонта и Всеволода Мстиславича считались оберегами Пскова и хранились как святыни. Удостоился упоминаний в летописи меч Святого Бориса, которым владел князь Андрей Боголюбский.
Кстати, если большинство видов оружия (копья, боевые ножи, кинжалы, топоры…) развились из охотничьих или хозяйственных аналогов, то меч изначально создавался как исключительно боевое оружие.
Разговор о мечах, наверное, стоит начать с определения, что же такое меч и чем он отличается от другого длинноклинкового оружия, так как в этом вопросе достаточно путаницы. Тем более, что за века мечи претерпевали существенные изменения. На наш взгляд, наиболее точное определение звучит так: меч – это обоюдоострое клинковое холодное оружие, предназначенное для нанесения рубящих и колющих ударов. Первоначально острие не затачивалось, так как мечом наносились только рубящие удары.
Меч часто путают с более поздним изобретением – саблей, но надо помнить, что это совершенно разные виды оружия, выполняющие противоположные задачи. В отличие от сабли, приспособленной для нанесения режущих ударов, основным назначением меча было прямое прорубание доспехов. Тяжелый прямой меч буквально проламывает вражеские доспехи - и тело под ними, разумеется. Сабля легко рассекала плоть, нанося страшные раны, но практически бесполезна против прочных доспехов, в то время как меч их свободно прорубывал, перемалывая в фарш мясо, кости и доспехи. Из-за этой разницы в задачах меч и сабля отличались своей формой, балансировкой, заточкой.
Вообще же выбор того или иного образца оружия диктовался конкретными условиями, в которых приходилось действовать воину. И именно прямой обоюдоострый меч соответствовал методам ведения боя и производственным возможностям мастеров-оружейников Европы (в том числе и Руси) в конце первого и начале второго тысячелетия от рождества Христова. Мечи того времени были оружием или дорогим, или очень дорогим, но высокая стоимость с лихвой перекрывалась их достоинствами. Во-первых, в отличие от боевого топора или булавы, меч хорош не только для нанесения ударов, но и для их отражения. Во-вторых, мечом с низким расположением центра тяжести гораздо легче сражаться, чем, например, топором – самым массовым оружием того времени. Это значит, вооруженный мечом воин устанет меньше, чем его вооруженный топором противник, что в свою очередь при прочих равных качествах бойцов даст преимущество меченосцу. А обоесторонняя заточка клинка не только увеличивала срок службы меча, но и позволяла наносить более разнообразные удары.
Как мы уже упоминали, меч не был исконно русским оружием, и естественно, что первое время наши воины сражались мечами, купленными или захваченными у соседних народов, поэтому на Руси использовались мечи практически всех известных тогда типов, как европейских, так и восточных: персидских и арабских. Благо, что мировой оружейный рынок был хорошо развит и тысячу лет тому назад. Кстати, историкам известно повеление франкского короля Карла Великого, запретившего в 805 году продавать славянам оружие (прежде всего, мечи) и доспехи. Разумеется, ушлые торговцы такие бьющие по их карману королевские указы выполнять особо не рвались, да и скандинавы, покупавшие мечи для себя, не упускали шанса перепродать их славянам.
Тут нужно сделать отступление и заметить, что Франкская империя, включавшая в себя земли современных Италии, Франции и Германии, была не только самым большим и экономически развитым государством Европы, но и признанным европейским центром оружейного производства. Именно тут в середине восьмого века научились ковать мечи, позднее названные каролингскими. Свое имя они получили по названию династии Каролингов – потомков Карла Великого. Клинок такого меча был широким и обоюдоострым, шириной у основания до шести сантиметров, плавно сужающийся к кончику. Кроме того, мастера для уменьшения веса стали делать на лезвиях канавки-долы, которые иногда в художественной литературе называют «кровостоками». Благодаря долу, можно было увеличить длину оружия, не перегружая руку избыточным весом. Характерной особенностью каролингских мечей была короткая, не шире ладони владельца, рукоять, состоящая из стержня рукояти (черен), перекрестья (гарда), и навершия (яблоко). Еще одним отличием мечей этого типа была массивность гарды и яблока, служивших своеобразным противовесом клинку. Мечи до десятого века были исключительно рубящим оружием, и только начиная с одиннадцатого их острие начинают затачивать для нанесения колющих ударов. Мечи носили в деревянных ножнах, обтянутых кожей и усиленных металлическим прибором. Часто ножны и рукоять меча богато украшались.
Мечи каролингского и сменившего их романского типа активно применялись воинами всех европейских народов, и наши предки не были исключением. Сегодня археологам удалось найти на территории Руси более сотни мечей девятого-одиннадцатого века. В основном, их находят при раскопках в районах древних городов: Смоленска, Ярославля, Новгорода, Киева и Чернигова.
Интересно отметить, что на лезвия многих мечей мастера наносили надписи и узоры, о существовании которых историки совершенно случайно узнали уже в ХХ веке. Дело в том, что надпись делалась путем инкрустирования в металл клинка железной проволоки, поэтому, когда меч оказывался в земле и начинал ржаветь, надпись покрывалась ржавчиной и становилась неразличимой. А все доступные для изучения историков мечи того времени были найдены в результате раскопок, то есть ржавыми, а то и полусгнившими. Лишь после удаления ржавчины и обработки меча специальным реактивом надписи становятся различимыми. В результате, за последние десятилетия клейма были обнаружены на многих мечах. Чаще всего на мечах встречается надпись ULFBERHT – клеймо мастерской в области среднего течения Рейна, возникшей еще во времена Карла Великого. Мастера этой фирмы в девятом, десятом и одиннадцатом веках выпустили тысячи клинков, которые разошлись по всему миру. Встречаются также такие виды клейма как INGELRII ME FECIT, LEUTLRIT, CEROLT, ULEN…
Открытие надписей на клинках помогло разрешить принципиальный спор историков: долгое время историки-норманисты доказывали, что все мечи славян имели западно-европейское происхождение, так как славяне сами были неспособны к столь сложному производству. Оппоненты в ответ приводили свидетельства средневековых арабских авторов, говоривших о том, что у руссов были собственные мечи. Итог спору подвело исследование меча, найденного в местечке Фощеватая недалеко от Миргорода в Полтавской области. Все исследователи в один голос считали его привозным, но когда было расчищено лезвие, на нем неожиданно проступили кириллические буквы. С одной стороны было написано «ЛЮДОТА», с другой «КОВАЛЬ ». Это было настоящей сенсацией: впервые было доказано, что на Руси в Х веке было собственное производство мечей. Значит, у нас существовала специализированная оружейная мастерская задолго до того, как об этом сообщают письменные источники, а Русь была второй страной в Европе, где был выпущен собственный подписной меч. Кроме того, собственное клеймо русского мастера означало, что он не боится конкуренции с продукцией франкских оружейников. Кстати, подпись на этом мече является старейшей из сохранившихся русских надписей на оружии. Так что уже на заре своей истории русский народ шел в технологической гонке ноздря в ноздрю с европейскими лидерами.
А начиная со времен Владимира Великого, можно говорить о том, что русские мастера познали все тонкости производства самого современного на то время оружия. Так они освоили производство клинков из булата, умели достигать нужных характеристик меча, сваривая сталь и железо. Как правило, основу клинка делали либо из железа, либо из скованных вместе полос малоуглеродистой стали и железа. Причем, в последнем случае стальную полосу получали из скрученных вместе, а затем несколько раз перекованных прутьев с разным содержанием углерода. Потом к торцам основы наваривали стальные полосы – будущие режущие кромки, а затем отковывали заготовку так, чтобы стальные полосы превратились в лезвие. Такая сварка была технически очень сложной операцией. Во-первых, нужно было разогреть металл до пластичного состояния, в котором его можно сваривать, но если перегреть или наоборот недогреть материал, то сварки не произойдет. При этом нужно помнить, что для стали и железа это разные температуры: чистое железо можно сваривать при 1425—1475 градусах, а сталь с содержанием углерода 0,8% - при температуре около 1200—1250 градусах. Так что кузнецу нужно было хорошо знать свойства и состав металлов, уметь по цвету раскаленной полосы определять его температуру. Не забудем, что мастер должен делать свое дело, лишь пока заготовки не остыли, то есть приходилось работать очень быстро. Кроме того, при нагреве металл окисляется, покрываясь окалиной, которая мешает сварке. Чтобы убрать окалину, кузнецы посыпали места сварки кварцевым песком, который, соединяясь с окалиной, давал шлак, который можно было легко удалить.
Металл основы делал меч гибким и упругим, не позволяя ему ломаться при ударах, а более хрупкая сталь на лезвии обладала прекрасными режущими свойствами. Следующей операцией было выстругивание долов, после чего клинок шлифовали и закаляли. После этого оставалась лишь изготовить рукоять и отполировать меч до зеркального блеска. Иногда клинок дополнительно обрабатывали кислотой, чтобы на его поверхности проступил узор, полученный благодаря комбинации железных и стальных полос основы. При желании кузнец мог добиться получения одинакового, подчас весьма сложного, рисунка по всей длине меча.
Бывало мечи изготовляли исключительно из железа, но чтобы придать им твердость, их режущую часть насыщали углеродом. Этот процесс сегодня называется цементизацией. Древние мастера могли произвести ее двумя способами: или оставить железный клинок в тлеющем древесном угле, или на поверхности раскаленного до тысячи градусов меча по определенной технологии сжечь богатый углеродом органический материал, например, полосы из шкуры животных.
Мечи десятого века весили около полутора килограммов, но к середине одиннадцатого века они становятся тоньше, легче на треть и немного короче. Хотя, конечно, каждый имевший для этого средства воин мог заказать кузницу оружие той длины и веса, которая ему подходила. По данным археологии, в двенадцатом веке технология производства русских клинков заметно упрощается, отныне их делают цельностальными, а в украшении почти не используют драгоценные металлы. До сих пор никто не сумел объяснить этот факт, хотя, возможно, разгадка проста. Большинство известных сегодня мечей десятого, а особенно девятого века были найдены в могилах знатных русичей, а значит, были не рядовым оружием, а, говоря современным языком, эксклюзивным. Естественно, что это были лучшие клинки своего времени. Когда после принятия христианства воинов стали хоронить без оружия, такие первоклассные клинки перестали попадать в землю. Почти все более поздние мечи найдены на местах сражения, а там, в основном, гибли рядовые воины, естественно, вооруженные более дешевым и простым оружием массового производства. Вот и вся загадка.
В тринадцатом веке в связи с улучшением доспехов происходит новое утяжеление и удлинение мечей. В это время они могут достигать 120 сантиметров и весить до двух килограммов, что позволяло наносить более мощные удары. Естественно работать таким оружием одной рукой становится затруднительно, и рукоять постепенно удлинялась, пока меч не превратился в двуручный.
Пройдя долгий путь эволюции, меч в Киевской Руси домонгольского периода был широко распространен, хотя для простых горожан и крестьян оставался слишком дорогим и потому был оружием обеспеченных слоев общества.
Сабли
Много веков подряд по бескрайним евразийским степям кочевали многочисленные племена самого разного происхождения. Индоиранцы, тюрки, монголоиды шли от пастбища к пастбищу, ища сочную траву для своих стад. Разные языки звучали над ковылями, к разным богам возносились молитвы, но судьбы всех этих народов были схожими: постоянная война на истребление всех со всеми. Причем, войны в Степи были гораздо более кровопролитными, чем у оседлых народов. Ведь за что воевали в средневековой Европе? Целью королей и герцогов было увеличение количества подданных, платящих налоги в королевскую казну. Разумеется, были и исключения в виде религиозных войн, но в целом излишнее кровопролитие не приветствовалось, ведь зачем вырезать население захваченного города, если его можно заставить регулярно платить подати? Зачем убивать пленных, если за них можно получить выкуп? Утрируя, можно сказать, что одни профессиональные военные (феодалы и их дружины) воевали с другими за право обирать мирное население.
А вот у кочевников ситуация была прямо противоположной. Чтобы прокормить себя, им требовалось гораздо больше земли, чем земледельцам, и люди на этой земле им были совсем не нужны. В случае засухи или другого природного бедствия кочевники должны были откочевать на сотни километров, чтобы найти непострадавшие пастбища. Кроме того, летом они должны были иметь возможность кочевать на север, а зимой - на юг. В общем, им нужен был простор, но, как всегда, потребности человека велики, а ресурсы ограничены. На каждое богатое пастбище, на каждый водопой находились конкуренты, которых было необходимо ликвидировать, пока они не ликвидировали тебя. Вот и приходилось одним кочевникам воевать с другими, зачищая подходящую землю от всех чужаков. Этим и объясняется непонятная европейцам жестокость кочевников: они убивали всех членов враждебного племени, кроме тех, кого можно было обратить в рабство и с выгодой продать. К тому же, для военных действий кочевники объединялись в крупные армии, но в мирное время они кочевали отдельными родами, чтобы более рационально использовать пастбища. Так что если бы они не добили разбитых врагов, то те могли бы потом перерезать незадачливых победителей по-одному. Естественно, что постоянные войны поспособствовали созданию кочевниками прекрасного оружия, идеально подходящего к степным условиям: сабли и сложносоставного лука. Нет ничего удивительного в том, что вынужденные постоянно сталкиваться с кочевниками русичи переняли себе эти виды оружия. Уже в начале одиннадцатого века дружинники южнорусских княжеств все чаще меняют свои прямые мечи на более легкие кривые сабли, и вскоре именно сабля станет основным длинноклинковым оружием на Руси.
С чем же это связано?
Главное отличие войны, да и жизни в степи, в том, что без коня тут прожить было невозможно, соответственно, все мужчины с детства приучались к верховой езде и были великолепными кавалеристами. Естественно, и сражались они верхом. Кроме того, доспехи кочевников были значительно легче и проще, чем у европейцев, так что тяжелый меч, предназначенный для борьбы с прочными металлическими доспехами, был в степи просто не нужен. Поэтому клинок можно было сделать более легким, а чтобы усилить режущие свойства, его лезвие - искривленным. Кроме того, у меча центр тяжести расположен около гарды, а у сабли ближе к острию, что дает возможность наносить более сильные удары с оттяжкой, увеличивающей длину и глубину раны. Так как противник был слабо защищен, то даже относительно слабый сабельный удар приводил к нанесению длинных, широких, обильно кровоточащих резаных ран с разваливающимися краями. Даже если враг и не выходил из строя сразу, то вскоре он неизбежно слабел от потери крови и болевого шока.
Столкнувшись в десятом веке с кочевниками хазарами и печенегами, русичи поменяли свою военную тактику. Если против византийцев наши предки сражались, построившись в плотные фаланги из тяжеловооруженных пехотинцев, то со степняками воевали маневренные отряды кавалеристов с более легким вооружением. Вот тут-то и оценили наши предки все преимущества сабли. Неудивительно, что чем южнее располагалось княжество, тем раньше там начинали воевать саблями, а чем севернее – тем дольше в ходу были мечи.
Сабли Х-ХI веков были слабоизогнутыми клинками длиной около метра и шириной в три с половиной сантиметра. Ковали их примерно по той же технологии, что и мечи. В следующие столетия сабли стали длиннее и шире, одновременно увеличилась их кривизна. Носили сабли в деревянных ножнах у пояса или на плечевой перевязи. Хотя археологам известны богато изукрашенные, с применением золота и серебра, образцы, большая часть сабель была без каких-либо украшений.
Кстати, если русские мечи были схожими с общеевропейскими образцами, то сабли были такими же, как у степных народов, что в принципе понятно. Одинаковые задачи, стоявшие перед оружейниками, приводили к появлению схожих образцов. Со временем из Руси сабля попадет и в Западную Европу, где она приживется только через пару веков.
Копья
Копьё - одно из самых древних видов оружия. Возникнув в незапамятные времена, копья применялись во всех европейских войнах вплоть до Первой мировой. Естественно, что и наши предки активно использовали в ратном деле различные виды копий, благо, что они, благодаря дешевизне изготовления, были общедоступны. Древко, как правило, было в рост человека, а то и выше. Его изготовляли из дуба, клена и березы, часто дополнительно усиливали, оковывая железом, чтобы врагу в бою было сложнее перерубить копье. Наконечник из стали или железа мог весить до 400 граммов и быть длиной в две ладони. Археологи, изучающие домонгольский период в истории Руси, в зависимости от формы наконечников выделяют семь типов русских копий, хотя эта классификация весьма условна.
В художественных книгах авторы часто заставляют своих героев метать копья, чего в реальной жизни не происходило. Для метания использовались специальные дротики-сулицы, а копья предназначались исключительно для рукопашного боя. Причем, использовали их как пехотинцы, так и всадники. Знатные дружинники украшали свои копья драгоценными металлами, а под наконечником к древку крепились султаны из конского волоса или пеньковых шнурков. Первоначально это было вызвано сугубо практической необходимостью – волос впитывал вражескую кровь, чтобы она не заливала все древко, делая его скользким, но вскоре выкрашенные в яркие цвета султаны стали использоваться и как украшение.
В девятом-десятом веках копья были, в основном, с плоскими наконечниками и древком диаметром в два с половиной сантиметра, но с развитием доспехов оружейникам пришлось усовершенствовать их. Плоский листовидный наконечник, которым можно было не только колоть, но при необходимости и рубить, уступил место более узкому граненному - «бронебойному». К двенадцатому веку воины все чаще используют пики с трех- или четырехгранным наконечником, хорошо приспособленным для пробивания прочного панциря. Кавалеристы при этом действуют пикой как тараном, нанося удар параллельно земле. При этом сила удара достигается за счет скорости и массы коня с всадником, в то время как ранее копьями били сверху вниз, используя мышцы руки и корпуса.
Кстати, единого мнения, что считать пикой и в чем ее отличие от других видов копий, не существует. На наш взгляд, наиболее точным будет такое определение: пика – длинное копье с узким (до одного сантиметра), предназначенным для пробивания доспехов наконечником. В начале тринадцатого века пика приобретает форму, которая сохранилась до конца средневековья.
Еще одним видом копий, распространенных в средневековой Руси, была рогатина – тяжелое копье с длинным и широким (до семи сантиметров) наконечником. Первоначально рогатины использовали для охоты на крупного зверя: медведя или кабана. При этом тупой конец рогатины упирали в землю. При ударе такое копье благодаря толщине древка могло выдержать без поломки большое напряжение, возникающее, когда зверь всем весом наваливался на копье. Чтобы рогатина не прошла насквозь, и животное не достало охотника, чуть ниже лезвия располагалась прочная перекладина.
Боевое применение рогатины не отличалось от её использования на охоте. Она могла проломить любой доспех, но из-за тяжести пользоваться ею было неудобно, однако дешевизна и универсальность рогатины делали ее довольно популярной среди ополченцев.
В двенадцатом веке возникла изогнутая разновидность рогатины – совня, которая стала наиболее популярна в более поздние времена. Интересно отметить, что в далекой Японии самураи охотно использовали местный аналог совни – нагинату.
В качестве метательного оружия наши предки широко применяли полутораметровые дротики – сулицы. Это было дешевое, практически одноразовое, но эффективное оружие. От копий дротики отличались не только размерами. Так, если наконечники боевых копий делали гладкими, чтобы они не застревали в телах врагов, то наконечники сулиц были зазубренными, чтобы их труднее было извлечь из раны. Даже если враг закрывался щитом, то плотно застрявшие в нем сулицы мешали маневрированию, а если в щит вонзалось несколько дротиков, то его приходилось просто бросать. Кроме того, центр тяжести у сулицы был заметно смещен к наконечнику. Интересной особенностью сулицы было то, что наконечник не насаживался на древко, а просто прибивался к нему загнутым концом.
Воин мог метнуть сулицу шагов на тридцать, а лучники посылали стрелы в два-три раза дальше. Казалось бы, лук должен был вытеснить менее дальнобойные дротики, но на самом деле благодаря большему весу сулицы обладали гораздо большей убойной силой. Кроме того, для стрельбы из лука воину требовались обе руки, в то время как дротик занимал только одну. Значит, во второй воин мог держать щит или меч.
Топоры
Боевые топоры, наряду с копьями, являются древнейшими видами славянского вооружения. Их охотно использовали как профессиональные воины-дружинники, так и ополченцы, вынужденные взяться за оружие для защиты собственного дома. Хотя вообще-то изначально топоры были крайне необходимой в хозяйстве вещью и служили исключительно для мирных целей: срубить избу, заготовить дрова…
Но как вскоре выяснилось, и для не совсем мирных занятий топоры подходили идеально. В итоге на заре веков возник новый класс оружия: боевые топоры. От своих рабочих собратьев они отличались, прежде всего… малыми размерами и весом. Да, именно так, боевые топоры гораздо легче обычных. Так что художники, рисующие средневековых воинов с огромными топорами а-ля гномы из «Властелина колец», лукавят, принося в достоверность в жертву ради большей зрелищности. Обычные размеры боевых топоров: длина лезвия - до 15 см, ширина - до 12 см, вес - до 450 граммов. Для сравнения размеры рабочих топоров: длина лезвия - до 22 см, ширина лезвия - до 14 см, обычный вес - 600 – 800 граммов.
Самые древние топоры отличались разнообразием форм, ведь каждый кузнец ковал на свой лад. Постепенно топоры становились все более единообразными, и к XII веку в бою использовались всего два основных типа топоров:
бородовидные, получившие свое имя из-за характерной, напоминающей бороду, формы вытянутого вниз лезвия;
чеканы – топорики с обухом, переходящим в молоточек, что позволяло наносить очень точные удары.
Боевой топор был, в основном, пехотным оружием, и X век, когда наши предки сражались пешими, стал золотым временем для него. В бою воины могли держать топор и одной, и двумя руками, в зависимости от его веса и физических возможностей воина. Веком позже, когда ударной силой русского войска стала кавалерия, топоры превратились в оружие простолюдинов, хотя по-прежнему остались массовым пехотным оружием. Дольше всего топоры применялись в лесистой северной Руси, где пехота оставалась основой армий до позднего средневековья.
Булавы
Еще одним чрезвычайно распространенным видом ударного оружия на Руси была булава, прочно вошедшая в экипировку русских воинов в десятом веке. Большинство исследователей считает, что наши предки позаимствовали ее у кочевников из донских и приволжских степей, благо, что в тех краях булавы применялись века с четвертого. Хотя идея утяжелить ударную часть дубинки вполне могла прийти в голову людям, жившим в самых разных местах. Тем более, что древнерусское наименование этого оружия – кий, т.е. палка. Кстати, если верить легендам, князя-основателя города Киева называли Кием, и возможно, что это прозвище он получил из-за своего оружия – кия-булавы. Как бы там ни было, но появившись на Руси, булава быстро завоевала популярность и использовалась аж до шестнадцатого века. Археологи утверждают, что в средневековой Руси производство булав было поставлено на поток, и существовали оружейники, занимавшиеся исключительно изготовлением этого типа оружия.
Итак, булава – это оружие, состоящее из металлической ударной части (навершия) и рукояти. Первые навершия были, как правило, пирамидальной формы с четырьмя шипами и изготовлялись из железа или бронзы. Рукоять древние мастера вырезали из дерева и для прочности могли обшить полосами меди или железа. Позже навершия делали самой разнообразной формы, чаще всего округлой или грушевидной. Часто встречаются железные булавы в форме куба со срезанными углами. В XII - XIII веках появились бронзовые литые навершия, усеянные пирамидальными шипами. Весили они меньше трехсот граммов, но зато при ударе вся тяжесть оружия приходилась только на один шип, из-за чего у булав была страшная пробивная сила. Такие бронзовые булавы отливались в Киеве и других южнорусских городах, а затем продавались по всей Европе. При этом сначала мастер делал восковую модель булавы, которую затем покрывал глиной и разогревал на огне. Расплавившийся воск вытекал, а затвердевший глиняный кокон становился формой, куда заливалась расплавленная бронза. Потом мастер извлекал булаву и доводил ее до совершенства. Используя эту эталонную булаву как образец (вместо одноразовой восковой модели), мастера делали массу глиняных формочек. Такие формы состояли из двух половинок, которые потом соединяли и в них отливали уже целую серию булав. Часто булавы богато украшались, и тогда они из боевого оружия превращались в символ знатного положения хозяина.
В тринадцатом столетии из-за усиления защитного вооружения появились и новые типы булав – перначи, навершия которых состояли из расходящихся от древка железных клинообразных лопастей-перьев. В отличие от более ранних образцов, рукояти перначей делали не деревянными, а металлическими. Наиболее распространенный тип пернача имел шесть перьев и назывался шестопером.
Чем же вызвана популярность булавы, кроме ее низкой стоимости ?
Во-первых, булавы, в отличие от топоров, не застревали во вражеских доспехах и щитах. Ведь если ударить мечом или топором по щиту, то гарантировано оружие застрянет, и на его извлечение потребуется несколько секунд, которых в бою может и не оказаться. Булавой же можно было вволю колотить по вражеским щитам, пока те не раскалывались в щепки. Кстати, от удара булавой кольчуга своего обладателя вообще не защищала, да и пластинчатые доспехи не могли выдержать удар.
Во-вторых, если меч мог сломаться или затупиться, а на лезвии топора могла появиться щербина, то булава была практически вечным оружием. Ведь у нее просто нечему ломаться. Разве что врагу удастся перерубить древко, что совсем не часто случалось.
Еще одно преимущество – удар можно наносить любой стороной навершия булавы, а раз не нужно доворачивать оружие в руке, то и обращаться с ним легче.
Впрочем, были у булавы и достаточно серьезные минусы. Так, требующую большого замаха булаву нельзя использовать при построении войск в сомкнутый строй. Кроме того, у булавы маленький радиус поражения, ведь из-за ее балансировки слишком легко потерять равновесие при ударе с длинным выпадом. Добавим сюда еще один минус – булавой нельзя парировать удары, вражеский клинок просто соскальзывает по ее древку до самой руки хозяина.
Кистень
Практически одновременно с булавой появился на Руси и кистень – простое, но предельно эффективное в умелых руках оружие. Сегодня за ним прочно закрепилась слава разбойничьего оружия, но изначально он предназначался для профессиональных воинов-кавалеристов. Хотя и лихие люди быстро оценили удобство кистенька, который можно было спрятать в рукаве или за пазухой, ведь, по сути, кистень – это всего лишь небольшая (чуть больше крупного ореха) гирька на веревке или цепочке. Кистень позволял концентрировать всю силу удара в одной точке, доставать прикрывающегося щитом противника, и к тому же кистенем можно было достать врага на расстоянии большем, чем длина меча или топора.
Первые гирьки для кистеней вырезались из тяжёлой и плотной кости, например, лосиного рога, и напоминали яйцо. По оси это яйцо просверливали и в полученную скважину вставляли металлический стержень, который с одной стороны расклепывали до получения шляпки, а с другой сгибали в кольцо, к которому крепилась веревка или цепочка. Для удобства иногда на конце веревки делали небольшую деревянную ручку, но чаще обходились простой петлёй. Такие кистени использовались до тринадцатого века, хотя уже века с одиннадцатого гирьку чаще делали металлической. Ведь защитные доспехи постепенно утяжелялись, и костяная гирька уже не могла эффективно поражать противника, а вот железные или бронзовые были в самый раз. Иногда корпус гирьки отливался из бронзы и для утяжеления заполнялся свинцом.
При этом форма гирек могла быть самая разнообразная, хотя чаще всего при раскопках встречаются шарообразные и грушевидные кистени. Как и любое средневековое оружие, кистени знатных воинов богато украшались, и сегодня археологами найдены кистени с изображениями крестов, деревьев, птиц… Кстати, в крупных городах было налажено массовое производство кистеней, которые предназначались не только своим воинам, но и продавались за рубеж.
Доспехи
Задачей воина в схватке было не только нанести врагу смертельный удар, но еще и уцелеть самому. Так что к вопросам защиты дружинники подходили серьезно. Первоначально в качестве доспехов использовались шкуры животных и набитые пенькой и конским волосом кафтаны. Такие псевдодоспехи могли смягчить удар или задержать стрелу на излете, но против мечей были бесполезны. Начиная с девятого века, практически все профессиональные воины шли в бой в сплетенных из железных колец кольчужных рубахах. Особенно распространенной кольчуга стала во время расцвета Киевского княжества, когда ремесленные мастерские смогли наладить их массовый выпуск. Разумеется, для знатных заказчиков оружейники выпускали более прочные и нарядные эксклюзивные образцы. Для обычной кольчуги, рассчитанной на хозяина среднего роста, требовалось до двадцати тысяч колец (шестьсот метров проволоки). Как правило, кольца кольчуг были от семи до пятнадцати миллиметров в диаметре и изготавливались из проволоки толщиной в полтора-два миллиметра. Весили они до десяти килограммов. Некоторые кольчуги для прочности делались с использованием колец разных размеров.
Кстати, сам термин «кольчуга» возник уже во времена Московской Руси, а в письменных источниках древней Руси кольчуга называлась «броней».
Самые первые кольчуги плелись из согнутых в кольцо кусочков проволоки, концы которых ничем не скреплялись, из-за чего они часто разгибались и выпадали. Вскоре наши предки научились сваривать или заклепывать кольца, причем сварные кольца обычно соединялись между собой с помощью заклепанных. Видов кольчуг было достаточно много, от прикрывавшей только туловище рубахи, до хауберков, закрывавших бойца с головы до ног. Со временем в моду вошли кольчуги с вплетенными в них крупными стальными пластинами. В этом случае кольчуги назывались бехтерецом и юшманом. Металл колец, естественно, быстро ржавел, и кольчуги необходимо было регулярно чистить. В результате они становились светлыми и блестящими, и в солнечный день выстроившаяся дружина представляла собой действительно ослепительное во всех смыслах этого слова зрелище.
Для амортизации ударов под кольчугу воины надевался поддоспешник из кожи или войлока. Часто в бою дружинники носили две кольчуги: нижнюю, сплетенную из мелких колец, и верхнюю из более крупных и массивных.
Начиная с двенадцатого века, популярностью на Руси начинают пользоваться более прочные типы доспехов: пластинчатый и чешуйчатый. Как следует из названия, вместо колец основными элементами этих доспехов были металлические пластины и чешуйки, обеспечивавшие лучшую защищенность. Пластинчатые брони использовались на Руси с IX по XV век, чешуйчатые - по XVII век. Последний вид доспеха отличался особой эластичностью.
Пластинчатый доспех — это состоящая из металлических пластин броня для прикрытия тела воина. Пластины такой брони могли быть весьма разнообразной формы: квадратные, полукруглые, широкие прямоугольные, узкие, продолговатые… На пластинах пробивались отверстия, через которые пропускались кожаные ремешки, прикрепляющие пластины к кожаной или матерчатой основе. На более древних панцирях основы не было, пластины связывались только друг с другом, и панцирь надевался на толстую стеганую куртку или кольчугу. Все пластины были выпуклыми и надвигались одна на другую, что усиливало защитные свойства доспеха.
Чешуйчатый панцирь состоял из расположенных внахлест закругленных металлических пластин, которые только одной стороной крепились к основе, напоминая рыбью чешую. В таком доспехе воин был более подвижен, чем в пластинчатой броне. Чешуйчатые доспехи, как правило, делали короткими, длиной до бедер, что было удобно для всадников. Серьёзным недостатком чешуи был её вес — пластинки шли практически в два слоя и имели значительную толщину.
Шлемы
Самой первой защитой для головы в бою у славян могла быть меховая или шерстяная шапка, обшитая металлическими пластинами. В десятом веке у наших предков появляются полностью металлические шлемы конической, а затем и сфероконической формы с высокой и вытянутой тульей и венчающим шлем длинным шпилем, к которому крепился султанчик из перьев или конского волоса. Шлемы собирались из нескольких соединявшихся заклепками металлических пластин, а затем украшались накладками с орнаментом, надписями или изображениями. У простых воинов украшения были попроще, зато покрытые серебром и позолотой шлемы князей и воевод представляли из себя настоящие шедевры ювелирного искусства.
Для обеспечения защиты от ударов не только собственно в голову, но и в лицо, часто шлем снабжался наносником или полумаской, которые спускались со лба к носу, а для защиты шеи и горла к шлему могла крепиться кольчужная сетка-бармица. К концу двенадцатого века на Руси появляются шлемы, снабженные маской-личиной, защищавшей все лицо воина. Маски-личины снабжались прорезями для глаз и носовыми отверстиями, часто маска повторяла черты лица своего хозяина.
Щиты
До сих пор археологами не найдено ни одного целого древнерусского щита, что вполне понятно, учитывая, что они изготовлялись из недолговечного дерева. Поэтому понять, какими они были, можно на основе летописных упоминаний и миниатюр, изображений в росписях храмов и сохранившихся металлических частей.
Первое упоминание о русских щитах мы встречаем у византийского историка десятого века Льва Диакона, описывающего их крепкими и большими. Судя по всему, первые щиты были круглыми, примерно метровыми в диаметре, собранными из плоских деревянных дощечек, а в центре имели железное навершие – умбон, который крепился на заклепках. Многие щиты обтягивались кожей и для прочности оковывались по краям. Такой щит был распространен по всей северо-восточной Европе и одинаково подходил как для всадника, так и для пехотинца. На внутренней стороне щита от края до края шла рейка, служившая рукоятью, и крепились ремни, в которые воин продевал руку. Еще один длинный ремень позволял носить щит через плечо или закинуть его за спину. Постоянно совершенствуясь, то приобретая популярность, то почти исчезая с полей сражений, круглые щиты держались в воинском обиходе до позднего средневековья. В бою щитом не только пассивно прикрывались, но наносили удары: верхним краем в горло, нижним — по ногам, а умбоном — в грудь, чтобы выбить противника из равновесия и заставить раскрыться.
Примерно с одиннадцатого века более частым становится длинный каплевидный (он же миндалевидный) щит, прикрывавший всадника от подбородка до колен. Это изменение было закономерным следствием усиления роли конницы. Высота такого щита составляла до половины человеческого роста, с соотношением высоты и ширины примерно два к одному. Щиты могли быть плоскими или чуть изогнутыми по продольной оси. Делали миндалевидные щиты, как и круглые, из дерева и кожи с металлическими умбонами и оковками. Окраска щита могла быть самой различной, но предпочтение отдавалось красному цвету.
Со временем миндалевидные щиты приобретали все более треугольные очертания, их верхний округлый край становился все прямее, пока в тринадцатом веке щит не превратился в треугольный. Такое изменение стало возможным, так как появился шлем, полностью закрывавший голову, и щитом больше не нужно было закрывать лицо и подбородок воина. Впрочем, один вид не вытеснял другие полностью, и одновременно могли использоваться все виды щитов. Все три типа щитов были общеевропейскими, но на Руси миндалевидные щиты были легче, чем в Европе, так как в борьбе с кочевниками большую роль играла маневренность воинов, а не их неуязвимость.
Лук и стрелы
Лук – один из наиболее распространенных видов древнего оружия, которое использовали все без исключений народы Европы и Азии. Разумеется, наши предки не были исключением, хотя историки спорят, когда именно русичи стали массово применять луки в войнах. Называются даты от шестого до девятого столетия, но как бы там ни было, уже в десятом веке лук у славян был массовым оружием. В войске Святослава сражались целые отряды лучников, прикрывавшие основные силы при походе или развертывании в боевые порядки. Кроме того, большинство сражений начиналось с перестрелки лучников
Несмотря на различия в конструкции и используемых материалах, все известные человечеству луки можно разделить на две большие группы: простые и сложносоставные. Как следует из названия, первый тип изготовлялся из цельного куска дерева, а второй имел сложную конструкцию из разных сортов дерева, бересты, рога, кости, которая усиливалась сухожилиями животных и проклеивалась рыбным клеем. Первыми в Европе такие луки научились делать скифы еще в первом тысячелетии до нашей эры, потом их использовали и другие народы Великой Степи, а вот в западной Европе даже в средневековье применялись в основном простые луки. Славяне же знали и использовали оба типа луков: простые - для обучения юношей основам стрелкового дела и для охоты, и сложные - при боевых действиях. Несмотря на сложность изготовления, сложносоставные луки были более востребованы воинами, так как имели целый ряд преимуществ: они были более мощными и дальнобойными и, в то же время, компактными и долговечными. Кроме того, в отличие от простого лука, на который из-за непрочности дерева тетиву одевали лишь перед самым боем, сложный мог перевозиться в боеготовом состоянии (уже с надетой тетивой), что было плюсом в опасных походах. Хотя при длительном хранении тетива снималась. Это было недешевое, но весьма эффективное оружие профессиональных воинов. Форма сложного лука с надетой тетивой напоми¬нала букву «М» с плавными перегибами.
Составные части древнерусского сложного лука имели собственные названия. Середина лука называлась рукоятью, длинные упругие части между рукоятью и концами – рогами или плечами лука, а завершения лука с вырезами для петель тетивы – концами. Сторону, обращенную к врагу, называли спинкой, а обращен¬ную к стрелку – внутренней стороной. Основа простейшего сложного лука (кибить) клеилась из двух планок различных пород дерева. Концы лука вырезали отдельно из самых плот¬ных и прочных пород дерева, а затем прикрепляли к основе. Места соединений укрепляли, обматывая сухожилиями, после чего весь лук для предохранения от сыро¬сти оклеивали берестой. Для создания основы лука на Руси употреблялись сосна, ель, можже¬вельник, береза, вяз, ясень, клен и яблоня. В поперечном разрезе лук имеет вид уплощенного овала.
Конструкция более мощных, но зато и очень трудоемких в изготовлении, боевых луков были еще сложней. Их основу усиливали, наклеивая по всей длине рогов лука сухожилия, а концы укрепляли костяными накладками с вырезами для тетивы. Сухожилия значительно повышали мощность лука. Лучшими для изготовления луков считались спинные сухожилия крупных копытных: оленей, лосей, быков, способные вытягиваться, а потом снова возвращаться к первоначальным размерам. Луки князей и знатных воинов украшались рос¬писями, резьбой или насечкой драгоценных металлов.
При изготовлении сложных луков мастеру требовался большой опыт и хорошее знание свойств всех составных материалов: дерева, сухожилий, рога, кости, бересты, клея… Кстати, о клее. Рыбий клей имел огромное значение практически для всей древнерусской промышленности, так как им склеивали все важные детали деревянных изделий, а по своим свойствам он вполне может конкурировать с лучшими современными аналогами. Готовился рыбий клей высшего сорта из плавательных пузырей рыб, более низкого – из чешуи и костей. Пузыри высушивались на Солнце, после чего с них снимался верхний слой, и они вываривались на медленном огне. После этого размягченные пузыри расплющивали в пластинки и высушивали их. Когда же был нужен рыбий клей, брали пластинки, заливали их малым количеством воды и варили до тех пор, пока они полностью не растворялись в воде. Получался густой состав, который и предназначался для склеивания.
Для предохранения от влаги и повреждений луки носили в специальных футлярах - налучьях, подвешивавшихся к поясу или носившихся на ремне через плечо. Налучья были чуть короче сложного лука, повторяли его форму и представляли собой обтянутый кожей или плотной материей деревянный каркас. Если воинам приходилось ночевать в поле или лесу, то для луков строили специальные шалаши, призванные уберечь их от влаги.
Тетива
Изготовление тетивы тоже требовало определенных навыков, так как она должна была удовлетворять целому перечню требований. Во-первых, быть достаточно прочной, чтобы удерживать согнутыми концы лука, и не порваться. Ведь если бы она разорвалась, то мог поломаться лук, а его хозяин мог получить рану. Во-вторых, тетива не должна была реагировать на изменение погоды – ни раз¬бухать при дожде, ни усыхать под жарким солнцем. Не должна была тетива ни вытягиваться, ни сокращаться.
Так что к материалу тетивы предъявлялись повышенные требования. Естественно, что богатые воины могли себе позволить более дорогую и качественную тетиву, свитую из шелковых нитей и усиленную сыромятной кожей. В коллекции Государственного исторического музея есть луки с тетивой из перекрученного сыромятного ремня и обвитой разноцветными шелковыми нитями. На одном из луков стержень шелковой тетивы скручен из двух сотен нитей и винтообразно перевит чередующими¬ся участками из синих, белых, розовых и желтых шелковых нитей. Петли тетивы, надевавшиеся на концы лука, чаще всего изготовлялись отдельно, так как они значительно быстрее перетира¬лись, чем остальная тетива, и нуждались в замене. Простые луч¬ники пользовались более дешевой и доступной тетивой из сыромятной кожи, сухожилий или пеньки.
Колчаны
Как правило, русские воины справа у пояса на поясном или на перекидном через плечо ремне носили колчан со стрелами, который на Руси называли тулом. Как и налучье, тул изготовлялся из дерева и кожи и вмещал два десятка стрел разного назначения. Стрелы в колчанах носили наконечником вниз, чтобы можно было вытащить ее за ушко и сразу наложить на тетиву. Скорее всего, древки стрел красили в зависимости от их типа, тогда воин, не глядя на наконечник, мог выбрать нужную ему стрелу.
Стрелы
Пожалуй, самые доступные сегодня предметы периода средневековья – это наконечники стрел, которые сотнями, а то и тысячами в год обнаруживают при раскопках историки, выкапывают «черные археологи» или просто находят колхозники на полях. Не удивительно, что они по вполне доступной цене продаются на антикварных рынках по всей стране. При желании каждый может собрать приличную и представительную коллекцию, тем более, что историки выделяют более сотни различных видов наконечников, которые по характеру поперечного сечения можно разделить на три большие группы: трех¬лопастные, плоские и граненые (бронебойные).
Трехлопастные наконечники в попереч¬ном разрезе похожие на трехлучевую звезду, были распространены в раннем средневековье, примерно до Х века. Плоские наконечники в сечении могут быть тонкой линзой, сильно сплющенным ромбом или вообще быть ровной полоской металла. Плоские наконечники использовали все народы Восточной Европы в течение всего средневековья. Граненые наконечники с узким массивным острием имеют в сечении вид треугольни¬ка, четырехугольника, шестиуголь¬ника или, говоря проще, в эту группу входят трехгранные, четырехгранные, шестигранные и так далее наконечники.
Для поражения каждого вида цели нашими предками был создан свой специализированный наконечник. Так, против незащищенного доспехом противника использовали трехлопастные и плоские широкие наконечники, по лошадям били стрелами с плоскими и очень широкими режущими наконечниками – срезнями. Они наносили неглубокие, но длинные и обильно кровоточащие раны, а также перерезали сухожилия. Против тяжеловооруженных врагов использовались массивные, но узкие «бронебойные» железные и стальные наконечники, напоминающие долото. Для этих же целей применялись и граненые наконечники, похожие на очень вытянутую пирамиду. Чтобы пробить кольчугу, использовали наконечники с узким шиловидным острием. Характерные двурогие наконечники применялись для стрельбы по водоплавающей птице, а стрелы с тупым наконечником (томары) употреблялись охотниками на пушного зверя.
Разные наконечники имели разное название. О тупых томарах и широких срезнях мы уже говорили, а вот какие стрелы назывались севергами и кайдаликами, до сих пор спорят историки.
Вес большинства наконечников древнерусских стрел колебался в пределах восьми – десяти граммов, но встречаются наконечники весом до двадцати граммов. По способу крепления на древко наконечники делятся на втульчатые, у которых наконечник, как и у копья, насаживается на древко, и черешковые, у которых хвостик-черешок наконечника вбивается в торец древка. И в одном, и в другом случае для большей надежности использовали клей. Причем, популярные в Европе втульчатые наконечники русичи использовали редко, предпочитая им черешковые.
Черешковые наконечники забивались в заранее просверленное и смазанное клеем отверстие чуть меньшей глубины, чем черешок. Хотя при нехватке времени торец стрелы могли просто расщепить и туда вставить наконечник. Наконечник на¬саживался на комлевый конец древка, т.е. который находился ближе к корню дерева и был прочнее. Чтобы стрела не раскололась, примыкающую к наконечнику часть древка обматывали нитями и проклеивали, а сверху обмотки древко оклеивалось тонкой полоской бересты. Это не только сохраняло стрелу, но и убирало шероховатость, снижавшую скорость полета и вызывавшую отклонения.
Древки вырезались из сосны, ели, березы и других прямослойных пород дерева. Наиболее подходящими считались старые деревья, так как их древесина плотнее и крепче. Дерево рубили на чурки равные будущей длине стрел и сушили. Затем чурбаны аккуратно раскалывали на заготовки, или болванки, несколько большей толщины, чем древко стрелы, которые остругивали и шлифовали брусками из песчаника, пока не получалось древко. Когда была такая возможность, древко вырезали не из цельного куска дерева, а склеивали вдоль четыре заготовки. Это более сложный и затратный процесс, но такая клееная стрела оставалась ровной при длительном хранении и в жару, и в холод. А вот простые стрелы могли рассохнуться или их могло «повести»- изогнуть.
На тыльном конце древка или вырезалась прорезь, или иногда приклеивалось костяное ушко, куда входила тетива. Размер ушка подбирался в зависимости от используемой тетивы, так как слишком глубокое ушко тормозило бы полет стрелы, а при маленьком ушке стрела бы непрочно сидела на тетиве.
Для оперения, обеспечивающего стабильность в полете, использовались прямые перья различных птиц, лучшими из которых считались орел, сокол и морские птицы. Большинство стрел имело два или три пера, распо¬лагавшихся на одинаковом расстоянии друг от друга по окружности древка.
Каждый воин подбирал себе стрелы в зависимости от длины руки, поэтому их размер колебался, но в среднем русская стрела была от 7 до 10 мм в диаметре, от 75 до 90 сантиметров длиной и весила до 50 граммов. Для защиты запястья левой руки от ударов тетивы при стрельбе лучники привязывали к руке вырезанные из рога или кости предохранительные щитки. Кроме того, использовались кожаные перчатки и кольца для указательного пальца правой руки.
Эффективная стрельба из лука была весьма сложным делом. Лучник должен был знать мощность своего лу¬ка, прочность тетивы, свойства и особенности каждого типа стрел, предельное расстояние полета стрелы, уметь учитывать отклонения из-за ветра и погодных условий. Это не говоря уже о немалой физической силе и выносливости, ведь сила натяжения тетивы древних славянских луков равнялась 80 кг! Для сравнения современные спортсмены используют луки силой всего лишь в 20 килограммов. Но для большинства наших современников и эти двадцать килограммов кажутся весьма серьезной нагрузкой. На себе испытывал, после трех-четырех десятков выстрелов рука с луком начинает дрожать от перенапряжения. Так что для виртуозного владения луком от дружинника требовалась серьезная подготовка, поддерживающаяся постоянными тренировками. Поэтому обучение стрельбе начиналось с самого детства.
Как и у других народов, у древних русичей как мера расстояния использовалась дальность полета стрелы. Но до сих пор никто не может сказать точно, сколько же метров составлял русский перестрел (стрелище). Скорее всего, он равнялся или был чуть меньше четверти километра, хотя, разумеется, это очень приблизительные данные. Перестрел определяли на глаз, в качестве ориентира брали среднюю дальность выстрела рядового лучника. При стрельбе вверх по склону длина перестрела была, естественно, значительно меньше.
Также никто достоверно не знает, с какого расстояния стреляли лучники в бою. Похоже, что наиболее оптимальной для стрельбы по конкретной цели была дистанция метров в шестьдесят, а предельной — в полторы сотни. Дальше падала точность и убойная сила выстрела. Хотя, естественно, были лучники, способные поражать врага на значительно большем расстоянии . Вообще, говоря о расстоянии выстрела, нужно помнить, что прицельная дальность для результативного выстрела меньше, чем дальность выстрела вообще. Пустить стрелу на пятьсот шагов могли многие, но попасть в цель на таком расстоянии практически невозможно. Другое дело, что в бою далеко не всегда нужен был именно точный выстрел.
Грубо говоря, существовали два типа стрельбы:
• по конкретной цели – в этом случае воин стрелял настильно или с незначительным возвышением, видя свою цель, как противотанковые орудия периода Великой Отечественной.
• по площади – когда задачей было не попасть в конкретного врага, а обрушить на участок поля боя ливень стрел. В этом случае воины стреляли с большим углом возвышения, и стрелы летели по крутой дуге, падая в конце своего пути почти отвесно. Если поискать аналогии в современности, то это гаубичная артиллерия или минометы.
В крупных сражениях, когда сходились тысячи воинов, использовался именно второй тип стрельбы. Лучники должны были засыпать стрелами вражеские отряды с предельно возможного расстояния. Здесь главное не точность отдельного выстрела, а дальность перестрела и количество выпущенных стрел (т.е. лучникам нужно было добиться высокой плотности огня по площади). Из сотен стрел, выпущенных в сторону неприятеля, хоть несколько да найдут свою жертву, а остальные просто расстроят вражеские ряды, заставят противника смешаться или отступить. Действительно, сложно удерживать строй, когда с неба идет стальной дождь, когда, обливаясь кровью, падают друзья. Тут нужно, или ломая ряды, бросаться в атаку, или отходить. Особенно неприятно кавалеристам – лошади-то живые, и щитами от стрел их не прикроешь… Им тоже больно, они боятся и отказываются слушаться…
Кстати, при такой стрельбе стрела, падающая под большим углом сверху, приобретала дополнительную пробивную силу. При этом вовсе не нужно, чтобы попадание было смертельным - раненый воин истекал кровью, терял силы и в бою принимать участия не мог. А вернется ли он после выздоровления в строй – большой вопрос. Ведь учитывая отсутствие антибиотиков, даже легкие раны становились смертельно опасными.
Глава 15. Наши соседи
Дранг нах остен у наших границ
К западу от русских владений в Прибалтике располагались земли, населенные различными племенами балтского и финно-угорского происхождения. К первым относились летты, земгалы и курши, ко вторым – ливы и эсты. Западнее от них жили пруссы и литовцы. К концу двенадцатого века они все еще оставались язычниками и не имели государств.
Балты были древним народом, некогда населявшим огромные пространства в Восточной Европе от Вислы на западе и до Днепра и Оки на юге и востоке. Но постепенно славяне их вытесняли из наиболее плодородных земель, и к одиннадцатому веку балты остались жить лишь в Прибалтике между реками Висла и Западная Двина. Правда, назвать их жертвами нельзя, так как финно-угорские племена были еще более древними и изначально они тоже населяли немаленькую часть континента. И их на задворки Европы загнали именно балты. В общем, закон выживания в действии: сильные выгоняли слабых, те, в свою очередь, искали еще более хилых соседей и изгоняли их. Славяне в этом регионе в раннем средневековье были самыми сильными, что не может не радовать их потомков.
Постепенно балты разделились на две большие группы: западные (пруссы, галинды, курши, ятвяги) и восточные (земгалы, селы, латгалы, надрувы, жемайты). Западные средневековье не пережили – все они были или уничтожены немцами или онемечены. Прямыми потомками восточных балтов стали современные литовцы и латыши, причем в этногенезе латышей приняли большое участие финно-угры ливы. Эсты соответственно дали начало эстонскому народу.
В отличие от своих медлительных и меланхоличных потомков эсты были народом весьма агрессивным и при любой возможности пытались кого-нибудь из соседей немножечко пограбить. Эсты нападали даже на такие сильные народы как шведы и русские, да еще при этом разбойничали как на суше, так и на море. В итоге нашим предкам это надоело и в 1030 году Великий князь Ярослав Мудрый предпринял поход в Прибалтику, объяснил кто в доме хозяин, заставил аборигенов платить дань и построил там город Юрьев, он же Дерпт, он же современный Тарту.
Получив по шапке от князя Ярослава, эсты поняли, что грозного соседа лучше не цеплять и переключились на более слабых - ливов, латгалов, куршей, к которым ватаги горячих эстонских парней стали заглядывать регулярно. Те, устав от постоянной угрозы жизни и имуществу, обратились за помощью к русским князьям. В итоге полоцкие князья срубили на берегах Двины два города-крепости Кукейнос и Герсик, в которые править отправлялись младшие князья из полоцкой ветви Рюриковичей. Еще одним центром русской Прибалтики был город Колывань, современный Таллин. На долгое время эти города станут северо-западными форпостами Руси. Местные племена исправно будут платить дань в Новгородскую и Полоцкую казну, постепенно приобщаясь к русской культуре и православию. Правда, наши предки свою веру никому силой тут не навязывали, да и вообще в местные дела особо не вмешивались, довольствуясь экономической выгодой.
Земли, населённые леттами, ливами, куршами и эстами, получили название Ливония. В середине 12-го века в устье Западной Двины появились немецкие, а если точнее, то бременские купцы, которые сначала основали торговую факторию, а затем для её защиты и два укрепленных замка. Так возникло первое в Прибалтике немецкое поселение под названием Икскуль. Следом за купцами появились католические монахи, которые активно взялись за проповедь своей веры.
Вскоре августинский монах Мейнард, проповедовавший в Ливонии, получил чин епископа Икскульского. Ни он, ни его преемник на епископской кафедре Бертольд не достигли успеха в обращении язычников ко Христу, зато они прекрасно оценили богатство этой земли и начали подготовку к захвату Ливонии. Понимая, что своих сил для покорения края не хватит, епископ обратился за помощью в Рим и начал вербовку наемников в Германии. В 1197 году Бертольд с саксонским отрядом начал войну с ливами.
Поддерживая своих священников, Папа Римский призвал к христианизации язычников Северной Европы. Так начались северные крестовые походы, в которых примут участие германцы, датчане и шведы. Но епископу Бертольду дождаться помощи не пришлось, он погиб в одном из боев еще до того, как первые крестоносцы высадились в Прибалтике.
Следующим епископом стал Альберт (Альбрехт) фон Буксгевден из знатного бременского рыцарского рода, который стал вдохновителем и организатором завоевания края. Стремясь привлечь людей для своего дела, он выхлопотал у Папы Римского отпущение грехов для всех, кто переселится на новые земли и будет бороться с язычниками. Кроме того, Альберт сумел добиться поддержки со стороны датского короля Вальдемара II и знати Священной Римской империи. Затем он в 1201 заложил крепость Ригу, ставшую базой для немецкой экспансии. Со временем сюда Альберт перенесет свою кафедру и станет первым рижским епископом. Следом за ним в новый город потянулись переселенцы из германских земель. Знатным рыцарям в обмен на вассальную зависимость епископ раздавал завоеванные земли. Вообще, все завоеванные и колонизованные немцами земли в Прибалтике будут де-юре считаться владениями Священной Римской империи германской нации, хотя фактически никак не будут зависеть от имперской власти.
Епископ Альберт, несомненно, был человеком талантливым, упорным и готовым ради воплощения своей мечты идти на труд и риск. Его железная воля в сочетании с острым умом и обширными связями среди европейской знати позволяли решать одну проблему за другой. Уже никто не даст ответ, что двигало им: христианский фанатизм или жажда власти, но энергия, с которой он принялся за дело, была удивительной.
Вообще, нужно помнить, что с одиннадцатого по тринадцатый век Европа жила идеей крестовых походов, и каждый уважающий себя рыцарь считал своим долгом отправиться воевать с неверными, а миллионы простолюдинов совершали далекие паломничества к святыням, в надежде обрести прощение грехов. И если первоначально главной целью крестоносцев было освобождение Иерусалима, то вскоре европейцы стали считать богоугодным делом борьбу с любыми некатоликами. Поэтому нашлось место крестовым походам и в Северной Европе. В рамках северных крестовых походов можно выделить три главных направления рыцарских ударов: земли полабских и прибалтийских славян (вендов), Ливония, а также Пруссия. Правда, в последних двух случаях корректнее говорить не о крестовых походах как военных операциях, имеющих конкретные временные рамки, а о постоянном, растянувшемся на десятилетия натиске христиан-германцев на языческие земли.
Разумеется, для Ватикана приоритетом было освобождение Святой земли, так что основные усилия Рима были направлены на организацию походов европейского рыцарства на Ближний Восток. Прибалтика же была второстепенным театром военных действий. Тут против язычников сражались не объединенные силы Европы, а отдельные близлежащие земли и епископства.
Несмотря на то, что Папа обещал участникам похода в Ливонию отпущение грехов, активного участия в завоевании края Рим не принимал. Более того, Папа изначально даже ограничил земли, откуда в Ливонию могли отправляться рыцари, исключительно Саксонией и Вестфалией. В 1204 году Иннокентий III издал буллу, согласно которой больные и бедные христиане могли заменить обязательное паломничество в Палестину поездкой в Ливонию, но из лиц духовного звания в Ригу могли отправиться только жители близлежащих земель. Так что позиция Папы Римского, не считавшего крещение прибалтов делом, равноценным борьбе за Иерусалим, серьезно ограничивала возможности епископа Альберта по поиску потенциальных крестоносцев. Впрочем, тот не унывал и упорно делал свое дело. В результате его усилий каждый год в Ригу приплывали корабли с пилигримами, желавшими своим трудом в диких землях послужить Господу. Эти люди, как правило, в течение года работали и сражались под руководством церковных властей, а затем возвращались на родину, откуда уже плыли следующие партии добровольцев.
Роль этих добровольных помощников на первом этапе немецкой колонизации Прибалтики трудно переоценить. Именно они заложили базу, с которой чуть позже начнется масштабная экспансия.
И все же приток пилигримов был недостаточным для большой войны, а доходов и собственности епископа не хватало, чтобы привлечь к себе на службу достаточное количество вассалов. Однако вскоре у него появился сильный союзник в борьбе с местным населением. В 1202 году в Риге возник духовно-рыцарский орден под названием «Ливонское братство воинов Христа». Спустя два года буллой Папы Иннокентия Третьего он был узаконен и вошел в историю под именем ордена меченосцев из-за его эмблемы – красного меча под мальтийским крестом. Члены Ордена давали обет распространять католичество и делились на рыцарей, священников и служащих. Рыцари, в основном, были выходцами из семей мелких феодалов Германии. Служащие, к которым относились оруженосцы, ремесленники и слуги, набирались среди свободных людей любого происхождения и положения.
По задумке Орден должен был быть, прежде всего, монашеским, а значит, братья должны были вести целомудренный образ жизни, отказаться от роскоши и жить согласно католическим догматам. Однако суровая жизнь вносила свои поправки, и искателей удачи среди членов Ордена было значительно больше, чем подвижников благочестия.
В задачи ордена, помимо распространения истинной веры, входили сбор податей, строительство замков и всей необходимой для колонизации инфраструктуры в виде мельниц, кузниц, складов и так далее.
Изначально считалось, что орден будет финансироваться за счет налогов с земель, выделенных им епископом Альбертом. Однако проблема для ордена была в том, что большую часть этих земель еще предстояло завоевать, а их жителей заставить платить. В итоге меченосцы практически перешли на самофинансирование. Проще говоря, на банальный грабеж окрестного населения и захват соседних областей. Между епископом и Орденом начались разногласия по поводу того, кто должен править завоеванными землями. В конце концов, при участии Ватикана было решено, что две трети территории достается Рижскому епископу, а треть - Ордену.
Первыми под власть новых хозяев попали ливы, затем пришло время леттов. Не все племена приходилось покорять силой. Некоторые старейшины добровольно признавали власть епископа и крестились, хотя большинство отчаянно отбивались, а проиграв, при первой же возможности снова брались за оружие. В ответ немцы огнем и мечом наводили новый порядок, топя в крови сопротивление прибалтов.
Впрочем, судьба тех, кто добровольно склонил головы, была тоже не сладкой. Немцы даже крестившихся ливов не считали ровней себе и отводили им роль бесправной рабочей силы.
Противостояние было жесточайшим, но его результат был ясен заранее. Слишком уж превосходили католики своих противников. Причем, не численностью, а своей организацией, слаженностью действий и технологиями. Немцы были лучше вооружены, умели строить неприступные для аборигенов замки, а главное, несмотря на все свои внутренние трения, завоеватели действовали сообща. Язычники же так и не смогли объединиться в единую силу. Даже перед лицом гибели племенная знать не могла избрать единого вождя. Не было никакой стратегии действий, каждый отбивался самостоятельно и погибал в неравной схватке.
Более того, своих соседей прибалты боялись зачастую больше, чем пришельцев из-за моря. Леты, ливы и эсты были рады вцепиться друг другу в горло, если это можно было сделать без больших собственных потерь. И все вместе они опасались литовцев и русских. Играя на этих противоречиях, немцы зачастую дрались вместе с одними аборигенами против других. А затем покоряли всех.
Поскольку прибалты были неспособны сопротивляться немцам в бою на открытом месте, они предпочитали сражаться в лесах и болотах. Однако крестоносцы быстро освоились на новом месте и выработали адекватную боевую тактику. Так что спасения язычникам не было нигде.
Для удержания захваченной земли и её расширения немцам нужен был постоянный приток людей из Европы. Поэтому епископ Альберт частенько отправлялся в Германию для набора новых добровольцев и наемников. Наемники, понятное дело, дрались за деньги, а вот добровольцами двигали не только материальные интересы, но и убеждение в правильности и богоугодности борьбы с язычниками. Ежегодно для участия в крестовом походе прибывали новые воины. Большая часть крестоносцев, прибывавших на службу к епископу Альберту или меченосцам, были простыми рыцарями, но встречались и аристократы, вместе с которыми приходили и их личные отряды слуг и воинов. Некоторые, заслужив прощение грехов, возвращались на родину, остальные оставались в Ливонии.
Крестоносцы сначала заставляли покориться слабые племена, крестили их и пополняли свою армию, призывая на службу своих новых подданных. Чтобы пополнить казну, и епископ, и Орден взимали подати с завоёванных племён, с купцов и жителей городов. Прибывшую знать, в том числе и свою родню, епископ Альберт наделял землей с зависимыми крестьянами, превращая в вассалов обязанных участвовать в войнах. По требованию епископа горожане должны были выставлять воинов для военных походов.
До 1208 года меченосцы подчинялись рижскому епископу, сражаясь вместе с его войсками, но затем орден начинает вести собственную политику. Так, меченосцы, не посоветовавшись с Альбертом, начали войну с эстами. Епископ в это время стремился закрепить свои завоевания на берегах Двины и негативно отнесся к распылению сил, считая это нецелесообразным риском. Он даже попытался стать посредником между Орденом и эстами, но неудачно. Несмотря на мнение епископа, Орден меченосцев начал массированное наступление на север против эстов, мобилизовав для этого все наличные силы.
Личная армия епископа в следующем 1209 году начала наступление в верховье Двины, где немцам пришлось столкнуться с русскими. Первым под удар крестоносцев попало Кукейносское княжество, бывшее уделом Полоцка. Его русский правитель князь Вячеслав после недолгого сопротивления был вынужден сжечь свой город и вместе с подданными уйти на восток в Юрьев. Княжество вошло в состав епископских владений, а на месте Кукейноса Альберт выстроил каменный замок Кокенхузен. Затем немцы захватили город Герсик на Двине, принадлежавший Полоцкому княжеству. Во время своего первого похода немцы внезапным ударом захватили город и взяли в плен семью местного князя Всеволода. Город был дочиста ограблен, после чего немцы оставили его и вернулись в Ригу. Чтобы спасти семью, князь Всеволод признал свою вассальную зависимость от крестоносцев. Но как только его жена и остальные пленники оказалась на свободе, Вячеслав попытался освободиться от немецкой власти. В результате крестоносцы еще несколько раз устраивали налеты на Герсик, пока полностью не стерли его с лица земли. Спустя несколько лет крестоносцы захватили и самое крупное русское поселение в Прибалтике – город Юрьев.
Падение Юрьева означала, что крестоносцы подошли теперь вплотную к новгородским и псковским границам. Особенно в опасном положении были Псков и Изборск, которые оказались в зоне досягаемости рыцарского оружия. Теперь в любой момент мог последовать внезапный набег немцев на эти города.
Естественно, русичи отвечали ударом на удар, и не раз отряды новгородцев устраивали рейды против крестоносцев. Наиболее удачным был 1217 год, когда в поход против немцев выступило почти двадцать тысяч человек под командованием псковского князя Владимира и новгородского посадника Твердислава. Вместе с русскими в бой шли и эсты. Объединенная армия существенно потрепала меченосцев под замком Оденпе. В результате крестоносцам пришлось заключить очень невыгодным мир с русскими, по которому немцы должны были покинуть Унгавнию и Саккала – области на юго-востоке современной Эстонии. Впрочем, несмотря на мир, в дальнейшем столкновения небольших отрядов новгородцев и меченосцев происходили регулярно.
Орден понес значительные потери, но вскоре восстановил силы и продолжил свои завоевания в Эстонии. Более того, епископ Альберт пришел им на помощь, и теперь война с эстами была не личным делом Ордена, а общей задачей всех крестоносцев. Благодаря своему опыту, дисциплине и военному мастерству, меченосцы стали авангардом завоевателей, и во время походов под их знамена собирались не только члены ордена, но и вассалы епископа, пилигримы и местные отряды.
В это же время к крестовому походу против эстов присоединился датский король Вальдемар II, который объявил своими владениями прибрежную часть современной Эстонии. В общем, эстам теперь можно было только посочувствовать. 21сентября 1217 года в битве около поселения Вильянди (он же город Феллин) эсты были разгромлены в пух и прах, а их земли были разделены между немцами и датчанами. Еще не раз прибалты будут поднимать восстания, но каждый раз, несмотря на первоначальные успехи, повстанцы захлебывались в собственной крови.
Епископ Альберт умер в 1229 году. После его смерти среди крестоносцев произошли столкновения между различными группировками. В конце концов, в эти дрязги вмешался Папа Римский, который прислал своего представителя в Ливонию. Тот разделил всю захваченную немцами землю между тремя епископствами (Рижским, Дерптским и Эзель-Викским) и Орденом меченосцев.
В результате раздела Ордену досталось гораздо меньше земли, чем рассчитывали братья-рыцари. Из-за этого у них началась нехватка денег. Решить эту проблему рыцари могли двумя путями: или влиться в состав какого-нибудь более богатого ордена, или начать новую войну и завоевать себе столько земли, чтобы её хватило на содержание прожорливого орденского войска. Первый вариант осуществить не удалось, так как никто не захотел брать меченосцев под свое крыло. Оставалась только война. Потенциальных противников было всего два: Русь на Востоке и Литва на Юге.
Конечно, богатые Псков и Новгород рыцарям казались лакомым кусочком, однако новгородцы были ребятами серьезными и сами могли кого угодно обидеть. Так в 1234 году новгородский князь Ярослав Всеволодович (тот самый из-за которого произошла бойня на Липице) с новгородскими и переяславскими полками совершит победоносный поход в Ливонию. На реке Эмайыги (Эмбах) около Юрьева князь встретит орденское войско, нанесет ему поражение и заключит новый выгодный для себя договор с крестоносцами, согласно которому город Юрьев должен платить дань Новгороду. Кстати, в этой битве участвовал и четырнадцатилетний сын князя Александр, который войдет в историю под прозвищем Невский.
Взвесив все «за» и «против» и оценив свои силы, крестоносцы поняли, что Новгород им пока не по зубам, и решили наступать на юг.
Весной 1236 года в Ливонию из Голштинии прибыл крупный отряд воинов, жаждавших сразиться с язычниками. Магистр меченосцев Волквин предлагал дождаться зимы, но новички потребовали немедленного наступления, чтобы они могли вернуться домой этой же осенью. Поддавшись на их уговоры, Волквин выступил в поход. Его целью были земли ближайшего к Ливонии литовского племени жемайтов (жмуди), живших к северу от реки Неман. В поход выступил отряд в три тысячи воинов, из которых 55 человек были рыцарями-меченосцами. Казалось бы, маленькая цифра - пятьдесят пять рыцарей, но на самом деле это была очень крупная для своего времени и места сила. Вообще, нужно понимать, что рыцарей было очень немного и в Европе, не говоря уже о таком захолустье католического мира как Ливония. Даже в период своего расцвета в 1230-х годах Орден Меченосцев насчитывал всего от ста до ста двадцати рыцарей. Зато отметим и запомним пропорции в армии крестоносцев, где на каждого рыцаря приходится более чем по полусотне прочих воинов.
Первоначально крестоносцам сопутствовал успех. Они внезапно напали на Жемайтию, устроили форменный погром неготовых к обороне деревень, вдоволь награбили различного добра. Но пока крестоносцы, рассыпавшись по области, жгли и грабили, жемайты сумели собрать армию и зашли в тыл немцам. Когда магистр повел своих воинов назад, оказалось, что брод через реку Сауле блокирован войском жемайтов. Вокруг были леса и болота, другой дороги, кроме как через брод, у рыцарей не было. Тяжелое оружие и кони, всегда дававшие преимущества крестоносцам, в этих условиях оказались бесполезными. Целый день немцы совещались, решая, что же предпринять. За это время к литовцам подошли еще подкрепления, так что когда рыцари пошли на прорыв, их уже ждали. В последовавшем 22 сентября бою язычники отыгрались на крестоносцах за все причиненные обиды. Таких потерь крестоносцы в Прибалтике еще не знали. Погиб сам магистр Волквин, погибло то ли сорок восемь, то ли пятьдесят его рыцарей и большая часть остальных воинов. Литовцы пленных не брали. Даже знатных рыцарей, за которых можно было бы получить богатый выкуп, убивали на месте. Ливонская рифмованная хроника сохранила память об этой битве:
Они рвались нетерпеливо
В поход с большой прекрасной ратью:
И до Литвы пришлось скакать им
Полями, много рек переходя.
Лишений множество снеся,
Они в литовский край пришли.
Здесь грабили они и жгли,
Всей силой край опустошая,
И за собою оставляя
Повсюду ужас разоренья.
На Сауле путь возвращенья
Их шел, среди кустов, болот.
Увы, к несчастью в тот поход
Задумали идти они!
Лишь до реки они дошли,
Как неприятель показался.
И мало в ком тот пыл остался,
Что в Риге их сердца сжигал.
Магистр к лучшим подскакал,
Сказал: “Ну, пробил битвы час!
Всей чести дело то для нас:
Как только первых мы положим,
Тогда уж без опаски сможем
Домой в веселье возвращаться”.
“Но здесь мы не хотим сражаться,-
Ему герои отвечали,-
Нельзя, чтоб мы коней теряли,
Иначе станем мы пешцами”.
Магистр сказал: “Вы что же, сами
Cложить c конями головы
Хотите все?” Так в гневе молвил.
Поганых множество пришло.
На утро, только рассвело,
Поднялись воины христовы,
Принять нежданный бой готовы,
С врагами битву завязали.
Но в топях кони увязали,
Как женщин, воинов перебили.
Мне жаль героев, что почили
Там, без защиты оказавшись.
Иные, сквозь ряды прорвавшись,
Бежали, жизнь свою спасая:
Земгалы, жалости не зная,
Без разбору их рубили,
Бедны те или богаты были.
Магистр с братьями сражались,
Героями в бою держались,
Пока их кони не упали.
Они же биться продолжали:
Врагов немало положили,
И лишь тогда их победили.
Магистр с ними пребывал,
В бою он братьев утешал.
Их сорок восемь оставалось,
И эта горстка защищалась.
Литовцы братьев оттеснили,
На них деревья повалили.
Господь, их души сохрани:
Погибли с честию они,
И не один пал пилигрим;
Господь, яви же милость к ним,
За то, что приняли мученье.
Их душам ты даруй спасенье!
Таков конец магистра самого,
А с ним и братьев ордена его.
Магистром девятнадцать лет
Он был и верности обет
Хранил он Богу. Точно знаю,
Что милосердьем не оставит
Его Господь. Все в Божьей воле.
Я говорить не стану боле
О той ужаснейшей беде.
Для христиан тогда везде
В Ливонии печали дни настали .
Это был катастрофический разгром, от которого Орден Меченосцев уже не смог оправиться. Да и как можно было возместить потерю половины списочного состава ордена, причем его лучшей половины? Сразу же после известия об исходе битвы на подвластных ордену территориях начались восстания. Эсты пытались использовать такое ослабление врага и сбросить с себя немецкое иго. Власть крестоносцев в Ливонии зашаталась, так что хронист прав, говоря о наступлении дней печали.
Чтобы спасти ситуацию, католики пошли на резкие и энергичные меры. Папа Римский Григорий IX буквально заставил гроссмейстера Тевтонского ордена Германа фон Зальца взять остатки меченосцев под своё крыло. В Ригу были срочно переброшены сорок тевтонских рыцарей с соответствующими вспомогательными частями. Объединившись с теми меченосцами, которые не участвовали в походе против Литвы и поэтому уцелели, рыцари-тевтонцы смогли погасить восстание.
12 мая 1237 Орден меченосцев официально прекратил своё существование, а его остатки влились в состав Тевтонского ордена. Так в Ливонии возникло Ливонское ландмайстерство Тевтонского ордена, более известное под названием Ливонского ордена.
***
Теперь нужно сделать небольшое отступление и объяснить, откуда в Прибалтике появились тевтонцы.
Одним из следствий крестовых походов было возникновение в Европе духовно-рыцарских орденов. Эти структуры были схожи с давно известными монашескими организациями, но их главной задачей была защита христиан в Палестине силой оружия. Ордена, помимо вооруженных отрядов, содержали в Святой земле собственные больницы для паломников и укрепленные замки, в которых могли найти приют богомольцы. Существовали они изначально на пожертвования, но со временем и сами стали зарабатывать деньги различными путями.
Подчинялись ордена Папе римскому и действовали на основе утвержденных Ватиканом статутов. В зависимости от различных факторов, одни из них оставались малочисленными организациями, другие же росли и богатели, превращаясь в серьезную силу. Главным преимуществом орденов как военной силы была их дисциплина. Ведь в средневековье было большой проблемой объединить рыцарей, особенно знатных, в одну команду и заставить действовать сообща.
Вскоре наиболее сильные ордена, вроде госпитальеров или тамплиеров, стали приобретать земли и в Европе и заниматься различными вещами, далеко выходившими за пределы их первоначальных обязанностей. Тамплиеры, к примеру, занимались различными финансовыми операциями, создав собственную (первую в Европе) банкирскую сеть.
Тевтонский орден возник во время Третьего крестового похода в 1191 году в палестинском городе Акра. Орден объединял выходцев из различных немецких земель, из-за чего и получил свое название. Ведь тевтонцы – это первое из немецких племен, которое вошло в историю своей борьбой с Римом еще в первом веке до нашей эры.
Тевтонцы были достаточно амбициозны, однако госпитальеры и тамплиеры, возникшие почти за сто лет до тевтонцев, уже заняли многие ниши и весьма ревностно следили, чтобы никто не перешел им дорогу. Поэтому тевтонцам приходилось действовать в условиях жесткой конкуренции. Они смогли построить в Палестине немало своих замков, один из которых - Штаркенберг (Монфор) возле Акра - был их столицей до 1271 года. Тут хранился орденский архив и казна, тут была резиденция магистра. Однако вскоре стало понятно, что большой славы и успеха в Палестине достичь не удастся. Нужно было переносить операции в Европу, но наиболее развитые и богатые земли, такие как Франция, уже были застолблены другими орденами. Тевтонцам пришлось довольствоваться Германией и Восточной Европой.
В начале тринадцатого века у ордена появляются первые владения в Европе – германский город Эшенбах. Затем владения ордена появились и в других землях Германии: Франконии, Эльзасе Лотарингии, Кобленце, Гессене, Тюрингии, Саксонии, Вестфалии, Бизене, Утрехте... Кроме того, были у тевтонцев небольшие владения в Италии и Австрии.
В 1211 году венгерский король Андраш II пригласил рыцарей для помощи в борьбе с половцами. Он отдал рыцарям земли в Трансильвании, однако вскоре понял, что лекарство может оказаться опаснее болезни. В итоге тевтонцев оттуда попросили убраться.
Несмотря на неудачу в Трансильвании, боевые возможности тевтонцев не остались незамеченными. Князь Конрад Мазовецкий, правивший в одном из польских княжеств , пригласил воинов ордена для защиты своих владений от пруссов. По договору между Конрадом и магистром Германом фон Зальца рыцари становились вассалами князя и получали во владения города Кульм и Добрынь, а также все прусские земли, которые они смогут завоевать. В 1232 году отряд тевтонских рыцарей прибыл на польско-прусскую границу, а на следующий год началось покорение пруссов и ятвягов, которое было объявлено крестовым походом и санкционированно самим Папой Римским.
Чтобы было понятнее, прусские земли находились южнее Жмуди и Ливонии, где действовали меченосцы. Таким образом, тевтонцы и меченосцы занимали земли по Балтийскому побережью и были разделены языческими племенами: пруссами, жемайтами, аукшкайтами.
Тевтонцы вели завоевание методично и планомерно, строя линию хорошо укрепленных замков, которые становились опорными базами на захваченных землях. Опираясь на эти замки, крестоносцы захватывали окружающие территории, уничтожали сопротивляющихся и приводили население в покорность. Таким образом, покорение края проходило своеобразными волнами. Удар по отдельной прусской земле, разгром местного ополчения, основание замка. В перерывах между ударами армии вторжения распускалась, и основная часть участников похода возвращалась в родные места. На вновь завоеванной территории оставались представители Ордена, поселенцы-колонисты и небольшая часть наемников для обороны строящегося замка. Затем все повторялось.
Число переброшенных в Пруссию рыцарей Тевтонского ордена было невелико, но их действия активно поддерживали немецкие государства, присылавшие в помощь ордену свои отряды. Многие германские феодалы считали почетным и выгодным для себя принять участие в походах тевтонцев и поэтому с собственными вассалами отправлялись в Пруссию. Вскоре прусские племена, жившие по течению Вислы, были покорены. Как и в Ливонии, в построенные крестоносцами замки переселялись колонисты из германских земель, тем самым усиливая мощь ордена. Несмотря на то, что центр ордена оставался в Палестине, Пруссия быстро стала наиболее доходным владением тевтонцев.
Благодаря своим завоеваниям Тевтонский орден быстро превратился в крупного феодального землевладельца, оказывающего существенное влияние на политическую жизнь Европы. Несмотря на то, что официально орден считался вассалом польских князей и был подконтролен Папе Римскому на деле он превратился в полноценное независимое государство.
В это время происходит разгром Ордена меченосцев при Сауле, и Папа Римский бросает тевтонцев спасать положение. Из Пруссии часть тевтонских рыцарей переправляется в Ливонию, где они принимают в свои ряды остатки меченосцев и создают новое подразделение ордена – Ливонское ландмайстерство, оно же Ливонский орден. Несмотря на то, что Ливонский орден был лишь структурным подразделением Тевтонского, его рыцари сохраняли определенную самостоятельность в действиях. По воле Папы Римского, он подчинялся не только гроссмейстеру Тевтонского ордена, но и рижскому епископу. Вот так у русских границ появились тевтонцы. Вскоре с ними придется воевать князю Александру Невскому.
Тевтонцы в Прибалтике будут наступать во все стороны до начала пятнадцатого века. Они полностью покорят Пруссию, Жемайтию, будут пытаться завоевать Литву и Польшу. Постоянная опасность со стороны крестоносцев вынудит эти государства объединиться в Речь Посполитую. Пруссы будут частично уничтожены, частично онемечены, численность жемайтов сократиться, но они уцелеют и затем вольются в состав литовского народа. На завоеванные крестоносцами земли прибудут десятки тысяч германских колонистов, которые пустят в Прибалтике корни, а их потомки будут тут жить до двадцатого века.
Пройдет три века, и прусская часть Тевтонского ордена трансформируется в герцогство Пруссия. Ливонский орден как государство просуществует до шестнадцатого века и будет уничтожен Иваном Грозным.
Половцы
В одиннадцатом веке у русичей появился новый сосед – многочисленные и воинственные племена кипчаков, прикочевавшие в Причерноморье из-за Волги. По мнению такого авторитетного автора как профессор Светлана Плетнева, в южнорусские степи прикочевало более десятка больших половецких орд численностью от 30 000 до 50 000 человек в каждой. Вскоре они уничтожат, изгонят или подчинят себе всех прочих обитателей Великой евразийской степи, раскинувшейся от Дуная до Иртыша. Эти гигантские пространства на долгие годы получат прозвище Дешт-и-Кипчак – кипчакская степь.
В Византии этих кочевников называли куманами, на Руси к кипчакам приклеилось прозвище половцы, а их земля соответственно стала называться Половецкой степью. Кстати, почему наши предки обозвали пришельцев именно половцами - неизвестно. По одной, самой популярной, версии слово половцы происходит от русского слова «полов», означавшего соломенный оттенок желтого цвета. Мол, половцы были блондинами, и из-за необычного для степняков цвета волос их так и прозвали. По другой версии кипчаки делились на несколько больших групп, самая западная из которых имела самоназвание сары-кипчак, что в дословном переводе и означало желтые кипчаки. Есть еще версия, что слово половцы произошло от слова поле, но она кажется малосостоятельной.
Как бы там ни было, начиная с 1055 года, южные русские княжества существовали под постоянной угрозой половецкого набега.
Кем же они были?
Во-первых, половцы не были единым народом, а представляли собой пестрый конгломерат племен и родов, имевших как тюркское, так и монгольское происхождение и говоривших на языке тюркской группы. Этим и объясняется разнобой в сделанных очевидцами описаниях внешнего вида и обычаев кипчаков. Кроме того, у кипчаков никогда не было единого центра или верховного правителя. Их ханы могли при необходимости объединяться в коалиции, которые легко распадались. Восточные половцы были тесно связаны со Средней Азией, особенно с Хорезмом, государством занимавшим территорию современного Ирана, Азербайджана, Туркменистана, Узбекистана и части Казахстана. Западные половцы находились в тесных отношениях с Русью, Византией, Венгрией и Болгарией. Со временем из этого рыхлого образования мог бы сложиться единый народ или несколько народов, тем более, что к тринадцатому веку были предпосылки для этого, но монгольское нашествие прервало этот процесс.
Из огромного массива кипчакских орд нас интересуют только та их часть, которая взаимодействовала с Русью и, соответственно, обитала от Карпат до Волги. Их можно разделить на две большие группы, если хотите, то даже на два близкородственных народа: кочевавших западнее Днепра кунов-куманов, сложившихся на основе племени кимаков, и собственно половцев, кочевавших от Днепра до Волги и сложившихся на основе племени сары-кипчаков. Это были настолько близкие по культуре люди, что разница между ними была не больше, чем между современными дончанами и петербуржцами. Но были и отличия. Так, например, только восточные половцы устанавливали каменные изваяния – знаменитых каменных баб, которых можно сегодня увидеть в музеях большинства городов юга России и Востока Украины. В моем родном Донецке рядом с краеведческим музеем целая аллея таких «баб» стоит. Эти изваяния ставились над могилами знати. Причем, не только над погребением мужчин, но и женщин. Перед статуями молились, надеясь, что умерший предок из того мира сумеет помочь живым в их делах. Как и многие народы, половцы своим покойникам в могилы клали все, что нужно для нормальной загробной жизни: коня, украшения, запасы пищи и, разумеется, оружие.
Немного отличался и этнический состав западных и восточных половцев. В ряды западных кипчаков влились остатки печенегов и огузов, кочевавших между Днестром и Днепром. Среди восточных продолжали жить потомки хазар и алан. Вокруг сары-кипчаков произошло объединение различных разрозненных и рассеянных по степи групп кочевников, получивших новое имя от господствующего племени. Восточные половцы первыми были втянуты в орбиту Руси и стали выступать как наемники или союзники русских князей. Но для русских летописцев обе группы были именно половцами.
Потомки половцев сегодня входят в состав многих народов Восточной Европы, Средней Азии и Сибири: татар, башкир, венгров, ногайцев, карачаевцев, казахов, киргизов, туркмен, узбеков.
***
Первое знакомство русских с половцами было мирным. Главным врагом половцев были другие кочевники – торки (гузы), и пока с ними не удалось расправиться, половецкие ханы соблюдали мирный договор, заключенный с князем Всеволодом Ярославичем. Но как только остатки торков бежали на Запад, половцы сразу забыли о своих обещаниях и устроили разбойничий набег на Переяславское княжество. Затем в 1068 году объединенные силы нескольких половецких орд обрушились на Русь. О трагической для наших предков битве на реке Альте и её последствиях мы уже писали. Как и о русском реванше в битве на Снови.
Половецкую военную организацию современники считали довольно высокой для своего времени. Основной силой у кипчаков, как и у любых степняков, была кавалерия. Ханы и представители знати имели собственные хорошо вооруженные и защищенные тяжелыми доспехами дружины. Это были элитные отряды, которые могли на равных бороться с любым противником. Однако большая часть половцев была вооружена довольно скромно: луками и копьями, вместо панцирей были кожаные или войлочные куртки. Поэтому при лобовом столкновении с русскими дружинниками половецкие отряды были обречены. Но они и не стремились к полевым сражениям. Их тактикой было стремительное нападение на слабозащищенные поселения и бегство в степь.
В полевом бою половецкие ханы предпочитали устраивать засады, делали притворные отступления и обходные маневры, грамотно разделяли силы, использовали отряды конных лучников, чтобы завязать сражение и утомить противника. Когда лучники своей стрельбой изматывали противника и расстраивали его ряды, в бой шли тяжеловооруженные воины, которые строились в плотную колонну и первый удар наносили копьями.
В большие походы выступала практически вся мужская половина орды, что позволяло ханам собирать огромные армии, но боевая ценность таких воинов была не особо велика. Они годились для нападения на мирное население, для преследования уже разбитого противника, но в прямом столкновении с профессиональными дружинниками половцы несли высокие потери.
Начавшийся период русско-половецких войн имел одну интересную особенность: ни русские, ни половцы не стремились завоевать земли противника. Как бы ни складывалась военная ситуация, граница Руси и Половецкой Степи оставалась неизменной. Кипчацкие орды доходили до Киева, русские дружины до Дона, но каждый раз после походов армии возвращались на исходные рубежи. Можно сказать, что это была пограничная война, актуальная не для всей Руси, а лишь для её южных княжеств: Киевского, Переяславского и Черниговского.
Основным видом деятельности половцев, помимо войны, были кочевое скотоводство с элементами земледелия. Первоначально придя в Причерноморье, кипчаки вели таборную жизнь, то есть постоянно кочевали, не делая долгих остановок, но со временем они перешли к полукочевой жизни, строя сначала примитивные стойбища для зимовки, а затем и основывая настоящие поселения. К концу одиннадцатого века закончился первый период в жизни половцев в Причерноморье. Кипчакские роды консолидировались, и из них сложились устойчивые объединения (орды) со своими вождями и подконтрольными территориями. Вся степь была поделена между ордами на участки с установленными маршрутами кочевки, летними и зимними местами стоянок (летников и зимников). Не только каждая орда, но и более мелкие входившие в нее группы имели свою территорию для кочевий. Зимой они откочевывали на юг к морю и устьям рек, где кони могли кормиться высохшей высокой травой – сухостоем, не скрывавшейся под снегом. Весной орды откочевывали к северу. Во главе орды стоял правящий род – курень, внутри его выделялась семья-аил, из которой происходил хан.
В основном половцы были язычниками, хотя встречались среди них и христиане. Причем как православные, так и приверженцы забытого ныне несторианства.
Интересные сведения о жизни половцев для нас оставил фламандский монах-францисканец Гийом де Рубрук, совершивший в 1253—1255 годах по поручению французского короля Людовика IX путешествие к монголам. Так он описал увиденное: «Дом, в котором они спят, они ставят на колесах из плетеных прутьев; бревнами его служат прутья, сходящиеся кверху в виде маленького колеса, из которого поднимается ввысь шейка, наподобие печной трубы; ее они покрывают белым войлоком, чаще же пропитывают также войлок известкой, белой землей и порошком из костей, чтобы он сверкал ярче; а иногда также берут они черный войлок. Этот войлок около верхней шейки они украшают красивой и разнообразной живописью. Перед входом они также вешают войлок, разнообразный от пестроты тканей. Именно они сшивают цветной войлок или другой, составляя виноградные лозы и деревья, птиц и зверей. И они делают подобные жилища настолько большими, что те имеют иногда тридцать футов в ширину. Именно я вымерил однажды ширину между следами колес одной повозки в 20 футов, а когда дом был на повозке, он выдавался за колеса по крайней мере на пять футов с того и другого бока. Я насчитал у одной повозки 22 быка, тянущих дом, 11 в один ряд вдоль ширины повозки и еще 11 перед ними. Ось повозки была величиной с мачту корабля, и человек стоял на повозке при входе в дом, погоняя быков. Кроме того, они делают четырехугольные ящики из расколотых маленьких прутьев, величиной с большой сундук, а после того, с одного краю до другого, устраивают навес из подобных прутьев и на переднем краю делают небольшой вход; после этого покрывают этот ящик, или домик, черным войлоком, пропитанным салом или овечьим молоком, чтобы нельзя было проникнуть дождю, и такой ящик равным образом украшают они пестротканными или пуховыми материями. В такие сундуки они кладут всю свою утварь и сокровища, а потом крепко привязывают их к высоким повозкам, которые тянут верблюды, чтобы можно было таким образом перевозить эти ящики и через реки. Такие сундуки никогда не снимаются с повозок. Когда они снимают свои дома для остановки, они всегда поворачивают ворота к югу и последовательно размещают повозки с сундуками с той и другой стороны вблизи дома, на расстоянии половины полета камня, так что дом стоит между двумя рядами повозок, как бы между двумя стенами. Женщины устраивают себе очень красивые повозки ». Разумеется, такие жилища могли себе позволить далеко не все степняки, и большинство простолюдинов довольствовались гораздо более скромными условиями. Основной пищей кипчаков были сыр, молоко и мясо.
Степи Восточной Европы казались настоящим раем для пришедших кочевников, особенно по сравнению с засушливыми прикаспийскими землями. Богатая растительность, множество рек создавали почти идеальные условия для животноводства. В таких благоприятных условиях половецкие стада коров, отары овец и конские табуны стали расти потрясающими темпами. В свою очередь обилие еды и сравнительная безопасность жизни привели к увеличению численности половцев. Правда, за одно-два поколения кипчаки, пришедшие в русские степи, изменились и культурно и этнически. Ведь они были разбавлены уцелевшими более древними обитателями степи, кроме того, новые условия жизни меняли быт и традиции. У половцев появляются постоянные становища, где они могли запасти продовольствие и перезимовать. С одной стороны это укрепило силы половцев. С другой русские теперь знали, где искать половцев, могли всегда нанести ответный удар и отомстить не вообще половцам, а конкретной орде или даже роду.
Как и у любого степного народа, набеги на соседей были важной частью половецкой жизни. Но война с таким грозным противником как Русь требовала объединения усилий сразу нескольких орд. Поэтому постепенно в степи сложились крупные объединения на основе военных союзов отдельных половецких орд. При этом знатью всех входивших в такое объединение родов избирался общий хан, хан над ханами – каган.
Очевидно, первое такое устойчивое объединение сумели в конце одиннадцатого века создать ханы Боняк и Тугоркан – талантливые полководцы и организаторы, бывшие родом из западных орд. Вместе они совершали походы в Византию, вместе воевали с Русью… Самые первые сведения об этих вождях содержатся в уже цитированных записях константинопольской принцессы Анны Комнин о войне византийцев, печенегов и половцев. Эти половцы активно участвовали в войнах на Балканском полуострове в 1091-1092 годах. Затем они вернулись в степи между Дунаем и Днепром и переключили свое внимание на Русь.
В 1093 году половцы смогли нанести поражение русским войскам и заключить выгодный для себя мир. Зато три года спустя при нападении на Переяславль орда Тугоркана была разгромлена, а он сам убит.
До конца своей жизни Боняк мстил за смерть своего друга. Похоже, что он был единственным из всех ханов, который руководствовался в отношениях с русскими княжествами не жаждой добычи, а стремлением уничтожить или ослабить Русь. Боняк сумел привлечь к своей борьбе и восточных половцев, кочевавших в Донбассе и у Дона во главе с ханом Шаруканом, которые ранее занимались исключительно внутренними делами и с Русью не то что не воевали, но даже не контактировали.
В 1107 году Боняк и Шарукан организовали совместный поход на Переяславское княжество. Половцы были разгромлены, но само участие половцев Шарукана в набеге показало, что на юго-востоке от Руси сложилось опасное, сильное объединение. Поэтому нашими предками были предприняты соответствующие меры в виде походов Владимира Мономаха на Дон. В их результате половцы понесли огромные потери в людях и были отброшены от русских границ. Были уничтожены их становища, нарушены маршруты кочевок. Разорвались политические и родственные связи. Разгромленные Мономахом и его сыном Мстиславом половцы жили под постоянной угрозой русского удара, поэтому утратили свой боевой задор. Донские половцы, наиболее потрепанные, откочевали к Кавказу, где разделились на две орды, возглавляемые братьями Сырчаном и Атраком. Первая стала кочевать в Приазовье, а вторая вообще ушла в Грузию. По мнению профессора Плетневой, численность этой группировки достигала 230-240 тысяч человек, из которых до 40 000 были воинами. Примерно пять тысяч отборных воинов с семьями под руководством хана Атрака переселились собственно в Грузию, а остальные кочевали в Предкавказье, откуда в любой момент могли присоединиться к своему хану.
В Грузии половцы поселились на обезлюдевших после войны с сельджуками южных окраинах и в районе Картли. Тут нужно уточнить, что в Грузию они пришли не как завоеватели, а как защитники. Их пригласил лично царь Давид IV Строитель, который вел тяжелую войну с турками-сельджуками. Чтобы плотнее привязать к себе половцев, царь взял в жены дочь половецкого хана. При помощи половецких сабель царь Давид раздавил внутреннюю оппозицию недовольной знати и отвоевал у турок значительные территории, создав мини-империю, куда входили, помимо грузинских, абхазские и армянские земли.
Кипчаки, поселившиеся в Грузии, вели полукочевое хозяйство, но грузинская власть всячески поощряла их переход к оседлой жизни. Постепенно кипчаки-переселенцы принимали христианство и ассимилировались с местным населением.
После смерти страшного для половцев князя Владимира Мономаха Сырчан послал к брату гонца, уговаривая его вернуться. По преданию, отраженному в Ипатьевской летописи, гонцом был певец Орь. Прочитав письмо брата, Атрак не захотел возвращаться. Тогда Орь стал петь песни о родине и славе предков, но и это не произвело впечатления на хана. Как последнее средство певец достал пучок степной травы и дал понюхать его Атраку. С запахом полыни-евшана на хана нахлынули воспоминания детства, проведенного в донецких степях. Воскликнув: «Лучше на своей земле костьми лечь, чем на чужой в славе быть!», - Атрак с частью воинов вернулся в родные степи. Но значительная часть половцев навсегда осталась жить в Грузии.
***
Несколько раз битый Боняк продолжал в Поднепровье свою войну с Русью, но после всех поражений его силы существенно сократились, и серьезных проблем он не мог создать. Из могучих армий, которые он когда-то водил в походы, уцелели считанные сотни бойцов, стремительно вырождавшихся в обычных мародеров. В двадцатых годах двенадцатого века западный половецкий союз распался и, скорее всего, под руководством старого хана осталась только одна орда, которая в русских летописях называется Бурчевичи. Это название, вероятно, происходит от тюркского слова бури – волки. Волк был тотемным животным Боняка и его рода, так что, скорее всего, эта орда была родной для Боняка. По поводу волков в летописи сохранился рассказ, как в ночь перед одним из боев хан вышел в степь и начал выть по-волчьи. На зов хана ответил один серый хищник, потом второй. Вскоре целая стая волков выла вместе с половцем. Вернувшись в свой стан, Боняк объявил всем соратникам, что завтра их ждет славная победа. Так и случилось.
Несмотря на десятки боев, в которых участвовал хан, он прожил долгую жизнь и умер аж в 1167 году, будучи древним стариком. После смерти непримиримого Боняка половцы в основном не проявляли враждебности к Руси, предпочитая торговать, а не воевать. Единственное исключение – участие в междоусобных войнах между русскими князьями в качестве союзников-наемников. Обычно половцы воевали на стороне черниговских князей из рода Ольговичей, а их противники Мономаховичи привлекали черных клобуков. Когда же в борьбу за великокняжеский престол включился Ростовско-суздальский князь Юрий Долгорукий, половецкие орды с юго-восточных границ Руси воевали на его стороне. Пять раз под знаменем Долгорукого половцы подходили к Киеву.
Ослабление Руси из-за непрекращающихся усобиц между князьями привело к усилению половцев. Ведь каждый раз, когда очередной князь нанимал кочевников, расплачивался он не только деньгами, но и разрешением разграбить земли соперника. Из-за этого южные русские земли, где происходили основные сражения, беднели. Разоренные крестьяне в лучшем случае, бросая все, переселялись на северо-восток, а в худшем – попадали в рабство к половцам.
Кочевники буквально жирели на захваченной добыче. Кроме того, в середине 12 века у кипчаков начинается демографический подъем. В результате в шестидесятые годы этого века половцы снова начинают устраивать самостоятельные грабительские набеги на Русь, а конце века снова с переменным успехом идет постоянная война русских княжеств с половцами. Причем для нас условия были гораздо хуже, чем при Мономахе. Ведь теперь разрозненные княжества стали более уязвимы, а собрать в единый кулак дружины отдельных княжеств было сложно и зачастую невозможно. А у половцев появился вождь, способный объединить соплеменников для борьбы с Русью.
Хан Кончак – сын грузинско-подданного хана Атрака - стал одним из самых известных половецких ханов за всю историю этого народа. Он вновь возродил древнюю славу рода Шарукидов. На историческую арену он вышел в 1160-е годы и сразу попытался вновь объединить все восточные половецкие орды в единую силу. В 1174 он организовал свой первый поход на Русь, а к концу 70х он был самым сильным степным правителем, власть которого признали большинство родов, кочевавших между Доном и русскими княжествами. Вообще, к этому времени донские половцы были наиболее сильными, так как кочевья их более западных соседей, приднепровских половцев периодически подвергались нападениям русских князей и черных клобуков. На Дон же русские после Мстислава Великого походов не совершали. Так что орды Атрака, Сырчана и наследовавшего им Кончака несколько десятилетий не подвергались нападениям. Сами же они активно участвовали в русской усобице.
Сначала походы Кончака были просто грабительскими налетами, которые поднимали дух его воинов, обогащали их и привлекали новых кочевников под его знамена. Большого ущерба Руси они не наносили. Но вскоре окрестности Киева, Чернигова, Переяславля стали постоянными жертвами набегов. Половцы чувствовали себя тем более вольготно, так как последние действительно великие русские князья-полководцы, способные собирать могучие армии Юрий Долгорукий и Андрей Боголюбский, к этому моменту уже погибли.
В 1180 году Кончак вместе с еще одним ханом Кобяком вмешался в русскую усобицу на стороне Ольговичей против князя Рюрика Ростиславича. Однако чернигово-половецкий поход на Киев закончился катастрофой. На реке Черторые князь Рюрик победил своих врагов. Кончаку пришлось спасаться бегством. Причем, он бежал в одной ладье с князем Новгород-Северским Игорем Святославичем. За время совместного бегства между русским князем и ханом начались отношения если не дружеские, то товарищеские.
Спустя три года Кончак блокировал Днепровский торговый путь и начал новый поход на Русь, но узнав, что ему навстречу уже двинулись русские дружины, не стал испытывать судьбу и, развернувшись, ушел со своей ордой вглубь степи. Зато его союзник Кобяк решился на бой и был бит вблизи реки Орели. Только пленными русичи взяли семь тысяч половцев, включая самого Кобяка, двух его сыновей и еще шестнадцать прочих ханов. Это был первый за долгие годы общерусский поход, в котором участвовало больше десятка князей, но Игорь Новгород-Северский отказался воевать против Кончака и в совместный поход не пошел. Зато он устроил удачный налет на другую половецкую орду в районе реки Мерл.
Пленного хана Кобяка казнили в Киеве. Узнав об этом Кончак, собравший новую армию, отправился мстить киевскому князю за гибель своего союзника. Это был не очередной грабительский налет, а поход с целью захватить и уничтожить город. В арсенале половцев были даже осадные машины, построенные для них неким басурманом. Согласно Ипатьевской летописи, у хана были самострелы, натянуть тетиву которых едва могли пятьдесят человек.
Как же ослабела Русь, если степной разбойник всерьез рассчитывал взять нашу древнюю столицу! Но и в этот раз русичи оказались более умелыми воинами. Киевский князь Святослав сумел незаметно подойти к половецкому лагерю у реки Хорол и ночью нанести внезапный удар. Кончак спасся лишь благодаря тому, что в темноте его ставку, стоявшую чуть в стороне от основного лагеря, просто не заметили. Увидев, что все пропало, хан бросил не только погибавших собратьев, но и свою наложницу и бежал в степь собирать новые силы.
На следующий год русские ограничились лишь стратегической разведкой, готовясь к большому походу, назначенному на более поздний срок. В поход должны были идти объединенные силы не только всех южных княжеств, наконец-то согласившихся на уговоры киевского князя Святослава действовать вместе, но и воины северной Руси. Планировалось повторить подвиг Мономаха – дойдя до Дона уничтожить основную живую силу восточной половецкой орды, а также разрушить основу их экономического благополучия, угнав или перерезав стада скота.
Но в дело вмешался Новгород-Северский князь Игорь, который с братом, князем Курским и Трубческим Всеволодом, и племянником решили попытать счастья и самостоятельно совершить поход против половцев. В то время Новгород-Северское и Путивльское княжества были удельными и формально были вассалами Черниговского князя. Чернигов же и Киев давно соперничали, и черниговские правители всячески пытались обособиться и вести самостоятельную политику. Поэтому при первой же возможности они и их вассалы переставали согласовывать свои действия с Киевом.
К этому моменту Игорь был в самом расцвете сил. За свои тридцать четыре года он успел поучаствовать во многих сражениях и стать достаточно опытным полководцем. Например, он был одним из князей, которые под знаменем Андрея Боголюбского в 1169 году захватили Киев. Кроме того, он трижды побеждал в больших сражениях против различных половецких орд. Его дружина, была пусть и не самой большой на Руси, но состояла из проверенных воинов и рвалась в бой. А половцы были недавно биты и, по мысли князя, скорее всего еще не успели зализать полученные под Хоролом раны. Так что князь вполне был уверен в успехе задуманного предприятия. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает…
Поход закончился катастрофическим разгромом.
Русские дружины были практически уничтожены, немногие уцелевшие воины попали в плен и были проданы в рабство. Раненный князь Игорь попал с сыном в плен, но сумел бежать. Парадоксально, однако именно из-за этого поражения Игорь Святославич, один из десятков удельных князей, правивший второразрядным городком, навсегда вошел в историю нашего Отечества. Ведь из этого горя родилось гениальное и пронзительное «Слово о полку Игореве!» - самое известное из произведений русской средневековой литературы.
Поход начался с плохого предзнаменования – солнечного затмения: светило померкло и стало напоминать месяц. Однако на предложение вернуться Игорь возразил : «Тайны божественной никто не ведает, а знамение творит бог, как и весь мир свой. А что нам дарует бог — на благо или на горе нам, — это мы увидим. Если нам придется без битвы вернуться, то позор нам будет хуже смерти!»
Спустя три дня после начала похода у реки Сюурлий произошло первое столкновение с половцами. Русская армия выстроилась на одном берегу реки, разделившись на шесть отрядов, кипчаки - на противоположном. Основную боевую линию нашей армии составляли дружины князей Игоря Святославича, его брата Всеволода и племянника Святослава. Перед ними стали полк молодого Владимира Игоревича, а также отряды легкой кавалерии и собранные со всех дружин лучники.
Когда русская армия форсировала реку и двинулась на кочевников, те обстреляли её из луков, а затем бросились бежать. Одна часть русской армии бросилась преследовать кочевников, а вторая, лучшая часть, состоявшая из личных дружин князей Игоря и Всеволода, по словам летописцев, двигалась медленно, соблюдая боевой порядок.
Это было грамотное решение, ведь излюбленной тактикой половцев были обманные отступления, когда преследователи увлекались погоней и расстраивали боевой порядок, а кочевники разворачивались и атаковали. Сейчас же легкая русская конница преследовала и убивала половцев, а тяжеловооруженные воины стояли в резерве и были готовы отреагировать на любую неожиданность.
Половцы бежали через свой табор дальше в степь. Преследователи же остановились и принялись грабить лагерь. Некоторые дружинники так увлеклись, что только к вечеру вернулись с добычей и пленниками к своим полкам. Ночью в русском лагере начался военный совет. Было понятно, что половцы не разбиты, кроме того дозорные заметили подход новых отрядов кочевников. Князь Игорь предложил под покровом темноты переправиться за реку и начать отступление, пока половцы всех не окружили. Утром половцы окажутся перед пустым лагерем, а русские уже будут далеко. Но другие князья посчитали, что кони их дружин сильно устали и если не дать им отдохнуть, то многие отстанут по пути. Поэтому было решено заночевать в степи, а утром принять новый бой.
С рассветом стало понятно, что половцев гораздо больше, чем рассчитывали князья. Против русских рядов стояли воины почти всех половецких ханов. Дружины двинулись в обратный путь, пробиваясь через окруживших их врагов. Чтобы не оторваться от собственной пехоты, русские всадники спешились и дрались пешими. Игорь получил рану в руку, но продолжал сражаться. Бой длился целый день, но и ночью схватки не прекратились. Утром следующего дня половцы нанесли последний удар и раздробили поредевшие русские дружины . Князья, хоть и сражались с ожесточением, но были захвачены в плен. Вообще, знатных противников старались не убивать, а захватить живыми, чтобы потом взять с них выкуп или обменять на своих плененных родичей.
Победив, половцы не стали тратить времени и, пользуясь моментом, кинулись на русские земли. Половцы разделились на два отряда. Первый во главе с Кончаком атаковал Переяславль, второй под командованием Гзака отправился грабить Черниговское княжество. Переяславльцы отбились, хоть и с трудом. Зато стоявший рядом город Римов Кончак взял приступом и увел всех уцелевших жителей в рабство. Хан Гзак опустошил окрестности Путивля, но город штурмовать не стал и вернулся в степь.
***
Русские князья совершили несколько десятков походов в степь, большая часть которых была удачными, но поход Игоря стал самым известным. Не удивительно, что он вызывает много вопросов, споров и домыслов. Одних только маршрутов похода современными историками предложено более десятка. Возможно, целью похода был удар не по становищам Кончака, с которым, как мы помним, у Игоря были товарищеские отношения, а по другим ордам.
Есть мнение, что вежи , захваченные после первого боя, были лишь приманкой, чтобы заманить дружины в удобное для половцев место.
Некий Андрей Никитин доказывает, что поход имел вовсе не военные, а самые мирные цели. Мол, князь Игорь, сам по матери наполовину половец, хотел женить своего старшего сына Владимира на дочери своего друга и союзника Кончака. И первый бой, в результате которого русичам достались богатые трофеи в виде половецких кибиток с женщинами, – это всего лишь элемент свадебного обряда. Мол, половцы и дружинники только имитировали сражение, чтобы показать, что невеста не по своей воле досталась русскому князю. А захваченные вежи – это просто обоз с приданным и подругами невесты. На следующий же день должен был явиться сам хан Кончак, «узнать» о похищении дочери и её выходе замуж и признать это событие свершившимся, получив за это подарки от князя Игоря. Но утром вместо Кончака появился другой хан – Гзак, вождь совсем другой орды и союзник-конкурент Кончака. Он то и превратил свадьбу в настоящее побоище. Когда к месту действия подоспел Кончак, все уже было кончено. Игорь с молодыми в плену, дружина перебита… Единственное, что смог сделать Кончак – выкупить у Гзака пленников. Затем половцы Гзака отправились разграбить оставшиеся без защиты земли Новгород-северского княжества. Кончак же напал на Переяславское княжество, с которым у Игоря была война. Тем самым он помог своему новоиспеченному зятю.
Как бы там ни было, но поражение дружин Игоря открыло половцам границы Руси. Теперь Великий князь Киевский вместо подготовки похода в степь должен был срочно затыкать дыры и отбиваться от прорвавшихся кочевников.
Сам же Игорь Святославич, будучи в плену, все же пользовался определенной свободой. Он мог свободно передвигаться по лагерю и ездить на охоту, но рядом с ним постоянно находились двадцать половцев, следивших, чтобы он не бежал. Дождавшись момента, когда охрана перепилась, князь все же сбежал и сумел вернуться домой. Прожил он еще немало и закончил жизнь Черниговским князем. Его сын пробыл в плену почти два года, успел жениться на дочери Кончака и вернулся домой с молодой женой и ребенком. Этот брак окончательно сделал Кончака и Игоря союзниками, и половцы больше не нападали на земли этого князя.
В 1187 году Кончак совершил еще один поход на Русь, ограбив земли вдоль реки Суллы, но это была его последняя война против Руси. Ведь к этому времени немного утихли усобицы, определились два основных центра силы (Владимиро-Суздальское княжество и Киев), и князья могли всерьез заняться половцами. Чаша весов окончательно склонилась на русскую сторону, когда в 1198 году владимирский князь Всеволод Юрьевич Большое Гнездо совершил большой поход в половецкие степи, который полностью отбил у кочевников охоту воевать с Русью. Теперь если они и появлялись на Руси, то исключительно как союзники или вассалы русских князей.
Примерно в это же время умер и Кончак, который добился цели своей жизни – собрал в единый кулак всех восточных половцев. Принявший бразды правления его сын Юрий с северным соседом не воевал, предпочитая получать доход от торговли с Русью и Крымом. Обстановка на русско-половецкой границе стабилизировалась: половцы не делали набегов, а русские не устраивали походы в степь.
Тесное взаимодействие русских и половцев не могло не привести к взаимному проникновению культур и обычаев. Точнее говоря, половцы перенимали более высокую русскую культуру, переходили в православие. Впрочем, именно из половецкой культуры в русские сказанья пришли образы дев-воительниц, поляниц, кочевавших по степи в поисках противника для боя.
Нередкими были и родственные отношения. Впервые русский князь породнился с половцами в 1094 году, когда в знак заключения мира дочь хана Тугоркана вышла, точнее говоря, была выдана, так как её согласие мало кого интересовало, за киевского князя. В следующие годы русские князья, да и просто знатные дружинники охотно брали в жены половецких красавиц. Из известных исторических персонажей половецких жен имели сыновья Владимира Мономаха Андрей Волынский и Юрий Долгорукий, а также Владимир Галицкий, Мстислав Удалой, Рюрик Киевский, Ярослав Всеволодович, и почти все Ольговичи...
А вот замуж за половца вышла только одна княгиня – неназванная в летописи по имени вдова черниговского князя Владимира Давидовича. Причем,она бежала в степь и самовольно в 1151 году вышла замуж за хана Башкорда. Это свидетельствует о том, что в отношениях двух народов русские стояли все же выше, так как именно более слабые народы всегда отдают своих женщин. Вместе с половецкими красными девами на Русь попадали и их родственники и прислуга. Кроме того, на русских землях селились и целые половецкие семьи, поступавшие на службу к русским князьям. Так что вовсе не редкостью было появление людей с половецкими именами на Руси и людей с русскими именами среди кипчаков. Не случись монгольского вторжения половцы, скорее всего, через пару веков окончательно влились бы в русский народ. Ведь к началу тринадцатого века половецкая аристократия уже настолько тесно была связана с русской родственными, дружескими, деловыми отношениями, что некоторые исследователи говорят о симбиозе Руси и Степи. Вместе с тем, многочисленные набеги кочевников сыграли не меньшую роль в упадке древних городов южной Руси (Киева, Чернигова, Переяславля и других), чем княжеские усобицы.
Разумеется, русско-половецкие отношения не были ни двухвековой смертельной борьбой, ни идиллией, омрачаемой мелкими пограничными войнами. Истина где-то посередине, причем прослеживается железная закономерность: чем сильнее была Русь, тем лучше у нее складывались отношения с соседями.
***
К приходу монголов половцы состояли не меньше чем из семи крупных группировок, зачастую враждебных друг другу. Первыми под раздачу попали половцы, уже столетие жившие на Кавказе. Их разбили и изгнали в 1223 году монгольские полководцы Субэдэй и Джебе. Перепуганные донские половцы во главе с Юрием Кончаковичем примчались в Киев, умоляя русских князей выступить совместно против новых пришельцев. Совместный поход состоялся, но в битве на Калке именно половцы дрогнули и первыми побежали, тем самым предав своих русских союзников и погубив все дело.
Следующая волна монгольского нашествия полностью смела половцев со степного трона. Часть половцев бежала в Венгрию и Болгарию, часть была уничтожена, а оставшиеся, лишившиеся элиты и воли к борьбе, приняли монгольскую власть и составили основное население Золотой Орды, быстро ассимилировав немногочисленных оставшихся здесь жить монголов. Тысячи пленных половцев были проданы монголами на Ближний восток. Часть из этих рабов в Египте были превращены в воинов-невольников, которых называли мамлюками. Со временем они свергли законную власть и посадили на египетский трон своих ставленников.
Бежавший от монголов в Венгрию хан Котян был милостиво принят королём Белой IV. Половцам отвели для поселения земли между Тисой и Дунаем, а они обязались нести военную службу. Вскоре по Венгрии катком прошлась армия Бату-хана, существенно сократив численность как венгров, так и половцев. Когда монголы ушли из королевства, уцелевших половцев превратили в пограничников. Со временем они полностью растворились в местном населении.
Бродники
Среди различных племен и народов, с которыми соприкасалась средневековая Русь, один народ стоит несколько обособленно. Это бродники, жившие на берегах Дона и Азовского моря. Летописи очень мало упоминают о них, а археологи не могут найти ни материальных, ни письменных следов этих людей. Мы знаем, что они в качестве союзников-наемников участвовали в княжеских усобицах и русско-половецких столкновениях, а воевода бродников по имени Плоскиня в битве на реке Калка, по сути, выступил на стороне татар, убедив русских сдаться. Это, пожалуй, и все, что мы знаем об этих людях.
Каких только версий не выдвигают о происхождении этой группы людей: и потомки крестившихся хазар, и аланы, и вольные славянские общины. Может быть, они были выходцами из Белой Вежи или Тмутаракани. По некоторым отрывочным упоминаниям в средневековых документах можно сделать вывод, что они были христианами и говорили на славянском языке.
Достоверно сказать, какого они были роду-племени, невозможно. Точно также нельзя сказать, когда они появились в степи и когда исчезли. Ясно одно, в двенадцатом-тринадцатом веке они существовали и представляли собой определенную силу, с которой надо было считаться.
Скорее всего, они были потомками древнего оседлого населения Донбасса – этнических славян и алан, живших тут со времен Хазарии, а то и более ранних. После гибели Хазарского каганата и появления в Причерноморских степях кочевников (печенегов и затем половцев) эти люди были вынуждены выживать самостоятельно, не надеясь на чью-либо помощь. Часть из них погибла, но часть смогла уцелеть и приспособиться к непростым условиям соседства с кочевниками.
Уцелевшие могли жить в небольших укрепленных поселках на донских берегах и островах. Это давало возможность защититься от степняков и постоянно иметь еду за счет ловли рыбы и охоты. Поскольку оседлое население всегда более развито технически, чем кочевое, то бродники могли наладить с половцами своеобразный симбиоз, основанный на разделении труда: половцы воюют и разводят скот, а они куют оружие, изготовливают всякую утварь и прочие необходимые вещи. Со временем эти поселенцы сложились в отдельную общность, в культуре которой аланский компонент растворился в славянском. Ко времени монгольского вторжения это был отдельный, не подчинявшийся Киеву славянский народ, населявший берега Дона и его притоков Хопра и Медведицы.
По образу жизни бродники очень напоминали появившихся в тех же местах спустя триста лет казаков. Это были свободные самоуправлявшиеся общины, добывавшие пропитание охотой, рыбной ловлей и войной. При возможности они нанимались в княжеские дружины и участвовали в больших войнах. Как и половцы, они предпочитали иметь дело с Черниговскими князьями. Когда такой возможности не было, свои проблемы они решали самостоятельно.
Можно предположить, что общины бродников пополнялись, в том числе, и за счет бежавших из русских княжеств преступников, дружинников проигравших князей, искателей удачи или просто авантюристов.
Тем более, что на юго-западных границах Руси происходило нечто подобное. В область между Карпатами и Днестром, в низовья Дуная стекались те, кому жизнь на Руси скучна была, или кому приходилось спасаться бегством, кому путь домой был заказан из-за темных да лихих дел. Здесь с центром в городке Берлад сложилась общность вольных искателей удачи воинов-берладников. Зачастую тут же искали спасения или вербовали новых воинов разгромленные в междоусобицах князья западной Руси. Например, один из галицких князей по имени Иван Ростиславич в историю вошел под прозвищем Берладник.
В середине тринадцатого века упоминания о бродниках исчезают из летописей, а спустя три столетия на тех же землях появляются первые казацкие станицы. Невозможно сказать, были ли казаки потомками бродников по крови, но по духу и образу жизни – несомненно.
Булгары
Когда мы говорили о кочевниках раннего средневековья, мы затронули и историю булгарского народа. Как вы помните, в конце VIII века булгарское государство в Причерноморье распалось, и часть булгар переселилась в бассейн Средней Волги и Камы. Тут булгары плотно осели на землю и постепенно из кочевого народа превратились в земледельцев. Немногочисленные финно-угорские племена, жившие тут раньше, вскоре растворились в среде новых пришельцев.
История этих людей заслуживает отдельного рассмотрения, так как они оказались тесно связанными с русским народом, и сегодня их потомки под именем казанских татар и чувашей живут вместе с нами.
Первые письменные упоминания о Волжской Булгарии как о государстве относятся к десятому веку и принадлежат арабам.
Главным врагом булгар в это время становится Хазарский каганат, и первоначально Волжская Булгария находилась в зависимости от Хазарии. Но каганат слабел, и булгары все успешнее отбивались от жадного и агрессивного соседа. Тем более, что для борьбы в единое государство объединились все наиболее сильные булгарские княжества. Действуя по принципу: враг моего врага – мой друг, правители Булгарии установили союзные отношения с Багдадским халифом, который помог деньгами и своим авторитетом, взамен булгарский царь Алмыш и большая часть народа приняли ислам. Было это в 921-922 годах нашей эры.
Ислам к тому времени был хорошо известен в Поволжье. Эта религия конкурировала за влияние над душами язычников-булгар с христианством и иудаизмом. Каждая из трех вер могла стать доминирующей, но христианские государства были далеко, а иудеи-хазары были врагами. Так что оставался только ислам, тем более что его принятие помимо духовного роста и сплочения народа гарантировало еще и помощь от сильных мусульманских стран Азии. От принятия новой веры выиграл и сам царь Алмыш, принявший исламское имя Джафар ибн Абдаллах. Ведь до этого он был далеко не всесильным правителем единого народа, а лидером объединения разных родов и племен, у которых были собственные вожди. И его власть могли в любой момент оспорить. Теперь же его право на трон было подкреплено признанием багдадского халифа – высшего авторитета в исламском мире. Поэтому его власть приняли многие мелкие правители и племена.
Впрочем, часть булгар не приняла ислам. От этих булгар-язычников, смешавшихся с финно-угорскими племенами, возник современный чувашский народ.
Несмотря на все усилия, полностью освободиться из-под власти хазар Булгарии не удалось до тех пор, пока русский князь Святослав в 965 году не стер каганат с лица земли. Правда, по пути в Хазарию русское войско походя сожгло еще и булгарскую столицу – город Булгар, но завоевывать эту землю Святослав не стал.
Теперь, не имея сильных, а потому опасных соседей, Булгария могла развиваться свободно. Через её территорию шли оживленные торговые маршруты из Средней Азии, которые и являлись северным ответвлением Великого шелкового пути, приносившие немалый доход. Города становились центрами ремесел и культуры.
Общих границ между Русью и Булгарией в то время не было, но полоса ничейной земли с каждым годом сокращалась, и в 985 году киевский князь Владимир Великий совершил поход против волжских булгар, хотя это скорее был разведывательный рейд, чтобы изучить силы восточного соседа. После нескольких стычек был заключен мир, по которому Киев признавал Булгарию независимым государством, а булгары соглашались пропускать русских купцов на Волгу. Между двумя государствами начинается оживленная торговля.
В середине одиннадцатого века Волжская Булгария контролировала не только среднее течение Волги, но и закрепилась в Нижнем Поволжье. В это же время русские колонисты активно движутся на северо-восток, и происходит столкновение двух народов, стремившихся контролировать Волжско-Окское междуречье.
В 1088 году булгары захватили город Муром, но не смогли его удержать и были вынуждены уйти. В 1107 году волжские булгары осадили Суздаль.
Но Русский Северо-Восток неуклонно усиливался. В 1125 году князь Юрий Долгорукий перенес свою столицу в Суздаль. За князем потянулись с юга и простые люди. Суздальское, а затем Владимиро-Суздальское княжество становилось одним из сильнейших на Руси, и его правитель не собирался терпеть набеги булгар. Юрий Долгорукий организовал успешный военный поход на Волжскую Булгарию и присоединил к своим владениям Верхнее Поволжье. Затем русичи только усилили свою экспансию на Восток. Именно в это время в укрепленные города превратились небольшие поселения Тверь и Москва.
После походов Юрия Долгорукого между Русью и Булгарией установился мир, подтвердивший примерное равенство сторон и продолжавшийся почти тридцать лет. Юрий Долгорукий в это время был полностью поглощен борьбой за киевский престол и не собирался отвлекаться на завоевание новых земель на востоке, а булгары не рисковали нападать на русских.
Но в 1152 году, когда основные силы Долгорукого воевали на юге, булгары нанесли внезапный удар в самое сердце владимиро-суздальской земли, напав на город Ярославль. Подоспевшие из Ростова дружины отбили нападение, но мир был нарушен. Смерть Юрия Долгорукого отсрочила ответный удар, но его сын Андрей Боголюбский в 1164 году совершил карательный поход, сжег большой город Бряхимов на Каме и несколько более мелких городов. В 1172 русские дружины снова совершили поход против Булгарии.
Сменивший Андрея на троне князь Всеволод Большое Гнездо продолжил политику наступления на Булгарию. В 1183, 1185 и 1205 гг. его полки вторгались на булгарские земли. Особенно масштабным был поход 1183 года, в котором принимали участие дружины практически всех русских княжеств, а также кочевники. Армия Всеволода дошла до булгарской столицы – Биляра. Взять город не удалось, и был заключен мир, но всем в Булгарии стало понятно, что Русь сильнее и воевать с ней себе дороже.
За мирное время подросло новое поколение булгар, не помнящих русскую силу, и в 1219 году все повторилось. Булгарская армия поднялась вверх по Каме и захватила город Устюг. В ответ владимирские, ростовские и муромские дружины на ладьях спустились по Волге и огнем и мечом прошлись по Булгарии. В 1229 году по инициативе булгар был заключен но¬вый мирный договор между Владимиро-Суздальской Русью и Волжской Булгарией, который длился до самого монгольского нашествия.
В целом отношения между Булгарией и Русью были довольно сложными: взаимовыгодная торговля сменялась войной, чтобы потом снова началась торговля. Все же, несмотря на все войны, главным в русско-булгарских отношениях было экономическое сотрудничество. Что же касается войн, то они велись за выгодные точки на торговых маршрутах и не отличались какой-либо повышенной ожесточенностью и не отличались от тех войн, которые русские княжества вели между собой. Лев Гумилев по этому поводу отмечал, что «волжские болгары свели постоянную войну с Суздалем и Муромом к обмену набегами ради захвата пленниц. Болгары пополняли свои гаремы, а русичи восполняли ущерб. При этом дети смешанных браков считались законными, но обмен генофондом не привел оба эти этноса к объединению. Православие и ислам разделяли русичей и болгар, несмотря на генетическую перемешанность, экономическое и социальное сходство».
Первое столкновение булгар с монголами произошло всего на пару месяцев позже, чем у русских. После битвы на Калке монголы отправились в родные степи через булгарские земли. Здесь, у Жигулёвских гор, и без того ослабленные долгим походом и кровопролитными сражениями монгольские войска попали в булгарскую засаду. По легенде, булгары победили и взяли в плен до четырех тысяч пленных, которых потом обменяли на равное количество баранов. Из-за этого эпизода битва получила название бараньей. Правда подтвердить или опровергнуть эту легенду сейчас невозможно. Скорее всего, битва действительно была, и после нее монголы отступили. На основании этого булгары объявили о своей победе. Но ведь монголы не собирались воевать с булгарами, так что, отбившись от нападающих, они ушли в степи. Кроме того, это могла быть и разведка боем, которую любили устраивать монголы. Тем более, что командовавший монголами в этом походе Субэдэй никак не был наказан Чингисханом. Наоборот, полководец был в большом почете и до самой смерти считался непобедимым.
Впрочем, даже если булгары и победили, то вскоре монголы взяли реванш. В 1236 году на Булгарию обрушились основные военные силы монгольской империи под общим руководством Бату-хана. Город Булгар был взят и разрушен, а затем в течение года до осени 1237 года монголы методично уничтожали остальные города и крепости Волжской Булгарии. Страна была завоевана, но еще несколько раз булгары восставали, чтобы скинуть монгольскую власть, однако каждое восстание топилось в крови. В результате булгарский эмир подчинился верховной власти монголов и согласился платить им дань, за что был оставлен на престоле.
За следующие два десятилетия Волжская Булгария практически оправилась от потерь. Города были отстроены, экономика восстановилась, а культура продолжила развиваться. Правда, теперь Булгария была составной частью нового государства – Золотой Орды. Через несколько поколений булгарская знать влилась в ряды ордынской элиты и сыграла значительную роль в жизни Золотой орды. Достаточно сказать, что под их влиянием хан Узбек в 1312 году принял ислам.
Армяне
Армяне, самый первый народ принявший христианство, в средневековье получали удар за ударом и в итоге были рассеяны по восточной Европе и Кавказу. Сначала удар нанесла Византия, затем в одиннадцатом веке Армения была завоевана турками-сельджуками. Тысячи армян бежали, спасаясь от резни, а их древняя столица город Ани была разрушена.
В результате всех этих потрясений армянские беженцы появились на Руси. Приняли их довольно ласково. Во-первых, армян на Руси хорошо знали с незапамятных времен: купцов еще с языческих, а архитекторов, врачей и прочих специалистов - со времен Владимира Великого.
Во-вторых, беженцы были христианами, а значит, единоверцами, и могли рассчитывать на дружеский прием. Ну и в-третьих, от перенаселенности Русь тогда не страдала, так что место для жизни и работы находилось всем.
Во время правления Владимира Мономаха в Киеве вырос целый армянский квартал, населенный ремесленниками и купцами. В житии преподобного Агапита Печерского есть интересное упоминание о деятельности армян в Киеве. По словам составителя жития, в то время в городе самым искусным врачом был армянин. Но затем монах Агапит стал лечить киевлян и превзошел армянина. Киевлянин смог спасти тех, кого армянский врач считал неизлечимыми. В итоге армянин вызвал старого монаха на своеобразное состязание. Вот как говорит житие :
После многих богоугодных трудов и подвигов, впал в болезнь и сам безмездный врач, блаженный старец Агапит. Узнав об этом, вышеупомянутой врач армянин пришел посетить его и начал спорить с ним о врачебном искусстве, спрашивая, каким средством лечится недуг Агапита.
Блаженный отвечал:
- Тем, каким подает здравие Сам Господь, врач души и тела.
Армянин счёл его совершенно не знающим врачевания и сказал сопровождавшим его:
Он ничего не знает в нашем искусстве.
Потом, взял его за руку и сказал:
- Говорю истину: на третий день он умрёт; если изменится слово мое, то я изменю жизнь мою, и сам стану таким же монахом.
Блаженный с горячностью сказал:
- Так вот способ твоего врачевания: больше говорить о смерти, чем о помощи! Если ты искусен, дай мне жизнь; если не можешь этого, зачем унижаешь меня и осуждаешь на смерть в третий день? Меня же известил Господь, что через три месяца отойду я к Нему.
Снова сказал ему армянин:
- Вот ты уже весь изменился; такие никогда не выживают дольше трех дней.
Святой Агапит действительно был в крайнем изнеможении, так что без посторонней помощи не мог даже двинуться...
Прав оказался Агапит, а армянский врач, выполняя свое обещание, стал монахом.
В следующем веке, после того как по Закавказью прошлись монголы, на Русь пришла еще одна волна армянских переселенцев, которые обосновались в основном в Галицко-Волынском княжестве.
Глава 16. Закат
Сегодня уже никто не даст единственно-правильного ответа на вопрос, почему же стало распадаться здание русского государства. Вариантов много. От естественного развития истории, при котором раннефеодальные отношения сменяются эпохой феодальной раздробленности, а затем централизованным государством, и до очень экзотических версий.
Несомненно, свою роль в упадке древней Руси сыграла сложная система распределения и наследования власти внутри рода Рюриковичей. Именно из-за её несовершенства состоялась львиная доля междоусобиц, подорвавших силу государства. Русские князья в перманентной братоубийственной войне буквально сжигали человеческий ресурс, который мог бы обеспечить и внешнюю экспансию, и защиту от любых соседей. За 37 лет после смерти Мстислава Великого шестнадцать раз менялся великий князь на киевском престоле. Это в среднем даже чаще, чем выборы в современной Украине. Самое страшное, что конца и края взаимному истреблению русичей не было видно. У проигравших князей подрастали сыновья, которые, едва собрав дружину, бросались отомстить обидчикам родителей и занять «положенное» им место в иерархии. Снова лилась кровь, а древние центры нашей цивилизации снова и снова подвергались разгромам, после которых всё труднее было восстанавливаться. А потом пришел Боголюбский, который, стремясь вырваться из этого замкнутого круга, окончательно перенес центр и столицу государства подальше от Киева.
Определенную роль в обособлении отдельных земель сыграло появление класса богатых бояр-землевладельцев, которые стали новой местной знатью, больше заинтересованной в собственных интересах, чем в общерусском единстве. Ведь в отличие от знати периода первых князей – дружинников, которые не имели земельной собственности и получали доход исключительно из рук князя, бояре были привязаны к конкретным территориям, с которых они получали прибыль. Дружинники Олега и Святослава буквально рвались в военные походы, сулившие добычу. Бояр более позднего времени зачастую приходилось заставлять идти в поход, особенно, если эта война была не нужна самому боярину. Ведь гораздо проще и безопаснее получать денежку с зависимых крестьян, чем рисковать головой в княжеских походах. Соответственно, бояре стремились, чтобы «их» князья больше занимались локальными местными проблемами, а не ввязывались в великокняжескую геополитику. В результате земли все больше и больше обосабливались одна от другой. Единое государство Русь становилось для них просто ненужным.
Кроме того, в это же время уменьшается значение торгового пути из варяг в греки. Соответственно, уходит одна из осей, цементировавших русские земли по линии север-юг. Больше нет необходимости, да и денег, чтобы поддерживать власть Великого князя на всем этом пространстве. Причин упадка древней торговой магистрали было несколько, но рассматривать их подробно нет необходимости. Достаточно сказать, что конечная цель этого маршрута – Византия стремительно ветшала и уже не была привлекательной для купцов. Вдобавок Крестовые походы открыли для европейцев прямой путь в страны Востока, тем самым снизив значение пути по Волге и Каспию, который перестал давать в русскую казну прежние доходы. А ведь смыслом государства, которое начал создавать еще Вещий Олег, был контроль над путями с севера на юг Европы и с востока на запад.
В общем, нейтральный наблюдатель мог бы констатировать, что в двенадцатом веке наступил закат Руси. Измельчали князья, угас дух благородных предков. Тяжкий и постоянный кризис власти и братоубийство подточили силы народа. И в соответствии с законом неотвратимости ПРИШЛИ ВАРВАРЫ, буквально снесшие старую Русь. Все произошло, как и в случае Римской империи, которая прогнила изнутри, прежде чем пасть под ударом извне. Нашим предкам понадобится долгое осознание происшедшего, кровь и рабство, прежде чем у них появится новая идея – идея единства.
Интересное мнение об этом периоде истории высказал один из современных авторов-эзотериков: Период распада Руси сопровождался мощным выбросом энергии. Это можно сравнить с жертвой мучеников, когда при их умерщвлении в пространство выплескивалась потоки целительной, животворящей энергии, необходимой для трансформации существующих устоев. Двенадцатый век для Руси можно сравнить с таким периодом жизни мученика, когда его пытают и готовят к казни. Пожалуй, это жестоко, но иногда другого выхода нет – или ценой жертвы конкретного человека/государства произойдет возрождение глобальной структуры, или деградация и полный распад.
Русь сыграла роль мученика для всего мира, чтобы путем принесения себя в жертву дать мощный импульс к развитию других цивилизаций. Почему Россия? Да потому, что именно здесь находятся энергетическое сердце земли, путем трансформации которого можно изменить мировую историю. Если бы этой жертвы не было, то мир бы раскололся на куски. Наблюдалось бы энергетическое обесточивание многих стран из-за глобальных нарушений законов космоса. В результате произошло бы «съеживание» определенных участков земли, что привело бы к гибели их народов. В итоге энергетика Земли стала бы настолько слабой, что под угрозой оказалось бы само существование цивилизации.
Россия всегда была духовным детонатором для других народов. Сила молитвы русичей была заложена их предками и передавалась генетически из поколения в поколение. В итоге к двенадцатому веку Русь наработала мощный духовный потенциал, позволивший ей выполнить свою миссию. Возникает вопрос: мученики сами дают согласие на свою гибель, кто же дал тут разрешение?
Сила духа народа, выкованная за столетия, обрела такую мощь, что было достаточно одной искры. Такой искрой стала мысль нескольких десятков просветленных, давших такое соизволение – жертвенность действительно в крови русского народа.
А как же остальные? Их воля была подавлена?
Каждая клеточка человеческого тела мучеников не может давать соизволение на жертву, для этого есть мозг! Так и в данном случае .
Как бы там ни было, Киевская Русь стала тем зерном, из которого выросли новые русские государства. После гибели древней Руси они начали свою историю, чтобы спустя века вновь объединиться в одно государство – Московское Царство, Российскую империю, Советский Союз...
Часть II. РУССКИЙ ФЕНИКС
Глава 17. Калка – кровавая река
Тринадцатый век Русь встречала далеко не в лучшем состоянии. Некогда единое государство Владимира Великого давно уже раскололось на отдельные княжества, стольный Киев утратил свое значение, а многочисленные князья-рюриковичи между собой воевали значительно чаще, чем против внешнего врага. Формально Великим князем был Юрий Всеволодович Владимирский, однако, его власть распространялась исключительно на северные и восточные княжества. Смоленское, а также южные и юго-западные княжества (Киевское, Галичское, Волынское…) он не контролировал. Тут были свои князья с собственными амбициями. Поэтому разные земли все больше отдалялись друг от друга. Вообще же разница между юго-западными и северо-восточными землями Руси к этому времени уже была весьма чувствительной, хотя пока еще это были различия внутри одного народа.
Наиболее сильными владыками на юго-западе были князья Мстислав Старый, правивший в Киеве, его тезка Мстислав Удатный из Галича, волынский князь Даниил Романович и еще один Мстислав, князь Черниговский.
Еще один фактор, который нужно помнить, говоря о событиях тринадцатого века на юге Руси, – это запутанный клубок русско-половецких отношений. Прикочевавшие еще в одиннадцатом веке из-за Волги в Причерноморские степи половцы (они же кипчаки) за два века оказались плотно привязаны к русским княжествам. Если первоначально они были откровенными врагами, стремившимися пограбить наши земли, то после многочисленных войн Половецкое поле практически интегрировалось в состав конгломерата из русских княжеств. Знать кочевников оказалась тесно связана со славянской элитой родственными узами и деловыми отношениями. Кочевники активно участвовали в русских междоусобных войнах на стороне то одного, то другого князя. Выгода была обоюдная. Князья получали под свое командование целые армии из опытных воинов, а половцы активно богатели за счет военной добычи и княжеских даров. Справедливости ради надо сказать, что союзниками кипчаки были весьма коварными и непостоянными. Особого уважения к договорам о мире они не чувствовали, зато прекрасно понимали язык силы и, если чувствовали сильную княжескую руку, были верными союзниками. Но стоило их союзнику ослабеть, как степняки пробовали его оборону на прочность.
Чтобы понять эту особенность кочевников, надо немного отклониться от исторического повествования. Сейчас существует искусственно выведенный в Пермском институте внутренних войск МВД России гибрид волка и собаки, так называемый волкособ. Этих животных выводили специально для служебных целей спецслужб. В результате, они оказались сильнее и выносливее овчарок, унаследовали более острый, волчий нюх. В общем, почти по всем показателям превосходят домашних собак, но есть у них одна особенность. Работая в паре с кинологом, они постоянно пытаются стать лидерами и навязать свою волю человеку. Если собака быстро понимает, «кто в стае вожак» и подчиняется хозяину, то волкособы при каждой возможности испытывают человека на прочность. А если один раз добились уступок, то будут и дальше отвоевывать себе новые права и привилегии. Кроме того, по словам кинологов, они гораздо более рациональны, чем собаки, и всегда прикидывают, какую выгоду получат от выполнения команд. В общем, прекрасные работники, если правильно их использовать и жестко контролировать. Только очень уж сложные в обращении…
Примерно такими же были и половцы. Когда Русь представлял сильный и решительный князь, половцы были очень кроткими и готовыми к сотрудничеству, торговле и разве что из рук не ели. Но только стоило Руси ослабеть, как на кипчакских лицах появлялся волчий оскал. Тогда начинались грабительские набеги, горели города и села, уводились в неволю пленники.
Такими вот они были. Не плохие и не хорошие. Просто люди со своеобразным поведением. Буйные и плохоуправляемые, опасные и для друзей, и для врагов. Общаясь с ними, нужно было помнить и соблюдать определенные правила, и прежде всего, быть сильными.
Говорить о какой-то особой жестокости степняков не приходится. Наши собственные князья тоже лили кровушку с удовольствием, за милую душу жгли города и уводили пленников. Время было весьма суровое, а война всех против всех была обыденной реальностью. И развязали эту войну отнюдь не степняки. Они только пользовались моментом.
Изучая это время, нужно помнить, что наши предки на войну и убийство смотрели совсем иначе, чем мы. Гораздо спокойнее, что ли… Вот, к примеру, великий князь и полководец Владимир Мономах говоря о гибели своего сына произнес: «Разве удивительно, что муж пал на войне? Умирали так лучшие из предков наших». В том же духе высказался и князь Мстислав Владимирович на мирных переговорах со своим противником Олегом Черниговским: «Хоть и брата моего убил ты, неудивительно то: в бою ведь и цари, и мужи погибают».
Это была феодальная эпоха, при которой не существовало постоянных союзников или вечных противников. Сегодня два князя ожесточенно рубятся на поле боя, а завтра, словно лучшие друзья, вместе пируют. Для дружинников и князей боевые действия стали банальной будничной работой, которая давала им возможность жить и кормить семьи. Половцы не отставали от своих соседей в стремлении взять добычу с боя. Банды кочевников налетали на пограничные русские города и села. Наши князья в долгу не оставались, отправляясь в степь для поправления своего материального положения путем грабежа половецких веж. Пленных затем без всяких проблем обменивали. Зачастую степняки выступали как союзники отдельных Рюриковичей в русских междоусобицах. В общем, сложился эдакий симбиоз двух этносов и выработался неписанный кодекс правил поведения.
Так что никто не удивился, когда весной 1223 года к галицкому князю Мстиславу примчались гонцы от хана Котяна Сутоевича с просьбой о помощи в войне с еще одним кочевым племенем. Именно к этому князю половцы обратились по двум причинам. Во-первых, его жена была половчанкой и, благодаря этому, он был в родственных и дружеских отношениях со многими ханами. Во-вторых, всего два года тому назад половцы помогли ему в войне с венграми, так что Котян вполне мог рассчитывать на ответную поддержку галицкого князя.
Вскоре выяснились новые подробности. Врагами хана были не его противники из других половецких орд, а воины никому не известного народа, чья армия вторглась в половецкие земли из-за Кавказа. Половцы уже один раз сражались против них и были разгромлены, и Котян остро нуждался в помощи, чтобы взять реванш. Поэтому хан настойчиво звал в поход не только Мстислава Удатного, но и вообще всех русских князей.
Чтобы обдумать половецкую просьбу, в Киев съехались южнорусские князья. Туда же стали собираться половецкие ханы. Один из них, по имени Бастый, даже принял крещение, чтобы показать серьезность своих предложений. Пока князья совещались, гадая, стоит ли тащиться в степи для войны с непонятно кем, половцы, чтобы добиться нужного решения, пустили в ход щедрые посулы и богатые подарки. Немало конских табунов и верблюдов было подарено князьям, еще больше было обещано после победы. Но все же князья не были единодушны в этом вопросе. Тогда половцы стали пугать русских: «Если вы нам не поможете, то сегодня мы были побиты, а вы завтра побиты будете ». Наконец в ход пошли угрозы, что половцы объединятся с новыми пришельцами и станут воевать против Руси. «Пока я нахожусь в Киеве — по эту сторону Яика, и Понтийского моря , и реки Дуная татарской сабле не махать», - подвел итог княжеского съезда Мстислав Старый и объявил сбор войска. Так было решено начать войну, и в апреле русские дружины выступили в поход. Воевать с татарами шло больше двух десятков князей со своими дружинами и городскими ополчениями, а также неподдающиеся подсчету половцы.
Великий князь Владимирский Юрий Всеволодович сам ввязываться в авантюру не пожелал, вполне резонно посчитав, что у него и своих дел хватает, чтобы еще половцев спасать. Однако, поскольку намечался не просто грабительский налет, а большая война, Великий князь в силу своей должности обязан был в ней принять участие. Поэтому, чтобы сохранить лицо, он послал в помощь киевскому князю своего племянника Василька Константиновича с ростовским полком. Тот, впрочем, к месту сбора русской армии опоздал и в походе не участвовал. Возможно, задержка была связана с неопытностью Василька, которому было от роду всего четырнадцать лет, а, возможно, с тем, что ростовцы особо и не торопились…
***
Кстати, все ли знают, каким буйным ветром занесло в донецкие степи монголов? Чего это им в своих юртах не сиделось?
Если говорить честно, то попали они к нам совершенно случайно даже для самих себя. Началось все с того, что в конце двенадцатого века в монгольских степях молодой и амбициозный хан одного из племен по имени Темуджин собрал отряд преданных головорезов и начал потихоньку покорять соседей. Иногда он терпел поражения, но чаще побеждал. Со временем под его властью объединились все племена Монголии. Тех, кто объединяться не хотел, без долгих разговоров просто вырезали поголовно. Весной 1206 года у Темуджина не осталось конкурентов, и он был провозглашён великим ханом, правителем всех племен Монголии, Чингисханом. Впервые многочисленные кочевые племена этого огромного региона оказались объединены в единое государство.
Подданные нового владыки получили общее название монголы, а также новое деление. Вместо прежних племен были созданы тумены, объединявшие десять тысяч мужчин. Тумены в свою очередь делились на тысячи, сотни и десятки. Перейти из одного десятка в другой, не говоря уже о переходе в другой темен, простой кочевник не мог, так как за это полагалась смерть. Такое себе крепостное право в монгольском исполнении. Только по своей жестокости далеко превосходящее и ГУЛАГ, и Талибан.
Каждому тумену были выделены земли для кочевий, а во главе туменов и тысяч Чингисхан поставил преданных людей, тем самым покончив с племенным разделением внутри своей земли. Из своих новых подданных Чингисхан создал армию, которую повел на завоевание всего мира. Все взрослые мужчины были объявлены воинами. В мирное время они вели хозяйство, а во время войны должны были браться за оружие . В общем, по воле хана в Азии возник настоящий народ-воин. Была введена строжайшая дисциплина, держащаяся на широком применении смертной казни. Например, если в бою монгол струсил и бежал, то казнили не только его, но и весь его десяток. В общем, жизнь простых монголов при Чингисхане была далеко не сахаром. Они превратились в бесправную биомассу, которую вели в бой по воле хана и его нойонов. Вряд ли кто-нибудь из сегодняшних апологетов «потрясателя вселенной» захотел бы перенестись в то время.
В итоге, Чингисхан завоевал Сибирь, Китай, Корею, Среднюю Азию и столкнулся с государством хорезмшахов – региональной сверхдержавой своего времени. Хорезм был огромным и богатейшим государством, раскинувшимся на землях сегодняшнего Ирана, Узбекистана, Таджикистана, части Казахстана, Азербайджана и Афганистана.
В 1219 году монголы вторглись в Хорезм. Его правитель, султан Ала ад-Дин Мухаммед Второй, был разбит и бежал на запад к Каспийскому морю. За ним в погоню были отправлены три тумена под командованием полководцев Джэбэ, Субэдэй-багатура и Тохучар-нойона. Тохучар погиб вскоре после начала похода, но два других командира, словно самонаводящиеся торпеды, неслись за беглым султаном. Остальная монгольская армия в это время продолжала покорять Среднюю Азию. Гонясь за Мухаммедом, монголы с боями прошли аж до Азербайджана, где выяснилось, что их жертва скончалась от болезни и убивать в общем-то уже некого.
Нужно было возвращаться. Можно было просто развернуться и пройти по своим же следам, но эта местность была сильно разорена и с прокормом воинов и лошадей могли возникнуть проблемы. Так что, посоветовавшись, Субудай и Джебе решили возвращаться другим путем: пройти на север вдоль каспийского берега, перейти Кавказ, а затем по южнорусским степям направиться на восток. Заодно они могли лично оценить эти земли и решить, стоит ли их в дальнейшем завоевывать. Но прежде, чем отправиться домой, монголы решили разведать окрестности. Азербайджан, где в это время находились тумены, был разделен на несколько государств. Правитель одного из них быстро сообразил, что тридцать тысяч монголов, вошедших в его владения, – это слишком серьезные гости, чтобы спорить с ними. Поэтому быстро примчался в лагерь Субудая со словами: «Вах-вах, зачем воевать, давайте договоримся, да?». Как это ни удивительно, действительно, договорился, признал верховную власть монголов, заплатил дань и сберег своих подданных от истребления. Зато города, правители которых вовремя не додумались позолотить ручку узкоглазым гостям, были захвачены, ограблены и сожжены. Затем монголы наведались в соседнюю Грузию. Трижды царь Георгий-Лаша собирал войско и выходил сражаться против монголов. Как может догадаться читатель, все три раза результат боя был одинаков: «бежали робкие грузины».
Монголы еще два года подряд ходили из Грузии в Азербайджан и обратно, грабя все, что попадется под руку. Наконец, когда в Закавказье взять уже было совершенно нечего, они отправились на север. Мирной прогулки не получилось, аборигены, уже наслышанные о монгольской опасности, сразу же брались за оружие. Монголам приходилось буквально прорываться сквозь вражеские земли. Наконец, зимой 1222-1223 года на Северном Кавказе их встретило объединенное войско алан, половцев, вайнахов, лезгин и остальных обитателей края. Первый бой завершился с ничейным результатом. Тогда монголы пошли на хитрость. Посланцы Джэбэ явились к вождям половцев и предложили заключить сепаратный мир. «Мы и вы из одного рода, аланы же нам чужие. Мы заключим с вами договор, чтобы не тревожить друг друга, и дадим вам столько золота и платья, сколько вы пожела¬ете, только оставьте алан», - убеждали монголы половцев.
По большому счету, это было не совсем так, хотя доля истины в словах посланцев была. Среди подвластных Чингисхану были не только монголоидные народы, но и тюркские. А половцы были тюрками, так что, скорее всего, хитрый Джэбе из числа своих офицеров отобрал для переговоров этнических тюрок, похожих на половцев и говоривших на одном с ними языке.
Вообще же тюркский народ скотоводов, который на Руси называли половцами, в Византии куманами, а в Средней Азии кыпчаками, в двенадцатом-тринадцатом столетиях населял огромные пространства от Дуная почти до Китая. Они не создали своего государства, и их многочисленные племена-орды жили самостоятельной жизнью, кочуя по степям или поселяясь на территории земледельческих государств. В жизни некоторых стран, как Грузия и Хорезм, кипчаки играли очень большую роль, входя в военную и политическую элиту государства. Несмотря на большие расстояния между местами обитания отдельных орд, тюрки все еще сохраняли какие-то родственные чувства, на которых и сыграли монголы.
Половцы поверили уговорам, взяли богатые подарки (или говоря прямо – взятку) и заключили с монголами мир, предав своих союзников-алан. Обрадовавшиеся такому подарку судьбы полководцы Чингисхана легко разгромили оставшихся врагов. Однако половцам предательство не принесло счастья.
Монголы нарушили мир и обрушились на расходящихся по своим кочевьям без всяких опасений кипчаков. «Монголы внезапно устремились на них, и всякого, кого находили, убивали и взяли опять вдвое против того, что дали. Некоторые из уцелевших кипчаков убежали в Русскую землю», – подвел итог этой политической комбинации средневековый писатель Рашид ад-Дин.
Сколько половцев погибло без всякой чести и пользы в этом избиении, неизвестно. Но, очевидно, немало. Русские летописи среди погибших называют Даниила Кобяковича и «наисильнейшего хана половецкого» Юрия Кончаковича, сына антигероя «Слова о полку Игореве», хана Кончака. Судя по именам, оба хана были христианами, и оба были детьми наиболее сильных степных владык двенадцатого века, унаследовавших власть над многочисленными ордами. Уцелевшие ханы в главе с Котяном прибежали за помощью в город Галич. Монголы же огнем и мечом прошлись вдоль северного побережья Азовского моря, уничтожая половецкие кочевья, ворвались в Крым, где провели зиму и весну 1223 года.
***
Двинувшаяся против монголов из Киева русская армия спустилась на юг вдоль Днепра до порогов, где соединилась с галицкими выгонцами, т.е. отрядами бояр, незадолго до того изгнанных в результате внутренних противоречий из Галиции. Эти изгнанники жили в городках междуречья Днестра и Дуная и из своей земли сначала спустились на лодках по Днестру, потом по Черному морю вошли в устье Днепра и поднялись вверх по его течению.
Сюда же подошли половецкие отряды. Зачастую этот поход называют походом трех Мстиславов, имея в виду трех самых сильных князей. Хотя всего в войске было пять князей с этим именем. Кстати, это повод задуматься, если своим сыновьям князья давали имя означающее «мститель», «славный в мести», то это тревожный симптом, говорящий о серьезных неладах в обществе. Справедливости ради отмечу, что Мстислав – это языческое имя-прозвище, крещены князья были под совсем другими именами. Так Мстислава Удатного на самом деле звали Федором, а Мстислава Черниговского – Пантелеимоном.
Узнав о появлении в опасной близости от своего лагеря русских, монголы послали к князьям гонца, который заявил: «Слышали мы, что идете вы против нас, послушавшись половцев. А мы вашей земли не занимали, ни городов ваших, ни сел ваших, и пришли не на вас. Но пришли мы, посланные богом, на конюхов и холопов своих, на поганых половцев, а вы заключите с нами мир. И если прибегут половцы к вам, вы не принимайте их, и прогоняйте от себя, а добро их берите себе. Ведь мы слышали, что и вам они много зла приносят, поэтому мы их также бьем».
В общем они снова хотели повторить фокус, принесший им победу на Кавказе, однако русские князья на провокацию не поддались. Вместо этого монголам напомнили, что они еще недавно клялись быть в мире с половцами. А затем послов обвинили в предательстве и казнили. Это было очень спорное решение с точки зрения морали, зато теперь всем было понятно, что с монголами никакого мира не будет. Вскоре состоялся первый боя передовых частей обоих армий. Тысяча всадников Мстислава Удатного стремительным ударом разгромила передовой монгольский отряд. Остатки азиатов пытались спастись, но были окружены и перебиты. Когда монголы поняли, что обречены, они вырыли яму, в которую спрятался их предводитель Гемябек. Сверху его забросали землей, в надежде, что русские не заметят этого тайника, и он после боя вылезет и спасется. Видимо, спрятали его не особо качественно, так как полководца, в конце концов обнаружили и по просьбе половцев выдали им на расправу.
Окрыленная первой победой русско-половецкая армия уверенно двинулась в глубь степи. Большинство историков считает, что в этом походе с нашей стороны участвовало до восьмидесяти тысяч воинов , из которых примерно половина – половцы. Я считаю эту цифру сильно завышенной, хотя, если в событиях участвовало даже вполовину меньше людей, то это все равно огромное число, потому как такой армии Русь давно не собирала в единый кулак. Казалось, у монголов нет никаких шансов. Однако такое, действительно, большое для своего времени войско имело существенный недостаток: оно не имело единого управления. Из-за амбиций различных князей так и не был выбран военачальник. Каждый князь командовал своей дружиной и максимум – координировал свои действия с соседями. Ко всему прочему, два наиболее сильных полководца Мстислав Удатный и Мстислав Старый, враждовали между собой. Так что ни о какой особой дисциплине и грамотном управлении русско-половецкими силами говорить не приходится.
Как мы уже говорили, точной численности русско-половецкого войска никто не знает. Точно так же неизвестен его состав. Одни авторы считают всю армию практически конной, другие говорят о наличии многочисленной русской пехоты. А то, что летописи обходят молчанием этот вопрос, дает большой простор для различных мнений.
С одной стороны, пехота в степи против полностью конного противника, действительно, не особо эффективна. А при преследовании монголов и манёвренном бое пешее ополчение вообще будет обузой. Ведь в средневековье пехота нужна была в основном при защите и штурме городов.
С другой стороны, согласно летописи, галицкие выгонцы к месту сбора добирались на лодках. Значит, они были пехотинцами. Кроме того, пехота была в киевском ополчении. Так что, скорее всего, княжеские дружины были исключительно конными, а ополчения были как конными, так и пешими. Кавалерия должна была найти врага и завязать бой. Пехотинцы шли с обозом и играли вспомогательную роль.
Еще одним фактом, говорящим в пользу многочисленности русской пехоты, являются огромные потери русской армии, доходящие до девяноста процентов от первоначального личного состава. Даже разбитая кавалерия могла убежать, оторвавшись от монголов, как это сделали конные дружинники князей Мстислава и Даниила. Пехота же при бегстве была обречена и полностью полегла, вырубленная монголами.
Кстати, хорошо вооруженная пехота, уступая коннице в скорости и маневренности, вовсе не была беспомощной в бою. Например, князь Святослав воевал практически одной пехотой и разгромил хазар, чьей ударной силой была кавалерия, в том числе и панцирная. Кроме того, у русских было много хороших лучников, а при стрельбе с земли точность выстрела гораздо выше, чем, если стрелять с двигающегося коня. Так что пехота могла использоваться не только для охраны обоза, но и как сдерживающая сила в большом полевом сражении.
Для пехоты могла найтись еще одна работа. Но тут надо немного подумать о конечной цели похода.
Как вы помните, в степь отправилось сразу два десятка князей со всей южной Руси. Причем, в совместный, поход идут люди, друг друга недолюбливающие, а то и вовсе враждующие между собой. Последний раз такое завидное единство в «степном вопросе» князья показывали за сто с лишним лет до этого, при Владимире Мономахе. Так что монголы сделали что-то такое, что резко и однозначно сделало их врагами русских. При этом никакой монгольской агрессии против Руси летописи не зафиксировали. В чем же дело? Разбив половцев в Предкавказье, монголы затем дошли до Днепра, а затем ворвались в Крым, где взяли город Сурож (Судак), в то время очень важный порт, на который замыкались торговые маршруты из Руси. Таким образом, Субэдай перерезал важнейшие торговые артерии Южной Руси. Именно поэтому против него выступили князья, контролировавшие торговлю по впадающим в Черное море рекам Днепру (Киевское, Переяславское, Черниговское и Смоленское княжества) и Днестру (Галицкое и Волынское княжества). Зато практически безучастными оказались князья, чьи подданные занимались торговлей по Волге и Балтике.
Поскольку доходы князей напрямую зависели от торговли, то они и бросились освобождать пути. Тем более, что перепуганные половцы доложили князьям: «Новые завоеватели отняли наши земли». Так что вполне можно было подумать, что корпус Джэбэ и Субэдэя – это первая волна нового народа, переселяющегося в Причерноморье. Естественно, русским новый воинственный народ под боком был совершенно не нужен. Итак, только-только с половцами наладили нормальную жизнь.
Ведь никто не знал, что Субэдэй собирается делать в Крыму. Может, он с соплеменниками решил остаться там жить? Или сделать его своей постоянной базой и держать под контролем все окрестности?
Так что русская армия шла освобождать Крым от непрошеных гостей. А на полуострове были полноценные города, для штурма которых и нужна была пехота. О том, что монголы ушли из Крыма, русские узнали уже после начала похода и повернули от Днепра на Юго-восток, стремясь догнать уходящего врага. Еще точно не зная, где состоится бой, князья могли рассчитывать, что пехота пригодится, если придется дойти до городов Шарукань на Донце, Саркел на Дону, Тмутаракань на Тамани…
Кстати, через Калку проходил Муравский шлях – путь из Крыма на Восток, так что дружины могли идти туда целенаправленно, надеясь перехватить основные силы монголов.
Первоначальная численность монголов, отправившихся в погоню за хорезмшахом, составляла тридцать тысяч человек. Они с боями прошли огромные пространства и потеряли часть воинов в бесконечных столкновениях, но в покоренных землях к монгольской армии могли присоединяться местные добровольцы. По крайней мере, в Средней Азии так все и происходило. Поэтому Субэдэй вполне мог пополнить свой отряд в Закавказье и на Северном Кавказе. В любом случае, монголов было вполовину меньше, чем русских и половцев. Хотя монголы были лучше дисциплинированны, а, соответственно, более маневренны, что давало им преимущество.
После первого боя монголы восемь дней отступали на юго-восток, бросая стада скота и обозы. Скорее всего, этим отступлением они добивались двух целей: собрать в один кулак все свои отряды и утомить и заставить растянуться русскую армию.
Наконец монголы нашли подходящее место для боя – берега реки Калки, или, по-современному Кальчик. Эта небольшая степная речка, текущая всего в нескольких десятках километров от города Донецка, где я сейчас пишу эти строки, навсегда вошла в русскую историю. Вообще – эти места для русских князей были роковыми. Как известно, впадает Калка в еще одну донбасскую реку – Кальмиус, на берегах которой бесславно закончился поход князя Игоря на половцев. Эти два разгрома разделяет меньше сорока лет по времени и всего несколько дней пути по расстоянию.
У Калки произошло еще одно успешное столкновение русского авангарда с монгольскими разъездами, которые были отброшены, и русско-половецкая армия беспрепятственно переправилась через реку и стала лагерем.
Тридцатого мая 1223 года галицкий князь Мстислав Удатный выехал в дозор и обнаружил основные силы монголов. Дальше процитирую Тверскую летопись: «Мстислав сам поехал в дозор, и, увидев татарские полки, вернулся, и повелел воинам своим вооружаться. А оба Мстислава оставались в стане, не зная об этом: Мстислав Галицкий не сказал им ничего из зависти, ибо между ними была великая распря».
Мстислав не зря носил прозвище Удатный, за его плечами было немало выигранных сражений, и он верил в себя и считал, что и сам вполне способен справиться с врагом. Его дружина была многочисленной и закаленной в походах, а князь Даниил Волынский и половцы его поддерживали. В общем, Мстислав с ближайшими союзниками атаковал, даже не поставив в известность остальных князей.
Так начался этот злосчастный бой. Часть князей во главе с Мстиславом Удатным столкнулась с основными силами монголов. Русские смело атаковали и завязали ближний бой. В ожесточенной схватке погиб князь Василько, а молодому князю Даниилу Романовичу копьем пробили грудь, но он продолжал сражаться. Затем в бой кинулись половцы, которыми командовал воевода-галичанин Ярун, и курская дружина князя Олега. Остальная часть войска в это время только начала понимать, что что-то происходит. Пока командиры узнали, что начался бой, все уже было закончено. Кстати, по поводу «только узнали» не надо улыбаться. Огромный лагерь, даже не лагерь, а совокупность отдельных лагерей разных дружин, никаких средств связи и слабая видимость. Ну услышал ты шум вдалеке, как понять, это дружины пошли в бой или просто на новое место переносят свой стан? Послать гонца узнать? Так пока он доберется до места действия и вернется обратно, уже будет поздно. Попытаться рассмотреть происходящее? Так даже если встать на спину коня, ничего не видать. Только пыль вдалеке…
Половцы не выдержали боя и побежали назад. По пути они наткнулись на строившихся черниговцев, смяли их и промчались дальше по русскому лагерю, сбивая и топча людей, опрокидывая шатры и распугивая коней. За ними мчались монголы, добивая деморализованных и не успевших даже одеть доспехи противников. Поняв, что дело проиграно, Мстислав Удатный тоже кинулся бежать.
Дружина киевского князя Мстислава Старого стояла чуть в стороне и не попала под первый удар. Киевляне стояли на холме, который они еще дополнительно укрепили телегами, поставленными в круг по периметру лагеря, и подручными материалами. Мстислав даже не попытался переломить ситуацию, бросив в бой свою дружину. Он просто смотрел с вершины, как монголы гонят и добивают толпы обезумевших людей, еще несколько часов назад бывших армией. Впрочем, его оправданием может служить то, что у него было много пехоты, которая в сложившейся ситуации была просто бесполезна. Зато они могли отсидеться в лагере в надежде, что кочевники не станут штурмовать укрепление и уйдут восвояси.
Монголы разделились. Пока одна часть преследовала беглецов, вторая блокировала киевлян. Засев в своей импровизированной полевой крепости, те отбивали все атаки монголов, благо, степняки особой настойчивости не проявляли, надеясь, что жажда заставит русских выйти. Спустя три дня Мстислав сдался.
С падением лагеря Мстислава Старого связан интересный момент. Летописец говорит: «Были вместе с татарами и бродники, а воеводой у них Плоскиня. Этот окаянный воевода целовал крест великому князю Мстиславу, и двум другим князьям, и всем, кто был с ними, что татары не убьют их, а возьмут за них выкуп, но солгал окаянный: передал их, связав, татарам. Татары взяли укрепление и людей перебили, все полегли они здесь костьми. А князей придавили, положив их под доски, а татары наверху сели обедать; так задохнулись князья и окончили свою жизнь». Что делали бродники в монгольском войске и сколько их было на Калке, совершенно непонятно. Возможно, они заключили союз с Субудэем и вместе дрались против русских. Может быть, небольшой отряд бродников попал в плен к монголам, и те отправили пленного командира в качестве переговорщика. Хотя это маловероятно. Человек, ведущий переговоры о капитуляции с князем, это никак не атаман банды из десятка оборванцев, а вождь, имеющий хоть какой-то вес в глазах Мстислава. Иначе вряд ли князь поверил бы. Есть и еще одна версия, правда, очень маловероятная. Якобы бродниками в летописи названы галицкие выгонцы-берладники, которые предали князей и на Калке перешли на сторону монголов.
Как бы там ни было, Мстислав поверил обещаниям и сложил оружие. По меркам своего времени этим он не совершил ничего предосудительного. Ведь пленных такого ранга почти всегда и русские, и половцы, и европейцы отпускали за соответствующий выкуп. К ужасу князя, оказалось, что монголы этому обычаю не следуют…
Русские потери были колоссальны. Согласно Лаврентьевской летописи, погибли семь князей, «а бояр и простых воинов многое множество. Говорят, что только одних киевлян в этой битве погибло десять тысяч». Тверская летопись собщает о гибели девяти князей. Об остальных сказано, что «только десятая часть войска вернулась домой. Так за грехи наши Бог отнял у нас разум, и погибло бесчисленное множество людей. И был плач и вопль во всех городах и селах».
Согласно более поздним расчетам, погибли вообще двенадцать князей. Однако Мстислав Удатный, из-за амбиций которого во многом и случилась эта катастрофа, сумел вернуться домой живым и невредимым. Он и Даниил Волынский с остатками своих дружин бежали до самого Днепра. Тут они нашли оставленные русской армией лодки, захватили их и переплыли реку на безопасный западный берег. Сразу же после переправы все лодки были уничтожены по приказу Удатного, боявшегося преследования. Из-за этого многие русские войны, дошедшие до Днепра, не смогли переправиться и были убиты преследовавшими их монголами. Бежавшие первыми половцы после разгрома армии сумели поживиться, в общей сумятице ограбив многих своих союзников-русских.
Единственным отрядом, который смог более-менее организованно отступить, а затем отбиться от преследователей, была дружина князя Владимира Рюриковича Овручского, который повел своих людей не на запад, как все беглецы, а на северо-восток, к Донцу. Там он окончательно сумел оторваться от преследователей, после чего отправился в Киев занимать освободившийся трон.
Монголы гнали разбитую армию до Днепра, где сожгли небольшую крепость Новгород-Святополч, но дальше на русские земли идти не стали. Победители посчитали, что ими сделано достаточно и можно смело возвращаться к Чингисхану.
Парадоксально, но несмотря на поражение, русские князья добились своей цели. Торговые маршруты были освобождены от монголов, половцы возвратились в свои кочевья, и все вернулось к исходной ситуации.
***
Причиной нашего поражения в битве на Калке стали отнюдь не гений Субэдэя или боевые качества монголов. Хотя, конечно, Субэдэй был одним из лучших полководцев своего времени, за всю свою долгую жизнь проигравший только один бой. И монголы были вовсе не дикарями в шкурах, а прекрасно вооруженными профессионалами. Но все же их можно было бы победить, если бы русские действовали заодно. Именно отсутствие единого командования русско-половецкого войска привело к позорному разгрому. У каждого из князей были в избытке и личная смелость, и удаль, но из-за гордости они не смогли объединиться и признать над собой чью-либо власть. Даже самый опытный из русских полководцев, Мстислав Удатный, руководствовался в своих действиях исключительно амбициями, а не трезвым расчетом.
Катастрофа на Калке не заставила русских князей изменить свое поведение. Когда спустя четырнадцать лет монголы вернутся, чтобы покорить Русь, их снова встретит конгломерат отдельных княжеств, каждое из которых будет отбиваться поодиночке.
А самое обидное во всем этом то, что мы совершенно не учимся на ошибках предков. Вот, к примеру, после развала Советского Союза за границами Российской Федерации остались миллионы русских. Во многих новых государствах их права регулярно ущемляются, но вместо того, чтобы объединиться в единую силу и защитить свои права, активные русские люди растащены на десятки, если не сотни карликовых политических организаций, занятых грызней между собой больше, чем реальными делами. В итоге титульные националисты только потирают руки и туже закручивают гайки.
Глава 18. И содрогнулся мир…
Сегодня черный день - владыка мира мертв,
И стар, и мал не могут слез сдержать своих.
Он добрый повелитель,
Он Солнцем был и был Луной,
Империя осталась его вдовой...
Он будет погребен в нефритовом гробу,
В степи пустой, где грезит падалью шакал,
И тысяча коней затопчут путь к нему,
Чтоб плач людской сон мертвеца не осквернял.
…
Это все обман, что он был самым добрым царем,
Это все неправда - он правил огнем и мечом
…
Это все обман!
М. Пушкина
Однажды Чингисхана спросили: «Что такое счастье?» И великий хан ответил: «Счастливее всех на земле тот, кто гонит разбитых им неприятелей, грабит их добро, скачет на их конях, любуется слезами близких им людей, ласкает их жен и дочерей». Вероятно, он был счастлив, ибо за свою жизнь разбил многих неприятелей, а у его ног лежали руины древних цивилизаций. Руины, которые оставил он, проходя по степям и горам Азии. Он уничтожил всех, кто когда-то наносил обиды ему или его предкам, уничтожил тех, кто не верил ему, уничтожил тех, кто не склонился в рабском поклоне. Пролитая по его приказу кровь, могла бы наполнить целые озера. Начав жизнь нищим полубродягой, к старости Чингисхан был грозным и непререкаемым повелителем миллионов людей. Его империя росла, словно на дрожжах, а армии казались непобедимыми.
Разумеется, многие пытались объяснить причину феноменальных свершений монголов. Ответ искали в разных плоскостях, хотя чаще исследователи останавливались на сугубо прикладных аспектах, например, типе вооружения, тактике боя, административным, законодательным и военным реформам Чингисхана, хотя это все, на мой взгляд, вторично. Все достижения монголов базировались только на одном факторе – личности их вождя. Это он своей волей и энергией перевернул мир и изменил ход истории.
Почему это произошло и в чем его феномен? Можно предположить, что рождение сильной личности, вождя, изначально предполагает наличие в человеческой душе двух полюсов, которые условно можно назвать светом и тьмой. Силы притяжения этих полюсов в Чингисхане были примерно равны, поэтому выбор, кому служить был исключительно его решением. Если бы он избрал светлый путь, то он мог стать святым, новым Буддой, но молодой Темуджин выбрал другой путь. Вообще, в каждом человеке есть подобные невидимые весы, и выбор необходимо каждому совершать самостоятельно.
«От рождения в Чингисхане был заложен огромный светлый потенциал. Но страсть к завоеваниям, к господству, подчинению окружающих закрыли от него то светлое, что было дано изначально. После этого та сила, которую христиане называют Дьяволом, захватила сознание монгола целиком. Он полностью включился в темные планы. Был установлен широкий мост связи Чингисхана с преисподней, и он получал подпитку из инфернальных планов, без которой его завоевания не состоялись бы.
Этот выбор одного человека определил развитие земли на столетия. Ведь уничтоженные монголами цивилизации могли сделать быстрый рывок и вывести человеческую цивилизацию на новый уровень. Но эта возможность была задушена в зародыше.
Удар монголов по Руси помимо материальных факторов связан еще и с тем, что Русь имела (и имеет) огромный потенциал развития и через нашу землю идет духовное возрождение мира. Задача Дьявола иная», - пишет один современный автор .
Можно спросить, почему же светлые силы не остановили Чингисхана? Но ответ очевиден – нарушение закона свободной воли недопустимо. Господь же не коммунист, чтобы железной рукой загонять человечество в рай!
Выражение «продал душу дьяволу» вполне подходит для этого полководца, который в юности захотел завоевать мир в обмен на свою бессмертную душу. В Библии есть аналогичный момент, когда дьявол, искушая в пустыне Иисуса, предлагал ему власть над миром. Христос отказался от этого, а Темуджин согласился. В итоге он фактически остался без души, обменяв её на клинок. После своей смерти он был принят там, откуда не выходят на свободу.
***
Такое ощущение, что Чингисхан действительно собирался покорить весь мир. Еще воюя в Средней Азии, он уже думал о походе на Запад, хотя тогда свободных сил для этого завоевания просто не было. Ведь все монголы вели бои на огромном пространстве от Ирана до Китая, и выделить еще одну армию для нового похода было невозможно. Так что сначала все свои войска хан бросил на окончательное покорение Хорезма и Китая. Именно в Поднебесной империи во время завоевания Тангутского царства и погиб великий завоеватель. По иронии судьбы он пал не в бою, а банально свалился с коня и через некоторое время умер от полученных ушибов у стен Чжунсина, осажденной вражеской столицы. Его приближенные скрыли это от воинов и довели войну до победного конца. Для тангутов это был конец в прямом смысле этого слова: город был взят и все его защитники и мирные жители были уничтожены. Столь же жестоко были уничтожены и остальные города царства. По словам летописцев, из некогда многочисленного тангутского народа уцелели лишь «один-два человека из ста». Прошло совсем немного времени, и даже память об этом государстве стерлась, а ученые гадали, где же оно находилось.
Где и как был похоронен великий завоеватель, до сих пор неизвестно. Всех, кто участвовал в захоронении, казнили, а затем убили и их палачей, чтобы никто не смог найти могилы Чингисхана.
Может, кому будет интересно: считается, что сегодня потомками Чингисхана (чингизидами) по мужской линии в мире являются шестнадцать миллионов человек.
Каким он был? Споры об этом не угаснут никогда. Для одних Чингисхан – образец великого государственного деятеля и создатель величайшей империи за всю историю человечества. Впрочем, тангуты, меркиты, чжуржени и многие другие народы, очевидно, имели на этот счет другую точку зрения… Только вот, кто услышит мертвых…
Очень сложно дать единственно верную оценку этому, действительно, необычному человеку. Победоносные войны Чингисхана и его наследников не только уничтожили несколько самобытных цивилизаций и привели к исчезновению с лица земли целых народов, но и создали гигантскую империю. Правда, очень необычную.
Все великие империи покоряли чужие народы не только силой, но и высокой культурой. Египет фараонов, Рим, Британская империя, наполеоновская Франция, романовская Россия настолько вырвались вперед в развитии по сравнению с соседями, что при своей экспансии, помимо насилия, они несли еще и возможность прикосновения к великой культуре. Монгольская империя просто выламывается из этого общего правила. Разумеется, они не были дикарями, но уступали побежденным практически во всем: в науке, культуре, организации общества... Кроме того, постоянные войны великого завоевателя и его ближайших наследников истощили силы самих монголов. Начатая Чингисханом война со всеми, и экспансия на все стороны света привела к тому, что вскоре монголы (имперская нация нового государства) просто надорвались и откатились назад в своем развитии. Оставшиеся на завоеванных землях монголы очень быстро были ассимилированы более культурным населением, и вскоре сама империя перестала быть монгольской. Её крупнейшие части, улусы, практически не несли на себе никакого монгольского отпечатка. Например, Улус Джучи (известный нам как Золотая орда) был по сути тюркским государством, Улус Хубилая – китайским, а сам великий хан Хубилай (внук Чингисхана) официально принял титул китайского императора, перенес столицу в Пекин и основал китайскую династию Юань. Остатки собственно монголов в четырнадцатом веке были изгнаны из Китая и вернулись на свою историческую родину и никогда больше себя ничем не проявили.
В общем, когда закончилась энергия от деятельности Чингисхана, монголов ждала весьма заурядная судьба. Но сразу после смерти хана инерция запущенной им военной машины была просто огромной.
Свою империю Чингисхан разделил на шесть частей: пять полунезависимых государств-улусов и непосредственные владения великого хана. Во главе четырех улусов стали его сыновья: Джучи, Чагатай, Угэдэй и Толуй. В пятый улус входили земли уйгуров в восточном Туркестане, и управлял им хан из уйгурского рода. Такая привилегия была дана за то, что уйгуры добровольно признали Темуджина своим повелителем. Великий хан, избираемый пожизненно на курултае, считался господином всех улусов, но, кроме того, в непосредственном управлении у него были Северный Китай, Тибет и Тангут. Эти территории считались как бы должностными владениями и переходили не от отца к сыну, как улусы, а от великого хана к великому хану, вне зависимости, из какого рода чингизидов он происходил. Дополнительно великий хан имел право на управление и сбор налогов с определенных частей улусов Джучи и Чагатая. Столица Великого хана, город Каракорум, была выстроена еще при Чингисхане в землях улуса Толуя, который также называли коренным улусом, так как в него входили собственно монгольские земли, откуда и начал свои завоевания «Потрясатель вселенной». Таким образом, каждый новый великий хан под своей властью объединял земли своего наследственного улуса, великоханские земли и контролировал коренной улус, что автоматически делало его сильнее любого другого хана или даже всех остальных вместе взятых чингизидов.
По воле покойного великим ханом был избран его третий сын Угэдэй. По его приказу в 1235 году был созван курултай, на котором должна была быть выработана внешняя политика государства. Точнее говоря, суть внешней политики была понятна всем: новая война и захват очередных земель. Споры были лишь в том, на кого из соседей обрушиться сначала.
Молодые и старые монгольские нойоны (князья), прославленные полководцы Чингисхана и его молодые, но крайне дерзкие сыновья и внуки, пировали и совещались в огромных юртах, за чашами с кумысом решая судьбу мира.
В конце концов было решено наступать сразу по четырем направлениям:
o на северо-запад против кипчаков, булгар, Руси и дальше в Европу;
o на Дальний восток против корейцев;
o на Ближний Восток к Средиземному морю;
o на юг против империи Сун (Юг современного Китая).
Вообще-то по канонам военной науки наступать в расходящихся направлениях считается опасным решением. Тем более, никому не рекомендуется воевать на два фронта. Так что современные стратеги схватились бы за голову, услышав о таком решении, но фанатично верящих в свою неуязвимость монголов это не смущало.
Первые два направления походов считались наиболее значимыми, поэтому они были подготовлены с особой тщательностью. Например, против Кореи войска вел сам великий хан Угэдэй. Но нас будет интересовать исключительно западный поход монголов, до основания потрясший Русь и остальную Восточную Европу.
Земли, которые предстояло завоевать, вплотную примыкали к Улусу Джучи и должны были войти в него. Поскольку сам Джучи уже давно был мертв, официально поход возглавил его наследник Бату (Батый). Хотя, скорее всего, гораздо большую роль в походе играл непобедимый Субэдэй, официально бывший всего лишь советником.
Поскольку этот поход был общеимперским делом, то помимо войск Улуса Джучи, в нем участвовали отряды всех остальных ханов. Согласно «Сокровенному сказанию монголов», на запад должны были отправиться старшие сыновья «всех ханов, нойонов, тысячников, сотников и десятников, а также и люди всех состояний». Так что в итоге получалась весьма сильная армия.
Осенью 1236 года началось наступление этой армады на Запад. Первой целью стали прикаспийские кочевья кипчаков и Волжская Булгария , которые были разгромлены в течение нескольких месяцев. Булгарскую столицу Биляр, которую в наших летописях называли Великим городом, обороняла пятидесятитысячная армия, что позволило городу сопротивляться полтора месяца, но в итоге он был взят и полностью разрушен. Не пощадили монголы и остальные булгарские города… Булгария получила страшный удар и истекала кровью, по землям в низовьях Волги прошлись монгольские тумены, истребив, изгнав или покорив местных жителей. Другие отряды завоевателей подчинили себе мордву и буртасов. Так монголы подошли вплотную к русским границам. Узнав об этом, половецкий хан Котян, из-за которого произошла в 1223 году битва на Калке, испугался и со своей ордой бежал в Венгрию.
Покорив Поволжье, монголы на некоторое время остановились, чтобы восстановить силы и подготовиться к броску на Русь. За это время армия была пополнена за счет признавших монгольскую власть местных жителей. Осенью 1237 года Батый отправил посольство в приграничное со степью Рязанское княжество, требуя покориться добровольно и заплатить в качестве дани десятую часть всего имущества, имевшегося в княжестве. «И послали своих послов… к князьям рязанским в Рязань, требуя у них десятой части: каждого десятого из князей, десятого из людей и из коней: десятого из белых коней, десятого из вороных, десятого из бурых, десятого из пегих, и десятой части от всего», - говорит нам Тверская летопись.
Несмотря на все усобицы и только что окончившиеся голод и эпидемии, Русь была сильным государством, а русские князья еще никогда не покорялись чужеземцам. Много раз русский меч гулял по шеям не в меру зарвавшихся степняков, так что монгольский ультиматум вызвал в Рязани не страх, а гнев. Князь Юрий Игоревич ответил: «Когда нас не будет в живых – все возьмете!» – и отправил послов восвояси. Было понятно, что предстоит война, и князь принялся собирать армию. Не надеясь только на свои силы, он послал к Великому князю Владимирскому Юрию Всеволодовичу, за подмогой. Однако между Рязанью и Владимиром были отношения весьма напряженные, так что Великий князь отказался помогать рязанцам в их войне с кочевниками. Лишь потом, когда стало понятно, что это не пограничный набег, а настоящее нашествие, владимирские войска двинулись на помощь Рязани, но было уже поздно, так как к тому времени рязанская дружина была разбита, а сам город окружен.
Дождавшись, пока замерзнут реки, монголы двинулись на Рязань. Рязанская, а также союзные ей пронская и муромская дружины, двинулись навстречу врагу. В ожесточенных боях на берегах реки Воронеж русская армия была разгромлена. Похоже, что движение навстречу монголам было роковой ошибкой князя, приведшей к трагическим последствиям. Вместо того, чтобы в одиночку кидаться на врага, Юрию Игоревичу следовало затянуть переговоры, укрепить город и попытаться дождаться помощи от остальных князей за его стенами. Тем более, что Рязань была хорошо защищена с трех сторон крепостными стенами, а с четвертой – рекой. Если бы все силы были брошены на защиту города, он мог бы продержаться достаточно долго. Но видимо, князь не рассчитал своих сил, за что и поплатился.
В «Повести о разорении Рязани Батыем» говорится, что до начала боевых действий рязанцы послали к монголам посольство во главе с княжеским сыном Федором. Согласно «Слову», события разворачивались следующим образом: «И пришел князь Федор Юрьевич на реку на Воронеж к царю Батыю, и принес ему дары, и молил царя, чтобы не воевал Рязанской земли. Безбожный же, лживый и немилосердный царь Батый дары принял и во лжи своей притворно обещал не ходить войной на Рязанскую землю, но только похвалялся и грозился завоевать всю Русскую землю. И стал у князей рязанских дочерей и сестер к себе на ложе просить. И некто из вельмож рязанских по зависти донес безбожному царю Батыю, что имеет князь Федор Юрьевич Рязанский княгиню из царского рода и что всех прекраснее она телом своим. Царь Батый лукав был и немилостив, в неверии своем распалился в похоти своей и сказал князю Федору Юрьевичу: «Дай мне, княже, изведать красоту жены твоей». Благоверный же князь Федор Юрьевич Рязанский посмеялся и ответил царю: «Не годится нам, христианам, водить к тебе, нечестивому царю, жен своих на блуд. Когда нас одолеешь, тогда и женами нашими владеть будешь». Безбожный царь Батый оскорбился и разъярился и тотчас повелел убить благоверного князя Федора Юрьевича, а тело его велел бросить на растерзание зверям и птицам, и других князей и воинов лучших поубивал. И один из пестунов князя Федора Юрьевича, по имени Апоница, укрылся и горько плакал, смотря на славное тело честного своего господина. И увидев, что никто его не охраняет, взял возлюбленного своего государя и тайно схоронил его. И поспешил к благоверной княгине Евпраксии и рассказал ей, как нечестивый царь Батый убил князя Федора Юрьевича. Благоверная же княгиня Евпраксия стояла в то время в превысоком тереме своем и держала любимое чадо свое — князя Ивана Федоровича, и как услышала она смертоносные слова, исполненные горести, бросилась она из превысокого терема своего с сыном своим князем Иваном прямо на землю и разбилась до смерти».
Эти сведения не подтверждаются никакими другими источниками, так что их можно считать лишь драматической легендой. Хотя с другой стороны, монгольские ханы брали себе в гаремы принцесс из покоренных народов, тем самым скрепляя связь с новыми подданными. Так что что-то подобное могло произойти и в действительности. Батый мог понять визит Федора как капитуляцию, а когда вдруг оказалось, что рязанцы не только не сдаются, но еще и сами собираются атаковать, хан мог казнить переговорщиков.
Остатки разбитой у Воронежа рязанской дружины разделились. Часть во главе с Юрием Игоревичем вернулась в Рязань, а его племянник Роман Ингваревич со своими людьми отошел на север к Коломне, куда уже подходили владимирские отряды.
Шестнадцатого декабря монголы осадили Рязань, и через пять дней непрерывных боев, двадцать первого декабря 1237 года, город был взят. Тем защитникам, кто погиб на стенах, повезло. Уцелевших ждала жестокая расправа, в результате которой в городе вообще не осталось жителей. После этого погрома город уже не восстановился и был перенесен на новое место. Так что современная Рязань к древнему городу с этим названием никакого отношения не имеет. При археологических раскопках на месте древнего города были обнаружены сотни изрубленных скелетов и груды отдельно лежавщих черепов. Большинство обследованных скелетов принадлежало детям и людям старше тридцати лет, из чего следует, что рязанская молодежь была угнана в рабство.
Когда монголы ушли, успевшие попрятаться в лесах горожане похоронили жителей своей столицы. Из-за огромного количества мертвецов, их закапывали в неглубоких братских могилах, нередко по два-три слоя трупов, один поверх другого.
Покончив с Рязанью и её окрестностями, монголы двинулись к Коломне, где их ждал новый тяжелый бой.
Коломна в то время была важной крепостью, расположенной у впадения реки Москвы в Оку и контролировавшей пути к столичному городу Владимиру. Так что пройти мимо Коломны монголы не могли. Поэтому на её защиту двинулись не только уцелевшие остатки рязанской дружины, но и великокняжеские войска, и ополчение Владимиро-суздальской земли, и какой-то новгородский отряд. Общее командование осуществляли сын Великого князя Всеволод и воевода Еремей Глебович.
Первого января 1238 года у стен города состоялось сражение объединенной русской армии и монголов. К сожалению почти никаких сведений о бое не сохранилось. Известно лишь, что князь Всеволод вывел русскую армию в поле и атаковал врага. Похоже, что это была очень жестокая битва, так как среди погибших с монгольской стороны значится младший сын Чингисхана Кюлькан – единственный чингизид, погибший за все время вторжения на Русь . Учитывая, что монгольские полководцы обычно находились позади войска, это может означать, что, как минимум, одно из монгольских подразделений было разбито, и наша дружина прошла вражеские ряды насквозь. Вообще сражение было ожесточенным до крайности, ведь рязанцам уже было известно о гибели их семей. Так что они шли в сечу, чтобы умереть или отомстить. Но монголов было больше, и, в конце концов, наша армия была оттеснена и прижата к городским стенам.
Князь Роман Рязанский и воевода Еремей пали в бою, а Всеволод с небольшим отрядом сумел прорубиться через вражескую армию и вырваться на свободу. Поняв, что тут уже ситуацию не спасти, он оторвался от преследования и отступил во Владимир.
Конечно, Великий князь уже понимал серьезность ситуации, но никто не ожидал, что посланная под Коломну армия будет разбита. Тем более так быстро. Поэтому появление израненных воинов Всеволода повергло всех в шок. Стало ясно, что сил, способных отбиться от монголов, во Владимире нет, поэтому великий князь Юрий решил оставить город и отправиться на север собирать новую армию. Он разбил свой лагерь на реке Сить и рассчитывал, что ему на помощь прийдут братья Ярослав из Киева и Святослав из Переяславля. Постепенно к великому князю стали собираться местные князья со своими дружинами, но братьев все не было. Из-за того, что Юрий Всеволодович оставил свою столицу, некоторые могут упрекнуть его в трусости, хотя, на мой взгляд, это абсолютно пустые обвинения. Действия князя были в высшей степени рациональны. Пока укрепленный город будет сдерживать и изматывать врага, он соберет армию и обрушится на врага в подходящий момент. Так, кстати, будут поступать в схожих условиях многие русские правители вплоть до времени Ивана Грозного.
Оборону Владимира возглавили сыновья Великого князя, Всеволод и Мстислав. Учитывая трагический опыт полевых сражений, было решено, что оставшиеся воины будут оборонять город, не вступая в открытый бой с монголами. Владимир был важнейшим русским городом в то время, поэтому имел мощные укрепления. Именно на них и была надежда у защитников.
Оставив небольшой отряд осаждать Коломну, благо там почти не осталось защитников, Батый по замерзшим рекам, служащим зимней дорогой, двинулся к Владимиру, по пути захватив и разграбив Москву, где монголы сумели захватить большие запасы продовольствия и фуража.
Уже когда монголы были в Суздальской земле, их армию нагнал отряд Евпатия Коловрата. Этот рязанский боярин в момент падения родного города находился в Чернигове и, узнав о поражении своего князя, с личной дружиной и черниговскими добровольцами кинулся в Рязань. Только руины и мертвые тела застал он на месте города, где еще месяц назад кипела жизнь.
Коловрат со своими людьми кинулся вслед убийцам. Всего в его отряде было 1700 человек, так что шансов победить или даже просто уцелеть при встрече с монгольской армией у них не было. Все это прекрасно понимали, но это было уже неважно. Когда наконец удалось догнать врага, то никто из русских не щадил себя, стремясь перед смертью забрать с собой на тот свет как можно больше монголов. Страшен был удар этих обреченных воинов. По словам «Повести о разорении Рязани», Коловрат сумел скрытно подойти к монгольскому лагерю и внезапно обрушиться на него. Вражеские подразделения смешались, началась неразбериха, пользуясь которой, русский отряд несколько раз прошел насквозь монгольскую армию, убивая всех на своем пути. Наконец монголы оправились от неожиданности, и русский отряд был окружен. По преданию, Батый отправил к русичам парламентера с вопросом: «Чего вы хотите?» Евпатий ответил посланцам: «Смерти!» Начался новый бой, в котором и пал русский богатырь, успевший изрубить немало врагов. Коловрат погиб, но обрел бессмертие в народной памяти.
В первые дни февраля передовые отряды монголов подошли к стольному городу Владимиру и разбили лагерь у его стен. Золотые купола церквей, виднеющиеся над крепостной стеной, манили завоевателей, обещая богатую добычу. Но кидаться на многолюдный город сходу монголы не спешили. Несколько дней они собирали в кулак свои силы и готовились к штурму. Чтобы сломить волю защитников, монголы на виду у гарнизона перед крепостными стенами казнили захваченного в Москве князя Владимира Юрьевича. Затем, седьмого февраля, начался штурм. Городской ров был засыпан хворостом, а с помощью осадных машин в трех местах, у Ирининых, Медных и Волжских ворот, были проломлены стены. Через эти проломы монголы ворвались в город. Началась бойня на городских улицах. При этом монголы поджигали дома, чтобы жители были вынуждены отвлекаться от боя на тушение пожаров. Последние защитники города вместе с женами и детьми заперлись на хорах церкви святой Богородицы, но завоеватели, по словам летописи, «выбили двери церкви, и собрали много дров, обложили церковь дровами и подожгли. И все бывшие там задохнулись, и так предали души свои в руки господа; а других (кто не забаррикадировался в церкви (прим С.Б.)) князей и людей татары зарубили».
Так пал прекрасный город Владимир, основанный еще святым князем Владимиром Крестителем в десятом веке. Чуть раньше другим монгольским отрядом был захвачен Суздаль, второй по значению город Северо-Восточной Руси.
Затем монголы разделились на отряды и широкой лавой прошлись по всей Владимирской земле, захватывая и сжигая всё на своем пути. «И оттуда рассеялись татары по всей земле Владимирской, одни пошли к Ростову, иные погнались за великим князем в Ярославль и к Городцу, и пленили все города по Волге до самого Галича Мерьского; а иные пошли к Юрьеву, и к Переяславлю, и к Дмитрову, и взяли эти города; а еще иные пошли, и взяли Тверь, и убили в ней сына Ярослава. И все города захватили в Ростовской и Суздальской земле за один февраль месяц, и нет места вплоть до Торжка, где бы они не были», - сетует летописец. Никогда еще чужеземные завоеватели не достигали таких успехов на Руси. А ведь города того времени были весьма защищенными. Укрепления русских городов, как правило, состояло из рвов, за которыми располагались укрепленные деревянным каркасом земляные валы, высотой до десяти метров. На валах располагались деревянные стены с башнями или, в крайнем случае, частокол. Зачастую размеры укреплений были весьма приличными по любым меркам. Так, валы Рязани в высоту были метров двенадцать, а толщиной – почти тридцать. По валу шли дубовые стены, а перед валом был выкопан ров, глубиной восемь и шириной семь метров. Так что сказать, что наши города были легкой добычей, нельзя. Например, ни печенеги, ни половцы за всё время не смогли взять штурмом ни одного крупного русского города. Монголы же практически мгновенно захватили десятки городов, что говорит об их прекрасных знаниях военного дела и уровне подготовки. Они активно использовали заимствованные в Китае камнеметы, знали, как правильно вести осаду и штурм. В общем, были профессионалами, набившими руку за время войн в Средней Азии и на Дальнем Востоке. Монголы всегда стремились выманить защитников крепости для боя в поле. Если основные силы обороняющихся были разбиты, то взять крепость уже не представляло труда. Так случилось в Рязани и Коломне.
При штурме монголы активно использовали местное население, из которого создавали специальный безоружный вспомогательный отряд – хашар. Людей для него монголы захватывали в соседних селах и уже захваченных городах, а затем заставляли засыпать ров, таскать камни для камнеметов и выполнять всю подсобную работу. Тех, кто отказывался или работал плохо, монголы убивали на месте. Обороняющиеся были вынуждены уничтожать хашар, который нес гигантские потери, но своими трупами прокладывал дорогу монголам. В общем, хашар – это такой средневековый аналог штрафбата, который в бою ждала неминуемая смерть сзади и вероятная смерть впереди.
При этом это пушечное мясо (или, учитывая отсутствие пушек в ту эпоху, правильнее сказать, сабельное мясо?) играло не только военную роль. Представьте только состояние обороняющихся, которым приходилось убивать своих же соотечественников.
Что касается камнеметов, то разрушить ими деревянные стены было достаточно сложно: дерево пружинило, а даже сломавшийся деревянный ствол оставался на своем месте. Зато камнеметы выполняли другую очень важную роль: они сбивали со стен наших лучников, благодаря чему монголы без потерь могли завалить ров и подойти непосредственно к стенам и воротам, подтащить тараны. Учитывая численное преимущество монголов, они могли штурмовать круглосуточно, заменяя уставших воинов свежими. У защитников такой возможности не было, и они просто физически выматывались так, что падали от усталости.
Захватывая города Северо-восточной Руси, монголы одновременно активно искали место расположения Великого князя, вокруг которого собиралась новая армия, а поэтому он был для них очень опасен. Наконец, их разведка обнаружила русский лагерь на реке Сить . Как только это произошло, туда двинулся монгольский отряд во главе с полководцем Бурундаем.
До сих пор историки ломают голову, как это монголам удалось не только обнаружить русский лагерь, но и скрытно подойти к нему? То ли разведка хорошо сработала, то ли предал князя кто из своих? Как бы там ни было, наши заметили монголов лишь, когда те уже шли в атаку. Застигнутые врасплох русские воины отбивались отчаянно, но были разбиты. Великий князь Юрий Всеволодович и ярославский князь Всеволод Константинович погибли в бою, ростовский князь Василько Константинович был захвачен в плен и позже казнен за отказ перейти на сторону монголов. Лишь немногим русичам во главе с угличским князем Владимиром удалось вырваться. Случилось это горе в первые мартовские дни 1238 года.
После этой битвы русская армия просто перестала существовать, а моральный дух еще не попавших под удар князей был сломлен.
Пока Бурундай уничтожал войско Великого князя, другой отряд монгольской армии взял город Торжок – южный волостной центр Новгородского княжества, стоящий на Волге. Этот город был очень важен для Новгорода, так как контролировал пути подвоза хлеба из более южных регионов. Поэтому новгородцы всегда защищали Торжок и ревниво смотрели, чтобы город не оказался под властью какого-либо чужого князя. Однако в этот раз все было иначе. Новгородцы не послали ни одного воина на выручку осажденному городу. Почти две недели жители сопротивлялись, надеясь на подмогу, но затем не выдержали. Город пал, и монгольские разъезды преследовали беглецов почти до самого Новгорода, но свои основные силы Батый повернул назад. Говоря о падении Торжка, летописец отметил: «И были здесь убиты: Иванко, посадник новоторжский, Аким Влункович, Глеб Борисович, Михаил Моисеевич. А за прочими людьми гнались безбожные татары Селигерским путем до Игнатьева креста и секли всех людей, как траву, и не дошли до Новгорода всего сто верст».
На Новгород монголы не пошли. Возможно, потому, что Батый хотел успеть до распутицы вернуться в степи, где за лето можно было откормить отощавших лошадей. Возможно, что захват Новгорода вовсе в планы монголов в этот год не входил.
Возвращаться в Половецкую степь монголы решили по еще не разоренным землям, для чего разделились на отряды и пошли по Руси, словно облавная охота. На пути одного из этих отрядов, которым командовал сам Батый, лежал крохотный городок Козельск. Как всегда, монголы предложили добровольно покориться. Горожане посоветовались и приняли решение погибнуть, но не сдаться. Они рассудили, что лучше до конца исполнить долг перед своим князем и этим спасти души, чем спасти свои жизни ценой покорения иноверцам.
Всем на удивление, этот городок оказал такое сопротивление монголам, что те почти два месяца стояли под его стенами. Конечно, тут сыграли свою роль и удачное положение города между рек, и весенняя распутица, и то, что монголов было мало, но все же оборона была, действительно, ожесточенной. Жители города не отсиживались за стенами, а устраивали вылазки, во время которых уничтожали немало оккупантов. Чтобы расправиться с городом, Батыю пришлось обратиться к другим ханам за помощью. Лишь после того, как у стен Козельска собрались несколько монгольских отрядов, город пал. Ворвавшиеся монголы не пощадили никого. По преданию, малолетний козельский князь Василий утонул в крови.
На этой кровавой ноте завершился первый монгольский поход против Руси. Отягощенные богатой добычей кочевники вернулись в причерноморские и приволжские степи. Русичи могли перевести дух и попытаться восстановить разрушенное и подготовиться к неизбежному продолжению войны с монголами. А размеры разрушений были гигантскими. Не даром все археологические раскопки наших городов показывают одну и ту же картину: сотни скелетов в братских могилах или в пепле сгоревших строений. И везде огромный процент детских и женских останков, что свидетельствует об учиненной монголами резне мирного населения.
***
Очень сложно сказать, какой была по размеру вторгшаяся на Русь армия. Тем более, что оценки численности войск Батыя у разных авторов разняться в десять и более раз. Достоверно известно, что к моменту смерти Чингисхана собственно монгольская (т.е. состоящая из этнических монголов) армия, разбросанная по всей империи, насчитывала около ста тридцати тысяч человек. Какая часть из них была с Батыем, неизвестно, но явно, что не вся. Есть данные, основанные на записи в «Памятке об эмирах туманов и тысяч и о войсках Чингисхана» Рашид ад-Дина, что у Джучи в подчинении было четыре тысячи монгольских воинов, которые затем перешли к его сыну. Но, во-первых, это, говоря современным языком, были его личные телохранители и гвардейцы. Кроме них должны были быть еще и обычные войска. Во-вторых, в поход на запад шел не один Батый, а больше десятка царевичей-чингизидов, каждый из которых имел свой личный отряд.
Но ведь кроме монголов в походе участвовали еще и воины покоренных народов, которых при этом было гораздо больше, чем самих монголов. Например, историк Роман Храпачевский оценивает регулярную армию монгольской империи в 230-250 тысяч человек, из которых 130 тысяч составляли монголы, а остальные – подданные хана других национальностей. Но помимо регулярной армии в войне должны были участвовать еще и тысячи искателей наживы… Так что против Руси шла сила почти всей Азии. И силы эти были немалы. Например, только Хорезм до своего вхождения в состав Монгольской империи мог выставить армию в четыреста тысяч человек. Пусть после всех войн с монголами численность населения сократилась вдвое, но все равно монгольские ханы могли призвать оттуда огромную армию. А кроме того, под властью великого хана были еще Мавернахр, Туркестан, Монголия, Китай, Персия и часть Кореи, откуда тоже можно было взять немало воинов. Еще одним ресурсом для монгольских полководцев были кипчаки – тюркоязычные кочевые племена, населявшие степь от Монголии до Дуная. Так хорошо знакомые русским половцы были западной частью кипчаков. К началу Западного похода значительная часть кипчаков признала власть чингизидов и входила в монгольскую империю. Соответственно десятки тысяч кипчаков влились в имперскую армию, которую вел Батый.
Восточный историк Джувейни, описывая западный поход, записал, что «от множества войск земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные».
Средневековые авторы, рассказывавшие о вторжении Батыя в Европу, говорили о четырехстах тысячах монголов, а то и о полумиллионе. Один из наиболее информированных людей своего времени, Рашид ад-Дин, оценивал силы монгольской империи в 129 тысяч воинов из числа этнических монголов. При этом нужно учитывать, что на каждого чистокровного монгола в армии приходилось по три-четыре воина из числа других народов. В послании папскому легату от венгерского монаха Юлиана, побывавшего в Северо-Восточной Руси перед самым началом вторжения в 1237 году, сказано, что войско Батыя состояло из «240 тысяч рабов не их закона и 135 тысяч отборнейших воинов их закона в строю». Монах-францисканец Плано Карпини, посланный в 1245 году с посольством от Папы Римского к монгольскому хану, оценивал численность всей его армии в 160 тысяч соплеменников и 450 тысяч человек из других народов. Т.е. более, чем в шестьсот тысяч человек.
Современные авторы склонны уменьшать численность завоевателей. Так иногда встречается утверждение, что Русь была завоевана всего тридцатью тысячами монголов. Главным аргументом сторонников малой численности вторгнувшихся монголов является то, что вся их армия была конной, а значит, каждый воин должен был иметь двух, а то и трех коней. Выходит, если армия насчитывала полмиллиона воинов, то коней должно было быть полтора миллиона. «Как можно было прокормить такую ораву? Да еще и зимой?» - задаются вопросом авторы. «Значит, монголов было немного!» - утверждают они. Например, так считал Лев Гумилев. Несомненно, это очень интересный автор, с книгами которого стоит ознакомиться всем интересующимся историей. Однако труды Льва Николаевича следует читать очень осторожно, так как зачастую его предположения, мягко говоря, не соответствуют истине, а говоря откровенно, он в своих книгах слишком часто выдавал желаемое за действительное.
Писатель-фантаст Александр Бушков, доказывая, что многочисленная монгольская кавалерия не могла бы действовать в русских лесах, вообще предположил, что никакие монголы на Русь не приходили, Батый – это выдуманный персонаж, вся война шла между русскими княжествами, а Золотая Орда – второе название русского государства. Эта крамольная мысль увидела свет в книге «Россия, которой не было» более десяти лет назад и заставила плеваться всех историков, хотя и была принята за истину некоторыми легковерами. Правда, потом сам автор отказался от этого утверждения, признав и реальность Батыя, и существование Золотой Орды, но очередная байка уже пошла гулять в СМИ, внося путаницу и сумятицу в молодые мозги.
Проблема в том, что большинство авторов пытается оценить потребности монгольской армии, исходя из потребностей более поздних европейских армий. Но из того, что Наполеон при вторжении в Россию в 1812 году не смог прокормить свою кавалерию, вовсе не следует, что монголы не смогли бы прокормить свою. И они с поставленной задачей справились. Тем более, что монголы не стояли на одном месте, где мог кончиться корм для скота, а стремительно продвигались вперед, каждый день захватывая новые русские города и деревни, где реквизирывали съестные припасы и фураж. Кроме того, на территорию Руси вошли же не все «конские» силы. Обозы и тыловые части, гонящие табуны запасных коней, отары овец продолжали кочевать по степи к югу от наших границ. Так что аргумент, будто крупная армия вымерла бы от голода, не принимается. Тем более, что в русских амбарах можно было поживиться урожаем предыдущего года и семенным фонд на следующий.
Еще один аргумент, говорящий в пользу того, что монгольская армия была весьма крупной, её боевой путь. Начался западный поход в 1236 году с завоевания Волжской Булгарии и прикаспийских степей. Затем монголы смогли покорить Русь и Северный Кавказ, вторгнуться в Польшу и Венгрию, разгромить там европейские армии, ворваться на Балканы и дойти до Адриатики. Только в 1242 году монголы повернули обратно, все еще представляя собой грозную силу. Шесть лет непрерывных боев с многочисленными и умеющими сражаться противниками. А ведь в каждом бою, при штурме каждого города монголы теряли своих людей убитыми и раненными. Монголы-то это не бессмертные терминаторы, чтобы спокойно выдерживать попадания вражеских стрел и удары мечей! Если бы их было всего тридцать тысяч, то у Батыя просто закончились бы люди задолго до 1242 года. А они у него остались и в немалом количестве…
Кстати, цифра тридцать тысяч человек была взята не с потолка. Именно столько воинов было отправлено Угэдэем в 1229 году в поход севернее Каспийского моря против булгар и кипчаков. Скорее всего, кто-то из историков просто перепутал этот поход с походом 1236 года и написал о тридцати тысячах воинов при вторжении на Русь. А затем эта ошибка была растиражирована по страницам книг.
Так что монгольская армия была явно больше ста тысяч воинов, а насколько – тут уже никто точно не скажет… Хотя, наиболее авторитетные современные историки говорят о 120-150 тысячах бойцов Батыя. На мой взгляд, это – наиболее реальная цифра. А если добавить сюда и всякие вспомогательные отряды и невоюющих людей из членов семей, торговцев, погонщиков верблюдов и табунщиков, то вот и получается гигантская орда в четверть миллиона человек.
***
С вторжением монголов 1237 года связана одна загадка. Как вы помните, Великий князь Владимирский Юрий Всеволодович, собирая армию на реке Сить, ожидал помощи от своего брата Ярослава, на тот момент правившего в Киеве. По каким-то причинам Ярослав на зов брата не явился. Еще одна надежда у Великого князя была на новгородцев, но и они не выступили против монголов. И вот тут начинается самое интересное: новгородским князем в это время был сын Ярослава, семнадцатилетний Александр (тогда еще не Невский). А в тверской летописи есть характерная запись: «Бог тогда избавил от нашествия поганых князя Ярослава, сына великого князя Всеволода, и его сыновей: Александра, Андрея, Константина Афанасия, Даниила, Михаила… Ярослав после того нашествия пришел и сел на престол во Владимире, очистил церковь от трупов и похоронил останки умерших, а оставшихся в живых собрал и утешил; и отдал брату Святославу Суздаль, а Ивану — Стародуб». То есть против Батыя не сражался не только Ярослав, но и все его сыновья! А после смерти своего венценосного брата Ярослав с дружиной спокойно проходит от Киева до Владимира и опять не сталкивается с монголами! Учитывая, что трупы еще лежали неубранными, выходит, что после падения города прошло совсем немного времени, когда туда въехал Ярослав. Но это значит, что он просто не мог разминуться с возвращающимися на юг монголами!
Не правда ли, очень странная ситуация, явно не вписывающаяся в классическую версию о всенародном сопротивлении русского люда степным завоевателям? Один из наиболее влиятельных князей Руси (вместе со всеми детьми и вассалами) находится, как минимум, в нейтральных отношениях с монголами. Кстати, он не один ведет себя так. Смоленский князь Святослав Мстиславич тоже не стал воевать против Батыя, и Смоленск не пострадал во время нашествия. То есть часть русской элиты против монголов не воевала вовсе.
Какие этому могут быть объяснения?
Поставим себя на место князя Ярослава, человека умного, решительного, а кроме того, достаточно жестокого и циничного, чтобы добиваться поставленных целей. К началу монгольского нашествия ему было 46 лет, он пережил и взлеты, и падения, много воевал и внутри Руси, и за её пределами. Так что человеком князь был опытным и, судя по всему, способным делать правильные выводы. И естественно, он не мог не видеть, что его страна уже не первое десятилетие находится в жестоком кризисе и стремительно деградирует. Междоусобицы, непрерывно сотрясавшие Русь, начиная с двенадцатого века, истощили страну. Родина дробилась на мелкие княжества, которые губили себя в войнах с соседями. А конца и края этому не предвиделось, ведь слишком много стало князей, претендовавших на власть и добивавшихся её вооруженной рукой. Но ни один из князей не был настолько сильным, чтобы подмять под себя всех остальных, уничтожить конкурентов и собрать в единый кулак все земли.
И вот к нему приходят монгольские послы . Они требуют подчинения, но взамен обещают помощь и защиту от внешних врагов. Репутация у этого народа уже очень серьезная, так что просто отмахнуться от них нельзя. Возникает мысль, а почему бы не использовать сложившуюся ситуацию? Часть русских князей явно пойдет на конфликт со степняками и ввяжется в войну с сомнительным результатом. А прибегать к помощи степняков во время войн давно на Руси стало правилом. Правда, раньше это были черные клобуки или половцы, игравшие подчиненную роль в союзах с князьями. Сейчас же именно степняки должны были стать «старшим братом», однако, Ярослав мог рассудить, что такое положение не будет долгим и впоследствии глава объединенной Руси сумеет стать на равных с монгольским ханом, а то и превзойти его .
Союз с монголами мог показаться выходом из замкнутого круга русской политики. Они бы «проредили» князей и создали предпосылки для установления единоличной власти одного-единственного князя. Так что, почему бы Ярославу не начать переговоры с посланцами Батыя? Конечно, он не собирался сразу принимать никаких непоправимых решений, а стремился тянуть время и наблюдать, как будут развиваться события.
Возможно, что Ярослав в Киеве и Александр в Новгороде поддерживали связь с монголами и до, и после начала вторжения. Когда армии Батыя вошли на русскую территорию, главным вопросом для Ярослава был следующий: нужно ли помогать Юрию Всеволодовичу? С одной стороны, братья до сих пор всегда поддерживали друг друга. С другой – это означало бы войну с монголами, а, следовательно, и огромный риск. Кстати, не только для самого Ярослава. Ведь князь не свободен в принятии своих решений – у него есть приближенные, бояре, у которых свои интересы и с которыми приходится считаться. И окружение вовсе не хотело, чтобы их князь геройски пал, так что именно окружение князя могло повлиять на своего господина или вообще скрыть письма от Юрия. Ну не доехал гонец, и нет никакой информации о событиях в далеком Владимире. А когда прискачет второй, уже будет поздно что-то предпринимать…
Как бы там ни было, но пока был жив Юрий Всеволодович, Ярослав и его сын сохраняли выжидательную позицию и не вмешивались в войну. После того, как монголы огнем и мечом прошлись по Рязанскому и Владимирскому княжествам, стало понятно, что военным путем с ними не сумеет справиться ни один князь, ни объединенные силы всей Руси (а их ещё нужно было бы объединить). Так что, скорее всего, после битвы на реке Сить Ярослав окончательно решил подчиниться монголам. Под нажимом Александра Ярославича такое же решение было принято и в Новгороде.
Как бы разворачивались события, если бы Ярослав решился помочь брату? Его личная дружина из Киева, скорее всего, просто бы не успела соединиться с силами Великого князя. Так что, разбив Юрия, монголы затем в полевом сражении уничтожили бы еще и Ярослава. С Александром ситуация сложнее. Он-то на Сить успел бы, но изменило бы это хоть что-то? После того, как основные силы Владимирского княжества полегли у Коломны, Юрий был обречен. Так что новгородские полки, скорее всего, лишь отсрочили бы гибель князя. Поэтому новгородские командиры решили сосредоточиться на обороне своего города и стягивали туда все силы, бросая второстепенные позиции . А без городских полков Александру на Сити нечего было делать, так как его личная дружина была малочисленной, а сам он еще в силу возраста не имел того военного опыта и авторитета, которые могли бы изменить ситуацию.
Так что, не став воевать против Батыя, с политической точки зрения, Ярослав принял единственно верное решение. Ведь все сопротивлявшиеся монголам погибли безо всякой пользы для нашей страны, а их действия, пусть даже и героические, привели к разрушению бесчисленного количества наших городов и сел. Зато сбереженные Ярославом и Александром силы вскоре понадобились, чтобы спасти Новгород от вторжения крестоносцев.
Глава 19. Второй удар
Остаток 1238 года монголы провели, укрепляя свою власть над Половецкими степями и Северным Кавказом. За это время был подавлен последний очаг половецкого сопротивления под руководством воина Бачмана, который сумел собрать отряд и начать партизанскую войну с завоевателями. Постепенно его отряд пополнялся ожесточенными кипчаками, которые потеряли все в результате монгольского вторжения. Эти изгои, как могли, мстили, нападая на небольшие отряды пришельцев. Они постоянно меняли свое местоположение и поэтому долго их не могли найти. Однако в конце концов на эту горстку половцев была устроена настоящая охота, которую возглавил хан Менгу. Половцы попытались спрятаться на одном из волжских островов, но их нашли и уничтожили.
В следующем году монголы разделились на отдельные армии и наносили удары по всему периметру контролируемой территории. Так они захватили город Судак и покорили Крым. Одновременно завоевали Аланию – государство, основанное на северо-западе Кавказа аланами, потомками сарматов и предками современных осетин. Этот христианский народ отбивался отчаянно, и даже после падения их столицы, города Магас, и покорения равнинной части государства, часть алан продолжала сопротивление, укрывшись в горной местности.
Осенью 1239 года монгольские отряды вторглись в пределы южных русских княжеств, лежавших на левом берегу Днепра. Основной удар приняли на себя Черниговское и Переяславское княжества. Хан Берке с боем взял и разрушил до основания Переяславль, а вот под Черниговом произошло очередное масштабное сражение. На помощь осажденному городу двинулся князь Мстислав Глебович с большим войском, собранным со всего княжества, но был разбит в полевом сражении. В общем, опять повторялась ситуация прошлого года, когда русские князья вместо того, чтобы оборонять всеми наличными силами города, выходили в поле для открытого боя с монголами. Такое ведение войны соответствовало средневековому пониманию чести, но, с военной точки зрения, было безумием. В итоге, русичи закономерно терпели поражение за поржением.
После поражения князя пал и Чернигов, хотя его жители отбивались отчаянно. Кстати, защитники использовали тяжелые камнеметы, что было нехарактерно для остальных городов Руси. Согласно летописи, «из города на татар метали пороками камни на полтора выстрела, а камни могли поднять только два человека». Вероятно, это первое упоминание об использовании такой техники в русском военном деле.
Взяв Чернигов, монголы затем разрушили Путивль, Глухов, Вырь и Рыльск, и другие пограничные с Половецкой степью городки, после чего вернулись в степи.
До лета следующего, 1240 года, в завоеваниях монголов наступил перерыв. Вызван он был, прежде всего, разногласиями в стане завоевателей. Как помнят читатели, в Западный поход отправилось более десятка царевичей-чингизидов со своими князьями и отрядами. Все эти царевичи были внуками и правнуками Чингисхана от разных сыновей, и, соответственно, высшее командование монгольской армией было не монолитным, а состояло из кланов с собственными интересами. Батый, возглавлявший клан джучидов (т.е. потомков Джучи), враждовал с сыном великого хана Угэдея Гуюком, а также с ханом Бури, внуком Чагатая . За спиной каждого царевича стояли десятки князей и тысячи воинов, так что взаимная неприязнь могла обернуться кровавой междоусобной резней.
Главным инициатором конфликта был хан Гуюк. Будучи наследником престола всей монгольской империи, в этом походе он был вынужден подчиняться Батыю, владыке лишь одного улуса. Естественно, Гуюк считал такое положение дел несправедливостью и всячески это показывал. В 1239 году противостояние настолько обострилось, что ни о каких совместных действиях речь уже не шла. В далекий Карокорум поскакали гонцы с просьбой к Великому хану вмешаться и разрешить спор. К чести Угэдея, он поддержал не родного сына, а Батыя. Так что, смирив гордость, Гуюку пришлось и дальше подчиняться своему сопернику.
Сокровенное сказание монголов так описывает этот момент: «Из Кипчакского похода Батый прислал Угедею следующее секретное донесение: "Силою Вечного Неба и величием государя, и дяди, мы разрушили город Мегет и подчинили твоей праведной власти одиннадцать стран и народов и, собираясь повернуть к дому золотые поводья, порешили устроить прощальный пир. Воздвигнув большой шатер, мы собрались пировать, и я, как старший среди находившихся здесь царевичей, первый поднял и выпил провозглашенную чару. За это на меня прогневались Бури с Гуюком и, не желая больше оставаться на пиршестве, стали собираться уезжать, причем Бури выразился так: "Как смеет пить чару раньше всех Бату, который лезет равняться с нами? Следовало бы протурить пяткой да притоптать ступнею этих бородатых баб, которые лезут равняться!" А Гуюк говорил: "Давай-ка мы поколем дров на грудях у этих баб, вооруженных луками! Задать бы им!" Эльчжигидаев сын Аргасун добавил: "Давайте-ка мы вправим им деревянные хвосты!" Что же касается нас, то мы стали приводить им всякие доводы об общем нашем деле среди чуждых и враждебных народов, но так все и разошлись непримиренные под влиянием подобных речей Бури с Гуюком. Об изложенном докладываю на усмотрение государя и дяди".
Из-за этого Батыева доклада государь до того сильно разгневался, что не допустил (старшего своего сына) Гуюка к себе на прием. Он говорил: «У кого научился этот наглец дерзко говорить со старшими? Пусть бы лучше сгнило это единственное яйцо. Осмелился даже восстать на старшего брата. Вот поставлю-ка тебя разведчиком-алгинчином, да велю тебе карабкаться на городские стены, словно на горы, пока ты не облупишь себе ногтей на всех десяти пальцах! Вот возьму да поставлю тебя танмачином-воеводой, да велю взбираться на стены крепко кованые, пока ты под корень не ссучишь себе ногтей со всей пятерни! Наглый ты негодяй! А Аргасун у кого выучился дерзить нашему родственнику и оскорблять его? Сошлю обоих: и Гуюка, и Аргасуна. Хотя Аргасуна просто следовало бы предать смертной казни. Да, скажете вы, что я не ко всем одинаков в суде своем. Что касается до Бури, то сообщить Батыю, что он отправится объясняться к (своему отцу) Чаадаю, нашему старшему брату. Пусть его рассудит брат Чаадай!»
Тогда приступили к нему с докладом царевич Мангай, нойон Алчидай-Хонхортай-цзанги и другие нойоны и сказали: «По указу твоего родителя, государя Чингисхана, полагалось: полевые дела и решать в поле, а домашние дела дома решать. С вашего ханского дозволения сказать, хан изволил прогневаться на Гуюка. А между тем дело это полевое. Так не благоугодно-ли будет и передать его Батыю? Выслушав этот доклад, государь одобрил его и, несколько смягчившись, позвал Гуюка и принялся его отчитывать: "Говорят про тебя, что ты в походе не оставлял у людей и задней части, у кого только она была в целости, что ты драл у солдат кожу с лица. Уж не ты ли и Русских привел к покорности этою своею свирепостью? По всему видно, что ты возомнил себя единственным и непобедимым покорителем Русских, раз ты позволяешь себе восставать на старшего брата. Не сказано ли в поучениях нашего родителя, государя Чингис-хана, что множество - страшно, а глубина – смертоносна. То-то вы всем своим множеством и ходили под крылышком у Субеетая с Бучжеком, представляя из себя единственных вершителей судеб. Что же ты чванишься и раньше всех дерешь глотку, как единый вершитель, который в первый раз из дому-то вышел, а при покорении Русских, и Кипчаков не только не взял ни одного русского или кипчака, но даже и козлиного копытца не добыл! Благодари ближних друзей моих Мангая да Алчидай-Хонхотай-цзангина с товарищами за то, что они уняли трепетавшее сердце, как дорогие друзья мои, и, словно большой ковш, поуспокоили бурливший котел. Довольно! Дело это, как полевое дело, я возлагаю на Батыя. Пусть Гуюка с Аргасуном судит Батый»! И с этими словами, он отослал его, а Бури передал в распоряжение старшего брата Чаадая».
После такого решения Угэдея все недовольные Батыем на некоторое время примолкли. Наконец-то монгольское войско снова было собрано в единый кулак и могло продолжить завоевание мира. Многотысячная армада завоевателей двинулась в сторону древней русской столицы – златоглавого Киева.
***
Ко времени монгольского нашествия лучшие времена Киева уже были в прошлом. Некогда богатейший город Руси в двенадцатом-тринадцатом веке стремительно терял свое значение. Впрочем, это было закономерно. Сама Русь дробилась на отдельные княжества, и её бывшая столица не могла выдержать конкуренции с новыми центрами. Некоторое время город оставался формальным центром страны, и каждый сильный князь пытался захватить его, чтобы на этом основании провозгласить себя Великим князем. Однако в 1169 году князь Андрей Боголюбский перенес столицу Руси во Владимир, тем самым окончательно низведя Киев до уровня второстепенного города.
Во время княжеских междоусобиц двенадцатого века Киеву досталось неприятностей гораздо больше, чем многим другим, менее значимым городам. Так, за период между 1169 годом и вторжением Батыя тут сменилось более тридцати князей. То есть, в среднем князь правил всего два года. Думаю, лишне упоминать, что в большинстве случаев смена власти была насильственной и сопровождалась штурмом и разграблением города.
К началу монгольского вторжения на Русь в 1238 году Киевом правил Ярослав Всеволодович, брат Великого князя Владимирского Юрия и отец Александра Невского. Но после того, как Великий князь погиб, Ярослав бросил Киев и отправился отстраивать разоренный Владимир. Оставшееся без присмотра Киевское княжество присоединил к своим владениям князь Михаил Черниговский, объединивший под своей властью Черниговское, Киевское и Галицкое княжества. Правил он недолго. Уже в следующем году монголы нанесли удар по Черниговскому княжеству, полностью его разгромив. Одновременно волынский князь Даниил нанес удар по Михаилу с запада, захватив Галич. Лишившемуся своих лучших земель и, самое главное, дружины, перемолотой в сражениях с монголами, князю Михаилу пришлось бежать в Венгрию.
Воспользовавшись этим, в Киев прибыл смоленский князь Ростислав с намерением обосноваться тут. Однако вскоре его из города изгнал князь Волынский и Галицкий, Даниил Романович. Об этом политике и полководце мы еще поговорим особо, пока же отметим, что даже когда монголы начали завоевание, русские князья вместо того, чтобы объединиться против внешнего врага, продолжали воевать друг против друга.
Взяв Киев, Даниил Галицкий не стал там оставаться. Видать, царившее в его новом владении запустение пришлось ему не по вкусу. Князь предпочел вернуться к себе на Волынь, оставив в Киеве своего воеводу Дмитра.
Ранней осенью 1240 года под Киевом появились первые монгольские разъезды, установившие блокаду города, а затем со всей своей армией подошел и сам Батый. Дождавшись, пока Днепр замерзнет, основные силы монголов переправились на правый берег и начали атаку. Город был окружен, а затем взят штурмом. Разумеется, Дмитро был опытным воеводой, а киевляне стремились продать свои жизни подороже и дрались отчаянно, но исход боя был известен заранее – слишком уж неравными были силы. С помощью осадных машин монголы проломили городские стены у Лядских ворот и ворвались в Киев. Завязался рукопашный бой на улицах. Шаг за шагом завоеватели теснили киевлян, устилая бревенчатые мостовые своими и чужими трупами. Последние оставшиеся защитники древней столицы укрепились у построенной еще святым Владимиром Десятинной церкви, где все и полегли на следующий день.
Раненого воеводу Дмитра монголы сумели захватить в плен. Уважающий храбрость и военное мастерство, Батый пощадил пленника и даже оказал ему честь, назначив своим советником. Простым киевлянам повезло гораздо меньше – большая их часть погибла на пылающих улицах родного города. Уцелевшие стали добычей монгольских воинов и превратились в бессловесных рабов. Некогда богатый и многолюдный город после монгольского погрома представлял из себя лишь безжизненные руины.
Самое удивительное, что никто не знает точной даты падения Киева. Согласно Лаврентьевской и Тверской летописям, это произошло шестого декабря, а если верить Псковской, то Батый взял город еще девятнадцатого ноября. Кстати, о летописях. Если в Ипатьевской летописи, написанной в соседнем с Киевом галицко-волынском княжестве, оборона и падение Киева описаны ярко и подробно, то в Лаврентьевской (составленной на Северо-востоке Руси) - это лишь эпизод, к тому же, не самый важный. На первое место по значимости в 1240 году летописец поставил рождение дочери у князя Ярослава Всеволодовича, а уж затем уничтожение «матери городов русских».
Киев от этого удара уже никогда не оправится, и даже спустя несколько столетий, после похода Батыя он будет лишь мелким приграничным городком, правда, с богатой и славной историей.
***
Догорал златоверхий Киев, метель заметала трупы павших защитников и убитых завоевателей, а в монгольском лагере закончился дележ трофеев. Окрестности города были дочиста ограблены, и все дальше приходилось отправляться ханским фуражирам, чтобы добыть пропитание воинству и корм для коней.
Батыю было пора принимать решение о продолжении похода, и полководец выбирал: добить ли оставшиеся русские княжества или, особо не задерживаясь, двинуться на Запад. Впрочем, такого явного разделения на Запад (Европу) и Русь, как сегодня, в то время еще не существовало. Галицкое и Волынское княжества были связаны с Польшей, Чехией и Венгрией не меньше, чем со Смоленском и Киевом, не говоря уже о далеких Новгородских и Владимиро-суздальских землях. Местные русские князья были связаны родством с половиной коронованных родов Европы и в Кракове или Буде чувствовали себя столь же хорошо, как и дома. Даже разница в вероисповедании не особенно мешала. Кстати, именно во время падения Киева князь Волынский и Галицкий Даниил находился в Венгрии, а его брат Василий и князь Михаил Черниговский – в Польше. Кроме того, в ту же Венгрию бежали сорок тысяч непокорившихся Батыю половцев во главе со своим ханом Котяном, врагом чингизидов еще со времен битвы на Калке.
Пока армия Батыя отдыхала после штурма Киева, в ней произошли серьезные изменения. Вечно недовольные ханы Гуюк и Менгу приняли решение возвращаться на родину. По их мнению, завоевав Русь они полностью выполнили приказ великого хана, и дальнейший поход и война с западными народами была исключительно личным делом Батыя и его братьев. Гуюк спешил с возвращением неспроста. Его отец Угэдэй, великий хан, правитель всех монголов и бессчетного количества других народом, был при смерти. Гуюку нужно было успеть в Каракорум до того, как на трон успеет сесть какой-нибудь из многочисленных родственников. Естественно, вслед за ханами в далекий путь отправились и все их воины. Царевичи чингизиды тоже разделились. Часть осталась с Батыем, часть отправилась за Гуюком.
Для Батыя это было и хорошо, и плохо одновременно. С одной стороны, его армия сразу заметно уменьшилась в численности, но зато никто больше не мог оспаривать его приказы и вносить смуту в ряды победоносного воинства.
От киевских руин монголы двинулись в сторону Венгрии, по пути разорив Волынское княжество. При этом снова войско шло, разбившись на отдельные отряды, каждый из которых имел свою задачу. Однако было и отличие от предыдущих походов. В этот раз Батый не стремился любыми силами уничтожить все непокорные города. Если взять крепость не удавалось, то монголы оставляли её в покое и шли, не задерживаясь, дальше на запад. Так крепкие стены спасли жителей городков Кременца и Данилова. Зато столица княжества город Владимир пал и был сожжен дотла. Видимо, монголам непросто далось взятие хорошо укрепленного города, и поэтому после штурма они жестоко расправились с его жителями . Вскоре, после ухода Батыя, спасшиеся местные жители отстроили Владимир заново, а вот многим другим городкам повезло меньше – они никогда больше не возродились. Жители некоторых городов, поняв бесполезность сопротивления, добровольно сдались, согласившись платить дань новым хозяевам.
Согласно летописи, видя разорение своего края, пленный воевода Дмитро обратился к монгольскому владыке со следующими словами: «Не задерживайся в земле этой долго, время тебе на венгров уже идти. Если же медлить будешь, земля та сильная, соберутся на тебя и не пустят тебя в землю свою». В доводах пленника был резон, и Батый, действительно, оставив Волынь, двинул свои армии на Венгрию и Польшу.
Монголы действовали решительно и даже самоуверенно. Батый решился разделить свои силы и одновременно атаковать сразу двух сильных противников: поляков и венгров.
Точность, с какой были распланированы действия всех монгольских отрядов, просто потрясает. Заранее определив сроки и места встреч для различных подразделений, Батый не побоялся отправить их разными маршрутами. В результате они наступали на огромном пространстве от Пруссии на севере и до Румынии на юге. Таких масштабов наступления и проработанности оперативных планов, координации действий Европа не знала не только в то время, но и гораздо позже. Глядя на карту Западного похода, не оставляет ощущение, что это гораздо больше похоже на современность, чем на средневековье. Такой проработки планов будущих действий не было ни у Наполеона, ни у кого-либо еще из европейских полководцев, вплоть до плана Шлиффена, созданного в начале двадцатого века.
По своей сути действия монголов были самым настоящим блицкригом. Конечно, сегодня это понятие принято связывать исключительно с действиями гитлеровцев в 1939-1942 годах, но именно Батый познакомил Европу с этим способом ведения войны. Ведь в чем суть блицкрига? В разгроме врага до того, как он сумеет использовать в полном объеме свой потенциал. Главными целями удара становятся не основные силы врага, а его системы управления, транспортная инфраструктура, базы снабжения, транспортные узлы и так далее. Затем по одиночке отрезаются и уничтожаются отряды врага. При этом в каждом конкретном случае у нападающего в данном месте оказывается перевес. Это происходит благодаря четкому взаимодействию всех подразделений, а также более высокому темпу операций нападающей стороны. Т.е. атакующие должны передвигаться быстрее, чем войска их противника, и чётко согласовывать свои действия. Конные монгольские тумены прекрасно справлялись с этой задачей и были своеобразным прообразом танковых групп Вермахта.
Не удивительно, что монголам сопутствовал успех. Европейские рыцари и воины не уступали ни в силе, ни в храбрости своим противникам. Тем более, не было у монголов превосходства в качестве вооружений, но они побеждали в силу своей организованности. По сути, в этой войне столкнулись войска двух эпох. Европейцы, в том числе и русские, были воинами феодальной эпохи, т.е. по сути ополченцами с хромающей дисциплиной, отсутствием общего руководства и неспособностью на планирование долговременных и масштабных действий. Им противостояла регулярная монгольская армия. Пожалуй, единственная регулярная армия того времени в мире…
Главной целью этого похода была Венгрия, и этому были две причины. Во-первых, укрывшиеся там кипчаки, а во-вторых, это самая западная часть Великой евразийской степи, где монгольские кони могли вольно кормиться. Соответственно, монголы могли легко превратить её в базу для дальнейших операций против Европы.
Монгольские силы были разделены на три группировки под командованием внуков Чингисхана Байдара, сына Чагатая, Батыя, сына Джучи и Кадана, сына Угэдэя.
Байдар с ханами Орду и Кайду шел на правом фланге и через современную Беларусь ворвался в Польшу и Чехию. Его главной задачей было не допустить удара поляков во фланг Батыю, наступавшему южнее на Венгрию. Воины Кадана шли на левом фланге через современную Молдавию и Румынию.
***
И Папа Римский, и европейские светские владыки понимали нависшую над ними угрозу, но объединиться для отпора не могли, слишком уж Старый свет был разорван противоречиями и взаимной враждой. Как раз ко времени монгольского вторжения противостояние Папы Римского Григория IX и императора Священной Римской империи германской нации Фридриха Второго Гогенштауфена достигло апогея. Папа отлучил соперника от церкви, а тот в ответ двинул свои войска к Риму. Естественно, что объединить силы всей Европы для крестового похода против монголов не удалось. Напрасно император Фридрих взывал к монархам: «Время пробудиться от сна, открыть глаза духовные и телесные. Уже секира лежит при дереве, и по всему свету разносится весть о враге, который грозит гибелью целому христианству. Уже давно мы слышали о нем, но считали опасность отдаленною, когда между ним и нами находилось столько храбрых народов и князей. Но теперь, когда одни из этих князей погибли, а другие обращены в рабство, теперь пришла наша очередь стать оплотом христианству против свирепого неприятеля». Кстати, несмотря на столь пламенный призыв, сам император против Батыя не выступил.
Северный отряд монголов прошелся огнем и мечем по Польше. Зимой-весной 1241 года монголы в трех битвах разбили польские отряды под Турском, Хмельником и Торчком, захватили города Люблин, Завихост и Краков.
С захватом Кракова связана одна интересная легенда. На центральной площади города, которая называется Рынок, в то время стоял, и сохранился до сих пор, Мариацкий (т.е. посвященный деве Марии) костел. Находящийся на его башне трубач увидел приближение монголов и поднял тревогу. Он успел протрубить на три стороны света, а когда начал трубить в четвертый раз, вражеская стрела попала ему в горло, и труба смолкла. В память об этом событии сегодня каждый час над Краковом разносится сигнал трубача - «гейнал». Трижды он звучит полностью, а последний раз обрывается, как и в тот страшный день. Будучи в Кракове, автор лично услышал сигнал, хотя из-за обилия галдящих туристов так и не смог разобрать, оборвался ли четвертый «гейнал» или нет.
Кроме того, с погибшим трубачом связана еще одна легенда :
«...Рассказывают, что когда, во время Второй мировой войны, в Самарканде формировалось одно из подразделений будущего Войска Польского, несколько польских солдат отправились на базар. Прознав, что они родом из Польши, местные старики обратились к ним с настоятельной просьбой привести с собой в следующий раз полкового трубача. Немало удивившись столь необычной просьбе, поляки все же привели на базар своего земляка-трубача. И потекла протяжная мелодия горна - зазмеилась по узким улочкам древнего Самарканда, заскользила-засверкала переливами майоликовых красок по узорным порталам мавзолея Регистан, повторяя вычурные переплетения линий орнамента, чтобы, вспыхнув напоследок, яркой искрой, раствориться навсегда в лазурно-голубом небе во все времена пребывающей, боголюбимой Азии. Поблагодарив трубача за исполнение их желания, старики рассказали, что некогда, один воин из их народа совершил страшный грех: убил выстрелом из лука муэдзина из западных пределов мира в тот момент, когда тот, звуками трубы, призывал людей к молитве. С той поры возникло поверье: чтобы смыть грех, надо чтобы муэдзин-трубач из тех краев, встав в центре Самаркандского базара, повторил свой прерванный призыв к молитве».
***
В начале апреля хан Байдар подошел к Вроцлаву – столице Силезии. Сам город был брошен жителями, но его цитадель, в которой укрылись остатки разбитых местных войск, оказалась крепким орешком. Пока монголы осаждали Вроцлав, краковский князь Генрих сумел собрать около города Легница под свои знамена крупную армию, куда помимо поляков входили немецкие и моравские рыцари, а также, пятьсот воинов из Ордена Тамплиеров, в том числе шесть братьев-рыцарей. Кроме того на помощь ему выступил чешский король Вацлав Первый с пятьюдесятью тысячами воинов. Узнав об этом, Байдар снял осаду Вроцлава и выступил навстречу Генриху.
Обе армии встретились у Лигницы вечером восьмого апреля, а на следующий день должно было начаться сражение. В этот момент вспомогательные войска, набранные монголами в Поволжье и использовавшиеся на самых опасных заданиях, попытались взбунтоваться. Их предводитель по имени Пуреш тайно обратился к Генриху Благочестивому и обещал во время боя перейти на его сторону. Однако монголы узнали об измене и казнили заговорщиков.
Утром 9 апреля началось сражение, в котором участвовало от тридцати до сорока тысяч европейцев и примерно столько же или чуть меньше их противников. Монголы сначала атаковали силезскую легкую кавалерию, а когда в битву вступили основные силы рыцарской конницы, обратились в притворное бегство. Рыцари кинулись их преследовать и в азарте погони расстроили свои ряды, и далеко оторвались от собственной пехоты. В итоге, рыцари попали в ловушку, и их со всех сторон буквально расстреляли монгольские лучники, а выживших добила атака тяжелой монгольской кавалерии. Израненные, шокированные европейцы кинулись бежать. Так погибла рыцарская кавалерия. Затем монголы вернулись к Легнице, чтобы добить оставшуюся христианскую пехоту. Впрочем, особо стараться им и не пришлось: увидев разгром своей кавалерии, пехотинцы сами бросилась врассыпную. Монголам оставалось только рубить беглецов. Разгром был полнейший. Сам князь Генрих погиб, и его отрубленную голову монголы насадили на копье и возили с собой, показывая подданным князя.
Во время этой битвы монголы, помимо ложного отступления, применили еще одну хитрость. Когда рыцарская кавалерия пошла в атаку, монголы сумели устроить густую дымовую завесу за их спиной, так что пехотинцы не видели подробности избиения рыцарей. Некоторые исследователи считают, что это было первое в Европе применение пороха, хотя, скорее всего, это была какая-то зажигательная смесь, типа греческого огня.
Король Вацлав в момент сражения находился всего лишь в одном дневном переходе от Легницы. Тысячи прекрасных воинов, которые могли переломить ход противостояния, совсем немного опоздали, но эта задержка была фатальной. Вместо армии союзников их встретили толпы перепуганных беглецов и монгольские разъезды. Видя это, король не решился атаковать и отступил. Монголы тоже не стали тратить время на чешскую армию, а, разоряя все на своем пути, отправились на соединение с армией Батыя в Венгрию.
***
Когда-то венгры (они же мадьяры) были кочевым народом, жившим в Заволжье и на Южном Урале. Затем они перекочевывали все дальше и дальше на запад, миновали Причерноморье, к концу девятого века перешли Карпаты и появились на берегах Дуная. Именно отсюда начинается история собственно Венгрии – воинственного королевства, доставившего немало проблем своим соседям. Не раз мадьярская конница отправлялась в многокилометровые грабительские рейды по Европе, сея ужас и разрушения. Страшные всадники проходили континент, как нож сквозь масло, грабили Италию и Францию, доходили до Испании. Многие районы Германии и Балкан вынуждены были платить венграм регулярную дань. Такое положение длилось добрые полвека, пока наконец в 955 году император Священной римской империи германской нации, Оттон Великий, в страшной битве на реке Луг, в Баварии, не уничтожил венгерское войско.
Уцелевшие кочевники поняли, что дальше на Запад продвинуться не удастся и начали обживаться на уже завоеванных землях. Они быстро адаптировались к новым условиям, приняли католичество, частично осели на землю, став земледельцами и ремесленниками. Мадьярская знать не забывала свое степное происхождение, поддерживала связи с кочевниками Причерноморья и частенько давала земли для поселения представителям различных кочевых народов. Не даром именно сюда бежали разбитые Батыем половцы.
Ко времени монгольского вторжения Венгерское королевство включало в себя собственно Венгрию, а также современные Словакию и Хорватию. Правил страной король Бела IV, прямой потомок древнего вождя Арпада, приведшего венгров в Европу. Умный и деятельный Бела давно осознал, какую угрозу несли монголы, и деятельно готовился к обороне, хотя собственные магнаты, опасаясь усиления центральной власти, ставили ему палки в колеса. Все же объявив созыв общего ополчения, король сумел собрать в своей столице, Пеште, многочисленную армию. На помощь Беле пришел его брат, хорватский герцог Коломан. Какая точно была численность венгерской армии, неизвестно. Оценки разняться от тридцати до ста тысяч воинов, но все свидетели подчеркивали, что мадьяров и хорватов было вдвое больше, чем вторгшихся в Венгрию монголов.
Пока собиралась армия, под стенами венгерской столицы появились передовые отряды Батыя. Взять город, имевший прекрасные укрепления и огромную армию защитников, они, естественно, не могли, но окрестности опустошили. Видя, что противников немного, венгры решили выйти из крепости и атаковать. Бела имел все основания рассчитывать на успех и со всеми своими силами в начале апреля двинулся вперед. Монгольский авангард спешно стал уходить на восток на соединение с основной армией Батыя. Сам хан, готовясь к битве, собирал в это время в единый кулак все монгольские отряды. Растекшиеся по равнине отдельные отряды собирались в одну орду, а из разоренной Польши на помощь Батыю шли войска ханов Байдара, Орду и Кайду.
Наконец, спустя неделю отступления, монгольский полководец почувствовал себя достаточно сильным, чтобы дать бой. Отступающие части азиатов дали себя догнать у переправы через реку Шайо в долине Маха. Монголы расположились на её восточном берегу, венгры с налету захватили мост и построили перед ним полевые укрепления, где расположилась часть королевских воинов. Большая же часть христиан стала укрепленным лагерем на западном берегу. В качестве передвижных стен венгры использовали повозки, которые для большей надежности скрепили между собой цепями. На этом день закончился. Выставив караулы, европейцы отправились спать, чтобы набраться сил перед сражением, которое они планировали начать на следующий день.
Батый своим воинам отдохнуть не дал. В ночной тишине основные силы монголов с камнеметами под руководством старого Субэдея переправились через реку выше и ниже по течению и незамеченными окружили венгерский лагерь. На рассвете на ничего не подозревающих европейцев обрушился залп из десятков тысяч стрел. Помимо стрел, на сонный лагерь летели и сосуды с зажигательной смесью из катапульт. Забились раненые кони, началась паника. Полуодетые воины гибли сотнями, а смертоносный дождь не прекращался. Слаженно, залп за залпом, стреляли монголы, и тысячи стрел раз за разом обрушивались на лагерь. Венгерское войско смешалось и превратилось в толпу вооруженных, паникующих людей. Каждый думал, как ему закрыться от стрел, командирам не удавалось навести порядок, а бойцы разных отрядов перемешались, внося дополнительный хаос. В этот момент с восточного берега в лобовую атаку на мост пошел Батый. Защитники были сметены натиском, и монголы стали переправляться на венгерскую сторону. Король Бела вывел свою войско из лагеря и бросился навстречу Батыю. Но когда две армии сошлись, оказалось, что монгольская атака через мост – лишь отвлекающий маневр. Главный удар нанес Субэдей, атаковавший королевскую армию с правого фланга. Этого удара европейцы не выдержали и стали отступать к своему лагерю, надеясь перегруппироваться за его стенами. Монголы не отставали и завязался бой на стенах лагеря. Парадоксальная ситуация: меньшая армия атаковала лагерь большей.
Лучники Батыя практически безнаказанно расстреливали защитников с окружающих холмов, а основные силы кидались на штурм сразу с трех сторон. Некоторые венгерские отряды оборонялись отчаянно, но большинство уже и не мечтало о победе. Всем хотелось только спастись. Так как монголы с одной стороны не атаковали, то некоторые воины Белы через оставленное окно ускакали из лагеря. Монголы никак не отреагировали. Тогда и другие венгры поверили, что смогут спастись бегством. Сначала поодиночке, а потом группами они стали бросать лагерь. Паника росла, как снежный ком, и вот уже почти все войско кинулось бежать. Это было не отступление, а паническое бегство. Венгры бросали доспехи и даже оружие, стремясь побыстрее вырваться. Но уйти почти никому не удалось. Оказалось, что этот проход – заранее подготовленная ловушка, и беглецов уже поджидает в засаде еще один монгольский отряд. Эти воины на свежих лошадях легко догнали беглецов и устроили самую настоящую резню. Лишь королю Беле с небольшим отрядом телохранителей удалось пробиться сквозь ряды врага и бежать в Австрию. А на берегах Шайо вскоре все было кончено. Батый одержал очередную блестящую победу.
Вот как описал происходившее архидиакон Фома из города Сплит в своей хронике «История архиепископов Солоны и Сплита»: «…Приблизительно во втором часу дня все многочисленное татарское полчище, словно в хороводе, окружило весь лагерь венгров. Одни, натянув луки, стали со всех сторон пускать стрелы, другие спешили поджечь лагерь по кругу. А венгры, видя, что они отовсюду окружены вражескими отрядами, лишились рассудка и благоразумия и уже совершенно не понимали, ни как развернуть свои порядки, ни как поднять всех на сражение, но, оглушенные столь великим несчастьем, метались по кругу, как овцы в загоне, ищущие спасения от волчьих зубов. Враги же, рассеявшись повсюду, не переставали метать копья и стрелы. Несчастная толпа венгров, отчаявшись найти спасительное решение, не представляла, что делать. Никто не желал советоваться с другими, но каждый волновался только о себе, будучи не в силах заботиться об общем спасении. Они не защищались оружием от ливня стрел и копий, но, подставив спины, сплошь валились под этими ударами, как обычно падают желуди с сотрясаемого дуба. И так как всякая надежда на спасение угасла, а смерть, казалось, растекается по лагерю перед всеобщим изумленным взором, король и князья, бросив знамена, обращаются в бегство…
Тогда оставшиеся воины, с одной стороны, напуганные повальной смертью, а с другой — объятые ужасом перед окружившим их всепожирающим пламенем, всей душой стремились только к бегству. Но в то время, как они надеются в бегстве найти спасение от великого бедствия, тут-то они и наталкиваются на другое зло, ими же устроенное и близко им знакомое. Так как подступы к лагерю из-за перепутавшихся веревок и нагроможденных палаток оказались весьма рискованно перекрыты, то при поспешном бегстве одни напирали на других, и потери от давки, устроенной своими же руками, казалось, были не меньше тех, которые учинили враги своими стрелами. Татары же, видя, что войско венгров обратилось в бегство, как бы открыли им некий проход и позволили выйти, но не нападали на них, а следовали за ними с обеих сторон, не давая сворачивать ни туда, ни сюда. А вдоль дорог валялись вещи несчастных, золотые и серебряные сосуды, багряные одеяния и дорогое оружие. Но татары в своей неслыханной жестокости, нисколько не заботясь о военной добыче, ни во что не ставя награбленное ценное добро, стремились только к уничтожению людей. И когда они увидели, что те уже измучены трудной дорогой, их руки не могут держать оружия, а их ослабевшие ноги не в состоянии бежать дальше, тогда они начали со всех сторон поражать их копьями, рубить мечами, не щадя никого, но зверски уничтожая всех. Как осенние листья, они падали направо и налево; по всему пути валялись тела несчастных, стремительным потоком лилась кровь; бедная родина, обагренная кровью своих сынов, алела от края и до края. Тогда жалкие остатки войска, которыми еще не насытился татарский меч, были прижаты к какому-то болоту, и другой дороги для выхода не оказалось; под напором татар туда попало множество венгров, и почти все они погибли».
Так на берегах Шайо всего за несколько часов жуткой бойни погибла венгерская армия. Теперь в центральной Европе у монголов не было равного противника. Вскоре после битвы пал Пешт, жителей которого монголы перерезали практически всех поголовно. Затем, не встречая организованного сопротивления, монголы разграбили Венгрию, Словакию, Хорватию и Далмацию, а их передовые отряды вышли на берега Адриатического моря. Уцелели только хорошо укрепленные каменные крепости, которые монголы не смогли или не стали брать штурмом. Впрочем, они устояли скорее всего не благодаря крепости стен, а потому, что монголы взяли так много добычи, что эти «крепкие орешки» могли отложить на потом. Хан Батый был в зените своей мощи и казалось, что он в состоянии вернуть времена Аттилы, когда вся Европа склонилась перед вождем кочевников. По крайней мере, он имел немало шансов покорить себе весь континент, если бы двинулся дальше на запад. Европейцы из-за своей разобщенности вряд ли имели возможность остановить надвигающееся нашествие. Однако неожиданно для всех монголы развернулись и отправились на восток.
Причиной этого спасительного для Европы решения послужила смерть великого хана Угэдея в далеком Каракоруме. Теперь вся внутриполитическая ситуация в империи могла коренным образом измениться. Если бы на трон взошел откровенный враг Батыя Гуюк, то над сыновьями Джучи нависала бы реальная угроза. Поэтому Батый посчитал, что борьба за власть в Монголии ему более важна, чем завоевание Европы. В этой ситуации многочисленная и прославленная победами армия Батыя могла стать веским аргументом при перераспределении ролей в империи. Но для этого она должна была находиться поближе к Коренному улусу. Поэтому Батый своей базой избрал берега Волги, откуда мог легко отправиться и на Запад, и на Восток.
Батыю и его сторонникам удалось почти на пять лет оттянуть выборы нового правителя, но все же в 1246 году именно Гуюк стал великим ханом. А еще два года спустя он со своим войском двинулся против Батыя. Тот сдаваться не пожелал, и империя оказалась перед угрозой начала гражданской войны. Однако Гуюк внезапно скончался, а его престол занял хан Мунке (Менгу), друг и сподвижник Батыя по походу в Европу.
Нещадно битым европейцам так хотелось, чтобы их предки одержали хоть одну победу над монголами, что в начале девятнадцатого века чешский поэт и филолог Вацлав Ганка пошел на прямой подлог. Он изготовил якобы старинный манускрипт, в котором речь шла о битве у Оломоуца, где чехи под предводительством воеводы Ярослава из Штернберка якобы разбили захватчиков. Ничего подобного в реальной истории не было, но долгое время историки считали сведения об этом придуманном сражении реальными. И даже после разоблачения подделки рассказы о храбром Ярославе продолжают кочевать из книги в книгу.
***
Великий хан Менгу в благодарность за поддержку пожаловал Батыю титул «старейшего в роду», тем самым подчеркнув значимость этого хана для империи. Однако юридически Батый, несмотря на свое могущество, продолжал оставаться вассалом великого хана. Впрочем, правительство в Каракоруме в дела Батыя особо не вмешивалось, ограничиваясь лишь получением регулярной дани. Так что фактически Батый был полным хозяином на своих землях. Кстати, о землях. Улус , когда-то выделенный Чингисханом хану Джучи и его потомкам, благодаря походам 1237-1242 годов, многократно увеличился. Одна часть покоренных земель, в основном это были степи ранее принадлежавшие половцам, полностью вошли во владения Батыя. Вторая часть, в том числе и русские княжества, стали вассалами хана, обязанными выплачивать дань и выполнять различные повинности. В том числе и военную – русские отряды должны были участвовать в ханских походах.
Свою столицу Батый основал на берегах Волги и назвал без лишней скромности Дворцом, а по-тюркски Сараем. Сразу же Батый позаботился о налаживании системы связи между столицей и областями, создав почтовую систему, основанную на цепи ям - пунктов где гонцы могли отдохнуть, взять свежих лошадей. Появился класс чиновников, управляющих подвластными землями.
Так возникло государство, которые русские называли Ордой , а монголы – Улусом Джучи. Оно охватывала территорию современных Молдавии, Украины, части Российской Федерации , Казахстана, Узбекистана и Туркмении. Первые четверть века Орда формально считалась вассалом Монгольской империи, но уже при внуке Батыя, хане Менгу-Темире, в 1267 году стала полностью независимым государством.
Политически Орда повторяла систему, введенную еще Чингисханом. Вся территория делилась на две большие административные единицы: Правое и Левое крыло, каждое из которых, в свою очередь, делилось на меньшие улусы. В Правое крыло с центром в Сарае входили земли от Дуная и до Центрального Казахстана, в Левое – соответственно все территории восточнее. Владельцы улусов в случае войны были обязаны выставлять определенное количество воинов, а в мирное время – платить налоги и выполнять различные хозяйственные повинности.
И Батый, и последующие ордынские правители прилагали большие усилия, чтобы возродить нормальную жизнь на захваченных территориях. Они покровительствовали торговле и ремеслам, приглашали мастеров из Ирана и Хорезма, строили новые города. Население Золотой Орды было крайне разноплеменным. Если центральную степную часть улуса населяли кочевники, то по границам жили оседлые народы: русские, булгары, мордва, марийцы, узбеки, туркмены, народы Северного Кавказа, грузины, армяне …
Выше всех на социальной лестнице стояли монголы и другие выходцы из Центральной Азии, бывшие становым хребтом государства и его основной военной силой. Наибольшую по численности группу составляли тюркоязычные половцы-кипчаки, признавшие власть пришельцев. Элита этих народов во время нашествия была вырезана и заменена монгольскими ставленниками, однако, вскоре этнические монголы просто растворились среди более многочисленных кипчаков.
***
После окончания монгольского Западного похода и возвращения Батыя на берега Волги, отношения между Русью и Ордой были урегулированы. Побежденные русские князья признавали себя данниками и вассалами хана. Первым в Сарай отправился новый Великий князь владимирский Ярослав Всеволодович. Батый утвердил его верховным правителем Руси, выдав специальный указ – ярлык. За Ярославом в ставку монголов потянулись и другие князья с уверениями в покорности. С этого момента и на долгие годы именно воля ордынского хана станет решающим аргументом в споре князей о главенстве. Наступил период, который в отечественной истории носит название иго . Монголы, взяв под свое прямое управление земли Чернигова и Киева, не лезли во внутренние дела других русских княжеств, не держали в наших городах свои гарнизоны и не вмешивались в религиозную, культурную и экономическую жизнь региона. На северо-востоке Руси роль монгольских управляющих играли местные князья, которые получали в Сарае ярлыки и обязались быть послушными ханской воле. При этом ярлык мог быть в любой момент отобран и передан другому князю. Даже те княжества, которые не были разбиты в бою, как, например, Новгородское и Смоленское, признали над собой ордынскую власть. Самым последним из князей склонился перед Батыем Даниил Галицкий.
Войска Батыя нанесли Руси страшный урон, который сложно даже подсчитать. Непосредственный свидетель вторжения, епископ Владимирский Серапион восклицал: «Разрушены божьи церкви, осквернены сосуды священные, честные кресты и святые книги, затоптаны священные места, святители стали пищей меча, тела преподобных мучеников птицам брошены на съедение, кровь отцов и братьев наших, будто вода в изобилье, насытила землю, сила наших князей и воевод исчезла, воины наши, страха исполнясь, бежали, множество братии и чад наших в плен увели; многие города опустели, поля наши сорной травой поросли, и величие наше унизилось, великолепие наше сгинуло, богатство наше стало добычей врага, труд наш неверным достался в наследство, земля наша попала во власть иноземцам: в позоре мы были живущим окрест земли нашей, в посмеяние — для наших врагов, ибо познали, будто небесный дождь, на себе гнев господень!»
Чтобы понять, насколько страшен был монгольский погром, нужно помнить, что несколько десятилетий подряд перед монгольским нашествием Русь была ареной жестокой междоусобной борьбы различных князей. Так что наших предков сложно было удивить сожженными городами или гибелью воинов в битвах, но сейчас масштаб разрушений был такой, что все предыдущие войны казались детскими шалостями. Недаром все летописцы и писатели той эпохи пишут о тотальном запустении некогда густонаселенных мест. Десятки городов оказались просто стертыми с лица земли и никогда уже не были восстановлены. Это был настоящий Апокалипсис для Русской цивилизации.
Монгольское иго серьезно изменило Русь. Древние города с традициями вечевой демократии были уничтожены, а вместе с ними в небытие ушли и шумные вечевые сходки их жителей. В непострадавшей Европе в это время начинали свой буйный рост города, ремесленники объединялись в цеха и начинали создавать стартовые капиталы. В общем, в экономическом и политическом отношении именно с этого момента Запад начинает обгонять нас, а затем и вовсе уходит в отрыв.
Князья восстанавливали сожженные города, населяли их новыми людьми и соответственно, именно князья устанавливали правила жизни, становились непререкаемыми владыками. Ни о каком противостоянии горожан и князей больше и речи не могло идти. Лишь Новгород, Псков и Полоцк сохранили определенные черты самостоятельности. Но и сами князья менялись. Окончательно сгинула древняя система наследования, хоть как-то скреплявшая единство Рюриковичей. Отныне каждый был сам за себя, а уделы между князьями распределял не великий князь, а монгольский владыка. Многие князья и их окружение, вынужденные угождать монголам, теряли чувство собственного достоинства, пропадала в людях былая гордость.
Из-за уничтожения мастеров наступил упадок культуры и ремесел, Русь оказалась отброшена на века назад. Остановилось масштабное каменное строительство, исчезли целые виды ремесел: изготовление перегородчатой эмали, черни, зерни, полихромной поливной строительной керамики…
Ставшие постоянными нападения кочевых банд, которым больше некому было противостоять, разоряли сельские местности, а из-за этого не могли восстановиться города. Впервые после долгих лет стала реальной угроза попасть в рабство и быть угнанным за тридевять земель. Из выжженных и ставших смертельно опасных южных регионов жители массово уходили на север. Эти беженцы и их потомки станут теми дрожжами, на которых со временем вырастут в общерусские центры сравнительно молодые города Москва и Тверь.
Монгольская дань легла тяжелым грузом на Русь. Крестьянам, а они были наиболее массовой категорией русичей, приходилось содержать и своих князей с их дружинами и администрацией, да еще и регулярно платить монгольскую дань. А ведь земля русского севера далеко не так обильна, как Киевщина, или тем более, Европа. И климат пожестче и урожаи в разы ниже… Чтобы расплатиться с ордой, приходилось отрывать от себя последнее. Русь беднела и хирела… Впрочем, могло быть еще хуже. В отличие от европейцев, монголы никогда не стремились ассимилировать население побежденных стран, не насаждали свою веру. Так что была тогда у людей надежда пережить иго, собрать силы и сбросить с шеи нахлебников.
Кстати, об иге. Оно упорно именуется татаро-монгольским, а самих завоевателей часто называют татарами. С исторической точки зрения это не совсем верно. Племя татар в десятом веке кочевало по азиатским степям к северо-западу от Китая, соседствуя с монголами и чжурженями. Организационно татары делились на шесть ханств и единого государства они не создали, хотя были народом воинственным, сильным и многолюдным.
Был период, когда татары и монголы были союзниками, но в начале двенадцатого века между этими народами вспыхнула смертельная вражда. Когда Темуджин начал объединять степные народы под своей властью, то именно с татарами у него была наиболее жестокая война. В конце концов монголы победили, а их лидер после этого успеха был провозглашен Чингисханом. Проигравшим же устроили обильное кровопускание, уничтожив поголовно всех мужчин и мальчиков, рост которых был выше, чем колесо телеги. Впрочем, есть версия, что такой участи подверглись не все шесть татарских племен, а только одно. Так что к началу завоевательных походов на Запад часть татар была не просто жива, но и влилась в монгольское войско. Как бы там ни было, но имя татары сохранилось и именно так книжники западных народов стали называть подданных Чингисхана. Русские летописи также называют захватчиков татарами, хотя, если среди армии Батыя и были татары, то явно не на первостепенных ролях.
Именно из-за этой путаницы и возник термин татаро-монголы, означающий монголов, которых называли татарами. Мы же будем называть пришедших на Русь завоевателей монголами, так как именно этот народ был ведущим в многоплеменной империи Чингисхана и его потомков.
Кстати, думаю, не лишним будет напомнить, что современные казанские татары никакого отношения к древним татарам Азии не имеют, так как являются потомками булгар и в незначительной мере кипчаков.
Глава 20. Король Даниил
Монгольский удар обескровил Русь, но жизнь продолжалась. Продолжалась и политика. В раздробленной на десятки княжеств и уделов Руси выделились два центра силы, персонифицированные в личностях двух князей: Ярослава Всеволодовича, контролировавшего наиболее значимые города Северо-востока Руси, и Даниила Романовича, правившего Галицией и Волынью.
Князь Ярослав одним из первых признал свою зависимость от монгольского государства, лично прибыл к Батыю в 1243 году и получил от хана ярлык на Великое княжение. Затем у него было всего несколько мирных лет, чтобы восстановить Владимирское княжество, но уже в 1246 году Ярославу пришлось снова ехать на поклон к азиатам. Сначала в Сарай, а затем и в далекий Каракорум. Там он принимал участие в коронации нового великого хана - Гуюка. Однажды Ярослава позвали на пир к Туракине, матери великого хана, после которого князь странным образом заболел и спустя неделю умер. Тело князя посинело, из-за чего родился слух, что он был отравлен. Так ли это, сегодня сказать со стопроцентной уверенностью нельзя, но, возможно, эти слухи близки к действительности. Ведь Ярослав был вассалом Батыя, который, в свою очередь был врагом Гуюка. Так что, возможно, убрав Ярослава, ханша тем самым стремилась ослабить соперника своего сына. Затем по воле Гуюка Русь была разделена между старшими сыновьями Ярослава: Александром Невским, которому достался разоренный Киев и титул Великого князя, и Андреем, получившим наиболее значимый город Владимир.
Это решение, прежде всего, было направлено против Батыя, так как тем самым Гуюк бесцеремонно вмешивался во внутренние дела Улуса Джучи. Если бы Батый возмутился, то он бы был объявлен изменником со всеми вытекающими последствиями. Если бы согласился, то тем самым вынужден был бы признать своё подчинение. Кроме того, на Руси снова было несколько равных по силе князей, что могло привести к очередной междоусобице. Что в принципе и получилось. На некоторое время на основных землях Руси снова не было общепризнанного лидера, и лишь со временем это место займет Александр Невский.
На Западе Руси ситуация была несколько иной. Тут бесспорно доминировал князь Даниил – один из немногих исторических деятелей, пользующихся уважением и у русских, и у украинских историков. Его высоко оценивали и при советской власти, и до нее, и после. Он изображен на памятнике «1000-летие России» в Великом Новгороде, а его конная статуя украшает Львов. Фигурировал этот князь и в рейтинге «великие украинцы», который проводил ведущий общеукраинский телеканал «Интер». И надо признать, что такую популярность Даниил Романович получил вполне заслуженно, хотя справедливости ради отметим, он сам очень бы удивился, узнав, что является украинцем, пусть даже и великим. Он, как и его подданные, был русским, и тогда никто и не подозревал, что из юго-западных русских возникнет особый украинский народ.
Даниил приходился правнуком великому Владимиру Мономаху и внуком польскому королю Болеславу Кривоусому и, похоже, в полной мере унаследовал от своих грозных предков таланты полководца и правителя. Впрочем, сама жизнь с раннего детства учила князя мужеству, стойкости и твердости. Его отец Роман Мстиславич всю жизнь боролся за место под солнцем. Он сменил несколько мест жительства, воевал на Руси, в Венгрии и в Польше, и в конце концов объединил под своей властью Галицкое и Волынское княжества , правда, при этом пользовался такими методами, что Иван Грозный и Сталин кажутся добрейшими людьми и искренними пацифистами. За свои методы работы с оппозиционными боярами Роман Мстиславич удостоился эпитета «буйный» в «Слове о полку Игореве» и титула князь-потрошитель, которым его припечатал современный украинский историк Олесь Бузина.
Не удивительно, что когда Роман погиб, его семье и сподвижникам пришлось спешно спасаться бегством от своих бывших подданных. Княжеским сыновьям Даниилу и Василию (Данил и Василько) в тот момент было от роду всего четыре и два года соответственно. Вдова увезла сыновей к родне в польский город Санок, где братья могли спокойно подрасти и выучиться вдали от начавшейся в Галиции смуты и междоусобицы
Тут нужно пояснить, почему город Галич и окружавшие его земли были столь лакомым куском, что из-за них весь тринадцатый век шла непрекращающаяся война между русскими, польскими и венгерскими правителями. Как и всегда, разгадка в деньгах, а, точнее, в контроле над проходившим через Галицию оживленным Днестровским торговым путем, связывавшим центральную Европу с Черным морем. Именно удобное положение транзитной территории между Русью, Польшей, Венгрией и степными кочевниками привели к бурному развитию края. К концу двенадцатого века эти земли были богаче и населеннее, чем древняя русская метрополия – Киевщина. Благодаря этому, тут было, как нигде на Руси, сильно боярство – сословие крупных землевладельцев, которое стремилось ослабить власть князя, а в идеале вообще подчинить его себе.
Действуя в союзе с поляками, Волынский князь Роман Мстиславич в 1199 году сумел захватить Галич и присоединить его к своей Волыни. Начало складываться достаточно мощное объединение, которое со временем могло бы стать полноценным государством, но объединенное княжество просуществовало всего шесть лет, а после гибели Романа распалось.
На княжение в Галицию местные бояре позвали трех сыновей Новгород-Северского князя Игоря, имевших права на это княжество, так как приходились внуками последнего законного Галицкого князя. В итоге, Владимир Игоревич сел на трон в Галиче, Святослав Игоревич – во Владимире-Волынском, а Роман Игоревич – в Звенигороде. Вскоре братья рассорились и начали воевать друг с другом, окрестные князья стали вмешиваться и захватывать себе владения… В итоге на несколько десятилетий Галиция и Волынь станут полем постоянной войны, в которую с азартом включится рано повзрослевший Даниил. Потихоньку он, где силой оружия, где благодаря дипломатии, собрал воедино практически все Волынское княжество. С Галицким княжеством, где к тому времени правил лихой и воинственный князь Мстислав Удатный, Даниил установил союзные отношения, взяв в жены дочь Удатного.
В 1223 году Даниил с дружиной участвовал в злополучном для русских сражении на Калке. Вместе с полками своего нового родственника Мстислава Удатного он шел в авангарде русской армии. Вместе они и бежали с поля боя.
Разгром на Калке коренным образом изменил баланс сил на Руси и передел владений. В этой общей кутерьме Даниил начал войну против Мстислава, надеясь захватить Галич. Как всегда, поискать добычу на чужом пожаре слетелись соседи. Даниилу помогали поляки, Мстиславу – венгры и половцы.
По большому счету, для Даниила война была безрезультатной, но он не собирался отступать, полагая, что в конечном итоге его упорство будет вознаграждено. Наконец в 1228 году Мстислав Удатный умер, завещав Галицкое княжество венгерскому принцу Андрею. Дальше в Галиции – настоящая чехарда и Галич, как переходящее красное знамя, пошел по рукам. Сначала там верховодят венгры, затем Даниил выбивает их и начинает править, против него выступает князь Белзский Александр, едва управились с ним, как снова венгры вторгаются в Галицию и в 1231 году захватывают Галич. Через два года Даниил отбивает город и тут же ввязывается в войну между Смоленском и Черниговом. В итоге князь Михаил Черниговский устраивает поход на восток и в 1235 году выгоняет Даниила из Галича. Вернулся на любимое место наш неугомонный вояка только спустя четыре года, когда остальным русским князьям стало не до Галича из-за вторгшихся с востока монголов. Мне эта борьба Даниила Романовича за Галич очень напоминает поведение белки из «Ледникового периода». Только та схватит орех, как он ускользает, и опять начинается приключение на свою голову. Так и волынский князь потратил лучшие годы жизни на захват вечно ускользавшего из рук Галича.
Наконец он основательно укрепился в Галиции и воссоздал Галицко-Волынское княжество. Более того, воспользовавшись тем, что самые сильные русские правители были разбиты Батыем, Даниил сумел захватить еще и оставшийся бесхозным Киев, тем самым став хозяином земель от Днепра и до Польской границы. Казалось бы заветная мечта достигнута, живи и радуйся… И, как назло, в это время нашествие Батыя докатилось до Волыни.
Сражаться с монголами Даниил Романович не захотел и отправился куда подальше от опасности. В конце концов не впервой ему было бегать. Вместо себя в Киеве за главного князь оставил своего воеводу Дмитра, ободрив того добрым словом и дав в подмогу небольшой отряд. Пока монголы штурмовали Матерь городов русских и разоряли страну, Даниил с сыном находился в Венгрии, а когда азиаты дошли и туда, бежал в Польшу.
Вернулся домой князь лишь после того, как Батый со своими грозными туменами ушел на Волгу. Галиция была основательно разорена, так что Даниилу пришлось заниматься восстановлением народного хозяйства, усмирять бояр и простой люд, не довольный его поведением, да еще и воевать на всех фронтах. На Даниила всерьез ополчился князь Ростислав, сын Михаила Черниговского, которого поддерживали венгры, поляки и часть русских князей. Четыре года шли постоянные войны, пока в битве на реке Сане 17 августа 1245 года не была поставлена точка в этом противостоянии.
Объединенные чернигово-польско-галицко -венгерские силы под командованием Ростислава осадили город Ярославль. На выручку осажденным двинулись Даниил и его брат Василько с галицкой, волынской дружинами и наемниками-половцами.
Произошло сражение, в котором победил Даниил, хотя это было не легко. Каждый полководец разделил свои силы на три отряда-полка. Даниил в центре поставил ополчение и дружины своих бояр, на правом фланге стоял полк Василька, а на левом – самый сильный княжеский полк – личная дружина самого Даниила Романовича. Ростислав со своими лучшими воинами стал в центре, против Василька двинулись поляки, а против Даниила – венгры. Первым атаковал Ростислав, обрушившийся на центр галицких позиций. Его воины превосходили своих соперников в мастерстве и численности, поэтому Галицкий полк стал под напором постепенно отступать. В этот момент Даниил лично повел свою дружину в атаку, прорвался к венгерскому полководцу Фильнию и нанес ему удар копьем. Но эта атака едва не стоила Даниилу головы, венгры чуть не взяли его в плен. Вражеские воины уже схватили князя, но он вырвался. Отступив, он перегруппировал силы и снова атаковал, на этот раз успешно. Венгры бежали, оставив победителям свое знамя, которое Даниил разорвал на две части. После этого Даниил ударил во фланг и тыл дружине Ростислава, которая не выдержала и обратилась в бегство.
Ростислав Михайлович спасся и больше не пытался захватить Галич, хотя до конца своей жизни использовал титул князя Галицкого. После разгрома под Ярославом Ростислав ушел в Венгрию, где стал вассалом короля Белы IV и правил сначала округом Славония, а затем Мачва . Потом некоторое время побыл королем Болгарии, но не сумел найти понимание с местной знатью и оставил трон. На Русь он так и не вернулся.
***
После этой битвы права Даниила на Галицкое княжество никто больше не оспаривал. Поляки и венгры отступили, оставив все ранее занятые территории, наиболее оппозиционные бояре сложили головы, а прочие, даже если и не любили князя, то предпочитали помалкивать.
Опасаясь удара в спину от бояр, Даниил сделал ставку на заинтересованных в укреплении княжеской власти горожан и зависимых от него мелких и средних феодалов. Чтобы увеличить свою силу, в дополнение к дружине создал отряды пехоты, набранной из числа крестьян и вооруженных за счет князя. Одновременно он начал широкомасштабное строительство. Возрождались и древние города, и строились новые. Например, Львов и Холм были заложены именно по его приказу. Возникла сеть небольших пограничных крепостей.
И тут в княжескую резиденцию приезжают послы от Батыя и, улыбаясь, интересуются: «А что это у вас тут делается? Работаете? Так, хорошо! А почему дань не платите? Непорядок!» В общем, все, как в нынешнее время. Только создал человек свое дело, только-только все наладил, как являются налоговые инспекторы…
До сих пор формально Даниил был абсолютно самостоятельным правителем и Орде не подчинялся. В бою он не был разбит, потому как сбежал, сам он на поклон к хану не ездил, а монголам, строящим мировую империю, долгое время было не до него – мол, не мешает и ладно. Но теперь, когда Даниил оперился, а Батый непосредственно занялся установлением порядка на завоеванных территориях, они должны были столкнуться. Правда, столкнуться – это слишком громко сказано. Уж слишком разные весовые категории были у этих правителей. При желании Батый мог играючи превратить Галицию, заодно со всеми окрестными княжествами, в безлюдную пустыню.
Выбор у князя был небольшой: подчиниться или начать войну и быть уничтоженным. Даниил выбрал первый вариант и отправился в Сарай выражать свою покорность. Батый принял князя ласково и милостиво утвердил за Даниилом права на Галицию и Волынь. Впрочем, сам князь был не в восторге от своей новой роли монгольского вассала. Недаром летописная запись о поездке князя заканчивается словами: «О, злее зла честь татарская!».
Впрочем, были в новом положении и плюсы. Теперь он был не захудалым князем, которого не раз громили и изгоняли более сильные соседи. Отныне он стал вассалом самого великого владыки Евразии, что резко добавило уважения со стороны польского и венгерского королей. Последний даже согласился породниться с Даниилом, отдав за его сына свою дочь. А ведь раньше и слышать не хотел о подобном, хотя сваты из Галиции давно обивали пороги королевского замка. В итоге, дети Данила взяли себе самых завидных жен восточной Европы. Старший сын Лев стал мужем венгерской принцессы, а средний Роман женился на наследнице австрийского герцогства, младший Иоанн-Шварн – на дочери великого князя Литовского Миндовга.
И все же зависимость от Орды тяготила Даниила, и он искал возможности её скинуть. Понимая, что сам он не справится, князь искал союзников. На Руси он заключил союз с Андреем Ярославичем, младшим братом Александра Невского и на тот момент князем Владимиро-Суздальским. В 1252 году по воле князей восставший люд перебил монгольских сборщиков дани. Началась война. Андрею, как более значимому князю, досталось по первое число – против него двинулась ордынская армия под командованием Неврюя, которая разгромила княжескую дружину, затем разграбила и сожгла город Переяславль и много более мелких городков и сел. Андрей бежал сначала в Новгород, а потом в Швецию. С большой добычей, в том числе и пленными, ордынцы вернулись в степь. Это было первое после нашествия Батыя появление в Северо-Восточной Руси крупных ордынских сил. В русских летописях это разорение получило название «Неврюева рать»
Даниилу повезло больше. Против него действовал беклярбек Курумиши (в русском произношении Куремса), орда которого кочевала к югу от волынских границ. У Куремсы банально не хватало сил, чтобы расправиться с Галицким, а помощи от центральной власти он не получал. Поэтому Даниил Галицкий сумел не только отбить первое наступление степняков, но и сам перешел к активным действиям, захватив в 1254 году подчинявшиеся Орде болховские земли и, по словам летописца, разрушил "все городы, седящие за татары".
Когда Андрей Ярославич был разбит и никто другой из русских правителей воевать с Ордой больше не собирался, Даниил стал искать новых союзников и обратил свой взгляд на Запад. В Польше и Венгрии он был практически своим человеком, но для остальной Европы оставался чужим в силу различия в вероисповедании. Раньше ни один русский князь не менял своей веры, но теперь Даниил стал подумывать о принятии католичества в обмен на помощь Папы Римского . В мечтах князя уже рисовался крестовый поход европейского рыцарства против Золотой Орды, а ради этого можно было многим пожертвовать. В результате переговоров Даниил согласился принять от Папы Иннокентия IV королевскую корону. Этим шагом он признавал главенство Ватикана, но менять веру не спешил, ожидая, чтобы европейцы выполнили свои обещания. Папа, действительно, объявил крестовый поход, но вскоре он умер, и никто из западных владык не захотел воевать против далеких монголов. Так что помощи от католиков князь Галицкий не дождался и продолжал сражаться в одиночестве.
Почти семь лет шла война между Куремсой и Даниилом и, если верить летописям, князь неоднократно «держаше рать с Куремсою и николе же не боялся Куремсе». В общем, дрались, как минимум, на равных, а то и с преимуществом русской стороны. Правда, это было возможно лишь по двум причинам. Во-первых, из-за общей слабости противника, чья орда состояла не из монголов, а, в основном, из числа покоренных кипчаков. Во-вторых, центральная власть не вмешивалась в разборки между двумя вассалами Батыя, какими являлись и Даниил, и Куремса. Впрочем, нужно было иметь немалую смелость, чтобы пойти даже на такое противостояние с кочевниками. Впрочем, учитывая, что из всех русских княжеств его земли были самыми дальними от основных монгольских становищ, Даниил мог позволить себе определенную дерзость. Тем более, что последние годы жизни Батый больше внимания уделял своим восточным и южным границам. Ну, а после смерти Батыя начался период фактического безвластья: хан Сартак, едва вступив на трон, скончался, затем на два года ханом стал малолетний Улагчи, за которого правили регенты. Только в 1257 году у власти в Улусе Джучи стал истинный вождь – брат Батыя Берке. Хороший полководец и опытный политик, он начал быстро и решительно наводить порядок в своем улусе. Понятное дело, не забыл он и о слишком своевольном Данииле. Был назначен новый наместник западной части улуса, и на место Куремсы отправился темник Бурундай - полководец с поистине выдающимся послужным списком.
Едва прибыв на место назначения, суровый ветеран рявкнул так, что Даниил поспешил срочно засвидетельствовать свое почтение. Правда, не лично, опасаясь, что из-за всего совершенного против орды вполне может стать короче на голову.
В ответ Бурундай передал Даниилу: «Иду войной на Литву. Если ты со мной мирен, присоединяйся!» И что было делать Даниилу? С одной стороны, только породнился с литовским князем, с другой, монголы по пути в Литву могут и в Галицию завернуть с дружески-карательным визитом. Чем кончаются такие посещения для недостаточно лояльных князей уже было известно, благодаря Неврюевой рати. В общем, сам Даниил не пошел в поход, но отправил брата с дружиной. Повоевали удачно, но когда стали делить добычу, Бурундай просто отобрал у русских все понравившееся себе.
А затем монгол поставил князю еще одно условие: уничтожить укрепления галицко-волынских городов. Скрипя зубами, пришлось Даниилу пойти и на это. Столько сил и средств ушло на создание этих укреплений, но воля хана важнее безопасности, поэтому Даниил выполнил и это требование. Отныне он был послушным вассалом и больше не пытался противиться Орде. По первому требованию он выставлял вспомогательные русские отряды для Бурундая, когда тот ходил походами на Литву и Польшу.
Умер король Даниил в собственной постели в городе Холм в 1264 году. Наследовал ему сын Лев. Еще почти полсотни лет Галицко-Волынским королевством правили потомки Даниила, которые сначала были вассалами Орды, а потом Великого княжества Литовского.
На современной Украине националисты поднимают Даниила Романовича на щит, противопоставляя его Александру Невскому. По мнению украинских националистов, король Даниил был истинным европейцем, а Галицко-Волынское княжество было единственным законным наследником Киевской Руси и первым украинским государством. Буквально вчера на тематическом сообществе «Украина – Россия» очередной свидомый патриот написал следующее. Орфографию и пунктуацию сохраняю авторскую:
«Гал.Волын. княжество(занимало территорию от Гродно до Белгорода, нынешней Одес.обл.) Даниил Галицкий не бы данником(как Залесье) Золотой Орды а только мирником (должен поставлять людей против врагов Орды)
он же первым начал разбивать татар именно Данило Галицкий - он освободил 14 крупных городов Руси и разбил 70-тыс войско хана Куремсы в 1255-56 году, чуть не взял Киев
а вот Невский резал носы и уши у своих соплеменников чтобы заплатить дань Орде
Даниила Галицкого действительно помазал папа римский т.к вместо Византии тогда была Латинская Империя
также Данило Галицкий не одну победу одержал над крестоносцами, в отличии от того же Невского
о Ледовом побоище историки вообще узнали после фильма Эйзенштейна, который ему заказал лучший друг физкультурников товарищ Сталин
а в 15 веке карта выглядела вот так (Вообще-то Даниил жил в тринадцатом веке, но автору видимо все равно, и он поставил карту Великого Княжества Литовского 15 века, когда никакого Галицко-волынского княжества уже давно не существовало, а его земли были поделены между Литвой и Польшей – прим С.Б.) http://www.ljplus.ru/img4/a/n/andreistp/VKL_Vitovt.jpg справа вверху занюханная деревня Масква (Каким образом Москва имеет отношение к Даниилу Галицкому никому не понятно, но автору главное лишний раз пнуть «москалей» )
кстати именно в ВКЛ а не в Московии государственным языком был руський. а законы были основанны на "Руськой правде" Ярослава Мудрого ничего этого в Московии и близко никогда не было. Москвия вообще появилась когда Русь прекратила свое существование»
Почти в каждой строчке написаны, мягко говоря, не соответствующие действительности данные, а, проще говоря, откровенный бред, но зато с какой энергией автор кидается нести нам свет истинных знаний! Впрочем, по таким потокам сознания можно дать характеристику людям, которые много лет подряд строят независимую Украину. Мне периодически приходится сталкиваться с такими персонажами в реальной жизни, после чего мое мнение об украинских националистах падает все ниже и ниже.
Кстати, оцените пассаж «Даниил Галицкий не бы данником (как Залесье) Золотой Орды а только мирником (должен поставлять людей против врагов Орды). То есть, по мнению украинского националиста, отдавать соотечественников в чужеземную армию, т.е. на смерть за чужие интересы – это достоинство, а сберечь их жизни, пожертвовав деньгами, как это делал Александр Невский, наоборот, недопустимо. Вот откуда растут ноги у стремления определенной части украинцев войти в НАТО. Пусть наши хлопцы воюют (и гибнут) по всему миру, но зато денежки потекут рекой.
Впрочем, мы немного отклонились от темы, обсуждая ход свидомой мысли, так что вернемся в тринадцатый век и раз уж заговорили об Александре Невском как антиподе Даниила, то давайте посмотрим на этого князя.
Глава 21. Александр Невский
В 2008 году в России стартовал телепроект «Имя России», призванный определить наиболее значимых персонажей нашей истории. Сложно сказать, насколько честным было голосование , но так или иначе именем России стал благоверный князь Александр Ярославич Невский. В том же году завершился аналогичный проект киевского телеканала «Интер», выбиравшего «великих украинцев». На днепровских кручах победил предок нашего героя, князь Ярослав Мудрый. Кроме того, в сотню великих украинцев вошло еще немало родственников Александра Невского князей–рюриковичей. Тут и грозный Святослав, и великий Владимир Креститель, и благородный Мономах, и мудрая княгиня Ольга, и даже Даниил Галицкий...
По какому критерию отбирали этих «украинцев», понять сложно . Скорее всего, взяли всех, наиболее известных русских правителей, княживших на территории будущей Украины. Если исходить из этого критерия, то в списке должен был бы оказаться и Великий князь киевский Александр Невский, сын Великого князя киевского Ярослава и внук Великого князя киевского Всеволода. Однако, не судьба. Хотя, было бы интересно, если бы он стал героем сразу двух стран.
Впрочем, князь и так не обижен потомками. В шестнадцатом веке Александр был причислен к лику святых, в восемнадцатом – император Петр Великий перенес мощи князя в Петербург и построил в его честь один из лучших монастырей России – Александро-Невскую Лавру. Трижды в истории России учреждалась награда под названием «Орден Александра Невского». Сначала это произошло еще при империи в 1725 году, а затем во время Великой Отечественной по воле Сталина и, наконец, в 2010 году «Орден Александра Невского» был восстановлен в современной Российской Федерации. Первые два ордена давались за военные заслуги, современный могут получить и штатские за многолетнюю работу во благо государства.
Ну а потомки князя Александра правили Россией почти до начала 17 века, собрав под своей рукой практически все земли Руси да еще и существенно расширив их на востоке.
На мой взгляд, все это почитание и уважение абсолютно заслуженно, а Александр Ярославич – один из лучших правителей России за всю историю нашей страны, хотя это мнение разделяют далеко не все. По количеству различных, зачастую диаметрально противоположных характеристик, данных этому правителю, по разнообразию оценок его деятельности, Александр уступает, пожалуй, только Иосифу Сталину и Ивану Грозному. У определенной части наших соотечественников фигура Невского вызывает настоящий зубовный скрежет. Вот, например, неплохой поэт и политик-неудачник, яростный язычник и германофил, любитель Власова и ненавистник Российского государства, Алексей Широпаев, в своем интернет-дневнике возмущался: «Именно Невский «нашаманил» нам, русским, кривую судьбу, когда смешивал в кумысе свою кровь с кровью ханского сына во время обряда братания. И пил сие. В этой орочьей алхимии – «наше все». И то, что в конце прошлого года Александр Невский победил в проекте «Имя России» - глубоко неслучайно. Думаю, это не подтасовка. За этой победой кроется реальное дремучее состояние русских умов. Мы как бы дали согласие на дальнейшее прозябание в азиатском безвременьи.» И это очень мягкое, почти культурное высказывание из огромного числа написанного его единомышленниками. В чем только не обвиняли Невского: от предательства брата и деспотизма до измены стране!
Ну что же, давайте начнем разбираться.
Точной даты рождения Александра мы не знаем. Известно только, что второй сын князя Ярослава появился на свет в промежутке между 1219 и 1221 годами в городе Переяславле-Залесском. Знаменитый историк XVIII века Василий Татищев считал, что князь родился 30 мая 1220 года (по юлианскому календарю). Другие историки называли 12 мая 1221 и 21 мая 1220. Детство и юность Александра не отличалось от принятых в то время канонов.
В 1225 году над ним и его братом Федором по воле отца был совершен обряд под названием «княжеский постриг» - церемония, после которой княжата переставали считаться детьми и становились воинами. Отныне вместо детских забав Александр занимался подготовкой к ратному делу. Как и все князья, Александр рано вступил во взрослую жизнь. Уже в 1228 году (то есть в восемь лет) он – наместник в Новгороде. Понятное дело, что рядом были наставники, на которых лежала вся тяжесть реального управления неспокойным городом, но все же…
Естественно, что основное княжеское занятие – война, для Александра была повседневной реальностью. С самого детства он сопровождал отца в походах, а в 1234 году княжич в рядах объединенной новгородско-переяславльско-владимиро-суздальской армии своего отца сражался с рыцарями-меченосцами в битве на реке Омовже (в современной Эстонии). Тогда русским удалось одержать убедительную победу и на много лет обезопасить свои границы от немецкого натиска. Битые рыцари предпочли заключить мир с Русью и искать добычу в других землях – литовских и эстских.
Затем Александр правит в Новгороде, а его отец в – Переяславле, а с 1236 года – в Киеве. Оба князя в то время ничем не выделяются из числа прочих Рюриковичей. Правят своими уделами, судят подданных, воюют… Одним словом, повседневная княжеская работа. Все меняется с нашествием Батыя. Русь получает страшный удар, Великий князь Юрий и немало других князей гибнут, северо-восточная часть страны разорена, но Новгород нашествием не затронут.
Кстати, напоминаю: ни Ярослав, ни его сыновья с монголами не воевали, а потому сохранили в целости свои дружины. Это сразу же вывело клан Ярославичей на первое место в стране.
Едва монголы вернулись в степь, Ярослав занимает ставшее вакантным место Великого князя Владимирского, а сыновьям, которых на тот момент у него было семь, раздает в уделы оставшиеся без власти княжества. Следующие несколько лет, пока монголы воюют на юге и пытаются прорваться в Европу, Ярославичи пытаются восстановить Северо-восточные княжества. При этом, одной рукой приходится отстраивать сожженные города, а второй – отбиваться от новых врагов, ведь, узнав о Батыевом погроме, на Русь с Запада двинулись любители погреться на чужом пожаре: литовцы, шведы, тевтонцы.
***
Тут нужно сделать небольшое отступление и уточнить, что было далеко не начало экспансии западного, католического по вероисповеданию и преимущественно германского по происхождению мира на Восток.
Зачастую многие авторы пытаются объяснить причину такой агрессии во влиянии Ватикана и религиозном фанатизме, или в жажде наживы. Дело обстояло не совсем так. Не только католический фанатизм, не только жажда добычи питали европейскую экспансию на Восток Причина была глубже. Несмотря на все войны и эпидемии, население континента непрерывно росло. Каждому народу требовалось все больше и больше земли. Но в Европе ничейных земель больше не было. Католический мир на западе достиг предела своего распространения, уткнувшись в воды Атлантического океана. Оставалось идти на Восток. Именно из-за этого и начался в восьмом веке немецкий «Дранг нах Остен». Первыми под раздачу попали западные славяне. Несколько веков подряд Германская империя захватывала кусок за куском некогда славянские земли. За воинами и миссионерами шли переселенцы, которые начинали обживать захваченный край, и спустя одно-два поколения только топонимы напоминали о прежних обитателях.
При этом, если предки современных поляков смогли объединиться, приняли католичество и остановили германцев, то вторая группа славян – венды, так и не смогла создать централизованного государства, не отреклась от язычества и за несколько веков была покорена или уничтожена немцами. Последняя цитадель балтийских славян, крепость Аркона на острове Руян (Рюген), была захвачена в 1168 году. «Переварив» эти территории, немцы двинулись дальше.
И так поступали не только немцы. Как только где-либо на Земном шаре возникало избыточное население, не способное прокормиться на земле предков, сразу же начиналась экспансия. Не важно, мирная или военная, но экспансия. Там, где это было невозможно, «лишнее» население неизбежно провоцировало смуты, междоусобицы, войны и в конце концов численность населения сокращалась. Это историческая закономерность, которую мы можем наблюдать и сегодня. Достаточно посмотреть на потоки мигрантов-мусульман, заливающие Европу, или расселение китайцев на пока еще нашем Дальнем Востоке.
Для средневековой Европы единственные возможные земли для колонизации лежали на сравнительно малонаселенном востоке. Что смотреть на немцев, мы тоже неуклонно двигались на Восток. Русь с десятого по тринадцатый века приросла именно на Востоке. Земли, которые мы привыкли считать исконно своими, самое сердце нашего мира: Москва, Тверь, Владимир при первых князьях-рюриковичах вообще не входили в состав Русского государства, а столетие спустя оставались периферией Руси, ее восточной границей.
***
Долгое время между Русью и германскими землями не было общих границ. Две империи разделяли различные народы, но по мере продвижения католиков вдоль Балтийского моря на Восток этот санитарный кордон становился все тоньше. Столкновение цивилизаций было неизбежно.
Воспользовавшись ослаблением Руси из-за нашествия Батыя крестоносцы начали наступление на земли Псковского и Новгородского княжеств.
Одновременно урвать себе кусочек землицы в северной Руси попробовали и шведы. Если к тринадцатому веку русичи уже давно успели из отдельных племен создать единое государство, которое, просуществовав пару веков, уже успело раздробиться на отдельные княжества, то шведы в это время под руководством влиятельного рода Фолькунгов только приступили к созданию единого Шведского королевства. И, естественно, воинственные скандинавы пытались взять под свой контроль все, до чего могли дотянуться. Из-за этого им периодически приходилось воевать со всеми соседями. С Новгородом шведы никак не могли поделить Карельский перешеек и берега Невы. При этом, как водится, мнение местных аборигенов из числа финских племен, которые в одном гробу видели и шведов, и русичей, никого не волновало.
В июле 1240 года шведский флот вошел в Неву и высадил десант при слиянии Невы и Ижоры. Тут шведы разбили лагерь, а, возможно, и начали строительство крепости, которая должна была стать форпостом Швеции в этом регионе и закрыть для русичей выход к Балтике. Дальнейшее известно всем и, вместе с тем, неизвестно никому.
Все знают, что новгородская застава во главе с крещеным ижорцем по имени Пелгусий заранее обнаружила подход шведов и известила князя, тот собрал дружину и выступил навстречу. Произошло сражение, в котором победили русские, которых вел в бой князь Александр Ярославич, после боя получивший прозвище Невский. А вот, как оно произошло, сколько воинов в нем участвовало с каждой стороны и даже кто, командовал шведами неясно. По наиболее известной версии событий это был ярл Биргер Магнуссон, по мнению многих современных историков, ярл Ульф Фаси. Но достоверно этого мы скорее всего не узнаем никогда.
О битве упоминают только два русских документа тринадцатого века: Новгородская первая летопись старшего извода и Повесть о житии Александра Невского (для кратости мы будем называть её просто «житие»). В иностранных источниках упоминания о крупном поражении шведов вообще нет. Из-за этого некоторые считают, что это было не масштабное побоище, а всего лишь пограничная стычка двух немногочисленных отрядов.
В традициях русского летописания вообще не было принято давать детальные описания сражений, так что оба русских источника о самой битве говорят весьма кратко, что оставляет большую возможность для домыслов. Летопись ограничивается констатацией факта: мол, произошла большая битва, в которой был убит шведский воевода, и, как говорят, еще и епископ, да многие воины. Два корабля были нагружены телами знатных мужей, а прочих закопали в братской могиле. В ту же ночь шведы с позором бежали … Говоря о русских потерях, летописец называет имена четырех погибших воинов и добавляет, что всего погибло двадцать мужей. После чего добавляет: «Или меньше, Бог его знает!».
В житии Александра Невского, созданном примерно спустя сорок лет после событий, гораздо больше подробностей, что и понятно. Его автор писал развернутую повесть о своем почившем господине и пытался наиболее ярко показать величие князя Александра. По мнению всех исследователей, составитель жития и сам был свидетелем жизни князя, и опирался на рассказы непосредственных участников событий. В результате получился сочный и колоритный рассказ с массой деталей и ярко выписанным образом князя. Хотя, разумеется, многое в житии приукрашено. Тем более, что его не раз перерабатывали, и сегодня известно тринадцать вариантов текста.
Одно из самых главных отличий между летописью и житием в описании этих событий в том, что, согласно житийной версии, шведский полководец, которого автор именует «королем страны Римской из северной земли», приплыв на берега Невы, отправил своих послов в Новгород к князю Александру со словами: «Если можешь, защищайся, ибо я уже здесь и разоряю землю твою». Услышав эту надменную речь, Александр отправился в Храм святой Софии, покровительницы Новгорода, где его благословил на бой архиепископ. Выйдя из собора, Александр обратился к своей дружине со словами: «Не в силе бог, но в правде!» После чего форсированным маршем двинулся навстречу завоевателям.
Князь действовал так быстро, что не только «отец его, князь великий Ярослав, не знал о нашествии на сына своего», но и «многие новгородцы не успели присоединиться, так как поспешил князь выступить». Согласно житию, Александр выступил «с малою дружиною, не дожидаясь своего большого войска, но уповая на святую троицу». Весь расчет князя строился на внезапности и силе первого удара. Нужно было сразу нанести шведам такие потери, чтобы они потеряли боевой дух и уже не хотели продолжать войну, когда пройдет первый шок от появления русских.
Все удалось, как нельзя лучше, дружинники 15 июля незаметно подошли к вражескому лагерю и, как снег на голову, обрушились на ничего не подозревавших шведов. Основной удар наносили тяжеловооруженные конные копейщики княжеской дружины, которые прошли сквозь лагерь, как нож сквозь масло, буквально, сминая, неуспевших построиться и вооружиться врагов. Шведская армия была разрезана на отдельные части, которые потом добивались поодиночке. Впрочем, сказать, что это была легкая победа, нельзя.
Шведский отряд состоял из опытных воинов, и, несмотря на то, что новгородцы сумели получить преимущество, благодаря внезапности и наличию коннице, потомки викингов отбивались яростно. Тем более, отступать им было особо некуда: за спиной – вода, впереди – русские воины, а на корабли, даже если их не вытащили на берег, быстро не погрузишься.
Началась кровавая мясорубка. Имена наиболее отличившихся в ней воинов автор жития сохранил для потомков. «Проявили себя здесь шесть храбрых мужей из полка Александра. Первый — по имени Гаврило Олексич. Он напал на шнек и, увидев королевича, влекомого под руки, въехал до самого корабля по сходням, по которым бежали с королевичем; преследуемые им схватили Гаврилу Олексича и сбросили его со сходен вместе с конем. Но по божьей милости он вышел из воды невредим, и снова напал на них, и бился с самим воеводою посреди их войска. Второй, по имени Сбыслав Якунович, новгородец. Этот много раз нападал на войско их и бился одним топором, не имея страха в душе своей; и пали многие от руки его, и дивились силе и храбрости его. Третий - Яков, родом полотчанин, был ловчим у князя. Этот напал на полк с мечом, и похвалил его князь. Четвертый - новгородец, по имени Меша. Этот пеший с дружиною своею напал на корабли и потопил три корабля. Пятый - из младшей дружины, по имени Сава. Этот ворвался в большой королевский златоверхий шатер и подсек столб шатерный. Полки Александровы, видевши падение шатра, возрадовались. Шестой - из слуг Александра, по имени Ратмир. Этот бился пешим, и обступили его враги многие. Он же от многих ран пал и так скончался.
Все это слышал я от господина своего великого князя Александра и от иных, участвовавших в то время в этой битве», - записал автор жития.
В житии есть слова: «перебил их князь бесчисленное множество, а на лице (челе) самого короля оставил след острого копья своего». Традиционно эта фраза трактуется так - Александр Ярославич лично ранил вражеского предводителя. Эту версию подтверждает и современная реконструкция внешности ярла Биргера Магнуссона, сделанная в 2002 году. Как показали исследования, этот шведский полководец, действительно, был ранен в лицо. Но известный историк А. Н. Кирпичников считает, что в данном моменте житие следует понимать немного иначе. По его мнению, эта фраза значит, что русские нанесли копейный удар по центральной части, «челу», шведского войска и расстроили его. Лично я не согласен с этой версией, но привожу её для объективности.
Вероятно, к концу боя остатки шведской армии смогли собраться в кулак и закрепиться около своих кораблей. Исход боя уже был понятен, и, скорее всего, между русскими и шведами во избежание дальнейшего кровопролития был заключен договор или какое-то соглашение, согласно которому шведы могли уйти. Возможно, состоялся поединок предводителей двух отрядов, в котором победил Александр. Об этом свидетельствуют следующие записи. В житии - это момент с раной на челе короля, а в летописи - запись о гибели шведского воеводы. По средневековым нормам в случае гибели или пленения командира его войско прекращало сопротивление. В нашем случае возможно, что после этого поединка захватчики признавали поражение и покидали Русь, а новгородцы не препятствовали этому.
Как бы там ни было, к вечеру шведский отряд был практически разгромлен. Выжившие спешно погрузились на корабли и поспешили отплыть, забрав тела своих знатных воинов, чтобы с честью похоронить их у себя на родной земле. Часть покойников шведы на скорую руку прикопали на берегу в общей могиле, а часть тел так и осталась лежать непогребенной на растерзание зверью и птицам.
Теперь нужно коснуться вопроса размеров русской и шведской армий, участвовавших в бое на Неве. Ни житие, ни летопись не называют числа участников боя. Советские историки оценивали численность шведов в пять тысяч воинов на ста кораблях. Однако это явное преувеличение. Такой отряд для Швеции того времени – невероятно крупная армия, и о ней, несомненно, сохранились бы сведения в местных документах. Но никаких упоминаний о походе 1240 года в шведских источниках вообще нет.
Зато известно, что в 1149 и 1164 годах шведы дважды атаковали Ладожскую кре¬пость, и каждый раз их численность примерно равнялась тысяче человек. В 1229 году шведский отряд, появившийся в устье Волхова и разбитый, хоть и с трудом, новгородцами, насчитывал две тысячи воинов. В других известных нам походах шведов в Карелии и Финляндии обычно участвовало около тысячи человек. Так что и на Невских берегах их не должно было быть больше. Скорее, даже меньше.
В пользу небольшой численности шведов свидетельствуют и русские потери в двадцать воинов. Конечно, благодаря удачному началу боя, Александр потерял значительно меньше людей, чем враг, но все же дрались воины с равным уровнем подготовки, а, значит и потери должны были быть примерно равными (или чуть большими для шведов). Так что две сотни трупов со шведской стороны - максимум. Но если бы шведская армия была многочисленной, то после этих потерь она могла бы продолжать бой, однако, шведы ушли.
С другой стороны, численность русской армии тоже была незначительной. Александр кинулся на врага, не только не создавав новгородское ополчение, но и не собрав всю свою дружину. Так что с ним были лишь те воины личной дружины, которые в данный момент находились в городе, и некоторое количество новгородских добровольцев.
По моему мнению, шведов было до трех сотен воинов, а Александр привел сотни две дружинников. Впрочем, это нисколько не умаляет ни полководческих талантов двадцатилетнего князя Александра, ни исторического значения этого боя. Ведь с этого момента шведская экспансия на русские земли была остановлена на добрую дюжину лет, а Новгород сохранил свободный выход к Балтике. Сами же русские воспряли духом и убедились в том, что способны побеждать и после страшной череды поражений от монголов.
***
Прошло всего полгода после невской битвы, как новгородские бояре переругались с князем-полководцем настолько, что зимой 1240 года князь Александр покинул город и с семьей, и своим двором отправился к отцу в Переславль. При этом достоверные причины ссоры князя с боярами неизвестны.
Думаю, читатели знают, что Новгородское княжество, в которое, кроме собственно Новгорода входили еще такие города как, Ладога, Копорье, Торжок, Старая Русса, Волок-Ламский, стояло особняком в средневековой Руси.
Еще Ярослав Мудрый, ставший великим князем благодаря поддержке новгородцев, дал им льготную грамоту, по которой город получал не мало прав, недоступных другим русским землям. Именно с этого документа началось создание особой системы власти в Новгороде, когда вече было вправе самостоятельно приглашать и изгонять князей из числа Рюриковичей. Ну а после 1136 года, когда в городе вспыхнул мятеж и был изгнан князь Всеволод, Новгородская земля стала республикой, в которой роль князя сводилась к обороне города от внешних врагов. В общем, говоря современным языком, князь превратился в наемного менеджера, который в дополнение ко всему не имел права владеть землей в Новгородском княжестве.
Главным политическим органом Новгорода стало вече – общее собрание всех свободных мужчин. На вече решались важнейшие вопросы: о войне и мире, об избрании или смещении посадника, князя и архиепископа . Впрочем, абсолютизировать роль вече я бы не стал. У кого из бояр было больше денег, а, значит, и зависимых людей, у того и влияния было больше. В итоге, со временем новгородская демократия выродилась в олигократию, когда все серьезные вопросы решали несколько десятков представителей наиболее богатых и знатных родов, которых сегодня назвали бы олигархами.
Вече созывалось нерегулярно, а текущее управление городом осуществлял совет господ, в который входили наиболее важные люди города: посадник, архиепископ, тысяцкий (командир городского ополчения), кончанские старосты (выборные руководители районов-концов), а также бывшие посадники и тысяцкие.
Фактически князь в Новгороде был командиром тогдашнего отряда быстрого реагирования, которого нанимали, чтобы он с дружиной занимался исключительно вопросами обороны города, и при этом в политику не лез. В случае опасности новгородцы приглашали княжить к себе сильного князя, но как только внешняя угроза исчезала, новгородские бояре начинали ограничивать княжескую власть. Если же князь начинал вмешиваться в вопросы, которые местные богатеи считали своим внутренним делом, возникал конфликт, в результате которого князь или смирялся со своей второстепенной ролью, или покидал город. Правда, зачастую спустя несколько лет новгородцы звали его же вернуться на княжение. В свою очередь, наиболее влиятельные правители Руси пытались взять богатый Новгород под свой контроль, расширив княжеские полномочия за счет бояр. В зависимости от различных обстоятельств, верх в этой политической борьбе брали то князья, то олигархи. Стабильности это не добавляло. Например, за сорок лет, с 1200 по 1240 гг., в Новгороде девять князей девятнадцать раз сменяли друг друга. Рекорд по количеству княжений в Новгороде поставил отец Александра, князь Ярослав Всеволодович, четырежды занимавший трон буйного города. Дважды его выгоняли, а дважды он сам уходил. Так что отъезд Александра не был чем-то необычным. Окрыленный победой князь попытался усилить свое влияние в городе, но в подковерной борьбе с боярами проиграл и вернулся в родной Переславль, который отец отдал ему в удел.
Правда, вскоре новгородцам понадобилась помощь, и они опять побежали искать защитника. Обратиться прямо к обиженному Александру они не решились и прибыли к его отцу, Великому князю Ярославу, с просьбой послать на Волховские берега сына-полководца. Естественно они были готовы выполнить все условия Ярослава Всеволодовича и согласились на его условия. И князь послал им своего сына Андрея! Это была воистину жестокая шутка. Формально Ярослав исполнил просьбу новгородцев, ведь они то просили сына, имея ввиду конкретного сына Александра, но не уточнили его имя. Великий князь выполнил их просьбу и дал им князя. Только вместо опытного полководца с закаленной дружиной к ним ехал юноша, которому еще предстояло постигать ратную науку. Отказаться сейчас – оскорбить великого князя, согласиться – городу не поможешь…
А ситуация у новгородских границ все обострялась. Вслед за шведами в наступление перешли крестоносцы. В сентябре 1240 года объединенная армия дерптского епископа, ливонского ордена и эстонских датчан захватила Изборск, город в тридцати километрах от Пскова. Вместе с немцами действовал и русский князь-изгнанник Ярослав Владимирович, изгнанный из Пскова еще в 1232 году новгородцами и нашедший себе приют в землях Ливонии. Двинувшаяся отбивать Изборск псковская дружина была разгромлена, её воевода Гаврила Гориславич и еще восемьсот воинов погибли. Победители преследовали русичей до самого Пскова. Взять город штурмом ливонцы не смогли, но они настолько опустошили окрестности и захватили столько пленных, что город сдался. Настроенные продолжать войну с Орденом псковичи покинули город и бежали в Новгород.
В орденской «Рифмованной хронике » по этому поводу ливонцы записали: «Пошли на них [русских] приступом, захватили у них замок, который назывался Изборск. Ни одному русскому не дали уйти невредимым. Кто защищался, тот был взят в плен или убит. Слышны были крики и причитания, в той земле повсюду начался великий плач.
Жители Пскова тогда не возрадовались этому известию. Так называется город, который расположен на Руси. Там люди очень крутого нрава, они были соседями Изборска. Они не медлили, собрались в поход и грозно поскакали туда. Многие были в блестящей броне; их шлемы сияли, как стекло. С ними было много стрелков… Братья-рыцари и мужи короля смело атаковали русских… Начался жестокий бой, немцы наносили глубокие раны, русские терпели большой урон: их было убито восемьсот… Под Изборском они потерпели поражение. Остальные тогда обратились в бегство, их беспорядочно преследовали по пятам по направлению к их дому. Русские сильно понукали своих коней плетьми и шпорами, думали, что все погибли: путь им казался очень долгим. Лес звенел от горестных криков. Они все спешили только домой, а войско братьев-рыцарей следовало за ними.
Братья-рыцари разбили свои палатки перед Псковом на красивом поле... По войску дали приказ готовиться к бою, и при этом дали понять, что пойдут также на приступ. Русские заметили то, что многие отряды намереваются штурмовать как замок, так и посад. Русские изнемогли от боя под Изборском: они сдались ордену, так как опасались несчастья».
Псковом стал править пронемецки настроенный посадник Твердило Иванкович. Для контроля за городом в нем остались два брата-рыцаря из Ливонского ордена и с ними отряд немецких и чудских воинов, остальные крестоносцы вернулись к себе.
Тут надо сделать небольшое отступление и пояснить, откуда в Пскове появилась пронемецкая партия. Вообще-то Псков считался пригородом Новгорода и де-юре находился в подчиненном положении. Однако псковичи постоянно пытались выйти из-под опеки «старшего брата», и в начале тринадцатого века им это фактически удалось. Тогда псковский князь Владимир Мстиславич, происходивший из смоленской ветви Рюриковичей, правил, не оглядываясь на Новгород, хотя и был его союзником.
Поскольку земли Пскова и крестоносцев граничили, то именно этот город имел наиболее развитые отношения и с Ливонским Орденом и с Рижским, и Дерптским, и Эзельским епископствами. И эти отношения далеко не всегда были враждебными. В результате, периодически псковичи и ливонцы совместно воевали против язычников, а князь Владимир и епископ даже породнились. После смерти князя Владимира его престол хотел занять сын Ярослав, но против этого выступили новгородцы, князем которых был в то время отец Александра Невского Ярослав Всеволодович.
Отношения между Новгородом и Псковом накалились и могли обернуться очередной междоусобной войной русских с русскими. Псковичи заключили союз с Ливонией и приготовились обороняться. При этом в обоих городах были различные группировки, настроенные как на мирное урегулирование конфликта, так и на конфликт. Внутри псковской элиты боролись консерваторы и сторонники независимости от Новгорода. В дополнение ко всему в самом Новгороде между собой боролись сторонники черниговских и владимирских княжеских домов, хотевшие видеть в городе представителей «своего» клана. При этом определенная группа новгородцев была готова признать независимость Пскова. В общем, клубок интересов был запутан до предела.
В конце концов в Новгороде победила группа, ориентировавшаяся на суздальского князя Ярослава Всеволодовича. Наведя порядок у себя, они занялись своим мятежным пригородом. В Псков в 1232 году прибыл новгородский посадник, который изгнал князя Ярослава Владимировича. Тот со своими сторонниками ушел в ливонскую крепость Отепя (Медвежья голова). Следом за ним туда же бежали и оппозиционные новгородские бояре во главе с тысяцким Борисом Негоцевичем и посадником Внездом Водовиком. Так во владениях крестоносцев оказалась русские политические иммигранты. Было их не много, но само их наличие давала Ордену возможность вмешиваться в русские дела, прикрываясь защитой интересов своих союзников.
В обмен на немецкую помощь в отвоевании Пскова князь Ярослав обещал стать союзником католиков в их войне с литовскими язычниками и уступить в пользу Ордена часть эстских земель. Поддерживая изгнанного князя, немцы попытались силой утвердить его на троне и предприняли поход в псковские земли, но были отбиты. Поняв, что править в Пскове ему не судьба, князь-изгнанник Ярослав Владимирович и вовсе уступил свои права на княжество крестоносцам, а если быть точным, то Дерптскому епископу, вассалом которого он стал. Этот факт немцы объявили законным основанием для вступления ливонского войска на территорию Псковской земли.
***
Подчинив своей власти Псков, крестоносцы зимой 1240-41 годов стали продвигаться дальше в сторону Новгорода. Орденские войска легко захватили Водскую землю и основали там крепость Копорье, которая должна была стать базой в дальнейшем походе на Новгород. Оттуда немцы атаковали русские земли в бассейне реки Луга, захватили город Тесов. Передовые немецкие разъезды подошли почти к самому Новгороду, повсюду разрушая все, до чего могли дотянуться, уводя с собой коней и домашний скот. В результате на значительной части новгородских земель, как пишет летописец, «нельзя было пахать и нечем».
Крестоносцы методично набрасывали удавку на горло вольного города, и наконец-то новгородцы поняли, что ради спасения стоит забыть о личной выгоде, и отправили посольство к Великому князю с мольбой о помощи.
К концу 1241 года в Новгород прибыл Александр Невский. Первым делом он объединил в одну армию своих дружинников, отряды Новгорода, Ладоги, а также карел и ижорцев. Затем князь отбил у немцев Копорье. Пленных немцев он отослал в Новгород, а наемников из числа местных жителей повесил.
Одновременно князь обращается за подмогой к своему отцу, и тот посылает на борьбу с крестоносцами свои суздальские («низовые» в терминологии новгородского летописца) дружины, которые повел к брату князь Андрей. Теперь русская армия была достаточно сильна чтобы открыто потягаться с крестоносцами.
Александр Невский двинулся на Псков, где у него оказалось немало сторонников. Конечно, псковичи настороженно относились к новгородскому князю, но полтора года хозяйничанья немцев в псковской земле были хорошим аргументов в пользу русского правителя. За Невского была Православная церковь, которой не нравилось главенство католиков, за него было и купечество, потому как из-за немецкой оккупации их город оказался в торговой блокаде и стремительно терял свое значение как центр транзитной торговли из Руси в Европу. Да и простой народ оголодал в прямом смысле этого слова. Ведь Псков всегда зависел от подвоза продовольствия из других районов Руси, а теперь этот живительный поток пропал. Так что взять Псков князю Александру удалось без особых усилий. Произошло это в марте 1242 года. В отличие от Копорья, в Пскове Невский не казнил сторонников Ордена. Он лишь потребовал, чтобы псковичи подчинялись Новгороду и принимали у себя его наместников.
От Пскова Александр двинул свои отряды во владения Дерптского епископа, где русская армия разделилась на отдельные отряды, чтобы нанести наибольший урон земле врага. «И яко быша на земли, пусти полкъ всь в зажития», - говорит летопись. Одновременно эти отряды выполняли функцию разведки, ища основные силы противника. Тем временем армия крестоносцев двинулась из Дерпта навстречу Александру.
Первый удар на себя принял русский отряд под командованием брата новгородского посадника Домаша Твердиславича и Кербета. Естественно, немногочисленные русичи были смяты, Домаш погиб, но они добыли всю нужную князю информацию. Теперь отряд Кербета отходил, увлекая за собой рыцарей к Чудскому озеру - месту, выбранному Александром для боя. Пятого апреля основные армии крестоносцев и Руси встретились.
Под знаменам Александра стояли:
• «Низовые полки», составленные из княжеских и боярских дружин Владимиро-суздальского княжества;
• личная дружина Александра;
• личная дружина его брата Андрея;
• конный полк новгородского епископа;
• новгородский городской полк, состоявший как из ополченцев, так и из гридей – служивших городу за жалованье воинов-профессионалов.
Армия крестоносцев состояла из:
• рыцарей, вассалов Дерптского епископа;
• армии Ливонского ордена;
• датских рыцарей, имевших владения в Эстонии;
• дерптских ополченцев;
• наемников из числа чуди.
В летописи четко указано место битвы: «на Чудском озере, на Узмени около Воронья камня». Проблема в том, что сегодня никто не знает точно, где это произошло, так как нам неизвестно, что именно в тринадцатом веке новгородцы называли Узменем и Вороньим камнем. Так что есть больше десятка предположений о локализации сражения в районе около Чудского, Теплого и Псковского озер .
Сражение началось с атаки крестоносцев, выстроенных плотный клином, который русичи называли «свиньей». «Наехаша на полкъ Немци и Чюдь и прошибошася свиньею сквозе полкъ, и бысть сеча велика», - говорит летописец, и больше почти никаких подробностей боя не приводит.
Ливонский хронист уточняет, что первый удар на себя приняли русские лучники, которые храбро сражались, но были отброшены. «Русские имели много стрелков, которые мужественно приняли первый натиск, находясь перед дружиной князя. Видно было, как отряд братьев-рыцарей одолел стрелков», - записал он.
Очевидно, рыцарская кавалерия нанесла удар в центр русской позиции, прорвала ряд конных лучников и врубилась в «чело» русского войска. Теперь в бою сошлись равные противники, хорошо защищенные конные копьеносцы, которые наносили таранный дар по противнику, а затем, сломав копья, начинали рубиться мечами. «И была сеча жестокая, и стоял треск от ломающихся копий и звон от ударов мечей, и казалось, что двинулось замерзшее озеро, и не было видно льда, ибо покрылось оно кровью», - написано в Житии Александра Невского. Затем Александр бросил в бой отряды с флангов (полк правой и левой руки), и немецкая армия оказалась окружена. Рыцари, увязшие в строе центрального русского полка, не смогли вовремя увидеть опасность и перестроиться, из-за чего оказались в невыгодном положении. Кроме того, они уже двигались шагом или стояли, а дружинники атаковали их вскачь, что дало еще одно преимущество русским .
Ливонский историк писал: «там был слышен звон мечей, и видно было, как рассекались шлемы. С обеих сторон убитые падали на траву. Те, которые находились в войске братьев-рыцарей, были окружены. Русские имели такую рать, что каждого немца атаковало, пожалуй, шестьдесят человек . Братья-рыцари достаточно упорно сопротивлялись, но их там одолели. Часть дерптцев вышла из боя, и это было их спасением. Они вынужденно отступили. Там было убито двадцать братьев-рыцарей, а шесть было взято в плен. Таков был ход боя. Князь Александр был рад, что он одержал победу». Русский летописец был лаконичнее: «Бог и святая помогли князю Александру; а немцы падоша, а чудь побежала; и гнали их избивая семь верст по льду до Суболичьскаго берега. Пало чуди бесчисленно, а немцев 400, а еще 50 были взяты в плен и приведены в Новгород».
Трава, в которую падали воины, это, скорее всего, камыши, так что непонятно, была ли битва на льду озера или на его берегу. Возможно, что началась она на льду, затем немцы, прорвав русский центр, выскочили на берег. В этот момент им во фланг ударил Александр, немцы были разбиты и начали бежать снова по замерзшему озеру. При этом лёд Чудского озера не выдержал и треснул, в результате чего часть рыцарей утонула. Этот факт, оставшийся в народной памяти, вошел почти во все книги о битве. Иногда говорят даже, что из-за тяжести доспехов утонула большая часть рыцарского войска, хотя это явное преувеличение. Под лед уходили многие, но утонули единицы. Больше гибло лошадей, однако, многих выбравшихся убивали после того, как они освобождались из ледяного плена. Было ли это задумано изначально? Никто не мог гарантировать такого исхода событий. Князем было рассмотрено несколько вариантов развития боя, в том числе и этот, но все же многое во время сражения произошло спонтанно, и в этом сыграла роль роковая случайность, как-то: лошади понеслись, от испуга перестали подчиняться наездникам, это спровоцировало «стадный инстинкт» - за ними последовали другие.
Что же касается веса доспехов, то в это время у русских и немецких воинов они были примерно одинаковые. Так что дело не в особой тяжести ливонцев, а в том, что их оттеснили на место с заведомо тонким льдом. Кстати, раз уж зашла речь о доспехах… Большинство наших соплеменников представляет себе этот бой по фильму Сергея Эйзенштейна 1938 года. Фильм, действительно, гениальный для своего времени, хотя сегодня и кажется слишком наивным, а поведение персонажей наигранным. Но относиться к нему как к исторической хронике нельзя. Автор жертвовал достоверностью в пользу зрелищности. А ведь многие художники изображают тевтонцев так, как их показали в фильме. Отсюда и гигантские шлемы с украшениями в виде орлиных лап, рогов и так далее на современных картинах, изображающих рыцарей. Между тем, братья-рыцари ордена Тевтонского были монахами, давшими обет отречения от всего мирского. Соответственно никаких украшений на их доспехах не могло быть в принципе. Другое дело, рыцари Дерптского епископства. Они были мирянами и вполне могли носить все, что хотели. Вот только о их участии в битве все, как правило, забывают. Кстати, именно из этого фильма и пошла традиция изображать новгородцев пехотинцами. На самом деле же войско Александра Невского было конным.
В последнее время родился еще один миф о Ледовом побоище. Якобы в нем на стороне русских участвовали монгольские (или как вариант тюркские) лучники. Это утверждение не имеет под собой никаких оснований, однако, упорно тиражируется в книгах, СМИ и интернете. Особенно часто эту легенду любят приводить нерусские авторы . Единственный их аргумент – слова «Русские имели много стрелков» в Ливонской рифмованной хронике. Ну а дальше их логика такова: русские не могли сами победить лучшее войско Европы. Значит, им помогали. Сказано, что было много стрелков. Стрелки – это лучники. Лучники - это монголы. Все ясно, рыцарей победили монголы. Хотя то, что в русских дружинах было немало хороших лучников, ни для кого не является секретом. Точно так же, нет ни одного упоминания о каком-то отличии стрелков, начавших бой от основной массы воинов. Так что стрелки – это отряд дружинников, возможно из младшей дружины, развернутый цепью перед фронтом основных сил Александра. Возможно, для немцев было необычным количество этих воинов, так как, если у нас почти все дружинники имели луки и в зависимости от ситуации могли быть то стрелками, то драться врукопашную, то в войске ордена использование лука именно конными воинами (и рыцарями, и сержантами) было непринято. Именно поэтому хронист и отметил этот факт как необычный.
Еще одним доводом в пользу наличия степняков в новгородском войске сторонники этого мифа называют имя командира разбитого перед битвой русского отряда. Его звали Кербет. Имя, на первый взгляд, нерусское, хотя… Русские личные имена и прозвища того времени сейчас нам могут показаться сплошь чужими, например, Шестак, Семак, Булгак (беспокойный), Щавей, Тугарин (да, это русское имя, происходящее от слова туга — печаль), Дарён, Нажир, Гюрята, Намест, Рознег, Брязга… И это только имена, а ведь были еще и прозвища, звучащие и вовсе странно для нашего уха. Кербет несколько раз попадал на страницы летописей, и нам достоверно известно, что уже до Ледового побоища, он был посадником в Дмитрове. А представить монгола в тринадцатом веке посадником в русском городе может только человек с очень богатым воображением.
Что же касается разницы в числе погибших немцев (20 убитых и 6 пленных в Ливонской хронике и 400 и 50 соответственно в Первой Новгородской летописи) в русских и немецких источниках, то на самом деле никакого разночтения нет.
Во-первых, орденский хронист говорит о потерях только среди братьев-рыцарей Ливонского ордена. Светских рыцарей из Ливонии и Дании он не считает. Во-вторых, он не говорит о потерях сержантов и рядовых бойцов ордена, которых на каждого рыцаря приходилось, как минимум, по десятку , а ведь многие и доспехами, и подготовкой не отличались от рыцарей.
Новгородцы же считали трофеи так: воин в полном рыцарском доспехе да еще и на боевом коне – значит, рыцарь. Ну, а потери среди вспомогательных частей в армии крестоносцев, набранных из чуди, никто не считал вообще. Немцы о них даже не вспомнили, наш летописец ограничился упоминанием, что перебили их бесчисленно.
Может, наш летописец преувеличил успех? Давайте посчитаем. Всего на льду осталось четыре сотни трупов в рыцарских доспехах. Если принять соотношение братьев-рыцарей к прочим тяжелым кавалеристам как один к десяти, то получается, что крестоносцы потеряли сорок рыцарей. Из них двадцать, упомянутые в рифмованной хронике, приходятся на орденских братьев, а остальные – на вассалов Дерптского епископа и остальных светских рыцарей. Цифра вполне правдоподобная, тем более, все исследователи сходятся во мнении, что в Ливонии в этот момент находилось не более (а скорее всего, меньше) полутора сотен рыцарей, из которых половина могла участвовать в сражении. В таком случае получается, что против нас билось 55-65 рыцарей, из которых примерно 40 погибло, а, как минимум, шесть попали в плен. Очень хороший результат для русской армии. Да, в плен попали не только немцы, но и чудь, так что полон в Новгород был приведен немалый. «И возвратился князь Александр с победою славною, и было много пленных в войске его, и вели босыми подле коней тех, кто называет себя божьими рыцарям», - гласит Житие.
Можно долго выяснять, сколько точно человек погибло, но ясно одно – в любом случае, для Ливонского ордена это был полный разгром, так как полегли или попали в плен его лучшие рыцари и большая часть простых воинов.
Вскоре после битвы был заключен мир, по которому крестоносцы отказывались от всех своих завоеваний в Псковской и Новгородской землях и отпускали захваченных русичей. Это была полная и безоговорочная победа Руси.
Нельзя сказать, что католическое наступление на Восток совершалось только силой оружия. Посланцы Папы Римского активно работали в землях языческой Литвы и православных княжеств, склоняя местных правителей принять католичество. В Литве и Галицко-Волынском княжестве им удалось добиться определенных успехов, к Александру Невскому тоже являлись папские посланцы. В обмен на принятие католичества они обещали королевскую корону и помощь в борьбе с монголами. Посовещавшись с советниками, князь объявил послам: «От вас учения не примем».
Несомненно, тогда находились согласные принять католичество в обмен на помощь. Какой заманчивой казалась мысль опереться на мощь Запада и отомстить за Батыев погром. А заодно получить доступ к королевским дворам Европы и массу других выгод… Но, щедрый на словах, Папа не торопился помогать. Европейцы втравили бы нас в самоубийственную войну с Ордой, а сами вряд ли пришли бы на помощь. Как не помогли принятие католичества литовскому правителю Миндовгу и королевской короны галицкому князю Даниилу. Так что не зря Александр Невский отклонил все заигрывания папистов.
***
Несколько следующих лет для Новгорода и его князя были относительно спокойными. Немцы зализывали полученные раны, с русскими княжествами был мир. Однако уже в 1245 году Александру Невскому приходится снова взяться за оружие.
Литовский отряд совершил набег на город Торжок, входивший в Новгородскую землю. Местный князь был разбит, литовцы взяли хорошую добычу и уже возвращались к себе, когда их настигли русские войска. Первыми на них налетели тверские и дмитровские дружины, вынудив обороняться у города Торопца. А на следующий день к месту боя подоспела дружина Невского совместно с новгородцами. Литовцы были разгромлены, восемь их князей погибли, а уцелевшие, бросив добычу, спасались бегством. На этом новгородцы посчитали свою миссию выполненной и вернулись назад, а князь Александр с дружиной бросился в погоню и перешел границу Литвы. Затем было еще несколько схваток, в которых русские неизменно оказывались победителями, пока, наконец, князь не решил, что литовцы основательно наказаны. С триумфом он возвращается в Новгород, которым правит, пока до него не доходит весть о смерти в далеком Каракоруме отца – Великого князя Ярослава Всеволодовича.
Новым Великим князем стал брат покойного, князь Святослав. Летопись подчеркивает легитимную преемственность перешедшей к нему верховной власти тем, что он «седе в Володимире на столе отца своего». Племянники во главе с Александром Невским не оспаривали прав дяди, а приняли из его рук власть в назначенных им уделах.
Затем вместе с братом Андреем Александр отправляется в ставку Батыя на Волге, а оттуда – в Каракорум. С монголами князьям предстояло решить важный вопрос о дальнейших взаимоотношениях Руси и Орды. Впрочем, надеяться на какие-то изменения к лучшему было наивно, и Александр это прекрасно понимал. Тут главное было – не ухудшить еще больше положение родной земли. Так что Александр лишь подтвердил свое согласие выполнять все обязательства, взятые некогда его отцом: Русь по-прежнему считалась вассалом Улуса Джучи и ежегодно выплачивала дань, а князья должны были утверждаться на своих тронах решением хана.
Кстати, братья были не единственными, кто посетил Сарай, ведь на тот момент все русские князья признали над собой верховную власть хана. Правда, не всем там везло.
Монголы не убивали признавших их власть и покорившихся владык, но в этом правиле случались и исключения. 20 сентября 1246 года по приказу Батыя в Сарае был казнен князь Михаил Всеволодович Черниговский.
Это убийство настолько странно, настолько выпадает за рамки отношений Батыя с русскими князьями, что существует немало версий, из-за чего собственно все произошло. Есть версия, что кто-то из русских князей настроил хана против Михаила Всеволодовича. В связи с этим называется имя Даниила Галицкого, с которым покойный воевал долго и упорно. По версии русских летописцев, это была мученическая смерть за православную веру, поэтому со временем князь был признан святым и канонизирован русской церковью.
Как бы там ни было, достоверно известно одно – князь отказался выполнить требования ритуала при проведении аудиенции, и за это был казнен.
При этом, «Сказание об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Федора» дает важное уточнение. Еще до поездки между князем и его духовником произошел разговор, в котором священник просил князя не участвовать в языческих ритуалах, обязательных при ханском дворе. Михаил не просто согласился, но еще и сам вызвался стать мучеником за веру. Вот как это выглядит в Сказании: «Михаил решил ехать к Батыю. И, прибыв к отцу своему духовному, поведал он ему, так говоря: «Хочу ехать к Батыю». И отвечал ему духовный отец: «Многие поехавшие исполнили волю поганого, соблазнились славою мира сего,— прошли через огонь, и поклонились кусту и идолам, и погубили души свои. Но ты, Михаил, если хочешь ехать, не поступай так: не иди через огонь, не поклоняйся ни кусту, ни идолам их, ни пищи, ни пития их не бери в уста свои. Твердо стой за веру христианскую, так как не подобает поклоняться христианам ничему сотворенному, а только господу богу Иисусу Христу». Михаил же ответил ему: «По молитве твоей, отче, как бог соизволит, так и будет. Я бы хотел кровь свою пролить за Христа и за веру христианскую». Так же и Феодор сказал. И промолвил отец духовный: «Вы будете в нынешнем веке новосвятыми мучениками на укрепление духа иным, если поступите так. Михаил же и Феодор пообещали ему так поступить и благословились у духовного отца своего...
Проехав многие земли, прибыл Михаил к Батыю. Поведали Батыю: «Великий князь русский Михаил приехал поклониться тебе». Царь Батый велел позвать волхвов своих. И когда волхвы пришли к нему, то сказал им царь: «Все, что нужно по вашему обычаю, сотворите и с князем Михаилом, а потом приведите его ко мне». Тогда они, придя к Михаилу, сказали ему: «Батый зовет тебя». Он же, взяв Феодора, пошел вместе с ним. И вот дошли они до того места, где были сложены горящие костры по обеим сторонам пути. И все поганые проходили через огонь и кланялись солнцу и идолам. Волхвы также хотели провести Михаила и Феодора через огонь. Михаил же и Феодор сказали им: «Не подобает христианам проходить через огонь и поклоняться ему, как вы поклоняетесь. Такова вера христианская: не велит поклоняться ничему сотворенному, а велит поклоняться только отцу и сыну и святому духу». Михаил же сказал Феодору: «Нельзя нам поклоняться тому, чему они поклоняются».
Тогда волхвы, оставив Михаила и Феодора на том месте, куда привели их, пошли и сказали царю: «Михаил повеления твоего, царь, не слушает: через огонь не идет и богам твоим не кланяется, говорит, что не подобает христианам проходить через огонь и поклоняться ничему сотворенному, солнцу и идолам, а следует поклоняться только создавшему все это — отцу и сыну и святому духу». Царь сильно разъярился, и послал одного из вельмож своих, по имени Елдега, и сказал ему: «Так передай Михаилу: «Как посмел повелением моим пренебречь — почему богам моим не поклонился? Теперь одно из двух выбирай: или богам моим поклонишься и тогда останешься жив и получишь княжение, или же, если не поклонишься богам моим, то злой смертью умрешь».
Елдега, приехав к Михаилу, сказал ему: «Так говорит царь: «Как посмел повелением моим пренебречь — почему богам моим не поклонился? Теперь одно из двух выбирай: или богам моим поклонишься и тогда останешься жив и получишь княжение, или же, если не поклонишься богам моим, то злой смертью умрешь». Тогда ответил Михаил: «Тебе, царь, кланяюсь, потому что бог поручил тебе царствовать на этом свете. А тому, чему велишь поклониться,— не поклонюсь». И сказал ему Елдега: «Михаил, знай — ты мертв!» Михаил же ответил ему: «Я того и хочу, чтобы мне за Христа моего пострадать и за православную веру пролить кровь свою».
В итоге князь был обезглавлен. Разумеется, «Сказание» следует воспринимать критично, так как оно составлялось с целью возвеличить мученический подвиг князя, но нельзя забывать и о том, что составлялось оно буквально по горячим следам происшествия, когда многие свидетели казни еще были живы и могли рассказать всем желающим, как всё происходило.
Так что, с точки зрения изложения событий, «Сказание» абсолютно достоверно, тем более, что это подтверждается и в летописях. Единственный вопрос – верно ли автор Сказания определил мотивацию князя при отказе от ритуала?
Михаил Всеволодович, конечно, был искренне верующим человеком, как и подавляющее большинство его современников, но ни в одном источнике нет упоминаний о его религиозном фанатизме до момента поездки в Сарай. Описанное в «Сказании» поведение идеально подошло бы восторженному юноше-максималисту, готовому на любые муки ради своих убеждений, но не опытному политику, каким был черниговский князь.
Михаил на тот момент уже разменял седьмой десяток лет, успел побывать князем в большинстве наиболее важных русских княжествах , поучаствовать в десятке войн, и считался одним из самых влиятельных политиков своего времени. Никакой прямолинейный фанатик не смог бы осилить и десятой части достигнутого князем, так что тут что-то не сходится.
Один из современных авторов , специализирующихся на ченнелинге и эзотерическом подходе к изучаемым событиям, о гибели черниговского князя написал следующее:
«Поездка к хану в Орду не была запланирована свыше, и то, что князь поехал в этот период, было совершеннейшей ошибкой – и в тонкоматериальном плане, и в физическом выражении. В тот период хан не был настроен на общение с русским князем по многим причинам (личным, по состоянию здоровья, из-за предательства близких и т.д.). Совершенно не стыковалась его энергетика с русскими, т.к. было совершено предательство, и в этом был замешан русский человек. Хан был разъярен, угнетен, обескуражен. Обман и предательство близких – вот что угнетало его в это время. В этот момент появился Михаил Черниговский. Его поведение не смыкалось с требованиями хана по нескольким причинам. Сам Михаил не был приверженцем ритуалов, особенно, чужеродных. Князь был самодостаточен, и его поклонение ханской власти было лишь внешним. Придя на территорию хана, он не выразил почтение из-за внутренней неуемности, самодостаточности и некоторого «разгильдяйства». Не прочувствовал момент – так можно охарактеризовать его состояние. Пройти «на авось» не удалось – не та была ситуация. Хан мог бы пожурить, попросить, убедить – но только не в том состоянии, в котором он находился.
К тому же срок жизни, отпущенный Михаилу на Земле, подходил к завершению. Не было бы этого события, он бы погиб в бою. Но посещение хана в этот период было ошибкой, т.к. их соприкосновение привело к «завихрению» пространства, что повлекло за собой множество смертей. Этого не произошло бы, если бы князь не посетил Орду.
Исторически этот момент, зафиксированный в летописях, интересен тем, что такие поездки к хану стали более продуманными. Появился предупреждающий знак (как на дорогах для автомобилистов), который предостерегал от опасности. Князья стали более осторожными.
Князя канонизировали в связи с тем, что он не принял языческие ритуалы. Что при этом происходило с его душой?
Душа князя, утяжеленная многими пороками, не была готова к быстрому переходу в высокие сферы. Однако смерть, приравненная к мученичеству, привела к ее быстрому очищению и последующему взлету. В связи с этим канонизация стала своевременной и обеспечила мощный энергообмен между душой князя и русским народом. Именно благодаря его канонизации и той сильной, чистой энергии, которая поступила на русскую Землю по молитвам к нему верующих, не были разграблены несколько уделов княжества, удалось сохранить энергетическую целостность определенных населенных пунктов, которые могли быть стерты с лица Земли в районе Чернигова. Эти города существуют и доныне. Князь помогает земле русской, и особенно черниговской, и сегодня, обеспечивая верующих сильной поддержкой, спасая жизни воинов и младенцев. Он стал образцом русского мужества. Канал, проложенный этим православным святым, реален и надежно функционирует».
***
Но вернемся к Александру. Из Сарая им с братом пришлось отправиться в столицу Монгольской империи Каракорум, где снова русичам пришлось уверять азиатских владык в своей лояльности . Два с лишним года князья провели в дороге и ордынских кочевьях, пока им удалось вернуться. За это время их младший брат Михаил Хоробрит успел захватить власть, изгнав из Владимира своего дядю Святослава. Русь была на пороге крупной усобицы, но Хоробрит вовремя погиб в бою с литовцами на реке Протве, и ситуация стабилизировалась. До возвращения Александра верховную власть над Русью снова принял его дядька Святослав, который сумел отбить нападение литовцев и удержать единство Северо-Восточной Руси.
По результатам поездки и Андрей, и Александр были признаны монголами как правители Руси. При этом по воле каракорумского владыки Андрей был назначен Великим князем Владимирским, а Александра объявили правителем «всей русской земли» со столицей в Киеве. Формально Невский становился Великим князем, но самое сильное княжество доставалось его брату, так что по сути на Руси появились два равных владыки.
Немного странное решение, но оно имело под собой серьезные основания. Во-первых, это было в интересах монголов, стремившихся иметь систему сдержек и противовесов на Руси. Ну а, во-вторых, по монгольским обычаям младший сын наследовал «коренной улус» - малую родину правителя и центр империи, а старшим сыновьям доставалась периферия. Кроме того, монгольское государство делилось на два крыла (две части), правитель одного из которых был близким родственником и подчинялся второму. Так что, с монгольской точки зрения, такой раздел Руси был абсолютно законным и справедливым. Старший брат, более авторитетный и сильный, получил верховную власть в общегосударственном масштабе, а младший наследовал трон и земли отца.
Хотя, конечно, великий хан Гуюк, деля Русь на две части, преследовал и свои цели. Во-первых, этим он напрямую вмешивался в дела Улуса Джучи, нанося оскорбление Батыю, которого считал своим врагом. Во-вторых, получив трон в обход старшего брата, Андрей становился лично обязанным Великому хану, а не Батыю. Учитывая, что Гуюк активно готовился к войне с Батыем, назначение Андрея, а не Александра, вопреки воле Батыя означало, что Гуюк создает свою базу в тылу у конкурента.
За время путешествия у Александра было достаточно возможностей убедиться в силе орды, и князь сделал соответствующие выводы. Отныне он был верным вассалом хана и сделает все, чтобы Русь и кочевники никогда не сошлись на поле боя. Правда, называть его позицию промонгольской нельзя. Князь был прорусским правителем, понимающем все плюсы мирного сосуществования со Степью и все последствия противостояния. Из поездки князь вынес не только опыт. Близкое знакомство с империей изменило князя. Отныне первое место в его деятельности занимает не война, а дипломатия, с помощью которой он добьется не меньших успехов, чем с помощью меча. И ордынские ханы в отношениях с Александром тоже были весьма лояльны и покладисты.
На основании этого хорошего отношения князя и ханов родилась легенда о побратимстве Александра и Сартака, или о том, что он стал приемным сыном Батыя. Это мифическое «побратимство» не зафиксировано ни в одном средневековом источнике, однако сегодня, из книги в книгу кочует это утверждение. Сложно сказать, кто пустил в свет эту утку, однако, похоже, что в широкий оборот её ввел Лев Гумилев. При этом, как и многие другие свои спорные утверждения, он не потрудился указать, откуда это узнал. Так что побратимство – не более чем, миф, активно раскручиваемый современными евразийцами.
А что касается особого отношения к Александру, то у монголов считалось, что побежденный не может быть другом. Но в отличие от большинства других князей, ни Александр, ни его отец не были побежденными, они добровольно (насколько это слово подходит к той ситуации) стали вассалами Батыя, а это, согласитесь, совсем другая ситуация.
После возвращения из Монголии Александр не отправляется в разоренный Киев, а возвращается в Новгород, где его встречают с радостью. До 1252 года Александр правит Новгородом, но в этом году ситуация меняется. Его брат Андрей при поддержке князей Ярослава Тверского и Даниила Галицкого попытался бросить вызов Орде .
Реакция хана была молниеносной. На мятежника двинулись войска во главе с Неврюем. Страшная Неврюева рать прокатилась смерчем по владимирской земле. Андрей был разбит в битве у Переславля и бежал сначала в Новгород, а затем в Швецию. Переславль и его округа были выжжены и разграблены. Огромное количество жителей были угнаны в рабство. Пламя над восставшими городами было наглядным и жестоким уроком всем непокорным.
Александр не поддержал отчаянную попытку брата, за что получил ярлык на великое княжение и объединил под своей властью всю Северо-восточную Русь. Сегодня из-за этого князя клеймят все, кому не лень. Мол, предал брата, предал родину и пошел в услужение к монголам. Надо-де было объединяться и воевать против Орды. А еще лучше было бы с Европой объединиться, тогда была бы сегодняшняя Россия цивилизованной европейской страной, а так – азиатчина. Изломал князь светлую судьбу арийской Руси… При этом так рассуждают не только убежденные западники-либералы, но даже часть искренних патриотов. При этом некоторые доходят до прямых обвинений в том, что именно Александр навел на Русь татарское войско, чтобы их руками убрать брата и занять его трон. Бред, конечно, но некоторые верят.
Не Александр навел татар, не он обеспечил их победу, хотя, разумеется, он понимал суть и значение происходящего и делал свой выбор сознательно. Он не желал брату ни смерти, ни поражения, но раз уж так сложились обстоятельства, то Невский был готов принять под свою власть Владимир. Князь принял произошедшее как волю небес и подчинился ситуации. Он взошел на Владимирский трон, а в Новгороде оставил наместником своего сына Василия.
Должен ли был Невский поддержать брата? Если бы он был частным лицом, то, скорее всего, да. Но ведь он был правителем, ответственным за своих подданных, и жертвовать их жизнями, в заведомо проигрышной войне, Александр не имел права. Идти напролом, незамечая возможных компромиссов, это качество горячих юношей, еще не столкнувшихся с реальной жизнью. Конечно, всегда найдутся максималисты, кричащие, что «лучше захлебнуться кровью, чем жить в навозе», но, как правило, они предпочитают воевать в интернете, а не в реальной жизни.
Однако, господа – любители героической смерти, перенеситесь мысленно в то время, поставьте себя на место князя, подумайте о своих родных, женах, детях. Что их ждет при таком повороте сюжета? И только после этого сделайте выбор.
А таких кухонных революционеров-максималистов мне доводилось встречать в реальной жизни. Большинство из них лишь на словах такие решительные и смелые, а как доходит до дела, так «герои» резко меняют свои взгляды. Например, была такая ситуация. После «оранжевой революции» на Украине на государственном уровне началась тотальная украинизация и откровенная русофобия. Естественно, действия власти вызвали противодействие со стороны жителей русскоязычного юго-востока страны. Возникло несколько организаций, тем или иным путем борющихся с русофобией власти. Автору пришлось принимать участие в деятельности одной такой структуры. Был у нас один такой бритоголовый активист по имени В., который считал, что все делают все не так, занимаются говорильней, а лишь он один знает, как надо бороться с режимом. И вот на тренировках он садился у стеночки зала и тихонько (но так, чтобы все слышали) говорил: «Я хочу, чтобы организация развивалась!» Никто не обращал внимания. Тогда он повторял эту фразу громче. Потом еще раз. Наконец он обращался к руководителю организации со словами: «Почему ты не хочешь, чтобы организация развивалась?!» Прошло немного времени, и он стал собирать молодых ребят из числа актива и рассказывать им, что надо бороться, создавать бригаду, не бояться идти на конфликт с милицией и оппонентами… В общем, такой весь из себя пламенный боец-революционер, прямо Че Гевара и Эрнст Рем в одном лице, готовый все отдать ради идеи. Естественно, для молодых он выглядел куда как круче официального руководства, говорившего о необходимости соблюдения законов и мирных действиях. Закончилось все весело. К одному из лидеров организации пришли люди в штатском с обыском. Реакция нашего героя была: «Ой, это и ко мне могут прейти!». С этого момента его активность как-то поутихла. Затем наша организация провела одну интересную акцию, вызвавшую резонанс, и на следующий день В., не участвовавший в ней, примчался ко мне и с трясущимися губами потребовал вывесить на сайте официальное заявление о том, что он:
а) никогда не состоял и не тренировался в спортивном клубе организации;
б) не имеет никакого отношения к организации, не причастен к её акциям и не несет никакой ответственности за её действия.
Сейчас наш «герой-революционер» работает у коммунистов, борется за мировую революцию, зашибает деньгу, а, случайно встречая нашего лидера, делает вид, что не узнает его. Поэтому ко всем подобным радикалам, кричащим о чести и крови, я отношусь с подозрением. Особенно к тем, кто предлагает сначала свергнуть режим, устроить национальную революцию, а потом как-то все в стране наладится. Тем более, что именно в этой среде чаще всего звучат слова об арийской Руси, которую Александр Невский продал азиатским варварам.
А вообще, о подобных «героях» хорошо написал автор, известный в сети Интернет как doppel_herz . Не могу удержаться и процитирую наиболее значимые места из его статьи: «Ломать - не строить».
Читатели разочарованно уходили из моего журнала со словами «опять это завывание – лишь бы не было войны», стыдя трусливого слюнтяя, призывали взглянуть на кости предков, напоминали, сколь эффективны оказались действия чеченцев, с оружием в руках отстоявших свое право сидеть на русской шее. Я провожал их тоскливым взглядом – не потому, что боялся остаться в одиночестве, а от бессилия объяснить им свою позицию. Шансов на понимание остается все меньше, но я все-таки попытаюсь сделать это еще раз. Может, кто-то сделает паузу, посмотрит на ситуацию моими глазами, а уж потом, вновь зажмурившись, продолжит лить слезы о русском народе, призывая его геройски умереть, ибо жить на коленях западло.
Давайте же взглянем на ту счастливую жизнь, которую предлагают мои бесстрашные оппоненты. Начнем с простого – народ, возбужденный примером приморских лесных братьев, восстал и обратил свой гнев против ментов и чиновников. Не будем подробно разбирать технологии, просто примем за аксиому, что менты и чиновники вдруг исчезли – кто успел, разбежался, кто не успел – оказался на вилах, когда толпа громила здания городских администраций и милицейские участки. Сбылось то, о чем мечталось, и над Отечеством свободы просвещенной взошла она – счастливая заря. Утро наступило, короче говоря.
Начнется с того, что, выбравшись из дома, вы обнаружите толпу на автобусной остановке. Водитель маршрутки будет отбиваться от осаждающих машину пассажиров со словами: «Авария на трассе, растаскивать машины некому – куда я поеду?» Поймав частника, вы узнаете, что проезд значительно подорожал, потому что «сами видите, что делается». На работе окажется, что добрались не все, начальство конторы будет отсутствовать, потому что «кто знает, что творится, надо бабки со счета выводить, пока не гробанулось все». Побежав к банкомату, офисные хомячки, еще вчера мечтавшие о революциях в интернетах, обнаружат, что кто-то уже употребил набор слесарных инструментов, чтобы расковырять скорлупку, добравшись до вкусной начинки внутри. Немногие оставшиеся открытыми магазины будут переполнены людьми, решившими прикупить соль, спички и крупы. А вот уже деловитые люди, перешагивая через труп охранника, выносят к самосвалу какие-то коробки прямо через разбитую витрину супермаркета, недобро поглядывая на окружающих. Интересно, как в это время чувствует себя ваша семья? Надеюсь, мысли о них не омрачат вашу радость от того, что «по всей стране началось».
Нехорошо, конечно, что я с прозой жизни лезу в революционную поэзию. Скорее всего, я просто завидую ниспровергателям режима, поскольку они превосходят меня во всем, что касается управления городским хозяйством – это я не знаю, сколько муки надо завозить на хлебокомбинаты, как восстановить подстанцию, погрузившую полгорода в темноту, и что делать, если в водозаборе обнаружили холерную палочку. А им внятно все – и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений.
Разумеется, это все скучные и неинтересные вещи – главное, чтобы Россия воспряла, народ встал с колен, демография перестала ухудшаться, а миграционные потоки прекратили вымывать финансы из бюджета. Не буду пересказывать вам содержание 90% националистических и патриотических сайтов – заходите и впитывайте все это сами. Когда будете просматривать их в очередной раз, обязательно обращайте внимание на подробные экономические программы движений, чтобы понять, насколько смешны и убоги мои опасения, что с приходом к власти столь могучих умов жизнь русского народа изменится к лучшему не сразу. Кто конкретно будет решать насущные проблемы населения?
...Вот сидите вы в окопе с одной винтовкой на троих, как завещали Сванидзе и Минкин. Какой-то человек подбивает вас подняться в атаку на врага. А я говорю – надо бы, чтобы сперва саперы проходы в колючке проделали. А он - не смеют крылья темные над Родиной летать! Я ему – артиллерия должна вначале по позициям отработать, а то покрошат нас пулеметами-то. А он – вставай, страна огромная, вставай на смертный бой! Я говорю – не высовывайтесь из окопа, у врага снайперы не спят. А он мне – ты трус и слабак, рожденный ползать, а я спецназовец, мастер по растяжкам! Стоит мне продолжать эту дискуссию? Что мне еще сказать вам, чтобы вы не лезли под пулеметы, без всякой надежды нанести врагу сколь-нибудь ощутимый урон? Неужели не понятно, что к сражению надо готовиться, а не успокаивать себя бессвязными мантрами «ништо, ежели разом подымимся да навалимся, так оно-то и выйдет по-нашенски»?
… мы опять хотим всего и сразу, тянем руки к скальпелю, надеясь осчастливить страдающий русский народ бодрящим кровопусканием и целительной ампутацией. Отчего человек, призывающий женщину родить ребенка за пару месяцев, справедливо считается идиотом, а те, кто торопят революцию, воспринимаются всерьез? Мне никогда не нравилось изречение: «Результат – ничто, процесс – все». Мне важен именно результат, а не возможность покрасоваться на трибуне в кожаной куртке, чтобы закончить пламенную речь словами: «Такая моя командирская зарука!» Народ-то поднимался уже не раз. Но неподготовленные восстания угнетенных крестьян под девизом «так жить нельзя» всегда заканчивались невесело – либо поркой на конюшне, либо газом в тамбовских лесах. На мой взгляд, человек, желающий помочь своему народу, основные усилия должен направить на то, чтобы сделать его жизнь лучше, а не сосредотачиваться лишь на том, чтобы испортить существование врагу. Хотя это, разумеется, выглядит совершенно негероически.
Слишком плотно сидит в нас заветное «лучше умереть стоя, чем жить на коленях». Замечательные слова, сказанные испанской коммунисткой Долорес Ибаррури на митинге в 1936 году. Правда, война была в Испании, а митинг проходил в Париже. И в 1939 она оказалась в эмиграции. И умерла в 1989 году в возрасте 94 лет. Запишите еще одну ее фразу: «Лучше быть вдовой героя, чем женой труса». Пригодится, чтобы убедить пока еще живых парнишек стать мертвыми героями.
Я же предпочту выжить, как и мои предки, триста лет платившие дань ордынцам и сотни лет горбатившимся в крепостном ярме на франкоговорящих господ. Ваши, кстати, тоже, дорогие мои читатели, призывающие меня взглянуть на кости предков. Им было тяжело и противно, их терзало отчаяние и безысходность, над ними измывалось начальство... Но это – мой народ – выживший, несмотря ни на что, первым шагнувший в космос и победивший могучие армии. Предки не прятались от испытаний, но и не стремились погибнуть глупо и бессмысленно. Они выжили, оттого дали жизнь вам и мне. Мне кажется, что неумение и нежелание использовать этот дар – куда большее поругание памяти предков, чем мое нежелание быть шестеркой в чужих пасьянсах. Умереть не страшно. Страшно умереть, ничего не сделав. Впрочем, это лишь мое мнение, которое вам совершенно не обязательно разделять.
***
Теоретически можно, конечно, порассуждать, а был ли у нас шанс скинуть иго, если бы Александр Невский поддержал брата и Даниила Галицкого в их борьбе с Ордой? Тут первым возникает вопрос, а сумели ли бы князья объединиться, избрать единого предводителя и, самое главное, подчиниться ему. Ну, допустим, все позабыли о личных амбициях и сплотились под стягом Александра (или Даниила), что дальше? Начинать строить сплошную линию укреплений вдоль всех границ Руси? Или идти походом в степь? Поставим себя на место князя. Первый вариант отпадает сразу. Это и слишком дорого, и долго. Да к тому же любую стену можно обойти стороной.
Возможность перенести войну в степь заманчивая, но абсолютно нереальная. Допустим, русские смогли бы спуститься по Волге или Дону, разбить в первом же бою неготовых к войне кочевников, взять и сжечь Сарай и другие ордынские городки… Это было бы сложно, но вполне возможно, учитывая, что сейчас русским противостояло бы не войско всей монгольской империи, а только Батыя. К тому же атакующая сторона имеет преимущество из-за внезапности удара. Ну а дальше-то что делать?
Если Батый проиграет бой, то с остатками армии он спасется бегством на Восток. Его подданные – кочевники, так что они тоже, не мешкая, отправятся за ним. Преследовать его – значит, оторваться от своих тылов и идти по вражеской земле, подвергаясь постоянным атакам летучих отрядов из сотен конных лучников. Имея преимущество в мобильности, монголы не примут бой, пока сами этого не захотят. И ничего с этим не поделаешь. И как долго идти? Монголы могут отступать до самого Каракорума, а вот русским надо возвращаться домой. В общем, из степей придется возвращаться, и, хорошо, если удастся это сделать без потерь.
А монголы соберутся с силами и вернутся, чтобы испепелить восставшую Русь. В этот поход снова двинутся объединенные силы всей империи, и сможет ли противостоять им Русь? Лично я думаю, что нет.
В реальной истории в 1252 году монголы начали поход для завоевания Ближнего востока. По своему масштабу это было мероприятие, вполне сравнимое с походом Батыя на Запад в 1237-1242 годах. В армии, которую вел хан Хулагу, входили подразделения со всей империи, в том числе, и из Улуса Джучи.
Монголы прошлись по еще не покоренному Северному Ирану, где были владения исмаилитов – представителей одного из направлений в исламе. Впрочем, среди мусульман исмаилитов считали сектантами и опасными еретиками и при первой же возможности уничтожали. Правда, сами исмаилиты такой возможности старались не давать, первыми убивая своих противников.
В конце одиннадцатого века во главе исмаилитов стал талантливый проповедник и жестокий политик имам Хасан ибн Саббах, который превратил секту в реальную силу на Ближнем Востоке. В 1080 году он со своими сторонниками обосновался в неприступной крепости Аламут в Западной Персии. Постепенно ему покорились окрестные районы, и возникло настоящее исмаилитское государство, располагавшееся на пограничье современных Ирана, Сирии и Ливана. Для своих последователей ибн Саббах, которого стали называть Старцем горы и Великим Владыкой, был беспрекословным авторитетом, а его воля считалась божественной.
Понимая, что противостоять мощным соседним государствам в открытом бою он не сможет, Хасан ибн Саббах создал совершенно новую военную доктрину, согласно которой специально подготовленные боевики-смертники должны были убивать наиболее опасных врагов из числа сильных мира сего, тем самым деморализуя противников. Так возникла зловещая секта ассасинов. В замке Аламут была создана настоящая террористическая школа, где из фанатиков готовили профессиональных убийц.
Каждый желающий вступить в ряды ассасинов должен был пройти суровый отбор. Понятное дело, что он прежде всего должен был быть исмаилитом и последователем учения ибн Саббаха. Кроме того, всех желающих проверяли, насколько сильно они хотят вступить в ряды ордена. Претендентов заставляли по нескольку дней ждать за воротами, их не кормили и подвергали насмешкам, могли и избить. В общем, всячески провоцировали новичков встать и уйти. Лишь когда ибн Саббах убеждался, что решение пришедшего непреклонно, юношу впускали во двор. С этого момента ассасин должен был порвать все связи со своей семьей и отдать свою жизнь в руки духовного вождя. За это Старец горы обещал им вечное блаженство в раю. Чтобы показать обещанный рай, юношам давали наркотики и спящими переносили в сад, где для них устраивалась оргия с девушками, которые выдавали себя за райских дев. После ночи любви эти искусительницы объясняли парням, что те смогут вернуться к ним в рай, только если погибнут в войне с неверными. Затем смертника снова усыпляли и переносили обратно. Проснувшись, он был уверен, что побывал в раю, и был готов к смерти. Разумеется, это была не единственная уловка Старца горы. Новичков тщательно обрабатывали, внушая, что они могут попасть в райские сады, лишь приняв смерть по воле ибн Саббаха. Им рассказывали, что они родились только для выполнения этой великой цели, перед которой ничтожны все земные желания. Иногда для террористов устраивали особое представление. В полу одного из залов крепости была яма, куда садился один из ассасинов. Сверху ставилось большое медное блюдо с отверстием по центру, куда просовывалась голова спрятавшегося. Дальше было лишь дело техники. После нанесения грима со стороны казалось, что на блюде лежит отрубленная человеческая голова. В этот зал приводили новичков и ибн Саббах «с помощью магии» заставлял голову «ожить» и предсказывать будущее. Изумленные слушатели узнавали, что их ждет рай при одном условии. Читатели уже догадались каком…
В итоге ассасины начинали желать смерти и охотно шли на самоубийственные задания. Помимо промывания мозгов «мистическими откровениями», ассасинам преподавали и вполне земные дисциплины: владение ножом и саблей, стрельбу из лука, борьбу… Кроме того, ассасин должен был научиться маскироваться и часами сохранять неподвижность, ожидая жертву. Вдобавок, убийц учили иностранным языкам и актерскому мастерству.
Кроме убийц, Старец горы готовил и профессиональных разведчиков, которые должны были снабжать хозяина информацией со всего мира и обеспечивать успешность действий собственно боевиков.
Организация, созданная Ибн Саббахом, имела строгую иерархию. Низшими были рядовые боевики – фидаины. Именно они были убийцами и действовали в слепом повиновении, не задумываясь о смысле приказаний. Если фидаин проявлял себя и при этом умудрялся выжить, то его могли повысить до звания рафика. Еще выше в иерархии были даи, офицеры, через которых до рядовых доходила воля владыки. Ну и на самой вершине властной пирамиды находился он, всемогущий шейх Хасан ибн Саббах, Великий Владыка ордена ассасинов и глава исмаилитского государства Аламут.
Кстати, если для ассасинов, стоящих на низших ступенях ордена, старец выглядел истинным ревностным мусульманином, то, продвигаясь по служебной лестнице, они проходили особые посвящения. В результате им открывались новые истины, весьма далекие от учения пророка Мухаммеда. Своим приближенным Старец горы разрешал и вином побаловаться, и любые законы ислама нарушить…
Вскоре о Старце горы узнали в мире, а затем его стали бояться соседние правители. Успешные акции убийц показали, если ибн Саббах кому-либо вынесет приговор, то никакая охрана и никакие стены не помогут приговоренному избежать смерти. Стремясь обезопасить свою жизнь, владыки востока щедро одаривали Старца горы, что лишь усиливало его возможности. Многие мусульманские и христианские правители пытались покончить с ассасинами, но ни одному не удалось уничтожить этих скрытных убийц. Так продолжалось полтора века. Во время крестовых походов ассасины убивали вождей европейских армий, но затем потомки Старца горы нашли общий язык с крестоносцами и совместно боролись против султана Саладина, угрожавшего и христианам, и сектантам.
Однако, когда пришли монголы, то ни сверхподготовленные убийцы, ни крепости в неприступных горах не спасли ассасинов. Хан Хулагу штурмом взял Аламут и уничтожил секту, державшую в страхе полмира. По преданию, у ассасинов было 360 крепостей, и все они были уничтожены монголами.
Взявшись искоренить убийц, Хулагу действовал с потрясающим упорством. Там, где не удавалось добиться успеха сразу, монголы начинали правильную осаду. Так, один из монгольских отрядов осаждал крепость Гирдкух семь лет и все же взял, и разрушил её.
Покончив с исмаилитами, монгольская армия завоевала Багдадский халифат в современном Ираке и вторглась в Сирию. Разгромив всех местных противников, монголы дошли до Палестины, а их авангард появился на границе с Египтом. В этот момент умер великий хан Менгу, и основные силы победоносной армии Хулагу вернулись в Азию. Мне могут возразить, что 3 сентября 1260 года состоялась битва у Айн-Джалута, рядом с библейским Назаретом, в которой египетские мамлюки нанесли поражение монгольскому отряду. Однако к этому времени основные силы монголов уже были в Иране, и с египтянами дрался лишь вспомогательный корпус, укомплектованный в значительной мере воинами из покоренных народов и союзниками. Так что для Хулагу это был лишь малозаметный эпизод, абсолютно не повлиявший на его действия.
Впрочем, ни один из многочисленных противников монголов не сумел достичь даже таких скромных успехов, как мамлюки. Кстати, мамлюки – это рабы, которых египетские султаны покупали еще детьми и готовили к военной службе. Оторванные от дома, не имеющие родных и друзей среди египтян, они должны были быть верными слугами трона в мирное время и основной ударной силой в бою. Самое удивительное, что будущих мамлюков покупали на территории современных России и Украины – в Причерноморье и на Кавказе. Например, полководец Бейбарс, командовавший мамлюкский армией в бою против монголов, был этническим половцем, родившимся в южно-русских степях в 1223 году. Если кто забыл – то это год, когда монголы на Калке разбили русско-половецкое войско. Вполне возможно, что отец или кто-то из родни Бейбарса уже тогда дрался против азиатских захватчиков. Можно считать усмешкой судьбы этот факт: в год величайшего разгрома половцев у них родился воин, который сумеет взять реванш и стать одним из самых известных половцев за всю историю этого народа. Вскоре после победы у Айн-Джалута Бейбарс свергнет султана и сам станет править Египтом. Это время станет золотым веком и для мамлюков, и для Египта. К своим владениям Бейбарс присоединит Палестину и Сирию, откуда выбьет последних европейских крестоносцев...
***
Думаю, понятно, что в случае же, если бы Александр Невский поддержал брата и начал войну против Орды, то вместо похода на Ближний восток двухсоттысячная армия Хулагу обрушилась бы на Русь. Итог мог бы быть только один – полное уничтожение наших предков. Так что Александр Ярославич действовал единственно верным образом.
Сделаю еще одно небольшое отступление от главной темы книги, чтобы уже до конца рассказать о хане Хулагу. Этот полководец настолько укрепился на завоеванных землях, что стал самостоятельным правителем, и это вынужден был признать Великий хан в Каракоруме, которым к тому времени был Хубилай. Хулагу получил титул ильхан, принял ислам и правил до самой смерти, не оглядываясь ни на кого. Под его властью была огромная территория от Средиземного и Черного морей до Индии и от Кавказа до Персидского залива. На севере государство Хулагу граничило с Улусом Джучи (Золотой Ордой), и это было совсем не мирное пограничье. Пока был жив Батый, два монгольских улуса находились в состоянии вооруженного нейтралитета, но когда на престол в Сарае взошел Берке, началась открытая война. Первыми нанесли удар ордынцы. Тридцать тысяч всадников под командованием молодого беклярибека Ногая в 1262 году перешли Кавказский хребет через Дербент и обрушились на землю соседа. Сначала успех сопутствовал ордынцам, и они разбили передовые силы Хулагу, но затем тот собрал в кулак все свои силы и обрушился на Ногая. В ноябре того же года ордынцы были разбиты и бежали к Дербенту. Хулагу двинулся следом и спустя месяц взял Дербент. Теперь уже войска южан вторглись на земли Улуса Джучи, и ордынцы стягивали все силы, чтобы отразить удар.
13 января 1263 года на берегу реки Терек состоялась битва, в которой одни чингизиды убивали других. Если верить записям Марко Поло, в этом сражении с каждой стороны бились по триста с лишним тысяч человек. Цифра невероятная, и, скорее всего, сильно завышенная , но это говорит лишь о небывалом масштабе этой мясорубки. Помимо собственно монголов с обеих сторон дрались воины всех подвластных им народов.
Не могу тут удержаться от цитаты из «Книги о разнообразии мира » Марко Поло: «Хулагу встал ранним утром и вооружил всех своих людей. Разделил он войско на тридцать отрядов, и в каждом было по десяти тысяч всадников. К каждому отряду он приставил хорошего начальника и предводителя; и приказал своим отрядам ехать на врага. Поехали по его велению воины рысцою и приехали на полпути между двумя станами. Здесь они остановились и стали поджидать врага на битву. Берке со своей стороны, поднялся также рано со всеми своими воинами, вооружился, приготовился хорошо и умно. Разделил он войско на тридцать пять отрядов, и в каждом отряде, так же как и у Хулагу, было десять тысяч всадников, хорошие начальники и предводители. Кончил все это Берке и приказал своим отрядам ехать вперед. Славно поскакали они, да и стали в полумиле т врага. Они остановились тут, постояли немного и пустились опять на врага.
И что вам сказать? За два выстрела обе стороны остановились и поджидали отряды, что отстали. Было это самое лучшее место на равнине, и множество всадников могли там драться. Было тут шестьсот пятьдесят тысяч всадников двух самых могущественных на свете людей, Хулагу и Берке. Оба они, скажу вам, были близкие родственники , оба были императорского рода чингисханова.
Стояли оба царя невдалеке друг от друга, поджидая начала битвы и с нетерпением прислушиваясь к накару. Через немного времени с двух сторон забил накар; и как только услышали они его бой, немедля бросилась одна сторона на другую. Схватились за луки, пускали стрелы и метили ими во врага. Летают стрелы с той и другой стороны, и через немного времени воздух ими так наполнился, что и неба не было видно. Видно было, как много людей падали на землю и много коней. Не переставали они пускать стрелы до тех пор, пока стрелы были в колчане, и вся земля покрылась мертвыми и насмерть раненными. А когда израсходовали все стрелы, схватились за мечи и палицы, бегут друг на друга и раздают удары сильные. Началась битва злая и жестокая.
Жалко было смотреть. Видно было, как отсекались руки и головы. Валялись на земле мертвые кони и люди. Ни в одной битве не погибло столько, как тут. Крик и шум был такой, что грома Божьего не услышать. Скажу вам, по истинной правде, по мертвым телам приходилось ходить, вся земля ими была покрыта и от крови стала багровая. Давно уже не было битвы, где столько людей погибло бы, как тут. В дурной час началась битва для той и другой стороны. Много жен стали вдовами и много детей сиротами...»
Сражение продолжалось весь день и было одним из крупнейших в средневековой истории. В результате, никто не смог одержать решающую победу, но войска Хулагу стали отступать на свою территорию. Потери с обеих сторон были так велики, что, по преданию, хан Берке, воскликнул: «Да покарает всевышний Хулагу, погубившего монголов мечами монголов. Если бы мы действовали сообща, то мы покорили бы всю землю».
Война между Улусом Джучи и государством Хулагидов то затихая, то разгораясь шла еще долгие десятилетия, потихоньку подтачивая силы обоих государств.
***
Вскоре Александру Невскому пришлось принимать очень непопулярные меры. Новый хан Золотой орды Берке потребовал выплаты Русью регулярной дани, а для установления её размеров приказал провести на Руси перепись населения. В русские княжества отправились монгольские чиновники. Их появление вызвало повсеместное возмущение, но только в Новгороде оно привело к вооруженному бунту.
Правда, сказать, что восстал весь город, нельзя, вятшие (лучшие) люди города, бояре, аристократы, богатые купцы понимали необходимость подчинения, но основная масса горожан не хотела отрывать от своих семей ордынскую десятину. На их сторону стал собственный сын Невского, князь Василий. Они считали, что раз они с монголами еще никогда не воевали и не были разбиты, то и платить дань не должны. «Это владимирцы, рязанцы да суздальцы под игом, а мы свободные люди. Хотят монголы получить дань, пусть придут сюда, повоюем. Будут они сильнее – помиримся и заплатим», - рассуждали они. Если бы дань требовал не хан, а какой-нибудь русский князь, возможно, что такой подход был бы оправдан. Ведь раньше, во время усобиц доордынского времени даже проиграв в междоусобных воинах, города вправе были рассчитывать на более-менее гуманное отношение со стороны победителя. Ну, сошлись в поле городской полк и княжья дружина, повоевали, выявился победитель. Если князь сильнее – то город принимает его и платит, если князь проигрывает, то отказывается от прав на город. Вот и все. Но было одно «но». В этот раз требования выдвигал не связанный с мятежниками общей верой и происхождением князь, а монгольский владыка. Новгородцы не понимали, что, если перечить ему, то малой кровью тут не отделаешься, ведь монголы уничтожали поголовно все непокорные города. Если быть точными, то сдавшийся сразу город, как правило, щадили; если город начинал сопротивление, но потом сдавался, то казнили его руководство, а город грабили. Ну а если город оказывал ожесточенное сопротивление и его приходилось брать штурмом, то уничтожали или уводили в рабство всех жителей. Но новгородцы этого знать не хотели. В результате начался бунт и полилась кровь. Первым погиб от рук черни посадник Михалко, бывший сторонником компромисса.
Князь Александр оказался в сложной ситуации. Если не покарать смутьянов, если оставить мятеж без внимания, то ордынцы сами начнут наводить порядок. И при этом начнут с Владимирской Руси. Поэтому он с татарскими послами и сильной дружиной двинулся на мятежный Новгород. Вступив в город, он действовал жестко и решительно. Своего сына он сместил и отослал на юг, а зачинщиков мятежа арестовал и репрессировал: некоторым приказал отрезать носы, некоторых ослепил.
Жестоко!? Ну, это смотря с чем сравнивать… По крайней мере опасность полномасштабной войны была устранена. Перепись населения Руси шла два года и была завершена к 1259 году .
В своих отношениях с Ордой Александр Ярославич вовсе не был безропотным исполнителем ханской воли. Начал он с малого – с выкупа русских пленных и рабов. Следующим шагом стало создание русского представительства в ханской ставке. Официально это была структура православной церкви, Сарайская епархия, первым предстоятелем которой стал епископ Митрофан. Границы новой епархии простирались от Волги до Днепра и от Кавказа до верховьев Дона. Благодаря этому, не только угнанные татарами в полон русичи могли получить помощь и утешение, но и устанавливался постоянный канал связи между Владимиром и Сараем. Подворье епископа стало представительством Руси в Золотой Орде, а его деятельность выходила далеко за церковные рамки. Благодаря этому, а также регулярно посылаемым ханам подаркам князь Александр мог добиваться нужных Руси решений. Так, например, ему удалось уговорить хана Берке не посылать русские войска на войну с Ираном.
Улаживая отношения с Ордой, Невский не забывал и о делах на западных границах.
В 1253 немцы попытались захватить Псков, сожгли посад, но сам город взять не смогли, понеся большие потери под его стенами. На выручку псковичам двинулись новгородцы и карелы. Не приняв бой, ливонцы сняли осаду и поспешно отступили. Однако это им не помогло. Русичи двинулись в Ливонию и, по словам летописца, «положили пусту немецкую волость, карелы также ей много зла наделали». В результате между Новгородом и Ливонским орденом был заключен новый мирный договор, выгодный русской стороне.
В 1256 году шведы снова попытались укрепиться в Прибалтике и совершили поход в Северную Эстляндию, где начали восстанавливать крепость Нарву. В ответ зимой 1256-1257 годов князь Александр с владимирской дружиной и новгородцами выступил в поход. Узнав об этом, шведы оставили свои позиции и вернулись домой. Русское же войско двинулось в поход сначала на Копорье, а потом на земли признавших шведскую власть племен еми в современной Финляндии. По словам летописца, «И пошел со своими полками князь и с новгородцами; и был зол путь, потому что не видали ни дня, ни ночи; и много шестников погибло, а новгородцев бог сберег. И прейдя на землю емскую, одних перебили, а других пленили; и вернулись новгородцы с князем Александром все здоровые».
В 1261 году Александр Невский заключает союзный договор с литовским правителем Миндовгом о совместных действиях в Прибалтике, а на следующий год русские и литовские полки совместно вторглись в Ливонию, и осадили, правда, безрезультатно, Дерпт. Союз между Невским и Миндовгом коренным образом менял расклад сил в Северо-восточной Европе. Если бы он продлился немного дольше, то с католической активностью в этом регионе было бы покончено. Однако в следующем году погиб Миндовг, а затем скоропостижно скончался князь Александр Невский...
Князь Александр Ярославич Невский отошел в мир иной 14 ноября 1263 года в Городце на Волге. Перед смертью он постригся в монахи под именем Алексея. Митрополит Киевский и Всея Руси Кирилл, узнав о произошедшем, воскликнул: «Дети мои, знайте, что уже зашло солнце земли Суздальской!» Он тут же выехал за телом князя и с большим почетом перевез его в стольный город Владимир. «Люди же толпились, стремясь прикоснуться к святому телу его на честном одре. Стояли же вопль, и стон, и плач, каких никогда не было», - отметил автор Повести о житии Александра Невского. Похоронен князь был во Владимире и, по легенде, во время похорон произошло чудо: когда священник хотел вложить ему в руку духовную грамоту, мертвая рука разжалась и Александр сам взял грамоту. Современники увидели в этом особую милость Господа к почившему правителю.
«Господи милостивый, дай, ему увидеть твое лицо в будущий век, так как много он потрудился для Новгорода и всей земли Русской», - записал новгородский летописец, подводя итог многолетней жизни князя.
***
Кроме уважения потомков за свои политические и военные заслуги, князь Александр еще почитается и Православной церковью как святой. При этом он занимает совершенно особое место среди канонизированных правителей Руси, потому что стяжал святость не обращением к истинной вере язычников, как Владимир Великий, не мученической смертью, как Николай Второй, а своей военно-политической деятельностью. Почитание Александра Невского как святого началось вскоре после его смерти, а официально он был канонизирован Русской православной церковью в 1547 году. В 1723 году по приказу императора Петра Великого мощи князя были привезены в Шлиссельбург, а в следующем году торжественно перенесены в Петербург. Так Александр Невский стал небесным покровителем города на Неве.
О роли и значении князя Александра Ярославича Невского для Руси сегодня много спорят. С подачи английского писателя-русиста Джона Феннела некоторые авторы обвиняют князя в том, что он якобы предал свою страну и способствовал установлению монгольского ига, из-за чего Россия превратилась в деспотию. Ну, а дальше, понятно, Александр отверг европейские ценности и ввел азиатчину, а из нее выросла страшная Россия-«Тюрьма народов». Из Англии оно, конечно, виднее… Только вот критики эта версия не выдерживает.
Тот, кто повторяет эти рассуждения, должен сначала понять ситуацию, в которой действовал князь. А она была следующей: страна полностью разорена, справиться с монголами вооруженным путем нет никакой возможности. Оставалось только договариваться и откупаться, чтобы сохранить жизни своим соплеменникам. И князь с этой задачей справился блестяще.
Он действовал, как и подобает настоящему правителю, жертвовал серебром, чтобы спасти людей; не льстил народу; часто принимал и доводил до конца верные, но непопулярные решения; не шел на поводу у критиков ради дешевой популярности… Именно поэтому его и ценили и современники, и потомки. Его роль хорошо понимали и при царях, и в империи, и в СССР.
Когда древняя Русь разлетелась на куски, и на её осколках предстояло сделать выбор, как жить дальше, каждый выбирал свой путь. Невский свой выбор сделал и с этого князя начался для нашего народа новый исторический период. Именно с этого момента начинается формирование России как особой цивилизации, лежащей между Западом и Востоком. И это Александр Невский заложил основу политики, которая со временем превратит Русь из конгломерата вечно воюющих между собой княжеств в единую державу, которая раскинется на одну шестую часть суши.
Его современник, князь Даниил Галицкий, сделал свой выбор в пользу Западной цивилизации. Как показала история, он ошибся. Вскоре Галицко-Волынское княжество сошло с европейской арены и со временем превратилось в третьеразрядную провинцию Польши.
Свой выбор сделал и брат Невского, князь Андрей. Вот уж истинный «герой сопротивления», он с имевшимися силами не побоялся кинуться в войну с Ордой. Поступил, конечно, храбро но ни себе, ни родине этой авантюрой князь не помог. Его сподвижники полегли под татарскими мечами, а он сам вынужден был бежать из родной земли. Как оказалось, выбор Андрея был ошибочным.
Некоторые критики князя любят подчеркнуть, что все битвы, выигранные Невским, были далеко не эпическими побоищами. Да, сражения на Неве и Чудском озере не были самыми масштабными в средневековье, однако, значение битвы определяется не количеством отрубленных голов, а результатом. А результат был таков, что раз обжегшись, и Тевтонский орден, и шведы предпочитали в дальнейшем с Новгородом договариваться и решать проблемы за столом переговоров.
***
Чему мы, современные люди двадцать первого века, можем да и должны научиться у князя Александра, так это терпению и смирению. По этому поводу хорошо сказал историк Артемий Ермаков : «Смирение как победа – вот чему нас учит Александр Невский. Человек вроде бы не видит своей победы. Он получает только поношение от близких, которые разделяют его унижение, не понимая смысла и видя один только срам. Далекие потомки, наоборот, почти не в силах оценить, чем заработано их великое наследие. В данном случае столь длительное народное почитание благоверного князя Александра обусловлено чутьем и верой народа в то, что не сама собой пережила Россия татарское иго и расширилась на восток, не сама собой присоединилась Сибирь. У всего есть первопричина и перводвигатель, свои герои и свои святые».
Так что князь Александр – это, действительно, имя России.
Глава 22. Раковор. Кровь на снегу
После смерти Александра Невского роль лидера северо-западных земель в их противостоянии с литовцами и крестоносцами перешла к князю Довмонту Псковскому. Он несколько раз совершал удачные походы со своей дружиной, иногда к нему присоединялись новгородцы и никогда не оставались в накладе. Вообще же на псковских и новгородских границах кровь в то время лилась не то чтобы обильно, но почти не переставая. То наши предки ходили «в гости» к соседям, то они приходили пограбить, а пограничные схватки небольших отрядов удальцов никто и не считал.
Наконец в конце 1267 году в Новгороде возник замысел нанести по окопавшимся в Прибалтике европейцам грандиозный удар, который бы надолго обеспечил преимущество русских на берегах Финского залива и отбил бы желание крестоносцев покушаться на новгородскую торговлю на Балтике.
Целью были выбраны датские владения на месте современной Эстонии с центром в городе Раковор (он же Раквере, он же Везенбург). Чтобы удар получился действительно сокрушительным, новгородцы пригласили себе на помощь не только соседа Довмонта, но и Великого князя Владимирского Ярослава Ярославича. Тот сам не пошел, но зато послал в Новгород своих сыновей Святослава и Михаила и племянника Дмитрия Александровича Переяславского. Вместе с князьями на север пошли и дружины со всего Великого княжества Владимирского . Главенство в походе было у князя Дмитрия Переяславского, во-первых, как у старшего, а во-вторых, как у полководца, уже знакомого с театром боевых действий. Ведь с 1259 по 1264 годы он княжил в Новгороде, а в 1262 году во время очередной войны с Орденом, взял штурмом город Дерпт. Кстати, князь Дмитрий Переяславский был сыном не кого-нибудь, а самого Александра Невского, так что борьба с крестоносцами для него была семейным делом.
Зимой 1267-68 годов в Новгороде собралось воистину общерусское войско, в котором соединились новгородцы, псковичи, переяславцы, владимирцы, тверичи, смоляне, полотчане, суздальцы, ладожане и ижорцы… Мастера спешно строили камнеметы и прочие осадные машины, чтобы проламывать крепостные стены.
Одновременно новгородцы вели активную дипломатическую работу в Прибалтике, сея рознь между датчанами и немцами. В результате, еще до начала похода в Новгород прибыли посольства от Ордена и Рижского архиепископства. После непродолжительных переговоров немцы пообещали не оказывать помощь Раковору, а новгородцы – не атаковать немецкие территории. Ответное русское посольство отправилось в Ригу, где ливонский магистр Отто фон Лютерберг фон Роденштейн скрепил договор крестным целованием. Правда датчане, поняв, что пахнет жареным, тоже начали искать союзников. Их посланцы прибыли к ливонцам после новгородцев и стали уговаривать не бросать их на произвол судьбы. Они апеллировали к общности веры, давним связям, пугали, что русские не остановятся на одних датчанах, соблазняли славой и выгодой от войны с Новгородом…
Датчане указывали, что русские собрали для удара все свои силы, а значит, если в бою католики выиграют, то Псков и Новгород окажутся совершенно беззащитными. «А если все крестоносцы объединятся, то победа неизбежна», – убеждали они. Рыцари могут заранее выбрать удобное место для боя, а кроме того, новгородцы не ждут удара от ливонцев, а значит будет эффект внезапности. Рыцари долго спорили, и наконец сторонники войны взяли верх. Епископ объявил, что клятва, данная некатоликам, может быть нарушена, если это пойдет на пользу христовой вере. Комтур Конрад фон Целле возразил, что русские своих клятв никогда не нарушали, а значит, и рыцари не должны. Но его не послушали…
Русская армия, численность которой историки оценивают в диапазоне от шестнадцати до тридцати тысяч человек, начала поход 23 января, а 18 февраля 1268 года встретилась с врагом у Раковора на берегах реки Кеголь. Объединенное войско крестоносцев возглавлял магистр Отто фон Роденштейн, еще недавно клявшийся новгородцам, что он не возьмется за оружие. Под его знаменами было около двадцати пяти тысяч немцев и датчан.
Центр русского войска состоял из новгородцев, на правом фланге были дружины князей Довмонта, Дмитрия Александровича и Святослава Ярославича, а на левом – Михаила Ярославича .
Немцы начали бой конной атакой в центре. Новгородцы понесли страшные потери. «Было страшное побоище, какого не видали ни отцы, ни деды. И сотворилось зло большое: убили посадника Михаила и Твердислава Чермного, Микифора Редитина, Твердислава Моисеевича, Михаила Кривцовевича, Ивача, Бориса Ильдетинича, брата его Лазаря, Ратшю, Василия Воиборзовича, Осипа, Жирослава Дорогомиловича, Парамона Подвоиского, Полюда и много добрых бояр, а черных людей бесчисленно...», - сокрушался новгородский летописец, перечисляя павших аристократов. Наш центр стал отступать, но на правом фланге Дмитрий Александрович разбил врага и кинулся спасать погибающих новгородцев. Ливонская Рифмованная хроника отдает дань его мужеству:
«Король Дмитрий был героем:
С пятью тысячами русских избранных
Воинов предпринял он наступление.
Когда другие войска его отступили».
Крестоносцы не выдержали удара во фланг и стали отступать. По версии русского летописца, они в беспорядке бежали, а русские убили столько беглецов, что «кони не могли ступать по трупам». Среди погибших оказался и дерптский епископ Александр.
Наступал вечер, и в это время на поле боя появился новый немецкий отряд, который под шумок налетел на новгородский обоз и захватил его. Русские не стали атаковать нового врага, чтобы в темноте не перебить своих, а ночью немцы сами отступили.
Русское войско три дня простояло «на костях», отдыхая после страшной сечи и собирая своих павших, чтобы отвезти их домой. Потери были такие тяжелые, что штурмовать Раковор новгородцы не стали. Зато Довмонт Псковский со своими воинами огнем и мечом прошелся по Ливонии, мстя немцам за нарушение клятвы.
Раковор оказался хоть и тяжелой, но славной победой. После этой битвы датчане отказывались от претензий на Нарову и прилегающие земли.
Ливонцы продолжили войну и совершили налет на Псковское княжество, сожгли несколько сел, но на обратном пути их догнал и разгромил князь Довмонт. В следующем году Орден попытался взять реванш и двинулся на Псков. Десять дней немцы держали Псков в осаде, но как только к городу подошли новгородцы, крестоносцы отступили. После чего был заключен мир на русских условиях. По количеству участников и ожесточенности битва под Раковором превосходит Ледовое побоище, однако из-за больших потерь с русской стороны в памяти потомков она не стала таким символом триумфа, как битва на Чудском озере. Зато это сражение стало серьезной вехой в отношениях Северной Руси и прибалтийских католиков. Отныне стало ясно, что ни одна сторона не имеет решительного преимущества и война обойдется себе дороже. Новгородцы убедились, что отбить Прибалтику у крестоносцев не удастся даже при поддержке почти всей Руси, а потому больше таких масштабных походов не организовывали. Крестоносцы же (и Орден, и датчане) убедились, что с Русью лучше не воевать, так как риск неоправданно высок, и основные усилия направили на Юг, в Литву и Пруссию. Наступило время мира, благодаря которому Новгород все активнее начал включаться в выгодную торговлю с городами Ганзейского союза, чего собственно и добивались новгородские купцы-олигархи, воюя за выход к Балтике.
Глава 23. Ногай – полудержавный властелин
В 1266 году не оставив потомков скончался грозный хан Берке, и правителем Золотой Орды был избран внук Батыя, хан Менгу-Тимур (Мункэ-Тимур). Собравшиеся на курултай ордынские вельможи отдали ему предпочтение, хотя было еще два серьезных претендента: брат нового хана Туда-Менгу и правнук Батыя беклярибек Ногай. Причем последний был одним из лучших полководцев Улуса Джучи, обладал собственной многочисленной армией и на роль правителя подходил гораздо больше Менгу-Тимура, однако, повезло не ему.
Впрочем, при новом хане Ногай не чувствовал себя обиженным. Он был сильнейшим и одним из богатейших вельмож в улусе, ему и его орде (ядром которой было монгольское племя мангкыты ) для кочевий была выделена западная часть государства от Дуная до Днестра, а его влияние распространялось на все причерноморские степи. О значимости Ногая может свидетельствовать такой факт: византийский император Михаил VIII Палеолог выдал за него свою дочь Евфросинию. Правда, и Византия уже была не та. В 1204 году европейские крестоносцы взяли штурмом Константинополь, свергли императора и разделили между собой владения империи. Уцелевшие представители византийской элиты обосновались в городе Никее в Малой Азии и начали полувековую борьбу за освобождение страны. Лишь в 1261 году грекам во главе с императором Михаилом VIII Палеологом удалось отвоевать Константинополь. С этого момента формально Византийская (Восточная Римская) империя была восстановлена, хотя и была лишь бледной тенью прежней великой державы. Ее владения ограничивались частью Балкан и западом Малой Азии, а сил хватало, лишь чтобы сдерживать агрессивных соседей: турок на востоке и католиков на западе. Так что Византии был просто необходим мир с монголами, чьи владения подошли вплотную к границам империи и в Малой Азии, и на Балканах.
При следующем хане Туда-Менгу влияние Ногая настолько возросло, что он превратился в реального правителя государства, а когда следующий хан Улуса Джучи Тула-Буг проиграет войну с Ираном и потеряет популярность среди своих подданных, беклярибек совершит государственный переворот. Однако сам он на трон не сядет, а возведет туда юного сына Менгу-Тимура хана Тохту, от имени которого и будет править.
Сначала для Ногая все будет хорошо: хан официально передаст ему в управление Крым и во всем будет советоваться с ним. Фактически орда Ногая превратится в независимое государство, но спустя несколько лет хан Тохта повзрослеет, получит опыт, найдет сторонников и бросит вызов своему опекуну.
Ну а пока Ногай был достаточно силен, чтобы активно вмешиваться в дела соседних народов, даже не прибегая к помощи ханских войск. Так, в 1293 году армия его орды совершила поход в Сербию и заставила её короля Милутина Уроша II признать себя вассалом Ногая.
Однако Тохта вовсе не желал оставаться марионеткой и активно укреплял свою власть, пока наконец не решился на открытое противостояние. Поводом стал переход нескольких полководцев, поссорившихся с Тохтой, на службу к Ногаю, который их не только принял, но и богато одарил. Хан воспринял это как личное оскорбление и потребовал объяснений, угрожая войной. Старик Ногай уклоняться от вызова не стал и ответил так: «Наши кони жаждут, и мы хотим позволить им напиться из Дона». Это было объявление войны, и Тохта сразу повел армию на врага, но в первом же бою был разбит. Победители гнали хана аж до Дона, тем самым выполнив угрозу Ногая. Однако добивать разбитого противника беклярибек не стал, тем самым допустив непоправимую ошибку.
Спустя два года, в 1299 году, собрав новую армию на востоке, Тохта вернулся. В этот раз удача будет на его стороне, и в решающей битве, которая произойдет у реки Кагамлык на территории современной Полтавской области Украины, Ногай будет разбит и погибнет.
Причем со смертью полководца связан интересный момент, записанный в летописи Рукнеддина Бейбарса: «Настиг его русский из войска Токты; он (Ногай) сообщил ему, кто он такой, и сказал ему: «Не убивай меня, я Ногай, а отведи меня к Токте; мне нужно с ним сойтись и переговорить с ним». Но русский не поддался его словам, а тотчас же отрубил ему голову, принес ее к царю Токте и сказал: «Вот голова Ногая». Тот спросил его: «Что же надоумило тебя, что это Ногай?» Воин ответил: «Он сам мне поведал об этом и просил меня не убивать его, но я не послушался его и кинулся на него». Токта вознегодовал на это сильным гневом и отдал приказание казнить русского. Он был убит за то, что умертвил такого великого по сану человека, а не представил его султану. Он (Токта) сказал: «Правосудие требует смерти его, чтобы не явился снова кто-нибудь, который бы сделал подобное этому» .
Из этого можно сделать предположение, что и у ордынцев простолюдин не имел права убивать представителя знати даже в бою. Тем более, что на тот момент Ногай был старшим из потомков Батыя и мог рассчитывать на почетную, с точки зрения монголов, казнь без пролития крови.
Когда Ногай погиб, его орда потеряла свое значение и откочевала к Каспию. Однако спустя много лет монгольский клан мангкыты, к которому принадлежал Ногай, возьмет себе его имя в качестве самоназвания. Так возникнет Ногайская орда, потомками которой сегодня являются ногайцы, живущие в Дагестане.
Глава 24 Рождение Литвы
Если на рубеже двенадцатого – тринадцатого столетий на мировую арену буквально ворвались монголы, то в тринадцатом веке на историческую арену выходит еще один народ, которому было предназначено сыграть весомую роль в судьбе Руси. Это была группа балтских племен, которые русские летописцы именовали общим названием Литва.
Хотя первые люди появились тут еще двенадцать тысяч лет назад, а в античное время отсюда в Рим вывозили янтарь, до десятого века нашей эры этот край оставался малоизвестной и неразвитой окраиной цивилизации. Сравнительно бедная и холодная земля до поры до времени мало интересовала наиболее развитые народы Европы. Благодаря этому балтские племена избежали внешних войн, которые могли бы быть для них фатальными, но из-за этого же до десятого века от рождества Христова предки литовцев продолжали жить если не в совсем первобытном состоянии, то уж при общинно-родовом строе точно. В общем, прогресс в этом регионе даже не начинался. Да и с чего бы литовцам пришлось резко развиваться? Архаичный уклад обеспечивал определенный уровень жизни, а о возможности большего никто и не задумывался. До ближайших центров цивилизации, таких как Польша, Русь или славянские княжества южной Прибалтики, где можно было бы узнать о новинках науки и техники, были многие километры пути по лесам...
В общем, жили люди в своем медвежьем углу, молились родовым божкам и не представляли о том, что существует иная жизнь. С запада с литовцами граничили родственные им пруссы и ятвяги, за владениями которых начинались земли славянских народностей поморян и мазовшан. С юго-востока Литву окружали русские княжества, а с севера – другие балтские племена: жемайты (жмудь), земгалы, курши…
Однако в конце двенадцатого века ситуация резко поменялась. Германская экспансия на Восток достигла Прибалтики. Начался контакт с цивилизацией. Впрочем, для многих аборигенов лучше бы было, если бы он не начался. Первыми под раздачу попали прусы, по которым огнем и мечом прошлись крестоносцы из тевтонского ордена, и эсты с латгалами, которых начали завоевывать меченосцы. Земли прибалтийских язычников оказались в стальных клещах католических военно-монашеских орденов. Закаленные ветераны, прошедшие горнило крестовых походов в Палестине, спаянные железной дисциплиной, вооруженные лучшим оружием своего времени, играючи громили племенные ополчения местных племен. У аборигенов был небольшой выбор или стать рабами, или за несколько десятилетий догнать врага по уровню развития.
При этом литовцам повезло больше чем остальным: их соседи приняли на себя первый, самый страшный удар. Тевтонцы увязли в прусской земле, меченосцы обломали зубы о жемайтов. Это позволило литовцам выиграть немного времени и подготовиться.
С конца XII века началось усиление литовского княжества, которое постепенно прирастало землями различных родов и племен. Зимой 1183–1184 годов литовцы в первый раз напали на русские земли. Особых успехов тогда они не достигли, но с этого времени Литва все активнее пытается проводить свою политику. Вскоре регулярные набеги литовских отрядов станут настоящей головной болью для Пскова, Новгорода, Полоцка и даже для Волыни.
В первой половине тринадцатого века один из племенных вождей-кунигасов по имени Миндовг сумел объединить вокруг себя всех соплеменников, уничтожить конкурентов и создать мощное княжество, которым правил единовластно. Кстати, существует легенда, записанная в средневековых хрониках, что начало литовскому народу положили переселенцы из Римской империи, которые бежали то ли от репрессий при Нероне, то ли от нашествия Аттилы. Вел переселенцев князь Палемон, от которого произошла династия литовских правителей, к которой принадлежал и Миндовг. Легенда, конечно, вымысел, и появилась она в более поздние времена, когда Великое княжество Литовское уже было грозным соперником Руси и нуждалось в сакрализации княжеской власти.
В битве 1236 года при Шауляе, ставшей последней для Ордена меченосцев, Миндовг не участвовал, хотя вместе с жемайтами там сражались и литовцы. Зато Миндовг успел немного повоевать с Волынским княжеством и присоединить к своим владениям русские города Слоним, Волковыск и Новогрудок, который сделал своей столицей. После этого кунигас принял решение креститься по католическому обряду, что и совершил в 1251 году. За это Римский Папа Иннокентий IV признал Миндовга католическим королем, а его посланцы короновали литовца и его жену. Для Литвы это была большая дипломатическая победа, так как с этого момента Тевтонский орден лишался оснований для начала войны с литовцами. В обмен Миндовг должен был признать право Ливонского ордена на Жемайтию.
Формально жемайты были независимы от Миндовга и имели собственного князя, но этнически они практически не отличались от подданных Миндовга и на основании этого он претендовал и на эту землю.
Так что у жемайтов, воевавших с ливонцами, появилась новая проблема. С одной стороны явные враги-крестоносцы, с другой - Миндовг, выжидающий случая прибрать к рукам их землю. Хотя, стремясь ослабить немцев, литовский правитель оказывал негласную поддержку соседям в их войне.
В 1260 году тевтонские рыцари начали очередную военную кампанию, целью которой было окончательно решить жмудский вопрос и, завоевав эту землю, объединить прусские и ливонские владения Ордена, тем самым создав единое германское государство.
Жемайты не стали дожидаться, пока им принесут демокра… (Кхм, извиняюсь, католичество) и европейские ценности и, собрав все силы, двинулись навстречу врагу. Два войска встретились 13 июля у озера Дурба. В рядах католиков, помимо орденских рыцарей, были немногочисленные подразделения союзников (шведов и датчан), светские рыцари европейских стран и покорённые местные жители: прусы, курши и эсты.
Всего орденская армия насчитывала около трех тысяч человек. Им противостояло около четырех тысяч жемайтов под руководством князя Тройната (Треняты). По идее язычников должно было ждать поражение, но у них был припрятан в рукаве козырный туз. Да еще какой! Едва начался бой, как курши и эсты дружно ударили в спину своим немецким господам. Вскоре все было кончено, армия Тевтонского ордена просто перестала существовать. Развивать успех и продолжать войну жемайты не стали, рассудив: «Свое отстояли и хорошо!».
Тем более, что у тевтонцев начались серьезные проблемы, ведь едва почувствовав, что орден ослаб, казалось бы окончательно замиренные, прусы попытались сбросить немецкую власть и подняли общее восстание. Оставшиеся в меньшинстве немцы укрылись в своих замках, которые тут же были окружены и взяты в осаду. Взять штурмом главные центры ордена – крепости Кенигсберг, Эльбинг, Бальга, Мемельбург, Крейцбург и Бартенштайн – повстанцы не могли, но тех крестоносцев, кто не успел спрятаться за стенами, перебили. Для Ордена возникла угроза вообще потерять все, завоеванное за предыдущие годы. Однако немцы довольно быстро оправились от неудач и перешли к активным действиям. Во-первых, из Германии прибыли новые отряды воинов. Один из них, прибывший из Бранденбурга под началом Вильгельма IV фон Юлиха и графа Энгельберта, в январе 1262 разбил пруссов и снял осаду с Кенигсберга, которая к тому моменту длилась уже полтора года. Затем в ряде локальных столкновений немцы потрепали разрозненные отряды повстанцев. Кровопролитие продолжалось, но за несколько следующих лет немцы вернули себе все утраченное. Правда, окончательно подавили сопротивление прусов только спустя пятнадцать лет после начала восстания.
Узнав о поражении немцев при Дурбе, Миндовг отрекся от католичества и начал войну против Тевтонского ордена, попутно присоединяя к своим владениям и соседние земли. Одновременно он заключил антинемецкий союз с Александром Невским. Если бы этот союз продлился чуть дольше, то история пошла бы иным путем, но как мы уже упоминали, на пути к власти Миндовг не церемонился с конкурентами, и как результат против него возник заговор, во главе которого стали обиженные им князья Тройнат, Товтивил и Довмонт.
Заговорщикам удалось убить Миндовга и двух его младших сыновей, но старший сын старого кунигаса Войшелк спасся и, собрав армию, отомстил за отца. Князья Тройнат и Товтивил погибли, а Довмонт бежал в Псков.
Кстати, если остальными заговорщиками двигали политические мотивы, то у Довмонта была личная причина отомстить Миндовгу, ведь тот ни много ни мало, а отобрал у Довмонта жену. Причём законную. Случилось это так: жена князя Миндовга заболела и, почувствовав приближение смерти, взяла с мужа обещание, что он женится на ее сестре. Тот пообещал и, овдовев, обещание свое сдержал. Правда, был при этом маленький нюанс: сестра уже была замужем за князем Довмонтом, но это не остановило Миндовга. Открыто сопротивляться грозному владыке Довмонт не смог, но обиду не простил и при первой же возможности нанес ответный удар.
Правда, как мы уже говорили, сын Миндовга сумел расправиться с заговорщиками, и Довмонту с остатками дружины пришлось спасаться бегством в Псков. Там он принял православие, взяв при крещении имя Тимофей, и был с почетом принят горожанами. А вскоре псковское вече избрало беглеца своим князем.
У такого выбора псковичей было две причины. Во-первых, Довмонт был хорошим воином и привел с собой дружину, что для города, жившего под постоянной угрозой нападения со стороны Ливонского ордена и Литвы, было крайне важно. Ну а во-вторых, он был чужаком, а значит, вынужден был считаться с мнением псковского боярства и во внутреннюю политику города не лезть. Ну и, в третьих, князю-изгою больше некуда было податься, а значит за свою новую родину он будет биться до последнего.
Нужно признать, что Псков не прогадал, вручив свою судьбу Довмонту-Тимофею. Уже в тот же год он дважды сводил своих новых подданных походом на Литву, и каждый раз ему сопутствовал успех и доставалась богатая добыча. Благодаря этому, князь стал популярен не только в Пскове, но и в Новгороде. Когда Великий князь Ярослав Ярославич, брат покойного Александра Невского, захотел сместить Довмонта и заменить его своим наместником, новгородцы отказались ему помогать в этом. Так что пришлось Великому князю признать право Довмонта на Псков.
Больше тридцати лет правил Довмонт княжеством, защищая его в бесконечных войнах против немцев и литовцев, при этом умудряясь выходить победителем из сражений с гораздо более сильными армиями. Своей славной жизнью князь заслужил любовь псковичей, а после смерти князя его меч стал реликвией и символом города. Он был вы¬ставлен в Троицком соборе над могилой Довмонта, и все последующие князья, вступая на трон, опоясывались им. В пятнадцатом веке изображение Довмонта с обнаженным мечом чеканилось на псковских монетах, а в шестнадцатом веке князь Тимофей-Довмонт был канонизирован православной церковью.
***
Несмотря на смерть Миндовга, Литва продолжала усиливаться. Новые князья Войшелк и сменившие его Шварн и Тройден (Трайден) продолжали политику первого великого князя. Они активно укрепляли единовластие, давили сепаратизм мелких князьков и вели войны по всему периметру своих границ. Военные походы совершались ежегодно и имели две цели: захватить побольше добычи и расширить влияние Литвы на соседние земли. Сила литовских князей привлекала в страну переселенцев-язычников из Пруссии и других областей Прибалтики, которые бежали от немецкой оккупации.
Тройден, получивший прозвище Хищный, был у власти более десяти лет и проявил себя талантливым полководцем. При этом он воевал со всеми своими соседями, и гораздо чаще соседние земли видели вторжение литовских войск, чем враг мог прорваться вглубь владений Тройдена. Несколько раз войска под его руководством наносили чувствительные поражения ливонцам, русским и полякам. При нем территория Литвы значительно выросла, а её влияние распространилось на приграничные княжества Руси.
В 1282 году этот удачливый воин нашел свою смерть, но не в честном бою, а под ударами двух наемных убийц. История сохранила их имена: Гирдзела и Стуманд, но кто «заказал» князя, так никто и не узнал. Одни говорили, что это была месть Пролюша, одного из мелких князей, изгнанных Тройденом из Литвы. По другой версии, руку к этому преступлению приложил родной брат покойного, князь Довмонт Утенский и Полоцкий. А может, и вообще с Хищным князем расправился кто-то иной, не вошедший в исторические анналы...
Как бы там ни было, на ставший вакантным престол владыки Литвы сел Довмонт. Правил он недолго и неудачно. Сначала он попытался напасть на Русь, но был разгромлен объединенными в одну армию дружинами Тверского и Московского княжеств. Затем Рымант (сын покойного Тройдена) обвинил Довмонта в убийстве отца и поднял против него мятеж.
Был ли действительно виновен Довмонт или вина была на Полюше, неизвестно, но первый был тут, сидел на троне брата, а Полюш принял католичество и жил во владениях Тевтонского ордена. Так что Рымант предпочел поверить в виновность дяди, с которым можно было расправиться немедленно. Довмонт погиб, а затем в течение десятилетия в Литве сменилось несколько князей, ничем особо себя не проявивших.
Новый взлет Литвы начинается со вступления на трон князя Витеня в 1295 году. Подобно своим предшественникам, этот правитель почти все время проводил в войнах. Литовско-тевтонская граница в это время превратилась в поле непрекращающейся битвы. И если во внешних походах Витеню частенько доставалось, то любые попытки Ордена вторгнуться в Литву он пресекал жестко и уверенно.
Больших успехов князь добился на дипломатическом поприще. Пользуясь разногласиями между властями города Риги и руководством тевтонского ордена, Витень сумел заключить союзный договор с рижанами, благодаря которому Литва начала активно торговать с европейскими странами и закрепилась в бассейне реки Даугавы. Через рижский порт в Литву пошел поток новых технологий, усиливавших литовцев. Кроме того при Витене в состав Литвы вошел первый крупный русский город – Полоцк. Причем все произошло довольно мирно, на основании договора, который гарантировал сохранение в городе местных законов и судопроизводства. Погибшему от удара молнии князю Витеню в 1326 году наследовал Гедимин, который приходился ему то ли братом, то ли сыном.
Княжескую корону Гедимин водрузил на свою голову уже будучи в зрелом возрасте. И к власти он пришел не одиночкой: трое из его сыновей уже были достаточно взрослыми, чтобы активно помогать отцу. Естественно, что все они заняли ключевые посты в государстве и вся власть над Литвой оказалась сосредоточенной в руках одной семьи. В своей политике Гедимин не изобрел ничего принципиально нового: продолжалась непрекращающаяся война с тевтонцами на западе и присоединялись мелкие русские княжества на Востоке. Без сопротивления под руку Гедимина перешли Гродно и Брест, Витебск и Минск, Туров и Пинск, а также и другие города.
При этом зачастую древние русские города присоединялись к державе Гедимина благодаря династическим бракам, благо, что детей у князя хватало, чтобы породниться со всеми соседями. Так сын Гедимина Ольгерд взял в жены витебскую княжну Марью Ярославну и стал витебским князем и при этом вассалом Литвы. Но там, где уговорами и лаской не получалось, Гедимин действовал силой. Так он почти десятилетие вел упорную борьбу с Галицко-волынским княжеством, пока наконец в 1320 году его армия не захватила город Владимир-Волынский. Правнуки Даниила Галицкого, князья Лев и Андрей, приложили все силы, чтобы остановить литовское нашествие, но потерпели неудачу и погибли.
Галицко-Волынское княжество от этого удара уже не оправилось. Сын князя Льва, Владимир, смог удержаться на троне существенно уменьшившегося княжества всего два года, и в 1323 году был свергнут Мазовецким князем Болеславом Пястом. Так завершилась история династии Романовичей , а вместе с ней и русского Галицко-волынского княжества. Князь Болеслав принял православие под именем Юрия и принялся укреплять своё новое владение. Он заключил союз с Тевтонским Орденом и сумел отвоевать часть Галицких земель. Однако, когда он попытался ограничить влияние могучих боярских родов и усилить княжескую власть, те предприняли ответные меры и отравили его.
Юрий-Болеслав был не только представителем польского королевского рода Пястов по отцу, но еще и по матери он приходился праправнуком Даниила Галицкого, а женат был на дочери Гедимина. Поэтому, как только его похоронили, польский король Казимир III Великий и литовский князь Любарт Гедиминович одновременно объявили себя наследниками покойного и выдвинули свои претензии на опустевший трон. Мнением местного населения, избравшего себе князем одного из местных бояр, ни один из претендентов даже не поинтересовался.
Началась война между поляками и литовцами, затем в неё на стороне поляков вмешалось Венгерское королевство, а на стороне Литвы – татары. Затем чехи и тевтонцы оказывали помощь Казимиру, а Великий князь Владимирский и Московский Симеон Гордый – литовцам. В общем, на много лет эта земля превратилась в поле боя. Война, то затухая, то разгораясь, шла с переменным успехом, и в конце концов к Польше отошла Галиция с городами Львов и Галич, Подляшье, южные земли Подолья и часть Волыни с городами Белзом и Холмом. Литве досталась оставшаяся Волынь с городами Владимиром и Луцком, а также часть Подолья.
***
Но вернемся к Гедимину. Его интересы на Руси не ограничивались одной Волынью. В 1321 году он начал масштабный поход на юг, главной целью которого был древний Киев. Еще не оправившаяся от монгольского погрома южная Русь была не в состоянии отразить этот удар, но местные князья решили сопротивляться. Пока литовцы штурмовали города Овруч и Житомир, южнорусские князья сумели собрать последние силы и двинуться навстречу завоевателю. Против Гедимина шли дружины князей Станислава Киевского, Олега Переяславского, Романа Брянского и Льва Луцкого.
Две армии встретились на берегах реки Ирпень около Киева. Разоренная междоусобицами двенадцатого века и походом Батыя южная Русь просто не могла выставить равного по численности и качеству войска. По сути, со стороны киевлян этот бой был лишь отчаянной, буквально самоубийственной попыткой переломить ход истории. Как и следовало ожидать, победа досталась литовцам, которые устроили настоящую резню, в которой сложили свои головы почти все русские воины.
«И был бой и сеча великая, и помог бог великому князю Гедимину, побил всех князей русских наголову и все войско их побитое на месте осталось, и князя Льва Луцкого и князя Олега Переяславского убил, а Станислав Киевский и Роман Брянский с небольшим отрядом убежали в Брянск», - записано в Хронике Быховца.
После битвы армия Гедимина взяла Белгород и двинулась на Киев. Город, потерявший на берегах Ирпени своих защитников, был осажден и спустя месяц сдался на милость победителя. Одновременно перед литовцами открыли свои ворота Путивль, Вышгород и Канев. По своему значению для нашего народа битва на Ирпени была даже более страшной, чем Калка. Полный разгром русского войска привел к тому, что на века южная Русь оказалась под литовской властью.
Киевское княжество было присоединено к Литве и управлялось наместниками-вассалами великого князя литовского. Первым таким наместником стал литовский удельный князь Миндовг Ольшанский, а затем Киевом правили князья из рода Гедимина. В пятнадцатом веке Киевское княжество было официально упразднено, а его земли стали простой литовской провинцией. Другие русские княжества ждала та же судьба. Полоцкое княжество с 1392 года стало управляться наместниками, а в 1401 году было ликвидировано Черниговское княжество. Таким образом западные и южные княжества Руси потеряли свою государственность и оказались в составе чужих государств. С этого периода Русское государство – это исключительно княжества Северо-Востока, из которых постепенно самым сильным станет Московское, которое со временем и объединит все русские земли снова.
При Гедимине границы литовского государства настолько расширились, что собственно Литва, коренная земля литовцев, окажется островом в огромном море русских территорий. Сегодня никто не сможет сказать, сколько среди подданных Гедимина было этнических славян, а сколько прибалтов, но есть версия, что русских было как минимум не меньше, чем литовцев. К тому же культура этого государства была по сути русской, а наиболее распространенным языком был опять-таки русский (или старорусский, если хотите). Суд в княжестве вершился по «Русской правде», составленной еще Ярославом Мудрым и его сыновьями. Себя же Гедимин в письмах титуловал «Rex Litvinorum ruthenorumque», что можно перевести как «Великий князь литовский и русский» либо «Король литовский и русский».
Соответственно у многих авторов возникает желание объявить Великое княжество литовское русско-литовским государством, а то и вообще обозвать его древнебелорусским. Однако это не совсем так. Государство Гедимина и его потомков было по своей сути империей, где литовцы составляли имперский этнос, а русские были на положении колонии, из которой выкачивались средства для содержания великого князя. Несмотря на доминирование русской речи и культуры, несмотря на сохранение собственности многих русских княжеских и боярских родов, для наших предков это было чужое государство. Кстати, после Батыева погрома вся Русь платила дань Золотой Орде, и Киев не был исключением. После его завоеванием Гедимином, киевские наместники все равно должны были платить ордынским ханам. Так что с местного населения в этот момент драли сразу две шкуры: для татар и дли Литвы. Чтобы обеспечить себе мир с Золотой Ордой, Гедимин помимо дани с русских княжеств, находившихся под его управлением, посылал в Сарай посольства с богатыми дарами. Благодаря этому между Литвой и татарами отношения были в основном мирными. Благо, Гедимин прекрасно понимал: если платить регулярно, то и опасаться ударов с юга не стоит. Вот поэтому и он, и его наследники платили татарам. При этом ордынскую дань в Великом княжестве литовском собирал Великий князь и его наместники. И от этого серебряного ручейка они имели свой процент, точь-в-точь как московские князья на русском северо-востоке. По мере того, как слабела Орда, литовцы все больше оставляли себе, пока не перестали платить вовсе в 1362 году после битвы на Синих водах, о которой мы еще поговорим. Поэтому тот, кто считает литовских князей освободителями западной Руси от татар, ошибается. Не освободителями они были, а завоевателями.
И мне очень сложно понять, что движет современными авторами, восхваляющими Великое княжество Литовское и одновременно хающими Россию. А ведь книги с таким содержанием на полках магазинов появляются регулярно. Если не ошибаюсь, почин этому направлению «исторической» мысли положила книга «Россия, которой не было 2», написанная Александром Бушковым и Андреем Буровским. И если первый соавтор является писателем-фантастом , которому простительно писать имеющие мало общего с действительностью тексты, то Андрей Буровский вроде бы даже профессиональный ученый, профессор и доктор наук. Соответственно, читатели вправе были бы ожидать добротного исторического исследования, разбавленного художественной прозой. Вместо этого добрую треть книги занимает зашкаливающее за всякие рамки приличий восхваление литовских князей, которые изображаются прямо таки ангелами во плоти, а противостоят им кровавые азиаты-московиты, которые наделены всеми отрицательными чертами, которые авторы только знают. Прямо таки толкиеновское противостояние эльфов и орков. При этом авторы умудрились наделать столько ошибок, что с научной точки зрения книга не выдерживает никакой критики. Но зато переиздается и расходится благодаря яркой обложке и завлекательной аннотации.
***
Укрепляя свою власть, Гедимин активно строил по всей Литве новые замки и крепости, многие из которых со временем превратились в города. Среди прочих он основал Вильно, современный Вильнюс, куда перенес свою ставку.
По легенде, после удачной охоты на тура на берегах реки Вилии Гедимин заснул и увидел вещий сон. В Летописи Быховца это событие описано так: «…поехал князь великий Гедимин на охоту из Трок за четыре мили, и нашел гору красивую над рекою Вильно, на которой встретил зверя большого, тура, и убил его на той горе, которую и сейчас зовут Турова гора. И было очень поздно ехать в Троки, и стал он в долине Свинторога, где первых великих князей сжигали, и там заночевал. И приснился ему там сон, что на горе, которую звали Кривая, а сейчас Лысая, стоит большой железный волк, и в нем ревет, как будто сто волков выло. И очнувшись от сна своего, он сказал волхву своему по имени Лиздейко, который был найден в орлином гнезде, и был тот Лиздейко у князя Гедимина волхвом и наивысшим языческим попом: «Видел я сон удивительный»; и сказал ему все, что во сне видел. А тот волхв Лиздейко сказал государю: «Князь великий, железный волк означает, что будет здесь столичный город, а что у него внутри ревет, то слава о нем разнесется на весь мир». И князь великий Гедимин завтра же, не уезжая, послал за людьми и заложил замок, один на Свинтороге, Нижний, а другой — на Кривой горе, которую теперь зовут Лысой, и дал имя тем городам Вильно. И построив города, перенес свою столицу из Трок в Вильно». Кстати, обратите внимание, Гедимин, как и большинство его соплеменников, оставался язычником до самой своей смерти, которая наступила в 1341 году. А вот пять из семи его сыновей приняли христианство.
Умирая, Гедимин оставил наследникам одно из сильнейших государств Восточной Европы. В это же время главным соперником Литвы на Востоке стало усиливающееся Московское княжество. Гедимин понимал угрозу со стороны Москвы и поэтому уверенно и последовательно вел антимосковскую политику, которую затем продолжили его потомки. Однако, несмотря на это, в девятнадцатом веке его скульптурный портрет был помещен на новгородском монументе «Тысячелетие России».
Со временем многочисленные потомки Гедимина (Гедиминовичи) вошли в ряды российской знати. Например, к этому литовскому правителю восходили такие княжеские роды как Голицыны, Хованские, Трубецкие, Куракины, Бельские, Мстиславские. Другие его потомки стали основателями польских родов: Вишневецких, Збаражских, Чарторыйских, Орыцких, Воронецких, Кориатовичей-Курцевичей и Сангушко… Кроме того, потомки Гедимина побывали на королевских тронах Польши, Венгрии и Чехии, а в Московском царстве считались вторыми по знатности, уступая только Рюриковичам.
Память об этом правителе в Литве сохранилась до наших дней, а одним из символов Вильнюса является Башня Гедимина, расположенная на крутом холме над городом. Это единственная более-менее уцелевшая (и очень сильно реставрированная) часть древней крепости литовских князей, а потому – наиболее популярный туристический объект города. Несмотря на название, Замковая гора – это всего лишь поросший травой и деревьями холм, высотой примерно с десятиэтажный дом. Однако у него очень крутые склоны, так что взобраться на него сложно, а уж штурмовать холм в тяжелых доспехах да еще под огнем защитников, должно быть, вообще – дело на грани возможного. Сейчас для туристов сделали фуникулер, который всего за три лита и полминуты доставляет всех желающих наверх.
Примыкая к башне, по вершине холма идут невысокие остатки крепостных стен, толщиной примерно в руку взрослого человека, а местами и толще. Крупные серые камни неправильной формы скреплены раствором. Сама башня Гедимина сложена из кирпича с вкраплением булыжников и кажется очень приземистой, несмотря на то, что в высоту она достигает двадцати метров.
На трех этажах башни сейчас находится музей, а на верхней открытой площадке установлен флагшток с государственным флагом, который виден издалека. О том, что башня многое пережила на своем веку, можно понять, посмотрев на её стены. Несмотря на старания реставраторов, очень заметны заложенные кирпичом проломы, которые отличаются по цвету от более старой кладки.
Впрочем хотя это место считается символом страны, музей в башне Гедимина на самом деле очень бедненький по количеству и качеству экспонатов.
***
Еще при жизни Гедимин дал каждому из своих сыновей какую-либо часть своей земли в управление, а потому после его смерти государство находилось под угрозой распада на отдельные уделы. Однако в 1345 году двое наиболее влиятельных сыновей покойного князя, Ольгерд и Кейстут, смогли договориться о совместных действиях. Общими усилиями они подчинили остальную родню, объявили Ольгерда Великим князем и стали совместно править княжеством. При этом Кейстут был фактически независимым правителем северо-западной части Литвы со столицей в Троках, а Ольгерд контролировал остальные земли со столицей в Вильно.
После такого разделения «сфер влияния» каждый из братьев сосредоточился на своих задачах. Кейстут защищал коренные земли Литвы от крестоносцев, а Ольгерд занимался дальнейшей экспансией на русские земли.
Кстати, Ольгерд, будучи сыном русской княжны, дважды брал себе в жены русских девушек, так что его дети по крови были на три четверти русскими. Сам он принял православие под именем Александра и считался покровителем русских подданных. В результате военных походов этот князь подчинил себе Брянскую, Северскую, Черниговскую и Подольскую земли, что сделало его одним из наиболее влиятельных правителей Руси. Кроме того, он установил тесные союзные отношения с Тверским и Смоленским княжествами, пытался влиять на политику Пскова и Новгорода… В общем, он все больше и больше превращался в типичного русского князя.
Его соправитель Кейстут до конца жизни был язычником и в жены взял языческую жрицу. Согласно хронике Быховца, случилось это так: «Когда Кейстут правил в Троках и в Жемайтии, услышал он о девушке из Паланги по имени Бирута, которая по языческому обычаю обещала своим богам сохранить девственность и сама числилась у людей богиней. И приехал сам князь Кейстут, и понравилась великому князю девушка, так как была очень красивая и умная, и просил ее, чтобы она стала его женой, но она не соглашалась и отказала ему: «Я жена своих богов и обещала сохранить девственность до самой смерти». И князь Кейстут взял ее силой из того города и привез ее с большим почетом в свою столицу в Троки, и, пригласив братьев своих, устроил большую свадьбу со своими братьями, и сделал ту Бируту своею женою». Твердое соблюдение веры предков и постоянная защита родной земли от внешних врагов принесли этому князю любовь и преданность литовцев.
Столь разные по образу жизни братья-князья словно воплощали в себе качества русской и литовской частей государства, вместе составляя одно целое.
***
Более сотни лет в Восточной Европе господствовала Золотая орда, основанная сначала как провинция великой монгольской империи, а затем как самостоятельное государство. Ни в Европе, ни в Азии не было силы, способной бросить вызов ордынским ханам. Ни одна армия не могла сравниться с воинами этой державы. Но нет ничего вечного под луною. В середине четырнадцатого века величественное здание Улуса Джучи заколебалось, хотя и не внешний враг был причиной этого. Удар пришелся оттуда, откуда его не ждали. В 1357 году царевич Бердибек совершил страшный поступок: убил собственного отца, хана Джанибека. Вступив после этого на престол, он первым делом приказал казнить всех своих братьев, чтобы никто не мог оспорить его власть. Однако это не помогло отцеубийце. Всего спустя два года он был убит новыми заговорщиками. С его смертью прервалась династия, которую основал непобедимый Батый, а Золотая орда пошла вразнос. Ненадолго власть захватил Кульпа, но пробыл он ханом меньше года, после чего был свергнут и убит. Началась анархия, во время которой правители отдельных земель и племен, полководцы и просто авантюристы пытались урвать себе кусок пожирнее. Одни пытались захватить верховную власть, другие объявляли себя независимыми правителями… В кровавом водовороте гражданской войны сошлись эмиры и ханы, которые вели за собой части некогда единой армии. На два десятилетия государство практически исчезло.
Этим счастливым случаем воспользовался князь Ольгерд. В 1363 году он со своими войсками двинулся на юг. На реке Синие Воды в современной Кировоградской области Украины он громит войска трех местных ханов и присоединяет к своим владениям огромный кусок земли: от левого берега Днестра на западе до Днепра на востоке и Черного моря на юге. Разбитые татары откочевали в Крым. Сегодня очень часто эту, действительно славную, победу Ольгерда называют победой над Золотой ордой, однако, это вовсе не так. Будь в это время на золотоордынском троне сильный хан, Ольгерду такая дерзость не сошла бы с рук, но тогда наказать литовского князя было просто некому. Лучшие татарские полководцы в это время воевали гораздо восточнее и отвлекаться от борьбы за власть ради удержания далекой окраины никто не собирался. Ну а вскоре у Ольгерда нашелся могущественный союзник среди самих татар.
Крымский наместник, а по совместительству зять и сподвижник убитого хана Бердибека по имени Мамай, после гибели своего покровителя решился начать собственную игру. Будучи хорошим полководцем и опираясь на жителей причерноморских степей, он постепенно взял под свой контроль земли от Днепра до Волги. Затем он попытался объединить под своей властью всю Золотую орду. Не являясь чингизидом, Мамай был вынужден действовать от имени одного из потомков Чингисхана – хана Абдулы. Однако, кандидатуру этого хана не поддержали правители восточных регионов Орды, и началась война Мамая с конкурентами. Периодически он захватывал золотоордынскую столицу, город Сарай на Волге, но каждый раз его оттуда выбивали новые враги. Естественно, что воюя на Востоке, Мамай был заинтересован в спокойствии у себя в тылу. Поэтому он признал права князя Ольгерда на все захваченные им земли, а вдобавок еще и независимость Литовского княжества от Орды в обмен на военный союз. Так юридически были закреплены итоги битвы на Синих Водах.
Обезопасив свои южные границы договором с Мамаем, Ольгерд активно включился в борьбу Москвы и Твери на стороне последней.
Осенью 1368 года объединенная армия Ольгерда и Кейстута внезапно двинулась на восток. Наступление литовцев было столь стремительно, что юный московский правитель, князь Дмитрий Иванович, тогда еще не Донской, не успел мобилизовать свои силы. Немногочисленный московский сторожевой полк попытался остановить нашествие, но 21 ноября был уничтожен в битве на реке Тросна. Не встречая больше организованного сопротивления, литовцы дошли до Москвы, но взять Кремль не смогли. Три дня Ольгерд разорял окрестности нашей столицы, но, узнав об очередном вторжении в литовские земли крестоносцев, был вынужден спешно возвращаться на родину.
С этого момента началось жестокое многовековое противостояние Москвы и Литвы. При этом более столетия именно Литва выступала атакующей стороной, а Московское княжество оборонялось, изредка переходя в контрнаступление. Еще дважды, в 1370 и 1372 годах, Ольгерд совершит походы на Москву, но так и не сможет взять города. Более того, в 1372 году Дмитрий сумеет собрать армию и в поле у Любецка встретит врага. Несколько дней две армии будут стоять друг напротив друга, но литовцы так и не решатся атаковать. В результате, между Ольгердом и Дмитрием Ивановичем будет заключен договор, по которому Литва обязалась не вмешиваться в Московско-Тверские отношения. Так что это была пусть и маленькая, но победа Москвы.
В 1377 году Ольгерд скончается и снова возникнет вопрос о правителе Литвы. По идее наследовать должен был брат покойного Кейстут. Он и так уже правил половиной страны и был самым влиятельным в Литве, и если бы он решил объявить себя верховным правителем, ему никто не смог бы противостоять. Однако старый воин предпочел признать Великим князем Литовским одного из сыновей Ольгерда – князя Ягайло (Йогайла, Ягелло), который не замедлил вступить на трон отца. Кейстут же за собой сохранил все то, что имел раньше.
Впрочем, признать Ягайло своим сюзереном согласились не все дети Ольгерда. Так, князь полоцкий Андрей Ольгердович попытался бросить вызов брату, но со своими сторонниками был вынужден бежать. Приют он нашел в Москве и впоследствии храбро сражался на Куликовом поле.
Несмотря на подчинение Полоцка, власть Ягайло в Литве была весьма шаткой. Его не признавали Великим князем в Брянске и Смоленске, на Волыни, Подолье и Северщине, где правили его братья-ольгердовичи. В 1380 году литовский князь попытался усилить свои позиции участием в победоносной войне, которая принесла бы ему славу и добычу. Для этого он заключил антимосковский союз с Мамаем и двинулся на восток, но, узнав о результатах Куликовской битвы, отступил.
Понимая всю шаткость своего положения на троне, Ягайло ищет себе союзников вне Литвы. В том же году он заключает договор с Тевтонским орденом, по которому обязывается не помогать своему дяде Кейстуту в войне с крестоносцами. Взамен Орден пообещал сохранять нейтралитет во время междоусобной борьбы Ягайла против братьев. Вскоре войска Ордена вторглись в ту часть Литвы, которая принадлежала Кейстуту и устроили там тотальный погром. Ягайло безучастно наблюдал за происходящим и не послал в помощь соплеменникам ни одного воина.
Как только немцы отступили, Кейстут бросился с преданными воинами к племяннику и тут узнал об измене. Согласно Хронике Быховца, это произошло так: «Князь же великий Кейстут, собрав свои силы, примчался в город Вильно и захватил великого князя Ягайла с братиею и с матерью, и грамоты те нашел, договоры с немцами. И послал гонца к сыну своему князю великому Витовту в Дорогичин, сообщая ему, какие произошли события. Гонец тот нашел великого князя Витовта в Гродно, он уже приехал в Гродно из Дорогичина; и князь великий Витовт за один день примчался из Гродно к отцу своему, великому князю Кейстуту. Он же сыну своему, великому князю Витовту, сказал: «Ты мне не верил, а вот те грамоты, которые писались против нас, но боги нас остерегли. Но я великому князю Ягайлу ничего не сделал, не тронул ни его казны, ни стад, а сам он у меня в неволе находится только под небольшим караулом. А отчину его, Витебск и Крево, и все города его, которые были у отца его, то все ему даю, и ни во что не вступаюсь, а сделал я это, оберегая свою голову, узнав, что на меня замышляют зло». И князь великий Ягайло очень обрадовался приезду великого князя Витовта, и присягнул великий князь Ягайло отцу своему великому князю Кейстуту, что никогда не будет его противником и всегда будет поступать по его воле. И князь великий Кейстут отпустил его с матерью, и с братьями, и со всею казною...» Эх, просчитался старый воин Кейстут, поверив в клятвы вероломного родственника. Вскоре Ягайло обманом захватил в плен своего дядю и его сына Витовта.
Витовт сумел бежать, а вот Кейстуту не повезло - 15 августа 1382 года его он погиб в Кревском замке, где содержался как пленник. По одной версии он совершил самоубийство, по другой – был задушен. Тело старого князя было торжественно сожжено в Вильне по языческому обряду.
Между Ягайло и Витовтом началась полномасштабная гражданская война, в которую оказались вовлечены литовцы, русские, немцы и поляки. В конце концов Ягайло и Витовт разделили Литву между собой, а вскоре Ягайло вообще покинул свою страну, перебравшись в Польшу, где стал ни много ни мало королем.
Случилось это из-за того, что со смертью Казимира Великого в 1370 году пресеклась мужская линия династии Пястов, правившая Польшей еще с десятого века. Новым королем стал венгерский король Людовик, бывший по матери Пястом, однако, и он не имел сыновей, которые могли бы занять польский трон. В итоге, после его смерти трон заняла его одиннадцатилетняя дочь Ядвига, которую короновали в Кракове в 1384 году. Однако все понимали, что стране нужен был сильный правитель, способный мечом отстоять государственные границы, а при возможности и расширить их.
Поэтому польские вельможи стали подыскивать своей госпоже достойного мужа, а себе – предводителя и защитника. Их выбор остановился на князе соседней Литвы, и спустя два года состоялась свадьба. Разумеется ни о каких чувствах между супругами говорить не приходится, брак был исключительно политическим, но кого это волновало? Тем более, что юная супруга с самого детства отличалась повышенным благочестием и больше напоминала монахиню, а не светскую даму. Для нее главным аргументом в пользу Ягайло была возможность привести к истинной вере языческую Литву. После свадьбы королева не изменила образ жизни. Она много молилась, щедро помогала бедным, жертвовала огромные суммы на благотворительность. Еще при жизни её считали блаженной, а в двадцатом веке – канонизировали. Для князя Ягайло перспектива занять польский трон была столь заманчивой, что он женился не раздумывая. Перед венчанием он принял католичество и взял имя Владислав Второй Ягелло. Королева Ядвига умерла молодой, а Ягайло продолжил править, взял себе новую жену и основал династию, правившую Польшей до 1572 года.
Владислав Ягелло одновременно правил Великим княжеством Литовским и Королевством Польским, однако два государства не сливались, оставаясь независимыми. Вскоре князь Витовт полностью подчинит Литву (с входящими в ее состав русскими княжествами) себе и будет проводить независимую политику. Правда, вскоре Витовт формально признает верховную власть Ягайлы и принесет ему присягу, а тот в ответ утвердит за Витовтом право на пожизненное владение Литвой. По договору после смерти Витовта его владения должны были отойти к Ягайло или его наследникам. Благодаря этому между Польшей и Литвой отношения нормализовались и во время «Великой войны» с Тевтонским орденом войска Витовта и Ягелло совместно громили крестоносцев под Грюнвальдом. Этим были заложены основы для последующего объединения Польши и Литвы в одно государство, которое состоялось, правда спустя полтора века. При этом возникшая страна будет чуть ли не наполовину состоять из захваченных в разное время русских земель.
Глава 25. Русь после Александра
После смерти Александра Невского великим князем Владимирским стал его брат Ярослав Ярославич Тверской. Как и у многих князей, у него было два имени: мирское Ярослав и крестильное Афанасий. До того как занять великокняжеский престол Ярослав уже успел дважды побыть Новгородским князем, вмешаться в борьбу Александра Невского и Андрея Ярославича на стороне последнего и основать новое княжество - Тверское. До 1247 года Тверь находилась в составе Переяславль-Залесского княжества, а затем, при разделе имущества скончавшегося Великого князя Ярослава Всеволодовича, этот город отошел к Ярославу-Афанасию.
Как Великий князь Ярослав-Афанасий ничем себя особо не проявил. Разве что тем, что своевольные новгородцы попытались диктовать ему свои условия. Впрочем, сначала они воспользовались помощью князя для заключения выгодного мира с немцами и только после этого попытались сбросить княжескую власть. В 1270 году новгородцы подняли мятеж в городе, убили нескольких сторонников Великого князя, их имущество, как водится разграбили. Увидев такую неблагодарность, Ярослав отказался быть новгородским князем. После этого новгородцы пригласили на княжение Димитрия Александровича Переяславского однако тот спутал им все карты заявив: «Не хочу взять стола перед дядею». Сила Новгорода была в том, что изгнав одного князя, он всегда мог выбрать себе князя-защитника из числа остальных Рюриковичей. Как правило, князья охотно соглашались на предложение богатого города и ради правления в нем легко шли на ссоры с родней. Но сейчас из-за отказа Дмитрия Новгород оказывался беззащитным. А оскорбленный Ярослав тем временем собирал войско, чтобы отомстить за смерть своих сторонников. Наконец они нашли князя, готового вступиться за них – это был брат великого князя, Василий Ярославич Костромской, который вмешался не столько из-за желания защитить Новгород, сколько боясь дополнительного усиления своего брата. В результате долгих переговоров было решено, что новгородцы признают своим князем Ярослава, а он не карает их за мятеж.
Зато на тверском престоле князь сделал немало для развития этого города. При нем тут была основана епископская кафедра, что сразу же усиливало положение Тверского княжества, так как на тот момент из Северо-восточных княжеств только Ростов имел собственного епископа. Кроме того, став центром княжества, Тверь начинает стремительно богатеть из-за выгодного положения на волжском торговом пути, связывающем Каспий с Балтикой . С севера Тверское княжество граничило с землями Великого Новгорода; с запада – со Смоленским княжеством; с юга и востока – с Московским и Суздальским княжествами. Первый тверской князь Ярослав-Афанасий Ярославич стал основателем династии тверских правителей, правившей до конца пятнадцатого века. При Ярославе и его сыновьях был заложен фундамент, который позволит Твери в следующем, четырнадцатом веке на некоторое время стать одним из сильнейших княжеств на Руси.
В 1276 году Ярослав скончался, и его на великокняжеском троне сменил брат Василий, который властвовал всего четыре года, после чего отошел в вечность.
***
В тринадцатом веке в политической жизни на Руси произошли большие изменения. Как помнят читатели, изначально вся Русь была собственностью всего рода Рюриковичей, и по мере продвижения по старшинству внутри рода князья получали в управление более престижные княжества. Однако со временем род Рюриковичей раздробился на отдельные роды, каждый из которых утвердился на конкретной земле. Теперь тут править могли только члены этой семьи. Например, в Черниговском княжестве правили только Ольговичи, в Полоцком – Изяславичи, в Галицком – только Ростиславичи и так далее. Знаковым событием стал Любечский съезд князей, на котором было решено, что каждый из князей (глав новых родов) может править самостоятельно на земле, доставшейся ему от отца – «каждый да держит отчину свою». Некоторое время внутри этих новых родов сохранялось прежнее право – весь род владел всей землей, а глава рода считался главой семьи и носил титул Великого князя.
Однако постепенно начался переход от родовой собственности на землю к личной. Князьям больше не хотелось по воле главы рода все бросать и нестись на новое место, они предпочитали иметь личное княжество, которое у них бы никто не мог отобрать, а они могли бы оставить его своим детям. Из временных управляющих князья постепенно превращались в хозяев. Этот процесс начался на Северо-востоке Руси еще в домонгольское время. Первым, кто сознательно изменил старый порядок и из отца своей родни попытался стать господином и самодержцем, был Андрей Боголюбский. Разница между отцом, учитывающим желания своих детей и советующимся с ними, и господином отдающим приказания понятна всем. Андрей Боголюбский попытался подчинить себе родичей и заставить их быть не союзниками, способными в любой момент изменить, а подчиненными. Тогда его не поняли, но со временем большинство князей пришло к той же мысли. Пришло время изменить родовые отношения между князьями на государственные и тем самым избежать вечной борьбы между старшими и младшими князьями в роду. Одновременно нужно было изменить и порядок наследования так, чтобы князю наследовал не брат, как было раньше, а сын.
Всё это постепенно происходит в тринадцатом веке. Если раньше княжество не делилось, а оставалось общей собственностью рода, то теперь, умирая, князь делил свое княжество между детьми на личные владения. Те начинают между собой борьбу, и со временем один из его детей подчиняет себе всех остальных. Монгольское нашествие лишь ускорило этот процесс.
Кстати, о монгольском иге. Русь не была включена в состав Улуса Джучи, как это случилось с Булгарией или Хорезмом, а стала зависимым, вассальным государством, обязанным выплачивать дань и не проводить собственную внешнюю политику. Суть вассалитета была в следующем: Великий князь Владимирский был лично зависим от хана, удельные князья зависели от Великого князя, бояре зависели от удельных князей. Собственно такое положение был нормой для этого времени и в Европе, и в Азии, однако был один существенный нюанс. Отношения Руси и Улуса Джучи никогда не были официально оформлены. Ни после похода Батыя, ни при следующих ханах между русскими князьями и ордынскими ханам не было заключено ни одного договора, разъясняющего права сторон. Русь была в этих отношениях практически бесправной и полностью зависимой от воли хана. Даже размер дани никогда не был зафиксирован и мог меняться в зависимости от изменения ситуации.
За все два с половиной века ига между князьями и ханами не было ни одного письменного договора или соглашения. Все вопросы решались устно при встрече хана с князем. В качестве гарантии покорности князей они должны были оставлять в орде заложников: своих детей или младших братьев. Кроме того, периодически князья должны были лично приезжать к хану, который не давал никаких гарантий безопасности своим «гостям». Зачастую такие визиты кончались для князей плачевно – потерей княжества, а то и жизни. При этом хан как сюзерен Руси не нес никаких обязательств перед русскими и мог делать все, что считал нужным .
В результате этого, по мнению В.В. Похлебкина, «представления о нормах права — как международного, так и государственного, а тем более личного — на несколько столетий были совершенно исключены из системы мышления русского народа. Его систематически приучали, воспитывали в обстановке последовательного, целеустремленного бесправия.
Таким образом, юридические, правовые нормы, вошедшие через римское право в обиход средневековых европейских государств, не только не имели никаких корней в России, но и не смогли привиться и позднее, когда средневековье окончилось в Европе, а в России исчезло монголо-татарское иго. Для правовых норм любого характера в России просто не оказалось почвы, ибо любые юридические, правовые, фиксированные отношения были фактически дискредитированы как чужие и чуждые русским условиям самим двухсотлетним опытом их полного отсутствия при ордынском иге. Таков был один из важнейших исторических результатов господства Орды над Русью».
***
Со смертью Василия Ярославича ушел в мир иной последний из братьев Александра Невского и на первый план вышли его сыновья. Всего у Невского было четыре сына: Василий князь Новгородский, Дмитрий князь Переяславский, Андрей князь Городецкий и Даниил Московский. Старший из них скончался еще в 1271 году, и с 1276 года Великим князем Владимирским по праву старшинства стал Дмитрий Переяславский. Как и его предшественникам, ему первым делом пришлось заняться новгородским вопросом. До того как стать Великим князем, Дмитрий уже дважды правил в Новгороде, а еще один раз новгородцы его звали, но он отказался, так что он хорошо знал эту вольницу.
В 1277 году Дмитрий Александрович с дружиной прибыл в Новгород и был признан там князем. С этого момента он был князем в трех княжествах: Великом Владимирском, Новгородском и Переяславском, что автоматически делало его сильнейшим среди князей. В следующем году Дмитрий в качестве новгородского правителя ходил походом на восставшую корелу, которую усмирил и заставил снова платить дань Новгороду.
Затем он построил крепость Копорье на берегу Финского залива, которая должна была служить защитой Новгорода при нападении со стороны Швеции и Ливонского ордена, однако новгородцы усмотрели в её создании еще одну цель – установление контроля Великого князя над этой территорией. В результате новгородцы подняли очередной мятеж и уничтожили крепость. Князь Дмитрий в ответ собрал дружину и двинулся наводить конституционный порядок на подведомственной территории.
Вообще же отношения Новгорода и князей всегда были не простыми. Логика Великих князей была простой: «Мы Новгород защищаем, кровь за него проливаем, а городские купцы новгородцы в это время на торговле жируют да еще дань с окрестных земель дерут немалую! Господа-богатеи, надо делиться сверхдоходами со своими защитниками!» Новгородцы же с нажитым добром расставаться особо не спешили, предпочитая платить князьям поменьше, а требовать с них побольше. Разумеется, при опасности, новгородцы расщедривались, платили князьям, чтобы те пришли с дружиной и защитили от Литвы, немцев или иных ворогов, но едва внешняя опасность миновала, нровгородская знать снова начинала считать каждую копейку и «урезала» плату князю, а то и вовсе изгоняла его. Князьям такое положение дел по понятным причинам не нравилось и они при каждом удобном случае пытались прижать новгородские вольности и взять город под свой полный контроль. Дмитрий Александрович тут был не исключением.
Однако противостоянием Великого князя с новгородцами поспешил воспользоваться его брат Андрей Городецкий, который поднял мятеж и объявил себя Великим князем. Возможно, им двигала не только жажда власти, но и страх, что усилившийся Дмитрий захочет подчинить еще и Городецкое княжество. Понимая, что своих сил для захвата власти не хватает, князь с богатыми подарками отправляется в Орду к хану Менгу-Тимуру просить ярлык на великое княжение. Там у князя были боевые товарищи, которые его поддержали, и в результате Андрей был назначен Великим князем Владимирским.
Дело вот в чем: незадолго до этого аланы (ясы) попытались воспользоваться противостоянием Улуса Джучи и Улуса Хулагу, благо, граница этих двух государств шла по Кавказу, и сбросить ордынскую власть со своей шеи . Хан Менгу-Тимур такого не стерпел и в 1277 году начал поход против непокорных. Вместе с ним отправились и некоторые русские князья со своими дружинами. Монгольско-русское войско, как и следовало ожидать, прошлось катком по Алании, захватило её столицу Дадекау (Дедяков в наших летописях) и утопило восстание в крови. «И приступиша Рускии князи ко Ясскому городу ко славному Дедякову и взяша его мъсяца февраля 8, и многу корысть и полонъ взяша, а противныхъ избиша безчислено, градъ же ихъ огнёмъ пожгоша», - кратко сообщает Воскресенская летопись. Русские отряды вели князья Борис Ростовский, Глеб Белозерский, Федор Ярославский и Андрей Городецкий. Эти князья проявили себя как отличные военные специалисты и были осыпаны ханскими милостями. Можно, конечно, возмутиться - как же так, русские князья по призыву ордынцев убивали единоверцев?! Однако, не все так просто. Князья и их дружины – это по сути корпорация профессиональных воинов, живущих благодаря военным доходам. Так что упрашивать их принять участие в походе, сулившем богатую добычу, нужно было недолго. А моральные проблемы этих средневековых псов войны мало волновали, тем более, что и на Руси они брались за оружие при каждом удобном случае.
Так что, когда Андрей Городецкий явился к Менгу-Тимуру с жалобой на брата, то помимо богатых даров (а проще говоря, взятки) он мог предъявить и более серьезный аргумент: он воевал за хана, а его брат – нет! Это был веский довод, и хан имел все основания выполнить просьбу князя.
Менгу-Тимур дал Городецкому не только ярлык на Великое княжение, но и сильный отряд ордынских воинов, чтобы его решение не осталось невыполненным. С этим войском Андрей двинулся на Русь, начав войну против брата. По пути к нему присоединились дружины некоторых удельных князей, так что получилась грозная армия.
Городецкому удалось застать Дмитрия Александровича врасплох, и тот вынужден был бежать без боя. С боярами и дружиной он отошел на север, в новгородские земли к Копорью. Однако и тут ему не повезло. Новгородцы объявили, что Дмитрий им больше не князь, а потому должен немедленно покинуть крепость. А чтобы их слова были убедительнее, они захватили в заложники княжескую семью. В итоге князь бежал, как говорится в летописи, «за море», а крепость Копорье была разрушена до основания. Сразу после этого новгородцы признали своим князем Андрея Городецкого, который теперь, как казалось, был полным господином над Русью.
Армия Городецкого ураганом прошлась по землям Руси; окрестности Владимира, Суздаля, Юрьева, Ростова и Твери были разорены. Ордынцы безнаказанно грабили и убивали, тысячи человек были захвачены в рабство. Их номинальный вождь, князь Андрей Городецкий не препятствовал степнякам, потому что такова была плата за их помощь. Особенно сильно досталось Переяславлю, который был удельным городом князя Дмитрия. Сергей Соловьев так описал последствия похода Городецкого для Переяславля: «Не осталось жителя который не оплакал бы смерти отца или сына, брата или друга. В Рождество Христово церкви стояли пусты; вместо священного пения раздавался в городе один плач и стон. Андрей, злобный сын отца, столь великого и любезного России, праздновал один с татарами и, совершив дело свое, отпустил их с благодарностью к хану».
Так вопреки обычаю и старшинству среди князей, в 1281 году новым Великим князем стал Андрей Городецкий. Но смута на этом не закончилась.
Как только ушли татары, князь Дмитрий вернулся. Он прорвался в Переяславль, где его с восторгом встретили жители, сразу же ставшие готовиться к войне против Городецкого. Тот приказал вассальным князьям начать войну, а сам бросился в Орду за подмогой.
Против князя Дмитрия Александровича двинулись дружины тверского князя Святослава и московского Даниила, а также новгородцы. Вражеские армии встретились у Дмитрова и остановились. Никто не хотел лить кровь за Городецкого, поэтому новгородцы первыми начали сепаратные переговоры и сошлись на том, что Дмитрий отказывается от претензий на Новгород, а новгородцы не вмешиваются в его борьбу с братом. Тверской и московский князья также не горели желанием вести на смерть свои дружины ради чужих интересов: ведь кто бы ни победил в борьбе братьев-Александровичей, им от этого легче бы не стало.
Узнав, что Городецкий снова ведет татарскую армию, Дмитрий решил поступить по примеру брата и отправился в степи на поиск покровителя. Только он поехал на поклон не к хану, а к Ногаю. Тот принял князя ласково, объявил, что признает его Великим князем и дал свое войско для возвращения трона. Теперь уже Дмитрий вел на брата татарскую армию, благодаря чему в 1283 году заставил Городецкого уступить Владимирский трон. Новгородцы мгновенно сориентировались в новых обстоятельствах и снова признали Дмитрия своим князем.
Князь Андрей, хоть и остался без Владимира и Новгорода, сохранил за собой Городецкое княжество и амбиций не утратил. Спустя два года он снова отправился в Орду, откуда вернулся с татарской армией. Великий князь Дмитрий, собрав дружины удельных князей, двинулся ему навстречу и дал бой. Войска Городецкого были разбиты и бежали. Это была первая победа русских над татарами. На ордынском престоле в это время был уже новый хан по имени Туда Менгу. Понимая, что за Дмитрием стоит могучий Ногай, хан сделал вид, что ничего не произошло. Ну подумаешь, сходил какой-то царевич на Русь, чтобы подзаработать на усобице местных владык, да ничего не вышло. Дело-то житейское, чего шум поднимать? Не ссориться же из-за этого с Ногаем?
Амбиции Андрея Городецкого дорого стоили Руси. Ордынские войска, которые он приводил для борьбы с братом, разорили огромные территории. Но не это было самым грустным, самое главное – он положил начало традиции использовать отряды татар для войны с конкурентами. Впоследствии к татарской помощи будут прибегать многие князья, в качестве платы отдавая им на разграбление земли своих врагов. Хотя ничего нового нет под Луной. Еще в двенадцатом веке черниговские князья, борясь с Киевом приводили на Русь половцев, а в семнадцатом веке украинские гетманы будут нанимать воинов в Крымском ханстве, давая им возможность угонять в рабство крестьян.
Пока в Улусе Джучи авторитет Ногая был непререкаем, Андрей Городецкий тихо сидел в своем княжестве. Но как только на трон взошел хан Тохта и начал потихоньку брать власть в свои руки, Городецкий приступил к активным действиям. В 1292 году он договаривается о союзе с князьями Дмитрием Ростовским, Константином Углицким, Михаилом Белозерским, Федором Ярославским и отправляется в Сарай. Формально, чтобы поздравить Тохту с началом правления, а на самом деле – жаловаться на брата.
А вот Великий князь Дмитрий, считая себя вассалом Ногая, не поехал к хану за подтверждением своих прав на власть. Кроме того, к Ногаю за ярлыком отправился князь Михаил Тверской. Соответственно и дань с Твери потекла Ногаю, а не хану. Не поехал к Тохте и князь Даниил Московский. Таким образом, из-за разделения Улуса Джучи и на Руси сложились две соперничающие группы князей.
Молодой и решительный хан Тохта не захотел мириться с подобным положением и решил подчинить Русь исключительно себе. Так что Городецкий легко убедил Тохту свергнуть Дмитрия. В результате на Русь двинулось большое войско во главе с ханским братом Туданом (в русских летописях Дюденем).
Страшная «Деденёва рать» прошла по всей Владимирской Руси, разорив стольный Владимир и еще 14 городов: Муром, Суздаль, Гороховец, Стародуб, Боголюбов, Юрьев-Польский, Городец, Углич, Ярославль, Нерехту, Кснятин, Переяславль-Залесский, Ростов и Дмитров. Затем татары вторглись в Тверское и Московское княжества, которые были основательно разграблены. Новгородцы, как всегда державшие нос по ветру, послали Тудану богатые дары, согласились считать Городецкого своим князем и тем самым спасли город от разорения.
Великокняжеский трон занял Городецкий, а его союзник Федор Ростиславич Ярославский (Чермный) получил Переяславль. Великий князь Дмитрий бежал в Псков, заключил союз с Тверью и начал переговоры с братом. В итоге сошлись на том, что Дмитрий Александрович отказывался от великого княжения, но сохранил за собой Переяславль-Залесский. Правда, вернуться в свой городе ему не удалось: по дороге он заболел и скончался.
Заветное желание Андрея Городецкого сбылось: он наконец-то стал Великим князем, но править лежа на печи ему не пришлось. Сразу же против него объединились его формальные вассалы: московский и тверской князья, а также новгородцы. Для них Великий князь был опасен тем, что мог лишить независимости любой удел, а следовательно, удельные князья автоматически объединялись против Великого. Яблоком раздора стало Переяславское княжество, которое Андрей Городецкий хотел отдать своему союзнику Федору Ярославскому, а Даниил Московский настаивал, что княжество должно отойти к законному хозяину - сыну покойного Дмитрия, князю Ивану. До открытой войны дело не дошло, и в 1296 году князья собрались во Владимире для того, чтобы миром решить споры. На съезде присутствовал и полномочный посол хана Тохты.
В летописи встреча князей описана весьма ярко: «И сташа со едину сторону князь Андреи Александрович, князь Федор Ростиславич Ярославьски, князь Костянтин Ростовьски. Противу сташа им князь Данило Александрович Московьски и князь Михаило Ярославич Тферьски, с ними же и переславци с единого. И малы не бысть межи ими кровопролитья, сведоша бо их в любовь владыка Семен и владыка Измаило, и разъехашася каждо во свояси».
То есть только вмешательство церковных иерархов предотвратило кровопролитие. После жарких споров князья договорились, что Переяслав все-таки отойдет Ивану Дмитриевичу. Это было серьезное дипломатическое поражение Андрея Городецкого. Иван Дмитриевич умер бездетным в 1302, завещав свой удел дяде, князю Даниилу Александровичу Московскому. С этого момента независимое Переяславское княжество прекратило свое существование, влившись в Московское. Вообще-то такое завещание княжества было новым веянием, ведь раньше, если пресекался род удельных князей, их удел отходил к Великому князю, который должен был, посоветовавшись с родней, решить судьбу опустевшего трона. Налицо было явное ущемление прав Андрея Городецкого как Великого князя, и переход Переяславля к Даниилу должен был вызвать новую смуту, но в 1303 году скончался Даниил Московский, а спустя год и Андрей Городецкий. Закончилась целая эпоха.
Глава 26. На арену выходит Москва
Стремительное возвышение Москвы и её превращение из заурядного городка в великую русскую столицу не имеет никаких экономических или политических объяснений.
Да, знаю, что все говорят о выгодном расположении Москвы на торговых путях или в географическом центре Руси, но тогда Нижний Новгород и Тверь были в гораздо более выгодных условиях. Они-то находились на волжском торговом пути, а не около него, как Москва. Так что не в положении города кроется разгадка.
Бывает, что взлет города обеспечивает правитель, выбравший его своей ставкой. Самые яркие примеры такого расцвета в нашей истории - Киев, избранный Вещим Олегом или Петербург, построенный Петром Великим. Однако в ситуации с Москвой это правило не работает. Князь Даниил был младшим из сыновей Александра Невского и в силу этого не мог претендовать на ведущие роли в политике. Следовательно, он не мог возвысить город, в котором княжил, своей силой и казной. Крошечный город, доставшийся ему при разделе отцовского наследия, был настолько незначительным, что не мог усилить своего князя.
Говорить о какой-то экономической мощи Москвы в то время просто смешно. Смоленск, Новгород, Владимир были не просто богаче, а на порядок богаче.
Еще одно объяснение возвышения Москвы – особые отношения между её князьями и Ордой. Однако и это не так. Вовсе не одни московские князья привлекали татар для борьбы с конкурентами. Да и не москвичи первыми стали использовать кочевников для поддержки. Андрей Городецкий, Федор Чермный, Михаил Тверской приводили степняков на Русь, но почему-то о них как о союзниках орды никто и не вспоминает. А право собирать ордынскую дань с Руси московские князья получили уже тогда, когда стали реальной силой, так что дань - это не причина, а следствие усиления нашей столицы. Как и то, что московские князья, начиная с Юрия Данииловича, регулярно становились Великими князьями Владимирскими. Разумеется, потом и трон Великого княжества, и сбор дани усиливали потомков Даниила и выводили их на первое место на Руси, но до этого потом еще нужно было дожить и завоевать себе место под солнцем в жестоком мире.
Можно сказать, что московским правителям везло. Однако повезти может раз, два, но потом это уже не везение. А ведь Данииловичам везло неимоверно на протяжении многих десятилетий. Так что тут что-то иное…
Помимо воли закрадывается мысль, что Москву какие-то незримые силы буквально вели, расчищая перед ней путь. Например, Великий князь Михаил Ярославич своей жестокостью просто кинул в объятия Москвы новгородцев. Потом, в сороковых годах четырнадцатого века, когда Тверь и Москва буквально шли ноздря к ноздре в гонке за общерусское первенство, тверские князья устроили междоусобицу и сами погубили свою землю. Точно также из-за внутренних неурядиц и соперничества с Пронском не смогло стать общерусским центром Рязанское княжество. Кроме того, все первые московские князья как на подбор оказывались людьми мало того, что умными, так еще и прирожденными политиками.
Уже не раз цитируемый мною автор по поводу становления Москвы написал: «Когда ребенок формируется в утробе матери, он на первых порах ни для кого не заметен, но потом вырастает, и видно, что женщина беременна. А когда он рождается и превращается во взрослого человека, то раскрывается его потенциал – великого живописца, талантливого полководца и т.д. Так же и с Москвой. При её создании был заложен огромнейший потенциал, так как этот город уже блистал на небе. Господь указал людям место для первых построек, и начался рост города. Почему в этом месте? Именно там, на Москве-реке, сходились энергетические параллели и меридианы, то есть это была (и остается) акупунктурная точка Земли, связанная с небом прочным энергетическим каналом. В то время народ созрел настолько, что необходима была столица – проводник, обеспечивающий людям постоянное поступление небесной энергии. Иначе мог бы случиться распад. Это как знамя в бою – концентратор небесных потоков, распределяющихся на остальных. Каждая столица выполняет аналогичные функции.
- А какое значение имеет современная Москва на ныне независимые части Руси?
- Тот энергетический поток, который перераспределяется через Москву, не может обойти Украину, являющуюся составной частью Великой Руси.
- А Киев?
- Каждая акупунктурная точка важна в организме, каждая выполняет свою функцию. Киев и Москва – древние города, имеющие огромный энергетический потенциал и скрепляющие энергетическую целостность единого русского народа. Киев серьезный энергетический канал и проходящая через него энергия необходима русскому народу.
- А Запад Украины, где сегодня к России относятся более чем прохладно?
- Каждый, кто воспринимает столицу как родной город получает соответствующую энергию, остальным достаются лишь отголоски».
***
Кстати, в современной Украине у местных националистов бытует расхожее утверждение, что Москва и вообще весь Северо-Восток Руси не имеют к славянам никакого отношения. Сначала о диких финно-уграх московитах, укравших светлое имя Руси, писали в интернете на неонацистских сайтах, потом печатали в пропагандистских газетах, и вот наконец-то пошли целые книги с обоснованием этого нехитрого тезиса.
Бред, конечно. Но перед авторами этих басен стоит конкретная задача: доказать, что Украина и Россия не имеют ничего общего в прошлом, а значит не должны быть вместе и в настоящем. В угоду политике украинские националисты приносят в жертву собственную историческую память. Однако не это обидно, чудаков на свете много, обидно, что этот бред поддерживается официальным Киевом. Так, в 2011 году Государственный комитет по телевидению и радиовещанию Украины в номинации «За лучшую научную работу в информационной сфере» вручил премию имени Ивана Франко книге Владимира Билинского «Страна Моксель, или Московия». Это при том, что все серьезные историки были в шоке от содержания этого опуса, а один из лучших археологов страны, профессор и академик Петр Толочко, обратился с просьбой отменить это решение. «Анализировать положения книги В.Билинского нет никакого смысла, поскольку наука в ней, как говорится, и не ночевала. По существу, автор представил собственные эмоции, чрезвычайно тенденциозные и оскорбительные. Причем, не только по отношению к русскому народу, но и к нашей общей восточнославянской исторической памяти. Не будучи историком, автор не обладает ни соответствующими знаниями, ни умением системного анализа. Он не понимает, что такое источники, а что — исследовательская точка зрения. Метод его работы сродни карточному шулерству, когда выдергиваются из контекста отдельные фразы и выдаются за общую позицию того или иного историка. Кстати, и здесь все его познания ограничиваются тремя-четырьмя российскими историками ХIХ в. Археологических источников, без которых невозможно представить объективную картину древнерусского мира, «лауреат» и вовсе не приводит. Определенно, и не знает их», - написал академик . Однако, независимое украинское государство при всех президентах упорно ведет страну прочь от Москвы. Обидно, но хочется верить, что русское единство сохранится, несмотря на парад суверенитетов, начавшихся после 1991 года.
Что ж, один умный человек много веков назад написал: «Все, что есть, то было; что было, то будет; ничто не ново под луною». Так что мы сегодня наблюдаем всего лишь повторение периода раздробленности Руси, который уже был в средневековье. Остается лишь надеяться, что мы сумеем не повторить ошибок наших предков и восстановим страну быстрее и с меньшей кровью, чем это смогли московские князья.
Кстати, раз уж зашла речь о современной Украине, то думаю, не лишним будет привести слова Святейшего Патриарха Кирилла, сказанные на Четвертой ассамблее Русского мира: «В свое время известные исторические обстоятельства привели к умалению роли Киева в цивилизационном формировании Русского мира. На долгие столетия центр Руси переместился на Север. Теперь же исторические условия благоприятствуют тому, чтобы Киев вновь стал одним из важнейших политических и общественных центров Русского мира. И эта роль должна быть не меньшей, чем роль Москвы, потому что Киев — колыбель русской цивилизации. По слову древнего летописца — «матерь городов русских». Именно Киев смог впервые собрать все русские земли, сплотить различные славянские племена и провести христианское просвещение собственного народа без огня и меча. Но еще более важная роль Киева состояла в том, что он начал воплощать в русской жизни идеал вселенского Православия, результатом чего стало формирование русской цивилизации, преодолевшей все межплеменные распри. И только в трудных условиях запустения Южной Руси и монгольского ига эстафету этого делания восприняла Москва. Потому святитель Петр, митрополит Киевский, перенес кафедру в Москву, и его выбор приняли все последующие митрополиты. Благодаря этому дело Киева не погибло, а наоборот принесло многие плоды. Уверен, что современная Украина может продолжить эту древнюю киевскую традицию, отличительной чертой которой всегда была забота о сильной Руси, способной защищать Святое Православие и являть в своей жизни его всечеловеческий, то есть вселенский характер — быть домом для многих народов, а не замыкаться в своей национальной келье. Именно из этих интенций русской души берет начало идеал Святой Руси. Существование этого идеала говорит о том, что высшей ценностью русского народа стало не земное могущество, а святость жизни. Украина и сегодня, и в будущем может послужить исполнению замысла Божия о Руси. При этом Украина не должна и не может быть ведомой или младшим партнером в этом историческом деле. Она призвана быть ответственной наследницей Руси и созидать Русский мир на равных совместно с другими его наследниками».
***
На мой взгляд, возвышение Москвы объясняется двумя факторами: разумной политикой первых московских князей и ранним перемещением в Москву духовного центра Руси.
В первой половине тринадцатого века Москва впервые выделилась в отдельное княжество, однако после смерти князя Михаила Хоробрита снова вошла в состав Великого княжества Владимирского. Только в 1263 году по завещанию Александра Невского Москва с окрестными селами снова была превращена в княжество, править которым должен был его младший сын Даниил, которому в то время не было еще и двух лет. Естественно, пока князь подрастал, городом управляли от его имени, а сам он воспитывался при дворе своего дяди, Великого князя Ярослава Ярославича. Повзрослев, он отправляется в Москву и деятельно принимается за укрепление своего государства. Естественно, он не мог остаться в стороне от усобиц, начатых его братом Андреем Городецким, хотя среди своей буйной и скорой на расправу родни московский князь выделяется редким миролюбием и стремлением решать конфликты полюбовно. Зачастую именно он выступает как посредник между враждующими силами, добиваясь заключения мира. При этом он вовсе не слабохарактерный, и отстаивая свою позицию, Даниил не пасует перед заведомо сильнейшими противниками. Так что со временем Даниил Александрович становится если не военным, то моральным авторитетом среди князей северо-восточной Руси.
Вместе с ростом авторитета князя усиливалось и его княжество. Сюда в это время пошли первые потоки переселенцев из южнорусских земель, в том числе не только простых ремесленников, но и представителий знати. Даже погром Москвы татарами во время Дюденевой рати не замедлил рост города.
В 1301 году Даниилу пришлось воевать с рязанским князем Константином Романовичем, которого он разгромил и взял в плен. После этой победы к Москве отошел город Коломна. В следующем году умирающий Переяславль-Залесский князь Иван Дмитриевич завещал свою землю Даниилу Александровичу, что практически удвоило московские владения. Так был заложен фундамент будущего величия Третьего Рима.
Подобно своему великому отцу, Даниил был искренне верующим, что накладывало отпечаток на все его поступки, а кроме того, принесло дружбу с церковными иерархами, что спустя годы сильно поможет его детям. При Данииле и с его непосредственным участием в Москве были основаны Богоявленский и Данилов монастыри. Обе этих обители существуют и в настоящее время. Первый из монастырей со временем стал центром просвещения - в нем была основана Славяно-греко-латинская академия, а второй с советских времен является духовным и административным центром русской церкви, причем его настоятелем считается сам Патриарх.
Умный, богобоязненный князь Даниил правил, стараясь избегать прямого насилия, чем заслужил любовь современников. Плюс еще одно качество, которое вызывает уважение в московском правителе: он так воспитал детей, что все пять его сыновей всегда держались заодно, поддерживая друг друга. Такое очень редко бывало среди Рюриковичей в то время и неудивительно, что воспитанные таким образом Данииловичи преумножат доставшееся им наследство. Кстати, то ли Даниил сознательно подражал отцу и вел себя также, то ли в нем «говорила» отцовская кровь, но как политик он больше всех братьев походил на Александра Невского.
Перед смертью по примеру отца Даниил Московский принял монашество, а в восемнадцатом веке был канонизирован. Интересно отметить, что церковные дни памяти отца и сына совпадают. Двенадцатого сентября состоялось перенесение мощей Александра Невского и обретение мощей Даниила Московского. Ну и совсем маленькое совпадение: страницы, которые вы сейчас читаете, были написаны именно в день памяти московского князя.
Кстати, и сегодня церковь не забывает первого московского князя. Патриарх Кирилл в своем «Слове в день памяти святого благоверного князя Даниила Московского » отметил: «Князь Даниил Московский, получивший в удел сей град, тогда самый бедный и незначительный, определенным образом заложил основу для того, чтобы именно этот град воспринял от ветхого Киева и Владимира великую ответственность по собиранию всех земель Руси. Кто-то может сказать — наверное, так и говорят люди светские, неспособные прозревать в истории Божий перст, — что, мол, все это делали выдающиеся государственные деятели. Но нужно представить себе эпоху, в которую жили Александр Невский и Даниил Московский. Ведь тогда было много князей, и каждый стремился показать другому свою силу, мощь, власть, способность быть первым, а тем временем враги наступали с запада и востока, теснили Отечество наше, которое, утратив независимость, чудом сохраняло само себя…
Неужели только государственный ум Александра Невского и Даниила Московского был причиной того, что именно их имена особым образом запечатлелись в истории страны и Церкви? Совсем нет. И ответ на вопрос, что же было внутренней движущей силой двух великих благоверных князей, что предопределяло успех их служения, мы находим в сегодняшнем апостольском чтении из Послания к Коринфянам. Апостол пишет: «Мы никогда и ни для кого не были пререканием, чтобы не порицалось наше служение» (см. 2 Кор. 6:3). Ни пререканием, ни преткновением не был апостол Павел, а потому и служение его никем не порицалось, кроме прямых врагов. Так и личности Александра Невского и Даниила Московского не были для людей ни пререканием, ни преткновением. Кто-то мог соглашаться или не соглашаться с тем, как Александр защищал раздираемую междоусобицами Русь, как он ездил в Орду, как кланялся хану, как силою смирял новгородцев, отказавшихся платить хану подать. Наверняка, были те, кто говорил: «Он предатель, он против наших интересов, он против Родины!» Но князь шел на эту Голгофу, понимая, что именно этими действиями он оградит Русь и что не будет никакого порицания его служению.
А князь Даниил — смиренный настолько, что иночество было для него более органичным, чем княжество, — удерживал себя от междоусобной брани, освобождал заключенных, заботился о неимущих. Никаким преткновением для людей он не был, а потому не было и порицания его служения.
Святые благоверные князья не обращали себя в преткновение и соблазн людям, и все видели чистоту намерений и силу духа Александра, смирение и веру Даниила. Их личная жизнь ни для кого не была ни преткновением, ни соблазном, а потому и служение их, хотя и вызывало, по обычаю человеческому, у одних согласие, а у других — недоумение, но в истории не оставило никакого порицания, но лишь благоговейную и благодарную память…
Мы должны брать пример с живых людей. Святые не умерли — они живы. Они живы в исторической памяти Церкви, они живы в тех молитвословиях, которые мы к ним обращаем. И сегодня наша молитва обращена к святым благоверным князьям, дабы они научили нас тому, чтобы никогда и ни для кого мы не были в пререкание и в преткновение, дабы служение, которое мы несем, не порицалось.
Сказанное имеет отношение не только к священнослужителям, хотя к ним — в первую очередь. Сказанное относится и к политикам, и к государственным мужам, и к людям, несущим ответственность за трудовые коллективы, обладающим экономической силой, и к работающим в средствах массовой информации, несущим ответственность за то, что происходит в умах и сердцах людей. Это и педагоги, и ученые, и литераторы, и другие представители интеллигенции. И как же важно помнить всем, от деятельности которых зависит судьба людей, огненные слова апостола Павла о том, что ни для кого и никогда мы не должны быть пререканием, чтобы не порицалось наше служение. И святые благоверные князья Александр Невский и Даниил Московский дают нам великий пример такого служения, которое окружалось доверием, уважением и любовью, потому что совершалось людьми светлыми, жившими по Божиему закону. Да поможет всем нам Господь осознать великую истину, что успех дела, которое мы совершаем, находится в прямой зависимости от того, кто мы, от наших мыслей, наших чувств, нашего отношения к ближним. И если жизнь наша худа, то дела наши не могут быть добры, и этой великой истине учит нас сегодня пример святых князей Александра Невского и Даниила Московского. Аминь!».
Глава 27. Тохта
После гибели Ногая весь Улус Джучи снова был под властью одного человека - хана Тохты. Он не стремился к новым завоеваниям, но порядок в своих владениях поддерживал строго. Чтобы обезопасить себя, хан переместил некоторые орды из Заволжья в Причерноморье и наоборот.
За два десятилетия его власти ордынское государство заметно усилилось, хан много усилий приложил для развития торговли и городов. Для облегчения торговли была проведена денежная реформа, унифицировавшая ходившую на огромных просторах монету. Теперь все серебряные дирхемы чеканились по единой весовой норме, что способствовало нормализации товарно-денежных отношений.
Вообще же денежная реформа давно назрела, так как в это время в Орде ходило множество монет различных стран и типов, отличавшихся весом и пробой. В основном это были монеты, которые чеканились местными жителями еще до нашествия. Больше всего в обращении находилось булгарских дирхемов с именем багдадского халифа ан-Насира – духовного вождя всех мусульман. Даже после вхождения Булгарии в Улус Джучи чеканка этих монет продолжалась еще некоторое время, пока в 1251 году монголы не начали на том же монетном дворе изготавливать монеты с именем великого хана Менгу, вассалом которого считался Батый. Первым правителем Улуса, который поместил свое имя на монеты, был Менгу-Тимур, тем самым показавший, что отныне его улус является независимым от Каракорума. При этом хане были созданы новые монетные дворы в Сарае, Хорезме и других крупных городах. При этом монеты, чеканенные в разных местах существенно отличались по весу. Часть монет выпускались от имени хана, а часть была безымянной, так как не только каждый город, но даже любой купец или вельможа мог из своего серебра отчеканить собственную монету, правда, на ней не должно было размещаться имя эмитента, так как только ханы имели на это право. Из-за того, что ценность монеты определялась количеством в ней чистого серебра, при необходимости их рубили на кусочки, которые продолжали ходить наравне с целыми монетами.
Такой разнобой в денежном деле надоел хану Тохте и он повелел чеканить дирхемы весом в 1,59 грамма серебра, а вместо «обрезков» и кусочков использовать медные монеты – пуло, равные одной тридцать второй части дирхема.
Кроме того, хан уделял большое внимание безопасности караванных путей, так что торговля при нем процветала, а города активно развивались. Соответственно росло и влияние на внутреннюю политику государства со стороны городской элиты, подавляющее большинство представителей которой исповедовало ислам.
О военной силе орды того времени можно составить представление по сообщениям арабских и персидских авторов. Например, в летописи Ибн Кассира говорится: «Войско было у него ужасное. Говорят, что он однажды снарядил отряд по 1 человеку из каждого десятка своей армии. Отряд простирался до 250 000» Летопись ад-Дзебехи более скромно оценивает армию Тохты: «Войско его чрезвычайно многочисленно; рассказывают, что однажды он отрядил 200 000 всадников». Ибн Фадлаллаха ал-Омари, описывая поход Тохты против Ногая записал: Он (Токта) отрядил против него из каждого десятка по одному человеку и число, отряженных дошло до 250 000. Каждый всадник взял с собой двух слуг, тридцать голов овец, пять голов коней, два медных котла и телегу для перевозки оружия».
Хан Тохта скоропостижно скончался в 1312 году, оставив своему преемнику если и не цветущее, то уж во всяком случае преуспевающее государство. Помимо всего прочего Тохта был последним правителем Улуса Джучи, придерживающимся установленных еще Чингисханом обычаев. Сменивший его Узбек резко изменит курс государства. Так что со смертью Тохты окончился большой этап в ордынской и нашей истории.
Глава 28. Новое время
Со смертью Тохты окончился большой этап в ордынской истории. Со смертью Андрея Городецкого закончился этап в нашей истории. Страница была перевернута, и началось новое время в Степи и на Руси. Трансформировались и княжества, и Улус. У нас возвысились Тверь и Москва, на юге вообще произошла коренная ломка привычного порядка. По воле нового хана Улус Джучи должен был в 1313 году принять ислам . Справедливости ради стоит отметить, что эта религия не была чем-то новым для ордынского государства. Еще с домонгольских времен Аллаху поклонялись оседлые жители Поволжья и Хорезма, многие ханы покровительствовали исламскому духовенству и купцам, но до сих пор победители-кочевники оставались в основной своей массе язычниками.
Завет великого Чингисхана требовал от монголов уважительного отношения ко всем конфессиям, и Золотая Орда до восхождения на престол Узбека была необычайно веротерпимой страной. Поэтому значительная часть кочевой знати не поняла своего нового владыку.
«Ты ожидай от нас покорности и повиновения, а какое тебе дело до нашей веры и нашего исповедания? И каким образом мы покинем закон Чингисхана и перейдём в веру арабов?» - напрямую заявили хану влиятельные эмиры Тунгуз, Таз и Кутлуг-Тимур. Начался конфликт, который быстро перерос в заговор против хана, а затем и в полномасштабную войну. На стороне Узбека, принявшего новое имя Мухаммед и титул султана, стояли наиболее развитые культурно и экономически регионы – Булгария и Центральная Азия с многолюдными и богатыми городами, а также значительная часть кочевников. На стороне поборников древних традиций была часть монгольских и кипчакских племен Великой степи. Силы были явно неравны, и Узбек легко подавил мятежи, казнив при этом толи семьдесят, толи сто двадцать чингизидов из лагеря своих противников. Среди погибших был и сын Тохты Ильбасмыш, который претендовал на ханский трон и был главным соперником Узбека. Затем с ревностью неофита хан Узбек принялся насаждать ислам и перестраивать систему управления по примеру мусульманских стран. После реформы Узбека власть в улусе переходит из рук многочисленных потомков Джучи, имевших свои собственные уделы и подданных, к наместникам хана. Древнюю ясу Чингисхана заменили законы шариата.
Можно задаться вопросом: почему Золотая Орда приняла ислам, а не христианство? Ведь православные священники пользовались уважением у ордынской знати и весьма активно действовали в Сарае. Например, еще в 1261 году в Сарае была создана не просто христианская миссия, а полноценная епархия во главе с епископом. Стоял храм, священники вели службу и окормляли христиан на пространстве от Волги до Днепра.
Однако принятие именно ислама Золотой Ордой было обусловлено тремя факторами. Прежде всего, это связано с личностным аспектом хана Узбека. Христианство не укладывалось в его схему видения мира, не отвечало потребностям его соплеменников. Основа христианства – любовь и милосердие, доброта и всепрощение, что противоречило основным постулатам представителей Золотой Орды. Во-вторых, христианство, имеющее в своей основе заповеди Христа, не давало возможности затевать войны с братьями по вере. Окружение Узбека требовало от него установления жесткого диктата на завоеванных землях. Подавление единоверцев не смыкалось с настроем Узбека. В-третьих, обрядность христианства не вызывала понимания у Узбека и его близких. Принятие христианства не было возможным в тот период. Так что возможности выбора религии на самом деле у ордынцев не было – сложилась только иллюзия выбора.
Помимо духовных причин, в решении Узбека был и экономический мотив. Богатые исламские купцы вели торговлю на огромных пространствах от Египта до Китая, и ордынские ханы стремились переключить часть торговых маршрутов на свой Улус. При хане Тохте был наведен порядок в денежной и транспортной системах Улуса Джучи, и Золотая Орда стала активно участвовать в международной торговле. В результате, в страну потек поток денег и товаров, началось бурное развитие ордынских городов. Арабский историк Ибн-Арабшах отмечал, что караваны без страха и опаски проходили из Хорезма до Крыма всего за три месяца. При этом не было необходимости везти с собой фураж для лошадей или продовольствие для людей, так как по всему пути было многочисленное население, готовое продать все необходимое в пути.
Мусульманские купцы того времени объединялись в крупные торговые товарищества – «уртаки», которые были прообразом современных транснациональных компаний. У них уже существовали безналичный расчет и векселя, которые можно было обналичить в любом городе, где были представительства уртака. Зачастую в эти объединения входили чиновники и правители стран, в том числе и ханы Золотой Орды. Это было взаимовыгодное сотрудничество, так как вельможи имели долю в доходах, а купцы – покровительство и защиту. Прибыль от торговли и возможность взять кредит у купцов позволяли ханской власти финансово не зависеть от кочевой аристократии и всегда иметь полную казну.
Экономическим центром улуса стало Поволжье, где пересекались торговые маршруты из Восточной Европы, Закавказья, Ирана, Средней Азии, Причерноморья и стран Востока. Соответственно росло и влияние купцов, которые потихоньку проникали во власть, становились советниками, помощниками, и понемногу направляли политику в нужную им сторону. Эти купцы выступали своеобразными миссионерами, усиливая позиции ислама среди монгольской знати, и реформа Узбека стала итогом их усилий.
Всего за два года практически все подданные хана приняли ислам , и эта вера стала доминировать на просторах от Румынии до Сибири, а прочие культы практически исчезли, за исключением православия. Но православие сохранилось исключительно как вера русских, которых даже не пытались исламизировать. Во-первых, это было связано с тем, что русские были не подданными, а вассалами Орды, а во-вторых с точки зрения исламских богословов, христиане были гораздо ближе к истине , чем язычники, а следовательно, основные усилия стоило направить на приведение к «истинной» вере именно шаманистов, которых было большинство среди тюрок и монголов.
Объективно говоря, решение Узбека привело к заметному развитию и экономики, и культуры Улуса Джучи, благодаря активному заимствованию знаний и технологий мусульманского мира. Огромный плюс ислама в том, что он наднационален, а, значит, стирались противоречия между отдельными разноязыкими народами Золотой Орды, которые должны были стать одной общностью. Кроме того, принятие ислама способствовало улучшению отношений с Египтом, сильнейшей из исламских стран того времени. Этот союз был выгоден хану, так как и Улус Джучи, и Египет были врагами Ирана, и теперь две страны могли действовать совместно.
Сам хан Узбек, а правильнее говоря султан Гийас ад-Дин Мухаммед Узбек-хан, похоже, искренне принял новую веру. По крайней мере, его современник Аль-Омари так описывает султана: «Узбек, мусульманин чистейшего правоверия, открыто проявляет свою религиозность и крепко придерживается мусульманских законов; соблюдает совершения молитв и отбывания постов».
Произошло и еще одно важное изменение. Как отметил Петр Афанасьевич Грязневич , с принятием ислама как официального государственного культа ханская власть в Улусе Джучи получает принципиально новое толкование. В силу вступает характерный для ислама принцип слияния светского и духовного, что означает обязанность правителя следить за правильным ходом всех сторон жизни, за их соответствием божественному закону. Происходит сакрализация власти, поскольку правитель представляет собой власть единственного настоящего владыки — Аллаха. Отражением представления о сакральном характере государственной власти было появление в государственных документах Улуса Джучи традиционных для стран ислама богословских формул. Ислам оказывает серьезное влияние на джучидскую дипломатику, нумизматику и делопроизводство. Арабский алфавит в официальных документах постепенно вытесняет уйгурский. На абсолютном большинстве золотоордынских монет используется арабская эпиграфика, а год чеканки дается по хиджре . Немало сохранилось монет с суннитскими знаками и мусульманским символом веры. В джучидских ярлыках с традиционным тюрко-монгольским 12-летним циклическим календарем с первой половины XIV в. начинает использоваться летоисчисление по хиджре и месяцы мусульманского лунного календаря. В период правления хана Узбека на нет, сводится значение такого уже достаточно архаичного общественного института как съезд родичей правящего дома — курултай. Отмирает важнейшая функция курултая — решение вопроса о старшинстве в роде Джучи. Хан как единственный законный владыка вместо курултая решает вопросы престолонаследия. Согласно религиозным принципам правления, выдвинутым исламом, право на государственную власть является осуществлением воли и поручения Аллаха.
***
После смерти Андрея Городецкого на корону великого князя было два претендента: князь Михаил Ярославич Тверской и Юрий Даниилович Московский. Первый из них приходился внуком Ярославу Всеволодовичу, а второй – правнуком.
Если судить по древним правилам престолонаследия, то Михаил как старейший из живых Ярославичей должен был по праву стать Великим князем. Ведь единственный кто был способен бросить ему вызов, князь Юрий Данилович Московский, считался младше не только своего двоюродного дяди Михаила Ярославича Тверского, но и своего двоюродного брата - сына Андрея Городецкого, Михаила. Кроме того, Даниил Московский не успел побыть Великим князем, а значит его дети не должны были претендовать на Владимирский стол. Однако времена изменились, и Юрий не собирался отказываться от борьбы за власть только из-за отживших свое обычаев. Впрочем, Михаил уступать не собирался и сразу же перешел в наступление. Его бояре попытались занять наиболее важные города Великого княжества. Кое-где это прошло гладко, но в Костроме, Новгороде и Нижнем Новгороде настроенные промосковски горожане встретили посланцев Михаила Тверского оружием. А под Переяславлем (Залесским) тверскую дружину, которую вел боярин Акинф, встретило объединенное переяславско-московское войско. Враги Михаила Тверского разделились. Одна часть, которой командовал брат московского князя двадцатидвухлетний Иван , заперлась в городе и приняла на себя главный удар, а вторая, под командованием московского боярина Родиона Несторовича, зашла в тыл тверянам и в решительный момент нанесла удар. Произошла кровавая битва, по результатам которой тверичи бежали, сам Акинф погиб в бою от рук Родиона Несторовича.
После нескольких вооруженных столкновений, чтобы не начинать масштабной братоубийственной войны, князья поехали на суд к ордынскому хану, которым тогда был Тохта. Ордынцы прямо заявили тем, что они предпочтут того, кто будет больше платить дани. Начался торг. Князья набавляли цену, но в конце концов больше пообещал Михаил. Хан поддержал тверского князя и передал ему верховенство над русскими княжествами. Чтобы позиции нового Великого князя никто не оспаривал, в 1305 году на Русь отправился татарский отряд под командованием Таира. Чем занимались ордынцы, точно неизвестно, наши летописи ограничились констатацией факта: «В лето 6814 (1305) бысть на Руси Таирова рать». Едва начав правление, Михаил принялся расправляться со своими противниками. Так, по его приказу в Нижнем Новгороде были казнены все те, кто раньше выступали против Твери.
Однако Юрий Московский не отказался от своих амбиций. Не вступая в открытое противостояние с Михаилом, он копил силы, обзаводился союзниками, затем сумел заручиться поддержкой владимирского митрополита Петра и одновременно налаживал хорошие отношения в Орде. За это время Михаил несколько раз «показывал зубы» атакуя своего соперника, а в 1308 году даже осадил Москву, но взять город не смог. Одновременно Михаил очень жестко обложил данью новгородцев и другие уделы, что отнюдь не добавило к нему народной любви. Своими требованиями он буквально вынуждал подданных искать альтернативу его власти. Все больше и больше князей и бояр (за исключением тверских, понятное дело) начинали тайно поддерживать Москву, ставшую центром и знаменем всех недовольных.
Вплоть до смерти хана Тохты Тверь атаковала по всем фронтам, а Москва лишь оборонялась. Впрочем, и новый хан поддержал именно Михаила, а в 1315 году, когда против великого князя взбунтовался Новгород, Узбек послал на помощь Твери отряд ордынской кавалерии под командованием полководцев Тайтемира, Эмир-Ходжи и Индрюя. В итоге Михаил во главе тверско-татарского войска обрушился на новгородцев и в битве при Торжке наголову разгромил восставших. Новгородский посадник был убит, а поддержавшие вольнолюбивый город князья Фёдор Ржевский и Афанасий Данилович (оба союзники Москвы) были захвачены в плен. Затем Михаил Тверской содрал с проигравших огромную контрибуцию, посадил в Новгороде своего наместника, а заодно отобрал у Новгорода часть земель. В это время тверской князь находился на вершине своего могущества, а его город богател и усиливался. Удельные князья были недовольны резким усилением Великого князя, но сопротивляться не могли. Именно при Михаиле впервые был использован титул «Великий князь всея Руси» вместо «Великий князь Владимирский».
Однако в 1317 году его соперник Юрий Даниилович резко обошел Тверского владыку, породнившись с ханом Узбеком. Сестра ордынского правителя Кончака приняла крещение с именем Агафья и вышла замуж за Юрия Московского. В качестве приданного хан дал ярлык на великое княжение и отряд татарской кавалерии.
Тверской князь собрал армию и двинулся навстречу Юрию. Два войска встретились и долго стояли друг напротив друга на противоположных берегах Волги, но никто не решился первым начать бой. Наконец князья заключили какой-то договор и отступили в свои княжества, где продолжили готовится к войне.
Михаил спешно укреплял Тверь, а Юрий созывал союзников. Наконец Московский князь двинулся на врага и перешел границу тверского княжества. Одновременно с севера против Твери выступили новгородцы, но были разбиты Михаилом еще на границе у города Торжка. После этого тверичи поспешили на юг против московской армии. 22 декабря в излучине реки Шоша у села Бортенево произошло сражение, в котором против тверской дружины дралось объединенное московско-татарское войско, которое вели Великий князь Юрий Московский и ордынский полководец Кавгадай.
Битва была жестокая. Наконец стало понятно, что Михаил побеждает, и московская дружина прорвалась сквозь врага и бежала в новгородские земли. Татарский отряд отступил в свой лагерь, а на следующий день Кавгадай замирился с Михаилом и поехал в Тверь как почетный гость. «Мы приходили на тебя с князем Юрием без ханского приказа, виноваты и боимся от хана опалы, что такое дело сделали и много крови пролили», - заявил татарин. Сегодня сложно сказать, было ли это правдой или разбитый полководец «спасал лицо» своего правителя, чтобы никто не сказал, что русские разбили Узбека. Михаила такая версия событий тоже устраивала – ведь получалась, что он не против хана выступал. В общем, Кавгадай отправился восвояси не только без препятствий, но и с подарками от тверского князя.
При Бортневе победители взяли немалую добычу и знатных пленных, среди которых были брат московского князя Борис и супруга Юрия Данииловича, княгиня Агафья (Кончака). Но лучше бы Михаил проиграл. Вместо того, чтобы с почетом отправить свою пленницу к мужу или брату, он решил увести ее в Тверь и подержать в заложниках. Для Михаила это была обычная практика – многих знатных новгородцев он годами держал у себя, чтобы иметь возможность при необходимости надавить на их родственников, однако в этот раз ему не повезло.
Разбитый Юрий Даниилович не опустил руки и, пока в Твери пировали, он собрал новое войско, объединился с новгородцами и снова двинулся на Тверь. Кстати, новгородцев в поход вел их епископ Давыд. В январе 1318 года враги снова встретились, но на этот раз Михаил предложил начать переговоры. В итоге был заключен договор, по которому оба князя опять должны были отправиться к золотоордынскому хану, чтобы он их рассудил. Новгородцы при этом выторговали себе у Михаила ряд уступок. Согласно договору Михаил должен был отпустить пленников, но перед самым освобождением княгиня Агафья скоропостижно скончалась. Тут же родился слух, что ее отравили, и Юрий Московский помчался к Узбеку с этим известием.
Михаил же в Сарай совсем не торопился, отправив туда своего сына Константина. Воспользовавшись этим, промосковская партия развернула активную компанию по очернению Михаила. Узбеку нашептывали, что Михаил не приедет, что он враг хана, что нужно не ждать, а послать войско на Тверь…
Спустя более полугода, в августе 1318 года, к Михаилу прибыл ханский гонец с требованием немедленно ехать на суд. «Зовет тебя хан, поезжай скорее, поспевай в месяц; если же не приедешь к сроку, то уже назначена рать на тебя и на города твои: Кавгадый обнес тебя перед ханом, сказал, что не бывать тебе в Орде», - заявил он. Понимая, чем грозит ханский суд, княжеское окружение попыталось уговорить Михаила оттянуть поездку и пока послать к хану еще одного сына, который привезет ордынцам дары и попытается склонить их на свою сторону, а потом, когда гнев Узбека уляжется, князь может и сам приехать. Однако прятаться было не в привычке Михаила Ярославича. Он ответил: «Хан зовет не вас и никого другого, а моей головы хочет; не поеду, так вотчина моя вся будет опустошена и множество христиан избито; после когда-нибудь надобно же умирать, так лучше теперь положу душу мою за многие души».
В этот раз князь поспешил и вскоре был в ставке Узбека. Почти месяц он прожил как гость, пока хан не назначил суд. При этом он не лично решил вынести приговор, а получил разобрать дело своим вельможам во главе с уже известным нам Кавгадаем. Среди обвинений были непокорность хану, неполная выплата дани, сражение с ханскими войсками, союз с Литвой и убийство сестры Узбека.
Свиту князя прогнали, с Михаила Ярославича сорвали одежду, заковали в колодку и в таком виде держали до вынесения приговора. Друзья предлагали ему бежать, но он твердо решил идти до конца и отвечал: «Если я один спасусь, а людей своих оставлю в беде, то какая мне будет слава?». Князь готовился к смерти и проводил время за чтением Псалтыри, а так как у него руки были в колодках, то страницы ему переворачивал слуга. Почти месяц провел князь в таком виде в татарском обозе, пока однажды Кавгадай приказал вывести его на торг. В присутствии купцов из разных стран князя поставили на колени, а татарин всячески поносил его. Как вдруг Кавгадай сказал: «Знай, Михайло! Таков ханский обычай: если хан рассердится на кого и из родственников своих, то также велит держать его в колодке, а потом, когда гнев минет, то возвращает ему прежнюю честь; так и тебя завтра или послезавтра освободят от всей этой тяжести, и в большей чести будешь», после чего приказал увести Михаила Ярославича прочь.
Однако обессиливший князь не мог идти и приказал своим слугам поставить стул, чтобы отдохнуть. Это зрелище собрало целую толпу зрителей, и тогда один из приближенных сказал Михаилу: «Видишь, сколько народа стоит и смотрит на позор твой, а прежде они слыхали, что был ты князем в земле своей; пошел бы ты в свою вежу».
Через два дня в палатку (вежу) Михаила Ярославича ворвались татары и убили Михаила. «Убийцы вскочили в вежу, разогнали всех людей, схватили Михаила за колоду и ударили его об стену, так что вежа проломилась; несмотря на то, Михаил вскочил на ноги, но тогда бросилось на него множество убийц, повалили на землю и били пятами нещадно; наконец один из них, именем Романец, выхватил большой нож, ударил им Михаила в ребро и вырезал сердце», - так, опираясь на летописные сведения, описал произошедшее Сергей Соловьев. Княжеский шатер был разграблен, а с тела Михаила Ярославича было содрано все ценное вплоть до одежды. После этого к месту убийства подъехали Кавгадай и Юрий Московский, и ордынец сказал Юрию: «Старший брат тебе вместо отца; чего же ты смотришь, что тело его брошено нагое?» Юрий Даниилович велел своим слугам забрать тело и отвезти в Москву. Константина Михайловича, сына убитого князя, Юрий тоже забрал с собой в качестве пленника, а потом женил его на своей дочери.
Кстати, тело убитого князя Юрий Даниилович вернул родным только после того, как те отказались от прав на Великое княжество и выплатили выкуп в две тысячи рублей, якобы предназначенных для хана.
Благодаря благородному поведению в Орде и мученической смерти князя, в памяти потомков сложился образ Михаила Ярославича чуть ли не как идеального правителя, первого победителя татар, павшего из-за коварства московских владык. Тверичи посчитали, что после гибели князь стал небесным покровителем их города, а в 1549 году Поместный собор Русской церкви канонизировал князя как благоверного . Однако не стоит его слишком идеализировать. Он был ничуть не лучше своих современников из Москвы. Когда ему это было выгодно, Михаил также как и московский князь призывал на помощь татарские отряды, жестко собирал под свою руку русские земли, выжимал из подконтрольных княжеств серебро.
Уже в наше время, 23 мая 2008 года, на центральной площади Твери был открыт конный памятник Михаилу Ярославичу. Красивый памятник, правда скульптор допустил пару неточностей. Во-первых, ради пущего эффекта он увенчал Михаила шапкой Мономаха, которую тот при жизни, скорее всего, и не видел. Более того, она являлась регалией московских князей и была подарена ханом Узбеком или Юрию Данииловичу, или его брату Ивану. Так что тверской князь украшен короной своих убийц. Во-вторых, на памятнике выбито современное написание отчества: «Михаил Ярославович» вместо правильного для четырнадцатого века варианта «Михаил Ярославич».
***
Сегодня Тверь тихий провинциальный город, известный разве что как родина певца Михаила Круга, но тогда город по значимости превзошел многие более древние центры Руси. Объясняется это несколькими факторами. Во-первых, из-за постоянных войн за Киев в двенадцатом веке, а особенно после Батыева погрома, с юга Руси на более спокойный северо-восток устремился настоящий поток переселенцев, превративших пустынные земли в центры цивилизации. Во-вторых, для тех кто подзабыл, Тверь стоит на берегах великой русской реки Волги, по которой проходил торговый путь из Прибалтики в Орду и дальше в Азию. Кроме того, через Тверь шел и западный путь в Литву и дальше в центральную Европу. На этой торговле и богатели тверские князья. Помимо стольной Твери росли и крепли и другие города княжества, часть из которых имела собственных удельных князей, например, Кашин, Телятьев, Микулин, Чернятин, Дорогобуж и Холм.
После гибели Михаила тверское княжество разделилось на четыре удела, во главе которых стали его сыновья. Тверским князем стал Дмитрий Михайлович, Константин Михайлович - Дорогобужским, Василий Михайлович - Кашинским, Александр Михайлович - Холмским и Микулинским. Этим разделением мощь Твери была подорвана, но все равно пока еще именно этот город претендовал на роль общерусского лидера.
В 1321 году Великий князь Юрий Московский собрал дань для Орды, но не отправил ее по назначению. По некоторым сведениям, он хотел эти деньги «пустить в рост», а лишь потом рассчитаться с ханом. Воспользовавшись этим, князь Дмитрий Михайлович Тверской отправился к Узбеку, рассказал все хану и выпросил себе ярлык на великое княжение. Поняв, что дело пахнет жареным, Юрий отправился в Орду, но по дороге его перехватил брат тверского князя Александр, в результате чего Юрий лишился казны и сам чудом вырвался. С дружиной он ушел в Псков, а затем в Новгород, где его охотно признали князем. В этом качестве он успел довольно удачно повоевать против шведов, а затем заключить мир, по которому впервые была официально проведена граница между Шведским королевством и Новгородским княжеством на Карельском перешейке. Этот мирный договор вошел в историю под названием Ореховский мир, а его положения действовали аж до 1595 года.
Впрочем, заниматься северными делами Юрию долго не пришлось. Вскоре к нему явился татарский посол с настоятельной рекомендацией не откладывать визит к Узбеку во избежание тяжких последствий. Однако сделать это было не так-то просто, ведь тверские князья внимательно следили за своим врагом и планировали перехватить его по дороге. Пришлось московскому князю пробираться окольными путями. Наконец он прибыл в ставку Узбека, где его уже ждал Дмитрий Тверской, который за свой нрав успел получить прозвище «Грозные очи». Ну а дальше все произошло как в песне: «Та встреча была холодна как могила…».
Дмитрий, увидев своего врага, кинулся на него и зарубил москвича прямо в ханской ставке. Так, 21 ноября 1325 года был отомщен князь Михаил Тверской. После убийства тверской князь добровольно отдался на суд Узбеку. Тот думал долго, и лишь спустя десять месяцев приказал казнить князя, что и было выполнено 15 сентября 1326 года. Долгие раздумья хана были вызваны тем, что изначально в своих планах он отводил Дмитрию очень важную роль. Полностью подчиненное Орде, но при этом достаточно сильное, чтобы угрожать западным соседям, Великое княжество Владимирское под управлением князей из тверской ветви должно было стать противовесом стремительно усиливающейся Литве. Князь Дмитрий несомненно знал о том, что Узбек сделал на него ставку, и поэтому так дерзко себя повел. Однако князь переоценил свое значение и за это поплатился. Дмитрию Грозные очи в то время было двадцать шесть лет.
Верховную власть над Русью и титул Великого князя Владимирского Узбек отдал брату казненного, князю Александру Ярославичу. Московский трон занял брат погибшего Юрия, князь Иван Даниилович по прозвищу Калита.
Так что, несмотря на смену главных действующих лиц, расстановка сил на Руси не поменялась: Тверь в лидерах, Москва чуть уступает, но буквально дышит ей в затылок и активно готовится к схватке.
Интересно отметить, что и Михаил Тверской, и Юрий Московский одновременно отказались от старых традиций, по которым князья по мере усиления перемещались на более важные столы. Теперь оба князя не покидают своих вотчин ради Владимира, а наоборот, стремятся присоединить Великое княжество Владимирское к Твери или Москве. Оба князя опираются на свои города, всячески усиливая их. Например, боярин Родион, убивший Акинфа, были киевлянином, который со всей семьей и собственной дружиной переселился в Москву. А Акинф был новгородцем, переехавшим в Тверь. Таких бояр, купцов, ремесленников со всех концов Руси активно привлекали и в Тверь, и в Москву.
Кроме того, Михаил очень последовательно и жестко занимался тем, что сегодня называют централизацией власти или построением вертикали власти. Вообще, такая тенденция была характерна для Северо-Восточной Руси начиная с Андрея Боголюбского, но именно Михаил Тверской наиболее последовательно проводил ее в жизнь. Он же силой стремился объединить русские княжества в одно государство под главенством Твери и приложил массу усилий, чтобы поставить под свой контроль Новгород и связанную с этим городом торговлю. В общем, он действовал также, как чуть позже будут действовать московские князья.
***
Новый Великий князь Александр Михайлович остался в Твери, и пару лет его дела шли совсем неплохо. Но в 1327 году к нему в гости нагрянул двоюродный брат самого Узбека по имени Чол-хан (в русской традиции Шевкал) с соответствующим эскортом. Что нужно было ханскому родичу в русских землях, непонятно , но вели себя ордынцы более чем вызывающе. Сразу же начались грабежи, и местное население на незваных пришельцев смотрело косо. Ну, а татары чувствовали себя господами среди рабов и не ожидали сопротивления. Закончилось это печально для всех. Согласно «Повести о Шевкале» события разворачивались следующим образом. 15 августа «…ранним утром, когда собирается торг, некий диакон-тверянин— прозвище ему Дудко — повел кобылицу, молодую и очень тучную, напоить водой в Волге. Татары же, увидев ее, отняли. Диакон же очень огорчился и стал вопить: «Люди тверские, не выдавайте!» И началась между ними драка. Татары же, надеясь на свою власть, пустили в ход мечи, и тотчас сбежались люди, и началось возмущение. И ударили во все колокола, стали вечем, и восстал город, и сразу же собрался весь народ. И возник мятеж, и кликнули тверичи и стали избивать татар, где кого поймают, пока не убили самого Шевкала. Убивали же всех подряд, не оставили и вестника, кроме пастухов, пасших на поле стада коней. Те взяли лучших жеребцов и быстро бежали в Москву, а оттуда в Орду, и там возвестили о кончине Шевкала».
В общем гордые джигиты достали горожан, и нужна была только искра, чтобы все полыхнуло. Крик дьяка стал спусковым крючком, после чего начался русский бунт не то чтобы бессмысленный, но уж точно беспощадный.
Как должен был действовать князь Александр когда полилась первая кровь? Остаться в стороне он не мог, а вмешаться мог или на стороне горожан, или на стороне ордынцев. И князь с дружиной приняли участие в истреблении ордынского отряда. Чолхан с уцелевшими воинами попытался укрыться в княжеском дворце, но толпа подожгла здание, так что все находившиеся в нем сгорели заживо. С человеческой точки зрения Александр поступил правильно, своих нужно защищать и поддерживать. Только вот подумать, чем закончится такое вмешательство, князь не захотел, хотя должен был понимать, что Узбек не простит этой резни. Как государственный муж Александр должен был вмешаться и защитить татар, чтобы отвести беду от всего города. Пришлось бы казнить некоторых тверичей, получить репутацию монгольского прихвостня, но город бы был спасен от ханского возмездия. Но голоса рассудка Александр Михайлович не послушал и остервенело кинулся в бой против татар. Когда с отрядом Чолхана было покончено, повстанцы перерезали всех находившихся в Твери ордынских купцов, хотя те и не помогали в бою своим соплеменникам. «Одних из них перебили, других перетопили, иных сожгли на кострах!» - пишет Сергей Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен».
Вот так из-за кобылы погиб великий город. Узбек не простил смерти своего родича и двинул на Тверь армию, к которой по дороге присоединились московский и суздальский князья. Зимой 1327-1328 годов карательная армия подошла к владениям Александра Михаиловича и устроила образцово-показательную расправу, разорив всю Тверскую землю. Татарскую армию в этом походе вели три полководца: Федорчук, Туралык и Сюге, из-за чего этот разгром получил название «Федорчукова рать». О татарском полководце Федорчуке нам неизвестно ничего, кроме его имени, но ясно, что он в ордынской иерархии занимал не последнее место, раз именно ему хан доверил войско. Кроме того, само имя, а скорее прозвище, Федорчук, потомок Федора, говорит о славянском происхождении этого персонажа. Возможно, он был сыном одного из русских князей или бояр, долго живших в Орде, и жены-татарки. Например, он мог быть сыном уже упоминавшегося в книге князя Федора Чермного, который большую часть сознательной жизни провел в орде, командуя одним из отрядов в армии хана Менгу-Тимура. По возрасту и отчеству Федорчук вполне мог оказаться отпрыском Чермного. Нам известно о трех сыновьях этого князя, погибших до Федорчюковой рати, но ведь у него могли быть и другие потомки? Впрочем, это только моя версия, нисколько не претендующая на достоверность.
И раз уж мы вспомнили Федора Чермного, то стоит сказать пару слов о его непростой судьбе. Третий сын смоленского князя Ростислава Мстиславича, он не имел никаких перспектив занять отцовский трон, а потому отправился добывать себе славу и место под солнцем. Благо, ярославский князь Константин скончался не оставив наследников мужского пола. Чтобы княжество не осталось беззащитным, княгиня-вдова Ксения выдала за молодого и красивого смоленского княжича Федора свою дочь. Вскоре у них родился сын Михаил. Так Федор стал Ярославским князем, но жизнь на новом месте малиной не оказалась. Его умная и властолюбивая теща сосредоточила всю власть в своих руках и делиться ей не собиралась. Быть «свадебным генералом» Федору не понравилось, и он в 1277 году с личной дружиной отправился в Орду, где его приняли с почетом и позволили воевать под знаменами хана. Молодой князь воевал на Кавказе, давил восстания в Булгарии и вскоре показал себя очень неплохим полководцем. Он был обласкан ханом, приобрел опыт и неплохое состояние. А пока он воевал, его супруга скончалась, так и не дождавшись мужа. Наконец, решив, что заработал достаточно, Федор вернулся в Ярославль, но в город его не пустили. Князю объявили: «Это город княгини Ксении, и есть у нас князь Михаил!» В общем, теща решила править именем своего внука, а Федора попросила убраться подобру-поздорову. Что собственно он и сделал, вернувшись в ханскую ставку. Там он женился на местной красавице и осел в городе Сарае. Со временем он вернулся в Ярославль во главе ордынского войска и все-таки стал править городом. Затем, после смерти своих братьев, Чермный стал князем Смоленским, но до конца жизни он постоянно с кем-нибудь воевал то на Руси, то в Орде.
Кто знает, сколько еще русских воинов отправлялось искать счастья в рядах ордынского войска? Кто знает, сколько их потомков взяли в жены местных красавиц и остались при ханской ставке или в волжских городах навсегда?
Князь Александр Тверской, из-за которого события приобрели такой трагический оборот, не дожидаясь, пока подойдет карательный отряд, с семьей бежал сначала в Новгород, откуда его вскоре попросили, а потом - во Псков. В ту кровавую зиму Тверь получила нокаут, от которого нескоро смогла оправиться, а ярлык на Великое княжение снова перешел в Москву. Однако тверское княжество сохранилось как независимое, а его престол Узбек отдал Константину Михайловичу, брату беглеца Александра. Самого же Александра он приказал найти и доставить в Сарай.
Давая Ивану Калите ярлык на Великое княжение, хан позаботился, чтобы тот не слишком усилился, для чего разделил владимирские земли между Калитой и князем Александром Васильевичем Суздальским и Нижегородским. Так что вместо ослабленной Твери противовесом Москве стало Суздальское княжество. В итоге, на Руси по-прежнему не было одного сильнейшего центра, который мог бы подчинить всех и бросить вызов Орде, но Москва стала еще на один шаг ближе к этому.
В Псков отправились посланцы от лояльных Орде князей, которые объявили: «Царь Узбек всем нам велел искать тебя и прислать к нему в Орду; ступай к нему, чтоб всем не пострадать от него из-за тебя одного; лучше тебе за всех пострадать, чем нам всем из-за тебя одного попустошить всю землю!». На примере Твери Узбек уже показал, что угроза опустошить землю - вовсе не пустой звук, и Александр понимал, что сейчас он подставляет под удар приютивших его псковичей. Впрочем, сами псковичи особо не испугались и признали Александра своим князем. Казалось, назревает новое кровопролитие, предотвратить которое нет никакой возможности. Однако Иван Калита придумал, как разрешить кризис бескровно. Московский князь уговорил митрополита Феогноста отлучить от церкви князя Александра и весь Псков, если они не исполнят требование князей. Такая угроза была для людей того времени гораздо страшнее войны. Ведь одно дело – потерять голову в бою, а совсем другое – сгубить вечную душу! Пришлось Александру покинуть гостеприимный Псков и отправиться в Литву, где он несколько лет пережидал, пока о нем не забудут в Орде. Затем он вернулся, и псковичи снова приняли его своим князем. Тут у него родился сын, названный в честь деда Михаилом, которому со временем было суждено стать последним соперником Москвы. Десять лет князь Александр защищал Псков, но мысль вернуться в Тверь не оставляла его. Ведь в Пскове он был по сути лишь наемным полководцем и передать княжескую власть по наследству своим детям не мог.
Пока Александр Тверской отсиживался в Литве и Пскове, князь Иван Калита усиливал свое влияние, и после смерти Александра Суздальского объединил под своей властью все владимирское княжество. При любой возможности он покупал земли, которые присоединял к своему московскому княжеству. Одновременно он переманивал к себе на службу наиболее талантливых бояр из соседних княжеств, чем усиливал Москву и ослаблял соседей. Кроме того, Калита заключил союз с Литвой, который скрепил браком своего сына Семёна с дочерью литовского правителя Гедимина Айгустой.
Наконец в 1336 году Александр посчитал, что ханский гнев улегся и решился вернуться на родину. Однако, прежде чем это сделать, предстояло выяснить, как на это отреагируют татары. Поэтому сначала князь послал к Узбеку своего сына, который должен был узнать настроения в Орде и замолвить словечко об отце. Миссия молодого княжича увенчалась успехом, и Александр Тверской отправился на ханский суд. По преданию, он обратился к монгольскому владыке со словами: «Я сделал много зла тебе, но теперь пришел принять от тебя смерть или жизнь, будучи готов на все, что Бог возвестит тебе». Такие верноподданнические слова обрадовали хана, и он не только простил Александра, но и вновь назначил его тверским князем. Что подумал об этом действующий тверской князь Константин, которого братец руками хана подвинул с трона, история умалчивает.
После своего возвращения Александр снова решает бросить вызов Москве, и начинает активно искать союзников. Первым на его призыв откликнулся ярославский князь Василий Давыдович по прозвищу Грозный, внук Федора Чермного. Затем к ним присоединился белозерский князь Роман Михайлович. Правда, в самой Твери далеко не все горели желанием рисковать головой ради амбиций своего князя и начинать войну с Калитой, за спиной которого маячила Орда. Из-за этого часть тверских бояр оставила свою службу и переехала в Москву. Но все равно было понятно, что схватка между Александром Михаиловичем и Иваном Калитой неизбежна, и один из противников должен погибнуть.
Правда, и московский князь вовсе не стремился начинать очередное кровопролитие и предпочел другой путь. Он с детьми отправился в Сарай к хану Узбеку, чтобы тот лично рассудил князей и принял меры.
Вероятно, Калита прибег к очень серьезному аргументу, который частенько применял в сложных ситуациях, – к серебру. Князь обильно одарил хана и все его окружение, чтобы те не ошиблись, верша суд. В итоге, в 1339 году Александр Тверской и Василий Грозный были вызваны в Орду, где первый был казнен вместе с сыном Фёдором , а второму был сделано серьезное внушение о недопустимости подрывать авторитет Великого князя.
На тверской престол снова был посажен Константин Михайлович, который главенство Москвы не оспаривал. Торжествующий Иван Калита приказал увести в Москву колокол с тверского собора святого Спаса, что в то время расценивалось как знак унижения и подчинения.
Скончался Великий князь Владимирский и князь Московский Иван Калита находясь на вершине могущества в возрасте пятидесяти двух лет 31 марта толи 1340 толи 1341 года. По видимому причина этих разногласий в том, что, по словам историка Николая Борисова, «в эпоху Калиты на Руси были в употреблении сразу три системы исчисления времени. По одной из них год начинался с 1 марта, по другой — с 1 сентября, а по третьей — с 1 марта предшествующего года. Летописец никогда не сообщает, какую из этих систем он использует. Кроме того, составитель свода часто не знал, каким стилем пользовались его предшественники. В результате, события часто сдвигались в датировке на год и даже более вперед или назад» .
***
Своим многолетним правлением Иван Данилович Калита заложил прочный фундамент московской державы. То, что в руках Калиты были немалые средства, известно всем, даже его прозвище означает «кошель» или «денежный мешок». Однако, где московский князь находил эти деньги сегодня никто не может ответить точно. Возможно, от потока ордынской дани он отводил ручеек в свою казну. Кроме того, он активно выжимал подати из Новгорода и других подчиненных Великому князю городов, а его подданные начали освоение богатого пушниной севера. Активно Москва участвовала в торговле хлебом и медовухой, которую варили на княжеских варницах, что тоже давало определенный доход. Полученное таким образом серебро князь тратил на усиление своей вотчины. Калита активно покупал новые села и городки, вел широкое строительство, щедро одаривал своих сподвижников, привлекая к себе на службу лучших специалистов страны. Именно в княжение Ивана Калиты в Москве была построена мощная дубовая крепость – Кремль и несколько соборов.
Но был и еще один внутренний резерв, который Иван Калита умело задействовал для усиления государства. Он жестко и эффективно навел порядок в своих владениях, уничтожив разбойников, – «избавил Русскую землю от татей», по словам летописца. Теперь никто не препятствовал купцам, а, значит города начинали активно торговать и богатеть.
При этом князь действовал не только мечом, но и пером. Он юридически изменил многие нормы, касавшиеся судопроизводства. Да, понимаю удивление читателей, привыкших к басням про дикое средневековье, но средневековая Русь была правовым государством! Проблема в том, что до времени Калиты феодалы имели право судить по всем без исключения уголовным делам в пределах своих вотчин. Однако далеко не все бояре или монастыри имели силы привести в исполнение приговоры или, к примеру, расправиться со скрывающейся в лесах разбойничьей бандой. Чтоб исправить ситуацию, Иван Калита передал наиболее серьезные уголовные дела из ведения вотчинников в ведение князя. Ну, а княжеская администрация имела все возможности навести порядок. Чтобы понять, какие именно дела, Калита отнес к серьезным, можно процитировать его грамоту к новгородскому Юрьеву монастырю. Согласно ей, монастырские люди из Волока должны были судиться у своих монастырских властей по всем делам «опроче татьбы, и разбоя, и душегубства»... То есть, говоря современным языком, судить по статьям за грабеж, разбой и убийство мог только князь или его представитель. Естественно, что этот суд был гораздо более справедливый, так как обвиненные не могли ни подкупить судей, ни поспорить с ними с оружием в руках.
Ну а если очистить страну от бандитов, пресечь анархию, придавить своеволие местных начальников да еще не скупясь вкладывать средства в экономику, то любая страна оживет. Так что нечего удивляться развитию Москвы. Отличный хозяйственник Калита сделал все, чтобы вывести людей из многолетнего кризиса и дать возможность стране ожить.
Но самая большая заслуга этого князя в том, что он сумел наладить отношения с Ордой, и за все время его правления ни разу ордынцы не напали на его княжество. Естественно, в такой мирный уголок тянулись люди из соседних земель. «Перестали поганые воевать русскую землю, - отметил летописец, - перестали убивать христиан; отдохнули и опочили христиане от великой истомы и многой тягости и от насилия татарского; и с этих пор наступила тишина по всей земле».
Соседние княжества он стремился подчинить своей воле, но при этом всегда был готов к компромиссу и, как правило, не доводил дело до братоубийственных войн. Но свою линию гнул неуклонно. Его замысел был прост: всеми возможными мерами усилить Москву, чтобы она стала единственным центром, вокруг которого впоследствии можно было бы собрать всю Русь.
Недаром Калита стал использовать титул Господарь вся Руси, хотя пока еще под его рукой была не то что вся Русь, но даже не половина русских земель. По сути это была прямая декларация намерений московских князей не останавливаться на достигнутом. Сам Иван Данилович использовал этот титул лишь внутри страны, не рискуя так подписываться во внешнеполитических отношениях, потому как понимал, что рано еще бросать такой вызов всем соседям-конкурентам. Однако своих он приучал к тому, что московский князь – это правитель всей Руси . Умный и осторожный, но в то же время упорный и целеустремленный прагматик, Иван Даниилович шаг за шагом приближал свой замысел к реальности, хотя и понимал, что плодов своих трудов он при жизни не увидит.
Сказать, что в результате правления Ивана Калиты Москва выбилась в абсолютные лидеры нельзя, но доставшиеся от предшественников позиции Иван Даниилович укрепил и расширил. К концу его жизни Московское княжество вошло в число сильнейших на Северо-востоке Руси . Что же касается его покорности Орде, в чем его любят упрекнуть многие публицисты, то был ли в то время другой вариант поведения? Не было! Так зачем тогда обвинять князя?
Он был прагматиком и действовал так, как было оптимально в тех условиях. Например, добившись права собирать ордынскую дань, московский князь получил в свои руки серьезный ресурс, и не только экономический, но и политический. Ведь теперь он мог от имени хана наказать своих противников рублем, а кого наказывать, а кого миловать, он принимал решение сам. Естественно, он этим воспользовался. А кто бы отказался?
***
Сразу же после смерти Калиты в Орду поспешили Тверской, Ярославский и Суздальский князья, стремившиеся занять освободившийся престол Великого князя.
Для Москвы это был очень опасный момент, ведь во многом ее возвышение объяснялось тем, что московский князь одновременно являлся и Великим князем Владимирским. Если бы Узбек выбрал нового Великого князя из числа других претендентов, то стремительный взлет Москвы был бы остановлен. Но судьба была благосклонна к этому городу, и хан избрал новым правителем Руси сына Калиты, князя Симеона (Семёна) Ивановича Гордого. Само же Московское княжество по завещанию Калиты было поделено между его вдовой и детьми. Старший сын и главный наследник Симеон получил 26 городов и сел, в том числе Можайск и Коломну. Второй сын, Иван, стал обладателем 23 городов и сел, из них наиболее значимыми были Звенигород и Руза. Третьему сыну, Андрею, отошел Серпухов и еще двадцать городков. Вдове князя достались еще несколько поселений. В соответствии с волей почившего властелина все дети оказались пристроенными, но при этом старший получил наиболее важные и богатые города, что делало его сильнейшим среди братьев и гарантировало главенство в семье.
Пока Симеон Московский был в Орде, буйные новгородцы решили воспользоваться отсутствием власти на Руси и немного пограбить соседей. Сначала их отряд налетел на город Устюжна в современной Вологодской области. Сам город отбился, но окрестности налетчики пожгли и разграбили. Затем новгородцы отправились за добычей в Белозерскую волость, которая принадлежала Москве. Неизвестно, кого бы еще «осчастливили» своим визитом эти лихие ребята, но тут в страну вернулся Великий князь. Первым делом он отправил своих сборщиков налогов в город Торжок, входивший в Новгородское княжество, но бывший самым близким к великокняжеским владениям. Ну, а налоговиков ни в одной стране не любили и не любят сейчас. Вот и между княжескими посланцами и налогоплательщиками возникли разногласия, причем московские чиновники, уже знавшие о художествах новгородцев под Белозерском начали действовать жестко, выбивая все долги. В конфликт тут же вмешались новгородцы, ватага которых примчалась в Торжок. Княжеских посланцев захватили, заковали в кандалы и стали укреплять город, готовясь к осаде. Одновременно они послали гонцов в Москву сказать Симеону: «Ты еще не сел у нас на княжении, а уже бояре твои насильничают». Действовали ли нападавшие по воле своего города или это была самодеятельность какого-нибудь бесшабашного полевого командира, неизвестно.
Своими действиями новгородцы активно дразнили медведя и буквально вынуждали Симеона отреагировать, начав войну, заодно втравив в нее жителей Торжка. Понимая, что первыми под раздачу попадут именно они, последние послали в Новгород требование, чтобы новгородцы спешно собирали общее ополчение и двигались оборонять Торжок. И тут вечевая демократия показывает себя с очень характерной стороны – простые новгородцы отказываются идти в поход!
Ошалевшие от такого поворота событий жители Торжка возмутились, взялись за оружие и устроили небольшую революцию, выгнав из города новгородцев, отпустив московских пленников и разгромив дома тех бояр, которые поддерживали Новгород.
В это же время московский князь собрал армию и двинулся походом на мятежное княжество. Новгородцы попытались собрать армию, но большинство жителей города явно не горело желанием рисковать головой из-за проделок своих лихих соплеменников.
В итоге на поклон к Симеону отправился новгородский тысяцкий с наиболее знатными боярами. Понятное дело, это не были переговоры равных сторон, а полная капитуляция северян, стремящихся любыми средствами задобрить князя. По легенде, чтобы морально сломить оппонентов, Симеон унизил послов, заставив их прийти к нему босиком и просить мира на коленях. Так ли это было, неизвестно, но по итогам переговоров Новгород признал Симеона своим князем, а также вынужден был заплатить огромную контрибуцию.
Надо ли в этой ситуации жалеть новгородцев, как это делают некоторые современные любители демократического вечевого Новгорода типа историка Александра Широкорада? Думаю, что нет! Буйные новгородцы своими действиями посеяли ветер, ну и пожали бурю. Сами виноваты, так на кого пенять?
Князь Симеон после этой истории получил прозвище Гордый, под которым и вошел в историю. Он уверенно вел политику объединения Руси под своей рукой и при этом сохранял хорошие отношения и с Узбеком, и со сменившим его на ханском троне Джанибеком.
В это же время усиление Москвы встревожило литовского князя Ольгерда, который сам метил на роль хозяина Руси. Сначала литовец попытался убрать конкурента чужими руками, поссорив Орду и Москву, для чего отправил в Сарай своего брата Кориата. Однако хан Джанибек не стал слушать того и просто выдал его московскому князю. Так что первая интрига Литвы оказалась бесплодной.
Умер князь Симеон Гордый весной 1353 года от чумы, которую наши летописцы называли «моровой язвой». Вместе с ним погибли оба его сына и брат Андрей Иванович Серпуховской, а также митрополит Феогност и московский тысяцкий Василий Вельяминов. Трон наследовал младший брат князя, Иван Красный. О чуме мы поговорим чуть позже, а пока хочется отметить одну закономерность. Все русские князья, умирая, делят свои владения между детьми, те, в свою очередь, доставшийся им удел делят между своими детьми, в итоге некогда большое княжество превращается в лоскутное одеяло, где масса князей-родичей, как пауки в банке, борются между собой. Например, в Твери в 1345 году начались междоусобицы, которые нанесли княжеству больше вреда, чем татарский погром, и так ослабили его, что тверским владыкам о соперничестве с Москвой уже и думать нельзя было.
А вот в Московском княжестве ситуация совершенно иная. После смерти Даниила Московского осталось пять сыновей, но:
• Юрий Данилович, умирает не оставив сыновей;
• Афанасий Данилович принимает монашество и не оставляет детей;
• Борис Данилович гибнет молодым, не оставив потомства;
• Александр Данилович тоже не оставляет наследников.
Княжество не дробится и целиком переходит Ивану Даниловичу Калите. И после него все повторяется: старший сын и наследник Симеон Гордый умирает вместе с потомками. Княжество переходит к его брату Ивану Второму . Но и этот князь гибнет молодым, оставив всего двух сыновей, из которых один умрет бездетным. Так что в Москве не наблюдается характерного для других княжеств «перепроизводства князей» и следовательно, нет никакого дробления владений.
Складывается впечатление, что неведомые силы оберегали Московское княжество от раздела между братьями и последующих усобиц. Словно какой-то невидимый селекционер упорно прорежал род Даниловичей, стремясь усилить московскую династию и убрать всех, кто не вписывался в неведомый нам замысел.
Сравнительно недолгое правление Симеона Гордого стало временем закрепления достигнутых при его отце и дяде успехов. Начиная с этого периода понятия Московское и Великое княжество потихоньку превращаются в тождественные, а Москва становится непререкаемым лидером русского Северо-востока. Умирая, князь мог быть доволен тем, как он прожил жизнь: Новгород подчинен, Владимирский трон занят, Тверь еще не оправилась от прошлых погромов и подчиняется воле Москвы, прочие княжества явно слабее Москвы и не могут оспорить её ведущую роль в стране. Единственное исключение – суздальский князь Константин, который вел свою политику и метил на место Великого князя. Этот правитель даже сумел добиться определенной поддержки в Орде. Симеон Гордый и Константин Суздальский были вызваны на суд, но хан решил, что коней на переправе не меняют и подтвердил права московского князя на Великое княжение. Однако из подчинения Великому князю был выведен Нижний Новгород, который татары передали в управление Константину Суздальскому.
Во время княжения Симеона произошло событие незаметное, но имевшее гигантское значение для всей Руси. Стремившиеся к монашескому подвигу братья Варфоломей и Стефан Кирилловичи в дремучем лесу на берегу реки Кончуры заложили деревянную церковь во имя Святой Троицы. Вскоре, не выдержав испытаний, Стефан покинет лес и переедет в московский Богоявленский монастырь, а его двадцатитрехлетний брат примет постриг под именем Сергия и предастся суровой аскезе. Через несколько лет слава о молодом монахе разойдется по окрестностям, и к нему потянутся искатели истины со всей Руси. Так родится Троице-Сергиев монастырь, вскоре ставший духовным сердцем страны, а сам Сергий Радонежский станет величайшим святым нашего народа.
***
В отличии от своего державного брата Симеона, Иван Второй Красный остался в памяти потомков как пример «государя тихого, кроткого и милостивого». Заботясь о своем княжестве, он не вмешивался во внутренние дела соседей и стремился возникающие конфликты улаживать за столом переговоров. По словам летописца, князь Иван «жил во всякой тишине, а потому и спокойствие отовсюду имел». Впрочем, кротость кротостью, но при необходимости князь мог быть твердым и непреклонным. Например, в 1358 году ордынский отряд во главе с царевичем Мамат-Ходжой попытался войти в московские владения, якобы в качестве посольства, но князь просто не впустил в свои земли татар, которые перед этим бесчинствовали в Рязанском княжестве. Тем пришлось отступить, чтобы не пролилась кровь. Суздальско-нижегородский князь Константин Васильевич попытался оспорить у Ивана Красного великое княжение Владимирское, но как и раньше, хан сохранил ярлык за представителем московского княжеского дома.
Правил Иван Второй шесть лет и скончался, не прожив и 34 лет. В этот момент его старшему сыну Дмитрию было всего девять лет, а младшему Ивану – пять. Было это в 1359 году, и в тот же год погиб хан Бердибек, после чего Золотая орда погрузилась в пучину гражданских войн, известных как «Великая замятня».
***
Современному человеку трудно понять отношение русских князей конца тринадцатого и первой половины четырнадцатого веков к ордынцам. Во многом потому, что сейчас мы напрочь лишены того православного осмысления жизни, которое было присуще нашим предкам. Для них нашествие Батыя и поражение Руси ощущалось как Божья кара за грехи, которую нужно вынести. Примером, определявшим поведение многих из наших князей была библейская история пророка Даниила, в книге которого было сказано: «Всевышний владычествует над царством человеческим и дает его, кому хочет».
Если вы помните, некогда всевышний даровал победу и власть над Израилем царю Навуходоносору. Русскими мыслителями история вавилонского плена евреев была переосмыслена и наложена на русскую реальность. Тем более, что провести параллели было очень просто: Навуходоносор – хан, евреи – русские, плен продлится до тех пор, пока русские не очистятся от своих грехов. А поскольку власть Орды – это наказание господне, то и избавить от него может лишь Бог, когда сочтет это необходимым. Ну, а раз татарский царь поставлен властвовать господом, то долг православных служить ему не за страх, а за совесть, но при этом сохраняя в чистоте свою веру. Русские князья и митрополиты старались вести себя с татарами так, как некогда пророк Даниил и отроки Анания, Азария и Михаил вели себя в Вавилоне.
Для москвичей история пророка Даниила была еще ближе. «Угодно было Дарию поставить над царством сто двадцать сатрапов, чтобы они были во всем царстве, а над ними трех князей, - из которых один был Даниил, - чтобы сатрапы давали им отчет и чтобы царю не было никакого обременения. Даниил превосходил прочих князей и сатрапов, потому что в нем был высокий дух; и царь помышлял уже поставить его над всем царством. Тогда князья и сатрапы начали искать предлога к обвинению Даниила по управлению царством; но никакого предлога и погрешностей не могли найти, потому что он был верен, и никакой погрешности или вины не оказывалось в нем. » Соответственно сатрапы – это русские князья, из числа которых царь избирает нескольких князей для непосредственного управления Русью. Даниил, которого царь за «высокий дух» хотел поставить «над всем царством», - это Великий князь Владимирский.
То, что Владимирскими князьями становятся представители московской династии, означает, что именно они сохранили «высокий дух». Следовательно возвышение Москвы происходит потому, что ее князья за твердость в православии и благочестие удостоились милости божьей, которая проявляется в переносе сюда резиденции святого митрополита Петра и его наследников. Московские князья заботятся о Церкви, строят храмы и монастыри и при этом по примеру ветхозаветных пророков верно служат языческому царю во всем, что не касается веры. Выходит, что именно московские князья начали духовное возрождение Руси, её возвращение на праведный пут, а значит именно московская династия призвана объединить Русь и повести ее путем, угодным Богу.
Глава 29. Жестокое очищение
Четырнадцатый век от рождества Христова был жестоким временем. Началось с того, что в начале века стал меняться климат, и пришло похолодание, которое иногда называют малым ледниковым периодом. Почему оно наступило, никто сказать не может, но последствия были глобальные. Трехвековой период мягкого и теплого климата, давший возможность европейским народам богатеть и увеличиваться численно, канул в небытиё. Для Европы катастрофой стало ослабление Гольфстрима, теплого атлантического течения, которое перестало обогревать Старый Свет. В результате в 1315 году европейцев ждал страшный неурожай. По всей северо-западной Европе начался великий голод, продлившийся несколько лет. Британия, Франция, Скандинавия и Германия голодали жутко. Весь социальный строй этих стран рухнул. Наступило время хаоса, массовой преступности и запредельной жестокости. Убивали за корку хлеба, а людоедство стало массовым явлением. По разным оценкам, умерло до четверти населения этих стран. Выжившие хронически недоедали, из-за чего их иммунная система была ослаблена, что приводило к повышенной смертности и различным эпидемиям.
На другой стороне Атлантики тоже было нерадостно: побережье буквально замерзало, а центральные и западные земли современных США стали засушливыми и превратились в регион пыльных бурь. Возможно, что именно из-за этого предки ацтеков были вынуждены покинуть свою землю и двинуться на юг, чтобы в 1325 году осесть на территории современной Мексики.
Досталось и китайцам, у которых сначала засуха в междуречье Янцзы и Хуанхэ привела к голоду, а затем, в 1333 году из-за проливных дождей произошло наводнение, в котором погибло до 400 000 человек. Далее в Поднебесной начались эпидемии и землетрясения. Хорошенько подумав, местное население пришло в выводу, что все эти напасти вызваны тем, что страной правит неугодная небу чужеземная власть. В результате начались мятежи против монгольской династии Юань, которые перешли в восстание красных повязок, а затем – многолетнюю кровавую гражданскую войну.
Южной Европе досталось от извержения Этны в 1333 году, накрывшего пеплом юг Италии и Кипр, а затем, 25 января 1348 года произошло сильнейшее землетрясение с очагом в Средиземном море.
Ближе к середине четырнадцатого века человечество получило еще один сокрушительный удар – эпидемию бубонной чумы. Из-за того, что под глазами заболевшего появлялись тёмные круги, эта болезнь получила название «Чёрная смерть», под которым она и вошла в историю.
Вспыхнула эпидемия в Азии, где-то в районе пустыни Гоби между Китаем и Монголией. С монгольскими воинами и торговцами болезнь в тридцатых годах попала в Китай, где по современным подсчетам от неё вымерло больше половины населения. Затем болезнь повернула на запад и дошла до Золотой Орды. Пространства великой евразийской степи наполнились трупами. В Московском летописном своде в записи от 1346 года записано: «Бысть мор силён под восточною страною: на Орначи, и на Азсторокани, и на Сараи, и на Бездежи и на прочих градех стран тех, на крестианех, и на Арменех, и на Фрязех, и на Черкасех, и на Татарех, и на Обязех, и яко не бысть кому погребати их». Сколько погибло ордынцев, сказать невозможно, но персидский автор Умар ибн ал-Варди, опираясь на сведения купцов, записал: «В 747 году приключилась в землях Узбековых чума, от которой обезлюдели деревни и города; потом чума перешла в Крым, из которого стала исторгать ежедневно до 1000 трупов или около того. Затем чума перешла в Рум , где погибло много народу, — сообщал мне купец из людей нашей земли, прибывший из того края, что кади Крымский рассказывал (следующее): «Сосчитали мы умерших от чумы, и оказалось их 85.000, не считая тех, которых мы не знаем». Если только в Крыму и только подтвержденных умерших было восемьдесят пять тысяч человек, то общие потери должны были составить гигантское число.
В том же году генуэзские торговцы привезли чуму из Крыма в Европу на своих кораблях. Первым европейским городом, испытавшим на себе ужас Черной смерти, стал Константинополь. Смертность была колоссальная, умерло до девяноста процентов жителей. Византийский историк и мыслитель Никофор Григора так описал увиденное: «Болезнь опустошала как города, так и села, и наши, и все, которые последовательно простираются от Гада до Столбов Геркулесовых. В течение одного-двух дней в большинстве домов все живущие вымирали разом, не исключая ни людей, ни животных».
Из Константинополя купцы и путешественники разнесли болезнь по всему Средиземноморью. Уже осенью 1347 года эпидемия захлестнула Италию и дошла до Франции. В «Светской хронике», написанной сицилийцем Микелем де Пьяцца сообщается: «Трупы оставались лежать в домах, и ни один священник, ни один родственник — сын ли, отец ли, кто-либо из близких — не решались войти туда: могильщикам сулили большие деньги, чтобы те вынесли и похоронили мертвых. Дома умерших стояли незапертыми со всеми сокровищами, деньгами и драгоценностями; если кто-либо желал войти туда, никто не преграждал ему путь». Ту же самую картину рисует египтянин Махмуд ал-Айни: «О чуме, подобной этой, никто прежде не слыхал. Число умерших в Мысре и Каире доходило до 900 тысяч человек. Оказался недостаток во всех товарах, вследствие незначительности привоза их, так что бурдюк воды обходился в землях Египетских дороже 10 дирхемов... Не стало людей в домах; в последних были брошенные пожитки, утварь, серебряные и золотые деньги, но никто не брал их».
Великий поэт Джованни Боккаччо в своем «Декамероне» добросовестно описал катастрофу во Флоренции: «Итак, скажу, что со времени благотворного вочеловечения сына божия минуло 1348 лет, когда славную Флоренцию, прекраснейший изо всех итальянских городов, постигла смертоносная чума, которая, под влиянием ли небесных светил или по нашим грехам посланная праведным гневом божиим на смертных, за несколько лет перед тем открылась в областях востока и, лишив их бесчисленного количества жителей, безостановочно подвигаясь с места на место, дошла, разрастаясь плачевно, и до запада. Не помогали против нее ни мудрость, ни предусмотрительность человека, в силу которых город был очищен от нечистот людьми, нарочно для того назначенными, запрещено ввозить больных, издано множество наставлений о сохранении здоровья. Не помогали и умиленные моления, не однажды повторявшиеся, устроенные благочестивыми людьми, в процессиях или другим способом. Развитие этой чумы было тем сильнее, что от больных, через общение со здоровыми, она переходила на последних совсем так, как огонь охватывает сухие или жирные предметы, когда они близко к нему подвинуты.
Некоторые полагали, что умеренная жизнь и воздержание от всех излишеств сильно помогают борьбе со злом; собравшись кружками, они жили, отделившись от других, укрываясь и запираясь в домах, где не было больных и им самим было удобнее; употребляя с большой умеренностью пищу и вина, избегая всякого излишества, не дозволяя кому бы то ни было говорить с собою и, не желая знать вестей извне – о смерти или больных. Они проводили время среди музыки и удовольствий, какие только могли себе доставить.
Другие, увлеченные противоположным мнением, утверждали, что много пить и наслаждаться, бродить с песнями и шутками, удовлетворять, по возможности, всякие желания, смеяться и издеваться над всем, что приключается – вот вернейшее лекарство против недуга. И как говорили, так, по мере сил, приводили и в исполнение, днем и ночью странствуя из одной таверны в другую, выпивая без удержу и меры, чаще всего устраивая это в чужих домах, лишь бы прослышали, что там есть нечто им по вкусу и в удовольствие. Делать это было им легко, ибо все предоставили и себя и свое имущество на произвол, точно им больше не жить; оттого большая часть домов стала общим достоянием, и посторонний человек, если вступал в них, пользовался ими так же, как пользовался бы хозяин. И эти люди, при их скотских стремлениях, всегда, по возможности, избегали больных. При таком удрученном и бедственном состоянии нашего города почтенный авторитет как божеских, так и человеческих законов почти упал и исчез, потому что их служители и исполнители, как и другие, либо умерли, либо хворали, либо у них осталось так мало служилого люда, что они не могли отправлять никакой обязанности; почему всякому позволено было делать все, что заблагорассудится.
Иные были более сурового, хотя, быть может, более верного мнения, говоря, что против зараз нет лучшего средства, как бегство перед ними. Руководясь этим убеждением, не заботясь ни о чем, кроме себя, множество мужчин и женщин покинули родной город, свои дома и жилья, родственников и имущества и направились за город, в чужие или свои поместья, как будто гнев божий, каравший неправедных людей этой чумой, не взыщет их, где бы они ни были, а намеренно обрушится на оставшихся в стенах города, точно они полагали, что никому не остаться там в живых и настал его последний час.
Не станем говорить о том, что один горожанин избегал другого, что сосед почти не заботился о соседе, родственники посещали друг друга редко, или никогда, или виделись издали. Бедствие воспитало в сердцах мужчин и женщин такой ужас, что брат покидал брата, дядя племянника, сестра брата и нередко жена мужа; более того и невероятнее: отцы и матери избегали навещать своих детей и ходить за ними, как будто то были не их дети. Умирали, кроме того, многие, которые, быть может, и выжили бы, если б им подана была помощь. От всего этого и от недостаточности ухода за больными, и от силы заразы, число умиравших в городе днем и ночью было столь велико, что страшно было слышать о том, не только что видеть.
Мелкий люд, а, может быть, и большая часть среднего сословия представляли гораздо более плачевное зрелище: надежда либо нищета побуждали их чаще всего не покидать своих домов и соседства; заболевая ежедневно тысячами, не получая ни ухода, ни помощи ни в чем, они умирали почти без изъятия. Многие кончались днем или ночью на улице; иные, хотя и умирали в домах, давали о том знать соседям не иначе, как запахом своих разлагавшихся тел. …умиравшими повсюду все было полно. Соседи, движимые столько же боязнью заражения от трупов, сколько и состраданием к умершим, поступали большею частью на один лад: сами, либо с помощью носильщиков, когда их можно было достать, вытаскивали из домов тела умерших и клали у дверей, где всякий, кто прошелся бы, особливо утром, увидел бы их без числа; затем распоряжались доставлением носилок, но были и такие, которые за недостатком в них клали тела на доски. Часто на одних и тех же носилках их было два или три, но случалось не однажды, что на одних носилках лежали жена и муж, два или три брата, либо отец и сын и т. д.
Так как для большого количества тел, которые, каждый день и почти каждый час свозились к каждой церкви, не хватало освященной для погребения земли, то на кладбищах при церквах, где все было переполнено, вырывали громадные ямы, куда сотнями клали приносимые трупы, нагромождая их рядами, как товар на корабле, и слегка засыпая землей, пока не доходили до краев могилы.
Не передавая далее во всех подробностях бедствия, приключившиеся в городе, скажу, что, если для него година была тяжелая, она ни в чем не пощадила и пригородной области. Если оставить в стороне замки (тот же город в уменьшенном виде), то в разбросанных поместьях и на полях жалкие и бедные крестьяне и их семьи умирали без помощи медика и ухода прислуги по дорогам, на пашне и в домах, днем и ночью безразлично, не как люди, а как животные.
Сколько больших дворцов, прекрасных домов и роскошных помещений, когда-то полных челяди, господ и дам, опустели до последнего служителя включительно! Сколько именитых родов, богатых наследии и славных состояний осталось без законного наследника! Сколько крепких мужчин, красивых женщин, прекрасных юношей, которых, не то что кто-либо другой, но Гален, Гиппократ и Эскулап признали бы вполне здоровыми, утром обедали с родными, товарищами и друзьями, а на следующий вечер ужинали со своими предками на том свете!»
На 1348 год пришелся пик эпидемии. В это время чума лютовала уже по всей Европе вплоть до Северного моря. В следующем году норвежцы заметили у своих берегов английский корабль, полный трупов. Не побрезговав этим, а может, не зная о чуме, местные жители ограбили корабль. Вместе с грузом шерсти в Норвегию попала и чума, которая за следующий год прошлась по всей Скандинавии.
В 1350 году первые больные чумой появились в Польше, но эту страну словно хранил Бог. По неизвестным причинам Польша и Чехия практически не пострадали от эпидемии. Возможно, благодаря этому, польский король сумел удержать своих подданных от паники и морального разложения, свойственного остальной Европе. Поляки не поддались общей вакханалии поиска виновных в эпидемии и уничтожения чужаков. Ну, а в Западной Европе в это время озверевшие люди громили лепрозории и уничтожали евреев, обвиненных в распространении болезни. В чужаках и беглецах европейцы видели угрозу и встречали их оружием. Еще одной страной, где власти смогли сохранить порядок, была Венеция, хотя эта республика сильно пострадала от чумы. Вся остальная Западная Европа погрузилась в хаос. Кстати, именно в период Черной смерти стали популярны крепкие алкогольные напитки, которые считались защитой от болезни.
В поисках спасения почти два с половиной миллиона европейцев отправилось в Рим к святому престолу, но молитвы были бессильны против болезни, и лишь десятая часть от этих паломников выжила. Сам Папа Римский заперся в своей резиденции в Авиньоне и никого к себе не подпускал.
В начале эпидемии монахи различных орденов вместе с врачами ухаживали за больными, из-за чего сами заражались и массово гибли. Такая же судьба ждала священников, которые исповедовали и причащали умирающих. Дошло до того, что в некоторых регионах не осталось в живых ни одного церковника. К ужасу простого народа оказалось, что церковь не может защитить своих прихожан, из-за чего среди верующих начались паника и недоумение: почему Бог карает своих служителей? И если уж слуг божьих чума не щадит, то что ждет простых смертных?!
В народе воскресли языческие верования и появились различные ереси, порой переходящие в откровенный психоз. Люди не верили в естественные причины появления болезни и искали отравителей, которые разносили чуму. Причем, эти взгляды не были лишены почвы, так как существовало поверье, что от болезни можно исцелиться, «передав» ее другому. Вот зараженные и пытались спастись, заражая соседей… Разумеется, это не было массовым явлением, но даже нескольких таких случаев оказывалось достаточно, чтобы здоровые начинали охоту на всех подозреваемых в болезни. Несчастных отправляли в карантины и лазареты с чумными больными, а то и просто убивали. Озверевшая от страха, предчувствия смерти и безвластия толпа громила богатые дома и предавалась оргиям. Поскольку не хватало могильщиков, то их набирали из каторжников и рабов, которые вносили свою лепту в усиление хаоса.
По народному мнению отравителями, виновными в эпидемии, были евреи, прокаженные и сатанисты , которые таким образом мстили христианам. Впрочем, обвиненным мог оказаться любой, чья одежда или поведение вызвали подозрение местного населения. Кстати, прокаженных в распространении болезней обвиняли регулярно. Так по приказу французского короля Филиппа Красивого в 1313 году по всем его владениям была начата охота на больных проказой, которых уничтожали без всякой жалости. Во время Черной смерти остатки прокаженных были добиты или сами погибли от болезни.
Евреев нелюбили всегда и везде, так что во время чумы им досталось по полной как от болезни, так и от местных жителей, устраивавших погромы, хотя власть иногда и пыталась взять евреев под свою защиту. Так, Римский Папа Климент VI специальной буллой грозил отлучением от церкви убийцам евреев, но несмотря на это более трехсот еврейских общин Европы прекратили своё существование.
К 1352 году эпидемия добралась и до русских земель. Как и в Европе болезнь была скоротечной, и уже на третий день заболевший умирал. Первым княжеством пострадавшим от Черной смерти, стало Псковское. «Священницы не успеваху тогда мертвых погребати, но во едину нощь до заутриа сношаху к церкви мертвых по двадесять и до тритцати, и всем тем едино надгробно пение отпеваху...; и тако полагаху по пяти и по десяти во едину могилу. И сице бяше по всем церквам. И не бе где погребати мертвых...», – пишет летописец.
Стремясь спастись, псковичи вызвали из Новгорода архиепископа Василия, чтобы он своими молитвами изгнал заразу. Однако сам святитель скончался, а болезнь перекинулась на Новгородскую землю. Затем чума, по словам летописца «по всем землям походи». «Во всей земле Русской смерть люта, и напрасна и скора; и бысть страх и трепет великий на всех человецех!» - пишет он. В городах Глухове и Белоозере, если верить летописи «ни един человек не остася», хотя, скорее всего, речь идет не о поголовной смерти, а о бегстве. По крайней мере, вскоре после эпидемии рядом с покинутым Белоозером возникает новый город Белозерск. Так что, возможно, жители просто бросили зачумленное место и перенесли город на новое место. Тем не менее на Руси пострадали практически все крупные города, хотя количество погибших было меньше, чем в Европе и в абсолютных, и в процентных показателях.
К середине пятидесятых годов четырнадцатого века эпидемия стихла, хотя отдельные вспышки чумы будут возникать еще в течение тридцати лет, унося в могилы десятки тысяч человек. Например, в 1364 году чума снова гуляла по Руси, да так, что «опусте земля вся и порасте лесом, и бысть пустыни всюду непроходимые. А пришел он от низу, от Бездежа, в Новгород в Нижний, а оттуда ... разыдеся в все грады».
Последствия Черной смерти были глобальными, как и сама эпидемия. В Европе погибло, по разным подсчетам, от трети до половины населения. Лишь к шестнадцатому веку численность населения Европы достигла уровня, бывшего до пандемии. Пресеклись многие аристократические роды, пошатнулся авторитет Церкви, дали трещину феодальные отношения, стали размываться границы между сословиями. В ранее замкнутые ремесленные цеха, где места передавались от отца к сыну, стали принимать людей со стороны, то же самое происходило и в церкви, где на места умерших священнослужителей пришли люди из других сословий. Люди стали пытаться осмыслить происходящее, из-за чего со временем началась эпоха Ренессанса, а затем Реформации. В общем, мир изменился кардинально. Проблему нехватки рабочих рук в Европе пытались решить путем завоза рабов, а основным поставщиком живого товара стала Золотая Орда. Впрочем, работорговля в Европе возникла гораздо раньше. Уже в XIII веке итальянские купцы активно покупали рабов во владениях татарских ханов. Для этих целей генуэзцы даже построили сеть укрепленных городов в Северном Причерноморье. Оттуда татарские, черкесские и славянские рабы, которых продавали ордынцы, переправлялись в Италию и Францию. Сегодня этот факт малоизвестен, но средневековые европейцы были рабовладельцами. Однако из-за высокой стоимости рабов это явление в Европе не приняло таких массовых масштабов, как в странах Ближнего Востока. Как правило, европейцы использовали рабов для работ по дому, поэтому женщины ценились выше мужчин. Конец европейскому рабовладению наступил лишь тогда, когда турки-османы захватили Балканы, Малую Азию и Причерноморье, перекрыв тем самым прежние маршруты работорговцев. Кроме того, сами турки нуждались в невольниках, а поэтому не уступали их европейцам.
Не меньше бед эпидемия натворила и в исламских государствах. По свидетельствам современников, погибли «бесчисленные тысячи мусульман, а многие местности обезлюдели так, что некому было хоронить погибших».
В Золотой Орде основой удар пандемии пришелся по её городским центрам в Поволжье и Крыму, что, в общем-то, понятно. Кочевники садились на коней и бежали при начале болезни, а вот горожане такой возможности не имели. Русский писатель семнадцатого века Андрей Лызлов в своей «Скифской истории» отметил: «Побегоша оттуду мнози татарови в поля дикия, и наипаче умножишася около Дону и Днепра, и в Перекопи жити начаху». Этот факт подтверждает и современная археология.
Помимо того, что погибли многие горожане, например, в городе Тане (Азак, современный Азов) уцелела лишь пятая часть жителей, на долгие годы прекратились торговые связи с Европой и Средним Востоком. В результате этого роль городов (центров науки, производства, торговли) в Улусе Джучи заметно снизилась, а, следовательно, деградировало и само государство.
Чума, которая вспыхивала в Орде еще долго после окончания основной пандемии, существенно изменила политическую и экономическую ситуацию в регионе. Вдобавок, ко всему во время эпидемии к власти пришел хан Бердибек, убивший своего больного отца и братьев. В результате его правления к болезням в Улусе Джучи добавилась еще и гражданская война.
Подводя итог, можно сказать, что в четырнадцатом веке мир кардинально изменился. А чтобы понять, насколько сильно, проведите маленький эксперимент. Возьмите и на листе бумаги напишите всех, с кем вы общаетесь. Родственников, друзей, коллег, соседей… А теперь возьмите и вычеркните каждого второго. Представьте, как измениться ваша жизнь, если эти люди вдруг пропадут. И это еще не худший вариант, а, так сказать, средний ущерб по Европе. Жителям некоторых регионов пришлось вычеркнуть из такого списка девять из десяти имен. Попробуйте себе представить такой поворот событий! Это все равно, что если бы в подъезде десятиэтажного дома вдруг осталось бы только четыре жилые квартиры…
Или еще один пример урона, наносимого средневековыми эпидемиями. В двенадцатом – начале тринадцатого века Смоленское княжество было одним из сильнейших на Руси. В этой земле было не меньше полутора сотен укрепленных поселений. Смоленские князья активно участвуют в общерусской политике, навязывая свою волю соседям, становятся Великими князьями. И вдруг это могущество просто исчезает. Причина банальна и страшна – эпидемии. В 1230-х годах в городе начались голод и страшный мор, подорвавшие силу княжества. Только в братских могилах было похоронено тридцать две тысячи смолян. А эпидемия чумы в 1388 году просто добила Смоленск. По преданию, в живых осталось только десять человек, которые «согласясь, затворили пустой город и разошлись по другим городам». Так из числа центров Руси выпал Смоленск, который никогда уже больше не будет играть первостепенную роль в нашей истории.
Разумеется, пережившие все несчастья четырнадцатого века люди искали объяснение всем этим напастям. При этом такое совпадение по времени голода, землетрясений и эпидемий вызывало мысли о мистической подоплеке событий. Недаром и католики, и православные увидели в случившемся Божий гнев, вызванный грехами человечества. Действительно, при изучении этого периода складывается впечатление, что невидимый селекционер отсекал от дерева человечества ветки, не соответствующие его замыслу. Примерно так же рассуждают и многие наши современники. Например, уже цитированный мною автор пишет:
«Что значит любая эпидемия? Это, прежде всего, нарушение энергетического баланса конкретного народа или группы народов. Этот дисбаланс провоцируется резким искривлением их линии развития. Чтобы выровнять эту линию, требуется серьезная встряска, чем и является эпидемия или природный катаклизм. В данном случае (при «Черной смерти») эпидемия смела с лица земли многих носителей неверного мировоззрения, обеспечив тем самым возможность поворота в нормальное русло развития народов. В противном случае искривления были бы так сильны, что потребовалась бы более сильная встряска – на уровне изменения орбиты планеты и других изменений космического масштаба.
Если раковая опухоль начинает разрастаться, ее безжалостно удаляют. В моменты серьезных катаклизмов и эпидемий наблюдается сильнейший рывок человека к Богу. Инстинкт самосохранения в такие моменты настолько силен, что он активизирует все скрытые силы души, и вопль о помощи пробивает ранее не проходимые на тонком плане барьеры. Это и обеспечивает выравнивание нарушенного ранее баланса и создает предпосылки для возрождения души народа (-ов) на новой основе. Не имеет значения национальность, если речь идет о нарушении космических законов, связанных с этикой взаимоотношений. Когда на первое место выступают жадность, прелюбодеяние, разврат и прочие пороки, когда мать и сын не чувствуют любви друг к другу, а невестка и свекр ненавидят друг друга…
Нужно понимать, что эпидемии, стихийные бедствия и т.п. катаклизмы (включая войны) – это разрядка накопившейся негативной энергии. Можно сравнить это с прорывом нарыва. Другое дело, что нарыв может вскочить на ноге или на теле – так и в этом случае. Гнойные раны были в особо загрязненных энергетически местах – там, где люди отходили от Бога в душе. Можно разбивать лоб на молитве, но молитва эта не будет услышана Богом. Можно соотносить себя с великими праведниками, а в душе хулить и проклинать ближнего, совершать мысленные злодеяния. Не о внешней форме праведности идет речь. Там, где люди сумели удержать в душе правильное мировоззрение, правильное отношение к Богу и миру в целом, где не было глубинных перекосов сознания – там и были сохранены участки «живой» пространственной «ткани». Не нужно смотреть на внешнюю форму благочестия – это не показатель. Умные перед миром иногда глупы перед Богом.
В Польше, которую эпидемия обошла стороной, в тот период было много праведников, которые выстроили канал «прямой связи с Богом». Именно они удержали свой край от глобальных потрясений, именно они сохранили целостность пространства. Вспомните притчу о мытаре и фарисее – только с этих позиций нужно рассматривать ситуацию. Нужно отойти от человеческой логики: ходишь в храм, бьешь лбом поклоны – ты уже праведник.
Если чаша человеческих грехов переполняется, требуется очищение. И тогда случаются эпидемии и катаклизмы, при которых выжившие меняют свое мировоззрение. Пусть ненадолго, но баланс восстанавливается, а потом – снова пороки наступают. Грех, сидящий в человеческом естестве, рвется наружу. И если его не сдерживать волевым усилием, изменением мировоззрения, духовным взрослением, то в итоге – новый катаклизм. Частичное очищение позволяет продлить срок существования планеты и ее обитателей.
Далее – или глобальные катаклизмы, или изменение мировоззрения, духовная трансформа. На нынешнем этапе человечество подошло к своей черте, и Высшие Силы ждут от каждого твердых решений. Недаром 2012 год считается вехой, связанной с глобальной трансформацией землян. Ныне резко изменяется состояние планеты и всех ее обитателей. Свыше идут чистые потоки, позволяющие в ускоренном режиме менять духовные параметры каждого человека. Наблюдается резкое разделение на «овец» и «козлищ». Катаклизмы неизбежны – они помогают процессу очищения. И если бы не было отдельных катаклизмов, вся Земля бы «перевернулась» из-за необходимости очищения. Малыми, но сильными, с точки зрения человека, катаклизмами, спасается Земля, восстанавливая свой баланс.
Новые болезни, появившиеся в последние времена, свидетельствуют о косности человечества, не способного принять новые потоки чистых энергий. Как энергетические пробки в организме мешают прохождению энергии и создают болевые ощущения, так и на уровне планеты: энергетическая пробка – боль – очищение – трансформация…»
Глава 30. Святые люди
В 1299 году митрополит Киевский и Всея Руси Максим оставил разоренный и потерявший свое значение Киев и перенес свой престол в новую столицу – город Владимир Великий, а спустя четверть века следующий митрополит Петр перенес митрополичью кафедру из Владимира в Москву. Отныне Москва становилась не только одним из военных, политических и экономических центров Руси, но и превращалась в духовную столицу для всех православных русичей вне зависимости от того, в каком княжестве они жили. Это была огромная победа Ивана Калиты, ведь духовенство с его огромным влиянием на средневековое общество было силой, способной изменять политику самых сильных князей.
Кроме того, в то время именно Церковь была единственной организованной силой, скреплявшей отдельные княжества в единую страну, а следовательно, церковь становилась союзницей того князя, который возьмет на себя труд собрать все наши земли в одну державу. Митрополит Максим всячески поддерживал Михаила Тверского, так что тот вполне мог бы стать объединителем Руси, но грубостью своих действий этот князь оттолкнул от себя всех соседей. В итоге новый русский митрополит Петр Ратский делает ставку на Москву.
Возможно, в решении нового митрополита были не только объективные причины, но и личные. Ведь после кончины прежнего митрополита Михаил Тверской отправил к патриарху Константинопольскому своего сподвижника, игумена Геронтия, с просьбой о назначении его митрополитом. Одновременно в Константинополь приплыл волынский монах Петр, уже прославившийся как мудрец и иконописец. Его к патриарху отправил галицкий князь Юрий Львович, который хотел, чтобы в его владениях была создана новая, отдельная от Киевской митрополия . На роль первого Галицкого митрополита предлагался Петр.
Однако случилось иначе. Согласно легенде, к Геронтию явилась Пресвятая Богородица и сказала: «Напрасно трудишься, сан святительский не достанется тебе. Тот, кто написал Меня, Ратский игумен Петр, возведен будет на престол Русской митрополии». Так и случилось. Патриарх Афанасий назначил митрополитом Киевским и всея Руси Петра Ратского, который неожиданно для себя в 1308 году возглавил русскую церковь.
По вполне понятным причинам выбор патриарха не обрадовал Михаила Тверского, и отношения между Великим князем и митрополитом незаладились. Однако возможностей повлиять на митрополита у князя практически не было. Ведь Петр в силу своего положения вообще не зависел от светских властей, так как подчинялся он только патриарху, который находился в далеком Константинополе. Кроме того, из-за своего происхождения новый митрополит не был связан ни кровными, ни дружескими отношениями ни с кем на Северо-востоке, а значит, мог объективно оценивать ситуацию и действовать исходя из интересов Церкви, не особо обращая внимание на желания князей.
Петр Ратский активно приступил к выполнению своих обязанностей. Он объехал практически всю Русь, уча православию и простой народ, и духовенство. Большое значение митрополит придавал сохранению христианского благочестия среди паствы. Одновременно он выступал посредником и миротворцем при разрешении княжеских споров.
Чтобы избавиться от митрополита-чужака, тверской епископ Андрей попытался оклеветать Петра Ратского перед Патриархом, и тот послал на Русь своего представителя, чтобы разобраться. В 1311 году в Переяславле-Залесском состоялся Собор русской церкви, в котором участвовали не только высшие церковные иерархи, но и многие князья и бояре. Собор проходил весьма бурно, так что святитель, чтобы сохранить единство Церкви, обратился к собравшимся со словами: «Братие и чада! Я не лучше пророка Ионы; если ради меня великое смятение, изгоните меня, да утихнет молва!» Однако этого не потребовалось, в результате разбирательств митрополит был полностью оправдан, а его клеветники посрамлены.
В 1312 году святитель совершил поездку в Орду, где хан Узбек даровал ему грамоту, охранявшую права русского духовенства.
Со временем он сдружился с братьями-князьями Юрием Данииловичем и Иваном Калитой и переехал в Москву. До этого в Москве не было даже собственного епископа, а теперь в городе находился сам митрополит. Это был, пожалуй, самый крупный успех Ивана Калиты за все богатое на победы время его правления. Князь вполне осознавал, какой это важный ресурс – союз с митрополитом – и делал все, чтобы в отношениях государства и церкви царила гармония. Тем более, что это было взаимовыгодное сотрудничество: московские князья могли использовать авторитет церкви для усмирения недоброжелателей, а взамен своей силой и деньгами они обеспечивали единство и безбедное существование Киевской митрополии.
Хотя, разумеется и власть, и деньги были для князя и митрополита лишь инструментами в достижении более значимой цели – создании единого православного государства. Да и методы Ивана Калиты и митрополита во многом совпадали: оба стремились действовать мягко, дипломатично, но при этом непреклонно шли к поставленной цели.
Именно благодаря сотрудничеству Петра и Калиты в Москве появился первый каменный храм, построенный специально для того, чтобы владыке было где служить. В те времена позволить себе строительство каменного собора мог далеко не каждый город, но москвичи шли на такие траты, чтобы плотнее привязать митрополита к себе. Собор в честь Успения Пресвятой Богородицы был заложен в Московском Кремле в августе 1326 года, а спустя четыре месяца митрополит Петр скончался и был погребен в соборе.
Его преемник грек Феогност, сначала поселился в Киеве и планировал оттуда править своей паствой. Однако вскоре ему пришлось убедиться, что древняя столица далеко не лучшее место для пребывания митрополита. Киевское княжество формально еще подчинялось Золотой Орде, но все больше и больше попадало в зависимость от литовцев Гедимина.
Земля княжества была разорена, власти не было, а между Ордой и Литвой начиналась пограничная война, что отнюдь не способствовало нормальной жизни. Кроме того, литовцы вовсе не считали митрополита особой неприкосновенной и при случае не упускали возможности пограбить церковное имущество. Сам Гедимин оставался язычником и брать под свою защиту грека не спешил. Из Киева Феогност переехал на Волынь, надеясь, что сумеет обратить литовцев в православие, но не получилось. Более того, Гедимин захватил в заложники ехавшего к Феогносту новгородского епископа и в ультимативной форме потребовал от митрополита основать епископство во Пскове. Этим он хотел разорвать связь Пскова и Новгорода и, поставив своего человека псковским епископом, подчинить город себе.
Такое грубое вмешательство Гедимина возмутило Феогноста, и он отказался. Как и прежде, у Новгорода и Пскова оставался только один митрополит, что крепко привязывало псковичей к Новгороду. В ответ литовцы напали на людей митрополита, которых он отправил в Новгород. После этого Феогност был вынужден бежать из Владимира-Волынского. Сначала митрополит отправился в Константинополь, а потом морем в Орду и оттуда уже на Северо-восток Руси. Тут у него был выбор, где обосноваться: во Владимире, в Твери или Москве. Однако Тверь еще не оправилась от татарского погрома, к тому же её законный князь Александр был в бегах и, чтобы вернуться, искал поддержку то в Литве, то в Пскове. Следовательно, была возможность, что в Тверском княжестве начнется усобица. Владимир, формально оставаясь столицей все-таки уже утратил эти функции, так как Великий князь Владимирский Иван Калита жил в Москве и переезжать не собирался. Так что выбор митрополита был несложен.
Должно быть, после всех его мытарств сытая и гостеприимная Москва показалась митрополиту раем земным, так что он и не думал покидать этот город. Напротив, он сделал все, чтобы помочь Ивану Калите в его делах. В 1339 году по ходатайству Феогноста его предшественник Петр Ратский был причислен к лику святых, став четвертым русским святым, канонизированным Церковью .
Теперь Москва была воистину царственным градом, поскольку в ней были троны светского и духовного владык Руси: Великого князя и Митрополита. Теперь именно отсюда шли нити управления ко всем церковным приходам от Черного моря до Балтийского. Сюда непрекращающимся потоком спешили все, кто хотел видеть митрополита или хотел поклониться новому святому. Именно сюда съезжались церковные иерархи для поставления в епископы. Вдобавок двор митрополита был настоящим каналом связи с Византией и балканскими странами. Так что с того момента как Феогност вслед за Петром Ратским выбрал Москву в качестве духовной столицы Руси, спор между Москвой и Тверью был решен.
Но имелось у переезда главы русской церкви в Москву и еще одно, гораздо более важное последствие. Возникшая симфония между земной и духовной властями со временем создаст абсолютно новый вариант русской цивилизации. Именно в совместном труде московских князей и митрополитов среди разорванных, истекающих кровью ошметков безвозвратно погибшей Киевской Руси рождался новый тип общества, который потом назовут Святой Русью.
Об этом хорошо напасал Егор Холмогоров, и чтобы не пересказывать этого талантливого автора, приведу выдержки из его статьи, опубликованной в газете «Спецназ России» .
«Московский период — это время становления «Святой Руси», грандиозного национального проекта, в который были вложены огромные силы и средства, в который включились лучшие люди России того времени. Речь идет о фантастической по смелости попытке национального перемещения на Небеса. Церковное подвижничество, прежде всего монастырь, стали главной формой социальной реализации человека той эпохи. Причем речь шла не только о личном «делании», но и об общенациональной задаче.
«С половины XIV века наблюдается на Руси явление, которое объясняется всецело историческими условиями монгольского времени, явление неизвестное по местным условиям на Востоке. Его принято называть монастырской колонизацией, — пишет церковный историк С.И. Смирнов. — Удаляясь от людей в непроходимую лесную глушь, которая, собственно, и называется на древнерусском языке пустыней, отшельник надолго подвизается один, «един единствуя», посещаемый только зверями. Лишь только пойдет в народе молва о нем, затем легким пером пронесется слава, как в лесную пустыню к малой келейце безмолвника один за другим собираются его будущие сожители и сподвижники. С топором и мотыгою они трудятся своими руками, труды к трудам прилагая, сеча лес, насевая поля, строя кельи и храм. Вырастает монастырь. И к шуму векового леса, к дикому вою и реву волков и медведей, присоединяется теперь новый, правда, сначала слабый звук — «глас звонящих», и, как будто на зов нового голоса, на приветный звон монастырского била, к обители являются крестьяне. Они беспрестанно рубят лес, пролагают дороги в непроходимых раньше дебрях, строят вблизи монастыря дворы и села... Села, разрастаясь, превращаются в посад, или даже город... Это движение вызвано было величайшим подвижником русской земли, отцом последующего монашества, преп. Сергием Радонежским, который, по выражению его жизнеописателя, был «игумен множайшей братии и отец многим монастырем», а по летописцу: «начальник и учитель всем монастырем, иже на Руси».
Нетрудно заметить, что описывается здесь не просто частный феномен «основания монастыря», а многоуровневое, исключительно сложное и при этом спонтанное, не организуемое и не координируемое никем, действие народа — представителей различных его слоев, разных образов жизни. Действие, для которого монастырь является объектом и символическим центром.
По сути, перед нами сакральная индустриализация, результатом которой стало масштабное производство духовных благ в общенациональном масштабе. Воображение историков поражает интенсивность «монастырской колонизации» Северной Руси, освоение в короткие сроки, силами «энтузиастов». Однако этот энтузиазм не был на самом деле порывом одиночек. Напротив, перед нами исключительно выстроенная и продуманная технологичная система, совмещавшая практику личного аскетического подвига монаха с социальной и организационной работой.
Если первое, аскетическая практика, кодифицировалось в святоотеческих наставлениях о внутреннем делании, из которых выросло в позднейшую эпоху знаменитое «Добротолюбие», то второе приобрело законченную форму в византийских общежительных монастырских уставах и их переработках применительно к русским реалиям. Совмещая индивидуальный труд монаха над собой и совместное делание, русские общежительные монастыри превратились в своеобразные «фабрики святых», — прославленных и непрославленных, знаменитых и безымянных.
Технологию, на которую ориентировались в московскую эпоху, разработал впервые преподобный Феодосий Печерский, создавший первый «высокотехнологичный» монастырь — Киево-Печерский, с «производительностью» которого по части святых могут поспорить не многие православные обители. Однако до какого-то времени пример Печерской Лавры оставался значимым, но изолированным. Для доминирования новой идеи нужно было, чтобы предыдущий проект был рассыпан в прах Батыевым нашествием. В XIII-XIV веках нация не была в упадке, но испытывала «кризис идентичности», она не очень понимала, зачем жить. Прежняя Русь, городская, вольная, торговая, авантюристическая, отличавшаяся богатством и шумной бунташной пестротой жизни, погибла невозвратно.
Автор «Слова о погибели земли русской» замечательно передает ощущение гибели прежней Руси как целостного эстетического феномена (а именно образ Родины как эстетического целого и является центром национальной идентичности). «О, светло светлая и прекрасно украшенная, земля Русская! Многими красотами прославлена ты: озерами многими славишься, реками и источниками ме стночтимыми, горами, крутыми холмами, высокими дубравами, чистыми полями, дивными зверями, разнообразными птицами, бесчисленными городами великими, селениями славными, садами монастырскими, храмами божьими и князьями грозными, боярами честными, вельможами многими». Все это погибло, оставалось только мужественно сохранять остатки. Не случайно, что плач о гибели Земли представлял собой предисловие к не дошедшей до нас светской биографии св. благоверного Александра Невского, первого из череды замечательных князей-хранителей, «удерживающих» Русь от полной аннигиляции. Деятельность потомков Александра, прежде всего в младшей московской линии, была замечательным примером сохранения Руси, удержания «контура управляемости» хотя бы части земель распавшейся торговой империи. Однако эта система не имела, до определенного момента, своего смыслового наполнения.
Новый смысл не складывался до тех пор, пока преподобный Сергий Радонежский не показал Руси — зачем жить. Значение преподобного для Московского-Русского государства было огромно, практически сразу после своей кончины он начал почитаться в нем как его духовный со-основатель и покровитель. Преподобному Сергию молились всенародно в дни бедствий, на его раку клали после крещения великокняжеских детей, чьим покровителем он считался с момента их рождения, богомолье к святому Сергию считалось важнейшей частью агиополитического ритуала в Московскую и даже в первый период Петербургской эпохи. Он возродил на новом месте феодосиевскую «фабричную» систему достижения святости. Структура «Сергиевского» общежительного монастыря и выработанная преподобным практика управления им, включая своевременные «почкования» от основного монастыря новых обителей, оказалась оптимальной формой для осуществления нового проекта. А подведенный преп. Сергием фундамент «политического православия» исихастов, которое, если упрощать, сводилось к тому, что Православие как Вера Святых должно пронизывать и подчинять себе все в обществе, а государство, в общем-то, и нужно для поддержки святых и проведения в жизнь их линии, придал его делу общенациональный характер.
Период жизни и деятельности преподобного Сергия совпадает с периодом существования в Москве своеобразного политического режима агиократии . Точнее именно решающее влияние преподобного создало этот период. В период княжения св. благоверного Димитрия Донского власть сперва была сосредоточена в руках святого митрополита Алексия, руководившего московским правительством и давшего своеобразную специфику всей политике этого периода. Затем князь Дмитрий правил, согласуя свои действия с преподобным Сергием Радонежским (духовный вождь движения, несмотря на уговоры, отказался возглавить Русскую Церковь и стать митрополитом после кончины св. Алексия). Сам Дмитрий Иванович был в итоге канонизирован Русской Православной Церковью. Непростыми и неоднозначными были отношения св. Димитрия с назначенным из Константинополя св. митрополитом Киприаном, выдающимся представителем исихастской линии; князь неоднократно изгонял его с московской кафедры, несмотря на примирительные попытки преп. Сергия, однако в итоге св. Киприан занял свое законное место и сыграл выдающуюся роль в устроении московских церковных дел. Святость участников политического процесса никогда, ни в какую эпоху, не гарантировала согласия между ними, но создавала особый дух общественной жизни. Знаменательным плодом этой политики и этого духа стала великая победа русского воинства на поле Куликовом.
При наследниках Дмитрия Донского Церковь, прежде всего митрополиты и Сергиевы преподобные ученики, оказывала на русскую политику огромное влияние. … Князь в Московской традиции окончательно перестал восприниматься как условный глава общего предприятия. Теперь он первый «агиократ», находящийся под особым благословением Церкви и святых. Верность ему из корпоративного долга превратилась в долг религиозный».
***
В 1359 году на московский трон вступил Дмитрий Иванович, и дальнейшая судьба княжества снова оказалась под вопросом. Ведь, как рано бы ни взрослели дети в средневековье, но девятилетний князь – это лишь номинальный правитель. Пройдет еще годиков пять, а то и десять, чтобы он смог опериться и приступить к выполнению своего долга.
Опасностей было две: внешняя в лице соседей, готовых оружием испытать крепость княжества, и внутренняя – собственная элита, которая остались по сути без контроля. Москва могла погрязнуть в разборках различных боярских кланов, каждый из которых тянул бы одеяло на себя и не заботился о государстве. Но, к счастью, рядом с юным князем стала исполинская фигура митрополита Алексия, взвалившего себе на плечи заботу о воспитании князя и управлении княжеством.
Кстати, сам Алексий был москвичом в первом поколении. Его отец Фёдор Бяконт был черниговским боярином, переехавшим в Москву. Благодаря своим талантам он дослужился до звания путного боярина , а его дети вошли в состав лучших людей княжества. Например, крестным отцом старшего из сыновей Федора Бяконта Елевферия (Алферия) стал сам Иван Калита. Этот княжеский крестник проявил себя талантливым юношей, и, по словам своих биографов, «еще в детстве изучися всей грамоте и в ранней юности всем книгам извыче». Под влиянием своего крестного юноша стал последовательным сторонником собирания Руси под верховенством Москвы.
Перед Елевферием открывалась прекрасная возможность сделать карьеру и по примеру отца стать одним из бояр князя, но для себя он избрал другой путь и в двадцать лет под именем Алексия постригся в монахи Богоявленского монастыря в Москве. Постриг над ним совершил игумен Стефан, старший брат преподобного Сергия Радонежского.
Двадцать лет он провел в этой обители, пока митрополит Феогност не призвал его к себе в помощники. Так Алексий стал наместником митрополита и поручил управление над церковными делами и судами. Вскоре Алексий стал правой рукой митрополита, а 6 декабря 1352 он был назначен Владимирским епископом. Естественно, что приняв сан, Алексий оставался в гуще общественной жизни Москвы. Тем более, что он был тесно связан многими нитями с самыми знатными семействами княжества. Например, один из его родных братьев был княжеским наместником в Костроме. Без всяких преувеличений можно сказать, что Алексий входил в число высшей знати и играл значительную роль не только в церковных делах. А о степени его влияния говорит тот факт, что в своем завещании великий князь Симеон Гордый просит Алексия быть советником его младших братьев — князей Ивана и Андрея.
Предчувствуя свою смерть, митрополит Киевский и всея Руси Феогност благословил Алексия «в свое место митрополитом», т.е. назначил своим преемником и отправил в Константинополь посольство к Патриарху с просьбой утвердить его выбор. Посольство вернулось в Москву в 1353 году, когда самого Феогноста уже не было в живых. Для поставления Алексий отправился в Константинополь, где пробыл почти год. Такая задержка была связана с несколькими факторами. Во-первых, Алексий был ставленником Великого князя Симеона Гордого, но князь в это время скончался, а, значит, на трон мог взойти новый правитель, который выдвинул бы другую кандидатуру на место митрополита. Так что греки ждали, как развернутся события на Руси. Вторая причина задержки – русская церковь становилась все более самостоятельной, и патриарх хотел убедиться в лояльности будущего митрополита. Если бы у патриарха была возможность, он бы послал митрополитом в Россию грека, но кандидатуру Алексия предложили очень серьезные люди: действующий митрополит и Великий князь. Не прислушаться к их голосу, а, тем более, пойти наперекор, было бы непростительной ошибкой для патриарха.
В пользу этой версии говорит тот факт, что, даже утвердив Алексия на митрополичьей кафедре, Константинополь весьма жестко стал контролировать его действия. Русский митрополит должен был каждые два года приезжать в Константинополь отчитываться о своей деятельности. Кроме того, «в помощь» Алексию патриарх послал своего диакона Георгия Пердику, посвятив его в экзарха, который стал глазами и ушами Константинополя в Москве. В своей грамоте о поставлении митрополита патриарх по просьбе святителя Алексия назвал город Владимир местом пребывания Русских митрополитов с сохранением за ними Киева в качестве первого престола.
Став митрополитом, Алексею пришлось активно включаться в международную политику, так как литовский князь Ольгерд, уже владевший частью русских земель, попытался подчинить себе еще и православную церковь. Для этого он попытался вывести своих православных подданных из-под юрисдикции митрополита Киевского (де-факто уже московского). Впрочем, такие попытки литовские правители начали еще с начала четырнадцатого века, и им даже на некоторое время удалось добиться от Константинополя создание особой Галицкой митрополии, отдельной от Русской митрополии. Правда потом ее без лишнего шума прикрыли, но вмешательство литовцев в дела церкви не прекратилось.
Одновременно с Алексием в Константинополь прибыл тверской епископ Роман, который приходился свояком Ольгерду. Литовский князь просил посвятить Романа в митрополиты. Свою просьбу Ольгерд подкрепил богатыми подарками и обещанием креститься и привести к вере всех литовцев. Алексий тоже приехал не с пустыми руками, так что в итоге греки постарались принять компромиссное решение. Роман стал митрополитом Литовским, и его власть распространялась на земли бывших Галицкого, Волынского, Туровского и Пинского княжеств, а Алексий был поставлен на Киевскую кафедру с титулом «митрополит Киевский и всея Руси» и властью над всей остальной Русью. Впоследствии Роман будет еще не раз просить передать под его власть и другие русские земли, но поддержки в Константинополе не найдет. Тогда он начнет подчинять себе церковную иерархию в тех княжествах, которые литовцы завоюют, но Алексий сумеет удержать единство русской митрополии на большей части страны.
При своем более чем серьезном влиянии на политику митрополит не сделал даже попытки воспользоваться ослаблением государственной власти в начале правления Дмитрия Ивановича и поставить Церковь над мирской властью. Алексий служил идее объединения Руси вокруг единого центра и был убежден, что таким центром должна быть именно Москва. Впрочем, и выбора другого не было, ведь единственной реальной альтернативой Москве к тому времени был только Ольгерд. Так что выбор был между династией Даниловичей, не раз помогавших Церкви и доказавших свою искреннюю приверженность православию, и язычником, видевшим в церкви только инструмент для усиления своей власти. Естественно, что митрополит Алексий, как и его предшественники выбрал Москву. Это был глубоко осознанный выбор, сделанный задолго до того, как он стал регентом при юном князе Дмитрии. И митрополит делал все, чтобы Русь объединилась и стала силой, способной наравных противостоять и Литве, и Орде.
***
Когда скончался Великий князь Иван Второй, суздальский князь Дмитрий Константинович сумел добиться в Орде у хана Навруса, чтобы ярлык был передан ему. Из-за этого московский князь Дмитрий Иванович, регентом которого был митрополит Алексий, потерял контроль над большей частью владений своего отца и деда – над Великим Владимирским княжением. Однако в самой Орде уже вовсю шла междоусобица, и одного хана сменял другой. В результате спустя всего два года митрополит Алексий и московские бояре сумеют получить великокняжеский ярлык для Дмитрия Ивановича Московского от нового хана Мюрида.
Дмитрий Константинович покидает Владимир и мчится в Орду, где покупает у Мюрида ярлык. Однако и московская партия не сидит сложа руки, и покупает ярлык у конкурента Мюрида, хана Абдаллаха. В результате, на Руси оказываются два Великих князя, имеющих равные юридические основания на верховную власть. В 1363 году Дмитрий Суздальский займет Владимир, но буквально через неделю его оттуда выгонят московские дружины. С этого момента Владимирский стол навсегда переходит в руки князей из московской династии. Роль митрополита в этом эпохальном событии была решающей, ведь поддержи он Дмитрия Суздальского, то именно этот князь и его потомки стали бы собирателями Руси. Однако Алексий всю жизнь сознательно способствовал возвышению Москвы и не изменил своим убеждениям и сейчас. Хотя, идя против действующего по ханскому ярлыку Великого князя, митрополит рисковал всем.
Ну, а затем, когда Орда стала полем битвы между различными татарскими полководцами, подросший московский князь Дмитрий, опиравшийся на авторитет митрополита, мог позволить себе действовать, не обращая внимания на ярлыки, которые его соперники получали у сменявшихся с калейдоскопической быстротой ханов. В результате, Москва вернула себе утраченные позиции и еще больше усилилась. При этом главную роль в этом новом возвышении Москвы играли не только ее армии, но и усилия митрополита по ограничению литовского влияния в русских княжествах.
При своей явно промосковской позиции митрополит старался в своей политике быть справедливым и не давить на политических оппонентов Москвы без крайней нужды. Он продолжал оставаться общерусским деятелем и верховным арбитром в княжеских спорах. Например, он разбирал тяжбу за тверской престол между князьями Василием Михайловичем и его племянником Всеволодом Александровичем, а в 1363 году он выступил в защиту прав недавнего соперника Москвы Дмитрия Суздальского на Нижегородское княжество, захваченное его братом Борисом. Чтобы заставить этого князя явиться на суд к митрополиту, по приказу Алексия в городе были закрыты церкви, что заставило Бориса немедленно явиться на суд.
И все же политика для митрополита оставалась важным, но второстепенным делом. Свою кипучую энергию он направил на усиление и развитие церкви. За то время, что он стоял во главе русской церкви, он поставил 21 епископа, по его указу были строились новые монастыри и обновлялись старые. Во многом благодаря его стараниям на Руси развилось общежительное монашество. Алексий не сидел на месте, постоянно объезжая Русь, в том числе и те княжества, которые находились под властью Литвы. Но это было далеко не просто, однажды в киевской земле его по приказу Ольгерда схватили, и два года он провел в плену, пока не смог бежать.
***
Говоря об этом времени, нужно отметить наметившийся коренной перелом в сознании народа. Уходили в прошлое пессимизм и отчаяние, вызванные распадом Руси и монгольским погромом. Люди обретали новую цель в жизни и смотрели в будущее с уверенностью. Шел активный духовный, экономический и военный подъем страны. Можно даже сказать, что наши предки из русов киевского периода превращались в новый народ – русских. Во многом это заслуга православной церкви и лично двух ее лидеров того времени: официального – митрополита Алексия и духовного – святого Сергия Радонежского.
И уж если зашла речь о святом Сергие, то, думаю, уместно будет процитировать отрывок из книги Максима Калашникова «Третий проект», посвященный роли этого человека:
«Проект «Святой Руси», появившийся на свет в конце XIV-первой половине XV века, стал первым известным нам русским цивилизационным проектом. Цивилизационные проекты, как вы помните, в отличие от национальных, имеют отношение не к политике, идеологии, экономике. Они изменяют ценности, веру, культуру. «Святая Русь» была тем русским цивилизационным проектом, который явил русский топос в мировую историю, сформировал из разных этнических и психоисторических компонентов Русскую цивилизацию. Конечно, это сделал не один человек. Но уникальность проекта «Святой Руси» состоит в том, что можно с определенностью сказать: мы знаем главного его инициатора, главного творца, основателя. Речь идет о великом, а может быть, даже о величайшем человеке всей нашей истории – о Сергии Радонежском. Именно он сделал нас русскими!
Проект «Святой Руси» Сергия Радонежского не подхватывал готовый топос, а формировал его. Как удалось нашей стране выжить после постоянных княжеских распрей – своего рода перманентной гражданской войны, помноженной на чужеземное нашествие? Каким чудом она сохранила свою культуру и традиции? Как оправилось от разрухи и постепенно устроилось хозяйство?
Все произошло в значительной степени благодаря монастырям. В ходе кровавой, длящейся десятилетиями междоусобицы на Руси центрами русской культуры и регулярного хозяйства стали монашеские обители. Именно там приобщались к Богу, достигали согласия с самим собой и с миром. Там никого не грабили, не обирали. Там шла культурная жизнь, развивались ремесла и технологии. Там люди обретали грамотность, получали врачебный уход, разрешали возникающие конфликты. Монастырь же обеспечивал и защиту.
Сама фигура Сергия Радонежского совершенно уникальна. Да, жили в Старом Свете и могущественные властители, и великие ученые, и знаменитые вероучители, и основатели религиозных орденов вроде Игнатия Лойолы. Но там не было человека, который, как наш Радонежский, перевоспитал за свою жизнь целое поколение людей, вдохнул в них светлую веру, заставил их совсем по-другому смотреть на мир. За время жизни Сергия Радонежского поменялась политическая, культурная и даже экономическая структура Руси. Хотя формально этот монах был никем, не носил громких титулов, не был облечен властью.
Бежавший от мира отрок, решивший посвятить себя Богу, в конце концов он стал верховным авторитетом прежде всего для мирян, человеком, создавшим страну. В одном лице он выступал и как духовный пастырь для самых широких масс, и как непререкаемый церковный авторитет, и как почитаемый советник князей.
Он постиг монастырь, как сокровенную основу организации русской жизни, где главенствует симфония, где присутствует единение духовного и материального начала, при безусловном господстве духовного. Именно он осознал мирскую жизнь как осуществление духовного предназначения, сделал мирный и ратный труд святым делом. Основав Троице-Сергиеву Лавру, Сергий работал в ней и пасечником, и кузнецом, и скорняком, и водовозом. А кто участвовал в Куликовской битве? Монахи-богатыри Пересвет и Ослябя, посланцы Лавры.
Истинный биограф Сергея Радонежского, Епифаний Премудрый, самолично слышал последнее напутственное слово Сергия в монастыре. Епифаний и сформулировал, опираясь на его слова, основу учения святого Сергия.
Первый краеугольный камень в учении Сергия – это жизнь для «ПЛЪЗЫ». Последние предсмертные слова Сергия Радонежского, обращенные к братьям, были о «ПЛЪЗЕ». «ПЛЪЗА» в старорусском языке имело три основных значения – «польза», «добро» и «благо», как в материальном, так и в духовном измерениях. Поучение его «ПЛЪЗЕ» – это призыв к братьям жить в любви, сеять добро и нести благо.
Второй краеугольный камень – это понимание Сергием Радонежским личного созидательного труда как основы основ богоугодной жизни, как обязательного и естественного условия нравственного, духовного совершенствования, как своего рода действенной молитвы, обращенной к Всевышнему.
Третий краеугольный камень – это нестяжательство. Преподобного Сергия принципиально не заботило личное накопление материальных благ. Он сам не стяжал себе ни земли, ни имений, ни тленного богатства, ни злата да серебра, ни сокровищ, ни храмов светлых превысоких, ни сел красных, ни риз драгоценных. Он накопил в себе только сокровища духовные, очистил душу от всякого скверного и стал храмом Бога живого.
… Уходя от Сергия, его ученики создавали монастыри по образу и подобию его Лавры. Когда Сергий начал свой подвиг, на Руси было около сорока монастырей. Когда же он ушел на небеса, насчитывалось уже сто девяносто обителей. Сергий и его братия неутомимо, самоотверженно плели сеть новой цивилизации, создавали из хаоса и запустения будущую Московскую Русь. Любимый ученик Сергия, Андроник, основал Андроников монастырь, в котором чернецом был наш национальный гений, Андрей Рублев. В Вологде, где основали Ферапонтов монастырь, творил Дионисий, самый светлый и радостный русский иконописец.
Конец XIV и XV век дали русской истории больше святых, чем любой другой. И самыми почитаемыми были Сергий, его ученики Кирилл, Савва и Зосима, чьи монастыри стали местами духовного и хозяйственного сосредоточения. Кирилл в 1397 году основал знаменитый монастырь на Белом озере. От Москвы до этого места было 300 миль. А в 1436 году эта граница отодвинулась еще на 300 миль к северу, где Савва и Зосима основали знаменитый Соловецкий монастырь. Не менее почитаемым святым стал Стефан Пермский, который, приняв христианство, обратил в Православие святые места Урала. Он включил в Русскую цивилизацию огромный сакральный край.
Монастыри стали «кристаллической решеткой» формирования русского мира, структур его власти, экономики и общей жизни.
За шестьсот лет, прошедших с 1420 года, когда Епифаний написал житие Сергия Радонежского, изданы тысячи книг, посвященных этому великому человеку. В них, казалось бы, сказано все, дан детальнейший анализ всех сторон деятельности строителя Руси. Однако там нет ясного ответа на вопрос: что же стало тем главным, совершенным Сергием для Русской цивилизации? Наш вариант ответа таков: Сергий Радонежский – не просто святой.
Он – чудотворец, он совершил чудо наполнения Руси энергией. Он дал силу русскому народу…
Именно этот заряд силы позволил русским совершить беспрецедентный рывок из отсталости к величию, рывок, который стал фундаментом всей последующей истории России. Рывок, который дал волю, силу и возможности преодолеть все неудачи, все ошибки, все предательства, которыми была полна последующая русская история.
Вспомним-ка о пассионарности, о харизме, о той энергии, которая наполняет народы и отдельные личности. О той энергии, что позволяет им преодолевать все сложности, все препятствия на пути к поставленной цели. О том, что заставляет людей принести любые жертвы, превозмочь любые страдания и невзгоды во имя верности идеалам и воплощения их в реальной жизни. Энергия эта не является просто порождением космических лучей, как считал Лев Гумилев, или необъяснимой концентрацией эфира, и тем более просто случайным стечением обстоятельств, своего рода игрой Бога в кости, как полагает ряд исследователей. Нет. Эта энергия есть результат взаимодействия человека с Богом Всевышним, с морфогенетическим полем или «континуумом смыслов». Кому что ближе. Называть это можно по– разному. Но суть – одна.
Сверхсознание человека и народа иногда проясняется, расширяется и меняет структуру психики. И в эти моменты через сверхсознание на человека или народ изливаются даже не знания, а нечто, чему и понятия-то соответствующего еще нет. Исходит на нас то, что одновременно является и знанием, и ощущением, и мыслью, и чувством, и образом. Может быть, это и есть нечто, что христианство называет благодатью. Получив такую благодать, человеческое сознание декодирует ее структуру, включает ее в контекст своей культуры, разделяет таинственное послание свыше на мысли, чувства, образы. А еще – трансформирует это послание в достижения науки, культуры, политики, технологии. Эта энергия неразрывно связана с информацией – или информация неразрывно связана с этой энергией. Это одновременно знание и понимание, чувство – и способность воплотить это чувство. Это – мысль и действие одновременно. Это – мечта и воля к ее реализации. Вот что лежит в основе пассионарного взрыва и харизмы. Вот что нужно для того, чтобы стать счастливыми, сильными и могущественными, чтобы превратиться из пасынков судьбы в ее хозяев, из рабов времени – в его управителей.
Сергий Радонежский свершил чудо раскрытия сверхсознания русского народа, его расширения, прояснения и воплощения в миру через политическую, хозяйственную, культурную жизнь, через повседневный устрой и уклад жизни русских людей. Сергий Радонежский наделил русских неодолимой силой, дал им неисчерпаемую энергию, даровал несгибаемую стойкость и сделал все это через веру, через определенный, абсолютно технологическим образом устроенный мир монастырей. Через духовные практики, через построенные как магические действа богослужения. Он создал особый строй русского Православия, аналога которому не было нигде в мире.
Монастыри, созданные Сергием Радонежским, его учениками и продолжателями, как раз и выступили теми самыми центрами наделения русских духовной силой, новым знанием, правильным чувствием и, самое главное, точной, Богу угодной и силу дающей системой ценностей! Монастыри стали духовной сетью, прямо-таки породившей русский народ, наделившей его уникальной пассионарной активностью. От монастырей пришли к русским силы вытерпеть все, преодолеть, неисчислимые беды и испытания, выпавшие на их пути.
В завершение рассказа о Сергии Радонежском мы бы хотели привести цитату из книги Джеймса Биллингтона «Икона и топор». Джеймс Биллингтон – один из самых глубоких знатоков России на Западе, человек, чье отношение к России нельзя характеризовать одним словом. Человек, который, несомненно, Россию любит и уважает, но одновременно и не принимает. И в чем-то даже отвергает. Так вот, даже он, далекий от православия, не принимающий национальной ориентации России, отрицающий ее самостоятельный цивилизационный характер, был вынужден написать следующие строки : «…Монастыри стали центрами постоянного труда и молитвы. Они скорее сами управляли церковной иерархией, чем ей подчинялись. В основном созданные по подобию Афонских монастырей, они были общежительскими и испытывали сильное влияние новой афонской традиции – исихазма. Старцы, достигшие духовной прозорливости и победы над страстями с помощью долгих лет молитв и ночных бдений часто пользуются в монастыре большим авторитетом, чем игумен или архимандрит – официальные начальник маленького и большого монастыря соответственно. Эти старцы играли главную роль в накоплении духовной энергии, что являлось главным делом монашества Москвы. Подобно магнитному полю, эта духовная энергия привлекала свободные элементы и наполняла окружающее пространство невидимыми силами…» Сергий Радонежский предопределил следующие без малого два века успехов, величия и процветания Руси».
Глава 31. Дмитрий, пока еще не Донской
Под опекой митрополита Алексия Москва сохранила свои позиции центра Руси и контроль над Великим княжеством Владимирским. Однако теперь наступало время сделать рывок вперед и стать единственным лидером Руси. Подросший князь Дмитрий Иванович включился в большую игру. Но готовясь к практически неизбежным войнам, Дмитрий позаботился о надежной защите своей столицы. По его воле в 1367 году деревянные стены московского Кремля заменяются более прочными стенами и башнями из белого камня . Одновременно Дмитрий Иванович заключает мирный договор с Суздальско-Нижегородским княжеством и усиливает свой контроль над Новгородским.
В 1368 году в Тверском княжестве началась междоусобица между Михаилом Александровичем Микулинским и Василием Михайловичем Кашинским. Москва вмешалась в нее на стороне последнего. Однако это вызвало стремительный ответ Литвы. Войска Ольгерда взяли Тверь и посадили на трон Михаила. Началась первая Литовско-московская война…
Осенью Ольгерд стремительно атаковал. Огнем и мечом он прошел через Стародубское княжество, взял штурмом Оболенск, где убил местного князя Константина Юрьевича и двинулся на Москву. Литовское наступление было столь стремительным, что Дмитрий Иванович не успел мобилизовать все силы, и навстречу Литве вышел лишь сторожевой полк под командованием воевод Дмитрия Минина и Акинфа Шубы. 21 ноября на реке Тросна этот полк был разгромлен, воеводы погибли, а литовцы подошли к Москве. Три дня Ольгерд простоял под стенами Кремля, но взять их не смог и был вынужден вернуться домой. В ответ двоюродный брат Дмитрия Владимир Андреевич Серпуховской со своей дружиной совершил рейд в союзные Литве земли Смоленска и Брянска.
Следующий год Ольгерд воевал с Тевтонским орденом и не мог уделить внимание своим восточным делам. Пользуясь этим, Дмитрий Московский пошел походом на Тверь и осадил город. Князь Михаил Тверской с отрядом дружинников бежал в Литву.
В конце 1370 года объединенные войска князей Ольгерда, Кейстута, Михаила Тверского и Святослава Смоленского двинулись походом на Москву. Дмитрий снова укрылся за крепостными стенами, и опять Ольгерд ничего не смог сделать с укреплениями. В это время Владимир Серпуховский начал сбор армии, чтобы ударить в тыл литовцам. К нему присоединились полки пронского князя Владимира и рязанского Олега. Понимая, что он не одержит быстрой победы, Ольгерд пошел на переговоры, в результате которых было заключено перемирие, продлившееся до 1372 года. В этом году Михаил Тверской атаковал Димитров, сжег его пригороды и взял дань с самого города. Затем он захватил Торжок посадил в нем своих наместников. Туда срочно прибыл отряд новгородцев, который изгнал тверскую администрацию. 31 мая к Торжку подошла дружина Михаила Тверского. Новгородцы приняли бой, но были разбиты и частично бежали в Новгород, а частично заперлись в Торжке. Тогда тверичи зажгли городские посады, а сильный ветер перебросил огонь на сам Торжок. Начался страшный пожар, в котором сгорели многие горожане и новгородцы. Выжившие бежали из города и попадали в руки Михаила Тверского. Пленные были поголовно ограблены. «Даже чернецов и черниц, иконных окладов и всякого серебра много побрали, чего и поганые не делают!» - записал летописец, а затем добавил: «Кто из оставшихся в живых не поплачет, видя, сколько людей приняло горькую смерть, святые церкви пожжены, город весь пуст; и от поганых никогда не бывало такого зла; убитых, погорелых, утопших наметали пять скудельниц, а иные сгорели без остатка, другие потонули и без вести поплыли вниз по Тверце!».
Разорив Торжок, Михаил Александрович Тверской двинулся на соединение с Ольгердом, войска которого стояли недалеко от границы с Москвой у города Любутска в Тарусском княжестве. Туда же шла московская армия, которая сумела скрытно подойти и внезапной атакой разгромить один из литовских полков. Впервые Дмитрий сумел подготовиться и собрать достаточно воинов, чтобы бросить вызов врагам в чистом поле.
Несколько дней две армии простояли друг против друга, но ни одна сторона не решилась атаковать. В результате было заключено перемирие, согласно которому литовский правитель обещал не помогать Твери, если ее князь начнёт войну с Москвой. Это был успех для Дмитрия Ивановича, потому как теперь он мог разобраться с Тверью, не опасаясь удара из Литвы. Кроме того, в мирном договоре впервые Великое княжество Владимирское именовалось отчиной Дмитрия Ивановича, что означало признание Литвой прав Москвы на практически всю Северо-восточную Русь. Впрочем, Михаил Тверской уже почувствовал свою силу и решил, что и самостоятельно сможет побороться с Дмитрием Московским.
Михаил Александрович провозгласил Тверское княжение великим, а себя соответственно — Великим князем Тверским. Этим демаршем он объявлял о выходе своей земли из состава Великого княжества Владимирского, а значит и из-под юрисдикции Дмитрия Ивановича. Кроме того, он еще в 1371 году купил в Орде у Мамая ярлык на Владимир, чтобы отобрать у Москвы права на Великое княжение, но москвичи ярлык не признали и отказались подчиняться, тем более, что у Дмитрия был свой такой же ярлык. А точнее говоря, даже два - от ханов Абдаллаха и Мюрида.
Мамай предлагал дать в помощь Михаилу Тверскому татарский отряд, но тот отказался, посчитав, что татары принесут больше вреда, чем пользы. В итоге, из Орды он выехал лишь с послом Сарыхожей, который должен был убедить Дмитрия подчиниться. Только времена были уже не те. Дмитрий Иванович посланцу Мамая заявил: «К ярлыку не еду, а в землю на княжение на великое не пущаю, а тебе послу путь чист». Пришлось Михаилу Тверскому отступиться.
В 1375 году в Тверь из Москвы перебежал сын московского тысяцкого Иван Вельяминов, который разругался со своим князем из-за того, что тот упразднил должность тысяцкого, на которую претендовал младший Вельяминов. Тверской князь посчитал это удобным поводом и в очередной раз обратился к Мамаю с просьбой дать ему ярлык на Великое княжение. Из Орды в Тверь направился посол Ачихожа с ярлыком и потребовал, чтобы к нему явился Дмитрий Московский. Князь Дмитрий подчинился и отправился в Тверь. Только во главе огромного войска, к которому со своими дружинами присоединились:
• белозерский князь Федор Романович,
• брянский князь Роман Михайлович,
• вяземский князь Иван Васильевич
• кашинский князь Василий Михайлович,
• моложский князь Федор Михайлович,
• новосильский князь Роман Семенович,
• оболенский князь Семен Константинович
• ростовские князья Андрей Федорович, Василий и Александр Константиновичи,
• серпуховский князь Владимир Андреевич,
• стародубский князь Андрей Федорович,
• суздальско-нижегородский князь Дмитрий Константинович,
• тарусский князь Иван Константинович,
• ярославские князья Василий и Роман Васильевичи.
В общем, под знаменем Дмитрия Ивановича пошли воины со всей Северо-восточной Руси. Имея за спиной такую мощь, московский князь особо не церемонился. Тверь была осаждена, и через месяц Михаил Тверской не просто отказался от всех претензий, но и признал себя «младшим братом» московского князя. Отныне Москва стала неоспоримым центром Руси.
Таким образом, к 1375 году московскому князю удалось выиграть борьбу за Великое княжество Владимирское и закрепить его за собой как отчину. Кроме того, при активной поддержке митрополита Алексия была создана мощная коалиция князей под верховенством Москвы, способная наравных противостоять и Литве, и Орде.
Князь Ольгерд, ничего не добившись на поле боя, взял реванш над Москвою в другой плоскости. В 1375 году ему удалось продавить в Константинополе решение поставить на митрополию в Киев некоего толи серба, толи болгарина Киприана, получившего титул митрополита «Киевского и всея Руси». Одновременно его же патриарх назначил преемником митрополита Алексия.
Это был скандал, ведь при живом митрополите константинопольский патриарх назначал нового. Когда Киприан прибыл в Киев и отправил грамоты в Новгород и Москву, объявляя себя митрополитом всея Руси, оттуда ему ответили, что единственный кого они признают митрополитом, – Алексий. Однако ситуация была сложной – на Руси оказалось одновременно три митрополита: в Москве, в Киеве, в Галиче. Это могло привести к церковному расколу, тем более, что митрополит Алексий был хоть и активным, но стариком. Естественно, что ни он, ни князь не желали, чтобы митрополитом стал человек, враждебно настроенный к Москве, каким был Киприан.
Сам Алексий видел своим преемником Сергия Радонежского, но тот отказался. Тогда князь Дмитрий Московский начал готовить почву для поставления в митрополиты своего духовника - священника Митяя (Михаила).
В феврале 1378 года митрополит Алексий скончался. По повелению князя Дмитрия Митяй был избран в Москве собором епископов в митрополиты. Однако против этого выступил суздальский епископ Дионисий, который сам метил на эту должность. По словам Дионисия, поставление первосвятителя без воли Константинопольского патриарха будет незаконно. Но неожиданно патриарх поддержал кандидатуру Митяя и пригласил его в Константинополь. Митяй, не мешкая, отправился в путь, но по дороге заболел и умер.
Глава 32. Великая замятня
Если период от Бату до смерти хана Джанибека по праву можно назвать золотым временем Улуса Джучи, то последующие два десятилетия были настоящим царством хаоса. Единое государство практически прекратило свое существование, распавшись на отдельные, воюющие друг с другом улусы, а царевичи-чингизиды с оружием в руках пытались захватить верховную власть. За это время больше двадцати раз на троне Сарая менялись ханы.
Начало этой кровавой вакханалии положил хан Бердибек, убивший ради трона собственного больного отца, а затем казнивший всех братьев. Жестокими мерами хан хотел избавиться от возможных претендентов на власть, но вышло иначе: уже через два года его самого убили заговорщики, объявившие ханом Кульпу . Однако многие эмиры не признали нового хана, и началась война всех со всеми. Вскоре Кульпу убивает хан Науруз, а того через полгода захватит в плен и казнит хан Хизр. Затем ханы начнут меняться с калейдоскопической быстротой, а порой одновременно будет существовать по нескольку ханов. Некоторые царевичи будут занимать престол всего несколько месяцев, а то и недель. Некоторые успеют объявить себя ханом и начать чеканку собственной монеты, но сразу же погибнут, а некоторые чингизиды будут по нескольку раз становиться ханами, а затем терять этот титул. О некоторых ханах в письменных источниках не останется ни строчки, и об их существовании мы узнаем только по монетам с их именами. Из-за этого до сих пор никто не знает точно, ни сколько в этот период было ханов, ни хронологию их правления. А если добавить еще и путаницу с именами, записанными по-разному в различных источниках на разных языках, то получается настоящая головоломка.
Причина такой ожесточенной междоусобицы была в том, что чингизиды слишком расплодились, и каждый из них претендовал на власть, вокруг каждого были свои эмиры, которым нужна была власть, добыча, а, следовательно, и война, которая все это могла дать. Вдруг оказалось, что в Улусе слишком много профессиональных воинов, которые должны были воевать с такими же ордынцами, чтобы обеспечить себя всем необходимым.
Например, только у Джучи было по разным оценкам от четырнадцати до сорока сыновей и несчитанное количество внуков-правнуков. Понятное дело, что различные семьи чингизидов различались по своей силе и возможностям, но потенциально каждый из потомков Джучи мог быть ханом. В четырнадцатом веке пресеклись наиболее влиятельные роды старших сыновей Джучи, Батыя и Орду-Ежена, и наиболее активными участниками передела власти стали Шибаниды (потомки Шибана – пятого сына Джучи) и Тугатимуриды (потомки Туга Тимура – тринадцатого сына Джучи). За время великой замятни шесть раз ханами будут становиться Шибаниды, но ни одному из них удержаться у власти не удастся. Ситуация в Орде в это время напоминает наши лихие девяностые, только с поправкой на масштаб. Слава Богу, ни один современный авторитет не сможет собрать бригаду в сто тысяч бойцов, а так – все то же самое. Ханы и эмиры ведут себя как авторитеты, делящие сферы влияния, их орды выступают в роли бригад, а оседлое население улуса - в качестве коммерсантов, с которых братва собирает дань. Еще одной причиной Великой замятни стало перенаселение Улуса Джучи. За тринадцатый–четырнадцатый века население Орды увеличилось в разы, и природных ресурсов для всех стало банально не хватать. Тем более, что в четырнадцатом веке началось глобальное похолодание, а, значит, и природных ресурсов стало меньше. Война между отдельными кланами кочевников за пастбища для своего скота становилась неизбежной.
В конце концов установится определенный баланс сил и возникнет несколько наиболее сильных псевдогосударственных образований, правители которых будут бороться за верховную власть над всем Улусом Джучи:
• Западную часть Улуса Джучи будет контролировать Мамай, бывший беклярибек хана Бердибека. Поскольку Мамай не был чингизидом, то он будет объявлять ханом одного из чингизидов и править его именем.
• Юго-восточная часть Орды будет под властью Урус-хана . Свою столицу он основал в городе Сыгнаке в южной части современного Казахстана.
• В Сибири власть захватят Шибаниды и будут править ею до присоединения к России в 16 веке.
• В области Мавераннахр (между реками Амударьёй и Сырдарьёй) со столицей в Самарканде обосновался хан Пулад. Именно тут в это время начнет свое восхождение к вершинам власти хромой воин Тимур из племени барласов, в Европе известный как Тамерлан.
Периодически независимыми оказывались Волжская Булгария, Сибирь и Астрахань, но чаще эти земли были в орбите более сильных соседей. Основная борьба за власть развернулась в Поволжье, где располагалась номинальная столица – Сарай. Тот, кто смог захватить этот город, считался законным ханом всего Улуса Джучи.
Мамаю дважды удавалось посадить на трон хана Абдуллаха, а после его смерти – хана Булака, но каждый раз Мамая из Сарая выбивали новые претенденты.
Собрав силы в середине семидесятых годов четырнадцатого века, масштабное наступление на Запад начал Урус-хан, который захватил сначала Хаджи-Тархань (Астрахань), а затем в 1374 году и Сарай. Возможно, ему бы и удалось расправиться с Мамаем и стать полноправным правителем, но тут ему в тыл ударил новый враг.
Произошло вот что: пока ордынцы увлеченно и ожесточенно резали друг друга на юге, в разваливающемся Чагатайском Улусе, появился новый опасный игрок – Тимур Аксак (Тамерлан). Начав как простой воин из не очень богатого и знатного монгольского рода, он со временем сколотил банду, которая позволила ему стать заметным в Азии. Молодой Тимур несколько раз менял господ, переходя от одного местного правителя к другому, пока в 1360 году не был утверждён правителем Кешской области в Мавераннахре. Это была первая ступенька в его карьере, а спустя десять лет непрерывных войн состоялся курултай, в котором приняли участие наиболее знатные и влиятельные вельможи Средней Азии. Они выбрали Тамерлана великим эмиром Мавераннахра, и он начал собирать окрестные земли в единое государство. Не будучи чингизидом, он не мог стать ханом, но, как и Мамай, будет возводить на престол чингизидов, от имени которых и действовал.
Нужно понимать, что огромные пространства Евразии, завоеванные монголами, хоть и разделились на отдельные государства, все же оставались единым монгольским миром, где правили потомки Чингисхана. Недовольные вельможи могли со своими родами откочевать из Улуса Джучи в Улус Чагатая или Хулагу и наоборот. А в четырнадцатом веке, когда во всех улусах начался период смут, границы отдельных владений были вообще фикцией, если их хозяин не обладал силой удержать их. В поисках лучшего места чингизиды со своими ордами смело откочевывали на сотни километров и на новом месте пытались создать свое ханство. Если им удавалось уничтожить или покорить конкурентов, то возникало очередное государство, если нет – то проигравший отправлялся поискать удачи в другом месте. Так что Тамерлан, пытавшийся восстановить Чагатайский улус, был заинтересован, чтобы рядом с его владениями не было других сильных правителей, способных нанести удар. Поэтому эмир Тимур делал все, чтобы у его северных соседей из Улуса Джучи смута продлилась как можно дольше. Когда Урус-хан усилился, возникла угроза восстановления Золотой орды, и Тамерлан решил устранить конкурента. Тем более, что была возможность сделать это чужими руками. Когда-то Урус-хан казнил одного из своих полководцев-чингизидов, но сын покойного по имени Тохтамыш сумел сбежать. Тамерлан приютил беглеца, помог ему собрать армию, дал военных советников и отправил воевать с Урус-ханом.
Первый блин вышел комом – Тохтамыш проиграл и снова бежал в Самарканд к Тамерлану. Тот дал юному полководцу новое войско и опять отправил воевать. Тохтамыш снова был разбит. Притом, разбит вдребезги, его войско кинулось бежать, а самого полководца гнали, как волка, до реки Сейхун, по которой проходила граница. Бросив коня и даже одежду, Тохтамыш вплавь переправился на тот берег. Преследователи же не решились переступить границу, чтобы не дать повод вмешаться Тамерлану. Так что Тохтамыш спасся, хотя одна из вражеских стрел попала ему в руку.
Видя, что его протеже не удается самостоятельно взойти на трон, Тимур уже хотел лично вступить в войну, но тут Урус-хан скончался. После этого в Улусе Джучи начался очередной передел собственности, как водится, сопровождающийся обильными кровопусканиями, и в эту мясорубку включился Тохтамыш. Постепенно он разбил сыновей Урус-хана, покорил восточную часть Улуса Джучи со столицей в Сыгнаке, а к 1380 году расширил свои владения на западе до Волги. В этот момент на верховную власть претендовали Арабшах, Тохтамыш и Булак. Первые два объявили себя ханами самостоятельно, последнего активно продвигал Мамай. Кто из них был законным ханом, а кто самозванцем, сказать не возьмусь. Как бы там ни было, но вскоре Арабшах по неизвестным причинам выбыл из борьбы, и к 1380 году Улус Джучи был поделен по Волге между Мамаем, правившем от имени хана Булака, и Тохтамышем, который сумел договориться о поддержке с сибирскими Шибанидами.
Глава 33. Ушкуйники - последние викинги
Вопреки расхожему мнению, наши предки ни кротостью нравов, ни миролюбием не отличались. Не зря византийский историк шестого века Менандр Протектор в своей «Истории» записал слова одного из древних славянских вождей: «Родился ли на свете и согревается ли лучами солнца тот человек, который бы подчинил себе силу нашу. Мы привыкли отнимать земли, а не свои уступать врагам. Так будет и впредь, доколе есть война и мечи в свете».
Правда, со временем эпоха непрерывных лихих налетов на соседей и жизни за счет военных трофеев закончилась. Русские княжества становились государствами, где простым людям проще было заработать мирным трудом, а дела войны перешли в ведение князя и его дружины. Было одно исключение – Новгород. Тут и в четырнадцатом веке простые люди по собственному почину объединялись в отряды и шли по соседям в поисках добычи. Подобно викингам Западной Европы ватаги новгородских удальцов передвигались на кораблях и терроризировали огромные пространства. В историю эти воины вошли под именем ушкуйников из-за того, что они в походы ходили на кораблях под названием ушкуи. Это были легкие плоскодонные парусно-гребные суда, длиной до четырнадцати метров и грузоподъемностью до четырех тонн. Благодаря малой осадке (до полуметра), ушкуи могли идти по неглубоким рекам, а из-за симметричности носа и кормы ушкуй не надо было разворачивать, чтобы изменить направление движения на противоположное – достаточно было лишь развернуться гребцам. Само слово ушкуй возникло, по одной версии, от названия лесной реки Оскуй, притока Волхова где новгородцы и строили свой флот. По другой – первоначально ушкуем называли белого медведя, и в честь этого грозного зверя были названы корабли.
Первые походы ушкуйников произошли еще в двенадцатом веке, но в полную силу они развернулись лишь при «великой замятне» в Орде, когда появилась возможность почти безнаказанно нанести удар по воюющим частям стремительно разваливающегося Улуса Джучи. Главной целью новгородцев стали богатые торговые города по Волге и Каме. Благо, что на некоторое время эта территория обособилась от остальной части улуса и не могла рассчитывать на помощь воинов из степных регионов.
В 1360 году новгородцы совершают свой первый громкий налет – захватывают (и, как водится, грабят) город Жукотин (Джукетау) на реке Каме. В Новгородской летописи сказано: «Взяше новгородцы Жукотин и много бесермен посекоша мужей и жен», так что, видимо, кровушки и во время штурма, и после ушкуйники пролили изрядно. Нагруженные добычей ушкуйники безнаказанно возвращаются в русские земли. Обозленные татары, не сумевшие отбить нападение, мстят по-своему: грабят и убивают находящихся в Булгарии русских купцов, которые вообще к ушкуйникам никакого отношения не имели. В летописях эти события были отражены так: «В лето 6868 (1360) из Великого Новгорода разбойники приидоша в Жукотин и множество татар побиша и богатство их взяша, и за то разбойничество христиане пограблены быша в Болгарех от татар. В то же лето князи Жуковстии поидоша во Орду и биша челом царю дабы царь оборонил себя и их от разбойников, понеже много убивства и грабления сотворяше от них беспрестани. Царь же Хидырь посла трёх послов своих на Русь: Уруса, Каирмека, Алтын цыбела ко князем русским чтобы разбойников поимали и к нему прислали. И бысть всем князем съезд на Костроме: князь великий Дмитрий Константинович из Володимера, и брат его старейший князь великий Андрей Константинович из Нижнего Новогорода, и князь Константин Ростовский, и поимаша разбойников и выдаша их всех послам царевым и со всем богатством их, и тако послаша их во Орду».
То есть хан Золотой Орды, которым на тот момент был Хызр, приказал своим вассалам, суздальским князьям, наказать ушкуйников, и те поспешили выполнить его указ. Однако обвинять князей в этом я не стал бы. Во-первых, новгородцы для них были чужаками, которые нашкодили и уплыли, а им оставаться и держать ответ перед татарами. Во-вторых, наиболее богатые суздальские владения были на Волге, от волжской торговли княжество богатело, а появление на реке пиратов эту торговлю ставило под угрозу. Так что реакция князей вполне предсказуема - разбойников повязать и выдать пострадавшей стороне на суд и расправу.
Впрочем, у новгородской молодежи это вовсе не отбило желание быстренько подзаработать, пограбив чужие берега. Уже в 1363 году очередной отряд ушкуйников отправился на Восток и дошел аж до реки Обь в Сибири. Тут новгородцы разделились: один их отряд спустился до Карского моря, а второй поднялся по течению до Чагатайского улуса. Этот поход завершился удачно, а его особенностью было то, что нам известны его предводители – воеводы Александр Абакунович и Степан Ляпа. Правда, не ясно, был ли этот поход разведкой новых путей, попыткой заставить местное население платить регулярную дань Новгороду или просто грабительским набегом, но масштабы впечатляют. Даже по прямой расстояние от Новгорода до Оби более двух тысяч километров, а ведь шли-то не по прямой, да еще по реке вверх-вниз ходили… Так что путешествие вышло знатное. И, очевидно, довольно затратное, ведь нужно было и флот снарядить, и военные припасы взять с собой. Правда, ушкуйники деньги на свои экспедиции находили регулярно. Новгородская знать, которую сегодня назвали бы олигархией, охотно спонсировала ушкуйников, обеспечивая походы всем необходимым, рассчитывая на долю в добыче.
Кроме того, хотя основная часть ушкуйников была собрана из простонародья, но их вели опять-таки воеводы из представителей городской знати, например, уже упомянутые воеводы Александр Абакунович и Степан Ляпа.
Вообще же экипажи ушкуев комплектовались лишь из двух категорий людей: профессиональных воинов, живущих за счет добычи, и желающей быстро разбогатеть голытьбы. Первые обеспечивали четкость действий, а вторые привносили в бой ярость людей, которым нечего терять. Благодаря этому, а также хорошим доспехам, сравнительно немногочисленные отряды ушкуйников оказывались крайне маневренной и боеспособной силой. Что же касается их немногочисленности, то это и понятно, большинству горожан средней руки было не до участия в рискованных походах: ведь на кого они оставят свое хозяйство?
В 1366 году новгородцы на полутора сотнях ушкуев опять отправились попытать удачи на Волге. Свои подвиги они начали в Нижнем Новгороде, где напали на приехавших для торга исламских купцов, которых ограбили и частично перебили. Попутно досталось и жителям города… Затем ушкуйники отправились на Каму, где устроили настоящий погром. В Типографской летописи по этому поводу записано: «Проидоша из Новагорода Волгою из Великого полтора ста ушкуев с разбойниками с новогородскими, и избиша по Волзе множество татар и бесермен и ормен и Новгород Нижний пограбиша, а суды их, кербаты и павозкы и лодии и оучаны и строугы, все изсекоша и поидоша в Каму и проидоша до Болгар, такоже творяще и воюющее». В Новгородской летописи об этом походе написано подробнее: «В лето 6874 (1366) ездили из Новагорода люди молодые на Волгу без новгородского слова и воеводою Есиф Варфаломеевич, Василей Федорович, Александр Обакунович, и приехаша все здравы. И за то великий князь Дмитрий Иванович разгневася и разверзе мир с Новым городом, рекуще так: За что есте ходили на Волгу и гостей моих пограбили много?» Гостями в то время называли купцов, так что выходит новгородцы не только мусульман грабили, но и соотечественников, подданных Великого князя. Чтобы привести в чувство заигравшихся в пиратов новгородцев, князь Дмитрий Иванович захватил в Вологде новгородского боярина Василия Даниловича с сыном и приказал отправить его в Москву как заложника. Новгородские бояре оправдывались тем, что этот поход был частным предприятием, и город за него не несет ответственности. Хотя, тут они, несомненно, лукавили… Ничего не скажешь, позиция новгородских правителей очень удобная: когда нужно - ушкуйники часть новгородской армии, а когда нет – гулящий народ, за который никто не отвечает.
Несколько следующих лет ватаги ушкуйников действовали на Волге и Каме, грабя без разбору и русские, и татарские городки. В 1374-75 годах состоялся самый грандиозный поход полутора тысяч ушкуйников, которых возглавляли некие Прокоп и Смолянин. Первой жертвой стала Кострома. Жители города вооружились и вышли дать под стенами города бой незваным гостям, но были разбиты наголову. Остатки костромской армии бежали кто куда, и новгородцам достался безоружный город. «Новгородцы ж, видя град оставлен и небрегом, несть им забороны ниоткуду ж, взяша град и пограбиша его до конца. И стояша во граде неделю, и вся сокровища изскаша и изнесоша, всякий товар изобретшее поимаша» - гласит новгородская летопись. Добычи было так много, что брали лишь самое ценное. Все, что не могли забрать с собою, топили в реке или сжигали. Кстати, одним из видов добычи были неуспевшие бежать жители Костромы, которых ушкуйники переловили и забрали с собой. После этой победы Прокоп с товарищами ограбил окрестности Нижнего Новгорода и отправился в татарский город Булгар, где продал своих пленников в рабство мусульманским купцам.
Распродав добычу, ушкуйники отправились вниз по Волге, грабя всех встречных. При этом, как отмечает летописец, христианских купцов только грабили, а исламских убивали. Нигде не получая достойного отпора, новгородцы доплыли до Астрахани. Местный хан по имени Салчей начал переговоры с ушкуйниками. О чем говорили татары и ушкуйники, неизвестно, но по итогам переговоров был устроен пир, во время которого перепившихся новгородцев просто перерезали. Все их богатство досталось татарам.
Некоторые авторы пишут, что во время этого похода ушкуйники якобы взяли город Сарай – номинальную столицу Золотой Орды, однако, никаких подтверждений этому нет. Точно так же не соответствует истине версия о борьбе ушкуйников с Ордой, которая с легкой руки писателя Александра Широкорада пошла гулять в последние годы. Они были профессиональными воинами, которые заботились лишь о своем кармане и при случае не брезговали заниматься вовсе грязными делами, например, продавать своих единоверцев в рабство. Ну, а главное достижение Прокопа – разгром двух русских городов, Костромы и Нижнего Новгорода.
Походы ушкуйников не закончились с гибелью Прокопа, но по мере централизации власти на Руси этот промысел становился все опаснее и сложнее, пока не сошел на нет. Хотя есть версия, что часть ушкуйников в конце 14 века переселились на Вятку. Впоследствии их потомки влились в число первых казаков.
Глава 34. Досмерти пьяны легли у Пьяны
Фактический распад Улуса Джучи на владения отдельных постоянно воюющих между собой претендентов на ханский престол привел к тому, что русские княжества стали не бояться воевать против татар. К тому же многие татарские «царевичи» сами давали повод русским взяться за оружие, вторгаясь в русские земли для грабежа. Формально Русь все еще была вассалом хана Золотой Орды и не пыталась изменить этого положения. Однако налетчики действовали по своей воле, а, значит, борьба с ними не была борьбой против Великого хана, следовательно русские имели полное юридическое право браться за оружие.
В 1365 году бек Тагай из улуса Мохши (современная Пензенская область) неожиданно напал на Рязанское княжество. Пока местный князь Олег Иванович собрал войска, ордынцы сожгли город Переяславль-Рязанский. Однако на этом их везение закончилось. Когда татары переправлялись через реку Войда, на них обрушились объединенные силы рязанского, пронского и козельского княжеств. Татары были разгромлены, сам Тагай бежал. Потеряв своих лучших воинов, этот бек уже не оправился, и вскоре его земли были захвачены Мамаем.
Следующий русско-ордынский бой произошел спустя два года у речки Пьяны в Нижегородском княжестве. Берега этой небольшой реки дважды за одно десятилетие обильно обагрялись русской и татарской кровушкой. Первый раз это случилось в 1367 году, когда дружины Дмитрия Суздальского и Бориса Городецкого здесь нагнали татарский отряд, совершивший набег на городецкое княжество. Русские дружинники атаковали и разгромили ордынцев, при этом многих кочевников загнали в реку, где те и потонули. Командовавший ордынцами полководец Булат-Темир бежал в Орду, где был убит по приказу хана Азиза. Зато спустя десять лет именно на этой реке ордынцы возьмут кровавый реванш за разгром Булат-Темира.
Затем, пользуясь ослаблением Орды, наши князья начали потихоньку распространять свое влияние на юго-восток, в Поволжье. Так, в 1370 году Димитрий Константинович Суздальский с братом Борисом и сыном Василием совершил поход в Булгарию. Местный правитель Асан был вынужден откупаться от русских богатыми дарами. Весной 1376 года Великий князь Дмитрий Иванович послал в поход на Казань своего воеводу Дмитрия Боброк-Волынского. К великокняжеским войскам присоединились дружины нижегородских княжичей Василия и Ивана Дмитриевичей. Под стенами города произошел бой, по результатам которого казанцы вынуждены были заплатить русским пять тысяч рублей. Из этих денег по тысяче рублей получили московский и нижегородский князья, а остаток был разделен между участниками похода. Помимо этого казанский хан признал верховенство Московского князя, и в город были направлены русские сборщики податей и таможенники.
Естественно, такая активность русских не нравилась татарским владыкам, однако, поглощенные междоусобицей, они не могли уделить Руси должного внимания. Тем более, что до определенного времени князья продолжали платить дань. В итоге разные татарские отряды наносили небольшие удары по пограничным княжествам и отходили обратно в степь. Наиболее успешно действовали татары из Орды Мамая. В 1373 году они устроили масштабный набег на Рязанское княжество, которое сильно пострадало. Однако пройти дальше в глубь страны степняки не смогли, потому что на Оке их уже ждало московское войско, с которым ордынцы не захотели связываться. В следующем году в Нижний Новгород прибыли послы этого полководца с отрядом в полторы тысячи воинов. Однако горожане перебили и послов, и их конвой. За это спустя год воины Мамая напали на окраины этого княжества.
Так что шестидесятые-семидесятые годы четырнадцатого века стали периодом постоянных пограничных столкновений усиливающейся Руси и слабеющей Орды.
В середине семидесятых годов четырнадцатого века к волжским берегам прикочевал хан Араб-шах Муззаффар из Сибирского ханства, которого русские называли Арапша. Будучи представителем влиятельнейшего клана Шибанидов, он собирался побороться за трон Великого хана. Но прежде он ударил по близлежащим русским землям: по мелкому Новосильскому княжеству в верховьях Оки. Затем, в 1377 году он запланировал нанести удар по Нижнему Новгороду, о чем стало известно русским. Великий князь Владимирский и Московский Дмитрий Иванович двинулся на помощь нижегородцам. Собралась значительная армия из представителей многих княжеств Северо-востока Руси. Однако Арапша наносить удар не спешил. В результате, безрезультатно простояв на берегу Пьяны и не дождавшись врага, русская армия разделилась. Решив что тревога была ложной, Великий князь с москвичами отправился домой. На месте остались суздальский княжич Иван Дмитриевич со своей дружиной и отряды из Владимира, Ярославля, Переславля, Юрьева и Мурома.
Врага не было видно, и войско стояло в бездействии. Вскоре пришла весть, что татары стоят в восьми сотнях километров от Пьяны у реки Волчьи Воды . Узнав об этом, воины решили, раз враг далеко, то и опасности нет, все расслабились, и боевой поход превратился в пикник. Бояре устраивали охоты и пиры, почти все стали активно злоупотреблять спиртным. Русский летописец оставил яркое описание происходившего: «Они же повели себя беспечно, не помышляя об опасности: одни — доспехи свои на телеги сложили, а другие — держали их во вьюках, у иных сулицы оставались ненасаженными на древко, а щиты и копья не приготовлены к бою были. А ездили все, расстегнув застежки и одежды с плеч спустив, разопрев от жары, ибо стояло знойное время. А если находили по зажитьям мед или пиво, то пили без меры, и напивались допьяна, и ездили пьяными. Поистине — за Пьяною пьяные! А старейшины, и князья их, и бояре старшие, и вельможи, и воеводы, те все разъехались, чтобы поохотиться, утеху себе устроили, словно они дома у себя были».
Когда веселье достигло апогея, неожиданно появился Арапша, которого к русскому лагерю тайно провели мордовские князья. Единственным русским отрядом, сумевшим встретить врага во всеоружии оказались дружинники, звенигородского княжича Федора Андреевича. По словам летописца, «Андреяна Звенигородского сын, князь Федор, побил татар многих. Был же тот князь Федор Звенигородский телом велик зело и храбр на супостаты, и крепость и силу многу имея». Однако сила князя не спасла ситуации. Неготовое к бою русское войско было разгромлено полностью. Татары стремительно атаковали и безжалостно рубили бездоспешных ратников, сопротивлявшихся сшибали конями, бегущих расстреливали из луков. Пытаясь уйти, князь Иван Дмитриевич Суздальский бросился верхом в Пьяну, но утонул. Такая же судьба ждала многих бояр и простых воинов. Случилось это несчастье второго августа 1377 года.
Арабша вполне сумел воспользоваться своей победой. Не встречая сопротивления, его войска дошли до самого Нижнего Новгорода, грабя все на пути. Суздальско-нижегородский князь Дмитрий Константинович не имел сил, чтобы сопротивляться и оставил город. Его примеру последовали жители, которые сели на суда и отплыли вверх по Волге. Татары два дня грабили брошенный город и его окресености и с добычей вернулись в свои владения.
Проблемами Нижнего Новгорода попытались воспользоваться соседи. Сразу же после ухода Арапши на русское княжество совершили набег мордовцы. Однако, князь Дмитрий Константинович разгромил их, а зимой состоялся совместный московско-суздальский карательный поход на Мордву. Русские огнем и мечом прошли мордовские земли и жестоко отомстили за то, что мордовские князья помогали Арапше.
Судьба самого Арапши непонятна. По одной версии он захватил Сарай и провозгласил себя ханом Улуса Джучи. В пользу этой версии говорят находки сарайских монет с его именем, датируемых периодом с мая 1377 по апрель 1378 года. По другой версии, он поступил на службу к Мамаю. Писатель Александр Широкорад считает, что Арапша был убит по поручению Мамая. Как бы там ни было, вскоре после своей победы этот татарский полководец навсегда пропадает со страниц летописей.
***
Спустя год после успешного похода Арапши проверить крепость русских границ попробовал Мамай, отправивший в набег отряд под командованием своего мурзы Бегича. С ним шло по разным подсчетам от тридцати до пятидесяти тысяч воинов. Узнав об этом Великий князь Дмитрий со своими войсками двинулся навстречу степнякам и занял позиции у них на пути на переправе через реку Вожу.
Три дня войска простояли на разных берегах, не решаясь начать бой. Русские придерживались оборонительной стратегии и не собирались атаковать кочевников, способных отступить, а затем обойти русскую рать и нанести удар во фланг. Бегич же не рисковал переправляться на глазах у русских, чтобы не дать им возможности атаковать ордынскую армию по частям.
Наконец князь решил отступить от брода и дать врагу переправиться, чтобы вынудить его к прямому бою. Русские войска отошли и заняли позиции, но стали так, чтобы переправа все равно была в кольце наших отрядов. Центр русской армии возглавлял сам Дмитрий Иванович, фланговые отряды – князь Даниил Пронский и окольничий Тимофей Вельяминов.
Бегич принял вызов и 11 августа 1378 года переправился на противоположный берег, где его ждали русские полки. Татары атаковали в конном строю центр нашей армии, надеясь прорвать его, а затем развернуться и ударить с тыла по нашим фланговым отрядам. Однако русский центр выдержал удар, а фланги пошли в атаку. Татары оказались в мешке, смешались и лишились своего главного преимущества – мобильности. А когда погиб Бегич, ордынская армия потеряла всякую управляемость и превратилась в толпу вооруженных людей, думающих лишь о спасении. В их рядах началась паника, а русские атаковали, сжимая кольцо... Наконец татары побежали. Спасаясь, они кинулись в реку, стремясь переправиться на безопасный берег, но узкий брод не мог вместить всю эту массу всадников, и большинству пришлось переправляться вплавь под дождем русских стрел. Множество воинов погибло в давке или утонуло…
Следующим утром русская армия, не встречая сопротивления, переправилась и захватила татарский лагерь со всем обозом.
Эта битва показала, что русские могут побеждать ордынцев в больших сражениях, и подняла авторитет московского князя на недосягаемый уровень. По сути тут, на берегах Вожжи, состоялась грандиозная репетиция будущей битвы за освобождение Руси. Наша армия приобрела незаменимый опыт, который позволил и в дальнейшем побеждать ордынцев.
Мамаю провал Бегича принес множество проблем. Мало того, что его армия лишилась тысяч воинов, так еще был нанесен сильный удар и по авторитету самого Мамая. Вожди степных кланов подчинялись ему лишь потому, что это было им выгодно. Если же Мамай ослабел, то зачем служить ему? Без зазрения совести они откочуют за Волгу и присоединятся к хану Тохтамышу.
В 1379 году Мамай в качестве карательной акции совершил удачный поход против Рязанского княжества, сжег его столицу, а князя Олега Ивановича заставил подчиниться Орде. Однако, столкновение со своим главным врагом, Дмитрием Ивановичем, татарский полководец отложил на следующий год.
Глава 35. Дмитрий или Мамай. Великое противостояние
Ожесточенная и кровавая война за власть в Улусе Джучи, которую начал беклярибек Мамай, в огромных количествах поглощала и людей, и средства. Пока в казне водилось серебро, с пополнением постоянно редевших армий проблем не возникало, однако год шел за годом, а победы все не было видно. Между тем, доходы полководца таяли, а трофеи не покрывали затраты. В 1362 году Мамай достиг зенита своей мощи, захватив Сарай и посадив на престол хана Абдаллаха, но затем удача отвернулась от него. Сначала Мамая выбили из Поволжья, потом начали теснить еще дальше на запад . И самое обидное, стоило Мамаю разбить одного врага, как тут же появлялся новый, и приходилось все начинать сначала. К тому же, воспользовавшись ослаблением орды, русские князья стали уменьшать размер дани и задерживать её выплату, а потом и вовсе Великий князь Дмитрий отказался платить Мамаю.
Правда, поначалу князья признали власть Абдаллаха и платили. Более того, когда в Орде было двоецарствие и наши князья сами могли выбирать, кого из претендентов на ханский престол признавать своим сюзереном, Дмитрий Московский выбрал именно ставленника Мамая и ему отправлял дань. Однако и князь, и беклярибек относились друг к другу с подозрением. Татарин боялся чрезмерного усиления Москвы, а Дмитрий Иванович понимал, что именно Мамай самый опасный из ордынских владык для Руси, так как его владения непосредственно граничили с нашими землями. Так что, платя дань, князь выигрывал себе время, чтобы успеть объединить русские княжества под своей рукой и в нужный момент бросить на чашу весов силу всей Руси.
Кстати, о титулах Мамая. От хана он получил звание беклярибек, кроме того, он мог титуловаться арабским титулом эмир, который примерно соответстввовал нашему князю. Недаром в русских летописях его и называли князем или темником. Так что формально по положению в ордынской иерархии Мамай и князь Дмитрий Иванович Московский были равны друг другу. Приказывать же Мамай мог лишь от имени своего хана, сначала Абдаллаха, а затем Мухаммеда Буллак-хана. Если же кто-то из русских или ордынских князей не признавал легитимность этих правителей, заставить вельмож подчиниться Мамай мог лишь голой силой.
Занимаясь собственными делами, русские правители внимательно следили за происходящим в степи и делали выводы. В это время все чаще в наших летописях появляются записи вроде этой, датированной 1373 годом: «Того же лета в Орде замятня была, и многие князья ордынские между собою избиты были, а татар бесчисленно пало. Так гнев Божий пришел на них по беззаконию их». Ордынцы сами истребляли себя, и это давало нашим предкам шанс сбросить со своей шеи нахлебников.
Два десятилетия московская элита на севере и Мамай со своим кланом на юге Восточной Европы занимались практически одним и тем же делом – подавляли и подчиняли соседей и конкурентов, чтобы стать единственными лидерами на Руси и в Улусе Джучи соответственно. К концу семидесятых годов стало ясно, что Дмитрий Иванович со своей задачей справился, а Мамай – нет. Русь обрела единство и усилилась, князья уже не боялись поднимать оружие против степняков, а воины научились побеждать. У Мамая же дела шли все хуже и хуже. Его враг Тохтамыш подчинил себе Поволжье и Северный Кавказ, и под контролем беклярибека остались лишь причерноморские степи и Крым. Тохтамыш был сильнее и медленно, но верно оттеснял противника, отбирая себе область за областью.
В этой ситуации Мамаю нужно было предпринять что-то неординарное, что позволило бы ему резко усилиться и вырваться вперед. Ему необходима была большая победоносная война, которая наполнила бы казну и привлекла новых сторонников. Выбор цели для похода тоже не составлял трудности. Удар должен был быть нанесен по Руси, которая все больше и больше выходила из-под ордынского контроля. Мамай был умным человеком и понимал: если сейчас не сломить Москву, не раздробить Русь на слабые, враждующие между собой княжества, то вскоре придется не только забыть о дани, но того и гляди, русские сами смогут нанести удар по Орде. Так что поход Мамая не был ни грабительским набегом, ни случайностью – он тщательно планировался и готовился не один год. Идеи о захвате наших княжеств муссировались в приближенных к Мамаю кругах годами, но условия для такого похода не складывались. Ведь удар должен был быть такой силы, чтобы решительно ослабить и заново подчинить Русь. Но к 1380 году Мамаю стало ясно: или сейчас, или уже никогда.
Готовясь к походу, Мамай собирал под свои знамена всех, кого только мог. Кроме его подданных, в армию активно вербовались наемники. Согласно Летописной повести о Куликовской битве, «пришел ордынский князь Мамай с единомышленниками своими, и со всеми прочими князьями ордынскими, и со всеми силами татарскими и половецкими, наняв еще к тому же войска бесермен, армен, фрягов, черкасов, и ясов, и буртасов … Со всеми этими сообщниками пошел Мамай на великого князя Дмитрия Ивановича. И это потому, что нечестивый люто гневался из-за своих друзей и любимцев, из-за князей, убитых на реке Воже. И начал неистово и поспешно силы свои собирать, в ярости двинувшись и в силе великой, желая пленить христиан. И тогда двинулись все племена татарские».
То есть, помимо кочевников, которых русские книжники называли то татарами, то половцами, на Русь шли отряды наемников из числа армян, итальянцев, черкасов и народов Северного Кавказа и Поволжья. Кроме того, союзниками Мамая русские летописцы называют Литовское и Рязанское княжества. Если с Литвой все ясно - Мамай и Ольгерд были союзниками много лет, - то вопрос о князе Олеге Рязанском вызывает разногласия среди историков.
С одной стороны, Москва и Рязань были давними соперниками и не раз в четырнадцатом веке воевали между собой. Лишь неблагоприятное расположение рядом со степью, приводившее к постоянным набегам кочевников, не позволило Рязани стать центром собирания Руси вместо Москвы. В 1371 годом у села Скорнищево около Переяславля-Рязанского состоялась битва между войсками князей: рязанского Олега и московского Дмитрия. По описанию Никоновской летописи, события произошли следующим образом: «Рязанцы, свирепые и гордые люди, до того вознеслись умом, что в безумии своём начали говорить друг другу: не берите с собою доспехов и оружия, а возьмите только ремни и верёвки, чем было бы вязать робких и слабых москвичей. Последние, напротив, шли со смирением и воздыханием, призывая Бога на помощь. И встретились с рязанцами на Скорнищеве, и была брань лютая и сеча злая. Тщетно махали рязанцы веревочными и ременными петлями; они падали, как снопы, и были убиваемы, как свиньи. Итак, Господь помог великому князю Дмитрию Ивановичу и его воинам: одолели рязанцев, а князь их Олег Иванович едва убежал с малою дружиною». В итоге, к Москве отошел ряд земель, ранее принадлежавших Рязани. Так что особой любви к Великому князю рязанцы не испытывали и могли бы, если и не помогать ордынцам, то во всяком случае сохранять вооруженный нейтралитет и не помогать общерусской армии Дмитрия Ивановича. К тому же за год до Куликовой битвы, Мамай прошелся по Рязанскому княжеству огнем и мечом, заставив его признать свою власть.
Так что Олег вполне мог, и должен был поддержать Мамая, своего сюзерена и врага своего врага. Однако в действительности войска Рязани так и не объединились с татарами. То ли не успели подойти, то ли вообще не собирались участвовать в войне...
С другой стороны, татары для Рязани тоже были врагами, причем врагами страшными, регулярно устраивавшими походы и дважды за последние пять лет сжигавшими столицу княжества. Поэтому помогать Мамаю резона тоже не было. Похоже князь Олег Иванович Рязанский придерживался политики лавирования между двумя силами. Он и Мамаю обещал помощь и союз, и в Москву посылал гонцов со сведениями об Орде. Кстати, в «Задонщине» говорится о том, что в Куликовской битве погибло семьдесят рязанских бояр, сражавшихся на стороне Дмитрия Донского. Были ли они посланы своим князем или присоединились к русскому войску как добровольцы - неизвестно.
Помимо Мамая и Дмитрия к Куликовому полю двигались армии литовского князя Ягайло. Он формально были в союзе с татарами и шел на соединение с ордынцами, однако, по каким-то причинам недошел. По самой распространенной версии, его отряды просто не успели. Когда Мамай был разгромлен, литовцы стояли в дневном переходе от места боя. Правда напрашивается вопрос: а почему литовцы не успели? Литва и Москва были соперниками, и за сравнительно недолгое время правления князя Дмитрия трижды литовцы устраивали походы на Москву. Так что их союз с Мамаем вполне оправдан. Правда, есть один нюанс: союзник Мамая Ольгерд, доставивший столько неприятностей русским княжествам, уже три года как лежал в могиле. Вполне вероятно, что если бы он был жив, то литовцы атаковали бы своих врагов. Однако сменивший Ольгерда князь Ягайло вовсе не был смертельным врагом Дмитрия Донского. Кроме того, он еще очень непрочно сидел на троне и мог опасаться, что собственные родственники поспешат ударить ему в спину, если он увязнет в войне. Так что, продолжая политику дружественных отношений с Мамаем, он вовсе не горел желанием терять воинов за пределами Литвы. К тому же, многие его воины были русскими по крови и православными по вере, а потому помогать мусульманам уничтожать своих единоверцев вовсе не желали. Не идти вовсе литовский князь не мог по двум причинам. Во-первых, чтобы не дать повод Мамаю для разрыва мирного договора, а во-вторых, чтобы прикрыть собственную границу на случай, если вдруг ордынцы решат немного пограбить его подданных.
Поэтому Ягайло шел так, чтобы гарантированно не успеть к битве, ну а там, узнав кто победил, принять решение о дальнейших действиях.
***
Упоминание фрягов – итальянцев, а если точнее, то генуэзцев среди разноязыкой армии Мамая вызывает к жизни многочисленные версии и догадки, кем же они были да и были ли вообще. Тут мнения историков варьируются от «итальянцев не было вообще» до «центр армии Мамая состоял из наемной генуэзской пехоты».
Первая версия мне представляется неправдоподобной, учитывая, что во время правления Мамая генуэзские колонии в Крыму получили целый ряд привилегий. Например, помимо Кафы (Феодосии), бывшей собственностью республики Генуя еще с тринадцатого века, в 1357 году генуэзцы приобрели Чембало (современная Балаклава), а в 1365 — Солдайю (современный Судак) и основали колонию Воспоро на месте современной Керчи . Естественно, что такая щедрость Мамая была вызвана отнюдь не любовью татарского вельможи к итальянским поэтам. В этот период отношения между итальянцами и ордынцами были очень тесными и взаимовыгодными. Генуэзские дипломаты и купцы, действуя в связке с ордынской администрацией, играли большую роль в экономических отношениях Причерноморья. Так что было бы удивительно, если бы их не было в грандиозном походе 1380 года, к участию в котором Мамай привлек всех своих союзников, вассалов и соседей.
Другое дело, численность итальянцев на Куликовом поле. Разумеется, ничего общего с действительностью не имеет кочующая из книги в книгу схема битвы с гигантским прямоугольником пехотной фаланги по центру. Генуэзцев на Куликовом поле не могло быть много в силу целого ряда обстоятельств. Например, в это время Генуя уже два года вела тяжелую войну с Венецией и прислать значительное число солдат из Италии просто не могла. Значит, в армию Мамая шли лишь те, кто уже был в черноморских колониях республики. Эти колонии были прекрасными крепостями с сильными гарнизонами, в чем может убедиться каждый, побывав в Крыму и собственными глазами увидев укрепления Судака. Однако генуэзские гарнизоны были не особо многочисленными, так что общая численность итальянского отряда, отправившегося с Мамаем, не могла превышать число в пять тысяч человек. Естественно, не все они участвовали в самом бою. Кто-то был в резерве, кто-то охранял лагерь и сторожил шатры…
Кроме того, не совсем понятна воинская специализация генуэзцев. Все исследователи сходятся на том, что это была пехота , но под это определение попадают как простые пешие бойцы, так и арбалетчики и инженеры. Скорее всего, Мамай нанимал воинов именно двух последних категорий. Инженеры нужны были для штурма городов, а арбалетчики должны были решить исход боя в поле. При этом основную массу наемников составляли именно арбалетчики. Ведь генуэзцы славились именно как арбалетчики уже с одиннадцатого века, а в двенадцатом веке в этом городе появились целые отряды наемников-арбалетчиков. Эти воины поступали на службу Генуе и приносили клятву верности республике, а уже потом генуэзское правительство за определенную плату отправляло их на службу другим государствам и монархам.
Татары знали, что в битве им будут противостоять не только конные полки, но и многочисленная тяжеловооруженная русская пехота. Предыдущие русско-ордынские сражения показали, что прорвать ощетинившийся копьями плотный пеший строй ударом татарской кавалерии будет сложно, а то и вовсе невозможно. Конные лучники могли бы расстрелять пехоту издалека, но в данном случае эта тактика была невозможна, так как и в войске Дмитрия Ивановича было много стрелков. Учитывая, что пешие лучники имеют преимущество в точности выстрела, скорострельности и лучше защищены, то уже при завязке боя татары понесли бы большие потери. Плюс у русских были самострелы-арбалеты, которые и вовсе делали стрелковый поединок наравных невозможным.
Поэтому Мамай должен был поставить в точке прорыва генуэзских арбалетчиков. Действуя на узком участке, они обеспечили бы огромную плотность огня и подавили бы русских стрелков, а потом методично расстреляли бы первые ряды копьеносцев русского войска. В образовавшуюся брешь уже можно было бы кидать в атаку тяжелую кавалерию, которая копейным ударом опрокинула бы русские полки, а затем легкая конница дорубила бы деморализованного и потерявшего строй противника.
Арбалет того времени перезаряжался довольно долго, поэтому была придумана целая система, как нанести врагу максимальный урон за короткое время. Итальянцы строились в несколько шеренг. Первая давала залп и отходила назад, а на ее место вставала следующая и давала залп. Потом все повторялось. Когда все шеренги отстрелялись, первая уже перезарядила оружие и снова вступала в бой. Получался смертельный конвейер, уничтожавший все живое перед собой. Так что итальянцы должны были, а главное, могли сломить русский строй и расстроить наши ряды.
Все эти наемники помимо арбалета были вооружены холодным оружием и имели хорошие доспехи, что на поле боя делало их опасными противниками. Так что, несмотря на небольшую численность, а они составляли от силы пять процентов армии Мамая, итальянцы на Куликовом поле могли стать решающей силой.
Говоря об итальянцах, стоит коснуться и еще одной интересной гипотезы. Некоторые авторы считают, что поход Мамая был организован или спровоцирован именно католиками с целью нанесения удара по православию. Однако никаких доказательств этой версии не существует, поэтому я склонен рассматривать ее как несостоятельную. На мой взгляд, генуэзский отряд состоял из воинов, привлеченных возможностью добычи или присоединившихся к ордынцам в силу необходимости . Кстати, в этом отряде могли быть не только этнические итальянцы, но и нанятые вместе с ними местные жители. Тем более, что в гарнизонах генуэзских крепостей Крыма было много воинов черкесов, навербованных на Кавказе или в самом Крыму.
Великий князь Дмитрий в это время тоже не сидел сложа руки. По его призыву собиралась общерусская армия. Наконец-то заработала модель, задуманная еще Иваном Калитой, и в одном строю под московским управлением шли дружины многих прежде независимых княжеств. Сбор войск был назначен на 15 августа у города Коломны, откуда армия должна была выступить против Мамая. «От начала мира не бывало такой силы русской, как при этом князе» - говорится в летописном сказании. И это не преувеличение. Вместе с Дмитрием на степняков шли дружины всех русских княжеств . Со времен злосчастной битвы у Калки такого не бывало на Руси.
Как читатели помнят, князь Дмитрий Иванович активно пытался пролоббировать назначение митрополитом Киевским и всея Руси своего ставленника Михаила-Митяя. Однако Митяй умер, и митрополитом стал Киприан, у которого с князем отношения были очень натянутые. Дошло до того, что, когда Киприан попытался въехать в Москву, его по приказу князя арестовали и сутки продержали взаперти в сыром чулане, а у спутников митрополита отобрали коней и все ценное имущество, после чего выгнали их взашей из города. На следующий день эта же участь ждала и Киприана.
Оскорбленный и униженный святитель сразу же написал письмо Сергию Радонежскому, в котором описал все произошедшее и объявил об отлучении от церкви всех участников инцидента. Под действие этой анафемы попадал и Великий князь Дмитрий как главный гонитель Киприана, хотя имя князя в письме и не прозвучало.
В оправдание московскому правителю стоит сказать, что он рассматривал Киприана как ставленника Литвы и поступил с ним так же, как раньше поступал Ольгерд с митрополитом Алексеем. В общем, вышел абсолютно равнозначный ответ. К тому же Константинопольский патриарх Макарий перед этим дал согласие поставить митрополитом не Киприана, а Митяя, так что юридически князь мог объявить своего незваного гостя самозванцем и поступать с ним соответственно.
Но так или иначе, великий князь перед тяжелой битвой оказался под проклятием церкви, что могло сильно ударить по его авторитету и моральному духу его армии. Поэтому он обратился за благословением к Сергию Радонежскому. Тот, хотя и поддерживал Киприана, сумел подняться над внутрицерковным раздором во имя победы над захватчиком. Святой Сергий понимал необходимость благословения, без которого Дмитрий мог бы проиграть, а потому и поддержал князя, и в бой русские люди шли с осознанием того, что Господь с ними.
Помимо мистической помощи, поступок Сергия имел и вполне земные последствия. Радонежский игумен был духовным авторитетом для всех русских, и в данной ситуации действовать против Московского князя означало выступить против святого старца. Так что даже те правители, кто не испытывал теплых чувств к Дмитрию Ивановичу, поддержали его или хотя бы не выступили против, как Олег Рязанский.
Когда князь Дмитрий просил у Сергия Радонежского благословение, святой послал с ним в поход двух бояр, Александра Пересвета и Андрея-Родиона Ослябю, бывших в монастыре. Традиционно считается, что они были монахами, тем более, что Пересвет бился на Куликовом поле в монашеском одеянии . Однако точно не известно, приняли ли они постриг или были лишь послушниками при монастыре. Возможно, что обряд над ними не был совершен, но как бы там ни было, они были монахами по духу и монахами они остались в народной памяти.
В походе на Мамая к русской армии присоединились неожиданные союзники – литовские отряды, которые пришли по зову своих князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Их появление было вызвано тем, что за три года до Куликовской битвы скончался литовский правитель Ольгерд, и среди его детей начались междоусобицы. В результате два князья были вынуждены покинуть родину и поступить на службу к Дмитрию Ивановичу. Это было очень ценное приобретение. Старший из братьев Андрей принимал активное участие в основных походах своего отца и ко времени переезда в Москву уже был опытным и успешным полководцем. Тут он тоже не ударил лицом в грязь, участвуя в битве на Воже… Его младший брат Дмитрий особыми военными талантами не прославился, но уже сам факт союза Ольгердовичей с Дмитрием был очень важным для Москвы, ведь у них остались союзники в Литве, которые могли при необходимости ударить в тыл князю Ягайло. Братья получили в управление важные и богатые города: Андрею достался Псков, а Дмитрию – Переяславль-Залесский. Когда возникла угроза войны с Ордой, Ольгердовичи мобилизовали своих сторонников в Литве и на Руси и привели достаточно сильные дружины в русское войско.
Существует версия, что на помощь русской армии пришли не только литовцы, но и выходцы из крымского княжества Феодоро, известного также как Готия. Это государство возникло в начале тринадцатого века из византийской провинции и охватывало юго-западную часть полуострова. Как и весь Крым, княжество входило в состав Улуса Джучи, но пользовалось определенной самостоятельностью. Отношения Готии с ордынской властью напоминали русские: правители княжества платили дань и получали ярлыки на княжение, но внутри своих владений были самостоятельны в принятии решений. Население Феодоро было православным, а в этническом плане очень пестрым. Тут жили и потомки готов, и греки, и армяне, и славяне… Центром княжества была крепость Святого Феодора на горе Мангуп. Интересно отметить, что гербом Готии был двуглавый орел.
После появления в Причерноморье генуэзцев между ними и феодоритами началась конкуренция за порты и торговые маршруты, переходившая в открытые войны, в результате которых итальянцы отвоевали прибрежную часть княжества.
Вполне возможно, что вражда с генуэзцами и привела феодоритов в русский стан. В пользу этой версии говорит и тот факт, что в конце четырнадцатого века в Москву с семьей переехали некоторые представители правившего в Готии рода Гаврасов. Эти выходцы из Крыма были ласково приняты на Руси и положили начало боярским родам Ховриных, Головиных и Третьяковых.
Существует распространенный миф о том, что татары сражались не только под знаменами Мамая, но и под стягом Дмитрия Донского. Приходилось даже слышать версию, что в русском войске татар было больше, чем у Мамая. Однако никаких подтверждений этой версии не существует. Разумеется, в княжеской дружине были люди с ордынской кровью, но это были крещеные дворяне или дети боярские на службе русских князей, и представляли они не свой этнос, а своих русских сюзеренов. Например, Андрей Иванович Серкизов, чей отец, знатный ордынец Серкиз (Черкиз), еще в юности принял крещение и поступил на службу к Великому князю. Но и он был командиром русского отряда. Никаких независимых татарских отрядов в войске Дмитрия Ивановича не было. Что же касается войск Мамая, то, действительно, предков современных казанских татар в нем было очень мало. Татары, которых привел на Куликовское поле темник, были в основной массе потомками половцев, кочевавших в Причерноморье и Крыму. Сегодня их отдаленные потомки известны как крымские татары .
Еще один интересный вопрос: участвовали ли новгородцы в походе на Куликово поле? Некоторые историки были склонны считать, что нет, поскольку об этом нет прямых указаний в большинстве летописей. Однако современный историк С.Н. Азбелев на основе анализа многих источников доказал, что новгородский отряд все-таки участвовал в битве. По мнению историка, этот отряд вышел на соединение с основными силами довольно поздно и шел дорогой вдоль литовской границы. Это произошло из-за того, что по договору 70-х годов четырнадцатого века между Новгородом и Москвой города обязывались поддерживать друг друга при нападении врагов, в число которых татары не были включены. Зато литовцы в списке врагов были. Поэтому когда стало известно, что Ягайло стал союзником Мамая и литовская армия двинулась в поход, новгородцы поспешили исполнить договор. Разумеется, это была не большая армия-ополчение, собирать которую не было времени и возможности, а конный отряд из числа воинов, находившихся в постоянной готовности. Как известно, литовцы в Куликовской битве не участвовали, хотя и находились рядом. Поэтому новгородцы, шедшие воевать против Ягайло, сражались с татарами. На обратном пути этот отряд столкнулся с литовцами, и те смогли отбить у утомленных русских часть добычи.
***
Когда уже обе армии были собраны, состоялась последняя попытка решить дело миром. Мамай послал к Дмитрию гонцов с требованием заплатить дань такого же размера, как Русь платила Джанибеку. Условие было заведомо невыполнимо, но Дмитрий, желая сберечь людей, предложил ордынцам посильную для христиан дань. Это было бы очень выгодно Москве: пожертвовав немногим, сохранить свою силу и выждать, пока ордынцы еще больше истощат свои силы в братоубийственных войнах за Сарай, а потом с легкостью сбросить иго. Однако Мамай торговаться не захотел и начал войну.
Беклярибек рассчитывал, что московская армия станет в оборону на северном берегу Оки, как это было в 1373 или 1379 годах, однако русская армия двинулась навстречу и перешла Дон, вступив в татарские земли. Тут, у слияния Дона и Непрядвы, было решено дать бой.
Русская армия была разделена на шесть отрядов-полков: сторожевой, передовой, большой, полк правой руки, левой руки и засадный. Впереди были выдвинуты конные разведчики под командованием Семена Мелика, которые должны были обнаружить противника и следить за его перемещениями. Именно этот отряд первым и столкнулся с татарами. В «Сказании о мамаевом побоище» говорится: «Разведчики же поторапливают, ибо уже близко поганые и все приближаются. А в шестом часу дня примчался Семен Мелик с дружиной своею, а за ним гналось множество татар; нагло гнались почти до нашего войска, но, лишь только русских увидели, возвратились быстро к царю и сообщили ему, что князья русские изготовились к бою у Дона. Ибо Божьим промыслом увидели великое множество людей снаряженных и сообщили царю… Семен же Мелик поведал князю великому: «Уже Мамай-царь на Гусин брод пришел, и одна только ночь между нами, ибо к утру он дойдет до Непрядвы. Тебе же, государю великому князю, следует сейчас изготовиться, чтоб не застали врасплох поганые».
Так и было сделано, весь вечер князь и воеводы расставляли полки на позиции. О том, что происходило в ночь перед битвой, нам известно благодаря автору «Сказания о мамаевом побоище», писавшему свою работу, основываясь на рассказах непосредственных участников битвы. «Осень тогда задержалась и днями светлыми еще радовала, была и в ту ночь теплынь большая и очень тихо, и туманы от росы встали. И сказал Дмитрий Волынец великому князю: «Хочу, государь, в ночь эту примету свою проверить»,— а уже заря померкла. Когда наступила глубокая ночь, Дмитрий Волынец, взяв с собою великого князя только, выехал на поле Куликово и, став между двумя войсками и поворотясь на татарскую сторону, услышал стук громкий, и клики, и вопль, будто торжища сходятся, будто город строится, будто гром великий гремит; с тылу же войска татарского волки воют грозно весьма, по правой стороне войска татарского вороны кличут и гомон птичий, громкий очень, а по левой стороне будто горы шатаются — гром страшный, по реке же Непрядве гуси и лебеди крыльями плещут, небывалую грозу предвещая. И сказал князь великий Дмитрию Волынцу: «Слышим, брат, — гроза страшная очень». И ответил Волынец: «Призывай, княже, Бога на помощь!» И повернулся он к войску русскому — и была тишина великая. Спросил тогда Волынец: «Видишь ли что-нибудь, княже?» — тот же ответил: «Вижу: много огненных зорь поднимается...» И сказал Волынец: «Радуйся, государь, добрые это знамения, только Бога призывай и не оскудевай верою!» И снова сказал: «И еще у меня есть примета проверить». И сошел с коня, и приник к земле правым ухом на долгое время. Поднявшись, поник и вздохнул тяжело. И спросил князь великий: «Что там, брат Дмитрий?» Тот же молчал и не хотел говорить ему, князь же великий долго понуждал его. Тогда он сказал: «Одна примета тебе на пользу, другая же — к скорби. Услышал я землю, рыдающую двояко: одна сторона, точно какая-то женщина, громко рыдает о детях своих на чужом языке, другая же сторона, будто какая-то дева, вдруг вскрикнула громко печальным голосом, точно в свирель какую, так что горестно слышать очень. Я ведь до этого много теми приметами битв проверил, оттого теперь и рассчитываю на милость Божию — молитвою святых страстотерпцев Бориса и Глеба, родичей ваших, и прочих чудотворцев, русских хранителей, я жду поражения поганых татар. А твоего христолюбивого войска много падет, но, однако, твой верх, твоя слава будет».
Гадавший князю Дмитрий Волынец – это прославленный московский воевода Дмитрий Боброк-Волынский. Он был внуком литовского князя Михаила-Кориата Гедиминовича, правившего на Волыни, но по неизвестным причинам не получил княжества и стал боярином сначала на службе в Суздальском княжестве, а затем переехал в Москву. Его женой стала сестра князя Дмитрия Ивановича, а он сам занял одно из первых мест в окружении московского правителя. На новом месте он проявил себя как один из лучших полководцев и не раз командовал московскими войсками, неизменно добиваясь успеха. В Куликовской битве он вместе с Владимиром Андреевичем Серпуховским возглавил засадный полк, которому было суждено переломить ход битвы.
Ранним утром восьмого сентября Дмитрий Иванович объехал свое войско, поднимая боевой дух воинов, а затем, перед началом боя князь совершил поступок, который ни до, ни после не совершал ни он сам, ни один из его предков или потомков. Дмитрий одел простой доспех и отправился биться, как простой воин, в передовой полк. Золоченый великокняжеский доспех надел на себя боярин Михаил Бренок. Он же встал на место Дмитрия Ивановича под знаменем.
Есть несколько версий объяснения этого поступка. Например, детективщик Александр Бушков написал, что князь таким образом … прятался, спасая свою жизнь! Такая версия не вызывает ничего, кроме улыбки. Интересно, есть ли еще люди, считающие что полк, принимающий на себя основной удар врага, является безопасным местом?
Публицист Юрий Мухин предложил другой вариант. По его мнению, которое он подтверждает примерами из европейской истории, вассалы должны были сражаться, пока был жив и свободен их сюзерен. Гибель полководца или падение его знамени расценивались как поражение, и войско имело моральное право разбегаться или сдаваться. После того, как Дмитрий ушел в ряды простых воинов, все знали, что смерть воина в золотых доспехах или падение знамени не означает гибели Великого князя. Так что дружинники все равно будут биться.
Следующее объяснение необычного поведения заключается в том, что таким поступком он отдавал себя на Божий суд. Ведь он был предан анафеме и, хотя считал себя правым, хотя получил благословение Сергия Радонежского, все равно зерно сомнений должно было быть в его душе. Поэтому, уходя в ряды простых воинов, не только поднимал их дух, но и сам хотел получить ответ от высших сил, правильно ли он поступал. Если выживет в круговороте бойни – значит анафема пустая формальность. Если нет, то, по крайней мере, он погибнет как простой воин, а его войско в бой поведут незатронутые проклятьем князья и бояре.
Именно такой точки зрения придерживается историк Лев Прозоров. В своем блоге он написал следующее: «Великий князь отлучен от церкви, его ставленник умер - что многими могло восприниматься как доказательство неугодности Митяя - и его покровителя! - Христу. Сам Дмитрий Иоаннович не мог не чувствовать себя более чем неуютно. Но Мамай и его орда не собирались считаться с этим. Орда шла на Русь. Орду надо было остановить - но как, если во главе войска стоит отлученный, неугодный богу князь-анафема?!
Сам князь Дмитрий, такой же средневековый христианин, как и большинство его подданных, не мог не думать об этом.
И вот, накануне битвы, великий князь решается на поразительный шаг. Он перелагает княжеские регалии на плечи друга, не задетого анафемой Киприана приближенного. Делается это в прямом смысле перед богом - перед ликом Спаса на черном московском знамени, ратной иконой Москвы. Теперь Христу не за что гневаться на московское войско - во главе его не отлученный, не анафема, а благоверный православный христианин. Сам же Дмитрий уходит простым воином в передний полк, отдавая себя на суд божий - не как князь, а как простой человек.
После боя, очнувшийся, он наверняка испытал большую радость, чем мы это представляем себе сейчас. Не просто лично он уцелел, не просто войско выиграло битву - бог явил волю, вседержитель рассудил, и признал его, Дмитрия, правым. Отлучение снято - снято волею высшею, чем воля митрополита и самого патриарха. Не только жизнь, не только победа - примирение с богом».
Как бы там ни было, Дмитрий Донской совершил подвиг, возглавив колонну, идущую во главе войска. Сильный боевой дух князя и готовность пожертвовать собой сыграли определенную роль – по войску пронеслось, что сам князь среди них, и это удвоило силы воинов и укрепило их боевой дух. Этот эффект был сродни тому, что испытали в 1941 году защитники Москвы, узнав, что Сталин остался в городе.
***
Утро было туманным, и несколько часов войска простояли, не видя противника, перекликаясь лишь звуками труб. Наконец, по словам летописца, «в третий час дня » туман отступил и сражение началось. Воины двух гигантских армий увидели друг друга. Точной численности воинов, сошедшихся на этом поле, не знает никто. Разные авторы по- разному подсчитывают состав армий и, естественно, получают цифры, разнящиеся в разы. Чтобы не утомлять читателей скучными подсчетами, скажу, что, по моему мнению, всего в битве участвовало около 80 тысяч воинов со стороны русских и около 90 тысяч со стороны Мамая.
Из татарских рядов выехал прославленный воин, которого наши летописцы называли печенегом Челубеем, и стал вызывать охотника сразиться с ним. Вызов принял Александр Пересвет. Два воина помчались навстречу и одновременно ударили друг друга копьями. Оба мгновенно погибли. Так началось великое сражение, навсегда изменившее Русь.
«Сказание…» дает нам яркую картину боя: «И сошлись грозно обе силы великие, твердо сражаясь, жестоко друг друга уничтожая, испускали дух не только от оружия, но и от ужасной тесноты — под конскими копытами, ибо невозможно было вместиться всем на том поле Куликове: было поле то тесное между Доном и Мечею. На том ведь поле сильные войска сошлись, из них выступали кровавые зори, а в них трепетали сверкающие молнии от блеска мечей. И был треск и гром великий от преломленных копий и от ударов мечей, так что нельзя было в этот горестный час никак обозреть то свирепое побоище. Ибо в один только час, в мановение ока, сколько тысяч погибло душ человеческих, созданий Божьих! Воля Господня свершается: час и третий, и четвертый, и пятый, и шестой твердо бьются неослабно христиане с погаными половцами.
Когда же настал седьмой час дня, по Божьему попущению и за наши грехи начали поганые одолевать. Вот уже из знатных мужей многие перебиты, богатыри же русские, и воеводы, и удалые люди, будто деревья дубравные, клонятся к земле под конские копыта: многие сыны русские сокрушены…
Поганые же стали одолевать, а христианские полки поредели — уже мало христиан, а все поганые. Увидев же такую погибель русских сынов, князь Владимир Андреевич не смог сдержаться и сказал Дмитрию Волынцу: «Так какая же польза в стоянии нашем? какой успех у нас будет? кому нам пособлять? Уже наши князья и бояре, все русские сыны, жестоко погибают от поганых, будто трава клонится!» И ответил Дмитрий: «Беда, княже, велика, но еще не пришел наш час: начинающий раньше времени вред себе принесет; ибо колосья пшеничные подавляются, а сорняки растут и буйствуют над благорожденными. Так что немного потерпим до времени удобного и в тот час воздадим по заслугам противникам нашим. Ныне только повели каждому воину Богу молиться прилежно и призывать святых на помощь, и с этих пор снизойдет благодать Божья и помощь христианам». И князь Владимир Андреевич, воздев руки к небу, прослезился горько и сказал: «Боже, Отец наш, сотворивший небо и землю, помоги народу христианскому! Не допусти, Господи, радоваться врагам нашим над нами, мало накажи и много помилуй, ибо милосердие твое бесконечно!» Сыны же русские в его полку горько плакали, видя друзей своих, поражаемых погаными, непрестанно порывались в бой, словно званые на свадьбу сладкого вина испить. Но Волынец запретил им это, говоря: «Подождите немного, буйные сыны русские, наступит ваше время, когда вы утешитесь, ибо есть вам с кем повеселиться!»
И вот наступил восьмой час дня, когда ветер южный потянул из-за спины нам, и воскликнул Волынец голосом громким: «Княже Владимир, наше время настало и час удобный пришел!» — и прибавил: «Братья моя, друзья, смелее: сила Святого Духа помогает нам!»
Соратники же друзья выскочили из дубравы зеленой, словно соколы испытанные сорвались с золотых колодок, бросились на бескрайние стада откормленные, на ту великую силу татарскую; а стяги их направлены твердым воеводою Дмитрием Волынцем: и были они, словно Давидовы отроки, у которых сердца будто львиные, точно лютые волки на овечьи стада напали и стали поганых татар сечь немилосердно.
Поганые же половцы увидели свою погибель, закричали на своем языке, говоря: «Увы нам, Русь снова перехитрила: младшие с нами бились, а лучшие все сохранились!» И повернули поганые, и показали спины, и побежали. Сыны же русские, силою Святого Духа и помощью святых мучеников Бориса и Глеба, разгоняя, рубили их, точно лес вырубали — будто трава под косой ложится за русскими сынами под конские копыта. Поганые же на бегу кричали, говоря: «Увы нам, чтимый нами царь Мамай! Вознесся ты высоко — и в ад сошел ты!» И многие раненые наши, и те помогали, рубя поганых без милости».
Засадный полк, который и решил дело, стоял чуть в стороне от основной массы войск, был укрыт от глаз и предназначался для внезапного удара. А вот, как точно были построены остальные русские полки в этой битве, никому не известно. Классическая картинка из стоящих в одну линию трех полков (правой руки, большого и левой руки) и стоящих друг за другом перед большим полком передового и сторожевого - не более чем гипотетическая реконструкция, придуманная гораздо позже битвы. Также неизвестно, какие полки были конными, а какие пешими, и какое соотношение кавалерии и пехоты было в русской армии. Кстати, в «Летописной повести» о наличии засадного полка не упоминается вовсе. Там речь идет о фронтальном столкновении, которое завязали сторожевые полки. «И в шестой час дня появились поганые измаилтяне в поле, — а было поле открытое и обширное. И тут выстроились татарские полки против христиан, и встретились полки. И, увидев друг друга, двинулись великие силы, и земля гудела, горы и холмы сотрясались от бесчисленного множества воинов. И обнажили оружие — обоюдоострое в руках их. И орлы слетались, как и писано, — «где будут трупы, там соберутся и орлы». В урочный час сперва начали съезжаться сторожевые полки русские с татарскими. Сам же князь великий напал первым в сторожевых полках на поганого царя Теляка , называемого воплощенным дьяволом Мамая. Однако вскоре после того отъехал князь в великий полк. И вот двинулась великая рать Мамаева, все силы татарские. А с нашей стороны — князь великий Дмитрий Иванович со всеми князьями русскими, изготовив полки, пошел против поганых половцев со всею ратью своею. И, воззрев на небо с мольбою и преисполнившись скорби, сказал словами псалма: «Братья, Бог нам прибежище и сила». И тотчас сошлись на многие часы обе силы великие, и покрыли полки поле верст на десять — такое было множество воинов. И была сеча лютая и великая, и битва жестокая, и грохот страшный; от сотворения мира не было такой битвы у русских великих князей, как при этом великом князе всея Руси. Когда бились они, от шестого часа до девятого, словно дождь из тучи, лилась кровь и русских сынов, и поганых, и бесчисленное множество пало мертвыми с обеих сторон. И много руси было побито татарами, и татар — русью. И падал труп на труп, падало тело татарское на тело христианское; то там, то здесь можно было видеть, как русин за татарином гнался, а татарин преследовал русина. Сошлись вместе и перемешались, ибо каждый хотел своего противника победить». Однако и неизвестный автор «Летописной повести» говорит о том, что русское войско понесло потери, многие стали отступать, но в девять часов произошел перелом, и татары побежали. Правда, объясняется этот перелом тем, что в бой на русской стороне в этот момент вступили ангелы и святые. Возможно, строчки о небесном вмешательстве вызваны тем, что тот, кто рассказывал автору «Повести» о битве, не знал о засадном полке и, увидев внезапное появление новой русской рати, принял её за небесную силу.
Все сходятся на том, что сражение было упорным, яростным и кровопролитным. Основной удар ордынцев пришелся на центр русских войск, где, по словам летописцев, погибло столько людей, что кони шли по трупам, так как не было чистого места. Правый фланг нашей армии, где стоял со своими дружинами князь Андрей Ольгердович, оказался в лучших условиях. Тут дружинникам удалось не только отбить татар, но и самим несколько раз удачно атаковать. Однако, видя, что большой полк стоит на месте, князь Андрей возвращался на своё место, чтобы его не отрезали от центра. На левом фланге ситуация складывалась для русских критически. Ордынцам удалось смять наш полк и заставить его отступить к Дону. Возникла опасность, что татары полностью уничтожат его и ударят в тыл большому полку. Однако когда татары уже прижали наш левый фланг к Дону, им во фланг и тыл ударила конница засадного полка. Теперь уже татары оказались зажаты между рекой и русскими, и началось избиение. К тому же татары устали и расстроили свои ряды, а дружины Боброка и князя Андрея Серпуховского были отдохнувшими и горели желанием биться. Плюс русский полк атаковал на полной скорости, что придавало дополнительную силу их удару, а татары не могли развернуться и разогнать своих коней для достойной встречи противника.
В итоге, татары начали бежать, а засадный полк гнал их и безжалостно рубил почти пятьдесят верст. Тут уж сполна русичи отомстили татарам за всё. Очень немного ордынцев смогло уйти от преследования, прочих же ждала смерть. Сам Мамай, наблюдавший за битвой с холма, бежал одним из первых.
Русское войско победило, однако победа досталась нелегко. Чуть ли не половина воинов была убита или ранена. К тому же никто не знал, что случилось с самим Дмитрием Ивановичем. Во время битвы, по словам «Летописной повести», «сражался он с татарами лицом к лицу, находясь впереди всех в первой схватке. Многие князья и воеводы не раз говорили ему: «Князь господин, не стремись впереди сражаться, но позади будь или на крыле, или где-либо в стороннем месте». Он же отвечал им: «Да как же я скажу: «Братья мои, подвигнемся все вместе до единого», а сам свое лицо скрою и стану прятаться позади? Не могу так поступить, но хочу как словом, так и делом первым быть и на виду у всех главу свою сложить за свою братию и за всех христиан. Пусть и другие, это видя, будут отчаянны в своей дерзости». И как сказал, так и сделал, сражаясь тогда с татарами впереди всех. И сколько раз справа и слева от него его воинов избивали, а самого обступали, подобно воде, со всех сторон! И много ударов нанесли ему по голове, и по плечам его, и по утробе его, но Бог защитил его в день брани... И так, оказавшись среди многих врагов, он остался невредимым». Князь сражался наравне со всеми, а может и лучше многих. Кстати, сам князь был не только хорошим бойцом, но и истинным богатырем по телосложению. «Беаше же сам крепок зело и мужествен, и телом велик и широк, и плечист, и чреват вельми, и тяже собою зело,» - описывает его летописец.
Но, когда после битвы, Владимир Андреевич стал искать своего брата, оказалось, что никто не знает, где он. «Князь же Владимир сказал: «Братья и други, русские сыны, если кто в живых брата моего сыщет, тот воистину первым будет средь нас!» И рассыпались все по великому, могучему и грозному полю боя, ища победителя. И некоторые набрели на убитого Михаила Андреевича Бренка: лежит в одежде и в шлеме, что ему дал князь великий; другие же набрели на убитого князя Федора Семеновича Белозерского, сочтя его за великого князя, потому что похож был на него ». Наконец нашли и самого князя, который без сил лежал у срубленной березки. Его доспехи были измяты, но сам Дмитрий был цел, хотя автор «Сказания» и говорит, что нашли князя «избитого и израненного всего и утомленного». Тут пожалуй, слово избитый подходит больше всего, так как хотя княжеские доспехи никому не удалось прорубить, контузий и синяков у Дмитрия Ивановича должно было быть с избытком.
Вечером московский боярин Михаил Александрович подсчитал русские потери. Итог этих подсчетов донесло до нас «Сказание о мамаевом побоище». Оказалось, что погибло сорок бояр московских, тринадцать бояр новгородских, пятьдесят бояр из Нижнего Новгорода, сорок серпуховских бояр, двадцать переяславских бояр, двадцать пять костромских бояр, тридцать пять владимирских бояр, пятьдесят суздальских бояр, сорок муромских бояр, тридцать три ростовских боярина, двадцать дмитровских бояр, семьдесят можайских бояр, шестьдесят звенигородских бояр, пятнадцать угличских бояр, двадцать галичских бояр. «А младшим дружинникам и счета нет», - гласит «Сказание». Всего же в строю, по этим же подсчетам, осталось пятьдесят тысяч человек.
Впрочем, даже по количеству погибших бояр (офицерского корпуса, говоря современным языком) разные источники дают разные сведения. Например, в «Сказании…» ничего не говорится о коломенских, ростовских и литовских боярах, зато в Задонщине их потери подсчитаны, но нет сведений о нижегородцах и галичанах… Чтобы было нагляднее, данные из двух источников собраны в таблицу.
Количество погибших, указанное в различных источниках
Категории Задонщина Сказание о мамаевом побоище
1. Московские бояре 40 40
2. Белозерские князья 12 12
3. Новгородские бояре 30 13
4. Коломенские бояре 20 -
5. Серпуховские бояре 40 40
6. Нижегородские бояре - 50
7. Паны литовские 30 -
8. Переяславские бояре 20 20
9. Костромские бояре 25 25
10. Владимирские бояре 35 35
11. Суздальские бояре 50 50
12. Муромские бояре 40 40
13. Рязанские бояре 70 33
14. Ростовские бояре 34 -
15. Дмитровские бояре 23 20
16. Можайские бояре 60 70
17. Звенигородские бояре 30 60
18. Угличские бояре 15 15
19. Галичские бояре - 20
Итого 574 543
Если учитывать данные и из других источников, то количество павших бояр может составить до восьми сотен человек. А ведь каждый боярин командовал отрядом, воины из которого тоже гибли. Учитывая, что бояре и подготовлены были лучше, и имели более качественное вооружение, то на каждого павшего боярина пришлось по нескольку десятков остальных бойцов. Так что потери были огромны. Восемь дней стояла русская армия на месте боя, хороня своих павших. Тела татар были брошены на растерзание зверям и птицам.
Кстати, в эти восемь дней не только хоронили погибших, но и собирали оружие и амуницию. Ведь в то время железо было достаточно дорогим материалом, а доспехи стоили и вовсе целое состояние. Так что победители собирали и забирали с собой все, что представляло хоть малейший интерес. Целые вещи шли в дело, поломанные забирали на перековку. Поэтому сегодня археологам, исследующим места средневековых битв, удается найти очень немного предметов. Куликово поле не исключение, исторических находок тут довольно мало, что некоторыми авторами трактуется как свидетельство малочисленности участвовавших в битве армий. Однако, исходя из этой логики, можно сказать, что и под Прохоровкой никакого танкового побоища не было, так как сегодня там нет ни одного подбитого танка.
Похоронив погибших, можно было перевести дух и подвести итог грандиозного противостояния. Орда Мамая перестала существовать как опасная сила, а наша земля была спасена от погрома. Русь после этой битвы сильно изменилась. Эта победа буквально наполнила энергией наш народ, дала такой эмоциональный подъем, что он чувствовался спустя десятилетия.
Кроме того, именно победа над Мамаем показала правильность политики московских князей, сумевших объединить усилия всего русского народа. По большому счету, именно после 8 сентября 1380 года процесс превращения федерации русских княжеств в единое государство стал необратимым, и Москва превратилась в сердце этой новой России.
Победа в Куликовской битве была судьбоносной для русского народа, а потому естественно, что русофобы различных мастей пытались в прошлом и пытаются сейчас принизить ее значение и очернить Дмитрия Донского. То князя, бившегося впереди дружины, назовут трусом, то попытаются объявить грандиозное сражение ничего не значащей стычкой … Что тут можно сказать? Информационная война против нашего народа идет уже много лет и вряд ли закончится в обозримом будущем. Ну, а память о деяниях наших предков – это один из мощнейших бастионов народного духа. Вот и бьют по нему наши враги, пытаются лишить исторической памяти. Удастся ли им это, зависит только от нас.
***
Увидев удар засадного полка и поняв, что сражение проиграно, Мамай бежал со своими телохранителями и приближенными, бросая на произвол судьбы свою армию. Резвые кони унесли их в степь и спасли от преследования русских дружинников. Но едва беклярибек убедился, что непосредственная опасность ему не угрожает, он стал собирать остатки своих войск. Этот незаурядный полководец за свою долгую жизнь пережил слишком много побед и поражений, чтобы опустить руки и впасть в отчаяние. «Судьба переменчива, а фортуна капризна, я еще поборюсь», – думал полководец, отправляясь к своим кочевьям. И, действительно, вскоре под его знаменем снова была армия, пусть и не такая громадная, как до поражения, но вполне достаточная, чтобы вновь испытать судьбу.
Плохо было то, что в суматохе пропал хан Булак, от имени которого правил Мамай. Теперь беклярибек не мог оправдывать свою власть ссылкой на волю священного представителя рода Чингисхана. Нельзя было прикрыться авторитетом истинного хана, но ничего, ведь и сам Мамай вовсе не безродный выскочка. Его предки несколько поколений были наместниками Крыма, входили в высшую ордынскую знать… Двадцать лет подряд он боролся за власть в Орде от имени законных наследников престола, потомков Джучи против претендентов из младших ветвей многочисленного ханского рода. Пришло время повоевать от своего имени, пока не будет найден новый потомок золотого рода, которого придется объявить ханом.
Однако времени у Мамая не было. Из-за Волги стремительным маршем приближался Тохтамыш, спешивший воспользоваться случаем и добить ослабевшего полководца. Где-то в районе реки Калки они встретились. Воины Мамая понимали, что им не устоять против нового врага. К тому же Тохтамыш был чингизидом, а следовательно, более легитимным правителем, чем Мамай. Поэтому большинство людей Мамая оставили своего господина и перешли на сторону хана. Битвы посути и не было. Немногих защитников беклярибека перебили, а он сам бежал в Крым, надеясь там собрать новую армию. Победителям среди трофеев достался и гарем Мамая. Чтобы упрочить свое положение и узаконить свою власть в глазах населения мамаевой орды, Тохтамыш взял в жены супругу Мамая, дочь великого Узбека, ханшу Тулунбек. Теперь весь Улус Джучи снова оказался в одних руках.
Собрать новую армию разбитый беклярибек не успел, так как был убит в стычке с ханским разъездом где-то между городами Солхатом и Кафой. Сын Мамая Мансур с приближенными откочевал во владения Литвы, где нашел приют. От него пошел род князей Глинских, владевший землями на пограничье Литвы и Орды. Один из потомков Мансура, князь Борис Федорович Глинский, живший в конце пятнадцатого века, носил прозвище Мамай. Он прославился тем, что впервые для защиты границы создал отряд из безродных сорвиголов, которых тогда называли черкасами, а потом стали называть казаками. Именно он стал прототипом легендарного казака Мамая, воспетого в украинских народных песнях-думах. Хотя гораздо более известен другой очень дальний потомок Мамая – русский царь Иван Васильевич Грозный, чья мать была из рода князей Глинских .
Глава 36. Новая беда
На следующий год после Куликовой битвы рязанский князь Олег был вынужден заключить договор с Москвой, по которому признавал свою зависимость от Великого князя. Это был очередной успех Дмитрия Донского, авторитет и власть которого находились на пике. Кроме того, наконец-то помирились Великий князь и митрополит Киприан, который приехал в Москву. Русь избавилась от угрозы мамаевого нашествия и, казалось бы, жизнь налаживалась. Однако вскоре страну ждало новое испытание.
Хан Тохтамыш, еще год назад практически неизвестный в Москве, добил Мамая, занял Сарай и стал законным ханом Золотой Орды. Сразу же он принялся наводить порядок в своем улусе. Первыми были приведены в подчинение города Поволжья, затем вожди кочевых племен Великой степи. Следующим логичным шагом Тохтамыша должно было стать урегулирование отношений с Москвой. Став ханом, он становился сюзереном Дмитрия Донского и имел право требовать с Руси выплату дани. Правда, русский князь после своей победы на Куликовом поле вовсе не видел причин продолжать платить степнякам. Похоже, что он вообще посчитал, что с зависимостью от ордынского хана покончено навсегда.
Вскоре после своего воцарения Тохтамыш послал к русским князьям послов, которые, согласно Симеоновской летописи, поведали про пришествие нового хана, его победу над Мамаем и воцарение в Улусе Джучи. В общем, посольство должно было сообщить о произошедших переменах и объяснить, что теперь у Золотой Орды есть новый законный правитель. Дмитрий Иванович информацию принял к сведению, одарил посланцев, а зимой в степь с ответным визитом отправилась русская делегация. Пока стороны изучали друг друга, о деньгах речи не было. Потребовать дань должно было следующее посольство, которое отправилось в 1381 году на Русь. Посол по имени Акхозя с семью сотнями воинов конвоя дошел до Нижнего Новгорода, но тут ему намекнули, что русские платить не собираются и лучше уважаемому послу возвращаться домой во избежание нехороших происшествий. По словам летописца, Акхозя «на Москву не дерзнул идти» и возвратился вспять.
Таким образом, Тохтамышу стало понятно, что русские платить не собираются и власть его не признают. Нужно было реагировать, иначе поведение Дмитрия Донского могло стать примером остальным данникам. Однако сила Руси, продемонстрированная в 1380 году, заставляла хана серьезно отнестись к проблеме.
Прежде всего хан принял меры, чтобы о его намерениях никто не узнал. Купцы и послы, находившиеся в его владениях, были задержаны и изолированы, чтобы никто не передал русским никакой информации. Вдоль своих границ Тохтамыш развернул настоящий железный занавес, который призван был надежно скрыть приготовления к походу.
Несмотря на это, какие-то сведения все же дошли до русских князей. Однако размер приготовлений был неизвестен, и князья посчитали, что речь идет всего лишь о локальном грабительском налете. Кроме того, сведения дошли слишком поздно. К отражению похода Мамая Москва готовилась два года, сейчас времени уже не было, потому что войско Тохтамыша было собрано и уже двигалось на Русь.
Дмитрий Донской попытался снова собрать общерусскую армию, но это ему не удалось. Князья не поддержали его усилия и не прислали воинов. По словам летописца, князь «начал сбирати вои и совокупляти полки свои, и выехал из града Москвы, хотя идти против татар. И тут начали думу думать князь Дмитрий с прочими князьми русскими, и с воеводами, и с думцами, и с вельможами, и с боярами старейшими. И обретеся в князех розность, и не хотели пособлять друг другу, и не изволиша помагати брат брату». Более того, узнав о подходе ордынцев к своим границам, некоторые князья поспешили изъявить свою покорность и стали помогать им. Князь Олег Рязанский, спасая своё княжество от разорения, дал татарам проводников, которые тайно провели войско к московским границам. Князь Дмитрий Константинович Нижегородский послал к Тохтамышу двух своих сыновей. Тверской князь Михаил Александрович прислал к Тохтамышу посла с извещением о покорности. В итоге оказалось, что союзников у Москвы нет. Дмитрий Донской и Владимир Андреевич Серпуховской приступили к мобилизации собственных сил, для чего первый отправился в Кострому, а во второй – в Волок Ламский. Тут, в стороне от маршрута Тохтамыша, князья планировали собрать армии и, объединив силы, ударить по захватчикам. По мнению Дмитрия Ивановича, хорошо укрепленная Москва, в которой остался митрополит Киприан, могла продержаться до того момента, как он с собранным войском придет ей на помощь. Однако митрополит не пожелал переносить тяготы осады и отправился в Тверь, что вызвало возмущение горожан.
Командование над городом принял князь Остей , сын князя Андрея Ольгердовича Псковского, командовавшего правым флангом русской армии на Куликовом поле. Первым делом Остей запретил боярам покидать город, а у тех, кто сбежал, разрешил вскрывать погреба и использовать их имущество для нужд гарнизона. Затем он приказал сжечь деревянные посады вокруг крепостных стен, чтобы ими не воспользовались ордынцы, и приготовился к осаде. Дружинники, горожане и беженцы из окрестных сел заняли места на стенах, были приготовлены самострелы и тюфяки – первые пушки.
23 августа 1382 года передовые отряды Тохтамыша подошли к Москве, а на следующий день и он сам явился под стены города. Началась перестрелка, в которой, по словам автора «Повести о нашествии Тохтамыша», татарские лучники превосходили московских. Многие защитники города погибли, и тогда ордынцы пошли на штурм. Татары, «сделав лестницы и приставляя их, влезали на стены. Горожане же воду в котлах кипятили, и лили кипяток на них, и тем сдерживали их. Они отходили и снова приступали. И так в течение трех дней бились между собой до изнеможения. Когда татары приступали к граду, вплотную подходя к стенам городским, тогда горожане, охраняющие город, сопротивлялись им, обороняясь: одни стреляли стрелами с заборол, другие камнями метали в них, иные же били по ним из тюфяков, а другие стреляли, натянув самострелы, и били из пороков. Были же такие, которые и из самих пушек стреляли. Среди горожан был некий москвич, суконник, по имени Адам, с ворот Фроловских приметивший и облюбовавший одного татарина, знатного и известного, который был сыном некоего князя ордынского; натянул он самострел и пустил неожиданно стрелу, которой и пронзил его сердце жестокое и скорую смерть ему принес. Это было большим горем для всех татар, так что даже сам царь тужил о случившемся».
В боях прошло три дня, но успеха Тохтамыш так и не добился. Город стоял непреступной твердыней. Но 26 августа случилась трагедия – город пал. По версии, изложенной в «Повести о нашествии Тохтамыша», на четвертый день осады к городским стенам подъехали нижегородские князья Василий и Семен, сыновья князя Дмитрия Суздальского, с татарскими мурзами. Они обратились к народу, говоря, что хан воюет не против них, а лишь против Дмитрия Донского. Поскольку князя нет в городе, то и дальнейшее кровопролитие совершенно излишне. Пусть только знатные горожане выйдут к Тохтамышу с дарами и договорятся о мире. «Повесть…» сохранила слова нижегородских князей: «Верьте нам, мы ваши князья христианские, вам в том клянемся». Защитники доверились своим соплеменникам и открыли ворота, чтобы знатные горожане и священники вышли на переговоры. В этот момент татары атаковали и через открытые ворота ворвались в город. Началась резня. Русские отбивались на улицах, превращали в укрепления каменные церкви, но силы были неравны. Город был полностью разграблен и сожжен. Победителям досталась богатая добыча, в том числе княжеская и церковная казна.
По другой версии, татарские войска, не взяв город, стали отходить, и тогда князь Остей совершил вылазку и атаковал арьергард ордынцев. Однако он попал в засаду, был разгромлен, и на плечах его отступавших воинов татары ворвались в Москву. Как бы там ни было, город был уничтожен. Большая часть жителей или погибла, или была угнана в плен.
Затем Тохтамыш разделил свою армию на отдельные отряды, которые широкой лавиной пошли по Руси, грабя и убивая. Один из таких отрядов подошел к Волоколамску, где свою дружину собирал князь Владимир Серпуховский. После падения Москвы татары не ожидали встретить серьезного сопротивления, и появление русской дружины стало для них неприятным сюрпризом. Князь Владимир атаковал и наголову разгромил вражеский отряд. Узнав об этом, Тохтамыш посчитал, что не стоит рисковать, ввязываясь в большое сражение, и приказал уходить из Руси. На обратном пути ордынцы дочиста ограбили союзное им рязанское княжество. Так был наказан Олег Рязанский, который хотел спастись, помогая татарам воевать против Москвы.
Как только Тохтамыш отступил, Дмитрий Донской и Владимир Серпуховский поспешили к Москве. Неизвестно, знали ли они уже о гибели города или нет, но, придя на пепелище, были поражены разгромом. «И повелели они тела мертвых хоронить, и давали за сорок мертвецов по полтине, а за восемьдесят по рублю. И сосчитали, что всего дано было на погребение мертвых триста рублей. А кроме того, сколько принесли татары несчастий и убытка Руси и княжению великому! Сколько сотворили убытков своим ратным нашествием, сколько городов пленили, сколько золота, и серебра, и всякого товара взяли, и всякого добра, сколько волостей и сел разорили, сколько огнем пожгли, сколько мечом посекли, сколько в полон повели! И если бы можно было те все тяготы, и несчастья, и убытки сосчитать, то не смею сказать, но думаю, то и тысяча тысяч рублей не равна их числу!» - с горечью пишет свидетель происходившего .
Похоронив павших, московский князь Дмитрий послал свою дружину в поход на предавшего его князя Олега Рязанского. Тот с небольшим отрядом спасся бегством, но его княжество было полностью разграблено. «Землю его Рязанскую всю захватили и разорили — страшнее ему было, чем татарская рать», - пишет летописец. А еще пару месяцев спустя в Москву прибыл посол от Тохтамыша с предложением заключить мир.
В результате этих событий Русь лишилась позиций, завоеванных в борьбе с Мамаем, и снова должна была платить дань. Самое обидное, что, действуй князья заодно, как это было всего два года назад, нападение могло бы быть отбито. Ведь Тохтамыш вовсе не хотел рисковать в большом сражении. Весь его расчет строился именно на внезапном ударе по неготовым к обороне разрозненным городам. Увидев перед собой сильное войско, он, скорее всего, пошел бы на переговоры.
Некоторые историки и публицисты склонны обвинять Дмитрия Донского в трусости из-за того, что он бросил свою столицу и не дал боя ордынцам. Некоторые авторы считают, что это произошло из-за того, что Тохтамыш был законным ханом, царем, по русской терминологии. Мол, Мамай был узурпатором, поэтому против него можно было воевать, а вот против самого царя русские боялись выступать.
Однако тут дело вовсе не в титуле вражеского полководца. Формально ордынцами в Куликовской битве командовал законный царь Булак, что не помешало русским взяться за оружие . Так что не было никакого особого пиетета перед ханами. Причина поведения Великого князя была в другом. Перед лицом опасности он оказался в одиночестве, преданный всеми своими союзниками. Ведь изначально он собирался драться, но, увидев, что помощи от других княжеств ему не дождаться, он был вынужден отступать вглубь своей земли, чтобы выиграть время и собрать армию.
Именно отсутствие единства среди князей стало причиной успеха Тохтамыша. Разрозненность наших князей в этой ситуации можно отнести к разряду «молчаливых междоусобиц», когда каждый, нажив определенное состояние, как бы замкнулся внутри своей вотчины, не желая участвовать в большом общем деле. Каждый надеялся на то, что его княжество обойдут стороной, что не будет «большого пожара». Кроме того, русская разведка принесла недостоверные данные о численности и планах врага, что привело к самоуспокоению, граничившему с самообманом.
Самонадеянность князей, их упование на «решение свыше», на волю Господа и силу Великого князя усыпили бдительность и привели к разрушительным последствиям. Тут вполне оправдана аналогия с началом Великой Отечественной войны, когда донесения разведчиков игнорировались, когда верили Пакту о ненападении, когда внутренне не были готовы к большой битве. Князья попали в ловушку, выстроенную ими самими. Некоторая внутренняя расслабленность, желание «спрятать голову под крыло», леность отдельных князей, сознательное усыпление их бдительности предателями – все сыграло свою роль. Никто не ожидал такого поворота событий, игнорируя предсказания старцев, нивелируя здравые рассуждения. Расплата за это была тяжела.
Снова Русь платила дань. Более того, в 1384 году Дмитрий Донской вынужден был впервые послать в Орду заложником своего двенадцатилетнего сына и наследника престола Василия . Обострились отношения Великого князя Дмитрия с другими княжествам, которые снова попытались выйти из орбиты Москвы. Олег Рязанский в 1385 году захватил принадлежавший Москве город Коломну. Только личное вмешательство Сергия Радонежского заставило Олега вернуть город без боя и предотвратило очередную междоусобную войну.
Впрочем, Дмитрий Донской не опускал руки и делал все, чтобы возродить свои владения. Понемногу ему это удалось, и он снова стал непререкаемым лидером Руси. Да и отношения с Ордой были уже не теми, что во времена Узбека. Русь признала превосходство ордынцев в силе и свою зависимость. Однако и хан убедился в силе Руси и опасности перегибать палку в отношениях с князьями. В результате дань была определена вполне терпимая. В 1389 году умирающий Дмитрий Донской передал Великий стол Владимирский своему сыну Василию как вотчину. Впервые будущий Великий князь не получал ярлык на княжение, а занимал трон по праву рождения. Кроме того, именно с этого времени Великое княжество Владимирское стало частью Великого княжества Московского.
В конце четырнадцатого века на Руси после многолетнего перерыва снова стали чеканить собственную монету – денгу. Долгое время считалось, что эта инициатива принадлежала Дмитрию Донскому, однако, в последнее время стали известны монеты, выпущенные в период правления его отца князя Ивана Ивановича . При Дмитрии Донском чеканка монет стала явлением обыденным и массовым. Следом за Москвой собственные монеты появляются в Нижегородском и Рязанском княжествах.
В Москве к концу XIV в. сложилась следующая система счета: серебряный слиток (рубль) весом около 200 грамм равнялся двум полтинам, 200 деньгам или 400 полуденьгам. Все русские монеты этого периода чеканились по ордынской технологи из расплющенной серебряной проволоки и несли русские и арабские надписи. Это было вызвано тем, что долгое время на Руси ходили ордынские дирхемы, и население их хорошо знало. Поэтому при введении собственной монеты в русских княжествах их делали похожими на татарские.
Известны монеты, надписи на двух сторонах которых были выполнены только на арабском. Но большинство денег на одной стороне имели изображение и русскую надпись, а на второй – арабскую с именем правившего в Орде хана. Например, на монетах Дмитрия Донского на одной стороне была арабская надпись «Да будет славен хан Тохтамыш, да продлится его правление». При этом на сегодня неизвестны татарские монеты с таким оформлением и надписью. Следовательно, штемпель резал русский мастер, прекрасно владевший арабским языком. Вторая сторона монеты несла изображение воина и русскую надпись с именем князя Дмитрия.
***
В весьма короткие сроки новый хан вернул силу и единство Золотой Орде. Вассалы были усмирены, знать приведена к покорности, с бандитскими шайками, грабившими купцов, нещадно боролись. Казалось, что вернулись золотые времена Улуса Джучи, но недолгим был этот период возрождения. Закат империи был скорым и ужасным.
Опору Тохтамыша составляла кочевая знать, которая жаждала войны и добычи. Чтобы не лишиться их поддержки, хан должен был вести их на дальнейшие завоевания. Целью стала область Ширван в современном Азербайджане и Персия. Пройдя через Дербентский проход в Закавказье, многотысячная армия Тохтамыша в 1385 году осадила богатый город Тебриз. Этот город был одной из столиц государства Хулагидов и поэтому был не только богатым, но и хорошо защищенным. Взять его штурмом ордынцам не удалось, и они предложили жителям откупиться. Те согласились и собрали требуемую сумму, но в момент передачи денег воины Тохтамыша кинулись на ничего не ожидавших горожан и устроили резню. Город, поверивший в мир, был захвачен и разграблен. Такая же судьба постигла его окрестности. По свидетельствам иранских авторов, только пленными Тохтамыш увел более двухсот тысяч человек. Еще больше было убито.
Этот поход, да и вообще стремление Тохтамыша к завоеваниям в Центральной Азии вызвали недовольство эмира Тимура, который двигался из своего Мавераннахра на запад и уже начал завоевание Ирана. Столкновение интересов Улуса Джучи и Тамерлана становилось неизбежным. Однако Тохтамыш был всем обязан Тимуру, и тот ожидал, что хан уступит, но, как говорится, «оказанная услуга немного стоит». Справедливость требовала, чтобы хан оставил в покое земли южнее Каспия и отдал их без боя эмиру, но Тохтамыш не захотел помнить, как Тимур спас его и много лет подряд поддерживал. Гордыня и алчность застлали глаза татарину, и он решился на войну со своим благодетелем.
Первые столкновения между отрядами хана и эмира произошли уже во время этого похода Тохтамыша, несколько знатных ордынцев попало в плен, но Тамерлан попытался решить дело миром. Согласно книге «Зафар-намэ » с жизнеописанием Тимура, составленной его служителем Низам-ад-Дином, Тамерлан, узнав о вторжении в Закавказье татар, послал отряд разведчиков, которым приказал: «Так как у нас с царем Тохтамышем есть договор и мы соблюдаем этот договор, то если вы узнаете, что это его войско, воздержитесь от боя и возвращайтесь обратно».
Когда отряды встретились, воины Тимура выяснив, с кем имеют дело, развернулись и стали уходить. Ордынцы приняли это поведение за признак слабости и атаковали, но были наголову разгромлены. Многие ордынцы попали в плен и были доставлены к Тимуру. Он принял пленников как гостей, оказал им почет, спросил о здоровье Тохтамыша и сказал: «Между нами права отца и сына. Из-за нескольких дураков почему погибнет столько людей. Следует, чтобы мы впредь соблюдали договор и не будили заснувшую смуту. И если кто-нибудь сделает противное этому или будет украшать в нашем уме противное этому, следует, чтобы мы с обеих сторон его наказали, казнили, чтобы (это) было примером для других». Затем эмир богато одарил пленников и отправил их домой. Но мирные инициативы эмира не нашли отклика у Тохтамыша.
Спустя два года после взятия Тебриза хан повел свое войско в поход на древние азиатские города Бухару и Самарканд. Армия хана была столь велика, что, по словам свидетелей, «число воинов превосходило число древесных листов и дождевых капель». Для похода хан мобилизовал все народы Улуса, в том числе и русских. Нижегородский князь Борис Константинович по требованию татар привел свою дружину. Однако по просьбе князя русские не пошли в Азию, а были оставлены гарнизонами в поволжских городах.
Весь путь татарской армии был отмечен грабежами и массовыми убийствами. Это уже был прямой вызов Тамерлану, и он принял его. Татары осаждали, но так и не смогли взять Бухару и Ташкент, а узнав, о приближении самого Тамерлана, спешившего на помощь своим городам, отступили. Произошло несколько сражений, в которых ордынцы были основательно потрёпаны и отброшены. Лишь внутренние проблемы в собственном государстве заставили эмира на некоторое время отложить окончательное решение ордынского вопроса.
В 1390 году эмир Тимур повел свою непобедимую армию из Самарканда на Золотую Орду, чтобы наказать дерзкого и неблагодарного хана. Зиму 1390-1391 годов эта армия провела в Ташкенте, готовясь к сражениям, а с наступлением тепла стремительно двинулась на север через казахские степи. Хан не ожидал такого вторжения и отступил практически до Волги, собирая силы для отпора. Воинам Тамерлана пришлось проделать путь длиной почти в две тысячи километров, форсировать реки Тобол и Урал, пока наконец, они не встретили противника на берегах реки Кондурчи в современном Татарстане. Тут в июне 1391 года состоялось грандиозное трехдневное сражение между двумя сильнейшими владыками Азии. Более многочисленное войско ордынцев атаковало, но лучше обученные воины Тимура выстояли и отразили удар. Тогда Тохтамыш попытался окружить врага, но и это не удалось. Затем Тимур перешел в наступление и опрокинул строй противника. Татары стали отступать и вскоре побежали. По их следам, как коршуны, кинулись воины Тимура и гнали их, нещадно убивая.
Среднеазиатский полководец одержал убедительную победу и воспользовался ее результатами, взяв богатую добычу. По словам «Зафар-намэ», обилие захваченной добычи и скота было таким, что пешие нукеры возвращались домой с двадцатью лошадьми, а те, кто перед боем имел одного коня, получили по сотне. Добыча самого Тамерлана была столь огромна, что ее сложно было сосчитать. В это же время к Тимуру прибыли Темир-Кутлуг и Едигей – знатные ордынцы, бывшие давними врагами Тохтамыша. Эмир их принял с почетом и приказал не трогать их кочевья. Воспользовавшись милостью великого полководца, Темир-Кутлуг объявил себя новым ханом Улуса Джучи.
В том году Тамерлан не стал добивать Улус Джучи и вернулся в Среднюю Азию. Получивший по зубам хан Тохтамыш не успокоился и попытался взять реванш, снова вторгнувшись в Закавказье.
Чтобы упрочить свое положение, хан заключил союзы с Великим княжеством Литовским и Египтом. Мир с Литвой обеспечивал надежный тыл, а правители мамлюкского Египта опасались экспансии Тамерлана и были готовы остановить его, пока он не дошел до их границ.
Новая ордынская армия в 1394 году атаковала владения Тимура в Ширване и вынудила его предпринять жесткие меры. Словно неукротимая лавина, железные колонны хромого полководца двинулись в Иран, а затем на север, сметая на своем пути отряды татар и их союзников. Тамерлан перешел Кавказский хребет и перенес войну в землю врага. В апреле следующего года на берегах буйного Терека снова встретились армии хана и эмира.
Тамерлана не зря называют Наполеоном средневековья. Его войско было разделено на отдельные отряды-кошуны, сведенные в корпуса-кулы, которые взаимодействовали с потрясающей точностью. В войске были подразделения тяжелой и легкой кавалерии, многочисленная тяжеловооруженная пехота, пешие стрелки, инженерные подразделения. В результате, его армия по маневренности на поле боя, по управляемости и сложности построений, по дисциплине и использованию инженерных средств превосходила на голову любого соперника. Итог сражения с ордой Тохтамыша был предопределен заранее. Многочисленные, храбрые, но недисциплинированные ордынцы раз за разом проигрывали все столкновения с отлаженной военной машиной правителя Самарканда.
15 апреля 1395 года произошло великое побоище, в котором принимали участие десятки, если не сотни тысяч воинов. По крайней мере, армия Тамерлана, если верить его летописцам, насчитывала двести тысяч человек. Армия Тохтамыша была не меньше.
Итог – полный разгром ханской армии, десятки тысяч трупов, огромная добыча, доставшаяся победителям. Понимая, что бежавший в степи Тохтамыш все еще опасен, эмир Тимур решил устроить такой погром, чтобы вообще вывести Улус Джучи из большой политики. Уничтожая все на своем пути, его армия двинулась сначала вдоль Волги от ее устья до города Сарай. Ордынская столица была взята и разрушена. Такая участь ждала и остальные города Улуса Джучи. От Волги Тамерлан смерчем прошелся по центральной части Золотой Орды в бассейнах рек Волги, Дона, Северского Донца. Везде, где прошли войска хромого полководца, оставалась выжженная пустыня. Если кочевому населению Причерноморья еще можно было спастись бегством, то у оседлых жителей шансов уцелеть не было. Именно с этого момента степи к югу от русских границ, где в ордынский период было немало поселений и даже настоящих городов, превратились в безлюдное Дикое поле.
Досталось Черниговскому и Рязанскому княжествам, по землям которых прошлись отряды азиатов. Был захвачен город Елец , бывший центром удельного княжества. Отсюда Тамерлан мог двинуться дальше вглубь Руси.
Великий князь московский Василий Дмитриевич стал собирать армию у Коломны, чтобы противостоять нашествию. Однако, понимая, что остановить вторжение силой оружия, скорее всего, не удастся, русские обратились к небесным защитникам. Из Владимира в Москву была перевезена Владимирская икона Богородицы, к которой москвичи обратились с молитвами о спасении. И случилось чудо: в день, когда икона достигла столицы, Тамерлан развернулся и отправился на юг. Помогли ли молитвы или сыграли роль другие факторы, нам неизвестно, но для жителей Руси это был явный знак вмешательства высших сил. Скорее всего, эмир Тимур и не собирался воевать в далекой Руси. Во-первых, для него, привыкшего к богатству и многочисленности азиатских городов, наша страна была бедной и малолюдной. Добычи, способной оправдать усилия, тут явно не было. Кроме того, главной целью похода было уничтожение опасного врага, каким были ордынцы. Русские же не угрожали землям государства Тимура, так что воевать с ними не было необходимости. Добивая Золотую Орду отряды Тамерлана прошлись по всему левобережью современной Украины, разорили города Приазовья и Крыма, после чего через Северный Кавказ отправились к Каспийскому морю, а оттуда через Дербентские ворота пустились в путь домой, в Самарканд.
Впереди эмира Тимура ждали новые войны и новые блистательные победы.
В результате походов Тамерлана Золотая Орда получила страшный удар, от которого уже не оправится никогда. Европейская часть Улуса Джучи от Днепра до Волги была разорена и обескровлена. В менее пострадавшей восточной части Улуса власть захватил Темир-Кутлуг, объявивший себя новым ханом. Тохтамыш с остатками своей армии попытался противостоять конкуренту, но не имел для этого сил. Тогда он вспомнил о договоре с Литвой и обратился за помощью к князю Витовту.
Глава 37. Ворскла – прерванный полет Витовта
По своему значению и масштабам это сражение стоит в одном ряду с Куликовской битвой. Более того, в нем участвовали некоторые из героев 1380 года. Однако в русской истории ему уделено до обидного мало места. Попытаемся исправить этот пробел.
К концу четырнадцатого века Литовское княжество усилилось настолько, что его правитель князь Витовт всерьез претендовал на лидирующую роль в Восточной Европе. В 1386 году он подчинил себе еще и Смоленское княжество, выйдя непосредственно к границам Московского, Тверского и Новгородского княжеств. При этом Великий князь московский Василий Дмитриевич был женат на дочери Витовта, а тверской князь Михаил был женат на сестре Витовта, так что от враждебных действий со стороны Руси литовский правитель был надежно защищен. Урегулировав свои отношения со своим двоюродным братом, польским королем Владиславом Ягелло, и заключив союзный договор с Тевтонским орденом, князь был готов раздвинуть границы своего и так немаленького государства. Благо, как раз была возможность прибрать к рукам бывшие золотоордынские земли Причерноморья, Дона, а если повезет, то распространить свою власть до самой Волги. Тем более, что имелся и законный повод для вмешательства в татарские дела – ведь разгромленный сначала Тамерланом, а затем Тимур-Кутлугом хан Тохтамыш бежал за помощью в Литву. Бывший владыка степи обосновался в районе Киева и стал приводить в порядок остатки своих потрепанных войск, ожидая помощи от литовцев.
Витовт, действительно не отказал. Сначала он помогал оружием и вспомогательными отрядами, что позволило Тохтамышу в 1397 году отвоевать Крым и часть Великой Степи, а спустя год Витовт решил лично вмешаться. По его зову в степь двинулась гигантская армия, собравшая весь цвет восточноевропейского рыцарства. Плечом к плечу двигались дружина Великого князя Литовского, дружины вассальных князей, ополчения земель, наемники и союзники… Литовцы, русские, немцы, поляки, молдаване и татары шли в поход под знаменами Витовта. Только русских князей, согласно Хронике Быховца, было пятьдесят. Отрядом крестоносцев из Тевтонского ордена командовал комтур Рагнита Марквард фон Зальцбах, который в то время был другом Витовта и способствовал примирению князя с Орденом. Так что в Степь шло войско, состоявшее из католиков, православных и язычников, объединенных единой целью.
Интересно отметить, что среди полководцев находился прославленный воевода Дмитрий Боброк-Волынский, чья атака в свое время решила исход Куликовой битвы. Есть два объяснения тому, как тут оказался московский боярин. По первой версии, после смерти Дмитрия Донского, он перешел на службу Литве, по второй – это была негласная помощь московского князя Василия своему родственнику. Чтобы понять это предположение, вспомним век двадцатый. Официально Советский Союз не воевал в Испании, Корее или Вьетнаме, однако наши «добровольцы» в местной форме там отметились. Так и в четырнадцатом веке отряд московских «добровольцев» под командованием Боброка и литовскими знаменами могли поддержать Витовта. Какая из версий достоверна, сегодня уже не скажет никто, но лично я склоняюсь ко второй. Ведь семья воеводы в это время оставалась в Москве, а после его смерти продолжала служить московским князьям. Кроме того, в пользу этой версии говорит и тот факт, что в армии Витовта были и еще два князя-участника Куликовской битвы: Андрей и Дмитрий Ольгердовичи.
Весной 1399 года армия Витовта начала собираться в Киеве, откуда только в августе выступила в Степь. Князь не торопился. Ему нужно было одно решающее сражение, чтобы за один раз перемолоть все силы противника. Он был уверен в победе и поэтому не спешил.
Гигантской бронированной змеей ползла армия по степи. Гарцевали благородные всадники, со скрипом тащился обоз, в котором были, помимо прочих припасов, еще и пушки. Тут были и прошедшие огонь и воду, ничего не боящиеся ветераны, начавшие служить еще Кейстуту, была и зеленая молодежь, привлеченная славой князя и желанием добычи… Сколько было этих воинов, двинувшихся за победой? Как почти всегда, никто точно не знает. Разные историки называют разные цифры – от тридцати восьми и до ста тысяч человек. Сколько кочевников им противостояло, также никому не ведомо. Говорят о двухстах тысячах всадников, но кто их точно считал? Скорее всего, кочевников было действительно больше, чем европейцев, но зато воины Великого княжества Литовского были лучше вооружены и защищены. Основу армии Витовта составляли тяжеловооруженные воины в прочных европейских доспехах на рослых конях, которые должны были обеспечить перевес в ближнем бою. А арбалетчики и артиллеристы должны были свести на нет преимущества Тимур-Кутлуга в лучниках.
Две армии встретились у реки Ворсклы, и Темир-Кутлуг послал к Витовту гонца с вопросом: «Зачем ты на меня пришел? Я твоей земли не брал, ни городов, ни сел твоих».
Начались переговоры, в которых хан тянул время, ведь к нему должны были подойти еще войска, которые вел эмир Едигей. Витовт же принял поведение татар за слабость и принялся диктовать свои условия. «Бог покорил мне все земли, покорись и ты мне, будь мне сыном , а я тебе буду отцом, и давай мне всякий год дани и оброк, если же не хочешь быть сыном, так будешь рабом, и вся орда твоя будет предана мечу!» - требовал князь. И хан притворно соглашался стать вассалом Литвы, торговался из-за условий, а литовец требовал все больше и больше. И так длилось до тех пор, пока 12 августа к Ворскле не прискакал Едигей. Ситуация разом поменялась. Состоялась встреча князя и эмира, и теперь уже степной полководец потребовал от Литвы покорности и дани. «Ты правильно назвал нашего хана сыном, потому что ты старше его. Но я старшее тебя и поэтому ты должен быть моим сыном!» - заявил он. Витовт понял, что его водили за нос и в бешенстве отдал приказ начать сражение.
Под прикрытием артиллерии и стрелков литовцы начали атаку. Первоначально им сопутствовал успех, хотя, по сведениям летописцев, огнестрельное оружие особо и не помогло в бою. Все же первым ударом воины Витовта заставили врага дрогнуть и начать отступать, но Едигей бросил в бой свой резерв и переломил ход сражения. Один из ордынских отрядов обошел литовскую армию и ударил ей в тыл, из-за чего воины Витовта смешались, а их наступательный порыв выдохся. Началась паника, а Великий князь Литовский утратил возможность управления своими отрядами. Его союзник Тохтамыш первым не выдержал и бросился бежать со своими сторонниками. Окруженные русско-литовские силы яростно отбивались, но изменить ничего не могли. Поняв, что сражение проиграно, Витовт с телохранителями прорубился сквозь врага и бежал. Затем бросилось бежать и его войско, а кавалерия Едигея гнала и рубила их. К вечеру армия Витовта была почти полностью уничтожена. Лучшие воины Великого княжества были убиты или попали в плен, а весь княжеский лагерь достался татарам как трофей. Среди убитых были оба брата Ольгердовича, смоленский князь Глеб Святославич и киевский князь Иван Борисович, а также воевода Дмитрий Боброк-Волынский. Всего же погибло семьдесят четыре русских, литовских и польских князей.
В летописи сражение описывается следующим образом: «… Витовт же Кестутович слышевши смя взъярися зело и возкричи и повели воинству своему всему на битву готовится; и бяше тамо видети страшно обе силы велики снимающиеся на кровопролитие и смерть. И преже всех поиде со своей силою князь Великий Ординский Гедигей и съступился с Витофтом и обоим стреляющимся Татарам и Литве, самострелы и пищалми; но убо в поле чисте пушки и пищали недейственны бываху, но аще и недейственны, но убо Литва крепко боряхуся и идяху стрелы, аки дождь силен, и тако нача перемогати Литва князя Едигея Ординского. И потом приспе царь Темир Кутлуй с великой силою Татарскою и обыдоша аки кругом и подстреляша под ними кони и надолзе зело беюшися имъ крепко вельми обоим и бысть брань люта и сеча зла зело и паки начаша перемогати татарове. И одоле царь Темир Кутлуй и победи Витофта и всю силу Литовскую, а Тохтамыш царь, егда видев сия, и преже всех на бег устремися и много народ возтречаша, бегучи, аке на жатве классы, и много Литовские земли пограбил. И тако татары взяша обоз и телеги кованыя утверженыя с чепями железными и пушки и нищали и самострелы и богатства многие и великие, златые и сребряные суды поимаша. Витофт же Кейстутович, видев то зло, на бег обратися в мале дружине утече»
Кроме того, Никоновская летопись сообщает, что Едигей преследовал беглецов еще 500 вёрст, разоряя все на своем пути. Уцелел лишь Киев, которому удалось откупиться, дав татарам три тысячи рублей. Еще тридцать рублей татары взяли с Печерского монастыря.
Разгром на Ворскле полностью изменил расстановку сил в регионе и остановил стремительное усиление Литовского княжества. Оставшийся без армии Витовт попал в зависимость от Польши, с которой в 1401 году был вынужден заключить Виленско-Радомские договоры, которыми был закреплён вассалитет Великого княжества Литовского. Кроме того, после такого поражения литовский князь уже не мог претендовать на роль объединителя всей Руси и проводить прежнюю активную политику. Ему пришлось забыть свои амбициозные планы, и из почти русского государства Великое княжество Литовское стало превращаться в придаток Польши. Неизвестный автор Новгородской первой летописи младшего извода так подвел итоги похода 1399 года: «Бог навел поганых татар на землю литовскую за высокоумье князя их» …
На следующий год после битвы на Ворскле умер князь Михаил Тверской, последний русский правитель, который мог бросить вызов московским князьям. Отныне с ослаблением Литвы и Твери Москва выходила на первое место среди всех русских земель.
Возвышение Москвы становилось необратимым! Именно вокруг этого города начнет формироваться централизованное русское государство, которое со временем вернет себе все земли древней Руси.
Донецк 2014 г.
Использованная литература
«Автобиография Тимура и богатырские сказания о Чингис-хане и Аксак-Темире», М. 2004
«Великая хроника» о Польше, Руси и их соседях XI-XIII вв. / под ред. В.Л. Янина –М., 1987.
«Житие Александра Невского». Первая редакция. 1280-е годы. Составитель Ю. К. Бегунов//Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995.
«Источники по истории Золотой Орды» под редакцией Р.Храпачевского, том.I, Москва, 2004 год.
«Книга Марко Поло», М. 1955
«Памятники литературы Древней Руси. XIII век», М. 1981
«Поучение Владимира Мономаха». Рязань, 2001.
«Псковские летописи», т. I, издательство АН СССР, М.-Л. 1941
Аверьянов А. К. Московское княжество Ивана Калиты. М., 1993.
Алексеев Л. В. Полоцкая земля. Очерки истории Северной Белоруссии в IX–XIII вв. – М., 1966.
Алешковский М.Х. Повесть временных лет: Судьба литературного произведения в Древней Руси. М., 1971.
Амельченко В.В. Дружины Древней Руси, М., 1992.
Ангарский М. С. К вопросу о поисках места Ледового побоища // ВИЖ. 1960. № 6.
Артемьев А. Р. Ледовое побоище и битвы XIV – начало XV вв. на северо-западе Руси // ВИ. 1991. № 2.
Ахинжанов С.М. Кыпчаки в истории средневекового Казахстана, "Гылым", Алма-Ата. 1999
Балязин В. Н. Россия и Тевтонский орден // ВИ. 1963. № 6.
Бартольд В. В. История турецко-монгольских народов. Соч. М., 1968. Т.V.
Бартольд В.В. Образование империи Чингиз-хана// "Сочинения, т. V", "Издательство восточной литературы", М. 1968
Бахрах Бернард С. Аланы на Западе. М.: АРД, 1993.
Бегунов Ю. К. Житие Александра Невского в русской литературе XIII–XIV вв. // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995.
Бегунов Ю. К., Клейненберг И. Э., Шаскольский И. П. Письменные источники о Ледовом побоище // Ледовое побоище. 1242 г. – М.-Л., 1966.
Белецкий С. В. Древний Псков. – СПб., 1996.
Беляев И. Д. История Пскова и Псковской земли. – М., 1867.
Бережков Н.А. Хронология русского летописания. – М., 1963.
Васильев М.А. Язычество восточных славян накануне крещения Руси. Регионально-мифологическое взаимодействие с иранским миром. Языческая реформа Владимира. М., 1999.
Вернадский Г. В. Монголы и Русь. – Тверь, М., 2000.
Вернадский Г.В. Древняя Русь. М., 1996.
Викторова Л.Л. Монголы, "Наука", М. 1980
Воинские повести Древней Руси. Ленинград, 1985
Волков В.В. Войны и войска московского государства. М. Эксмо 2004 г.
Галстян А. Завоевание Армении монгольскими войсками// "Татаро-монголы в Азии и Европе", 2-е изд., "Наука", М. 1977
Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. М., 2002.
Гильом де Рубрук. Путешествие в восточные страны; Книга Марко Поло. М.: Мысль, 1997.
Гильфердинг А.Ф. История балтийских славян. – М., 1994.
Глухов А. Мудрые книжники Древней Руси. М., 1997.
Горелик М. В. Куликовская битва 1380. Вооружение русского и золотоордынского воинов // «Цейхгауз». № 1. 1991.
Горелик М.В. Армии монголо-татар X – XIV веков. М. 2002
Горский А. А. Древнерусская дружина, М., 1989
Горский А. А. Между Римом и Каракорумом: Даниил Галицкий и Александр Невский//Страницы отечественной истории. – М., 1993.
Греков Б. Д. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. М., 1975
Грицков В.В. Русы и Кавказ. // Аланы и Кавказ. Alanica II. Владикавказ-Цхинвал: Ир, 1992.
Груссе Р. Чингисхан: Покоритель Вселенной / Пер. с фр. Е.А. Соколова. М., 2000.
Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая Степь. – М., 2000.
Гумилев Л. Н. От Руси к России: Очерки этнической истории. – М., 1992.
Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IХ–ХII вв.). М., 1998.
Данилевский И.Н. Русские земли глазами современников и потомков. XII-XIV вв. М., 2001.
Дворник Ф. Славяне в европейской истории и цивилизации. – М., 2001.
Демин В. Н. Русь летописная. М., 2002.
Довженок В.О. Среднее Поднепровье после татаро-монгольского нашествия// "Древняя Русь и славяне", "Наука", М. 1978
Довженок В.О. Сторожевые города на юге Киевской Руси// "Славяне и Русь", "Наука", М. 1968
Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е.А. Мельниковой. М., 1999.
Дубовский А. И. Российская средневековая цивилизация. – Брянск, 1992.
Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII—XIV вв. М., 1985.
Забелин И. Е. История города Москвы. М., 1990.
Золотая Орда в источниках. Т.3. М. Наука. 2009.
Иловайский Д. И. Становление Руси. М., 1996.
Ипатьевская летопись. Рязань, 2001.
Канторович И. В. Из истории Москвы. М. 1997.
Карамзин Н.М. История государства Российского. В 12 томах. М Наука 1992г.
Каргалов В. В. Полководцы X - XVI вв. -М. 1989.
Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. Феодальная Русь и кочевники, М. 1967
Карташов А.В. История русской церкви: В 2 т. М., 1992–1993
Кирпичников А. Н. Военное дело на Руси в XIII-XV вв. – М., 1976.
Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие. – Вып.1. Мечи и сабли IX-XIII вв. – М., 1966.
Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие. – Вып.2. Копья, сулицы, боевые топоры, булавы, кистени X-XIII вв.– М., 1966.
Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие. – Вып.3. Доспех, комплекс боевых средств IX-XIII вв.– М., 1966.
Кирпичников А. Н. Куликовская битва. Л., 1980.
Кирпичников А. Н. Невская битва 1240 г. и ее тактические особенности // Князь Александр Невский и его эпоха. – СПб., 1995.
Ключевский В. О. Курс русской истории. М., 1996.
Князький И.О. Русь и степь. – М., 1996.
Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991
Кощеев В.Б. «Еще раз о численности монгольского войска в 1237 году//Вопросы истории. – 1993. - №10. С. 131-135.
Криничная Н. А. Русская мифология: Мир образов фольклора. М.,2004.
Кузнецов В.А. Очерки истории алан. 2-ое издание. Владикавказ. 1992.
Кульпин Э.С. Золотая Орда. М.: Московский лицей, 1998.
Кучкин В. А. Борьба Александра Невского против Тевтонского Ордена. – М., 1999.
Кучкин В.А. Повести о Михаиле Тверском.
Кучкин В.А. Русь под игом: как это было. М., 1991.
Кычанов Е.И. Жизнь Темучжина, думавшего покорить мир, Издательская фирма "Восточная литература" РАН, М. 1995
Лаврентьевская летопись. Рязань, 2001.
Лев Диакон. История. Перевод М.М. Копыленко. Комментарий М.Я. Сюзюмова, С.А. Иванова. М., 1988.
Леонтьев А. Е. Сарское городище. – М., 1975.
Лимонов Ю.А. Владимиро-Суздальская Русь, "Наука", Л. 1987
Литаврин Г. Г. Византия и славяне. СПб., 2001.
Лихачев Д. С. Великое наследие // Лихачев Д. С. Избранные работы в трех томах. Том 2. - Л.: Худож. лит., 1987. - 342 с.
Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М., 1947.
Ломоносов М. В. Древняя Российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава Первого, или до 1054 года, сочиненная Михайлом Ломоносовым, статским советником, профессором химии и членом Санкт-Петербургской Императорской и Королевской Шведской Академий наук. ПСС. Т.6. М.-Л., 1952.
Лурье Я. С. Обобщение летописи XIV-XV вв./ Отв. ред. Д. С. Лихачев. - Наука, 1976.
Лызов А.И. Скифская история. – М., 1990.
М.С. Грушевський Історія України-Руси, "Наукова думка", Київ 1992.
Магомедов М. Г. Образование Хазарского каганата. М., 1983.
Майоров А.В. Галицко-Волынская Русь, "Университетская книга", СПб 2001.
Малов Н.М., Малышев А.Б., Ракушин А.И. Религия в Золотой Орде. Саратов, 1998.
Мартынов В. Этногенез славян. Слово и миф. Минск, 1993.
Медведев А. Ф. Ручное метательное оружие (лук, стрелы и самострел). VIII-XIV вв. – М., 1966.
Медведев А. Ф., "Оружие Новгорода Великого", - материалы и исследования по археологии СССР, № 65, - Труды Новгородской археологической экспедиции, Т-II, изд. Академии наук СССР, М., 1959.
Михайлов А. А. Вооружение и тактика немецких рыцарей в XIII в. // Псковская земля в 12-14 вв. – Псков, 1992.
Мишин Д. Е. Сакалиба (славяне) в исламском мире в раннее Средневековье. М., 2002.
Москва – 850. Юбилейное издание в 2 т. под ред. В.А.Виноградова. М., 1996.
Муравьева Л. Л. Летописание Северо-Восточной Руси конца XIII — начала XV века. М., 1983.
Мыськов Е.П. «Политическая история Золотой Орды (1236-1313)». Волгоград. 2003.
Назарова Е.Л. Крестовый поход на Русь 1240 г. (Организация и планы) // Восточная Европа в исторической перспективе. М.: 1999.
Нидерле Л. Славянские древности, - М., 2000.
Никитин А. Л. Основания русской истории. М., 2001.
Никитин А.Л. Слово о полку Игореве. Тексты. События. Люди. М., 1998,
Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. – М.-Л., 1950; также: ПСРЛ. – М., 2000. Т. 3.
Носова Г. А. Язычество в православии. М., 1975.
Осипова О. С. Славянское языческое миропонимание. М.,2000.
Охотникова В. И. Повесть о Довмонте. – М., 1985.
Памятники литературы Древней Руси: XIII в. – М., 1981.
Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968.
Пашуто В.Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси, издательство АН СССР, М.-Л. 1950
Перевезенцев С.П. Россия. Великая судьба. М., «Белый город», 2006.
Перхавко В. Б. Князья и княжны Русской земли. М., 2002.
Плетнева С. А. Половцы. М., Наука, 1990.
Повести о Куликовской битве. М., 1959.
Повесть временных лет // Повести Древней Руси XI-XII века. Л., 1983.
Полонська-Василенко Н. Історія України. К.: „Либідь” 1995. Т-1.-.588 с.
Полубояринов М. Русские в Золотой Орде // Родина, 1997, № 3-4
Попович М. В. Мировоззрение древних славян. Киев, 1985.
Похлебкин Б. В. Внешняя политика Руси, России и СССР за тысячу лет в именах, датах и фактах. М., 1995.
Похлебкин В.В. Татары и Русь. 360 лет отношений Руси с татарскими государствами в XIII—XVI вв. 1238—1598 гг. М. 2000
Почекаев Р.Ю. Батый. Хан, который не был ханом М., 2005
Пресняков А.Е. Княжое право в Древней Руси. М., 1993.
Приселков М. Д. Троицкая летопись. – М.-Л., 1950.
Прозоров Л. Р. Боги и касты языческой Руси. Тайны Киевского Пятибожия. М., Яуза-Эксмо.2006.
Прозоров Л.Р. Варяжская Русь. М., Яуза-Эксмо. 2010.
Прозоров Л.Р. Святослав Храбрый - Русский бог войны. М., Яуза-Эксмо. 2009.
Прокопий из Кесарии, Война с готами, пер. с греч. - М., 1950.
Псковская Первая летопись // Псковские летописи. – М.-Л., 1941. Вып. 1.
Пчелов Е. В. Рюриковичи: история династии. М., 2003.
Разин Е.А. История военного искусства. В 3 т. М.: Полигон, 1994.
Рашид ад-Дин Переписка, "Наука", М. 1971
Рашид ад-Дин Сборник летописей, т. I, издательство АН СССР, М.-Л. 1952
Рашид ад-Дин Сборник летописей, т. II, издательство АН СССР, М.-Л. 1960
Рашид ад-Дин Сборник летописей, т. III, издательство АН СССР, М.-Л. 1946
Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси. – М., 1990.
Русанова И. П., Тимощук Б. А. Языческие святилища древних славян. М.,1993.
Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII – XIII веков. М., 1982.
Рыбаков Б.А. "Язычество древней Руси", М., издательство "Наука" 1988.
Рыбаков Б.А. Древняя Русь: сказания, былины, летописи. М. – Л., 1963.
Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982.
Рыбаков Б.А. Куликовская битва// "Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины", издательство Московского университета, М. 1983
Свод древнейших письменных известий о славянах (VII–IX вв.). М., 1995.
Седов В. В. Славяне в средневековье. – М., 1996.
Седов В.В. Славяне. Историко-археологическое исследование. М., 2002.
Седова Р. А. Святитель Петр митрополит Московский в литературе и искусстве Древней Руси. М., 1993.
Семенова М. Мы – славяне. – СПб., 1997.
Сергеевич В.И. Вече и князь: русское государственное устройство и управление во времена князей Рюриковичей. М., 1992.
Скржинская Е. Ч. Русь, Италия и Византия в Средневековье. СПб., 2000.
Славяне Юго-Восточной Европы в предгосударственный период. – К., 1990.
Сокровенное сказание. Пер. С. А. Козина. — М., 1941.
Соловьев С. М. История отношений между русскими князьями Рюрикова дома. М., 2003.
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. – М., 1993.
Софроненко К.А. Общественно-Политический строй Галицко-Волынской Руси XI-XIII в.в. М.: Госюриздат, 1955.
Старшая рифмованная хроника / Матузова В. И., Назарова Е. Л.. Крестоносцы и Русь. Конец XII – 1270-е гг. – М., 2002.
Тараторин В.В. Конница на войне (история кавалерии с древнейших времен до эпохи наполеоновских войн). Мн.: Харвест, 1999.
Татищев В.Н. История России. – М. 1978.
Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. М. 1941
Тихомиров М. Н. Древняя Москва 12 – 15 вв. / М. 1992.
Тихомиров М. Н. Средневековая Россия на международных путях. XIV – XV вв. – М., 1992.
Толочко П.П. Древняя Русь, "Наукова думка", Киев 1987
Толочко П.П. Кочевые народы степей и Киевская Русь, "Абрис", Киев 1999
Топоров В.Н. Об иранском элементе в русской духовной культуре // Славянский и балканский фольклор. Реконструкция древней славянской духовной культуры. Источники и методы. М., 1989.
Топоров В.Н. Об иранском элементе в русской духовной культуре // Славянский и балканский фольклор. Реконструкция древней славянской духовной культуры. Источники и методы. М., 1989.
Трубецкой Н. Наследие Чингисхана. — М., 1999.
Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. М., 1995.
Усманов М.А. Жалованные грамоты Джучиева Улуса в XIV-XVI вв. Казань, 1979.
Усманов М.А. Этапы исламизации Джучиева Улуса и мусульманское духовенство в татарских ханствах XIII-XVI веков.
Фёдоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966.
Феннел Дж. Кризис средневековой Руси 1200 – 1304, "Прогресс", М. 1989
Фома Сплитский. История архиепископов Салоны и Сплита М., 1997.
Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980.
Хёш Э. Восточная политика Немецкого Ордена в XIII в. М., 1995.
Храпачевский Р. П. Военная держава Чингисхана. — М.: АСТ, 2005.
Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV — XV веках. М., 1960.
Шабульдо Ф. М. Земли Юго-Западной Руси в составе великого княжества Литовского. Киев, 1987.
Шаскольский И.П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII-XIII вв. Л., 1978.
Шахматов А.А. История русского летописания, СПб., 2002
Шахматов А.А. Разыскания о русских летописях. М. – Жуковский, 2001.
Широкорад А. Русь и Орда. М. «Вече» , 2006г.
Широкорад А.Б. Северные войны России. М.: ACT; Мн.: Харвест; 2001.
Эренжен Хара-Даван. Чингис-хан и его наследие. М., 1995
Электронные источники
http://altaica.ru/
http://annals.xlegio.ru
http://annals.xlegio.ru/
http://don-alexey.livejournal.com/
http://donbassrus.livejournal.com
http://d-pankratov.livejournal.com/
http://holmogor.livejournal.com/
http://litopys.org.ua
http://militera.lib.ru/
http://nikolamsu.livejournal.com
http://old-ru.ru
http://smelding.livejournal.com/
http://teuton.alfaspace.net/history.htm
http://traditio.ru
http://u-96.livejournal.com/
http://walker30.narod.ru/archers_rus1.htm
http://www.donbassrus.dn.ua
http://www.edrus.org/
http://www.liveinternet.ru/users/1590566
http://www.monomah.vladimir.ru
http://www.stratum.ant.md
http://www.vostlit.info