Белый рыцарь. Генерал П. Врангель. 4

Елена Владимировна Семёнова
…Человеческими же чертами, выделявшими его (Врангеля – Е.С.)
из остальной генеральской среды, являются чрезвычайная эластичность,
высокая культура и сильная личная восприимчивость.
П.Б. Струве

- Это конец, это анархия, - сказал генерал Врангель своему начальнику штаба, как только генерал Крымов зачитал первые слова манифеста Великого Князя Михаила Александровича, отказавшегося принять власть после отречения своего брата. Убеждённый монархист, Пётр Николаевич видел опасность не в самом факте отречения Государя, но в крушении идеи монархии, отсутствии монарха, как такового.
Генерал же Крымов был настроен оптимистически. Он искренне верил во Временное правительство, в то, что армия, скованная на фронте, не будет вовлечена в политику. О новом военном министре А.И. Гучкове Крымов говорил с глубоким уважением:
- О, Александр Иванович – это государственный человек, он знает армию не хуже нас с вами. Неужели же всякие Шуваевы только потому, что всю жизнь просидели в военном министерстве, лучше его? Да они ему в подмётки не годятся!
Однако, уже вскоре настроение генерала резко изменилось: вышел знаменитый приказ №1 Петросовета, который вводил новые порядки в армии, кои окончательно разрушали и без того расшатанную дисциплину. В частности, заправлять всем отныне должны были солдатские комитеты, а офицером впредь не следовало даже отдавать честь…
- Они с ума сошли, там чёрт знает что делается! – негодовал Крымов, вызвав к себе Врангеля. – Я не узнаю Александра Ивановича: как он допустил этих господ залезать в армию? Я пишу ему. Я не могу выехать сам без вызова и оставить в эту минуту дивизию. Прошу вас поехать и повидать Александра Ивановича…
И Врангель отправился в Петербург. В своём письме Крымов просил Гучкова принять Петра Николаевича и выслушать мнение последнего, как его (Крымова) собственное. На одной из станций Врангель встретил ехавшего из Петрограда генерала Маннергейма, который рассказал барону о событиях в столице, коим был свидетелем. Обезумевшая толпа растерзала много офицеров, иные были убиты собственными солдатами. Среди них оказались и знакомые Петра Николаевича. Сам Маннергейм был вынужден несколько дней скрываться на разных квартирах, дабы избежать расправы.
В Киеве, куда Врангель заехал навестить старого знакомого, на площади лежал сброшенный с пьедестала памятник Столыпину…
Уже при подъезде к столице поезд оказался запруженным солдатами гвардейских и армейских частей. Все они были разукрашены красными бантами, многие пьяны. В вагоне-ресторане какой-то драгун стал бесцеремонно приставать к сестре милосердия. Та сделала ему выговор, и в ответ раздалась площадная брань. Врангель, присутствовавший тут же, немедля схватил мерзавца за шиворот и ударом колена выкинул в коридор. В толпе солдат раздался ропот, но напасть на генерала никто не решился…
Петербург произвёл на Петра Николаевича впечатление угнетающее. Все мостовые и тротуары были засыпаны шелухой от семечек, которые лузгали шатавшиеся по городу солдаты в распахнутых шинелях и без оружия. Повсюду возникали стихийные митинги, словно всех вдруг разом одолело какое-то словонедержание. Все, как по команде, нацепили красные банты: не только студенты, солдаты и курсистки, но и знать, даже лица из свиты Государя… Возмущённый подобной трусостью, Врангель все проведённые в столице дни ходил пешком в генеральской форме с вензелями Наследника Цесаревича.
Гучков отсутствовал в Петербурге, и Пётр Николаевич был принят министром иностранных дел Милюковым. Ему Врангель передал письмо Крымова и подробно изложил свою точку зрения на происходящее.
- Новые права солдата, требование обращения к солдатам на «вы», право посещать общественные места, свободно курить и т.д. хорошему солдату сейчас не нужны! – доказывал барон. – Этим воспользуются лишь такие солдаты, как те, что шатаются ныне по улицам столицы!
- То, что вы говорите, весьма интересно, - ответил Милюков. – Однако, должен заметить, что те сведения, которыми мы располагаем, что мы слышим здесь от представителей армии, освещает вопрос несколько иначе…
- Это возможно. Но позвольте спросить вас, о каких представителях армии вы изволите говорить? О тех, что заседают сейчас в совете рабочих и солдатских депутатов, неизвестно кем выбранные и кем назначенные? Или о тех, которых я видел только что на улицах города, разукрашенных красными бантами? Поверьте мне, что из хороших офицеров и солдат в Петербурге сейчас находятся лишь те, что лежат в лазаретах, но они едва ли могут быть вашими осведомителями…
Милюков обещал в точности передать всё сказанное Гучкову, а, вернувшись домой, Врангель нашёл телеграмму Крымова, в которой он сообщал, что вызван военным министром в столицу, и назначает Петра Николаевича временным командующим дивизии на период своего отсутствия.
Врангель вернулся на фронт. Армия всё более разваливалась. Не было единства и среди высших военачальников. Генерал граф Келлер за отказ присягнуть Временному правительству был отстранён от командования (позже этот рыцарь, да конца оставшийся верным своей присяге и долгу, будет жестоко убит большевикам в Киеве). В это время революционные солдаты с красными бантами чествовали генерала Брусилова…
В Амурском казачьем полку на полковом празднике играли Марсельезу и подняли красные флаги (один сделали из женской юбки). Врангель обратился к казакам с такими словами:
- Я ожидал встретить славный полк ваш под старым своим знаменем, а сотни с их боевыми знаками, вокруг которых погибло геройской смертью столько славных амурских казаков. Под этим знаменем я хотел собрать сегодня вас и выпить за славу Амурского войска и Амурского полка круговую чарку. Но под красной юбкой я сидеть не буду, и сегодня день с вами провести не могу.
Командиры Амурского полка попытались внушить казакам, что генерал оскорбил их, тем самым желая вызвать выступление против него. Узнав о том, Врангель тотчас отстранил их от должности и приказал провести расследование для предания их суду.
Вернувшийся из Петрограда Крымов, назначенный на место графа Келлера, выглядел ободрённым. Отныне он делал ставку на казаков, которые должны стать главной поддержкой Временного правительства. Врангель, знавший казаков хорошо, надежд этих не разделял, о чём прямо заявил Крымову:
- Я не разделяю, Александр Михайлович, ваших надежд на казаков. Дай Бог, чтобы я ошибался. Во всяком случае, раз вы делаете эту ставку, то следует избегать всего, что так или иначе может помешать. Сам я не казак, большую часть службы провёл в регулярных частях; едва ли при этих условиях я буду полезен как ваш ближайший помощник.
Генерал Крымов удерживать Петра Николаевича не стал и ходатайствовал о предоставлении ему в командование регулярной дивизии. В начале апреля Врангель вновь выехал в столицу.
В Петрограде нарастали волнения, а правительство не смело подавить их, боясь потерять моральную силу в глазах народа в случае кровопролития. Армия возлагала надежды на генерала Л.Г. Корнилова, возглавлявшего столичный военный округ. Врангель понимал, что только твёрдость и непреклонная решимость может ещё удержать Россию от окончательного падения в бездну. Ожидая нового назначения, Пётр Николаевич решил создать в Петербурге военную организацию, которая в нужную минуту могла бы выступить на стороне сильного вождя, как предполагалось, Корнилова, и тем самым предотвратить анархию. Аналогичная организация уже существовала на фронте под руководством генералов Алексеева и Деникина. В столице Врангель наладил взаимодействие с рядом существующих уже военных организаций и наладил контакты с офицерами многих частей. Готовясь со дня на день отбыть в действующую армию, он предложил возглавить дело своему старому другу графу Палену (впоследствии командиру корпуса в армии Юденича). В помощь были привлечены ещё несколько офицеров. Вскоре был налажен штаб, поставлена разведка и разработан подробный план занятий важнейших зданий в центре города.
В это время генерал Корнилов оставил свой пост и отбыл в армию, продолжая, впрочем, поддерживать контакты со многими лицами в Петербурге через своего ординарца Завойко. Через него Врангель и возглавляемая им организация вышла на связь с Лавром Георгиевичем.
В конце июня Пётр Николаевич получил назначения командующим 7-й кавалерийской дивизии и выехал на фронт.
В июле Корнилов был назначен Верховным Главнокомандующим, что дало надежду, что Временное правительство, наконец, трезво оценило ситуацию и решило опереться на сильную личность, на армию. Однако, не прошло и полутора месяцев, как Керенский объявил генерала изменником. Корнилов обратился к армии с телеграммой, в которой говорил о «свершившемся великом предательстве…», запрещал принимать телеграммы от правительства и приказывал снять радио. Полковые комитеты выступили против Главнокомандующего, а многие офицера попросту растерялись.
На совещание собрались войсковые комитеты. Председательствовал полковой священник о. Феценко, об отозвании коего Врангелем недавно было возбуждено ходатайство. Пётр Николаевич вошёл в толпу и обратился к собравшимся:
- Здорово, молодцы казаки!
- Господин генерал, я должен вам заметить, что здесь нет ни молодцев, ни казаков – здесь только граждане, - сказал священник.
- Вы правы, батюшка, мы все граждане. Но то, что мы граждане, не мешает мне быть генералом, а им молодцами казаками. Что они молодцы, я знаю, потому что водил их в бой; что они казаки, я также знаю, я сам командовал казачьим полком, носил казачью форму и горжусь тем, что я казак! – ответил Врангель и, повернувшись к казакам, повторил приветствие.
- Здравия желаем, ваше превосходительство! – грянули те в ответ.
Сев за стол, Врангель осведомился у присутствовавшего начальника дивизии, генерала Одинцова, что, собственно, происходит. Одинцов доложил, что обсуждается резолюция в поддержку Керенского, телеграмму коего прочли представители комитета.
- Отлично! – сказал Пётр Николаевич. – А телеграмму Корнилова вы читали?
- По постановлению армейского комитета эта телеграмма прочтению не подлежит.
- Я получил эту телеграмму от командующего армией, она передана под мою личную ответственность. Я не считаю возможным скрыть её от моих войск. Ответственность за это всецело принимаю на себя.
Члены комитета пытались протестовать, но из толпы послышались возгласы:
- Прочитать! Прочитать!
Врангель прочёл телеграмму и произнёс:
- Теперь вы знаете, казаки, всё. Верю, что вы исполните долг, как солдаты, и решите по совести и воинскому долгу. Что касается меня, то я как солдат политикой не занимаюсь. Приказ моего главнокомандующего для меня закон. Уверен, что и ваш начальник дивизии скажет вам то же самое.
Одинцов забормотал что-то, побледнел и, наконец, вымолвил:
- Я – как мои дети, как мои казаки…
С трудом сдержавшись, чтобы не обозвать его подлецом, Пётр Николаевич простился с казаками и направился к автомобили. Подбежавший Одинцов бормотал лишь:
- Как же так, как же так, я совсем растерялся. Ты с твоим вопросом застал меня врасплох…
Через день поступил приказ об установлении над всеми телеграфами и телефонами контроля военных комитетов, они же должны были заверять приказы начальников. Узнав об этом, Врангель подал прошение об отставке.
- Это приказание я считаю оскорбительным для начальников, - заявил он. – Выполнить его я не могу. Прошу немедленно отчислить меня от командования корпусом.
Резкое выступление Петра Николаевича привело к «разъяснению» приказа, которое отменяло заверение комитетчиками приказов командиров. Телефон же и телеграфный аппарат Врангель перенёс к себе на квартиру, где устанавливать контроль не посмели. Вскоре генерал был назначен командиром 3-го конного конкурса. Во всеобщей чехарде и неразберихе на ту же должность был назначен П.Н. Краснов…
Не торопясь принимать командование, Врангель решил некоторое время провести в Петербурге до разрешения недоразумения. Здесь он узнал о том, что многие офицеры из созданной им организации вынуждены были скрываться и даже покинуть город, во избежании ареста после краха «корниловщины». Граф Пален лишь недавно вернулся в столицу. Генерал Крымов после встречи с Керенским застрелился. Последними его словами были: «Я решил умереть, потому что слишком люблю Родину».
25-го октября в Петербурге прогремели выстрелы «Авроры». Керенский бежал. Верховным главнокомандующим был назначен прапорщик Крыленко, который тотчас отдал приказ «вступить в переговоры с противником».
Врангель оставил армию и отправился в Крым, где в доме своей матери жила его жена и дети. О тех днях он писал: «Восемь месяцев назад Россия свергла своего Монарха. По словам стоявших у власти людей, государственный переворот имел целью избавить страну от правительства, ведшего её к позорному сепаратному миру. Новое правительство начертало на своём знамени: «Война до победного конца». Через восемь месяцев это правительство позорно отдало Россию на милость победителю. В этом позоре было виновато не одно безвольное и бездарное правительство. Ответственность с ним разделяли и старшие военачальники, и весь русский народ. Великое слово «свобода» этот народ заменил произволом и полученную вольность претворил в буйство, грабёж и убийства».