…День, начавшийся за долгой, полной опасных ожиданий, ночью, уже тоже подходил к закату, но, казалось, в мире ничего не происходило. Странник уже несколько раз порывался, было, сделать первое движение, но каждый раз за сотую долю секунды до его начала его тонкий слух улавливал таинственные лесные звуки: то сорвавшаяся где-то вдалеке с верхушки сосны большая лесная птица, то скрип сухого дерева… Он воспринимал эти звуки, как знак, и они его останавливали...
…Тот след был ему хорошо знаком, и в нём не было никакой опасности, но если бы он не был так близко к его жилищу… Странник не спешил проявляться. Кроме того, он ругал себя за то, что позволил расслабиться на последнем километре своего пути, хотя сделать это можно было, лишь надёжно укрывшись в своём потаённом доме. Теперь же у него не было никакой уверенности, что кроме следа Захара, в округе нет больше никаких других следов. Но даже и Захаров след здесь был подозрителен, ибо приходил он в селение точно с востока и уходил строго на запад, хотя убежище его было совсем в другой стороне.
За двое суток - сутки тяжёлого пути домой и ещё сутки ожидания возле дома – Странник устал. Мысли уже путались, глаза слипались, и накатывающийся вечер грозил ему отказом мозга принимать действительное за реальность. Разноцветные круги в глазах уже вовсю гонялись друг за дружкой, а уши застилал тихий нудящий шум хуже комариного, и у Странника не осталось другого выхода, кроме как тихо и неприметно перебраться к ближайшему кусту и, приняв все меры для невидимости, впасть в забытьё.
Ночь спустя, когда Странник резко открыл глаза, во всём лесу так и не шевельнулся ни один лист. «Нервный стал. Чистый воздух, здоровая пища, никаких тебе излучений и лекарств, но вот - на тебе… Что ж вы, люди, или кто вы там есть на самом деле, со мной сделали, а?», - и Странник, вставая, перевалился на колено. Тяжесть тела, накопленная за ночь, притягивала его обратно к земле, но он уже начал подниматься. Да так и застыл камнем: трепыхнулась ветка дальнего куста. «Надо же в такой неудобной позе! – едва успел подумать Странник, но ветви вдруг бросились врозь, и из них появился человек.
Странник, хотя и был плохо прикрыт ветвями куста, не шелохнулся: ничто так не привлекает внимание, как движение. Пришлось стоять, уповая на ногу. Человек же шёл со всеми известными предосторожностями, и если бы снова не зашелестел летний беспутный дождик, то, возможно, сам Странник, а не этот человек, стал бы уже мишенью. И пусть Захар крался, как тать, но это уже ничего не решало…
В том, что Захар - человек, Странник был уверен полностью. Он ещё не забыл ни этого запаха доброты, ни человечьих повадок, и именно поэтому, крадучись, как умел делать только он, стал резать путь Захару, и, оказавшись чуть впереди, укрылся за стволом огромной сосны.
Теперь последние сомнения, что Захар был именно человеком, отпали. Раньше им наедине приходилось встречаться всего дважды, и оба раза мимолётные встречи происходили в деревне, в тепле, у очага, перекрывавшем своим кирпичным жаром и запахом похлёбки давно позабытое тепло человека. Сейчас же, в лесу, где всё и вся живущее здесь было пропитано только солнцем, Захар был слишком горяч для этого мира - Странник чувствовал его тело ещё за пять шагов до своего укрытия. И только поэтому перестал опасаться гостя.
- Захар! – спокойно позвал он.
Тот, уже пройдя дерево, ставшее минутным укрытием Страннику, резко обернулся на голос:
- Ты, как всегда, неожиданно, – отозвался Захар, вздрогнув.
- Что ты здесь делаешь? Я же просил тебя…
- Извини, но надо было срочно встретиться. Ты узнал что-нибудь про Кузьму?
Странник ждал этого вопроса. В принципе, Захара ничего больше в их мире не интересовало. Ни сияние блёклых звёзд, которыми мог еженощно любоваться Писарь, лелея на коленях свой раскрытый гроссбух, чёркая в нём что-то временами, и никому этого потом не показывая; ни блеск солнца в солёном озере, которое так полюбилось Философу, что просидев в его воде до глубокой осени, он просто вмёрз в лёд и оставался там до весны, пока не вытаял...
Впрочем, самого Странника из всех звёзд небосклона интересовала только одна, а озерная вода давала ему исключительно соль, в которой Захар, как видно, не испытывал нужды. Зато у Странника была своя страсть – движение. В том месте, которое он облюбовал и нежно называл домом, он бывал редко и не подолгу. Всё своё время он проводил в пути, за что, как уже известно, и получил своё имя.
Вообще, с именами здесь была какая-то странность – все, кто жил на этой земле, когда-то давно имели свои имена, но теперь никто их не мог вспомнить. Вот Захар всё время талдычит про какого-то Кузьму. Нет здесь, и никогда не было, ни одного Кузьмы, ни одного Игната или Авдея. Были здесь только те, кто не помнит, как его зовут, а прозвища всем придумывали, исходя из характера. Так повелось с тех времён, когда они все здесь появились. Разом и ниоткуда. Нет, конечно, откуда-то они появились, и там у них у каждого были имена, но тут… тут пришлось всё начинать заново.
- Знаешь, Захар, сколько здесь Лошкарей, Пастухов, Диванщиков, Свинарей и прочих Хлебников, кто ковыряет землю или пасёт скот?… Знаешь сколько среди нас Пуль, Охотников, Ножей? Ещё больше. Есть даже один Карбюратор. Ты, кстати, не знаешь, что это такое? И - ни одного человеческого имени… Словно мы и не люди вовсе…
- Вы люди, – поспешил ответить Захар, но тут же осёкся, долго жевал, но потом всё-таки продолжил неуверенно: – Только не здесь…
- Захар, чем больше ты сейчас будешь говорить, тем больше будешь в это верить, - Странник, наконец, вышел из-за дерева полностью, чтобы Захар мог его видеть. – И мне в это тоже очень захочется поверить, как и всегда, когда ты об этом говоришь. Потому что ты говоришь правду, но правду своего мира. Мы её понять не способны. И того, кого ты зовёшь Кузьмой, ни я, ни Пчеловод, ни Умник, ни даже старик Чикнутый не знаем. Переведи его на наш язык, и к следующему твоему приходу я найду того, кого ты ищешь.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2017/07/03/1384