- Время ещё навалом. Давай, пешочком пройдемся, а? - и, не дожидаясь ответа Марины, верного друга ещё со студенческих времён, Брагин попросил водителя тормознуть.
Лиственничная аллея, пережившая многие поколения студентов, казалось, не изменилась.
Они шли под руку неторопливо, совершенно разные. Худенькая юная женщина, такая крохотная, что не спасали даже шпильки, в нарядном шелковом брючном костюме, который резко контрастировал с деловой стрижкой и очками в черной прямоугольной оправе, делавшими строгое выражение её лица ещё строже, и высокий, крепкий, загорелый мужчина в серой тройке и выгоревшими почти добела волосами.
- Вот и десять лет прошло, а тут время будто остановилось... - Брагин вдруг улыбнулся. - Но какой контраст, юбки стали вдвое длиннее!
- Зато нравы - вдвое свободнее! - Марина поморщилась.
- Сейчас увидим, как это отразилась на нашем курсе, падение нравов - болезнь заразная!
- Что, соцопрос проводить, что ли?
- Зачем? Просто посмотрим, начали ли пить непьющие, курят ли теперь некурящие, и не побегут ли женатые и замужние по незарастающим тропкам прошлых любовей!
- А ты побежишь?
Брагин легонько высвободил руку, на которую опиралась Марина, на ходу приобнял ее за плечи, чуть прижимая к себе:
- Не-ет! И тебе не дам! Я тебя ангажируюю на весь вечер, с какого порога взял утром, на тот порог и поставлю, как весь этот официоз завершится!
- Или положишь! - она фыркнула и захохотала.
- Ага, стало быть, пить ты так и не научилась. Тогда не волнуйся, делай вид, что ты наравне со всеми, а уж я пропасть продукту не дам.
- Что, Герка, производство закаляет? Вот уж не подумала бы, что ты...
- Марин, думать - вредно! А уметь пить , не пьяная, полезно. Пришлось освоить!
Так они и шли, пикируясь и перешучиваясь. Брагин всегда нравилась ходить с ней рука об руку - она не семенила, шагала стремительно, легко и упруго, сохраняя при этом женскую грацию, и не висела на руке, а лишь чуть опиралась на неё. Он с удовольствием замечал, как на них смотрят идущие навстречу - с удивлённым любопытством и даже некоторой завистью.
Перед третьим учебным корпусом гудела, разбившись на группы и группочки, вполне изрядная толпа. Выпуск 1976 года собрался почти полностью.
Десять лет для молодых - не срок. Брагин узнавал каждого, намётанным глазом сортируя их.
Производственники отличались загорелыми, обветренными лицами, одеждой попроще, женщины из их числа - ещё и косметикой, которой надо пользоваться ежедневно, чтобы она украшала лицо.
Заметно выделялись "степе'нные" и "остепенённые". Первые - те, кто так или иначе добрался до " кормушки". Их отличала упитанность, отличная одежда, вапльяжность, велеричивость и округлые жесты. Вторые успешно защитилась и уже преподавали или работали в НИИ. Эти ещё сохраняли студенческую поджарость. Их роднило со "степенными" главным образом некоторое превосходство во взглядах, которые и те, и эти бросали на окружающих.
Среди "степе'нных" царил Колька Кисляков.
Нет, Николай Васильевич. Волна перестройки вознесла его в кресло первого секретаря Солнечногорского райкома партии.
Он растолстел, помордател, научился долго и не о чём разглагольствовать и, самое смешное, заговорил с южнорусским акцентом.
Слушая его, Брагин беззвучно хохотал: вот уж действительно, при лысом генсеке у райкомовских появилась мода на плешь, при бровастом - погустели брови, теперь они заболели ставропольским диалектом..
Официальная часть длилась недолго, и лучше бы её не было, настольколько бездарно полторы сотни взрослых людей угробили время. После обязательной процедуры фотографирования и сбора денег на ресторан, народ начал разбредаться. Группками - для "предварительного забега" на полянках парка с водочкой или винцом под бутербродики с колбасой и сыром, парочками - только им ведомо, куда.
А небольшая компания "экстремалов", так уважительно-иронически называли на факультете тех, кто занимался спортивным туризмом, пошла во главе с Брагиным на автобус.
- Герка, ты хоть когда-нибудь нормальным человеком станешь? Какого чёрта ты полкурса если не краснеть, так оправдываться заставил? Рыба ищет, где глубже, человек - где рыба! - Танька Кель, которая "пахала" в Архангельской глубинке, там, где вместо машины - моторка, улыбалась, Георгий знал, что на самом деле она его целиком поддерживает.
- Стану. Как все стану, только потерпите лет сорок. В гробу я буду, как все - руки накрест, глаза закрыты, нем, как рыба, и недвижим, как Пашка Гончаров сегодня.
Автобус, которого они наконец дождались, содрогнулся от хохота: Пашка был верен себе, всю ночь играл в преферанс и выпивал, поэтому на собрании заснул непробудно, порой громко всхрапывая.
- Брагин, - подал голос Иван Колесников, примкнувший к ним в последнюю минуту,- вот скажи, нахрен мы туда едем? Ну, убрали одиннадцать лет назад строительный мусор, посадили по дереву. И что? Кто там живет, нам безразлично, деревья, небось, все переломали. Не хочешь пиво на травке пить, так в кафе бы посидели!
- Тебя что, силком тащат? Сейчас до "Комсомольца" доедем, выходи - через улицу шашлычная, чачу опять же из-под прилавка продают.
- Куда я от неё! - Иван телячьими глазами посмотрел на Зойку Рычихину.
- Опоздал ты, Ванечка! - Марина взъерошила ему волосы. - У Зойки сын нынче в школу пойдёт, да и ты, как известно, мущина не свободный!
- Надежда умирает последней, забыла? - Колесников ухмыльнулся, Брагин показал ему кулак:
- Я те покажу надежду, небо с овчинку покажется... А едем... Про Галицкого знаешь? - Иван кивнул.
- Жениться Генка не успел, и в роду был последний. Вот, посмотрим, хоть дерево, может, осталось...
... И генкин клён лопушился вовсю, и тот, что посадил Брагин, да все почти деревца прижились, уютный сквер шумел тугой листвой перед домами.
Иван сбегал в универсам, приволок нехитрую закуску. Помянули Галицкого коньяком из дипломата Брагина, объяснив старушкам с лавочки напротив, кто они и почему здесь.
Самая из них шустрая, что-то бормоча, шмыгнула в подъезд и через минуту вышла с тарелкой пирожков.
- Закусывайте, как люди! - перекрестила грудь мелким крестом, - эта колбаса, что вы жамкаете - чистая отрава, даже кот не ест, тьфу!
Из вежливости взяли по пирожку, и пошли на троллейбусную остановку, оставив старушкам початую бутылку - помянуть хорошего парня.
Назад ехали молча, только Иван всё нашёптывал что-то на ухо Зойке, та хмурилась и кивала головой.
А с Брагиным творилось что-то неладное. Сначала его пробрал озноб, потом за грудиной родилась боль и начала расти и матереть. Холодный пот крупными каплями, сбегал по лицу, он не успевал его смахивать, насквозь промокла на груди и спине рубашка.
- Герка! Ты чего? - глядя на его побелевшее, мокрое лицо спросила Марина.
- Ерунда. Пройдёт.
- Наверное, съел что-нибудь! - не к месту вспомнил Хазанова Иван.
Не проходило.
- Вот что, ребята,- выдавил из себя Брагин. - следующая остановка "Гостиницы ВДНХ", вы езжайте, а я вылезу, отдышусь, да и при гостиницах медпункт классный, впору поликлиникой называть, если что...
- Вот щас! Разбежались. Вместе сойдем. - Марина брала власть в свои руки. - И ты, Ванька, пойдешь тоже, если его нести - кто сто килограммов допрёт? Без мужика - никак.
Троллейбус остановился, скрипнули двери.
Георгий с трудом шагнул со ступеньки на асфальт, его шатало, он пытался глубоко вдохнуть - не мог.
Хлопнули двери, троллейбус начал удаляться, и вдруг Брагин ощутил, как стремительно уходит боль.
- Ложная тревога, дамы и господа, я уже в норме, - он замялся. - Сам не понимаю, что это было.
- Симулянт! - улыбнулась Таня Кель.
- Теперь ждать! - Иван скривил губы.- А время идет! Потерпеть не мог!
Они посмотрели вслед троллейбусу, который скрылся под эстакадой окружной дороги. И тут за высоченной насыпью раздался грохот и металлический скрежет, и почти одновременно в небо ударил фонтан чёрно-багрового пламени, следом докатился звук взрыва. Из- под эстакады под уклон хлынула огненная река.
Остолбеневшие, они смотрели на эту апокалиптическую картину, представляя, как жутко гибнут пассажиры троллейбуса.
Через несколько минут стали известны детали: перелетев через разделительную полосу, прямо перед троллейбусом перевернулся и взорвался бензовоз с прицепом.
КАМАЗ. Восемнадцать кубометров бензина Почти четырнадцать тонн...
.
апрель 2017