«Ах, мой милый Августин!.», или Он был соавтором Овечкина и Андерсена
«…Тем не менее, вынужден поставить этому лодырю пять. Молодец!..» – Николай Григорьевич прочел вслух свою рецензию на мой режиссерский план арбузовской «Тани», расписался в зачетке и… заплакал. В смысле, вытер платком скупую мужскую слезу. Все же он уже старенький, наш милый, добрый Резников, а мы, а я… Мне было стыдно.
В «кулек» я поступила, можно сказать, "по залету" – после неудачного абитуриентства на журфак Киевского универа. Впрочем, почему же неудачного? Не пройти по конкурсу, но дойти до последнего экзамена здесь (конкурс бешеный, и первый вопрос на собеседовании: «Из России к нам?.. Почему?» Доводы мои вряд ли были бы убедительны. Не могла же я ответить, что просто в Киеве живут тетка и кузина, и если что – не поступлю, так хорошо проведу лето) было большим успехом. Я в себя поверила и собиралась в следующем году штурмовать МГУ или, на худой конец, ВГУ. Сотрудничать с курскими газетами я начала еще в школе, так что печатные работы и соответствующие рекомендации имела, плюс впереди целый год вгрызания в гуманитарный гранит – повторение школьного курса. Но… на глаза попалось объявление о режиссерском отделении, выражаясь по-тогдашнему, культпросветучилища. А театр я нежно любила, можно сказать, с младенчества. Поступив, опомнилась, но документы мне не отдали, и следующим летом тоже, уговорили: разве журналисту помешает такой замечательный диплом? Еще сто журфаков успеете окончить. Видимо, я не сильно сопротивлялась.
Атмосфера была богемной. Репетировали до ночи, стена нашей 30-й аудитории была выкрашена в черный цвет – «для придания пространства» (три вечера красили). На переменах выскакивали в потрепанных кринолинах (из костюмерной драмтеатра) покурить (кроме меня, не курили всего несколько человек) и попугать прохожих. В тетрадке по актерскому мастерству кураторши Лоры: «Марьянкова – свинья, Силинская – собака, Алтухова – обезьяна, Бердникова - корова, Хмелевская – лошадь, Бунина – крыса…» – обозначены роли наших этюдов. А на экзамене по мастерству первой зимней сессии (тема – «Цирк») мы танцевали в полуголых восточных нарядах вокруг фокусника Леши и под торжественно медленную музыку песни «В зимнем парке тополя так грустны…» на четырех «лапах» с гривами рыжих (удачно покрашенных) волос – три вальяжные львицы – выплывали на сцену под команды того же Леши, на сей раз дрессировщика с плеткой («Потому что на 16 девчонок по статистике – Леша Ткачев" – это реприза с КВН второго курса. Остальные парни первой же осенью отправились отдавать долг Родине): «Ап, и тигры у ног моих сели!..».
Учиться в «кульке» было легко и весело. Что называется, играючи и танцуючи. Именно в таких красках обрисовав как-то на вечере встречи в родной Пушкинской школе атмосферу «храма самодеятельных муз», я напиарила немало последователей – летом того же года, к примеру, режиссерское отделение пополнилось сразу тремя абитуриентами из нашей школы, каждый из которых – далеко не последний человек в курской культуре: Татьяна Юрченко, Михаил Бильдин, Вячеслав Звонарев…
Сценречь, сцендвижение, музыкальное оформление спектакля, режиссура и актерское мастерство, танцы – бальный, народный, классический, история изобразительного искусства и история театра, массовые игры и празднества… Соответствующая гуманитарная база (спасибо книгам, родной школе, старшей сестре и родителям) позволяла не напрягаться. Разве что, обложившись стопками книг, посидеть ночку при подготовке какого-нибудь реферата по Рублеву и Феофану Греку, многочисленным студиям МХАТа или какого-нибудь эдакого, с перчинкой, доклада, посвященного многочисленным музам Маяковского и Есенина.
Будучи перфекционисткой, к тому, что было особенно интересно и ответственно, - я относилась с пиететом, и потому к написанию режиссерского плана приступила за неделю до последнего срока сдачи на проверку перед защитой – «вынашивала» труд. Писала (переписывая только самые неудобоваримые для понимания моего безумного почерка страницы) ночами, в то время как мой сосед с мехфака Сережка оформлял обложку и чертил схемы темпо - ритмов, а художник из редакции Сашхен рисовал костюмы персонажей. Свой многостраничный труд я отнесла домой к Николаю Григорьевичу вечером последнего дня. И вот защита. Резников долго и подробно описывает мои плюсы, чуть-чуть спорит по поводу сквозных действий и сверхзадач некоторых сцен. В итоге «работа заслуживает самой высокой оценки» (стоит не просто 5, а 5 с плюсом), а дальше – воспитательный момент – «кем бы Таня была, если бы не нарушала дисциплину и не симуляла?..» (Кем именно, из скромности не скажу).
… Он взял наш режиссерский курс, закончив свою долгую карьеру в драмтеатре. Главным режиссером в Курском драматическом театре Николай Григорьевич Резников был почти два десятилетия и очень многое сделал за эти годы. Нас (практически весь курс, пожалуй, кроме меня, попавшей в «кулек» «по залету») – неудавшихся актрис, провалившихся на экзаменах в разные театральные вузы, шебутных, юных нахалок, он любил искренней отцовской любовью – ему очень хотелось отдавать, делиться накопленным. И хотя речь шла лишь о самодеятельных народных театрах в каких-нибудь районных или сельских ДК, но учил он нас настоящей классической режиссуре, без дураков. И не только о сквозном действии, темпо - ритме, сверхзадачах и мизансценах рассказывал он нам на уроках, а обо всем, что касается его величества Театра. С упоением вспоминал эпизоды из своей богатой режиссерской практики, водил на сдачи спектаклей, оттачивал каждую сцену курсовых и дипломного спектаклей… На 8-е Марта он приносил в класс несколько тортов и цветы – для всех нас.
«Режиссерши – лошади мадьярские», – возмущалась техничка тетя Маша, когда шумной толпой, стуча каблуками, мы с хохотом и визгом вихрем неслись по коридорам альма-матер в родной 30-й класс. На переменах и пустых уроках горланили песни, часто собственного сочинения (поэтессами были чуть ли не все: Бунчик, Бычок, Нелька Никитина– она еще и писала музыку к этим стихам…), под аккомпанемент Нелькиного рояля (в нашем классе, как и во многих других, он стоял). Гормон играл! Смешным казалось все на свете. Но Николаю Григорьевичу эта необузданная молодая энергия явно была по душе, он ею подпитывался.
На последнем курсе появилась новая педагогша, он взял ее «обкатывать» на нашем дипломном спектакле. Наше с Надюшкой Рожковой хихиканье (обсуждалось все животрепещущее – к примеру, вчерашнее свидание или предстоящая субботняя вечеринка) она принимала на свой счет, выскакивала из класса, хлопая дверью, а то и плакала на плече у Николая Григорьевича. Резников ее утешал, ободрял, а с нами вел укоризненные беседы. С молодыми педагогами (а их было много в молодом же тогдашнем «кульке», и немало среди них весьма неординарных персонажей, одна наша Девочка в очках – кураторша Лариса Анатольевна или талантливейший куратор другого курса – Сергей Валентинович чего стоили!) он был добр, терпелив и великодушен. Как когда-то в театре с молодыми актерами. По-отцовски уже после учебы опекал и поддерживал он нашего Лешу – мне кажется, ему очень не хватало в жизни сына.
…Он родился в далеком 1909-м в Таганроге. Школьное образование в нашей стране периодически возвращается к хорошо забытому старому. Видимо, трудовое обучение в 20-е годы прошлого столетия было похоже на то, к чему вернулись школы в 60-е, когда на табличках у входа значилось «школа № с производственным обучением», а потом и позже – в 80-е, когда появились УПК. Вместе со школьным аттестатом юный Николай Резников получил специальность «технического чертежника с индустриальным уклоном».
Земляка Чехова с юных ногтей и первых школьных постановок манил ЕгоГО Величество Театр. Учился в ГИТИСе и ЛГИТМИКе, что, безусловно, требует пояснения и расшифровки. Поступил на актерский курс Б.М. Сушкевича в ЦЕТЕТИС – Центральный техникум театрального искусства. Позднее техникум преобразован в известный всем ГИТИС – Государственный институт театрального искусства им. А.В. Луначарского, позже РАТИ, ныне РУТИ (ГИТИС) – Российский университет театрального искусства. Проучился 3 года. Поехал в Ленинград поступать в институт сценических искусств на режиссерский факультет. Этот вуз мы знаем как ЛГИТМИК, ныне Санкт-Петербургская государственная академия театрального искусства.
В 1930 году получил диплом режиссера-постановщика. Творческая деятельность молодого режиссера начиналась в городе Златоусте…
Увлечение генеалогией позволило мне расшифровать некоторые неизвестные страницы судьбы Резникова. Он никогда не рассказывал нам об этом, но на сайте Холокоста – Яд Вашем – я нашла недавно свидетельские листы о погибшем в Таганроге актере Григории Григорьевиче Резникове – он был расстрелян в Петрушиной балке вместе с 12 тысячами других евреев. В том, что это младший брат Николая Григорьевича, нет сомнений. И еще свидетельский лист на Татьяну Резникову (Минкелевич), зубного врача из Таганрога (муж – Григорий). Мать Николая Григорьевича тоже разделила судьбу 6 с половиной миллионов жертв Холокоста. О том, что отец Резникова не дожил до войны и Коля остался сиротой еще подростком, говорит имя младшего брата: у евреев называют только именами ушедших, а не живых, и двойное имя-отчество возможно лишь в случае, если женщина стала вдовой, когда носила этого младенца под сердцем.
Он был сдержан и целомудрен, почти не рассказывал о семье, но однажды вспомнил их с женой актерский альянс в одном из спектаклей. С нежностью рассказал, что его пальцы сходились на ее талии (в той мизансцене он снимал партнершу-жену со стола) – так тонка была эта талия. Уверена, они были счастливы вместе – режиссер Резников и актриса Елизавета Газова, и, пройдя рука об руку жизненный и творческий путь, тихо состарились и ушли из жизни в Ленинградском доме ветеранов сцены. Их дочь Наталья (приемная, это не скрывалось) несколько лет хранила урны с прахами родителей на верхней полке шкафа, прежде чем получила разрешение на захоронение. Что называется, в горе и в радости. Служили в театрах Москвы, в Златоусте, Ростове, Риге, родном Таганроге, Зернограде, в Улан-Удэ, Армавире, Тобольске (там он был художественным руководителем). В Уссурийске служил столько же, сколько и в нашем, Курском – 16 лет (армейский театр Дальневосточного военного округа 1940 – 1956 гг.
С актерством не порывал никогда тоже. В его трудовой книжке всегда одна запись – «режиссер, актер».
Главным режиссером нашего театра Николай Григорьевич стал в 1956 году. За первое послевоенное десятилетие в Курском драматическом театре сменилось пять главных режиссеров и три очередных, т.е. фактически «ежегодно, ежесезонно менялись творческие принципы художественного руководства и художественной направленности репертуара», – как пишут на сайте театра, вспоминая этот период его истории.
В Курске Резниковы первоначально жили в театре. «Кто пойдет наверх – на чердак попадет.
Вниз на пол-этажа – в электроосветительную ложу.
Еще вниз – за кулисы, в гримировочные.
Кто от «электро – ложи» правую дверь откроет –
К главному режиссеру в квартиру попадет.
Милости просим!» – гласила бумажка, приколотая на доске объявлений.
… Мы бывали в просторной квартире Резниковых (комнат всего две, а просторной она казалась из-за высоких потолков и других особенностей «сталинской архитектуры) в актерском доме на Московской площади. Атмосфера старины завораживала. Мебель, посуда, картины… Будто в 19 век попадаешь с порога.
…Злободневность театрального репертуара была в те годы важной частью идеологической политики. Но Резников (земляк большого русского драматурга!) все же предпочитал классику. Служила в театре актриса Клавдия Невструева (неужто от рождения столь звучная театральная фамилия или все же псевдоним?) – по совместительству первая леди области (бывало и такое в советские годы). Ее муж Л.Н. Ефремов был первым секретарем обкома партии. (К слову: хорошая, судя по всему, артистка была. В более поздние годы работала в московских театрах: имени В.В. Маяковского и Ленкоме. Сам Леонид Николаевич был видным партийным функционером и государственным деятелем: после Курска работал первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС, в ЦК партии, был первым заместителем председателя Госкомитета СССР по науке и технике. Да и для области он сделал немало. А их сын Игорь Леонидович был известным композитором, автором музыки и песен к мультфильмам и кинофильмам, в числе которых «Незнайка в Солнечном городе» и «Волшебник Изумрудного города»). На партсобраниях Клавдия Ильинична горячо ратовала за злободневность и присутствие в репертуаре пьес о сельском хозяйстве. Тем не менее, классики все равно в репертуаре курского тетра было больше. Резников ставил А.П. Чехова («Вишневый сад», «Дядя Ваня»; «Чайка», 1963), М. Горького («Враги», «Егор Булычов»), А.Н. Островского («Бесприданница», «Таланты и поклонники»), Н. В. Гоголя («Женитьба»); «Иркутскую историю» А. Арбузова (1960), «Океан» А. Штейна (1961)…
В последние годы службы в Курском драматическом Резников поставил два замечательных спектакля зарубежных драматургов. «Привидения» Г. Ибсена и «Антоний и Клеопатра» В. Шекспира.
Николай Григорьевич опекал молодых актеров, помогал решать их бытовые проблемы, был добр и справедлив. Эпоха Резникова – это эпоха стабильности творческого коллектива, которую с удовольствием вспоминали старые актеры.
Между тем характер у режиссера Резникова был твердым. Он был ироничен, далеко не всегда соглашался с начальством, умел отстоять свое мнение и перед идеологическими начальниками из горкома или обкома, и перед драматургами. Так было, например, с пьесами Овечкина. Их при Резникове поставили целых три. Первая постановка – «Навстречу ветру».1959 год. Сколько было споров с автором, как триумфально прошли премьера и показ спектакля на сцене Кремлевского театра Москвы! Николай Григорьевич любил рассказывать нам об этом. Потом были «Летние дожди» и «Время пожинать плоды». «Литературная газета» за 1960 год постановки пьес Овечкина на курской сцене назвала своеобразным гражданским подвигом коллектива. Пьесы были не столько хороши в художественном отношении, сколько злободневны и правдивы – недаром Овечкин был замечательным журналистом. А вот опыта драматурга у него было маловато, так что Резникова можно смело считать соавтором его пьес, а его режиссуру большим вкладом в то, что сейчас бы назвали «раскрутку» имени молодого писателя.
В том же году, в котором он простился с театром, Николай Григорьевич взял режиссерский курс совсем молодого еще учебного заведения, готовящего культработников. После нашего курса других у Резникова не было. Вскоре они с женой уехали в Ленинград. Николая Григорьевича не стало в 1983-м.
…Его крупная солидная фигура, его голос, его интонации… Мои однокурсницы говорят, что до сих пор видят и слышат Николая Григорьевича – как будто не прошло десятилетий.
…В конце второго курса Резников ставил с нами спектакль «Свинопас» (пьеса Николая Резникова по мотивам Г.Х. Андерсена). Помните сказку про розу, соловья, бедного принца и капризную принцессу:? «Фи, папА! Какой у вас вкус!», «Ах, мой милый Августин! Все прошло, прошло,прошло!..» Пьеса была остроумной и многоплановой.
Часто вспоминаю один из эпизодов.
На авансцену выходят две королевские фрейлины – Мрачная и Ехидная. Они взволнованы: в королевстве появился новый мужчина.
Ехидная: - Вам тоже не спится, дорогая?
Мрачная: - Ах, не говорите! Так душно! И все чего-то хочется, хочется…
Ехидная: - А мне не столько хочется, сколько хочется захотеть!..
В то лето мы были юны, легкомысленны, и эта сцена из сказки казалась нам просто забавной. А он был мудрецом, наш Николай Григорьевич!