ARMARIUM BOHEMICA
Miscellanea
Литературные переводы Юрия Владимировича Мещаненко
Богумил ГАВЛАСА
ОМУТ
Роман
Издание второе
Типография Йозефа Л. Швикала
Млада Болеслав
1918
Страниц всего: 290
Богумил ГАВЛАСА
В САГАНЛУГЕ
Письмо из Малой Азии
(Стр. 255 — 275)
255
В русском военном лагере Баш-Кадик-Лар*
4 августа 1877 года
Я разлучился с Вами своим последним письмом из Визинкева вблизи Карса; разные причины, одна из них — отсутствие почтовой связи — не позволили мне познакомить Вас с театром военных действий в турецкой Азии. Однако сцена отодвигается, и пока ещё саганлугские события не отодвинуты военными событиями новейшими и важнейшими, я позволил себе написать несколько слов о вещах прошлого, пока они не утратили сегодняшних ощущений.
Через десять дней после взятия Ардагана, одной из лучших турецких крепостей, половина армии Лорис-Меликова через Визинкев по Магарадже отправилась в южную часть долины Карса, и таким образом, отрезала Карс от главной позиции турецкого Саганлуга, где в это время стоял Мухтар-паша, известный нам военачальник по восставшей Герцеговине, примерно с тридцатитысячной армией.
Это было во второй половине мая.
Кавалерийский корпус князя Чевчевац (Чавчавадзе, грузин) встретился в первый день на бивуаке у Визинкева с ледяным дождём и градом, на следующий день на привале у разрушенного турецкого поста — с теми же удовольствиями да ещё и со снегом.
Мои обмороженные руки напоминали мне ещё целый месяц майские дни Армении.
256
Названный стационарный пост Хаджи-Халиль когда-то закрывал неприятелю путь через горную цепь Магараджа.
Развалины его, достаточно сохранившиеся, возникают прямо на крутом склоне горы, нависающей над горной дорогой.
По разбитой дороге в слякоти артиллерия пробиралась с очень большим трудом. С помощью запасных коней и воинов всё же достигла вершины гор, после чего через снежные сугробы при мартовской температуре, при ясной панораме Карса подразделения двинулись дальше. Около деревни Хаджи-Халиль, где нас обогнала часть нашей дивизии и пехота, мы расположились бивуаком, но ненадолго. Истекли едва три часа, как опять раздался приказ: «Дальше!»
Ни людям, ни коням, истощённым трёхдневным переходом по краю бессовестной непогоды, не позволен отдых.
«Дальше!» — приказано, и вся артиллерия с двумя казацкими батареями отправляется на марш в долину Карса. Рельеф постоянно снижался, и в горных впадинах нас начал обдувать воздух приятной температуры. Приблизился вечер.
В сумерках, позднее, при свете луны стремительно и неустанно летел конный корпус галопом или в карьер, опять вспоминается мне ощущения этой езды. Ни один воин не промолвил ни слова, вся длинная колонна в несколько тысяч (чуть более 3000) летела вперёд, похожая на монстра.
Луной посеребрёная слабая мгла чуть покрывала слегка зеленеющие склоны горных впадин, и от стен этих или от барьера вершин отражались едва слышные звуки езды, звон сабель или цокот подков. Тут и там мелькнувший огонёк папиросы и только иногда слышимое тихое «рысью» или «стой» — это и есть весь шум от ездока. Мертвенность эта была магической; производила на меня впечатление приятной дремоты. Естественно, и на других.
Вспоминаю, какой-то всадник начал петь, по-видимому, ему надоело молчание друзей, которые, вопреки привычке русского воина, в этот раз не пели, но вскоре и сам замолчал, почувствовав, что и гармония пения иногда нарушает очарование момента, который позвольте мне назвать гармонией покоя.
257
Миновав две подземные армянско-турецкие деревни мы доехали после одиннадцати ночи до села Ардосили, распростирающегося на реке Карс-чай, в тени многоголового пика Ахбаба. Обогнавшие нас казацкие сотни и добровольцы поставили уже палатки для верховного командования. Наш бивуак был мокрым, трава, покрытая росой, серебрящаяся в лунном свете, в которую ложишься, как в снег, и с таким же удовольствием. Мокрая земля никого не привлекает. Оставив коней пастись, прохаживаемся, выискивая глазами сухое местечко, но тщетно.
Вскоре позвал меня коллега, молодой грузинский князь:
— «Что это такое?»
Эти слова нашего разговора остановили двух других охотников — армян, позднее офицеров. В двух или трёх часах езды на небольшой возвышенности горело ярким светом множество огней, соревнующихся в яркости с рассеянным светом луны.
Этот огонь был виден сразу после нашего прихода, но никто, не зная расположения наших войск, не придал им значения. Огни вдали постепенно стали интересовать всех.
Два штабных офицера отъехали к командующему кавалерией Чавчавадзе.
Обратили его внимание на огни, которые, как все уже были убеждены принадлежали лагерю, и был он турецким.
Через две минуты после этого раздался приказ:
— «По коням! Садись».
Конница преодолела вброд реку Карс-чай и полки рысью понеслись вперёд. Двигались тремя потоками, разделившись по пути к всё ещё пылающим огням.
258
Луна, постепенно исчезая, последним светом освещала наш марш.
Наконец зашла.
* * *
Нижегородский драгунский полк с батареей и волынскими казаками составлял центр, северские драгуны с батареей и кизляр-дербентскими казаками — правое крыло, левое — дагестанцы и кабардинцы.
Местность — долина, разделенная холмами.
Ландшафт был незнакомым и в темноте неразличим; то же можно было сказать и о турецких подразделениях, которые уже обратили внимание на неприятеля и погасили примерно за полчаса до боя все огни. Люди и лошади утомленны трёхдневным маршем без отдыха. И всё же с радостью рвались вперёд. Казаки начали «пристрелку». А после часу ночи уже началась стрельба и на рассвете, после трёх часов, неприятель бежал.
Нижегородские драгуны освободили из плена командира конницы, который в темноте оказался прямо у турецких черкесов и командовал ими, будучи уверенным, что это русские. В трофеи взяли две пушки и знамя командующего Мусы-паши.
Более 60 казаков и нижегородцев было ранено и убито, между последними и один нижегородский офицер, барон Форже; турок осталось на поле боя более ста двадцати.
Этот бой был проведён у деревни Бегли Ахмед. Турецкие подразделения насчитывали, по свидетельству жителей. пять тысяч человек. Наши подразделения вернулись на следующий день пополудни в Ардосту.
Через несколько дней, когда подошла и пехота, выступило войско назад к Карсу и захватило господствующие высоты с эрзерумской стороны.
Началась блокада Карса, которая через пять недель, не встретив успеха, была снята. Окрестности Карса — природная крепость. Здесь можно выбрать какую угодно высокую гору — и высокогорная фортификация будет почти неприступной. Русские войска, за исключением охранных казачьих полков, расположились в пяти лагерях на возвышенности у Макра в досягаемости артиллерийского обстрела Карадага.
259
Араб-Табия был главный стан, а на горном перевале до самого Кахала стояла конная дивизия Лорис-Меликова младшего. Однообразна жизнь на пустынных, но, несмотря на это, пленительных горах Аладага. Здоровый воздух, постоянная боевая готовность, бивуак без почтовой связи, без возможности что-либо купить, достать или украсть (все жители Армении — свидетели того, что два последних слова не принадлежат словарю русской армии в Азии), так выглядело наше стояние в Кахале.
Вся наша работа четырнадцати дней или трёх недель состояла в нескольких рекогносцировках, ночных походах на Карс и канонаде (только батарея нижегородцев) и в операции по возвращению турок обратно в Карс 14 июня, когда отличились нижегородская батарея и северские драгуны. Более 300 турок остались только на поле боя, среди них и две вооружённые женщины. 7 июня пришёл, наконец, приказ выдвигаться на Саганлуг, чего мы с детским нетерпением ожидали, потому что «в Саганлуге опять увидите деревья» — говорили нам опытные воины, — и «за Саганлугом — тепло и тенисто».
— «Какое будущее!» — часто смеялись мы хором и, в конце концов, дождались этого будущего.
Героический корпус генерала Тергукасова был окружён турками и необходимо было отвлечь от него хотя бы часть турецкого войска.
К выполнению этой задачи определены тринадцать тысяч человек (гренадёрская дивизия, начальник дивизии генерал Гейман) и кавалерийская дивизия (начальник дивизии генерал Чавчавадзе).
По-видимому, разногласия между командиром корпуса и штабом округа с жившим в то время в Макре главнокомандующим, великим князем Михаилом Николаевичем, принудили того выступить с нашим подразделением в Саганлуг.
В предгорьях Саганлуга мы вскоре увидели флаг командира корпуса.
260
Это было 11 июня. Днём раньше мы оставили наш лагерь без провианта, без палаток. Коннице оставили только лазаретные повозки. Опустив Кахалу, мы перешли в долину Карса. В первый день конное отделение остановилось у Бегли-Ахмеда, на следующий день у деревни, над которой воздвигнул свои ворота горный хребет Саганлуг. Карсская долина — не равнина, вулканическое происхождение, сформировавшее территорию всей Армении делает и наименьший её участок гористым.
Эта долина — самая густонаселённая в карсском пашалыке; жители, в основном, армяне, меньше турок, а всего менее курдов и татар.
В долине протекает Карс-чай и множество малых ручьёв; источники холодных минеральных вод (на вкус подобных нашей “Киселке”) встречаются здесь довольно часто. В течение трёх месяцев здесь всходят и созревают ячмень и пшеница.
Остальную пищу даёт разведение скота, которому горы и долина предоставляют пастбища в течение трёх-четырёх месяцев в году. В оставшиеся месяцы пастбища выжжены солнцем либо покрыты снегом. Местный пейзаж украшен желтой арникой, а иногда — целыми полями коровяка. Холод и жара свойственны местному климату, как и всей Армении. Местные жители не отличаются ни устройством жилища, ни образом жизни, ни одеждой, от обитателей других уголков края, о которых я уже рассказывал. В тени вершин Ах-Бабы и Каратапа минуя сёла Парсадана, Зарзала, Плоджагармана, Кирабулак вступили в горы подразделения кавалерии и пехоты, встретившиеся у входа в Саганлуг.
Дорога, по которой мы двигались от Карса к Эрзеруму, ведёт всё выше и выше. В изматывающем путешествии под палящим солнцем освежают множество родников и горных ручьёв; флора здесь уже менее свежая, чем в долине Карса.
Дорога ограничена с обеих сторон горами, на лесистых хребтах которых белеют снега.
261
Конница ушла вперёд, примерно в шести верстах за ней движется пехота.
Глаза иностранца отдыхают после долгой езды на тёмных тенях вершин.
Путешественники видят вдали объекты и глаза их начинают светиться радостью. Они видят - край оживляется, им объявляется красота природы, представленная больше всего лесом. Они видят то, чего не видели уже долгих три месяца: деревья! Ах, сосновый лес, какое это великолепие! Командир непроизвольно даёт команду: «Рысью!» и лошади и люди с радостью устремляются к темнеющим вдали лесам.
Первых его теней мы достигли примерно в двух верстах над Саракамышем.
В Саракамыше мы разбили бивуак. Роскошная долина, собственно, часть горного ущелья. Красивейшая из всех, что мы обнаружили в неприятельской земле. Красивейшая и одна из опаснейших. Вокруг поднимаются живописные вершины, творящие из долины котловину; трёхкратно слабейший неприятель убил бы здесь незваных гостей славянской империи, если бы их обнаружил. В деревне на северном склоне живут татары, в Большом Саракамыше — черкесы. Иной народ — иной мир. Дома южные, лёгкой конструкции, деревянные, люди, костюмы и типы здесь — чужие. Татары из деревни приходят и выискивают знакомых, черкесы приближаются с любопытством к землякам и русским воинам.
Глядь, старый знакомый в Саганлуге. Бывшие боевики Шамиля, бежавшие из дома в день русской победы, встречаются здесь с бойцами, которые прославленного вождя превозмогли и взяли в плен.
Разведчики рассказали о спрятанном турецком оружии в черкесской деревне; половина нашего эскадрона отправилась в деревню просмотреть черкесские дома. Ничего не было найдено, только в траве собрали тридцать два турецких винчестера.
262
Мы вернулись в лагерь. Красивая, чистая вода, которой нам так не хватало, трава, выше колен выросшая трава для наших лошадей, теплый воздух, запах смолы, пастбища — живописная панорама, очарование долины, которой радуются глаза. И это редкость? Да, первые и последние на этой трассе драгоценности растительного мира. Огромные пламенеющие маки, украшающие дорогу ещё на предыдущем маршруте, превзошли здесь по яркости и размеру цветков. Тёмно-синий, большой бархатистый ирис с фиолетовым пыльцой, который выращивают у нас в садах, щеголял на здешних лугах прекрасной удивительной красотой. Кустарниковое, апельсинового цвета, растение, неизвестного мне названия, около незабудки размером с маргаритку, наполняло пространство пьянящим ароматом. На следующий день мы прошли перевалы Саганлуга, дважды отдохнувшими.
Первый отдых был на горном плато, окружённом высоким сосновым лесом, по которому часто сапёры должны были для артиллерии и повозок прорубать дорогу; второй был в котловине Ханадера; на берегу горной речки под яростным градом.
Ханадера — деревня с развалинами ханской крепости; дорога сюда ведёт по отвесным горам, а отсюда опасными лесистыми склонами на крутые горы.
Это самое опасное место Саганлуга. И незначительные силы могут здесь закрыть продвижение сильному неприятелю.
Здесь речка на речке, горы поднимаются живописными группами выше и выше аж до горизонта. До сих пор наш авангард не встретил никакого неприятеля.
Только к вечеру, когда мы добрались до обширной горной равнины Малидюз (семь тысяч футов над уровнем моря), наши пикеты обнаружили турецкие разъезды. Кавалерия остановилась.
Штабы отправились на ближайший холм, откуда рассмотрели лагерь Мухтар-паши на вершинах Драм-Дага. У Мехдузы, где заканчивается саганлугский лес, после прихода пехоты, состоялся короткий совет.
263
Здесь дорога разделяется. Одна ведёт на Зевин, другая — к Меджихгерту и оттуда вдоль Аракса на Алиджакран. Там дорога опять разделяется, одна ведёт к Хасан-Кале, вторая южнее на Дали-Бабу по перевалам через Кара-Дербент и Кызыл-Дербент на Баязет.
На этой последней армия Мухтар-паши перекрывала возвращение корпуса генерала Тергукасова в Баязет, так как были обоснованные опасения, что тридцать тысяч турок могут разбить либо пленить почти восьмитысячный корпус русского генерала. Поэтому было принято решение вернуться у Меджингерту. Кажется через два часа мы увидели, наконец, развалины большой крепости, величественно демонстрирующей древние свои руины на обсидиановых скалах. По крутой, почти непроходимой тропе, мы спустились к деревне, лежащей в долине речки Аракс.
Здесь пехота остановилась бивуаком, конница проехала на три версты дальше.
На следующий день была днёвка (отдых в течение целого дня).
Бедный кавалерист в таких краях, как азиатская Турция, и в таком снаряжении, как в Саганлуге, не знает, радоваться днёвке или нет. Без палатки, без мяса, без хлеба, предоставленный холоду, ледяному дождю и такому же ветру, не очень приятно. Если бы у Вас не было бурки — самый мудрый предмет, который за столетия своего существования изобрели кавказцы, предмет, отсутствие которого европейский солдат и население в целом, с трудом могут оценить (видите, я готов петь дифирамбы бурке); «наш человек» заболел бы или погиб здесь в течение одной недели. Однако между «нашими людьми» должно добавить и большинство местных офицеров. Потому что под ледяным дождем, в слякоти, весь промокший, после жаркого дня, или под градом или снегом, так как это было в первый месяц, с убогой едой, может существовать только русский солдат.
264
Откровенно говоря, я часто просто восхищался закалкой этих людей, особенно у Визинкева или на бивуаках у Хаджи-Вали, Магараджи, Хаджи-Халиля.
Оцените образчик этих удовольствий. До полудня ужасно жарко, офицеры и «вольноопределяющиеся» сооружают из бурок, растягивая их на саблях и пушках, защиту против солнца. Пополудни — холодный ветер, ледяной дождь, сильнейший град на протяжении двух-трёх часов. Бурки снова используются для защиты, на этот раз — от дождя. Вечером — новый дождь с холодным ветром, продолжающийся, может быть и четыре-пять часов. На стоянке эскадрона —грязь по щиколотку и целые озёра воды. Для защиты от всего этого в наличии — только обычная одежда, плащ и башлык. Вы дрожите от холода в бурковых кибитках либо в офицерской палатке, которые выдаются по одной на всех офицеров одного эскадрона, если полк едет без палаток на продолжительное время. А если Вы выглянете наружу, увидите возле оседланных коней спящих на земле воинов.
Эти воины съели немного сухарей, рисовой каши, иногда мяса, часто только каши из сухарей, совсем редко выпьют чаю, закурят «махорку», и подойдя ближе, Вы увидите, спят — насквозь промокшие лежат в слякоти, под дождём, на них дует ледяной ветер и в июле, и в августе.
Утром Вы спросите воина:
— «И как тебе спалось?»
— «Харашо, барин, только замля сыра и немножко ветор».
Это блаженство повторяется часто и четыре-пять дней подряд, а дюжий драгун либо казак с розовощёким лицом едет верхом после того, как отслужил несколько бессонных караулов, до следующего бивуака, распевая во всё горло песни.
12 июня начальник штаба корпуса генерал Духовской, возвратившись с рекогносцировки, сообщил, что Мухтар-паша******* снял свой флаг и исчез с позиций, с которых укреплённый турецкий лагерь у зевинского замка и в мыслях не планировал отступить.
265
Русские воинские подразделения, напротив, были готовы к какому угодно исходу. Последние повозки, дивизионный лазарет, базар, сопровождающий пехоту, всё отстало либо вернулось на мелидюзские позиции, где остались в ожидании нашего возвращения под охраной батальона саперов. Несмотря на непроходимые скалистые горы у Алиджакраива либо Чиртлика и на вероятность попасть под перекрёстный турецкий огонь (в тылу зевинские части, впереди Мухтар-паша), что делало поход чрезвычайно опасным, решено напасть на зевинский лагерь. Правила ведения войны не позволяли сомневаться в том, что войска Мухтар-паши этой атакой будут отвлечены от эриваньского полка генерала Тергукасова. Решено, и 12 июня войско улеглось в мокрую траву в канун ожидаемой битвы.
Русский воин вроде не сомневается, что не может быть побеждён, но всё же не преминет произнести поговорку:
— «Што будет, то будет, а будет то, што бох даст!»
С первой зарёй тринадцатого (13 день месяца русские называют несчастливым) войска выступили из долины Аракса.
В течение холодного утра и позже жаркого полудня наши войска приблизились вольным маршем к Зевину. Турецкие караулы отступили назад. В одиннадцатом часу мы уже стояли за версту от артиллерийского выстрела девятидюймовки.
На протяжении всего пути, кроме первых двух вёрст, не было возможности напиться, есть было нечего. У большинства пехотинцев не было уже ни сухаря. Я имел в этот день удовольствие сесть в седло без еды и питья в три часа утра и оставаться в нём до 12 часов ночи, после чего были выданы закуски. И всё же привычка много значит, мы насыщались голодом других и были в этот день в наилучшем настроении.
266
Штаб корпуса с комендантом Лорис-Меликовым отъехал на высокую гору на расстоянии пяти вёрст от турецкого лагеря. Командиры полков с ординарцами и отдельные командиры эскадронов заняли следующий холм. Войско остановилось на небольшом уклоне горской равнины. После часа дня — до этого времени была слышна «пристрелка» гарцующих черкесов и казаков — разъехались ординарцы с приказом «вперёд!» Под самой вершиной, где главный штаб изучал позиции турецкой армии, войска снова остановились.
Через четверть часа после этого был дан приказ пехотной батарее, занять соседнюю гору, на 1800 сажень удалённую от турецкого лагеря, одновременно нижегородским драгунам приказано вместе с казацкой батареей скрытно обойти гору и, используя зевинскую лощину, стремительно ворваться в тыл неприятеля.
Через полчаса после отхода нижегородцев велено и пехоте спускаться в долину. Русская батарея поприветствовала турецкие укрепления.
Началась битва.
* * *
Нужно несколько слов сказать о местности.
Сто тысяч раз разорванных облаков при переменчивой погоде на изменяющемся небосклоне удивительнейших форм и образований, то земля Карадага у Зевина и в далёкой, взору недостижимой горной системе. Формации эти абсолютно оригинальны, каких я не видел ни в Карпатах, ни в диких скалах динарских Альп в Герцеговине, ни в Альпах швейцарско-тирольских. Вулканически сформированная гора, обрыв, пропасть, вершина, скала, котловина также тысячекратно иные, маленьких или гигантских размеров — это местность у Зевина, точнее местность вершины Драм-Дага за речкой Аракс.
Турки в более надёжной позиции. Только один взгляд на их позиции запоминается на всю жизнь. С холма, на котором находился штаб, взор перемещается вдоль бассейна речки Аракс, проходя через селение Зевин в угол долинки с неисполнимым желанием проникнуть в огромный, неизвестно кем обжитый, зевинский замок, стоящий на склоне горы в котловине, и привлекающий своей импозантной древностью, и упирается в турецкий лагерь.
267
Через подзорную трубу или бинокль можно было распознать всё в неприятельском лагере. Лагерь раскинулся на нескольких отвесных, изрытых ущельями горах, вокруг исходных укреплений были дополнительно вырыты окопы и построены редуты.
Около трёх часов дня взаимной канонадой началась битва.
Я не собираюсь описывать её подробно. Расскажу о ней только в общих чертах. Известно, что штурм крепости русскими войсками турки отразили. Главный штаб допустил целый ряд грубых ошибок, и первой из них было — абсолютное незнание позиций неприятеля.
Уже перед первым выстрелом обнаружился недостаток знания расположения войск.
Нижегородский полк был отправлен, как было написано выше, по ложбине обойти гору, на которой перед битвой был наблюдательный пункт главного штаба. Наш полк отправился с генералом Лорис-Меликовым младшим во главе. Мы должны были, соблюдая особую осторожность, ехать с интервалом в пять минут всадник за всадником.
Дорога, по которой главный штаб послал драгунов с батареями конницы, была мало проходимая тропа для пеших по руслу реки, а вдоль берегов этих малых ручьёв огромные камни, отвесные скалы, а над всадниками, пробирающимися гусиным шагом, вздымаются огромные осыпающиеся горные стены.
Понятно, что поход этот был прерван. Артиллерийский полковник сообщил через двадцать минут, что батареи не могут дальше двигаться. Приказано возвращаться назад. Потеряно не менее одного часа. Когда полк занял предыдущую позицию, гремели уже наши пушки, а турецкие снаряды уже разрывали тела наших пехотинцев.
Пехота спускалась в котловину несколькими рядами по обеим сторонам холма, с которого гремели батареи.
Артиллерия и конница съезжали по дороге, ведущей к селению Зевин.
268
Вступление пехоты и артиллерии в котловину было слишком медленным. Турецкие снаряды уже взяли с первых вступивших свои жертвы. После Зевина конница отделилась совсем и исчезла из поля зрения пехотинцев; только добровольцы-дагестанцы осталась, чтобы прикрыть оба фланга пехотного полка.
Действия русской пехоты были следующими: генерал Авинов с мингрельским полком наступал правым крылом, генерал Комаров с полками тифлисским и грузинским ударил по центру, а генерал Зедергольм прикрывал левое крыло двумя батальонами эриваньского полка;
16 сотен добровольцев прикрывали правый и левый фланг русских.
Двенадцатая и третья батареи пешей дивизии обстреливала с горы левое, сильно укреплённое крыло турецких войск. Его прикрывали два батальона эриваньцев. Батарея № 4 прикрывала продвижение мингрельцев, а батарея № 6 обстреливала турецкий центр. Между тем две казацкие батареи со всей конницей, исключая добровольцев, ворвались в тыл к туркам, захватили позиции, доминирующие над путями отступления неприятеля, чтобы в битве могли обстреливать его с тыла. Генеральный штаб (собственно, его мозг — полковник Войенов), который отсиживался долгое время в Эрзеруме и, таким образом, «хорошо» знал местность, рассчитал путь, который должна была совершить конница, примерно в 6 — 10 вёрст.
— «Глупый, — говорил на следущий день начальник кавалерийской дивизии коменданту корпуса, —мы проехали по самой отвратительной дороге пятьдесят вёрст».
Какая это езда! От селения Зевин на вершину «в карьер»! Это приказ драгунам. От первой вершины поднимается другая; путь — одни камни. Около нас проскакал казачий полк, один, второй, третий; великолепие их коней можно оценить только в их дикой езде.
Едут «в карьер».
«В карьер!» — звучит команда и для казаков.
269
Мы покинули батальон коменданта корпуса. Около нас мелькают теперь простые казачьи знамёна с начальными буквами полков «1.В.П.» (Первый Волжский полк). Эти полки исчезают из поля зрения, а за ними развевается трёхцветное знамя начальника казаков генерала Шереметьева.
Приезжает дивизионный командир регулярной конницы Лорис-Меликов младший. Его зелёное знамя со львом на золотом поле, исчезло за знаменем Шереметьева. Теперь скачет за ними в дикой скачке и несколько добровольческих сотен.
У каждой сотни знамя иного цвета с начальными буквами названия полка и сотни.
Посмотрите, вся конница одета в самые фантастические одежды.
Проскакали красные башлыки. Приближаются курды с длинными пиками и в диких костюмах. Драгуны пропускают их вперёд; батареи не позволяют соревноваться в гонках с лёгкой кавалерией.
Грузинская дружина из двухсот дворян и двухсот служащих с тифлисским гербом на знамени, одетые в народные костюмы, обгоняет начальника кавалерии; его бело-голубое полосатое знамя с православным крестом несёт армянский проповедник.
А теперь — с горы вниз.
— «Слезай», — звучит команда и все утомлённо слезают с коней на камни, на которых пеший легко может сломать ногу. Артиллерия, отставшая по дороге к вершине, растеряла ящики со снарядами, потеряла лошадей. Но снизу уже спешат галопом следующие казаки и иррегулярная кавалерия.
Дорога ведёт опять к вершине, опять с вершины...
Глядь, — река Аракс.
Переходим Аракс. Вспотевшие лошади опускаются с головой аж по самые глаза в воду. Они измучены иссушающей жаждой.
Со стороны гор разносится гром канонады и нашёптывание винтовок.
Артиллерия возвращается за оставленными ящиками со снарядами, их сопровождает пятый эскадрон драгунов, другие должны подождать.
Наконец приехали.
За рекой начинается цепь гор всё более высоких и высоких, изрезанных лощинами, напоминая щёки глубокого старца.
С криками и возгласами лезет батарея на гору. Стрельба и дым за горой заставляет всех торопиться. Часть драгунов спешилась.
270
Лошади падают, запрягаются новые, с помощью солдат батарея всё же выбралась на дорогу. Дорога здесь только для одной повозки, по обеим сторонам — обрыв.
Ну же, быстрее вперёд! Оборванный телеграфный провод путается у коня под ногами; конь мой устал и вспотел.
И всё же спешим всё выше и выше по склонам высоких гор. Утихли звуки перестрелки. Через час пушечная канонада затихла полностью.
Это было после шести часов вечера.
Турки меняли войска на позициях, у нас был маленький резерв, заменить войска было нечем. У грузинцев и тифлисцев уже закончились патроны, они поражали врага кинжалами. Потери их от огня митральез, снарядов и турецкой стрельбы из лёгкого оружия были большими.
Эриваньцы занимали в это время горную высоту слева от эрзерумско-карсской дороги, в центре тифлисцы и грузинцы захватили три первых редута и ложементы турок, направо, уже в турецких окопах, заложили лагерь мингрельцы.
Бой возобновился.
Ожидаемой конницы, а ещё лучше бы конной батареи, не было ни видно и ни слышно.
К восьми часам получил комендант корпуса Лорис-Меликов записку от начальника кавалерийской дивизии Чавчавадзе: «Едем уже тридцать вёрст вместо шести и до сих пор мы не доехали».
Ряда пехоты уже поредели. О новой атаке нельзя было и думать.
Отдаётся приказ к отходу.
Только после восьмого часа вечера конница достигла предписанного места, когда пехота уже покинула свои завоёванные позиции.
Кони были так измотаны переходом, что нельзя было и подумать об обратном походе. Так мы и отдыхали, в непосредственной близости от неприятельских позиций.
После двухчасового отдыха мы спустились с гор в долину Аракса, куда мы приехали после двенадцати часов ночи.
271
А после двух часов ночи начали поход назад к бивуаку пехоты, который был сооружён в местах, откуда началось наше наступление на неприятеля.
Наши кони были тридцать шесть часов под седлом.
К восьми часам утра 14 июня доехали мы до бивуака пехоты над зевинским увалом. Место, откуда начался выход русских войск на турецкие позиции, было покрыто окровавленными камнями и сотнями осколков покрасневших от крови. Здесь перевязывали раненых.
Все потери прошедшего дня представляли примерно 800 человек; небольшая часть из этого числа осталась в руках турок. Более 700 раненых и убитых принадлежало тифлисскому и грузинскому полкам, сам их командир, генерал Комаров, был ранен.
Русская атака была отражена. Но вечером мы наблюдали в бинокли, как части Мухтар-паши, покидали позиции перед Тергукасовым, отправлялись на помощь зевинским. Таким образом наша цель была достигнута. Тергукасов вырвался из окружения, оставшихся турок можно было оставить здесь же, что он и сделал в победном бою. В тот же вечерний час наше подразделение начало обратный поход. Целые колонны наскоро изготовленных носилок из дерева и ружей относили перед нашими глазами тяжело раненых. Виновниками этих тяжёлых потерь были стратегические «умения» генерального штаба, из которого я назову лично полковника Войенова, и военный «ум» генералитета, из которого называю лично генерала Геймана.
Это они погнали уставшее, изголодавшееся, полдневным маршем измождённое войско со скатками за спиной на великолепно оборудованные турецкие позиции. Русская армия, которую все нерусские, здесь проживающие, назвали образцово храброй, отличной армией, с хорошими генералами совершала бы чудеса.
272
Как жаль того русского воина с умными хитроватыми глазами, с веселыми песнями, со здоровыми щеками и мужественным рукопожатием! Жаль столько напрасно потерянных жизней!
Интересно было посмотреть на следующий день в бивуаке на горной площадке, принадлежащей, кажется, ещё Мелидюзе, до которой мы за ночь дошли, на тифлисский полк. Он стоял рядом с нами, и мы пошли порасспрашивать знакомых офицеров о подробностях боя.
Но задержались на самой окраине лагеря. В разных палатках бросались в глаза, разбросанные тут и там окровавленные одежды, куски брезентовой палатки, окрашенные в красный цвет; перед палатками топтались или перебегали из одной в другую легко раненные. В нескольких шагах далее самая интересная сцена. Мы увидели площадку примерно в пятнадцать квадратных метров, преображённую руками воинов в какой-то сад. Она было огорожена воткнутыми в землю сосновыми деревцами и ветвями в рост взрослого мужчины.
— «Что это?» — спросите, наверное.
Храм воинов. Посмотрите, с каким вкусом умеют его соорудить простые русские воины! От ранений у них умерли два офицера. Воины подсмотрели и выбрали в храме природы наилучшие украшения к строительству своего. Землю застелили венками. В центре соорудили настил для мёртвых. Их тела усыпали цветами. Стол накрыли праздничной скатертью и три рядовых воина запели погребальные псалмы. Без священника — без риз. В окружении солдат и офицеров, стоящих строем...
После панихиды в сопровождении оркестра тела были уложены в стылую землю.
273
Последствия Зевина
Зевин не имеет надгробной надписи. Зевин оставил после себя только эпиграммы. Привожу одну из них.
Песнь о чёртовой дюжине
«Под трубный звук, под звон кимвалов
В кровавый бой, как на парад,
Пошли тринадцать генералов
И столько ж тысячей солдат.
Был день тринадцатый июня;
Отпор турецкий был не слаб:
Солдаты зверем лезли втуне —
Тринадцать раз наврал наш штаб.
Под трубный звук, под звон кимвалов
С челом пылающим… назад…
Пришли тринадцать генералов,
Но… много менее солдат…*****»
В этом «челе пылающем» безусловно присутствует большая порция глупости, но выбранные слова являются подходящей ко времени и к месту сатирой.
Эту песню — мне рассказывали — сымпровизировал один офицер подразделения гранатомётчиков; стих этот был размножен, прочли его и весь офицерский корпус, и генерал Гейман, и Великий Князь.
Возмущённый Гейман выгнал автора из армии.
Тот на прощание написал эпиграмму на самого Геймана, которую я сейчас не имею под рукой.
…Мне остаётся посвятить несколько слов обратному походу.
В урочище Мелидюз, где недавно была днёвка, ночью мы разбили бивуак.
Поход через саганлугский перевал на Ханадеру подарил мне одну из красивейших картин в моей жизни.
Жарче, чем когда-либо воскликнул я тогда:
— «Эх, если бы я был художником!»
Описывать картину не буду.
Рассказывать об огромных горах, заваленных снегами, сияющих сотнями разнообразных огней, где-то проникающем сквозь облака серебристом лунном свете, рассказывать о романтических впадинах, покрытых лесами и озарённых сотнями факелов, бросающими отблески на медленно движущиеся артиллерию и возы с ранеными в краю фантастических эпох, рассказывать о пехоте и коннице, такими же тенями пробирающимися, — пустые это слова.
Пехоте холодно — и через какое-то время в небе появляются огни. Все леса освещены факелами, их несёт пехота.
Путь в четыре версты мы шли не менее четырёх часов.
275
У Саракамыша была вторая днёвка, третья — у Ардосты, как видите, наш поход назад был, скорее, маршем победителя.
На пятый день мы наблюдали с возвышенности Хаджи-Халиль обстрел Карса, который перед нами распростирал красивейшие панорамы.
После весёлой днёвки мы отошли к Визинкеву и к Макре.
КОНЕЦ
Пояснения переводчика
Приведённый репортаж для журнала «Светозор» — последнее письмо в жизни чешского писателя Богумила Гавласы — офицера-добровольца русского Нижегородского драгунского полка. После ранения в бою в результате падения с коня, он попал в госпиталь, где заразился тифом и 25 ноября 1877 года умер. Похоронен в Александрополе, вероятнее всего, в братской могиле, т.к. в это время в русских войсках бушевала эпидемия тифа. Было ему 25 лет. Его литературное наследие составляет 10-томное собрание сочинений. «Тихие воды» — лучший его роман.
Примечания переводчика
*Башкадыклар, Баш-Кадык-Лар, Баш-Калыклар (совр. Basgedikler — Башгедиклер), селение в Турции на полпути между Карсом и Александрополем, в 35 км вост. Карса.
**Василий Александрович Гейман, 1823-1878, генерал-лейтенант, личный дворянин, военный теоретик. За героизм, проявленный при взятии крепости Ардаган, был награжден саблей, украшенной золотом и бриллиантами. Он умер 13 апреля 1878 года в Карсе от чумы, вследствие разбушевавшей эпидемии. 26 апреля 2017 найдены останки, которые, по мнению турецких археологов, могут принадлежать В. А. Гейману.
***Граф Михаил Тариэлович Лорис-Меликов, 1825-1888, военачальник, генерал от кавалерии. Член Государственного совета. Почётный член Императорской Академии наук. М. Т. Лорис-Меликов 20-22 сентября атаковал неприятеля на высотах Аладжи и нанёс им полное поражение, взяв в плен более 7 тысяч турок. Затем соединенные силы турок снова были разбиты Лорис-Меликовым в Авлияр-Аладжинском сражении 2-3 октября, а также при Деве-Бойну 23 октября. После этих сражений Лорис-Меликов вернулся к Карсу, считавшемуся неприступным. Подойдя к крепости, ночью с 5 на 6 ноября, овладел Карсом, взяв в плен 17 тысяч турок и 303 орудия, после этого начал блокаду Эрзерума.
****Иван Егорович Лорис-Меликов, 1834-1878, генерал-майор. По некоторым сведениям — племянник М. Т. Лорис-Меликова. Продолжительная блокада Эрзерума зимой вызвала в русских войсках эпидемию тифа. Жертвой эпидемии стал и Иван Егорович, скончавшийся 27 февраля в лагере Хныс-Кала. Похоронен в Александрополе.
******18-й драгунский Северский Короля Христиана IX Датского полк — один из двух самых заслуженных полков российской армии. Во время описываемых событий носил наименование 17-й драгунский Северский Е. В. Короля Датского полк.
*****Стихотворение Н. В. Симборского. 21 февраля 1881 года в Тифлисе, в возрасте 32 лет Симборский покончил жизнь самоубийством
******17-й драгунский Нижегородский Его Величества полк — один из двух самых заслуженных полков российской армии. Кроме высочайших особ и декабристов в полку служили в разное время и такие известные люди, как принц Людовик-Наполеон Бонапарт, Михаил Юрьевич Лермонтов, поэт Александр Иванович Одоевский, Лев Сергеевич Пушкин — участник Кавказской войны, брат А. С. Пушкина.
*******Арзас Артемьевич Тергукасов (Тер-Гукасов), 1819-1881, русский генерал.
********Захарий Гульбатович Чавчавадзе, 1825-1905, князь, генерал.
********Ахмед Мухтар-паша, 1832-1919, — мушир, Великий визирь. Во время войны 1877 -1878 годов командовал турецкой армией в районе Эрзерума. Потерпел крупное поражение в Авлияр-Аладжинском сражении. И тем не менее, за заслуги в войне против России удостоен титула «Гази» («Победоносный»).
*********Митральеза, в России называлась картечница, — скорострельное многоствольное артиллерийское орудие, для залпового огня патронами винтовочного калибра. Предшественница пулемёта.
* * *