Встали затемно. Асташа запрягал лошадей. Сонные ребята стаскивали инвентарь в телегу. Снохи укладывали под солому съестное.
- Оселки положили?- спрашивал, обходя телегу Осип.
- Положили.
- Сели,что ль?. Ну, слава Богу. Понужай!
- Запольских ждать не будите?- идя рядом, спросила Мария.
- Они, может, до обеда спать будут,- отозвался Осип.
- Вернетесь скоро?
- После дождичка, в четверг!
...За хутором - истинная благодать! До самого сизого горизонта шелковистые
перекаты трав, залитая золотым зноем степь.
Бригадир Иванчуков, маленький сухопарый мужичок отмеривал кривой саженью
топкую, черную землю, вытаскивал из-за голенища тетрадь, слюнявя карандаш, старательно записывал.
- Вон гляди, Ефимыч, от селя и до тех кустов твое,-говорил он, сморкаясь,- а далее чужое,- угости табачком на дорожку.
- Разгружайте, пацаны, приехали,- командовал Асташа.
- Квас и простоквашу ставьте в воду.
Осип взял косу, пошел, приминая траву.
- Опосля шалаш делайте,- наказывал Асташа,- ветки с низу кладите.
- Знаем..знаем..
Первым начал гон Осип - за ним Асташа - за ним Петро, а уже за ними, махая небольшими литовочками, Иванька и Санька.
"Ах, хорошо!"- думал Петро, оглядывая расстилающуюся перед ним степь. Прохладный ветерок с ближних колок ласкал тело. Едва слышно шелестели листья. Улыбнувшись, Петро уверенно начал следующий гон.
..Восходящее к зениту солнце, все больше наполняло густым запахом нагревающуюся землю. И уже к обеду Петро затравленно искал глазами, стоящую в конце гона воду.
Мимо прошел в мокрой от пота рубахе Осип.
- Как городские?
- Ничего.
Петро воткнул литовку в землю, достал оселок подправить лезвие. Издалека поплыл металлический звон.
- На обед кличут. Баста!- проговорил Асташа.
Обмывшись в заросшем травой небольшом озерце, не надевая рубах, направились к стану.
Их встретили оживленными голосами. Мужики задвигались, освобождая места (не было в селе такого дома, который не обращался бы к Смагиным за тем или иным столярным делом).
- Припекло, Ефимыч?- улыбался молодцеватый старичок.
- Жарко..
Пока мужики рассаживались, две молодые поварихи в легких, ситцевых платьях, и белых косынках, суетясь, разносили обед. Смуглая, небольшая росточком молодка, ставя перед Петром полную тарелку окрошки, вспыхнула черными глазами.
- Глянь-ка, Петрухе с верхом досталось.- заметил сидящий рядом мужик.
- Старая любовь не забывается..
- А он, вроде, как бы не признал.
- Или не схотел.
- Она у нас ,теперь, замужняя.
- Муж он, далеко.
Только теперь, после разговоров, Петро признал в этой смуглой, красивой женщине свою бывшую школьную любовь. Как и в первый раз сдвоило сердце...
Возвращаясь после обеда Осип и Петро, пошли с левого бока - по стерне. От самого леса до горизонта пятнели одежды косцов, на пригорках стрекотали косилки. Синяя даль полей в струйном колыхающемся мареве.
Осип, поглядывая на хмурого Петра, проговорил:
- Она,сынок, не от хорошей жизни вышла.
- Что так?- спросил машинально Петро.
-Сам посуди, куда ж ей было деваться? Отец - враг народа. Мать хворая с двумя малолетками. Еще годика два-три и совсем бы никто не взял. Век бабий, сам знаешь, не долгий. А так, на пятнадцать лет старше - зато ветеринар, специалист.
Осип оступился ногой в мелкую впадинку и хромал до самого участка...
Через два часа к смагинской делянке подошла Галина. Она стояла, поправляя волосы; ветер играл подолом ее белого платья. Шаря взглядом по не скошенному, спросила:
- Дядя Осип, у вас осилка не найдется?
- А что, у бригадира вашего...- начал, было, он, но перебил сам себя: оселок, стало быть?! Как же. Есть оселок. Как не быть-то. У Петра. Вон он в низинах косит.
...Осип продолжал косить, посматривая, куда свернет Галина. Свернула в низину. "Прости меня Господи", мысленно перекрестился он.
Вечером,на догорающей зорьке, Петро пошел купаться. Земля еще дышала теплом. На небе трепетали первые звезды. Не было ни ветерка.
Петр разделся; пошел, осторожно ступая, в воду. Где-то далеко, наверное у колхозного стана, слышались девичьи голоса и смех. Показалось, или в самом деле, он различил голос Галины.