К 85-летию сталинского неоНЭПа.
Часть 1. Сталин, Емельян и "старый болван".
В первой половине марта 1921 года в ленинской России произошло крупнейшее восстание – Кронштадтский мятеж. И ещё не успели восстание подавить, а уже 14 марта 1921 года Ленин объявил НЭП - Новую экономическую политику.
В первой половине апреля 1932 года в сталинском Советском Союзе произошла крупнейшая стачка, переросшая в настоящий бунт. Вскоре после которой сталинским руководством были приняты важные экономические послабления, в том числе в торговле, которые историки окрестили «неоНЭПом».
События апреля 1932 года в Вичуге «новым Кронштадтом» назвал никто иной, как сам Сталин.
Был такой деятель в сталинском окружении – Емельян Ярославский, главный идеолог антирелигиозной политики, председатель «Союза воинствующих безбожников». И в частности, был он членом редколлегии газеты «Правды». 31 мая 1932 года в «Правде» вышла его статья «Перестроиться надо немедленно», в которой он резко критиковал бывшее партийное руководство Ивановской области. Правда, в статье явно не упоминалось о волнениях и забастовках. Дело в том, что ещё в 1930 году было предусмотрительно запрещено упоминать о социальных протестах в средствам массовой информации. Но люди, которые были в курсе, понимали, о чём писал Емельян Ярославский.
И уж более всех понимал сам Сталин. И 5 июня 1932 года он шлёт телеграмму членам Политбюро с таким содержанием: «Протестую против опубликования в “Правде” статьи Ярославского о рабочих волнениях в Иванове-Вознесенске и смене там партруководства. Статья – явно неправильная с фактической стороны и вредная политически. Своей статьей Ярославский дал иностранным корреспондентам возможность писать о “новом Кронштадте”, якобы “продиктовавшем последние решения ЦК и СНК о колхозной торговле”. Кто дал Ярославскому право выступать с такой статьей, наносящей вред партии и явно выгодной нашим врагам? Почему редакция “Правды” допускает такие безответственные выступления?».
«Новый Кронштадт» - это и есть Вичуга, так как именно после Вичугской всеобщей 15-тысячной стачки, переросшей в восстание, сначала Каганович пошёл на значительные уступки, восстановив карточные нормы, разрешив рабочим иметь свои огороды и официально разрешив «колхозный рынок» сначала в Вичуге, через неделю в самой Москве («Тишинский рынок»), а через месяц аналогичные решения были приняты в масштабе всей страны.
Такая связь была очевидна, но Сталин не хотел, чтобы публично это было обнародовано, так как это показало бы слабость власти, и поэтому заклеймил верного сталиниста Емельяна Ярославского. И уже на ближайшем заседании Политбюро, 7 июня 1932 года, он был отстранён от руководства газетой «Правды».
К телеграмме Сталина, которая была опубликована в 2004 г. в томе 17 «Полного собрания сочинений И.В. Сталина», есть любопытное примечание, которые приведено ниже:
«Говоря об эффекте, производимом статьей, Сталин “как в воду глядел”. Среди бумаг, изъятых в начале октября 1932 года у Х.Г. Раковского, имелся документ под названием “Назад к партийной программе, к советской Конституции, ленинизму (Наши задачи)”, в котором, в частности говорилось: “Те, кто читали с вниманием статью Ярославского в “Правде” (к общим итогам 3-х чрезвычайных районных партконференций в Иваново-Вознесенске), не могли не быть поражены “чрезвычайности” поголовного снятия всех “комитетчиков” и обвинения их в неспособности к классовой чуткости к нуждам рабочих, их снабжению и т. д. … “Чрезвычайности” снятия соответствовала и чрезвычайность в отправлении из Москвы Кагановича во главе особого поезда c хлебом, мукой, сахаром, мануфактурой и прочим. О причинах всей этой чрезвычайности “Правда” умалчивает и без какого-либо особого обстоятельства, которое заставило бы развязать языки, и впредь будет умалчивать”. На тексте оставлена помета “Старый болван. И. Сталин”.»
Христиан Георгиевич Раковский в 1930-е годы один из деятелей Левой оппозиции, сторонник Троцкого. Из его бумаг, таким образом, следует, что Каганович приехал в Вичугу не столько с кнутом, сколько пряником – «особым поездом c хлебом, мукой, сахаром, мануфактурой и прочим».
Для сталинского руководства пролетариат, рабочий класс был священной коровой. И если крестьянские восстания и даже восстание матросов в Кронштадте подавлялись с максимальной жестокостью, то рабочий класс – это было что-то особое и неприкасаемое.
Часть 2. Кровавое воскресенье.
Во время Вичугского восстания одной из кульминаций событий было «кровавое воскресенье» 10 апреля 1932 года – расстрел толпы сотрудниками ОГПУ при защите здания ОГПУ. Известно, что было произведено от 30 до 60 выстрелов. И не все они были предупреждающими и вверх. Часть выстрелов было произведено в толпу. В результате один из рабочих по фамилии Полунин был убит на месте, другой рабочий с фабрики им. Ногина по фамилии Долгов получил ранение в ногу и скончался в больнице от заражения крови, и одна женщина получила лёгкое ранение.
Казалось бы в масштабах страны – это мелкий эксцесс. Но именно расстрел рабочих более всего напугал и региональную власть, и прибывшего в Вичугу Кагановича. Они прекрасно знали, что такие события, типа Ленского расстрела или Кровавого воскресения 9 января, могут являться мощным пропагандистским оружием в руках оппонентов и врагов. «Диктатура пролетариата» являлась идеологическим базисом сталинского государства. И власть ни в коем случае не могла допускать подобные эксцессы.
Один ответственный работник из областного центра находился во время столкновения в Вичуге, и когда он узнал о расстреле, то приказал сотрудникам ОГПУ отступить, а труп рабочего срочно и тайно вывезти из города. Возглавлял же расстрел некий сотрудник ОГПУ Голубев, прибывший в Вичугу из областного центра накануне. И видимо, он окажется одним из стрелочников, на которого обрушатся в дальнейшем репрессии центра.
Когда Каганович окажется в Вичуге, то он немедленно прикажет расследовать применение силы. Позже, центральная власть применение оружия назовёт «большой политической ошибкой».
Любопытно, что после бунта менее всего пострадают руководители и организаторы вичугской всеобщей стачки. Большинство получит всего три года лагерей. А вот руководители Ивановской области и Наркома лёгкой промышленности в 1937 году получат по полной – расстрел. И одним из главных пунктов обвинения будут именно события 1932 года в Вичуге.
После вичугских событий 1932 года на всех уровнях руководства Ивановской промышленной области произошла масштабная чистка (о которой, в частности, писал и Емельян Ярославский, и Христиан Раковский). Ряды рабочего класса Вичуги также были существенно прорежены: с вичугских фабрик было уволено 431 человек, часть рабочих за «антисоветскую агитацию» была осуждена на 10 лет и выслана в отдаленную местность. А в августе 1932 года гордое имя Иваново-Вознесенск «кастрировали» в простоватое Иваново.
Часть 3. "Всесоюзный староста" против "отца народов".
Но всё же почему возникло сравнение Вичугского бунта с Кронштадтским мятежом, и почему этого сравнения очень испугался Сталин?
Дело в том, что главным лозунгом восставшего Кронштадта было «Власть Советам, а не партиям!». То есть за советскую власть, но против власти партии большевиков.
Но именно это и произошло в Вичуге: восставшие рабочие выступили против партии и её карательных органов! Они разгромили райком партии, здания милиции и ОГПУ, но не тронули здание горсовета. Сами руководители стачки старались подчеркнуть, что они за советскую власть. Более того, они направили телеграмму в центр, но не на имя Сталина, а Калинину, формальному главе советского государства.
Вот содержание этой телеграммы, отправленной 11 апреля (это приблизительный перевод с иностранного источника):
"Калинину, Председателю Центрального советского исполнительного комитета. В результате сокращения норм питания 15 000 рабочих покинули свои фабрики и прекратили работу в течение пяти дней. Трудовые массы столкнулись с полицией и органами ОГПУ, где произошло кровавое столкновение с несколькими ранениями и жертвами. Рабочие требуют, чтобы три представителя Центрального советского исполнительного комитета немедленно прибыли на место для урегулирования нынешнего конфликта. Работа прекращена до вашего приезда. Из рабочих, которые выступили с речами, был схвачен один товарищ Юркин. Массы требуют его немедленного освобождения. Подпись: Большаков (фабрика им. Шагова № 3), Обухов, Голубев (фабрика им. Ногина), Косткин (фабрика «Красный Профинтерн»)".
Таким образом, выступление вичугских ткачей было не «антисоветским», а скорее просоветским, по крайней мере, на уровне руководителей забастовщиков. А это как раз и сближало идеологию мятежного Кронштадта 1921 года с восставшей Вичугой 1932 года.
Разумеется, такая аналогия очень встревожила Сталина. В тот же день, когда вышла в «Правде» статья Емельяна Ярославского, во французской газете «Le Temps» вышла статья её московского корреспондента Пьера Берланда, который вскользь упомянул о событиях в Ивановской области. Он подчеркнул, что рабочие требовали не только решения проблемы хлеба, но и сетовали на отсутствие демократии, что, по мнению Берланда, напоминало, хоть и с меньшей остротой, восстание в Кронштадте в 1921 году.
Пьер Берланд, видимо, и был одним из иностранных корреспондентов, упомянутых Сталиным в телеграмме в Политбюро.
Часть 4. Фатальные ошибки вичугских властей.
В 1932 году рабочие фактически были поставлены перед свершившимся фактом: сначала 23 марта центральное руководство приняло решение об отмене хлебных карточек для значительной части рабочих, которые были «связаны с землей». В Вичуге таких было около 15%, то есть где-то 3 тысячи человек. А с 1 апреля резко снижались хлебные нормы: для рабочих с 16 до 11 кг, для детей и неработающих с 8 до 4 кг. И всё это произошло келейно, без объяснения – местная власть просто боялась это сообщать, понимая к какому взрыву это приведёт. А когда началась забастовка «отцы города» и вовсе сбежали из Вичуги. Вот цитата из секретного доклада секретаря обкома ВКП(б) Ивановской Промышленной области И.П. Носова:
«Секретарь Вичугского райкома Воркуев в момент забастовки, переросшей в восстание, взяв бюллетень, объявил себя больным; председатель Вичугского РИКа Арефьев в день начала забастовки с разрешения секретаря райкома уехал в Рыбинск за семьей. Председатель горсовета, получив с 5 апреля отпуск, уехал из Вичуги на второй день после начала забастовки.»
Другая ошибка – арест лидера. Одним из организаторов забастовки в Вичуге был некий рабочий Юркин. Именно он 9 апреля привёл шаговских ткачей сначала на фабрику им. Ногина и остановил её, а затем с присоединившимися «ногинцами» они пришли на тезинскую фабрику «Красный Профинтерн» и остановили и её.
В одном из выступлений он сказал: «Товарищи, я зарабатываю 200 рублей, у меня семья из двух человек, и нет детей. У меня есть достаточный запас хлеба, но я на стороне рабочих и крестьян, а не чиновников и обманщиков, которые ведут рабочих в могилу». «Я знаю, что они меня схватят, но я надеюсь, что вы меня поддержите», - закончил своё выступление Юркин.
И действительно, в ночь на 10 апреля Юркина арестовали и тайно вывезли в областной центр. На следующий день, когда забастовщики узнали об аресте их лидера, они пришли в ярость. Последствия известны: сначала разгром отделения милиции в поисках Юркина, затем разгром райкома партии и здания ОГПУ, избиения начальников, коммунистов и комсомольцев, град камней в сторону конной полиции. И если со стороны забастовщиков в результате расстрела было убито двое и ранена одна женщина, то с другой стороны хотя смертельных жертв не было, но сильно пострадало более ста человек.
После событий власти признают, что совершили «тактическую ошибку», арестовав лидера. Кстати, Юркин отсидит свои три года и вернётся в Вичугу.
Часть 5. Бунт детей.
Отмена хлебных пайков и резкое снижение их нормы больнее всего ударило по семьям рабочих, в которых были дети, особенно, матерей-одиночек. В этом смысле показательно, что Вичугский машзавод, состоявший из сугубо мужского коллектива и рабочие которого к тому же имели более высокое и гарантированное снабжение, был единственным крупным предприятием Вичуги, не поддержавшим забастовку. Как говорится, своя рубашка ближе к телу.
Так случилось, что в белорусским городе Борисове, где были размещены части Белорусского военного округа, служило много призывников из Вичуги. Только в 8-м артдивизионе сложило 30 вичужан. И когда началась забастовка, они стали получать письма… Результат известен – в Борисове произошли беспорядки и разгром хлебных складов…
Вот одна цитата из этих писем:
«Все кричат: “Давайте нам есть”, а нам отвечали: “Это, товарищи, еще не голод, а тогда будет голод, когда будем есть своих детей...” Как ворвались в фабрику, начали народ гнать, а партийные начали унимать, уговаривать, как Кожарова схватят прямо за волосы, как по полу потащат, так и в больницу отправили... Какой-то гражданин говорил, этого не будет и не допускайте до того, что они нас заставляют есть своих детей... Бастовали почти всю ночь, так и не дали ночной смене работать... Выехала милиция конная, как наперли, так и лошадей с ног долой, троих чуть живых в больницу увезли, одному милиционеру как дадут кирпичом прямо в глаз, так и с лошади слетел... 10 апреля началась забастовка и в Родниках, и в Старой Вичуге, везде фабрики стоят, рабочие не идут на работу, просят, давайте нам есть... Вот, Вася, за что мы боролись, заставляет советская власть есть своих детей».
А вот что говорил Юркин на митинге:
«Товарищи! Мы умрем от голода на шестнадцатом году революции, наши дети умрут, и что мы будем делать - молчать? Если Сталина поставить на одиннадцать килограммов, то он, вероятно, покинет партию.»
А это из доклада Носова:
«В борьбе против партии и комсомола антисоветские элементы использовали детей, втянув их в забастовочное движение. В Вичуге детвора бросала камнями в выступающих ораторов, в милицию, участвовала в поломке станков. Все это является следствием крайне слабой политико-воспитательной работы среди детей.»
Таким образом, особенностью Вичугского бунта является тема детей и их участие в беспорядках.
Часть 6. Сталинские решения.
Сталин понял всю серьёзность случившегося. Мало того, что в маленький провинциальный городок он фактически послал своего заместителя. Были сделаны серьёзные выводы и приняты крайне важные решения. Фактически, «вичугский бунт» отменил «большой скачок», о котором партийные конференции говорили ещё в феврале 1932 года. В мае-июне серией постановлений была отменена «чрезвычайность» в экономике, частично восстанавливались рыночные отношения, произошёл крутой поворот в развитии колхозной торговли.
Вот эти постановления сталинского неоНЭПа:
6 мая 1932 г. - Постановление «О плане хлебозаготовок из урожая 1932 года и развертывании колхозной торговли хлебом».
10 мая 1932 г. - Постановление «О плане скотозаготовок и о мясной торговле колхозников и единоличных трудящихся крестьян».
20 мая 1932 г. - Постановление «О порядке производства торговли колхозов, колхозников, и трудящихся единоличных крестьян и уменьшении налога на торговлю сельскохозяйственными продуктами».
7 июня 1932 г. - Постановление «О снижении обязательств колхозов, колхозников и единоличных трудящихся крестьян по контрактации плодовощей урожая 1932 г.»
14 июня 1932 г. - Постановление «О снижении обязательств по контрактации картофеля урожая 1932 г.».
Некоторые цитаты из этих постановлений:
«Советская власть получила возможность, наряду с методом государственных хлебозаготовок, практиковать, как средство снабжения городского населения, другой метод, метод торговли хлебом самими колхозами и колхозниками».
«Предоставить колхозам и колхозникам полную возможность беспрепятственной продажи излишков своего хлеба по своему усмотрению как на базарах и рынках, так и в своих колхозных лавках».
«Отменить все существующие как республиканские, так и местные налоги и сборы с торговли колхозов, колхозников и единоличных трудящихся крестьян продуктами своего сельскохозяйственного производства на базарах, площадях, станциях железных дорог, пристанях (хлеб, мясо, птица, яйца, молочные продукты, овощи, фрукты и т.п.).»
А вот с руководством Ивановской области Сталин разобрался несколько позднее. В августе 1937 года Каганович приехал в Иваново. В результате были арестованы И.П.Носов - 1-й секретарь ОК ВКП(б), Епанечников – 3-й секретарь ОК, Васильев – секретарь горкома партии, Адмиральская – 1-й секретарь ОК ВЛКСМ, С.П.Аггеев – председатель облисполкома, Королев – его заместитель, Ефанов – редактор «Рабочего края», Луговской – зав. облздравотделом, Борисов – зав. облвнутторгом, и целый ряд других руководителей. Репрессированы 50% состава пленума обкома ВКП(б).
И одним из пунктов обвинения были «волнения рабочих 1932 года в Вичуге, специально спровоцированные».
Часть 7. Архивная вырезка и выписка.
Источников, рассказывающих о событиях 1932 года в Вичуге немного. Когда мы "дружили с Америкой", в 1994 году к нам приехал западный исследователь Россман, перед которым раскрылись все секретные архивы... Он написал пространный труд про забастовки при Сталине, одна из глав была посвящена "Вичугскому восстанию". Работа доступна в интернете на английском языке. Также есть в интернете секретный доклад Носова и политдонесение о событиях в городе Борисове с выдержками из писем вичугским красноармейцам.
Но совершенно случайно я обнаружил ещё пару свидетельств. В 1937 году в Вичугу приехал один московский этнограф, который записал пространные рассказы вичугских ткачих о своей жизни. В этих неизвестных никому материалах много чего есть интересного: и любопытные байки о вичугских фабрикантах, интересное свидетельство о сыне Распутина, рассказы о жуткой жаре на фабриках, о впервые увиденном светофоре и о катании в только что открывшемся московском метро...
В основном материалы были напечатаны на машинке и хорошо читались. Но были и рукописные черновые тетради, а которых сложно было разобраться.
И вот в одном месте начинается рассказ ткачихи о событиях 1932 года: «Я из вождей видала еще Кагановича, это давно очень. У нас было тут событие. У нас тут рабочим не выдавали ничего кроме хлеба...»
И всё, далее аккуратно ножницами вырезано 2\3 страницы. Кто это сделал? Сам этнограф, испугавшись (как-никак шёл 1937 год)? Либо в учреждении, где хранились материалы? Либо уже в самом архиве, куда поступили эти материалы? Это неизвестно... Так мы и не узнаем мнение свидетельницы, рассказанное через пять лет после события.
А вот в рукописной тетради удалось расшифровать рассказ другой ткачихи. Вот он:
«Приезжал однажды к нам Каганович. Я его так издали видела. Больше такого никогда не приходилось видеть. Я тогда не работала - в то время у нас вроде забастовки получилось. Тогда у нас было такое - как некоторых уничтожали совсем и били друг дружку. Милиция вроде как усмирила. Нужно было конечно не так подойти. У нас Юркин с [неразб.] слободки сидел 4 года, зачинщик был, он как-будто передом шел...
Когда Каганович приезжал, уговаривал: "Конечно, нужно не так поступать". Просто я не знаю из-за чего это у нас получилось. Я лежала в больнице - и не знаю тогда у нас было чего-то такое что-то просили рабочие. Я лежала с рукой в больнице 3 мес. И в Родниках и в Бонячках это было...»