Ранним утром Нике приснился странный сон, из тех, какие приходят к нам перед пробуждением.
Над Никой склонилось прекрасное светлое лицо, даже не лицо, а лик - внимательные глаза смотрели прямо в душу и нездешний голос вопрошал:
- Чего ты хочешь больше всего на свете, Ника?
В ответ она сказала первое, что пришло в голову:
- Не знаю! Наверное, счастья дочке и здоровья маме и мужу.
- А ещё?
- А разве можно ещё?
- Конечно можно! Ты столько горя перенесла в этом году, потеряла любимую сестру и двух прекрасных подруг, так тяжело болела и страдала, что я хочу порадовать тебя. Ну, пожелай что-нибудь необыкновенное, такой шанс бывает лишь однажды!
Ника в растерянности молчала, что ещё может пожелать шестидесяти пятилетняя женщина, давно вышедшая на пенсию. Вроде бы, всё уже было в её жизни: встреча с будущим мужем, Кузьмой (Кузей, Кузнечиком, так она называла его в минуты нежности), любовь, счастливая семейная жизнь, умница и красавица дочка, квартира, хорошая работа – преподавание русского языка и литературы. Даже сейчас, под старость, она нашла для себя увлекательное занятие: стала литератором, занялась тем, что любила всегда, литературой - прозой и поэзией. Теперь она сама создавала книги. Муж поддерживал это увлечение и гордился её успехами.
Ника с большим удовольствием писала повести, рассказы и стихи, но не думала о славе, о деньгах, она резонно считала, что с её скромностью особенно не заработаешь. Нику завораживал сам процесс письма: поиск средств самовыражения, просеивание слов сквозь сито мысли, её вдохновляло сознание своей силы, умения написать что-то вышедшее из собственной души, на основании своего опыта. Так думала она о деле, которому отдавала теперь всё свободное время, все помыслы и чувства. А может быть, ей это только казалось, может она просто не хотела признаться себе в желании стать известной: ведь это так льстит самолюбию. Не лишена же она этого самого самолюбия начисто, не святая же она!
- А хочешь, я подарю тебе славу? – лукаво спросило чудное лицо, при этом оно слегка потемнело и в глазах мелькнуло, что-то холодное и недоброе, - так, это легко устроить. Пожелай, и всё, что ты ни напишешь, любую ерунду, люди будут воспринимать, как откровение, как истину, твои книги переведут на многие языки мира, тобой будут бесконечно восхищаться. Такое бывает и с менее способными людьми, чем ты.
- Хочу! – неожиданно для себя соблазнилась Ника.
- Тогда посмотри на монитор своего компьютера.
Она повернула голову. На экране монитора шло чествование какой-то знаменитости, присмотревшись, Ника поняла, что эта знаменитость – она сама и есть.
В зале полным ходом шло торжество. Праздновали её шестидесяти пятилетний юбилей и сорокалетие творческой деятельности. «Как рано я стала знаменитой», - думала Ника-юбилярша, - «в двадцать пять лет. Сколько стихов написано, сколько книг прозы вышло! Меня знают все и здесь и за рубежом. Вот она, настоящая слава! Я и мечтать не могла, что всё так обернётся, когда опубликовала свои первые скромные стихи в провинциальной молодёжной газете. Боже, как давно это было! Какая я была смешная, наивная, верила в чудеса и писала без конца. Первый стихотворный сборник прославил на всю область, потом была Москва, настоящее признание среди коллег, среди огромной аудитории читателей. Прекрасные отзывы окрыляли, но вдруг, показалось, что стихи писать слишком просто, занялась прозой, начала писать в жанре «фэнтэзи», и здесь успех! Да ещё какой! Престижная большая премия на Родине, огромные тиражи, первые переводы за границей и первые по-настоящему большие гонорары! И деньги, столько денег, что хватило на переезд в Москву, на дом в Переделкино, на шикарный автомобиль, на водителя и охрану, на недвижимость за границей и на молодого мужа... Старого мужа и дочку она давно забыла. Ах, они ничего не понимали в её творчестве и только путались под ногами. Где им было увидеть всю высоту её гения, серым, неразвитым провинциалам? Правда, в то далёкое время они ей помогали, но ведь так и должно быть в семье, все должны работать на того, кто успешен. А этот, что сейчас при ней, Стэфан, а попросту, Стёпка, такой бездельник и мот, зато хорош нереально. Надо будет поговорить с ним серьёзно, слишком много тратит на шмотки и девок. Что ж, молодое тянется к молодому, а, впрочем, когда мне всё это надоест, выкину! Много их вокруг меня шакалит, другого дармоеда подберу».
Ника была так богата, что уже много лет, начиная с «перестройки», ничего не писала, за неё почти бесплатно трудились литературные «негры». А она лишь собирала долларовый урожай и самозабвенно тратила деньги, тратила исключительно на себя. Она уже привыкла к такому положению дел и, если бы денежный фонтан внезапно иссяк, она бы очень удивилась.
На сцене, за столом рядом с нею сидели известные писатели, поэты и литературоведы, они, улыбаясь, смотрели на неё и аплодировали. Публика в зале тоже аплодировала и кричала:
- Ника! Стихи, почитайте нам стихи!
Походкой известной модели она вышла к микрофону, шелестя юбкой фиолетового муарового платья со шлейфом, тряхнула седой гривкой модно постриженных волос и прочитала своё старое стихотворение о бренности и мимолётности бытия. В зале творилось нечто невообразимое. Хлопки и крики «Браво!» заглушали, желающих что-то сказать по поводу стихов.
- Расскажите, как вы пишете, многих ли усилий вам это стоит? - раздалось в зале.
Ника гордо бросила:
- О, я творю легко, на одном дыхании! Нет ничего проще, чем писать научное фэнтэзи: немного воображения, немного научных данных, конечно же, талант, и, получается, извините за нескромность, шедевр...
Ей не дали договорить, восхищённые поклонники понесли к сцене цветы и подарки. Коллеги за столом посматривали на неё, кто с завистью, кто с гордостью, оттого, что они находятся рядом с такой знаменитостью.
После торжественной части, дыша французскими духами и блистая бриллиантами, Ника, в сопровождении приближённых поклонников и молодого мужа, отправилась в модный клуб. Она ненавидела, когда гости жрали и напивались на банкетах, и решила обойтись фуршетом. «Плевать, что опять будут фыркать и сплетничать о моей жадности. Да, если б не пиар, я бы и связываться не стала со всем этим гламурным быдлом», - думала Ника.
На банкет была приглашена верхушка модной тусовки – знакомые всё лица, которые на каждом углу клялись, что они обожают её и преклоняются перед её талантом. Знаменитый златокудрый певец подбежал к ней на полусогнутых ногах и приложился к ручке, а затем отправился на маленькую сцену и, под аплодисменты, во весь голос грянул заздравную песню. Подплыли молодые, модно раздетые поп певички и стали неискренне восхищаться её стихами и просить по сходной цене тексты для новых песенок. Она важно кивнула, но про себя решила, ни за что не продешевить. Выпадающая из платья, тюнингованная по последней моде, теряющая популярность певица, ринулась к Нике с распростёртыми объятиями и облила её потоком грубой лести, пересыпанной нецензурными словами. Ника морщилась, но улыбалась благосклонно. Она позволила облапить себя лысеющему, одетому в странные гипюровые брюки, певцу, популярность которого держалась исключительно на том, что он постоянно мелькал в разных телевизионных передачах. Педоватые на вид юноши из мальчикового ВИА искупали Нику в изъявлениях приторного и притворного восторга, прикидывая про себя, когда «старухе» надоест её нынешний «мальчонка на побегушках», и место рядом с денежным мешком освободится.
Ника бросила беглый взгляд на фуршетный стол в углу, который ломился от дорогих закусок, заморского алкоголя, свежих фруктов и сверкал хрусталём, а затем лениво скользнула взором по лицам гостей. «Как им не надоедает таскаться по всем этим банкетам и фуршетам», - размышляла она, - «ведь с тоски можно сдохнуть, слушая одни и те же сплетни об одних и тех же людях и смотреть на одни и те же рожи. Именно рожи, потому что лицами они были давно, ещё до всяких подтяжек, уколов и силиконовых губищ. А разговоры! О том, кто титьки увеличил, кто операцию по смене пола сделал, и прочем безобразии. Да, что это я, собственно, разворчалась, и я такая же, и цель у нас одна - пиар, тысячу раз пиар! Нельзя, чтобы публика забыла тебя, иначе не будут покупать книги, диски, картины, не будут приглашать на сверх доходные корпоративы. Уйдёт слава - исчезнут и бешеные заработки. А век звезды недолог, не у всех такой огромный талант и бесконечное везение, как у меня. Посмотришь, вон взошла молоденькая звёздочка и всё у неё отлично - красивая, голосистая, способная, рядом мужик с большой мошной, а она вдруг черкнёт по звёздному небосклону, и уж погасла, и следа не осталось. Хорошо, если не дура, сумела срубить бабла на чёрный день, а бывает, падает мордой прямо в вонючую грязь, да там и остаётся. Хорошо, что мне такая участь не грозит!»
Вечер прошёл, как всегда: кто напился, кто обдолбался или обкурился, кто нашёл себе потаскушку или альфонса. К утру все расселись по своим гламурным тачкам и разъехались по домам.
Сама Ника не пила, а лишь посматривала в сторону своего Стёпки, который медленно сосал шотландский вискарь, и тискал в углу очередную девку.
- Стэфан, милый, пора домой, - пропела у него над ухом Ника, и, как шкодливого кота, взяв за загривок, потащила к арендованному для юбилейного выезда белому «Линкольну».
Дома она дала Стёпке полновесную затрещину и пригрозила выгнать, а затем приказала сделать ей горячую ванну с лавандовым маслом.
Стёпка, утёр рукавом злые слёзы и пошел в ванную комнату.
- Я тебе ещё отомщу, старая кошёлка, - шептал он, – и все твои
денежки мне достанутся, ты ведь, идиотка, за меня замуж вышла, и я твой главный наследник!
«Что это он такое бубнит там, в ванной?» - подумала Ника и подошла ближе. Из всего услышанного она поняла, что Стёпка собирается её отравить какой-то дрянью.
«Вот, сволочь», - подумала она, - «Ну, смотри, паршивец, ты у меня первый на тот свет отправишься!»
Лучезарно улыбаясь, Ника вплыла в ванную в белоснежном пушистом халате:
- Спасибо дорогой, не сердись за пощёчину, ты же знаешь, я ревную тебя, а, значит, люблю. Сделай нам некрепкий зелёный чай, я мигом ванну приму, и мы посидим с тобой вдвоём, как прежде. Ты расскажешь мне, за что ты меня полюбил, а я выпишу тебе чек, в качестве утешительного приза и мы помиримся.
- Да, да, детка, я уже простил тебя, но обещай, что больше никогда не будешь драться!
- Обещаю, сладкий мой!
Степан бросился на кухню заваривать чай и дрожащими руками всыпал в чашку Ники, заранее приготовленную, лошадиную дозу снотворного. Он теперь часто прибегал к этому зелью, чтобы Ника засыпала ещё до опротивевших ему разговоров и ласк.
«Старуха заснёт, и я вколю ей смертельную дозу герыча», - представлял себе он, - «потом сразу смотаюсь за границу, ищи ветра в поле! А там уж, повеселюсь, погуляю!»
Тем временем «старуха» тихонько вышла из ванной, подкралась к кухне, и наблюдала, как он колдует над её чашкой.
«Ах, ты, гадёныш, ах, скотина! И это благодарность за то, что я тебя из грязи вытащила, от наркотиков отучила, одела, обула, в люди вывела. Ни ума в тебе, ни благодарности, грязный щенок».
- Милый! Я готова! – пропела Ника, вплывая в кухню, - пойди, прими по-быстрому душ и возвращайся, твоя мамочка ждёт тебя, пупсик!
Пупсик услужливо поставил перед ней подготовленную чашку чая и отправился в ванную комнату.
Тем временем, Ника наполнила вторую чашку и поменяла их местами: себе взяла чистый чай, а «любимому» поставила на салфетку убийственную смесь, которую Стёпка приготовил для неё.
Он скоро вернулся. Заглянув через плечо Ники, злорадно отметил, что её чашка полупуста, значит, скоро заснёт, уселся на свой стул и залпом выпил снотворное.
Когда голова Степана безвольно легла на стол, Ника оттащила его тряпичное тело в спальню, уложила на кровать, бросила ему на лицо большую пуховую подушку и всем телом навалилась сверху...
Внезапно, сон Ники разорвал резкий звонок домофона. Она, как будто вынырнула из глубокой воды. Хватая ртом воздух и держась за неровно, слишком быстро бьющееся сердце, она встала и пошла, открывать мужу дверь, который должен был сегодня вернуться из деревни. «Как хорошо, что Кузя приехал, - думала она, поворачивая ключ в замке, - наверное, мои любимые ромашки и колокольчики привёз и, как всегда в сумке. Какая у него всё-таки душа тонкая, всегда цветы от посторонних глаз прячет».
Ника открыла дверь и нежно обняла мужа:
- Кузнечик, мой дорогой, наконец-то ты дома, я страшно соскучилась! Да и сердце что-то сегодня барахлит, может быть, из-за сна. Я сейчас страшный сон видела, не могу вспомнить о чём, но осталось какое-то неясное чувство, будто я чуть не совершила что-то непоправимое.
Седой и до черноты загоревший на грядках «Кузнечик» потёрся небритой щекой о её тёплую от сна щёку и сказал:
- Наверное, допоздна, за компьютером сидела, новый рассказ придумывала. Не бережёшь ты себя, писательница, моя! Пойдём на кухню, посмотришь, что я тебе из деревни привёз!
26.06.2017