От тюрьмы да от чумы. ч. 3. Гл. 6-11

В соавторстве с Виктором Хорошулиным


Глава 6. Пир во время чумы

В то время как мы с тяжёлым сердцем ожидали развития тревожных событий в госпитальной кирхе Святого Духа, неподалёку, в городе-острове Кнайпхоф разворачивалась другая драма.

Герман и двое мортусов подкатили телегу, на которой лежали трое несчастных, умерших от чумы, к дому, расположенном на улице Хинтерштрассе, 6. Здесь со своей семьёй проживал старик Фейгель, содержащий ломбард. Теперь с лошадью управлялись мортусы, поскольку брат Корнелиус на днях заболел и теперь умирал в «чумном доме» в страшных мучениях. Пару дней назад Герман с Хлыстом зашли «проведать» Фейгеля, его жену и служанку, и, уходя, оставили в прихожей плащ, снятый с чумного трупа...
Уже стемнело. На улице было тихо, пустынно и гулко, как в высохшем до дна колодце. Оставив лошадь с грузом перед крыльцом дома, мортусы открыли двери. В самом доме тоже царили потёмки, лишь на втором этаже, похоже, горела свеча.
- Ну, пойдём, справимся о здоровье у пожилого господина, - процедил сквозь зубы Герман и сплюнул. - Может быть, ему уже не так хорошо, как было два дня назад?..
Хлыст и Клинок полезли по лестнице наверх, за ними, не спеша, последовал Герман. Шедший впереди Хлыст сразу наткнулся на тело.
- Один покойник у нас уже есть, - ухмыльнулся он. - И кто бы мог подумать?.. С чумой шутки плохи, господа. Это - служанка... Эй, есть кто живой? - крикнул он.
Никто не ответил ему.
- Давай, тащи её вниз, - скомандовал Герман. - Отвезём с остальными...
В ближайшей комнате нашли супругу старика. Её тоже вынесли на улицу и бросили на телегу.
А сам старик Фейгель был ещё жив. Он лежал в своём кабинете возле стола, на котором и горела свеча. И, было по всему видно, - умирал.
В кабинете ещё тлели угли в камине, было достаточно тепло.
- Скоро скончается, - проронил Герман, заглядывая в глаза умирающему. - Хотя, кто его знает, может, протянет до утра...
Тот еле слышно простонал.
- Скажи-ка, дедушка, - проговорил Герман. - Где ты прячешь свои сокровища? Мы можем потратить много времени на их поиски, а нас ещё ждут для погребения тела несчастных горожан. Ответь нам, не томи душу...
Безучастное лицо старика не выражало никаких эмоций. Если бы не подрагивающий кадык, можно было подумать, что он уже мёртв.
Клинок, между тем, подошёл к комоду, открыл стоящую на нём шкатулку, вытряс содержимое на пол.
- Тут ничего стоящего, - разочарованно протянул Герман. - Где сокровища, дядюшка? - и пнул старика ногой.
Тот промычал что-то невразумительное.
- Не хочешь отвечать? - хмуро произнёс Герман. - Зачем оно тебе, ты всё равно скоро умрёшь... Что это у тебя за ключи? - он сорвал с пояса больного связку ключей. - Какой из них нам более всего подойдёт, а?
Старик молчал. Было не понятно: или он упрямится, или, в самом деле, не может говорить.
- Не хочешь нам помочь? - с наигранной печалью в голосе спросил Герман. - Это - скверно. А мог бы перед смертью сделать хоть одно доброе дело...
- Есть один способ развязать ему язык, - произнёс Хлыст и состроил хитрую гримасу.
- Подскажи нам, дружище Хлыст, - Герман всё высматривал поблизости что-либо, напоминающее шкатулку или окованный железом ящик с замком.
- Надо положить его вместе с женой и служанкой. На улице ветер и страшная холодина... Пусть подумает, стоит ли ему упрямиться!
- Да ты настоящий дипломат, Хлыст! - усмехнулся Герман. - Умеешь вести переговоры, если противная сторона не желает сотрудничать с нами! Слышишь, дядя? Мы тут поищем твои сокровища, а ты полежишь на морозе среди трупов. Подождёшь, пока за тобой не придёт дьявол! Ну же! Скажешь, где прячешь ценности?
Старик Фейгель опять что-то промычал и закрыл глаза.
- Ах, вот как! Он отказывается говорить! Клинок, Хлыст, хватайте его и - на телегу! А я пока займусь комодом...
На лице Фейгеля уже явно читался страх. Подручные Германа без лишних слов принялись выполнять приказ. Бросив несчастного старика замерзать среди окоченевших трупов, мародёры вернулись в тёплый дом.
- Ну что, господа мортусы? - встретил их Герман. - Ничего ценного в комоде обнаружено не было, - развёл он руками. - Кроме этого! - и выставил на стол четыре бутылки из тёмного стекла. - Похоже, тут ром и хорошее вино!.. Как там наш старичок?
- Лежит в телеге. На таком морозе продержится не более четверти часа, - ответил Клинок.
- А нам спешить некуда, - усмехнулся Герман. - Я уверен, что здесь есть, чем поживиться. Надо только хорошо поискать...
- А перед поисками, - заметил Хлыст, - неплохо бы…, - и кивнул на выпивку.
- Клянусь золотыми дублонами, ты в последнее время радуешь меня своей сообразительностью, дружище Хлыст. Давайте сядем и попробуем, чем нас угощают в этом доме!.. Вот если бы найти хоть кусочек сыра. Надоело грызть один лишь чеснок…
Внизу я видел подпол, - проявил инициативу Клинок. - Я сейчас, принесу что-нибудь...
- Ну, слазь в подпол, дружище, - разрешил Герман. - А мы пока поищем бокалы!
Клинок взял подсвечник, зажёг свечи и пошёл за снедью.
- Что-то в Альтштадте неспокойно, - заметил Хлыст. - Боюсь, начинается бунт...
- Пусть тебя это не беспокоит, - ответил Герман. - Если бедолаги протестуют против того, что закрыты все ворота Кёнигсберга, значит, их скоро откроют... Нам бы не прозевать этот момент... и исчезнуть из города... С такими деньгами, какие у нас, мы нигде не пропадём...
- Ну, пусть там повоюют... - заметил Хлыст, зажигая ещё одну свечу. - Нам от этого не должно быть ни холодно, ни жарко... - Он обвёл свечой кабинет старика Фейгеля, рассматривая узоры на гобеленах. - Но, похоже, никакого тайника здесь нет...
- Да, старый хитрец не так-то прост. Но мы найдём... Кто ищет, тот - обрящет...
В этот момент раздались тяжёлые шаги по лестнице.
- Клинок еду тащит? - догадался Герман. - Заходи, дружище! О, да ты с мешком? Сегодня у нас будет настоящий пир!
- Не только пир, - ответил, тяжело дыша, Клинок. - В подполе действительно снеди - завались. Запасливый старичок... Тут и сыр, и колбаса, и сало!
- Э, да мы - живём! - обрадовались Хлыст и Герман.
- Но это - не главное, - продолжал Клинок. - Смотрите, что я нашёл на полке с продуктами!
Он поставил на стол кувшин, судя по всему - довольно тяжёлый.
- Посмотрите, - глаза Клинка сверкнули. - Он полон золотых дукатов!
- Матерь божья... - прошептал Герман, запустив в кувшин ладонь и зачерпнув из него горсть монет. - Точно, золотые дукаты! Старый Фейгель, похоже, собирал их всю жизнь!
- Но... теперь они наши? - с надеждой спросил Клинок. - Или ты и это потащишь ненасытному Пфафферу?
- Вот уж - дудки! - отозвался Герман. - Мы спрячем это где-нибудь в укромном месте. А когда придёт пора бежать из города, заберём кувшин с собой...
- Дайте хоть полюбоваться... - Хлыст достал монету и попробовал её на зуб. - Солидный куш! Сегодня у нас удачный день! А что же отдадим сержанту? Он не поверит, что мы сегодня ничего не раздобыли!
- Не поверит, - согласился Герман. - Предлагаю из своих запасов собрать для него небольшой... подарок. У меня, например, есть парочка изящных колечек...
- У меня - брошь, - отозвался Клинок.
- А я для этого дела не пожалею отличные серьги, которые не стыдно носить самой королеве!
- Вот и отлично, - усмехнулся Герман. - Но об этом - он кивнул на кувшин с деньгами, - молчок!
Наконец, они уселись за стол. Клинок нарезал хлеб, колбасу, сыр. Хлыст открыл бутылку и разлил на троих её содержимое.
Герман, как старший, решил сказать слово.
- Прежде чем опустошить этот... бокал, - он взглянул сквозь тёмно-вишнёвую жидкость на пламя свечи. - Я хочу поблагодарить Господа Всемогущего за то, что он не дал нам пропасть ни в застенках «Голубой башни», ни в подземном Лабиринте, ни на улицах чумного города... Нас не сломили пытки, и не подкосила чума! Напротив, он дал нам в руки настоящее богатство и теперь нам надлежит подумать, как с умом им распорядиться!
Они выпили и налили по второй.
- Я предлагаю каждому из нас поведать товарищам о своих планах... - продолжил Герман. - Вот ты, Клинок, что будешь делать, оказавшись на свободе с кучей денег?
Тот мечтательно поднял глаза кверху.
- Я никогда не думал об этом. Наверное, куплю себе коня и отправлюсь путешествовать...
- Что ж, - заметил Герман, закуривая трубку. - Похвальное желание... Сегодня ты здесь, а завтра - там... Свободен, как ветер! Где понравилось - там и остановился... Замечательное желание. Теперь, дружище Клинок, оно обязательно сбудется! У тебя для этого уже всё есть. Нужно только немного подождать...
Они выпили ещё.
За окном, со стороны Альтштадта, послышались громкие крики, грохнул выстрел.
- Там, у них весело, - ухмыльнулся Клинок.
Хлыст подошёл к камину и поворошил угли. Клинок отрезал огромный кусок колбасы и с трудом запихнул его в рот.
- Неплохо жилось старику Фейгелю, - заметил он через некоторое время, когда смог внятно говорить. - С такими запасами можно не один год в осаде сидеть!
- Надо будет захватить с собой кое-что из еды. А скажи-ка нам ты, Хлыст, что думаешь делать, когда освободишься и станешь богатым?
- Куплю себе титул, - ответил тот, вгрызаясь в кусок солонины. - Барона или... Пожалуй, барона... А то надоело ходить безродным простолюдином! Построю себе замок на берегу озера, разведу гусей....
- Ха! - воскликнул Герман. - Неплохое желание! Скоро ты станешь благородным, Хлыст! Постарайся, получив свой титул, научиться и благородным манерам!
- Уж насчёт этого, будьте спокойны!
Они снова выпили.
- Сколько же здесь золотых дукатов?.. - задумчиво произнёс Хлыст, глядя на кувшин. - Наверное, не одна сотня?.. По весу, фунтов пятнадцать...
- Не менее тысячи, - ответил Герман. - А то и все три... Станем делить - посчитаем...
- Ну, а ты, Герман?.. Чем думаешь заняться, когда закончится вся эта вакханалия?
- А я и не скрывал никогда... Куплю домишко на берегу Прегеля, заведу хозяйство, женюсь... Буду по утрам рыбачить, любоваться рекой, покуривая трубку, да вспоминать прежние свои похождения, - он вздохнул. - Куплю корову, поросят, уток... Поставлю пивоварню...
На безмятежном лице старого вора расплылась довольная улыбка.
Пир продолжался.
Эту безмолвную идиллию, когда каждый мечтательно молчал, задумавшись о будущей безбедной жизни, слушая, как утешающе потрескивают горящие на столе свечи, вдруг нарушил тревожный колокольный звон со стороны Альтштадта. Едва на ратуше старого города прозвучал девятичасовой бой, тут же колокола ударили в набат, словно где-то возник пожар. В Королевском Замке ему ответили таким же взволнованным боем.
- Похоже, там завязалась нешуточная потасовка, - промолвил Герман, наполняя бокалы найденным в комоде ромом.
- Это - хорошо, - добавил Клинок. - Может быть, власти, наконец, поймут, что держа ворота запертыми, они не победят чуму, а волнения в городе лишь усугубят ситуацию...
- Нам, самое главное, никуда не встревать... Мы тихо-мирно выполняем свою работу... За которую никто, кроме нас, не примется...
Они выпили и закусили, отметив необыкновенный вкус, казалось бы, давно забытых яств.
- И всё-таки, Герман, - сказал Хлыст, накладывая на хлеб шматок сала, - я ни за что не поверю, что ты вот так... отойдёшь от всех дел и заживёшь отшельником на берегу реки, словно добрый священник на склоне лет...
Морщинистое лицо старого вора оживила хитрая улыбка. Он вновь набил в трубку табаку и закурил. Затем разлил в стаканы остатки рома, и ответил:
- Да, дружище Хлыст... Верится в это с трудом... Но, что поделать, года берут своё. Я не так молод, как вы с Клинком, мне теперь больше по душе спокойная, тихая жизнь... Но я всегда буду рад встретить у себя дома старых друзей, помочь им добрым словом, советом, напутствием... А если понадобится, то и звонкой монетой... У меня дома вы сможете спрятаться от преследования полиции, залечить раны, отдохнуть, отъесться и набраться сил...
- Я думаю, что, получив титул, я тоже отойду от дел! - заявил Хлыст. - И полиция за мной гоняться не будет.
Герман, а вслед за ним и Клинок, зашлись в смехе.
- Э-э, дружище Хлыст!.. Кабы я не знал твою натуру, - у Германа на глазах навернулись слёзы. - Давно так не смеялся... Ты, даже став благородным, не перестанешь срезать кошельки, только у таких же благородных господ и дам...
Хлыст тоже рассмеялся, правда, что-то ему помешало... Он вдруг схватился за грудь... и побледнел. Но никто этого не заметил.
- Давайте допьём этот прекрасный напиток, - провозгласил Герман, да начнём собираться... Нам ещё рыть яму и складывать в неё наш... «драгоценный» груз. К тому же, надо отнести сержанту его... гонорар.
- Когда-нибудь я проткну ему брюхо, - злобно произнёс Клинок и сжал кулаки.
- Вот как? – удивлённо поднял брови Герман. Затем добродушно рассмеялся. - Возможно, я это сделаю раньше тебя, дружище... Только, не будем торопиться... Каждый получит по заслугам, но в своё время...
Старый вор встал из-за стола и подошёл к окну. Шум со стороны Альтштадта всё нарастал.
- Похоже, городская голытьба собирается штурмовать госпитальную кирху Святого Духа, - он усмехнулся. – Мне думается, они доиграются до того, что им в спину ударит гарнизон из Замка...
- Как ты думаешь, не ворвутся ли те парни на остров? - спросил Клинок.
- Это - вряд ли... Мост закрыт. А вплавь они не захотят отправиться в такую погоду... К тому же, как видно, у них имеется определённый интерес именно к кирхе...
- Эх, неохота покидать столь гостеприимное местечко, - вздохнул Клинок, - и тащиться долбить мёрзлую землю. Одно хорошо – недолго уже осталось терпеть… Скоро мы заживём, как настоящие господа.
- А давай возьмём с собой бутылочку-другую?.. С ними нам не будет столь тоскливо, как раньше... Захватим и еду. Выпивка и закуска прибавят нам сил, мы быстро справимся с нашим делом! Правда, друзья? Вот надо бы подумать, куда нам деть этот замечательный кувшин...
- Прикопаем с краю кладбища, - предложил Клинок. - Туда в ближайшее время никто не полезет! А место приметим!
- Если только где-нибудь в сторонке... - размышлял Герман. - Но так, чтобы легко было достать... Как ты думаешь, дружище Хлыст?
Но Хлыст стоял с отрешённым видом, тупо глядя на стол, с которого Клинок уже убирал остатки пиршества. Что-то в его виде не понравилось старому вору.
- Ты выглядишь скверно, дружище! Весь бледный... Выпивка не пошла? Это бывает...
- Сейчас на свежем воздухе полегчает, - откликнулся Клинок. - Обдует ветерком!..
Но Хлыст словно превратился в каменную статую.
- Да что с тобой, дружище? Ты на себя не похож!
Герман взглянул в глаза своего подельника... и отшатнулся.
- Что... там? - не на шутку перетрухнул Клинок.
- Так, ничего, - стараясь быть спокойным, произнёс Герман. - Нашему другу нельзя столько пить...
Он отвернул ворот рубахи Хлыста... Тот по-прежнему стоял без движения с мертвенно бледным лицом. Герман сдёрнул рубаху с плеча старого приятеля, и вдруг отскочил от него, едва удержавшись на ногах... Из подмышки подельника выпирал начинающий краснеть и набирать смертельную силу чумной бубон...


Глава 7. В осаде

Речь отца Иосифа, по-видимому, не вызвала у разгневанных горожан никаких положительных эмоций. На каждое его слово в скопище разъярённых людей рождалось множество выкриков, в ответ на цитаты из Евангелия следовали брань и угрозы. Толпа постепенно приближалась к священнику, а булыжники, бросаемые из неё, всё чаще оказывались под ногами настоятеля госпитальной кирхи Святого Духа. Казалось, люди не понимали его слов. Для них он был одним из тех, кто принёс жителям города неисчислимые бедствия.
- Уничтожить богадельню! - доносились до нас злобные выкрики. - Смерть негодным врачам!
- Опомнитесь, люди! - в который уже раз взывал отец Иосиф.
Наконец, один из булыжников попал священнику в плечо. Настоятель покачнулся, но его поддержали за руки монахи.
- Святой отец, - крикнул Майбах, приоткрыв дверь. - Вернитесь в дом, будем обороняться! Эти люди больны и безумны!
Братья монахи всё-таки увели настоятеля внутрь клиники. Мы плотно закрыли дверь и подпёрли её свободными лавками.
- Петер, - обратился ко мне профессор, - как бы там ни было, мы не должны оставлять больных без присмотра. Беги наверх, сделай обход...
- А как же вы?
- Я... побуду здесь. Тут тоже могут быть раненые...
Мне показалось, что Майбах намеренно хочет уберечь меня от расправы безумной толпы.
- Сейчас не время бегать с лекарствами, - ответил я. - Нам надо брать в руки оружие!
Страшное лицо в маске с клювом упёрлось в меня.
- Бакалавр, вы до сих пор не уяснили, в чём заключается высший долг врача? Неужели я вас напрасно учил все эти годы?
Я склонил голову и принялся выполнять указание профессора.
Колокола на ратуше Альтштадта бились в агонии... Большинство больных спали, поскольку уже начиналась ночь. Особых опасений у меня никто не вызвал. Некоторым я наспех смазал раны, тех, кто бодрствовал, заставил выпить настойку из пчелиного помора, в который раз молитвенно поблагодарив хозяев "Медовой лавки", сделавших такие нужные для наших пациентов запасы пчелиных продуктов как раз накануне пришествия в город чумы.
Но вот послышался звон разбитого стекла и возбуждённые крики людей. Стало ясно: толпа пошла на штурм кирхи.
- Что там, доктор? - слабым голосом спросил кто-то из больных.
- Не волнуйтесь, уличные беспорядки. Сейчас вмешается полиция...
Снизу раздавались глухие удары в дверь. Та сдержала первый натиск. Видимо, в руках нападавших не было тяжёлых, таранных предметов.
- Помоги нам, Господи, - прошептал я, осеняя себя крестом.
"Наконец-то, вспомнил про Господа... Эх ты, бакалавр!.."
Действительно, о Боге мы, обычно, вспоминаем лишь в минуты истинной опасности... А в остальное, спокойное время, зачем Его понапрасну тревожить?
Я прислушался к дыханию больных. У всех оно было разным: у кого-то более-менее спокойное и ритмичное, иные дышали очень тяжело, кто-то хриплыми "рывками"...
Братья монахи насыпали в жаровню новую порцию янтарной крошки.
Никто из находящихся здесь больных, не вызывал у меня серьёзных опасений. Выходит, мы выходим их всех... Значит, мы действительно спасаем людей!.. Но что же тогда надо тем, кто сейчас ломится в наши двери?
Свет от горящей свечи отбрасывал на стены мою тень. Страшную, "клювастую" тень. Встретив самого себя некоторое время назад где-нибудь в тёмном переулке, я бы, наверное, лишился чувств от страха. Тем не менее, пахучие средства, хранящиеся в моём "клюве", перебивали дух смерти и изгоняли опасные миазмы из моего носа. Я надкусил свежий зубец чеснока и втянул в себя его сок... "Я не должен подхватить "чёрную смерть", - подумал я. – Ведь Господь справедлив, он видит, кто трудится честно и бескорыстно… Я буду жить и спасать от моровой язвы других людей!" Но от постоянного дыхания "противочумными ароматами" у меня страшно разболелась голова...
Удары в дверь сыпались один за другим. «Неужели эти люди не понимают, что они могут погубить пациентов, которых мы стараемся вернуть к жизни? Где же их разум и где справедливость?» Братья-монахи не переставали тихонько молиться... Вдруг это подействует?..
Что могут противопоставить обезумевшей толпе группа монахов и профессор? Вряд ли они сумеют применить против этих злых людей оружие. Но и становиться невинной жертвой - тоже никуда не годится!
Братья-монахи поправляли накидки на телах больных, подносили им воду.
Двери внизу уже трещали. Ещё несколько мощных ударов, и нападающие ворвутся на нижний этаж...
- Люди, что вы делаете? Здесь больные! - кричали им испуганные братья.
- Вы несёте смерть! - доносилось из-за двери. - Мы вас уничтожим! Всех!
От этих слов мне стало совсем плохо. Я присел на краешек одной из лавок. Пресвятая Дева, дай нам силы продержаться!
Брат Николаус тихим голосом рассказывал какую-то историю другому монаху. Я прислушался, лишь бы как-то отвлечься от ужасных криков снаружи клиники.
- ...Та девушка была из весьма богатой семьи, молода и очень красива, но Господь и её не уберёг от страшной болезни... Я читал ей псалмы Давида об исцелении... Тогда у нас не было такого врача, как молодой бакалавр Коффер... А девушке, тем временем, стало совсем худо, у неё уже начиналась агония. Я читал ей о том, как Давид жаловался на своё крайне тяжёлое состояние - как физическое («кости мои потрясены»), так и моральное («душа моя сильно потрясена»), и молил об исцелении и помиловании. "Господи, доколе не пошлёшь мне облегчение? - вырывалось из уст его..." (58)
- А что же она? - спросил брат Михель, которого я узнал по голосу.
- Она тяжко мучилась, брат... – печально ответил Николаус. - А мне казалось, что смерть вот-вот прервёт её мучения... Но та всё не приходила, и бедное дитя продолжало страдать... И вот, прибыл гонец, который принёс для нашей красавицы письмо...
- Какое письмо?
- Обычное письмо - из дома, от матери. Я сел, развернул лист и начал читать нашей больной... Ты ведь знаешь, брат мой, что любое доброе слово имеет чудодейственную силу, не только Слово Божие...
- Ну и что же было потом? - брат Михель начал проявлять нетерпение.
- Вот, что там было написано... "Здравствуй, наша милая доченька. Мы с отцом постоянно плачем и молимся о твоём выздоровлении..."
- Да, горько родителям терять собственного ребёнка, - вздохнул монах. - Но, на всё - воля Господа...
- Слушай дальше, брат Михель. Умирающая больная внезапно притихла и стала слушать. Эти несколько минут она жила вопреки всем законам... медицины… Знать, какая-то неведомая сила удерживала её здесь, на грешной земле. Возможно, это любовь к родителям не отпускала невинную душу, рвущуюся вверх в Царство Небесное. Наконец, я дочитал письмо до конца и сложил лист бумаги… Только после этого девушка глубоко и шумно вздохнула и закрыла глаза…
- Поистине, чудесны твои дела, Господи, - брат Михель перекрестился.
В этот момент новый удар потряс стены клиники.
- Поэтому, надейся, брат. Господь нас не оставит... Надо верить и уповать на его милость...
Двери внизу уже вовсю трещали.
- Ещё немного! - доносились до нас крики осаждающих. - Скоро мы вынесем эти чёртовы засовы!
Последующий грохот дал нам понять, что двери рухнули. Профессор Майбах, отец Иосиф и трое братьев быстро перебрались к нам, наверх.
- Что творите, нечестивцы! - прогремел отец Иосиф. - Тут смертельно больные люди!
- Выкидывай их всех на улицу! - скомандовал кто-то.
Послышался грохот переворачиваемых лавок, стоны больных. Мы ринулись было к двери, чтобы спуститься вниз и там достойно принять всё, что уготовила нам судьба.
- Нет! - загородил нам дорогу брат Август, детина и пудовыми кулаками и ростом более шести футов. - Ради всего святого, поберегите свои жизни ради будущих больных! А этих вы уже не спасёте!
Мы с ужасом видели в окно, как несчастных, среди которых было немало тех, кого мы вполне могли спасти от смерти, выволакивают на улицу и швыряют на брусчатку.
- Прости им, Господи! Они не ведают, что творят… - прошептал кто-то из братьев монахов. – Прости и нас, принявших смерть за Веру свою!
И в этот момент грохнул выстрел!
- Немедленно разойтись! - услышали мы грозный окрик откуда-то издалека.
- Полиция! - радостно воскликнул профессор Майбах.
- Господь услышал наши молитвы, - подтвердил брат Николаус.
Там, в потёмках, видно, завязалась нешуточная потасовка. Полиция пришла, но сможет ли она противостоять такой толпе? Во всяком случае, нападающие только на минуту ослабили свой напор, и вновь принялись бесчинствовать в кирхе Святого Духа.
Вскоре, на нижнем этаже хозяйничали уже они, бунтари из Закхайма.
- Где врачи-душегубы? - доносились до нас их крики. - Выходите, мы вас вздёрнем на ближайшей липе!
И в этот момент резко запахло дымом. Нет, не нашими благовониями. Это горел пол клиники...
- Мы поджарим вас, убийцы!
Дело приняло совсем уж угрожающий оборот...
И, как спасительный небесный гром, раздался ружейный залп! Нет, это были не разрозненные выстрелы, которые должны были лишь напугать нападающих. Так стреляют только обученные солдаты - гарнизон Королевского Замка пришёл к нам на помощь!
Паника охватила нападающих. Их воинственный пыл куда-то улетучился. Они уже не помышляли громить нашу клинику, а дрогнули и начали разбегаться.
Обстановка стала успокаиваться. Но у нас занялся огнём пол на нижнем этаже. надо было срочно заливать пожар и спасать людей. Мы тут же схватились за вёдра и принялись тушить очаги пламени. Дыма становилось всё больше, люди бегали туда и сюда с вёдрами, мешая друг другу... В конце концов, перед глазами у меня возникла серая пелена, и я лишился чувств...
Очнулся я от нескольких глотков свежего воздуха. Это профессор Майбах оттащил меня подальше от больных, снял с меня маску и подставил моё лицо прохладному ветру с Остзее.
- Как там дела, профессор? - спросил я, едва придя в себя.
- Братья монахи наводят порядок... Толпу разогнали солдаты, остались лишь небольшие разрозненные кучки людей. Полиция и армия отлавливает бунтовщиков...
- А как наши больные?
- Монахи складывают их обратно на нижнем этаже. К сожалению, многих уже не спасти...
- Надеюсь, кирха больше не горит?
- Нет, мой мальчик, мы вовремя потушили пожар, хотя дымом ещё пахнет сильно... Господь милостив, большого ущерба клинике не нанесли. Если ты сможешь идти, то мы сейчас же вернёмся туда и продолжим ухаживать за больными. Но, может быть, тебе надо полежать и отдохнуть?
- Немного позже, - ответил я, поднимаясь.  - Мне бы хотелось посмотреть, во что превратился наш дом...
Монахи затаскивали в помещение последние лавки с больными. Несколько человек, к сожалению, погибли. Убедившись в этом, мы с Майбахом поднялись наверх. Здесь всё оставалось таким, как было час назад.
- Дома - и стены лечат, - заметил я. - Тут я быстро приду в себя.
- Может, тебе нужно выпить? - спросил профессор. - Я попрошу отца Иосифа, он позаботится...
- Благодарю, не стоит... Бокал вина тут же уложит меня в постель. А мне ещё рано спать. Нужно навести порядок внизу и здесь посматривать за больными.
- Монахи управятся сами. Я пойду вниз, к тяжёлым...
За окном ещё доносились отдельные выкрики. Правда, уже издали. Угроза миновала...
Примерно через час монахи стали укладываться спать. Отец Иосиф, налив мне вина, тоже посоветовал ложиться. Профессор Майбах откланялся и, пожелав всем спокойной ночи, отправился домой. Жил он, как я знал, совсем рядом.
Дежурить остался брат Михель. Он уселся за стол и раскрыл перед собой Евангелие. Через два часа его должен был сменить брат Август.
Я вошёл в свою келью и присел на лавку. Зажёг свечу. Странно, но спать почему-то не хотелось. Я прилёг на лавку и стал думать об Илоне....
Зимой она должна родить... И я стану отцом! От этой мысли всё перевернулось во мне! Я, вчерашний школяр, абсолютно не знающий тонкостей семейной жизни, стану отцом... Но, рождение внебрачного ребёнка ставит под удар репутацию Лакошей... Конечно, мы с Илоной обвенчаемся... и, тем не менее, злых пересудов не избежать... Но я уже бакалавр и скоро стану врачом. Надеюсь, это звание вызовет уважение среди горожан, и заставит их прикусить языки...
Время бежало, а сон не шёл...
"Не спи, дружище... "
«Что? Почему, Андреас? Неужели опять мне угрожает какая-то опасность?»
"Скоро узнаешь сам..."
Проклятье! Опять мой защитник заговорил загадками! Теперь и вправду не уснёшь... Я сел на лавке и стал вслушиваться в звуки, издаваемые домом.
Сквозь щель между полом и дверью просачивалась тонкая полоска света. Брат Михель усердно читал Евангелие. Иногда он вставал и делал обход. Я подумал о том, что за всё время, которое нахожусь здесь, никто из монахов не позволил себе сон во время ночного дежурства, во всяком случае, я этого не заметил. Если кому-то из больных вдруг становилось плохо, дежуривший немедленно будил врача.
Сколько ещё будет длиться всё это безумие, тяготы и лишения? Пора безвременья, когда над городом царствует страшная болезнь, выворачивающая наружу всю грязь человеческого существа, его низменные страсти и пороки?.. Станут ли люди другими, когда уйдёт это несчастье? Будут ли они терпимее, добрее и милосерднее? Станут ли ценить дружбу и любовь, правду и честь?
Внезапно я услышал, как на лестнице скрипнула половица. Кто-то, крадучись, поднимался по ступенькам... Кто бы это мог быть? Все монахи, кроме дежурного, спали. Майбах - давно дома... Или кто-то из больных вдруг почувствовал такое облегчение, что решил прогуляться по дому? Свет между полом и дверью моей каморы заколебался - значит, в комнате дежурного пламя свечи "загуляло" под лёгким ветерком... Стало быть, отворилась дверь. Сердце моё забилось чаще. Я прекрасно знал, что Аурифабер не станет предупреждать меня о мнимой опасности... В комнате, где сидел брат Михель послышался лёгкий шум, сдвинулся табурет... Потом вновь наступила тишина...
Я ждал. Почему брат Михель никак не реагирует на появление чужого человека? Неужели заснул? Я хотел дёрнуть ручку двери и распахнуть её, но не мог пошевелить рукой... Сердце моё, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Все мои "чумные принадлежности" остались внизу. А мне сейчас так не хватало моего посоха или ланцета...
Минуты медленно текли одна за другой... Я не отрывал взгляда от полоски света, под дверью. Вот её затенили чьи-то ноги... Кто-то, стараясь не издавать ни звука, подбирался к моей комнатке... Я поднялся на ноги. Если будет нападение, меня не застанут врасплох! Но чем же защищаться?..
Моя келья не закрывалась ни на замок, ни на задвижку. И вот, дверь медленно поползла в сторону, расширяя пространство, сквозь которое поступал свет от свечи, стоящей на столе дежурного... Сейчас в открывшееся пространство шагнёт мой враг. В том, что это - именно враг, я уже не сомневался, но не мог пошевелиться. Все мои члены, казалось, были скованы страхом...
Внезапно я услышал, как скрипнула другая дверь, в тишине раздались чьи-то быстрые шаги, затем послышался шум борьбы и чей-то хрип...
Я мгновенно пришёл в себя и распахнул свою дверь... Моему взору предстал брат Август, в руках которого повис неизвестный человек, верно, уже бездыханный. За спиной великана на полу лежало тело брата Михеля...
- Что тут произошло, брат Август? - срывающимся от волнения голосом спросил я.
- Вот, - ответил тот и разжал объятия. Тело неизвестного рухнуло на пол. – Я собирался менять брата Михеля, - как бы оправдываясь, продолжал монах. - Но заметил, что кто-то поднялся с лавки, куда мы укладывали тяжело больных... Я сначала подумал, что Господь излечил несчастного, но потом решил, что кто-то специально занял место больного, чтобы остаться в клинике... Ну, и последовал за ним..., - Брат Август посмотрел на свои могучие руки. - Только не ожидал, что он так быстро и ловко расправится с братом Михелем, а затем начнёт подкрадываться к вашей комнате... У него в руках был нож, острый, как бритва... Это им он нанёс удар нашему брату... Я бросился на него и схватил за горло... Он не успел меня ударить...
- Ты спас мне жизнь, брат Август, - единственное, что я смог произнести.
Потом приблизился к распростёртому телу монаха и сразу понял, что тому уже не поможешь. Он лежал в луже крови. Ужасное оружие рассекло ему горло от уха до уха... Что же касается неизвестного, пытавшегося напасть на меня, то брат-великан просто-напросто свернул ему шею.
Теперь я понял предостережение Аурифабера. Проклятый демон нашёл меня и здесь, в кирхе Святого Духа... Интересно, в тело какого человека вселится он в другой раз для того, чтобы покончить со мной? И сколько времени пройдёт до момента следующего нападения?
- Ну, что ты стоишь, брат Август? Буди братию... Надо отпеть нашего славного монаха и похоронить его как подобает... Он погиб на посту...
Могучий брат Август перекрестился. В его глазах блестели слёзы...


Глава 8. Рождество в Инстербурге

Наступившая зима, вопреки ожиданиям бургомистра, не принесла Кёнигсбергу какого-либо облегчения. Чума продолжала забирать человеческие жизни, на улицах по-прежнему валялись трупы, по городу слонялись больные, обезумевшие люди, а также мародёры. И палачу, и мортусам работы хватало. Запасы продовольствия в городе таяли, лекарства, которыми врачи спасали людей от "чёрное смерти", заканчивались. Город до сих пор находился в блокаде.
Как известно, Кёнигсберг был охвачен двойным кольцом охраны, перед тремя городскими воротами рядом с эшафотами находились своеобразные рынки, которые народ прозвал «виселичными». Стоящие в оцеплении солдаты передавали крестьянам и горожанам товары и деньги, при этом бессовестно обсчитывая и тех и других. Но самым скверным было то, что торговля продуктами питания здесь велась между смердящей ямой палача и эшафотами с повешенными. Эта дикая обстановка так разгневала бургомистра Альтштадта, что он принялся прилюдно винить весь мир и даже роптать на Бога. Своему любимому городу он в сердцах возопил: «О, подумай только об этом, пусть твои дети знают, да, пусть потомки увидят, во что тебя превратили!..»
В конце концов, 21 декабря 1709 года король, вняв мольбам жителей Кёнигсберга, приказал разблокировать город.

- Надо что-то предпринимать, - заметил профессор Майбах. - Пчелиные лекарства у нас почти закончились, а они оказывают поразительный эффект в борьбе с чумой!.. Мой териак, к сожалению, здесь бессилен, а других средств для лечения больных, мы не знаем...
- Господь вразумил нашего короля, - ответил отец Иосиф, - и он открыл ворота Кёнигсберга. Надо поискать целебное снадобье в других местах...
Мы сидели в комнате, на третьем этаже клиники и пытались найти выход из сложившейся ситуации. Мы - это я, профессор Майбах и отец Иосиф.
- Можно проехать по монастырям, - добавил святой отец. - Монахи тоже занимаются пчеловодством. Возможно, у них имеются запасы не только мёда и воска, но и тех компонентов, кои вы вкладываете в состав целебных средств...
- Постойте! - мне пришла в голову дельная мысль. - Мой покойный дядюшка, научивший меня лечению при помощи пчёл, хранил у себя в доме запасы... У него были и забрус, и перга, и помор, и маточное молочко, и прополис,  и, конечно, мёд! Я думаю, где-нибудь в его кладовках всё это в целости и осталось!.. Насколько мне известно, после его смерти, в доме никто не жил!
- Значит, нужно съездить туда и забрать все его припасы! - заключил профессор.
- Здравая мысль, дети мои, - кивнул головой священник. - А я попробую послать братьев в окрестные монастыри...
- Значит, решено! - воскликнул профессор. - Ты, Петер, немедленно собирайся в дорогу. Тёплую одежду мы найдём, а вот коня... Кстати, ты хороший наездник? Сможешь добраться до Инстербурга верхом?
Я пожал плечами.
- Наездник я неважный, но, если лошадь будет смирная, пожалуй, доберусь туда без особых хлопот.
- Ты поедешь не один, - заявил отец Иосиф. - Тебя будет сопровождать один из наших братьев.
О, это - просто замечательно!
- А коня я знаю, у кого раздобыть, - продолжал Майбах. - Где я купил его для твоего отца в конце лета, там же я достану и теперь!
- Да хранит тебя Господь... Дорога туда и обратно в такую пору нелегка... Но я дам тебе, сын мой, в попутчики брата Августа, который зарекомендовал себя с наилучшей стороны... Пресвятая Дева поможет вам обоим...
- Завтра же и отправляйтесь в путь, - добавил профессор. - Хотя... Сначала я вытребую от городского совета соответствующий документ, чтобы тебе не чинили препятствий в дороге... Думаю, много времени это не займёт!
               
В самый канун Рождества Христова, 24 декабря 1709 года  мы с братом Августом на двух пожилых, но достаточно резвых лошадках выехали за пределы Кёнигсберга и направились вдоль течения Прегеля вверх. Плыть на плоту или лодке оказалось невозможным: движение по реке было закрыто, местами Прегель замёрз...
Мы оделись по-дорожному: башмаки, штаны, тёплые куртки, поверх накинули толстые плащи с капюшонами. У каждого к седлу были приторочены скатки одеял и сумки с нехитрыми припасами. Бумагу с подписью бургомистра Альтштадта и печатью города я бережно сложил и спрятал во внутренней одежде.            
По пути мы заехали в Закхайм, где я посетил Дом Шпеера и взял из своей комнаты мои записи - «Заметки начинающего врача». Я отметил, что некогда шумное и весёлое жилище опустело и превратилось в унылую, холодную нору.
Я был рад брату Августу, ведь, не появись он так кстати в ту самою ноябрьскую ночь, когда ко мне в комнату лез убийца с острым, как бритва, ножом, трудно сказать, смог бы я сейчас писать для потомков эти строки…
Лошадь мне досталась смирная, но не без странностей. Неизвестно, какие мысли роились в её крупной голове, но иногда она могла свернуть с нужного пути, а то и пуститься в галоп… Поэтому, приходилось постоянно придерживать её, заставляя «чувствовать узду».
Впрочем, путешествие не причиняло каких-либо существенных неудобств. Конечно, земля промёрзла и была укрыта снегом. Однако, больших сугробов не было, зима в этом году, не в пример прошлогодней, словно капризничала, то и дело мечась между заморозками и оттепелями.
Мы намеренно обходили населённые места, поскольку полагали, что чума хозяйничает и там, и никому не понравится присутствие посторонних людей во времена царствования страшной болезни… Трактиры, обычно издали зазывающие к себе посетителей, были закрыты. Пришедшая «чёрная смерть» везде навесила свои замки и «поставила свои печати»…
Деревни, мимо которых мы проезжали, были безлюдны, даже собаки не лаяли. Веяло от них поистине кладбищенским безмолвием. Возможно, они вымерли. Поэтому мы ныряли под заснеженные лапы елей и углублялись в лес, благо, тропа была хорошо видна, и медленно, но верно, продвигались вперёд. Однажды на нашем пути встретилась довольно крупная лисица с отменным густым мехом. В другой раз, буквально из под самых ног лошади выпрыгнул в сторону заяц-беляк и стремительно помчался, запутывая свои следы. А на какой-то опушке из густой травы на мгновение показалась черная бородатая голова глухаря…
Постепенно зимнее солнце опустилось совсем низко, свет его стал гуще, тени насыщенней, а ветер почти стих. Но с наступлением сумерек всё преобразилось. Эту жуть нужно было видеть - столетние сухие ивы с зеленоватым мхом на чёрных стволах – похожие на логово лешего, а запорошенные снегом сосны скрипели и хлопали своими ветками-крыльями, как чёрт знает что... Когда стемнело настолько, что дальнейший путь перестал быть виден, мы остановились передохнуть. Брат Август достал мешок  с овсом и накормил лошадей, а я соорудил шалаш и принялся разводить костёр.
- Ну, далеко ещё до твоего Инстербурга, сын мой? – спросил брат Август, усаживаясь на еловые лапы, которые он надрал неподалёку от нашей стоянки, и доставая из недр своей одежды флягу.
Я прикинул в уме расстояние, которое мы прошли за сегодняшний день.
- Мы примерно на полпути, брат Август.
- Ого, значит, завтра снова весь день тащиться по заснеженным и пустынным лесам да полям?
- Зато завтра к концу дня будем уже дома…
Монах перекрестился.
- Хорошо, если бы Пресвятая Дева Мария оградила твой Инстербург от проклятой чумы…,  - он откупорил флягу и приложился к ней губами. – Не желаешь ли вина, сын мой?
Словно отвечая ему, неподалёку раздался волчий вой. Лошади, привязанные к дереву, испуганно захрапели.
- Проклятье! – воскликнул я. – Здесь волки!
- Не волнуйся, сын мой, – брат Август излучал спокойствие, словно бывалый охотник.
Он освободил лошадей и перевёл их поближе к огню. От седла своей кобылы он отвязал сумку.
- Здесь два пистоля, - монах показал мне оружие. – Ты умеешь пользоваться ими? Нет? Ничего, я тебя научу… А волков не бойся. Пристрелим самого храброго, если осмелится приблизиться, остальные удерут… Только спать придётся по очереди. Будем дежурить по два часа. Согласен?
Конечно, я согласился. Брат Август показал мне, куда засыпать порох, как вкладывать пулю и чем затыкать дуло, чтобы она не выпала. Наука была нехитрой, я всё усвоил.
Потом мы запаслись хворостом. Костёр должен гореть всю ночь и отпугивать хищников. При виде весело горящего огня на душе становилось легче. Вокруг него распространялось приятное тепло. Похоже, лошади тоже успокоились.
Мы наскоро поужинали сухарями с салом и чесноком. Я выпил любезно предложенного братом Августом вина и, закутавшись в плащ, попытался уснуть. Монах взялся дежурить первые два часа.
- Ровно в полночь я тебя разбужу…. А ты меня, сын мой, – в два ночи… А я тебя… – он зевнул, – выходит, в четыре… Да хранит нас Пресвятая Дева Мария…
Я укрылся с головой накидкой, а брат Август принялся читать молитву.
Поначалу я никак не мог уснуть. Перед закрытыми глазами мелькала дорога: снег, испещрённый следами зверей и птиц, узкая тропа, еловые лапы, белки, скользящие по сосновым стволам… Затем мои мысли переместись в Кёнисберг, к Илоне. Как там она? Думает ли обо мне?
«Конечно, думает, не меньше, чем ты о ней…»
«О, дружище Аурифабер! Сколько ещё времени продлится этот проклятый мор?»
«Ты как раз и следуешь в Инстербург для того, чтобы это время сократить…»
«Да… И что там меня ждёт? Живы ли мои родители?..»
Я не заметил, как заснул. И словно через какой-то миг меня уже тормошили руки монаха.
- Проснись, сын мой…
Я вскочил в испуге.
- Что-нибудь случилось?
- Нет, - ответил тот. – Наступила полночь. Лес тих. Сиди спокойно, подбрасывай сучья в огонь… И держи поблизости пистоли. Волки совсем рядом…
Он улёгся и вскоре захрапел. А я остался наедине с таинственной чернотой леса.
Первым делом я подбросил в огонь сухих веток, пламя приветствовало мои действия весёлым прыжком вверх и салютом искр. В свете огня тускло блестели стволы пистолетов. Я посмотрел вокруг… Кровожадных огоньков волчьих глаз я так и не заметил, поэтому успокоился. Да и неизвестно, что страшнее: голодный волк в лесу или чума в городе? Я сделал пару шагов от костра, зачерпнул ладонью снег и умыл им лицо, прогоняя сон. В кустах послышался шорох, словно кто-то, испугавшись взмаха моей руки, отпрянул вглубь чащи… Точно, хищники – здесь!..
Я вернулся к костру, поднял пистоль и взвесил его на руке. Приятная тяжесть внушала уверенность. «Завалишь одного зверя – другие разбегутся», - говорил брат Август. Что ж, пусть подходят, попробуем…
А над головой чернело высокое небо. Оно было усыпано звёздами. Хорошо любоваться ночным небом, лёжа летом на лугу, средь душистых трав, запах от которых дурманит и кружит голову. Набегаешься за день, а вечерком искупаешься в реке и лежишь, слушая, как стрекочут сверчки…
Лошади опять испуганно дёрнулись. Их уши настороженно задвигались, улавливая доносящиеся из глубины леса подозрительные звуки. И вдруг, совсем рядом раздался протяжный волчий вой – громкий, полный тоски и отчаяния, наводящий ужас… Лошади захрапели и вновь попытались освободиться от пут. Моё сердце замерло.
- Что, подкрались совсем близко? – услышал я шёпот в ухо. Это - проснулся брат Август. – Ну-ка, дай мне эту игрушку, - его рука схватила пистолет. – Пора пугнуть зверя…
С этими словами он выполз из шалаша и двинулся в лесной мрак. «Ты куда?..» - хотел было спросить его я, но тот уже скрылся в темноте.
Моя душа снова похолодела от страха. Что будет, если брата Августа сожрут волки? Кто станет следующим? Зачем он оставил меня и так опрометчиво полез неизвестно куда?
«Не переживай. Сейчас волки насытятся братом Августом, и тебя не тронут…»
«Ах, дружище Андреас! Умеешь же ты успокоить в минуту опасности!»
Вот захлопала крыльями какая-то ночная птица… Видно, сова…
Как только я собрался крикнуть: «Где ты, брат Август?», как в тот же момент грохнул выстрел и раздался торжествующий вопль:
- Я попал! Хвала Пресвятой Деве Марии, я ранил волка!
Ломая сучья, из чащи ко мне шёл монах. Я сделал вид, что сохраняю спокойствие, лишь проворчал:
- Мы же с тобой не для охоты тут оказались…
- Нет, охотиться я не собирался. Но выследить зверя и хорошенько его пугнуть надо было. А как лучше всего отпугнуть? Попасть в него! Вот я, кажется мне, в лапу ему и угодил!.. Теперь будут знать, что тут опасно! Надеюсь, что они уже далеко!
Такие охотничьи навыки брата монаха удивили меня.
- Ты, видать, бывалый человек, брат Август!
- Я, уважаемый Петер, в своё время был солдатом… Побродил и по полям, и по лесам… А потом обратился к Богу. С того дня Господь повелел мне служить только Ему… Что ж, ложись-ка спать, доктор. Теперь моя очередь дежурить…
Дальнейшая ночь прошла без происшествий. С утра мы немного подкрепились нехитрым завтраком и вином, затем сели на лошадей и продолжили свой путь.
К вечеру 25 декабря впереди показались башни и крыши Инстербурга.

Я помню свой родной город разным: солнечно-праздничным, торжественным и парадным, задумчиво-дождливым… Но таким обезлюдевшим и словно съёжившимся от страха я не видел его никогда.
«Пресвятая Дева, что с тобой, мой город? Отчего могильная тишина на твоих прежде оживлённых улицах? Где все люди? Откуда такое обилие воронья и крыс? Знать, и к тебе пришла беда… Видать, страшная «чёрная смерть» прошагала и по твоей брусчатке…»
- Крепись, сын мой, – пробормотал брат Август. – Здесь - тоже чума…
Мы перебрались по мосту в Альбертхоф. Несмотря на Рождество, никто и не думал праздновать. Несколько прохожих долго и подозрительно смотрели нам вслед. А под стеной, едва присыпанные снегом, были сложены трупы. А вдруг я узнаю среди них кого-то из своих родных?.. Нет-нет… Скорее в дом, там уж я воочию смогу убедиться, кто жив, а кто…
К счастью, мама была жива. Она словно почувствовала мой приезд и выбежала на улицу, когда мы с братом Августом подъезжали к нашему дому.
- Петер! Сынок!
Я спрыгнул с лошади и бросился в объятья матушки. Вслед за мной спешился и монах. Вскоре мы, привязав животных в хлеву, дав им воды и овса, уже сидели в нашей тесной кухоньке, а я развязывал мешок и доставал из него нехитрые гостинцы, приготовленные мной как раз для такого случая.
- А где же отец? – спросил я. – Где наша Анхен?
- Отец лежит у себя, он очень плох… «Чёрная смерть» коснулась его своим поганым дыханием… а Анхен… - мать зарыдала, закрыв лицо платком, и я всё понял…
Отец лежал в своей постели, у него был жар. Одного взгляда на него мне было достаточно, чтобы поставить правильный диагноз. Конечно, чума. Но, не всё потеряно!
- Как твоё самочувствие, батюшка?
- Здравствуй, сынок… Вот видишь… Кажется, во мне поселилась смерть….
- Ты не умрёшь, это я тебе обещаю! – воскликнул я. – Твой сын сейчас -  чумной доктор Альтштадта! И он ежедневно излечивает по десятку таких, как ты, отец.
- Хвала Создателю…
- Я приготовлю тебе лекарство, а эти бубоны вскрою сегодня! Но мне надо съездить в дядюшкин дом и найти его запасы лекарств!
Отец ничего не ответил. Я представлял, насколько ему тяжело.
Болезнь за считанные часы сделала из него жалкого измождённого старца. Некогда могучий человек превратился в маленького, худого несчастного, на впалых щеках которого серебрится седая щетина.
И я поспешил к своей лошади. Брат Август последовал за мной. Мама пыталась остановить нас, хотя бы накормить теми крохами, которые остались у них в доме.
- Матушка, нельзя терять время! – воскликнул я. – Отца ещё можно спасти, но надо торопиться! Мы вернёмся самое большее, через час, ставь кипятить воду!
Через луг, по которому я любил гулять в детстве, я свою лошадь погнал галопом. Старушка не подвела: через полчаса мы уже открывали дверь в дом дяди Клауса. Поскольку на улице стемнело, пришлось зажечь лампы.
- Здравствуй, дядюшка! – поздоровался я на всякий случай, памятуя о том, что дух хозяина вполне может находиться здесь, у себя в доме. – Я усвоил твою науку и спас множество людей от «чёрной смерти»! А теперь пришла пора спасать своего отца! Помоги мне, покажи, где у тебя хранятся твои пчелиные сборы! Собственно, я приехал именно за ними!
Брат Август покосился на меня и на всякий случай перекрестился.
Дом дяди Клауса теперь выглядел совсем чужим. Я с трудом узнавал эти стены, висящие пучки трав под потолком, давно остановившиеся настенные часы, стол, стулья, лавки…
Насколько я мог ориентироваться в хозяйстве дяди Клауса, то, что мы ищем, должно было находиться в подполе…
- Посвети, - я передал Августу лампу и потянулся за кольцо, открывающее люк вниз.
Долго искать не пришлось. Всё, что хранил у себя старый бортник, - это как раз то, зачем мы и пришли. А именно – мёд, перга, прополис, маточное и личиночное молочко, забрус, воск, помор, а также готовые лекарства с пометками дядюшкиной рукой, из чего они изготовлены и для чего применяются. Сигнатуры (59) были написаны на листочках бумаги, которые прикрывали сверху скляночки, баночки и коробочки.
- Не спеши, - только и смог сказать мне брат Август, бросая вниз мешки. – Не перепутай надписи к лекарствам!..
- Спасибо тебе, дядя Клаус, - счастливо улыбаясь, бормотал я. – Запасливый ты человек, я это всегда знал… И рад, что не ошибся в тебе!..
«Что бы ты делал без нас с дядюшкой?..»


Глава 9. Сражение с чумой в Инстербурге

Прибыв домой, я сразу бросился готовить лекарства. Брат Август ни на минуту не отходил от меня, помогал чем мог. Матушка с любопытством, надеждой и гордостью смотрела за моими действиями и шептала молитвы.
- Эх, сыночек, приехал бы ты месяц назад... Глядишь, и спас нашу Анхен...
Бедная моя сестричка, белокурая малышка!.. Со слов матери, она угасла за два дня... Теперь надо спасать отца... И неизвестно, что творится с братом и его семьёй... Надо будет проведать и их!
Я надел перчатки, обвязал лицо полотенцем, достал мазь и ланцет.
- Всё готово!
- Я стану сопровождать тебя, сын мой. - Брат Август тоже закрыл рот и нос полотенцем. - Мне не привыкать ухаживать за больными, - пояснил он матери.
- Благослови вас Господь, - прошептала мать, пряча слёзы в платок.
Отец лежал в той же самой позе, безучастно глядя в потолок. Услышав, что в комнату вошли, он не изменил выражения лица. Я понял, что ему стало хуже...
- Успокойся, отец, - произнёс я. - Мы пришли забрать твою боль... А вместе с нею - и саму болезнь!
- Ваш сын - лучший врач во всём Альтштадте, - подтвердил мои слова брат Август. - Они вместе с профессором Майбахом спасли уже уйму народа, их руками исцеляет сам Господь!
Отец еле заметно улыбнулся. Раздувшиеся, багровые бубоны неустанно высасывали из него жизнь...
- Готовь мазь, брат Август, - промолвил я и взялся за ланцет.
Через несколько минут я смазал разрезы на теле отца и накрыл их чистой салфеткой. По лицу старшего Коффера было видно, что ему стало заметно легче.
- Спасибо, сынок, - прошептал он. И тут же добавил: - Карл...
- Что Карл? Он тоже болен?
- Мы постоянно находились вместе... Загляни к нему, Петер, боюсь, он сейчас в таком же состоянии... Чума не щадит никого...
- Хорошо, отец. Я немедленно отправлюсь к нему!
Мы тщательно вымыли руки и собрались в дорогу. Мой брат жил неподалёку, в небольшом домишке возле района Хохшлиссе. Здорова ли его жена? - мелькнуло у меня в голове... Здоров ли их малыш?
Время было позднее, мороз к ночи усилился. На улицах было пустынно.
Подъехав к дому брата, я взялся за кольцо у двери и несколько раз постучал им. Долго изнутри не доносилось ни единого звука. Я ударил ещё.
- Кто там? - послышался тихий женский голос.
- Это я, Петер! Открывай, Софья! Если Карлу плохо, я смогу помочь!
- Сам Господь послал тебя ко мне! - услышал я из-за двери.
Звякнула щеколда, и мы с братом Августом ввалились в дом.
- Он болен? - спросил я, мельком оглядывая ладную фигуру Софьи. Жена брата была закутана в тёплый пуховый платок, её миндалевидные глаза, широко раскрытые от удивления, лишь подчёркивали её красоту.
- Да, совсем плох...
- Отец тоже был плох... Но я ему помог. Вылечу и Карла... Это - мой спутник и добрый товарищ, брат Август. Он прислуживает в Алыптадте, в кирхе Святого Духа...
- А сам-то ты как, Петер? Мы слышали о тебе столько всего... странного....
- Я всё объясню потом. Теперь я - врач... Скажи, как ты, как ваше дитя? - я попытался по глазам и чертам лица определить, здорова ли наша невестка. Похоже, ей повезло, и болезнь не коснулась её.
- Я здорова, сама не знаю, почему... Ребёнок наш - тоже, хвала Господу, не болен...
- Ладно, проведи нас к Карлу, но сама к нему не подходи! - сказал я, натягивая перчатки. - Лучше вскипяти воду!
Софья открыла дверь, и мы вошли в комнату. Карл лежал на лавке и точно так же, как отец, глядел в потолок. Узнав меня, он слегка улыбнулся, но тотчас сморщился от боли.
- Петер, братишка... Какими судьбами?
- К твоим услугам, Карл, - я поднял одеяло и рубаху брата, осматривая его тело. Бубоны вот-вот могли прорваться и изрыгнуть своё содержимое... И, как часто это происходит, извержение собиралось стать внутренним.
- Я пришёл забрать твою боль, - повторил я фразу, сказанную отцу, - а вместе с ней и саму болезнь!
- Забирай... - с трудом выговорил Карл. - Ты, я вижу, уже опытный врач...
- Петер - самый известный врач в Альтштадте, - вмешался брат Август. - Сама чума его боится, как огня! Если бы вы знали, скольких людей он уже исцелил!..
- Слава Богу! Рад это слышать, - улыбнулся Карл. - Делай же своё дело, брат... Ты прибыл вовремя...
Я проделал аналогичную операцию, удалил гной и смазал раны мазью. Затем заставил Карла выпить настойку из пчелиного помора.
- Теперь ты поправишься, братишка! И скоро вместе с отцом вновь застучите молотками в своей кузнице!
- Спасибо, брат! Я буду благодарить Создателя за то, что Он сделал из тебя настоящего врача! Ты надолго к нам?
- Нет, я приехал за пчелиными продуктами, которые заготовил дядюшка Клаус... Нам в Альтштадте катастрофически не хватает лекарств...
- Трудно там?..
- О, лучше не говорить, - я махнул рукой. - Хвала Господу, хоть сняли блокаду, и я смог вырваться оттуда. Но завтра-послезавтра отправлюсь обратно...
- Доброго пути и будь осторожен...
Брат Август вышел на улицу, а я задержался на кухне, мне надо было дать некоторые указания Софьи. Я оставил ей мазь и настойку, объяснил, как ими пользоваться, что предпринять, чтобы самой не подхватить болезнь, и уже собрался уходить.
- Постой… - Софья взяла меня за руку, мягко, но настойчиво увлекая за собой в спальню.
- Что тебе ещё? Карл будет здоров. Обещаю. Не сразу, конечно, но... я успел вовремя.
- Я не о том... Илона, как она? - её лучистый взгляд буквально гладил мне душу.
Одновременно я почувствовал запах волос, а также тепло, исходящее от стройного тела жены брата, и рассудок у меня слегка помутился... Ведь я так давно не прикасался к женщине…
- Илона в порядке... – растерянно проговорил я. - Она живёт в доме у профессора Майбаха... Это - очень хороший человек...
София прильнула ко мне, её глаза буквально впились в мои... Я не знал, что делать, но, не отталкивать же её от себя?
- Помню, она ждала ребёнка?..
- Да, в феврале у нас родится дитя...
Софья прильнула ко мне ещё теснее, обняв меня за талию. Я не знал, куда мне девать свои руки. Внезапно меня охватило страстное желание тоже обнять её, но я не мог себе этого позволить...
- Интересно, - прошептала Софья, - что она нашла в тебе? Я долго думала над этим... А теперь поняла... - её рука погладила мне волосы и аккуратно легла на затылок. Слегка надавливая на него, она заставляла мою шею немного нагнуться. Её губы становились всё ближе. Я не мог более сопротивляться...
«Э, бакалавр, тебе эта наука ни к чему...»
«Ты прав, друг Аурифабер.... Но, разве тут устоишь?»
«А ты попробуй...»
- Спасибо тебе за Карла, - прошептала Софья.
- Я рад, что успел...
- Не уходи... было бы славно, если б ты у нас заночевал... Пока Карлу ещё плохо... Останься со мной, не пожалеешь…
- Уверен, ты справишься и без меня, - я заметил, что дыхание моё участилось.
- Обними меня...
- Чёрт возьми... так нельзя... У тебя же есть муж!
- Супружество должно приносить радость, - сладко мурлыкала Софья. -  Я долго старалась украсить жизнь твоего братца, наполнив её любовью и весельем… Потому что глупо тратить молодые годы лишь на приготовление еды и уход за скотиной... Любая женщина тебе скажет, что лучший мужчина - тот, рядом с которым она чувствует себя самой красивой, желанной и счастливой. Но Карл этого ощущения мне дать не смог – он всё время был на работе, и я постепенно остыла… Охладела… Знаешь, а ведь я умею быть очень страстной…
Её рука взяла мою и моею же ладонью накрыла свою грудь. Внутри у меня всё затрепетало. Почувствовав это, она прижала мою ладонь крепче... Я ощутил мягкую упругость её груди...
- Нет, это же – грех!
Внезапно за дверью заплакал ребёнок. Софья тут же оттолкнула меня и бросилась на зов младенца.
- Уходи немедленно, - прошипела она, обернувшись ко мне. - Катись к дьяволу!
«Благодарю тебя, Господи!» Дважды меня уговаривать не пришлось.
Во дворе меня ожидал брат Август. Он плёл косички в гриве своей лошади и хитро на меня поглядывал. Однако, вопросов задавать не стал.
- Завтра посетим семейство Лакошей, - объявил я. - А потом можно пускаться в обратный путь.
- Да, - заметил брат Август. - Опоздай мы хоть на один день, и ты, сын мой, потерял бы отца и брата...
- Ты прав, брат Август. Но и смерть сестры больно ранила меня в сердце... Я до сих пор не верю в то, что маленькой Анхен больше нет...
- Упокой, Господи, её душу… - ответил монах.
Мы сели на лошадей и тронулись к дому моих родителей.

На следующий день я, как и планировал, отправился к Лакошам. Мне нужно было объясниться, относительно наших взаимоотношений с их младшей дочерью. Конечно, я нарушил древние семейные устои и поступил против всех церковных законов, за что, несомненно, заслуживал наказания. Но того, что случилось, назад не вернёшь... Мы с Илоной встретились, полюбили друг друга и не собирались расставаться до конца своих дней.
Словом, с тяжёлым сердцем нёс я свою повинную голову в дом к Лакошам.

- У меня нет ни настроения, ни желания читать вам морали, юноша, - размеренно, дымя трубкой, произнёс Ференц Лакош, когда мы остались вдвоём в его кабинете.
С госпожой Лакош беседовал брат Август. Он давал ей советы по приготовлению кофе, кои были немало любопытны, чем и заинтересовали супругу венгерского переселенца.
- Мало того, - продолжал хозяин после некоторой паузы. - Я не держу на вас зла и не таю обиды. Я понимаю, пришла любовь... Не просто пришла, а ворвалась в ваши сердца и души... Такое не каждый разум выдержит...
Я попытался что-то произнести, но господин Лакош жестом остановил меня.
Я знаю, что вы хотите сказать... И повторяю: я не осуждаю вас. К тому же, насколько я понял, как только чума будет побеждена, вы обвенчаетесь с моей дочерью, - он улыбнулся. - Выходит, мы с вами - почти родственники... К тому же... - он выпустил облачко густого дыма. – Вы теперь являетесь уже не мальчишкой-студентом, а бакалавром медицины, и весьма успешно занимаетесь практикой... Ваш компаньон... монах из госпитальной кирхи Святого Духа, так и заявил, когда вы представили мне его: «Петер - весьма умелый врач, он спас уже больше сотни жизней в Альтштадте...» Это - весьма похвально. Я верю, что обвенчавшись, вы будете продолжать врачевание и добьётесь в этом деле больших успехов... Разве могу я желать более... достойного мужа своей дочери? К тому же, у вас обоих истинная любовь друг к другу, а это - тоже многое значит. Любящий человек для предмета своей страсти готов горы свернуть... И я уверен, что вы их свернёте, - он вновь улыбнулся. - Можете считать, что вы получили моё отцовское благословение...
- Благодарю вас, господин Лакош, - учтиво ответил я, и почувствовал, что словно гора свалилась у меня с плеч. - Вы совершенно правы. Как только кончится чума, мы с Илоной обвенчаемся, и будем жить тихо и мирно где-нибудь в окрестностях Инстербурга. Я стану врачевать, а Илона - заниматься хозяйством. Надеюсь, мы с вами будем частыми гостями друг у друга... Но всё это произойдёт только после изгнания из наших краёв «чёрной смерти»...
- Надеюсь, это произойдёт уже весной...
- Я бесконечно рад, господин Лакош, что она не коснулась вашего дома...
- Дело в том, что, будучи аптекарем, я неплохо разбираюсь в медицине, - важно ответил пожилой человек. - Мне известны основные способы защиты от чумы. Так, мы с женой постоянно употребляем лук и чеснок, без необходимости не выходим из дома и тщательно моем руки после редких визитов в город... К тому же мы жуём прополис, а он, как известно, убивает дух чумы... Хоть и гадкая на вкус вещь, но с этим приходится мириться. Зато мы с женой - здоровы, хвала Господу. К тому же я курю, - он усмехнулся. - А дым, как считают многие врачи, отгоняет прилипчивые болезни...    
Я усмехнулся. Последнее заявление было, на мой взгляд, весьма спорным...
- А как там дела в Кёнигсберге? Неужели так же плохо?
- Ужасно, - кивнул головой я. - Кёнигсберг потерял, при самых приблизительных подсчётах, не менее пяти тысяч жителей... И "чёрная смерть" пока не сдаёт своих позиций... Вот и у вас в Инстербурге я вижу на улицах, а также в домах, много мёртвых крыс, из чего делаю вывод: эти твари тоже болеют чумой и, несомненно, участвуют в передаче её людям… Но мы, к счастью, поняли, как с ней бороться, поэтому успешно используем с профессором Майбахом препараты на основе пчелиных продуктов, об эффективности которых говорил ещё мой дядя Клаус. А вчера мы опустошили его запасы, - усмехнулся я. - В Альтштадте очень нужны такие лекарства. Они вытаскивают людей буквально с того света...
Поскольку «мужской разговор», который должен был происходить между нами наедине, был закончен, Ференц Лакош позвал жену и брата Августа за наш стол и распорядился принести вина и кофе. Было заметно, что супругу старого аптекаря очень интересует, чем же закончилось наше общение, но, видя, что её муж находится в прекрасном расположении духа, она успокоилась.
Я невольно обратил внимание на то, что отсутствие обеих дочерей в доме Лакошей, сыграло свою печальную роль. Теперь в доме не наблюдалось такого образцового порядка, какой был в прошлые годы. На столе стояли горшки, были раскиданы ложки, как будто хозяева только что пообедали. Кроме того, на подоконнике  был рассыпан пепел из трубки, похоже, хозяин здесь её и выбил. Свеча стояла на обычной глиняной плошке, скрипучие полы, похоже, давно не подметались...
- Пять тысяч, это - очень много, - заметил Лакош и глубоко вздохнул. - Нескоро Кёнигсберг оправится от такой утраты... А сколько ещё народу заберёт «чёрная смерть», пока её не прогонят?..
- Да и у вас тут тоже... - вздохнул я. - Моя бедная сестра... тоже предстала перед Господом...
- Здесь болезнь, как видишь, прижилась, - согласился Лакош. - А как же иначе? Вы справедливо заметили, что она страсть как любит крыс и грязь, а у нас хватает и того и другого. Уборщиков трупов не хватает, вот тела и валяются, припорошенные снежком, где попало. И то, что нет смрадного запаха, так это только до поры, из-за мороза... Настанет оттепель, всё начнёт гнить, а вороны и крысы станут разносить болезнь по всему городу... Вот вам и новая вспышка мора!
- Трупы надо убирать, пока стоят холода, - заметил брат Август. - Куда смотрит ваш бургомистр и городской совет?
- Эх, - махнул рукой Лакош. — Бургомистр сбежал в Бранденбург, а от городского совета осталось два человека: судья Рихтрекер, да трактирщик Блюттер...
- Вот пусть и руководят, коль им доверили власть... В Кёнигсберге из осуждённых к смерти грабителей да мародёров, сделали мортусов - сборщиков трупов, создали похоронные команды... А действуют ли в Инстербурге чумные дома, то есть, лечебницы? Кто в них трудится?
- При монастыре святого Августина открыт чумной дом... есть больница в Альбертхофе, возле замка Георгенбург, да небольшая лечебница при магистратуре... Инстербург - городок небольшой... А лечат, в основном, монахи... Врачей у нас мало, да и те прописывают лишь кровопускание да вскрытие бубонов... Разве это помощь?
Мы выпили немного вина из старых запасов Ференца Лакоша, затем насладились чудесным кофе. На душе у меня стало гораздо легче, я ведь опасался недружелюбного поведения отца Илоны. Иной родитель мог бы и засудить... Однако, старик Лакош был мудр... Но тот факт, что местные врачи пытаются лечить чуму старыми методами, из-за чего в Европе в разные годы умирали миллионы людей, вызывал у меня досаду и горечь. Впрочем, у нас, в Кёнигсберге то же самое... Пусть в госпитальной кирхе Святого Духа дела обстоят гораздо лучше, чем в других подобных заведениях, но ведь никто не спросит, каким образом мы добились этого? Какие применяем составы и методы лечения?
Ференц Лакош тем временем допил бокал и вновь взялся за трубку. Я наблюдал, как он, не спеша, со знанием дела, набивает чашку трубки табаком.
- Какой необыкновенный аромат, - заметил брат Август. – Рискну предположить, что это - не германский табак! Когда-то я неплохо разбирался в его сортах…
- Вы правы, брат Август, - ответил Лакош. - Это - венгерский табак. Прошу вас, угощайтесь! Дым тлеющего табака, выращенного на моей солнечной родине, прогонит любую хворь... Давайте-ка свои трубки... Или возьмите мои.
- Спасибо, но мы лучше насладимся им издали, - ответствовал монах.
- А есть ли у вас, господин Лакош, связь с членами городского совета или с врачами, занимающимися больными чумой? - спросил я.
- Разумеется. Многие пользуются моими услугами, а супруга судьи - вообще частый гость в нашей аптеке... А что ты хочешь предпринять, Петер? Уж не собрался ли повлиять на городской совет?
- Мне бы очень хотелось помочь родному городу, - ответил я на вопрос Лакоша. - К сожалению, я не могу оказать давление на ваш Совет, но желал бы написать некоторые свои рекомендации, в том числе, и как врач... Если вы согласитесь передать моё послание «отцам города», я готов прямо сейчас составить сей документ...
- Дорогая, - обратился Лакош к супруге. - Принеси, пожалуйста, бумагу, перья и чернила. - Наш будущий зять говорит весьма разумные вещи. Пусть же его слова не расходятся с делом...


Глава 10. Прощение

Наступил 1710 год. Зимние ветры гнали позёмку вдоль улиц Кёнигсберга, на сваленных в кучи телах умерших от чумы выросли сугробы... На площадях по-прежнему горели костры, на которых жгли целебные травы, отгоняющие болезнь, слышался барабанный бой и грохот орудий. Но «чёрная смерть» продолжала хозяйничать как в столице, так и всей Восточной Пруссии. Отряды мортусов долбили мёрзлую землю, копая братские могилы для несчастных горожан, которых сгубила страшная болезнь. И количество мертвецов не уменьшалось...
Мы с братом Августом прибыли в Кёнигсберг вскоре после Рождества и привезли значительный запас «пчелиных продуктов», а также готовых лекарств для альтштадской госпитальной кирхи Святого Духа. Для того, чтобы доставить мешки всего этого добра, набранного из запасов дяди Клауса, пришлось купить ещё одну лошадь, что удалось сделать в замке Георгенбург.
Ференц Лакош, которому я оставил некоторые свои предложения по поводу лечения больных чумой, а также соображения, относительно мер по прекращению мора в городе и его окрестностях, отнёс их в магистрат. Он также позаботился о том, чтобы с моими записями ознакомились члены городского совета: судья Иоганн Рихтрекер и трактирщик Маттеус Блюттер. Те, по словам старого аптекаря, проявили явную заинтересованность.
На прощание Лакоши просили передать для Илоны множество тёплых слов и кое-что из приданного для будущего малыша. Мы выполнили свою миссию и, по прибытию в Альтштадт, ужасно обрадовались, узнав, что братья монахи, присматривающие за больными в клинике, живы и здоровы, как и профессор Майбах, а наши пациенты продолжают выздоравливать чаще, чем умирать.
Отец Иосиф тоже выполнил своё обещание, в ближайших к Кёнигсбергу монастырях удалось раздобыть немного мёда и прополиса. Однако, при подъезде к городу на обоз было совершено нападение шайкой местных бездельников, в результате чего, монахи пострадали, получив ссадины и ушибы, а значительная часть мёда была похищена.
Три следующие дня мы занимались изготовлением лекарств - мазей и настоек. В клинике, кроме привычных запахов жжёного янтаря, розмарина и других трав, стал  ощущаться и рыбный... Дело в том, что в Кёнигсберг, наконец, доставили из приморских районов сельдь. Это сильно разнообразило питание, как больных, так и самих братьев, ухаживающих за ними. А хорошее питание всегда укрепляет тело и усиливает способность человека сопротивляться болезни.
Утром 3 января профессор Майбах, побывав в клинике и проверив состояние пациентов, вскоре оставил нас, укатив к очередному высокопоставленному больному, чуть ли не королевских кровей, правда, подданному Польши.
А мы продолжили свою повседневную деятельность, вооружившись ланцетами, мазями, настойками и добрым словом. Прочие братья взяли в руки тряпки, начали выносить помои, но все вместе мы делали одно дело - прогоняли ужасного захватчика из любимого города.
Ближе к полудню внизу возникла некоторая суматоха. Кто-то бесцеремонно ломился в двери клиники. Я подошёл ближе, заинтересовавшись таким переполохом.
- Что вам угодно? - строгим голосом спросил отец Иосиф.
- Я посланец графа Зигмунда фон Монтау. Это - ближайший родственник нашего бургомистра. Он отправил меня за доктором Майбахом!
- Профессор Майбах убыл к больному, ответил священник.
- Пресвятая Дева! Мне было строго приказано без Майбаха или какого-нибудь другого толкового врача не возвращаться!
- У вас кто-то заболел?
- Да, племянница графа... Уж как не берегли бедняжку, но проклятая чума её всё- таки настигла... Я умоляю вас, святой отец, есть ли у вас в клинике достойный врач?
- У нас имеется лучший ученик профессора, бакалавр медицины Петер Коффер. Правда, он сейчас занят...
- А он хороший врач?
- Несомненно. Лучший из тех, кого я встречал. После самого Майбаха, разумеется...
- Слава тебе, Господи... Я прошу вас, святой отец, отпустить со мной этого... Коффера... Всего лишь на час... Иначе меня повесят!
Я спустился вниз, и мне удалось рассмотреть посланца графа. Это был совсем молодой человек, едва ли старше меня. Голос его срывался, а из глаз, того и гляди, могли хлынуть слёзы. «Видимо, граф не любит шутить со своими слугами», - решил я.
Пришло время показаться ему на глаза. Завидев мою «клювастую» голову, паренёк, казалось, онемел.
- А это и есть доктор Коффер, - проговорил отец Иосиф. - Если он согласится, то я, так и быть, не буду возражать против его отсутствия в клинике... в течение часа... Но не более двух!
Я вышел на улицу и снял с себя маску.
- Доктор! - обратился ко мне парень, - вы ещё такой молодой...
Посыльный графа Монтау был одет в длиннополый кафтан, поверх которого наброшен плащ. Шляпу он держал в руках.
- Не будем терять времени, - прервал я его. - Вы сами слышали, что отец Иосиф дал нам всего два часа. Скажите, куда идти?
- В Королевский замок!
- Девушка давно больна?
- Мы заметили это только сегодня! И страшно перепугались!
- Может быть, это вовсе не чума?
- Чума, уже видны бубоны... И отекает горло...
- Хорошо, я только возьму свои инструменты и лекарства...
- Сам Бог мне вас послал, - пробормотал посыльный. - Если вы спасёте её, граф вас озолотит!
- Не беспокойтесь, если чума не успела показать свои клыки, то я попытаюсь её уничтожить.
Юноша с уважением взглянул на меня.
- Мы все будем молиться...
Взяв с собой необходимый инвентарь, мы с посланником графа Монтау направились к Королевскому замку. Добираться до него было совсем близко: минут через десять мы дошли до северной стены Замка, которую обогнули слева и вышли к Восточным воротам.
Должен заметить, что Королевский Замок, изначально строящийся как форпост, крепость, защищающая земли вокруг него, со временем утратил своё военное значение и сейчас более походил на памятник старины, в котором размещались музеи и коллекции, а также покои для важных персон, библиотеки, роскошные залы и кабинеты правителей города. Внизу располагался городской суд.
- В апартаменты графа Монтау, - доложил парнишка стражникам. Тут его голос был уже другим - более повелительным. И сам он подтянулся и вполне стал соответствовать своему статусу. - Со мной - врач!
Вскоре мы очутились в самих покоях. Слуги провели нас в широкий зал, в который выходило, по меньшей мере, пять комнат. Здесь гармонично соседствовали два приземистых шкафа: один с толстыми книгами, другой с изящным венецианским сервизом, резное бюро и секретер, лакированный карточный столик, а возле него - стулья с изогнутыми спинками и обшитыми шёлком сидениями. По обе стороны одной из дверей на небольших подставках стояли два комплекта грозных рыцарских доспехов. Я принялся оглядываться, всё было так непривычно, так красиво...
- Это вы - доктор? - послышался вдруг властный мужской голос.
Я повернулся к вошедшему. Это был высокий мужчина лет сорока, с глубокими залысинами, чёрные с проседью  волосы он зачёсывал назад, а глаза были жгучими, словно раскалённые угли.
- Бакалавр медицины Петер Коффер, ваша светлость, - представился я, понимая, что это и есть сам граф Монтау.
- Вы слишком молоды, - неодобрительно промолвил граф. - Где ты нашёл его, Карл?
- Осмелюсь заметить, - тут же нашёлся мой провожатый, - что профессор Майбах убыл к больному, а этот молодой человек – его лучший ученик. В кирхе Святого Духа всё держится на его плечах, и в том, что там люди выздоравливают - немалая заслуга бакалавра медицины Коффера.
- Ну что ж, это меняет дело... Как вы собираетесь лечить мою племянницу?
Зачем он задал этот вопрос? Для того, чтобы проверить мою компетентность?..
- Сначала я хотел бы осмотреть больную, - ответил я. - А затем уже выберу метод лечения. В кирхе Святого Духа мы лечим пациентов лекарствами собственного приготовления...
- Может быть, для простолюдинов ваши лекарства и подходят, но не для графини, - послышался женский голос справа.
Я повернул голову и встретился взглядом с миловидной женщиной невысокого роста в роскошном платье и не менее шикарном парике. У неё были красные глаза. Возможно, от слёз... Дама вышла из смежной комнаты. Взгляд графини был надменен и строг.
За её спиной маячили фигуры двух лакеев.
- Ваша светлость, - тактично поклонился я. - Если вы не доверяете моему искусству, я немедленно удалюсь, поскольку в клинике меня ждут мои пациенты. А если позволите мне продемонстрировать своё умение, то давайте не будем тратить время понапрасну и я немедленно приступлю к своим обязанностям!
- Да, Маргарет, - граф подошёл к своей... жене или сестре и слегка коснулся её локтя, - пусть врач займётся Лео...
Та покачала головой, повернулась и проследовала в свои покои.
- Я прошу вас распорядиться, ваша светлость, чтобы вскипятили воду...
Один из слуг бросился выполнять распоряжение, другой подошёл ко мне.
- Прошу вас, доктор, спальня нашей юной госпожи находится здесь... - и приоткрыл дверь в комнату.
- Любезный, вам опасно находиться рядом с больной, - сказал я ему, когда мы приблизились к постели. - Болезнь может передаться и вам...
Бледная девушка полулежала на постели внушительного размера с тёмно-вишнёвым балдахином, и было видно, что её мучает жар и боль. На полу под кроватью стояли две фарфоровые, искусно расписанные ночные вазы. Увидев меня в страшной "птичьей маске" больная закрыла глаза и поджала губы.
- Госпожа Лео, к нам прилетела весёлая птичка... - "прощебетал" слуга, - она вас обязательно вылечит, вы только ничего не бойтесь.
Я поправил маску на голове и лучше натянул свои перчатки.
- Она ничего не ест и её постоянно тошнит… - шепнул мне на ухо слуга.
- Мне необходимо осмотреть больную, - заявил я, поставив в изголовье постели сумку с лекарствами и инструментами. Краем глаза я заметил стоящую в дверях фигуру графа. - Если вода уже готова, пусть принесут её сюда...
Мне пришлось обнажить тело благородной девушки, чтобы оценить состояние её кожных покровов. Вид нежной девичьей груди был бесконечно прекрасен, но я уже научился владеть своими чувствами во время работы. Однако, в районе  подмышек я вскоре нащупал несколько зреющих и болезненных бубонов, что помогло мне окончательно выбросить из головы разные глупые желания. Именно такие узлы были у судьи Штюрмера, но тогда мне по счастливой случайности попалась на глаза пчела...
- Вы собираетесь их вскрывать? - послушался тихий голос графа.
- Ни в коем случае, ваша светлость, - ответил я. - Пока они на начальной стадии роста, есть возможность добиться их обратного развития... при помощи нашей мази... Вскрывать будем в крайнем случае, если только лекарство не подействует. Но простолюдинам оно обычно помогает...
- Спасите её, доктор... И я исполню любое ваше желание...
- На всё воля Господа, - ответил я, втирая мазь и изо всех сил стараясь не коснуться заветных девичьих округлостей. Заодно я нанёс мазь и на шею молодой графини.
Закончив с этим, я достал из сумки настойку.
- Попробуйте сделать хотя бы один глоток, - попросил я девушку...
Завершив своё дело, я покинул комнату, снял маску и обратился к графу со следующими словами:
- Ваша светлость, я оставляю вам мою настойку. Ваша племянница должна принимать её трижды в день по небольшому глоточку... И смазывать бубоны необходимо точно также - трижды... Если у вас нет подходящих людей для этих процедур, я лично буду приходить к вам в нужное время...
- Прошу вас, - дрогнувшим голосом проговорил граф. - Сделайте всё сами. Так вы будете постоянно отслеживать её состояние... Я распоряжусь, чтобы вам не чинили препятствий...
- Хорошо, - ответил я, вымыв руки и укладывая склянки в сумку.
- Скажите, доктор, на какое время может затянуться процесс... излечения?
Я понял, что уже заслужил у графа  малую толику уважения.
- Если мазь подействует и остановит развитие бубонов, то через неделю ваша племянница будет здоровой.
Графа Монтау мой прогноз полностью удовлетворил.
- Так мы ждём вас...
- В два часа пополудни, - ответил я. - И потом - в девять вечера...
- Постойте... – граф вдруг что-то вспомнил и его лицо резко изменилось. - Не вы ли... - один из тех негодяев, которых суд ещё в сентябре приговорил... вместо казни к работе мортусами на Кнайпхофе? 
Брови его нахмурились. Было очевидно, что он меня узнал.
- Вы правы, ваша светлость. Только вы напрасно причислили меня к негодяям. Просто я добросовестно изучал медицину, только и всего...
Минуту он разглядывал меня, словно невиданную диковинку из музея. Я же старался сохранить непринуждённый вид, давая понять, что никакой вины за собой не признаю. И тогда ладонь графа легла на моё плечо.
- В случае благоприятного исхода, юноша, я сделаю так, что с вас будут сняты все обвинения, - произнёс он, глядя мне в глаза.

Последующие несколько дней я был занят работой в клинике, не забывая навещать молодую графиню из Королевского замка. Дела у моей подопечной пошли хорошо, хоть и не сразу, мазь по рецептам бортника дяди Клауса действовала безотказно, благодаря почти волшебной силе пчелиных продуктов. Настойка из арсенала дядюшки тоже творила чудеса. Лекарства на её основе побеждали смерть и восстанавливали повреждённые ткани, они придавали необходимую жизненную силу, заставляя человека противиться заболеванию и начать активное выздоровление.
Числа 11-го или 12-го января к нам прибыл посланник городского совета Кнайпхофа, известный мне магистр Иоганн Альтмеер, которого я уже мог считать своим приятелем. Тамошние "отцы города" заинтересовались результатами работы госпитальной кирхи Святого Духа и стремились перенять наш опыт. Он также принёс пренеприятнейшие известия: исполняя свой долг, умерли все мои друзья по Университету: Густав Грюн, Отто Жемайтис, Манфред Гус, Мартин Брадис и Якоб Лившиц. Та же печальная участь постигла и мародёров Хлыста и Клинка. А сам Герман был застрелен сержантом Пфаффером… Как сказано в его рапорте: «при попытке бегства из города...» После их смерти было сформировано ещё четыре команды мортусов. Все они погибли, и сейчас собирался пятый отряд.
Из нашей большой, весёлой и бесшабашной компании в живых остался я один. Да и то, благодаря духу Андреаса Аурифабера, не раз вытаскивавшего меня из лап неминуемой смерти.
А зима в Кёнигсберге продолжалась. Морозы и снегопады сменялись небольшими оттепелями, правда, с наступлением сумерек небольшие лужицы тотчас подергивались сахарным ледком. Город по-прежнему убирался крайне плохо - работников не хватало, все боялись подхватить чуму. Команды мортусов едва успевали увозить с улиц трупы, много домов в Альтштадте так и стояло с заколоченными дверями и нарисованными мелом крестами. От Альтштадта до Трагхайма и Росгартена картина не менялась. Правда, изредка уже раздавались голоса синиц - весёлые птахи радовались малейшему потеплению. И как ни горестно было нам, но очерствевшие души смягчались, едва заслышав пение городских пичуг.
Магистру Альтмееру мы передали испытанные на деле рекомендации по предупреждению и лечению чумы. Мы рассказали ему о ценнейших свойствах пчелиных продуктов, описали рецепты лекарств и методику лечения. Больше всего ему понравилась мазь на основе пчелиного помора, которую мы применяли после вскрытия бубонов. Также он пришёл в восторг от наших настоек на прополисе и маточном молочке. "Пресвятая Дева, - сказал он, получив от нас нужную консультацию. - Если бы мы знали это ранее! Сколько жизней спасли бы!"
Я не забуду памятный день 31 января. В тот день я занимался своей работой в клинике. Ничего не предвещало столь чудесного события, и оно пришло неожиданно.
- Петер! - воскликнул профессор Майбах, буквально ворвавшийся в клинику. - Поздравляю тебя, сынок! Ты полностью оправдан!
Как оказалось, графы умеют держать слово. Я излечил племянницу графа Монтау, и он замолвил словечко перед бургомистром. И вот теперь...
- "...Петер Коффер отныне свободен от всех, предъявленных ему ранее обвинений, ибо доказано, что он не имел никаких отношений с польским чёрным колдуном, и даже более того - участвовал в поимке вышеупомянутого колдуна. Петер Коффер обвинялся в похищении трупов с кладбищ, но делал это в строго медицинских целях. Полученные знания он умело воплощал в дальнейшем, исцеляя людей. Свою вину Петер Коффер полностью искупил, работая в госпитальной кирхе Святого Духа, и, не щадя собственной жизни, борясь с царящей в городе "чёрной смертью".
Помня заслуги Петера Коффера перед Кёнигсбергом во время борьбы с чумой, городской Суд постановил:
1. Вернуть ему степень бакалавра и восстановить в Университете на медицинском факультете.
2. За усердие и личный вклад в дело борьбы с "чёрной смертью" присвоить ему звание "Чумного доктора" городов: Альтштадт, Лёбенихт и Кнайпхоф.
3. Дозволить Петеру Кофферу дальнейшее служение на поприще медицины в вышеобозначенных городах...
"Вот видишь, и остолопам иногда везёт..."

Глава 11. Прощание с Аурифабером

Февраль 1710 года я встретил свободным человеком, мало того, находящимся в почётной должности Чумного доктора Кёнигсберга. Это означало, что в моём ведении находились все клиники и чумные дома Альтштадта, Лёбенихта и Кнайпхофа. а также люди, занимающиеся борьбой с чумой. Я мог давать им указания, которым они должны были неукоснительно следовать, а также следить за их работой, снимать и назначать исполнителей... Конечно, основная моя деятельность проходила там же, где и прежде - в госпитальной кирхе «Святого духа». Но часто я ходил по домам вместе с отрядом мортусов и, обнаружив там больных, лечил их... А, главное, я понял, что лучший способ забыть о собственных страданиях – это прийти на помощь тому, кто сам не в состоянии о себе позаботиться…. Еженедельно о состоянии дел по противодействию «чёрной смерти» я должен был докладывать в городскую администрацию, находящуюся в Королевском замке.
Некоторые из мортусов, «прошедшие» суд и Голубую башню, оказывали мне уважение, зная, что я тоже «вкусил их горькой доли». Но одно упоминание о том, что я работал в паре со знаменитым Германом, приводило в чувство любую шальную голову. Только удержать этих людей от грабежей я всё же не мог, как ни старался. Впрочем, я уверен, что именно страсть к присвоению чужих вещей свела в могилу старого мародёра с его подручными и туда же последуют все их последователи.
Моя рабочая «форма» мало изменилась - те же плащ и штаны, разве что, из более дорогого материала, та же маска с «клювом». В последний я вложил мешочки с наиболее действенными, на мой взгляд, составами, которые не только отбивали неприятные запахи, но и значительно «оздоровляли» воздух, которым я дышу. Неизменная шляпа, трость, поммандер. Издали своим внешним видом я напоминал нахохлившуюся птицу, а точнее, так и не научившегося летать птенца, быстро передвигающего лапами по городским улицам. Впрочем, таким обликом в нашем несчастном городе давно уже было никого не удивить...
- Поздравляю тебя, Петер, - посмеиваясь, сказал профессор Майбах утром 4-го февраля. - Теперь ты - довольно важная персона! - и вполголоса: - Илона страшно рада за тебя!
Услышав имя любимой, я «расцвёл»:
- Спасибо, дорогой профессор! Как она?
Тот бросил на меня хитрый взгляд.
- Чудесная девушка… Она больше доверяет сердцу, душевному порыву, а не разуму. Когда такие женщины влюбляются, то стараются посвятить этому всю свою жизнь и всё своё время. Она засыпает с мыслью о тебе, с ней же и просыпается... Но вам ещё не время видеться. Ей скоро рожать... Не дай бог, занесёшь в дом дух чумы. И выпускать её на улицу я не хочу. Там тоже... можно подхватить... Ты же меня понимаешь, Петер?
- Конечно, и благодарю вас за заботу...
- Хотя, должен заметить, что с тех пор, как ты стал таким... ответственным лицом, ситуация в городе начала меняться... - профессор снова улыбнулся. - Тела с улиц убирают более активно, а лечение пчелиными продуктами теперь перенимают у вас другие чумные дома... Мне кажется, что обстановка в нашем городе стала склоняться в благоприятную сторону!
- Дай Боже, чтобы это оказалось именно так! - воскликнул я. - Я не даю мортусам покоя, теперь они работают почти без передышки. Пока один отряд копает ямы, другой собирает с улиц трупы... Но, для того, чтобы и члены похоронных команд не умирали так часто, приходится следить за тем, чтобы они применяли меры предосторожности... К сожалению, когда речь заходит о найденных в чумных домах драгоценностях, их практически невозможно остановить... А тюрьмы пустеют - когда одна команда мортусов умирает, на смену ей формируется другая...
- И всё-таки, дружище Петер, очень похоже, что изменения к лучшему есть. Если такая тенденция продолжится, то, думаю, весной мы полностью выгоним чуму из Кёнигсберга!
А ответственности за происходящее в городе у меня действительно заметно прибавилось. Необходимо было побывать и среди больных, и проследить за работой могильщиков. Я постоянно сновал из Альтштадта в Кнайпхоф или Лёбенихт, из одного чумного дома в другой. Местные врачи, в основном, недоучившиеся студенты и цирюльники, были рады получить ценные советы и указания, грамотную консультацию и, конечно, некоторые препараты, которыми мы лечили «чёрную смерть».
Хоть ненамного, но воздух в Кёнигсберге становился чище. А благодаря тому, что со столицы Восточной Пруссии была снята блокада, в город стали поступать продукты питания, хоть и в меньших количествах, чем нам хотелось бы. Отец Иосиф распорядился, и в кирху «Святого духа» завезли ещё овса и рыбы. Кроме этого, появилась возможность пополнять наши запасы «пчелиными продуктами», ведь в окрестностях Кёнигсберга многие селяне активно добывали мёд и сопутствующие ему вещества.
Отец Иосиф с возрастающим уважением поглядывал на меня. Братья монахи беспрекословно выполняли все мои указания. Да и сам профессор теперь чаще советовался со мной, чем приказывал. Единственное, что меня тревожило, так это то, что Илона меня не видит, как и я не вижу её глаз, счастья и радости в них. Как она выглядит? Так же считает дни до окончания чумы и соединения наших сердец?
12 февраля профессор пришёл в клинику рано, мы с братьями монахами только приступили к завтраку. Наш стол можно было назвать богатым - после трудных полуголодных дней теперь у нас была овсяная каша с жареной сельдью. Хватало хлеба и даже стояло вино.
- Свершилось чудо, - с лёгкой усмешкой приветствовал нас профессор. - Я вчера на городском Совете озвучил замечательный факт - в нашей кирхе практически не отмечаются смертельные исходы! Разве, кроме тех единичных, когда болезнь сильно запущена и нашей помощи было уже недостаточно... Но, в остальных случаях кирха «Святого духа» успешно излечивает своих пациентов!
- Возблагодарим же Господа за это! - отец Иосиф поднял бокал с вином.
Братья монахи громко вознесли молитвы Всевышнему и опустошили свои кубки.
Профессор дождался, пока я не расправлюсь со своим завтраком, затем взял меня за руку, по-отечески взглянул в глаза, и тихо прошептал:
- И тебя поздравляю, Петер. У вас с Илоной родился сын...
«Как?.. Уже?..» Я просто ошалел от радости...
- Прекрасный малыш... - добавил Майбах с улыбкой.
- Пресвятая Дева... Неужели?
- Да, сынок. Теперь ты сам - отец. А это звание... поважнее, чем Чумной доктор!
- Как себя чувствует Илона?
- Немного слаба... Но, в общем, так же, как и все женщины в её положении...
- Мне бы увидеть их, профессор...
- Не сейчас, дружок... Погоди ещё чуть-чуть... Ведь немного осталось, не так ли?
- Скоро весна...
- Месяц - полтора... и вы вновь соединитесь. И мы закатим такую весёлую свадьбу!..
Весь дальнейший день я летал, словно на крыльях. Стояла ясная февральская погода с легким золотистым солнечным светом в угольно-черных ветвях деревьев и мягкими голубыми тенями вдоль снежных тропинок... Нежный ветерок нашёптывал о близости весны и рябил в небольших лужицах, рассыпающихся от его прикосновения, радужными бликами.
Я побывал и в Альтшадте, в чумном доме, что поодаль от рыночной площади, затем дошёл да Лёбенихта, проследовал на Закхайм, в сиротский приют, в монастырь святого Августина, потом по Кузнечному мосту добрался до Кнайпхофа. Миновал опустевшие стены Альбертины, бросил взгляд на Голубую башню, посетил чумной барак у Кафедрального собора. Прав был профессор Майбах - смертность от чумы в городах снизилась, трупы уже не валялись, как прежде, под окнами домов, их своевременно убирали и хоронили в братских могилах. А вот количество заколоченных домов с белыми крестами возросло... Когда-нибудь мы точно подсчитаем количество умерших от «чёрной смерти» и - ужаснёмся. Но сейчас праздновать победу ещё рано - чума продолжает свирепствовать в городе!
Я возвращался в кирху Святого духа, когда уже совсем стемнело. На стенах горели факелы, костры поднимали в воздух тучи искр, колокольни на ратушах Кнайпхофа и Альтштадта захлебываясь "словами", предвещали наступление весны. Сегодня было сделано много добрых дел — были спасены новые больные, убраны трупы, ещё с осени лежавшие под стенами домов возле Шлосстайха. А врачи, работающие в чумных домах, получили от меня доброе приветствие и слова профессора Майбаха о первом этапе преодоления чумы... Разумеется, я поделился с коллегами и своей радостью, которую уже успел прочувствовать, нося её в себе целый день, - рождением сына. И пусть он появился на свет незаконнорожденным, но это недоразумение мы вскоре непременно постараемся исправить... Отцом я уже стал, осталось теперь сделаться законным мужем!
Я приближался к Лавочному мосту. Ноги, по правде говоря, гудели, как колокола Альтштадской кирхи – ведь весь день я провёл в движении. Хотелось скорее добраться до трапезной, усесться на табурет и опустошить приличных размеров миску с кашей!
«Осторожно!..»
«Что случилось, дружище Аурифабер? На улице пустынно...»
Я не успел понять, что произошло, как мне в грудь упёрлось остриё шпаги...
«Назови скорей имя!.. Ну, же!..»
- Умри...- прошипел чей-то грубый голос.
- Адамем! - воскликнул я, не дожидаясь, когда меня проткнут безжалостным клинком. - Это - твоё имя! Я знаю его! Ты - Адамем!.. Адамем! - я почти кричал.
В глазах нападавшего сверкнуло подобие молнии... Шпага выпала из его рук. Через несколько мгновений он со стоном рухнул передо мной на колени.
Альтштадские колокола гудели, казалось, уже в моей голове. Ветер гонял перед моим лицом тучи мелких снежинок.
- Повелевай... - простонал нападавший, роняя голову на грудь.
- Адамем, заклинаю тебя! Покинь этот мир во имя Всемогущего Господа нашего, и никогда больше не ищи здесь своих жертв!
- М-м-м-м... Я не могу покинуть этот мир один... Мне нужен тот, с кем мы пришли сюда...
«Да, дружище Коффер... Он зовёт меня...»
«Значит, и ты оставишь меня, друг Аурифабер?»
«Я должен это сделать...»
«Ну, тогда... прощай...»
«Да, Петер, злой демон повержен и мне тоже надлежит возвращаться обратно... Но перед своим уходом я могу исполнить одно твоё желание... Ты слышишь, братец? Любое желание, но всего лишь одно - самое заветное. Пусть оно осчастливит тебя или кого-либо другого. Ты можешь попросить богатство, власть или славу... Хорошенько подумай и не продешеви!»
«Вот так, - грустно подумал я. – Лишь только пришёл в этот мир мой сын, как его тут же покидает мой друг...»
«Так надо, Петер... Всё подчиняется своим законам... Ты сделал свой выбор?»
«Мне ничего не надо, любезный Аурифабер. Я сам творю свою судьбу и вполне ею доволен. Но, как бы ты ни хитрил, я способен сделать так, чтобы исполнились сразу три моих желания», - я широко улыбнулся.
«Ты никогда не был глуп, приятель, но сейчас прямо на глазах становишься мудрецом! Говори же скорей...»
«Я хочу, чтобы мой сын пошел по моим стопам, выбрав беспокойное и нелёгкое, но такое нужное для людей ремесло врача. И пусть на этом тернистом, но благородном пути ему сопутствует удача и сопровождает любовь благодарных пациентов. Если всё это исполнится, то и он сам, и мы с Илоной весь остаток жизни будем счастливы! Так-то, мой друг...»
«Я тебя услышал, Петер. Желание обязательно сбудется, если твой сын не станет сторонним наблюдателем, а сам себе в том поможет. Как его отец в своё время... А теперь - прощай!»
Нападавший на меня человек со шпагой в руках обмяк и упал бездыханным к моим ногам лицом вниз. Я понял, что злой дух покинул его.
Снежная пыль, искрящаяся в свете факелов Лавочного моста, вдруг обвила меня своими змейками с ног до головы, коснулась снежным крылом моего лица и устремилась обратно в ночное небо.
«Прощай, брат Андреас...»
Я побрёл вперёд, в сторону Альтштадта и почувствовал, что стал вдруг кем-то иным, не прежним Петером Коффером, а - новым... Вот тогда я понял, что вместе с Андреасом Аурифабером улетела и моя юность...

Наконец, наступила долгожданная весна. С каждым днём ситуация в городах близ замка Кёнигсберг улучшалась. И вот, в апреле 1710 года было объявлено, что чума в столице Восточной Пруссии, наконец-то, повержена! Она унесла четверть населения Кёнигсберга - более девяти тысяч горожан. По всей Восточной Пруссии потери составили более двухсот тысяч человек...
Начали открываться фабрики, трактиры и постоялые дворы, в Университет вернулись преподаватели и студенты, по Прегелю вновь заскользили большие и малые суда. В Кёнигсберг вернулись беженцы, народ вышел на улицы, радуясь, что всё закончилась и большая беда, наконец-то, ушла из города.
В мае, почти через год после нашей непродолжительной, но страстной встречи в Доме Шпеера, мы с Илоной обвенчались и крестили нашего сына. Он получил имя Генрих. Засвидетельствовать эти важные события приехали мои родители и брат, а также родители моей любимой. А вот невестка Софья выразила желание остаться дома и ухаживать за скотиной всех трёх семей. Я помню счастливые лица семейства Лакошей, искрящиеся глаза отца и матери, звонкий смех моего брата Карла и своего маленького племянника...
Венчание и крещение происходило в старой альтштадской кирхе. Пожалуй, это было первое торжество в городе после свирепой чумы. Народ соскучился по таким праздникам и радости, люди вышли на улицы, отовсюду раздавались приветливые выкрики. Как выяснилось, я тоже стал знаменит. Моё имя в разговорах упоминалось чаще других, что вызвало чувство гордости у моего отца.
- Смотри, как тебя приветствуют, сынок, - сказал он. - Знать, много хорошего ты сделал этим людям!
Почётное место на свадьбе принадлежало профессору Майбаху. Они с отцом настолько сдружились, что тот уговорил Майбаха обязательно приехать к нему погостить в Инстербург.

С тех пор минули годы... Мы с Илоной так и остались в Альтштадте, хоть я прежде и планировал переехать в свои родные места. Но бургомистр и городской Совет настояли на том, чтобы я остался здесь. Этому были рады мои университетские друзья, а также горожане, которые помнили, кто спасал их во время чумы.
Нам выделили небольшой особнячок на улице Хлебных лавок. Это - неподалёку от Прегеля. Мы и сейчас там живём. Приезжай и ты, читающий эти строки, к нам. И, если хвороба одолела тебя, я помогу всем, чем смогу. А умею я теперь несравненно больше, чем несколько лет назад...
Найти меня довольно легко. Просто, приди в Альтштадт. На улицах бывшего города, а теперь, района Кёнигсберга, к югу от рыночной площади, рядом с ратушей ты обязательно встретишь ватагу играющих ребятишек. Среди них - рослый и вечно чумазый Генрих Коффер, курносая и темноволосая Эдит Коффер, пускающий корабли в лужах задумчивый Клаус Коффер и конопатый постоянно хохочущий Отто Коффер... Просто подойди к ним и скажи:
- А ну, малышня! Отведите-ка меня к своему отцу!..

Сноски:
58 - псалом 6
59 - ярлычок на приготовленном лекарстве, с указанием способа его употребления.

               
                КОНЕЦ
                Калининград - Москва
                февраль - май 2017