По мотивам произведения "Ночь несвятого Валентина" J. Cherkasova.
Когда за Алёной захлопнулась дверь станции метро, ночь прохладными пальцами дотронулась до её лица и нежно подхватив под руку, повела по знакомой дорожке.
Торопиться было некуда, день влюблённых всю дорогу наступал ей на пятки подошвами пассажиров, пока Алёна не нагнулась и не отцепила чьи-то очки с колготок. Очередная романтическая встреча с телевизором не вдохновляла, единственный друг холодильник - был пуст.
Свиную рульку девушка взяла с собой на работу и съела по дороге. Алёна решила испытать судьбу. Увидев, что в шашлычной на углу мерцают рекламные огни, она, как вырвавшийся из плена тьмы мотылёк полетела на яркий неоновый свет надежды.
— Здравствуй, дарагой! — грубый мужской голос, словно пропано-бутановой струёй резанул по сердцу. Алёна остановилась и, нашарив в сумке молоток сварщика, замерла.
Приятно холодил руку кусок рельса и разводной ключ, но девушке больше всего нравился именно молоточек.
Острый заточенный край каленого жала спасал не раз. То соседскую коленную чашечку снесёт, то запасную дырку хулиганам добавит, то скворцу поможет в скворечник пролезть.
— Красавицы,— голос продолжал,— ви с нами или сами?
Алёна обернулась, из женщин никого кроме неё на улице не было. На скамейке в кустах сидело трое мужчин.
— Мы сами,— погладив железного друга, ответила Алёна.
— Ну и Валентин с вами,— хохотнул голос.
Внезапное дуновение ветерка принесло аромат жареной свинины, шорох листьев — создавал в голове необъятных размеров бутерброд с колбасой. В животе что-то булькнуло, засосало под ложечку сало, свесившиеся бока дрожали холодцом.
— Валентин,— представился один из мужчин.
— Валентина,— соврала Алёна.
Помяв огромную женскую ладонь в своей, Валентин замялся:
— Я про всё знаю…
Валентина вздрогнула.
— Про што, про всё?
— Про холодильник.
— Откуда?
— Ты сама рассказала…
Валентина вспомнила, когда на стройке крановщицам дарили цветы и валентинки, про сварщиков из пятой бригады забыли. И тогда, вознеся руки к небу, Алёна крикнула:
— Валентин, мать твою, Иванович, когда ж ты мне аванс отдашь?
— Вот,— Валентин Иванович протянул мятые купюры,— как просили.
Луч фонаря на секунду осветил виноватое лицо прораба. На впалых щёках заиграл румянец.
— Да ты не просто Валентин,— в руках Валентины блеснул молоток,— ты святой Валентин.— Чмокнув мужика в лысину, Алёна поковыряла молоточком в зубах. Сплюнув кусочек рульки, она прижала тощее тело прораба к пышной действительности и шепнула:
— Может, у тебя и пожрать есть?
— У меня нет,— отдышавшись от крепких объятий молодухи, Валентин указал на одного из сидевших на лавочке,— у него есть.
— Как тебя зовут, касатик,— поманив пальчиком-колбаской седока, Валентина незаметно поправила бюстгальтер.
— Ипполит,— статный мужчина, сняв вязаную шапочку, поклонился.
Питерская ночь, окутав серой пеленой буйство зелени, чуть слышно моросила каплями дождя по пёстрому убранству деревьев. Порывистый ветер, никуда не торопясь выдёргивал из рук землекопов на кладбище черенки от лопат.
— Случайно, не с улицы Строителей? — в сумке громыхнуло что-то стальное.
— Не-е-е,— смущённая улыбка озарила лицо мужчины,— с Васьки.
— Петь не буш про собаку и тёщу?
— Не-е-е.
Когда молодые переступили порог Ипполитовой квартиры, притихшая, засыпанная волосами, словно снегом, убаюкивая одинокую вешалку в прихожей, дремала пьяная женщина. Губы светловолосой русалки шевелились, но слов было не разобрать.
Поставленная на пол сумка громыхнула железом. Хрустнула коленка. Алёна приставила ухо к губам незнакомки.
— Е-е-е,— захрипела мадам.
— Што ещё за е-е-е? — Алёна потянулась за рельсой.
— Е-е-е…
Ещё плотнее приложив ухо, Валентина отпрянула.
— Если у вас нет собаки…
Посреди ночи жителей Васильевского острова разбудил колокольный звон.
— Восемьдесят три,— сосчитав количество ударов, дьякон толкнул в бок жену.— Звонарь што ли пьяный?
— Спи,— успокоила любимого толстуха,— эт не колокол, а рельса. Сегодня ж день Валентина. Восемьдесят три года, дурню.