7
Приезжали люди Одноглазого Вилли на подводах.
Везли мирную, довоенную, готовую и высушенную пищу в плетеных китайских корзинах. Везли консервы, копченость, соленья.
Выгружали железные бочата красок с синими полосками на гербах: все в печатях и пломбах на крышках, с непонятными буквами «made in» вкруговую.
Шурша каучуком грузовиков, привозили сырье в тубищах. А увозили на подпись огромные цветные листы – все раскрашенные прямоугольниками, скрученные как великаньи папироски.
Затоптало и заездило тропинки стадо неумных колесных коров. Завоняло в лесу нефтяными сливками. И будто рассыпались природные фашины–габионы: столько на дорогу накидали камней, засыпав все ейные лужи.
– Медведя–задеруна на них нет, – злился Никоша, – попортют боры цхвилизацией, улетят птички, и разбежится прочая таежная еда.
Наспех здоровались со смертниками приезжие люди смурной наружности. Небритые все. – А не продадут пацанчики? – спрашивали они отца строго.
– Вам еще в охране добавка не нужна ли? – и подмигивали, считая листаж.
– Совладеет ли оружием Мойша при последнем расчете? – думали так.
Поди, никого кроме таежных комаров в своей жизни не убивал старший Себайло. Уж не говоря про дичь и живую курятину. Так оно и было. С курами (пока жива была) справлялась Явдохея. Чик! – и готов сырец к бульону.
– Этот не продаст, – усмехался Мойша, зная наперед план бегства, вытирая о фартук замасленные краги и пряча немыслимой величины авансцы.
– За следующей партией приезжайте через неделю. Запас бумажный пока есть. Нам и без того не спать. Это будет четверг.
За папашу и его скорую прибыль Никоша не сомневался ни на ложку золотого песка.
А станет ли Никоша тоже богатым, он не узнал, так как уже 23–го октября 1919–го года (ровно в свой день рождения) он сидел в вагоне № 4П поллитерного поезда, отправляющегося согласно билету на запад – через Москву в постреволюционный Петро–Питер, – объевшийся груш и одетый в дырявый свитер. Так писали блудливые проказники белых газет.
Мастер Антоний, изобразив Никоше прощальный жест – постучав рукой с пирожком в стекло плацкарты – прощай, мол, попутчик, – а я в обратную сторону к своим золотым пчелкам подаюсь, – бросил несмышленого Никошу сразу за Омском, оставив ему только тот скудный карманный капитал, что мамка Авдоша зашила тому в штаны пару лет назад.
Полно в Омске новых красных жандармов, но кому нужен малец с мешком тряпья за спиной! Знали бы они – сколько в мешке вкусного питанья!
Колбасные шкурки домашних колбас и ненужные скорлупки Никошка, ничуть не брезгуя убытком и не взирая на жадных глазами попутчиков, смачно бросал в окна на полном поездном ходу.
– Тук–тук–тук – стучат стишками колеса, перебирая стыки железа.
– У–у–у: везу–у–у Никошу в Петер–Питер... – это уже карканье трубы, накурившейся угольного сырца–дерьма: «Там хорошо станет ему–у–у...»
На перронах станций, полустанках, вокзалах Никоша был самым упитанным, – потому подозрительным юношей. Гляделся он розоволицым поросенком, гордо прохаживающим перед раскаленной сковородой.
На татарских беженцев, обихаживающих свои лохмотные узлы и завистно поглядывающих на раскормленные Никошины щеки, Никоша смотрел презрительно.
Потому как он еще не знал грустного революционного меню.
***
Неспокойно было староверам в гражданку. Надоела антихристу Антошке Россия. Ну ее, к лешей матери!
В Америке, – пишет ему Хаврюша, – стократ лучше. Да что – стократ: просто хорошо. Тихо там. Рабочие скромны и ружей в руки не берут. Они умеют правильно разговаривать с хозяевами. Хозяева справедливо фильтруют рабочие голоса и умеют без пулеметов считать количество демонстрантов. У них, и даже у жен их, есть профсоюзы и защитники–демократы. Есть и либералы. У них есть Одноглазый Вилли. Это пролетарский вождь. Он наплевал в вашего Ленина на партийном съезде. – Не знаю, – говорит, – тебя вовсе. А его, говорят, весь пролетарский и буржуйский мир уважает. Приезжай, милый муж. Сбреешь бороду, и как–нибудь без нее проживем.
– Знаю я лично вашего Вилли, – пишет в ответ Антоний, – тот еще жулик. А с Лениным и адмиралом местным он теперь в большой дружбе. Вместе и врозь капитал наживают. Красные революционеры голландцев на помощь вытребовали. Тащат те через границу государственное золото в дипломатных чемоданах. Переместили уже тыщи пудов. Видать, часто общаются! А не знаешь, не ведаешь, чего там Ильич с Надюхой попивают? Я б выслала вискарька с долгим ядом этой сволочливой семейке, ежелив что.
***
Нет, не бросит, конечно, мастер Антоний в беде своего старшего доверителя, пайщика и сострадальца. Дело сначала надо довершить до разумного конца.
– Ой, хорошее дело мы тут затеяли. Сказки Ершова читала? Нет? А Пушкина? Так вот вспомни там одного именитого петушка при Салтане. Так, почитай, тот славный петушок уже почти наш... – отвечал Антоний в Америку драгоценной Хаврюше.
***
А Мойша – натурально – был в месяце пешей ходьбы от большой беды. Но, пока работал станок и не кончалась бумага, незачем было вперед будоражиться.
Мойша с Антонием Антихристовичем и Явдохой–женой давно задумали лошадевый пробег на Восток.
Осталось только решить судьбу голландского проходимца–моряка Йохана ван Мохела, сосчитать количество уворованного у Александра и по честности разделить фальшивые бабки.
Ой–и!
НЕЛЁГКОЕ ЭТО ФАЛЬШИВОМОНЕТНОЕ ДЕЛО!