Без родины гл. 20

               
                ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ.

    Наконец, Валентина уходит. Я   ложусь на кровать  и смотрю, сколько времени. Оказывается, вечер еще весь впереди. Я успею и о своей жизни подумать, и к Евгении сходить.

    Итак, Эльдар! Надо же, они его зам министром сделали! Тогда наш институтский диск жокей,  тот, точно министр! Эх,  хорошо оказаться в городе,  пройтись по бульвару! Много отдал бы! А что,  поехать, руководить  там телефонной связью? Подумаешь, паспорт поменять! Эльдар, наверное, это сделает. Хотя,  сперва заставят сказать, что я не русский, потом в другую веру начнут склонять. Им на крючок только попадись! Нет, правильно я отказался, отец  не одобрил бы!

  А Карина! Ох, Карина! Эльдар тогда, на вокзале, как на нее смотрел! Я еще подумал, чего  он? А оказывается, понравилась! Впрочем, она для него – это наша интернациональная юность, по которой мы все тоскуем,  и которая, увы, уже не вернется.  Но с мечтами не хочется расставаться. Эльдар, женившись на Карине, намеревается  создать в  нынешнем городе чабанов   персональный оазис  из прошлого. Дадут ли ему?

  Наташа – когда я вспоминаю город, чаще всего  думаю о ней. Но кто она для меня, и я для нее? Так же, как Карина для Эльдара  –  греза наяву и во сне? То, что является лучшим, что есть у нас памяти, и что наверняка можно разрушить  настоящим? Вот узнай я, что она стоит у меня под окном, не раздумывая, выпрыгнул  к ней! А Эльдар сказал, что Наташа будет в Москве, в восьмидесяти километрах от меня, и я не могу понять, буду ли я преодолевать это  расстояние.  Эти километры надо помножить на время, что разделило нас, на события, что произошли, на душевные волнения, что мы испытали, и тогда будет  понятно, насколько мы теперь далеки!

  Чтобы я сказал при нашей встрече?

  Здравствуй, Наташа, это я, твой любимый! Не хочешь ли ты развестись с мужем – инвалидом и выйти замуж на меня?

  Здравствуй, Наташа, это я, твой любимый! Можно, я, как Костя,  буду работать у тебя, и мы будем тайно встречаться?

 Здравствуй, Наташа, это я, твой любимый! Давай у мафии, который ты заправляешь, украдем деньги и убежим на другой континент, где будем жить долго и счастливо? Деточки, рад знакомству, сообщаю вам,  я ваш настоящий отец!

    Нет,  ни один из этих вариантов не подходит. Моя бедная головушка болит от напряжения! Похоже,  напрасно я звонил к Эльдару, эх, напрасно!  Разговор с ним растревожил  меня необычайно!

    Лучше  подумаю, что у меня  с земляками.  Отдельная тема, и весьма пугающая. Никак не соображу, что им от меня нужно. Они уже отомстили Насте!  Я случайный участник, к тому же я не Настя, меня так просто не возьмешь!  Зачем им  рисковать?  Потом, они  должны   на жизнь зарабатывать, но рынка с восточными рядами в районе нет, да и не сезон зимой!  Но, судя по происходящему, они беспрерывно   торчат где-то поблизости.   В чем  причина? Что их держит, почему не уезжают  домой до весны? А ведь  дождусь,  они придут, сами скажут! Спасибо судьбе за такую засаду, мне  только этого не хватало! Еще раз звякнуть к Эльдару, пожаловаться,  что два чабана хотят меня обидеть? Брат,  пришли Костика, пусть их пуганет для острастки! Самому смешно! Пожалуй, Эльдар не поверит, что это я, положит трубку, разговаривать  не будет. Короче, тупик, не знаю, что  делать.

    Теперь про Евгению. Что я в ней нашел? Двойника  Наташи? Вот тогда, в прокуратуре, увидел ее, и воспламенился, как это уже было когда-то, при схожих обстоятельствах,  с любимой. А сегодня в автобусе? Ой, да вы, девушка, красивы, я от вас с ума схожу! Валентина тоже ничего из себя, между прочим! И не виновата, что у меня не срабатывает в отношении нее ассоциативная цепочка воспоминаний!

  Похоже, запутался я в своих  мыслях  и чувствах так же, как и в своей жизни. Правильно Сашка говорил: в районе от скуки только водку кушать, и по бабам бегать! Кстати, то, что   с другом,  из-за его пристрастия к девицам, я поругался, это пока к лучшему. Саше встречаться с земляками ни к чему, а он любит приходить без спросу. Еще попадет ему, вместо меня!

    А между тем часы тикают.   Надо определяться,  пойду ли я к Жене на вечеринку? Или нет? Она работает в прокуратуре! Стоит  рассказать ей  в домашней обстановке, что со мной произошло у колхозной гостиницы, и к чему это теперь привело? Спросить совета? Расчувствуется, и сведет с кем-нибудь, кто хоть и  в погонах, но чисто по-человечески захочет помочь, без протоколов.

    Да, пожалуй, пойду, а там, по обстоятельствам!

  Я резко поднимаюсь и думаю, что, к сожалению, Валентина забрала всю мою одежду. Придется идти в том, в чем пришел с работы. Жалко,  не будет  лоска. Валентина, какая ж ты после этого хозяйка? Не могла подготовить меня к свиданию с другой женщиной! Бестолковая! Впрочем,  есть вещь, с которой,  похоже, мне лучше  теперь ходить: это мой нож. Я выдергиваю его из косяка  и вставляю в чехол на застежке. Хорошо, что Валентина не смогла вытащить, а то, тоже унесла. Почистить или заточить, она бы придумала!

    Музыка из квартиры Евгении разносится по всей многоэтажке. Не нужно знать адреса, чтобы найти, где она живет. Я громко стучу, но, очевидно, меня никто не слышит. Я дергаю за ручку, дверь  открывается, и моему взгляду предстает большая темная прихожая с вешалкой, плотно завешенной верхней одеждой.  Кажись, гостей собралось много! Справа от вешалки, на стене, висит телефон для глухих: его звонок дублируется загорающейся лампочкой. Я вижу, что кто-то звонит, и, не дождавшись чьего-либо  внимания к аппарату, прохожу и снимаю трубку.

–     Алло! – слышится «официальный» голос, – а прокурор у вас?

– Хозяева! – кричу я вглубь квартиры, стараясь быть громче музыки, – тут прокурора спрашивают!

    Сразу становится тише, и в  прихожую входят двое: Евгения и волевой мужчина чуть старше меня. Кивнув мне, мужчина берет  трубку. Представившись позвонившему, прокурор внимательно слушает, что  ему говорят.

  А  Евгения помогает мне повесить куртку и увлекает в комнату, где накрыт стол. При свете свечей я с огромным вниманием рассматриваю праздничную сервировку. Чего тут только нет! И настоящая водка, и торт на маргарине, и даже селедка в селедочнице! Уж про жареную картошку   и сало   я молчу, этого в избытке, будто на свадьбе.

    Я,  ведя себя по-светски, знакомлюсь с присутствующими, которые сплошь одеты в форменные костюмы. Евгения на правах хозяйки  представляет гостей. Это пять девушек и молодой парень, Павел. Возвратившийся к столу прокурор  носит имя Сергей Николаевич, но сегодня вечером можно просто Сергей. Меня усаживают к нему, Евгения садится рядом со мной. Поскольку мое появление  вызвало некоторую неловкость, Сергей,  желая вернуть вечеринку в прежнее русло, начинает рассказывать охотничью байку, предварительно предложив мне, чтобы я чувствовал  себя, как дома. Евгения выделяет мне чистую тарелку, куда   кладет  кусочек селедки, вкус которой я давно забыл. Я смотрю на Евгению влюбленными глазами. Она  отвечает мне улыбкой, определенно считая, что селедка тут ни при чем. Какая наивность!

  Байка заканчивается, гости смеются, хлопают, разливают водку по стопкам. Просят произнести  тост  одну из девушек: пожелать что-нибудь  приятное, Евгении на новоселье.  Девушка отнекивается,  уверяет, что у нее лучше получается гадание на кофейной гуще.

–       Что ж,  погадай мне! На жениха! – соглашается Евгения, лукаво стрельнув глазками в сторону прокурора.

  Девушка замечает и ревниво вспыхивает лицом. Она переворачивает чашку, выливает на блюдце горячую цикориевую  жижу, и, поглядев, уверенно заявляет, что жених Евгении – это я.  Все присутствующие, непонятно, веселясь или в серьез, от всего сердца желают нам счастья.

    Мне хочется выступить с опровержением. Но глаза у Евгении  светятся так, что я решаю не портить ей настроение. Жених так жених,  доставлю  приятное хозяйке! Ведь я пришел на новоселье с пустыми руками!

    Павел, глянув на Сергея, еще раз разливает водку. Прокурор, повернувшись ко мне, неожиданно  говорит:

–       Григорий, скажи тост. Красивый, восточный!

–        А откуда вы знаете, что я с востока? – искренне удивляюсь я.

–       Должность у меня такая,  знать. Ты языком владеешь?

  Вот любопытный!  С какой целью интересуется? Майор расспрашивал, теперь этот! Они что, завербовать меня желают, для своих надобностей? А смотрит так, будто душу выворачивает! Еще немного, и поведет куда-нибудь для  допроса!

–       А зачем вам, чем я владею? – недружелюбно спрашиваю я.

–       Когда  по-ихнему, звучит красиво! – находится прокурор, – скажи по-ихнему!

–      Да вы  не поймете! – пытаюсь отказаться  я.

–      Если тост красивый, поймем! – настаивает прокурор.

  Гости  дружно поддакивают. Я понимаю, что у меня нет другого выхода, кроме как согласиться. Я смотрю в изумрудные глаза Евгении, ее черные, с отливом, волосы, потом на кусочек ливерной колбасы,  который держу, проколов вилкой, в руке, и  вдохновляюсь:

–  Я хотел бы подарить Евгении сказочный восточный ковер–самолет, чтобы она  могла  летать  в  волшебную страну, где  сбываются все  желания. Но, к сожалению, у меня нет такого подарка.  Поэтому я  хочу просто сказать от всего сердца  –  всегда будь такой же красивой, как сегодня, и пусть вечно сияют счастьем твои прекрасные глаза! Ласки, нежности, любви! Тебе, и тому, кого ты выберешь в мужья!

Удовлетворенные слушатели дружно хлопают. Павел  выражает общее настроение:

–       Горько!

–       Горько! Горько! – пьяным хором орут все.

  Пожав плечами, я поворачиваюсь к Евгении. Судя по выражению ее лица, она не прочь поцеловаться.  Ну, тогда,  почему бы и нет? Но едва наши губы  соприкасаются, вмешивается Сергей.

–       Осторожней! – говорит он, заставляя нас отстраниться, –  хозяйка может задохнуться,  и прокуратура лишится ценного работника!

  Евгения, встретившись взглядом с Сергеем, пытается что-то понять для себя  в его своеобразных « прокурорских» глазах. Только они непроницаемы. Окрасившись нервным румянцем,  Евгения вскакивает и убегает  вглубь квартиры. Гости протестуют против ее ухода, и разноголосицей  требуют повторить наше «горько», но теперь «со счетом». Я пожимаю плечами: с удовольствием, но не с кем! 

  – В таком случае, давайте выпьем! Выпьем! –  грустно вздохнув, предлагает Павел.

    Не ожидая поддержки, он берет стопку и залпом опрокидывает ее в рот. Присутствующие немедленно следуют его примеру.

– Пожалуй, буду играть на гитаре и петь! – говорит Сергей, откашлявшись после того, как ему «водка пошла не в то горло».

– И правда, Сергей Николаевич! Спойте! – просят  девушки нетвердыми голосами.

  Павел снимает с гвоздя на стене старинную гитару с бантом  и подает. Сергей, настраивая инструмент, просит  похлопать.   Мы выполняем его просьбу, и он  после длинного наигрыша начинает петь. Что ж, надо отдать ему  должное,  блатные песни прокурор исполняет хорошо. Возможно, в нем  умер бард. Слушая  голос Сергея  при свечах, хочется всхлипывать и пускать слезы, а это, по-моему, признак высокого искусства.  Гости постепенно теряют ко мне интерес. Воспользовавшись этим, я покидаю компанию и отправляюсь на поиски Евгении.

    Она в дальней комнате. Сидит на большом диване, поджав под себя ноги,  и  курит, стряхивая пепел в стакан.  Я ложусь на диван подальше от нее, и, глядя на огонек едва горящей  свечи,  спрашиваю:

– А почему у тебя электрического света нет?

– Бабушка проводку сожгла. А я только въехала, не успела починить.

Мы молчим с минуту, слушая, как Сергей поет за стенкой уже романс, потом я говорю:

– Извини, я не планировал ничего такого! Вы тут сами придумали, про жениха и невесту.  И целоваться!

– На тебя, я не обиделась, с чего ты взял? – искренне возмущается Евгения.

– А почему  убежала? – недоумеваю я.

– Чтобы ты  сюда пришел! –  покраснев, говорит она.

– Зачем? – удивляюсь я.

– Сергей Николаевич приказал, чтобы я  узнала правду! – Евгения перестает курить, и, выдерживая расстояние, неуверенно ложится рядом, – сделай мне  сюрприз на день рождения,  он у меня  скоро! Расскажи!

– А милый? – спрашиваю я, с печалью думая, что от Евгении сердце у меня нисколько не частит.  К тому же  внутренний голос подсказывает, что  она  просит меня рассказать о том происшествии, подробности которого я пока храню от правоохранительных органов втайне. У нее ко мне профессиональный интерес, наш диалог был  заранее спланирован  прокурором. А это совсем не тот уровень откровенности между нами, на который  я рассчитывал, идя сюда.

– Расскажи, милый! – говорит  Евгения  и придвигается ближе.

    В следующий раз, когда встречу девушку, стряхивающую пепел в стакан, нужно будет делать ноги сразу, не ждать, когда  отношения  дойдут до такого «интима»! Я решаю, что ни за что не сболтну лишнего, как бы она меня не уговаривала, и спрашиваю с ехидцей:

– А какую правду хочет услышать Сергей Николаевич? Ты хоть намекни!

– Я сама не знаю! Все так секретно! – говорит она и делает плавный взмах головой, чтобы ее роскошные волосы разлетелись в стороны.

   Я вдыхаю аромат ее духов, и мне становится жаль, что в такой момент пуст из-за ее прокурорской  суеты.

– Как бы мне хотелось полюбить тебя! –   откровенно говорю я.

– А я, официально, люблю Сергея Николаевича! Это все знают! – говорит она, и неуверенно смеется.

– Тогда зачем он заставляет тебя, тут со мной… не знаю даже, как это назвать!

– Работа у нас такая.  Сама выбирала, никто не заставлял. Так говорит он. А по тому, как развиваются события, у прокуратуры,  возможно, не будет другого случая втереться к тебе в доверие.

– Я простой  телефонный инженер! Сергей Николаевич либо придумал в отсутствии  серьезных дел фабулу, которой нет, либо путает меня с кем-то! – говорю я,   и  дружески  обнимаю Евгению.

  После минутного молчания  я неуверенно спрашиваю:

– Выйдешь за меня замуж? Я жду повышение на работе! Не исключено, уедем в Калугу. Там Сергей Николаевич нас недостанет.

– Сергей Николаевич тоже обещал  на мне жениться, если выслужится до Калуги. В крайнем случае, если  уйдет наверх  без меня,  выдаст замуж за Павла! Он займет место прокурора!

    Но почему у меня постоянно так?  Я найду ее, свою женщину, которая назовет меня единственным? Или так и буду получать чужих дам напрокат? Я прижимаюсь к Евгении сильнее, так, чтобы почувствовать  ее дыхание, и говорю:

– Хочешь, я перескажу  тебе  восточную притчу?

– Если ты без этого не можешь быть честным со мной,  хочу! – отвечает она,  накрывая нас легким одеялом.

– Я родился под жарким солнцем в гористой стране, где много песчаных пустынь. Порой они раскаляются так, что  сгорает все живое, остаются лишь скорпионы и верблюжья колючка.  Голодные скорпионы прыгают до метра, желая  ужалить, а верблюжья колючка собирается в  шары и катится за тобой, словно охотится, будто желает впиться тысячами иголок в твою кожу. Но  идя  по безводной местности, этого не замечаешь: тебя окружает марево, в котором  видишь  дворцы и сады с прекрасными водоемами. Ты  не можешь понять, где реальность, а где миражи, куда  идти, чтобы  избежать смертельной опасности, и  лезешь на ближайшую гору. Руки покрываются ссадинами и колени от ушибов истекают кровью, однако все равно лезешь, потому что стремишься  увидеть, как  далеко – далеко  над горами, в синем небе, на высоте облаков,  висит вершина  горного  хребта, седая от снега,  величественная в неповторимой красоте. И вот  ты криком вопрошаешь ее, по какому пути  тебе направиться, чтобы  дойти наверняка, и при этом еще  остаться человеком.  Но когда  твой вопль  улетает   раскатистым горным эхом на крышу мира, ты понимаешь, что пройдет много – много лет, прежде чем услышишь ответ. За это время можно узнать его на личном опыте. Отсюда возникает вопрос: ждать или идти?

– И?.. – спрашивает, вся дрожа, Евгения, непонятно о чем.

– Я пока не знаю. – Грустно говорю я, думая о своей жизни.

  Евгения медленно проводит ладонью по моей  щеке и  произносит тихо, так, что я   ее еле  слышу:

– Как ты всегда красиво говоришь! За это  тебя можно и полюбить …  когда-нибудь!

– Что ж, тогда сейчас, мне  лучше будет уйти! – говорю я так же,  шепотом,  и поднимаюсь, стараясь выглядеть твердым. Мне не хочется уходить от нее.

– Сергею Николаевичу  это  не понравится. Но пожалуй, ты прав! –  неожиданно соглашается Евгения. Я удивляюсь:  кажется,  она оставила свой шутливый тон и двусмысленность. Неужели между нами и в самом деле возможна искра?

    В гостиной  работники прокуратуры  горланят вместе с Сергеем Николаевичем песню из его репертуара. Когда я   в темноте  прихожей надеваю куртку, прокурор замечает меня. Он оставляет сотрудников допевать, а сам, подойдя ко мне, хватает  за руку своими цепкими и сильными пальцами.

– Разве у нас уходят, не попрощавшись? – резко спрашивает он.

– Вы задерживаете меня, гражданин прокурор? – сердито спрашиваю  я,  и делаю попытку вырваться из его захвата.  У нас происходит измерение сил, в котором я побеждаю.

– Нет. Можете быть свободным. Пока! Но не исключено, что мы очень скоро увидимся! – многообещающе говорит Сергей Николаевич, потирая свои хрустнувшие  пальцы.

  Я делаю жест, означающий, что  принял  его слова к сведению, и направляюсь к выходу. А он почти бегом в комнату, где  осталась Евгения..