ПОЭЗИЯ-ПРОЗА-МУЗЫКА-ЖИВОПИСЬ. ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОБЗОР
(Извлечения составлены лично мною из различных литературных источников)
Э.РЯЗАНОВ: "Там, где бессильна ПРОЗА, начинается ПОЭЗИЯ. Это более высокая ступень. А ещё более высокая ступень, с точки зрения, эмоционального восприятия - это МУЗЫКА.
ПРОЗА идёт и в разум, и в сердце, ПОЭЗИЯ - больше в сердце, а МУЗЫКА - только в сердце, душу".
• Принято считать, что ПРОЗА – это то, что объединяет всё, что не СТИХИ, не ПОЭМЫ, не ПЬЕСЫ. Обычно в собраниях сочинений СТИХИ и ПОЭМЫ даются отдельно от пьес, а ПЬЕСЫ отдельно от ПРОЗЫ.
• Из Зощенко «Письма к писателю»: «Стихи более доступны, чем проза. Они легче складываются. Это почти песня. Дети, как известно, начинают писать именно со стихов. Со стихов начинали свою литературную судьбу почти все писатели».
• МУЗЫКА/ЖИВОПИСЬ/ПОЭЗИЯ:
- Лессинг назвал живопись «немой поэзией», а поэзию – «говорящей живописью».
- Леонардо да Винчи считал, что "Настоящая живопись - это живопись, которую слышат".
- Слушая музыку - видишь картину, видя картину - слышишь музыку души, читая поэзию - рисуешь эмоцией... Живописный художник пишет немые сцены в своей картине, а поэзия пишет для этих немых сцен сценарий! Живопись и рисунок это такой же способ выразить свои чувства, как проза и стихи, танец и музыка. Одна и та же картина оживает перед нами в звуках музыки и в звуках, составляющих слова.
Стихи предвосхищают прозу, проза дополняется стихами и все это освещается музыкой. Музыкой цвета и музыкой слова.
- Иван Франко отмечал, что музыка аппелирует только к нашему слуху и лишь чисто слуховыми средствами старается разбудить нашу фантазию и наши чувства, тогда как поэзия всеми свойственными ей способами затрагивает все наши мысли.
- Фет считал музыку высшим видом искусства и доводил свои стихи до музыкального звучания. Написанные в романсово-песенном ключе, они очень мелодичны. Фет утверждал главенство музыки над словесностью.
- ЛИРИКА, МУЗЫКА и ЖИВОПИСЬ неразделимы и подвластны одним законам. Они с одинаковой силой затрагивают сокровенные струны нашей души, вызывая одни и те же ощущения и образы. Потому, что в шедеврах музыки, поэзии и живописи есть нечто общее - ДУША!!!!
• В русской поэзии трудно найти поэта более «мажорного», чем Афанасий Афанасьевич Фет. Это поэзия жизнеутверждающей мощи, которой напоен каждый звук, первозданной свежести и благоухания. Поэзия Фета ограничена узким кругом тем. В ней отсутствуют гражданские мотивы, социальные вопросы. Суть его взглядов на назначении поэзии в выходе из мира страданий и печали окружающей жизни – погружение в мир красоты.
Именно красота – главный мотив и идея творчества великого русского лирика.
Красота, явленная в поэзии Фета, – стержень бытия и мира. Тайна красоты, язык её созвучий, её многоликий образ и стремится воплотить поэт в своих творениях.
Поэзия – храм искусства, а поэт – жрец этого храма.
• Основные темы поэзии Фета – природа и любовь – как бы слиты воедино. Именно в природе и в любви, как в единой мелодии, соединены вся красота мира, вся радость и очарование бытия. Стихи А.А. Фета необыкновенно музыкальны. Это чувствовали и композиторы, современники поэта. П.И. Чайковский говорил о нем: «Это не просто поэт, скорее поэт – музыкант…»
Фет считал музыку высшим видом искусства и доводил свои стихи до музыкального звучания. Написанные в романсово-песенном ключе, они очень мелодичны. Фет утверждал главенство музыки над словесностью.
«Поделись живыми снами,
Говори душе моей;
Что не выскажешь словами -
Звуком на душу навей».
• На слова Фета сочиняли музыку многие композиторы, в том числе Чайковский, Танеев, Римский-Корсаков, Балакирев, Рахманинов... Романсово-песенное увлечение Фета, Полонского, Ап. Григорьева передалось следующим поколениям, к таким разным поэтам, как Блок, Бальмонт, Анненский, Сологуб, Есенин, вплоть до наших дней.
• В чем разница в восприятии мира в стихах Тютчева и Фета? Тютчев рисует приметы русской осени, создавая картину неяркой, неброской красоты родной природы. У Фета же картина хладной осени передает состояние лирического героя. Таким образом, особенность лирики А.А. Фета – слияние внешнего и внутреннего мира.
• Из БАЛЬМОНТА "ТЮТЧЕВ и ФЕТ": «В строгой и суровой поэзии Тютчева нашло своё воплощение мужское начало, тогда как в нежной поэзии Фета, полной глубоких красок, воплотилась красота женственности.
Тютчев отличается большей сжатостью выражения, Фет – большей нежностью. Тютчев смотрит на жизнь суровым взглядом.
Фет влюблён в жизнь, как в женщину, но в то же время он слишком философ, чтобы не понимать, что он срывает последние цветы. Ни у одного из русских поэтов нет таких воздушных и мелодических песен о любви.
Ещё раньше, чем Фет, другой чарователь нашего стиха, создал звуковую руну, равной которой нет у нас ни одной. Я говорю о Пушкине».
• Обычным стало сочетание двух имён – Тютчева и Фета: одни сближают их, другие противопоставляют. У Блока есть слова: «Всё торжество гения, не вмещённое в Тютчева, вместил Фет. Уступая Тютчеву в космической масштабности поэтического чувства, Фет в наиболее совершенных своих стихах прикоснулся к вечным темам, непосредственно связанным с бытиём человека. У двух художников, естественно, разные результаты.
Там, где у Тютчева одна-единственная картина, у Фета великое множество этюдов…
Оба поэта приняты последующими поколениями, чуткими к традициям русской философской лирики. Из дискуссионных современников, в конце XIX, начале XX в. они стали авторитетами и Учителями.
• МАЙКОВ – певец родной природы, мастер пейзажной лирики отличается от ТЮТЧЕВА, пейзажная лирика которого носит преимущественно философско-показательный, символический характер. Майков же стремился к наглядности изображения, к полноте, цельности и законченности предметной детализации.
• Некрасов из «Русские второстепенные поэты»: «Вот все поэтические богатства, которые в настоящее время находились в распоряжении редакции "Современника".
Представив их разом своим читателям и загладив тем несколько долгое непомещение стихов в нашем журнале, мы переходим к главному предмету статьи -- к русским поэтам.
Выше мы сказали, что поэтических талантов у нас не так мало, как мы привыкли считать.
Собственно, публика считает у нас за последний литературный период пять поэтических имен: Пушкина, Жуковского, Крылова, Лермонтова, Кольцова; некоторые причисляли к ним г. Бенедиктова, но о таковых не следует упоминать. Что касается до первых пяти, то они, действительно, могут быть названы светилами русской поэзии, из которых каждое светит своим собственным светом, не заимствуя ничего у другого. И нет человека на Руси, сколько-нибудь читающего, который не знал бы их.
Их стихотворения много раз прочитаны. Любители стихов в отчаянии: читать нечего!
Как нечего? Мы решительно утверждаем, что думающие так ошибаются, и сейчас готовы назвать вам целый десяток поэтов, которых можно читать с наслаждением; надо только уметь взять у них то, что могут они вам дать; надо только подходить к ним осторожно, не сердиться и не отворачиваться сразу, наткнувшись на неудачную рифму, пошлую мысль или что-нибудь подобное.
У редкого из людей, пишущих стихи, - разумеется, за исключением положительно бездарных, - нет чего-нибудь, в чем он не был бы хорош; умейте же найти эту сторону, проследите ее в вашем поэте, отделите от всего остального, и он доставит вам несколько минут наслаждения.
Но, надо сказать правду, на такие тонкости наши любители стихов не мастера; резкий поэтический талант или даже поэтическая уродливость всегда бывают ими замечены, ибо обозначаются крупными чертами. Но если хорошая сторона поэта не бросается прямо в глаза, а дается только после внимательной приглядки, если притом она заключается в нежных и тонких оттенках, всегда нелегко уловимых, а тем более если она заслонена резкими недостатками автора в попытках другого рода, как это часто случается,- тогда нет сомнения, что поэт не будет замечен.
Даже и самая критика пройдет мимо его хорошей стороны, поглумившись только над слабою. Вот почему при появлении своем наделал много шуму, даже заслужил от одного критика титул гения г. Бенедиктов, и вовсе не был замечен другой поэт, явившийся почти в одно время с ним и обнаруживший в десять раз более истинного таланта, - поэт, к которому мы и переходим теперь, не распространяясь более в изложении цели наших статей: до некоторой степени мы уже выразили ее, полнее же раскроется она сама собою, по мере наших бесед с читателем».
• НЕКРАСОВ: «Самой трудной была всегда для русской литературы большая форма на национальном материале. Чтобы создать русский роман, Достоевскому нужно было мессианство, Толстому — история <…>" ("Жизнь искусства", 1924, № 4, стр. 13)».
• БЕЛИНСКИЙ:
• «Жалею о том, что природа не дала мне поэтического таланта, ибо в природе есть такие предметы, о коих грешно говорить смиренною прозою!!»
• Один из самых поразительных признаков зрелости современной русской литературы, - это роль, которую играет в ней стихотворная поэзия. Бывало, стихи и стишки составляли отраду и утешение нашей публики. Их читали, перечитывали, учили наизусть, покупали, не жалея денег, или переписывали в тетрадки. Новая поэма в стихах, отрывок из поэмы, новое стихотворение, появившееся в журнале или альманахе, - все это пользовалось привилегиею производить шум, толки, восторги, споры и т. п.
Стихотворцы являлись без счету, росли, как грибы после дождя. Теперь не то. Стихи играют второстепенную в сравнении с прозою роль. Их читают будто нехотя, едва замечают, хладнокровно похваливают хорошее и ничего не говорят о посредственном.
Стихотворцев, против прежнего, стало теперь несравненно меньше. Из этого многие заключили, будто век поэзии миновался для русской литературы, что поэзия скрылась от нас чуть ли не навсегда. Мы так, напротив, видим в этом скорее торжество, нежели упадок русской поэзии. Что поколебало, а потом и вовсе изгнало манию стихописания и стихочтения? - Прежде всего, появление Гоголя потом появление в печати посмертных сочинений Пушкина и, наконец, явление Лермонтова.
Поэтическую деятельность Пушкина можно разделить на два периода: в первом она является прекрасною, но еще неглубокою, не установившеюся, еще доступною для копирования и подражания; во втором мы видим ее на неприступной высоте художественной зрелости: глубины, могущества; тут уже нельзя копировать ее, нельзя подражать ей.
Талант Лермонтова с первого же своего дебюта обратил на себя всеобщее внимание, отбил у всех и у всякого охоту подражать ему. После этого доступ к поэтической славе сделался очень труден, так что талант, который прежде мог бы играть блестящую роль, теперь должен ограничиться более скромным положением. Это значит, что вкус публики к стихам сделался разборчивее, требования строже, а это, конечно, успех, а не упадок вкуса.
Теперь нужен новый Пушкин, новый Лермонтов, чтобы книжка стихотворений привела в восторг всю публику, в движение - всю литературу.
• БЕЛИНСКИЙ О ГЕНИЯХ: «Часто пальма первенства достойно даётся современниками первому по достоинству; но в том-то и состоит зависимость таланта от случайности, что он также может быть признан современниками, как и не признан ими. Только МИРОВЫЕ ГЕНИИ поставлены вне закона этой случайности, ибо не могут не быть ни непризнанными, ни забытыми.
Два обстоятельства творят Великих поэтов - натура и история. Мировые поэты принадлежат и человечеству, и своему отечеству. Нельзя не быть великим поэтом, будучи МИРОВЫМ. Но можно быть Великим поэтом, не будучи мировым: эта разница не в натуре поэта, а в историческом значении его отечества.
Если Великий поэт родился среди народа, национальность которого лишена мирового значения или ещё не развилась до него, то в этом случае этот поэт может быть ниже не только равных ему, но и низшей натуры, поэтов менее одарённых, но гений которых воспитался на почве национальности, имеющей мировое значение.
Поэтов творит природа и жизнь, а не критика, - и для них поучительнее критика на чужие сочинения, чем на их собственные».
• По силе и многообразию эмоционально-эстетического и психологического воздействия ШЕКСПИР пальму первенства отдаёт МУЗЫКЕ. К ней он чаще всего обращается в своих суждениях и замечаниях, чем ко всем другим видам искусства вместе взятым. О воздействии музыки говорится в более, чем в 10 его пьесах.
«Коль музыка поэзии близка
И как с сестрою с ней соединима,
Любовь меж нами будет велика:
Одна тобой, другая мной любима.
Тебя пленяет Дауленд, чья струна
Чарует слух мелодиями рая,
Мне Спенсер мил, чьей мысли глубина
Все превосходит, разум покоряя.
Ты любишь слушать, как звенит с высот
Кифара Феба, музыки царица,
А я люблю, когда он сам поет,
И голос Феба в сердце мне струится.
Двух муз он бог, любимы обе мной,
Обеих славлю, но в тебе одной».
«Я верю. Но у музыки есть дар:
Она путем своих волшебных чар
Порок способна от греха спасти,
Но добродетель может в грех ввести».
«Хочу лишь музыку небес призвать,
Чтоб ею исцелить безумцев бедных…» <…>
«Торжественная музыка врачует
Рассудок, отуманенный безумьем,
Она кипящий мозг твой исцелит...».
• Блок так описывал свой творческий процесс. «Когда меня неотступно преследует определённая мысль, я мучительно ищу того звучания, в которое она должна облечься. И в конце концов слышу определённую мелодию. И тогда только приходят слова…Всякое стихотворение прежде всего – мысль.
Без мысли нет творчества. И для меня она почему-то прежде всего воплощается в виде какого-то звучания». Блок замечает, что особенность его творческого процесса скорее присуща музыканту «Я видимо неудавшийся музыкант».
• Паустовский говорил, что «стихи Блока нечто высшее, чем только одна поэзия - это органическое слияние ПОЭЗИИ, МУЗЫКИ И МЫСЛИ».
• Брюсов считал, что именно Асеевым введен в русскую поэзию целый ряд новых ритмических и ЗВУКОВЫХ приёмов. Он отдавал даже некоторое предпочтение Асееву перед Маяковским, заявляя: «Николай Асеев едва ли не самая яркая фигура нашей поэзии сегодняшнего дня». Вера Инбер считала, что Асеев автобиографичен до предела.
Своеобразие Асеева заключается в том, что найденная им лирическая интонация не была похожа ни на инфантильно-архаический строй хлебниковской поэтической речи, ни на ораторскую интонационную систему Маяковского, ни на «говорной», «одомашненный» лиризм Пастернака. Больше чем кто-либо из его ближайшего окружения Асеев склонен к лирической напевности.
Сделаем вывод о том, что Асеев был не только соратником Маяковского (как принято считать), но был стихотворцем с собственным уникальным голосом, отличным прозаиком, точным мемуаристом.
• Асеев о Поэзии.
• Поэзия свойственна, а значит и нужна прежде всего молодости. В молодости мечты ещё беспредельны и свободно парят в будущем. Поэзия помогает полёту фантазии, вызывает необычные образы этого будущего.
Поэтому молодёжь в большинстве своём или сама пишет стихи или не сторонится от чтения стихов. Под возрастным определением любящих поэзию читателей, я имею в виду заключение Пушкина о том, что «поэзией увлекаются обычно молодые офицеры, а когда они становятся бригадирами, то стихов уже не читают».
Конечно же, люди пожилые любят и понимают поэзию не меньше и не мельче, чем молодёжь. Не возрастное деление я имею в виду, утверждая, что стихам свойственно молодое внимание и любовь. Иногда это молодое внимание остаётся неизменным и до старых лет, как может случиться, что и в молодости его не окажется.
• Основное свойство поэзии заключается, конечно же, не в том, чтобы различать ямбы от хореев, ломанную строку от распрямлённой. И не в аллитерациях, и не в рифмах. Всё это частичные особенности только внешнего её отличия. Сущность же поэзии – в её неожиданности, в её неповторимости, в её новизне, всегда удивительной и зачастую неузнанной по первоначалу.
• Определение поэзии - ЧЕГО НЕ УЛОВИШЬ ПРОЗОЙ. Это и есть водораздел прозы и поэзии.
• Из литературных законов М. Светлова:
• «Первым и обязательным законом для рождения стихотворения является накопление знаний и чувств. Это не обязательно записная книжка. Это душевная кладовая».
• «Одно хорошее стихотворение всегда лучше, чем одно хорошее и одно плохое. У хорошего поэта должно быть развито чувство отбора, выбора, предпочтения».
• Довлатов: «Рассказчик говорит о том, как живут люди, прозаик говорит о том, как должны жить люди, а писатель – о том, ради чего живут люди».
• МИХАИЛ ЛУКОНИН О БЕДНОСТИ ПОЭТИЧЕСКИХ СРЕДСТВ: «В последнее время появляются поэмы – изложения в рифму. Поэмы, представляющие собой рассказ или повесть в рифме. В таких вещах отсутствует главная сила поэзии – эмоциональность, поэтичность, а поэзия не терпит замены её средств средствами прозы».
• СЕМЁН КИРСАНОВ (говорил Евгению Евтушенко): «… Настоящая поэзия — это не бессмысленно мчащийся по замкнутому кругу автомобиль, а автомобиль “скорой помощи”, который несется, чтобы кого-то спасти…”.
• Аксёнов Рождественскому о стихах Ахмадулиной: «Я недавно слышал, как Нэлка читала в Зале Чайковского. Это было нечто, знаешь! Она витала в своем волшебстве! Ты знаешь, я как-то странно воспринимаю стихи в декламации авторов. Слышу только музыку, тащусь вслед за ритмом и рифмой и очень редко улавливаю смысл. Особенно это относится к стихам Нэлки.
• Л. ГИНЗБУРГ «О ПРИНАДЛЕЖНОСТИ К ЛИТЕРАТУРНЫМ НАПРАВЛЕНИЯМ»: «Принадлежность писателя к литературному направлению есть, вообще говоря, явление временное и условное. Она ни в коей мере не покрывает деятельности писателя ни всей её полноте, ни на всём её протяжении. Она только всего свидетельствует о том, что в известный исторический момент в работе писателя проступают признаки созвучные теоретическим положениям той или иной группировки.
• Гинзбург Лидия: «Беда писателю, если слово его написано не для дела, а для того, чтобы показать свою образованность, или из ряда вон выходящее благородство, или суровую солдатскую прямоту, или изощренность и искушенность в разных тонкостях жизни, или латентный огонь своего сердца».
• Гинзбург Лидия: «Великие поэты — это не те, которые пишут самые лучшие стихи. Совмещаться это может (Пушкин, например), но необязательно. Великий поэт — это тот, кто шире всех постиг «образ и давление времени» (как говорил Шекспир).
Для русского XX века это Блок — как для XIX века Пушкин, — и никто другой в такой мере. Можно больше любить стихи других современников Блока. Не в том дело. Блок вообще не поэт отдельных стихов; он явление в целом. Он замыкает собой ряд русских писателей, которые отвечали на все и за все, — Пушкин, Толстой, Достоевский, Чехов...
• Соловьёв В.И. «Однажды я написал, что поэт исполняет роль, эскизно уже набросанную Историей. Это верно по отношению к Некрасову, Блоку, Маяковскому, Бальмонту, Евтушенко, и нисколько их не умаляет. Это неверно по отношению к Пушкину, Тютчеву, Баратынскому, Мандельштаму, Пастернаку — они незаменимы, и не будь их, развитие и сознание наше было бы иным. Неверно это и по отношению к Бродскому.
• Соловьёв В.И. «В русской поэзии XX в. только Бродский и Пастернак могли писать стихи в эпистолярном и поздравительном жанре. Это свойство насквозь поэтической натуры. Они смогли этот стихотворный трёп вывести в высокий жанр подлинной поэзии».
• Соловьёв В.И. «Бродский поэт хороший, а человек - нет. Евтух (Евтушенко) наоборот. А кто из крупных поэтов хороший человек?
Железная Ахматова с патологическим нематеринством (по отношению к сидевшему Льву Гумилёву)?
Предавший Мандельштама в разговоре со Сталиным Пастернак?
Мандельштам, заложивший на допросах тех, кто читал его антисталинский стих?
Преступный Фет, на чьей совести брошенная им и покончившая собой бесприданница?
«Не верь, не верь поэту дева», - обращался самый по поведению непоэт (sic!) Тютчев к своей сестре, которую охмурял Гейне.
А характеристика Заболоцкого Дэзиком (Давидом) Самойловым:… И то, что он мучит близких, А нежность дарует стихам….»
БЫКОВ Дм. "После Серебряного века литература уже никогда не обретала — ни в России, ни в мире — статуса государственной религии. Прав Шкловский в «Литературе факта»: в наше время у поэта (да и у писателя) должна быть вторая профессия».
• Дм. Быков: «В литературе пожизненных чемпионов не бывает, тут надо подтверждать класс ежедневно, каждым новым текстом. И обязательно существует толпа злорадных современников, следящая за тобой, как за канатоходцем: как бы хорошо, чтобы сорвался! Иначе неинтересно».
• «Чехова Толстой любил. Он не оказал ни одного плохого слова о нем. Он только говорил-кручинился: «Нерелигиозен».
Но почему Лев Николаевич плохо относился к чеховской драматургии?
Итак, напишем: Чеховская проза и драматургия.
Мало описать человека добрым или злым, надо душу посмотреть, взвесить на руках, изменяя место корабля в море, изменяя углы между материалом и солнцем.
Чехов писал новеллы без начала и конца.
Брату своему Александру, человеку талантливому, отцу гениального актера Михаила Чехова, человеку, напоенному будущим, он писал, что, создав рассказ, оторви первые пять страниц не читая. Он отменял завязки, отменял развязки.
Чехов говорил, что старая драма знает одно — человек или умирает, или женится.
Старая проза не умерла».
• Герцен, по мнению Толстого, — сорок процентов всей русской литературы.
Сам Толстой не помещался в русскую литературу. Он оказался много шире.
• Из книги Добина Е. «ПОЭЗИЯ АННЫ АХМАТОВОЙ»:
• Осип Мандельштам писал, что Анна Ахматова принесла в русскую лирику огромную сложность и богатство РУССКОГО РОМАНА XIX века. Если бы не было Анны Карениной, Лизы из "Дворянского гнезда", Достоевского, отчасти даже Лескова, не было бы и Ахматовой, - утверждал О. Мандельштам.
Ее психологизм "весь лежит в РУССКОЙ ПРОЗЕ, А НЕ В ПОЭЗИИ". Последняя формула представляется слишком категоричной. Несравненно ближе к истине мысль О. Мандельштама, что Ахматова развивает свою острую и своеобразную поэтическую форму с оглядкой на психологическую прозу.
• С тридцатых годов лирический герой Ахматовой полностью сливается с автором. Я - это сам поэт. И характер, проглядывающий сквозь любовную лирику, сквозь признания, раздумья и излияния, - это характер самого, поэта. Вплоть до последнего дня жизни стихи Ахматовой выстраиваются в длинный монолог.
Монолог-автопортрет. Монолог, открывающий нам характер огромного духовного потенциала. Новое я ее стихов вдумчивый и прозорливый читатель воспринял не только как источник поэтических излучений. Он явственнее, отчетливее ощутил личность. И обаяние этой личности все сильнее просвечивало сквозь стихи.
• Победа Ахматовой заключается в том, что приблизившись вплотную к ЦАРСТВУ МУЗЫКИ, она открыла в самом слове, в самой речи потаенные силы, подобрав ключ к таким чувствам, к которым музыка нашла свои неизреченные ходы.
Связанное с музыкальным контекстом и в то же время совершенно от него свободное (Вивальди воспринят современным, сегодняшним слушателем), слово зажило иной жизнью, перенеслось в иное образное измерение. Ощущая (даже смутно) где-то вблизи музыкальный "ряд", принимаешь как естественное (и в то же время как открытие) листопадовый асфальт; свечи, заклятые сном; тревогу, ставшую судьбой.
• Память стала у Ахматовой, я бы сказал, философcкoй величиной. Если бы это слово не было обесценено критиками, усматривающими подчас "философию" в самой немудреной сентенции. Поэтическая формула памяти с ее неожиданно раскрывающимися далями в какой-то мере приближена к вечным категориям: жизнь, смерть, любовь, я и мир, я и мы.
С этой формулой высокой пробы Ахматова вышла далеко за пределы непосредственно видимого горизонта, характерного для стихов первого десятилетия ее творчества. И охватила обширные пространства переживаний, заглянув в неведомые края чувств.
• Не случайны, как мы убеждаемся, ответы Ахматовой на анкету о Некрасове, которую Корней Чуковский провел среди писателей в 1919 году. На вопрос "Любите ли Вы Некрасова?" Анна Ахматова ответила: "Люблю". В отличие от Вяч. Иванова ("нет"), М. Кузмина ("не особенно"), В. Маяковского ("не знаю, подумаю по окончании гражданской войны").
• ШКЛОВСКИЙ:
•У Шекспира, который не создавал своих сюжетов, получается переосмысливание сюжетов, перевоображение, переквалификация методов оценки действия.
Те приключения, которые берет Шекспир в итальянской новелле, он ослабляет и показывает другое явление, — вещи, бывшие бытовыми или пародийными, становятся трагическими.
• Шекспир (№1 в Мировом Рейтинге-1), Пушкин (№4) и Толстой (№5) как бы превосходят свое время.
• ОДНОЙ СТРОКОЙ.
• РЯЗАНОВ: «Беллетристика – это, когда читаешь и хочешь знать, чем всё это закончится. А Большая литература – эта та, которой это всё равно».
• «Писатель не обязан отвечать на вопросы, он должен их ставить».
• Нагибин: «Писание – это не фиксация жизненных явлений, а переживание их».
• Гейне: «Поэт – это моллюск, в теле которого зарождается жемчужина, когда туда попадает песчинка, наносящая ему рану, причиняющая страдание и боль».
• «Пушкин был поэтом, а все остальные гениями».
• Корней Чуковский дерзко острил: «По сравнению с Пушкиным все остальные поэты
(включая гениев) кажутся «уродами», только уродство у каждого своё». В сущности, он выражал общее мнение: ответить на вопрос, кто же «второй русский поэт» (Лермонтов? Некрасов? Блок? Пастернак?...) можно только с оговоркой – «для меня», в то время как проблема «первого» была разрешена уже при жизни Пушкина.
• «От Пушкина до Блока» - эта формула стала названием пути, пройденного русской литературой XIX и начала XX в. Блок подводит итоги. Но его значение шире.
Подобно Данте он завершает и начинает. На нём остановился другой конец поэтической радуги, начало которой озарило мастеров пушкинской поры. Он же Блок,
- даёт начало нашей современной литературе.
• БЛОК оказал воздействие на творчество Ахматовой, Цветаевой, Есенина, Мандельштама… Пожалуй, только Пастернак и Маяковский шли своим путём….
• Зимой 1921 года Блок сидит возле натопленной печи, все-таки зябнет, и медленно и раздельно говорит: «Эсхил хуже Гомера. Данте хуже Эсхила. Гёте хуже Данте — вот вам и прогресс».
• Из книги ШЕРШЕНЕВИЧА «Мой век, Мои друзья, Мои подруги….»:
• В противовес выразительному чтению Маяковского и Каменского, лаю Брюсова, скандировке символистов Северянин почти буквально пел. Маяковский был одним из лучших чтецов. Лучше его читал только Есенин и, пожалуй, Каменский. Читая стихи, Каменский имел привычку высоко-высоко задирать голову. Публике казалось, что задирать кверху голову полагалось по каким-то футуристическим правилам.
Если Давид Бурлюк был объявлен отцом российского футуризма, то Каменский был объявлен матерью российского футуризма. В 1918 г. в Москве возник Всероссийский союз поэтов. Его председателем был избран Василий Каменский.
• Маяковский в ответ на обвинения, что его стихи не понятны широким читательским кругам, говорил: «Представьте себе, что кому-то не понятен Шекспир. Что из этого следует? Нужно забросить Шекспира? Нет. Нужно расти до понимания Шекспира. Нужно поднять себя до Шекспира.
• Об отношении Мандельштама к Маяковскому поэт Михаил Зенкевич (1886—1973) рассказывал в беседе с Дувакиным 19 апреля 1967 г.: «…он (Мандельштам) говорил, что Маяковский больше, чем Пастернак. С тем еще можно состязаться, а с этим, говорит, нельзя состязаться. Вот, говорит, что-то громадное по лестнице идет, и я вижу — это идет Маяковский. Именно громадное идет, облако или туча какая-то».
• Высокая оценка Маяковского Осипом Мандельштамом обычно выводится из его статьи «Выпад» (1924). Здесь Маяковский назван среди десяти здравствующих русских поэтов, которые «не на вчера, не на сегодня, а навсегда»: Кузмин, Маяковский, Хлебников, Асеев, Вячеслав Иванов, Сологуб, Ахматова, Пастернак, Гумилев, Ходасевич.
• Шкловский: "Я думаю, что Мандельштам больше, чем Пастернак, трагичнее. Трагичнее. Причем, когда Пастернак говорит, что он написал Сталину, чтоб тот освободил его от должности первого поэта, то он, очевидно, считает, что есть должность, которая зависит от кого-то. Он не сталинист, но он учитывает позицию правительства, и он переписывался со Сталиным, перезванивался и не защитил Мандельштама".
• Некоторые отмечали: три БЕДНОСТИ этого поэта: БЕДНОСТЬ голоса, БЕДНОСТЬ музыки и БЕДНОСТЬ стиха. О ком речь? Об ОКУДЖАВЕ.
• Есть важный критерий для оценки поэта — стоимость его книги в наше время, когда и живой поэт нужен главным образом родне: скажем, восьмитомный Блок в букинистическом отделе того или иного дома книги стоит от полутора до двух тысяч, а трехтомный Слуцкий 1991 года — от трех до четырех. Это не значит, разумеется, что Слуцкий лучше Блока, но он нужнее. (Из Быкова Дм.).
Если кто-то заинтересуется этой тематикой, то можно посмотреть:
• В Сборнике «Писатели о Писателях» очерки о Поэзии и Литературе: Паустовского, Искандера, Мережковского, Аксёнова, Евтушенко, Вознесенского, Бальмонта, Веллера, Тынянова…
• В сборнике «Гумилёв – личность, поэт, критик» статью «Взгляды Гумилёва на поэзию».
Желаю интересного и полезного просмотра.
С уважением,
28.06.2017 г.