Театр тени. Лепестки крови. Пролог

Никита Белоконь
 Зло – это цветок, который может пустить корни даже в почве добрых намерений.

– Последний бокал точно был лишним, – услышала Мария эхо своего голоса.
– Это следовало сказать четырьмя бокалами раньше, – засмеялась Полина ей прямо в ухо, пытаясь перекричать «The Winner Takes It All» АББЫ, включенную на полную громкость. – Уверена, что сама дойдешь до общежития?

Мария не помнила, что ответила. Помнила воняющую кошками лестничную клетку, помнила высокий порог при выходе из подъезда, о который едва не споткнулась, помнила замерзшую лужу, на которой подскользнулась. Помнила, как зашторенное мутными тучами небо подпрыгнуло, а затем оказалось под ней.

Девушка поднялась с трудом, потирая ушибленный бок. Крикнула какое-то ругательство, когда увидела вязкую грязь, врезавшуюся в белоснежный полушубок неотмывающимися когтями. Зашагала неуверенно вперед, а ноги все норовили пойти своей дорогой.

Было невероятно темно и тихо, как в пригороде в предрассветный час, когда ветер, звуки и запахи спят самым глубоким сном, когда остается последний момент перед пробуждением горизонта.

Дорога по левую сторону от Марии была пуста; справа от нее прятались в бездонном мраке серые многоэтажки. Желтоватый полумесяц разрезал аурой холодного света болотное небо.

Сахарная пудра снега кружилась вокруг Марии в ритме Пасторальной симфонии Бетховена. Крошечные снежинки посыпали потрескавшуюся паутину тротуара, оттого девушке представлялось, будто она идет по шарлотке, пахнущей бабушкиным теплом. В голове прыгали пузырьки розового шампанского.

Хрупкие от мороза кусты перед девушкой задрожали. Мария хотела закричать, но в тот же момент черный комок вынырнул из сухих ветвей и скрылся на другой стороне тротуара. Стремительная чернильная черта на девственном листе бумаги.
«Черная кошка», – подумала девушка, кутаясь в махровый шарф. Шарф пах детством и дыханием Антона. – «Плохой знак». – Подумала, хотя не верила в приметы.

Мария инстинктивно обернулась. Весь алкоголь испарился вместе со вздохом. Колени напоминали сломанные шарниры уже не из-за опьянения. Из-за страха. Кто-то стоял за ней. Всего в десяти шагах. Он один. На всей искрящейся умирающей луной пустыни улицы были только он и она.

Девушка закричала, как истязаемая смычком новичка скрипичная струна, и побежала вперед, размахивая руками так, будто падающие на ее волосы снежинки были шершнями.

Поворот налево, поворот направо, налево, налево. Какой-то необъяснимый, животный страх гнал Марию к спасению, кнут адреналина не давал и секунды на остановку. Так хотелось остановиться. Замедлить бег хоть немного, чтобы зачерпнуть воздуха, чтобы левый бок перестал колоть горячей болью. Но инстинкт гнал девушку вперед, не давал оглянуться, не давал задуматься. Инстинкт не знал, что ведет Марию в западню.

«Но нет! Тупик!» – Эта  мысль безысходности ударила ее сознание сильнее, чем вонь мусорных баков, стелящаяся тошнотворным покрывалом. От отчаяния забила руками по отчего-то скользской каменной стене. Была в западне. С трех сторон Марию обнимала клетка стен, напротив нее стоял он. Чувствовала его затылком.

«Страхам нужно смотреть в лицо», – так, кажется, говорят. – А что, если страх, – это последнее, что суждено увидеть?

Девушка дрожащими руками стерла со щек слезы, не успевшие превратиться в иней. Гордо подняла голову. Обернулась. Снег теперь слушал Реквием Моцарта: ложился на тротуар величаво и печально. Мария улавливала эти ноты, протяжные, сумрачные.

Его не было. Девушка рассмеялась, но не ее смех раздался в слепой улочке – смех гиены, такой надменный и удручающий равнодушием.

Перед ней возник силуэт. Высокий, спортивный, широкоплечий.
– Думала, что тебе показалось? Так ведь? – Голос из-под капюшона звучал необычно приглушенно. В нем читалось презрение, но также горечь, которая прячется внутри вишневых косточек. В голосе слышалось разочарование. – Нет, тебе не показалось.

Опять этот смех гиены, только теперь нерешительный и нервный.

– Тебе не показалось... Так же, как и мне не показалось. Что бы ты... что бы ты... Я вас видел... Да, да, видел. Тебя и его. Как ты... ты могла? После того, что...
– Ан... – не договорила Мария. Ее голос утонул в мокром хрусте, когда неосторожно наступаешь на сухую ветвь в лесу. Кухонный топорик для приготовления отбивных котлет разбил височную кость.

Горячие лепестки крови упали снежинками на серебряный тротуар.

Зло – это цветок, который может пустить корни даже в почве добрых намерений. Но быстрее всего зло растет в темных сердцах; а когда вырастает, отравляет своим запахом всех вокруг.