Заметки автора
1) «Каролина» - "Уголовно-судебное уложение императора Карла V", вышедший в 1532 г.
В нем было четко описано, какие подозрения являются достаточными для обвинения в колдовстве или ведовстве.
2) Аутодафе - Оглашение и приведение приговора инквизиции в исполнение: обычно публичное сожжение еретиков и еретических книг на кострах (в средние века).
Вюрцбург, наше время
И вот, наконец, я в Вюрцбурге, этот небольшой тихий городок покорил меня своей чистотой и идеальными дорогами. Удивило его необычайное расположение, практически весь город базируется на холмах, но от этого он не становится менее очаровательным. На одном из таких холмов я увидела старинную крепость, нужно обязательно выбрать время и съездить туда на экскурсию, но сейчас на первом месте конечно отец.
Меня встретил знакомый моего отца – Пауль, это был симпатичный худощавый мужчина, с серыми внимательными глазами, короткой стрижкой. Несмотря на жару, он был в костюме, застегнутом на все пуговицы. К моему удивлению Пауль заговорил со мной на русском языке.
- Вы удивлены моими познаниями русского языка? – рассмеялся Пауль, заметив мой заинтригованный взгляд. – Не удивляйтесь, моя мама русская, её зовут – Ольга, и я уже с детства болтал на двух языках. Ну что же мы тут стоим на жаре, давайте ваши вещи, моя машина стоит недалеко. А что у вас там? – Пауль с опаской посмотрел на издающую странные звуки сумку.
- Это мой кот – Джокер, он просто устал сидеть в сумке и хочет размять лапы.
- Крупный у вас кот, - Пауль с опаской посмотрел на сумку, - а почему он не мяукает, а рычит?
- Если честно я не слышала, как он мяукает, он всегда разговаривает таким образом.
- Удивительно! – поразился Пауль.
- Вы давно знаете моего отца? – я протянула Паулю вещи и направилась за ним к машине.
- Лет с десяти, мои родители работали вместе с ним в научно-исследовательской лаборатории. Они сразу же подружились, и Серж стал практически членом нашей семьи.
- Серж?
- Так здесь привыкли называть вашего отца, - объяснил Пауль и открыл передо мною дверцу.
- Мы сейчас едем в больницу?
- Я думаю, что вам нужно немного отдохнуть, до дома вашего отца езды десять минут. Примите душ, отдохнете, пообедаете, а потом уже отправимся в больницу.
Отдохнуть мне действительно не помешает, я впервые летела на самолете и не могу сказать, что полет доставил мне удовольствие. Мой желудок то опускался вниз, то поднимался вверх, не желая оставаться на своем законном месте. Уши заложило сразу же, как только мы взлетели и до сих пор я слышу так, словно мне кто-то напихал в уши ваты. Мужчина, который сидел рядом со мной купил бутылку коньяка и стал пить его прямо из горла. Наверное, он тоже не очень хорошо переносит самолеты, а коньяк выступил в роли наркоза. Наркоз сработал, мужчина тут же захрапел, разбудили его только после посадки.
Джокер снова заворчал в сумке, и я решала его выпустить, предварительно надев на него поводок. Он высунул свою круглую лобастую голову из сумки и повертел ей в разные стороны. Убедившись, что его жизни ничего не угрожает, он выскочил из сумки и уселся рядом со мной.
- Ничего себе! – Пауль обернулся и уставился округлившимися глазами на моего кота. – А это случайно не рысь? – испуганно спросил он.
- Нет, это просто кот, порода – Курильский бобтейл, очень умный и воспитанный. Правда, Джокер? – я почесала за ухом своего любимца, и он замурчал от удовольствия.
- Вот мы и приехали, - сообщил мне Пауль и остановился у симпатичного кирпичного дома.
Дом был стилизован под старину, коричневая черепичная крыша, балкончики, украшенные лепниной, изображали человечков, держащих в руках мечи, флаги и копья. Перед домом была разбита великолепная клумба, цветы идеально сочетались друг с другом, образуя точную копию дома.
- Нравится? – улыбнулся Пауль.
- Очень! – выдохнула я.
- Серж очень любит свой дом, обычно сам возиться с цветами и подстригает газоны. Говорит, что это доставляет ему огромное удовольствие и таким образом он отдыхает.
Пауль открыл дверь, и мы вошли внутрь. У порога нас встретила женщина лет пятидесяти в белоснежном переднике, седеющие волосы были гладко зачесаны назад, тонкие губы поджаты, выщипанные брови были практически незаметны, на её лице не было ни грамма косметики. Пауль залопотал что-то на немецком, показывая в мою сторону.
- Знакомьтесь Анна, это Марта – домработница Сержа, очень исполнительная и серьезная дама.
Марта открыла рот и сказала целую речь, из всего сказанного, я поняла только то, что мне куда-то нужно идти. Надеюсь, что не так далеко, как мне сразу же пришло в голову. Судя по взгляду, Марте я не особенно понравилась.
- Марта сказала, что обед будет подан через полчаса, - перевел мне Пауль, - сейчас она проводит вас в вашу комнату.
- И это все, что она сказала? – засомневалась я. – Вы ничего не забыли?
- Ну, еще она недовольна вашим видом, сказала, что вы одеты не очень, не очень…
- Прилично, - закончила я, чем окончательно смутила Пауля. – Это я поняла, интересно, что в моем наряде неприличного? Или её смутила моя юбка, которая почти приоткрывает колени?
- Не обращайте внимания, - Пауль покраснел и махнул в сторону лестницы, - пойдемте, я вам покажу вашу комнату. Она просто не любит кошек, - шепотом объяснил мне Пауль, сказала, что теперь в доме будет много шерсти и еще она волнуется по поводу того, что ваш кот что-нибудь здесь испортит.
- Мой Джокер что-то испортит? – я была искренне возмущена. – Мой кот умный и воспитанный, в отличие от некоторых.
Джокер бодро шел рядом со мной и обнюхивал все, что попадалось ему на пути. Ему, похоже, было совершенно безразлично, что о нем думает какая-то домработница. Пауль поставил мои сумки и вылетел из комнаты, пообещав приехать за мной в шесть. Комната была уютная, и в ней было все, что необходимо для жизни: мягкая кровать, большой шкаф, письменный стол с ноутбуком, огромный телевизор и даже кондиционер, что особенно порадовало меня в такую жару. Я разобрала вещи и пошла на поиски душа, захватив с собой Джокер, он очень любит воду и не упускает случая поплескаться в ванне. В конце коридора я нашла ванную комнату, здесь была и большая старинная ванна, и современная душевая кабинка. Джокер тут же запрыгнул в ванну, и я была вынуждена сначала заняться им. Мокрый, но довольный он немедленно стал вылизываться, а я залезла под душ. На обратной дороге я не сдержалась и стала заглядывать во все двери, оказалось, что на этаже находятся ещё две спальни и кабинет. Недолго думая я шагнула в кабинет, на полках стояли книги на немецком, русском, английском, похоже это научная литература. У окна стоял массивный стол из темного дерева, на нем стопками лежали бумаги, и еще там было несколько фотографий. На одной из фотографий я узнала себя, я сидела на плечах у отца, такое же фото есть и у меня. На другой фотографии отец сидел на стуле, рядом с ним, положив ему руку на плечо, стояла симпатичная светловолосая женщина. Оба молодые, красивые, отец сжимает её пальцы и смотрит на неё с нежностью. Наверное, отец познакомился с ней после того, как ушел от мамы, ничего не скажешь у отца хороший вкус. Я взяла в руки следующую фотографию и замерла от удивления, я сидела на коленях неизвестной мне женщины, здесь мне где-то года два не больше. Она прижимается к моей макушке щекой и весело смеется. Ничего не понимаю, значит, отец был с ней знаком раньше и возможно с мамой они развелись из-за этой женщины. Но кого она мне так напоминает? Я подошла с фотографией к окну, на подоконнике стояло зеркало, я машинально посмотрела в него и пригладила мокрые волосы. Боже, но я ведь похожа на неё как две капли воды! Не может быть, этого просто не может быть. Мне немедленно нужно увидеть отца. Я поставила фотографии на место, и тут неожиданно у меня над ухом раздался гневный крик.
- Вы нельзя здесь находиться! – Марта тыкала мне в лицо костлявым пальцем и хмурила брови.
«Надо же, а делала вид, что не знает русский язык» - возмущенно подумала я.
- Ваш кошка немедленно убрать, он все портить, - продолжала орать домработница.
Её лицо приобрело свекольно-красный цвет, и я уже начала опасаться, что её сейчас хватит удар.
- Во-первых, мой кот ничего не испортит, во-вторых, если мне здесь нельзя находиться, об этом скажет мой отец, ну и, в-третьих, успокойтесь, а то в вашем возрасте волноваться вредно.
Домработница от возмущения потеряла дар речи и ненадолго замолчала, воспользовавшись паузой, я вылетела из комнаты. Джокер презрительно посмотрел на Марту, чихнул и важно прошествовал за мной.
Ровно в шесть Пауль приехал за мной, я не захотела оставлять кота с вредной домработницей и захватила его с собой.
- Его в больницу не пустят, - предупредил меня Пауль.
- Он посидит в машине, не волнуйтесь, ничего с вашей машиной не будет, - успокоила я его, заметив на лице Пауля сомнение.
- Пауль, а чем болен мой отец? – спросила я, поднимаясь по больничной лестнице.
- У него лейкоз, не помню точного названия, вам лучше спросить у лечащего врача, ему необходима немедленная пересадка костного мозга.
- А почему не проводят операцию? – удивилась я.
- Нет подходящего донора, - Пауль подошел к одному из кабинетов и тихонечко постучал.
Лечащий врач Фридрих Гаус оказался полным высоким мужчиной, с крупными чертами лица и квадратным подбородком. Если бы встретила его на улице, никогда бы не подумала, что он очень известный врач, приняла бы его в лучшем случае за охранника.
Благодаря Паулю я смогла подробно расспросить врача обо всем. Оказалось, что у пациентов с лейкозом стволовые клетки костного мозга функционируют неправильно, появляются дефектные клетки крови, они заполняют костный мозг и сосуды. Постепенно вытесняются нормальные клетки, а дефективные начинают заполнять все ткани. Пересадка костного мозга в данном случае практически единственно возможный вариант выжить. Отцу уже перевалило за пятьдесят и шансы на выживание у него не столь большие. Необходим донор, костный мозг которого по всем показателям максимально идентичен. Лучше всего подходят для того близнецы или родные братья или сестры. Я спросила: «Подойду ли для этой цели я?» Врач честно ответил, что шансы ничтожно малы, буквально один случай на тысячу, а то и реже. Я упрямо начала настаивать на том, чтобы провели анализы и сравнили мой костный мозг с костным мозгом отца. В конце концов, врач махнул рукой и согласился, предупредив меня, что процедура довольно неприятная и проводится под общим наркозом. Остановились на том, что завтра с утра я приеду в больницу, и у меня возьмут костный мозг. После этого меня заставили надеть повязку на лицо, халат, шапочку и переобуться, объяснив, что это необходимо для безопасности моего отца. Пауль подвел меня к палате и распахнул дверь.
Вюрцбург, 1627 год
Дом бургомистра Кристофера фон Бергера был добротен, современен и вызывал зависть окружающих. Каменный, двухэтажный, с крышей покрытой хорошей черепицей он выделялся на фоне деревянных домов соседей. Жена бургомистра Штихер фон Бергер – весьма прогрессивная особа старалась не отставать от моды и хорошо преуспела в этом. В связи с эти в их доме появились одноярусные шкафы из ореха, и одежду теперь можно было не только складывать, как в сундук, а даже вешать. В комнатах стояли ларцы из настоящего черного дерева, которые украшала резьба по типу флорентийских мозаик и два кресла, облицованных серебром. Густой растительный узор, исполненный в технике выбивного рельефа, и тонко прочеканенный, вызывал восхищение всех, кто бывал в их доме.
Первый этаж включал в себя кухню, столовую, комнаты слуг и залы для гостей, на втором этаже были расположены спальни, гардеробные, кладовые и лоджии для хозяйственных нужд и отдыха, в подвале находился винный погребок. Все комнаты соединялись между собой, объединяя дом в единое целое. Тепло в доме давал кухонный очаг, камин и жаровни, освещались помещения за счет масляных светильников и восковых свечей.
Бургомистр был состоятельным человеком и частенько приглашал к себе гостей. Правда, основной причиной для этого служило, скорее всего, не его щедрая натура, а желание подыскать достойного жениха для своей единственной дочери Анны. А дочь и думать не хотела о женихах, целыми днями что-то вышивала и читала книги.
Но как, ни гордился своим домом Бергер, ему было далеко до дома сенатора Гебеля, который был самым богатым бюргером в Вюрцберге. Его трехэтажный каменный дом стоял в центре города, фасад был украшен лепниной и фресками в античном стиле. Дом делился на парадную, рассчитанную на визиты гостей, открытую для постороннего взора часть, и более интимную - для семьи, слуг. Второй этаж включал в себя залы для гостей, а на третьем были расположены спальни и отдельный кабинет – большая редкость по тем временам. Просторный вестибюль соединялся с внутренним двориком, украшенным скульптурой, фронтонами и экзотическими растениями. Сенатор был вдовцом, его жена умерла при родах, подарив ему дочь Барбару - первую красавицу Вюрцбурга. Дочери этих двух почитаемых особ дружили и частенько ходили, друг другу в гости. Вот и сейчас Барбара спешила к своей подруге, для того чтобы сообщить ей последние новости. Высокая, с покатыми плечами, лебединой шеей, узкой талией, пышными бедрами и волнистыми светлыми волосами – она была олицетворением красоты своего времени. Голубые большие глаза смотрели одновременно и наивно и высокомерно, в ней сочеталась и жеманство и величественность. При всем этом она была очень набожна и благочестива, почитала отца и беспрекословно его слушалась.
Анна была миловидной девушкой среднего роста, худощавой и в отличие от подруги не пользовалась большой популярностью у молодых людей, но поклонники были и у неё. Главным своим достоинством она считала густые светло-русые волосы, которые вились от природы и тяжелыми волнами спадали на плечи. Цвет глаз – темно-карий, почти черный был достаточно редким, но кавалеров больше манили голубые глаза её подруги. Анну это не расстраивало, она очень любила Барбару и относилась к ней как к сестре.
Барбара застала свою подругу за привычным занятием – вышиванием.
- Анна, как тебе только не надоело это вышивание? – воскликнула Барбара, склонившись над подругой. – У меня столько новостей, ты даже не представляешь, что я тебе сейчас расскажу.
- Рассказывай, - улыбнулась Анна и отложила вышивание в сторону.
С подоконника спрыгнул белоснежный крупный кот, за злобный и неуживчивый характер он получил кличку Сатана. Но к Барбаре он благоволил и даже разрешал ей почесать себя за ушком. Незваных гостей он обычно встречал рычанием и тех, кто особенно ему не нравился он кусал за ноги.
- Мне кажется, что он еще подрос, - воскликнула Барбара и погладила Сатану по голове. – Ой, я же хотела тебе рассказать новости, - опомнилась она и рассмеялась. – Ты же помнишь, что через неделю у меня день рождения?
- Конечно, помню, - кивнула Анна и снова потянулась за вышиванием. – Вот, я тебя приготовила подарок, я же знаю, что твое платье почти готово, нет только лифа. Я вышила на атласе серебряными и золотыми нитями гроздья винограда и украсила по краям кружевом.
- Какая красота! – восхищенно воскликнула Барабара и, прижав подарок к груди, принялась крутиться у зеркала. – Ты настоящая мастерица, я буду самой красивой!
- Ты и так самая красивая, - усмехнулась Анна, - наденешь на шею свое великолепное жемчужное ожерелье, и все молодые люди Вюрцбурга будут у твоих ног.
- Ты же знаешь, что мне нужен только один - Эрнест, - вздохнула Барбара, и глаза её погасли. – Но именно он не обращает на меня никакого внимания. Отец послал приглашение ему и его дяде, но я боюсь, что они не придут.
Эрнест фон Эренберг был единственным наследником князь-епископа Филиппа Адольфа фон Эренберга – правителя Вюрцберга. Эрнест был образцовым студентом с блестящим будущим, при этом он был писаным красавцем - высокого роста, с правильными чертами лица, пышными до плеч белокурыми волосами. Обязательное для дворян обучение танцам, музыке придало его облику пластичность и изящество. Эрнест и Барбара могли составить прекрасную пару.
- А мне кажется, что он нашел единственно правильную тактику для того, чтобы ты обратила на него внимание, - задумчиво произнесла Анна. – Если бы он бегал за тобой как остальные, ты бы даже в его сторону не посмотрела.
- Ты думаешь? – Барбара с надеждой посмотрела на Анну.
- Я почти уверена в этом, - успокоила её Анна.
- Опять я говорю не о том, - рассерженно произнесла Барбара, она достала из кармана своего кружевного передника приглашение и протянула его Анне. – Я пришла лично передать приглашение твоей семье и как всегда отвлеклась и забыла обо всем. Мы решили разместить гостей в парадной, сейчас там устанавливают столы и украшают стены, папенька выписал музыкантов из Франции, так, что будет весело. Но это не все, что я хотела тебе рассказать, недавно я встретила Клару и она мне поведала страшные вещи.
Клара Бассер – дочь викария, симпатичная темноволосая девушка была неиссякаемым источником разнообразных новостей и сплетен, причем это распространялось не только на Вюрцбург, но на близлежащие города и деревни. Не смотря на то, что её отец был титулованный дворянин, их семья была достаточно бедной, и Кларе приходилось прилагать множество усилий, чтобы не отставать от своих более удачливых подруг и выглядеть прилично. Но её платья были сшиты из более тусклых и темных тканей, качество тоже оставляло желать лучшего, поэтому Клара старательно украшала свои наряды всевозможными рюшками, оборками, гофрировками, буфами. Платья были излишне перегружены такими украшениями и не отличались изяществом. Но она гордилась своими нарядами и считала себя законодательницей мод, впрочем, совершенно неоправданно. Узнав очередную новость или сплетню, Клара тут же мчалась сначала к своим подругам, а затем обходила всех своих знакомых, в результате этого к вечеру новость была известна уже всему городу. На этот раз она принесла новость из Бамберга - города недалеко расположенного от Вюрцбурга. Им правил двоюродный брат Филиппа Адольфа фон Эренберга - епископ Готфрид Иоганн Георг II Фукс фон Дорнхайм Бамбергский. Подпав под влияние профессора Лейпцигского университета Бенедикта Карпцова, епископ Бамбергский начал в своем городе преследование ведьм. В городе появились специальные тюрьмы и башни для ведьм.
Девушкам, которые были далеко от всего этого, рассказы о ведьмах щекотали нервы и казались обычными страшными сказками, о которых впрочем, можно было посудачить. Барбара с горящими глазами рассказала о процессе, который состоялся несколько дней назад в Бамберге.
- Представляешь, арестовали целую семью, муж, жена и их двадцатилетняя дочь, они отнимали молоко у коров, шерсть у овец и сало у свиней.
- Семью колдунов? – с сомнением переспросила Анна. – Я думала, что ведьмами бывают только женщины. Так что произошло с этой семьей?
- Отец умер в тюрьме после пыток, его жену поднимали на дыбе одиннадцать раз, и она созналась в колдовстве, а дочь поднимали по одиннадцать раз в день, привесив к ногам пятидесятифунтовый груз, но она так и не созналась. Потом их сожгли заживо на городской площади.
- Какой кошмар! – Анна с ужасом схватилась рукой за горло. – Неужели ты думаешь, что они виновны?
- Не знаю, - Барбара выглядела растерянной, - но ведь был суд, не могли же судить невиновных людей! К тому же их испытали водой и они всплыли.
- Я все понимаю, - в голосе Анны прозвучали слезы, - но какая страшная смерть. К тому же я неплохо держусь на воде, что же получается что я ведьма?
- Для испытания водой ведьму связывают накрест, большой палец правой руки связывают с большим пальцем левой ноги, палец левой руки привязывали к пальцу правой ноги. Между скрещенными конечностями продевают шнур и бросают ведьму в воду. Тут не каждый всплывет, ты со мной согласна?
- Когда очень хочется жить, будешь стараться удержаться на воде любыми способами, - не согласилась с подругой Анна.
- Но ведь сначала дело рассматривал церковный суд, а только потом оно было передано светскому суду. Не думаешь же, ты, что церковь могла осудить невинных людей, - набожная Барбара была возмущена словами подруги.
- Ты забываешь, что в Бамберге правит епископ, он и принимает решение в светском суде. Хватит спорить, а то мы сейчас с тобой поссоримся, - остановила Анна Барбару, которая вздохнула побольше воздуха для того, чтобы продолжить спор. – И вообще, откуда такие познания о ведьмах?
- Клара рассказала, - смущенно призналась Барбара, - она удивительно много об этом знает. – Она сказала, что настоящие ведьмы могут вызвать град, болезни, и даже смерть, завивая закрутки на ниве, воровать звезды с неба и вызвать затмение солнца и луны. А еще если ведьме не удается украсть у коровы молоко, она делает так, чтобы у коровы вместо молока текла кровь.
- Ну, продолжай, рассказывай, что еще ты узнала от вездесущей Клары, - смирилась Анна.
- Настоящие ведьмы могут летать, используя метлы, для этого она намазывается специальной мазью, изготовленной из тел умерших младенцев, белены, мака, паслена и других трав. Они намазывают свое нагое тело, говорят заклинание и взмывают в воздух. Помнишь, у нас в прошлом году нашли на поле несколько окровавленных коров?
- Коров загрызли волки, - возмутилась Анна.
- Говорят, что это ведьмы оборачивались волками и сосали кровь из коров, - трагическим голосом прошептала Барбара.
- Все это глупость, Клара просто выдумывает, а ты за ней эту ерунду повторяешь!
- А что ты скажешь про старуху Хоф-Шмидт? – Барбара с победным видом посмотрела на Анну.
Старуха Хоф-Шмидт жила на окраине Вюрцбурга и её дом пользовался дурной славой. Поздно вечером мимо её жилища не решался пройти ни один человек. Сама старуха была очень неприятной внешности, красное морщинистое лицо, крючковатый нос с большой бородавкой на кончике, большие ярко-красные губы, круглые светлые, почти белые глаза. Если ведьмы и существовали, они должны были выглядеть именно так. Не смотря на довольно почтенный возраст, старуха держала двух коров и четырех свиней. Спина её была скрючена, но палки в её руках никто отродясь не видел. Голос её был скрипуч, словно несмазанное колесо. Старуха Хоф-Шмидт была нелюдима, жила обособленно, и добропорядочные горожане пугали ею своих детей. Говорили, что те, кому нужно было избавиться от врагов или вылечится от смертельной болезни, ходили к ней. Она принимала всех, просила только, чтобы ей принесли горшок с водой из того колодца, где жил проситель. Услышав про старуху Хоф-Шмидт, Анна почувствовала, что готова согласиться с Барбарой.
- Ну, про неё ничего не могу сказать, - вынуждена была признаться, Анна, - при встрече с ней я чувствую страх, хочется перейти на другую сторону и прибавить шаг.
- Вот видишь, - удовлетворенно сказала Барбара, - значит, ведьмы существуют.
Анна повернулась к окну и увидела, что к дому спешит Клара.
- А вот и Клара, судя по тому, что она так спешит, у неё для нас есть новости.
Подруги спустились вниз и встретили Клару у дверей. Клара так спешила, что не заметила кота, который поспешил за девушками, споткнулась и растянулась прямо на пороге.
- Вот я тебя! – Клара встала с земли и попыталась пнуть кота, но тот изловчился и вцепился зубами ей в ногу. – А-а-а, - закричала девушка и запрыгала на одной ноге, схватившись руками за укушенное место.
- Сатана, как тебе не стыдно, - пожурила кота Анна и закрыла его на кухне. – Клара, проходи в дом, я обработаю тебе рану.
- Тебе нужно избавиться от этого кота, - проворчала Клара, прихрамывая на больную ногу.
Анна обработала рану и налила гостье свежего молока.
- А у меня на празднике будет настоящий шоколад, - с гордостью произнесла Барбара, - папа купил немного для праздника, говорят, что он обладает лечебными свойствами и помогает при ревматизме и бессоннице.
- А я слышала другое, - недовольно поджав губы, сказала Клара, - у тех, кто употребляет шоколад, рождаются черные дети.
- Неужели это правда? – испуганно спросила Барбара. – А его уже попробовала, очень вкусно.
- Все это выдумки, - вмешалась в разговор Анна. – Клара, ты что-то ведь хотела нам рассказать?
- С чего ты это взяла? – Клара сделала удивленное лицо, но тут же не выдержала и призналась. – В Майнце и Страсбурге начались суды над ведьмами, уже сожгли тридцать восемь ведьм. А в Оффенбурге мужчину, который наводил колдовство на своего соседа и тот сломал руку, посадили на металлический стул, утыканный шипами, и развели под ним огонь. Так он сознался и его еще два раза усаживали на этот стул, пока он на нем не умер – вот какой сильный колдун. А его жена выдержала пытку, её сажали на стул четыре раза, она осталась жива, и потом её сожгли.
Клара рассказывала об этом с таким восторгом, что Барбара, которая совсем недавно утверждала, что ведьмы на самом деле существуют, не выдержала и перебила её.
- Откуда там взялось столько ведьм? – нахмурившись, спросила она у Клары.
- Да вы даже не представляете, сколько вокруг этих ведьм. После проведенного дознания было выявлено еще двести четырнадцать человек.
- Их что всех кидали в воду? – с удивлением спросила Анна, вспомнив рассказ Барбары.
- Не только, - ответила Клара, она была довольна, что девушки заинтересовались её рассказам. – Ведьму ещё можно обнаружить по «ведьминой отметке».
- А что это? – удивилась Барбара.
- «Ведьмина отметка» - это такое пятно на коже, которое оставляет Дьявол. Для того чтобы его обнаружить, обвиняемому сбривают все волосы. Понять что это именно «ведьмина отметка» можно таким способом: пятно прокалывают иглой, если человек ничего не чувствует или из проколотого места не выступает кровь, значит это оно и есть. А еще ведьма не умеет плакать и если под пыткой она не проливает ни слезинки – это верный знак, что она ведьма. Я слышала, что сейчас строится огромная печь, в которой будут сжигать ведьм и десять палачей уже готовы приступить к работе.
- Боже, как только тебе удается все это узнать? – поежилась Анна и, не смотря на то, что в доме было тепло, накинула на плечи шаль из тонкой шерсти.
- Это мой секрет, - с гордостью произнесла Клара, - никто не знает больше чем я. Барбара у тебя ведь скоро будет праздник, напомни мне, на какое время приглашаются гости, а то я боюсь опоздать.
Бедняжке Барбаре ничего не оставалось, как назвать число и время торжества. Как ей не хотелось приглашать Клару, но сказать об этом Кларе прямо в глаза она так и не решилась. Клара любила праздники и не пропустила ни одного, она так умело заводила разговор на эту тему, что всегда попадала в список приглашенных.
В это время вернулись родители Анны, и Клара сразу стала собираться домой, она знала, что жена бургомистра её терпеть не может. Причиной такого отношения стал длинный язык Клары, год назад в разговоре с женой пекаря она достаточно язвительно отозвалась по поводу внешности Фрау фон Бергер. А так как в доме бургомистра была выпечка именно из этой пекарни, уже на следующий день об этом разговоре узнала хозяйка дома. С тех пор Клара старалась появляться в доме Анны только в отсутствии её родителей. Вот и сейчас она, забыв про больную ногу, почти бегом бросилась к двери.
- Анна, сколько раз я тебя просила, чтобы эта девушка не приходила к нам, - раздраженно сказала жена бургомистра, когда за Кларой закрылась дверь.
- Мама, я не могу сказать ей, чтобы она не приходила, - расстроено произнесла Анна. – Я ей пыталась намекнуть об этом, но она сделала вид, что не понимает меня.
- Очень навязчивая особа, - пробурчала Фрау фон Бергер и, обернувшись к Барбаре, дружелюбно ей улыбнулась. – А вас Барбара я очень рада видеть.
Барбара улыбнулась в ответ и протянула ей приглашения.
- Ждем вас ровно через неделю в нашем доме, число и время указано в приглашении, - сказала она и тоже покинула их дом.
Анна, находящаяся под впечатлением от рассказов подруг, не выдержала и рассказала обо всем родителям.
- Это явно поведала тебе эта болтушка Клара, - презрительно фыркнула Фрау Штихер. – Большей глупости я никогда не слышала, но самое обидное, что ты – образованная, умная девушка повторяешь за ней эти глупости. Полеты на метле, кража молока у коров – это мог придумать только недалекий человек, каким, собственно говоря, и является Клара.
- Я тоже слышал что-то подобное, - поддержал дочь бургомистр – человек основательный, спокойный и очень аккуратный. Он не терпел неточностей и, не смотря на то, что считал свою жену очень умной и советовался с ней по всем вопросам, решил вмешаться в разговор. – Мне рассказал тоже самое человек, которому я полностью доверяю - Мельхиор Гаммельманн, приходский священник из Гаха. Он был в нашем городе проездом, и мы с ним немного поговорили. На сегодняшний день в Бамберге арестовали более двухсот человек, двадцать из них дети.
- Это случайно, не тот ли священник, который приезжал к нам полгода назад?
- Да, именно тот, - кивнул бургомистр и отвел глаза в сторону.
- Помнится он – большой любитель рейнского вина и, перебрав его начал горланить песни прямо у нас в доме, - припомнила Фрау Штихер и усмехнулась.
- На этот раз он был совершенно трезв и сильно напуган, сказал мне, что хочет перебраться в Вюрцбуг. Он мне рассказал, что в саксонском городе Кведлинбурге с населением в 12 тысяч человек за один только день были сожжены 133 ведьмы. Палач сам сконструировал печь, в которой сжег сразу сорок два человека, не пощадил даже двухлетних детей.
- Но это в Кведлинбурге, - хотя в голосе Фрау Штихер прозвучали сомнения, она никак не хотела сдавать свои позиции. – У нас не может быть таких ужасов.
- А в Вюртемберге сожгли целую семью, двенадцатилетнюю девочку пытали так жестоко, что даже палач не выдержал и прекратил пытки, правда после того, как она немного оправилась, истязания были продолжены.
Жена бургомистра побледнела и слова, готовые сорваться с её губ, так и остались несказанными.
- Я боюсь, что скоро это дойдет и до нас, - продолжил бургомистр, - идет война, то там, то здесь вспыхивают эпидемии, я слышал, что в отдельных провинциях начался голод. Люди напуганы и пытаются найти виновных в своих проблемах. Никто не решится заявить, что во всем произошедшем виноваты власти, легче всего свалить вину на нечистую силу. Даже ученые люди подвержены этому заблуждению. Мартин Лютер – монах, доктор, ученый человек утверждал, что ведьмы существуют, и искренне верил в это.
- Но как же закон? – сделала последнюю попытку Фрау Штихер.
- А что закон, в «Каролине» говорится: «Проводить допрос с пристрастием (то есть под пытками), смотря по подозрению, часто, долго или коротко, сурово или не слишком, решать, доверено судье доброму и разумному», - процитировал бургомистр. - А как уж будет понимать это отдельно взятый судья решать ему самому. Та же «Каролина» гласит, что в том случае, когда доказано занятие ворожбой, виновный должен быть предан огню. Так что все происходящее можно объяснить действующими положениями закона.
- Ты никому не говори больше о своих подозрениях, - испуганно попросила мужа Фрау Штихер, - а то так и до беды недалеко.
Следующий день не принес успокоения в души семьи Бергер, в церкви они выслушали проповедь о ведовстве. Церковный проповедник особенно настойчиво упомянул о случаях колдовства в соседних провинциях и деревнях, он попросил прихожан сообщать все, что они знают о таких случаях.
Отовсюду поступали сведения о новых судах над ведьмами, кольцо над Вюрцбургом становилось все плотнее. Люди стали подозрительно относиться друг к другу, ища признаки колдовства даже в самом незначительном происшествии. У кого-то заболел ребенок, и мать под влиянием проповеди, услышанной утром в церкви, начинала поиски ведьмы, которая захотела уморить её ребенка. Когда у коровы пропадало молоко, считалось, что это прямая улика, указывающая на действия ведьмы, и хозяин этой коровы пытался самостоятельно вычислить виновника. Страх заставил вылезти наружу самые низменные человеческие качества: зависть и ненависть.
Начались судебные разбирательства, опираясь только на слухи, к суду привлекались даже малые дети. Те же, кому посчастливилось избежать доноса, тоже пребывали в страхе, так как в любую минуту могли быть обвинены по чьему-либо свидетельству. Под пытками обвиняемые «вспоминали» о своих знакомых и близких и они тут же становились обвиняемыми. По мнению охотников за ведьмами, члены дьявольской секты постоянно встречались на шабашах. Говорили что на этих шабашах, которые проходили обычно по четвергам топтали крест и плевали на него, приносили жертву дьяволу, и заканчивался шабаш плотским разгулом.
Большинство обвиняемых были женщины, но вскоре количество мужчин-колдунов начало постепенно расти. Детей привлекали к суду, потому что считали, что у родителей колдунов дети не могут быть невинны, и они наравне с взрослыми занимаются колдовством. Детей подвергали жесточайшим пыткам, не выдерживая, они называли множество имен. Десятилетний мальчик назвал, таким образом, более ста шестидесяти человек, всех кого он знал. Эти люди сразу были схвачены и преданы суду, мальчику так же не удалось избежать их участи, все они были сожжены.
Первой жертвой стала жена пекаря по имени Брюглер, именно та у которой покупала выпечку семья Бергера. На неё донесла её соседка, Фрау Брюглер частенько давала ей хлеб бесплатно, а в этот раз была не в духе и отказала. Соседка была женщиной прижимистой и с деньгами расставалась неохотно, обещала занести монеты позже, но как всегда «забывала» это сделать. В доносе соседка написала, что частенько видела, как Фрау Брюглер поздно вечером, особенно в полнолуние садится на метлу и летит в сторону ближайших холмов, к тому же она заметила, что у коровы начало пропадать молоко, а это верный признак колдовства. Особенно она просила обратить внимание на то, что у жены пекаря есть черная собака, которая является её помощником.
Считалось, что у каждой ведьмы есть помощник - мелкий демон в облике небольшого животного, чаще всего кошки или собаки, иногда кролика, жабы, хорька, мыши или даже мухи или пчелы. Помощники осуществляли связь между дьяволом и ведьмой, говорили, что ведьмы поят его своей кровью, делая разрезы на руке.
К несчастью на руке Фрау Брюглер был найден разрез, она пыталась убедить судей, что просто порезала руку ножом, когда готовила, но никто ей не поверил. Её делом занялась инквизиция и, хотя святая инквизиция применяла в своих собственных тюрьмах самые изощренные пытки, она никогда сама не казнила тех, кого находила виновным, а передавала их светским властям. Кроме собственного признания доказательствами служили и косвенные улики, безобразные черты лица или недостатки фигуры. Жена пекаря после неудачного падения немного хромала, это тоже сочли подтверждением её вины. Жена пекаря клялась, что не замешана в колдовстве и её просто оговорили, тогда ей предложили составить список людей, которые могли быть её тайными врагами. Женщина, догадавшись, что в этом замешена её соседка, конечно же, включила её в этот список. После этого ей сообщили, что её показания не имеют силу, так как она путем колдовства узнала, кто на неё донес. Так как добровольное признание считалось обязательным, к ней решили применить пытки.
Но сначала ею занялся инквизитор Иоганн Мейфарт, он славился особенной жестокостью к обвиняемым.
-Ты ведьма, вероотступница, собака безгласая! Признайся в грехе колдовства! Раскрой имена своих сообщников! Ты, грязная потаскуха, дьявольская распутница, ты, немая гадина! Говори и признавайся во имя Господа! Проглоти освященную соль! Выпей святой воды! Расскажи, кто научил тебя колдовству, и кого ты видела и признала на шабашах ведьм. Тогда тебя не будут больше мучить, но подарят вечную жизнь, - кричал он на неё.
Затем он перешел к спокойному тону и начал говорить почти ласково, задавая ей самые разные вопросы. Обычно он так ловко мог запутать обвиняемого, что человек и сам не замечал, как попадал в расставленную ловушку. Фрау Брюглер хотя была и самого простого происхождения с честью выдержала допрос и не поддалась на его провокации. Он пришел в бешенство и приказал посадить её в тюрьму, пригрозив ей, что завтра к ней применят самые изощренные пытки.
- Признайся, ведьма, сразу, - грозил ей он, - ты облегчишь свою совесть и заслужишь прощение Господа.
Жена пекаря нашла в себе силы и отказалась от столь «заманчивого» предложения, и даже не догадывалась, что поступила правильно. Даже, если обвиняемый признавался без пытки, его вынуждали повторить признание под пыткой, так как думали, что он мог специально признаться, чтобы избежать пытки, а значит, его показания ненадежны.
Заключение в тюрьму – само по себе являлось пыткой, так как там царила жуткая грязь, зловоние, холод, многие обвиняемые умирали от болезней и голода. Обвиняемых могли держать в тюрьмах годами, и у них появлялось ощущение, что про них забыли. Инквизиторы могли поместить свою жертву в камеру с подвижными стенами, которые ежедневно сближались на вершок, угрожая неминуемо раздавить узника, или в камеру, которую постепенно заливала вода.
Перед тем как заключить Фрау Брюглер в тюрьму её подвергли унизительному испытанию – публично раздели догола в поисках отметки дьявола, за которую могли сойти пигментные пятна, бородавки, родинки, рубцы. Так же искали амулеты, которые снижали или полностью убирали боль, для этого с головы сбривали волосы. Обнаженная, униженная, женщина разрыдалась, ей снова предложили признаться, но она только отрицательно помотала головой. Её тело в нескольких местах проткнули иглой, в надежде, что очередная родинка окажется отметкой дьявола, но везде выступали капельки крови и они вынуждены были оставить на время её в покое. Ей позволили одеться и увели в тюрьму, кишащую насекомыми и крысами.
В тюрьме она просидела несколько дней, все это время её кормили сильно пересоленной едой и вместо воды или вина давали пить рассол. На второй день к ней привели её дочерей, пытаясь таким образом сломить её, но к удивлению тюремщиков эта встреча произвела обратный эффект. Фрау Брюглер совершенно успокоилась, посветлела лицом и, обняв своих дочерей, сказала:
- Я невиновна, знайте это, гордитесь своей матерью, которая умрет с именем Господа на устах.
Она поцеловала дочерей и попросила увести её, инквизиторы были удивлены поведением женщины и объявили жену пекаря самой сильной ведьмой, которую они видели за последнее время.
На следующий день Фрау Брюглер привели в комнату пыток и объяснили ей, что её ждет, если она будет дальше упорствовать. В большинстве случаев этого было вполне достаточно для того, чтобы обвиняемый не только признавался, но и называл своих сообщников. Но женщина была непреклонна и настаивала на своей невиновности. Тогда ей связали за спиной руки и подняли на дыбу, суставы трещали, боль была непереносимая, но Фрау Брюглер молчала. Палач привесил к её ногам груз, вывернув бедной женщине руки, она не выдержала боли и потеряла сознание. Её привели в чувство, окатив с ног до головы ледяной водой, и продолжили пытку. Хотя закон разрешал применять пытку всего один раз, инквизиторы оправдывали истязания тем, что это не новая пытка, а продолжение старой. Таким образом, они могли издеваться над обвиняемым сколько им захочется, оправдывая свои действия законом. Когда женщина пришла в себя, палач подтянул жертву под самый потолок и отпустил веревку, и затем резко остановил за несколько футов до пола. От этого толчка кости ломались, суставы вывихивались, нервные волокна рвались. Применение данной пытки более трех раз обычно приводило к смерти, могли оторваться руки. Палачу пришлось повторить пытку двенадцать раз, оставалось только удивляться силе духа этой женщина, она не признала своей вины. После этого дело Фрау Брюглер было передано в светский суд. Инквизиторы предпочитали, чтобы грязную работу за них выполняла гражданская власть, чтобы превратить ее в соучастника своих преступлений и создать видимость, что сама церковь не убивала никого, не проливала крови. В приговоре обвиняемая была признана нераскаянным еретиком и передавалась в светский суд, для того чтобы он принял законное решение. О казни в приговоре не говорилось ни слова, наоборот, там упоминалась, что к женщине нужно отнестись с милосердием. В результате этого приговор мог быть только обвинительный, в другом же случае светскую власть саму можно саму было обвинить в пособничестве еретикам. Женщину приговорили к сожжению живьем, лишив её такой «милости» как удушение перед казнью.
Все имущество «ведьмы» подлежало конфискации, дочери и муж остались на улице. Доход от продажи распределялся между священниками, судьями, врачами, писцами, помощниками в суде, палачами, охранниками, посыльными - вплоть до рабочих, рубивших лес для сожжения и сооружавших эшафоты. Прибыль получали содержатели гостинец и таверн от толпы, собиравшейся наблюдать за казнями, не оставались без добычи и светские власти. Как это не ужасно звучит, но составлялась смета расходов, получалось, что за счет обвиняемого получали свое жалованье судебные чиновники, палачи, тюремщики. Деньги жертвы тратились на развлечение и банкеты для судей, священников и адвокатов. Но адвокаты стоили больших денег, и жена пекаря не могла себе позволить такие расходы, к тому же адвокаты редко помогали обвиняемым.
Родственникам Фрау Брюглер удалось вовремя покинуть город, на них тоже поступил донос, и они должны были предстать перед судом. Так как их найти так и не удалось, дело пришлось закрыть.
Казнь назначили на выходной день, накануне город украсили флагами и гирляндами цветов. На центральной площади воздвигли алтарь, накрытый красным балдахином, для правителя Вюрцбурга - князь-епископа Филиппа Адольфа фон Эренберга была установлена ложа. Так как аутодафе длилось иногда весь день, то у помоста строились общественные уборные, которыми могли воспользоваться в случае нужды почетные гости. Для того, чтобы церковные колокола издавали печальный звон их оборачивали во влажную ткань. Студентов и школьников в этот день освобождали от занятий, на казни должен был присутствовать весь город.
Семья бургомистра Бергера и сенатора Гебеля тоже были вынуждены явиться на казнь, так как уклонение от такого приглашения могло быть признано ересью. Соглядатаи инквизиции, которых у неё было множество внимательно следили за пришедшими людьми, так как проявление жалости или сочувствия могло стать отправным пунктом для создания нового дела о еретиках. Тайные доносчики, соглядатаи, шпионы набирались практически из всех слоев общества. Среди них можно было встретить художников и поэтов, торговцев и военных, дворян и простолюдинов. Были там почтенные и всеми уважаемые горожане, они принимали непосредственное участие в аутодафе. Они сопровождали обвиняемых инквизиции на костер, помогали его зажечь, подбрасывали хворост. Это считалось большой честью и её удостаивались самые достойные
Доносчики и шпионы, как все служители инквизиции, пользовались безнаказанностью, им даже дозволялось иметь при себе оружие. К тому же их нельзя было привлечь к суду, будь это суд церковный или светский. Пользуясь своей безнаказанностью, они могли делать, что пожелают. Подозреваемым в ереси мог стать любой человек, нанесший им даже незначительное оскорбление. В деревнях эту роль выполняли приходские священники.
Анна и Барбара были угнетены этим зрелищем, они хорошо знали жену пекаря, часто встречались с ней в церкви. Хорошая мать, добропорядочная прихожанка, аккуратная и добрая женщина не могла быть ведьмой. Особенно тяжело переживала Барбара, для неё церковь была основой её жизни, она не пропускала ни одной проповеди и сейчас у неё на душе было тяжело.
- Возможно, мы что-то о ней не знали, как ты думаешь? - улыбаясь через силу, спросила она у Анны.
- Да, возможно мы пропустили её полеты на метле, - грустно пошутила Анна и замолчала, так как на постамент вывели Фрау Брюглер.
Обвиняемую поставили на колени и заставили опустить голову. Сначала было торжественное богослужение и траурная месса, затем инквизитор произнес грозную проповедь, посвященную выявлению еретиков. Затем он зачитал приговор, начав её цитатой из Библии для того, чтобы зрители прочувствовали всю тяжесть данного преступления. После этого обвиняемую подняли и повели к костру, который представлял собой эшафот со столбом в центре. Женщину еще раз попросили признать себя виновной, но она только гордо подняла голову и крикнула: « Я невиновна и с чистой совестью иду к Господу, и пусть вам всем он воздаст по заслугам». Эти слова задели многих, затряслась от страха и её соседка, благодаря которой она оказалась на эшафоте. Так как признание не было получено, женщину признали еретиком и ведьмой и приговорили к сожжению живьем.
Анна услышала, как кто-то рядом сказал, что палач специально взял сырые дрова, для того чтобы продлить мучения женщины. Её обуял такой ужас, что она уже собралась развернуться и броситься бежать, но неожиданно почувствовала, как кто-то крепко схватил её за руку. Барбара посмотрела на неё горящим взглядом, слез не было, но на лице читалась нестерпимая мука.
- Не смей, - прошептала она, едва раздвинув губы, - вокруг полно соглядатаев, не доставляй им радости, сожми зубы и вытерпи, ты обязана сделать это для меня и для своих родителей.
Анна кивнула, незаметно вытерла катившиеся по щекам слезы и замерла словно статуя. Вечером они возвращались домой совершенно разбитые, никто из них не произнес по дороге ни слова. Только на пороге, перед тем как войти в дом Барбара остановилась и спросила у Анны:
- Может не нужно праздновать мой день рождения?
- Твой отец долго готовился к празднику, оплатил музыкантов, ваша кухарка наготовила море еды. Если мы перестанем радоваться жизни, то сами себя вгоним в такую тоску, что не захочется жить. К тому же причиной отмены праздника могут заинтересоваться шпионы, они сразу же донесут инквизиторам, и тогда твоему отцу придется с ними объясняться. Если ты помнишь, на праздник приглашен сам князь-епископ, он первый захочет узнать, почему ты не захотела праздновать, а там и недалеко до обвинения в ереси.
- Все это верно, - кивнула поникшая Барбара, - но мне по-настоящему плохо, у меня болит вот здесь, - девушка положила руку себе на грудь, - наверное, это болит душа.
- А как же Эрнест, ты про него не забыла? – Анна решила в конце привести самый важный аргумент.
- Эрнест? – лицо Барбары озарила счастливая улыбка. – Я совершенно про него забыла. А вдруг он не придет? – засомневалась она и улыбка тут же растаяла.
- Обязательно придет, - уверенно сказала Анна, а шепотом добавила, - пусть только попробует не прийти.
До дня рождения Барбары осталось два дня, и Анна решила подстраховаться. Узнав, когда у Эрнеста заканчиваются занятия, она стала прогуливаться неподалеку у входа в Университет. Когда в толпе показалась белокурая голова Эрнеста, Анна быстрым шагом направилась в ту же сторону и будто бы случайно толкнула его.
- Простите, о, Эрнест это ты? – Анна изобразила удивление. – Хорошо, что я тебя встретила, ты будешь на празднике у Барбары?
- Да, конечно, - Эрнест так поспешно ответил, что даже сам смутился, - я хотел сказать, что получил приглашение, и мы с дядей обязательно придем.
«Вот и замечательно» - шептала себе под нос обрадованная Анна, спеша к подруге для того, чтобы рассказать ей о «случайной» встрече. Барбару известие очень воодушевило, лицо оживилось, и на губах появилась её знаменитая очаровательная улыбка, от которой теряли голову мужчины всего Вюрцбурга.