Ученик и учитель ремесла фальшивомонетного. Фр. 6

Ярослав Полуэктов
6

Первый японский баркас был потоплен генералом Котосумовым – той еще сволочью, вредившей чисто из физкультурного озорства.
Ложный донос на передвижение партии груза был выполнен и подсунут мастерски.
Котосумов – бывший вояка и будучи перед самой войной важным жандармом в шестом лейб–гвардии полуэскадроне, кинувшись за большой деньгой в охранку – клюнул на поддельные агентурные сообщения как неумный и недостаточно бдительный клиент политической тюряги.
В спецшколе он был самым главным троечником и сдавал выпускные экзамены не с первого раза.
Оберточная бумага имела пропускные печати микады на каждом рулоне и потому не пряталась.
Дешевая рыба на борту и молчаливые крабы в глубинах фальшбортов лишь портили общее впечатление.
Капитан потирал руки.
Необжитый берег со словно вымершими аборигенами обещал прекрасный и ненадсадный ужин с натуральным дымком, крабами, японской форелью.
Там же было оговорено встретить покупателя, чтобы пожать взаимно жадные, потные от тяжелой службы держалки, хваталки и давалки.
Тишина! Красота!
НАТЕ ВАМ! Сверкнул солнышком одинокий бинокль на берегу.
Шмякнул со стороны сопки неопознанный и  единственный, тяжелый, будто бы случайный  выстрел.
Стронулся и пополз по склонам, собираясь в глыбы и крошась в серебряную пыль, хворый наст.
Не фейерверк то был.
Попал снаряд в середку здорового баркаса. А разломилось запросто, будто попало в мелкотную джонку.
Дым засосался прожорливой водяною тьмой.
Доля  рыбарей, высокая зарплата преступного капитана,  сами разбойники, запутавшиеся в тягучих сетях, пустые бутылки дешевой сингапурской водки, важная водяная бумага в стальных ящиках со всеми прочими неупомянутыми  аксессуарами,  – все это,  испустив предсмертный трюмный  пузырь, ушло на дно морское.
Кепки и кепчонки поплыли махонькими корабликами обратно на японскую родину.
Вилли, узнав про это, глазом не моргнул. Свершилось задуманное: клюнули узкоглазые создания наживку!
Китайский баркас со второй партией, посланной параллельно первой, но, уже минуя обдираловки Макао, кабаки Гонконга и пыточные камеры Тайваня, с водяной бумагой  не меньшего качества, но только в верхних слоях, был отнят другим нехорошим человеком с таким же, как и у Котосумова, количеством звезд на собственноручно пожалованных погонах.
Разглядев товар, фальшивый генерал смачно плюнул в сторону леса. И выкинул только что закуренную папироску. Вот же сука какая: пошел дым от валежника и перекинулся на стволы!
– Отодвиньте снаряды! – крикнул кому–то.
Как полагалось в то смутное время, и, назидая боевым товарищам впрок,  срочно вызвал  главного филера.
Дважды стрельнул русский босс вдоль филерских ушей седьмым номером браунинга с такими скверными выражениями и рисунком бровей, будто отгонял опаршивевшего кота, залезшего в сметанное блюдце фаворитной дамы.

Третья, наиболее тайная посылка, была подготовлена несравненно лучше.
Авантюристы  обедневшей русской «ВССС» и международная спевческая артель «Гранаг» с Мыколя–Мурзой во главе хора, к удивлению отчаявшегося было на первых попытках Толстого Вилли, достаточно быстро нашли между собой общий язык и отменно проконтролировали проезд – каждый на своей подведомственной территории.
За удачную операцию получили недурственный навар в виде крепкой американской валюты, телегу верховных квасных ярлыков и каждому сверху еще по половине ящика драгорденов.

***

Рисковать далее своим бизнесом и жизнью Толстый Вилли Банглтэтот – по прозвищу Одноглазый – не желал. И вовсе не собирался раньше времени в Кремлевскую стену. И потому придумал весьма экстравагантный ход.
Печатный мастер–класс  организовал мгновенно и буквально под ногами у врагов своих заказчиков.
Удалив печатню в глухое и неподвластное никому – считай что белое место на карте – гарантировал положительный исход, а заедино обезопасился перед свирепым Верховным правительством  на всякий крайний случай живительного и  лукавого бегства.
Уверить себя и товарищей в том, что они всяко обдурят злопыхательную красную власть, припрятавшуюся временно за Уралом, но пыхтящую и готовую сорваться с цепи,   не составляло большого труда.

***

Клише прорезано наконец–то и переведено в масштаб мастером Мойшей.
Печатная техника давно уже получена и вытащена из схронного подвала Антошки Антихриста.
Бизнес Одноглазого Вилли полюбился Мойше Себайло. Да и кому, кроме опытного Мойши, можно было это поручить? Народу разного и мазилок много в Сибири. Много Соломонов и Мойш, но такой редкостности Мойша был один на всю империю.

***

Умник, мастер, немного скряга, немного друг Одноглазого по совместной сибирской  отсидке решил сэкономить на мастеровых, которых по завершению дела, как ни крутись, согласно приказа Александра Васильевича, пришлось бы пристрелить.
Крови добрый Мойша не хотел. А вовремя сбежать подумывал.
Потому позволил себе вовлечь в дело кручения машинки,  смазки деталей и отопления дома младшего сынка. Рисковал. А в любом случае рисковал!
Звали того изворотистого, талантливого сына, – как многие в очередной раз догадались, – Никошей.
Был еще и упомянутый хозяин заимки мастер Антон–Антоний – старовер с бородой, с беды от бороды подальше заткнутой за пояс.
Что–то имечко знакомое!
– Затянет такой волосней в колесный валок – или башку сплющит, или вовек не отмоешь прически.
Такой силы были краски хищной секретной химии.
Подстораживал подпольное производство Вохан Ян Мохел – каторжный пришелец, вроде бы инженер (врет поди), слегка понимающий в железе, сильно – в голландских напитках, вечно пахнущий медом, пчелами и обоссаным папоротником. С такой же медовушно–сладкой периодичностью Вохан путается и заплетается в ногах – это летом; а после каждого падения в ледяные ручьи –  то  зимой – теряется на дальних охотах, отсутствует подолгу, заглядывая к Вихорихе, забывая караульную службу.
Проживал еще там пес по имени Невсчет, потерявший от старости голос, но зато умеющий хранить чужие тайны и находить Йохана ван  Мохела по сильнейшему голландскому храпу, в обнимку с ружьем, в таежных крапивах, в снежных проталинах. Ладно, что в берлогу на ночевую не заваливался.

***

Сломанный в начале и починенный немецкий движок допоставили шахтовые начальники, поменяв его на круглые царские рубли. И сверх того  испросив за починку пару мешков копченистого сала.
Враждующие стороны, сами того не подозревая, взаимно и охотно помогали  сами себе во взаимной обеспеченности жратвой, вооружением и денюжками.
Никоше с папой скучно не было.
Никоша с удовольствием наблюдал закачку в машину типографской краски, слушал музыкальный стрекоток бельгийского полуручного–полумеханического пресса.
Постукивал по металлическим клише, определяя на звук содержание в нем будущего бумажного золота.
– Скоро станем богатыми, – уверял Мойша, выламывая с коллегами двери и пиля бревна сенок. Станок и в дверки, и в узкосибирские окна не всовывался.
– Машина эта, хоть и через бумагу, но несет нам немалый капитал. А как делишки завершим, так и подадимся в Америку.
– А это насколько законное предприятие? – спрашивал наивный тогда Никоша, глупостью своей сопоставимой с глобальной ерундистикой, талантом и смехотворчеством незнакомого ему пока сыщика, грозы всех фальшивомонетчиков  – Михейши Игоревича Полиевктова.
– Кому законное, а кому нет. Мы исполняем заказ белого временного правительства. А там как их бог даст.
– А если их белый бог не даст?
– Если их бог не даст, то другой, что красный, расстреляет. Боишься, сына, что ли красных гвардейцев? Есть за что. У них наганы, что посленемецкий Максим. Очередями стреляют,  – посмеивается папа.
– Не знаю, ни разу красных не видел. И не то, чтобы боюсь, но меня иногда потрясывает. Помнишь, как врач приезжал на хутор с клещами. Вот с такой силой и трясет. Как увижу твоего одноглазого американца, так и знобит. Как уедет – все кругом рассветляется, и опять жить хорошо.
– Это мой лазоревый друг, хоть и одноглазый. Он не врач и не злодей. Красный он только тогда, когда за пазухой приберегает волшебный напиток виски. Он деловой американец. Делает бизнес.
– Что есть бизнес?
– Это когда без ихней дрянной выпивки дело не идет.
– А когда начнем листы резать на боны?
– Не имеется пока такой техники. Зубчатая пила не пойдет. Лезвий не напасешься. Ножницами долго. Сами пусть режут. Я на обрезку не договаривался. Пусть чиновники сами режут – сколько им нужно. Ты только ручку шибче верти. Устанешь,  пусть сменяет тебя мастер Антоний. Он с лица только несведущ, а по части кручения ручек таких вертихвостов еще поискать!
------------------
окончание http://www.proza.ru/2017/06/28/170