Александр БАЛАШОВ
СТАРИК И ГОРЕ
Рассказ
Бывший студент медуниверситета Павел Дизилёв, отчисленный с платного отделения вуза за финансовую несостоятельность его престарелых родителей, в военкомате, куда его тут же вызвали повесткой, выбрал для себя альтернативную службу. Как он утверждал, «по специальности» - санитаром в центральной районной больнице предложенного ему заштатного городка, затерявшегося среди полей, поросших чертополохом, и лысеющих перелесков. Паша аргументировано соврал военкоматовской комиссии, что за два неполных года учёбы стал «убеждённым пацифистом». То есть человеком, кому претит не то что стрелять – брать в руки оружие. Комиссия студенту-недоучке не поверила, но санитары в глубинке тоже на дороге не валяются... Направили Дизилёва туда, куда ни Макар, ни его нынешние потомки коров «ни в жисть» не гоняли - в Никольскую ЦРБ. Там медбрата Пашу, весельчака с плутоватыми зелёными глазами, со странной фамилией Дизилёв коллеги тут же перекрестили в «Дизелька». Так было привычнее провинциальному уху и проще в общении.
Дизелёк был добрым малым. Нельзя сказать, что он очень тяготился своей альтернативной службой, но ему было скучно. Как бывает скучно молодому здоровому человеку в русской глухомани, где каждый новый день похож на предыдущий. Редко здесь вообще что-то происходит, но если происходит, то часто несусветное, о чём потом говорят год, а то и больше.
Примерно через месяц после того как Павла зачислили санитаром в штатное расписание ЦРБ, городок потрясло нелепое преступление на сексуальной почве. Таковых здесь не случалось с разгульных времён лихих 90-х: на сторожа обанкротившегося кирпичного завода Зинаиду Мишкину, или проще - бабу Зину, которую в городке знала каждая дворняга, - напал неизвестный сексуальный маньяк.
Чего хотел этот маньяк, баба Зина до сего дня не разобрала. Но никольским полицейским и принимавшим её медичкам в приёмном покое твердила одно:
- На мою девичью честь, ирод, покушалси!.. Кабы не тулуп, что остался в его руках, была бы я не только в шопе, но уже, памятью покойного деда клянусь, на том свете!..
И весь Никольск загадочно заговорил, горячо зашептался, что сексуальный маньяк, разумеется, ошибся с выбором жертвы. На бабке-сторожихе гастролёр, так сказать, потренировался – вот всё уляжется, стихнет и тогда уж держитесь никольские бабы!.. Тут «шопом» уже не отделаешься...
Потерпевшая Мишкина после встречи с маньяком, как она сама говорила, путая слова «шок» и «шоп», действительно пребывала в «глубоком шопе». Так будет точнее.
- Третьи сутки, дохтур, в уборную не хожу, - жаловалась она Дизельку, принимая санитара за молодого доктора. – Шо-о-оп... Ужо неделю в нём, проклятущем, пребываю...
- Это, бабуля, дело поправимое, - успокаивал её Паша. – Пару послабляющих клизм с подсолнечным маслом – и пробьём брешь в вашем шопе.
Старшая медсестра центральной районной больницы Анна Ивановна Пряхина, у которой в непосредственном подчинении находился санитар Дизилёв, за три года до пенсии, чтобы получать зарплату побольше (думала, бедная, что побольше и пенсия выйдет), закончила курсы массажистов. На курсах при областной больнице училась прилежно и освоила все популярные у населения виды лечебного массажа, в том числе и тайский массаж, который Дизелёк почему-то называл «эротическим».
- Ваши руки не для скуки, - с восхищением глядя на красные кулаки своего непосредственного начальника восклицал Паша, поцокивая языком. - Вам бы заняться индивидуальной трудовой деятельностью – от любителей эротического массажа отбоя бы не было!
- Да ну тебя, Дизелёк! – краснела Анна Ивановна. – Руки как руки... Обветрились только.
Руки у Пряхиной, несмотря на предпенсионный возраст, были такие сильные, что она одна на весеннем субботнике, который по старой привычке устроил главный врач ЦРБ в день рождения Ленина, погрузила в тракторную тележку с полтонны битого кирпича, стволы спиленных деревьев, погибших в морозную зиму, и единолично вскопала три цветочные клумбы.
Слухи о сексуальном маньяке, который почему-то выбирает женщин «в возрасте», не давали Пряхиной покоя. Дежуря в терапевтическом отделении, она не отходила от бабы Зины, которая, «пребывая в шопе», больше страдала от своего зверского аппетита, чем от причиненных маньяком нравственных страданий.
В женской палате при больной Мишкиной, бабы Зины то есть, было тревожно. Справа от пострадавшей Зинаиды Михайловны лежала продавщица мини-супермаркета «Мир еды», которую сильно побил пьяный муж, приревновав её к своему собутыльнику. Слева от Мишкиной после удаления гнойного аппендикса приходила в себя диспетчер пассажирского автопредприятия Елена Владимировна, почётный донор СССР, женщина грамотная, и, как все умные бабы, довольно желчная. Мужики из мужской палаты за глаза называли Елену Владимировну – Коброй Владимировной.
- Бога они не боятся, - невнятно прошамкала разбитыми губами продавщица палатки, поправляя завязки бинта под заживающей челюстью.
- А чего им его бояться-то? – зло отозвалась со своей койки Елена Владимировна. – Веру в светлое будущее у людей отобрали, а другой веры взамен не дали. Вот вам и почва для маньяков и коррупционеров! Вон моду взяли – школы закрывать как неперспективные... А куда учителей прикажите деть? В богодельни отправить?
Кобра Владимировна знала, о чём говорит: в тот день в мужскую палату терапевтического отделения поступил больной Пустовойтов, учитель физики только что ликвидированной Гнилецкой малокомплектной школы. Где-то там, в высоких и светлых кабинетах, следуя железной логике, решили: если в школе учеников меньше, чем учителей, то такая школа признаётся неперспективной и подлежит безоговорочной ликвидации. Ни мнение родителей, ни слабые голоса детей, ни даже жалобы в комитет по образованию, которые без устали писал Пустовойтов, приняты во внимание не были.
Дмитрию Ивановичу Пустовойтову до пенсии оставалось два года. В Гнилецкой школе он проработал двадцать три года. И вот теперь старый учитель физики ликвидировался вместе со всей школой. Не думал физик на старости лет, что окажется, как учили старые учебники по отечественной литературе, в числе «лишних людей».
«Лишнему человеку» в больничке поставили привычный диагноз – остеохондроз поясничного отдела позвоночника. И уложил скрюченного болезнью Пустовойтова в стационар, так как дома, в Гнильце, за одиноким учителем ухаживать было некому. Уложили – и, как у нас водится, забыли.
Но уже на третий день своего «пребывания» в терапевтическом отделении, вредный больной с расстроенными образовательной реформой нервами заявил главврачу:
- А почему меня не лечат?
- Как не лечат? – как бы удивляясь, спросил главный врач.
- Да так, не лечат – и всё! – неприятно глядя снизу вверх на главврача. – Если лекарств нет, то хоть массаж могли бы сделать! Мне в Алупке массаж спины хорошо помогал!
- Хорошо, хорошо! – замахал руками на сердитого пациента главный врач. – Мы не Алупка, но массаж делать тоже умеем...
И главный врач, покачав головой, обратился за поддержкой к санитару Дизилёву, который невзлюбил Пустовойтова за полные утки по утрам, которые ему приходилось выносить в побеленный известью сортир в конце больничного дворика.
- Не так ли, коллега?
- Да что тут говорить! – воскликнул Дизелёк, вытаскивая из-под кровати экс-учителя щедро наполненную больничную утку. – Наша Аннушка вам такую «Алупку» покажет, что не только о спине забудете!
- Вот-вот, - кивнул главный врач. – прямо сегодня – и к Пряхиной! Она и тайский, и китайский массаж делать умеет... Покойника, надо вам сказать, на ноги своими ручищами поставит в два счёта.
- Думаете, поможет? – держась за спину, бросил нигилист Пустовойтов в спину уходящему главврачу.
- Обязательно поможет! - ответил за него Дизелёк. – Совершенно инновационный метод лечения. Только массаж массажу – рознь.
- Как это? – не понял учитель.
- Ну, Пряхина владеет двумя десятками видов массажа. И не все они одинаково полезны для таких пациентов, как вы...
- А какой для меня полезен? – угрюмо спросил Пустовойтов. – Тайский? Китайский?
Дизелёк пожал плечами и, вздохнув, вспомнив про полную утку, сказал:
- Вам эротический массаж подходит. За два-три сеанса на ноги поставит!
- Да ну!.. - с потаённой надеждой протянул Пустовойтов. – Как-то странно – эротический при радикулите...
- Ничего странного! – отрубил Пашка, и в глазах его мелькнул бесовской огонёк. – Вы ведь сексом уже дано не занимаетесь...
- Да, давненько...
- Вот-вот, отсюда и защемление сидалищного нерва. Только эротический массаж.
Паша для убедительности щёлкнул пальцами и добавил:
- Эротический! Только – он! Умоляйте Анну Ивановну только его сделать! Она, конечно, начнёт с традиционного, но вы повернитесь на спину и горячо попросите: «Мне, пожалуйста, эротический!»...
- Мне, пожалуйста, эротический, - бледным эхом отозвался Пустовойтов.
Дизелёк улыбнулся и подмигнул сокращённому учителю:
- А вы – способный ученик!
Он сделал паузу.
- Ну, через полчаса Пряхина будет ждать вас в кабинете старшей медсестры. Возьмите полотенце. И шоколадку, если она у вас есть.
- Нету у меня никакой шоколадки! – сухо бросил медбрату Пустовойтов. – И вообще, я против коррупции...
- Господа! – обратился Пашка к обитателям мужской палаты. – У кого-нибудь есть шоколадка? Цена здоровья уважаемого педагога – одна шоколадка.
Мужики пятиместной палаты давно поняли, что Дизелёк «разводит» новичка и, предвкушая кульминацию Пашкиной драматургии, начали ему подыгрывать.
- У меня есть шоколадка, - пробасил со совей койки шофёр КАМАЗа Витька Коломоец по прозвищу Колыма. – Вчера Люська приносила на закусь, у меня от сладкого толстая кишка слипается, доктор... Вот и пригодилась «Алёнка»!
Уговорив учителя, Дизелёк со всех ног бросился к Анне Ивановне в кабинет для массажа.
- Анна Ивановна! Анна Ивановна!.. – с порога заполошно запричитал медбрат. – У вас мобильник с собой?
- У меня батарейка села, - ответила массажистка. – А что случилось-то?
Пашка обречённо опустился на топчан, схватился за голову.
- Да то и случилось, - прошептал Дизелёк. – Маньяк, которого по всей округе милиция, простите, полиция, ищет, у нас в больнице лечится.
- Да не мели ты, Емеля!.. – не веря Дизелевичу прошептала Аннушка. – С чего ты взял?
- Клянусь Гиппократом! – перекрестился Дизелёк. – Его баба Зина опознала! Пошла в уборную после послабляющей клизмы, а когда возвращалась, палаты перепутала – в мужскую забрела. А там – он, маньяк! В лице гнилецкого учителя...
- Пустовойтова?
- Вот именно!
- Не может быть! Он же – учитель!
- Чикатило тоже учителем был.
- Ах! – Пряхина схватилась за сердце. – То-то я смотрю...
- Плохо мы все смотрим, - не дал договорить массажистке балагур. – Кабы не баба Зина, страшно даже представить...
- Вот тебе и Пустовойтов, – выдохнула Пряхина и без сил бухнулась на кушетку.
Пашка налил в стакан воды, протянул его Анне Ивановне.
Дизелёк сделал строгое лицо.
- От вас, вашей гражданской позиции, сейчас очень многое зависит, - не сказал – отчеканил он.
- Мамочка!..
- Проявите, прошу вас, всё своё гражданское мужество. С вашими руками молотобойца это не так уж трудно сделать.
- Какое... мужество?
- Гражданское! Понимаете, без вас его не поймать с поличным. Вы, Анна Ивановна, просто обязаны содействовать органам.
- Каким органам?
- Внутренним, Анна Ивановна! Внутренним. Он обязательно придёт к вам и попробует... сделать то, что он всегда делает... Ну, вы меня понимаете. Без веских улик его не возьмёшь. Что предъявить, если нет даже попытки...
- Так на меня, как на живца, маньяка ловить будут?! – ужаснулась Анна Ивановна. – Нет!
- Спокойствие! – поднял руку санитар. - Главное, ничего не бойтесь. Мните его руками, как праздничное тесто, но как только он скажет ключевые слова, я тут как я нажимаю на эту кнопку... – Пашка глазами показал на клавишу «звёздочка» на своём мобильнике – и из засады выскакивает ОМОН. Ребята уже предупреждены и ждут только моего сигнала.
- А какие ключевые слова он скажет?
Дизелёк испытующе смотрел в глаза своей руководительницы и сострадательно молчал.
Массажистка простонала:
- Какие?
- «Мне эротический, пожалуйста!»
Аннушка перекрестилась:
- Господи, спаси и сохрани!..
И в этот миг раздался стук в дверь. Пряхина вздрогнула. Пашка метнулся к двери, оставляя в руках Аннушки хлястик от своего белоснежного, фатовато приталенного халата.
- Здравствуйте, уважаемая! Вот, - сказал боком ввалившийся Пустовойтов, подпоясанный махровым полотенцем и держась за изболевшуюся спину. – Меня к вам главврач прислал... На лечебный массаж.
С первого взгляда учитель понял, что эта мощная тётка свою шоколадку в жизни не упустит. Не подмажешь – не поедешь...
Анна Ивановна, теребя в руках оторванный хлястик, нервно кивнула в сторону кушетки.
- Что, уже? – глядя на мощную фигуру массажистки, дрогнувшим голоском спросил учитель. – Вот так сразу? И не спросите, что у меня болит?
- Ложитесь... На живот, – хрипло прошептала Анна Ивановна. Массажистка решила любым способом потянуть время. Страх сковывал её движения. И она, боясь выдать своё волнение, перешла на жесты. Красноречивым жестом Пряхина показала, чтобы маньяк снял рубаху.
- А штаны не надо? – спросил Пустовойтов, поняв, что от него хочет эта глухонемая. Анна Ивановна покачала головой.
Учитель снял рубашку и лёг на тахту. Помня наставления Дизелевича, Пряхина тут же начала его мять, как «праздничное тесто».
Руки массажистки не слушались хозяйку. Предательски дрожали толстые коленки. Она была близка к полуобморочному состоянию.
- Ну, что же вы молчите? –потеряв терпение, прошептала Пряхина, сходя с ума от страха. – Вам общеукрепляющий или тайский?
Пустовойтов, кряхтя, перевернулся на спину, привстал на тахте и, вспомнив наставления Павла Дизилёва, промямлил «ключевые слова»:
- Мне эротический, пожалуйста...
Пряхина судорожно взялась за горло. Глаза массажистки напряженно следили за дрожащими руками пациента. И когда тот полез в карман за шоколадкой («за ножом полез, гад!» - мелькнуло в голове женщины), она со всей силы мочканула маньяка прямым в голову.
Больной коротко ойкнул и рухнул на пол, потеряв последнее сознание.
- Помогите-е!.. – закричала Анна Ивановна на весь корпус и бросилась в коридор. – Милиция, блин, полиция! Омо-о-он! Парамон! Люди добрыя-я-я!.. Помогите, убивают!..
Дизилевич, не ожидавший столь шумной и драматической для Пустовойтова развязки, попытался встать на пути пожилой массажистки, чтобы объяснить ситуацию и вместе посмеяться над «юморным приколом», но тут же был смят этим обезумевшим танком - мчавшейся напролом Пряхиной.
***
Слух о прикольном розыгрыше тут же разлетелся по всем палатам. Елена Владимировна, устав от так и не вышедшей из «шопа» бабы Зины, заглянула в мужскую палату, «проверить факты». Кобра Владимировна подошла к лежавшему с закрытыми глазами педагогу, оглядела его заплывший глаз и покачала головой:
- И чего ржёте, сивые мерины? Над кем, дурни, смеётесь? Это ведь они всех нас поимели, нам всем эротический массаж заделали!
- И вам эротического массажа захотелось, Елена Владимировна? – смеясь, спросил шофёр по прозвищу Колыма.
- Э-эх! – в сердцах бросила Елена Владимировна. – Уже как из пня труха сыплется, а всё туда же...Тьфу!
И Кобра Владимировна в сердцах хлопнула дверью. Да так, что с потолка посыпалась штукатурка.
Мужская палата угомонилась только перед ужином. Болящие поели серых переваренных макарон с тощей пресной котлеткой, не пахнувшей едой, выпили по стакану тёплого котлового чая и, кряхтя, начали отходить ко сну.
- А учитель-то ходил на ужин? – заглянула в палату Анна Ивановна. Но никто ей не ответил.
- Спят уже, - прошептала Пряхина и тихо затворила дверь.
Учитель не спал. Отвернувшись к чугунной батарее, он беззвучно плакал, вытирая слёзы плохо выстиранной больничной простынёй. Понять это можно было только по вздрагивающим плечам старого учителя.
«Господи, - беззвучно шептали его потрескавшиеся губы, - пусть болезни, пусть все мыслимые и немыслимые напасти в конце своего пути… Всё перетерплю, всё вынесу… Спаси только от одиночества. Людей вокруг много, а как зябко душе моей неприкаянной! Прикоснутся не к кому…»
Мужская палата дружно храпела. И никому, ни одной живой душе не было дела до старика и его горя.
«Может, он от рождения такой – трясущийся? – думала, отходя от мужской палаты старшая медсестра. - Вон сегодня сколько бомжей всяких развелось. Людей без определённого места жительства. На всех жалости не хватит. Сами, небось, виноватые…Не то жертвы, не то так, мусор под ногами общества. Поди разберись, когда цены в магазинах ползут и ползут вверх, а зарплата, как вкопанная, замерла на месте. А у меня какая зарплата? Тьфу – а не зарплата. А все со своей болью к ней лезут... И всем дай здоровья и счастья. А где ж его набраться-то на всех-то? Кто бы меня, бедную, саму пожалел.. Кому пожалиться?».
Анна Ивановна тяжко вздохнула, сладко зевнула и шаркающей походкой стареющей матроны поплыла по пустому больничному коридору в свой персональный кабинет. И пока дошла до двери с табличкой «СТАРШАЯ МЕДСЕСТРА», напрочь забыла и о Пустовойтове, и обо всём том, что с ней случилось этим серым днём – ничем не хуже и не лучше других.
Она сунула ключ в старый замок. Тот, как всегда, заел – не хотел пускать Анну Ивановну в её маленький, но такой тёплый, уютный кабинет с диваном, электрочайником и маленьким холодильником. Старшая медсестра засуетилась, в сердцах выругалась на капризный замок и, рискуя сломать хлипкую дверь, стала нервно дёргать ручку на себя: уж очень хотелось сладкого ароматного чая с баранками.
Курчатов (Курская обл.)