Дикая дивизия

 

      Получив назначение командиром штурманской боевой части, на свой корабль Барк добрался только ночью. Автобус из Владивостока пришел в поселок поздно вечером и потом, семь километров в расположение дивизии кораблей, пришлось шлепать пешком, таща за собой громадный чемодан, называемый в народе – «мечта оккупанта». Сейчас таких чемоданов не увидеть, а в «мечту оккупанта» свободно влезал весь лейтенантский аттестат. А это – две шинели, китель, парадная тужурка, две пары брюк, шесть рубашек, фуражка, пилотка. А еще - шапка зимняя, ботинки, плащ, кортик, шарфы, носки и другая мелочевка. Правда Сергей не знал, что придется тащиться с чемоданом целых семь километров. В автобусе вместе с ним ехал мичман и был он в состоянии легкого подпития. Его он и спросил, как добраться в часть. Мичман неопределенно махнул рукой в сторону дороги:
   - Да тут недалеко, сразу за лесочком. Тут одна дорога, не заблудитесь.
   Вот эти «недалеко» и приходилось тащиться. Правая рука начинала неметь и чемодан приходилось перекинуть в левую, все таки он весил пуда два с гаком…В городке была офицерская гостиница-общежитие, где можно было переночевать, а утром специальные крытые машины возили офицеров в часть. Но тогда об этом он еще не знал. Так и тащился по дороге, вытирая пот со лба, пока не уперся в шлагбаум на КПП, за которым угадывались силуэты кораблей…
   Сонный дежурный по кораблю проводил его в каюту. Там на штурманской койке спал корабельный врач. Накануне корабельный лазарет покрасили, и доктор устроился на ночлег на пустующей койке. Судя по запаху в каюте, доктор был еще и изрядно пьян.
   Поднимать с койки нетрезвого доктора Сергей не стал, а, бросив в каюте чемодан, поднялся в штурманскую рубку, где и заночевал на диване.

*** 

   Дивизия, в которой теперь служил Сергей, была самым крупным на флоте соединением надводных кораблей. Дислоцировалась она в бухте Абрек залива Стрелок,  в 80 милях от Владивостока. Все корабли дивизии густо лепились на двух длиннющих пирсах. Пирс, что мористее назывался «Новый». Кормой к его торцу, стоял крейсер «Пожарский», лагом с северной стороны – ракетный крейсер «Варяг», с южной стороны, опять же лагом, большой противолодочный корабль (далее для сокращения БПК) «Одаренный». Получивший в народе, почему-то, кличку «Бездарный».
   На втором пирсе, с южной стороны, кормой к пирсу стояли четыре сторожевых корабля проекта «50» и восемь противолодочных кораблей проекта «159». С северной стороны, лагом четыре эскадренных миноносца проекта «56» и кормой к торцу БПК «Стерегущий».
Кроме этой, ощетинившейся орудийными стволами и ракетными установками, армады, в дивизии числилось еще более десятка кораблей. Два самых новых БПК первого ранга, постоянно стояли во Владивостоке, напротив штаба флота. Вероятно для красоты и форсу. На Дальзаводе стоял в ремонте крейсера «Кутузов» и «Сенявин» и четыре эсминца. Ряд кораблей проходили текущий ремонт на заводе в Совгавани.
   Дивизией командовал контр-адмирал Бубликов, отличавшийся дурной привычкой материться по поводу и без повода. В ярости он был страшен. Его громовой голос, изрыгающий пятиэтажные ямбы и хореи, перекрывал звуки корабельных гудков и сирен.
Командиры бригад и кораблей учились у своего флотоводца и были в этом деле весьма способными учениками. Вероятно, вследствие всего этого, в народе соединение называли – «Дикая дивизия надводных кораблей». Но все это Сергей узнал несколько позже…

   Сторожевик, на котором пришлось служить, был очень не плох для своего времени. Не зря по классификации НАТО он считался эсминцем. В народе же у сторожевика была кличка «полтинник» и он, несмотря на относительно небольшие размеры, имел довольно приличное вооружение. Три сто миллиметровых  орудия главного калибра, два спаренных тридцати семи миллиметровых зенитных автомата, трехтрубный торпедный аппарат, два противолодочных реактивных бомбомета. Далее, радары и сонары ближнего и дальнего действия, паросиловую установку, турбины которой имели мощность в 20 000 лошадиных сил и позволяли иметь ход до 28 узлов (52 км/час). Экипаж состоял из 170 человек.
   Обязанности штурмана на надводном корабле были  делом не простым, как и многочисленные задачи, которые он был обязан обеспечить. Вот их неполный перечень. Артиллерийские и торпедные стрельбы по морской и береговой целям. Поиск и атака подводных лодок. Совместное плавание в составе КПУГ (корабельной противолодочной ударной группы), минные постановки, задачи слежения и разведки и многое другое…Общий успех во многом зависел не только оттого, насколько точно сделал расчеты штурман, но и от того, насколько быстро это сделано. Здесь счет шел на секунды.
   Помня обещание командующего перевести его на лодку, только если он отлично прослужит год, Сергей старался как пудель в цирке. Молодому лейтенанту положено в течение месяца сдать зачеты флагманскому штурману на самостоятельное управление боевой частью и командиру  на исполнение обязанностей дежурного по кораблю. Сергей сдал их за полторы недели. Через месяц, отлично обеспечил стрельбы по морской цели в дуэльной ситуации. Затем, с высокой точностью, была выполнена минная постановка. Затем, первое место в конкурсной навигационной прокладке. Через месяц ему дали комнату в новом доме, куда вскоре приехала жена Лиза, а через три месяца, в клубе части, повесили его фотографию с надписью – Лучший штурман соединения. 
    Однако и здесь он умудрился получить взыскание, причем с содержанием на гауптвахте. А дело было так. Как-то, под вечер, комбрига и начальника штаба срочно вызвали в штаб флота по какому-то делу. Корабль Сергея стоял в дежурстве, и начальство решило идти на нем. Во Владивосток пришли уже затемно. Пришвартовались кормой к стенке напротив штаба флота. Сергей заступил дежурным по кораблю. Начальство принарядилось и пошло на берег, вероятно, в ближайший ночной ресторан. Сергей, как и положено дежурному по кораблю, провожал их до трапа. Когда комбриг сошел на стенку, начальник штаба остановился на трапе и сделал замечание:
   - Когда комбриг сходит с корабля, положено подавать команду «смирно»!
   - Товарищ капитан 1 ранга, согласно уставу, после отбоя, команда «смирно» не подается, - возразил Сергей.
   - Лейтенант! Вы плохо знаете устав. – рявкнул комбриг с берега. После чего, начальство удалилось, и после сидения в ресторане, наверняка забыло  об этом незначительном инциденте. Подвел характер Сергея.
   На следующий день, когда начальство позавтракало и в хорошем настроении покуривало и беседовало с командиром корабля, он зашел в салон.
   - Товарищ капитан 1 ранга, разрешите обратиться.
   - Валяй, - изрек комбриг, благодушно махнув рукой.
   - Вчера мне было сделано замечание за плохое знание устава. Вот извольте «Устав внутренней службы», статья 365. « После отбоя и до подъема команда смирно не подается».
   Комбриг взял устав, видать начал припоминать вчерашнюю ситуацию. Лицо его медленно стало наливаться кровью.
  - Лейтенант! Что за хренотень ты мне принес?! Мы живем по «корабельному уставу», - прорычал комбриг. После чего, злополучный «Устав внутренней службы» полетел в голову Сергея. Правда,  тот успел увернуться.
Сергей вышел, но через две минуты вернулся с «Корабельным уставом».
   - Извольте, статья 654, то же самое, после отбоя команда «смирно» не подается.
   - А, а, а, - взревел комбриг и грохнул кулаком по столу. Стоящий на столе стакан с кофе слетел на пол и разбился вдребезги. Причем изрядно испачкал брюки комбрига, кофе был со сгущенкой.
   - Командир! Что за нахал у тебя служит?! Арестовать негодяя!! На гауптвахту его!

***

  Вернувшись из Владика, корабль встал на пополнение запасов. Командир, выписывая Сергею «записку об арестовании» ворчал: - Чего ты приставал к комбригу?! Забыл правило, что начальник всегда прав…
   Гауптвахта, в народе для краткости ее называли губой, находилась в лесу на окраине жилого городка. Посетителей в ней отродясь не бывало. Положено в гарнизоне иметь губу ее, и построили, дабы проверяющие замечаний не делали. Что касается нарушителей, то командирам проще послать проштрафившегося матроса в машинное отделение чистить котел, а офицеру дать несколько лишних нарядов, чем лишать корабль дополнительной рабсилы…
   Губа представляла собой маленький домик из четырех комнат. В одной из них был кабинет начальника, две для матросов, в каждой из них стояло по четыре деревянных топчана, и одна офицерская, где стоял стол и две койки. Начальником на губе был пожилой мичман Петрович. Сидел он каждый день в пустом домике, конечно, скучал и
от этого изрядно одичал. Когда пришел Сергей, он настолько обрадовался, что не знал, куда его посадить. Сожалел только, что всего на трое суток…
   В обед пришла Лиза, принесла в термосе борщ, помидоры, чекушку и пирожки с мясом. Пока Сергей с Петровичем расправлялись с обедом, Лиза читала им рассказы из журнала «иностранная литература». Вечерами Петрович отпускал его ночевать домой, слезно просив вернуться не позднее 6 утра. Вдруг кто придет проверять…
Через трое суток Сергей вернулся на корабль. Командир встретил его на юте.
   - Я уж хотел посылать за тобой, нам в море выходить. Ну, как жилось на губе?
   - Отлично отдохнул командир, Жаль мало – всего трое суток.
   - Это все, что могу. Надо было больше лаяться с комбригом, он бы дал десять. Ладно, иди, готовься к выходу.
   Командир корабля капитан 3 ранга Левченко был человеком непоколебимого спокойствия и из себя выходил крайне редко. Был он худощав, небольшого роста. Голос имел твердый, но не громкий, нецензурными оборотами речи пользовался крайне редко. Начальство его недолюбливало, в дивизии в фаворе были крикуны и матершинники. Поэтому его второй год передерживали в капитанах третьего ранга и не переводили на эсминец, где он мог получить кавторанга.  Он был строг, но справедлив, Дело свое знал хорошо и экипаж его уважал. У Сергея с ним сразу же сложились ровные, хорошие отношения, которые сохранились до конца пребывания на корабле.
   В одной каюте с Сергеем квартировал командир боевой части связи Костя Разумовский, он тоже в этом году закончил училище. Связистов готовило Высшее Военно-Морское училище радиоэлектроники имени Попова. И славилось оно тем, что электронщиков готовило классных, но моряков неважнецких. Оба лейтенанта быстро сдружились, сначала сами, а вскоре и семьями.
   Служба у Кости с самого начала, как говорят в народе, «не пошла». В море, даже при небольшой болтанке до трех баллов, он становился белый как бумага, и функционировать практически не мог. Будучи дежурным, по кораблю, постоянно допускал упущения по службе, а вахтенный офицер из него был вообще никакой. Понятно, что Разумовский на корабле сразу стал «мальчиком для битья». Фитили и нагоняи получал едва ли не каждый день. В то же время, Костя обладал поистине энциклопедическими знаниями, да и руки у него были «золотые». Покопавшись на свалке, куда свозили с кораблей списанную аппаратуру  и, надергав оттуда всяких транзисторов и сопротивлений, мог за вечер собрать приемник или рацию. А отремонтировать телевизор было для него, как раз плюнуть. Кстати,  все связисты на бригаде, в той или иной степени, обладали подобными качествами. Непонятно, чему и как их учили в училище. Ребята они были толковые и грамотные, но как строевые командиры были ни к черту.
   Как-то, сменившись с дежурства, Сергей спустился в каюту. На диванчике сидел Разумовский и был он в изрядном подпитии. На Костю это было не похоже – он числился в непьющих. Как и следовало ожидать, обретя в Сергее терпеливого слушателя, Костя изливал ему душу, как ему надоела эта служба, как ему все противно и, что он твердо решил уходить на гражданку…
   Сергей же приводил ему аргументы, что списаться с флота дело дохлое.  У людей на это уходит от 5 до 7 лет. За это время и нервы вымотают, и от здоровья ничего не останется…
   - Я уйду на гражданку в течение года. Спорим на ящик пива! Здесь все привыкли к грубости и ругани. Их (начальство) ничто не проймет ни прогулы, ни пьянки. Тут нужно действовать тоньше. Пожалуй, единственно к чему они не готовы это к насмешкам над собой. Смех будет моим оружием! Я все продумал, но ты должен мне помогать. Согласен?! Для начала найди мне лошадь…

   *** 

      На окраине жилого городка, на отшибе, располагалось несколько частных домиков, где жили местные жители. Аборигены, как их называли в народе. В крайней хибаре жил одинокий цыган и у него была лошадь. Это была единственная лошадь на всю округу. Она была старой, для работы уже не годилась, но цыган, помня ее многолетнюю службу, продолжал держать ее. Видно по старой дружбе или для компании. Сергей с цыганом столковался быстро и договорился брать иногда лошадь в аренду, оговорив плату – бутылка водки в день.
   Лошадь у цыгана была весьма оригинальной расцветки. Голова, шея,  круп и левая задняя нога были у нее коричневые. Бока и отвисшее брюхо – белого цвета. Оставшиеся три ноги – бело коричневые. По мнению Сергея, такую расцветку имели только коровы, он и не предполагал, что и у лошади может быть подобный камуфляж…

   Утро в дивизии начиналось всегда одинаково. Все экипажи выстраивались в кормовой части своих кораблей на подъем военно-морского флага. Офицеры в белых кителях и при кортиках, матросы в чистом рабочем платье. Штаб дивизии и штабы бригад выстраивались на плацу. Минут за пять - десять к проходной подъезжали три черные «Волги», из которых вылезали адмирал Бубликов, командиры бригад и начальник политотдела. Начальство, также занимало свое место в строю. Ровно в восемь, на крейсере
играла труба и на кораблях дежурные офицеры, перекрикивая друг друга, создавая эдакий нестройный хор, командовали. «На флаг и гюйс смирно!», «Флаг и гюйс поднять!»    Офицеры прикладывали руку к козырькам фуражек и стояли так, пока не звучала команда «Вольно!». После этого все расходились по своим делам.
   И вот наступил день «Ч». К тому же, это был еще и день рождения командира дивизии.Когда на шоссе, ведущем к КПП, из-за поворота вывернулись три черные «Волги», из кустов на асфальт выехал одинокий всадник. Да, это был он, Костя Разумовский, и выглядел при этом весьма эффектно. Черные брюки хорошо контрастировали на фоне белого брюха лошади. Кортик блестел на солнце. Пегая лошадь двигалась мелкой трусцой и ноги Кости, ввиду отсутствия стремян, равномерно взлетали вверх-вниз. Чтобы не свалится, ибо седла у цыгана тоже не было, Костя частенько хватался за шею лошади, и рукава его белого кителя тоже хорошо смотрелись на коричневом фоне. Картина хорошо просматривалась как из «Волг», так и со стоящих у пирса кораблей.
   «Подскакав» к проходной, Костя привязал лошадь к ближайшему дереву,  и прошмыгнул на свой корабль, где уже построился экипаж на подъем флага.
   Машины подъехали к КПП, но внутрь не въехали. Конт-адмирал Бубликов и комбриги, выйдя из машин, несколько минут молча стояли, окружив лошадь. Наконец Бубликов отвернулся от лошади и голосом, не предвещающим ничего хорошего, спросил:
   - Чей кавалерист?
   - Мой, товарищ адмирал, - ответил наш комбриг и склонил голову, как это делают жертвы, поднимающиеся на эшафот. Комдив уже открыл рот, чтобы перейти к привычным для него ямбам и хореям, но тут на крейсере заиграла труба и раздалась команда: - «На флаг…» Пришлось адмиралу рот закрыть и, приложив руку к фуражке, замереть на время подъема флага. Потом он, в течение семи минут, громко объяснял комбригу, кто тот такой, кто его родственники до пятого колена, какие у него корабли и что представляют собой его матросы и офицеры…
   
   Скоро на корабль прибежал рассыльный: - «Лейтенанта Разумовского к комбригу»
Костя, прихватив какую-то книгу, ушел.
   - Товарищ капитан 1 ранга, лейтенант Разумовский по Вашему приказанию прибыл.
   Комбриг стоял спиной к Косте, смотрел в открытый иллюминатор и молчал. Затем, повышая голос после каждого предложения, заговорил. Сначала он перефразировал, 
адресуя лейтенанту все, что говорил  адмирал. Затем минут десять добавлял от себя.   Много говорил об офицерской чести, об опозоренном мундире и т.д. и т.п. Наконец посчитав, что уже достаточно, пригрозив лейтенанту напоследок страшными карами, комбриг обернулся, чтобы насладиться эффектом. Он ожидал, как это всегда бывало, увидеть мокрую, совершенно раздавленную морально, жертву. Но на этот раз было не так. Жертва была сухой и даже улыбалась. Комбриг оторопел и, неожиданно для себя, даже перешел на Вы:
   - Вы чего это того, улыбаетесь?!
   - Да потому, что Вы не правы, товарищ капитан 1 ранга, и наказывать меня не за что. Вот у меня официальный документ «Положение о транспорте в СССР». Согласно ему, у нас в стране 6 видов транспорта. Морской, речной, воздушный, железнодорожный, автомобильный и гужевой. У Вас есть возможность, Вы купили себе автомобиль. У меня, как Вы понимаете, такой возможности нет, поэтому я купил себе лошадь. И использовать этот вид транспорта мое неотъемлемое конституционное право.
   Комбриг ненадолго задумался.
   - Ну, если и не за лошадь… Я найду за что Вас наказать. Идите,
   - Ищите, - пожал плечами Костя, и вышел.

   После этого инцидента, Костя приобрел в дивизии небывалую популярность и получил кличку – «джигит». Еще дважды приезжал он на подъем флага на своем «скакуне», пока начальство не нашло повод. Подчиненные Кости, распив бутылку водки, слушали в радиорубке на коротковолновом приемнике «Голос Америки». Кто-то из них случайно нажал тумблер, чем перевел передачу на трансляцию по верхней палубе. Мимо по пирсу проходил инструктор политотдела. Получился громкий скандал. Косте объявили неполное служебное соответствие и назначили, с понижением, на рейдовый тральщик в бригаду ОВРА (охрана водного района.). Костю это не огорчило. Наоборот, он был доволен, все шло в соответствии с задуманным им планом.

* * *      
   А в дивизии наступили горячие времена. Спешно и суматошно пополнялся под завязку боезапас. Офицерский состав, практически безвылазно, сидел по кораблям. Увольнения и отпуска были отменены. Срочно отзывали из отпусков тех, кто уже успел уехать…Ощутимо, запахло порохом. И, хоть в разгаре шла американо-въетнамская война, запах пороха исходил не с юга, а с запада, со стороны китайской границы. Кратчайшее расстояние от Владивостока, до нее составляло 60 километров.
      А предыстория  ситуации такова. Когда умер коммунистический вождь всех времен и народов Иосиф Сталин, эту корону, по праву, начал примерять на себя Мао Цзе Дун. Но, когда Н.С. Хрущев провел съезд, обличающий культ личности, а затем велел вынести труп Сталина из мавзолея,  отношения между странами стали ухудшаться. К 1967 году они обострились до предела. Толпы хунвейбинов совершали провокации на границе. Количество этих провокаций исчислялось сотнями.  В приграничных районах Китая строились дороги, аэродромы и бомбоубежища. По данным разведки, к границе стянуты китайские войска в количестве до 400 тысяч. 17 августа хунвейбины учинили погром в советском посольстве  в Пекине. Их представители официально заявляли:
   - Пятидесятилетие советской власти будете встречать в окопах!
   Командование флота и Дальневосточного военного округа оказалось в довольно щекотливой ситуации. Оказалось, что главная база – Владивосток системы противовоздушной обороны не имеет вообще, а время полета бомбардировщика от китайской границы до города составляет четыре минуты. Было принято решение
сосредоточить в Амурском заливе все корабли флота (кроме кораблей, базировавшихся на Камчатке) с целью противовоздушной обороны Владивостока…

   *** 

   …После обеда, на территорию дивизии вкатили три ЗИЛа, доверху груженных армейскими касками. Их стали выдавать на корабли из расчета для всех расписанных на верхней палубе. Шестьдесят штук получили и на сторожевик Сергея. Каски были ярко зеленого цвета с громадной красной звездой впереди. Матросы, кому положено, каски разобрали, сразу нацепили, и стали щеголять по палубе. Эта клоунада Сергею не понравилась. Он велел боцману каски отобрать, выделить двух матросов и каски перекрасить под цвет корабельных бортов. Звезду же уменьшить в два раза. Боцман распорядился и матросы, разложив каски в три ряда на юте, приступили к покраске. Комбриг, находившийся на соседнем эсминце, вышел на крыло мостика перекурить. Затягиваясь сигаретой, он хозяйским глазом осматривал свои владения.
   - На «Гепарде», что это у вас за зеленая грядка на юте?
   - Дак, каски будем перекрашивать в шаровый цвет, как борта. 
   - Кто приказал?!
   Боцман, боясь подставить Барка, молчал. Сергей, который в это время вышел на ют, ответил:
   - Я, товарищ комбриг.
   - Не понял!
   - Да ведь ярко зеленые каски, может пехоте, и подходят, они в траве лежат. А на корабле зеленые пятна, вроде, как ни к чему.
   Комбриг хотел, по привычке, накричать, но, видать, передумал.
   - Правильно решил, молодец. Передай оперативному мое приказание, на остальных кораблях каски тоже перекрасить.


   Перед праздником корабли начали стягиваться в Амурский залив, где каждому было определено место  стоянки. Диспозицию занимали, почему-то ночью. На следующее утро, изумленные жители Владивостока увидели необычную картину. Около сотни кораблей в три ряда опоясывали город с запада. Это был настоящий «Вавилон». Разношерстные и разновозрастные корабли, начиная со старых тральщиков, и заканчивая, ракетными крейсерами стеной стояли в заливе. С Дальзавода буксиры притащили корабли, стоящие в
ремонте, но способные стрелять… Швартовных бочек на всех не хватило и многие стояли на якорях. Поэтому, когда ветер менял направление, строй несколько ломался…
   Сразу после постановки на якоря и бочки, на всех кораблях сыграли боевую тревогу. На направляющие ракетных зенитных установок были подняты ракеты, на лотки орудий поданы снаряды, завращались антенны поисковых и стрельбовых локаторов. Был зачитан боевой приказ комфлота: « Быть в готовности открыть огонь через 20 секунд, после получения сигнала…»
   Так и стояли по «боевой тревоге» 7 и 8 ноября. Особого страха никто не ощущал. Видать и потому, что о военных действиях все знали только по фильмам. А вот адреналина хватало. Многие в экипаже думали о другом. Повезет ли их кораблю сбить хотя бы один самолет. Сумеет ли хотя бы один бомбардировщик прорваться к городу. Утопят ли китайцы хотя бы один корабль. Ну и о другой чепухе…
   
    *** 
    Похожую ситуацию Сергею  уже приходилось переживать. Правда, теперь вспоминалась она как комикс. Сергей учился на первом курсе. Это был 1962 год, «Карибский кризис».
   Когда Н.С. Хрущев поставил на Кубе ядерные ракеты, США ультимативно велели ракеты с Кубы убрать. Всерьез запахло жареным. Готовились к худшему – ракетно-ядерной войне. В главном штабе ВМФ предположили, что одной из главных целей в Ленинграде будет  завод, на котором строили подводные лодки. Училище же находится неподалеку. Поэтому, дабы сохранить ценные для флота кадры, в угрожаемый период, училище необходимо эвакуировать. Местом эвакуации назначили какое-то ПТУ в районе Стрельни. Начали подготовку. Стратеги из командования ВМУЗ определили список необходимых вещей, которые каждый курсант должен взять с собой. Якобы для того, чтобы продолжить обучение по месту новой дислокации. Чего только в этом списке не было. Простыни и конспекты, одеяло, шинель, шапка, мыло и зубная щетка, противогаз и автомат, четыре рожка для патронов, запасное белье, рабочее платье и много еще чего…
   Планировалась тренировка по эвакуации, она должна проводиться ночью «неожиданно», по боевой тревоге, затем марш-бросок в Стрельню. К маршу готовились серьезно. Когда к начальнику первого факультета на совещание прибыли командиры рот, они заявили, что в курсантский вещмешок не влезет даже третья часть указанных в списке вещей. Начфака подумал и принял Соломоново решение: 
     - Ладно, пусть возьмут, что влезет в вещмешок, остальное оставьте в ротных помещениях. В эвакуации, что главное?!  Во время унести ноги. А из одеял пусть сделают скатку через плечо, как солдаты делают из шинели…
   Начальники второго и третьего факультетов, опасаясь гнева начальства,  укорачивать список вещей не решились. Они приняли другое решение. Курсанты должны снять с матрацев наматрацники и в этот мешок загрузить все вещи согласно списку.  Тут нужно заметить, что недавно в училище заменили все матрацы на новые. Они представляли собой кусок поролона толщиной в ладонь, а на них яркие полосатые из белых и светло-зеленых полос наматрацники.
 И вот наступил день «Ч». Несмотря на секретность, это была тайна Полишинеля, все курсанты знали, что тревога будет, этой ночью, и готовились. Тревогу сыграли в три часа. На сборы давалось сорок пять минут. Первый факультет уже через тридцать минут стоял на плацу готовый к маршу. Выглядели курсанты внушительно. Штыки пристегнуты к автоматам, чтобы они не болтались на поясном ремне и не мешали движению. Через плечо синяя скатка из одеяла, на боку противогаз, на другом, подсумок с автоматными рожками. За спиной небольшой вещмешок. Факультет стоял ровно, автоматы за плечом,  штыки тускло отсвечивали свет фонарей. Начальник училища из окна своего кабинета оглядел строй и остался доволен.
   - Молодцы, первый факультет, собрались даже быстрее графика, - и, обращаясь к дежурному по училищу, добавил, - Соберутся остальные, начинайте движение. Сам же отправился на свой диван досыпать.
   Через пятнадцать минут на плац подтянулись и остальные факультеты. О, это была картина достойная кисти художника-карикатуриста. За спиной у курсантов висели громадные полосатые бело-зеленые мешки, около метра в диаметре и еще более в длину. Автоматы взяты на грудь, так как за плечами места не оставалось. Строй получился корявый, равнение и дистанцию между шеренгами держать, из-за мешков, было невозможно…
   С ржавым скрипом открылись ворота минного двора и роты начали движение. Колонна из полутора тысяч черных фигур растянулась на километр. Когда головная рота первого факультета уже перешла мост лейтенанта Шмидта, последние роты еще только выходили из ворот училища. Редкие прохожие с изумлением наблюдали длиннющую цепь моряков, навьюченную, огромными бело-зелеными мешками и не могли понять, в чем дело. Однако, бабки, пережившие блокаду, сразу сориентировались:
   - Видать, снова война. – заголосили они  и побежали готовить сухари…
   Определение старушек было услышано курсантами, и, когда на улицах дворничихи спрашивали:
   - Куда вас гонят ребята? – остряки отвечали, - На фронт, мамаша, на фронт.
   Начальник училища, вздремнув пару часов, решил проверить как дела у его подопечных. По графику, колонна уже должна была выходить из города. Фактически же она едва достигла Московского проспекта. Двигалась она медленно, мешки с каждым километром казались все тяжелее, курсанты под их тяжестью сгибались все ниже…
Когда «волга» адмирала догнала колонну, и он увидел толпу мешочников, ковылявшую по проспекту, его едва удар не хватил. Придя в себя, он скомандовал свалить зеленые мешки в ближайшем парке, оставить охрану, за ними пришлют грузовики. Остальным возвращаться в училище. Курсанты возвратились в родные пенаты, однако панику в городе успели произвести изрядную. К счастью, вскоре ракеты с Кубы убрали, и тренировки по эвакуации больше не проводились.
   
   *** 

   Китайцы так и не напали. Девятого ноября на кораблях объявили готовность № 2, а одиннадцатого дали команду возвращаться по местам постоянной дислокации.
   Неделю спустя, в штабе флота командующий, вернувшийся накануне из Москвы, где находился на совещании в Министерстве Обороны, собрав у себя в кабинете замов, начальника штаба и начальника оперативного управления, делился новостями:
   -  На совещании, как обычно, хвалили Северный флот. Как обычно, ругали Балтийский.Нас не хвалили, но, слава богу, и не ругали. Снова муссировались майские провокации американских кораблей. Правда, без критики не обошлось. Критиковали нас за шаблонность, отсутствие новых тактических приемов. Говорилось, что учения мы проводим упрощенно в облегченных условиях…. Так, что будем исправляться. Виктор Андреевич, какие у нас ближайшие учения?
   Начальник оперативного управления контр-адмирал Круглов, вытащил из папки сводную таблицу флотских мероприятий и доложил:
  - Девятая дивизия проводит учение с подводниками. Отрабатывает организацию противолодочного рубежа с целью недопущения прорыва «неприятельской» подводной лодки к главной базе флота.
   - Так, понятно. Какие силы планируются к участию?
   - Ну, как обычно. Три противолодочных корабля обозначают противолодочный рубеж шириной 9 миль (16,5 км.). Рубеж прорывает атомная подводная лодка проекта «675».
   - Вот! Вот за это нас и критиковали. И правильно критиковали. Ключевая фраза в Вашем докладе – «как обычно». Рубеж как горлышко у бутылки, а лодка самая шумная. Правильно ее американцы называют «ревущая корова»… Учение усложнить. Ширину рубежа увеличить в два раза, до 18 миль (33 км.). Участвуют пять противолодочных кораблей. Рубеж прорывают две дизельные подводные лодки. Сколько лодок и какие противолодочники знать не должны. Вот так! И посмотрим… 
 
   * * *

   Командир дивизии контр-адмирал Бубликов, получив пакет из штаба флота и ознакомившись с содержимым, был взбешен.
   - Что они там думают в штабе флота! У меня три корабля в плановом ППРе, четыре корабля в дежурстве ПВО, два на боевой службе, на трех молодые командиры. Чем мне заткнуть дыру шириной 33 километра?! Разве, что своей задницей!
   - Ну, что поделаешь. Подключим сторожевик с эсминцем, - предложил начальник штаба.
   - Ага! С устаревшей акустикой. Много эти глухари услышат!
   Но срок учений неуклонно приближался, и когда он наступил, природа, как бывает часто, снова подвела. Море прилично штормило, что ухудшало работу гидроакустических  систем и отрицательно сказывалось на работоспособности личного состава. На корабли недавно пришло молодое пополнение, многие укачивались.
   Тем не менее, корабли вышли и в срок заняли диспозицию согласно плана учений. Противолодочный рубеж представлял собою начерченный на карте прямоугольник шириной 18 миль, через который должна прорываться подводная лодка условного противника. Корабельная группировка, контролирующая рубеж, состояла из двух БПК – «Гордого» и «Одаренного». Эсминцев «Веского» и «Дальневосточного комсомольца» и сторожевого корабля, на котором служил Сергей.
   Заканчивались вторые сутки поиска подводной лодки. Корабли строем фронта утюжили пресловутый квадрат, вслушиваясь сонарами в толщу Японского моря. Гидрология моря была не лучшего качества, да еще волны, обрушивающиеся на корабли, и разбивающиеся о борта создавали дополнительные шумовые помехи, затрудняющие работу акустиков.
   Комдив Бубликов местом своего «сидения» избрал сторожевик Левченко.
   - Вероятно потому, что у нас самый слабый сонар и адмирал решил своим присутствием увеличить его возможности.- пошутил Сергей, когда командир зашел в рубку.Слева в тридцати кабельтов шел эсминец «Веский», левее в тридцати пяти кабельтов от него БПК «Гордый». Справа «Дальневосточный комсомолец» и БПК «Одаренный». Комдив специально расположил большие противолодочные корабли на флангах как несущих самую мощную гидроакустику.
   Дюжина динамиков на мостике и в штурманской рубке создавали дикий шум своими докладами:
   - ГКП (главный командный пункт). ГКП – метристы, воздушная цель пеленг 30 дистанция 257. ГКП – акустики, горизонт прослушан, шума нет. ГКП – радисты, получена радиограмма штаба флота. ГКП – ПЭЖ (пост энергетики и живучести), греется подшипник муфты левой линии вала. Прошу остановить левую машину на 5 минут для замены масла. Для компенсации увеличьте ход правой машиной. Кроме этого, в адрес комдива шли доклады с других кораблей. Вся эта трескотня, продолжавшаяся более двух суток, изматывавшая непрерывная качка, вызывали у Сергея головную боль, к горлу подступала тошнота, в глаза словно насыпали мелкого песка. Уснуть за все это время удалось едва ли часа полтора.
   Прокладку курса на карте Сергей вел за все 5 кораблей. Вообще то это делать было не обязательно, но он понимал, что успех дела могут решать секунды. И, если кто-то из кораблей обнаружит лодку, у него будет более полная картина ситуации, и он сможет дать командиру необходимые рекомендации на маневр и применение оружия.
   Адмирал, зайдя в штурманскую рубку и взглянув на карту испещренную линиями, спросил:
   - Где мы? Сергей показал.
   - А это, что за линии?
   - Веду прокладку за все 5 кораблей.
   - Это хорошо. Но и место корабля не забывай уточнять.
   Точное определение места было весьма затруднено. Система «Лоран-С» давала погрешность около 5 километров. Применить астрономический способ не было возможности ввиду сплошной облачности. Локатор до берега не доставал. Однако, когда появился кратковременный просвет между туч, Сергею удалось пару раз измерить высоту Полярной, что позволило вычислить широту места с достаточно приличной точностью.
Стрельбовая  РЛС «Фут-Н» давала засветку вершин отдельных сопок на берегу на расстоянии около 120 километров. Сергей наносил веер  пеленгов на кальку, пытаясь отыскать эти сопки на карте. Затем, усреднив места по системе «Лоран-С», по веерному радиомаяку «Посьет», широту по Полярной, уточнил место корабля.
   Флагманский штурман находился на БПК «Одаренный», который был ближе всех к берегу, и его мощная РЛС брала дистанцию более 150 километров. Он имел место поточнее. Время от времени он запрашивал координаты каждого корабля, сравнивал со своими, и выставлял оценки. Сергей получил «отлично».
   Время от времени с «Гордого» взлетал палубный вертолет и, отлетев миль на 5 вперед, опускал в воду на кабель-тросе свой сонар и прослушивал горизонт. Его акустическая система была вдвое эффективнее корабельных, так как ему не мешали посторонние звуки (шумы от винтов, удары волн о борта и т. п.)
   Левченко, зайдя в штурманскую рубку, взглянув на своего штурмана, заметил:
   - Ты уже на ногах едва держишься, и глаза стали как у китайца. Ладно, сходи, вздремни часа полтора…
    Сергей направился вниз, в каюту. Ввиду шторма, хождение по верхней палубе было запрещено. Все передвижения разрешались только по внутренним коридорам. Все иллюминаторы, люки и двери были задраены. В результате, во внутренних помещениях было душно, воздух  спертый и не свежий.  Воздуходувки разносили по помещениям запахи перегретого машинного масла, запахи подгоревших на камбузе котлет. И самое
неприятное, запахи рвотных масс, которые добрая половина личного состава извлекала из своих желудков в ведра и кандейки. От одних этих запахов стошнит даже стойкого к укачиванию моряка.   Качка была сильной еще и оттого, что корабли шли малым ходом. Это для того, чтобы шумом своих винтов не мешать акустикам. Если дать полный ход или хотя бы средний, качать будет много меньше, но акустики уже ничего не услышат.

   * * *   

   Звон колоколов громкого боя буквально сбросил Сергея с койки. Тут же с динамика проревело: «Боевая тревога». Прибежав в рубку, он взглянул на часы. Поспать удалось менее часа. Причиной тревоги послужил доклад с «Одаренного» о прослушивании слабого шума винтов по пеленгу 160 градусов. Корабли подвернули вправо. Сергей проложил пеленг на карте. Однако, шумы тут же пропали и комдив решил, что сигнал был ложный.
   Через час доложили с вертолета, что слышат слабый шум винтов по пеленгу 272 градуса. «Гордый» дал полный ход и поспешил к своему вертолету, но тот тут же контакт потерял. Сонливость Сергея как рукой сняло.
   - Метристы – штурман, пеленг и дистанцию на вертолет?
   - Штурману – метристы, пеленг 165, дистанция 44.
   Сергей нанес место вертолета на карту, проложил от него пеленг 272, место «Одаренного» и его пеленг на карте уже был. За час лодка могла пройти миль 6 – 7, значит, курс ее мог быть в пределах 310 -340 градусов.
   ГКП – штурман. Курс цели предполагаю 330. Прошу дать полный ход на 5 минут курсом 170.
   Находящийся на мостике комдив, потер ладонью подбородок, где уже начала отрастать щетина, сказал командиру:
   - Ну, давай попробуем, что там намудрил твой штурман. Терять нечего, контакт все равно потерян.
   Через пять минут, сбавили ход до самого малого.
   - ГКП – штурман. Дайте посылку гидролокатором по пеленгам 170, 190, 220.
   - Акустики – ГКП. Исполнить!
   - ГКП – акустики, эха нет.
   - ГКП – акустики, эхопеленг 195 дистанция 25.
   - ГКП – акустики, эхопеленг 196 дистанция 24,5
   На мостике командир уже командовал на бомбометы:
   - РБУ левого борта, пеленг 195, дистанция 24, залп «условно».
   - ГКП – штурман. Курс цели 323, скорость 5 узлов. Прошу дать полный ход на 3 минуты курсом 185 и обозначить бомбометание.
   - Есть штурман. Исполняю.
   - ГКП – штурман. Корабль в точке. Гранаты за борт.
   Минут через десять, в 15 кабельтов за кормой, всплыла подводная лодка. Посредник, находящийся на лодке, сообщил о накрытии. Одна из гранат взорвалась буквально на крыше рубки.
   На кораблях сыграли отбой боевой тревоги. Бубликов с командиром зашли в штурманскую рубку. Адмирал похлопал Сергея по плечу:
   - Молодец штурман, точно вывел. – затем обращаясь к командиру, - Видишь Левочкин, там где комдив, там и победа! А офицеров корабля представим к поощрению…. Передать на корабли, полный ход, курс в базу.
   Командир дивизии контр-адмирал Бубликов результатом учений был чрезвычайно доволен, однако его радость вскоре омрачилась сообщением посредников штаба флота.
Пока «бомбили» подводную лодку, вторая сумела прорвать противолодочный рубеж. Ведь в дивизии думали, что участвует «как обычно» одна подводная лодка. В итоге дивизия получила «три» балла, а офицеры Левочкина обещанного поощрения не дождались.
    Придя в базу под утро, корабль отмыли и привели в порядок. Вечером офицеры собирались сойти на берег. Ввиду учений, уже неделю, схода на берег не давали. Как бы не так. Раздосадованный результатами похода комдив, назначил участвующие в учениях корабли в дежурство по ПВО. Побывать дома снова не получалось.

* * *   

   Вечером к Сергею зашел поиграть в нарды штурман с «Веского» Станислав Рощин. Правда, на флоте игра в нарды имеет другое название – «шиш-беш» или «каша». Сегодня игра у него явно не шла. До вечернего чая он умудрился проиграть четыре раза подряд. В кают-компанию идти настроения не было, и Сергей велел вестовому принести чай в каюту. Принесенный чай оказался настолько горячим, что пить его было практически невозможно. Пока чай остывал, грызли галеты и вели беседы:
   - Слава, а что там за ситуация была весной? В газетах и по «ящику», сообщали  о каких то провокациях американских кораблей. Вроде и «Веский» там участвовал?
   - Да, было дело. В мае американцы с японцами проводили совместные флотские учения.
С американской стороны участвовала АУГ (авианосно ударная группа) в составе авианосца «Хорнет», трех корветов и четырех эсминцев. Сначала они отрабатывали свои задачи в районе банки Ямато, затем американцы обнаглели и зашли в район залива Петра Великого. Но это хоть и нейтральные воды, но операционная зона нашего флота. Представь если бы наши корабли пришли и начали прогуливаться у Норфолка или в заливе Мэн.
   Это было 9 мая, мы стояли на бочках в Амурском заливе для участия в параде. Получили приказание эсминцам «Вескому», «Бурливому» и БПК «Гордому» сняться  с бочек и следовать в море с целью вытеснения американских кораблей с нашей операционной зоны. Вышли, пристроились к американцам.  «Хорнет» как раз отрабатывал взлет и посадку авиации. Мы начали создавать помехи. Подрезать, обгонять, пересекать курс и т.п. Американцы заволновались, подняли сигнал: - Вы мешаете моим действиям. Мы подняли: - А вы мешаете нашим.  Кончилось тем, что их эсминец «Уолкер» шваркнул нас бортом на скорости 28 узлов. Вообще то он целил нам в корму, но командир успел отвернуть и удар пришелся вскользь. От удара сорвало нашу шлюпку с кормовых талей и
она повисла на носовых. А вот «Уолкеру» крупно  не повезло,  ударом сорвало его десятиметровую штыревую антенну, и она упала нам на палубу. С этим трофеем мы и удалились. 10 мая мы продолжили наши маневры.  На этот раз не повезло нашему «Гордому».  «Уолкер» врезал ему форштевнем в корму, сделав дырку размером метр на полтора. Но дыра оказалась выше ватерлинии так, что «Гордый» воды в корпус не набрал. Американцев тоже можно понять. Авианосец всегда ходит в окружении кораблей охранения. Он в центре, корабли охранения в трех – четырех милях от него создают круг – так называемый ордер. Задача у кораблей охранения не пропустить никого внутрь ордера. Кроме того, когда авианосец принимает самолеты,  курс он не меняет, так как самолет при посадке может промахнуться и упасть в море. Американцы после этих событий направили ноту в наш МИД. Но все эволюции 9 и 10 мая снимал на пленку вертолет с «Гордого». Когда американцам показали это кино, они свои претензии сняли…
   - Да, интересная ситуация. Почти фронтовая-боевая. Наверное, вас наградили-поощрили? 
   - Ага! Разбежались.  Не наказали – это у нас уже поощрение.

* * *   

   Утром Сергей проснулся до традиционного возгласа по трансляции: «Команде вставать, койки убрать!»  Что-то шуршало на столе. Включив свет, увидел полчища тараканов на полу и на столе, которые сразу начали разбегаться и прятаться по углам. Это был бич кубриков и офицерских кают. С тараканами на корабле пытались бороться. Время от времени приезжала санитарная служба, сыпала какие то порошки, закачивала какой-то газ (при этом экипаж на несколько часов изгонялся на берег), но тараканов меньше не становилось. Их ведь даже радиация не берет. Сергей вспомнил рассказ пожилого
мичмана, лаборанта кафедры гидрометеорологии в училище, как они боролись с тараканами на крейсере «Киров». Стоило попробовать. Он сходил на камбуз, взял пустую полулитровую банку, смазал подсолнечным маслом внутреннюю часть банки около горлышка, и всыпал внутрь немного крошек печенья. Тараканоловка была готова.
Вечером пристроил банку в угол под углом 45 градусов, но чтобы горловина касалась стенок каюты.
   Получилось! Утром банка была заполнена тараканами почти полностью. Они прыгали, пытались вылезать, но каждый раз, скользя лапками по маслу, падали вниз. Сергей открыл иллюминатор и высыпал содержимое банки за борт. На второй день банка была заполнена только наполовину, на третий и того меньше….На вечернем построении Сергей
продемонстрировал тараканоловку морякам и объяснил технологию лова. И что же, через неделю тараканы стали на корабле большой редкостью. В награду он получил от командира бутылку спирта и сход на берег аж надвое суток.
   Лиза, около месяца не видевшая дома мужа, старалась с обедом. Украинский борщ, отбивная, вареники, пирожки с мясом, яблоками, курагой. Чилимы (местное название креветок) ну и другие вкусности. Сергей готовил популярный напиток, имевший название в народе – «стоп машина». Делался он просто. Бутылка спирта, бутылка воды и бутылка болгарского вишневого или малинового сиропа. Получался отличный ликер крепостью около 35 градусов, убойная сила коего была выше, чем у водки.
   На запах пирожков забежала Катя, жена Кости Разумовского.  Сергей, который уже несколько месяцев не видел Костю, сразу засыпал ее вопросами:
   - Как там наш «джигит». Как он там, на новом месте? Кстати, где он?
   - Так, в госпитале, скоро месяц.
   - Что с ним? Никак заболел? – всполошился Сергей.
   - Нет, нет. Вполне здоров. Это его за диссертацию туда засунули.
   - Что еще за диссертация?
   - Да все свой план по демобилизации осуществляет. Говорит, даже с тобой поспорил на пиво. Так, что готовься, через несколько месяцев будешь пить пиво от пуза. Целый ящик.
   Позже Сергей узнал подробности Костиной эпопеи. Служба на тральщике, куда его запроторили за «джигитовку», была не пыльной.  Тральщик был старый, ввиду дряхлости в море практически не ходил. Теперь свободного времени у Кости было много. Он съездил во Владивосток, накупил кучу разных книг и, запершись в каюте, целый месяц что-то писал, считал, чертил, стучал на пишущей машинке. Когда его спрашивали, что он пишет, серьезно отвечал:
   - Пишу диссертацию на соискание ученой степени доктора военно-морских наук. На корабле посмеялись и присвоили ему новую кличку – «профессор».

   * * *      

    Капитан 3 ранга  Юрий Крамаренко служил помощником командира по снабжению на крейсере «Варяг». Был вполне перспективным офицером, но заболел и был признан негодным к службе в плавсоставе. Уходить на гражданку не хотел, да и до пенсии оставалось не много. Посему был назначен адъютантом командира военно-морской базы Стрелок. Вообще-то адъютант командиру базы не положен и официально его должность называлась то ли начальник секретной библиотеки, то ли заведующий секретным делопроизводством. Но бумагами занимался мичман, а Крамаренко сидел в «предбаннике» кабинета командира базы, отсюда  и кличка «адъютант его превосходительства». Служба была не сложной, но Юрию не нравилась. На прежнем месте он распоряжался вещевым довольствием и продовольствием целого крейсера, здесь же распоряжался бумажками. Шел второй месяц нахождения его в новой должности, и он уже начал привыкать. Как-то утром спешил он на службу, когда у входа в штаб базы его остановил какой то лейтенант.
   - Разрешите обратиться тов. капитан 3 ранга.
   - Да. Слушаю Вас.
   - Лейтенант Разумовский с бригады ОВРа. Вчера фельдегерьской почтой  мы отправили отчеты и корреспонденцию для командира базы. По моей оплошности не положили в почту один документ. Он не секретный, всего лишь для служебного пользования. Начальство, если узнает, накажет… Я, конечно, виноват…. Вот привез документ лично и инкогнито, возьмите пожалуйста. В качестве компенсации, вот бутылочка отличного армянского коньяка.
   Крамаренко взял у лейтенанта увесистый пакет. На пакете крупная надпись               «Практические предложения по переоборудованию тральщика проекта «…» силами ремонтных мастерских бригады ОВРа». Ниже мелким шрифтом было написано  «диссертация на соискание ученой степени – доктор военно-морских наук», но надписи мелким шрифтом Крамаренко читать не стал.
   - Ладно, лейтенант, выручу тебя на этот раз. Не печалься, иди себе с богом, будет тебе новое корыто. - Сказав эту фразу из известной сказки Пушкина, Крамаренко посчитал, что достаточно продемонстрировал эрудицию, затем сунул пакет и бутылку в портфель и вошел в проходную штаба.   
      Командир базы контр-адмирал Волошин, только что положил телефонную трубку после утреннего доклада начальнику штаба флота, когда к нему с бумагами заглянул Крамаренко.
   - Разрешите, товарищ адмирал?
   - Давай заходи. Что там у тебя?
   - Да вот, корреспонденция.
   Крамаренко подавал документы по одному. Командир базы бегло просматривал донесения из частей и размашисто накладывал резолюции. Разрешить, отказать, такому-то исполнить, такому-то разобраться и доложить и т. д. Последним Юрий положил на стол пакет, который ему передал Разумовский.  Адмирал вскрыл пакет, повертел в руках увесистый фолиант. Перевернул наугад несколько страниц, которые изобиловали графиками, таблицами, формулами и схемами.
   - Что это такое?
   - Да вот, из бригады ОВРа передали.
   - Кто передал?! Здесь нет ни препроводиловки, ни исходящего номера. Какая-то диссертация! Что это?!
   Пришлось Юрию признаться, как он поверил незадачливому лейтенанту и принял у него пакет. О коньяке он, естественно, благоразумно умолчал.
   - Ладно. Оставь это. Я разберусь.
   Юрий быстро собрал подписанные бумаги и выскочил из кабинета. Думал, пронесло, но здесь он ошибался. Выговор, на следующий день, он получил.  Адмирал раскрыл оставленный на столе том и начал его листать. В преамбуле говорилось, что в преддверии ракетно-ядерной войны, особо важным является переоборудование кораблей с целью защиты их от излучений и проникающей радиации… Далее предлагалось как защитить рейдовый тральщик. Предлагалось заварить наглухо все двери и иллюминаторы, оставив лишь один люк со шлюзовым устройством. В коридорах и во всех других помещениях установить поддоны с водой, в которых разводить водоросль хлореллу, которая будет поглощать углекислый газ, и выделять кислород. Далее шли расчеты, сведенные в таблицы и графики. Сколько углекислого газа в сутки выделяет среднестатистический человек, сколько требуется кислорода. Было учтено даже количество углекислоты, выделяемое камбузом и гальюнами (туалетами). Ну и так далее на пятистах страницах машинописного текста. В конце красовалась фраза, выделенная более крупным шрифтом: ПРОЕКТ РАЗРАБОТАН ЛЕЙТЕНАНТОМ РАЗУМОВСКИМ.
   Адмирал улыбнулся и, подумав, на титульном листе наложил резолюцию:
    - Командиру бригады ОВРа  капитану 2 ранга Карпову для ежедневного чтения перед отходом ко сну. Автора предлагаю направить в госпиталь для овидетельствования на предмет психического здоровья и пригодности к службе.
   История с «диссертацией» скоро стала известной в базе. На всех совещаниях адмирал подымал комбрига Карпова и спрашивал, читает ли тот перед сном работы лейтенанта Разумовского.
   - Читайте обязательно, я проверю!
   Подшучивали над бедным Карповым и другие командиры бригад. Особенно веселился комбриг бригады, где раньше служил Разумовский.

   Так Костя попал в главный госпиталь флота во Владивостоке. Начальник госпиталя подполковник медицинской службы Христенко разобрался быстро. Пациент был вполне адекватен и успешно прошел все тесты и пробы. Через неделю Христенко позвонил комбригу:
   - Вполне разумен, и психом его сделать нам не удастся. Так что по всем статьям годен
   - Ладно, подержите его пару месяцев. Потом что нибудь придумаем.   
   Больше месяца находился Костя в госпитале, и за это время для всех стал своим. Он отремонтировал все телевизоры и радиоприемники, которые ему приносил персонал. Обновил наглядную агитацию в коридорах, так как неплохо рисовал. Его даже иногда отпускали в город купить краски и радиодетали. Когда ему уже основательно надоело, он зашел к начальнику госпиталя:
   - Геннадий Андреевич я уже больше месяца тут сижу. Все Вам перепаял и перерисовал,
пора меня выписывать.
   - А чем тебе плохо? Отдыхай, знай.
   - Да нет, надоело все. Выписывайте.
   - Не могу. Начальство возражает, так что отдыхай пока.
   
   Через неделю в отдел кадров флота, по почте, пришел пакет на имя начальника. Капитан 1 ранга Овечкин, вскрыв пакет, обнаружил в нем на фирменном бланке представление на присвоение очередного воинского звания – полковника медицинской службы начальнику госпиталя. В представлении описывались достоинства подполковника Христенко, его аналитические способности при игре в преферанс, хорошо поставленный командный голос при разделывании подчиненных. Карандаши он затачивал исключительно скальпелем, дабы не утрачивать хирургических навыков и так далее в таком же духе.
   Представление было подписано лейтенантом Разумовским. Отсмеявшись, Овечкин переправил «представление» начальнику медицинской службы флота, а тот зачитал ее на очередном совещании начальников госпиталей…. Смеялись долго.   Взбешенный Христенко, вернувшись восвояси, сразу выписал Разумовского в часть.

   Вернувшись на корабль, Костя написал басню о командире бригады. Басня получилась отличная, там были сохранены все словесные обороты комбрига и метафоры, которые тот любил применять в своей речи. Басню переписывали и размножали на кораблях, читали и хохотали. Попалась она на глаза и комбригу. А придраться вроде было не к чему, фамилия и должность не указаны, стих написан в форме оды, главный герой безудержно прославлялся, и кто главный герой угадывалось сразу. Читать это комбригу было еще обиднее.
    Потом Костя еще пару раз отсидел на гауптвахте. Но свое творчество не прекращал, наоборот, с каждым разом оттачивал свое мастерство.
   Когда пришел приказ о демобилизации Кости Разумовского, Сергей был в море и проигранный ящик пива выставить не мог. А когда вернулся, Костя уже уехал в европейскую часть страны.

   * * * 
   В штурманской рубке Сергей наносил, свежую корректуру на навигационные карты, когда рассыльный пригласил его к телефону в рубку дежурного по кораблю. Звонил дежурный по бригаде.
   - Ступай в политотдел дивизии, начальник политотдела вызывает.
   - С чего бы это?! – всполошился Сергей, - настучал кто чего?
   - Не знаю. Голос был вроде нормальный, без скрипа.
   Критически оглядев себя в зеркале, Сергей провел щеткой по ботинкам, сменил пилотку на фуражку и сошел на пирс.
   - Разрешите? Товарищ капитан 1 ранга лейтенант Ба…
   Взмахом руки начальник политотдела прервал доклад и начал критически осматривать вошедшего. По привычке следовало начать с замечаний по форме одежды. Но брюки у лейтенанта были не мятые, подворотничок на кителе свежий, ботинки без следов пыли и грязи. НачПО пожевал губами и сменил выражение лица со строгого на некое подобие улыбки, затем произнес:
   - Ты наверно решил вписать свою фамилию в книгу рекордов нашей части, как самый старый комсомолец. Почему не вступаешь в партию?!
   - Я, вообще-то собираюсь…. Но рекомендацию могут дать только те, кто знает меня не менее года…
   - Напиши в училище, там тебя знают 5 лет.
   - Об этом я не подумал.
   - А думать иногда не вредно. Вот иди и пиши в свое училище. И вообще парторганизация на вашем корабле самая малочисленная – всего 7 человек. Безобразие! Ладно, ступай.
   На следующий день, Сергей сходил в поселок на почту и оттуда позвонил в училище. Дней через десять получил авиапочтой две рекомендации в партию. Одну написал руководитель его дипломного проекта капитан 1 ранга Курдин, вторую начальник кафедры навигации капитан 1 ранга Мартов.  Затем его рекомендовала комсомольская организация корабля и теперь оставалась только одна преграда – парткомиссия дивизии.
   О парткомиссии необходимо рассказать особо. Как уже говорилось, командир дивизии контр-адмирал Бубликов, был большой любитель покричать и поматериться. Командиры бригад старались ему подражать. Начальнику политотдела, как лицу «духовному» кричать и лаяться, как комдиву было не с руки. В душе, наверное, он завидовал адмиралу, зато на парткомиссии отводил душу. Хотя в состав парткомиссии входили начальники политотделов бригад, несколько инструкторов политотделов и замполит крейсера, они выполняли лишь роль статистов. Здесь партию соло вел только он – председательствующий. Остальные только поддакивали да изредка вставляли реплики. Задача парткомиссии состояла в том, чтобы определить, достоин ли испытуемый быть членом КПСС. Это был своеобразный экзамен. Вопросы начПО задавал разные, часто далекие от устава КПСС и работ В.И.Ленина. После каждого ответа, позволял себе пространные комментарии. Через 10 минут унижений, очередная жертва изгонялась как не сдавшая экзамен, и ей следовало проходить парткомиссию повторно. На повторной комиссии ситуация повторялась и лишь на третий раз вступающий в партию получал «добро». Все это Сергею рассказали весьма подробно, и морально он вполне был подготовлен к трем заходам.

   Парткомиссия заседала в клубе части. Помещение для «экзекуции» представляло собой большую комнату, где из мебели стоял лишь один длинный  стол. Вернее это были три стола сдвинутые вместе и накрытые красной скатертью. За столом сидела комиссия в составе 9 человек. Было еще около 5 пустых стульев, куда садились зашедшие поприсутствать  командиры бригад или их заместители. Они приходили сюда, как на бесплатный концерт так как сольные выступления начПО были весьма оригинальны и порой даже остроумны.
   Придя на парткомиссию, Сергей дождался своей очереди, вошел в зал и представился. Кроме членов комиссии за столом сидел комбриг его бригады и начальник штаба соседней. Председательствующий плотоядно улыбнулся и задал свой первый вопрос:
   - Ну-с, молодой человек, выглядите Вы как новая копейка. И чем Вы у нас занимаетесь?
   - Командую штурманской боевой частью сторожевого корабля «Гепард»
   НачПО вдруг стал серьезным, встал из-за стола и, обращаясь? к сидящим офицерам изрек: 
   - Вот ответ, которого я давно ждал! Все, ранее входящие, как отвечали?! Служу там-то, работаю тем-то, исполняю обязанности такие-то и подобное. И вот ответ настоящего офицера – КОМАНДУЮ!
   Начальник политотдела еще раз оглядел Сергея.
   - Это Ваш портрет висит в фойе клуба?
   - Так точно, мой. Правда, фотография неудачная в жизни я выгляжу лучше.
   - Ну-ну. Шутить здесь позволительно только мне. – И обращаясь к комбригу, спросил? – Ваш офицер? Что скажете о нем?
Комбриг развел руками.
   - Ну, хороший офицер…. Хороший спортсмен….
   - Уж, какой он спортсмен я знаю. Чемпион по прыжкам в окно к командующему флотом. – Затем, обращаясь к Сергею, - Содержание работы В.И. Ленина «Детская болезнь левизны в коммунизме» сможете рассказать?
   - Легко.
   - Ладно. Верю. Может у членов комиссии есть вопросы к лейтенанту? Нету? Тогда можете идти, Вы прошли парткомиссию
   Придя на корабль, Сергей зашел в кают-компанию выпить компоту. Командир с замполитом играли в нарды. Командир, не глядя на Сергея, сочувственно произнес:
   - Не переживай. Иди, учи работы Ленина, с третьего захода пройдешь. .
   - Нет уж, Николай Семенович парткомиссию я прошел.
   - С первого раза?! Быть такого не может. Ну, рассказывай.
   После того, как Сергей рассказал, как все было, командир отреагировал в непривычной для него манере:
   - Пойдем. Налью тебе 100 грамм, заслужил.
   В каюте он сказал командиру, что начПО назвал его чемпионом по прыжкам в окно к командующему.
   - Откуда он знает?
   - Да все начальники в дивизии эту историю знают и не только они. У нас на флоте тайны не приживаются. Да и какая тайна при таком обилии свидетелей и участников.

   Вскоре «Гепард», вне очереди назначили  на боевую службу. (у подводников это называется – автономка ). Идти по графику должен был эсминец «Бурливый», но у него появилось биение правой линии вала, и его отправили в док. Хуже всего было то, что поход пришелся на зимние месяцы. Японское море зимой постоянно штормит и, если даже на короткое время ветер стихал, оставалась вполне океанская зыбь с высотой волны до 10 метров.
   - Ну, какая океанская зыбь в Японском море?! – подумает неискушенный читатель. Тогда мы отправим его к справочникам, где он узнает, что площадь акватории Японского моря больше Азовского, Балтийского и Черного морей вместе взятых.
   На поход прикомандировали второго командира и штурмана. Теперь Левченко и Сергею
можно нести вахту по 12 часов. Все легче, чем на выходах, когда приходилось стоять сутками напролет.
   Швартовые команды стояли уже на юте, ожидая команду «отдать кормовые», когда к трапу подкатил армейский газик. Из машины вышли какой-то старший лейтенант с
пистолетом на ремне и матрос с автоматом. Лицо старшего лейтенанта свидетельствовало о его дружбе с зеленым змием. Их встретил старпом и отвел в резервную каюту.
   - Что за гуси? – Спросил Сергей у командира.
   - Особисты. Потом поясню, после съемки. Отдать кормовые! Пошел шпиль!
   Когда вышли в море, командир пригласил Сергея в каюту:
   - Когда будем проходить места скопления японских или корейских рыбаков, либо вблизи островов, ты должен предварительно сообщать особисту.
   - Ну и зачем это?
   - А затем, что офицер с пистолетом будет стоять на левом крыле мостика, а матрос с автоматом на правом. И, если кто-то прыгнет за борт с целью эмигрировать в загнивающий капитализм, они должны его расстрелять.
   - А, если матрос случайно упал за борт? Или смыло волной?
   - Я, думаю, все равно будут стрелять.
   - Вот гады! Может их самих «смыть за борт»?!
 - Да, хорошо бы. Но ты так не шути, в экипаже есть внедренные их стукачи. На каждом корабле по два человека.
   - А наших Вы вычислили?
   - Одного замполит вычислил. Второй пока не известен.

   Жизнь у прикомандированных особистов была не сахар. Приходилось сиднем сидеть в каюте, выходить они могли только по очереди, ввиду оружия. Обеды им носили тоже в каюту. Иногда старший лейтенант заходил к замполиту поиграть в нарды. Можно было еще подняться на мостик, но ветер и мороз загоняли его снова в каюту. Было еще одно хорошее место – штурманская рубка, вечером он туда и зашел. С хозяйским видом, начал осматриваться.
  - Вы прочли, что написано на двери этого помещения? – спросил Сергей.
  - А, что там написано? – Улыбнулся особист, - темно уже.
  - Там написано, что в штурманскую рубку разрешен вход только командиру, старпому и замполиту. Так что извольте выйти. Или Вам помочь?!
   - Я представитель особого отдела. Или Вы не знаете?!
   - Вот в особом отделе себя и представляйте, а у меня здесь секретные карты и сов. секретные документы. Сейчас я помогу Вам выйти.
   - Не надо! – бормоча под нос какие-то угрозы, особист покинул владения Сергея.
   Через пять минут в рубку вошел Левченко.
   - Ты чего особиста  из рубки выгнал?
   - Да вы, что Николай Семенович! Да если он здесь окопается, будет сидеть на диване постоянно. Нам с Вами ни поговорить, ни на диване полежать.
   - Тоже верно. А как аргументировать?
   - Я сказал ему, что у меня здесь секретные документы и без специального допуска находиться здесь нельзя.
   - Ну, я думаю, допуск у него есть.
   - Но выписку на руках он вряд ли имеет.
   Командир вышел и, вызвав в свою каюту по телефону особиста, сказал:
   - Я поговорил со штурманом. Он возражает против вашего нахождения в рубке ввиду режима секретности. У Вас есть допуск?
   - Ну, конечно, есть.
   - Предъявите.
   - Но не ношу же я его в кармане.
   - Тогда извините, Ничем помочь не могу. Можете находиться везде, кроме штурманской рубки, радиорубки, рубки ЗАС и БИПа (боевой информационный пост).
Когда корабль проходил полигон артиллерийских стрельб, командир решил «обстрелять» новичков. В экипаж недавно пришло молодое пополнение, артиллерийские
расчеты отлично выполняли нормативы на тренировках, но «живого» выстрела молодежь не слыхала, так как на фактических стрельбах не участвовала. Командир сказал Сергею:
   - Смотри, сейчас будет интересно.
   Прозвучал ревун, и залпом ударили все орудия главного калибра. Через минуту половина молодых была уже в кубрике, причем залезла под койки. Во второй раз результат был лучше. Несколько человек упали на задницу, но от орудий не убежали. Выпустив два десятка снарядов, командир решил, что для адаптации молодежи будет довольно. Артустановкам дали «дробь», гильзы убрали в ящики, с палубы смыли гарь и копоть, пошли дальше.
   Здесь необходимо объяснить читателю особенности артустановок данного корабля. Если на крейсерах и эсминцах артиллерийская обслуга сидит в башнях и психологически чувствует себя в безопасности, то башни сторожевого корабля закрытии только спереди и
по бокам, задняя (казенная) часть орудий совершенно открыта. После выстрела, находящимся поблизости закладывает уши от перепада давления, воздух становится горячим, создается впечатление, что невозможно дышать. К этому нужно привыкнуть.

   Сергей вспомнил похожий случай, который ему уже приходилось наблюдать. После окончания второго курса, проходили  практику на крейсере «Комсомолец». Одно из помещений крейсера было переоборудовано под штурманский класс на тридцать рабочих мест. У каждого курсанта был рабочий стол, необходимые приборы.  Репитеры гирокомпаса, лага, тахометров левой и правой машины, часы и пр. Здесь курсанты вели навигационную прокладку. Занятиями руководил преподаватель кафедры навигации капитан 2 ранга Рашидов, до училища служивший в Севастополе на каких-то мелких кораблях. На крейсер, как и курсанты, попал впервые.
   На одном из выходов в море, крейсер выполнял какую-то зачетную стрельбу. Была сыграна «Боевая тревога», по трансляции объявили:
   - Стреляет главный калибр! Задраить иллюминаторы, двери, люки, горловины! По верхней палубе не ходить!
   В учебном классе курсанты задраили иллюминаторы и продолжили занятие. Прошло минут пятнадцать – никакой стрельбы. Видать крейсер занимал исходную позицию. Капитан 2 ранга Рашидов, а был он страстный курильщик, вытащил пачку сигарет, сунул одну в рот и направился к выходу на палубу. Думал, успеет перекурить. Курсант Синяков до училища, служивший срочную службу на крейсере, сказал:
   -Товарищ капитан 2 ранга, нельзя на палубу сейчас выходить. Опасно.
   - Ладно. Не надо меня учить. Сам знаю кому чего нельзя, а кому можно.
   Только, что Рашидов закрыл за собой дверь, ударил залп трех орудий третьей башни. Корпус крейсера содрогнулся, с подволока посыпалась пробка, в двух плафонах рассыпались лампочки. Через несколько секунд, ударил второй залп, четвертой башни. После чего, курсанты услыхали слабый стук в дверь. Когда ее отдраили, увидели незабываемую картину. Через комингс вполз на четвереньках капитан 2 ранга Рашидов. Был он без фуражки, волосы торчком, лицо в саже, на котором белели только выпученные
от ужаса глаза. Китель расстегнут, все пуговицы оторваны. Левое ухо и пальцы правой руки в крови. Заикаясь, он только и сказал:
   - Вот, братцы. Едва за борт не сдуло. Хорошо успел за леер уцепиться. Фуражку жалко, совсем ведь новая была…

   * * *
   На второй день проходили район банки Ямато. Сотни японских сейнеров растянулись по всему горизонту морем огней. Было впечатление, что впереди целый город.
   - Как они умудряются при такой погоде работать? Тут нас качает  по черному, а каково им на таких мелких посудинах? – удивлялся Сергей на перекуре с командиром.
   - Рыбак дважды моряк, - заметил Левченко, - к тому же человек как собака, ко всему привыкает.
   На третий день корабль, с завидным постоянством, стал посещать противолодочный самолет ВМС США «Орион». Внешне он походил на наш гражданский самолет «ИЛ-18». «Орион» с ревом пролетал над мачтами, казалось едва, не задевая их, и сделав круг, улетал дальше по своим делам. В один из своих пролетов над кораблем, он вдруг сделал крутой вираж в сторону, с большим креном едва не коснувшись крылом воды.
   - С чего бы ему делать такие опасные выкрутасы, сказал командир, - ведь едва не утоп.
Все на мостике посмотрели в сторону кормы, куда улетал самолет, и всем все стало понятно. На кормовой надстройке 37 миллиметровая спаренная зенитная установка хищно водила стволами, сопровождая улетающий самолет. Командира едва удар не хватил.
   - Сейчас американцы состряпают ноту и два балла за боевую службу нам обеспечено. Ну-ка ко мне этого зенитчика я ему яйца оторву!
   Виновником оказался кок. По боевому расписанию он числился подносчиком снарядов на левом зенитном автомате. Освободившись после обеда от своей работы, влез он на сию артустановку и начал играться, вращая попеременно маховики вертикальной и горизонтальной наводки. А тут, кстати, и цель появилась….
   На четвертый день прошли остров Уллындо и заняли свой район патрулирования, который был нарезан между островами Оки и скалами Лианкур. Задача патрулирования – наблюдение за Корейским проливом (раньше он назывался Цусимским), При прохождении отряда военных кораблей в Японское море, осуществлять разведку, слежение и сопровождение. 
   
   Здесь уже было тепло, воздух плюс шестнадцать ночью, днем на солнце больше двадцати.  Приятно из зимы за три дня вернуться в лето. На пятый день в назначенную точку рандеву подошел танкер «Дунай», забункеровал нас топливом. Теперь этот танкер постоянно находился неподалеку, так как топлива у нас хватало на 5 суток хода. Иногда бункеровку растягивали на 8 суток за счет движения малыми ходами. Так и ходили. В море никого, изредка пройдет стайка рыбацких сейнеров и снова пусто.
   В одно из воскресений, со стороны японской базы Майдзуру прилетел американский вертолет. Бортовая дверь у него была распахнута, на пороге кабины сидел негр, свесив ноги вниз, и приветственно махал нам рукой. Вертолет снизился на минимальную высоту и сбросил какую-то коробку с буйком впереди по курсу, метрах в двухстах. Корабль отработал машинами назад, и боцман багром вытащил ее на палубу. На мостике командир коробку вскрыл.  В ней оказалась большая открытка, где на русском языке было написано:
   - Поздравляем командира корабля капитана 3 ранга Левченко Николая Семеновича с днем рождения! А так же особо поздравляем с днем рождения дочери.
Кроме открытки, в коробке была литровая бутылка шотландского виски и большая кукла, вероятно предназначавшаяся для родившейся дочери. Рождение дочери для командира было приятной новостью. Его едва слеза не прошибла.
   Тут же, прибежавший на мостик особист, выхватил коробку и заявил, что согласно инструкции, ее нужно опечатать и сдать, по приходу в базу, в особый отдел флота.
  - Ладно, - сказал командир, - пойдем-ка, зайдем ко мне в каюту.
   В каюте Левченко нарисовал особисту следующую ситуацию:
  - Ты, конечно, можешь сделать, как сказал. Виски выпьют в особом отделе, да и куклу моей дочери не увидеть. Но теперь до конца похода сто грамм, которые я тебе ежедневно
наливаю перед обедом тебе не видать. После того как я расскажу об этом случае другим командирам, ни на одном корабле тебе тоже не нальют.
   Это был удар ниже пояса. Особист настолько привык к ежедневным наркомовским, что жить без этого уже не мог.
- Хорошо, забирайте коробку. Ваша взяла.
   Вечером в сеанс связи, радисты приняли радиограмму, где командиру сообщали о рождении дочери. Сообщали, что роды прошли без осложнений, мать и дочь здоровы.


   Один за другим проходили дни и недели. Корабль утюжил свой квадрат вдоль и поперек, денно и нощно. Вокруг ни души. Как в той песне «только небо и море вокруг». Скучно и однообразно.
   Ночью командиру принесли шифровку, только-что принятую радистами. Предписывалось спуститься к югу от Цусимского пролива, где в районе острова Чечжудо, по донесению нашего рыбака, замечен отряд кораблей. Определить состав, сфотографировать, наблюдать за действиями. Это уже было конкретное дело. Дали самый полный ход – 28 узлов и понеслись на Юг. Для сухопутного автолюбителя 28 узлов ( это 52 км/час) вроде не так уж быстро, но кто ходил в море знает, что это значит. Снова заштормило и весьма сильно. По трансляции дали команду: - По верхней палубе не ходить. Это, чтобы никого не смыло или сдуло за борт. Содрогаясь всем корпусом от
работы турбин на максимальных оборотах, корабль врезался форштевнем в волну, подымая тучу брызг, которые накрывали даже мостик. По палубам текут реки воды. Нос корабля всплывает на гребень волны и через несколько секунд буквально падает вниз с высоты в восемь метров. Дальше следует удар о воду, все содрогается, падает и разбивается все, что плохо лежит…. Готовить пищу на камбузе стало проблематично, решили выдать сухой паек. Правда и едоков поубавилось, на обед явилось меньше половины личного состава. Когда вошли в пролив, прижались к левому берегу, качать стало немного меньше.
   В штурманскую рубку вошел командир, положил на карту линейку и провел линию от корейского порта Мокпхо до японского Нагасаки. – Когда пересечем эту линию, запишешь в навигационный журнал координаты и фразу: «пересекли линию Мокпхо – Нагасаки»
   - А это еще зачем?
   - Затем, что теперь, до возвращения в базу, будем получать вместо 30 процентов морских, 50 процентов океанских.
   - Вот не знал. Оно конечно пустячок, но приятно.    
   У острова Чечжудо никого не обнаружили и легли на обратный курс. Ход сбавили до среднего. За бортом стало еще теплее. Температура воздуха поднялась до 24 градусов, качка уменьшилась до терпимых размеров. На другой день выглянуло солнце. На мостике натянули широкий брезент. На этот импровизированный гамак улеглись валетом оба командира принимать солнечные ванны.
   Пусть не подумает читатель, что поход проходил как эдакое круизное, приятное плавание и только шторма нарушали его безмятежность. Вовсе нет. Ежесуточно проигрывались учебные боевые тревоги, в том числе и ночные. Тушили «пожары», искали подводные лодки, обнаружив на радаре крупные цели, неслись на опознание…
   Истекал второй месяц этой боевой службы, которая заканчивалась для корабля и его экипажа, как все в нашей жизни имеет начало и конец. Возвращаться из лета в зиму было неприятно, и только понимание того, что идем домой, согревало душу.
   Когда пересекли сороковую параллель, корабль настиг шторм в 9 баллов. Температура воздуха понизилась до минусовых значений, заканчивалось топливо.  Подошел танкер «Дунай». Дважды пытались подать шланги для дозаправки и оба раза шланги рвались. Теперь танкер шел рядом в ожидании улучшения погоды. Для экономии топлива остановили один котел и сбавили ход до самого малого. Так шли два дня. Котельные
машинисты собирали топливо ведрами и таскали в расходный ящик, так как насос его уже не забирал. Ввиду малого хода, корабль нещадно мотало. Командир сказал, что за 8 лет
службы ничего подобного не испытывал. Половина экипажа укачалась до такой степени, что ни нести вахту, ни выполнять какую либо работу не могли. К утру, температура воздуха упала до 20 градусов, началось обмерзание. Набегающие волны накрывали корму, и она была чистой, а вот носовая часть начала интенсивно обрастать коркой льда. Скоро нос корабля превратился в сплошную глыбу льда, который вскоре покрыл и обе орудийные башни и продолжал нарастать. Корабль получил солидный дифферент на нос. Набегающие волны подбрасывали корму вверх, оголяя винты, которые, освободившись из воды, набирали бешеные обороты и издавали совершенно нетерпимый человеческим ухом визг. Словно водили ножом по стеклу, усилив этот звук в десятки раз.
   Лед пытались скалывать, но оставалось слишком мало людей способных выполнять какую либо работу. К тому же лед нарастал быстрее, чем его скалывали. Невольно Сергею вспомнилась одна из лекций в училище об опасности обледенений. И примеры, как в Баренцевом море от обледенения перевернулся и погиб эсминец, а в Охотском три рыболовецких траулера.
   Вскоре закончилось последнее топливо. Без хода корабль развернуло бортом к волне. Теперь его ложило на левый борт, с креном до 50 градусов. С каждым разом он клонился влево все больше и больше.  Причем кренился он быстро, а выпрямлялся очень медленно. Последний раз, казалось, корабль совсем лег на борт и минуту оставался в таком положении, словно раздумывая вставать или нет. Эта  минута всем показалась вечностью. Медленно, словно нехотя, корабль все же выпрямился. Командир включил общекорабельную трансляцию и произнес слова, запомнившиеся Сергею на всю жизнь:
   - Экипажу переодеться в форму три первого срока. Думаю, это конец. Прощайте.
   Дошло до всех. На палубу начали выползать люди, скалывали лед кто, чем может, обдирая кожу на руках, ломая ногти… Командир решил применить довольно рискованный прием, терять ведь все равно уже было нечего. Артиллеристы вылили на казенную часть носового орудия несколько ведер кипятка. Оголился замок. Вставили холостой снаряд и произвели выстрел. К счастью орудие не развалилось, но от содрогания корпуса с бака отвалился большой кусок льда и упал за борт. Остальной монолит льда получил трещины, что позволило его дробить на более мелкие фракции. Кусок льда, отвалившийся с бака, упал с наветренной стороны. Теперь волны подымали эту глыбу, весом в несколько тонн, и обрушивали о борт. Эти удары сотрясали корпус, громом отдаваясь во всех помещениях, словно рассерженный бог океана Посейдон ударял в гневе своим трезубцем по беспомощному кораблю, оставшемуся без хода в бушующем море.
   Ветер снова поменял направление, чем начал сбивать волну. Обрастание льдом несколько замедлилось. Подошел танкер и подал шланги, начали принимать топливо. Через час шланги снова порвало. Больше на танкере целых шлангов не осталось, но на корабле уже заполнили несколько танков и, наконец, можно было дать ход. Дали малый ход, затем средний. Качать стало меньше. И хотя обледенение продолжалось, критическая ситуация уже оставалась позади. Командир включил трансляцию:
   - Всем мои поздравления! Будем жить!
   На мостик, пошатываясь, поднялись доктор с особистом. Оба   «благоухали» мощным перегаром, с которым не справлялся даже свежий ветер. Командир смерил взглядом парочку:
   - С первого раза угадаю, что неприкосновенный запас медицинского спирта в лазарете уничтожен штормом.
   - Ну, так думали конец. Чего же добру пропадать.
   
    На следующий день шторм начал стихать до вполне терпимых значений. За завтраком в кают-компании все обратили внимание на седину, появившуюся на висках командира.
   Встречать нас вышло 5 кораблей во главе с комбригом. Видно, танкер донес в штаб флота о критическом положении «Гепарда». Как потом рассказывал комбриг, корабль он не узнал, принял за кусок льда. Входить в базу в таком виде командир не решился, зачем пугать людей. Встали на якорь у острова Аскольд, где сутки обкалывали лед. Затем проследовали в залив Стрелок и к обеду встали на свое штатное место. Отобедав, Сергей с лейтенантом Судаковым сошли на пирс размять ноги. С непривычки, твердая земля ходуном ходила под ногами. Ботинки скользили по заиндевевшему бетону. Со стороны могло показаться, что лейтенанты выпили, а закусить забыли. Поднялись на бугор, возле КПП, отсюда хорошо было видно причалы и корабли. На «Гепард» было больно смотреть. Краска, ободранная льдом и волнами, обнажила борта, зияющие суриком и ржавчиной. Эти пятна, словно кровоточащие раны, покрывали корпус. Часть борта, куда ударяла пресловутая глыба, деформировалась. Листы обшивки прогнулись внутрь, и лишь шпангоуты торчали наружу, словно ребра свалившейся от голода лошади. Надстройки обросли солью, которая белела полосами, словно бинты на израненном теле корабля.
 
   После похода, концовка которого едва не закончилась трагически, прошло два месяца.  Весна уже полностью вступила в свои права и сопки вокруг бухты, где стояли корабли, стали ярко розовыми. Это расцвел багульник.   
    Как-то, стоя в наряде дежурным по кораблю, Сергей заполнял журнал, готовясь к сдаче дежурства.  Раздались два звонка. Это означало вызов дежурного офицера. По пирсу проходил начальник штаба бригады. Он встал рядом с вахтенным у трапа «приложив лапу к уху». Начальник штаба «откозырял» и прошел дальше. Но козырять ему пришлось еще долго, так как на юте всех кораблей стояли дежурные офицеры с рукой под козырек. Только Сергей сел дописывать злополучный журнал, как раздались три звонка. Это означало, что к трапу вызывался не только дежурный офицер, но и командир корабля. По спардеку уже бежал командир, на ходу застегивая китель. По пирсу проходил командир бригады. Теперь уже Левченко и Сергей стояли у трапа «приложив лапу к уху». Поравнявшись с кораблем, комбриг остановился и спросил у Сергея:
   - Ну, что лейтенант не передумал переводиться на лодки?
   - Никак нет, товарищ комбриг, не передумал.


   А международная обстановка в мире и в частности на тихоокеанском театре оставалась напряженной. Продолжалась война во Вьетнаме, не прекращались провокации на советско-китайской границе, очередной очаг напряженности возник в Северной Корее. Когда корейцы захватили американский корабль-разведчик «Пуэбло», якобы тот зашел в территориальные воды. США, в ультимативной форме, потребовали корабль вернуть, корейцы пошли в отказ. Американцы подтянули в район несколько авианосцев и группу десантных кораблей с морской пехотой на борту. Назревал вооруженный конфликт. Советский Союз был связан с Северной Кореей договором о взаимопомощи, но ввязываться в очередную драчку руководству не хотелось. Кремль настойчиво уговаривал корейцев корабль отдать, те упирались.
   Было принято решение отправить в Корею, мастера по утрясанию конфликтов, министра иностранных дел Андрея Громыко. Почему-то решили отправить его на корабле. На флот пришел приказ подготовить корабль для перевозки столь важного переговорщика. Причем
не какой-то там ракетный крейсер, а скромный эсминец. Возможно, такое решение было принято из тактических соображений – не давить на собеседников демонстрацией военного могущества.
   В бригаде к миссии в Корею начали готовить эсминец «Бурливый». Корабль срочно выкрасили от киля до клотика, и он сверкал как новая копейка. Всем матросам выдали новые тельняшки и рабочее платье. Покрасили даже пирс, к которому был ошвартован корабль.
   За три дня до предполагаемого выхода, у штурмана эсминца случился приступ острого аппендицита и его увезли в госпиталь. Штурманом на переход прикомандировали Сергея. В течении двух часов начальник политотдела дивизии инструктировал его о чем можно говорить с Громыко, а о чем нельзя, если высокое лицо зайдет в штурманскую рубку.
   В ночь перед  днем «Ч», к противоположной стороне пирса, где стоял «Бурливый», подошел танкер и начал заправлять эсминец топливом. И тут сработал закон бутерброда, который, как известно, всегда падает маслом вниз. Лопнул шланг, через который закачивали мазут в топливные цистерны эсминца. Пока останавливали насосы на танкере, мазут основательно испачкал свежеокрашенный борт «Бурливого» и образовал лужу на пирсе площадью около десяти квадратных метров.
   Работы хватило на всю ночь. Мазут собрали с пирса, затем мыли  борт и пирс горячей водой со стиральным порошком, протирали спиртом, снова все перекрашивали… Но на следующий день Громыко и сопровождающие лица на корабле не появились. В кремле передумали и отправили делегацию самолетом. Матросам велели новую робу сдать на склад. Сергей собрал  вещи и вернулся на свой корабль…

   Спустя несколько дней, после отбоя, в каюту к Сергею вошел Судаков, он дежурил по кораблю:
   - Рано ты спать улегся.  Ступай на «Бурливый», комбриг вызывает.
   Постучав в каюту, на двери которой висела бронзовая табличка с надписью «флагман», Сергей переступил высокий комингс:
   - Товарищ капитан 1 ранга лейтенант Барк по Вашему приказанию прибыл.
   - Вот, хорошо. Садись, сегодня будешь пить чай с комбригом. Ты мне сына напоминаешь, такой же ершистый. Кстати,  он курсант второго курса штурманского факультета. Да ты садись на диван не стесняйся. Бери вот печенье, сахар, лимон.
   Комбриг налил в свободный стакан черного чаю, подвинул Сергею. Тот сел на краешек дивана, отхлебнул из стакана, обжегся и поставил его на стол.
   - Что обжегся? Да, чаек горячий. А ты положи в стакан варенье, будет в самый раз. Да ты пей, пей. Я то уж стакана три выпил.
   Наконец  капитан 1 ранга закончил чаепитие и пересел к Сергею на диван.
   - Давно хотел с тобой поговорить. Вот не могу понять, что у тебя за тяга такая на лодки? Что может прельщать молодого не глупого офицера служба в этой консервной банке?! Что напердели тем и дышат! Карьера? Перспектива роста? Так и у нас она не хуже. Нравишься ты мне. Я вот что тебе предлагаю. На соседнем сторожевике освобождается
место помощника командира. На эту должность  будешь назначен ты. Через два месяца, отправляю тебя в Питер на высшие офицерские классы.  По возвращению назначаю старпомом на эсминец. Через год – командир эсминца, еще через год – командир БПК.
Потом академия. Ты знаешь, у нас ведь уже авианосцы строятся…. Как тебе такая перспектива? Пока я комбриг, я тебе это обеспечу. Ну, чего ты молчишь?
   - Да, товарищ комбриг, заманчиво.
   - Вот. А на лодку уйдешь неизвестно, как там обернется. Здесь ты уже себя зарекомендовал, квартиру тебе дали….
   - Не квартиру, а комнату, товарищ комбриг.
   - Приедешь с классов, получишь отдельную квартиру, Не все сразу.
   - Я подумаю, товарищ комбриг.
   - Вот, думай. На то у тебя и голова, на мой взгляд, не глупая. Ну, давай, включи чайничек, выпьем еще по стаканчику.
   И продолжились рассказы о разных курьезных случаях, которых у комбрига было не мало за годы службы на флоте. К часу ночи Сергею пришлось напрягать всю силу воли, чтобы не уснуть здесь прямо на диване. Часа в два, наконец, отпустили его восвояси.
 На следующий день Сергей рассказал командиру, какие перспективы рисовал ему комбриг, если он согласится не уходить на лодки.
  - Вот и оставайся. Комбриг хоть и самодур, но слово держит. А лодки он правильно назвал консервными банками.  Ты хоть мне толком то объясни, чего ты туда так рвешься?
    - Понимаете, Николай Семенович, я два раза по два месяца проходил практику на подводных лодках. Там совсем другая атмосфера, семейная что ли. Командир как отец, а экипаж – семья. Может специфика службы этому содействует или традиции, ведь жизнь всех зависит от любого члена экипажа. Как говорил Гаджиев: - Нигде нет такого равенства…. как среди экипажа подводной лодки. Где все либо побеждают, либо умирают.
   А здесь на кораблях  я уже насмотрелся, живут как пауки в банке. Крики, ругань. Каждый норовит поиздеваться над младшим, по званию. Или наказать, или на берег не пустить. Вот Вы не такой, поэтому и считаетесь на бригаде «белой вороной» и хода Вам не дают….
   Левченко нахмурился, достал из кармана портсигар, выудив оттуда сигарету, закурил. Оба молчали, какое то время. Наконец командир, вдавив окурок в пепельницу, сказал:
   - Не знаю во всем ли ты прав. Слишком резок в суждениях и оценках. Нельзя все делить на черное и белое. Палитра, как известно, имеет семь цветов, но определенная логика в твоих словах есть.
   На этом чаепития не закончились. В течении месяца, два три раза в неделю, с завидным постоянством, комбриг приглашал Сергея в свои апартаменты. Эти посиделки Барк  переносил с трудом. Он был «жаворонком», то есть легко мог вставать в 4 или 5  утра. Комбриг, как, оказалось, был «сова» и спать ложился далеко за полночь. В связи с этим, Сергею сложно было сохранять бодрость и свежий вид.
   За чаями, комбриг вспоминал всякие случаи своей корабельной жизни. Время от времени он прерывал свои повествования вопросом:
   - Ты согласен?
   - Да, товарищ комбриг, естественно!
   Через какое то время, комбриг решил, что в достаточной мере «обработал» Сергея. И тот, что называется «дозрел». Проводив его к дверям флагманской каюты, сказал:
   - Завтра ты мне скажешь свое окончательное решение. Какое бы оно не было, я его поддержу. Надеюсь, оно будет единственно правильным. Ты же не дурак и не враг себе. 
   Придя в каюту, Сергей достал лист бумаги и написал рапорт на имя комбрига:
- Прошу Вашего ходатайства перед вышестоящим командованием о переводе меня на подводную лодку….
   Затем сходил к командиру. Внизу рапорта Левченко дописал: - Ходатайствую по существу  рапорта.
   Утром, проходя ют «Гепарда» комбриг, заметив Сергея, заулыбался и спросил:
   - Ну, решился? Где служить будем.
   - Так точно товарищ капитан 1 ранга, решил.
   - Вот и хорошо. Давай свою бумагу.
   Комбриг взял рапорт, начал читать. Улыбка сползла с его лица, ее сменили меняющиеся гримасы гнева, возмущения и досады. Видать, ему было жаль вечеров чаепития, которые прошли впустую, и собственного красноречия, которое так и не достигло цели. Ни слова не говоря, он повернулся на каблуках и ушел.
   - Вот сейчас ты и получишь на орехи: - сказал Сергею Левченко и, как всегда, оказался прав. На завтра на корабль с проверкой пожаловал флагманский штурман. Накопал кучу замечаний. По мелочам, но крику было много. Теперь на всех занятиях, которые проводил флагштур, он начинал фамилией Барка и заканчивал ею. Естественно в негативном свете.
В клубе содрали фотографию Сергея со стены почета. А вскоре комбриг, придравшись к какой то ерунде, объявил ему строгий выговор в приказе. Вскоре два лейтенанта с
«Гепарда», прослужившие свой положенный год, получили очередное звание – старших лейтенантов. Сергей не получил. Левченко, как бы оправдываясь, говорил:
   - Ты же знаешь, я бы тебя в первую очередь представил, но ведь строгий выговор. Комбриг  все равно бы задробил…

    Рапорт Сергея о переводе командир бригады все же подписал. Сдержал слово. Вскоре в часть пришла депеша из штаба флота, где предписывалось лейтенанта Барка рассчитать и направить в отдел кадров флота за получением нового назначения. На этом  закончилась его служба  на надводных кораблях «дикой дивизии». Уходил радостный и довольный как слон. И даже нехватка кой-какого имущества при сдаче дел, за что пришлось выложить пол оклада,  его не огорчила.

     Спустя несколько дней, Сергей уже входил в здание отдела кадров флота. Вот и знакомый кабинет №7. За тем же столом сидел тот же кап три.
   - Здравия желаю товарищ капитан 3 ранга.
   - Привет, привет. Давно не виделись.
   - Вот, прибыл за новым назначением.
   - Да, да. Ступай к начальнику отдела кадров. Ты у нас такой важный гусь, что начальник желает лично вручить тебе предписание.
   Сердце у Сергея екнуло, что-то здесь было не так. По злорадной ухмылке кадровика было видно, что очередную гадость ему уже приготовили. Выйдя из кабинета №7, Сергей достал сигарету. Сделав несколько затяжек, бросил ее в урну для окурков и готовый ко всему, постучал в дверь кабинета №1. Кроме Овчинникова, там сидел еще какой-то кап два.
   - Разрешите, товарищ капитан 1 ранга?
   - А, вот и наш альпинист. Заходи, заходи. Прибыл за предписанием?
   - Так точно.
   - Вот, изволь получить. Назначаешься штурманом на подводную лодку С-336, 26 бригады подводных лодок. Место базирования – залив Владимира, поселок Ракушка. Не приходилось бывать?
   Это был удар ниже пояса. Еще в училище Сергей слыхал поговорку: - «Если у Земли есть задница, то это Ракушка». Замешательство, отразившееся на лице Сергея, не прошло незамеченным, и развеселило Овчинникова. Он явно наслаждался моментом.
   - А, что с лицом? Чего ожидал, скажи, пожалуйста?
   - Но в заливе Стрелок базируется бригада лодок в бухте Конюшкова и дивизия в бухте Павловского…. Я ведь и жилье уже получил в Тихоокеанске и переезжать никуда не надо…. Думал….
   - Вот думать тебе как раз и не надо. Мы за тебя уже подумали. Будь благодарен за то, что переводишься на лодку. Командующий как сказал: - «Если отлично прослужишь год».
   - Так я и служил отлично! В партию приняли, на боевую службу сходил старшим штурманом – оценка отлично. В клубе на доске лучших специалистов висел….
   - Знаем, знаем. Но, кроме этого, на гауптвахте успел посидеть и строгий выговор получить.
   - Вы и это знаете!
   - А как ты думал? Это отдел кадров флота, мы тут все знаем. Так, что были все основания в переводе тебе отказать и, если бы комбриг твой рапорт не подписал, так бы и сделали.

   Когда Сергей вернулся домой, Лиза по его лицу сразу все поняла.
   - Ну, что получил назначение?
   - Получил. – буркнул Сергей.
   - Неужто в Ракушку, - всплеснула руками Лиза.
   - В ее родную.
   За ужином Лиза, как могла, утешала мужа:
   - Да не расстраивайся ты так, и там люди живут. Худа без добра не бывает, все наладится.


   Из романа "Меридианы..."