Баллада о странниках. глава 18. Uisge beata

Ольга Само
Начало: http://proza.ru/2017/06/27/1630

Оставшись вдвоём, Эрих и Дэвис какое-то время сидели молча. Напряжение разрядило появление брата Авеля, который принёс хлеб и какую-то жидкость в глиняной бутыли.
- Это «uisge beata» - угрюмо пояснил он, - изгоняет демонов, исцеляет от вражды и ненависти.
Оставив бутыль на столе, монах ушёл, и братья снова остались одни.
- Ну, говори,  - нарушил молчание Дэвис.
- Чего говорить-то?
- Какого чёрта ты полез в Линкольнский замок?
- Это не я, а ты полез. Из-за тебя мы теперь подставились.
- То есть из-за меня? А разве не ты убил отца и затеял эту канитель? Я вообще не понимаю, что я с тобой тут делаю? – вскипел негодованием Дэвис, вскакивая с места. Его раздражало занудство брата.
- Я не убивал отца!
- И Уолефа не убивал?
- Нет!
- И меня не хотел убить?
- А ты меня не хотел убить? – спросил в свою очередь Эрих.
- И сейчас хочу! Голыми руками! – Дэвис кинулся на Эриха, и тот подумал, что аббат весьма предусмотрительно отобрал у них оружие. На самом деле Дэвис уже не испытывал ненависти к Эриху, просто выплёскивалось напряжение и ужас последних часов. Они сцепились, и какое-то время кружились по келье, опрокидывая скамьи, наконец, Эрих зажал Дэвиса своей железной хваткой, а тот всё ещё пытался вывернуться и ударить -  Успокойся уже, бешеный! Ай! Да больно же! Я же брат твой, слышишь? По крови брат!- вскричал Эрих, выпуская Дэвиса.
- Что? – опешил тот, отшатнувшись к стене.
- Эймунд и мой отец тоже, - тяжело дыша, ответил Эрих, - Выпей-ка  лучше этой, как там её,«uisge beata», да присядь, наконец, я сейчас всё расскажу.
 Дэвис тоже понял, что выдохся, налил в кружку немного жидкости из глиняной бутыли. Жидкость была прозрачная на вид и резко пахла.  Дэвис, стараясь не принюхиваться, залпом вылил содержимое кружки в рот и чуть не задохнулся. Ему показалось, что он проглотил огонь. Эрих, увидев, как у брата полезли на лоб глаза, быстро наполнил другую кружку из бочонка  элем и протянул его Дэвису. – На, запей скорее!
Дэвиса рассмешила эта забота. Сделав быстро несколько глотков эля, он постоял немного, словно прислушиваясь к себе.
- Это яд! – убеждённо произнёс он сперва, - Хотя, погоди. Кажется, начинает действовать.  – Дэвис подождал ещё немного, - Слушай, а ведь действительно становится легче. Веселее, как от вина, только ещё лучше. Хочешь попробовать? Только сразу не вдыхай воздух и элем лучше запить.
Эрих последовал его примеру.
- Ладно, давай рассказывай, - попросил Дэвис, поудобнее усаживаясь на жёсткой скамье.
Выслушав Эриха, Дэвис  немного подумал, а потом задал вопрос, - Я одного не понимаю, почему ты после смерти отца сразу не известил меня? Ведь ты как старший в семье наследовал по закону всё! Зачем надо было затевать эту кровавую междоусобицу, похищать Инге, шантажировать? Ты не кипятись, я просто сейчас пытаюсь понять. Зачем всё это было нужно?
- Потому что нигде нет подтверждения тому, что я родной сын своего отца и моя мать никогда это публично не признает. Потребовалось бы время, волокита, чтобы доказать мои права. А у меня не было этого времени – де Ласи на горло наступал, грозил мать из замка выгнать. Я же не знал, что долги заплачены. Стряпчий расписки нашёл только пару недель назад.
- А просто поговорить со мной нельзя было? – снова повысил голос Дэвис.
- А ты поверил бы мне, что я не убивал отца? – произнёс в ответ Эрих.
- Не знаю, - Дэвис пожал плечами и сбавил тон, - А что были основания не верить?
- Конечно, были. На празднике всех Святых мы с отцом сцепились. Он как всегда пьян был, да и я тоже хорош. Я тогда убить его пообещал. Дурак. Народу куча была, все слышали. Креггс видимо этим и воспользовался. Когда это случилось – сразу слухи поползли. Я почему к Ольдерсонам и поехал – хотел оправдаться, а получилось ещё хуже.
Братья снова глотнули «uisge beata», запили элем и разговор пошёл ещё оживлённее.
- Послушай, - говорил Дэвис Эриху, - тот человек, что считается твоим отцом по закону – тоже был де Рокайль и его имущество и земли перешло во владения Эймунда, после того рокового поединка. Значит ты, как его наследник можешь претендовать на эту часть наследства совершенно бес-пре-цен-дент-но.
- Бес-цен-ден…что? – не понял Эрих.
- А, неважно, короче, добрая половина наследства – твоя, как ни крути. – махнул рукой Дэвис.
- А тот сундук, что папаша тебе отдал с побрякушками?
- Забудь про них! Я по просьбе отца обменял их на ценные бумаги у одного знакомого еврея. Бумаги оставил у Патрика в Оксфорде, где их, похоже, украли. Во всяком случае, человек, туда посланный, их не нашёл. Наверное, кто-то уже получил по ним у евреев денежки.
- То есть ты их похерил?
- Можно и так сказать. Выпьем?
- Выпьем! – согласился Эрих. – Теперь мне понятно зачем де Ласи катался в Оксфорд.
Они ещё посидели, разговор становился сё оживлённее.
- Послушай, а тогда, когда я в реку свалился, это ты подстроил? Только честно! – спросил Дэвис заплетающимся языком.
- Честно? Не я. Хотя действительно думал про это, но перила были старые и вдруг…Понимаешь – я подумал и вот уже всё само произошло.  От моих мыслей. Я очень испугался тогда, решил, что отец меня убьёт. Я ведь не виноват, но я – виноват, ибо желать сделать, то же самое, что сделать, – оправдывался Эрих, чувствуя, как говорить ему становится всё труднее.
После третьего глотка «uisge beata» Дэвис рыдал в объятиях Эриха, а после четвёртой порции рыдать уже принялся Эрих. Они то просили друг у друга прощения, то снова принимались горячо спорить и клясться отплатить всем своим недругам, то и дело подливая друг другу из глиняной бутыли.
Что было дальше, Дэвис помнил смутно, - Нас отравили, - простонал он, когда его тошнило на заднем дворе. Земля под ногами качалась, как палуба корабля в шторм, а всё вокруг неслось в бешеной пляске. – Если я выживу, то клянусь больше никогда… -  новый приступ рвоты прервал его клятвенные заверения.
- Наверное, это выходят демоны, - устало пробормотал сидевший у стены Эрих, которого вырвало ещё раньше.
- Кажется, мы слишком много выпили этой «uisge beata».- предположил Дэвис, умываясь из бочки, в которую стекали с крыши дождевые капли.
- Или не стоило запивать элем. Где это видано, чтобы святую воду элем запивали? – рассудил Эрих.
Облегчив свои желудки, братья так и завалились спать на сене возле конюшни, не рискуя пробраться в дом, проклиная в душе коварство брата Авеля и его «uisge beata». Впрочем, одно обстоятельство оправдывало монаха - вражда между ними действительно закончилась.

Брат Авель был личностью весьма примечательной, и происходил из знатного валлийского рода. Англичане во время одного из своих набегов на северные земли уничтожили всю его семью. В неравной схватке погиб его единственный сын, а сам он потерял глаз и попал в плен к англичанам, а потом в рабство.
  Десять долгих лет держали его на цепи, точно пса, заставляя служить своим хозяевам. Только лютая ненависть к своим поработителям заставляла его жить. Несколько раз он сбегал, но его ловили и снова сажали на цепь.
  Однажды, он зарезал своего господина и его присудили повесить. Тогда судьба и послала ему аббата Брантона в виде избавителя. Тот выкупил его, руководствуясь странным чутьём, каким понимал он людей, угадывал в них то, что могло принести пользу.
  Валлиец прижился в монастыре и даже принял монашеский сан, несмотря на то, что был потомком последнего уэльского жреца. Правда устав он исполнял весьма своеобразно: не стриг волос и не брил бороды, не присутствовал на братской молитве, невзирая на увещевания аббата. Да и англичан брат Авель по-прежнему недолюбливал.
  «Англичанин?» - первым делом поинтересовался он, когда Патрика принесли в его келью.
– «Нет, латинянин. Но англичане его здорово попортили,» - заверил аббат.
  Дело в том, что брат Авель тоже занимался врачеванием и весьма успешно, но в латыни он был не силён и учёным книгам  предпочитал опыт языческих жрецов и заклинателей своего народа. Помимо этого брат Авель при помощи медной кастрюли и системы изогнутых трубочек наловчился делать из ячменного сусла чудодейственный экстракт, который называл «uisge beata» и который пользовался бешеным спросом за пределами монастыря.
  Таким образом, келья брата Авеля не имела ничего общего с тесной кельей смиренного отшельника, а напоминала скорее нечто среднее между лабораторией алхимика и жилищем колдуна. С потолка свисали сушёные травы и коренья, а на огне постоянно что-то грелось, булькало, что-то стекало и капало. В воздухе стояла специфическая вонь сивушных масел.
  Аббат сильно сомневался, что это всё могло гармонично сочетаться с обязанностями христианина, но смирялся, так как деятельность брата Авеля была востребована и приносила аббатству немалый доход.
Патрика оставили на узком деревянном ложе, покрытом овечьими шкурами, которое служило монаху постелью. Брат Авель, заросший длинными седыми волосами и бородой до пояса, высокий, костлявый, похожий на ворона склонился над ним.
- Мне сказали, что ты тоже лекарь, - прокаркал он хриплым голосом, - это хорошо. Стало быть, ты понимаешь, что мне надо сперва промыть и обработать рану?
Патрик кивнул, стиснув зубы, и приготовился снова терпеть боль.
Авель поднёс кружку к его губам. Патрик отстранился – Мне нельзя ... пить воду. – с трудом произнёс он.
- Это не простая вода. Пей, только задержи дыхание, это как глоток огня.
Патрик залпом выпил содержимое кружки, потом вдохнул воздух. – Это «aqua vita» - сказал он, - её делают на Востоке.
- Ещё чего на Востоке! – возмутился знахарь,  - Её делал мой дед, а он научился у ирландцев.
Спорить у Патрика уже не было сил.
Авель связал полотенцем кисти его рук и закрепил их на спинке кровати.
Потом осторожно размотал повязку и осмотрел рану.
- У того, кто вытаскивал стрелу, руки растут из задницы, - покачал головой он. – Впрочем, не сделай он этого, тебя бы уже отнесли в другое место. Рана грязная – готовься, без горячки не обойдётся.
- Говори со мной старик, мне так будет легче, – попросил Патрик.
- Что говорить-то?- проворчал Авель, но потом всё же спросил, -  Откуда ты родом?
- Из Турина.
- Отец твой жив?
- Нет. Он погиб, когда я был ребёнком.
- А мать? Она ждёт тебя?  - Авель говорил, а его ловкие пальцы обрабатывали рану.
- Она умерла…
- А братья, сёстры?
- Нет никого, я один…
Тут Патрик дико взвыл, так как монах залил его рану той самой замечательной «uisge beata», но Авель не обратил на это никакого внимания и продолжал делать своё дело.
- Ты последний в роду,  – неторопливо говорил он, - Всякий род иссякает, как источник, когда заканчивается его сила. Тогда Господь закрывает его. Мой род пресёкся, когда англичане уничтожили всю мою семью, потому что мы обессилели. В тебе кипит жизнь, любовь и ненависть, всё вместе. Я чувствую в тебе великую волю к жизни. Тебе ещё рано уходить, но тебя терзают сомнения – избавься от них, если хочешь остаться в живых, - бормотал валлиец, ножницами обрезая лохмотья плоти.
- Не могу больше… - прошептал Патрик. От нестерпимой боли его охватила слабость, он почувствовал, что теряет сознание.
  Авель сунул ему под нос тряпицу, пропитанную резко пахнущей жидкостью, - Дыши, дыши! Смотри на меня, парень, смотри, не уплывай! – монах обеими руками стал растирать его виски и уши.
 -  Ну что, легче? -  спросил он немного погодя.
Патрик кивнул, отдышавшись.
  - Конская моча, шибает что надо, мёртвого оживит, - похвалился Авель,- Я почти закончил, - добавил он, - осталось только наложить повязку.
  Затем он освободил руки Патрика и стал втирать в его запястья пахучую мазь.
- Мой сын погиб, когда ему было шестнадцать. У него были такие же кудри, как у тебя, только светлые. Тебе сколько лет – тридцать? Чуть меньше? Сейчас он был бы такого же возраста как ты. Мои дочери достались англичанам как добыча. А мою жену они просто зарезали. – монах говорил неспешно и каждое его слово было наполнено тяжёлой маслянистой горечью. – Ну что, легче тебе от моих слов? – повторил он.
- Нет… Несправедливо! Кто-то должен остаться в живых. Я отыщу их…, – пообещал Патрик, пытаясь удержаться на краю сознания.
- Дай-то Бог, парень. Твоё здоровье!– он плеснул себе в кружку «uisge beata» и выпил, поморщившись. Потом перелил жидкость в глиняную бутыль.
 - Я сейчас ещё кое-кого полечу и вернусь.
- Не уходи, старик, - попросил Патрик шёпотом, -  я усну и больше не смогу проснуться. Страшно...
- Не надо бояться. Спи. Я быстро вернусь, - успокоил его брат Авель, - и не позволю фоморам забрать твою душу.
  Брат Авель действительно быстро вернулся, но Патрику показалось, что за время отсутствия его облик слегка изменился. Келью словно застилал какой-то туман, сквозь который трудно было рассмотреть детали. Волосы и борода брата Авеля стали белее и гуще, пронзительней взгляд, и самое удивительное, куда-то исчез уродливый шрам на лице. Теперь оба глаза старого знахаря пристально и внимательно смотрели на Патрика.
- Ты хочешь жить? – спросил монах, не размыкая губ, но так, что Патрик отчётливо слышал каждое слово.
  Туман начал проясняться и молодой человек с удивлением заметил, что и очертания кельи изменились. Она стала напоминать просторную полутёмную залу, в глубине которой проступили силуэты колонн. Кроме того, исчезло ложе, и Патрик обнаружил себя стоящим посреди этой залы. Не исчезло только ощущение жуткой боли в боку. Брат Авель (или кто-то похожий на него) стоял в небольшой нише, с которой спускались ступеньки вниз. Рядом с ним на треноге горел огонь, в котором пылали  можжевеловые ветки.
- Ты хочешь жить? – снова услышал Патрик голос брата Авеля (или не Авеля).
- Я не хочу умирать! – ответ прозвучал, хотя Патрик не проронил ни слова.
- Это не одно и то же. Все боятся смерти, но не все хотят жить. Поэтому я спрашиваю тебя – хочешь ли ты жить?
- Не знаю,  – заколебался Патрик,  - Возможно, моё время закончилось и мне лучше уйти.
- Ты должен решить, остаться тебе здесь или перейти на ту сторону. Иначе, я не смогу тебя надолго здесь задержать. – брат Авель указал куда-то позади него. Патрик обернулся и увидел, что зала открывается в пропасть, через которую переброшен хлипкий мост. Очертания противоположного берега были смутны и терялись в тумане. Бездна ужасала его, но вместе с тем и странно манила, словно притягивая.
- Я как-то по-другому себе это представлял, - растерянно пробормотал он.
- Подумай, что ты ещё не успел сделать?
- Я не успел наказать парочку негодяев, - сказал он, раздумывая, - но по правде говоря, ради этого не стоит жить. И я обещал тебе разыскать твоих потомков. А ещё я не успел стать счастливым. Но цена моего счастья слишком высока. Я так не хочу.
- А ты хотел,  счастья по-дешёвке?  - с ехидством спросил брат Авель, - Подойди сюда, - позвал он его к треножнику,  - возьми немного пламени. Это поможет тебе определиться.
- Пламени?
- Да-да, не бойся, им нельзя обжечься.
Патрик приблизился к треножнику, поднявшись по ступенькам, и осторожно взял в руку небольшой язычок огня. Он и вправду был не горячий и точно змейка обвился вокруг запястья.
- Теперь обернись! – громко воскликнул брат Авель, - И посмотри в лицо своей смерти!
Патрик обернулся и увидел черноту, но это была не пустая чернота, а словно клубы чёрного дыма или облака. Ужас леденящий, парализующий волю, охватил его, и боль, которая казалось разрывала его на части, но это длилось одно лишь мгновение. Внезапно налетел сильный порыв ветра, ступени куда-то провалились, всё исчезло и его швырнуло в бездну.
  С отчаянным криком Патрик стремительно падал вниз,  зажатый в кулаке язычок пламени бился на ветру огненной ленточкой. Он успел подумать о том, что смерть – это вечное падение, а падение и полёт вовсе не одно и то же. Он летел, держась рукой за язычок алого пламени, который рвался вверх и словно замедлял стремительность этого падения. Становилось всё жарче и жарче, и Патрик подумал, что приближается преисподняя.
  Вдруг, падение замедлилось и вокруг него появились очертания города, на улицах которого кипел бой. Отовсюду лезли люди в сарацинских одеждах, лиц которых нельзя было разобрать в темноте южной ночи. В руке у Патрика оказался огненный меч, и он принялся разить направо  налево, всех, кто попадался ему под руку. Спустя какое-то время он остался один, среди множества мёртвых тел.
  «Господи, что же я наделал», - ужаснулся он и, приглядевшись, нагнулся над трупом старика, распростёртым у его ног. Резким движением отбросил Патрик покрывало с его головы  - на него смотрели остекленевшие глаза равви Натана. На лбу еврея зияла огромная дыра, из которой вытекало серое вещество мозга. Трясущимися руками Патрик стал срывать балахоны с других мертвецов и с ужасом узнавал в них знакомых или друзей – мельник Джекоб, Йохан и его брат Стивен со своей женой и младенцем.
  Вот ещё один труп – светловолосый юноша с перерезанным горлом и ещё молодая женщина. Охваченный безумием, Патрик приподнял покрывало над её головой – оттуда выпал медно-рыжий локон.
  Патрик закричал в отчаянии, но ни звука не вылетело из его разверстого рта. Ответом ему был дикий хохот, от которого кровь застыла в жилах. Патрик обернулся и увидел рядом с собой фигуру в одежде, напоминающей саван. Он пригляделся и ничего не разглядел под балахоном, кроме непроглядно-чёрной пустоты.
- Кто ты? – спросил Патрик, цепенея от ужаса.
- Избавление, - ответил ему хриплый голос, - Сделай теперь то, что теперь надлежит тебе сделать. Сделай это, ибо нет у тебя другого выхода.
- Что сделать?
- Умри! – воскликнула Пустота. – Это так просто! Сдохни, наконец! Ты же всех уже достал! Посмотри, скольким ты сломал жизнь! От тебя одни несчастья! Умри же!
- Сам умри! Лжец! – Патрик бросился на Пустоту, чувствуя безнадёжность этого своего порыва. Долгое время, пытался он достать мечом пустой балахон, теряя силы, обливаясь потом. Вдруг он почувствовал что-то у себя за спиной. Обернувшись, он увидел позади себя, что мертвецы восстали, сделались неузнаваемы, истлевая на глазах, превращаясь в человекоподобных чудовищ. Он попятился назад, споткнулся и упал наземь. Мерзкие твари набросились на него, терзая его тело.

Продолжение: http://www.proza.ru/2017/06/27/1647