Начало: http://proza.ru/2017/06/27/1621
Патрика везли из Оксфорда в Линкольн в тесной закрытой повозке, наспех сколоченной из толстых неструганых досок, которая напоминала ящик и не имела даже двери, только небольшое окошечко наверху, зарешеченное железными прутьями.
«Словно в гробу, - подумал Патрик, - очень плохо будет, однако, если гроб сделают тесным».
Его так и везли закованным в цепи, было страшно неудобно, нельзя было выпрямиться или вытянуть ноги. При этом он чувствовал всем телом каждую неровность на дороге.
Поначалу на душе у него было легко и спокойно. Совесть его молчала. Предательство канцлера мало его задело – Патрик и так был невысокого мнения об этом человеке. Кроме того, он хорошо знал Томаса Бека, который не упустит случая растрезвонить о случившемся не только в Оксфорде, но и в Лондоне, конечно, выставив себя героем дня, а значит, эта сплетня сыграет ему на руку.
Порадовал его и короткий разговор с аббатом Брантоном. Он произвёл на него впечатление умного, надёжного и последовательного, человека, который время не тратит попусту, а твёрдо двигается к намеченной цели.
Патрик не сомневался, что Брантон сделает всё, чтобы добиться справедливости по закону. Поэтому и перед Дэвисом его совесть была чиста – он сделал всё, что было в его силах. Украденный кусочек счастья с Инге Патрик считал теперь взятым на время в долг, который предстояло вскоре вернуть.
«Возмездие! - думал он, - Господи, как же ты скор на расплату и как тяжела твоя десница. Только порадовался счастью – и вот уже надо терпеть страдания. Как всё быстро! И как всё справедливо!».
Патрик смирился с тем, что жизнь его оборвётся через несколько дней или часов в страшных мучениях и всё, что ему осталось – это воспоминания. Трясясь в повозке, по неровной дороге он вспоминал запах рыжеватых волос Инге, прикосновения её тонких пальцев, солоноватый вкус её слёз на своих губах. Он вспомнил, тогда её слова, в первый день их встречи на мельнице о том, как надо терпеть боль, и представил, как она стоит в поле и воздевает руки к небу, и просит, просит, просит…
«Милая, моя, родная, молись, молись за меня, помоги мне выстоять, помоги не сломаться. Господи, что бы я отдал, чтобы вновь оказаться рядом с ней?» - спрашивал он себя, и ответом звучало – всё бы отдал.
Но проблема была лишь в том, что у него ничего больше не было, даже свободы, а в ближайшей перспективе и жизни, поэтому и отдавать было нечего. Вскоре и сам он станет воспоминанием для своих друзей, которые, несомненно, будут поднимать за упокой его души кубок за праздничным столом. То есть какое-то время, конечно, будут поднимать кубок и вспоминать о нём, а затем жизнь преподнесёт новые потери, новые события и новых друзей и вспоминать о нём будут всё реже и реже.
Тут Патрику стало не по себе, и перспектива стать воспоминанием ввергла его в уныние, на душе заскребли кошки. Кроме того, молодой человек внезапно осознал, что и взывать к Господу ему было бы столь неуместно, как неуместно было бы Инге просить за него и молиться небесам. Сколько раз давал он обеты, а потом предавал своего Господа, засыпая в тяжком хмелю в объятиях падшей женщины, имя которой зачастую наутро не мог даже вспомнить. Ему хватало совести считать это чуть ли не подвигом и гордиться тем, что душа его не знает любовной страсти. Но при этом не замечать, что вытворяет тело!
Как мог он вообще посметь принять любовь этой девочки, позволить себе коснуться её? Когда святое чувство любви не единожды попиралось им в пьяном угаре, осквернённое животной похотью. Жгучий стыд до дрожи охватил Патрика – поделом ему, блуднику и пьянице, нечего теперь взывать о помощи, молить о прощении. Надо набраться мужества и принять свою участь, низвергнуться в преисподнюю – достойный удел каждого грешника, его заслуженный удел.
И всё же он прошептал покорно, безо всякой надежды, - «Воля твоя, Господи, если хочешь, спаси меня по милости твоей, если же нет – взыщи с меня по заслугам», - понимая, что вряд ли будет услышан.
Замок Линкольн представлял собой каменное четырёхугольное строение с башнями по четырём углам, ориентированными на стороны света. Снаружи замок был обнесён мощной каменной стеной, которая сообщалась с замком четырьмя галереями. Внутри башен располагалось три яруса, помимо подземелья. В замке находилась резиденция герцога де Ласи, тут же была и тюрьма и камеры пыток, здесь во внутреннем дворе замка приводились в исполнение приговоры местного и королевского суда.
Когда деревянная повозка, наконец, очутилась во внутреннем дворе замка и Патрика из неё извлекли, он не сразу смог встать на затёкшие ноги. Его подхватили под руки и поволокли вниз, в подземелье Северной башни. Там в небольшой полукруглой зале, его встречал сам герцог де Ласи со своими приближёнными, среди которых был и печально знакомый Гуго Райнон. Лицо у герцога светилось свирепым торжеством.
«Господи! – взмолился про себя узник, - избавь меня от лицезрения этих шутов! Лучше сдохнуть поскорее, чем участвовать в этом представлении».
Расчёт Патрика был прост – вывести из себя герцога, который был весьма вспыльчив и в гневе плохо владел собой, чтобы тот побыстрее его прикончил. Провожатые грубо швырнули Патрика к ногам герцога. Опутанный цепями, с колодкой на шее, пленник всё же попытался подняться на ноги, но Райнон ударил его со спины, заставив упасть на четвереньки перед герцогом.
– Ползай на коленях, тварь! Право ходить на двух ногах ты ещё не заслужил! – воскликнул он, ухмыляясь.
- Что, один на один со мной выйти, как мужчине - кишка тонка? - усмехнулся Патрик, поднимая голову и глядя герцогу в глаза.
Гуго он даже словно не заметил, давая понять, что такое ничтожество не стоит внимания.
- Эти бредни про благородство оставь для лавочников, – герцог, презрительно сплюнул, - я поступлю лучше. Я сожгу эту деревеньку, и повешу всех твоих дружков и сообщников на городских воротах. Клянусь, они будут висеть так, пока не расклюют их тела вороны. А девчонку… Знаешь, что я сделаю с девчонкой? – он наклонился, упершись руками в колени и глядя Патрику прямо в глаза.
Патрик рванулся, пытаясь подняться, но Гуго ударом ноги снова заставил его упасть на четвереньки.
Де Ласи расхохотался, довольный своей выходкой, - С девчонкой я в самую точку попал? А?
- Да, у тебя хорошо, получается, сражаться с женщинами, особенно с беременными…- произнёс Патрик и получил удар сапогом по лицу, который опрокинул его навзничь.
- Замолчи!!! – усмешка сошла с лица де Ласи, и он с остервенением принялся избивать ногами распростёртого на полу туринца. Райнон с подобострастным усердием принялся ему помогать.
Наверное, для Патрика бы так всё и закончилось, но в это время в залу торопливо вошёл Эрих.
– Эй, вы что творите? Довольно! Вы так убьёте его! – он отшвырнул Райнона в угол и загородил пленника от разъярённого де Ласи.
- Пошёл прочь, щенок! Не лезь не в своё дело! – проревел де Ласи, свирепо вращая налитыми кровью глазами и тяжело дыша.
- В магистрате собрали заседание суда. Там объявился мой брат! Нам срочно надо туда. - выпалил Эрих, переводя дух, - Чёрт, вы что наделали?- выругался он, посмотрев на окровавленного Патрика, неподвижно лежащего на полу, - Он же не дышит! И что вы теперь скажете судьям?
- Ты даже не представляешь себе, какая это живучая скотина! – тяжело дыша бросил де Ласи. – Снимите с него оковы и отдайте палачу, - приказал он солдатам, - пусть поработает. Мне нужно, чтобы он во всём признался. Сдох – но признался.
Мастер Шенк был в прескверном расположении духа. Он не выспался – его дочь уже несколько дней мучилась болями и он постоянно просыпался в течение ночи, заслышав её тихий плач или причитания жены. Наутро к этому ещё добавились полные отчаяния взгляды и ощущение беспомощности. Ничего не помогало – ни обливания святой водой, ни окуривание можжевельником, ни микстура, выписанная аптекарем. Шенк был просто счастлив сбежать от этой безнадёги, когда за ним пришли из замка и сообщили, что есть срочная работа.
Пару лет назад он работал забойщиком скота, но случился падёж, дела пошли плохо. Тогда Шенку и предложили место палача в линкольнском замке. К своей новой работе Шенк относился добросовестно, как к любому другому делу. Он не испытывал удовольствия от мучений своих жертв – это не было самоцелью, он лишь добивался от них признания и затем исполнял приговор.
Не испытывал он по отношению к жертвам и сострадания – в большинстве своём это были люди алчные или высокомерные или жестокие или развратные, а зачастую – сочетали в себе все эти пороки. Все они одинаково с презрением и с ненавистью встречали его, а потом, сломленные болью умоляли его о пощаде, унижались, оговаривали себя и своих близких.
Шенк не чувствовал угрызений совести и воспринимал себя, как исполнителя божественной воли в отношении этих людей, как служителя закона. Жалости он не испытывал, ибо считал, что животные, которых прежде ему приходилось убивать, заслуживали его жалости в большей степени, нежели эти люди.
Однако Шенк чётко разделял семью и работу. Равнодушный к страданиям заключённых в замке, он безмерно переживал болезнь своей шестнадцатилетней дочери. Не мог видеть слёз и отчаяния своей жены. В замке появилась возможность немного отвлечься, заняться делом, но мрачные мысли никуда не уходили, и зловеще-тоскливое чувство тревоги не покидало его.
Жертву приволокли в бессознательном состоянии. Молодой человек лет тридцати, худощавый, высокого роста. Лицо его было залито кровью.
Шенк очень не любил, когда ему доставляли избитых до беспамятства – с такими сложнее было работать, они то и дело норовили отдать концы и не успевали признаться в содеянном.
- Поаккуратнее что, нельзя было? – проворчал он, глядя как бедолагу волокут за ноги по каменному полу, - Что теперь от него толку?
Пленника положили на скамью, и хотели было связать ремнями руки, но палач дал понять, что это лишнее. – Писца потом пришлёте, когда очухается, - буркнул он мрачно и проводил стражей за дверь.
Патрик очнулся от того, что ему на лицо лили прохладную воду. Цепей на нём больше не было. Он лежал на широкой скамье и какой-то угрюмый человек, заросший рыжей щетиной, в кожаном фартуке поливал его водой из кувшина. Увидев, что пленник очнулся, человек громко выругался.
Патрик со стоном приподнялся на скамье, выплюнул на пол кровь, которая текла изо рта, потом ощупал своё лицо – Проклятье! – простонал он, - Нос сломали, зуб выбили, рёбра… чёрт! Добрый человек, дай хоть воды попить!
- Вообще-то я палач и в мои обязанности не входит подавать воду заключённым, – мрачно заметил человек в кожаном фартуке.
- Да? Никогда бы не сказал. Внешность у тебя чересчур благородная для такого рода занятия, – искренне удивился Патрик, снова сплёвывая на пол кровь. Благородства в облике Шенка было не больше, чем в сковороде, но Патрик был действительно благодарен человеку, волей которого с него сняли оковы и который хотя бы пытался привести его в чувство. Похвала была грубой, но в ней не было ни капли притворства, и потому она достигла цели.
- Ну раньше-то я забойщиком скота был, – мастер Шенк был явно польщён, но сразу спохватился. – Это дело не меняет. – нахмурился он, - Я вашу породу норманнскую, рыцарскую терпеть не могу. Грабить и убивать, убивать и грабить – больше вы ничего не умеете делать! Алчные, подлые, вы только жрёте, пьянствуете и дерётесь друг с другом. Чтоб вы все сдохли! Англия бы вздохнула свободно…
- Вообще-то я не норманн, и не рыцарь. Я из Турина, это далеко отсюда. Учёный я, лекарь, – прервал его пламенную речь Патрик.
- Ага, ври больше! У тебя на теле написано – чему и где ты учился.
- Это в прошлом, - Патрик осторожно приподнялся и уселся на жёсткой скамье, поджав босые ноги, говорить ему разбитыми губами было больно, голова противно кружилась, но он интуитивно чувствовал необходимость контакта со своим палачом, – Кстати - у тебя подагра. – продолжал он, - Правая нога чувствует хуже, чем левая. Особенно к перемене погоды. Ты мажешь её дёгтем и прикладываешь конским навозом, но ничего не помогает. И сердце прихватывает? Так?
- Ну, допустим. – недоверчиво посмотрел на него палач. Он помолчал немного, видимо раздумывая над чем-то.
Патрик тем временем рассматривал арсенал пыточной камеры. Тут была и дыба и «железная дева» и жаровня и множество инструментов- щипцов, клещей, пил, хлыстов, колючих ошейников. Патрик содрогнулся от ужаса, представив, что его ожидает
– «Интересно, с чего начнёт палач?» - невольно подумал он. С дыбы или с жаровни? Или вставит мне в задницу железный штырь?"
Но мастер Шенк не торопился, видимо приняв какое-то решение, потом произнёс
– Раз ты лекарь – ты мог бы помочь моей дочери?
- Смотря чем. – Патрик не подал виду, но сердце его забилось в предчувствии удачи.
- Ей больно справлять малую нужду. Сил нет смотреть, как она мучается бедняжка. Боится глоток воды сделать. Аптекарь микстуру велел давать – всё без толку. Святой отец сказал, что это от похоти и велел обливать её холодной водой, чтобы угасить блудный жар, но ей от этого стало только хуже, – в словах мастера Шенка послышалась отцовская тревога. – Не могу я на это смотреть, иной раз, думаешь, сам бы пошёл и удавился.
- Понятно, - кивнул головой Патрик, понимая, что палач, пожалуй тоже человек, - ты можешь мне найти клочок бумаги и перо с чернильницей?
Палач немедленно исполнил его просьбу. Патрик протянул ему записку и сказал. - Вот это отнесёшь аптекарю, пусть изготовит лекарство. Там нет ничего сложного, даже если ваш аптекарь конченый дурак. Ещё траву заваривай, медвежатник называется. На здешних болотах растёт. Жена твоя знает наверняка. Пить, наоборот, давай ей побольше, не бойся. А мочится пускай пока в таз с горячей водой – так будет легче. Всё понял? Недели три пускай всё это делает, и от холодной воды держи её подальше. Ну стирать там, мыть…
- Ага, – мастер Шенк спрятал пергамент за пазуху. – Если поможет твоё лечение, за мной тоже не заржавеет,- пообещал палач, - а если не поможет – не обижайся. Дело своё я знаю.
- Интересно, каким это образом ты можешь мне помочь? На свободу ведь не отпустишь,- грустно усмехнулся Патрик.
- На свободу я тебя отпустить не смогу, даже если сильно захочу. Но у тебя ещё целых три дня есть, а за эти три дня многое измениться может. Поверь, я чего только не повидал. Иной раз ведь как бывает. Исхлопочут помилование для человека, а он весь переломанный, косточки целой нету, и милость эта для него хуже казни. Три последних дня жизни по-разному можно прожить. Можно визжать от боли как поросёнок и валяться в своих нечистотах, а можно с достоинством, по-человечески. Согласись – разница есть.
- Пожалуй ты прав, - согласился с ним Патрик.
- Я сейчас уйду и вернусь завтра днём, – продолжал палач, - Вот вода в кувшине. В углу охапка соломы. Спать захочешь – лучше ложись на дыбу, она удобнее.
- А если кто придёт?
- Это вряд ли. Я дверь на ключ закрою, второй ключ только у де Ласи, а завтра предстоит короля встречать. Ему теперь явно не до тебя.
Палач ушёл, лязгнув железным замком, и Патрик остался один. Он напился воды из кувшина, потом попытался отмыть с бороды кровавую корку, затем завалился спать в углу на охапке соломы, так и не решившись воспользоваться дыбой.
Когда он проснулся от холода и ноющей боли в рёбрах – факелы уже догорели, и в подземелье царила кромешная темнота. Ничего, ни пятнышка света, ни звука. Невозможно было никак определить, который сейчас час, или какое время суток.
«Как в могиле», - подумал Патрик и вдруг вспомнил, как в детстве он закрывался в тёмном чулане, а через какое-то время перед глазами начинали возникать диковинные образы. Но сейчас перед глазами стояла просто чёрная стена.
Ему стало жутко. Он вдруг подумал, что вот так и бывает после смерти, что нет никакого рая, никакого загробного блаженства, есть только кромешная темнота и обезумевшее сознание, мятущееся посреди этого мрака.
Единственное, что он чувствовал в данный момент - это своё тело, саднящее болью от побоев, да слышал, как повсюду возятся крысы. Ему вдруг стало ужасно жалко расставаться со своим телом, сильным, красивым, здоровым, которое так хорошо служило ему и связывало его с этим миром. Прекрасным, удивительным миром, который уже совсем не хотелось покидать.
Патрик удивился перемене в своём настроении - ещё недавно он желал, чтобы побыстрее всё закончилось. Он ожидал смерти, как избавления. Теперь же стоило ему освободиться от оков и выспаться, как вдруг невыносимо захотелось жить. Желание жить породило чувство зверского голода. Патрик вспомнил, что последние двое суток он вообще ничего не ел. Он попытался заглушить чувство голода водой из кувшина, но молодой здоровый организм на это не повёлся.
Не получалось и заснуть – обнаглевшие крысы то и дело пробегали по нему своими лапками и противно попискивали. Повышенное внимание этих мерзких животных было неприятно. Он вспомнил случаи, когда оголодавшие крысы обгрызали лица больным или спящим людям. Патрик изловчился в темноте поймать одну из крыс, свернул ей шею и бросил в темноту остальным. Раздался визг, и крысы на какое-то время угомонились, сожрав своего сородича.
Однако появилась другая нужда. Одежда, которую палач вернул перед уходом, не спасала от тюремного холода и сырости. Патрик основательно продрог и стал шарить вслепую по камере, натыкаясь на орудия пыток, чтобы найти хоть что-то, во что можно было бы завернуться. Ему посчастливилось отыскать какую-то дерюгу, закорузлую и вонючую, которую либо подо что-то стелили, либо что-то ей вытирали. Патрик решил не задумываться о том, что именно это могло бы быть.
Чтобы хоть как-то скоротать время он стал продумывать план своего спасения. Благосклонность палача вселила в узника надежду, и он горячо молился о том, чтобы его дочурке полегчало. Мало-помалу мысли его потекли в нужном направлении, анализируя интересы, сильные и слабые стороны действующих в ситуации лиц выстраиваясь в определённую стратегию, которая, хотя и зависела от множества случайных факторов, но всё же учитывала реальное положение вещей и вполне годилась в качестве плана для спасения.
Очевидно, что де Ласи был заинтересован его искалечить так, чтобы даже оправдательное решение суда никак не повлияло бы на его судьбу. Почему? Потому что он не уверен в своих обвинениях. Потому что, если Патрик не признает вину – королевский суд может назначить Божий суд или судебный поединок. Король Эдуард очень любит подобные зрелища, любит он и когда его казна пополняется за счёт имущества погибших на поединке. К тому же он занят тем, как подчинить короне все местные баронские суды и сделать систему судопроизводства централизованной.
Плюс ко всему этому в Линкольне может объявиться Дэвис. Патрику показалось, что он где-то об этом слышал. В его сознании всплыло, что пока он пачкал кровью обувь де Ласи, кто-то вошёл и произнёс фразу «Мой брат объявился!» и ещё что-то про суд. Эрих? Невозможно. Хотя почему нет? Де Ласи судя по всему наложил лапу на имущество старого барона и тем самым разозлил наследника. Так вот кому он обязан тем, что герцог не сплясал тарантеллу на его рёбрах своими коваными сапогами. Значит, обвинение в убийстве Дэвиса будет снято, останется обвинение в убийстве негодяя Креггса.
Здесь свидетельствовать сможет только Инге, но тогда ей придётся рассказать о том, что её держали в замке, а это может грозить ей бесчестьем. Впрочем, если речь пойдёт о его спасении Патрик был уверен, что она и не вспомнит про свою честь.
Господи, Инге! Ему снова невыносимо захотелось её увидеть и не просто увидеть, а стиснуть в объятиях до хруста костей и не отпускать больше никогда. Это её молитвами он получил отсрочку и его тело ещё не растерзано железными крючьями. О, если только ему суждено будет отсюда выбраться, он в клочки разорвёт всякого, кто осмелится, хоть словом, хоть жестом, хоть взглядом усомниться в её чистоте, бросить тень на её невинность. Он вспомнил, как они расстались и теперь уже горько пожалел о своей нерешительности.
Эльгит… Томас Бек упомянул, что де Ласи снова поднимает историю её смерти и жаждет расплаты. Жалкий, пошлый, даже не человек, а пародия на род человеческий. Но вот в этом как раз его реально и могут обвинить. Они считают, что лучше осудить невинного, чем упустить виновного. И в который раз Патрик пожалел, что не вызвал герцога на поединок ещё тогда, когда Эльгит была ещё жива. Но сейчас эта ордалия дала бы ему шанс. Вопрос только в том, какое зрелище предпочтёт Эдуард – «Суд Божий» или казнь.
Время шло, а ничего не происходило, ничего не менялось, кроме тягостного ощущения неопределённости. Патрик уже подумал о том, чтобы свернуть палачу шею, когда тот вернётся и удрать из камеры, но с отвращением отбросил эту мысль. Палач ещё не сделал ему ничего дурного, а, значит, не заслуживал такой участи. К тому же наверняка замок был битком набит охраной, через которую невозможно было бы прорваться.
Шенк вернулся, когда узник уже решил, что про него забыли.
- Ей стало легче, – заявил он с порога и поставил на стол объёмистую корзину. – Держи вот, жена тебе поесть передала.
Патрик не заставил себя долго уговаривать, мигом очутившись возле корзины, в которой лежали всякие свёртки и большая глиняная бутыль. Здесь были яйца, рыбный пирог, сыр, а благословенная бутыль совершенно точно содержала в себе вино. Патрик немедленно откупорил её и изрядно отхлебнул – Здоровья всей твоей семье и тебе, достопочтенный… - он покосился на палача.
- Шенк. Зови меня мастер Шенк.
- Любезный Шенк, мне как-то неловко всё это одному, - проговорил Патрик с набитым ртом, обводя рукой содержимое корзины, - Присоединяйся, давай бери кружку. Выпьем, друг!
- Первый раз вижу, чтобы человек благородного происхождения разделял трапезу с палачом, - покачал головой Шенк, впрочем охотно доставая ещё одну кружку.
- Предрассудки! – махнул рукой Патрик, - перед смертью мы все равны. Христос даже разбойниками не гнушался, и уж точно не нам, грешным, воротить нос от своих ближних.
Он быстро захмелел, выпив вина на пустой желудок, глаза его загорелись, речь полилась сплошным потоком.
- Клянусь честью! Ты самый лучший палач в Англии! Да что там Англия, на всём белом свете не найти палача лучше мастера Шенка. Я уже готов признаться в чём хочешь. Например, что казнил святую Биргитту, или сожительствовал с Папой Римским, или с его ослом. Или наоборот. Воистину, нечасто в жизни мне бывало так хорошо, как в камере пыток! Выпьем же за упокой моей души!
- Погоди, послушай, что скажу, - продолжил мастер Шенк – Мой свояк был вчера в суде. Там объявился баронский сынок, которого, как говорят, ты упокоил в Вудфилде. Ничего - жив, здоров, как конь. Судья–то его сперва не признавал, но аббат наш из Фаунтези судью прижал, и брат его тоже потом признал. Налетел он на него, на сводного брата-то, - всё, говорит, мол, и отца убил и невесту украл и наследство забрал, в общем, орали, все как сумасшедшие. И девчонка эта тоже, говорит, что ты этого борова управляющего не просто так убил, а за неё вступился.
- Что прямо всё так и рассказала? – не выдержал Патрик
- Да ты слушай! Тот, что баронов сын вместе с аббатом, начал требовать, чтобы тебя выпустили немедленно, но судья тут и выложил, что ты дескать колдун, еретик и богохульник и отпускать тебя никак нельзя. Видать хорошо ему герцог золота подсыпал. Ну, в общем, шум, крик. Дружок твой объявил, что на турнире будет драться за право просить короля о справедливости. А герцог, говорят, хоть и добился своего, но был зол как чёрт.
- Господи! Да зачем же это? Я ведь не девица, чтобы за меня на турнире сражаться? Я и сам способен герцогу загнать копьё поглубже в задницу. Главное, чтобы его светлость сегодня про меня не вспомнил.
- Как же не вспомнил, ещё как вспомнил! – мрачно произнёс палач.
- А ты что? – встревожился было Патрик.
- Сказал – работаю, чтоб не мешали, – палач помолчал, потом добавил, - Только не поможет тебе эта королевская справедливость.
- Это почему же?
- Потому что за колдовство тебе костёр полагается, а если король смилуется, то, в лучшем случае, заменит костёр отсечением головы. Конечно, лучше меня никто голов не рубит. Сделаю так, что останешься доволен, но результат тот же, что и с костром.
- Чёрт, они всегда обвиняют в колдовстве, когда больше не к чему придраться. Что ж, тогда, может быть, выпьем за моё спасение? – воскликнул Патрик, поднимая кружку.
- Мы ведь только что за упокой твоей души выпили. А впрочем, давай за спасение, мне всё равно.
После первой бутыли вина появилась вторая, а потом чудесным образом и третья.
- Как хорошо, что мой ключ подходит к дверям от винного погреба его высочества. – порадовался мастер Шенк. Они выпили ещё и ещё поговорили. Потом палач затянул старинную заунывную песню, и Патрик принялся ему подпевать.
За этим занятием и застал их внезапно появившийся на пороге камеры Эрих. При виде пьяных палача и узника, распевающих песни, он вначале опешил и решил, что ошибся дверью. Потом убедился, что ошибки никакой быть не может.
- Я, кажется, забыл запереть дверь, когда ходил за пятой бутылкой. – сокрушённо пояснил мастер Шенк.
Однако, Патрик уже вошёл в раж. Он налил в кружку вина и подвинул в сторону Эриха – Садись! Выпей с нами! – предложил он таким тоном, будто был здесь хозяином.
К их общему удивлению Эрих принял предложение. Он сел на табурет возле стола, не спеша выпил вино, вытер губы и тихо промолвил, обращаясь к Патрику, – Есть разговор.
- Любезный друг, - попросил Патрик палача, - принеси, пожалуйста, ещё одну кружку и ещё вина.
- Говори, - сказал Патрик, когда Шенк вышел.
- У меня к тебе предложение, - начал Эрих, - я помогу тебе выбраться отсюда, а ты должен будешь уговорить Дэвиса отменить судебный поединок, на который он меня вызвал.
- Внезапно! – помолчав немного, ответил Патрик. – Даже не знаю, что сказать.
- Я выведу тебя отсюда, как только стемнеет, проведу через караулы на западную башню, там охраны меньше. Ты выйдёшь через галерею на южную стену, она немного нависает над самой рекой. Отсчитаешь двадцать восемь зубцов - там будет привязана верёвка длиной почти до самой реки. Спустишься, прыгнешь в реку и проплывёшь по течению. Выйдешь на отмель и дальше уже смотри сам, куда тебе идти. – Эрих говорил убедительно.
- А как ты объяснишь моё исчезновение своему господину?
- Это моё дело. Я проведу тебя через караулы на западной башне – они это увидят, а как ты свернёшь в галерею - нет, ночью они сменятся, а твоё исчезновение заметят только утром, когда там уже пройдут толпы народа. Герцогу же я скажу, что он сам приказал отвести тебя в западную башню. Сегодня пир в честь приезда его величества и он так налакается, что наутро и не вспомнит, как его зовут, не то, что свои приказы.
- План хорош, но возникают вопросы, - помедлив, сказал Патрик.
- Зачем мне всё это надо?
- Вот именно, зачем тебе всё это надо? Хотя догадываюсь – речь идёт об аппетитах герцога.
- И о них тоже!- ответил Эрих,- Дело в том, что этот поединок будет подстроен. Это всё довольно просто делается, портится лошадь или подменяется оружие, много есть способов, тебе ли не знать. Опять же яд.
- Я слышал о таком, но откуда тебе это известно?
- У меня ещё остались преданные люди. Так вот, когда кто-либо из нас будет убит в так называемом «честном бою», второго обвинят в нарушении правил турнира или ещё в чём-нибудь. Скорее всего, подстроят так, что я убью Дэвиса, а меня потом обвинят во всех тяжких и тут же отправят на скамью подсудимых, а оттуда на плаху. Богатство нашего отца – вот что не даёт покоя герцогу. Пока с Дэвисом все хорошо – им и меня нет смысла валить, но как только я останусь один – мне конец. Посмотри, что мне удалось найти – Эрих протянул Патрику ворох бумаг, которые извлёк из кармана.
- Что это?
- Долговые расписки. Мой отец заплатил долги, которыми меня шантажировал де Ласи. А управляющий сговорился с герцогом и прятал их от меня, пока ты не отправил этого негодяя в преисподнюю. Так что я кроме того ещё и твой должник.
- Так я и тебя бы в ад отправил, будь у меня меч, а не факел левой руке. – откровенно признался Патрик.
- Ладно, не в этом дело. Ну, так как, насчёт побега? – спросил Эрих.
В это время вернулся Шенк с очередной бутылкой вина. Эрих вопросительно взглянул на Патрика, указывая на палача, но Патрик махнул рукой, давая понять, что его присутствие не помеха и разговор был продолжен.
- Даже не знаю, - ответил он, открывая бутылку и наливая себе полную кружку, - конечно, выбор небольшой. Утонуть в реке или сгореть на костре – не всё ли равно. Только вот какие же гарантии я могу тебе дать? Я не люблю давать пустых обещаний.
- Я наслышан о твоём даре убеждения и красноречивый пример у меня перед глазами. – Эрих указал на палача, который скромно помалкивал. - Поэтому мне достаточно твоего честного слова, – отвечал Эрих тоже подливая себе вина.
- Я боюсь, мне трудно будет убедить Дэвиса в твоих благих намерениях. К тому же мы с ним повздорили напоследок. Постой, а почему ты сам не можешь поговорить с Дэвисом, вот так же как со мной?
- Не будет он меня слушать и разговаривать не станет, - мрачно ответил Эрих.
- Это почему же?
- Мы ненавидим друг друга. Так уже повелось.
- Кем повелось, когда повелось, что же вы не поделили?
Эрих пожал плечами – Отец всегда любил его больше, чем меня. Он ведь даже не знал, что я его родной сын.
- Не знал, но долги тем временем платил, – вставил Патрик, - Хорошо, отца теперь нет, что ещё вас разделяет?
- Ну не знаю, Дэвис всегда отличался каким-то везением, у него всегда всё получалось, ему всё удавалось просто так, легко, играючи. Даже девушка, которая мне нравилась, выбрала его, только потому, что он умудрился вовремя в воду свалиться. А я всё время пытался чего-то добиться, тратил уйму времени и сил, но всё понапрасну.
- А разве в себе ты не находил ничего, достойного похвалы? Например, способность собирать вокруг себя людей? А упорство, а решительность? Или завидовать проще, чем реально чего-то добиться?
Эрих в недоумении смотрел на своего собеседника, который говорил о простых, казалось бы, вещах, но почему-то до сей поры не приходивших ему в голову.
- И чему завидовать? Тому, что у Дэвиса не было матери, или что отец его баловал колотушками? Да, ему легко даётся учёба, тебе – турниры и охота. Каждому - своё. Да и насчёт девушки я бы не утверждал так однозначно, – не удержался Патрик.
- Как это? Он ведь обручился с Инге ещё в позапрошлом году или… что? – с удивлением спросил Эрих, - Что-то изменилось?
- Да не об этом сейчас речь! – спохватился Патрик, чувствуя, что сболтнул лишнее и заторопился уйти от расспросов.
- Нет, погоди! Инге что дала ему отставку? - Эрих некоторое время пристально смотрел на Патрика, потом рассмеялся и спросил - Уж не из-за этого ли вы повздорили?
Патрик смутился и выдал себя этим смущением. Эрих восторжествовал, утверждённый в своей догадке. – А ты не такой, как утверждал де Ласи. И знаешь, я даже рад за тебя. – сказал он, хлопнув себя по колену.
- Почему? – в свою очередь удивился Патрик.
- Это справедливо, когда счастье заслужено годами лишений, а не сваливается на голову просто так. – рассудил Эрих.
- Моё счастье сегодня будет прыгнуть в реку, постараться не утонуть, потом убедить упрямого юнца в том, что ты весь в белом и светишься.
- Послушай, тебе не нужно будет идти против совести, - снова терпеливо начал Эрих, - я не убивал своего отца, то есть барона Эймунда. Я совершенно к этому не причастен. По словам матери – отца хватил удар, и он упал, ударившись головой об угол кованого ларца. Я могу лишь предположить, что упал он не случайно и его толкнул Джон Креггс. Отец почти всё время пил и будучи нетрезв плохо держался на ногах. Но меня там, при всём этом не было. Сам посуди, зачем мне было убивать барона, не имея надежды на наследство, когда он исправно платил мои долги? Глядишь, и в будущем мог отписать мне что-нибудь по завещанию.
- Согласен, логика в этом есть. А отца Инге ты тоже не убивал?
- Не поверишь – нет. Хотя, я не отрицаю, что доля моей вины в этом есть. Инге написала Дэвису письмо, которое попало мне в руки – не спрашивай как, - в нём она сообщала, что они с Уолефом подозревают меня в убийстве Эймунда. Я поехал к Ольдерсону, чтобы разобраться, а он принялся честить меня, на чём свет стоит, ну я тоже вспылил, слово за слово - дело до драки дошло. Опрокинули на пол масляный светильник – полы у них деревянные, вспыхнули в мгновение ока. Кинулись тушить – да было поздно. Уолеф книги бросился спасать. Я кричал ему, чтобы он уходил, да бесполезно всё. Ну что мне, сгореть вместе с ним надо было? – Эрих залпом опустошил свою кружку и стукнул ей об стол.
- А зачем девушку похитил?
- А что мне было делать? Оставить её – она бы всех судей на уши поставила, до короля бы добралась, чтобы меня со свету сжить. Кто бы мне поверил? Я же надеялся, что заставлю Дэвиса наследство мне отписать, и потом, уже имея средства как-нибудь это дело уладить. А он подземный ход открыл и сам же на нас с кинжалом накинулся. Господи, я же чуть не убил его тогда! - Эрих провёл рукой по лицу. – Знаешь, у него глаза от злости белые становятся и тогда бесполезно что-либо делать, его уже не остановить. Он ни слов не слышит, ни боли не чувствует…
Эрих замолчал и принялся ногтями отковыривать щепочки от края стола. Шенк тоже молча слушал, сидя на дыбе в дальнем углу.
- «Как-нибудь»! «Надеялся»! – передразнил его Патрик, прервав молчание, - Золотые слова! Тебя послушать, так ты со всех сторон невиноватый выходишь, прямо почти святой. Убивать никого не хотел – все сами убились. Только от вины тебе не отвертеться, – он говорил медленно, тяжело, словно вбивал гвозди, - Ты хотел всё и сразу, жизнь решил под себя прогнуть – быстро так, заставить всех делать то, что тебе в башку влетело. Ты же пуп земли, центр мироздания, ради тебя этот мир придумали! - в голосе Патрика послышался едкий сарказм, - Главное о последствиях не думать, так ведь? Куда кривая вывезет! Только в результате куча убитых и покалеченных, а кутерьма теперь завертелась такая, что и самому-то страшно стало расхлёбывать? А? Ты же властелин большого куска земли и сотен людей, а это не просто возможность грести деньги, пить вино и тискать баб, это ещё – как ни странно, ответственность. Знакомо тебе это слово? Ты ответ несёшь за всё, что происходит, даже если ты пальцем никого не тронул, мертвецы эти всё равно на тебе висят. И не надо мне от тебя ничего, никакой свободы! Потому что всё, что ты мне рассказал – ложь. Не оправдываться ты поехал к Ольдерсонам, а напугать их, силу свою показать, под себя подогнуть. Инге ты похитил, чтобы покуражиться, посмотреть, как они с Дэвисом переживать это будут, пощады у тебя просить, а ты этаким будешь вершителем судеб. Разве не прав я? Разве не этим соблазнили тебя твои покровители? – Патрик перевёл дух и отхлебнул ещё вина.
- Я Инге пальцем не тронул, - угрюмо проговорил Эрих.
- Конечно. Если бы тронул, я бы тебе сейчас шею свернул, – хладнокровно ответил Патрик. Эрих посмотрел на него, пытаясь понять, не шутит ли он, но Патрик был серьёзен.– Поэтому уходи, - сказал он, - предложение твоё, конечно, заманчиво, но я не собираюсь тебя выгораживать, и пятнать свою совесть ложью, тем более перед своим другом. Палач, делай своё дело! – воскликнул он.
- Палач, стой! – воскликнул в свою очередь Эрих. Странное дело, но Эрих не чувствовал себя уязвлённым такими резкими словами Патрика. То ли потому что Эрих понимал, что трагедию его семьи Патрик воспринимает как свою личную трагедию. То ли потому что сам заступился за него перед де Ласи, не позволив забить его до смерти и теперь удивлялся своему великодушию. Эрих вообще был счастлив обнаружить узника целым и невредимым, на что, по правде говоря, уже и не надеялся.
- Сэр Патрик, одумайся, неужели тебе жизнь не дорога? – взмолился и Шенк.
- Разве ты сам никогда не хотел быть вершителем судеб? Разве не мечтал оказаться на вершине власти? Бога за бороду ухватить? – спросил Эрих и понял, что попал в точку. Патрик заколебался, опустил глаза, потом ответил, - У меня это быстро прошло.
- Тогда почему ты решил, что я неизлечим? Хорошо, пусть ты прав и я, действительно, слишком много себе позволил, но я согласен признать свои ошибки и попытаться всё уладить, – проговорил Эрих и слова его прозвучали искренне.
- Ладно, - ответил Патрик, после некоторого молчания, - Я твоё предложение не ради себя принимаю и не ради тебя!.. Не обольщайся. В одном я с тобой согласен, надо эту вашу междоусобицу миром кончать, а то ещё много кровушки прольётся. Я попробую убедить Дэвиса отказаться от поединка, но и ты должен с ним примириться. Ибо выходит, что делить вам нечего, кроме этого проклятого наследства, которое надо просто сесть за стол и положить каждому по справедливости.
- Я тоже с вами пойду, - неожиданно подал голос палач, - прослежу, чтобы всё было тихо.
- Ну что ж, - подумав, согласился Эрих, - я не против. Вместе будет надёжнее. В случае чего подтвердишь мои слова.
Вечером, когда стемнело достаточно, Эрих и палач вывели Патрика из подземелья. Он шагал между ними, слегка пошатываясь, и выглядел измученным. На руки его сзади была накинута цепь. Они благополучно миновали караул в башне, потом караул первого яруса, потом караул второго яруса и уже вышли к лестнице, ведущей на третий ярус, как вдруг увидели, что к ним навстречу спускается с лестницы человек, одетый в монашеское одеяние. И, несмотря на то, что лицо человека скрывал низко надвинутый капюшон, фигура его показалась весьма знакомой.
- Брат, - пробормотал Эрих, - он-то, что тут делает?
Они остановились в замешательстве. Заметив Патрика, ведомого палачом и Эрихом, Дэвис что-то начал доставать из-под полы монашеской сутаны.
- «Нет, Дэвис! Господи, только не это!» - подумал про себя Патрик. Караул был всего в десяти шагах от них, на площадке между ярусами, но для Дэвиса, спускавшегося сверху, воины не были видны. Дэвис, продолжая спускаться по ступенькам, достал меч из-под полы. Патрик взял одной рукой цепь и молниеносно выхватил клинок у Эриха из-за пояса, оттолкнув его самого в сторону. Затем бросился навстречу Дэвису, развернув его и увлекая обратно вверх по лестнице.
- Куда бежим? – крикнул тот.
- На западную стену, там где-то возле поворота на Южную башню со стены свисает верёвка.
Караул второго яруса припустил было вслед за ними, но Эрих и Шенк задержали их на ступеньках, чертыхаясь и падая. На третьем ярусе были явно не готовы встретить двух вооружённых людей. Друзьям удалось благополучно их миновать, и выбежать в анфиладу залов западной стены замка. Рог протрубил сигнал тревоги.
- Дэвис, какого чёрта ты тут делаешь? – Патрик спрашивал на бегу.
- Решил тебя выручить! – переводя дух отвечал Дэвис.
- Меня уже без тебя вовсю выручали!
- Палач и Эрих? Шутка?
- Согласен, странно! Берегись! Держись от меня справа!
Они буквально врезались в караул, что охранял вход на навесную галерею. Разметав охрану, беглецы выбежали в проход, что вел на крепостную стену южной стороны. В замке в это время уже поднялась тревога – снова протрубили сигнал, по стенам заметались отблески факелов. Выбежав на западную стену, друзья оказались на открытом месте. Эта часть стены прекрасно простреливалась с галереи Западной Башни, на которой уже столпились бойцы. Стрелы летели с противным свистом и со стуком падали у их ног. Одна пронеслась прямо перед лицом Дэвиса, другая застряла в его капюшоне. Им повезло, что в темноте было плохо видно и стрельба велась хоть и часто, но не прицельно.
- Пригнись! – Патрик толкнул его в спину, заходя немного вперёд, - Зигзагом беги, петляй! Эти несколько сотен ярдов простреливаемого пространства показались им бесконечными
Наконец они миновали выступ стены, который закрывал их от летящих стрел. Дэвис скинул с себя сутану и пробежал немного вперёд.
Вот и Южная башня, обещанная верёвка должна была быть шагах в пятидесяти! Дэвис обернулся назад. Патрик сидел у выступа стены, как-то странно согнувшись, держась за живот.
- Эй, дружище, с тобой всё хорошо?
- Да, со мной всё хорошо, сейчас, отдышусь немного, - глухо отозвался Патрик, но у Дэвиса вдруг похолодело внутри, стали ватными ноги. Луна подсвечивала облака, и Дэвис отчётливо разглядел в лунном свете хищный профиль стрелы, торчащей у Патрика с левой стороны живота. Пальцы его, которыми он пытался зажать рану, были испачканы чем-то тёмным и зловеще поблёскивали в призрачном лунном свете.
- Господи! Нет! Нет! Только не это! – Дэвис в ужасе бросился к другу и, схватил было стрелу, чтобы вытащить.
- Не трогай! – заорал Патрик, взвыв от боли. – Так нельзя, она глубоко. Давай, братишка, найди верёвку и спускайся, – его голос вдруг стал неуместно спокойным.
- А ты?
- А я вслед за тобой, попозже…
Дэвис увидел в почерневших глазах своего друга равнодушное отражение луны, и ему стало жутко.
- Патрик! Старина, ты что, провести меня задумал? – Дэвис схватил его за плечи, - Неужели всё так плохо? Ты что решил остаться здесь? Господи, что я Инге скажу? Нет - нет, мы выберемся отсюда, только вместе.
- Оставь меня, Дэвис, – тихо произнёс Патрик, - Мне уже не помочь. Слышишь? Помирись с братом, нет времени уже всё объяснить…
Но Дэвис его не слышал, он вдруг вспомнил, как умирал Хаули и весь затрясся.
- Да иди уже! – Патрик из последних сил попытался оттолкнуть его, постепенно заваливаясь на пол.
Дэвиса вдруг осенило - он бросился к краю стены и заглянул вниз. С этой стороны замка внизу протекала достаточно широкая река, создавая естественное препятствие, поэтому крепостная стена в этом месте была гораздо ниже. Её выступ слегка нависал над водой. Он подумал, что если глубина в этом месте достаточная, то можно прыгнуть в воду прямо со стены, не рискуя разбиться. Дэвис попытался поднять друга, подхватив под мышки и взвалить себе на спину. Со стороны галереи слышался топот ног и громкие голоса – нельзя было терять ни секунды. Он подтащил Патрика к краю стены, невзирая на его протесты.
– Вдохни поглубже, а я тебя подхвачу в воде! Давай! – крикнул он.
Они прыгнули, точнее, упали вниз. Удар об воду оглушил Дэвиса, и он на мгновение разжал руки, чтобы смягчить удар, выпустив Патрика. Вода неохотно приняла их тела, закружила в водовороте. Им повезло, что в этом месте было глубоко, и Дэвис почувствовал, как ноги погрузились в илистое дно. Он оттолкнулся и начал всплывать, пытаясь отыскать в воде тело друга.
Дэвиса охватил страх, что он может потерять Патрика во мраке, но к счастью его голова вынырнула совсем рядом. Дэвис схватил его за шиворот, и, загребая одной рукой, быстро поплыл вниз по течению, прочь от замка.
Сверху опять полетели стрелы и с плеском упали воду, на этот раз опять вслепую, беглецов уже не было видно в темноте. Кто-то бросил со стены факел, но он погас, не долетев до воды. Реку плотно окутывал туман. Дэвис подгрёб поближе под стену, чтобы укрыться в её тени и так держался, пока река не повернула от замка.
Он плыл по течению и всё время следил, чтобы голова Патрика не уходила под воду. Спустя некоторое время их вынесло течением на илистую отмель, поросшую камышами. Дэвис выволок раненого из воды, но что дальше делать он не знал. От волнения он даже не смог сразу определить – дышит тот или нет. Охваченный отчаянием он принялся тормошить его, окликая по имени.
- Да не тряси так… Больно же… - простонал, наконец, Патрик.
Дэвис попробовал его тащить, но тот был слишком тяжёл. Ноги Дэвиса увязали в грязи и все его движения причиняли другу ещё больше страданий. Сломанная рука всё ещё плохо слушалась. Где-то в Линкольне ждали его верные соратники, лошади, но до ворот замка было слишком далеко, а Дэвис боялся оставить Патрика одного. Время тянулось невыносимо долго, и Дэвис осознал, что его друг сейчас просто умрёт у него на руках, в этой непролазной грязи с проклятыми камышами и ничего нельзя будет с этим поделать.
Патрик молчал, тяжело и прерывисто дыша, по телу его время от времени пробегала дрожь и сквозь стиснутые зубы прорывался тихий стон. При этом каждый раз Дэвиса охватывало отчаяние.
Вдруг ему послышался вдалеке протяжный, с переливами свист. Этот свист он помнил с детства и сейчас с осторожной радостью узнал его. Так свистеть мог только его брат. Когда-то в детстве все мальчишки втайне завидовали Эриху, тщетно пытаясь научиться, также заливисто свистеть. Вслед за свистом Дэвис услыхал далёкий цокот копыт и стук колёс по дороге. Он коротко свистнул в ответ и снова услышал знакомые переливы, но уже ближе. Наверное, впервые в жизни он с радостной надеждой ждал появления брата.
Некоторое время он вглядывался в темноту, но в тумане, клубящемся от реки, сложно было что-либо увидеть. Время тянулось невыносимо медленно. Наконец он услышал шаги, шелест раздвигаемых камышей и голос Эриха – Вы где?
- Здесь! - отозвался Дэвис. Вскоре из тумана появилась мощная фигура брата. Дэвис вздрогнул – до того он напомнил ему отца.
- Что тут у вас?
- Да вот, Патрика подстрелили.
- Чёрт! – Эрих выругался, - Серьёзно?
- Похоже, да!
- Чёрт! Чёрт! Этого ещё не хватало! – воскликнул он с тревогой, скинул с себя свой широкий плащ и расстелил на земле, - Давай, бери его за ноги и клади сюда. – Эрих со своей стороны подхватил Патрика под мышки, - Осторожно. Держи за концы плаща, и понесли. Тут неподалёку Шенк на своей колымаге. Вы когда рванули – нам пришлось караул задержать, а потом самим удирать. А я без оружия, сам понимаешь…
- А где там наши?
- Какие ваши? Молодчики твои погоню уводят, хорошо хоть сообразили нас с палачом выпустить из замка. О, там теперь такое творится! А мы вас кинулись искать по берегу реки, думали вы ниже по течению выйдете, а оно вон как…
Они с Эрихом вдвоём дотащили Патрика до повозки и бережно устроили на сене. Шенк запалил факел - Куда едем? – спросил он.
- В Фаунтези, наверное. – неуверенно откликнулся Дэвис, устраиваясь у Патрика в изголовье.
- Нас там найдут. – мрачно сказал Эрих.
- А куда ещё-то? Далеко нам не уйти. Аббат уж что-нибудь придумает.
Шенк щёлкнул бичом, и лошади понеслись. Эрих при свете факела разглядел у Патрика торчавшую стрелу, из-под которой всё ещё вытекала кровь.
- Чёрт! – снова ругнулся он, - До Фаунтези ещё часа два ходу, мы так не довезём его – он кровью изойдёт. Надо что-то делать.
- Не знаю – растерялся Дэвис, - надо у него спросить. Эй, Патрик! Что нам делать?
- Слышишь, лекарь, что с тобой делать то? – повторил Эрих.
- Стрелу попробуйте достать… Осторожно, ножом поддеть остриё… Потом огнём прижечь, и замотать потуже… - чуть слышно отозвался Патрик.
- Эй, любезный, заверни-ка вон в ту рощицу, - попросил Шенка Дэвис.
- Стрелу я достану, - взялся Эрих, - Я из кабанов стрелы много раз доставал.
- Это тебе не кабан! – прикрикнул на него Дэвис.
- Заткнись вообще! Чёрт тебя принёс! – вспылил Эрих.
- Сам заткнись!
Братья уже были готовы броситься друг на друга.
- Парни, парни, - вмешался Патрик, слабым голосом, - а можно сначала со мной? Спасибо!
Шенк остановил лошадей и взял у Эриха факел, чтобы освещать. Эрих достал охотничий нож и накалил его лезвие на огне факела.
- Подержи его, - попросил он Дэвиса.
- Как подержать?
- За руки и вообще, чтобы не мешался.
Патрик зажал в зубах ткань воротника своей куртки, а Дэвис схватил его за руки и навалился сверху всей тяжестью. Он отвернулся, чтобы не смотреть, как Эрих будет выковыривать стрелу, потом почувствовал, как выгнулось под ним тело Патрика, как зарычал от боли он сквозь зубы. «Господи! Господи, помоги!» - металось у него в голове. Казалось, что время идёт бесконечно медленно и эта пытка никогда не кончится.
- Шенк, давай головню! – наконец услышал он. Тело Патрика ещё раз дёрнулось под ним и обмякло. Дэвис услышал, как зашипела кровь и почуял запах горелой плоти.
- Давай рубаху, Шенк! – снова произнёс Эрих, - Дэви, приподними его чуть-чуть. Вот так, в самый раз. Ну всё, готово. Эй, лекарь, ты жив ещё?
- Патрик! Ты как? Патрик? - волновался Дэвис.
- Винца бы! – еле слышно вздохнул тот.
- Да где ж взять-то? – огорчённо сказал Дэвис.
Шенк протянул ему кожаную флягу.
- Бог благословит твою предусмотрительность, добрый человек! – воскликнул он, поднося флягу к губам раненого. Шенк взял вожжи и хлестнул лошадей. Они снова двинулись, в ночной тишине, оглядываясь, нет ли за ними погони. Но пока всё было тихо. Шенк старался ехать осторожно, чтобы не трястись на рытвинах.
- Не был бы я так пьян, давно бы уже помер, - признался Патрик, изрядно приобщившись к содержимому фляги.
- Я хотя бы всё правильно сделал? – спросил его Эрих.
- Не знаю, будем надеяться. Главное, дыра в брюхе больше не сквозит.
- Держи! – Эрих протянул ему стрелу, но Патрик только устало махнул рукой и прикрыл глаза, привалившись к Дэвису на колени.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/06/27/1630