Начало: http://proza.ru/2017/06/27/1598
Вечером того же дня Эрих бродил по коридорам своего замка, не узнавая его. Какие-то незнакомые люди сновали туда-сюда, переставляли мебель, вносили и выносили какие-то вещи.
Он был в самом скверном расположении духа. Судья в Линкольне мямлил и юлил, ссылаясь на то, что необходимо уладить кое-какие детали, прежде чем объявить вступление в наследство. Вся эта волокита затягивалась ещё на неделю, а значит откладывалась и возможность рассчитаться с де Ласи по долгам.
Замок тем временем обживала герцогская челядь. «Я тут больше не хозяин, - думал Эрих, - Скоро останусь, наверное, на правах привидения, а может быть и не только на правах… Если бы можно было свалить отсюда.» Он вспомнил, что на днях слышал разговор о том, что в Бринксби пришвартовался гокстагский корабль, который следует на запад. Говорят, где-то там есть пустынные и богатые земли. Там можно было бы начать жизнь заново, приобрести состояние, достичь власти.
Назавтра в Ховнингхэм из Линкольна должны были прислать деньги для своего гарнизона – их бы вполне хватило, чтобы уехать из Англии и начать новую жизнь. Единственное, что удерживало Эриха – угрозы де Ласи относительно матери. Эрих не сомневался, что у герцога хватит совести привести их в исполнение и вышвырнуть леди Клотильду из замка. Нельзя сказать, чтобы он испытывал к матери нежные чувства, особенно после того, как узнал, что Эймунд являлся его настоящим отцом. Впрочем, и её сложно было назвать матерью любящей. Но всё же Эрих был почтительным сыном и чувствовал себя ей обязанным, понимая, что без него ей не обойтись.
Он прошёлся по пустынной зале, где ещё недавно собирались пиршества, звенели кубки, столы ломились от яств, звучали заздравные речи, и играла музыка. Через огромное стрельчатое окно было видно, что в башне, где раньше жил Джон Креггс горит свет. Эрих направился туда, влекомый любопытством. Кому и что могло понадобиться в столь поздний час в покоях управляющего.
Осторожно подойдя к дверям кабинета, Эрих услышал, как кто-то возится в кабинете, напевая себе под нос. Сперва, Эрих подумал, что это должно быть стряпчий, которого он так нелюбезно сегодня прогнал, разбирает документы покойника. Он осторожно приоткрыл дверь и увидел, что в кабинете орудует совсем другой человек. Эрих смотрел на него из дверного проёма, а тот так увлёкся, что не замечал его, продолжая открывать ящики, шкатулки, шарить на полках, пристально рассматривая каждый клочок пергамента.
- Что тебе здесь нужно? – грубо окликнул Эрих непрошеного гостя.
Тот резко обернулся, уронив на пол шкатулку, которую было схватил. Эрих узнал его – это был один из слуг герцога де Ласи, Гуго Райнон. Эрих слышал о том, что у этого человека скверная репутация, что из-за него его брата едва не выгнали из Оксфорда. Де Ласи приблизил его к себе, сделав своим поверенным. Эрих с удовольствием наблюдал, как лицо Гуго отразило целую гамму чувств, которые последовательно сменили друг друга – испуг, злоба и, наконец, подобострастная улыбка.
- Господин мой просил найти одну бумагу. Очень важное письмо. Я просто не хотел вас беспокоить по пустякам.
Эрих сгрёб Гуго за шиворот и прижал его к стене.
- Какое письмо? Где ты раздобыл ключ? Говори, крыса, или, клянусь, я засуну его тебе в одно отверстие.
Одной рукой прижимая Гуго к стене, другой Эрих нащупал связку ключей у него в кармане. Гуго воспользовался этим и резко вывернулся, оттолкнул Эриха и бросился бежать по коридору, оставив ключи у Эриха в руках. Эрих бросился было догонять, но подумал, что разумнее будет запереть дверь кабинета и вернулся назад.
Ключи при ближайшем рассмотрении оказались отмычками вроде тех, которыми пользуются воры. Эрих крепко выругался и вдруг спохватился, подумав о том, что де Ласи понадобилось в бумагах отца. Ему вспомнился стряпчий, который хотел сказать что-то важное. Не дожидаясь утра, Эрих оседлал лошадь и бросился из замка под проливной дождь. Не без труда отыскал в кромешной темноте он домик, где квартировал стряпчий и долго стучал в дверь и в ставни, пока, наконец, тот, заспанный не появился в окне, недоумевая, что и кому могло понадобиться в столь поздний час и в такую погоду.
- Ах, это вы сэр Эрих, - пробормотал стряпчий, зевая. Он был в ночном халате, колпаке и в туфлях. Эрих прошёл вслед за ним в бедно обставленную комнату, убранство которой составляла ширма, стоявшая за ширмой кровать, пара стульев и конторка с письменными принадлежностями. – Хорошо, что вы пришли, а то я начал было волноваться.
Эрих присел на стул, не снимая промокшего плаща, вокруг его сапог натекла большая лужа. Стряпчий достал откуда-то из-за ширмы резную шкатулку, открыл её и вынул оттуда связку бумаг.
- Вот, что я нашёл у покойного сэра Крэггса, - промолвил он, протягивая бумаги Эриху. На бумагах стояла герцогская печать.
- Что это? – он взял подсвечник со свечой и принялся разбирать неровный почерк.
- Это долговые расписки, сэр. Ваш отец возвращал долги герцогу де Ласи, а тот писал расписки.
- Это мои долги! – изумился Эрих, - Значит, отец их выплатил, слава Богу!
- Странно, что вы не знали об этом! – заметил стряпчий.
- Мы вообще мало общались с отцом последнее время. Надо признать, что у него были на то основания. Но почему Креггс ничего мне об этом не сообщил?
- У него тоже были на это основания, – стряпчий протянул Эриху ещё один документ. – Это договор о том, что по смерти барона некая сумма от уплаченных им ваших долгов перекочует в карман сэра Креггса, в обмен на сокрытие факта уплаты.
- Подонки! – Эрих отшвырнул документ и вдруг заметил, что руки его трясутся. Он, наконец, осознал что произошло, обрывки подозрений и домыслов соединились полностью в одну целостную картину, которая не на шутку его ужаснула. Креггс и де Ласи действовали вместе, пользуясь его легкомыслием, нелюбовью ко всякой писанине и сложными отношениями с другими родственниками.
Управляющий вёл коварную игру, умело используя особенности характера каждого из членов семьи де Рокайлей. Затеяв роман с леди Клотильдой, он вовремя использовал момент для убийства барона Эймунда, скрыл факт уплаты долгов, а затем, с подачи де Ласи, стравил его с братом, заставив надавить на Ольдерсонов. Расчёт был на то, что Дэвис не уступит и тоже будет убит. Наверное, Инге тоже ожидала бы печальная участь чьей-нибудь наложницы или... Эрих вспомнил, как она стояла в оконном проёме башни. Все злодеяния были бы совершены его, Эриха, руками.
Скорее всего, даже существовал какой-то план, который управляющий унёс с собой в могилу, но цель была ясна – пострадать должно было как можно больше людей. Запустив череду убийств, можно было не сомневаться, что трагические события множились бы по принципу катящейся лавины. Тогда его, Эриха, обвинили бы во всех преступлениях, а после суда и его возможной казни негодяи спокойно разделили бы и наследство. Так бы оно и было, не вмешайся тут де Варано, на которого, уже открыли охоту.
- Как твоё имя? – спросил стряпчего Эрих.
- Рой Мактавиш – ответил тот.
- Откуда ты родом?
- Из Эдинбурга.
- Я так и подумал. Послушай, Рой, клянусь честью, я не забуду оказанной мне услуги. Если пожелаешь, я могу посвятить тебя в рыцари, а потом и добиться титула.
- Я не любитель бряцать оружием, сэр. Меня бы устроила должность судьи в Линкольнском магистрате, – скромно потупив взор, отвечал стряпчий.
- Даю слово, ты её получишь!
Молодые люди попрощались и Эрих, забрав бумаги, вновь ушёл в темноту, чтобы вернуться в замок. «Что ж, ваша светлость, я – расплатился, а теперь ваша очередь платить по тем счетам, которые будут вам предъявлены,» - про себя подумал он.
Вечером следующего дня в Ховнингхэм заявились посланные герцогом рыцари, которые должны были привезти оружие, доспехи и в том числе деньги для гарнизона. Но денег при них не оказалось, равно как и оружия и лошадей.
Они рассказали, что по дороге к ним пристали два странствующих монаха, из тех, что собирают подаяние. Монахи переругались из-за своих монет, потом дошло до драки, в которую потихоньку втянулись все. Когда опомнились, то оказались окружены суровыми вооружёнными людьми с мечами и луками. Разбойники забрали подводы, оружие и лошадей, а их вожак, высокий темноволосый парень, присвоил деньги. Этот наглец назвал себя святым Патриком и заявил, что, так как его никто не поймал, он имеет право забрать эти деньги себе в качестве вознаграждения.
Дэвис чувствовал обиду на то, что Патрик не сдержал данное вчера обещание и не взял его с собой грабить линкольнский обоз.
- Пойми, ты рискуешь гораздо больше меня, - объяснил ему Патрик, - тебя уже похоронили, а значит, будут приложены все усилия, чтобы свести реальность с ложью, то есть тебя убьют, не раздумывая. А меня положено взять живым. Чувствуешь разницу? Потом, у тебя рука ещё не зажила. Подожди немного, хватит ещё на твой век подвигов.
- Но ты же обещал вчера!
- Я обещал?
- Я спросил: «Я с вами?». Ты ответил: «Разумеется».
- Ну да, разумеется – ты с нами. Только, заметь, я ни слова не сказал о том, что ты с нами грабишь обозы и рискуешь своей головой.
- Не придирайся к словам, ты прекрасно знал, что я имел в виду! – вспыхнул Дэвис.
- Послушай, брат, сегодня – нет! – Патрик сказал, как отрезал, потом положил руки ему на плечи и проговорил уже более мягко, словно упрашивая – Отдыхай ещё, хорошо? Ну, правда, не надо пока делать этих резких движений.
Дэвис сдался и не стал настаивать, эта манера Патрика убеждать, дружеский тон всегда его обезоруживали. Да он и сам понимал, что может оказаться слабым звеном рискованной затеи. Но осадок остался.
Он чувствовал свою бесполезность, ненужность в этой ситуации. Видел, что Патрик уже завоевал авторитет у жителей округи, он был в курсе всех дел, всех событий от Ховнингхэма до Линкольна. Патрик знал, когда будут сеять лён и где лучше всего подстрелить кабана, чьи овцы пасутся на чужом пастбище и много других всяких разных обычных вещей. Мужики звали его на кружку эля, девицы краснели и стреляли глазками.
Даже Инге, когда Патрик появлялся на мельнице, вела себя совсем по-другому. Дэвис видел, как загорались её глаза, плавными становились движения, как менялся даже тембр её голоса. К нему, к Дэвису, она, по-прежнему была ласкова и дружелюбна, но иногда, словно не видела его, не замечала. Словно какая-то прочная и невидимая стена встала между ними.
Но, в то же время Дэвис чувствовал, как между ней и Патриком установилась такая же невидимая, но очень прочная связь, видел, как понимают они друг друга с полуслова, с полувзгляда. Словно звучат две струны, настроенные в унисон, словно они стали причастны какой-то своей тайне, и эта тайна странным образом связывала их, но отделяла от Дэвиса.
Дэвис, однако, в своих страданиях не ощущал ревности. Скорее это было терзание уязвлённого самолюбия. Где-то в глубине души он даже искренне желал счастья этим двум красивым и благородным людям, которых на самом деле очень любил. Кроме того его тревожило то, что рано или поздно ему придётся остаться вместе со всем этим – с поместьями, с крестьянами, с Инге и как-то всем этим заниматься, то есть занять место Патрика, который временно вроде бы взялся всё уладить. «А может быть это не он на моём, а я не на своём месте?» - задавал Дэвис себе один и тот же вопрос, чувствуя себя инородным телом в хорошо отлаженном организме.
По правде говоря, ему были совершенно неинтересны эти угодья, овцы, лён, налоги, тяжбы. И, несмотря на то, что он прекрасно относился к Инге, он понимал, что на свете есть ещё много разных красивых и умных женщин.
«Неужели я должен буду до конца своих дней торчать в этой дыре?» - с ужасом спрашивал себя он.
Вечером, когда Патрик небрежно бросил на стол мешок с золотыми монетами, Дэвис задал ему вопрос.
- Помнишь, в Оксфорде, когда меня в карцер посадили, это ты за меня заступился у канцлера?
- Эва, вспомнил. Это когда было-то.
- Ну, ответь, ты или нет?
- Ну, я. И что?
- А то, что ты вот так по жизни меня опекаешь, выручаешь меня, из всяких передряг за уши вытаскиваешь, а я должен быть тебе по гроб жизни благодарен, тоже, наверное, чем-то должен пожертвовать, расплатиться с тобой, – он старался говорить спокойно, даже небрежно, но тень упрёка в голосе скрыть не смог.
- Вот это ты сейчас к чему сказал? – обиженно спросил Патрик, – Если мы друзья, то нам незачем считаться, кто кому чего должен. Будет нужда – и ты меня выручишь. Не доведётся – выручишь кого-нибудь другого. Я тоже многим людям обязан и не всегда получается всем быть полезным.
- Я просто чувствую себя лишним. – признался Дэвис.
- Ну, это ненадолго. Завтра утром я уезжаю в Оксфорд. Попробую через нашего канцлера добраться до королевского прокурора, или лорда-канцлера, или самого короля. Как повезёт. А ты – остаёшься.
- Почему я остаюсь?
- Потому что ты – залог легитимности всей нашей братии, законный владелец этой земли, без тебя мы просто разбойники.
- Хорошо, почему не может поехать кто-нибудь другой, почему ты?
- Кто? Может быть, назовёшь того, с кем будут разговаривать в Оксфорде или в Лондоне?
- Хорошо, почему бы не дождаться возвращения аббата, тогда мне самому объявиться и обратиться в суд?
- Мы не знаем, когда вернётся аббат. Если у меня ничего не получится – другого выхода не останется, так и сделаешь.
- Ты что поедешь один?
- Нет, со мной поедет Стивен, младший брат Йохана. Смышлёный парень и надёжный, на него можно положиться.
Дэвис снова не стал спорить, так как знал, что если Патрик что-то решил, то нет смысла его отговаривать.
До самой ночи на мельнице приходили люди из Лоуторпа, Исторпа, даже из Дакуорта, совещались, решали, продумывали всё до самых мелочей.
- Если через три дня вестей от нас не будет, значит… - Патрик запнулся, - Значит действуйте дальше сами, по своему усмотрению. Я оставляю с вами Дэвиса – он ваш законный господин и будем надеяться, что мне удастся отстоять его права и поквитаться с герцогом.
Инге сидела в тени и слышала все разговоры мужчин. Она нарочно ждала, когда все разойдутся и Патрик останется один, чтобы поговорить с ним, но он, словно не замечал её и ушёл вместе со всеми.
Расстроенная, Инге поднялась в свою горницу. Не раздеваясь, легла в постель. «Неужели всё? – разочарованно подумала она, - Неужели даже не попрощаемся? Неужели всё так и останется – неясно, неопределённо?» Ей стало тоскливо. Она уже поверила в любовь и готова была идти за ней на край света, терпеть любые невзгоды и лишения, но всё обрывалось так неожиданно. Патрик уезжал и, судя по всему, возвращаться не собирался, оставляя ей только воспоминания.
Поздно ночью, когда все уже спали. Инге услышала во дворе его шаги, быстро вскочила, тихо, стараясь никого не разбудить, спустилась вниз, и выбежала во двор. Небо было ясное, и полная луна заливала всё вокруг своим серебряным светом. Патрик сидел за тем самым дубовым столом, что стоял теперь посреди двора, подперев руками голову.
- Побудь со мной, – неожиданно попросил он, освобождая ей место на скамейке возле себя, - На рассвете я уеду.
- Ты хотя бы вернёшься? – спросила она и в голосе её прозвучала надежда.
Патрик пристально посмотрел на неё, - Не знаю. Ты бы хотела, чтобы я вернулся?
- Я бы не хотела, чтобы ты уезжал, – ответила Инге – Ты это желал услышать?
- То есть ты хочешь, чтобы я остался с вами, гулял на вашей свадьбе, учил ваших детей латыни? – он горько усмехнулся, глядя на неё.
Инге покачала головой, - Я просто хочу, чтобы ты всегда был рядом, - она придвинулась к нему поближе и провела рукой по его волосам, по виску, по небритой щеке. Он замер, прикрыв глаза.– Ты похож на Одиссея, – сказала она, - Отец показывал мне картинку в книге, когда я была маленькая. Там был нарисован Одиссей. Он возвращался в Итаку и по дороге испытал множество опасностей.
Патрик взял её руку и осторожно прижал к лицу. – А ты похожа на лисичку, - прошептал он, не открывая глаз.
- Пойдём! – так же шёпотом сказала она, взяв его за большой палец. Когда-то давно в детстве она не могла обхватить отцовскую руку своей маленькой ладошкой и брала его за большой палец. Руки Патрика были такие же большие, как у отца.
- Куда?
- Весной в полнолуние можно увидеть королеву эльфов. – пообещала Инге первое, что пришло ей в голову.
Он последовал за ней, ведомый за руку, вдоль реки до деревянных мостков. Сам не зная, зачем, но предчувствуя, что-то очень важное. Там Инге остановилась, прижавшись спиной к стволу огромной старой плакучей ивы. Патрик склонился над ней, опершись рукой о ствол.
- Ну и где королева? – спросил он шёпотом, приближаясь к самому её лицу, всё ещё не решаясь поверить тому, что происходит.
- Здесь. – Инге прикрыла глаза, затаив дыхание.
Патрик понял и осторожно прикоснулся губами к её губам. Она обхватила руками его шею. Они целовались охваченные внезапным порывом страсти, не в силах оторваться друг от друга. Луна безучастно смотрела на них с небес, как смотрела испокон веков на миллионы других целующихся мужчин и женщин. Медленно кружились в воздухе лепестки черёмухи, припорашивая всё вокруг точно снегом.
- Господи! Что же мы делаем? – очнулась, наконец, Инге.
- Пытаемся быть счастливыми, – отозвался Патрик.
- Разве можно быть счастливым до рассвета?
- Только так и можно, потом всё пройдёт, всё вернётся на круги своя, всё станет как прежде, – успокаивал Патрик, стряхивая с её волос лепестки.
- Ничего не станет как прежде! Неужели ты не понял? Небо, солнце, ветер, звёзды – всё будет другое, без тебя мне это всё не нужно! Мне не нужны глаза, которые на тебя не посмотрят, уши, которые не услышат твой голос, руки, которые не прикоснутся к тебе. Сердце, которое больше никого не сможет любить – мне не нужно, сама жизнь не нужна мне, потому что она будет хуже смерти, - шептала Инге.
Патрик молчал, стиснув её в объятиях и прижавшись щекой к её волосам.
- Нас Бог покарает, я сердцем чувствую, что случится беда, – охваченная отчаянием Инге дрожала, как осиновый лист. – Страшная участь уготована нам. Я знаю, ты уедешь, и никогда мы уже с тобой не увидимся.
- Что будет, то будет. А мне теперь и умереть не страшно, – откликнулся Патрик. – Ты вся дрожишь. Ты совсем замёрзла.
Он скинул свою куртку и заботливо укутал её, оставшись в одной рубахе. Потом снова прижал к себе её трепещущее тело, пытаясь согреть, чтобы унять эту дрожь. А она чувствовала через одежду тепло от его рук, но не могла согреться.
Так стояли они, обнявшись под сенью старой ивы на берегу речки Фосс, между счастьем встречи и скорбью разлуки, шепча друг другу напрасные слова утешения, пока не порозовело небо охваченное зарёй.
Нехотя побрели они тогда, не размыкая объятий, обратно к мельнице.
- Неправильно это всё, - тяжко вздохнула Инге, - Дэвис твой друг и мой тоже. Совестно перед ним.
- Не казни себя понапрасну, - отвечал Патрик, - я сам за всё отвечу. Всё разрешится само собой. Я – уйду, вы останетесь и будете вместе. А со мной навеки пребудет этот украденный кусочек счастья. С ним я и буду жить дальше, если, конечно…– он не договорил, но Инге поняла и её почудилась смертельная тоска в его голосе.
- Значит для тебя это всего лишь воровство? - возмутилась она, вырываясь из его объятий.
- Инге, пойми, Дэвис мой друг, и я никогда не смогу… - начал оправдываться Патрик.
- Ага, а когда ты меня целовал, ты, наверное, забыл, что Дэвис твой друг? – с упрёком заметила девушка.
- Ну, прости, - Патрик беспомощно развёл руками, - Я не смог удержаться. Я ведь тоже живой человек… Инге! Постой!
- Знаешь что? – бросила он ему презрительно, - Я думала ты в большей степени мужчина! В следующий раз, прежде чем подойти ко мне спроси разрешение у Дэвиса! У всех спроси разрешение!
Инге скинула с плеч куртку Патрика и швырнула ему её обратно. Потом отвернулась и быстрым решительным шагом зашагала к мельнице.
Дэвис не спал и поджидал их во дворе сидя за тем же дощатым столом. Инге даже не взглянула на него и, поспешила, молча уйти в дом, захлопнув за собой дверь.
- Тебе не кажется, что это чересчур? – тихо спросил он у Патрика.
- Что чересчур?
- Ты занял моё место, ты вторгся в мою жизнь… - начал Дэвис.
- Я вторгся???
- Да! Ты принимаешь решения за моей спиной, будто меня не существует, ты делаешь всё, что тебе вздумается, от моего имени, а теперь ты ещё и приударил за моей невестой! – Дэвиса словно прорвало. Он говорил негромко, но каждое его слово было точно удар бича, – Это моя жизнь! Понимаешь? Моя! Мои люди, моя земля, моя девушка. И не надо ничего делать, никуда ездить, я сам разберусь, понимаешь? Сам!
- Всё сказал? Долго думал? – Патрик спокойно стоял и смотрел на него в упор. Он неторопливо надел куртку, которую до этого всё ещё держал в руках. Дэвис, сжимая кулаки, не сводил с него глаз.
- Она два года тебя ждала. Часто ты вспоминал про неё? А теперь понадобилась, да? – также тихо сказал Патрик.
- Это вообще не твоё дело!
- Всё, с меня довольно!!! – бросил Патрик и, отвернувшись, пошёл к коновязи, где уже стояла осёдланная лошадь.
Дэвис понимал, что перегнул палку, наговорил лишнего, но остановиться уже не мог.
Патрик вскочил в седло.
- Уезжай, катись к чёрту, Бедуин! И не возвращайся больше! – крикнул Дэвис ему вдогонку.
- Да пошёл ты!!! – Патрик, пришпорив, пустил коня в галоп, оставив на дороге столбы пыли.
Дэвис вернулся в дом – Инге стояла на пороге дома, сложив на груди руки. Она слышала, как они попрощались. Всё до последнего слова.
- Ну и свинтус же ты! – процедила она сквозь зубы.
- Любишь его? – резко спросил Дэвис, усаживаясь прямо на стол.
- Да! – также резко, словно бросая вызов, ответила она.
- А меня?
- Тебя тоже люблю. Но по-другому, иначе.
Дэвис передёрнул плечами и ничего не ответил. Он сидел на столе, опустив голову, и качал ногой.
- Он спас тебе жизнь! Тебе и мне! – напомнила Инге
- Это не даёт ему право… - Дэвис запнулся, подыскивая слова. – Отбирать у меня всё!
- Что всё? Ты ведь хотел учиться в Оксфорде, разве не так? Разве тебе было что-то здесь нужно? Разве я была нужна тебе? - возразила ему Инге.
Дэвис молчал.
- Ну чего ты теперь молчишь? Ты ненавидишь меня? Да? Ты опять всех ненавидишь? Как обычно, да?
Дэвис не отвечал, всё также упорно глядя в землю.
- Да не молчи же! Ответь что-нибудь! Ты понимаешь, что я не могу выйти за тебя замуж, а? Ты понимаешь, что я больше не твоя невеста!
Дэвис упорно молчал. Инге потеряла терпение. Ей настолько невыносимо было это молчание, что захотелось его ударить. - Я забираю свою клятву обратно! И думай обо мне что хочешь! – она топнула ногой, стиснув кулаки.
- Не кричи, – наконец, тихо попросил он. - Я не ненавижу тебя. Я – думаю, как лучше поступить.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/06/27/1609