Начало: http://proza.ru/2017/06/27/1578
До мельницы доехали без происшествий. Мельник, старый Джекоб, пустил их, махнув рукой. Сказал только, – А, живите, сколько хотите, места хватит. С тех пор как Ханна моя умерла, а дети разъехались – с тоски хоть подыхай. С вами веселее будет.
- Спасибо, старик, - ответил Патрик, - веселье я тебе обещаю. Только радости от него будет мало.
- Что ж, поживём – увидим, - философски заметил Джекоб.
Мельница представляла собой каменную двухэтажную постройку на берегу небольшого искусственного пруда, вода из которого падая крутила большое деревянное колесо. Колесо, вращаясь, заставляло крутиться механизм, приводивший в движение жернова, которые находились в одном из нежилых помещений каменного дома.
Внутри жилой части дома было просторно – посредине комнаты стоял деревянный стол и две большие скамьи, у стены стоял большой окованный железом ларь, который служил хозяину постелью, в дальнем углу – закопчённый очаг. Дымохода не было, окон тоже, дым выходил через маленькое отверстие в стене или прямо в дверь. По стенам висели полки с разной утварью и инструментами. Винтовая лестница вела наверх, где находилась спальня хозяйки дома, ныне покойной.
Сам мельник - коренастый старик, кряжистый с широкими, словно лопаты ладонями, чересчур подвижный для своих лет. Голова его была покрыта клочьями рыжеватых волос, словно мохом. Крупный пористый нос его напоминал нарост на дереве, а голубые глаза были не по возрасту яркими. В целом мельник обликом был похож на какое-то британское лесное божество, старого друида или на само дерево. Его весёлый и добродушный нрав был известен всей округе, считалось обязательным не просто принести зерно на мельницу для обмолота, но и побалагурить с Джекобом. Для того, чтобы помол был добрым надо было перемолоть все новости, рассказать пару сплетен, перекинуться острым словом, и тем самым угодить хозяину.
Патрик, войдя в дом, попросил Джекоба развести огонь в очаге и вскипятить воды. Он положил Дэвиса на стол и спросил, - Ты как, братишка?
– Больно… чёрт... - чуть слышно ответил тот.
- Отлично! Значит живой. Потерпишь ещё?
- Не могу больше...сдохну...
- Можешь орать, но постарайся не дёргаться, – невозмутимо попросил его Патрик, стараясь говорить бодрым голосом.
Инге тоже встала у стола, приготовившись помогать.
Патрик, достал из своего ящичка иглу, ножницы, нитки.
- Это не очень приятно, – предупредил он её. Инге снова только фыркнула в ответ. – Тогда возьми ножницы и аккуратно выстриги ему волосы на голове вокруг раны. – велел он ей.
После того, как Патрик закончил прижигать, обрабатывать, зашивать – они вместе с Джекобом перенесли раненого на тюфяк, расстеленный специально возле очага. Патрик сполоснул руки и поманил к себе Инге. – Иди теперь ты сюда. Тебе сегодня тоже досталось.
Девушка помотала головой – Со мной всё в порядке.
- Иди, иди, не бойся, я осторожно. – Она подошла и Патрик бережно, стараясь не причинить боль, ощупал её переносицу, провёл кончиками пальцев по скулам. Потом он взял немного мази из баночки и начал осторожно втирать её в ушибленное место. Прикосновения его пальцев были легкими, точными, и более того – ласковыми. Мазь приятно охлаждала ноющую после удара о стену переносицу.
Инге вдруг почувствовала, что не в силах больше сдерживаться, щекочущая волна поднялась вверх из её груди, сдавила горло, защипала в носу, и, наконец, полилась слезами из глаз. Лавина слёз, накопленных за последние дни, слёз, которым старательно не позволяли проливаться, вдруг, сорвалась, и хлынула наружу.
- Это… я! Это всё из-за меня! – закричала она захлёбываясь, - Я презренная! Я должна была броситься вниз из башни, но побоялась! Всё–всё из-за меня… Отец… И теперь Дэвис…
Патрик поспешно схватил её и крепко прижал к себе. Она билась словно раненая птица, а он держал её голову в своей широкой ладони, уткнув лицом в свою куртку, и негромко шептал ей на ухо слова утешения.
- Если бы я… Я должна была... Мне не хватило духу прыгнуть вниз. Очень страшно было… - судорожно всхлипывала Инге, безуспешно пытаясь вырваться из железных объятий туринца.
- Брось, не вини себя, - негромко уговаривал он её, - Нет тут твоей вины, ты всё правильно сделала.
- Я должна была умереть! – воскликнула Инге. – Тогда бы с Дэвисом этого не случилось.
- Вот ещё глупости! С Дэвисом всё будет хорошо, вот увидишь. Ну, всё, тише, тише, успокойся.
Голос Патрика уверенный и доброжелательный постепенно приводил девушку в чувство. От него пахло также как и от отца, дымом, железом, конским потом, элем. Инге постепенно обмякла, перестала рваться и теперь просто плакала, спрятав лицо у него на груди.
- Я не знаю, что мне теперь делать… У меня не осталось ни родных, ни дома…
- У меня тоже ничего нет. Ни родных, ни дома, ни родины нет… Нет даже доброго имени, – с горькой усмешкой отозвался Патрик.
Он отпустил её, и Инге подняла голову, впервые заглянув в его зеленоватые с тёмными крапинками глаза. Она вдруг увидела то, чего совсем не ожидала увидеть в глазах человека, казавшегося ей столь суровым. Сострадание, печаль и ещё, хотя возможно это только ей показалось, нежность. Ей вдруг стало жаль его и стыдно за свою к нему былую ненависть и дурные помыслы. Она вдруг порывисто обняла его за шею – Нет, не говори так, этого не может быть!
Со двора вошёл мельник. - Там мужики собрались, говорить с тобой хотят – откашлявшись, чтобы скрыть смущение, сообщил он. В голосе его почувствовалась тревога.
- Скажи им, пусть подождут, я сейчас, – спокойно ответил ему Патрик, обернувшись, но, всё также, слегка обнимая девушку за плечи. Инге от этого стало неловко, она вытерла слёзы и поспешно отодвинулась.
- Ты молодец, сильная, я без тебя бы не справился, – сказал ей Патрик.
- Я – датчанка! – сказала гордо Инге и шмыгнула носом.
- Послушай, Инге, - осторожно попросил Патрик, всё также внимательно глядя ей в глаза – что бы ни было там, в замке, чтобы ни случилось, - он замешкался, подбирая слова,- Ну, ты же понимаешь о чём я? Не вини себя понапрасну, забудь обо всём. Клянусь, я никому не позволю бросить тень на твоё честное имя.
Глаза Инге сузились– Ты думаешь, меня обесчестили? – бросила она презрительно, - Попробовали бы! Угрожали только, – она вздохнула и тут же горестно добавила – Но только, кто мне теперь поверит?
- Как кто? Я поверю, – твёрдо сказал Патрик.
– А остальные поверят?
- Боюсь, у них не останется выбора, – по лицу Патрика промелькнула озорная усмешка.
Инге снова взглянула на туринца своими золотисто - медовыми глазами, а молодой человек почувствовал, будто внутри у него словно лопнула невидимая струна, будто этот её взгляд, подобно лучу летнего солнца, проник в самый тёмный угол его души. Так они стояли некоторое время молча, и смотрели друг на друга. И молчание это было красноречивее всяких слов.
- Пойдём, Инге, - наконец сказал Патрик, - нам нужно рассказать людям, что произошло там, в замке. Понимаю, что это тяжело, но от Дэвиса сейчас толку мало, а ты - самый надёжный свидетель. Мы должны решить, как нам действовать дальше. Пойдём, не бойся ничего, поверь, никто не посмеет тебя осудить или обидеть, пока я рядом.
Он мог бы и не говорить этих слов, ибо Инге поверила ему уже там, в подземелье и отныне готова была теперь доверять во всём. Она чувствовала исходящую от этого человека силу, и не сомневалась в его способности защитить её.
На улице уже собрались селяне. Тут были и Саймон с Иоханом и другие жители окрестных деревень. Суровые и напряжённые стояли мужчины вооружённые луками, топорами, вилами, а кое-кто и мечами.
Спор, который они вели, возник ещё в лесу и по сей видимости так и не прекращался. Предметом спора были Инге и Дэвис, которых либо следовало выдать обратно в Ховнингхэм, либо, наоборот, укрыть.
Патрик невольно почувствовал, как по спине его пробежал холодок: «Дашь слабину и всё, конец, растерзают», – подумал он, не позволяя себе, однако поддаться страху.
Чувствуя, как близость опасности заставляет быстрее бежать в жилах кровь, напрягает мускулы, помогает действовать обдуманно и расчетливо. Повинуясь привычке, он встал так, чтобы загородить Инге спиной. Он слушал о чём они спорили и молча наблюдал, пытаясь понять, что хочет каждый из этих людей, какие цели преследует.
Йохан – здоровый детина, Патрик оценил его как ровесника, видимо был вожаком у лоуторпцев, его младший брат Стивен, несомненно, был на стороне старшего, но показался Патрику более рассудительным и гибким. Саймона тоже уважали, но он был значительно старше и уступал в силе Йохану, к тому же ему сильно вредило, что он был из Исторпа и Йохан постоянно на это упирал.
- Мы надеялись договориться с новым бароном насчёт податей по-хорошему. – говорил мясник, - Мы хоть и копигольдеры, но с нас не имеют права драть дополнительные подати. Всё это мы рассчитывали объяснить сэру Эриху и его шерифам. Однако, если мы вас укрываем – разговаривать не о чем. Не сегодня - завтра сюда придёт карательный отряд, против которого нам не устоять. И теперь скажи – на кой чёрт нам это надо?
- Правильно! – загудела толпа, - Зачем нам решать чужие проблемы? Пускай сами между собой разбираются!
Саймон усмехнулся, - Вы хотите договориться по-хорошему? Вы избили сборщиков податей, устроили на дороге заставы, а теперь хотите, чтобы всё было по-хорошему? В Исторпе тоже хотели по-хорошему, но там погибли люди и сожжены дома. И потом никто не будет разбираться – укрывали вы их или нет, копигольдеры вы или фригольдеры, – продолжал Саймон, - когда речь идёт о деньгах. Опомнитесь, наконец, когда овцы могли по-хорошему договориться с волками?
Послышались возгласы одобрения.
- Послушай, я скажу прямо, – отвечал Йохан, поигрывая мускулами, он, несомненно, красовался перед односельчанами, - мне не нужна войнушка возле моего дома. Ты – из Исторпа. Исторп уже никто не тронет, твою жену не потащат на сеновал, твой дом не сожгут. Каратели придут ко мне, а не к тебе. Правда, Стивен?
- Ты что, пеняешь мне то, что мой дом не сожгли? Тебе мало того, что я и мои товарищи прячемся здесь с тобой по лесам? – воскликнул Саймон, засучивая рукава.
- Ладно, ладно! – вмешался Стивен, пытаясь остановить назревающую драку. - Давайте спросим у этого, из Оксфорда, профессора, что он может нам предложить, - Что ты можешь нам предложить? – спросил он у Патрика, который до этого молча слушал.
- Я могу предложить помочь отразить нападение на деревню, если вы не сдадите нас, - произнёс Патрик, - И когда мой друг вступит в наследство по закону – ваши интересы будут соблюдены. В противном случае мне придётся защищать своих друзей.
Он говорил это легко и спокойно, но Инге, стоя за его спиной, чувствовала, как напряжено его тело, точно у хищника перед броском.
– Если мы выдадим их, то станем такими же негодяями и убийцами, как эти разбойники из Ховнингхэма. Я на такое не подписываюсь! – Саймон махнул рукой и отошёл в сторону. Стивен с тревогой поглядывал на Патрика, словно прикидывая, насколько можно его опасаться.
- А если не выдадим – сколько нас поляжет? – возразил ему Йохан.
- Если будете меня слушать – нисколько, - вмешался Патрик.
- Почему это мы должны тебя слушать? – возмутился Иохан.
- Потому что я за всё отвечаю, - ответил Патрик - и рискую я больше, чем ты. Это понятно?
- Кто ты такой, чтобы за всё отвечать? – дерзко ответил мясник, поигрывая огромным ножом для разделки туш. - «Отразить нападение!» - а не пустобрёх ли ты? Я слышал, что вас в Оксфорде учат только красиво говорить.
- Видимо всё же придётся показать, чему учат в Оксфорде! – нехотя ответил Патрик, понимая, что его действия будут иметь больший успех, нежели слова. Он выхватил из-за пояса кинжал. Противники вышли на середину двора и встали друг напротив друга под одобрительный гул толпы.
Патрик скинул одежду, обнажившись по пояс. Иохан, немного помедлив, последовал его примеру. Все вокруг замерли в ожидании. Иохан мастерски владел ножом, лучше всех в округе – его мощный торс, казалось, способен был сокрушить скалу. Тело туринца казалось более гибким, жилистым, но на нём были шрамы – не один и не два. Добрый десяток следов от многочисленных схваток.
Мясник начал наступать, резко взмахивая перед собой ножом. Патрик уклонялся, отступая назад. Наступившую тишину нарушало только лязганье железа.
Инге стояла ни жива, ни мертва, закрыв ладонями рот, чтобы не закричать. Она прекрасно понимала, что может произойти с ней, если Йохан зарежет Патрика. Ничуть не лучше будет результат, если туринец зарежет Йохана. Его попросту разорвут. Много ли найдётся желающих защитить её, девушку, которую несколько дней насильно держали в замке, от опьянённой кровью и элем толпы? Теперь её и Дэвиса судьба и жизнь целиком зависели от ловкости этого по большому счёту мало знакомого ей человека, который взял на себя заботу заступиться за них. Инге в ужасе зажмурила глаза, чтобы не видеть происходящего.
Патрик тем временем отступал, покачиваясь из стороны в сторону как змея перед броском, уклоняясь от проносившегося перед ним смертоносного лезвия. На лице его было отрешённое спокойствие. Так постепенно он отошёл вплотную к каменной стене дома – отступать дальше было некуда. Тогда Патрик метнулся в сторону. В этот момент Иохан издал победный клич и его нож полоснул туринца по груди, прочертив на ней ярко-красную линию. Инге открыла глаза и вскрикнула. Но, в то же время Патрик, изловчившись, ухватил Иохана за кисть и вывернул её с такой силой, что тот заорал и выронил нож. Туринец наступил на нож ногой, прижал мясника к стене дома и приставил к его горлу свой кинжал.
- Ну что теперь, насчёт пустобрёха? – спросил он. Тот некоторое время молча вырывался, но без особых успехов. Патрик держал его железной хваткой.
- Твоя взяла… - прохрипел, наконец, мясник, тяжело дыша.
- Есть ещё желающие взять на себя ответственность? – спросил Патрик, оглядев толпу.
Желающих не нашлось. Патрик с Иоханом пожали друг другу руки – вопрос о главенстве был решён раз и навсегда. Инге чувствовала, как у неё подгибаются ослабевшие ноги.
Патрик вытер рукой кровь, шедшую из пореза на груди, и взглянул на Инге. В его глазах светилось торжество. Девушка, напротив, была бледна, как смерть.
Он ободряюще улыбнулся ей и подмигнул, и Инге почувствовала, что эта улыбка и этот взгляд только лишь для неё. От этого она почувствовала, как у неё перехватило дыхание, жаром полыхнули щёки, забилось, словно пойманная рыба, сердце.
Поединок с мясником возвысил Патрика в глазах селян и разрядил обстановку. Во двор вынесли стол, за которым расположились кто на чём. Тут же прикатили бочонок с элем, и обсуждение продолжилось более непринуждённо.
Патрик достал карту Ховнингхэма с окрестностями и расстелил перед фермерами. Из Ховнингхэма в Лоуторп шли две дороги. Одна, болотистая, которой сегодня он уже успел проследовать, соединялась с исторпской тропой, другая, более широкая и сухая соединялась с ноттингемской.
- Вот эту дорогу, да и эту тоже - надо перекрывать. Сегодня они вряд ли сунутся под вечер, а вот завтра вполне возможно.
- Эх, жаль ты Эриха не грохнул, не было бы теперь забот. – вздохнул кто-то из мужиков.
- Не факт! – возразил Патрик, - на такой куш вороньё бы со всей Британии слетелось и нам бы точно не поздоровилось. Я бы предпочёл иметь дело с ним, чем с королевской армией. Я и управляющего убивать не хотел. Просто погорячился, когда он девушку ударил.
- И часто ты так горячишься? – обеспокоился мужчина.
- Только когда дело касается женщин, - заверил Патрик под дружный смех.
- Сколько у нас может собраться вооружённых людей? – опять посыпались вопросы.
- Человек сто пятьдесят наберётся. Может и больше, - ответил кто-то из собравшихся.
- Из Исторпа ещё пара дюжин подойдёт, – пообещал Саймон.
- Всё равно мало. Один конный рыцарь стоит десятка пеших воинов. А мы даже не воины. – возразил третий.
- На ровном месте в открытом бою они нас раскатают, но мы на открытое место и не полезем. А в лесу мы – хозяева положения,- возразил Патрик. - Если не полениться и устроить засады – мы их развернём. Меня не столько конные рыцари беспокоят, сколько пехота лучников. Ваши луки охотничьи, стрелы лёгкие - в самый раз только для кабанов и оленей. Нужно их немножко усовершенствовать, чтобы могли пробивать доспех. Ещё нам необходимы люди в Ховнингхэме, которые могли бы нас снабжать сведениями о том, что происходит в замке и на дорогах в Линкольн и Ноттингем. Мы должны быть быстрее их, должны быть на шаг впереди, только тогда возможно будет победить, – продолжал Патрик.
Он говорил уверенно и твёрдо, но без обещаний и хвастовства. Объяснял, растолковывал, что нужно делать и зачем, но не с позиции господина, а с позиции человека знающего и умеющего.
- Никакого геройства, никакой самодеятельности и упаси вас Бог – никакого благородства, наша задача выстоять, а не прославиться. Каждый находится на своём месте, сделали дело - и отошли! – говорил Патрик.
Люди слушали, обсуждали, и постепенно над столом воцарилась рабочая атмосфера общего дела. Она порождала доверие и приязнь, а также надежду на благополучный исход рискованного предприятия.
Они ещё некоторое время обсуждали, потом разошлись строить укрепления и ловушки, готовить вооружение и собирать людей. Было решено организовать снабжение провизией за счёт обозов, двигавшихся по дорогам в Линкольн и Ноттингем.
- Это грабёж, - заметил кто-то.
- Назовём это добровольным пожертвованием в пользу вашего законного лорда, – возразил Патрик.
- А что будем делать с пленными?
- Как что? Отпускать, конечно, но предварительно освободив от оружия и доспехов. Неплохо будет провести беседу душеспасительную, подкреплённую цитатами из Священного Писания и Хартии вольностей, – посоветовал Патрик.
- А можно чем-нибудь ещё подкрепить? Покрепче. А то я не силён в Писании, - раздался чей-то голос, который был поддержан дружным хохотом.
Незваных гостей ожидали через день-другой. Было решено, что Патрик останется сегодня на мельнице, а завтра займётся вплотную приготовлениями.
Все разошлись уже затемно, когда на небе зажглись звёзды. Завтрашний день предстоял тяжёлый. Патрик и Джекоб сидели у очага, в котором потрескивали дрова, потягивая эль. На огне варилась баранья похлёбка. Патрик водил точильным бруском по лезвию своего меча. Инге присела рядом, спиной к огню, набралась храбрости и обратилась к Патрику с вопросом.
- Скажи, пожалуйста, есть на свете что-то, чего ты боишься? Если ты вообще чего-нибудь боишься?
Он ненадолго задумался, отложив оружие, а потом ответил ей совершенно серьёзно, - Боли. Я боюсь боли.
- Боли? – удивилась она, - ты что, когда дрался с мясником, боялся боли?
- А, нет, конечно, когда я дерусь, я боли не чувствую. Но когда начнут пытать, дробить кости, рвать ногти. Я вот этого всегда боюсь. – Патрик посмотрел на неё и в глазах у него Инге увидела тревогу, – Есть боль, которая унижает, лишает человека достоинства, превращает в скота, сводит с ума, понимаешь? Ломает его и он сдаётся. Я много раз видел это своими глазами, но, признаться, никогда не испытывал. И я боюсь оказаться в таком положении, боюсь не выдержать, если такое случится.
- Не случится, - горячо заверила его Инге, - Я буду очень сильно просить Господа, чтобы этого с тобой не случилось, я знаю, как это делается. Я смотрю в небо и прошу, прошу, прошу, а потом начинаю чувствовать, что меня кто-то слышит.
- Спасибо! Если вдруг что… Я буду помнить об этом, и мне станет легче, – он словно не сознавая, провёл рукой по её рыжим волосам и улыбнулся. И снова от этой грустной улыбки Инге почувствовала, что теряет разум. Ей было и неловко и приятно от этого. Она вспыхнула алым цветом и засмущалась. Патрик спохватился, заметив её смущение, и убрал руку.
- Вот попал, - посетовал он старому мельнику, допивая очередную кружку эля, - через неделю сан должен был принимать, обет дал, что никому даже в морду не суну, а теперь за один день двоих к праотцам отправил.
- Бывает. – отвечал мельник, - я вот мельницу как-то три раза продавал – не выходит и всё тут. Ну я и плюнул. Пустое, думаю, дело. Не судьба.
- Так и я третий раз уже собираюсь.
- А что первые-то два не заладилось? – полюбопытствовал старик, охочий до чужих историй.
- Ну, первый раз из-за женщины. - Патрик покосился на Инге.
- Ну, знамо дело, женщины - от них всё зло, - согласился Джекоб и тоже покосился на Инге, которая, принялась месить тесто, но при этом внимательно слушала их разговор. – Это я не про тебя, дочка, – спохватившись, предупредил он.
- Второй раз так разволновался что-то, – продолжал Патрик, - думаю, дай винца хлебну для спокойствия. Хлебнул, да перебрал лишку. Пришёл – а у них всё готово, все собрались, даже архиепископ. А меня что-то развезло, я возьми и ляпни, что Папа Римский непогрешимым быть не может, потому как человеческое естество суть изначально греховно по определению.
Архиепископ огорчился сильно, ногами затопал, схизматиком меня обозвал. А я вступил в полемику, привёл аргументы. Чуть из Оксфорда тогда не вылетел – спасибо канцлеру, что заступился за меня.
- Ну не судьба, значит, брат, тебе тыкву стричь. – рассудил Джекоб.
Патрик подёрнул плечами. – Не знаю я. А что делать – то? Мне уже двадцать восемь лет стукнуло, а ни дома, ни семьи, ни кола, ни двора, – ничего нет, кроме кота. Мыкаюсь один по свету, надоело до чёрта. Надоело людей убивать, не хочу.
- Ну, у тебя хорошо получается. - поддел мельник.
- Тьфу! Не могу я больше, душа не терпит, – в сердцах воскликнул Патрик, - Нельзя же душу бесконечно насиловать. Вот сегодня прикончил двух негодяев, которым выпало по заслугам, а душа всё равно болит. И не знаешь, что делать с ней, с этой болью. Вечно всё как-то так складывается, что делать приходится то, что не хочешь, а что хочешь – не получается.
- Н-да, - протянул Джекоб, - это потому что хотелок много. У меня вот была мельница и кроме мельницы – ничего не было, и быть не могло. Поэтому и вопрос не стоял – хочу, не хочу, получается – не получается.
Они беседовали ещё долго, порой каждый о своём. Надвигающаяся ночь обещала быть бессонной и тревожной.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/06/27/1585