Сколько людей, сколько людей. Их так много. И они так быстро исчезают. Я уже не помню большинства из них. Фотографии не храню, а те, что дороги, что рука не поднимается уничтожить, никому не показываю. Зачем? Сразу же начнутся вопросы – а это кто? Отец? Дедушка? Ну, скажу, что отец. Или дед. Пару раз проканает. Они старые, размытые, я там в другой одежде и выгляжу по-другому. Но если увидят следующие, сделанные через 10-15 лет, то удивятся, ну надо же, отец твой совсем не изменился…
Мне нельзя создавать семью. Вернее можно, но ненадолго. На большом интервале времени всё вскроется. Нельзя иметь детей. Представляете картину, идут двое по дороге, старик и юноша, старик к нему: пап, а пап! Кроме того, дети – такие же люди, как и все, они старятся и умирают, а я остаюсь, и это так больно! По той же причине нельзя долго ни с кем дружить. Уже через 5-10 лет появятся вопросы, на которые не хочется отвечать. Я не могу долго жить в одном месте. Работать. Даже документы приходится новые доставать каждые 10 лет, а это непросто и опасно. Я как разведчик в стане врага. Внедрённый агент. Как инопланетянин, замаскировавшийся под местного. И всё время приходится себя контролировать, как бы не проговориться. Следить за модой. За вкусами молодёжи. Что они слушают? Что и как танцуют? Какими фильмами восхищаются? В какие компьютерные игры играют? Как меняется их слэнг? Я должен всему постоянно учиться. Быть похожим. Не привлекать внимание.
Не понимаю, почему все хотят быть молодыми. Женщины тратят уйму времени и денег, половину жизни, можно сказать, чтоб в остальную половину выглядеть на 5 лет моложе. Разгладилась у неё пара морщин в уголках глаз – она в восторге. Смотри-ка, этот крем просто волшебный! Похудела на 5 килограмм – вот оно, счастье! Через пять лет они будут биться за то, чтоб выглядеть как сейчас, через десять чтоб как через пять и так далее, пока совсем не одряхлеют. Впрочем, попадаются и молодящиеся старухи, которые всё никак не могут смириться с неизбежным. Жалкое зрелище. Они напоминают пловцов, тратящих все свои силы, плывя против течения, но всё равно река их сносит вниз, только чуть медленнее. Мужчины меньше заморочены на возраст, но тоже хотят быть моложе, стригутся наголо, чтоб лысину скрыть, одеваются по моде, в фитнес ходят. И все дружно вздыхают: мдааа, когда-то и я был ого-го!
Впрочем, люди уверены, что смерти нет, что это только переход в другую реальность, в другой мир, и тешут себя мыслью, что там им будет лучше. Видимо для того, чтоб не так страшно было. Многие старики говорят, мол, смерти я не боюсь, я к ней давно готов, я всё уже сделал на этой земле, пора отсюда уходить. На самом ли деле они так считают или просто храбрятся? Кто как. Кому-то уже настолько надоела его немощь, бесцельное существование, что уж лучше что угодно, только не это. Пусть даже там чернота и безвременье. А кто-то искренне верит и ждёт смерти как долгожданной станции с надписью «Рай» на крыше вокзала. Сто лет назад верили все, потом это стало считаться предрассудком, на долгие десятилетия воцарилась эпоха прагматичного и циничного материализма, но двадцать пять лет назад это снова стало модным, люди стали искать новые смыслы, утешение, защиту, а что может быть лучше ожидания неизбежного справедливого суда и воздаяния по делам твоим? Каждый ведь считает себя невинной жертвой, достойной райского наслаждения после окончания земного пути.
Я иду по берегу озера. Оно в черте города, хоть и с краю и вокруг лес. Асфальт потрескался, местами провалился. Когда-то тут был небольшой посёлок, прямо у воды, как же он назывался? Уже не помню. На месте домов густые кусты и берёзовый молодняк. Даже фундаментов уже не видно. А город был в нескольких километрах. И дороги были грунтовые. Потом асфальт положили, привели всё в порядок, и показалось местным жителям, что жизнь-то налаживается, но вот прошли годы и всё исчезло. И дома, и люди, и дорога вот постепенно тоже. Я редко здесь бываю. Боюсь знакомых встретить. Всё-таки город вокруг и сюда приходит много людей, гуляют по берегу, болтают, камни в воду бросают. Да и больно смотреть, это же всё мои родные места. Я тут в детстве купался, мяч на берегу гонял, рыбачил, костры жёг, уху варил. Тех, с кем я это делал, уже давно нет, но другие, с кем меня жизнь сводила, еще живы, могут опознать. Хотя чего я боюсь, сделаю круглые глаза и скажу, что, мол, вы обознались. Или сыном своим прикинусь. Или внуком. Придётся, правда, на вопросы отвечать, ну навру что-нибудь, в первый раз что ли?
А озеро стало грязнее. Вода цветёт не по времени, на дне мусор, на берегу тоже. Всё-таки люди свиньи. Трудно за собой убрать что ли? И ведь всегда такими были, ничуть не изменились. Только раньше мусор другой был. От него уже давно ничего не осталось, а этот на века. Памятник такой нашей мусорной цивилизации.
Вы меня спросите, конечно, а как оно раньше было? А правда ли то, что говорят и пишут, в фильмах показывают? - Да не помню я. Каждый человек просто живёт своей обычной жизнью, заботится о повседневном, ну а то, что происходит вокруг, замечает по ходу, случайно, либо вынужденно, если это его непосредственно коснулось. О многом, что тогда было, я узнаю так же как и вы из книг и статей. Кроме того, память наслаивается друг на друга, медленные изменения не замечаешь, если живёшь среди них, потом спустя много лет уже почти ничего не помнишь, так только, отрывочные сцены, фразы, события. Ну и кроме того я же тогда намного моложе был и интересы у меня были другие. Что важнее – любовь или политика? Футбол или комсомол? Поход в лес на несколько дней с играми у костра или стройки коммунизма? Да и не знали мы тогда ничего, всё по слухам. Даже война сейчас уже по-другому вспоминается. Как будто это было не со мной и в другой жизни. Мне тогда повезло, жив остался, а потом всё хотелось поскорей забыть, хотя такое разве забудешь? Вы снова спросите, а когда ты понял, что не меняешься? Когда прятаться начал и зачем? – Где-то годам к 35-ти забеспокоился, а до этого радовался, что молодо выгляжу, что все мне завидуют, особенно женщины. Помню одна бывшая однокурсница сказала, у нас с ней как раз роман тогда был, мол, ну надо же, у меня столько мелких морщинок уже, а у тебя до сих пор ни одной! Я тогда отшутился, мол, поменьше надо рожу кремами мучить, больше пива пить, тогда морщин не будет, посмеялись и забыли. Вспомнил я об этом разговоре спустя много лет, мы давно расстались к тому времени. Главное – не видеться с женщинами, которые у тебя были. Ни к чему это. По крайней мере первые 30 лет, потом можно будет если что, как говорят сейчас, закосить под дурачка, прикинуться посторонним. Всё равно не поверят. А интересно, где они все сейчас, те, которые из молодости? Живы ли? Как сложилась их жизнь? Мне уже никогда не узнать. Просто потому, что не у кого спросить. Последние же лет тридцать мне стало это претить. Смотрю я на молодую дуру и думаю, так, тебе сейчас около двадцати, это значит пятнадцать лет назад ты еще в садик ходила. А ведь это почти вчера было! Ты же мне в правнучки годишься! И всё желание пропадает сразу. Да и они тоже что-то такое во мне видят, по глазам читают, сторонятся. Мне бы женщину постарше, лет так 40-45, чтоб не видеть в ней ребёнка и поговорить было о чём, да только сам-то я выгляжу в 2 раза моложе её, кто же со мной будет любовь крутить? Отвали, молокосос, скажет. Да и вообще бабы какие-то не те пошли. Не интересные. Либо тощие, либо толстые, наглые, тупые и жадные. То ли дело раньше! Все как на подбор крепкие, ядрёные, кровь с молоком, при этом скромные, работящие, любо-дорого смотреть! Да, измельчал народишко…
Навстречу идёт весёлая компания молодых людей, парни на ходу из горла пивко попивают, что-то оживлённо обсуждают, шутят, смеются. Надо было и мне пива купить, что-то не догадался. Хотя бы для маскировки.
Вот на этом пригорке стоял ресторан. Так его называли. Как он на самом деле назывался? Да бог его знает, не помню. Помню только, что зал был небольшим, потолки высокими, запах как в столовой, дешёвым супом пахло, официантов не дождёшься, да и дорого, поэтому мы туда не ходили. Сядешь на бережку, беленькую раскупоришь с друзьями, а закуска самая обычная – варёный картофель в мундире, помидоры и огурцы с участка, варёные яйца. Это до войны было или после? Кажется после. Где-то в начале 50-х. Тогда ресторан еще работал. А через 20 лет уже нет. Сейчас от него одни развалины остались. С кем я тогда был? И сколько нас было? Трое? Четверо? Пятеро? Это когда я на заводе уже работал или ещё когда учился? Ничего не помню. Ни имён, ни фамилий.
Вы еще меня спросите, конечно, а жена у тебя была? А как же, конечно. После войны выбор был мама не горюй! Прожили мы с ней 10 лет, да разбежались. Сына она с собой забрала, я помогал им чем мог до его совершеннолетия, а потом мне уехать пришлось, а еще через несколько лет он уже выглядел старше меня и я боялся ему на глаза показываться. Даже не знаю, где он, жив ли, как сложилась его жизнь, есть ли у меня внуки. Для социальных сетей он слишком стар, да и мужчин его возраста с нашей фамилией и его именем много. Половина аккаунтов без фото, кого тут найдешь? Ну, это понятно, скажете вы, жёны приходят и уходят, но ведь родители, братья и сёстры, они-то ведь в курсе! Или ты и от них прячешься? – Да какие уж там родители! Вы что, издеваетесь? Отец с войны не вернулся, а мамы уже 37 лет как нет. Была сестра, умерла недавно, она знала, но молчала. А детей у неё не было. Дядьки, тётки давно на том свете, двоюродные потерялись со временем, я же кочевал из города в город, даже работу такую себе каждый раз выбирал, чтоб на одном месте долго не сидеть. Столько мест поменял, паспортов, имён… Всё в памяти перемешалось.
А вы всё не унимаетесь. Вам всё интересно. А зачем, говорите вы, прятаться? Ведь вы же уникум, человек-сенсация, оглушительный успех и известность на весь мир – разве это плохо? – Эх, святая простота! Детская наивность! Ну напишут про вас в местной газете, станете вы такой местечковой знаменитостью, потом в журнале каком-нибудь, это даже приятно. Поначалу. Потому что никто всерьёз не воспринимает. И даже ты сам. Ну, просто повезло, выгляжу на 10-15 лет моложе. Все пристают, мол, а в чём секрет? Питание? Активный образ жизни? Физкультура? Ага, отвечаю, поменьше мучного - побольше ночного. Не пить позавчерашнюю водку и поменьше думать о плохом. Но идёт время, и вот уже не до шуток, тобой начинают интересоваться совсем другие люди и без рекламы. Ты им нужен как подопытная крыса, они тебя сперва уговаривают обследоваться, сулят всякие блага, потом настоятельно рекомендуют, а потом просто в охапку – и в свой НИИ. На этом твоя свободная жизнь заканчивается, ты становишься просто препаратом, предметом изучения. Люди хотят вечной молодости и жизни. Большие люди. Ты же – ключ к тайне. Тебя, конечно, оберегают и содержат, но это жизнь в клетке. Как у медведя в зоопарке. – Так ты что, был у них там? – Пришлось однажды. Сбежал и до сих пор вот маюсь. – Искали они тебя? – Не знаю, наверное. Пришлось прятаться. Первые несколько лет были самыми трудными, я всё время боялся, что меня вычислят, хоть и жил уже под чужим именем. Успокоился окончательно только когда СССР рухнул. Сейчас документы новые сделать без проблем можно. Любые.
Останавливаюсь. Беру плоскую гальку, кидаю параллельно воде с закруткой, она скачет как лягушка, потом ныряет. Прямо как я в своё время. Также покинул этот берег, скакал, путал следы, нырнул, затаился.
Я много раз думал, а как бы сложилась моя жизнь, если бы я был таким как все? Кем бы я стал, с кем жил, где, чем занимался? Доработал бы до пенсии на своём заводе, дачу бы купил, детей растил, потом внуков. На их свадьбах гордо напутствовал бы, помогал чем мог, с женой ругался иногда, хоккей смотрел по телику, в гараже старенький москвич перебирал. На дни рождения собирал друзей и родственников, принимал подарки, вспоминал молодые годы. Не пришлось бы прятаться, бояться, врать. Менять женщин, друзей-знакомых, играть в чужую жизнь. Всему заново учиться, изо всех сил стараясь не отстать от жизни. Жил бы спокойной размеренной жизнью, постепенно угасая, и если еще был бы жив, то шёл бы сейчас, наверное, по этому берегу с палочкой под ручку со своей старушкой, шамкал вставными челюстями, жаловался на болячки, маленькую пенсию и ругал правительство.
А, может, неплохо быть вечно молодым?