Глава 15
Едва мы приблизились к скамейке, мужчины поднялись.
- Здравствуйте, бабушка, - поздоровался один со старушкой.
- Никак к нам гости? – обрадовалась Ба.
- Мы вообще-то к Михаилу.
- Слушаю, - скромно ответил я, - ты иди, Ба, я сейчас.
Все подождали пока старушка исчезнет за калиткой.
- Михаил, ты понимаешь, откуда мы, - протянул один руку с удостоверением. Я, конечно, успел только и заметить, что фотография совпадает с оригиналом. Учат их что ли так показывать…
- Есть несколько вопросов, на которые надо ответить.
- А где и как? Тут что ли? – указал я на скамейку.
- Нет, конечно, тебе надо проехать с нами в город.
- Знаете, я устал и хочу есть. Если вы не спешите, давайте хоть чаю попьём.
Они видимо не ожидали такого ответа. Старший пожал плечами, но я уже открыл калитку. Надо сказать, у бабушкиного коровника было привязано «нечто», величиной с быка, рвущее то, на что привязывают в деревнях собак: цепи, тросы и ошейники. Удерживали в повиновении только женские капроновые колготки, вокруг шеи и комбайновые цепи. Несмотря на убийственный вид, охранника раза три крали самого проезжающие охотники. Но потом то ли сами возвращали, то ли он убегал. Сейчас ему предстояло протестировать гостей на человечность, эта мысль пришла в мою голову, едва я увидел удостоверение.
В общем ничего не произошло, Рекс зевнул и начал причёсываться задней лапищей, выбив облако пыли из себя.
После плотненького чая с картофельными пирожками, лапшой с курицей и салата со сметаной, мы катили в «Волге» по асфальту из Разжиково и даже прикурили из одной пачки.
Сколько я не мотался по просторам и весям необъятной шестой части суши, заметил одну особенность – парадный вход в любой город через мост. Вот и в Петропавловск существует такой парадный вход и по нему мы летели с порядочной скоростью. А в конце этого входа среди многоэтажек есть три совершенно похожих здания, стоящих в ряд. В двух – разные конторы, в первом – «государево око». Там, на первом этаже, слева в приёмной я стал дожидаться своей участи. Радовало одно, через турникет дежурного меня не проводили и документы не спрашивали, значит человек должен знать меня в лицо.
Действительно, появился капитан Семёнов Иван Иванович.
- Да, Михаил, наделали вы дел с майором, - вздохнул он, прервав установившееся молчание.
- Где он?
- В морге.
- Это они его?
- Нет, сам застрелился.
- Зачем это ему надо было?
- Да, думаю, не ему.
- Как?
- Не тебе и не ему. Ты видел, что твоя подружка с дежурным сделала?
- Нет.
- Он, конечно, в больнице лежит, но рот у него до сих пор открыт.
Установилась тишина, Семёнов смотрел в окно, я в его стену и меня сверлила мысль, от которой я прятался за бравурностью: а что теперь мне будет?
- А что теперь мне будет? – неожиданно спросил я.
- Лучше спроси, что нам теперь всем будет! – он обернулся, достал сигареты и мы дружно задымили.
- Геннадий Николаевич тебе что-нибудь говорил такое, что я должен знать.
- Говорил.
- Ну?
- Говорил, передай другу Ваньке, их двое в Старо-Лежнёво были – две самки, а те, что сидели в камерах, это не…, - тут я осёкся, - не моей подружки. И что они приходили убивать именно её. Ну и меня заодно, наверное.
- Как это понимать: две самки? Они, что, каждая прайд имеет?
- Он сказал, что вы сами знаете.
- Ну, ты видишь, как знаю. Знал бы, не спрашивал.
Мы опять помолчали и подымили.
- Михаил, ты можешь нам помочь?
- Да, на здоровье, если смогу.
- Надо в институт вернуться.
- Можно хоть до понедельника здесь побыть, а то я уже три года дома не был. Я же, конечно, не по дому соскучился, а выкраивал себе время на встречу с Христианой Николаевной.
- Конечно, конечно побудь.
- А что я буду делать, ну как буду помогать?
- Ты рыбалку любишь?
- Да.
- На живца ловил?
Вот только этих слов я, конечно, и ждал.
- И наградят меня посмертно?
Капитан развеселился: - ну для чего-то ты им нужен. Я думаю, Михаил, ты взрослый человек и понимаешь, в покое они тебя всё равно не оставят.
- Ну, спасибо! Утешили.
- Да уж, хоть этим.
- И мне не отвертеться, иначе что-нибудь другое?
- Нет, ты свободен в выборе. Геннадий Николаевич оставил обстоятельную записку. Ты в стороне. Даже наоборот, Михаил, если у тебя есть хоть малейшее желание не участвовать, пожалуйста, можешь про нас забыть.
Нормальный человек, конечно бы, этим предложением и воспользовался, но я уже не мог остановиться, количество перешло в качество и я вздохнул.
- Про всё забыть? А они про меня забудут?
- Думаю, нет.
- И я вот так думаю.
В общем, через пять минут знакомая «Волга» катила меня к родителям. В Разжиково, я потребовал отвести меня утром, вместе с папой и мамой. Надо же было воспользоваться новым положением. Правда, перед выходом капитан остановил меня и спросил:
- Миша, ты не знаешь, где семья Геннадия Николаевича?
- Он же мне сказал, что попросил их пожить несколько дней у знакомых. Они должны были приехать на следующий день. Как это понимать?
- Вот так, Миша, что их нет нигде.
- У вас такие возможности!
- Возможности не помогают. Ладно, не напрягайся, машина будет в девять ноль-ноль.
Вот могут в этом ведомстве испортить настроение, я, конечно, не спал всю ночь.
Родители мои были в радостном шоке и, что дитя вернулось переночевать под родным потолком и, что на следующий день везу их на историческую родину папы в служебной машине. Сидели они на заднем сиденье, как перепуганные мыши, а ещё больше изумились, когда я приказал водителю заехать на Колхозный рынок и загрузился там мясом, фруктами и другими жидкими продуктами. А когда машина уткнулась в знакомые ворота, с радостью кинулись в водоворот подготовки к крупному застолью. На что я и рассчитывал, испугавшись, что они увяжутся за мной, когда я пойду к Мазукиным.
Старушки Веры Фёдоровны дома не было, она, согласно расписанию, в это время находилась у своей очень старенькой мамы. Туда же незаметно ускользнул и я.
Дом Мазукиных за эти сутки, как и за последние сто лет, изменился мало, разве что перед воротами стоял чудовищной величины засёдланный конь и переминался с ноги на ногу. Сами Мазукины встретили в дому молчанием, опрятным видом и армейской чистотой на кухне. Я пожал мозолистые руки мужской половины, с тётей Таей поздоровался кивком головы. Мне молча показали на затворённые дверки светлицы, зала по-нашему.
- Ба, ты здесь?
- Да, Миша, - послышалось из комнаты, - проходи сюда.
- Здравствуйте, - внезапно и громко проговорил я.
- Тише ты! – махнула на меня Ба, - что-то наша Николаевна занемогла сегодня.
- Может мне уйти?
- Нет, сказала, что хочет с тобой поговорить, - взглянув на дверь, сказала, - что, эти злыдни ещё не ушли?
- Нет.
- Вот не стыда, не совести. Сидят, ждут, что ты их опохмелишь.
- Легко.
- И не вздумай!
Христиана Николаевна открыла глаза и вяло так улыбнулась.
- Здравствуй, Миша.
- Здравствуйте, Христиана Николаевна.
- Все дела в городе сделал?
-Да вроде.
- Странно, не ожидала я тебя сегодня.
- Чего странного? Всё решилось.
- Ой ли? Ну-ка подойди поближе, сынок. Ну так и знала, - откинулась на подушку старушка.
- Уговорили. Я то думала, у тебя ума хватит.
- О чём это вы? – вклинилась моя Вера Фёдоровна, - оставь парня, Николаевна, не порть ему жизнь. И ты, Миша, не ведись на её уговоры.
- Успокойся, Ба, тебя это не касается.
- Как это не касается? Насмотрелась я за свою жизнь, Миша, и скажу, дурак ты, дурак, - и она рукой толкнула меня в лоб.
Этот всплеск эмоций не остался не замеченным, со стороны кухни послышался скрип половиц, а дверка приоткрылась. В щёлку светили четыре глаза. Я встал, решительно подошёл и незаметно сунул в верхние два скомканные десять рублей. Видение исчезло, а дверцы закрылись. Юля на фотографии усмехнулась и я вернулся на место.
- Пойми, сынок, что эти тебя не тронут. Зачем ты им? Ты своё дело сделал.
- А мой ребёнок?
- Батюшки, - всплеснула руками Вера Фёдоровна,- ребёнок! Ты чем думал, балбес?!
- Ну, разошлась, - взглянула строго на неё Наколавна, - дело сделано, чего уже… Уймись.
- Чего это уймись? Я ведь сейчас возьму дрын да вдоль спины, погоню домой и не увидишь его больше.
- Так я и пошёл, - улыбнулся я.
- Пойдёшь как миленький у меня! Если узнаешь, что это всё она придумала.
- Как?! –словно гром небесный стукнуло меня.
- Окстись, Вера, не болтай попусту, - улыбнулась Христиана Николаевна.
- Ничего не попусту, я ведь помню, как ты просила Михаила привести лет десять назад. Приведи, голубушка, пусть с Сашкой друзьями станут.
Я вспомнил, как в одно лето меня познакомили с теми верхними глазами в дверной щели, моим сверстником, толстым увальнем, пропахшим табаком и помятой одеждой. Старушка вдруг привела меня к Мазукиным и сказала: «Познакомьтесь!» А что знакомиться, если мы и так целыми днями пропадали на озере, да ещё чёрт знает где. Правда он был молчун и все его фантазии не заходили дальше «козла» в чей-нибудь огород или на крыши сарая за сушёной рыбой. Я на это не вёлся, неинтересно да и глупо. Можно было прийти и попросить и так бы дали. Я тогда походил к ним то во двор всего несколько раз из уважения к Вере Фёдоровне.
- Ну и? Помню.
- А то, Миша, помнишь у них в то время гости жили, горожане? Муж, жена и девочка.
- Помню, хорошенькая такая! Болтушка-хохотушка.
- А то, что только они в дом, Николаевна сразу зеркала, раз, и закрыла.
- Бог с тобой, Вера, при чём здесь это? Лето небось, вот и закрыла, чтобы мухи не засидели.
- Действительно, Ба, - встал я.
- А то, Миша, что самовар у Николаевны начищенный и все чай с молочком пили, а я обычный пью. А самовар, Миша, поставили на чёрный расписной поднос, краник бежал, ну как водичка пролилась, я всех и рассмотрела, кто в самоваре отражался. Батюшки! Так и обмерла. Страсть какая за столом сидит. Что ты тогда сделала, Николавна?
Мы ждали развязки воспоминания.
- Чего?
- Меня срочно в магазин! А когда уже пришла, картошку ссыпали в подполье, смотрю, он в углу, рогожей укрыт. А?
Христиана Николаевна молчала и смотрела в потолок…