27 июля, ночь.
Встретились в зале Ленинградского вокзала. Нас – девять: Командор, Саныч, Ваня, Гурик, Блондинчик, Шу, я и двое Сереньких Волчков, они маленькие. Все томятся и слегка напоминают собак в ожидании прогулки. Серенькие Волчки познакомились с Гуриком и уже повели его по магазинчикам. Остальные пьют пиво и бегают курить. Только Шу лунолик и спокоен. Душно. От жары слегка начали таять деньги. В час ночи, наконец-то подали поезд «Москва – Мурманск» и пошла загрузка. Народу – пропасть. Полные вагоны туристов-водников. Над головами каты, байды, каяки – всё сложено в неповторимые архитектурные конструкции. Места у нас неудачные – одни боковушки и в двух разных вагонах. Командор, Саныч, Шу и Серенькие Волчки в одном, Гурик, Блондинчик, Ваня и я – в другом. Вместе с нами группа школьников на байдарках и студенты - биофизики из МГУ.
Погрузились. Устав от бардака, разодрали бутылку еврейской водки. Потом ещё поллитра спирта. Разбавить было нечем, так как туалеты оказались закрыты, – пытались пить чистяком. Бя!
Ночь была тревожная, школьники уныло слонялись в поисках вагона-ресторана, МГУ – шники бухали, постепенно теряя человеческий облик. К утру интеллигенцию уже сложно было отличить от пролетариата. Мужики улимонили ещё полтора литра медицинского уже после открытия туалетов. Похоже, поплывём мы только после того, как выпьем все имеющиеся в наличии пятнадцать литров. К утру алкоголь сделал своё дело, затормозив нервную систему большинства пассажиров вагона. Тяжёлый сон овладел любителями приключений и крепких горячительных напитков. В вагоне повис храп и густой запах перегара. Только высокая фигура Командора, покачиваясь, маячит по вагону. Командор – тощий мужик с диким взглядом и клочкастой бородкой, сипит что-то на дудочке. Играть он не умеет, и слуха у него нет, но, извлекая резкие звуки из флейты, Командор замирает и впадает в радостное возбуждение. Кто-то из водников в самых цветистых выражениях обещает ему наутро полный комплект неожиданных эротических приключений. Но погружённый в себя Командор, эти выпады игнорирует, продолжая высвистывать на дудочке одному ему понятные пассажи.
Днём духота сменилась духотой невыносимой. На стоянках господа туристы вываливаются наружу и жадно хлебают пиво. Дорого. Деньги не просто тают, они – испаряются. Саныч - угрюмый, медлительный, борода – лопатой, забыл, куда засунул свой пояс-сумку с деньгами и документами. Случился маленький шмон, хорошо хоть обошлось без истерик.
Отыскав сумку, Саныч садится вместе с остальными резаться в «кинга».
Тем временем суровые московские каякеры обнаружили безмятежно спящего Командора и безжалостно принялись его будить. Когда тот со стоном разлепил свои очи, они с торжественным видом, протянули ему дудочку.
- Дуди теперь! Дудук! – сказали они недружелюбно.
Командор внутренне ощутил, что суровые каякеры намерены сполна рассчитаться с ним за испорченную ночь. Поэтому, он отпросился покурить и больше не вернулся, спрятавшись на верхней полке у какой-то сердобольной девушки. На девушек он производил всегда безотказное впечатление.
Солнце потихоньку перевалило за полдень. Волчки постоянно просят пить и есть, на то они и Волчки. Гурик разводит соседей, - художников из Строгановки, впрочем, может быть, это они разводят его. Скоро Петрозаводск.
Вечер, а жара, как в бане. Солнце и не думает садиться. Что-то чересчур тепло для Севера. По лунному лику Шу текут ручьи. Возможно, это выпитый ночью спирт. Он возмущён и требует выключить солнце. Забавляет пейзаж за окном – лес, а по лесу, прямо среди деревьев валуны. Замшелые, обросшие лишайником, как полагается. Словно какой шутник раскидал. Странное это для нашего глаза сочетание – лес и валуны.
От безысходности все принимаются напиваться. На стоянке Блондинчик встретил малолеток из своей Бауманки, путешествующих в соседнем вагоне. Теперь они пришли к нам и ютятся на наших боковушках, не менее десятка человек. Они поют с серьёзным видом «Алису», а мы пьём их пиво. Гурик стрельнул у Вани презервативы и отправился по бабам. Ваня тоже хочет по бабам, но ему лень.
За окном – озёра, большие и маленькие, с островами и скалами. Карелию так и называют – «страна серебристых озёр». «Ярви» - по фински «озеро». Реки здесь тоже не такие как у нас. Наши – спокойные, заросшие ивняком, а карельские, словно модницы, щеголяют кружевом порогов и перекатов.
Вроде бы ночь. Кто-то спит прямо на полу, завернувшись в простыню. То ли физик, то ли лирик – теперь уже не разобрать. Гурик решил жениться. Надеюсь, что не успеет, слава Богу, ехать осталось чуть более пяти часов.
28 июля.
В четыре часа утра в Энгозере выходят школьники, им - на Воньгу. Нам тоже пора вставать – скоро Лоухи. Оставшиеся в живых биофизики радушно угощают нас чаем.
В шестом часу утра прибываем в Лоухи. Кроме нас выгружаются ещё около десятка групп. В «бомбилах» недостатка нет. «Козлы» и ГАЗели выстраиваются в очередь – заброска туристов это весомая статья местного заработка. Такса – пятьдесят рублей с человека до Парфеево и сотка до железнодорожного моста. Мы сговорились до Парфеево. Пока сидели с вещами на платформе и хлопали ушами, подъехал бесконечный состав товарняка и перегородил нам дорогу. Наши бывшие попутчики изрядно позабавились, глядя, как мы перекидываем вещи через буфера.
Лоухи – типичный посёлок, жертва девяностых. Практически весь застроен двухэтажными домами, напоминающими бараки. Дома, на первый взгляд совсем одинаковые. Многие обветшали, окна заколочены, следы запустения. Неуютно. Говорят, дома эти строили карелы. Но самих карелов в Карелии очень мало. Спились, вымерли, смешались с приезжими. В основном население состоит из русских, хохлов, белоруссов. Финнов и лопарей тоже мало. Грустно. Целый народ исчез с лица земли, не оставив после себя ничего, кроме топографических названий.
Прибыли в Парфеево, на берег Плотичного озера. «Бомбила» съездил для нас за хлебом и картошкой. Ко всей нашей неописуемой горе вещей мешок картошки был очень кстати. Я начала сомневаться, что наша баржа вообще всплывёт, не говоря уже о порогах. Но Командор являлся ярым сторонником полноценного трёхразового питания, и спорить с ним было бесполезно.
Искупала провонявших после поезда Сереньких Волчков. Вода на удивление тёплая и мягкая, мыло почти не смывается. Дно сплошь усеяно камнями, и заходить в воду лучше на четвереньках, чтобы не свернуться.
Сама деревня Парфеево заброшена, и представляет собой множество настроенных по берегу вплотную старых лодочных гаражей. Когда-то эти сооружения были обитаемы – в них до сих пор валяются ржавые армейские кровати, газовые плиты, сапоги, тряпьё. Теперь они все покинуты, полузатоплены и догнивают, бережно храня барахло своих хозяев.
До полудня собирали катамаран, растаскивая на доски для палубы упомянутые лодочные гаражи, ускоряя тем самым процесс энтропии. Наконец, погрузились. Поплыли. Ура! Не тонем, всё-таки наш «Синий дурак» рассчитан почти на две тонны, но вот пороги….
Плывём пока по озёрам. Пейзажи великолепные, как на другой планете. Зелень по цвету намного светлее, чем у нас в средней полосе. Количество пигмента хлорофилла в листьях зависит от освещения – он образуется в темноте. А освещения здесь в избытке и хлорофиллу просто некогда образовываться. Да и вообще те же самые, что и у нас деревья здесь выглядят совсем по-другому. У елей коротенькие веточки, у сосен – иголки, а у берёзы совсем маленькие листочки. Стволы и кроны некоторых деревьев так изгибаются, что принимают совершенно причудливую форму. Плыть трудно – мешает ветер, креплёное пиво и кое-как наваленные вещи. Обошли великолепный остров Реутушуари, напоминающий кусок громадного пирога. Один из краёв его обрывается в озеро отвесной базальтовой стеной, высотой метров двадцать. Вода в озере кажется тёмной – в цвет каменистого дна, но в кружке прозрачна и приятна на вкус. Прошли озеро Плотичное. Потом Нюкки. Реки на этом отрезке пути практически нет, только протоки из озера в озеро. Мерно опускаются в воду вёсла, бесшумно режут озёрную рябь пилоны катамарана, словно лыжи. Серенькие Волчки поют песню про Му-му:
- Плыви Му-му! Плыви Му-му!
- Я с кирпичом на шее! Я больше не проплыву!
Берега Нюкки низкие и болотистые. В мох проваливаешься по колено. Повсюду заросли можжевельника и ещё какой-то шняги с чёрными ягодами, которая почему-то называется «ягель». На Нюкки слегка пособачились и сделали перекус. До вечера прошли ещё Петриярви, поплутали на нём немного. Встретили странную птицу, которая почти вертикально качалась на волнах. Её крик идеально напоминал звучание басовой струны. Рассмотреть птичку, к сожалению, не удалось, близко она нас к себе не подпустила, а бинокля с собой никто захватить не догадался.
Стоянку сделали на озере Большая Лама. По сути, причалили к натуральной гранитной набережной. Костровище на стоянке огорожено настоящей стеной, сложенной из камней. Видимо, чтобы сильный ветер не отгонял пламя. Да и котелок было вешать намного удобнее, так как костровые вбивать не имеет никакого смысла. Сантиметров десять вглубь под ногами подстилка из хвои и перепревших листьев, а дальше – гранит. Та же самая история с колышками от палатки. Хотела воткнуть один из них в кочку, ан нет, это не кочка, а валун, обросший культурным слоем.
Пообедали горячим борщом, макаронами с тушёнкой и чаем со спиртом. Командор принялся удить рыбу. Ваня хотел ему помочь, но передумал. Серые Волчки выспались на палубе и теперь валяют дурака вместе со всеми. Погода прекрасная – тепло, солнечно и насекомые максимально деликатны. Пока всё отлично.
29 июля.
Собрались поздно. Долго перекладывали вещи, старательно уменьшая количество рюкзаков. Гурик выяснил, что потерял в поезде фотоаппарат, а Блондинчик обнаружил у себя чужие очки в розовой оправе. Командор надёргал окушков и плотвички. Сварили рыбный суп. С экранами не повезло – один разорвали крупные рыбы, другой уплыл. Сеть запуталась. Поднялись с Волчками вверх на сопку. Красота! Вершина сплошь покрыта серебристым ковром из кустистого лишайника. Кажется, это называется «кладония» или тоже «ягель».
Слышали какую-то птицу, похоже, будто в громкоговоритель кричали «Назад!». Странно, однако, что до сих пор не встретилось ни одной певчей птицы. Из воробьинообразных попадались только вороны. Зато в наличии масса водоплавающих пернатых.
Вышли в третьем часу дня. Вскоре показались первые пороги: Щелевой и Узкий. Прошли на «ура»! Дети визжали, когда «Дурак» подпрыгивал на «бочках». Приободрились и вышли на Кривой – 1 или, как его ещё называют «Дрова», так как один из берегов сильно завален топляком. Вот тут-то мы и облажались. Пересчитали все торчащие камни и продырявили вёслами гермы.
До этого мы ходили только по спокойным рекам, и как-то так сложилось, что мы приделали сзади катамарана рулевое весло и остальными вёслами только гребли, как на галере. Выравнивал ход только один рулевой, коим обычно работал Шу. Таким образом, на спокойной воде, катамаран значительно выигрывал в скорости. Но на порогах эта система не срабатывала, а управлять вёслами мы толком не умели, по привычке надеясь на рулевого. Теперь обстоятельства требовали новых навыков управления нашим плавучим средством.
Перед второй ступенью порога причалили для осмотра. Там посередине слива торчал огромный камень. Долго смотрели и спорили с какой стороны лучше всего его обойти. Сняли детей, меня (баба с возу), Блондинчика (молодой, ещё жить и жить), Шу (толстый и не нужен) и пару сумок. Всё. Пошли. И, эх-ма! В аккурат на камень. Саныч слез толкать и, не обретя под ногами опоры, исчез под катамараном. Какое – то время он висел там под водой, держась обеими руками за палубу. Только когда катамаран сполз, Гурик умудрился выловить его с другой стороны. Все напряглись, так как каски и спасжилеты имелись только у детей.
Прошли ещё порог Керчуг. Встретили группу байдарочников, которые сообщили нам пренеприятнейшее известие – уровень воды в реке Кереть упал на сорок сантиметров. Непонятно, правда, где они этот уровень измеряли. Командор усомнился в этой цифре, впрочем, какая разница – у нас картошка.
После Керчуга сделали перекус и приняли меры по снятию стресса. Началась гроза. Под дождём прошли озеро Керчуг и устроились на Травяном. Стоянка наша расположена на полуострове, который вдаётся в озеро высоким скалистым берегом. Костровище обложено целой стеной из камней. Помимо кладонии здесь много другого лишайника. По форме он напоминает обычные листья какого-нибудь щавеля, тёмно-зелёного цвета, но пахнет плесенью. Серенькие Волчки нашли кварцевую жилу и отколупывают от неё куски. Очень красиво – среди хвойных иголок и всякого лесного мусора настоящая кварцевая жила. Как-то даже неприлично это – топтать ногами такие красивые полезные ископаемые.
30 июля.
Днёвка! Ура! С утра собиралась гроза, но прошла стороной. Распогодилось. На солнышке и ветерке вещи высохли.
Набрала грибов и ягод. Ягоды – черника. В основном продолговатая, сизого цвета, называется «гонобобель». Грибы – подосиновики. Их много внутри полуострова, где берег понижается, кустистый лишайник сменяется мхом, а почва заболачивается. Шляпки у грибов бледные, почти кремовые, тоже из-за интенсивного освещения. Приятно собирать грибы. Приятно пребывать в одиночестве. Приятно думать о чём-нибудь, например, о карело-финнах.
Что ж всё-таки они за народ? Их упрекают в том, что они не создали никакой культуры. Действительно, кроме «Калевалы» и бани финские племена, похоже, ничего не оставили миру. А ведь когда-то эти народности населяли большую часть европейской территории России. А потом исчезли. Так же тихо и незаметно, как жили. Без войн и землетрясений. Часть ушла на север, остальные растворились в крепкой эссенции своих соседей. Только лишь названия рек и озёр свидетельствуют об их пребывании на нашей земле. И мы почти ничего не знаем об их культуре, верованиях, обычаях… Почему? На это могут быть несколько причин. Первая – прозаическая: борьба за выживание в суровых климатических условиях не оставляла времени для творчества или научной деятельности. Обратите внимание, культура в первую очередь развивалась там, где философы реально могли просиживать целый год в бочках. В нашей полосе такие вещи удались далеко не всем. Отсюда вытекает целый ряд экономических причин, рассмотрение которых тема для отдельного разговора. Есть ещё причина отсутствия у карело-финнов (да простят меня карело-финны!) столь значимых культурных достижений - поэтическая. Красота и величие окружающей природы. Возможно, ли украсить этот нерукотворный храм убогими творениями рук человеческих и воспеть всё это косноязычием человеческой речи? Вопрос.
Любопытно в связи с этим, что некоторые названия карельских рек и озёр, например, Ладога, Онега – не переводятся, не несут смысловой нагрузки – это просто звукоподражание плещущей волне «альдога», «эани». Хотя, насчёт Ладоги я сомневаюсь, слишком уж явно в ней узнаётся славянское «Ладо».
Необходимо учесть и ещё одно – культура всегда неразрывно связана с цивилизацией, а цивилизация и природа - вещи несовместимые. Поэтому, упрекая карело-финские племена в отсутствии сколько-нибудь значимой культуры, не следует забывать, что, благодаря этому обстоятельству, мы до сих пор имеем возможность созерцать первозданную красоту карельской природы и пользоваться её дарами.
Из даров карельской природы сварили суп и черничный компот. Мужики подлатали шкуру на катамаране и сообразили баню. Попарились. Сереньких Волчков отмыли, но ненадолго, вскоре они приобрели свой естественный цвет.
Командор распорядился съедать как можно больше продуктов. Дилемма что лучше: красиво плыть или усиленно питаться, похоже, близка к разрешению.
Вечером душевно посидели. Саныч с помощью Сереньких Волчков организовал небольшой концерт.
Завтра все собираются рано встать, но свежо предание… Наличие компота, точнее возможность разбавить им ужасный спирт, послужило поводом для продолжения банкета.
31 июля.
Конечно, рано никто не встал. На вопрос о прохождении порога Мураш, Гурик хихикнул, что «мураши» как раз в таком состоянии и проходят.
Возле нашей палатки обнаружилась свежая кучка дерьма. Подозреваю, что мину заложил кто-то из Сереньких Волчков.
Нашли жука. Совсем, как наш майский, но размером с грецкий орех. Оставили Волчкам помацать.
Жара стоит страшная. Непонятно, куда мы попали – на Север или на Юг. На юге хоть солнце ночью заходит. И, совершенно непонятно, зачем туда все рвутся отдыхать? Здесь точно также можно загорать и купаться. Вода тёплая, Волчки из неё не вылезают.
Вышли опять поздно, в третье часу дня. Вода удивляет своей прозрачностью – на большой глубине видны освещённые солнцем водоросли и на их фоне тёмные спины рыб. Прошли седьмой, восьмой и девятый пороги, весьма недурно и вышли к Мурашу. Вот где оказывается весь водоплавающий народ! Помимо нас Мураш проходят ещё, как минимум, три катамарана и куча байдарок. Хоть светофор вешай. На берегу тоже суета – все просматривают, фотографируют, страхуют. В воздухе висит густой мат. Красивый порог этот Мураш и не такой уж и сложный. Во всяком случае, у нас проблем с ним не возникло.
За порогом тоже полно народу. Ловят рыбу, загорают голышом, в общем, релаксируют. Мы погрябали дальше, нас манила станция, Кереть, где по разведданным Командора подразумевался магазин, а в нём холодное пиво. Вскоре из-за поворота показалась изумительная поляна в среднерусском стиле – берёзки, травка, стога сена. На поляне находились целых три легковых автомобиля и один трактор. Ударили вёслами и десантировались на берег. Командор, закинув руки за спину, пошёл договариваться насчёт «сгонять за пивком». Оказалось, что магазин в Керети не работает, а ближайший в тех же Лоухах, только теперь уже за тридцать километров по прямой отсюда. На вопрос «за сколько можно доехать туда и обратно», абориген, белобрысый парень с вставными зубами, ответил: «Пятьсот!»
- Двести! И литр спирта! – отрезал Командор.
На том сговорились. Он и Саныч уехали за пивом, а мы причалили неподалёку на озере Долгом. Стоянка хорошая, на низком берегу, с видом на озеро. Ветер отгоняет комаров. У берега мелко и булыжников немного. Волчки плескаются до одури. Неподалёку обнаружилась землянка времён финской войны. Здесь не велись боевые действия, но проходила линия обороны Маннергейма.
Что-то вяло здесь развивается туристический бизнес. По идее здесь уже должен был стоять круглосуточный супермаркет с баром и казино. Но видимо богатство карельской природы не располагает к такому виду заработка.
Мимо прошёл катамаран – пятеро бородатых мужиков и одна женщина с обнажённой грудью. У Вани изо рта вывалилась сигарета и упала в воду. Перебросились с ними парой фраз.
- А наши за пивом уехали.
- Только тем, кто за нами плывут, не говорите, а то они пешком за пивом убегут.
Мы как раз разобрали вещи, разбили лагерь и сварили ужин, когда нарисовался вожделенный ящик «Сибирской короны». Местный житель получил свой литр спирта и перед тем, как удалиться предупредил, что в районе Мураша были случи ограбления туристов. Этому известию Командор обрадовался больше, чем пиву и решил не спать всю ночь.
1 августа.
Встали рано, в восемь утра. Мы с Санычем сегодня дежурные. Командор бодрствовал до шести часов, но ограбления так и не дождался, потому что эта услуга нами оплачена не была, и никто не стал грабить бесплатно шестерых здоровых мужиков. Вообще, туристический сервис должен в себя включать и ограбление, точнее даже несколько видов ограбления: ограбление врукопашную, ограбление с поножовщиной, ограбление с перестрелкой, для любителей особо острых ощущений – ограбление с похищением и эротическое ограбление. По желанию заказчика и оплатой по прейскуранту в соответствии с расходами.
Все спали, только Гурик, сменивший Командора на посту часового сидел и вытачивал ножом из дерева китайские палочки взамен утерянных. Ими он, как истинно русский человек пользовался вместо столовых приборов. Я набрала черники, а Гурик, закончив с палочками, побродил по окрестностям и нашёл превосходное весло от катамарана – лёгкое и пластиковое. Наши алюминиевые вёсла имели ряд недостатков – лопасти проворачивались и шурупы, которыми они крепились к ручкам, на порогах царапали шкуру пилонов.
Вдруг на воде появилось нечто непонятное. Группа байдарочников двигалась в направлении, противоположном течению реки.
- Эй, вы куда плывёте? – обратился к ним любопытный Гурик.
- Мы, спортсмены, ходим против течения! – последовал ответ.
- А пороги?
- Пороги обносим.
Обескураженный Гурик только почесал в затылке, провожая взглядом противников мейнстрима.
Сварили завтрак. Понемногу народ начал выползать из палаток. После завтрака долго релаксировали, прежде чем выйти, повторяя одну и ту же фразу: «Сейчас покурим и пойдём». На озере поднялась волна и грести было трудновато. Само озеро Долгое – мелкое, почти посередине из воды, словно тюленьи головы, выглядывают верхушки огромных валунов. Из озера вышли снова в Кереть и прошли под автодорожным мостом порог Сухой. Противная шивера – долгая, скучная и мелкая. Наполовину пришлось идти пешком по воде, наполовину плыли, рискуя напороться на арматуру. После с грустью миновали станцию Кереть, где не работал магазин, и не продавалось пиво. После железнодорожного моста сделали перекус, о котором Ваня уже неоднократно напоминал. На месте перекуса нашли кусок алюминиевой трубы, тщательно закрученный с обоих концов фольгой. Почему-то решили, что это динамитная шашка и Командор радостно принялся её потрошить. Труба оказалась пустой. Хозяйственный Ваня прихватил её на катамаран.
Вскоре показалась сеть несложных порогов и плыть стало повеселее. Недалеко должен был находиться порог Долгий. Мы решили проходить его без просмотра, так как он не значился в списке сложных и тянулся аж на четыре километра.
Сзади послышался шум мотора – нас догоняла пара катамаранов. К двухместному с мотором был спереди прикреплён четырёхместный и вся эта композиция довольно шустро двигалась. Мы увеличили скорость, чтобы проскочить первыми и с разбегу вышли на порог. Огромный двухметровый слив заметили слишком поздно. Сели на камень, нависая пилонами над самым сливом. Я, дети, Шу и Саныч эвакуировались на берег и оттуда наблюдали, как остальные закувыркались вниз по сливу. К счастью, в воду слетел только один рюкзак, да и тот был привязан. В отстойнике зачалились, чтобы оценить масштабы разрушения. Масштабы оказались невелики – порвалась пара крепежей и перекосило палубу.
Моторщики прошли следом как по маслу и пришвартовались рядом с нами. Их было четверо: двое мужчин, и женщина лет сорока с сыном-подростком. Опытные водники с многолетним стажем, за плечами пятая и шестая категории. На Керети в третий раз. Предлагали встать с ними на стоянку, попеть песни. В принципе можно было, но Командор, покосившись на их скромную поклажу пожадничал сала с тушёнкой и отказался. Моторщики двинулись дальше, а мы стали устранять неполадки, кипятить чай и готовить ещё один перекус.
Дальше все упарились ковырять по бесконечной шивере Долгого порога. На каком-то островке делали перекур и качали пилон. Шу фотографировал крону замечательно уродской сосны, напоминающую летающую тарелку. Было уже около десяти часов вечера, а нам предстояло пройти ещё порог Варацкий. Судя по описанию, один из самых сложных а маршруте. Неподалёку от Варацкого встретили знакомых уже моторщиков – мужики плыли навстречу течению ловить рыбу, мать и сын ждали их на стоянке перед порогом.
Подойдя к Варацкому зачалилисьна удобной стоянке, к сожалению уже занятой какой-то молодёжью на «четвёрке» и «Таймени». Молодёжь оказалась московской и держалась заносчиво. Нас заинтересовал их флаг – на голубом фоне золотое солнышко и в нём какая-то штука. Мы спросили у ребят, что он означает – нам весьма нелюбезно ответили, что «это наш флаг и не суйте нос не в своё дело».
Наши знакомые моторщики стояли выше на сопке и соседи им тоже не нравились.
Решили оставить на берегу Командора с Серыми Волчками.
Просмотрели порог и поехали. На шивере обнаружили, что зацепись чалкой за камень, Гурик с ножом в зубах полез обрезать. Потом сильно забрали вправо и, цапнувшись пилоном за камень, рухнули в слив. Маманя!!! Вот это адреналин! Круто! Какой же это слив высокий и узкий! В какой-то момент «Синий Дурак» встал на свечу и я подумал о том, как будет смеяться над нами стоящая на берегу молодёжь, если нас угораздит перевернуться. Но мы выровнялись и прошли, хорошо прошли, пожалуй, один из самых сложных порогов на маршруте. Да ещё так резко развернулись, чтобы проскочить в этот узкий слив.
Потом мы расслабились и долго сидели на каком-то камне. Шу потерял весло. Потом, наконец, спихнулись с камня и долго кандыбались по мелкой шивере ругая нецензурно и шиверу и нашу непомерную поклажу.
Командор догнал нас по берегу и радостно сообщил, что молодёжь хихикала, глядя, как мы считаем камни на шивере. Ну, ничего, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Сам он так переживал за нас, что даже забыл про фотоаппарат и свою обязанность фотографа. Женщина – моторщица, наблюдая за нами вместе с Командором, тоже переживала и указывала на наши ошибки. Гружёным катом управлять труднее, поэтому на следующем пороге «Дурака» решили разгрузить.
Злые и усталые, мы приободрились, когда догнали своё весло, утраченное на пороге, и вышли на Варацкое озеро. Самое красивое озеро на всём маршруте. Встали высоко на острове, развесили промокшие вещи, сварили традиционный обед из двух блюд. После обеда все завалились спать и только мы с Гуриком ещё сидели до трёх часов ночи/утра.
2 августа.
Встала я рано, часов в одиннадцать дня. Серенькие Волчки уже давно проснулись и рыскали в поисках пищи. Настроение было отличное, и я попыталась разбудить Саныча, чтобы сходить вместе искупаться. Но Саныча я не разбудила, зато проснулся Командор и страшно на меня обиделся. Впрочем, сегодня была их очередь с Ваней дежурить, и пора было уже приниматься за завтрак.
Стоянку нашу нельзя было назвать удачной. Мы стояли на высоченном острове, но в самой низкой его части, в небольшом, заросшем травой заливе. Дно здесь было очень плохое, топкое и купаться не было возможности, а стоячая вода служила прибежищем для множества комаров. Намного лучше была стоянка на другом, высоком конце острова, где скалы почти отвесно обрывались вниз, но вчера она была занята. Я взяла полотенце и поднялась наверх. С самой вершины острова открылся такой вид, от которого в зобу дыханье спёрло. Вокруг, до самого горизонта вздымались синие сопки, словно атланты, поддерживающие небесный свод, где-то далеко внизу, под обрывом плескалось озеро, по небу плыли облака близко-близко, казалось, можно достать их рукой. Под ногами ковром расстилался лишайник. Я спустилась по скалам на другой конец острова. Стоянка там была уже пуста. Спокойно выкупалась и тем же путём вернулась обратно.
Завтрак не был готов, так как Ваня ещё почивал, а Командор был явно не в духе. Пришлось довольствоваться вчерашними макаронами. Волчки заглотали по бутерброду. Вторая моя попытка разбудить Саныча и вытащить его из палатки увенчалась успехом. Мы собрали детей, зубомойные принадлежности и снова двинулись наверх. Однако, выкупаться толком не удалось – нарисовались эти вчерашние пижоны с флагом и заняли место, отведенное для купания. Непонятно зачем они причалили, пописать что ли. По берегу побегали, поорали и погрябали дальше.
Вернувшись в лагерь, обнаружили там некоторую движуху. Ваня нашёл асбестовую рукавицу, весьма кстати. Дети прикормили местных уток. За очень короткое время набежало целое множество. Вскоре утки обнаглели и брали еду почти что с рук. Гурик изготовил из лески петельку и сообразил поймать одну из них за лапы.
Кровожадный Шу настаивал на высшее мере наказания и соблазнял народ утиным бульоном. Но Серенькие Волчки и сам Гурик были категорически против. Как следует помацав утку, Волчки торжественно отпустили её на свободу. Дичь бодро кинулась наутёк.
Вышли поздно, как никогда. Всё-таки грести три дня подряд антигуманно, поэтому решили сегодня не напрягаться. Но не напрягаться не получилось. Заплутали на Варацком озере, заплыли в аппендикс и сделали крюк не меньше восьми километров, хотя в карту все пялились почти непрерывно. Обратно пришлось выгребать против ветра. Приуныли. Командор достал Блондинчика из-за надетой наизнанку футболки. У Саныча болит голова. Ваня уже дважды напоминал о перекусе. Только Гурик бодр и весел, как мячик.
Наконец, вышли в реку. Перед Красно-Быстрым порогом на стоянке встретили своих знакомых моторщиков. Они снова звали присоединиться, предлагали поделиться рыбой. Им посчастливилось поймать тридцать шесть штук – горбуша и сёмга. Видимо, ловили неводом. Так что имели они в виду наше сало. Предложение было очень заманчивым, но вроде уже разогнались, не хотелось так сразу останавливаться.
На пороге разгрузили катамаран и обнесли рюкзаки по берегу. Не сказать, чтобы очень приятное занятие. Берег низкий и завален топляком. Пришлось долго идти вдоль берега, прежде чем нашли подходящий отстойник. Зато, наконец, попробовали знаменитую морошку – похожа на малину, только жёлтая и вкус ничего так, кисловатый.
Порог прошли гладко, как порядочные, не зря всё-таки «Дурака» разгрузили. Если верить описанию, это последний сложный порог на маршруте.
Дошли до порога Масляный. Характер растительности по берегам немного изменился. Всё чаще попадаются чисто русские пейзажи с берёзками, травкой и глинистыми берегами. Возле Масляного причалили на перекус. Мы с Ваней взялись резать сало – остальные поплелись на просмотр. Порог оказался несложным, с крупными бочками – решили не разгружаться и покатать детей.
Пошли хорошо, попрыгали в бочках. Но тут вдруг водная поверхность будто разделилась надвое – прямо по курсу был слив. Гладкая гранитная плита лежала поперёк реки, оставляя слева только узкий проход. Порог просто пленились просмотреть до конца. Надо было резко взять влево, но разворачивать катамаран уже было поздно и опасно. Войдя боком на слив, можно было кильнуться, поэтому пришлось въехать на плиту обоими пилонами и застрять.
Саныч опять слез, чтобы толкнуть. Толкнул. Мы поплыли, а он остался стоять на плите посередине ревущего порога. До берега было всего пара метров, но именно там и проходила основная струя. Нас уносило течением, и мы не могли ему ничем помочь. Командор, оставленный на берегу с фотоаппаратом, бросил фотографировать и кинулся в лес за шестом. «Грибочки, однако» - заметил он кучку подберёзовиков, подбирая подходящий дрын. Этот шест Саныч упёр в плиту и смог удержаться посреди порога на ногах, пока мы не подоспели с верёвкой и не сняли его с треклятой плиты.
Перекурили, махнули спирту в рамках борьбы со стрессом. Ваня нашёл гладкую палку, вроде милицейской дубинки. Решили привязать к ней верёвку и использовать его как спасконец для спасения утопающих. Надо думать, что главным было не заехать этой палкой утопающему по башке.
После такого приключения решили искать стоянку. Всё! Хватит! Даёшь баню и днёвку! Впереди река разделялась на два рукава, видимо, огибая остров. На острове мы заметили знакомый флаг – растелешились борзые москвичи. За их стоянкой, правый рукав начинал первую ступень Павловского порога. Другой рукав был, скорее всего, непроходим. Мы прошли по порогу безо всякого напряга и собирались уже на вторую ступень, как вдруг...
- Баня!!! - воскликнули хором шесть немытых бородатых рыл. На берегу красовалась шикарная баня. Высокий каркас был обложен по низу обтесанными под лавочки брёвнышками и выстлан по земле пушистым лишайничком. Берег обрывистый и скользкий, но заботливая рука сколотила прочный берёзовый мосток, чтобы удобно было прыгать в воду. Недолго думая – причалили. Места для палаток, правда было маловато, но ничего, устроились.
Командор сварил сырный суп. Пообедали и соответственно прибегли к универсальному антисептическому средству.
3 августа.
Сегодня в первый раз сумерки сгустились настолько, что можно сказать – наступила ночь. Правда, она наступила в час, а закончилась в три, но, по крайней мере, немного поуспокоились комары. Я поднялась вверх на сопку и растянулась на ковре из лишайника. В сумерках он, казалось, фосфоресцировал. Хорошо вот так лежать, спокойно смотреть в небо и думать о чём-нибудь хорошем, например, о любви к ближнему. Кстати, наши соседи, наверное, спят, как порядочные. Что если сделать им какую-нибудь пакость? Флаг украсть, например? Снизу, из нашего лагеря, доносились громкие голоса – судя по всему, народ жаждал приключений на задницу.
Спускаюсь. Моё предложение горячо обсуждается. Саныч выступает против воровства и предлагает взамен флага оставить москвичам свои любимые семейные трусы. Трусы, несомненно, более нужная в хозяйстве вещь, к тому же они зеленоватого цвета, что благотворно влияет на психику. Так что обмен неравноценный, но мы не жадные.
На рассвете в три часа утра/ночи, взяв с собой огненной воды, мы вышли на дело. Помимо меня, Гурика и Блондинчика в эту авантюру ввязался и Ваня. Невзирая на свою почти патологическую лень, он оказался большим любителем пошалить. Пошёл с нами и Саныч, которому на сегодня явно не хватило адреналина в крови. Шу и Командор остались сторожить катамаран и спящих Сереньких Волчков.
Мы перешли по камням непроходимый рукав речки и оказались на островке. Ломанулись через заросли ёлок, ивняка и подосиновиков. Позади, словно Каменный гость вышагивал Саныч в своих огромных рыбацких сапогах. Немного погодя мы отыскали тропку, которая шла по берегу вдоль порога и двинулись по ней. Наконец, показались палатки москвичей. Блондинчик сделал всё в точности так, как и было задумано – бесшумно прокрался к флагу, срезал его и вывесил санычевы труселя. Мы поджидали его, затаившись в ёлках, дабы не создавать лишней суеты. Когда он вернулся с вожделенным трофеем мы отошли на безопасное расстояние, отметили успех вылазки и не торопясь рассмотрели рисунок на флаге. Штука в золотом солнышке оказалась стилизованным рисунком руки с оттопыренным средним пальцем. В простонародье этот жест называется «fuck».Что ж, господа, поделом вам, нечего вывешивать похабные флаги и носиться с ними, как с писаной торбой. Всё это, конечно было проделано исключительно из озорства и никоим образом не являлось местью.
Путь назад был намного труднее, так все пьяные в корягу. Саныч то и дело рушился в кусты, гнусно хихикая и ожидая, пока его вытащат. Заваленное русло мы так и не нашли, вышли к реке, напротив нашей стоянки и стали орать Командору и Шу, чтобы они нас перевезли. Они взяли по веслу, спустили «Дурака» на воду и подгребли к нам. Я первая влезла на палубу. Следом полез Блондинчик, но не удержался на ногах и свалился в воду. Ему предлагали взобраться на катамаран, но он проигнорировал и, загадочно дымя сигаретой, поплыл в сторону стоянки. Тем временем погрузились остальные. Когда мы развернулись, то стало ясно, что у Блондинчика как-то не получается больше плыть. Видимо, одежда намокла и мешала двигаться. Вот его рыжеватая голова полностью погрузилась в воду. В тот момент он был ещё слишком далеко, чтобы его можно было подхватить на катамаран. Подгрести с помощью только двух вёсел быстро не получалось. Блондинчик вынырнул, не выпуская сигареты изо рта. Кинули чалку, но он уже не смог её взять. Его голова снова скрылась под водой. В воду прыгнул Гурик, прямо в одежде, и как раз успел подхватить уходящего вглубь Блондинчика за шиворот. Мы, наконец, подгребли и вытащили обоих на палубу. Блондинчик отдышался и принялся путано объяснять, как он вообще оказался в воде. Все перенервничали, и только Шу был лунолик и спокоен.
Командор, тем временем, по-отечески огрел Блондинчика по голове веслом. Блондинчик набычился, и между ними произошёл стандартный диалог о необходимости выяснения отношений с помощью передних и задних конечностей.
Причалили к берегу, но, готовая уже начаться драка была бестактно прервана пацифистки настроенными членами команды.
Страсти поулеглись, все выпили ещё по нескольку капель для профилактики сердечно -сосудистых заболеваний. Причём, некоторые, забыли разбавить. Саныч отправился спать, так и не досмотрев до конца триллер «Отморозки на привале».
Дальше начался полный безобраз. Шу утратил луноликость, шлёпнулся на задницу и, глупо хихикая, уполз в койку. Блондинчик с Командором предприняли ещё одну попытку разбить друг другу рыла и на этот раз остальные снисходительно позволили им таким образом развлечься. Это была странная пара противников – высоченный мужик с тёмным прошлым и юноша бледный, но со взором горящим. Их растащили, когда Командор стал одерживать победу, впрочем, довольно бесславную. После того, победитель раскинул пальцы веером и произнёс длинную речь, смысл которой заключался в том, что не родился ещё такой человек, который мог бы с ним справиться. В принципе никто и не спорил, но Командор стал настаивать, чтобы с ним дрался ещё кто-нибудь, а лучше чтобы все вместе. Ване было лень – он отказался. Гурик сказал, что драться не будет, но согласен просто побороться. На том и порешили.
Невысокий, но коренастый и подвижный Гурик, швырял Командора, точно селёдку за хвост. Тот никак не унимался. Только после того, как Гурик сделал ему болевой приём, Командор промычал что-то вроде: «Ну вот, теперь хорошо». И остался валяться в черничнике.
Потом Гурик боролся с Ваней, беззлобно, просто для удовольствия. Они пыхтели, сшибая рюкзаки и осины.
Расползлись баиньки только в семь утра/ночи. С помятыми рылами, но довольные.
Одиннадцать утра. Тишина. Только сонно жужжат насекомые. Картина совершенно идиллическая. Жарко припекает карельское солнышко. Веет ветерок. На берегу сидит Гурик и выстругивает детям из дерева ножички. Серенькие Волчки в курсе похищения флага и очень расстроены, что не принимали участия. Всё было спокойно, барахло на месте. Соседи, скорее всего уже прошли мимо, но вряд ли нас заподозрили в похищении флага. Мы стоим ниже по течению. Пройти на катамаране против порога нереально. В то, что мы ломились через тайгу, по заваленной протоке, тоже вряд ли кто-то поверит. Скорее всего, предположили, что флаг похитили те, кто проплывал мимо рано утром.
В этот день кроме Гурика дежурили ещё Шу и Блондинчик, но громкий храп, доносящийся из их палатки, говорил о том, что завтрака нам не видать, как своих ушей.
Мы с Гуриком заварили Волчкам китайскую вермишель и какао.
Два часа дня. Все, кроме Командора вылезли из палаток, так как там стало невыносимо душно, и лежат на земле. Стоянка напоминает поле битвы, усеянное жертвами абстинентного синдрома. Мокрые шмотки, рюкзаки, жрачка – всё валяется в беспорядке. Не могу отыскать расчёску – спрашиваю у Гурика. Он отсылает меня к своей сумке. Расчёска не нашлась, зато нашёлся фотоаппарат, который Гурик считал потерянным ещё в поезде.
К нам причалили наши знакомые моторщики. От них мы узнаём, что вероломно ограбленные ночью москвичи уже покинули своё пристанище. О ночной выходке, естественно, не сообщаем. Моторщики прощаются с нами – они идут не до Чупы, а мимо острова Средний в открытое море. Напоследок Гурик сообщает им свой адрес почты в интернете – они обещают переслать видеосъёмку Красно-Быстрого порога. Отплывают, красиво, одним гребком развернув свои катамараны. Жаль, что больше не увидимся.
Беру котелок и покидаю стоянку. Надо бы сходить на остров за подосиновиками, но одолевает какая-то истома. Отправляюсь в сторону порога собирать ягоды. Набираю полкотелка – на компот хватит. Хочется поваляться. Чтобы не доставали комары, по камням забираюсь на середину реки и ложусь там на двух плоских валунах. Валуны нагреты солнцем, лежать на них удобно, ветер отгоняет насекомых. Сонное мурлыканье порога убаюкивает. Гляжу в бледно-голубое небо, потом не выдерживаю, засыпаю. Меня будят людские голоса – толпа катамаранщиков причаливает совсем рядом. Гляжу на часы – однако уже шесть часов дня, пора возвращаться. Издалека вижу на нашей стоянке Саныча и Ваню, которые занимаются баней. На стоянке царит какое-то чересчур добродушное спокойствие. Командор так и не вылезал ещё из палатки. Шу кипятит на костре воду, но это для бани, до обеда ещё далеко. Воровато озираясь, мы с ним съедаем банку тушёнки. Её и так много, а кушать хочется. Саныч пеняет мне на долгое отсутствие и подозрительно разглядывает содержимое котелка – «это что, всё?»
Наконец, баня готова. Натопили на совесть. Паримся по двое. Серенькие Волчки воют от жара и жмутся внизу возле выхода. Голые мужские тела выползают из-под полога и с грохотом рушатся с мостков в воду. Шу парится с Гуриком. Через несколько минут Гурик не выдерживает; красный, как рак, он вываливается из бани и шарахается в реку. Я залезаю следом. Без очков, окутанный клубами пара, монголоидный Шу напоминает статую Будды. Ещё поддаёт на камни! Ещё! Ох, зверюга, чтоб тебя! Вылетаю из бани и тоже пулей в реку. В голове слегка гудит. Хорошо!
После бани, не торопясь, обедаем. Шу сварил свои фирменные макароны с тушёнкой. Все благодушествуют и болтают о пустяках. Блондинчик наигрывает на гитаре, что-то из «Аукциона». «Я сам себе и небо и земля, голая довольная земля, долгая дорога, да и то не моя…» - завывает он тихонько. Серые Волчки достали глину из-под берега и с воодушевлением отпачкиваются после мытья. Шу в хорошем настроении и, потряхивая упитанным тельцем, пляшет «автостоп».
В одиннадцать вечера возле нашего лагеря возник местный житель. Этакий персонаж в засаленной кепочке и резиновых сапогах. От спирта отказался, но попросил сигарет. Сообщил, что сам из Плотины, это в десяти километрах отсюда, а здесь рыбачит сетью. От него мы также узнали, что в Плотине есть магазин и машина, которая возит туристов в Чупу. Нам, впрочем, это было ни к чему – в Плотину мы не собирались и в Чупу не торопились. Командор попросил его продать пойманную рыбу – мужик пообещал. Однако, почему-то так и не появился. Это навело на определенные размышления. Преисполненный надежды, Командор снова остался сидеть до шести утра в ожидании ограбления. Правда, на этот раз в одиночестве. Даже разбуженный в шесть утра Гурик, заявил, что в ограбление больше не верит и улёгся спать дальше.
4 августа
Несмотря на то, что вчера был днёвка и встали вроде не рано, во всём теле чувствуется какая-то истома, кости ломит. И не только у меня. Все ползают, как сонные мухи. Вышли опять только в третьем часу дня («сейчас покурим и пойдём») с твёрдым намерением увидеть сегодня море. Прошли Павловский порог, проколупались по Колупаевскому. Легко и скучно. Дети на плаву смотрят комиксы. Проплыли устье речки Лоушки, а вслед за ним показался ещё один Кривой порог, кажется четвёртый по счёту. Последний порог на этом маршруте, требующий просмотра. Порог произвёл благоприятное впечатление – мощный слив с высокими бочками, а далее большая, изогнутая шивера.
Прошли специально не по «языку», а прямо в «бочки», чтобы покачаться. Волной окатило по пояс. Здорово! Теперь впереди остался только Морской порог и - Белое море. Море было, судя по всему уже близко – всё чаще над нами пролетали морские чайки, огромные, как самолёты и ветер был какой-то особенный, пах рыбой и водорослями.
Погода тем временем изменилась. Солнце укутали плотные облака, всплакнул мелкий дождик, хотя по-прежнему было тепло. Остановились на перекус, вскипятили чайку, нарезали сало. Достали из герм куртки и ветровки. Посидели немного, наблюдая за чайками: «сейчас покурим и пойдём».
Вскоре, увидели Морской. Река в этом месте сужалась и была перегорожена сетями. На берегу стоял два-три деревянных строения. В них, видимо кантовалась рыболовецкая бригада. Посреди реки в лодках торчал несколько мужичков – грузили из сетей горбушу. Мы причалили перед сетью и пошли смотреть масштабы обноса. Порог начинался сразу за сетями. Перед порогом стояли рыбаки, видимо приезжие, и ловили лосося на спиннинг. Прямо крючком, без наживки, цепляя рыбу за спину или за щёку. Горбатых самцов отпускали, брали только икристых самок. Мы поинтересовались – разрешение на такое удовольствие стоило сто пятьдесят баксов. Разумеется, эти затраты легко окупаются. Рыбу вынимали из сетей, складывали на берегу в ящики и забрасывали в грузовик. Ещё живые лососи отсвечивали своими красновато-радужными спинками. Мы заплатили девяносто рублей и взяли большого горбатого самца и двух икристых самок.
Тут наше внимание привлекла табличка следующего содержания. «Внимание! Господа туристы! В деревне Кереть вас ожидает еда, пиво и баня! Исполним любые ваши желания!»
Последнее предложение вызвало бурю эмоций у нашей команды. «Девки!» - плотоядно облизнулся Командор. Объявление явилось приятной неожиданностью, тем более, что по картам и описаниям деревня Кереть (в отличие от станции) числилась нежилой и пива в ней не водилось. Воодушевлённые, мы уже приготовились к обносу, но тут выяснилось, что за пятьдесят рублей для нас могут приподнять тросы и пропустить нас под ними.
Неожиданно возникли те самые москвичи, у которых мы стащили флаг. Они уже прошли Морской и стояли внизу, а сюда пришли покупать рыбу.
Мы поспешили поскорей отчалить, не хватало ещё, чтобы они попали в Кереть раньше нас и выпили всё пиво. Местный апостол Пётр, седенький с небесно-голубыми глазками за полтинник поднял тросы и открыл нам райские двери, выпустив «Дурака» на волю. С видом заговорщика он принял мзду и шёпотом предложил нам рыбы. Мы отказались, так как рыба у нас уже была, и уверенно двинулись на порог.
Под катамараном вода кипела от огромного количества рыбьих тел – лосось шёл на нерест, ведомый инстинктом, который сильнее смерти. То и дело из воды взмётывалось вверх гибкое и радужное рыбье тело.
Морской порог – глубокий, с мощными бочками стремительно вынес нас на морской простор, и перед нами открылась вся панорама деревни Кереть. Вот они, северные двух и трёхэтажные избы, почерневшие от времени и солёных морских ветров. Говорят, в этих краях древесина чернеет, просаливается ветрами и становится твёрдой, как камень – в неё невозможно даже забить гвоздь. Такие строения способны пережить столетия. Деревня Кереть была известна ещё в 17 веке. В ней когда-то имелась большая деревянная церковь, и насчитывалось несколько десятков дворов. Многое в этой деревне было связано с именем лесозаводчика Савинова, который поселился здесь в конце 18 века. Утверждают, что на могилах своих жены и матери, Савинов построил две огромные пятиметровые стелы из чистого мрамора. После революции и стелы и церковь были разрушены. Ныне деревня пустует, за исключением двух-трёх домов.
К одному из этих обитаемых домиков и кинулась наша орава с воплями: «Ахтунг! Ахтунг! Пиво, матка, яйки! Ам-ам! Ферштейн?»
На крики из домика вышел лысый человек. Лицо и голова его были покрыты шрамами.
- Вы что ли скандалите? – неприветливо осведомился он.
Оказалось, что желания исполняются в последнем домике на краю деревни. Москвичи уже схватились и вовсю гребли в сторону пива. Мы ударили вёслами и понеслись вслед, вспенивая, почти что морскую волну. Катамаран ихний мы обошли, но байдарка ушла далеко вперёд и была у цели намного раньше нас.
Последний дом в деревне оказался огромным двухэтажным особняком. К морю спускалась деревянная лестница и упиралась в причал. На причале стояли пластиковые стульчики, а рядом находилась чистенькая, уютная баня. Купив пива, мы загрустили – денег осталось, в аккурат, на обратную дорогу, причём у Командора и Вани только до Бологого. Саныч предусмотрительно прижал остатки с общака, но этих денег катастрофически не хватало ни на баню, ни на вожделенный бар «Корсар» в Чупе. Тяжко вздыхая, мы поплыли отыскивать источник пресной воды, который моторщики обозначили нам на карте.
Вода вокруг стала резко солёной и прозрачной. На дне хорошо просматривались жёлтого цвета водоросли. Не водяная трава, а настоящие морские водоросли. Хорошо были видны и морские звёзды разного калибра, проплывали купола бордовых медуз. А над головой хохотали огромные чайки.
Источник искали долго, опасаясь заплутать среди островов. После скачек по порогам пилоны просели, палуба опять перекосилась, а креста, обозначавшего источник пресной воды, всё не было. Наконец, нам показали его какие-то каякеры – сами бы ни в жизнь не нашли. Почва у источника была топкая, а сама вода вкусная. Набрали бутылок десять и остановились на соседнем острове. Стоянка была хорошая, большая, с баней и со столом, сколоченным из досок. На дереве даже висел экран от телевизора, каким-то непонятным образом сюда попавший. Под деревом нашли пластиковые бутылки с манной крупой, солью и бутылочку с уксусом. Тут же валялись две пары рваных кроссовок и гора пустых раковин от мидий. Видно было, что народ здесь гостил подолгу. Мы тоже решили пожить здесь пару дней, благо комаров на острове практически не было.
Распотрошили горбушу. Икру тут же засолили и скормили Волчкам. Из остальной рыбы сварили уху. Горбатого самца в брачном наряде завернули в фольгу и запекли. Пока он доспевал, пели под гитару песни. Тому времени определились два походных хита – песенка про Муму из скаутского фольклора и песенка про литовцев группы «Порт-Артур» приблизительно следующего содержания
- Чтобы литовцам спокойно жилось
Сладко пилось и работалось
Вольно дышалось, спокойно спалось
Писялось, пукалось, какалось…
За Блондинчиком прочно утвердилось прозвище «карело-финн». Чумазый и вечно пьяный, он молчаливо сливался с окружающей природой, почти что растворяясь в ней. Отличить его от лесной подстилки было очень сложно.
5 августа.
В одиннадцать часов разразилась такая гроза, что, казалось, нас смоет в море. Я едва успела снять с верёвки развешенные для просушки вещи. Снаружи явно было нечего делать, поэтому все спали до двух часов дня. Однако голод – не тётка. Надо как-то попытаться жить снаружи. Однако, достаточно просто было высунуть из палатки нос, чтобы понять, что погода испортилась основательно. После грозы наступило непродолжительное затишье, затем подул северный ветер и посыпал мелкий частый дождик. Командор, подвизавшийся три года на Соловках, сказал, что эта гадость называется «моряна» и она обычно надолго. О бане нечего было и думать. Сухих вещей практически не осталось, тент не спасал от мороси, которая была в воздухе повсюду. Из трёх палаток сухой оказалась только одна – остальные протекали и сверху и снизу.
Серенькие Волчки бодро бродили по отливу, собирая морских звёзд и мидий. Отлив заливался им в резиновые сапоги. Мидий мы набивали в консервные банки, упаривали на костре и лузгали, как семечки.
До вечера сидели мокрые и пили внутрьшбательное. Гурик против обыкновения спал – у него всё-таки сели аккумуляторы.
Мужики сплавали за водой к источнику на соседний остров и еле-еле вернулись – пустой катамаран сносило ветром как щепку. Если завтра погода не изменится, то выбираться отсюда будет нелегко.
6 августа.
Погода не изменилась, только ветер дует ещё сильнее и как раз с той стороны, куда надо плыть. Из алюминиевой трубы, найденной Ваней, ночью сделали ещё одно, шестое весло, если не считать рулевого. Однако, по- прежнему, плохо представляем, как будем отсюда выбираться. Саныч предлагает вернуться в Кереть и найти там транспорт до Чупы, по крайней мере, ветер будет дуть нам в спину. В раздумье готовим завтрак. Костёр не горит, только дымится, активно раздуваемый коллективными усилиями. Дождь всё также сыпет мелкой сечкой, забираясь повсюду. Шу решил захворать. Его хлипкий дождевичок порвался в клочья, и он завернулся в кусок зелёного дермантина. Лунный лик его изображает страдание.
Вдруг, с моря послышались голоса. Несколько безумных каякеров, презирая непогоду, бодро выгребали против ветра, горланя песню «Голубая луна». Приблизительно с полчаса мы любовались этим зрелищем, глядя как каякеры гребут практически не двигаясь с места. Наконец, добравшись до нашей стоянки, они попросили борного спирту – у мальчика восемнадцати лет от роду разболелось ушко.
Борного спирта у нас не было, был обычный, этиловый. Мы предложили.
- Пробовали, бесполезно, - махнул рукой высокий мужик в облегающем чёрном трико и резиновой юбке.
- А внутрь?
- Само собой. Постоянно, - снова махнул рукой каякер.
Больше помочь мы ничем не могли, но зато узнали, что в деревне Кереть выполняются все желания, кроме одного – уехать транспортом в Чупу, так как именно это и пытались сделать наши гости. Каякеры теперь стремились дойти до биостанции МГУ на одном из соседних островов и уповали на катер, который придёт туда только послезавтра и то не факт, что на нём хватит места всем желающим. Таким образом, нам оставался только один выход – грести до ближайшего насёлённого пункта, коим был посёлок Чкаловский и где, судя по данным из интернета, даже ходил до Чупы автобус. До Чкаловского было более двадцати километров.
Завтракали и собирались невыносимо долго. «Сейчас покурим и пойдём!» Командор, тяжело вздохнув, оставил на стоянке львиную долю провизии – крупы, макароны, картошку, хлеб. Те, кто прибудут сюда после нас, будут обеспечены едой на несколько дней. С собой забрали тушёнку, сгущёнку, копчёную колбасу, сало и китайскую вермишель.
Блондинчик натянул на свою золотистую голову детскую полосатую шапочку.
- Фильм «Буратино» был бы ничуть не хуже, если бы ты снялся в главной роли, - резюмировал Шу.
Пошли грузиться.
Плыть оказалось действительно очень тяжело. Ветер остервенело дул в рыло. Нас качало с носа на корму, заливая волной, крепежи катамарана зловеще скрипели. Чайки хохотали, словно издевась. Мы гребли в шесть вёсел, как на галере, но двигались очень медленно, почти стояли на месте. Гурик предложил тянуть катамаран с берега и себя в качестве бурлака. Это была плохая идея. Прибой бросал нас на камни, и выгребать было ещё тяжелее. Еле-еле отошли от берега. Там, подальше волна была поменьше, но уходить далеко мы боялись. Висел густой туман, и можно было заплутать, среди островков. Наконец, обогнули мыс, и грести стало немного легче – волны качают теперь с боку на бок, а ближайший остров прикрывает от ветра. Где-то там, за островами, простирается Белое море. Там, наверное, шторм. По острова и кое-где по берегу курятся дымки стоянок, народ отсиживается - идти по такой погоде дураков нет.
И, однако, красиво всё. Красиво! И серые клочья туч, и свинцовая чешуя моря и чёрные скалы и, словно окутанные паром, спины островов. Жаль только мокрая задница мешает эстетическому восприятию действительности. Остальным, похоже, вообще не до эстетики. Командор переживает за крепежи – резинки, нарезанные из автомобильных камер, которыми связан «Синий Дурак» могут в солёной воде не выдержать. Саныч страдает похмельным синдромом. Ваня уже в который раз напоминает про сало. Шу, завёрнутый в дермантин, монолитной глыбой устроился на корме. У него в руках рулевое весло, которое то и дело проваливается между волнами. Тускло и безжизненно поблёскивают стёкла его очков. Хуже всех приходится Сереньким Волчкам – они не гребут. Завёрнутые в полиэтиленовую плёнку, они лежат на палубе и скучают. Чтобы как-то развлечься, они начинают драться, раскачивая и без того утлый челн. Блямс! Блямс! Дважды опускается на их головы весло – тяжела десница Командора.
Народ всё настойчивее требует отдыха, но пристать особо некуда. Предлагаю идти до Оленьего острова. Там есть источник пресной воды.
- До него ещё два часа ходу! – возражает Командор.
- Какие два часа! Вот же он! Это из-за тумана кажется дальше. Минут сорок – не больше.
Но мужикам не терпится. Причалили к какому-то поганому островку. Саныч высадился, потоптался в нерешительности. Порывами налетает колючий ветер. У берега камни и травяная топь.
- Ну на хер! – Саныч плюнул и залез опять на катамаран. – Погнали на Олений!
Спустя сорок минут, действительно причалили к Оленьему острову. Отлив здесь ушёл метров на десять – под ногами лопались водоросли и хрустели раковинки мидий. Остров был когда-то обитаем – валяется множество мраморной крошки, сохранились остатки бревенчатого причала. Выпили и заели салом – сало хорошо согревает. Отправляюсь бродить по островку. Надо залезть повыше, вдруг в тумане покажется Чкаловский? До него отсюда не более пяти километров. Забираюсь вверх по узким гранитным ступеням – ба! Такого здесь видеть ещё не приходилось. Огромная расщелина чёрными отвесными стенами обрывается вниз – на дне такое же чёрное озерцо. К его асфальтной поверхности словно прилипли жёлтые листочки. Зову остальных полюбоваться, а сама спускаюсь вниз, к воде. Вода пресная и совершенно прозрачная – чёрной она кажется из-за отражения стен. Командор объясняет, что это чудо природы – старая каменоломня. Камень в этих местах добывают с 17 века. Ещё Никон, будущий патриарх, после того, как покинул Соловецкий монастырь, принимал участие в основании здесь первых промысловых поселений.
Под ногами хрустят осколки разноцветных минералов – гранит, розовый мрамор, молочный кварц, слюда. Набираю немножко в карман.
Погода немного улучшилась. Прекратил сечь надоедливый дождь и поутих ветер. Облака ещё низкие и хмурые, но теперь висят не сплошным одеялом, а серыми, рваными комьями.
Плывём мимо огромных каменных насыпей – это отвалы. Сотни лет вкалывали тут русские люди, добывая камень для мостовых, храмов, набережных, метрополитена и памятников. Вся Россия, почитай, застроена карельским камнем. И не только Россия. Гробница Наполеона, например, из карельского порфира. И это весьма символично – всякий захватчик может рассчитывать поиметь с русских гробницу.
Вот из-за острова показался посёлок Чкаловский. Ну вот, если не подадут автобус, то магазин-то уж точно должны открыть по случаю нашего приезда. У причала мы видим огромное сооружение в виде корабля, по виду новое. С надписью «Юрий Рыжковский». Похоже на ресторан. Командор тяжко вздыхает. Ваня исчерпал свои финансовые ресурсы ещё на вокзале в Москве и оказался у него на иждивении. Боливар, как и следовало ожидать, не выдержал двоих, и теперь у Командора осталось только сто рублей на прокорм Серенького Волчка. Деньги же на обратную дорогу и паспорта у них конфисковал прижимистый Саныч. Финансовое состояние остальных было немногим лучше. Мы причалили рядом с обшарпанными катерами и направились к «ресторану». Вблизи сразу стало понятно, что внутри сооружения ведутся отделочные работы. У входа обнаружился панк с электропилой. Рыжий такой, с ирокезом и серьгой в ухе.
- Слышь, браток, это ресторан что ли?
- Нет. Здесь будет база аквалангистов. А Юрий Рыжковский – основатель проекта, только он уже как бы умер.
- А-а. А автобус на Чупу отсюда ходит?
Браток пожал плечами – Нет здесь никаких автобусов. Тут за магазином, первый дом, одного грузовик есть. Может быть подбросит.
Мы отправились осматривать посёлок Чкаловский. И как тут люди живут – автобуса нет, один грузовик на весь посёлок? Глухомань. Собственно весь Чкаловский состоял из нескольких оштукатуренных двухэтажных бараков. Таких же, как в Лоухах, но ещё более ветхих. Некоторые из них были заброшены и окна зияли пустотами или были забиты досками. К одному из таких бараков с надписью «Дом культуры» был приделан деревянный портик с колоннами в стиле классицизма. Своеобразный карельский юмор в архитектуре. За бараками тянутся избы. Чуть поодаль, на холме красуется памятник из гранита. Вероятно, Чкалову. Тут же и кладбище. Вот куда надо ехать помирать – всё кладбище заставлено мощными гранитными плитами, дёшево и сердито.
Ноги сами принесли нас в магазин – он занимал половину одноэтажного барака, напоминающего колхозную столовую. Может быть, это когда-то она и была. Вторая половина пустовала. За магазином, действительно, стоял грузовик. Но владелец наотрез отказался ехать в Чупу – машина не зарегистрирована и ходит только до Плотины. Вот в Полунге есть и автобусы и «газели». Сколько до неё? Километров пять.
Эх, знали бы, не делали такой крюк – шли бы сразу в Полунгу. Теперь снова плыть, а уже семь вечера, железнодорожная касса в Чупе уже закрыта. Значит, придётся ночевать на вокзале.
Шу, довольный, стоял на крыльце магазина.
- Есть портвейн, тридцать три рубля, – лаконично сообщил он.
Коля с Блондинчиком улестили продавщицу подождать с закрытием магазина и прытко припустили к причалу за дензнаками. Две бутылки портуса и глазированные сырки были наградой за их резвость.
Наличие портвейна ускорило процесс отплытия. Предполагалось, что Полунга должна появиться из-за ближайшего острова на противоположном берегу Чупской губы. Но нет. Мы обогнули остров и уже целый час плыли в заданном направлении, а никаких признаков жилья не было ни на том, ни на этом берегу. Видимо до посёлка было не совсем пять километров. Мы увидели Полунгу около девяти часов вечера. У берега проржавевшие катера и «казанки», кособокие сараи и серенькие избушки. Ни одной живой души. И где тут автобусы? Четь поодаль на возвышении стоял большой двухэтажный дом. Я и Саныч двинулись туда. Остальные с Командором двинулись в другую сторону. Сам посёлок, оказывается, простирается вглубь – на берегу в основном сараи, а так люди неплохо живут. Добротные дома, транспорт во дворе – легковой, грузовой.
Возле большого дома мы обнаружили толстого мужика в засаленном свитере. Тот сказал, что может нас подбросить до Чупы за тысячу рублей, но ему неохота.
За тысячу рублей мы до Чупы сами догребём.
Вернулись к нашим – им повезло больше, они договорились до Чупы за пятьсот рублей.
Автобусы здесь уже давно не ходят – нет денег на бензин. Местные жители зарабатывают тем, что вывозят в Чупу туристов на личном транспорте по немаленьким ценам, как-то же надо им выживать.
Можно было остаться здесь на ночь, а утром двинуться в Чупу морем – оставалось всего двенадцать километров. Портовые краны Чупы уже виднелись в тумане. Мнения разделились. Мы с Санычем хотели остаться – у нас ещё были сухие вещи. Командор рвался уехать. Шу трясся в ознобе и требовал тепла. Ване было лень грести. У Гурика ещё звенели деньги и он желал немедленно их спустить. Блондинчику, как настоящему карело-финну было всё по фигу. Был принят компромиссный вариант – решили всё-таки уехать, но сторговались за триста пятьдесят рублей.
Перед нами уезжала ещё одна группа катамаранщиков – солидные пожилые люди, мужчины и женщины. Они очень удивились, когда узнали, что мы прошли маршрут с такой скоростью.
- Вы же ничего не увидели! – воскликнули они.
- У нас заканчивался спирт, - резонно заметил Командор.
Откупорили портвейн и принялись разбирать «Синего Дурака». Чувство такое, как в детстве, когда разбирают новогоднюю ёлку. Праздник кончился, мы покинем этот забытый, полуразрушенный, но такой удивительно тихий и красивый край и, возможно, навсегда. Ведь никогда не знаешь, что будет через год. Жизнь меняется.
Серенькие Волчки лазают по старым баркасам, забытым на берегу – то ли памятники, то ли музейные экспонаты, память о лучших временах.
Как раз всё успели разобрать, разложить, допить и доесть, как появился наш грузовик. Последний взгляд в сторону моря и вот уже едем сквозь густеющие сумерки. Бомбила попался разговорчивый – мы беседуем о прошлом, настоящем и будущем этого края. О советует на ждать в Чупе до утра, а без билетов сесть на ближайший поезд до Москвы. Если бригадир не устроит нас в поезде, то в худшем случае высадит в Лоухах, где касса работает круглосуточно. В Чупе машина тормозит, водитель выходит купить хлеба. Мы вываливаемся следом. В магазине просто выставка сортов портвейна от «333» до «999». И все за тридцать три рубля. Мужики возбудились от такого разнообразия и лихорадочно принялись считать деньги. Взяли попробовать «999» и глазированных сырков. Рядом с магазином обнаружился и легендарный бар «Корсар» Гурик с Командором заглянули туда. Ничего, сказали, не хуже, чем в Москве.
7 августа
Прибыли на вокзал. До ближайшего поезда было ещё часа полтора. Какая-то сердобольная бабушка угостила одного из Сереньких Волчков клубникой. Что-то было жалостливое, почти нищенское в его худенькой фигурке, одетой с чужого плеча и не по-детски серьёзных огромных серых глазах. Второй Серенький Волчок присела к нему на «хвосты», причём основательно. Дети съели клубнику и стали напоминать вампиров из фильма ужасов. Пришлось отправиться на поиски водопровода. Какой-то байдарочник попытался объяснить мне, где можно умыться.
- Кран, помнится, был вон там, возле той бяки, – он протянул руку в сторону какой-то будки, смутно белеющей в сумерках.
- А что такое бяка? – хором спросили Серенькие Волчки.
- Простите, бяка это что? Шняга или байда?
- М-м. Бяка скорее шняга, чем байда. Впрочем, пойдёмте, я вас провожу.
О великий, прекрасный, могучий!..
В поезд залезли без билетов, в глазах проводницы был ужас. Командора, как главного по связям с общественностью, заслали к бригадиру. Тот запросил по сто рублей с человека до Кеми. В Кеми нам было делать нечего, поэтому, как и предсказывал бомбила, нас выкинули в Лоухах. Волчки уже спали, и мы выгружали их вместе с вещами.
Снова Лоухи. Три часа ночи. Маленькое помещение вокзала битком набито туристами-водниками всех возрастов. Волчки спят на полу, на пенках. Саныч нервно вышагивает около кассы. Надо брать билеты, а паспорт Гурика отсутствует вместе с Гуриком. Он появляется в последний момент в сопровождении двух местных девиц. Гурик проходит в здание вокзала, а девушки остаются дожидаться его на улице. Командор и Ваня выходят к ним покурить и что-то популярно объясняют. Тяжко вздыхая, девицы медленно растворяются в сумерках.
Наш поезд прибывает в половине шестого утра. Ещё два с половиной часа. Спать негде и бессмысленно. Оставляем на вокзале Командора и Ваню и идём гулять по ночным Лоухам. Ночью Лоухи выглядят по-другому. Они наполнены каким-то уютом, тем, прежним уютом советской эпохи, оставшейся в розовом детстве. Ласково светятся окна. Гурик отводит нас в ночной магазин, расположенный в подъезде жилого дома. Берёт там пиво и две банки рассольника. Побродив, возвращаемся на станцию, - от жиденького вокзального тепла зябко и хочется спать. В пять утра выходим на платформу. Из утреннего тумана выплывает поезд. Проводница нам отводит места только на боковушках. Командор просит её пристроить в отсек хотя бы Волчков, но безуспешно. Грязный, заросший, пропахший дымом и перегаром, без гроша в кармане, Командор похож на филина. Он совершенно утратил своё былое обаяние и способность очаровывать женщин. Остальные не лучше. Хитрый Блондинчик предусмотрительно швыряет свои вещи на нижнюю боковушку, а сам лезет на верхнюю полку. Эта нижняя полка до самой Москвы будет служить нам столовой.
Все развешивают свои мокрые вещи, стелют спальники – туристы никогда не берут в поезде бельё. Бельё берут только «матрасники». Саныч соблазняет меня взять матрас, но я каким-то чутьём понимаю, что этого делать не следует. Ограничиваюсь только подушкой и проваливаюсь в сон. Во сне чувствую, как подушку выдёргивают из-под головы, но сил нет даже замычать. Оказывается всех наших, кто взял матрас, но не взял бельё, проводники согнали с матрасов. Хотели скинуть и спящих Волчков, но Командор зарычал, и их оставили в покое.
Одиннадцать часов утра. Серенькие Волчки взахлёб рассказывают каким-то тётенькам о своих приключениях. Тётеньки кормят их солёными огурцами. Пассажиры – все как один обычные цивильные люди, путешествующие на юг, с обязательными варёными курами и чемоданами на колёсиках. Ни одного дикого туриста. Только наша компания наполняет вагон запахом дыма, мокрых портянок и перегара. Куда же делась эта толпа водников с лоушского вокзала?
Понемногу все просыпаются и приходят в себя. Завариваем завтрак. Гурик идёт бриться. А Блондинчик впервые за десять дней чистить зубы. Чтобы не расстраивать наших цивилизованных попутчиков пытаемся быть милыми и культурными. Мы шутим и играем с детьми в интеллектуальные игры. Подвыпивший проводник чувствует с нами некую общность и пытается поговорить «за жизнь».
- Не дышите на детей перегаром! – строго осаживает его Гурик. Проводник тушуется и исчезает.
Мы были милыми ровно до шестнадцати ноль ноль, пока не проснулся Саныч и не взял пива на станции Медвежья Гора. Уже в Петрозаводске, где садилась большая толпа пассажиров, он и Блондинчик придурялись, изображая глухонемых, когда люди пытались пройти через их выставленные в проход ноги. Спирт к этому времени остался только у Вани, который был виночерпием. Оставшиеся поллитра являлись предметом вожделения команды. Ваня же спал. Спал с того самого момента, как сели в поезд и не реагировал на слова «пиво» и «сало». Потому все решили, что он болен и решили его не тревожить.
В вагоне стоит страшная духота, но хотя бы в одиннадцать вечера стемнело. Снова играли в загадки – Шу оказался самым умным, а Гурик обиделся.
Почти уже разошлись спать, когда поезд прибыл на станцию Лодейное Поле. Денег нет – решаем просто подышать кислородом. На платформе всё мокро от дождя, но тепло. Многочисленные бабульки роятся вокруг нас точно комары, предлагая пиво, пирожки и копчёных угрей.
- А денег у вас нет??? – не выдерживает и рявкает Командор. Торговки кидаются врассыпную. Теперь нас обходят стороной. Денег нет, но в сумке остались ещё несколько банок тушёнки, сгущёнки, копчёная колбаса. Не помню, кому в голову пришла счастливая мысль натурального обмена. Народ проявляет интерес. Я запрыгиваю в вагон и вытаскиваю из-под сиденья сумку с консервами.
- Хватит брякать! – слышится чей-то раздражённый возглас.
На платформе уже ждут. Предлагаем сначала робко, потом Гурик входит в раж и начинает орать, как на ярмарке.
- А вот тушёнка! Кому тушёнки! Колбаса копчёная, свеж-жая! Граждане, налетай!
Возле нас собирается толпа. Становится весело. Наконец, сделка совершена, излишки продуктов конвертированы в пять бутылок пива и одного копчёного угря.
В вагоне уселись на моей койке, как на завалинке. Только откупорили пиво и приступили к делёжке угря, как сверху спустился пятиэтажный мат. Это Саныч, который всё проспал, поспешил потребовать свою долю на весь вагон. Пассажиры испуганно съёжились на койках. Вообще-то обычно он милый и интеллигентный, но этот угорь его доконал. Пришлось делиться. Спящий Блондинчик тоже остался без угря, но, как истинный карело-финн отнёсся к этому равнодушно.
8 августа.
Поднялись около одиннадцати, как обычно. Поезд уже мчался в районе Клина. Вот-вот должны были закрыть туалеты, и в вагоне наблюдалась обычная по этому поводу суета. Кончился кипяток. Мы с Шу отправились за кипятком в соседний купейный вагон. Тамошняя проводница собралась было возмутиться, но Шу строго сверкнул в её сторону очками. Она закрыла открытый рот, и решила не связываться. Но очевидно было то, что следующий за нами Блондинчик кипятка не получит.
Настроение у всех поганое. Гурик взрыднул:
- Понимаете, мы ведь больше уже никогда не соберёмся!!!
Его утешают, но он прав. Если и соберёмся, то уже по другому и уже другие. Все бодрятся, строят планы на будущее. Теперь целый год мы будем жить этими планами, перебирая фотографии и воспоминания. А потом… Страшно загадывать. Всё очень быстро меняется в нашей жизни. Кто-то женится, у кого-то родятся дети, кто-то устроится на работу и ему не дадут отпуск. Вот и Ленинградский вокзал. Как неуютно и пустынно в нём при дневном свете. На площади Трёх вокзалов прощаемся. Каждый из нас вернётся в свою прежнюю жизнь. Шу – прокладывать интернет, Ваня - в офис какой-то французской фирмы, Блодинчик – на второй курс МВТУ им.Баумана, Гурик – на студию анимационных фильмов, Саныч – в кабинет директора образовательного учреждения, а Командор – в храм, к своей пастве. Через каких-то пару часов мы примем душ, оденем цивильную одежду и снова станем теми, кто мы есть. Или наоборот, наденем маски? Но пока мы ещё вместе, мы ещё не здесь, мы – там. Девушка на площади играет на баяне что-то популярное. Саныч, Гурик и Блондинчик принимаются танцевать. Девушка улыбнулась и, взглянув на тельняшку Гурика, заиграла «Яблочко». Вокруг собралась толпа любопытных. Гурик пляшет вприсядку. Блондинчик завязал себе один глаз и пошёл по кругу со своей полосатой шапкой, собирая деньги. Гурик отдал выручку девушке. Она поблагодарила и заиграла «Амурские волны»
2003 год.