Я люблю дождь. Любой. В любое время года. Только в разное время мне хочется находиться в разных местах. Майские и летние ливни – встречать, подставив лицо потоку и не прячась в укрытии. Молнии и оглушительный грохот мне не помеха. За нудным осенним дождем люблю наблюдать из окна. В это время становлюсь улиткой без панциря: вся такая нежная, расслабленная, грустно-задумчивая и насквозь романтичная)
Не люблю в любое время года только грязь после дождя. В этом же году всего было в изобилии, особенно грязи.
Такая погода, тем не менее, настраивает на романтический лад...
Оставляя за собой право на художественный вымысел, далее буду писать от третьего лица. Со мной или не со мной происходили эти события – пусть останется за кадром…)
***
…Июльский ливень начался внезапно, и они промокли за считанные минуты. Смеясь, забежали в подъезд её дома, держась за руки и переплетя пальцы, поэтому сухими остались только их ладони. Они ещё не успели разомкнуть рук, как вдруг открылась входная дверь её квартиры и в проёме появилась мать. Грозный окрик и грубое слово, которым ещё до сих пор её не называли, были как внезапная пощёчина, незаслуженная и обидная. Она метнулась к двери подъезда, забыв о том, что он всё ещё держит её за руку. После его возмущённого вопроса и упрёка женщина, стоявшая в дверях квартиры, увеличила децибелы и настоятельно рекомендовала обоим не возвращаться более в эту квартиру.
Несколько минут они молча шли под дождём, по-прежнему держась за руки. Первым заговорил он: предложил жить у него. Дескать, потом заберут отсюда и её вещи. А она отрицательно качала головой и тихо плакала, пряча слёзы за потоками дождевой воды. Он понял, что даже на один вечер, на одну ночь не уговорит её остаться. Так и брели вместе, пока не пришли в нижнюю часть города, состоящую, в основном, из частных домов. Стихающий было ливень принялся с новой силой, и он потянул её за собой к деревянной приставной лестнице, ведущей к верхнему сеннику, расположенному под крышей и прикрытому со всех сторон от различных непогод. Прилегли на тёплое сено, но от мокрой холодной одежды трясло обоих. Когда совсем стемнело, он завозился рядом, стягивая с себя одежду и расстилая её на сене. Посоветовал то же самое сделать и ей, но она долго не решалась снять промокшее платье. Наконец, отодвинувшись подальше, разделась и легла, прикрывшись сеном и сформировав из него же себе подушку. Вдруг совсем рядом раздался тихий смех…
Да! То самое не свершилось!) Он просто обнял её и прижал к себе, чтобы не мёрзла, целовал висок, лоб, глаза, но ниже носа спуститься не посмел. Она же, успокоенная и убаюканная, быстро заснула на его плече…
ЧтО было дальше – уже и не важно. Утекло с дождевыми потоками... Остался в её и, может быть, в его памяти фрагмент: два человека, приведенные обстоятельствами и дождём в это странное и неожиданное место, просто согревали друг друга…
***
…Гроза началась внезапно. А может быть, и нет. Детская беззаботность позволяет не обращать внимания на резкие изменения погоды. Первый треск небесный буквально катапультировал девчонок из воды на берег. Они схватили одежду и бросились к раскидистой густой иве, не соображая, что худшее место для схрона во время грозы и придумать трудно. Там из брёвнышек рыбаки сделали себе импровизированное кафе, на что указывали пустые бутылки и консервные банки. Дождь подружек почти не достал: кому-то из них то на голову, то на нос, то на спину иногда только падали крупные капли. Приезжая городская девчонка, затейница интересных и страшных рассказов и историй, в этот раз превзошла саму себя. Развесив уши слушали девчонки про водяных, русалок, кикимор и утопленниц-самоубийц, неприкаянные души которых бродят по свету и изводят виновников смерти их телесной оболочки. Очередная история уже подходила к концу: вот уже утопленница, обернувшись маленькой козочкой, заманила свою подружку-предательницу, оболгавшую её верного жениха перед свадьбой, в гиблое место и готовилась показать своё истинное лицо… как вдруг что-то резко шлёпнуло по воде, и раздался внезапный, прозвучавший, как выстрел, «бултых!». Раздался такой визг, что всех обдало потоком сорвавшихся с листвы капель. Но бежать было некуда: справа – пруд, слева - непроглядный дождевой поток, сзади – ива, спереди – крутой скользкий берег… Только рассказчица, сидевшая лицом к стволу ивы, видела выдру, которой надоели человеческие голоса и которая решила поискать более спокойное место для отдыха. Она не успела предупредить об этом подруг. Визг из хорового перешёл в сольный, одновременно усилившись. Одна из слушательниц в прямом смысле обделалась от страха. Под общий истеричный хохот ей пришлось зайти в пруд и, стоя под дождём, стираться, не выходя из воды.
В общем, такого оглушительного успеха у рассказчицы в жизни больше не было)
***
…В июньский день она сдавала экзамен по русской литературе 19 века. Утро выдалось ясное и жаркое. Ничто не предвещало изменений. О зонте она и не вспомнила, обувь надела соответствующую жаркому дню.
Она знала, что экзамен затянется. Доцент, принимавшая его, так страстно любила свой период, что могла говорить о нем бесконечно. Именно – говорить. Особо «одаренных» она на пересдачу не отправляла, а проводила ликбез прямо на экзамене. Потом со вздохом писала в зачетке «удовлетворительно» и отпускала с миром.
Простояв в утренней пробке, она приехала после начала экзамена, когда очередь «входящих» была уже сформирована, и ей светило только последнее место «по списку») Шёл восьмой час вечера, когда пришёл её черёд. И вот к этому времени наступила та самая «стадия отупения», когда после долгого ожидания вдруг возникает мыслительно-словесный «запор». Нет, конечно, «Преступление и наказание» она читала, и не раз читала, а вот мнения критиков слились в одно русло, и уже нельзя было вспомнить, чтО сказал тот, а чтО – этот)
В ту секунду, когда она поняла, что сможет пересказать доценту только содержание бессмертного романа Достоевского и за это получит не выше тройки (первой в вузовской «карьере»!), вдруг, пардон, «разверзлись хляби небесные», и началось такое светопреставление, что впору только креститься и биться лбом об пол)
Посмотрев в окно и вздохнув, доцент ускорила процесс приема экзамена) Наконец, в аудитории они остались один на один. Шагая к «лобному» месту, она ещё не знала до конца, о чём будет говорить. Листок с письменами был забыт на парте, а возвращаться было неудобно. Да и чтО там? Отдельные фразы, вынутые из памяти, как будто бы крючком вынутые из ткани петли-затяжки. Торчат ни к селу ни к городу…
Она не помнила, чтО именно говорила. Помнила только восхищенные глаза доцента, не перебившую её ни разу. Помнила свой тон, уверенный, спокойный, рассудительный. Судя по реакции экзаменатора, цитаты критиков и их имена состыковала верно. И точно знала, что всё сказанное на «бис» повторить не сможет)
После экзамена она брела по городу, держа в одной руке сумку, в недрах которой лежала зачётка со свежей записью на страничке «экзамены»: Русская литература второй половины 19 века – «отлично», дата такая-то, подпись такая-то.
В другой руке она держала босоножки, потому что навстречу несся такой бурный поток дождевой воды, который едва не сбивал с ног. Она пробовала идти в обуви, но мокрые ступни так скользили по внутренней подошве, что шагать было невозможно. Босиком она прошла по водному потоку несколько кварталов вверх по улице, завернула на городской проспект, увидела парочку таких же чудаков и возрадовалась.
Был последний день сессии. Был последний экзамен в этом учебном году. Были дождь и гроза – неизменные спутники романтиков и чудаков)