- Если бы я знал, что Вы отправитесь без охраны, фройляйн, я бы поостерёгся просить Вас о помощи! – когда Лоэнграмм всерьёз расстраивается, он просто очарователен в своей беззащитности, эта мысль всплывала у графини Мариендорф уже не в первый раз. – Это было недопустимо, тем более что я не забавы ради рассказал Вам про отравленный пирог. При дворе они её всему научили – я же видел этот лесной домик, сущая берлога ведьмы в самой густой чащобе, где только разбойникам и прятаться, - молодой герцог поставил опустевшую кружку на стол и посмотрел на неё с сильным сожалением. – Если бы этот эээ, паж моей сестры посмел сказать вот эти все слова Вам при мне, я бы разобрался с ним немедленно и собственноручно, - Райнхард расстегнул застёжку плаща столь поспешно, что Хильдегарде уже пожалела о том, что послушалась Оберштайна и оставила простую трансляцию, даже не обработав потом запись своего визита к Аннерозе Грюнвальд. – Вы блестяще справились, но рисковать не стоило, а уж тем более оставаться там на столь длительное время, – новопожалованный регент рейха взглянул на свою секретаршу с какой-то мальчишеской обидой и тут же упёрся взором куда-то в пол, как будто дело шло к тому, чтоб покраснеть от смущения… - Я… скучал без Вас к тому же.
Этим можно было воспользоваться, чтоб залпом допить свой кофе и заняться приготовлением новой порции. Этим Хильдегарде и занялась, позабыв сдержать улыбку и невольно сравнивая манеру сверкать глазами у сестры и брата, что когда-то носили оба фамилию Мюзель. Если глаза брата полыхают, как протуберанцы звезды класса О1, то у сестры там мертвенное сияние светлой луны без атмосферы. В чём-то её сюзерен прав – его сестра действительно своим уединением и манерой молчать напоминает затворницу-вампира, да и тот факт, что визиту гостьи та не удивилась, говорит о многом. Например, о том, что утечка сведений из Сан-Суси в лесной домик идёт столь быстро, что Пауль заслуженно называет это место змеиным логовом. Конечно, можно было и не делиться с Лоэнграммом своими ощущениями от посещения этого живописного места, но тот с такой радостью устремился нынче навстречу, что самой хотелось кинуться ему на шею, позабыв про все условности. И раз уже такая острая реакция, то сообщение о версии Аннерозе о скандале в её поместье накануне отъезда оттуда вообще следует сначала обсудить с советником. Ведь по его словам, выяснить отношения с дамой сердца Кирхайсу подсказал сам Райнхард, швырнув в сердцах на стол документы с показаниями Аннерозе против Зигфида, по которым тому в лучшем случае предложили бы тихо отравиться самому. В таком случае многие условности можно было и смело отбросить, конечно. Но действительно ли Кирхайс отбросил их столь смело или ему предложили это сделать в качестве некой компенсации? Ведь никаких жалоб от дамы никуда не поступало, её брат явно ничего не знает об этой версии, а по той тени, что пробежала по лицу Аннерозе в момент, когда она сообщила своей гостье подробности столь резкой сцены, можно вообще смело поклясться, что слова и дело расходятся, точнее – даме очень понравилось это якобы жёсткое обращение…
Хильдегарде решила, что найдёт предлог для встречи с Кирхайсом и попытается что-нибудь выведать у него сама. Ведь неизвестно, как отреагирует Лоэнграмм на термин «изнасилование», но любая из его реакций причинит страшную боль ему самому. И без того бедняга вынужден делать вид, будто забыл начисто попытку медленно, но верно уничтожить его в застенке по приказу Лихтенладе – это он-то, который ничего не забывает вообще. Конечно, после собственного спасения из узилища Кирхайс продолжает служить бывшему другу столь же ревностно, как и до этого кошмара, но только теперь – почти постоянно заметно склонившись, опустив глаза и без прежних замашек фаворита. Как будто это его там едва не прикончили палачи, а не Райнхарда. Ведь если того арестовали по-тихому, в рамках дежурного официоза среди армейских чинов, то шум на балу запомнился Одину надолго, учитывая, что оглашение нового главнокомандующего рейха так и не состоялось. Этак скоро начнут болтать, что Лоэнграмм не явился на бал не потому, что лежал в оковах и ждал убийц, а оттого, что ревновал к успеху соратника и уехал отдыхать на тропические острова. И если начнут, то Хильдегарде уже знает, что за очаровательная головка сочинила эту версию. Та, что в своём желании наслаждаться своей значимостью не пожалеет никого и никогда, и особенно – тех, кто её искренне любит. Как этот молодой паж, что видит угрозу госпоже в каждом появившемся на горизонте человеке – и готов прикончить его на забаву хозяйке.
- Мне приятно это слышать, - Хильдегарде говорила столь вежливо, что её собеседник загрустил ещё больше против её желания, - но волноваться не стоило, Ваша светлость. Я просто хотела убедить графиню Грюнвальд в своей искренности и радушии. Если бы я уехала сразу, она бы могла передумать, к примеру, - пожалуй, решила она, созерцая досаду Лоэнграмма – неужели это лишь потому, что на шею ему всё же не кинулась? – не стоит сообщать ему всё то, что о нём говорила его сестра, изображая приятельский настрой в беседе у камина на следующий день…
- Точнее, фройляйн, Вы грамотно приняли вызов, - весело проворчал тот, едва заметно улыбаясь. – Я знал, кому доверяю это хитрое дело. Но Вы ей дали понять, что остаётесь в моей команде – и оттого не ждите оттуда ничего хорошего. Надеюсь, Вы не обижаетесь на меня за то, что я скрыл от общественности тот факт, что мы с Вами видались в тюрьме? – Лоэнграмм неторопливо заглянул в глаза собеседнице с такой нежностью, что снова появилось жаркое желание позволить ему всё-всё и прямо сейчас. - Поверьте, пока что действовать иначе – значит, совсем не беречь Вас.
О, нет, опять он начинает это наваждение, с которым никак не сладить – наверное, он всё же ненарочно, просто предпочитает не скрывать иной раз того, что чувствует… Это его жемчужное сияние от глаз, оно может быстро затопить всё вокруг, и ничего во Вселенной не останется больше, кроме его глаз, и останется только одно – утонуть в этих глазах насовсем, забыв о всех последствиях того, что воспоследует…
- Хорошо, я учту это обстоятельство. Кажется, графиня Грюнвальд также не знает об этом, - Хильда не сразу поняла, что улыбается в ответ, чуть смущённо и ласково. – Иначе, думаю, она была бы более резка со мной, - она осторожно вручила герцогу кружку, опасаясь про себя, что тот воспользуется этим жестом, чтоб поймать её руку и не отпустить, и одновременно очень желая этого.
- Совсем не обязательно, - продолжая сиять, молодой человек свободно развалился на диване, поблагодарив вежливым кивком. – Учить помалкивать её не надо, могла бы и сдержаться. Я же говорил, Вы очень неосторожны, сохранив мне жизнь – врагов у Вас будет немеряно, один клан Лихтендаде чего стоит – старика-то отравил Кирхайс, но все решили, что это я сделал его руками. Хотя, - он вздохнул с жарким мальчишеским задором , - жаль, конечно, что мы с ним не увидимся теперь, хотел бы я увидеть эти глазки. Сначала от встречи сбежал кайзер Фридрих, теперь этот. Надеюсь, хоть Вэньли не убежит.
- Вэньли может начать бегать, - задумчиво проронила графиня Мариендорф, прихлёбывая кофе из своей кружки. – Кирхайс говорил, что он производит впечатление ленивого кота, который, если его всё же растолкать, способен на всё, даже на неоправданную жестокость. Вот уж кто точно не рад Вашему избавлению, так этот альянсовский протеже тамошнего диктатора. Остальных флотоводцев он сумеет одолеть, очень хитёр.
Глаза Лоэнграмма вмиг потемнели и приобрели жёстко-стальное выражение. Неужели это из-за того, что он видел эти слащавые улыбки с поклонами, что Кирхайс отвешивает при встрече постоянно? Или просто ещё не остыл после их ссоры в тюрьме?
- Это когда он такое говорил, а? – сурово потребовал ответа шеф. – Мне он не сообщал таких подробностей.
- Я… приходила к нему, когда Вы были под арестом, - непонятно чего испугавшись, вдруг неуверенно взялась почти лепетать сотрудница. – Было время обеда, и пришлось принять его приглашение.
Вопреки ожиданиям, сухой колючий лёд в этот раз на пол не посыпался. Напротив, от Лоэнграмма ощутимо повеяло теплом, и он с нежным участием вежливо поинтересовался:
- Это было всё, что он предложил во время визита?
Хильдегарде не ожидала такой прозорливости и, кажется, заметно порозовела.
- Давайте не будем об этом говорить, не хочется портить настроение, - холодным тоном попросила она.
Герцог красноречиво помолчал пару-тройку секунд, вздохнул, потом с энтузиазмом кивнул головой.
- Хорошо, это не лучшая тема для разговора. Как раз нынче рассматривается очень любопытная схема сражения крепостями, она Зига безумно интересует. Но на балу нам с Вами придётся нынче быть, фройляйн, ведь это приказание матери императора, и я прошу милости быть Вашим сопровождающим.
- Я думаю, отец не станет возражать, - Хильдегарде просияла как солнце сквозь грозовую тучу, затем заговорила прежним. обволакивающим тёплым тоном. – Кстати, Оберштайн принял на службу некоего Ланга. Помните этого лиса? Так вот, оказывается, лучше всех его помнит Ройенталь. Мне об этом сообщил его известный лучший друг – у которого, правда, тот отчего-то не был другом у него на свадьбе…
Райнхард спокойно взялся выслушивать докладываемое – он был спокоен и наслаждался созерцанием соратницы, понимая, что та тоже глядит на него с истинным удовольствием.
- Так вот по его словам, у Ройенталя гиперраздражение на эту персону, такое, что остаётся предположить некое зависимое положение офицера от гражданского. Кроме того. Миттельмайер уверяет, что не смог втянуть друга в дело спасения Вас из камеры. Скажите, это правда, что Вы помогали в такой же переделке Миттельмайеру по просьбе Ройенталя?