Часть вторая
* * *
... Гитара как-то неуклюже висела - то ли я к ней не подходил, то ли она ко мне...
Критическая масса информации, полученная за последнее время сделала своё дело - мне захотелось быть модным и я решил отказаться от пищи. А вот что случится, если я просто перестану есть?
* * *
Как-то я разговорился с барабанщиком из Межапарка Володей Громовым и он сообщил, что служит в армии. Я удивился как-так можно служить и жить гражданской жизнью. Он сказал, что служит в музыкальном ансамбле военной части под Ригой и, часто ему разрешают увольнения, и даже на несколько суток. Узнав, что меня тоже подпирает срок и отсрочка заканчивается, он обещал поговорить и устроить дела таким образом, что я буду числиться в их воинской части, играя в ансамбле и меня будут переодевать в военную форму специально для концертов. "А как же волосы?" - спросил я, - Ничего страшного, будешь под фуражку заправлять - ухмыльнулся он. Так я начал ездить на репетиции в Букулты на автобусе к военным, которые потом и заберут, "купят" меня, говоря солдатским жаргоном, прямо из военкомата в часть. Они получили неплохого гитариста, а я гарантию, что буду служить недалеко от дома. Музыка давала мне всё - даже эти привилегии подтверждали моё особое положение.
Исполняя функцию армейского музыканта в ансамбле при сержантской учебке, я как-будто уже служил и практически смирился с мыслью об армии. Учебка - это распределитель, набиравший новобранцев, обладавших лидерскими качествами. Они должны образоваться, чтобы за полгода стать сержантами. А в голове моей конечно крутилось - Клуб Одиноких Сердец Сержанта Пеппера. Уже не "рядовое мыло" по-любому!
* * *
Близились заключительные экзамены и летом нас распределят в группы, где мы и начнём трудовую деятельность, сначала за скромные ученические, а уж потом по-серьёзному. Осенью в армию, ведь все друзья присылали конверты без марок о своём житье-бытье в разных точках страны. Оставалось лето отгулять. Матери на этот раз предложили большой 15-ти отрядный пионерский лагерь в Пумпури, именовавшийся именем первой женщины-космонавта Валентины Терешковой - о ней пелись песни, слагались стихи, именем её именовались улицы. Матери, как начальнику, полагался большой отдельный дом на территории лагеря. Пятикомнатный особняк, оборудованный кухней и двумя отдельными входами. Жить на взморье в таких условиях - об этом можно только мечтать, бесплатный курорт, питание и проживание среди соснового леса, почти на берегу моря. Шальная мысль заново посетила мою голову - а вдруг мать разрешит там жить и другу Юрику Ш. Я с ним обсудил такую возможность и он согласился. Осталось дело за малым - уговорить её. Для этого надо было выбрать подходящий момент. Я решил подождать результатов окончания училища и на радостях озадачить.
Мать конечно не знала о моих экспериментах с голоданием. Сложно представить, что началось бы в случае раскрытия правды. На удивление легко она согласилась на то, что Юра поживёт в доверенных ей апартаментах. Лишних вопросов задавать никто не будет, а в случае чего - родственник приехал погостить. Первую неделю июня мы мало появлялись внутри пионерского лагеря. Практика после училища требовала ранних подъёмов и с 9ти уже присутствия в Старой Риге. Там помещалась контора кабельщиков, куда нас определили по 4-му разряду. Платили ученические, и радости от этого не было большой. Правда, в измерительной группе тяжёлая кабельная повинность ( долбить землю) нас миновала. С утра в конторе ждал в плаще лысый Боря и пару часов можно было филонить, ожидая ремонтных вызовов. Основная кабельная группа с соответствующим контингентом в человек 10, находилась на другом этаже и командовал ими Шаботуро ( внутри его фамилии заключался весь смысл этого человека и Юрка его скопировал, вызывая смех до коликов у всех, кто имел шанс оценить оригинал). По закону надо было отпахать два года практики, прерванной уходом в армию и последующим возвращением. Таким образом официальный срок обучения 1 год плюс 2 года практики приравнивались к трём годам специального среднего образования. Но диплом выдавался сразу, и кой-кому удавалось откупиться путями исповедимыми.
По утрам мы любили уезжать из Юрмалы, а вечерами возвращаться на территорию лагеря, окольно пробираясь к особняку начальника, закамуфлированному среди рослых кустов малины, крыжовника, красной и чёрной смородины, и обросшему плотными двухметровыми зарослями цветущего розовым цветом шиповника.
Внутри домика, прямо у входа была кухня. Туда приносилось питание для начальника и разные остатки продуктов с кухни или со склада - ящики разнообразных конфет, килограммы докторской колбасы, хлебА, пироги, куски отборнейшего мяса, фрукты, молочные продукты. Как вы помните, я был на тотальной диете, а доставалась эта радость Ю.Ш. Иногда удавалось попасть на лагерные танцы, случавшиеся раз в неделю по субботам и демонстрировавшие цветастый букет лагерных девчонок. Возраст их конечно не превышал паспортного минимума, тем не менее встречались симпатичные. Бывало осмелевшая какая-нибудь, рослая - Ю. и пригласит. Меня нет - я не котировался. Периодически долетали взгляды странной, выглядевшей явно постарше остальных, девицы в очках. Платье на ней висело простое, мешковатое. Она не модничала, спортивные тапки на босу ногу, но над предполагаемой линией талии высилась мощная девичья грудь, придававшая худощавой, высокой шатенке неотразимый шарм, особенно в сравнении с незрелым плоскодонным планктоном пионерского девичьего сословия, принадлежавшего первому (самому взрослому отряду). Танцы быстро заканчивались к раннему часу отбоя, не задолго перед 10ю часами вечера. Народ быстро разбегался по отрядам, но девушка в очках не спешила, делая вид, что ей некуда. Мы под фонарём окликнули её и стали расспрашивать. Она охотно отвечала и вскоре мы знали о ней всё. Звали её Верой. Она была дочкой кухонной работницы и жила почти напротив нашего особняка, за кустами шиповника, рядом с кочегаркой и общественными душевыми, куда периодически водили мыть лагерных детей. Школу она окончила, но в институт ещё не поступила. В лагере и работала её бабушка, она же числилась при ней и родом была из Калининграда. С бабулей спать в комнате не хотела и ночевала на чердаке, забираясь по приставной лестнице - впрочем, та ещё романтика. Почему-то вспомнился "Тимур и его команда" - популярный советский бестселлер из пионерского прошлого. Тут её окликнули и мы расстались. Сказать, что нам понравилась Вера "Паллна" ( манера такая у Ю. была - присовокупить к любому имени приставку в виде отчества. Мужичкам "Палыч", а дамам "Паллна")? Скорее - нет, но её грудь возымела на нас магическое действие.
* * *
Азовский учился в консерватории - он был классический пианист. Он брал ключи от класса, входил в него, широким жестом открывал рояль, уверенно садился и клал руки на бело-чёрные клавиши. Через секунду он уже разыгрывал музыкальный пасьянс, демонстрируя богатый арсенал пальцевой гимнастики. Делал он это блестяще - пальцы кистей , то размыкаясь, то смыкаясь в мажорно-восходящих ладах, внезапно разлетались в октавные секвенции, вдруг застывали, задумавшись глубокомысленно, грациозно растворялись в причудливой вязи Шопэновского этюда ... Наблюдая эстетику технического совершенства, я недоумевал - почему обладая слухом, знаниями, навыками, багажом и памятью классические музыканты не умели элементарно импровизировать, создавая просто отвлечённые музыкальные ландшафты или играя абсолютно примитивные блюзы, либо гармонии функциональных последовательностей. Никто не учил их дышать музыкой или запросто плыть в океане звуков.
Иногда мне звонили и приглашали на замену в какой-нибудь кабак. Там надо было уметь играть на слух или, вгрызаясь в измятые тетрадки, следовало успевать исполнять на ходу, вчитываясь в небрежную скоропись оставленных закорючек нот, либо аккордов. Здесь спасала природная реакция и умение предполагать то, что успеваешь услышать. Иногда требовалось умело имитировать ноту или аккорд, аккуратно вставляя в гармоническую сетку псевдо-созвучия. Гармония, правда, была не сложной и быстро ложилась на слух. Умеючи вживаться в ткань произведения и лихо изображая живое исполнение, ты был востребован фигурантами подобного типа работ и они в тебе души не чаяли, так как ты, часто приглашаемый, во много раз превышал качество постоянного члена группы. Куда только таким образом я ни попадал - востребованность и опыт возрастали. Азовский меня и приметил. Зазвал работать на танцах в Межапарке. Там он подрабатывал в составе, аккомпанируя нескольким певцам - ей богу не припомню их имён. Это была чистой воды "шарашкина контора", содержавшая: и скрипача, и флейтиста, и басиста, и барабанщика - Сергей руководил и раздавал поручения, что снять, что выучить... Ребята были консерваторские, кроме барабанщика Володи Громова, ловившего на слух и любившего побеседовать, фильтруя новостную ленту ( говоря современным интернет-языком). Алик - басист ( крупный, рыжий и с веснушками, напоминал осла-басиста из мультика о бременских музыкантах). Сима Перцовский - скрипач (сутулый, худощавый, длинноволосый и в очках). Вечно они обсуждали филофонические вопросы последних новинок в присылаемых виниловых коллекциях - такие изыски, как - "Tales from the Topographic Oceans" группы YES, или "Brain Salad Surgery" таких как Emerson, Lake & Palmer - слышанное впервые растлевало воображение, рисовавшее новые горизонты будущего удовольствия. Как я мог представить насколько далеко рок-музыка раздвинула границы жанра, глубинно соприкасаясь с классикой. Эти двое постоянно мерялись, испытывая абсолютный слух - то с чем я вообще никогда не сталкивался. Ну не мог я предположить, как можно обозначить символом абстрактную высоту тона, назвав её буквой из латинского алфавита или высвистеть незнакомый мотив и тут же, без инструмента записать его на бумагу - разве это не чудеса. Они же вытворяли это постоянно, грассируя и вальяжно придираясь, если вдруг, какой-нибудь ноте не достанется диеза или бемоля...
Музыкальная деятельность помогала быть в разных плоскостях временной реальности, видеть жизнь изнутри и снаружи. Музыка есть и следствие, и причина - она всегда выводит за рамки определённой действительности и способствует ощущению себя и в центре событий, и на периферии. Музыка - это океан, попадая в который ты погружаешься в некое параллельное измерение и возвращаешься обновлённым, если не сказать совершенно иным.
* * *
Уже прошло двое суток, а я всё ещё не ел и, продолжая голодать, курил и пил жидкости, такие, как чай, соки и лимонады. Чувства обострились, а внутри присутствовало ощущение лёгкой тошноты, сменяемое приступами голода. Я геройски всё это терпел, ведь цель была выношена постоянной неудовлетворённостью внешним видом, не соответствующим стандартам героев и кумиров. Мои приятели имели мускулистые плечи и подтянутые торсы, зады их не выпирали и стрелки брюк не распирались жирными, бесформенными ляжками. Может я и утрировал, но у меня не было сколь-нибудь приличного костюма, пиджака или брюк, которые бы нравились - формы тела были не ясными и вид очень располагал к прозвищу "блинчик" или "пончик". Кому-то от этого было весело, но мне грустно...
Голодая почти неделю, я уже был на грани срыва моей программы, хотя и понятия не имел, сколько я выдержу. Многократно убеждался, что именно в подобных случаях помощь приходит - неизвестно откуда, с неба... Время было критическое - экзамены, телефонная практика, репетиции с солдатами, выезды-концерты с ансамблем парка культуры и отдыха. Кто-то принёс книгу "Голодание ради здоровья" профессора Николаева. Именно этого пособия мне не хватало - знать как голодать и что происходит с организмом в этом случае. Я погрузился в чтение и начал узнавать, как уже навредил себе, продолжая курить, пить всё подряд, кроме того, чтобы физиологически правильно питаться. Книга проясняла, чтО я делал против здоровья и как выстроить режим, чтобы без особого вреда добиться желаемого - сжечь 20 кг лишнего веса и реально оздоровить организм. Я отследил главное - тело давно жаждало откровенного разговора с мозгами и час истины пробил. Возникло новое чувство, как-будто некто занялся моим самообразованием и стал курировать аспект занятости внимания. Откуда ни возьмись появилась ещё одна книга, написанная польским профессором Имелинским "Психогигиена половой жизни", которую я осилил за пару дней. Давно вызывала неподдельный интерес совершенно туманная для меня область сексуальных отношений с точки зрения официальной медицины. Читая труд "пионера польской сексологии", я понял, что культура отношений полов в обществе находилась на самой низкой стадии развития и необходимость половой революции стала очевидной. Я не буду пересказывать краткого содержания двух весьма важных книг, но советую прочитать, независимо от возраста и жизненной ситуации каждого...
"Все жизненно важные органы - сердце, Центр.Нерв.Сист., головной мозг, железы внутренней секреции - в процессе лечебного голодания, каким бы продолжительным оно не было, сохраняют статус-кво и даже значительно улучшают свои функции.
Именно этими факторами объясняются такие феномены при лечебном голодании, как
взлет творческих способностей у работников умственного труда - литераторов,
музыкантов, изобретателей, художников. У них неизмеримо возрастает
работоспособность, проясняется сознание, улучшается качество мышления: оно
становится глубже, значительно расширяется круг ассоциации, улучшается память
долгосрочная и краткосрочная и т. д." - вещала книга профессора Николаева.
Так происходило и со мной. Я, как-будто перешагнув некий рубеж пределов возможностей, незримо включил другую скорость восприятия. Лёгкость в любом волевом усилии - вот что ощущал я и организм летал. Исчезла лень и тяжесть желудка, то что я раньше считал критерием нормального состояния. Радостность и отзывчивость - именно те чувства, казавшиеся мне до этого неестественными и надуманными, резонировали внутри меня, дополняя каждый внутренний импульс. Я прислушивался к себе - язык тела открывался , регистрируя наличие внутренних органов и их местоположение. Мир ощущений радужно флуоресцировал, раскрашивая и наделяя вкусом живое. Живя, жизнь оживала, будучи наблюдаема.
Пошла уже третья неделя голодания, а вокруг никто ничего не замечал. Мир грубел, пока я становился тоньше, и в буквальном, и в переносном значении. Я забыл про кухню и про туалет ( в тяжёлом смысле). Научился различать вкус воды, ведь она и была единственным продуктом, увлажнявшим рот. Меня вела книга Николаева сквозь каждый час бытия. Попадая в ситуации, где надо было отказываться от еды, я всякий раз привлекал дополнительное внимание, возбуждаемое отказом. Сложно было объяснять каждому, что я уже почти третью неделю без куска во рту, да и потеря энергии, необходимой для выживания, ощущалась активно.
Фантастический ранний вечер в Юрмале... Я иду босиком по сыроватому плотному и зыбучему песку, загребая иногда леденящую водицу мелководных заводей рижского залива. Глаза - ослеплены опускающимся Солнцем на заходе дня. Чувства - точное отражение, шумящего в ушах, ветерка. Тело - звучит как пустой сосуд, резонируя с криками чаек - душами погибших моряков, по народному поверью. Слева, бело-жёлтые холмы дюн, скрывающие возносящиеся к синеющему небу янтарно-розовые стволы под раскидистыми кронами сосновых парков, вырастающие из ковров колючих шишек. Среди них многоэтажные особняки вековой давности - остатки богатства роскошествовавших когда-то стариков.
С раннего утра день был растрачен на повседневную суету, поэтому мы не выдержали, вскочив в последний вагон электрички, чтобы не упустить вечера. А на закатном, высвеченном пятнами червонного золота, пляже - невыразимая упругость каждого движения настраивала на лёгкий бег и направляла, шаг за шагом, в прохладную лазурь морской дали. Минуя четыре, пять мелей, следовало окунуться, чтобы не окоченеть в прозрачной синеве раннего июня. Вдруг, меня как будто током ошпаривает - я ведь не ем уже больше месяца. Не верю своим мыслям, но это так... В начале я считал каждый день, а затем потерял счёт неделям. Выход из голодания - это такой же процесс, как и вход. Потихоньку, начиная со смешанной с соком водой, необходимо реставрировать желудок, вспоминая функцию переваривания пищи. Как хорошо, что не надо возвращаться в Ригу - мы с Ю.Ш. живём в Пумпури.
* * *
Из интервью Кристине Комковой:
..." Но следующая группа… и вот мы приехали в клуб Арго, и совместно с нами приехала эстонская группа Интарсия… Мы подходим к теме Эстонии, что очень важно тоже сегодня, потому-что грубо говоря, существовал Латышский Рок и существовали какие-то другие течения где-то…
Но понятие - Эстонский Рок было для нас не понятно... И вот приехала живая группа Интарсия — они исполняли музыку, которая мне была не особо знакома, группа Фокус — Яна Аккермана, кстати он приезжал недавно в Питер - легендарнейший совершенно музыкант... И ещё какие-то там направления… Мы, две группы выступаем. Вот мы выступили со своим трио, а они выступили... певица у них была и... то и сё... они играли вещи группы Фокус и много мелодичной информации, круто всё!
А барабанщик у них сидел с шапкой волос, как Джими Хендрикс, басист очень хорошо играл и пел, потом концерт заканчивается и они подходят после концерта ко мне — барабанщик и басист — слушай, мы хотим переехать в Ригу, мы хотим с тобой сделать группу, а я говорю — у меня же трио...(но у них уровень совершенно другой музыкальный и, они хотят со мной сделать группу) и я говорю — ну я..."
Я не сказал им "нет" - значит "да"! Тогда я ещё не осознавал, что судьба сделала крутой поворот. Всё проявится позже, месяцев через несколько. Душа уносилась в безвременье - мне нравилась атмосфера нового молодёжного кафе "Арго", сильная, в музыкальном смысле, эстонская группа. Нравилось и то, что мы - две группы, стояли на одной сцене и воплощали время - были самими собой: виртуозными, молодыми, красивыми. Всесильное будущее открывает порталы, уверенной в своих возможностях, энергичной молодёжи. Главное, чтобы в руках были не пистолеты и автоматы, а гитары, спортивные снаряды или любые предметы, развивающие возможности и приносящие пользу, радость и восторг!