Я ВЕРЮ В ТЕБЯ
Катя Блинова, хорошая Катя Блинова, переживала вторую молодость. Она бездумно ходила по чистенькой квартире, поправляла любимые вещицы, потрогала пальчиками любимые книги, заметив, что пыль уже успела осесть на них, вздохнула и пошла на кухню. Включила чайник и посмотрела в окно. Там, за окном, далеко- далеко раскинулись дома и улицы, еле видимые за ними. Высокие липы под окном закрыли тротуар, и Катя как бы осталась одна в этом пространстве, оторванном от земли. Она поежилась и вернулась к чайнику, который уже закипел. Приготовила себе чай, из глубин холодильника достала заветную коробку. Ее любимые эклеры были так соблазнительны. Надкусив один из них, почувствовала приятное состояние, когда пирожное так естественно подслащает унылые будни жизни. Забыла о своем и полностью погрузилась в утреннее чаепитие. Правда, было уже ближе к одиннадцати дня, но это было обычным. Ночное бдение у телевизора несколько смещали естественное понятие катиного утра.
Муж ушел на работу. Дочка в школу. Они не будили Катю Блинову. Да и зачем? Легкий завтрак проглатывался на ходу, благо, что в холодильнике все было приготовлено с вечера!
2
«И что это мне так грустно?» — подумала Катя. И так ей стало себя жалко, что из увлажненных глаз закапали слезы. Катя смахнула их рукой и всхлипнула. «Боже, боже, как все грустно!» — снова подумала она. Взглянула в окно, но пейзаж там не изменился. Раздался телефонный звонок. Катя подошла к телефону и взяла трубку. Звонила катина подруга, Надя.
— Здравствуй, Катя!
— Здравствуй!
— Ты что, снова хандришь?
— Почему снова? Просто настроение такое. И тоска.
— Вот еще, посмотри, как хорошо на улице — солнце, народ шастрит повсюду. Мужички, между прочим, еще не перевелись.
— Тебе бы только мужички, Надя.
— А что? Хороший мужичок в хозяйстве — это здорово, Катя.
— А какой это хороший? А?
— Такой, чтоб и заработать мог, и любил горячо, и сам был ничего.
— А-а-а-а. А где же пасутся такие?
— Так ведь только поискать, везде! Ты-то, вот, нашла сразу такого.
— Надя! Ты не исправима. Что ты звонишь?
— С тобой поболтать. Настроение разыграть. И вообще, так.
— Разыграла, считай, что разыграла. Уже лучше.
— Вот видишь! Не зря звоню. Кстати, не забыла, что в четверг встречаемся?
— Нет, нет, что ты! Обязательно приду.
— Тогда бай! До встречи. Выше нос и не хандри,— и Надя положила трубку.
Катя уже забыла о настроении и принялась за домашние дела. Их было предостаточно. А Катя любила дом, уют и поддерживала этот уют в своем доме. Это было главным
3
или одним из главных ее дел в жизни. Другим — это воспитание дочери, ее учеба. Так было не всегда. Когда-то давно, еще до рождения Маши, Катя работала. Ей очень нравилось работать, быть в гуще дел, на людях. Но как-то само вышло, что после появления Маши семья еще больше увлекла Катю. А воспитание, учеба и все-все, что связано с дочерью, полностью поглотили ее.
— Ну, и хорошо! — говорил муж Кате.— Будет хоть хороший, здоровый ребенок. Получит домашнее воспитание и кое-чему научится.
Нужно сказать, что Маша — это прелесть. Хороший, воспитанный ребенок. И учеба у нее на высоте, и языки, и хореография, которой она увлекалась еще в младших классах. И во всем заслуга Кати, которая просто одержима этим. Но иногда она вспоминает о себе. И ей становится грустно, становится иногда грустно, как сегодня. Это, конечно, проходит, дела увлекают Катю, но все же.
«А как там пройдет встреча?» — думает Катя. Встреча старых друзей будет через несколько дней. Вот интересно, кто же придет? Многих не видела столько лет. «Боже, сколь¬ко же лет?» — думает Катя и заглядывает в зеркало. Молодая, интересная женщина, чуть меньше сорока лет, смотрит на нее с любопытством и смущением. «А я еще ничего»,— думает Катя и принимается за домашние дела. Она знает, что их не переделаешь. Надо спешить. Маша скоро вернется из школы.
Руки делают, а мысли продолжают нестись и нестись и все почему-то обратно, обратно в ту далекую пору, когда все начиналось. И давно, и недавно — пятнадцать лет, как один день!..
Молодежный вечер отдыха подходил к концу, когда ее пригласил на танец статный красавец, белокурый с лукавыми глазами уверенного в себе покорителя сердец. Он, конечно, покорил и ее сердце. А как он умел ухаживать, какие знал истории, особенно из жизни моряков, путешественников!
4
Он и сам собирался в дальнее плавание в сказочные страны. И уехал бы, но любовь к Кате оказалась сильнее. А расставаться с ней не хотел. Боже! Как все было красиво, радостно, а, главное, необычно. Катя совершенно потеряла голову и в один из вечеров, когда молодые люди были одни в доме родителей Олега, случилось то, что обычно случается с молодыми людьми, так сильно любящими друг друга.
— Теперь я тебе настоящая жена, да?
— Да, любимая,— балдел Олег и целовал Катю.
В это время вернулись родители Олега, и вся идиллия любви и верности неожиданно для Кати превратилась, с помощью старшего поколения, в жуткую историю соблазнения женщиной легкого поведения неопытного юнца. Да-да, именно женщиной! Катя была в полуобморочном состоянии, но твердо просила Олега ее не провожать, что тот и сделал, к удовольствию родителей. Ну, как было скрыть ей свое состояние? И мама, умудренная жизнью и наделенная чутьем, все поняла. Сколько любви, тепла, души отдала она дочери. Та раскрылась и тем облегчила душу. Но с тех пор атмосфера дома еще больше угнетала ее. Сколько это продолжалось, она уже не помнила, но когда появился Степа, она, не задумываясь, заявила родителям, что выходит замуж.
— Доченька, подожди, присмотрись, какой это чело¬век,— просила мама.
— Катюша, поступок серьезный. Это на всю жизнь! Так что подумай. Мы хотим тебе счастья,— вторил папа. Катя была решительна и дело кончилось свадьбой. «Значит, это судьба»,— изрек папа, но зятя так и не полюбил. В нем его раздражало все. А Катя даже была этим довольна — поступала наперекор всем, самостоятельно. И толь¬ко мама молчаливо переживала это. Однако жизнь продолжалась, и через год родилась Маша. Машенька, создание
5
божественное, примирившая всех. Любовь действительно всевластна!
Постепенно Катя стала понимать скрытые последствия своего своенравия, но вернуть уже прошлое было нельзя. Всю свою любовь и привязанность она перенесла на дочь, забыв о себе. Мужу это нравилось. Ему было все безразлично. Пусть сидит дома, воспитывает дочь. Так оно и шло, шло уже много лет. Театр, выставки, поездки — это не для нас. И Катя со временем смирилась с этим.
— Господи, кто это? — откликнулась Катя на звонок и побежала открывать дверь.
— Мастера вызывали? — На пороге — мужчина с чемоданчиком, в фирменной одежде и в облаке морского бриза Олд Спайс.
— Нет! А какого мастера? — спрашивает Катя.
— Сантехника.
— А-а-а! Так это было вчера. Муж уже исправил кран.
— Простите, мадам, но диспетчер сообщил мне толь¬ко сейчас. Ради Бога, простите. Разрешите мне взглянуть на качество выполненной работы вашим мужем. Не сомневаюсь в ней, но хотелось бы своими глазами...
— Проходите,— и Катя повела обладателя приятного баритона и укротителя морских бризов и. водопроводных прокладок на кухню.
— Однако у вас почти стерильно, мадам. Случай весьма редкий. Браво! Люблю порядок.
— Стараюсь,— призналась Катя, но комплимент за¬помнила.
Повозившись у крана, укротитель похвалил работу Степана и оставил пару новых прокладок.
— На тот случай, если что-либо непредвиденное,— заметил он и снова посмотрел на Катю.— Если хотите, готов ревизовать всю сантехнику в вашей квартире, заметьте, совершенно бесплатно.
6
— Может, в другой раз? Жду дочку со школы. Вы заходите завтра, с утра. Мои уйдут по делам, вот тогда...
— Понял, я позвоню вам. Будьте здоровы, мадам,— и он исчез, унося с собой все ветры дальних морей.
«Однако какие у нас стали сантехники»,— подумала Катя, но через минуту деловой привычный ритм дня увлек ее. Промелькнувший случай пропал в памяти, чтобы вновь появиться. Или совершенно забыться в суете каждодневной жизни. Все может быть!
Машенька появилась неожиданно, взбудоражив тишину квартиры трелью звонка, веселым голоском и прелестью отроческой непосредственности.
— Мамуля! А кто у нас был?
— А почему ты спрашиваешь, доченька?
— А пахнет мужским дезодорантом, вот почему!
— А-а-а! Это был сантехник. Проверял папину работу.
— Папуля прошел экзамен?
— О, да.
— А что поесть, мам?
— Сейчас, сейчас. Мой руки. Как в школе?
— Все нормально. Мама, у меня сегодня балет, помнишь.
— Прости, забыла. Но успею, успею. Кушай,— и Катя побежала в ванную комнату, к одному из своих рабочих мест. День продолжал набирать обороты. Нормальный день Кати Блиновой.
— Привет, мой тигренок,— Степан широко открыл входную дверь,— а у нас гости.— За ним в квартиру во¬шел сосед Лялин.— Мы попьем пивка, ладно, тигренок?
— Степа, ладно, только уже поздно. Если недолго.
— Да мы по бутылочке и в койку.
Лялин вежливо поцеловал руку Кате и молча прошел на кухню. Катя вернулась в комнату дочери, где помогала ей делать домашнее задание. Маша задержалась в балет¬ном классе и сейчас приходилось наверстывать упущен¬
7
ное время. Как и когда уходил Лялин, она не слышала. Ко¬гда она, уложив Машу, вернулась на кухню, там никого не было. Бутылки из-под пива, остатки воблы и окурки от сигарет так и остались неубранными. Степан спал, так и не раздевшись, в большой комнате.
— Степа, проснись. Разденься.
— Понял, понял — отвечал Степан. Процедура раздевания была хорошо знакома Кате.
«Вот еще один день прошел,— думает Катя почти засыпая.— Каким будет завтра? Да таким же»,— отвечает сама себе, и ей становится от этого грустно. Посапывание мужа возвращает ее к реальности. «Даже телевизор не по¬смотрела»,— сквозь сон вспоминает она и засыпает.
— Надя, не беги,— просит Катя, но Надя еще настойчивее продолжает бег.
— Мы, как всегда, опаздываем, Катюша. Неудобно. Все уже собрались. Поторапливайся.
Маленький ресторан восточной кухни в узких переулках прошлых веков. Швейцар предупредителен и сразу провожает подруг вглубь. За несколькими сдвинутыми столами абсолютно незнакомые люди улыбаются.
— А вот и птички-сестрички прилетели к нам! — моложавый мужчина идет навстречу,— Вот вы какие! Подружки Катя и Надя!
«Боже,— узнает Катя Жору Ландберга,— какой стал!»
— Жора, это ты?
— Я, а кого ты ждала, Катя? — и Жора целует Катю в щеку.— А ты все хорошеешь, Катюша!
— Стараюсь, Жора, стараюсь.
Оглядевшись, Катя стала узнавать всех. «Как интерес¬но,— подумала она.— Вот что жизнь делает с нами». Шумное застолье покатилось, понеслось среди воспоминаний молодости, вопросов, порою невнятных ответов, но с лихостью и отчаянным весельем. Тосты так и сыпались, все говорили разом, всем хотелось выговориться.
8
«Не всем»,— подумала Катя, заметив вдали стола немного скованного незнакомца. Только вот глаза его, изредка смотревшие на Катю, напоминали ей кого-то. Кого? Но веселье стола не давало сосредоточиться.
— Слово Кате,— услышала Катя и покраснела. По¬краснела от волнения или от выпитого вина? От волнения. Конечно, от волнения. Так давно не была на людях, да еще в центре внимания, да еще и что-то говорить необходимо. Но Катя справилась, и все дружно подняли бокалы. И не¬знакомец тоже. Выпив до дна свой бокал, он наполнил тотчас его снова и подошел к Кате.
— Здравствуй, Катюша!
— Здравствуйте.— «Боже, Боже, да это же Олег! Конечно, Олег. Тот же голос, глаза! Но как изменился!»
— Не узнаешь уже,— иронично заметил Олег.— Сильно изменился, да? Или помнишь старые грехи?
— Изменился,— задумчиво ответила Катя.— Что ста¬рое вспоминать! Как ты живешь?
— В двух слова не скажешь, Катюша. А ты, как всегда, прекрасна!
— Ты по-прежнему не разучился говорить приятные слова, Олег. Я их помню, хотя прошло столько лет.
— Неужели помнишь?
— Хорошее остается с нами, Олег. Плохое проходит. Не сразу, но пропадает. Сейчас я это хорошо чувствую. Как ты? Что ты?
Катя Блинова, милая Катя Блинова, все больше и больше погружалась в этот мир, давно ушедший, непохожий на сегодняшний, в котором она существовала со своими заботами и делами. Олег действительно не разучился говорить. Напротив, еще более усовершенствовался в этом искусстве. Он давно знал, что женщины любят ушами. О, здесь он был мастер своего дела.
Весь остаток вечера он уже не отходил от Кати. И сам того не заметил, как рассказал ей всю свою жизнь. Жизнь
9
без нее, после их разрыва. Быть может, он давно ждал это¬го, прошлое теснило его грудь, и Катя была идеальной слушательницей. А было в его жизни немало: объездил пол¬света, побывал в разных странах, о чем мечтал с юности, три раза женат, двое детей, пять любовниц. Вот и сейчас живет с одной и, как поняла Катя, полностью под ее каблуком. Но как рассказывает! Умело, с изысканностью рас¬каявшегося грешника, с самоиронией слинявшего ловеласа, ничего не скрывая. И взгляд, каждый раз взгляд на Катю, полный удивления, восторга, детской радости и еще чего-то особенного, чего Катя пока не понимала. И комплименты. Расставленные умело, с акцентом, с самоуничижением и легкой дымкой сожаления.
— И почему мы расстались? Лучше тебя так и не нашел!
— Пустое, Олег. Все прошло.
— А у меня, видимо, нет,— и глаза в глаза. И так искренне.
Катя совершенно потеряла голову. Ну и что, что той, пышной шевелюры уже нет, что залысины съели последний шарм, что стройность фигуры в прошлом, что костюм небрежен, что — и еще, и еще. Зато он жалеет о прошлом, раскаивается. А как искренен! И обаяние голоса все то же. Боже, как необычно! У него сохранились чувства ко мне. И все так же интересен в разговоре, а сколько пере¬жил трудных минут! Ах, Катя Блинова, милая Катя, добрая душа, затворница домашнего очага, неутомимая домработница, преданная жена, любящая мать, все, все отдавшая на благо семьи и быта. Все. И вот, оказывается, что еще не все потеряно.
— Можно я позвоню тебе? Хочу показать свою кол¬лекцию.
— Можно, но я очень занята.
— Так скажи когда. Я не буду надоедать.
— Хорошо. Позвони во вторник, после одиннадцати.
10
Надежды, надежды, надежды!
— Слушай, Катюш! А твой-то еще ничего. Правда, по¬трепала его жизнь, но ничего. Вот и от тебя целый вечер не отходил.
— Брось, Надя. Это так, фасон. Пропадет, как это уже бывало.
— Д-а-а-а! А я думала...
Но не пропал. Во вторник, ровно одну минуту двенадцатого, позвонил.
— Катюша, это Олег.
— Слышу, Олег. Как у тебя дела?
— Все хорошо, Катя. Хочешь посмотреть мою коллекцию?
— Хочу,— почему-то сразу ответила Катя, еще не понимая, что Рубикон перейден.— Подъезжай на угол, ты помнишь, к часу дня. Раньше не успею. Только у меня ров¬но час. Дочку из школы надо встречать.
— Хорошо. Буду. Успеем. Спасибо и за это.— Вежливо, с чувством достоинства, по-деловому.
Коллекция была отличная. Все говорило о тонком вкусе, широком понимании предмета, изящества вещиц и о любви. Да, именно, любви к классике. Катя вдруг подумала, что это и есть основное увлечение Олега. Как он рассказывал о своем увлечении, сколько было искреннего восторга и глубины сожаления о том, что невозможно заниматься только этим. И всякий раз обезоруживающая откровенность в анализе поступков и существе положений. Кате это нравилось. Воспитанная мужем в лаконичности общения, она наслаждалась необычным потоком информации, заинтересованностью Олега ее мнением и уважительным отношением к ее замечаниям. Это было необычно для Кати Блиновой.
Встречи стали частыми и более продолжительными. А их таинственность еще больше накаляла атмосферу доверия и интимности.
11
Выставки, галереи, музеи, рестораны в тихих местах — все это было фоном их встреч. И вернулось прежнее чувство, скорее любопытство, скорее желание снова войти в эту реку жизни, такую далекую, но такую счастливую. Ну что тут поделаешь! Катя Блинова была всего лишь женщиной, с времен Евы, любопытствующей. А что там? А может быть все возможно?
Первый порыв проснувшегося чувства и желания воз¬нес Катю к вершинам того состояния, которое она, как ей казалось, испытывала тогда, давно, в пору своей молодости. Но грубая проза взаимоотношений так быстро низвергла ее, что она даже растерялась. Олег же привычно играл свою роль, наслаждаясь ее чувственным телом, забыв уже о душе. Ласки его быстро угасли, а прагматизм обыденности завершился суетой. «Боже, Боже, что я делаю,— думала Катя.— Где этот герой, который так много умел когда-то и так много обещал лишь сегодня утром? Его просто нет! Уставший от жизни циник, не способный на большее, потерявший в путешествиях и постелях былую силу, забывший о любви в пользу похоти и даже ее не способный завершить достойно. Я просто дура, набитая дура!» Слезы непроизвольно потекли по катиным щекам.
— Ты плачешь, хорошая моя!
— Пусти,— и Катя быстро оделась.
— Прости, что не получилось лучше. Прости.
Но Катя уже не слышит. Бедная Катя. Ей никто не сказал, что нельзя два раза войти в одну воду. Реку — да! Но то уже другая вода. Все течет, все! Другая вода оказалась ледяной. Прочь, прочь отсюда. Какая я дура! Зачем я слушала эти песни? Глаза мои видели больше, чем слышали уши. Прочь! Олег был жалок. Но Катя всего этого уже не видела. Хорошая, бедная, разочарованная Катя Блинова. Как стыдно!
Время — один из лучших лекарей. Особенно для душевных ран. Тягостные воспоминания померкли, проза
12
жизни, увы, всемогуща. Дом, который ведет Катя,— образцовый. Здесь ее энергия и душа. «Господи, какой у меня хороший муж,— твердит себе Катя Блинова.— И заработает, и его все уважают, и на службе замечают. А у кого нет недостатков? Зато все в дом тащит. Задерживается, так это иногда надо, для дела». И сама верит этому, Катя, и спокойна. Семья — это святое. Вот другие даже завидуют. Взять, к примеру, Надю: ни мужа, ни семьи, приходящий любовник выходного дня, вечные ссоры и мордобой. А Наташа с ее двумя мужьями. То старый придет, то новый. И все довольны. Вот только сынишка мучается, не хочет расставаться с отцом. Нет, нет. У меня все хорошо! Степа отличный муж! Каждая семья счастлива по-своему. Вот и у Кати свое счастье. Не хуже, чем у других. Но почему так грустно? Опять хандра. Хочется чего-то хорошего, светло¬го, радостного, необычного. Чего?
Телефон прервал мысли Кати. «Кто бы это?» — поду¬мала она и взяла трубку.
— Квартира сорок пять?
— Да, а кто это?
— Дежурный сантехник, мадам.
— А-а-а! Это вы. Что-то давно не было вас слышно.
— Вы правы, был в творческой командировке.
— Вот как! А я думала, что ремонт сантехники не творческая работа.
— Любая работа творческая, мадам. Все зависит от исполнителя. Хочу продолжить исследования в вашей квартире.
— Пожалуйста. Я дома. А это долго?
— Думаю, что не очень. Так я зайду?
— Заходите,— Катя, бегло осматриваясь вокруг, убеждаясь, что все в порядке, идет в ванную комнату. Убирает белье для стирки в стиральную машину и ждет. «Потом займусь делами»,— думает она.
«Олд Спайс» деловито проверил все соединения.
13
Кое-где повозился, что-то подкручивая, сделал пару замечаний в части разумного подключения стиральной машины и снова отметил чистоту и уют в квартире.
— У вас просто великолепно, мадам! Чувствуется женская рука и талант домоуправительницы. А сантехника в полном порядке! У меня, как дежурного по этой части, здесь дел нет. А это — главный аргумент моей работы.
— Это как? — спросила Катя.
— О, элементарно. Чем меньше вызовов, тем лучше работа. Вообще, к делу я подхожу с математической моде¬лью. Представьте — триста квартир в моей власти.
— Так много! — Катя посмотрела на сантехника-математика с удивлением.— Что это мы стоим в прихожей, хотите чаю?
— С удовольствием, мадам. Только разрешите позвонить на пульт.
— Звоните, вот телефон.
Сантехник дозвонился на пульт и сообщил, что он в со¬рок пятой и назвал номер телефона.
— Простите, это на всякий случай, если меня кто-то будет спрашивать. Простите.
Как много интересного можно узнать за чаепитием, за чаепитием с незнакомым человеком, так спокойно открывающим свои тайны, повествующим о личном, чего Катя и не знала раньше! «А жизнь не простая штука»,— думает Катя, подливая горяченького чая и смотря в благодарные глаза сантехника-математика.
И никакой он не сантехник. Простой кандидат наук, подрабатывающий в жилконторе дежурным. В институте сокращение тем и средств на них. Основная работа урывками, но бросить ее не может. Результаты уже видны, требуются усилия в течение хотя бы этого года. Вот будет сенсация! А жить надо. Любой труд благороден. Сосредоточен, деловит, обаятелен, уравновешен, хотя жизнь нелегка. С женой в разводе, но сыну помогает регулярно. Остались
14
в хороших отношениях. И даже с новым мужем ровные отношения. Мы же культурные люди! Хомо Сапиенс — существа разумные. И говорит-то как! Просто за¬слушаться можно. Время бежит, а беседа все не кончается. И Катя боится вспугнуть эти откровенности незнакомца, так доверчиво открывшегося ей.
— Вы, мадам, располагаете к приятной беседе. Вы, в отличие от многих, умеете слушать. А это, в нынешние дикие времена, большая редкость! И талант! Спасибо, мадам!
— Ну, что вы. А мы даже не познакомились.
— Нет проблем, мадам. Николай Евгеньевич, просто Коля. Сорок два, три диплома, разведен, дурных привычек нет. Один из недостатков — слишком интеллигентен, мадам. Но это уже на всю жизнь. Увы!
— Катя.
— Очень приятно, Катя. Мне пора. Было так прелестно, но все имеет свое завершение. Надеюсь на новое приглашение, там и договорим. Мне было, как никогда, хорошо. До свидания.
Дверь закрылась, и Катя снова осталась со своими заботами. Но об этой случайной встрече долго помнила.
— Мой тигренок! Поздравь меня! Все хорошо. Получил должность. Фу! Столько волнений,— Степан на ходу обнимает Катю.
— Я так рада за тебя, Степа!
— По этому случаю по стопашке не грех, Катюша.
И весь вечер в доме приподнятое настроение. И Катя с гордостью смотрит на Степана и думает, вот какой он у меня! И Машенька ластится к отцу. А Катя, видя это, про¬сто счастлива. Ну и что, что застолье Степы за полночь, что появляется сосед Лялин, что, уложив Степана, приходится убирать, мыть посуду, стирать и так до двух ночи. Ничего, все хорошо. Лишь бы все было так хорошо. А
15
там — посмотрим. Засыпая, она улыбается своим радужным планам. Теперь за Степаном каждое утро приезжала машина. Заботы навалились, и рабочий день становился бесконечным. Иногда деловые совещания начинались в десять вечера. Времени не хватало. Начались командировки на места, и Катя уже отчаялась видеть Степу. Значимость очень изменила Степана. Деловой ритм захлестнул его, многочисленные связи, помощники и помощницы трудились, выполняя его указания. Покровительственный тон стал обычным в поведении Степана на службе. И однажды он, забыв, что дома, обратился к Кате в той же манере. Катя сначала приняла это за игру, но Степан был весьма серьезен.
— Степа, ты ведь пошутил, да?
— Какие шутки. Я очень занятый человек, а ты не вы¬полнила моего поручения.
— Ты же проезжал мимо. Зайди. Это не очень труд¬но,— возразила Катя.
— Вот еще. Мне некогда. Дела ждут. Так что ты постарайся сегодня сделать. Я проверю.— И уехал на службу.
Милая, хорошая Катя Блинова к такому повороту событий в ее отношениях с мужем была не готова. Он действительно очень занят, убеждала она себя. Мотается целый день. Устает. Конечно мне проще. Но что-то в душе опустилось, и ей было немного грустно от этой прозы жизни. Это были цветочки. Вот когда Степан начал ездить по командировкам, да так часто, да по неделям не возвращался, а после возвращался, то заседал до ночи и часто приходил в подпитии, оправдываясь, что фуршет — необходимое мероприятие в делах, Катя по-настоящему загрустила. Но появившийся достаток в семье так был соблазнителен и давал такую свободу выбора, что Катя мирилась, понимая, что компромисс этот к хорошему не приведет.
— Послушай! Я столько приношу домой, а ты не можешь организовать приличный бар. Ну, что это за пойло
16
там?! Где Хеннесси, где Наполеон? Посмотри, как это нужно было сделать! Спроси, наконец, если сама не понимаешь!
— Степа, ты что?!
— А что? Я что, не прав?
— Какой тон ты выбрал. Ты не на службе. Опомнись. Ты дома. И я твоя жена!
— Ну и что! Вечно дома и дома. Ты посмотри на деловых женщин! Деловиты, напористы, подтянуты, просто приятно смотреть на них. А ты всегда со своими комплексами.
— Да катись ты со своими деловыми шлюхами! — вспылила Катя и сама испугалась своих слов.
— А ты что, свечку держала? Да?
— Пошляк, видеть тебя не хочу! Хорошо, что Машенька уже в школе. Проваливай,— окончательно разошлась Катя.— Правильно говорят: из грязи — в князи!
— А! Это любимое выражение твоего отца. Вот, вот! Все, что подспудно зрело в душе, вырвалось наружу вопреки
даже катиной воле. Как это было больно! Как терзалась душа Кати. Жизнь во многом непредсказуема. Если, конечно, закрывать глаза на многое, не замечать плохого, не реагировать. Такова жизнь! Формула фаталистов. А душа Кати была нежна и отзывчива. Надежды теснили ее и хорошее было землей обетованной. И так хотелось на¬стоящего счастья. Только какое оно? Это всегда понимается потом, с вершин времени.
Степан вечером не вернулся домой. Не вернулся он и через неделю. Машенька знала, что папа в командировке; Катя терзалась случившимся, но стойко переносила разрыв.
Совершенно другая полоса жизни настигла Катю Блинову. И как жить в этом положении, она не знала. Первой опомнилась Машенька.
— Мамуля, вы с папой поссорились? Так ведь?
— Д-а-а, дочка,— Катя не умела врать.
17
— И что будет дальше, мама? Я так люблю вас обоих. Не хочу, чтобы вы расставались. Ты меня слышишь?
— Да, слышу,— гладит Катя по головке Машу. «Бедная девочка,— думает Катя,— все понимает. Боже, как больно!»
Катя совершенно отчаялась. А дни летели и летели. «Зачем выносить это на люди»,— думала Катя. И стыдно, и обидно. Подруги были в неведении случившегося. И даже пройдоха Надя не подозревала этого. А у нее было просто чутье на скандалы. Вот как деликатно вела себя Катя Блинова. Может, все уладится, приходила мысль, но как? И когда? Переживания не изменили ее привычек, и по-прежнему дом сиял. Но однажды нервы не выдержали, и она горько разрыдалась. Хоть бы с кем-то поговорить! Облегчить душу. Просто пообщаться, а то с ума сойдешь от мыслей и переживаний, терзалась Катя. И тут вспомнила о хорошем человеке, сантехнике-математике! Да! Скрутила в сердцах кран, кое-как заделала течь и позвонила в диспетчерскую.
— А Коля, простите, Николай Евгеньевич у нас уже не работает,— ответил бездушный голос в телефоне.— К вам придет Федор, починит. Ждите.
Катя расстроилась и сидела так вот безвольно до при¬хода Федора.
— Ну, что за беда, хозяйка? Где? — Федор бесцеремонно пошел в ванную комнату, неся за собой плотный шлейф дешевых сигарет, паров алкоголя и смрадной робы.
— Да, здесь крупный ремонт. И крана у меня нет. Надо купить.
— Я заплачу,— тоскливо говорит Катя,— скажите, сколько?
— Сколько, сколько? Что я, продавец?
— Вот, возьмите,— сует Катя сторублевку в загрубевшую руку Феди.— Купите сами, только исправьте.
18
— Это другое дело! У меня в чемодане, по-моему, есть один, вам повезло, хозяйка.
Через двадцать минут кран исправлен, и Федор, не прощаясь, уходит. Катя, совершенно отчаявшись, горько рыдает. И только приход Машеньки из школы прерывает ее рыдания.
— Ты опять плакала, мама?
— Что ты, Машенька! Лук резала, вот и наревелась.— Но Маша уже все понимает и обнимает Катю.
— Я тебя люблю, мамуля.
— И я тебя,— улыбается Катя, чувствуя прилив тепла от этого родного существа.
Телефонный звонок от бывшего сантехника-математика был приятной неожиданностью для Кати.
— Катя! Добрый день. Это Николай Евгеньевич, пом¬ните такого?
— Здравствуйте, Николай Евгеньевич! Еще помню.
— Как поживаете, Катя? Что-то, по голосу чувствую, случилось? Да?
— Да, знаете...
— Не надо отвечать. Случилось. Могу ли я вам по¬мочь?
— Можете,— вдруг вырвалось непроизвольно у Кати.
— Я готов, Катя. Хотите, я приглашу вас, если это удобно, на премьеру. Мой приятель — главреж театра «Селена». Вы давно были в театре?
— Давно! — отвечает Катя и постепенно успокаивается.
— Значит, приглашение принимается? Да?
— Да. А когда?
— Пятница, на следующей неделе.
— Хорошо, Николай Евгеньевич.
— Так я позвоню. При встрече все подробности. Но
19
сейчас хочу похвастаться, простите. Открыли тему! К кон¬цу года будут результаты. Вот будет сенсация!
— Поздравляю вас,— вторит Катя,— до встречи,— и опускает трубку.
Мир театра совершенно увлек Катю. Места были роскошные, публика нарядная, радостная. Николай Евгеньевич элегантен и предупредителен. «Сколько же я не была в театре? — подумала Катя.— Боже, целую вечность». А какие страсти разыгрались на подмостках! Катя была цели¬ком там. Николай Евгеньевич искоса наблюдал за ней и радовался воскрешению еще одного благодарного зрите¬ля. «Да это же про меня, мою жизнь»,— вдруг подумала Катя и сжала подлокотники кресла. Действие стремительно катилось по сценарию; мизансцены, придуманные режиссером, были правдоподобны, переживания героев узнаваемы. Эмоции зрительного зала выплеснулись шквалом аплодисментов и криками «Браво!». Катя, забыв все, активно участвовала в этом. Николай Евгеньевич радовал¬ся вместе с ней.
После спектакля Николай Евгеньевич предложил пройти в ночной клуб театра, маленький зал, где играла музыка и где он договорился о встрече с главрежем.
— Мне как-то неудобно.
— Пустяки, Катя. Он очень хороший человек, вот увидите!
Главреж оказался превосходным собеседником. Вечер удался, тем более, что все темы касались не только театра, но и жизни. Катя была счастлива. Она совершенно забыла о своих переживаниях и впервые за последнее время чувствовала себя превосходно.
Расставаясь, Николай Евгеньевич деликатно коснулся возможности новой встречи, на что Катя ответила согласием.
Встретились на Крымском Валу у картинной галереи.
20
Залы вмещали новую выставку молодых художников. Буйство красок и необычность в видении мира делали присутствующих участниками дивного спектакля. И здесь у Николая Евгеньевича были друзья.
— Вы всех и везде знаете,— заметила Катя.
— Да! Знаете, люблю собирать друзей. Ничего нет луч¬ше, Катя. Человек — это целый мир, космос. Как это увлекательно!
— И я тоже вхожу в эту категорию?
— Вы? — Николай Евгеньевич помедлил,— вы со¬всем другое дело, Катя. Пока не могу объяснить.
Сидели в ресторанчике на первом этаже, пили кофе с любимыми Катей эклерами.
— Вам сейчас тяжко, понимаю,— Николай Евгеньевич посмотрел в катины глаза.— Но не спешите осуждать. Каждый может споткнуться. У вас дочка, семья. Разрушить ее очень легко, создать заново — труднее. Я долго думал, пока пошел на развод с женой. Но там было другое дело. Она полюбила. Полюбила страстно и безотчетно. Как было стоять у них на пути? И я ушел. Вот только сын переживал, но он уже взрослый мальчик, поймет. Прости¬те его, ради семьи. И сами не будете мучиться.— Катя слушала Николая Евгеньевича и в который раз удивлялась этому человеку. Как он убедителен. Николай Евгеньевич продолжал:
— У меня сейчас увлекательная работа. Впрочем, и в сантехнических дебрях я не скучал. Но если, а я уверен, что все получится, удастся доказать экспериментально мои расчеты, то это будет прорыв нового направления.
— Желаю вам удачи,— Катя посмотрела на Николая Евгеньевича,— вы ее заслужили.
— Спасибо, Катя. Я буду стараться.
21
Прошел еще месяц. Август запестрел желтыми листьями и утренней свежестью. В один из дней позвонил Степан.
— Тигренок, прости меня, дурака. Совсем голову потерял. Не могу без вас. Прости.
— А как же твои крутые деловые женщины? А?
— Да ну их. Эгоистичные гусыни и всего-то.
— Что, дали от ворот поворот?
— Ну зачем ты так! Прости. Хочу вернуться.
— А я еще не решила, Степа. Ты очень обидел меня. Унизил своей чванливостью. Извини. К Машеньке приходи, я не возражаю. Прости,— и Катя положила трубку. Сердце билось птицей в силках, щеки горели. «Боже, Боже,— говорила себе Катя.— Что я наделала?!»
И, как всегда, снова появился Николай Евгеньевич. На этот раз он был несколько скован. Катя заметила это сразу, как только увидела его на остановке трамвая, где они договорились встретиться.
— Пройдемся, Катя. Хочу с вами поговорить о важном для себя.
— Многообещающее начало,— заметила Катя.
— Видите ли, мои практические искания дают положительные результаты. Уже можно сказать, что теоретическая часть подтверждается. Остались несколько месяцев для повтора, дающего статистику. Немецкое физическое общество прислало мне уведомление о вакансии завлаба в Штутгарте, Высшей физической школе. Их тоже интересует это направление в экспериментальной физике. Кон¬тракт на три года, никакого директората. Делаю только то, что считаю нужным. Просто фантастика. Поедемте со мной. Никаких обязательств. Сами решите. Приму любое ваше решение. Даже отрицательное. Решать вам, Катя! — Катя просто растерялась. Вот тебе и Николай Евгеньевич! Ай да Коля!
— Не тороплю вас. Еще есть два месяца. Простите,
22
если нечаянно обидел чем-то. Я совершенно искренно. Вы для меня — целый мир, который я желаю и люблю. Вот, кажется, объяснился. Как смог.
— Вы просто прелесть, Николай Евгеньевич,— Катя целует Николая Евгеньевича в щеку, тот прикладывается к ее руке,— мне сейчас тяжело, чуть позже. Хорошо?
— Хорошо, хорошо, Катя. Я буду ждать!
Липы под катиными окнами осыпаются желтым листопадом. Она долго вглядывается в городской пейзаж и что-то ищет. Или думает о своем? Ей есть о чем подумать. Оставим ее. Решение трудное, требующее душевных сил, смелости, а главное, интуиции. Она есть у нее. И верится, что катино сердце подскажет ей правильность выбора.
— Мамуля,— ластится к ней Машенька,— я так люб¬лю тебя! — Затем пауза,— и папу!
Божественное дитя, возможно, она и глаголет истину. Но! Это решать Кате Блиновой. Смелее, Катя! Я верю в тебя, Катя. Я верю в тебя.
28.08.2001.