Дома, в которых я жила... часть первая

Яна Соснович
  Первый адрес в моей жизни
         Я родилась в деревне Верхний Табагашет Нижне-Ингашского района Красноярского края. Деревни этой не помню совсем, потому что почти сразу после моего рождения все мамины родные переехали в посёлок Межгранка этого же района, в нескольких десятках километров от Табагашета. И мама со мной поехала с бабушкой и дедом тоже.
         А в этом году, 2017-ом,  мне исполнилось 60 лет. За прожитые мною годы я сменила по разным обстоятельствам несколько адресов, а, значит, и несколько домов. Не все их, конечно,  запомнила хорошо, но очень хочется рассказать о тех, которые помню. И о моих родных людях, которые жили со мной в этих домах или я с ними… У многих моих родных людей были латышские фамилии, потому что их предки приехали с Латгалии (бабушка говорила, с Рассеи) на вольные сибирские земли ещё в начале 20-ого века, по столыпинской реформе. Это фамилии такие, как  Ранцан, Пранцан, Габриш, Логинс, позднее добавились, Ковалёвы, Буравченко, Петроченко… Это уже и русские, и белорусские фамилии.
         Самый первый дом в моей жизни, который я помню, это домик бабушки Кати и деда Габриша. Именно так мы их и называли. Её – баба Катя, его – дед Габриш. Хотя, Габриш, это фамилия, а не имя. Звали деда Доминик Адамович. А бабушку полностью – Екатерина Антоновна. Дед Габриш был её вторым мужем (до бабушки он был женат дважды, обе жены умерли, оставив на его руках много детей) и нам, внукам, в общем-то, не родным дедом. Наш родной дед – Ранцан Иосиф Антонович, погиб в 43-ем на фронте. Мы его не знали, не видели, и даже ни одной его фотографии у бабушки не было. Не сохранилось. По рассказам бабушки, все письма и фотографии нашего деда сожгла соседка бабушки по Сахарному (это деревня в Бирилюсском районе, где во время войны и после неё, до начала 50-ых жила бабушка с детьми), когда бабушка, получив похоронку на мужа, каждый вечер раскладывала перед собой на столе письма и фотографии и плакала, и плакала, и плакала… Никак не могла поверить, что нет больше её любимого Осипа (так на свой лад она называла мужа), что никогда он не вернётся домой. Вот однажды соседка и сгребла все бумаги и фотографии в кучу, и со словами «Хватит плакать! Слезами горю не поможешь! Детей растить надо и жить дальше!», бросила всё в горящую печку. Я, когда подросла и стала понимать то, о чём рассказывала бабушка, спросила её, почему же она не остановила эту соседку, ведь это же память о моём родном деде была… Она ответила, что всё произошло внезапно и быстро, она ничего не успела сделать. А потом ругала эту соседку и себя, но было поздно. Много позже, уже в то время, когда у меня появился Интернет, и я стала общаться со своими многочисленными родственниками по деду, я спрашивала и у них о фотографиях моего деда, но до сих пор ни у кого ничего не нашлось…
      Из Бирилюсского района дед Габриш с моей бабушкой Катей и с детьми (а их было много – две дочери бабушки и шесть детей деда Габриша) переехали в Нижне-Ингашский район, так как там начали открываться леспромхозы, была работа, зарплата. В совхозе дед Габриш после войны работал председателем, а в леспромхозовских посёлках стал работать на лесозаводе мастером разделки древесины. Может, какое-то обучение проходил, мне об этом неизвестно.
         И вот домик, в котором вся большая семья поселилась. Да, с ними ещё и старенькая бабушка Ева жила. Это мать деда Габриша. Помню, что было ей уже за 80, когда мы, внуки бабушки Кати,  были маленькими.  Для старенькой бабушки в домике был отведён угол за шторкой у самой печи, в большой комнате. Весь домик-то состоял из второй, большой, комнаты, первой комнаты, в которую был вход из сеней, кухоньки, сеней и кладовки. Комнаты разделяла деревянная перегородка, покрашенная в синий цвет. Из обстановки бабушкиного домика запомнилась кровать в большой комнате, над ней висело на стене радио и будило всех гимном в шесть часов утра. На эту кровать, увидев мышь, с визгом вскакивала моя молодая тётя Валя, самая младшая дочь деда Габриша. Она до ужаса боялась мышей в детстве, боится и до сих пор, а ей уже 67 лет. В первой комнате – стол у перегородки, на столе молоко в железных кружках и хлеб с картошкой. Казалось, что это была самая вкусная еда, которой нас кормила бабушка. Помню также бочонок с брусникой, вкатываемый в домик из сеней, скорей всего, зимой. Брусника была мочёная, замёрзшая, потом оттаявшая и очень вкусная.
        Во второй комнате было, по-моему, 3 окна. Одно из них выходило на огород с грядками овощей. И прямо пред окном росла раскидистая и вкусная ягодами черёмуха. Помню, под ней летом копались цыплята с наседкой, выискивая под листьями вкусных жучков и червячков. Странно, что черёмуха была не отгорожена от грядок с овощами, но курицу туда допускали. А, может, она в какой-то день сама туда пробралась вслед за цыплятами, а меня отправили их выгнать с огорода, вот мне и запомнилась эта куриная компания…
      А в первой комнате было одно окно, которое смотрело на соседний дом. Помню, что в нём жила семья латышей, и в той части двора, которая была видна в окно, всегда был приятный глазу порядок. Окно в маленькой кухне смотрело на двор бабушки. Он был небольшой, но очень для нас, детей, родной и уютный. Во дворе был навес для дров, а когда он наполовину пустовал, то там было приятно посидеть в прохладе, перебирая, например, ягоды или грибы. Бабушка была заядлая ягодница и грибница, и нас с детства водила по всем, знакомым ей, ягодным и грибным местам.
        Также во дворе была летняя кухня с баней. Так часто строили в то время в сибирских деревнях. Одна избушка под кухню и баню. Вымывшись в бане, выходили прямо в кухню. И нам это нравилось. В кухне тепло, светло, пахнет вкусной едой. И почти всегда после того, как вся семья перемоется, в этой же кухне и ужинали. Одна печь обогревала и кухню, и баню. А в бане в эту печь ещё и бак с водой был вделан, вода и нагревалась. Запомнилось, что и в бане, и в кухне всегда был порядок. Бабушка следила за этим и приучала к порядку нас, внуков. Мы и двор мели, и грядки пололи, и полы мыли… Работа по силам находилась всем. Рядом с домом был скотный двор со стайками, сеновалом, на который мы любили забираться и играть в куклы или просто сидеть в тенёчке и вести свои детские разговоры. Бабушка с дедом Габришом держали и коров, и овец, и свиней, и кур… Были ещё молодые, были силы, помогали дочери с мужьями управляться на покосах и в огородах. И всё делалось вручную. И косили, убирали сено, и сажали, копали картошку, и дрова пилили, кололи, и овец стригли, шерсть пряли, вязали. Работы было всегда много! Поэтому и нам, старшим внукам, тоже хватало заделья. Даже ткацкий стан был у бабушки! Правда, я не помню, чтобы на нём работали, но как он стоял на крыше сеней, на чердаке, помню. Скорей всего, он был привезён ещё с Сахарного.
      И очень нам нравился бабушкин картофельный огород. А он находился рядом с домом, но был от подворья и овощного огородчика отделён длинным проходом с травяной дорожкой, по которой мы так любили бегать. Картофельный огород был соток на 20. По краям вдоль забора трава, которую скашивали в своё время, и телятки получали свежее сено. По меже вдоль забора же шла тропинка к колодцу. Он был внизу огорода. Оттуда носили воду на коромысле.