Студенты на картошке.
Колхоз – это была отдельная история. Сделаю небольшое отступление нелирическое. После успешной сдачи вступительных экзаменов бывших абитуриентов и будущих студентов отправили в деревню Окулово Ленинградской области помогать в уборке урожая картофеля. Лозунг такой был: «Партия сказала: надо! Комсомол ответил: есть!». Или как-то так. И никто не возражал.
Наша ударная бригада была представлена, в основном, девочками и слегка разбавлена мальчиками в пропорции 1:5. Мужчин почему-то всегда не хватает. В институте нам (независимо от пола и габаритов) выдали солдатские бушлаты какого-то одного большого размера. Все взяли, никто не спросил, зачем. Зато потом все оценили их по достоинству.
Перед отъездом долго и мучительно выбирали повара. Никто им быть добровольно не хотел, поэтому бросили жребий. Он выпал на стройную красивую девочку с тоненьким голоском. Она была очень расстроена, чуть ли не до слез, а еще больше ее мама. Она все пыталась объяснить, что ее дочь готовить не умеет ничего, кроме яичницы. Но ее уже не слушали. Выбор сделан. Остальные, и я в том числе, тоже не умели готовить и поэтому тихо радовались, что не им это придется делать. Мама снабдила дочку толстой книгой «О вкусной и здоровой пище». Наивная женщина! Если бы она знала, из чего ее дочке придется готовить! Но пища была здоровой, так как состояла, в основном, из того самого урожая, который мы помогали убирать, и грибов, которые мы собирали в свободное от основной работы время. А еще было молоко и яйца!
В деревню будущей дислокации мы добирались довольно долго. Сначала ехали на поезде до Пикалева, а потом в кузове грузовика уже до места. Наш «отель» с видом на речку назывался «Голубой Дунай». Название придумали, видимо, предыдущие постояльцы. Это был длинный дом, похожий на коттедж где-нибудь на берегу Черного моря. Видно, строили его мечтатели, никогда там не бывавшие. Он был наскоро сколочен из досок, выкрашенных голубой краской. Отель состоял из двух половин: мужской и женской, посредине была кухня с печкой и большим столом, сколоченным из необструганных досок.
Сразу выяснилось, что не хватает одной кровати. Ждать, что ее откуда-то привезут, было глупо. Приближалась ночь, поэтому мы сдвинули две кровати вместе и спали там втроем (три самые стройные девушки). Надо сказать, что кровати были такими, как койки в больнице, т.е. металлические с железными пружинами. На этой трехспальной кровати мне в первую ночь выпало спать посредине. Всю ночь удерживать равновесие было сложно, и я периодически скатывалась под бок то к одной соседке, то к другой. Вспоминался Рахметов, который спал на гвоздях. Но его революционный образ не вдохновлял. На следующий день число кроватей не увеличилось. Поэтому, чтобы было по справедливости, мы каждую ночь менялись местами, спать посредине было почти невозможно. Плохо было спать и на других местах. Но кому тут жаловаться? Да мы и не привыкли. Нас учили преодолевать трудности!
Сентябрь в тот год выдался, как обычно в Ленинграде, холодным и дождливым. Вот и пригодились бушлаты! Они спасали от холода и не промокали насквозь, то есть не успевали промокать. Сушили их у печки по очереди. За все время пребывания в колхозе косметика не пригодилась никому. В солдатских бушлатах мы все были одинаково красивы. Помню, как очередная группа девчонок в мокрых бушлатах входит с улицы в комнату. Одна из них радостно произносит: «А вот и мы в легких пляжных костюмах Таллинского дома моделей». Фраза стала крылатой. Не помню, чтобы кто-то ныл, болел или ругался. Больным оказался наш преподаватель, с которым мы приехали. А болел он известной русской болезнью.
Каждое утро мы шли к конторе, где нас определяли на какую-нибудь работу, все время одну и ту же. Приходил вечно опаздывающий бригадир и отправлял нас в поле. Это было одно и то же поле. Картошка на нем была уже убрана, но плохо. Поэтому на него запускали картофелекопалку, которая выковыривала остававшийся в земле мелкий картофель. А мы его должны были собирать в ящики, таская их за собой от картошины к картошине. Ведер не дали. Бодро и весело мы собрали картошку, утрамбовав все поле ползающими ящиками. Поставили их аккуратненько на краю и стали ждать машину. Но за урожаем так никто и не приехал. Страда у них, думали мы. Подождали бригадира – не дождались и пошли домой. Вернувшись, застали нашего куратора вместе с бригадиром на пикнике на высоком берегу речки. «Пирует с дружиною вещий Олег…». Только дружина была в поле. А они что-то там отмечали. Видимо, праздник урожая. Люди мы были деликатные, воспитанные в духе: учитель всегда прав, поэтому сделали вид, что не заметили.
На следующий день сюжет повторился. Мы идем на то же поле. На нем также (как будто с вертолета) разбросана мелкая картошка. Мы также ее собираем, но уже без энтузиазма, и ставим ящики у края поля, рядом со вчерашним небывалым урожаем. Идем домой. А там - продолжение банкета. Мы опять терпим.
Между тем, остро встала проблема питания. Дело в том, что по прибытии нам выдали мясо в виде цельной туши теленка, с которого только сняли шкуру. Нашей бедной поварихе дали в руки топор для разделки туши. Но от одного вида этого мяса она чуть не упала в обморок. Холодильника у нас не было. В этой деревне они, вообще, были редкостью. Где хранить мясо? Будущие холодильщики нашли выход. Наши мальчики вырыли яму, застелили ее листьями лопуха и крапивы, сложили туда мясо и прикрыли сверху досками. Пошли спать с чувством гордости за свою находчивость. Утром чувство гордости ушло вместе с мясом в неизвестном направлении. Неслыханное и неожиданное пиршество порадовало всех окрестных собак. Они так объелись мясом, что самое большое лакомство - кости оставили нам в знак признательности. Наш бедный повар упал в новый обморок и решительно потребовал ее переизбрать.
Больше мяса нам не выдали, и пришлось перейти на грибы. Мы все в одночасье стали вегетарианцами. В местном магазине не было ничего привлекательного, кроме рыбных консервов и клубничного конфитюра, который мы быстро раскупили. На ужин был десерт из булки с конфитюром.
На третий день, подходим к порядком уже надоевшему полю. «Разбросанную с вертолета» и тщательно собранную нами картошку прямо из ящиков поедают коровы. Пастуха ни-где не видно. Коров отогнали, но уходить они не хотели и топтались неподалеку, ожидая, когда мы отойдем от их кормушки. Охранять никому не нужную картошку от голодных животных было негуманно.
После этого наше терпение лопнуло. Решили все-таки привлечь к своим проблемам праздного куратора. Но сюжет с днем урожая не хотел меняться. Куратор был непривлекаем, картошка его не интересовала, мы тоже. Питался он из другого неиссякаемого источника. Вот тогда мы собрались и написали письмо в институт. Ну не маме ведь жаловаться – взрослые люди! Сцена напоминала известный рассказ Чехова «Ванька». Только письмо писалось не на деревню, а из деревни.
Как ни странно почта в этой деревне работала. Наше письмо дошло-таки до адресата, и к нам вскоре приехал представитель института с проверкой. А уже на следующий день нам заменили куратора. Нового куратора тоже звали Виктором. Но жизнь наша резко поменялась. Откуда-то достали недостающую кровать. И три девицы вздохнули облегченно и наконец-то выспались каждая на собственной кровати. В рационе появилось мясо. Повару дали помощника. Праздник урожая закончился отправкой в институт первого Виктора. Второй Виктор в корне отличался от первого. Он все время был с нами и в поле, и в бараке-отеле. Спокойный, веселый, деловой. Организовал работу. Мы работали или на картофельном комбайне, или собирая картофель за ним на настоящем поле. И урожай картошки там был хороший, и картофелины крупные, и нам за работу платили. А некоторых даже премировали 10 рублями за «высокие показатели в работе». Оказывается, пить меньше надо!
«Развлекух» в колхозе не было совсем: ни клуба, ни телевизора, ни кино, ни танцев. Поэтому гуляли, ходили за грибами, читали.
В день 75-летия Есенина мы устроили вечер поэзии. Правда, он несколько затянулся благодаря одному фанату, который стал наизусть читать сначала стихи, а потом поэмы Есенина. «26 бакинских комиссаров» уже были лишними. Под очередной рефрен «Двадцать шесть их было, двадцать шесть…» я уже стала кемарить. И тут мне в ухо прошептали: «Ты жива еще моя старушка? Жив и я, привет тебе привет…». Теперь я уже давилась от хохота. Деликатные люди стеснялись остановить затянувшийся спектакль одного актера и, подавляя зевки и широко раскрывая глаза, боролись со сном, или со смехом.
Мы были молоды, веселы и находили удовольствие и интерес просто в общении друг с другом. Конечно, кто-то к кому-то проявлял симпатии, как же без этого?. Там я подружилась с замечательными людьми, с которыми дружу всю жизнь.
А встреченный мною в самолете преподаватель и был тем самым вторым Виктором, которого прислали нам в колхоз, и который спас нас от вегетарианства. Он был просто хороший человек, хороший педагог, и профессионально выполнял свою работу.