Вступление
Она выходит из дома и идёт по направлению к парку, потому что дальше так жить невозможно или одиноко, или она просто такая несчастная женщина. Она заходит в парк и бегло осматривает его ландшафт. А мы осматриваем её: да, всё та же аристократическая грация, но прекрасные каштановые волосы урезаны в каре, а романтический стиль одежды вытеснился не совсем модного покроя джинсами и свободным свитером. Почему она пошла в парк одна? Уже поздно, вечер, не надо, муж будет волноваться: в парках бывают маньяки. Хорошо, там она видит своего мужа, и делает вид, что не видит, потому что он не очень-то похож… на маньяка. Но он машет ей рукой, а сам косвенно думает о том, сколько они прожили вместе. Она хотела возмутиться от своего возраста, но в парках так не делают.
Почему она такая вредная?... А ветер всё равно шумит в ветвях, и это парковое настроение — ничто не может унять его романтику во веки веков.
Она сейчас уже почти присядет на скамеечку, и можно будет что-то изменить в отношениях или просто пережить ещё один вечер. Он поправляет очки, и пуговицу на пальто и опять очки: он не знает куда деть руки. Затеял, сам не зная что. Как обычно. Очень затянувшаяся пауза — пора бы уже заговорить.
— Можно присесть и познакомиться с Вами? И не смотрите на меня так, как будто бы Вы сами не предложили познакомится, раз уж я села, — раздраженно сказала женщина 39 летнего возраста, присаживаясь на скамейку возле своего мужа, — Что Вы обо всём этом думаете? Вот первое впечатление такое, что Вы не воспринимаете меня всерьёз. И как мне теперь уйти, пока не доказала Вам обратное? — выпалила она и уставилась на мужа своими карими глазами.
— Изобретатель. Очень приятно.
— Вы не вовремя сказали «очень приятно», — она надулась, и забравшись на скамейку с ногами, уселась на спинку, как это делают подростки. Оттуда ей было хорошо видно макушку мужа.
— Если честно, я никогда не знакомился, — муж оглянулся по сторонам, оценивая масштабы мероприятия. Парк был почти пуст: по аллее где-то вдалеке прогуливалась парочка пожилых супругов.
— Ну а Вы бы хотели познакомиться? Не со мной, конечно, я уж не до такой степени развязна, — жена махала в воздухе ногой, чуть не задевая пальто мужа, — У Вас же есть какой-то идеал? Вы что думаете, я буду ему соответствовать?
— Как можно Вас запихнуть в какие-то рамки? — муж посмотрел на ботинки собеседницы и почувствовал лёгкое умиротворение, — Мы свободны и можем просто любить…
— Да, я это уже слышала, — она спрыгнула с лавки и стала ходить взад-вперед активно жестикулируя, — Домоседку из меня делаете? А что у нас на ужин? Скука? А можно я тогда без ужина? Или Вы думаете, что сказали мне о любви, и я сразу всё поняла?
— Мне тоже трудно говорить о любви, но я не знаю как ещё поднять Вам настроение…
— А Вы вообще уверены, что надо его поднимать? Мне сейчас хочется побыть несчастной, — жена дёргает спинку скамейки, — Такие качельки… кажется, из фильма Тарковского… Они так хорошо скрипят: как будто вот-вот развалятся.
Жена бешено раскачивает скамейку, а муж озирается, опасаясь, что их может кто-то увидеть.
А мы уже смотрим на шумящую осеннюю листву и выше… выше… в вечернее небо, где скоро проснутся звёзды, и думаем о том, что это ещё не критично. Это нормальная романтика брака с 14 летним стажем.
Но дальше всё пошло развиваться совсем в другую сторону. И виной тому — новое изобретение.
Глава 1. Наяма
Каждый входит в Наяму по-своему: муж казалось бы, в разгаре серьёзных размышлений на вращающемся кресле медленно, делая предварительные окружные движения, наконец въезжает в неё и словно даже не замечает, как погружается в мир совершенно других ощущений; жена обычно в приступе отчаяния, рассуждая на ходу о всеобщей несправедливости или о своей головной боли, запустив пальцы в волосы и, коснувшись экрана, слегка запрокидывает голову; а малыш Михей с разбегу ныряет, и Наяма тут же окрашивается в разноцветные круги. Характерный впитывающий звук, и снова гладкий экран с заставкой «звёздное небо».
Сёмин часто выходит к заливу, где когда-то беседовал с хранителем и подолгу сидит на берегу. И то неповторимое пересыпание песка вечности и структурированная мелодия флейты — это то, что может привести в порядок его психику, расшатанную постоянными современными стрессами.
Мария Александровна тоже часто отправляется в тот тропический лес, где когда-то имела столько приключений со своим капитаном,… но теперь одной лазить по деревьям уже не хочется, а хочется не пойми чего, и возраст уже вообще не тот. Но та романтика, что ещё теплится в её душе, находится именно в том лесу и прекрасном саду с бронзовым фонтаном.
Куда любил отправляться их единственный сын Михей, никто не знал.
Как вскоре выяснилось, у Наямы есть побочные эффекты: когда женщина пребывает в созерцательном одиночестве, может всплыть какой-нибудь Петраков. Петраковым может стать любой, даже Петраков. Хоть это и довольно странный киносубъект, далёкий от стандартного выражения: нельзя сказать, что он есть, но и нельзя этого так оставлять. Он обаятелен и болтлив странными мыслями, а его выражение лица, меняющееся в зависимости от настроения собеседницы, просто неотразимо. Но сидеть с ним у священного фонтана, это уже недопустимо. Прогнать Петракова помогают, как ни странно, инсектицидные средства. И если подкрасться к нему сзади и, резко выскочив, пшикнуть ему в лицо спреем от комаров, он улетит как недодутый воздушный шарик со звуком «прррр». Хотя можно и вовсе предотвратить всплывание Петракова, но это уже следующий уровень.
И наверняка бывает, что на горизонте вечного залива тоже проплывают некие сотрудницы в обтягивающих анти-радиационных скафандрах. К примеру, Эмма Хоченпочен — такая курносая блондинка… Или целая плеяда сотрудниц проносятся по аэро-трубе на восток. Бред, но ничего не поделаешь. Жёнам часто мерещится что-то нелепое во всех контактах мужа с другими женщинами. Сёмин не давал повода, но это не имеет значения.
И ещё у Наямы почему-то женское имя.
— Наяма? По-моему, это женское имя. Я так и знала.
— Что ты знала? — изобретатель был снисходителен к сценам ревности жены и всегда обнимал её в такие минуты.
— Ничего! Потому что я не могу, когда меня трогает совершенно чужой человек. И так бессовестно отодвигает пряди волос с моего лица.
— Почему чужой? Мы живём вместе и довольно часто видимся.
— Не чаще чем ты с этой белобрысой Эммой Хоченпочен. Оставь меня! — характерный впитывающий звук, и жена изобретателя ушла в Наяму: последней скрылась из виду её левая нога с идеальной стройной голенью. Зачем она ушла в эту «яму»? Так хотелось побыть вместе. Какие ещё могут быть женщины, когда у вас такая совершенная жена, и вы спустя столько лет всё ещё влюблены в неё. Только она почему-то этого не чувствует.
Глава 2. Операция «пропал ребёнок»
В тот вечер была запланирована крупная ссора: что-то совсем нестерпимо противоположное после натянутого семейного ужина. Когда наконец кончился этот душераздирающий стук вилок и дежурных фраз со взглядами по контуру объекта. И этот ужасный сопливо-хрюкающий звук выдавленного кетчупа. Вот теперь подавленная горечь может вырваться наружу. Вот теперь все производители кетчупа получат по заслугам!
Мария сделала первый решительный шаг, т.е. перешагнула через растянувшийся на полу новый карниз для штор, который её муж обещал повесить, кажется, ещё в прошлой жизни, и патетично начала:
— Наша жизнь похожа на какую-то ширпотребную столовую!
— Что?… — изобретатель как раз хотел полистать Сайанс Ньюз. Он с комфортом расположился на диване и, взяв газету в руки, уже начал проникаться её «отупляющими» заголовками.
— Только не надо из меня истеричку делать, я знаю чего ты добиваешься!
Это — трудно перевариваемая игра слов, пожалуй расходующая на себя значительную часть мужского мозгового ресурса. Сёмин тут же попытался изобрести сгустки тишины, которые можно при необходимости незаметно втыкать в уши, но его жена, кажется, была и впрямь несчастна, а он боялся этого больше всего. Изобретатель отложил газету и, на сколько это было возможно, приподнялся на диване:
— Скажи, что тебя конкретно не устраивает.
О, эта фраза действует на женщин хуже чем сонм отчаянных гримас безысходности. «Что конкретно не устраивает» — в этих словах нет любви, а что-то холодное, схематично-эксплуатационное. Вот теперь можно и заплакать. Мария отвернулась к окну.
— Конкретно, — её голос дрожал и завышался, — то, ради чего наша семья живёт вместе!
После рождения ребёнка Мария уже не возвращалась работать в Типогон. Она решила посвятить себя семье. Но вышло так, что вместо этого стала заниматься самой собой. Всё дело в том, что в её заботе вроде бы никто не нуждался: муж был всё время погружён в работу; сын рос вполне самодостаточным, не создавая хлопот, и был, видимо, беспроблемным ребёнком. Когда он пошёл в школу, проблем стало ещё меньше, так как учился он хорошо, и ещё все эти шахматы, рисование, флористика: в общем, ребёнка было не видно и не слышно. От нечего делать Мария стала брать уроки фортепьяно, ходить в бассейн, читать исторические апокрифы, мечтать отправиться на археологические раскопки или заняться сбором мусора в лесах и водоёмах.
— Мы живём ради людей, используя науку на благо общества, — ответил её муж явно не то, что она хотела услышать.
Мария посмотрела на него негодующе, и, поперхнувшись уже приготовленной фразой, замолчала и стала тяжело дышать, пока наконец не встала на путь крайнего цинизма:
— Тогда изобрети уже что-нибудь реально полезное! Меня мутит от твоей псевдоучёности, — она полезла на стул, чтобы изобразить памятник Циалковскому.
Сёмин знал, что семейным парам надо периодически ссориться, поэтому позволял жене доходить до таких крайностей. Он наконец тоже повысил голос и решительно заявил:
— Если ты имеешь в виду бытовые приборы, то я специалист в области чувств. А ты вообще, в области чего специалист?
— Чувств?! — Мария чуть не упала со стула, — да в твоем личном словаре на «ч» только «чёрствость» и «четырёхмерность». А я, …я!
Обвинения и претензии так и сыпались как посуда об стенку. В комнату незаметно вошёл Михей. Он всегда, такой тихий, оказывался в каких-то психологически неподходящих местах, и о его присутствии в такие минуты родители догадывались только по особой раненой тишине.
— Здесь, кажется, наш сын, — сказала Мария. Она сразу расхотела ссориться и уже почувствовала себя виноватой. Но теперь Сёмин вошёл во вкус и не мог так быстро успокоиться:
— Он что опять подслушивает?!
— Он не подслушивает, он переживает.
— Где он? Пусть немедленно выйдет, и я скажу ему, что настоящие мужчины так не делают.
Но Михея нигде не было. Ни в комнате, ни в пределах квартиры, ни во дворе, ни у друзей. Его мобильник не отвечал. Ребёнок явно пропал. В данном случае подходит такая характерная сцена со сменой чувств и мыслей: мать садится и вскакивает, поминутно высказывая новые идеи; отец прячется за газету и молча злится, и его неспокойствие выдаёт как раз газетный щит.
— Погуляет и придёт?
— …
— Или погуляет и не придёт?
— …
— Он раньше так не уходил, — мать пыталась понять причину, но не могла собраться с мыслями. Тут ещё муж начал гундеть:
— Это ты его избаловала.
— Думаю, лучше подать в розыск. Напиши объявление.
— В таком случае, напомни мне, пожалуйста, какого пола наш ребёнок.
— Нормального он пола!
— Почему он тогда выглядит, как придурок и сажает цветочки? Все мальчики мечтают стать учёными! — Сёмин подтверждающе потряс газетой.
— А ботаника — это что, по-твоему, не наука?! А то, что он не интересуется компьютерными программами — это даже хорошо.
Боже мой, с кем она вообще связалась. Мария уже сидела за ноутбуком и сама набирала текст объявления. Но вдруг, с криком «Наяма! Это всё Наяма!» выбежала из комнаты. Сёмин поднял глаза на компьютер. На экране, время от времени перекрываемом всё ещё вращающейся спинкой кресла, крупными буквами было написано:
«13 ЛЕТ, РОСТ 165 СМ, ВОЛОСЫ ДЛИННЫЕ ТЁМНЫЕ, ГЛАЗА ЗЕЛЁНЫЕ. ВЫГЛЯДИТ КАК ПРИДУРОК — ВЕСЬ В ОТЦА.»
Сёмин остановил спинку кресла и, сев на него, стал нажимать клавишу «backspace»: щемящая пустота медленно съедала строчки. Что-то было не так. То, что мальчик в состоянии отчаяния ушёл в Наяму — было нормально. Она для того и создавалась — чтобы улучшать эмоциональное состояние членов семьи. Пусть вся эта отсталая молодёжь слушает свою неформальную музыку, пытаясь уйти от проблем, а у его сына есть такое совершенное средство, и он наверняка очень гордится гениальным изобретением отца. Хотя Михей, кажется, тоже слушает какую-то музыку, ведь для этого он носит эти наушники, но какую музыку: формальную или неформальную,… этого Сёмин не знал, хотя это, пожалуй, и не важно, но сейчас отцу почему-то стало от этого досадно. Что он вообще знал о сыне?
Он вышел из гостиной и очутился в кабинете, в углу которого находилось его самое выдающееся изобретение — Нейронно-АксоннаЯ Ментальная Автосфера. Сокращённо — Наяма. Его жена, конечно, уже скрылась в этом пожирающем экране, очевидно, желая отыскать там сына, что было, естественно, невозможно. Что вообще происходит с их семьёй? Все бегают друг за другом: не жизнь, а сплошная суматоха! В семейной жизни важней всего размеренность и порядок. Ведь у каждого есть своя комната, плюс гостиная, где можно собраться вместе и поговорить. Ведь иногда возникает такая потребность. В этом нет ничего удивительного. Для этого и существуют гостиные. Сёмин походил взад-вперед по кабинету. Сел за компьютер. Набрать объявление о розыске? Чушь какая-то. Ах да — Сайанс Ньюз. Он встал и вернулся в гостиную. Споткнувшись о карниз, прошёл через всю комнату, но на диван так и не сел. Подошёл к окну и посмотрел в вечернее звёздное небо. Ничего такого, что могло бы привести в порядок… Не найдя себе места, он снова поплёлся в кабинет.
Но ведь он — учёный! Семья не должна расстраивать его планы, сбивать мысли. Семья должна всеми силами поддерживать начинания в новой сфере его научной деятельности. Он теперь — светило астропсихологии. На нём лежит совершенно неподъёмный проект. А если и дальше так будет продолжаться, то о полёте на Сивир можно будет забыть. Изобретатель тронул кольцо у стоящей на столе армиллярной сферы и, что-то бормоча, вошёл в Наяму.
Глава 3. Полёт на планету Сивир
Командировку на планету Сивир капитан ждал, как подарок — мысли гения всегда стремились в космос. Но всё это было в далёких планах: испытания расширителя межпланетного сознания на космонавтах планировалось не раньше чем через 2 года. К нему ещё было готовиться и готовиться. Сёмин изучал астрономию и особенно астро-эволюцию. Испытывал новые приборы, но что-то тормозило весь этот проект, и этим «что-то» было такое маленькое слово «зачем?», которое вдруг стало преследовать изобретателя. Оно отводило ум в такие дебри, выбраться из которых уже не было сил. Нужен был прорыв, на который у изобретателя почему-то не было вдохновения. Он что стареет? Или причина в его семейных неурядицах?…
И вот теперь Да Винчи уверенно держал курс на Сивир. Да, но отправиться на Сивир в Наяме это как-то …по-детски что ли. Непонятно, как ему вообще могла прийти в голову эта идея, если она и не приходила. Но полёт шёл полным ходом: это было отражено на всех мониторах управления, прорисовано на картах и светилось в глазах капитана. Он поднял восторженный взгляд: такое лицо у Ивана Романовича можно увидеть нечасто. Скорее всего, члены семьи вообще не имели счастья наблюдать изобретателя в такие минуты. Это принадлежит только науке, только безграничности и необъятности. Семье же остаются углублённая задумчивость, морщины, седина и замотанные изолентой очки.
Почему именно Сивир? Дело в том, что коллегия астро-антропологов, с которыми Сёмин последнее время тесно сотрудничал, имела основания утверждать, что с Сивира были замечены ответные сигналы на линкосе. А это означало, что на этой далёкой планете обитают разумные существа, или, по крайней мере, имеется информационно-разумная субстанция. Хотя Сёмин был склонен думать, что эта субстанция имела компьютерную природу, иными словами — искусственный разум. В любом случае, всё это заслуживало серьёзных исследований.
Так-так-так: что мы имеем? Чёрное небо с проблесками гениальности, северный знак, от него, если верить Большой Медведице, то налево терабайтов 100 будет… что-то не то… Сёмин встряхнул головой. А если не верить Большой Медведице… Но позвольте, откуда эти …? Капитан попробовал вернуть время на несколько барсек и внимательнее проследить астероидный коридор, но он не смог этого сделать: Наяма не подчинялась его импульсам. Это было странно и совсем не расслабляло. Возможно, изобретатель просто перенервничал настолько, что отключиться не получается даже в Наяме. Пожалуй, не стоит продолжать такое путешествие. Сёмин сделал попытку выйти из Наямы, но это ему тоже не удалось. Капитан был в замешательстве. Он осторожно облокотился на спинку пилотного кресла и вдруг совершенно отчетливо услышал звук смывного бачка. И через несколько секунд в кабину управления вошла его жена — Сёмина Мария Александровна собственной персоной в домашнем халате. Выглядела она болезненно и совершенно некосмогенично.
— Меня укачивает и ужасно тошнит! — сказала она, прикрывая салфеткой своё зелёное выражение лица.
Появление реального человека во время сеанса Наямы было невозможно. Даже если несколько человек входили одновременно, то оказывались они в разных образных реальностях. Но Сёмин, несмотря на смуту в его голове, был уверен, что перед ним его жена, а не мираж. Это было настоящее безумие. Он закрыл глаза, потому что отказывался участвовать в таком нелогичном мероприятии.
«Если капитан отказывается от управления, то он капитан или уже нет?» — как-то спросил его сын, когда они вместе смотрели фильм про войну. Отец как всегда промычал в ответ что-то невнятное. Ах если бы он тогда знал!… И вот теперь всё шло под явный откос — это когда садишься возле только что взорвавшегося проекта всей твоей жизни на кресло-качалку и медленно закуриваешь сигарету. Но нет. Постойте. Наш герой пытается взять ситуацию в свои руки. Сёмин открыл глаза и пододвинулся к пульту управления. Он впервые видел всё это и боялся нажать даже самую маленькую кнопочку. Может быть поэтому он решил, что лучше посмотреть на жену, которая всегда так радует глаз.
— Потерпи, родная, ты же можешь, — сказал он как можно спокойнее, — Помнишь, какой у тебя был токсикоз на первом триместре?
— Да, точно. Меня также укачивало в машине, даже на переднем сиденье. И ты часто останавливался, и мы выходили погулять, — жена улыбнулась, она всегда улыбалась, когда вспоминала свою беременность, и Сёмин это хорошо знал.
— А помнишь, «я хочу апельсин»? — к Марии потихоньку возвращался жизнерадостный цвет лица.
— Да, да, я помню. Хорошая девочка…
— Но у нас мальчик…
— Это я не тебе. Т.е. тебе, — у капитана путались мысли, так бывало всегда, когда надо было действовать здесь и сейчас, без предварительной подготовки. Успокоить жену и справиться с космическим кораблём, чего проще? Для Сёмина вождение даже обычного автомобиля всегда было стрессом. А тут скорость света, и он так боялся, что его жена будет в ужасе, если узнает, что Наяма вышла из под контроля, и после этого окончательно уверится, что его научная деятельность не только бесполезна, но и опасна.
Мария села в соседнее пилотное кресло и уставилась в стекло кабины. В блистере как на ладони были видны звёзды и чёрное-чёрное небо. Вот пролетела комета с пышным хвостом. Мария проводила её взглядом и снова стала зеленеть.
— Где мы? — сказала она наконец эту убийственную фразу.
— Всё в порядке. Это же наш Да Винчи.
— А почему мы в космосе? Мы что, ищем Михея?
— Наверное.
— Что значит «наверное»?!
— Я хотел сказать: «Наверное, он на той планете». Она называется Сивир, — капитан указал на карту, — там есть апельсины, много апельсинов, вся планета усыпана апельсинами. — Хотя с другой стороны, — думал он, — если путешествие пройдет успешно, и они найдут сына и получат массу дивных впечатлений, то его жена изменит свой взгляд на его «псевдоучёность» и, может быть, вернётся к научной деятельности. Это был неплохой шанс. Вот разобраться бы только с управлением. Впрочем, автопилот и есть автопилот, но быть в космосе на правах Белки и Стрелки для капитана как-то несолидно. К тому же, вдруг жена попросит остановить корабль и выйти погулять в открытый космос.
Так. Начинать нужно с простого, например, заняться изучением бортового компьютера, а чтобы чувствовать себя более уютно, он попросил жену принести ему чашечку кофе.
Принести чашечку кофе в кабину космического корабля — было, можно сказать, романтично. Экс-научный сотрудник потихоньку приходила в себя и стала вживаться в космический образ. Она обошла корабль: да, Да Винчи неузнаваемо преобразился. Это был самый современный космический корабль межпланетного следования. Стены коридоров и отсеков были отделаны приятным на ощупь светло-серым космо-пластиком. На всех дверях имелись биометрические сканеры, которые идеально подходили к её большому пальчику правой руки. В гардеробном отсеке она нашла пару сложенных блестящих комбинезонов. На одном имелся бейджик с надписью «капитан АЙРОН СКРИН», на другом с надписью «старший пилот МИРАН СКРИН». Миран приложила к себе женский экземпляр и задвигала плечами:
— Капитан Скрин, вот ваш кофе. Что-нибудь ещё желаете?
Она стала расправлять складки на жатой серебристой ткани. Потом, сообразив, что вручную привести «в порядок» костюм не удастся, стала шарить по полкам в поисках утюга, но так его и не обнаружила, что было, конечно, хорошо, потому что на вороте изделия имелся ярлычок с надписью «НЕ ГЛАДИТЬ НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ».
Надев «ужасно мятый» комбинезон, и увидев свое отражение в зеркальных дверях бокса, она всё же осталась довольна:
— Да пожалуй, больше ничего не желаю, разве что обнять Вас, моя дорогая Миран. Вам очень идёт этот наряд в стиле «Восток-61».
Обойдя ещё раз корабль, и с интересом заглянув во все потайные отсеки, она наконец пришла на кухню и, сварив ароматный кофе, понесла его мужу, по дороге репетируя светскую беседу, которую может вести женщина помощница капитана космического корабля: «И что это у нас за созвездие? Вы что-нибудь видите за этой туманностью Андромеды?» Это всё так интересно и увлекательно.
Айрон к тому времени уже разобрался с управлением, что оказалось совсем несложно. Это же тебе не шоссе, на котором необъятный поток машин, и все так и норовят в тебя врезаться. Управление космическим кораблём заключалось в общем-то в том, чтобы не нервничать, верить в успешный исход полёта и время от времени проверять кое-какие приборы. Капитан измерил собственный пульс и с облегчением откинулся на спинку кресла, самодовольно постукивая пальцами по подлокотникам. Наверное, он выглядел очень импозантно среди всех этих приборов, которые так подчёркивают его мужественность и учёность. (О том, что он находится среди всей этой крутизны в своих домашних кальсонах, он просто не подумал.) Но он рано расслабился, потому что в таких решающих полётах не должно быть всё гладко, нужны приключения и испытания. И не позавидуешь тому, кто их избегает.
Вот, скажем, такая небольшая шалость — отказала искусственная гравитация. Миран как раз входила в кабину с томным взглядом стюардессы, держа в руках ароматный кофе, как вдруг почувствовала, что притяжение перестало удерживать её на ногах, и она плавно поднялась и повисла где-то под потолком кабины, покачиваясь и переворачиваясь в воздухе. Рядом с ней плавала чашка и вынырнувший из неё кофейный пузырь. Старший пилот встретилась недоумённым взглядом с проплывающим над пультом капитаном и, улыбнувшись, помахала ему блюдцем, которое всё ещё продолжала держать в руке. Капитан же очень драматично переживал потерю устойчивости. Он очень не любил беспомощно барахтаться в воздухе. Более того, это был его самый страшный сон, который преследовал Ивана, кажется, классе в 8-ом или 9-ом: он такой потный и красный висит на уровне второго этажа школы, а весь класс смеётся и показывает на него пальцем. Миран пока ещё только улыбалась, но всё явно шло к тому, и поэтому капитан ощущал лёгкую панику, переходящую в приступ стыда, с характерным покраснением лица и потением носа. Капитан махал руками и ногами и метался по кабине, то и дело ударяясь о разные предметы.
Миран тем временем аккуратно передвигалась к пульту управления, стараясь грамотно совершать телодвижения, создавая ответную силу противодействия. Добравшись до гравитационного переключателя, она перезагрузила данные и снова включила искусственную гравитацию. Всё вдруг обрело вес, и капитан Айрон Скрин, отчаянно зависавший почти под самым потолком, рухнул на пол.
Это было великое падение. Падение, пережить которое было не под силу даже такому гению как наш изобретатель в сфере космических ментальных технологий. Это был конец всему, но Миран почему-то не понимала этого. Она переживала только за то, что капитан сильно ушибся и даже что-нибудь себе сломал.
— Милый, тебе больно? — ласково спросила она и помогла стонущему капитану встать и перебраться в своё кресло. — Что конкретно болит? Может перелом? Ты только скажи, я где-то видела рентгеновский аппарат. Капитан не отвечал, он сел, запрокинув голову, таращился в потолок и молчал. Миран терпеливо протёрла его лицо влажной салфеткой, помассировала мочки ушей и дала понюхать Shalini. Но капитан не подавал никаких признаков сознания.
Почему-то мужчины думают, что нравятся женщинам только когда выглядят очень круто и владеют ситуацией. А, потерявшие контроль и беспомощные, они непременно станут предметом насмешек. Но супружеская жизнь — это вам не 8-ой класс. Нельзя забывать, что женщина была создана Богом в помощь мужчине. Женщинам нравится чувствовать себя нужными, значимыми, заботится о своём капитане и быть старшим пилотом — не меньше. Миран укрыла мужа пледом и долго сидела рядом, держа его за руку. Космические просторы казались такими ничтожными по сравнению с той глубиной трагедии, которую она никак не могла постичь. Миран снова уставилась в блистер. Сколько они уже летели: два дня или три? Или это вообще не дни, а не пойми что! Может, она давно уже старуха, что и на землю возвращаться не стоит.
Старший пилот, к своему стыду, мало что знала о космосе. Вот тебе, пожалуйста, попадёшь в Англию — выучишь английский язык. Кстати, учебнички тут имелись. Она нашла большой запас научной литературы и теперь решила прочесть всё, что казалось ей интересным или хотя бы имело картинки. Она глотала книгу за книгой со свойственной ей диагональной манерой, и её голова наполнялась теми необходимыми знаниями, которые так пригодятся ей в дальнейшей научной деятельности.
«Поехали! — сказал Гагарин и помахал землянам на прощанье рукой», — Миран отложила брошюрку и зевнула. Капитан уже спал, уткнувши голову себе в грудь. Она опустила его кресло в лежачее положение, снова поправила плед и сама легла рядом на кресло старшего пилота и вскоре уснула.
Глава 4. Сивирский смог
Миран проснулась от лёгкого толчка. Да Винчи стал на поверхность. Двигатель стих, и приятный женский голос бортового компьютера произнёс: «Поздравляю. Вы успешно прибыли в пункт назначения. Проследуйте в шлюзовую камеру для высадки на поверхность планеты».
Миран вскочила с кресла и стала метаться по кораблю в поисках подходящей одежды. Деловой, вечерний или походный стиль? Будут ли их встречать представители местной цивилизации или члены какой-нибудь земной экспедиции? Не может быть, чтобы их прибытие было никем не замечено.
Она бросила беглый взгляд на блистер, но стекло было как-то замутнено, старший пилот не придала этому значения.
— Дорогой, мы уже прилетели. Ты лежи, не волнуйся, я сейчас сбегаю и приведу врача.
Миран наконец решила, что покидать корабль целесообразнее в этом комбинезоне, который так идеально облегает её фигуру, и прибежав в шлюзовую камеру, нажала большую красную кнопку с надписью «EXIT». Дверь плавно опустилась, и она сделала первый шаг к выходу. Но тут же остановилась, потому что ожидала увидеть перед собой ландшафт, схожий, по крайней мере, с земной тропической полосой: такой апельсиновый рай. Но то, что открывалось её взору было ужасно: на сколько хватало глаз, была сухая потрескавшаяся земля, а в воздухе чувствовалась гарь. Вдалеке виднелось сильное задымление и даже, кажется, огонь. И такое было со всех сторон. Планета была объята пожарами! Миран хотела уже в ужасе скрыться в корабле, но вдруг заметила неподалёку человека, который подметал землю. Старик, по-видимому дворник, орудовал метлой, создавая при этом столп пыли. Миран закрыла нос платком и, спустившись с корабля, подошла к дворнику.
— Извините, вы не могли бы перестать? У меня аллергия на пыль.
Дворник перестал мести, опёрся на метлу и, прищурив один глаз, с любопытством посмотрел на женщину в серебристом комбинезоне и платком у носа.
— Мы только что прилетели, и моему мужу плохо. Понимаете — резкая смена гравитации. Ему нужна помощь, лучше всего медицинская.
Дворник молчал и всё так же с любопытством разглядывал женщину.
— Вы что: иностранец или издеваетесь?
Дворник не издевался, он просто был очень любопытный. Но в такие решающие минуты это тоже, понятное дело, раздражало. Миран села на какой-то пыльный ящик и, чтобы не расстраиваться, стала чихать. Вдоволь насмотревшись на женщину, дворник вдруг сказал: «Вам нужно к Мудрейшему», — и отвернувшись, снова принялся мести сухую землю.
«Как хорошо, что мне встретился такой сведущий человек», — подумала Миран, — «А то тут и заблудиться недолго», — и пошла по какой-то тропинке, ведущей в неизвестном направлении. Она всё шла и шла, пока наконец снова не увидела свой Да Винчи. Каким образом она сделала такой круг, если шла всё время вперёд? На планете, видимо, были другие законы ориентации на местности. И дворник наверняка об этом знал. Миран хотела высказать «бестолковому деду с метлой» всё, что она о нём думала, но её внимание привлекло большое скопление людей. Миран подошла ближе.
Корабль был опечатан жёлтой полиэтиленовой лентой, и из него туда-сюда сновали люди в униформе и что-то протоколировали.
— Ну вот, забыла закрыть дверь, — с досадой подумала она.
Дворник уже не мёл, а с интересом наблюдал за действиями органов правопорядка.
— Из за вас я перестала доверять дворникам, — только и бросила она ему на ходу и поспешила в свой корабль. Миран уверенно преодолела условные заграждения и с высоко поднятой головой проследовала внутрь корабля. (Именно так должен шествовать старший пилот, когда вокруг столько непрошенных посторонних людей.)
— Вытирайте, пожалуйста, ноги! — строго сказала она какому-то солидному человеку в униформе, скорее всего коменданту.
— Очень приятно, — ответил комендант и вежливо поклонился.
— Вы не вовремя сказали «очень приятно». К тому же, это — мой летательный аппарат, и у меня есть все необходимые документы. Вы можете прекратить тут шастать, — скзала Миран и тоже вежливо поклонилась.
— Конечно-конечно, — если хозяин нашёлся, и в корабле ничего не пропало, то и дело заводить не стоит. Ха-ха-ха, — комендант уселся в капитанское кресло и, взяв брошюру про первый космический полёт, стал её листать и время от времени очень вежливо говорить «Ха-ха-ха».
«Так он ещё долго будет смеяться», — подумала Миран и тут только заметила, что её муж пропал! Ведь его не было в капитанском кресле. Как она сразу не заметила? Хотя это явно бросалось в глаза: раз в капитанское кресло уселся комендант, значит капитана там уже не было. Неужели он сам встал и куда-то ушёл? Или его похитили? Или арестовали? Или что-то ещё хуже? Она не знала, можно ли доверять коменданту и его людям, но делать было нечего.
— Да, у меня пропало кое-что ценное, — сказала она, когда обошла корабль и убедилась, что мужа нигде нет, — А именно капитан этого корабля Айрон Скрин. Он сидел в этом кресле, а теперь его нет.
— Это совсем другое дело! — комендант вскочил с кресла и протянул Миран подшивку протокола, — Распишитесь, пожалуйста, в утере мужа.
— А где я могу указать, что он известный учёный-изобретатель? У вас тут такая маленькая клеточка.
— Сюда как раз вполне войдет многозначительная закорючка, — нашёлся комендант.
— К тому же это совершенно никому не интересно, — вставил другой человек в униформе, — Такое ощущение, что вы этим просто очень гордитесь, — он был совсем невежливый или завидовал изобретателям.
— Да, я очень горжусь своим мужем! И я требую, чтобы вы немедленно занялись его поисками! — голос Миран дрожал.
— Ну-ну, не надо расстраиваться! Ваш муж обязательно найдётся, — стал утешать её комендант, — тем более, что у него одна дорога, если он, как вы говорите, недавно упал с потолка.
Миран этого не говорила, но вежливости коменданта было трудно противостоять.
— Я думаю, он уже — труп, — опять вставил свою дурацкую реплику невежливый, — иначе бы его не увезли на каталке.
— Как увезли?! — Миран кинулась было к выходу, но тут же вернулась, чтобы уточнить дорогу. — Куда увезли? В каком направлении?
— Да не волнуйтесь вы так, сейчас я выпишу вам направление, — сказал комендант, отрывая от протокола кусочек бумажки. Написав на ней слово «МОРГ» и отдав женщине, он снова уселся в кресло.
Какой-то бред: ни адреса, ни графика работы. Миран уже начало казаться, что все издеваются над ней, но отстаивать свои права на совершенно незнакомой планете, было сложно. Максимум, что она могла сделать, это выгнать всех, включая коменданта, из корабля. Она закрыла Да Винчи на ключ и пошла по уже знакомой тропинке. Люди в униформах стояли навытяжку и провожали взглядом эту хрупкую женщину в серебристом облегающем комбинезоне, которая на совсем незнакомой планете шла с высоко поднятой головой.
— Морг в другой стороне! — крикнул ей вслед напрасно оклеветанный дворник: он был сознательный гражданин, болеющий душой за свою профессию.
Настроение у Миран было ужасное. Хотя как можно думать о своём настроении, когда муж в беде! Она представила, что сейчас приходится терпеть бедному изобретателю, который так не любит ездить на каталках и пользоваться общественными санузлами. И ещё неизвестно, чем они там в этих моргах пичкают людей!
В морге, как это ни странно, было совсем не тихо. Раздавались плач и стенания и, кажется, даже кто-то пел. Миран всегда думала, что в морг идут работать только ненормальные люди, а теперь решила, что это совершенные психи. Но, как вскоре выяснилось, балаган устраивали не работники морга, а сами покойники. И на их усмирение была выделена всего одна смотрительница. Такая довольно неприятная круглоголовая женщина. Её голова была округлена ежедневным массовым пением и плачем, как у любого социального работника. Она неподвижно стояла, уперши руки в боки, и посматривала исподлобья очень строго.
Миран сразу увидела своего мужа под номером 135 и хотела подойти к нему, но женщина, сделав шаг в её сторону, преградила путь.
— Ах да, конечно, простите, — Миран протянула ей направление, — Мне нужно забрать моего покойника. Вон он — на крайней каталке слева.
Работница презрительно покосилась на направление и ответила в таком же тоне:
— А ваш — не покойник.
— Не покойник?
— Не покойник, потому что он лежит и молчит. Это называется «спит». А скорее всего — притворяется.
— Он не может притворяться! — вскрикнула Миран, — Он старший научный сотрудник. Изобретатель в сфере ментальных технологий, — тут её голос дрогнул, — понимаете, у него это бывает, он склонен к смерти. Я боюсь, что он разочаровался или даже умер как изобретатель.
Смотрительница была видимо женщина небольшого ума или просто как-то однобоко запрограммирована. Она пошарила туда-сюда зрачками и недоверчиво спросила:
— Вам что, нужна справка для пенсионного фонда?
— Нет! Мне нужно оживить мужа. Я его люблю, и не могу, когда он в таком состоянии.
Дама удивлённо посмотрела на Миран, и она поняла, что болтнула лишнего для данной обстановки и слишком расчувствовалась. Она подумала, что женщина начнёт ворчать, скажет, что у неё и так голова от всех уже квадратная, и отправит за какими-нибудь ненужными справками в разные инстанции. Но дама почему-то наоборот смягчилась и сказала:
— Вам нужно к Мудрейшему.
— Да, мне нужно к мудрейшему! Вы не подскажете, где его искать?
— В густом лесу. Только каталку потом верните, — сказала дама и вывезла изобретателя, — На ней номер инвентарный. Вещь казённая.
Глава 5. Мудрейший и молчание предков
Миран шла по пыльной пустыни и везла перед собой каталку, с лежащим на ней капитаном. Ветер обдавал её лицо гарью, и оно уже давно стало чёрным. Она не чувствовала ни усталости, ни аллергии на пыль, а только думала о том, как ей пробраться в лес, если он весь в огне. И ещё о том, что иногда приятно оказаться в настоящих испытаниях: страдать и терпеть, а не только читать об этом в книгах. Если в юности мечтаешь о приключениях, то с возрастом это никуда не девается, только приключения становятся серьёзнее и иногда выглядят, как трагедия.
«Когда святые маршируют…». Это покойники напевали в морге, вот и пристала мелодия. И саксофон там такой… ту-ту-ту-ту, ту-ту-ту-ту-ту! Это не страшно, когда покойники поют, гораздо хуже, когда живые унывают. Миран вытерла стекавшую из глаза слезу, размазюкав на щеке сажу, и тоже запела.
Тут вспомнился дом и тихие семейные вечера, когда каждый уходил в свою комнату. И чего она всегда злилась, когда оставалась на кухне одна, никому не нужная? Ей вдруг подумалось, а почему бы тогда было не зайти в кабинет мужа, не обнять его ласково и не позвать пить чай. Сейчас совершенно точно поверилось, что он бы согласился, а раньше она только дулась от того, что муж так невнимателен к её одиночеству. И если бы она тогда знала всё то, что прочла пока они летели в космическом корабле, то было бы о чём поговорить… А сын? Конечно, он всегда убегал после ужина в комнату и уходил с головой в свои увлечения, в которых столько терминов, что не знаешь, с чего начинать разбираться. Хотя если начать с малого, то можно было просто попросить показать ей новые побеги гибискуса или уникальные белые соцветия розмарина. А потом сказать, что к чаю сегодня домашний пирог… Просто тогда было как-то обидно, потому что казалось, что семейная жизнь должна вертеться и устраиваться сама по себе, каким-то естественным способом. А если любовь надо отвоёвывать с усилием, то почему это должна была делать именно она? Какая мелочность.
Старший пилот подходила к вырубленному и сожжённому лесу. Вот теперь тебе, пожалуйста, получай горелые пни да пепел! Она сделала несколько шагов. Каталка здесь не проедет. Остаётся только сидеть и раскаиваться. Миран уселась на землю и вдруг увидела прямо перед собой крышку люка. Это была очень хорошая крышка. Миран попробовала её поднять, но как ни старалась, смогла сдвинуть только на чуть-чуть, и в образовавшуюся щель она крикнула: «Ау! Есть тут кто-нибудь?!», потому что ей показалось логичным, что кто-то может спасаться под землёй, если снаружи всё так выгорело. Она опустила крышку и стала ждать. И действительно, через несколько минут из под люка послышалось какое-то шибуршание, крышка открылась и показалась голова смешного человечка. Потом голова убралась, и высунулась другая, такая же человечечная. Голова улыбнулась и тоже убралась обратно в люк. Крышка закрылась. Через мгновенье возня совсем стихла. Миран принялась кричать и стучать по люку руками и ногами, и он вскоре снова открылся, и из него вылез удивительный и прекрасный человек. Это был Мудрейший, что было понятно по его мантии, хотя он был очень юн. Ростом 165 см, худенький с длинными тёмными волосами и выглядел он как…
— Жечь-Жечь, — представился мудрец, — зачем вы пришли? — и едва встретившись взглядом с женщиной, опустил свои зелёные глаза.
Материнское сердце радостно стучало, но Миран понимала, что эта встреча ещё не означала, что она нашла своего сына.
Тут из люка вылетела диковинная тварь, вероятно, мутант, и принялась кружить в воздухе, радостно лая. Двуглавая собачонка обладала крыльями и летала не хуже земной крупной неуклюжей птицы, например, гуся.
— Это что ещё за чернобыльский Пегасик? — Миран ещё не видела, местных животных и подумала, что они тоже угорели.
— Это инь-янь — редчайший вид лапо-крылых, — ответил мудрец и ласково поманил своего питомца. Он рассказал, что в одной такой особи на самом деле две души: головы часто ругались между собой и даже кусались, но потом всегда мирились. Бывало такое, что душа из одной головы выходила раньше, чем из другой: голова навеки засыпала, и тогда не было на планете несчастнее создания, чем одинокий Инь-Янь.
Миран смотрела на Мудрейшего, на его таинственный образ на фоне сгоревшего леса и уже почти подумала об основах педагогики, как он вдруг серьёзно спросил:
— Вы пришли услышать голос предков?
— Пожалуйста, давайте сначала затащим больного внутрь, — попросила она, и в этих словах чувствовалось недоверие к старческим голосам.
— Не будем говорить «больной». Скажем «несчастный».
— Несчастный? А почему Вы думаете, что он несчастный?
— Смотрите внимательней, когда человек несчастен или счастлив — это видно.
— Я, наверное, давно не смотрела, — смутилась Миран и стала пытаться поднять мужа с каталки. Но тут из люка один за другим выскочили 14 человечков в рабочих комбинезончиках. 13 из них с лёгкостью подняли изобретателя и втащили его в люк, а 14-ый повёз каталку обратно в морг. Миран тоже проследовала в люк. Последним влез Мудрейший и закрыл за собой крышку. Они спустились по удобной лесенке под землю метров на 5 и очутились в жилом помещении. Это была просторная и хорошо обустроенная хижина без окон, освещаемая огненными светильниками. Вдоль стен стояли разнообразные маленькие шкафчики, уставленные скляночками и пузырьками в фармацевтическом порядке, а также развешены для сушки травы, цветы и коренья. В центре хижины пылал очаг с висящим на нём большим котлом. Рядом стоял деревянный стол без скатерти и двумя лавками. В соседней комнате была лежанка, столик, сундук и небольшая библиотека. Человечки уложили изобретателя на лежанку и один за другим покинули помещение. Миран укрыла мужа одеялом и зажгла у постели керосиновую лампу. Потом она вышла на кухню, где Мудрец варил что-то в котле. Он делал это очень церемонно, и Миран невольно засмотрелась.
— Вы можете заглянуть вглубь вещей? — спросил Жечь-Жечь после долгого молчания и бросил в котёл корень силугая.
— Попробую, — ответила Миран и заглянула в котёл. Варившаяся похлёбка хорошо пахла чем-то домашним и уютным. У Миран стало спокойно на душе: она умылась водой из ковшика и хотела уже накрывать на стол, но вдруг подумала, что она не слишком глубоко заглянула. Она посмотрела на Мудрейшего, но он молчал.
— Я не поняла, — начала было Миран.
— Молчите. Если есть о чём, то молчите, — сказал мудрец и поднял глаза к потолку. Миран как ни силилась, не могла подумать ни о чём мистическом, высшее научное образование перекрывало поток, соединяющий её с мудростью предков. И она с беспокойством наблюдала, как по комнате летали какие-то гипертрофированные насекомые и могли в любой момент угодить в котёл с похлёбкой.
— Как взглянуть? У меня не получается, — наконец сказала она. Мудрейший уже вышел из образа и сидел с поникшей головой:
— Я не знаю, — сказал он тихо, встал и вошёл в комнату к отцу. — И давно он так? — спросил сын, и в его голосе слышалась подростковая ответственность.
— Думаю давно, просто мы не смотрели, — Миран тоже вошла в комнату.
Изобретатель лежал на койке из драмурского войлока, очень колючего, но полезного при многих заболеваниях. Вокруг него тоже летали какие-то носокрылые и некоторые даже ползали по подушке. Паразиолус заполз прямо на шею и уже готовился вонзить в капитана своё жало. Миран стряхнула паразиолуса на пол и, поставив на столик кувшин с водой, стала стирать с лица мужа сажу. Она хотела что-то спросить у Мудрейшего, но почувствовала, что не знает что. Жечь-Жечь тоже присел рядом, и они долго молчали. О чём можно говорить, когда всё уже вот так? Когда за всю жизнь почти ни о чём таком не говорили, а теперь уже вот так.
Зачем люди живут семьями? Ведь это так сложно: характеры словно нарочно такие противоположные! Диссонанс ощущается и в минуты радости и в периоды страданий и искушений. Весь смысл что ли в том, чтобы всю жизнь преодолевать и преодолевать? Но где найти силы, чтобы преодолеть хотя бы это тяжёлое молчание? Но тем не менее, всё уже вот так: и эта маленькая комнатка просто обязана сблизить людей сама по себе, а дальше уже как пойдет.
Глава 6. Кто перепрограммировал Наяму
— Это я перепрограммировал Наяму, — вдруг сказал Жечь-Жечь.
— Но этого не может быть! — подумал изобретатель, которому уже надоело притворяться, но он не мог просто так очнуться, когда всё так далеко зашло. Хотя очнуться и сказать: «Этого не может быть!» было очень логично, во всяком случае, эффектно. Айрон собрал все свои душевные силы и приподнялся на постели:
— Этого не может быть! — сказал он, — Перепрограммировать Наяму невозможно. Разве что создать совсем отличный от моего алгоритм.
— Не отличный, а троично-параллельный. Хотя принципиальное отличие, конечно, в том, что теперь она автореальна, — Жечь-Жечь изобразил на пальцах салют, — Пыжь!
— Ну это уже слишком, — вскипела Миран, — я вам сейчас покажу «пыжь»! Она вскочила и, не помня себя от радости, стала ругаться сначала на мужа, потом на сына, но её никто не слушал: «учёные» обсуждали новое открытие. Ах, какие они хорошие, когда сидят вместе и говорят о серьёзных вещах. Их глаза при свете керосиновой лампы горели тем самым огнём, который заставляет подниматься ввысь космические корабли. Наука объединяет умы и ведёт человечество в новые миры. …Спро;сите «зачем»?
Дверь на потолке открылась и в лачугу спустились человечки, которые прислуживали мудрейшему. Только теперь они были одеты в робу-металлик и голюмные колпаки. Старший сложил руки на груди, низко поклонился и доложил:
— Господин, наши старатели вырубили ещё 100 га арабикуса и сожгли 200. Ждём дальнейших указаний.
— Вот идиоты! — поморщился Жечь-Жечь и мучительно приложил указательный палец к своей брови, а потом замахал руками и закричал, — Что вы делаете?! Нельзя вырубать арабикус! Понятно?! Это прекрасные деревья со съедобными плодами!
— Понятно. Продолжаем ликвидацию арабикуса.
Сивирские гномы — это удивительный народ: они абсолютно незлобивые, но тем не менее с какой-то тупой ожесточённостью вырубают и поджигают прекрасные леса, которыми так славилась планета. Возможно, это какой-то ритуал, но скорее всего — вирус-программа. Планета была обречена на погибель, и её мудрейший правитель — всемогущий повелитель гномов Жечь-Жечь ничего не мог с этим поделать.
Гномы удалились, и в доме начало что-то проясняться. Отец с сыном стали искать решение сивирской проблемы: они говорили о возможности вирус-контроля, перезагрузке и ещё много о чём. Мать тем временем накрыла на стол и разливала по тарелкам ароматную похлёбку. Подумать только, какая у неё выдающаяся семья: муж изобретает Наяму, сын придумывает новый алгоритм, и всё это на гране катастрофы. От их гениальных умов сейчас зависит судьба планеты, а может и всей межпланетности. Но самое главное, что это произошло во имя любви. Когда Михей понял, что его семья переживает серьёзный кризис, то придумал хитроумный план по спасению брака своих родителей. Он, как и его отец, обладая гениальным умом, в кратчайшие сроки изучил кучу наук и перепрограммировал Наяму. Он понимал, что совместные испытания подействуют сплочающе на семью. И, как видите, не ошибся. Вот такое изобретение во имя любви, и если любишь, то слово «зачем» отпадает само собой. Конечно, здесь не исключены ошибки и даже очень серьёзные промахи. Но если ничего не делать, не бороться за свою семью, масштабы разрушений будут хоть и не вселенские, но это будет тоже катастрофа, по сравнению с которой автореальность Наямы — всего лишь юношеский максимализм.
После ужина все сидели у очага и пили чай из сивирских трав. Жечь-Жечь рассказывал о местных обычаях и законах, о чудаковатости гномов и о знаменитых сивирских апельсинах, которые в изобилии росли в лесах. Айрон высказывал разные идеи по ликвидации пожара и сеансу массового гипноза для поджигателей, которые Мудрейший корректировал в зависимости от условий сивирской реальности. А Миран, поддерживая общее воодушевление, так часто улыбалась, что изобретатели чувствовали, что они на верном пути.
— Надо вызвать дождь. Здесь вообще бывают дожди?
— Нет. Но имеются подземные водоёмы, которые протекают на небольшой глубине, позволяющей растениям в изобилии питаться корнями. — Мудрейший достал карту планеты, многочисленные водоёмы были отмечены на ней синими пунктирными лужами.
— Можно вызвать воду наружу! Устроить глобальный полив. Вот тут, тут и тут мы создадим «изподземные» поливалки, — изобретатель натыкал в карту кнопок и уже рисовал схему простейшего оросительного прибора. — А гномы пусть качают насосы: если у них будет важное дело, то не станут всякой ерундой заниматься.
Инь-Янь до этого момента мирно дремавший на коврике, вдруг начал изображать явное беспокойство. Он летал по комнатам и лаял, хотя ему запрещалось летать по комнатам и лаять.
— Выведу его погулять, — сказал Жечь-Жечь и поднялся с псом в выходное отверстие. Но на улице питомец снова вёл себя так, словно его что-то тревожило. Он метался туда-сюда, прислушивался к завыванию ветра, и наконец, взяв верное направление, потащил хозяина в сторону Грумского ущелья.
Глава 7. Апельсин
Когда Мудрейший вернулся в своё подземное жилище, его родители были заняты выдуванием каучуковых деталей для поливочных конструкций. Они сидели на лежанке, подобрав под себя ноги, и дули в специальные трубки. От напряжения их лица покраснели, и то и дело кто-нибудь не выдерживал и начинал смеяться.
— Я хочу апельсин! — сказала Миран и надула щёки.
— К сожалению, апельсины кончились, остались только горелые пни, — ответил Айрон и тоже надул щёки. Жечь-Жечь никогда не видел, чтобы его отец шутил и смеялся, поэтому он застыл в дверном проёме и даже забыл о чём хотел сообщить. Наконец они посмотрели на сына, и он радостно спросил: «Угадайте, что я нашёл?»
— Апельсин! — в один голос сказали родители и снова засмеялись.
Тогда Жечь-Жечь достал из рукава мантии котёнка. Он был маленький и абсолютно тёмно-серый. Этого беднягу они с Инь-Янем вытащили из Грумского ущелья. Котёнок глазел по сторонам, щурился и всё время чихал.
— Бедняга — он же весь пыльный! — забеспокоилась Миран, — Его надо срочно искупать.
Жечь-Жечь нагрел в ведре воды и вымыл котёнка с отваром мыльного корня. После этого вода в ведре стала абсолютно чёрной, а котёнок — абсолютно рыжим. Апельсин лежал на лавке, укутанный полотенцем, и мурлыкал. Жечь-Жечь сидел возле него на корточках и чесал ему за ушком:
— Надеюсь, он будет есть жёлуди, а то сивирские сосиски — это ужас что такое.
Жечь-Жечь насыпал в миску немного желудей, — А можно мне взять его с собой, когда мы вернёмся на Землю?
— Взять что-то из Наямы? Это невозможно, — начал было отец.
— Но это же последний сивирский апельсин! Вы бы только знали, чего мне стоило его спасти.
Хотя такие вещи родителям порой лучше не знать. Не все имеют достаточно крепкие нервы, чтобы спокойно слушать о том, как их сын висел над обрывом на сухой надломленной ветке и тянул к котёнку руку, и вдруг сорвавшись и пролетев несколько метров, повис на другой сухой надломленной ветке, порвав при этом свою почти новую мантию. Далеко не все родители могут воспринимать это как приключенческий триллер в лучших традициях американского кинематографа.
— Я лично не против домашнего питомца, — вступилась за сына мать, — Я всегда считала, что мальчику это пойдет на пользу.
— А если он будет мяукать по ночам или гадить в мои тапки? — спросил отец, но это был уже риторический вопрос.
Наутро всё было готово к «сивирскому потопу». В хижину спускались гномы в голубых дождевых плащах и резиновых сапогах. Каждый из них получал насос, шланг и инструкцию по установке. Снарядив гномов всем необходимым, изобретатели отправились к намеченным пунктам. Собрать и запустить конструкцию — оказалось делом несложным, так как гномы были сообразительны в трубо-монтажных делах, к тому же у них имелись необходимые для этого буро-копательные инструменты. Они ловко работали, а Жечь-Жечь и Айрон уже запускали в воздух лазерный водо-рассекатель, который должен был распределять струи воды, подаваемые установками так, чтобы можно было потушить пожары, распространившиеся на многие-многие километры. Запускался каучуковый акведук обычным поворотом вентиля: и вот уже повсюду гномы орудовали насосами, и в воздух били струи сивирской подземной воды. Жечь-Жечь с помощью дистанционного пульта управления включил рассекатель, и струи были преобразованы в почти настоящий дождь. И это было здорово! Гномы качали насосы и смеялись: они никогда не видели дождя и все единодушно решили, что теперь их хобби будет дождетворение. Жечь-Жечь носился под дождём и радовался, как нормальный ребёнок. Айрон сидел весь мокрый и с восторгом смотрел на то, как дождь тушил пожар. Ах дождь! Почему он раньше так не любил его и всегда досадовал, если случайно забыв зонтик, оказывался вдруг под пусть даже самыми незначительными осадками. Изобретатель пригладил мокрые волосы и направился к подземному убежищу. Он спешил поделиться радостью со своей женой. Спустившись в люк, он, по джентельменски поддерживая её за руку, помог выбраться на поверхность, тут же раскрыл над её головой зонтик, а сам смотрел на жену словно юноша, подготовивший любимой девушке удивительный сюрприз. Миран была восхищена таким вниманием чуть ли не больше, чем сивирским дождём. А тут было чем восхищаться: лазерное свечение окрашивало капли в цветовой спектр и получалось, что в воздухе были сотни радуг. Чета Скрин ещё долго стояла под дождём. Но любовались они уже друг другом, а их руки невольно сомкнулись объятиями.
Вскоре пожары совсем потухли, но было целесообразно как следует пролить засохшую землю, чтобы почвенный слой обрёл прежнюю плодородность.
Когда Жечь-Жечь наконец отключил систему, и уставшие гномы пошли по домам, чтобы просушить свои голубые плащики, семья учёных-изобретателей решила ещё прогуляться и осмотреть планету. Котёнок Апельсин и Инь-Янь носились по лужам, обдавая всех кучей грязных брызг. Не хотелось нарушать такую идиллию, но Айрон всё же сказал:
— Скорее всего придётся уничтожить Наяму…
— Если считаешь нужным, — начала старший пилот, — я поддерживаю…
— А как уничтожить? Где её кнопка самоликвидации? — тут же включился в обсуждение Жечь-Жечь.
— Я не знаю, — признался капитан, — но должен же быть какой-то способ, и рано или поздно это откроется нам. А сейчас мне надо всё обдумать.
— Знай, что бы ты не решил, мы поддерживаем тебя…
— И готовы помочь тебе в любую минуту, — закончил сын.
— Тогда давайте вернёмся на корабль. Там мне лучше думается.
Скрины сами не заметили, как очутились возле своего Да Винчи.
Ориентация на местности в испытательных путешествиях такова, что дорожка сама ведёт тебя куда нужно, и ты приходишь именно туда, куда должен прийти. Путники взошли на борт корабля, и дверь шлюзовой камеры плавно закрылась.
Глава 8. Возвращение к земной реальности
На самом деле капитан Айрон Скрин уже придумал кое-какой план, но не спешил делиться им с остальными. Он обдумывал своё новое рискованное изобретение.
Как можно стать ещё умнее, ещё гениальнее? Как находить выход из любых сложных ситуаций? Как в полной мере распоряжаться общечеловеческим научным багажом? Дело в том, что всё, когда-либо прочитанное или услышанное, остаётся в голове человека навсегда где-то в подсознании и дремлет там, иногда неожиданно выдавая нужные мысли и воспоминания. Сознательно пользоваться подсознанием невозможно. Но не для нашего изобретателя! Он решил сделать прибор экстренной мозговой встряски. Айрон скрывал это, потому что был уверен: жена не позволит ему так рисковать головой. Любой учёный в сфере ментальных технологий скажет, что в испытаниях стимуляционных приборов присутствует значительная доля риска. Но по мнению Скрина риск был небольшой. И вот, когда все уснули, изобретатель пооткручивал кое-где на обшивке корабля ненужные гаечки и шпоночки и, найдя на кухне необходимого размера кастрюлю, принялся за работу. На моделирование устройства ушла целая ночь. И вот наконец чудо-котелок «вари голова» был готов. Испытать его на обезьянах в условиях суровой сивирской реальности было невозможно, и изобретатель, запершись в ванной комнате и надев прибор себе на голову, уже смотрел на кнопку, которую держал в руке. И вдруг он замер в нерешительности. Ему вспомнилось, как старший пилот напевала «святых», когда катила его на каталке в дыму пустыни, вспомнилось, как он вместе с Мудрейшим конструировал и запускал лазерный рассекатель, и как они все вместе гуляли после дождя. Его семья так много значила для него, и изобретатель был готов пожертвовать для неё чем угодно, но что будет если вся эта активизация информационного хлама вытеснит из его разума эти тёплые, но, возможно, незначительные, с точки зрения науки, воспоминания. Айрон с ужасом посмотрел на кнопку. Ещё секунда и он бы нажал на эту пуговицу с проводочком, срезанную со скафандра жены, но эта необъяснимая созерцательная заминка сделала своё дело. В кабинку уже стучалась его жена. Она всегда очень рано просыпалась и шла в душ.
— Милый, доброе утро! Выходи немедленно, сейчас моя очередь!
Изобретатель быстро снял прибор с головы, выбросил его в мусорное ведро и, наспех умывшись и почистив зубы, вышел из ванной комнаты.
«А ну его, это изобретение», — думал Айрон, повеселевший от водных процедур, — ну не стал я самым умным, ну обречены мы на веки вечные скитаться по бескрайнему космосу нашего разума. Главное, что мы вместе».
Он сидел в кабине космического корабля и с долей астро-романтизма листал бортовой журнал. А что если просто взять курс на Землю, а там уж посмотрим, как поведёт себя эта своенравная реальность. В любом случае, сивирская миссия завершена, и Да Винчи может снова подняться в небо. Капитан забил нужные координаты. Вот она — эта маленькая планетка на такой большой карте звёздного неба. Но что она делает с сердцем каждого межпланетного путешественника, когда он находится вдалеке от дома! Она звала его, и этот голос был громче целого хора ещё неизведанных планет. Капитан уверенно нажал кнопку запуска полёта. Корабль начал необходимые приготовления: заработали приборы, послышалась приветственная болтовня бортового компьютера, а Айрон словно завороженный смотрел сквозь мокрое стекло блистера на голую планету, которая на самом деле оказалась такой плодородной для их семьи, подарив им истинные плоды разума. Он с сожалением думал о том, что уже не увидит как на ней снова зацветут прекрасные сады и леса. Но только он подумал об этом, как поверхность планеты стала прямо на глазах преображаться: пустынная поляна, на которой стоял их корабль, превратилась в луг, а чёрные коряги вдали оделись свежей листвой. Перед его взором предстала полная жизни природа, почти такая же прекрасная, как на Земле.
Изобретатель в изумлении вскочил и стал звать жену и сына, но они не прибежали. Тогда он вышел из кабины и стал искать их по всему кораблю, но их нигде не было, потому что… и не могло быть! Когда капитан понял это, он засмеялся, хлопнул себя по лбу и… вышел из Наямы.
Жена с сыном уже ждали его в гостиной.
— Вы не очень сердитесь, что всё так получилось? — спросил Михей, напрашиваясь на всеобщую похвалу.
— Мне кажется, я счастлив, — сказал капитан, и его глаза сияли.
— Но это же только фантазия, только сбой программы. А в жизни всё будет по-старому! — Миран вдруг заплакала. У женщин иногда случаются такие срывы, когда, казалось бы, всё замечательно, но вот — …какая-то истерика. В таких случаях мужчина должен правильно поставить голос и сказать бархатными обертонами:
— А ты верь, просто верь в нас, — и изобретатель обнял жену за плечо.
— — — — — — — — — —
Прошло два года, приближалась заветная командировка на Сивир, но Сёмин абсолютно спокоен. Он готов к межпланетным исследованиям, ведь у него такая сплочённая команда: старший пилот и младший пилот — это его самые близкие люди, с которыми он может разделить сложнейшие космические и жизненные испытания. Теперь они полны сил, потому что нашли тот пресловутый апельсин вдохновения. Да, то что они нашли в ходе троично-параллельной экспедиции разума — это простое семейное счастье, которое для их семьи оказалось невозможным без взлётов и падений.
А как же Наяма, спросит пытливый читатель, пользуются ли Сёмины теперь её реальностями, к примеру, чтобы поиграть в баскетбол на пляжах Малибу, когда за окном их города идёт дождь? Но они так привязаны к родному городу, и к тому же не боятся дождя! Если честно, то — нет. Им совсем не до этой безделушки. Наямой с тех пор никто не пользовался, она пылится в кабинете и ждёт того дня, когда изобретатель Сёмин младший перепрограммирует её во что-нибудь более стоящее.
Мария Александровна вернулась работать в Типогон и, к своему удивлению, обнаружила, что Эмма Хоченпочен — полная седоватая дама в очках окулярах. А так же её постигло разочарование относительно спектра деятельности научно-исследовательского центра. К примеру, почему Типогон до сих пор не занимается семейно-сплочительной техникой?! Благодаря своему энтузиазму, она не долго думая сформировала новый отдел и стала его начальником. Теперь она изобретатель в сфере бытовых приборов, но мы вас уверяем, что её муж ни разу не подшутил по этому поводу.
Вот они легендарные Сёмины — сидят у себя дома на диване, плотно прижавшись друг к другу, и мать зачитывает заметку из Сайанс Ньюз, в которой говорится об их предстоящем полёте. У них на коленях растянулся здоровенный рыжий кот по имени Апельсин. Это тот самый котёнок, которого они привезли из Сивирского путешествия. А если кто-то скажет, что этого не может быть, что это не тот котёнок, а просто похож, то он зря читал эту повесть.
К слову сказать, апельсин не всегда может вести себя хорошо и соответствовать вашему представлению об апельсинах. Вот конкретно этот подарочек действует просто возмутительно и переделал под себя весь семейный уклад. К примеру, он не выносит закрытых дверей, особенно по вечерам, и по-настоящему уединиться в семье Сёминых теперь практически невозможно. А ещё он навёл такой «порядок» в оранжерее Михея, что растения из его комнаты пришлось рассадить в труднодоступные места по всей квартире, и теперь за ними ухаживает вся семья. Ну а о том, что он любит лежать на диване, положив голову на колени маме, туловище на колени папе, а хвост на колени сыну, мы уже говорили.