Глава Третья. Свадьба и бракосочетание.
Казенная, вполне обыденная обстановка одной из московских больниц меньше всего интересовали Людмилу. Уже полчаса прошло с того момента, как дверь в операционную за тележкой, на которой везли Лену, закрылась, и тут же вступила в свои права полная, мучающая своей абсолютностью, неизвестность. Выбегавшая из операционной и куда-то спешащая медсестра только усиливала нервозность, отказываясь отвечать на вопросы, находившейся на грани срыва, Людмилы.
— Дима, да, что ж это такое? - сквозь слезы спрашивала Людмила сидевшего рядом и натужно молчавшего Дмитрия. – Они уже два часа с ней возятся, а нам ничего не говорят.
— Люда, возьми себя в руки, наконец! – ответил Дмитрий. – Ранение очень серьезное. За пять минут такие проблемы не решаются. Леной сейчас занимаются лучшие специалисты. К тому же, с ней – Антон. Он-то уж точно проследит, чтоб все было в лучшем виде.
— Погоди, а причем здесь Антон? - спросила ошеломленная Людмила. – Что он вообще тут делает? Ему что, мало того, что Лена сейчас из-за него при смерти находится?
— Ну, ты краски-то не сгущай. Антон-то в чем виноват? В том, что стреляли в него, а попали в нашу сестру? Люд, знаешь: если и предъявлять кому-то претензии, то, в первую очередь, твоему дяде.
Сам Антон в этот момент был далее от споров, разгоравшихся вокруг его персоны. Уже второй час он стоял за операционным столом и внимательно следил за манипуляциями, проводимыми более опытными коллегами.
Положение действительно складывалось более чем серьезное. Пули, попавшие в ноги, раздробили кости настолько, что, казалось, ни о каком восстановлении нижних конечностей не могло идти речи, а поврежденный позвоночник, похоже, обрекал молоденькую девушку на невозможность самостоятельно ходить. В виду совершенно безрадостной картины неутешительный вывод напрашивался сам собой: ноги сохранить не удастся.
— Готовьтесь. Будем ампутировать, – прозвучала команда корифея хирургии Петра Валдаева.
Представить себе, что это всесовершенное тело может быть в одночасье изуродовано, Антон не мог. Что могло последовать за ампутацией, он представлял хорошо, а поэтому решил приложить все силы, чтобы предотвратить подобный исход.
— Петр Карпович, позвольте… - обратился Антон к Валдаеву.
То ли из простого любопытства, то ли из-за чрезмерной дерзости этой просьбы Валдаев не счел нужным вступать в пререкания с молодым специалистом и послушно уступил ему свое место за операционным столом. Вместо положенного времени, операция длилась восемь часов. Антон выжал из себя максимум знаний и максимум умения, и это принесло свой положительный результат.
Костная, мышечная ткани были восстановлены, пули извлечены, швы аккуратно наложены, и уже, казалось, ничто не напоминало о прозвучавших несколько часов назад выстрелах. Но тут наступила очередь нейрохирургов, а результат их работы оказался куда менее утешительным.
— Мы сделали все, что от нас зависело, – заявил профессор нейрохирургии Казанцев. - Теперь все находится в руках Божьих. Организм, конечно, молодой, но шансов на полное выздоровление, откровенно говоря, мало.
— Василий Васильевич, Леночка что, больше никогда не сможет ходить? – спросил Антон.
— Надежда умирает последней, молодой человек, но больших иллюзий я бы питать не стал. Знаете, сейчас наша медицина находится не на том уровне, чтобы решать подобные вопросы.
Утешение было, конечно, слабым, но оно, как это не покажется странным, в разы увеличило любовь Антона к этому ангельскому, совершенно беззащитному существу, ставшему жертвой чьей-то изощренной жестокости. В этот момент не было ничего, чем бы Антон не мог поступиться, чем бы не мог пожертвовать ради той, которую любил больше всего на свете.
Время, протекавшее медленно и от этого мучительно, уже утратило для Людмилы свое предназначение. Все её мысли, все её существо были направлены только на то, чтобы с любимой сестрой все разрешилось благополучно. Долгие часы, прошедшие с того момента, как Лену увезли в операционную, показались Людмиле вечностью, а неизвестность сковывала грудь невидимыми обручами.
Наконец, дверь из операционной открылась и оттуда вышла группа людей в белых халатах.
— Вы – родственница Лены Лариной? – спросил Людмилу подошедшей к ней Валдаев.
— Да, – ответила Людмила. – Я – её сестра.
— Порадовать мне вас нечем, – продолжил эскулап. – Со своей стороны мы сделали все возможное. Единственное, чем я могу вас утешить, - это то, что ноги вашей сестре удалось сохранить. Но вот ходить в ближайшее время она не сможет. Понимаете, пуля задела позвоночник…
Чем дольше говорил доктор, тем сильнее на лице Людмилы становилось выражение гнева. Источник бед Лены стоял здесь же, перед ней, и не высказать ему в лицо все, что она о нем думает, Людмила просто не могла.
— Так! Еще раз увижу тебя рядом со своей сестрой – пеняй на себя! Она, вон, из-за тебя без ног осталась.
— Люда! Люда, держи себя в руках! – попытался урезонить не в меру распаленную Людмилу Дмитрий. – Благодаря Антону, между прочим, ноги нашей сестре вообще удалось сохранить.
— Дима, ты слышал, что сказал врач? Лена больше никогда не будет ходить, и это все, между прочим, из-за него. Из-за его дурацких бредней про женитьбу, про Рязань…
Переубеждать Людмилу в том, что она несколько заблуждается относительно молодого человека, было делом абсолютно бесполезным, а поэтому Антону с Дмитрием не оставалось ничего другого, как просто отойти в сторону.
— Ты её тоже пойми, – сказал Серковский возлюбленному своей сестры. – Кроме Лены, у неё никого нет.
— Как нет? – удивился Антон. – А её бабушка? А дядя Вадим с тетей Аней? А ты, в конце концов?
— Ну, я – вообще карта отыгранная. После того, что я натворил, вряд ли стоит надеяться на прощение с её стороны. – Дмитрий тяжело вздохнул. – Дядя Вадим с тетей Аней… у них своя жизнь, свои заботы. Так что ближе Лены у Люды никого нет.
— Дим, ты все еще любишь Люду? – вдруг спросил Антон.
— Сейчас вообще не обо мне речь. В данный момент главное – поставить Лену на ноги, а кто кого любит, а кого – нет, разбираться потом будем.
У случайно услышавшей обрывки этого разговора Людмилы замирало сердце при каждом произнесенном слове. До этого момента ей казалось, что безумная любовь, однажды внезапно вспыхнувшая, навсегда похоронена в прошлом, но сейчас…
Былые чувства, казалось, угасшие навсегда, вспыхнули с новой силой, а любовь, похороненная навечно в прошлом, ожила вновь. В памяти снова воскресли минуты счастья, проведенные рядом с любимым человеком, в одночасье ставшим чужим…
Долгие часы, проведенные Полиной в приемном покое одной из московских больниц, показались ей вечностью. Впереди были только неопределенность и полная неизвестность того, что будет дальше происходить с её жизнью. Выбраться из того ужасного места, в котором она оказалась много лет назад, было лишь половиной той миссии, которую Полина, во что бы то ни стало, должна была завершить.
Главным делом её жизни было – найти сына, которого у неё грубо отняли двадцать шесть лет назад, и о котором с тех пор ей ничего не было известно.
Погруженная в свои размышления, Полина не заметила подошедшего к ней Дмитрия.
— Полина Аркадьевна, нам с вами надо решить, что делать дальше, – сказал Серковский. – Понимаете, оставаться в Москве надолго вам нельзя. Как только Герман узнает, что вам удалось выбраться из этой клиники, на вас тут же начнется охота…
— Молодой человек, вы бы не могли отвезти меня к Ане Гусевой? – перебила Полина Дмитрия. – Она – моя лучшая подруга, и, как мне кажется, в первую очередь имеет право знать, что я жива.
Надо ли говорить, каких усилий стоило Анне сдержать себя, чтобы не упасть в обморок при виде живой, хоть и не вполне здоровой, Полины? Взрыв эмоций, последовавший за этим, тоже вряд ли поддается описанию. Минуту Анна не могла поверить своим глазам, что перед ней стоит неведомо как воскресшая подруга, которую уже много лет все считали умершей.
— Поленька, да, что же это такое? – причитала Анна. – Мы ведь все считали тебя давно умершей. Я ведь лично видела, как гроб с тобой в могилу опускали.
— Анют, да, я сама уже давно себя мертвой считала, – ответила Полина. – Место, где я пробыла все эти годы, мало чем отличается от могилы.
— Анна Трофимовна, можно Полина Аркадьевна побудет у вас какое-то время? – спросил Дмитрий.
— Конечно! Это даже не обсуждается, – ответила Анна. – Будет жить у нас столько, сколько понадобится.
Оставшаяся часть дня прошла у двух подруг в бесчисленных разговорах. Анна все не могла понять, у неё просто не укладывалось в голове, как такое вообще возможно. Живой человек был объявлен мертвым, память о нем старательно стиралась, и даже родная дочь толком ничего не знала о том, кто её мать.
— Представляешь, а Лиза до сих пор думает, что ты была не в себе, – сказала Анна. – Я уж не знаю, чем ей там Герман мозги законопатил, но она до сих пор верит в сказочку про какой-то там нервный срыв.
— Ой, Анют, зная своего мужа, я этому даже не удивляюсь. Лично меня другое интересует: где мой сын? Хоть Герман и говорил, что мой мальчик умер, но знаешь, сердце мне подсказывает: жив он!
Хлопанье двери в прихожей оповещало о возвращении с работы Вадима Викторовича. У Гусева на несколько секунд даже пропал дар речи, когда он увидел воскресшую подругу своей жены.
— Поля, я ничего не могу понять! – немного придя в себя, сказал он. – Я ведь лично гроб с тобой на руках нес.
— Видишь, Вадик, чудеса иногда происходят, – развела руками Полина. – Я сама себя давно похоронила. Если бы не Леночка, не эти молодые люди, не знаю я, чем бы все это закончилось.
Рассказанные Полиной подробности её пребывания в столь невеселом заведении привели Вадима Викторовича в состояние шока. Он никак не мог понять, до какой степени может дойти человеческая жестокость и изобретательность в этой жестокости.
— Теперь ты понимаешь, Ань, что история с Черкасовыми – это, скорее всего, не сказки? – спросил он жену. – Ради достижения своих целей этот человек способен на все, что угодно!
— Всего ожидала от Германа, но такого… - сокрушалась Анна. – Главное, за что им муки-то такие?
Вопрос был из тех, на который, пожалуй, никто не мог дать сколь-нибудь вразумительного ответа.
Сам Герман Сапранов, пожалуй, еще никогда не чувствовал себя до такой степени неуверенно. Новости из клиники дошли до него молниеносно, что не могло не вызвать приступ небывалого раздражения, переходящего в откровенную истерику.
— Слушай, Владимиров, ты хоть понимаешь, что после этого тебе не жить!?! – кричал в трубку Сапранов. – Умирать будешь долго и мучительно! Это я тебе обещаю!
Бросив трубку, Герман еще долго не мог отдышаться. То, что произошло, теперь висело над ним, как дамоклов меч.
— Знаешь, а я бы, на твоем месте, поторопился с приведением приговора в исполнение. – сказал сидевший рядом Ромодановский. – Ты только представь, носителем какой информации этот Владимиров является. Ведь если он каким-то образом раскроет рот, мало никому не покажется.
— Знаю, Володя! Все я знаю! – ответил Герман. – Только ведь дело тут не только во Владимирове… Пойми, мне теперь Полина житья не даст. А если еще учесть, что она там, судя по всему, скорежилась с Леной…
— … Тогда положение твое становится просто опасным. Можешь себе представить, какие разбирательства за этим последуют? На любой из твоих карьер можно будет ставить жирный крест.
— Сейчас главное – Ленку найти. Вот куда моя племяшка с этим олухом Серковским её спрятали? Они что, думают, я на них никакой управы не найду? Да, у них земля под ногами гореть будет, они оба проклянут тот день, когда родились, но Лена все равно будет моей.
Одержимость Леной с каждым днем становилась все очевиднее для всех, кто хоть сколько-нибудь знал Германа. Говорить о ней без страсти, вспыхивающей в его глазах, он не мог, и всякий раз подчеркивал, что его невеста может принадлежать только ему, так как обязана своем жениху буквально всем.
— Герман, а тебе не приходило в голову, что этой девочке ты просто не нужен? – спросила как-то Варвара Захаровна. – Она ведь может полюбить более молодого, понятного ей человека.
— Мама, я же лучше знаю, что ей нужно. – нисколько не сомневаясь, ответил Герман. – Благодаря мне, она вылезла из того болота, в котором до этого прозябала. Только благодаря мне, Лена не угодила за решетку, куда её вот-вот должны были отправить на долгие годы! Так что, сама видишь, эта девочка обязана мне буквально всем.
Сама Лена находилась в этот момент в пограничном пространстве, отделяющим мир живых людей от мира небытия. Частично успешно выполненные операции лишь поддерживали жизнь в теле девушки, но не возвращали к ней. Само тело, подключенное к проводам и трубкам, скорее напоминало вместилище многочисленных страданий, чем обитель человеческой души.
Дни и ночи, проводимые Людмилой у постели сестры, только усиливали тревогу за то, что с Леной будет дальше. На своей личной жизни, на своих увлечениях, привязанностях Людмила поставила большой и жирный крест, решив, что отныне все её существование будет принадлежать вновь обретенной родной сестре.
— Пить… Воды… - раздался слабый голос Лены одним утром, что оповещало о её возвращении в сознание.
— Леночка, милая, потерпи немножечко. – принялась причитать бросившаяся к ней Людмила. – Тебе сейчас нельзя… Потерпи…
Сама Лена совсем не осознавала ни того, что с ней было, ни того, что происходило сейчас. Сознание девушки не спешило вновь вступить в свои права, поэтому рассуждения, очнувшейся после наркоза, Лены были абстрактны и нечленораздельны.
— Папа… Мама… Алеша. – повторяла Лена, находясь в полузабытьи.
— Солнышко, постарайся поспать, – сказала Людмила, заботливо прикрывая сестру теплым одеялом.
— Где Антошка? – прозвучал следующий вопрос Лены. - Почему его здесь нет?
Произнесение этого имени действовало на Людмилу, как красная тряпка на быка. Все выводы для себя, как ей казалось, она уже сделала, и Антон представал в них, как главный виновник того, что случилось с Леной.
— Как она? – шепотом спросил вошедший в палату Дмитрий.
— Начала в себя приходить – ответила Людмила, а потом, сквозь слезы, спросила: - Димка, что ж мы ей теперь скажем?
— Скажем, что она у нас – самая лучшая сестра, которую мы очень любим. Скажем, что нет ничего, что бы мы для неё не сделали…
— … и что она ходить больше никогда не сможет, тоже скажем?
— Люся! Люсь, давай договоримся так: вот этот Ленин диагноз – это руководство к нашим дальнейшим действиям. Мы ж с тобой не собираемся сидеть, сложа руки? Лично я перелопачу весь интернет. В наше время должны быть какие-нибудь эффективные средства для решения подобных проблем. Если не в нашей стране, то заграницей точно…
Тон, каким говорил Дмитрий, исходившее от него тепло и участие не могли не понравиться Людмиле. Былые чувства, затаившиеся на дне души, ожили вновь, а в сердце вновь поселилась давно забытая, сладостная нега.
— Ты, главное, верь, что все будет хорошо, – произнес Серковский. – Я ведь землю переверну, но наша сестра снова будет ходить.
От слов Дмитрия веяло уверенностью и каким-то неподдельным теплом. Слова, которые он произносил, были абсолютно искренны, чего Людмила не могла не заметить. Перед ней снова стоял тот же юноша с невероятно добрыми и немного грустными глазами, которого она встретила на летней ярмарке.
В себя Лена приходила долго и мучительно. Сказывались и послеоперационные боли, и традиционно-мучительное состояние после наркоза. Открыв глаза, девушка, казалось, не могла понять ни где она находится, ни что с ней произошло. Даже присутствие рядом лучшей подруги было для Лены маленьким утешением.
— Где я? – был первый вопрос начавшей приходить в себя девушки. – Что со мной?
Вопросы были из тех, на которые Людмила вообще не могла дать каких-либо ответов.
— Кто вы? – вдруг спросила Лена испуганным голосом. – Вы что, опять будете мучить меня?
— Хорошая моя, никто не собирается тебя здесь обижать, – сказала Людмила. – Тебе надо хорошенько отдохнуть, выспаться, а потом мы с тобой обо всем поговорим.
Из всего, что говорила Людмила, Лена решительно ничего не понимала. Перед ней стояла миловидная, с необыкновенно ласковым лицом, но совершенно незнакомая девушка, которая вся прямо-таки излучала доброту и тепло. Черты лица девушки, её тихий голос, стройная фигура были Лене будто бы знакомы, но вот где именно она встретиться с этой участливой незнакомкой, Лена вспомнить не могла.
— Ну, как вы тут? – спросил вошедший в палату Дмитрий.
В руках у него были два целлофановых пакета, наполненных всякой съестной всячиной.
— Дима, она нас не узнает! – в ужасе сказала Людмила. – Понимаешь, Леночка на меня смотрит, как будто в первый раз видит.
— Что значит – не узнает? – спросил Дмитрий. – Ты врачу об этом говорила?
— Еще не успела. Вот когда обход будет, я им все обязательно расскажу.
Лена смотрела на Людмилу и Дмитрия удивленными, ничего не понимающими глазами. Доброе расположение этих молодых людей, их участие не могли ей не импонировать, но вот кто они, для чего здесь находятся – эти вопросы оставались для Лены без ответов.
Рядовой медицинский осмотр не внес никакой ясности в картину того, что произошло с Леной. Седовласые эскулапы задумчиво вздыхали, натужно пожимали плечами, но не могли определить, что же стало причиной потери памяти.
— Со своей стороны, могу сказать, что нейрохирургия тут абсолютно ни при чем, – однозначно заявил Казанцев. – Возможно, это травма, полученная при ранении, дает о себе знать, а может быть, сказалось нервное потрясение, пережитое вашей сестрой.
— Где Антошка? - вдруг спросила Лена, до того смотревшая на всех присутствующих совершенно отрешенным взглядом. – Когда он сюда придет?
— Леночка, а Антошка – это кто? – спросила Людмила. – Ты помнишь его?
В ответ на этот вопрос Лена расцвела в улыбке. Сразу было понятно, что Антошку, о котором зашла речь, она знает хорошо, и играет он в её жизни какую-то очень важную роль.
— Антошенька – мой любимый мальчик, – ответила Лена, спустя несколько секунд. – Он – самый лучший человечек на свете. С ним я по-настоящему счастлива.
Слышать подобные признания от своей сестры Людмиле было, мягко говоря, неуютно. Сама-то она мнения о предмете воздыханий Лены была прямо противоположенного, и любые дифирамбы в его адрес резали ей по сердцу.
— Доктор, есть надежда хотя бы на то, что к моей сестре вернется память? – спросил Дмитрий.
— Вы знаете, пожалуй, в вашем случае лучший лекарь – это время, – вздохнув, ответил Казанцев. – Поймите, человеческий мозг – сфера самая неизведанная, и сюрпризов от него можно ожидать любых и в любую минуту.
Тут, к неудовольствию Людмилы, в палату вошел Антон. Не обращая совершенно никакого внимания на присутствующих, молодой человек подошел к Лене и, крепко обняв её, прижал к себе.
— Солнышко, как ты? – спросил он.
— Без тебя – плохо, – ответила Лена, на лице которой появилась улыбка. – Знаешь, как мне скучно, когда тебя нет рядом?
— Леночка, тебе надо отдохнуть, – забеспокоилась Людмила. – Давай я тебя чем-нибудь вкусненьким покормлю, а потом тебе нужно будет поспать.
Попытка Лены хоть как-то пошевелить ногами оказалась абсолютно безуспешной, что привело девушку в состояние нескрываемого ужаса.
— Я не чувствую своих ног! – закричала Лена. – Слышите!?! Я их абсолютно не чувствую! Почему так!
Панику, молниеносно перешедшую в истерику, удалось остановить только изрядным количеством успокоительных препаратов, тут же введенных несчастной девушке.
— Ты по-прежнему будешь утверждать, что Антон к этому не имеет никакого отношения? – спросила Людмила Дмитрия. – Дима, вот это из-за его безрассудств Лена сейчас – ни жива, ни мертва!
— Ну, если попытка спасти нашу сестру – это безрассудство…
— Да. Безрассудство! – не успокаивалась Людмила. – Ты ведь сам говорил, что Лена, по сути, еще ребенок, и ни о каком замужестве вообще не может быть речи.
— Знаешь, Люда, если выбирать между Антоном и твоим дядей, то все становится очевидным…
Спор мог продолжаться до бесконечности, и ни Людмиле, ни Дмитрию не удалось бы прийти, как говорится, к общему знаменателю.
Помимо Лениного заболевания, существовала еще одна проблема, требовавшая скорейшего решения. Нахождение Полины Римашевской вне стен лечебницы создавало опасность как для неё самой, так и для всех тех, кто с ней соприкасался.
— Анют, мне ж тут, у вас, долго оставаться нельзя, – призналась сама Полина. – Только представь, что будет, если Герману станет известно, что вы с Вадиком меня в своем доме приютили? Мало ведь тогда никому не покажется.
— Знаешь, Поля, пусть Герман лучше нас боится, – категорично заявила Анна. – Он, конечно, мужик хитрый, изворотливый, но, например, моего Вадика тоже не на помойки нашли. Найдет он способ сделать так, чтоб у твоего Германа земля под ногами гореть стала.
В словах Анны было, конечно, больше бравады, чем чего-то реального. И она, и её супруг хорошо понимали, что Герман Сапранов – это тот крепкий орешек, который им пока не по зубам. Человек этот был скор на расправу, и в случае обнаружения места, где скрывается Полина, расправа эта не заставила бы себя долго ждать.
— Я не представляю, что теперь делать, – сказал Вадим Викторович. – Пока мы не прищучим Германа, Полине оставаться у нас просто опасно. Как только Сапранов узнает, что Полина сбежала из этой психушки, на неё тут же начнется охота. Мы тогда сделать абсолютно ничего не сможем!
— А ты про Ленку забыл? – спросила супруга Анна. – Её-то удалось припрятать.
— Аня, ты не забывай, что у Лены есть брат с сестрой, которые ради неё в лепешку разбиться готовы. А у Поли – мы, и только…
— Слушай, может, стоит с Лизой поговорить? Ну, а чего… Пусть узнает, что её мать жива. Про «подвиги» родного отца тоже пусть узнает…
— Ты точно сошла с ума! – Гусев покрутил указательным пальцем у виска. – Я тебе еще раз говорю: то, что Поля жива, должно оставаться в строжайшей тайне. По крайней мере, для тех, кто об этом еще не знает. Пойми ты, наконец: Герман тут же начнет… да, он уж начал, наверное, рыть землю, как только узнал, что Полина с Леной убежали из этой дурки. Теперь представь, какой опасности мы подвергнем Полину, если на каждом углу начнем разглагольствовать, что она жива.
Разговор двух супругов, который мог продолжаться до бесконечности, прервал звонок в дверь…
На пороге стоял Дмитрий. Вид у молодого человека был усталый, даже изможденный, что не давало право открывшей ему дверь Анне устроить допрос с пристрастием.
— Анна Трофимовна, как Полина Аркадьевна? – с порога спросил Серковский. – Проблем никаких не было?
— Все хорошо, Дима. Вы-то как там? – в свою очередь спросила Анна. – Как Люся? Как Леночка?
— Да, порадовать мне вас пока нечем. Лене восемь операций сделали, но эффект от них минимальный. Хоть хорошо – ноги удалось спасти, а в остальном – работать и работать.
— Дим, а как Люся все это переносит? – спросил появившийся в коридоре Вадим Викторович. – От нас помощь никакая не требуется?
— Люся, конечно, держится, но, честно говоря, держится с трудом, – ответил Дмитрий. – Уже три ночи подряд глаз не сомкнула. Про поесть я вообще молчу…
— Ну, а как ты хотел? – промолвила Анна. – Она ж, чтоб сестру найти, полжизни потратила, а тут такое…
— Врачи-то что говорят? – спросил Гусев. – Никаких прогнозов не дают?
— Прогнозы, конечно, безрадужные, но побороться можно, – ответил Дмитрий. – Вадим Викторович, я вот что пришел: Полину Аркадьевну надо отсюда увозить. Сами понимаете, долго ей оставаться у вас нельзя.
— Ну, и где ты её прятать собрался? – спросила Анна. – Да, пока она у нас, беспокоиться не о чем.
— Вот позвольте мне с вами не согласиться, Анна Трофимовна, – возразил Серковский. – О том, что Полины Аркадьевны нет в клинике, уже, наверняка, давно известно Герману, а он сидеть, сложа руки, не будет.
— Ань, тут с Димкой не поспоришь, – согласился Вадим Викторович. – Герман всю Москву вверх ногами поставит, чтобы только Полину найти. Земля-то у него под ногами гореть начинает, и тут в выборе средств он уж точно стесняться не будет.
— Хорошо! Что вы тогда предлагаете? – спросила Анна. – Где еще Полина будет чувствовать себя в полной безопасности?
Ответ на этот вопрос у Дмитрия был. Правда, дело представлялось не совсем обычным, но зато не сопряженным с каким-либо риском.
— Я хочу отвезти Полину Аркадьевну в Вологодскую область, – сказал Дмитрий.
— Куда!?! В Вологодскую область!?! – удивленно переспросила Анна. – А почему не на Соловки?
— Зря вы иронизируете, Анна Трофимовна, – продолжил Серковский. – Просто я знаю там одно место, где Полина Аркадьевна будет в полной безопасности.
— Что это за место? – поинтересовался Гусев.
Зачатьевский женский монастырь, затерявшийся где-то на просторах Вологодчины, сравнительно недавно восстал из небытия, но уже крепко стоял на ногах и слыл среди богомольцев излюбленным местом паломничества. Благодаря своей настоятельницы, матушки Федоры, обитель процветала, и за короткое время сумела стать, пожалуй, самым известным женским монастырем на севере страны. Туда-то и надлежало отправиться Полине, чтобы переждать опасные времена.
— Думаешь, Герман туда не сунется? – спросила Дмитрия Анна.
— Анна Трофимовна, сомневаюсь, что Сапранов вообще знает про это место. Человек он не религиозный, а поэтому монастырями, думаю, вряд ли интересуется.
— Когда надо ехать? – спросила вышедшая из своей комнаты Полина.
— Полина Аркадьевна, чем быстрее, тем лучше. В Москве вам действительно долго находиться нельзя. Герман, наверняка, уже знает, что вы сбежали из клиники, и поставит на ноги всех, кого только можно, чтобы вас найти.
На сборы много времени потрачено не было, и уже вечером скорый поезд увозил Полину и Людмилу в места, где бывшей узнице предстояло схорониться от опасности.
Благодатная земля, приветливые люди, намоленные стены самой обители немало способствовали внутреннему умиротворению столичных посетителей. Матушка Федора, оказавшаяся на редкость гостеприимной и доброжелательной, казалось, саму себя не помнила, стараясь угодить новым гостям.
— Не знаю, как бы мы существовали без Дмитрия Сергеевича, – говорила настоятельница Людмиле. – Ведь и сиротский приют, и столовая для нищих, и воскресная школа – это только его заслуга. Не было у нас, в монастыре, благотворителя более щедрого, чем он.
Отрадно было слышать Людмиле подобные признания про своего бывшего возлюбленного. Хотя, почему бывшего? Чем больше Людмилу жизнь сталкивала с этим человеком, чем больше ей приходилось соприкасаться с Дмитрием, тем отчетливее она понимала, что чувства, однажды вспыхнувшие в её душе, никуда не делись. Любовь, как бы это кому-то не хотелось, не умерла, а лишь затаилась до времени где-то в глубине души.
Благостное расположение и душевный покой Людмилы закончились тут же, как только она вернулась в Москву. Нелюбимый ею Антон буквально дневал и ночевал у Лены, почти все время, проводя рядом с девушкой. К такому развитию событий Людмила явно готова не была, а поэтому не замедлила высказать максимум своего неудовольствия.
— Представляете, тетя Ань, приезжаю домой, а тут – дым коромыслом стоит! – жаловалась она Анне. – Этот Антон от Лены не вылезает. Еще немного, и он на постоянно у неё поселится.
— Люсь, ну, а что здесь такого? – ответила Анна. – Их дело – молодое, да, к тому же они влюблены друг в друга. Тут сам Бог велел вместе быть.
— Ты не забывай, что Антон спас твою сестру, – вторил супруге Вадим Викторович. – Ведь это только благодаря ему, она с ногами осталась.
Людмила посмотрела на Гусева если не глазами, полными гнева, то, уж точно, взглядом, полным недоверия.
— Дядя Вадим, а из-за кого Лена теперь ходить не может? – спросила она. – Вы мне не объясните? Мне больших трудов стоило хоть как-то успокоить её, привести в чувства.
— И все же ты не там видишь опасность, где её надо видеть, – сказал присутствующий здесь же Дмитрий. - Я не устану повторять: твой дядя – виновник всех несчастий, произошедших с нашей сестрой, и в обратном меня никто не переубедит.
На попытки Людмилы доказать Дмитрию его неправоту совершенно неожиданно отреагировал Вадим Викторович.
— Друзья мои, а вам не кажется, что у вас у обоих голова не тем забита? – спросил Гусев. – Лена, насколько я понимаю, еще даже не знает, что вы – её брат и сестра, а вы тут делите шкуру какого-то мифического, неубитого медведя. Сейчас ваша главная задача – насколько это возможно, поставить Ленку на ноги, а потом уже выяснять, кто виноват и что делать.
Аргументы были из тех, с которыми не поспоришь, и Людмиле с Дмитрием не оставалось ничего другого, как прислушаться к мудрым словам Вадима Викторовича.
Трудно описать, насколько удивленными глазами смотрела Лена на Людмилу и Дмитрия, когда они рассказывали историю её происхождения. Все, что она узнала, казалось девушке чем-то иррациональным, почти нелепым, не укладывающимся в понимание.
— То есть, вы – мои сестренка и братик? – неуверенно спросила девочка.
— Получается, – ответил Дмитрий.
— Лен, ты не представляешь, как я рада , что тебя наконец-то нашла, – сказала Людмила. – Я ведь всегда знала, что ты у меня есть, но только мне не было известно, где тебя можно найти.
— Люся, а наша мама… где она? – вдруг спросила Лена.
— Леночка, наша мама уже давно умерла, – ответила Людмила.
В ответ на эти слова поток слез хлынул из глаз Лены, а в стенах палаты послышалось громкое рыдание.
— Почему так!?! – причитала Лена в неистовстве. – Почему самые близкие мне люди уходят от меня!?!
— Лена, а мы? – недоуменно спросил Дмитрий. – Разве мы с Людой не родные для тебя люди?
На этот вопрос Лене было по-настоящему трудно ответить. Значительная часть жизни была стерта из памяти, и в сознании сохранились лишь очень нечеткие, разрозненные фрагменты прошлого. Все, что касалось жизни в «Калиновом ручье» еще довольно отчетливо представало перед глазами, но вот все, что творилось дальше, было лишь замутненной, разбитой на многочисленные осколки картиной.
Единственным человеком, возвращавшим Лену в повседневную реальность, был Антон. О нем она могла говорить часами, и всегда – в превосходной степени, что служило очень неблагожелательным фоном для Людмилы.
— Не знаю, как бы я выжила, если б не Антошенька. – говорила Лена. – Трудно передать словами, как я его люблю. Он для меня – все!
— Ленусь, но ведь ты этого человека почти не знаешь, – произнесла Людмила. – Как можно до такой степени слепо доверять ему?
— Люда, а мне не нужно его знать, – ответила Лена. – Достаточно того, что он меня не бросил.
Диалог двух сестер был прерван вошедшим в палату самим Антоном. Не обращая внимания ни на Дмитрия, ни на Людмилу, он подошел к Лене и, поцеловав её в щеку, тихо спросил:
— Как ты сегодня себя чувствуешь, любимая? Ничего не болит? Ничего не беспокоит?
Не успела Лена ответить, как раздался недовольный, даже раздражительный голос Людмилы.
— Антон, а ты что здесь делаешь? – спросила она. – Тебе что, мало того, что Лена из-за тебя оказалась на больничной койке?
— Люда, видишь ли, в чем дело: я – помощник Леночкиного лечащего врача, и все, что касается её здоровья, затрагивает меня самым непосредственным образом.
К такому повороту событий Людмила готова не была, и согласиться с подобным раскладом не могла в принципе. Быстро покинув палату, она направилась в кабинет заведующего отделением, расположенного неподалеку.
— Петр Карпович, простите, но мне очень бы хотелось кое-что прояснить относительно моей сестры, – с порога заявила Людмила.
— Положение довольно-таки сложное, но надежда на выздоровление, конечно же, есть, – ответил не вполне понимающий, что от него хотят, Валдаев.
— Я сейчас не об этом, Петр Карпович. Меня беспокоит один из ваших сотрудников, которого я бы не хотела видеть рядом со своей сестрой.
— О ком идет речь, Людмила Ивановна?
— О вашем помощнике – Антоне Маркове. Вы ведь его поставили помогать лечить Лену? Но ведь именно из-за этого человека Лена стала инвалидом. Вам не кажется, что нахождение Антона рядом с ней, вряд ли пойдет на пользу.
— Хочу вам напомнить, Людмила Ивановна, что именно этот молодой человек спас ноги вашей сестре, а кого выбирать себе в помощники,
решать исключительно мне. Кроме того, ваш муж настоятельно просил, чтобы Антон почаще находился рядом с вашей сестрой.
— Что-о-о!?! – недоуменно воскликнула Людмила. – Какой еще муж!?!
— Ну, как же… Ваш супруг – Дмитрий Сергеевич… - промолвил Валдаев. – Он что, вам ничего не говорил?
Только отсутствие под рукой у Людмилы каких-либо тяжелых предметов спасло Дмитрия от верной гибели. Вся её сущность кипела от возмущения. Только трудно было понять, что Людмилу разгневало больше: то, что Дмитрий посмел выдать себя за её супруга или то, что это не соответствовало действительности?
— Да, пойми ты, наконец: некогда мне было распространяться о тонкостях взаимоотношений наших родителей! – пытался оправдаться Дмитрий перед не в меру разгоряченной Людмилой. – Этот Валдаев, как начнет у меня выпытывать: что, мол, да как? Ну, и куда мне было деваться? Не буду же я рассказывать, что мой папа и твоя мама неосмотрительно повели себя в молодости, а Лена – это плод их неосмотрительного поведения.
— Хорошо! А этого Антона ты зачем сюда приплел? – не успокаивалась Людмила. – Ты же знаешь, как я к нему отношусь.
— Ну, вот как ты к нему относишься, меня интересует меньше всего. Ты вспомни, что сказал нам Казанцев: Лене нужно, как можно больше, положительных эмоций, а Антон – источник таких эмоций. Убедил?
Конечно же, не убедил. Конечно же, Людмила по-прежнему оставалась при своем мнении: Антон – виновник того, что произошло с Леной, и тем будет лучше, чем дальше будет от неё находиться.
Время до выписки пролетело незаметно. К своему новому положению Лена уже привыкла, и своим настроением не выдавала той трагедии, случившейся с ней. Людмила с Дмитрием находились при ней неотлучно, и у Лены было достаточно времени для того, чтобы узнать и полюбить новых родственников.
— Жить после выписки ты будешь у меня, и это не обсуждается, – безапиллиционно заявила Людмила. – Там, недалеко, роскошный парк есть. Будем с тобой там каждый день гулять. Я уверена: тебе там понравится.
Слова Людмилы звучали для Лены, конечно же, утешительно, но не вполне убедительно. Для неё Людмила по-прежнему оставалась очень добрым, участливым, заботливым, но совершенно чужим человеком. Та часть жизни, где они были лучшими подругами, где делились друг с другом всеми горестями и радостями, осталась где-то за горизонтом, а вместо неё была лишь полная, беспроглядная пустота.
— Лен, неужели ты не помнишь никого , кроме Антона? – спросила Людмила. – Даже как-то странно…
— Люд, да, я рада бы все вспомнить, но у меня не получается. Вот, например, Дима… Я на него смотрю, и как будто впервые вижу.
— А своих приемных родителей, братика Алешу ты тоже не помнишь?
— Алёшенька! – Лена расплылась в улыбке. - Ты знаешь, я люблю его, как родного сыночка. Но его куда-то забрали, и я не знаю, где он теперь находится.
Воспоминание об Алёше было единственной, тонкой нитью, связывающей Лену с прежней, бывшей когда-то, жизнью. Все, что было в ней, кроме Алеши и Антона, как бы перестало существовать, накрепко исчезло из памяти, как исчезает, например, предрассветный туман.
— Лен, давай приложим максимум усилий для того, чтобы найти твоего братика. Это ведь ненормально, когда больной ребенок находится неизвестно где, а ты совершенно ничего о нем не знаешь.
— Люда, знаешь, как я хочу, чтобы Алёшенька был со мной рядом? Я же только ради братика согласилась на эту авантюру с Германом. Он же мне обещал Алёшу найти, если я за него замуж выйду.
Чем больше Лена рассказывала о том, что с ней произошло, тем больше Людмила не понимала, для чего Герман все это затеял. К завидным невестам эту девочку, только-только попрощавшуюся с детством, ни в коем разе отнести было нельзя. Говорить о высоких чувствах, неожиданно посетивших Германа Федоровича, тоже не приходилось. Значит, по мнению Людмилы, у этой внезапно вспыхнувшей страсти была другая причина, а именно – вышедшая из-под контроля, старческая похоть, от которой, во чтобы то ни стало, Людмила решила защитить Лену.
Новое жилище не могло не прийтись Лене по вкусу. Квартира, хоть и небольшая по размерам, отличалась каким-то особенным уютом. Не было здесь ничего лишнего, но все необходимое можно было найти без труда. Людмила приложила максимум усилий, чтобы условия проживания её сестры были, насколько это возможно, удобны.
Естественно, после выписки Лены, в доме Людмилы Дмитрий стал частым гостем. Общение с обретенной сестрой было ему в радость, а у Людмилы эти посещения вызывали смешанные чувства. Все дело в том, что редкий визит Серковского обходился без прихода вместе с ним Антона, а этого человека Людмила меньше хотела видеть рядом со своей сестрой.
— Мы же с тобой договорились, что будем все делать для того, чтобы Лене было хорошо, – ответил как-то Дмитрий на недовольное замечание Людмилы. – Ты посмотри, как наша сестра счастлива рядом с ним. Разве не об этом мы договаривались?
— Дим, да, я никак не могу забыть, что это из-за него Лена в инвалидном кресле оказалась. Если бы не он с его дурацкими идеями, сейчас с Леной все было бы нормально.
— Люсь, а вот эту ерунду ты выбрось из головы. Я тебя умоляю! – строго попросил Серковский. – Ты же сама прекрасно понимаешь, что это не так. Если кто-то и виноват в бедах нашей сестры, то это, в первую очередь, твой дядя.
Вскоре Дмитрию пришлось доказывать свое благосклонное отношение к Антону.
День рождения Лены обещал стать самым знаменательным событием в жизни Людмилы и Дмитрия за последнее время. Каждый из них готов был из кожи вон лезть, чтоб порадовать сестру. Понимание того, что может порадовать Лену, у каждого из них было разное, и вскоре эта разность взглядов не замедлила проявиться.
В то утро Антон имел неосторожность заявиться к Лене, что называется, ни свет, ни заря, чем вызвал у Людмилы приступ небывалого неудовольствия.
— Что тебе здесь надо!?! – возмущалась Людмила. – Ты что, еще не понял, что тебе тут нечего делать!?! Хватит Лене с тебя того, что по твоей милости она теперь ходить не может.
Антону не оставалось ничего другого, как развернуться и уйти, оставив Людмилу наедине с чувством выполненного долга. Однако долго наслаждаться мнимой победой ей не пришлось. Прошло совсем немного времени после ухода Антона, как снова раздался звонок в дверь.
На пороге стоял Дмитрий, держа в руках свернутый целлофановый пакет.
— Ну, как там наша именинница? – спросил он. – Спит еще?
— Да, тише ты! – махнула рукой Людмила. – От одного «визитера» еле избавилась. Теперь ты заявился.
— Погоди. О каком «визитере» ты говоришь? - поинтересовался Дмитрий.
—Да, Антон этот… - ответила Людмила. – Представляешь, ни свет, ни заря прибежал сегодня. Я ему сказала, чтоб ближе, чем на пушечный выстрел, он к Лене не вздумал подходить…
— Я убью тебя, лодочник! – прервал гневную тираду Людмилы Дмитрий. – Ну, и как прикажешь теперь нам отмечать Ленин день рожденья?
Скрип колеса, донесшийся и соседней комнаты, оповестил о пробуждении самой именинницы.
— Димка, привет, – поздоровалась Лена с братом. – Как твои дела?
— Дела – во! – Дмитрий поднял вверх большой палец. – Ленка, во-первых, от всей души – с днем варенья тебя! Во-вторых, вчера изъюзал весь интернет, но нашел то, о чем мы с тобой договаривались.
Развернув пакет, Лена расплыла в улыбке. Новейшая модель фотокамеры со всеми возможными прибамбасами – это то, о чем Лена мечтала долгие годы.
— Теперь общелкаем с тобой всю округу, и – на выставку в какой-нибудь Париж… - прокомментировал свой подарок Серковский.
— Вы сначала вылечитесь, на ноги встаньте, а потом уже о Парижах думайте, – иронично заметила Людмила.
Взяв Людмилу под руку, Дмитрий отвел её в сторону и тихо сказал:
— Ноги – в руки, и – за Антоном. Его общага тут недалеко находится. За пять минут добежишь.
В ответ на недоуменный взгляд своей возлюбленной он добавил:
— Мы что, в гордом одиночестве должны тут Ленин день рождения праздновать?
Повинуясь неведомой силе убеждения, исходившей от Серковского, Людмила, сама не зная почему, отправилась выполнять его поручение. Если бы она только знала, что за этим последует, то и шага бы не сделала в направлении общежития Антона.
Естественно, Лена была на седьмом небе от счастья, снова увидев Антона. Естественно, молодые люди долго не могли наговориться, многократно признаваясь друг другу в любви.
— Молодежь, добро пожаловать за стол! – прозвучало приглашение Дмитрия. – Настало время устроить праздник живота.
Стараниями Людмилы праздничный стол действительно отличался подчеркнутой торжественностью с легким налетом шика. От красовавшихся на столе всевозможных яств нельзя было остаться недовольным. Провозгласив тост за любовь всей своей жизни, Антон вызвал невольную улыбку у сестры Лены, совершенно не подозревавшей, что за этим последует дальше.
— Леночка, сестричка моя, от всей души поздравляю тебя с твоим совершеннолетием! Желаю тебе всего самого наилучшего и лелею себя надеждой, что вскоре смогу увидеть, как ты снова можешь ходить. Благо, сегодня я получил сообщение из одной немецкой клиники, где обещают снова поставить тебя на ноги.
Сказать было трудно, кто, услышав это сообщение, воодушевился больше – Лена или Людмила. Лена никак не могла привыкнуть к тому состоянию, в котором она прибывала, и хотела, как можно скорее, встать на ноги, а Людмила радовалась тому, что вскоре её сестра окажется далеко от человека, виновного во всех её несчастьях.
— Лена, это же так здорово! – провозгласила Людмила. – Наконец-то тебя вылечат! Ты снова будешь ходить! Увидим с тобой другую страну. Я от тебя ни на шаг отходить не буду…
— Стоп! Стоп! Стоп! Люда, а кто тебе сказал, что с Леной поедешь именно ты? – спросил Дмитрий.
На кухне повисла гробовая тишина. Ни у кого, кто на ней присутствовал, кроме Серковского, не было никаких сомнений в том, что Людмила, и только она, должна сопровождать Лену в этой поездке. Все другие варианты мысленно отметались сами собой, не имея право на какое-либо существование.
— Дим, ну, а кто еще? – спросила немного растерявшаяся Людмила.
Вопрос предполагал само собой подразумевавшейся ответ, но на этот раз все пошло не так, как представлялось Людмиле.
— Люд, видишь ли, в чем дело, – начал свою тираду Дмитрий. – По правилам клиники, сопровождать больного и находиться рядом с больным может только кто-то из его близких родственников, а мы с тобой Лене – никто, и зовут нас – никак.
— Ну, и что теперь делать? – спросила Людмила.
— Я так думаю: в Германию вместе с Леной надо лететь Антону, – нисколько не сомневаясь, ответил Серковский. – Во всяком случае, с ним за нашу сестру я буду абсолютно спокоен.
— Ну, Антон ведь Лене тоже – никто, – сказала Людмила.
— Во всяком случае, это легко исправить, – отпарировал Дмитрий. – Антону с Леной надо просто пожениться, и тогда все проблемы будут решены автоматически.
Звон разбивающейся чашки, выпавшей из рук Людмилы, нарушил, на секунды воцарицившуюся на кухне, тишину. Представить свою сестру в качестве жены этого недоразумения, именовавшего себя будущим медиком, Людмила не могла ни под каким предлогом, а поэтому все, что говорилось Дмитрием, казалось ей верхом цинизма и безрассудства.
— Дима, дорогой, а как ты себе это представляешь? – чуть ли не запинаясь, спросила Людмила. – Хочу тебе напомнить, что Антон – студент. Он что, должен бросить учебу, чтобы ехать с нашей сестрой?
— Я предполагал, что ты задашь этот вопрос, – ответил Дмитрий. – В институте, где учится Антон, я навел нужные справки… В общем, на весь период Лениного лечения он сможет взять академический отпуск. Правда, для этого нужно, чтобы они состояли в законном браке.
Для Людмилы слова Дмитрия звучали, как приговор. Меньше всего ей хотелось видеть свою сестру замужем за Антоном, и для неё подобное развитие событий было неприемлемо в принципе. В её глазах Антон по-прежнему представал виновником всех несчастий, свалившихся на Лену, и идея Серковского о браке с ним звучала, как минимум, кощунственно.
— Ну что, влюбленный, готов пожертвовать свободой ради возлюбленной? – спросил Дмитрий, обращаясь к Антону.
— Ради Леночки я, естественно, готов на все, что угодно, – не задумываясь, ответил юноша.
— Дима, пойдем-ка, – тихо произнесла Людмила, поманив Дмитрия пальцем. – Мне с тобой поговорить надо.
Для Дмитрия подобный разговор не предвещал ничего хорошего, но, не имея возможности что-либо противопоставить Людмиле, он отправился за ней в соседнюю комнату.
— Ты что тут устраиваешь!?! – спросила Людмила, еле сдерживая гнев. – Что это за спектакль с женитьбой!?!
— Люда, я говорил абсолютно серьезно. Ты же хочешь, чтоб наша сестра снова встала на ноги?
Людмила положительно кивнула головой.
— Ну, вот… а для этого нужно очень серьезное, продолжительное лечение, и, главное, на протяжении всего этого лечения нужно, чтобы кто-то с ней обязательно находился рядом.
— Почему я не могу с ней поехать?
— Я тебе уже объяснял, почему… - тяжело вздохнул Дмитрий. – Во время лечения нужно, чтобы с Леной кто-то постоянно находился рядом. Ни я, ни ты этого сделать не можем. Значит, вся надежда – на Антона. Тем более, он – медик. Значит, сможет постоянно следить за состоянием Лены, и держать нас в курсе.
Подобные доводы казались сильными для Дмитрия, но не для Людмилы. Для неё Антон по-прежнему был человеком, которого меньше всего она хотела видеть рядом с Леной.
— Люсь, но другого выхода у тебя нет, – сказала Анна, выслушав эту историю. – Сестру твою на ноги ставить надо? Надо! А для этого на что только не пойдешь.
— Да, но почему её обязательно выдать замуж за этого Антона?
— Да, потому что по-другому нельзя. Люд, тебе ж Димка, по-моему, все предельно ясно расписал. Одну Ленку ты в такую даль отпустить не можешь, а поехать вместе с ней у тебя тоже возможности нет. В общем, остается одно: кто-то должен поехать с твоей сестрой в эту клинику, и находиться там при ней неотлучно.
— Люсь, ты знаешь, как я отношусь к Димке, но на этот раз я не могу с ним не согласиться, – произнес Вадим Викторович. – Сейчас все твои обиды, страхи, неудовольствия лучше убрать куда-нибудь подальше. Что плохого в том, что этот парень будет находиться рядом с твоей сестрой, пока она будет лечиться.
— Дядя Вадим, но не в том сейчас Лена состоянии, чтоб ей еще и замуж выходить. Тем более, за этого Антона…
— Ну, тогда давай твою Лену за какого-нибудь Ваньку с Пресни отдадим, раз тебя Антон не устраивает, – предложила Анна. – Люда, как ни крути, а никто, кроме него, с Леной в Германию полететь не сможет.
— Да, и вообще зря ты на парня взъелась, – сказал Вадим Викторович. – В том, что он влюблен в твою сестру, его вины точно нет, а что касается Лены, то тут ты на него можешь положиться всецело. Так что, Люсь, не забивай голову всякой ерундой
Аргументы, приводимые Гусевым и Анной, были сильны настолько, что им невозможно было что-либо противопоставить. Конечно, не было в мире такой цены, которую Людмила была бы не готова заплатить, чтобы вновь увидеть свою сестру здоровой. Конечно, возможная свадьба Лены и Антона выглядела нелепой, случившейся вопреки всем законам здравого смысла, необходимостью, с которой Людмиле, хотела она того или нет, надо было смириться.
Осенний вечер не баловал спешащих по своим делам прохожих теплом, но и не терзал изнуряющим холодом. Солнце, прощавшееся с небосклоном, дразнило землю своими лучами также, как и оно, спешившими скрыться за горизонт.
Темные аллеи городского парка были немноголюдны, и редкие прохожие могли заметить одиноко сидевшую на одной из скамеек девушку, закутанную в бежевый плащ. По всему было видно, что девушка кого-то ждет, и ожидание это становилось тем нестерпимее, чем дольше оно длилось. Постоянно оглядываясь по сторонам, девушка словно искала взглядом кого-то, кто вот-вот должен был перед ней появиться.
— Привет, – вдруг раздался у неё за спиной знакомый голос.
Обернувшись, Людмила увидела Дмитрия. Как всегда, от него веяло стопроцентной уверенностью и какой-то неподдельной лощеностью.
— Ты думаешь, у Лены с Антоном действительно может что-то получится? – не отвечая на приветствие, спросила Людмила.
— Ну, а почему – нет? – ответил Дмитрий. – Люда, они любят друг друга, а это – главное. Кроме того, Лена скоро встанет на ноги. В этом я уверен больше, чем на сто процентов, и тогда им с Антоном вообще ничего мешать не будет…
— Интересно, а где они будут жить? – перебила Серковского Людмила. – В Антоновой общаге?
— Так. Где они будут жить? Хороший вопрос, – сказал Дмитрий, взяв Людмилу за руку. – Поедем, покажу.
Пропетляв по опускающемся в вечерний сумрак столичным улицам, респектабельный автомобиль Дмитрия остановился, наконец, возле массивного, с явными претензиями на помпезность, здания, возвышавшегося в одном из измайловских проездов. Тишина места, обилие зеленых насаждений, водная гладь большого пруда, раскинувшегося перед домом, как бы подчеркивали особую значимость этого строения.
— Ну, вот тут и будет находиться обитель наших молодоженов, – продекламировал Дмитрий. – Пойдем проводить внутреннюю ревизию?
Квартира, которой суждено было стать пристанищем для Лены и Антона, отличалась каким-то особым уютом без всяких намеков на какую-либо безвкусицу. Присутствие хозяина в доме чувствовалось во всем, даже в гулком бое напольных часов, возвышавшихся в углу холла.
— Ты здесь живешь? – спросила Людмила.
— Нет. Просто иногда наведываюсь, – ответил Дмитрий. – Надо и за порядком следить, и хоть какую-то видимость жизни в этом жилище поддерживать.
Видимость жизни в этой квартире поддерживалась на весьма не низком уровне. До блеска вымытый паркет на полу не мог не радовать глаз, а со вкусом подобранная мебель подчеркивала респектабельность хозяина этого жилища.
Первое, на что Людмила обратила внимание, пройдя в гостиную, был большой камин, возвышавшийся возле одной из стен. Обитый натуральной кожей диван не мог не придать комнате напыщенного аристократизма, а хрустальный сервиз, красовавшийся за стеклом витрины, лишь подчеркивал особый статус жильцов этой обители.
— Дима, а это что? – спросила Людмила Серковского, когда тот вынул из портфеля и положил перед собой на журнальный столик лист бумаги.
— Это? – прозвучал встречный вопрос. – Дарственная.
— Дарственная? На эту квартиру?
— Да, конечно, – ни на секунду не задумываясь, ответил Дмитрий. – Я хочу, чтоб у нашей сестры в Москве была хоть какая-то собственность.
— Тебе для этого не жалко даже этой квартиры?
— Что значит – не жалко? Люда, в Измайлово мне принадлежат четыре квартиры. Одну из них я могу подарить родной сестре?
Все происходящее не очень хорошо укладывалось у Людмилы в голове, но этот аттракцион неслыханной щедрости Дмитрия, его искренние желание помочь Лене не могли ей не понравиться. В памяти вновь проснулись воспоминания о тех днях, когда они были вместе, а все обиды, претензии, недоговоренности ушли куда-то далеко на задний план.
Свадьба Лены и Антона, хоть и отличалась скромностью, все же стараниями Людмилы была сделана с максимальным вкусом и всей возможной торжественностью. Бессонная ночь, проведенная на кухне вместе Анной, не пропала даром. Праздничный стол ломился от всевозможных угощений и изысканных яств.
— Все-таки неплохо мы вчера с тобой потрудились, – нахваливала результаты своей же работы Анна.
Лена вся светилась от счастья, и в своем свадебном наряде была необыкновенно хороша. Белое платье, белая фата – все те атрибуты, о которых так когда-то мечтала Людмила, но которые теперь были так к лицу её сестре.
— Думаешь, у них это надолго? – спросила Людмила Дмитрия.
— Надеюсь, навсегда, – ответил он. – Люда, ты только посмотри, как они любят друг друга. Это ли не залог вечного счастья?
Вечное счастье! Не им ли Людмила грезила долгие годы? Она мечтала не просто о счастье, а об идиллии, где все будут любить друг друга, не будет никакой вражды, неправды, недоговоренностей. Источник этих мечтаний стоял здесь же, рядом с ней, но как, казалось, он был далек от той, чье сердце могло принадлежать только ему.
Антону с Леной не суждено было насладиться праздничным послевкусием. Предстояла длинная дорога в чужую страну, где для Лены с её супругом все было неизвестно, непонятно, неизведанно.
Холодные огни Шереметьево-2 скупо дарили на прощание молодоженам тускловатый свет, совершенно не заботясь о том, согревает ли он их. В сотый раз снабжая Антона многочисленными инструкциями, Людмила то и дело оглядывалась по сторонам, пытаясь разглядеть среди снующих туда-сюда людей опаздывающего на проводы сестры Дмитрия.
— Люд, да, перестань ты по сторонам головой вертеть, – не выдержав, сказал Вадим Викторович. – Никуда твой Димка не денется. Сейчас же, сама знаешь, в городе какие пробки.
Среди людей, спешащих на посадку, Людмила сумела-таки разглядеть знакомое лицо. Вид у спешащего на проводы своей сестры Дмитрия был несколько обеспокоенный. Поцеловав Лену в щеку и положив ей на колени какой-то целлофановый пакет, он подошел к Людмиле и тихо произнес:
— Мне с тобой надо очень серьезно поговорить.
— Может быть, сначала Лену проводим? – ответила Людмила.
— Мы тут, между прочим, только тебя одного ждем, – сказал стоявший рядом Вадим Викторович. – С минуты на минуту посадку объявят, ребята на взводе находятся, а тебя где-то нелегкая носит.
Ни слова не ответив, Дмитрий подошел к Лене и начал снабжать её необходимыми наставлениями.
— В пакете – ноутбук, на ноутбуке – скайп. – говорил он. – Чтоб с Людой связывалась не меньше одного раза в сутки. Иначе, сама понимаешь, какой аэродром начнется.
Полумеханический голос, раздавшийся откуда-то из-под потолка, оповестил о начале посадки на рейс в Мюнхен.
— Ну, вот и все, – тихо промолвила Людмила, целуя сестру в щеку.
Долгие проводы – лишние слезы, и в данной ситуации они действительно были неуместны. Лена с Антоном скрылись за стеклянными дверьми, ведущими на взлетную полосу, когда к растроганной Людмиле подошел Дмитрий и тихо произнес:
— Все будет хорошо. Не успеешь оглянуться, как наша сестра вернется на своих ногах.
— О чем ты хотел со мной поговорить? – спросила Людмила.
— Слушай, на ногах такие вопросы не обсуждаются. Тут недалеко есть очень симпатичная кафешка. Давай там посидим и все обсудим.
Затемненный свет, немногочисленные посетители, легкий ветерок от висевших под потолком вентиляторов создавали умиротворяющую атмосферу этого заведения.
— Ну, и о чем пойдет речь? – спросила Людмила.
— Понимаешь, Люсь, я почему опоздал-то… Мне Пашка Спиридонов позвонил и сказал, что ему удалось узнать, где сейчас находится Алёша.
— Алёша? Ленин братик? – посыпались вопросы от Людмилы.
— Да. Представляешь, ребенка отправили в какой-то провинциальный приют самого невысокого уровня, для таких детей, как он, совершенно не приспособленный. Как он туда попал, по чьему распоряжению, хранится гробовое молчание, но ясно одно: мальчика надо спасать. Причем, чем скорее, тем лучше.
— Ну, и что нам теперь делать? – спросила Людмила. – Лена – далеко. Будоражить её такими новостями нет никакого смысла, а оставлять все, как есть – это, Дим, преступление. Вот что теперь будем делать?
В ответ раздалось натужное молчание. Наверное, впервые в жизни Дмитрий не знал, что ответить. Все, чтобы он сейчас не сказал, могло прозвучать или как несусветная глупость, или как жестокий цинизм, за который будет стыдно всю оставшуюся жизнь.
— Значит так! Другого выхода у меня, судя по всему, нет, – решительно заявила Людмила. – Поэтому я собираюсь, еду в этот детский дом и забираю мальчика к себе. Больному ребенку там – не место.
В свои права вступил жестокий цинизм, беспощадный в своей реальности.
— Позволь только узнать: как ты это собираешься сделать? – спросил Дмитрий.
— Я просто усыновлю мальчика, – ни секунды не сомневаясь, ответила Людмила.
— Усыновит она! Вы только посмотрите на неё! – усмехнулся Дмитрий. – Люда, матери-одиночки у нас, в принципе, не приветствуются. Я, поверь мне, все справки навел: директриса в этом приюте – редкостный по принципиальности чиновник. Ей плевать будет, что у тебя, в натуре, денег – куры не клюют. У ребенка должны быть полноценные мама и папа, а одна мама, пусть даже и полноценная, извини, не прокатит.
Слова Дмитрия били не в бровь, а в глаз со всей беспощадностью, Людмилу абсолютно обескураживая.
— Ну, и что теперь делать? – спросила она.
Жестокий цинизм тут же уступил свое место несусветной глупости. Благо, присутствие рядом самой Людмилы этому только способствовало.
— Что теперь делать? – задумчиво промолвил Дмитрий. – Знаешь, есть один выход, но мне трудно сказать, как ты к нему отнесешься.
— Говори, какой… - с нетерпением воскликнула Людмила.
Наверное, вся жизнь пронеслась перед глазами Дмитрия в этот момент. То, что он собирался сказать, было поистине судьбоносно, и от ответа Людмилы зависело все дальнейшее его существование.
— Люд, давай поженимся. – собравшись с силами, произнес Серковский. – Ну, а что… Поедим в этот детский дом, заберем мальчика. Когда вернется Лена, отдадим ребенка ей, а сами, если хочешь, разведемся.
В любом другом случае Людмила послала бы Дмитрия по всем известным адресам, и на этом весь разговор был бы закончен. Но речь шла о больном, несчастном ребенке, помощи ждать которому было абсолютно не от куда. Что и говорить, а дети были той причиной, ради которой Людмила готова была на все, что угодно. Даже на брак с таким монстром, как Дмитрий.
— Я надеюсь, ты понимаешь: на эту авантюру я иду только ради малыша? – спросила Людмила. – Поэтому никаких иллюзий я прошу не строить.
Было ли сколько-нибудь истины в словах Людмилы? Да, желание помочь сестре было бесспорным. Желание вызволить больного ребенка из чужеродной для него среды тоже не подлежало сомнению. Но только ли это руководило Людмилой в этот момент?
Рядом с ней находился человек, причинивший так много боли, но, одновременно, так много для неё значивший. Могла ли Людмила дать ему какой-нибудь другой ответ, кроме положительного? Конечно, нет.
Наверное, не стоит приводить подробности того, как прошла церемония бракосочетания Людмилы и Дмитрия. Все прошло буднично, даже обыденно. Немногочисленная публика, собравшаяся в ЗАГСе, лишь засвидетельствовала заключение брака между Людмилой и Дмитрием да ограничилась немногочисленными поздравлениями молодоженам.
В тот же вечер скорый поезд с перрона одного из столичных вокзалов увозил Людмилу с Дмитрием в далекий, неизведанный город. Навстречу новой судьбе!
;
Глава Третья. Свадьба и бракосочетание.
Казенная, вполне обыденная обстановка одной из московских больниц меньше всего интересовали Людмилу. Уже полчаса прошло с того момента, как дверь в операционную за тележкой, на которой везли Лену, закрылась, и тут же вступила в свои права полная, мучающая своей абсолютностью, неизвестность. Выбегавшая из операционной и куда-то спешащая медсестра только усиливала нервозность, отказываясь отвечать на вопросы, находившейся на грани срыва, Людмилы.
— Дима, да, что ж это такое? - сквозь слезы спрашивала Людмила сидевшего рядом и натужно молчавшего Дмитрия. – Они уже два часа с ней возятся, а нам ничего не говорят.
— Люда, возьми себя в руки, наконец! – ответил Дмитрий. – Ранение очень серьезное. За пять минут такие проблемы не решаются. Леной сейчас занимаются лучшие специалисты. К тому же, с ней – Антон. Он-то уж точно проследит, чтоб все было в лучшем виде.
— Погоди, а причем здесь Антон? - спросила ошеломленная Людмила. – Что он вообще тут делает? Ему что, мало того, что Лена сейчас из-за него при смерти находится?
— Ну, ты краски-то не сгущай. Антон-то в чем виноват? В том, что стреляли в него, а попали в нашу сестру? Люд, знаешь: если и предъявлять кому-то претензии, то, в первую очередь, твоему дяде.
Сам Антон в этот момент был далее от споров, разгоравшихся вокруг его персоны. Уже второй час он стоял за операционным столом и внимательно следил за манипуляциями, проводимыми более опытными коллегами.
Положение действительно складывалось более чем серьезное. Пули, попавшие в ноги, раздробили кости настолько, что, казалось, ни о каком восстановлении нижних конечностей не могло идти речи, а поврежденный позвоночник, похоже, обрекал молоденькую девушку на невозможность самостоятельно ходить. В виду совершенно безрадостной картины неутешительный вывод напрашивался сам собой: ноги сохранить не удастся.
— Готовьтесь. Будем ампутировать, – прозвучала команда корифея хирургии Петра Валдаева.
Представить себе, что это всесовершенное тело может быть в одночасье изуродовано, Антон не мог. Что могло последовать за ампутацией, он представлял хорошо, а поэтому решил приложить все силы, чтобы предотвратить подобный исход.
— Петр Карпович, позвольте… - обратился Антон к Валдаеву.
То ли из простого любопытства, то ли из-за чрезмерной дерзости этой просьбы Валдаев не счел нужным вступать в пререкания с молодым специалистом и послушно уступил ему свое место за операционным столом. Вместо положенного времени, операция длилась восемь часов. Антон выжал из себя максимум знаний и максимум умения, и это принесло свой положительный результат.
Костная, мышечная ткани были восстановлены, пули извлечены, швы аккуратно наложены, и уже, казалось, ничто не напоминало о прозвучавших несколько часов назад выстрелах. Но тут наступила очередь нейрохирургов, а результат их работы оказался куда менее утешительным.
— Мы сделали все, что от нас зависело, – заявил профессор нейрохирургии Казанцев. - Теперь все находится в руках Божьих. Организм, конечно, молодой, но шансов на полное выздоровление, откровенно говоря, мало.
— Василий Васильевич, Леночка что, больше никогда не сможет ходить? – спросил Антон.
— Надежда умирает последней, молодой человек, но больших иллюзий я бы питать не стал. Знаете, сейчас наша медицина находится не на том уровне, чтобы решать подобные вопросы.
Утешение было, конечно, слабым, но оно, как это не покажется странным, в разы увеличило любовь Антона к этому ангельскому, совершенно беззащитному существу, ставшему жертвой чьей-то изощренной жестокости. В этот момент не было ничего, чем бы Антон не мог поступиться, чем бы не мог пожертвовать ради той, которую любил больше всего на свете.
Время, протекавшее медленно и от этого мучительно, уже утратило для Людмилы свое предназначение. Все её мысли, все её существо были направлены только на то, чтобы с любимой сестрой все разрешилось благополучно. Долгие часы, прошедшие с того момента, как Лену увезли в операционную, показались Людмиле вечностью, а неизвестность сковывала грудь невидимыми обручами.
Наконец, дверь из операционной открылась и оттуда вышла группа людей в белых халатах.
— Вы – родственница Лены Лариной? – спросил Людмилу подошедшей к ней Валдаев.
— Да, – ответила Людмила. – Я – её сестра.
— Порадовать мне вас нечем, – продолжил эскулап. – Со своей стороны мы сделали все возможное. Единственное, чем я могу вас утешить, - это то, что ноги вашей сестре удалось сохранить. Но вот ходить в ближайшее время она не сможет. Понимаете, пуля задела позвоночник…
Чем дольше говорил доктор, тем сильнее на лице Людмилы становилось выражение гнева. Источник бед Лены стоял здесь же, перед ней, и не высказать ему в лицо все, что она о нем думает, Людмила просто не могла.
— Так! Еще раз увижу тебя рядом со своей сестрой – пеняй на себя! Она, вон, из-за тебя без ног осталась.
— Люда! Люда, держи себя в руках! – попытался урезонить не в меру распаленную Людмилу Дмитрий. – Благодаря Антону, между прочим, ноги нашей сестре вообще удалось сохранить.
— Дима, ты слышал, что сказал врач? Лена больше никогда не будет ходить, и это все, между прочим, из-за него. Из-за его дурацких бредней про женитьбу, про Рязань…
Переубеждать Людмилу в том, что она несколько заблуждается относительно молодого человека, было делом абсолютно бесполезным, а поэтому Антону с Дмитрием не оставалось ничего другого, как просто отойти в сторону.
— Ты её тоже пойми, – сказал Серковский возлюбленному своей сестры. – Кроме Лены, у неё никого нет.
— Как нет? – удивился Антон. – А её бабушка? А дядя Вадим с тетей Аней? А ты, в конце концов?
— Ну, я – вообще карта отыгранная. После того, что я натворил, вряд ли стоит надеяться на прощение с её стороны. – Дмитрий тяжело вздохнул. – Дядя Вадим с тетей Аней… у них своя жизнь, свои заботы. Так что ближе Лены у Люды никого нет.
— Дим, ты все еще любишь Люду? – вдруг спросил Антон.
— Сейчас вообще не обо мне речь. В данный момент главное – поставить Лену на ноги, а кто кого любит, а кого – нет, разбираться потом будем.
У случайно услышавшей обрывки этого разговора Людмилы замирало сердце при каждом произнесенном слове. До этого момента ей казалось, что безумная любовь, однажды внезапно вспыхнувшая, навсегда похоронена в прошлом, но сейчас…
Былые чувства, казалось, угасшие навсегда, вспыхнули с новой силой, а любовь, похороненная навечно в прошлом, ожила вновь. В памяти снова воскресли минуты счастья, проведенные рядом с любимым человеком, в одночасье ставшим чужим…
Долгие часы, проведенные Полиной в приемном покое одной из московских больниц, показались ей вечностью. Впереди были только неопределенность и полная неизвестность того, что будет дальше происходить с её жизнью. Выбраться из того ужасного места, в котором она оказалась много лет назад, было лишь половиной той миссии, которую Полина, во что бы то ни стало, должна была завершить.
Главным делом её жизни было – найти сына, которого у неё грубо отняли двадцать шесть лет назад, и о котором с тех пор ей ничего не было известно.
Погруженная в свои размышления, Полина не заметила подошедшего к ней Дмитрия.
— Полина Аркадьевна, нам с вами надо решить, что делать дальше, – сказал Серковский. – Понимаете, оставаться в Москве надолго вам нельзя. Как только Герман узнает, что вам удалось выбраться из этой клиники, на вас тут же начнется охота…
— Молодой человек, вы бы не могли отвезти меня к Ане Гусевой? – перебила Полина Дмитрия. – Она – моя лучшая подруга, и, как мне кажется, в первую очередь имеет право знать, что я жива.
Надо ли говорить, каких усилий стоило Анне сдержать себя, чтобы не упасть в обморок при виде живой, хоть и не вполне здоровой, Полины? Взрыв эмоций, последовавший за этим, тоже вряд ли поддается описанию. Минуту Анна не могла поверить своим глазам, что перед ней стоит неведомо как воскресшая подруга, которую уже много лет все считали умершей.
— Поленька, да, что же это такое? – причитала Анна. – Мы ведь все считали тебя давно умершей. Я ведь лично видела, как гроб с тобой в могилу опускали.
— Анют, да, я сама уже давно себя мертвой считала, – ответила Полина. – Место, где я пробыла все эти годы, мало чем отличается от могилы.
— Анна Трофимовна, можно Полина Аркадьевна побудет у вас какое-то время? – спросил Дмитрий.
— Конечно! Это даже не обсуждается, – ответила Анна. – Будет жить у нас столько, сколько понадобится.
Оставшаяся часть дня прошла у двух подруг в бесчисленных разговорах. Анна все не могла понять, у неё просто не укладывалось в голове, как такое вообще возможно. Живой человек был объявлен мертвым, память о нем старательно стиралась, и даже родная дочь толком ничего не знала о том, кто её мать.
— Представляешь, а Лиза до сих пор думает, что ты была не в себе, – сказала Анна. – Я уж не знаю, чем ей там Герман мозги законопатил, но она до сих пор верит в сказочку про какой-то там нервный срыв.
— Ой, Анют, зная своего мужа, я этому даже не удивляюсь. Лично меня другое интересует: где мой сын? Хоть Герман и говорил, что мой мальчик умер, но знаешь, сердце мне подсказывает: жив он!
Хлопанье двери в прихожей оповещало о возвращении с работы Вадима Викторовича. У Гусева на несколько секунд даже пропал дар речи, когда он увидел воскресшую подругу своей жены.
— Поля, я ничего не могу понять! – немного придя в себя, сказал он. – Я ведь лично гроб с тобой на руках нес.
— Видишь, Вадик, чудеса иногда происходят, – развела руками Полина. – Я сама себя давно похоронила. Если бы не Леночка, не эти молодые люди, не знаю я, чем бы все это закончилось.
Рассказанные Полиной подробности её пребывания в столь невеселом заведении привели Вадима Викторовича в состояние шока. Он никак не мог понять, до какой степени может дойти человеческая жестокость и изобретательность в этой жестокости.
— Теперь ты понимаешь, Ань, что история с Черкасовыми – это, скорее всего, не сказки? – спросил он жену. – Ради достижения своих целей этот человек способен на все, что угодно!
— Всего ожидала от Германа, но такого… - сокрушалась Анна. – Главное, за что им муки-то такие?
Вопрос был из тех, на который, пожалуй, никто не мог дать сколь-нибудь вразумительного ответа.
Сам Герман Сапранов, пожалуй, еще никогда не чувствовал себя до такой степени неуверенно. Новости из клиники дошли до него молниеносно, что не могло не вызвать приступ небывалого раздражения, переходящего в откровенную истерику.
— Слушай, Владимиров, ты хоть понимаешь, что после этого тебе не жить!?! – кричал в трубку Сапранов. – Умирать будешь долго и мучительно! Это я тебе обещаю!
Бросив трубку, Герман еще долго не мог отдышаться. То, что произошло, теперь висело над ним, как дамоклов меч.
— Знаешь, а я бы, на твоем месте, поторопился с приведением приговора в исполнение. – сказал сидевший рядом Ромодановский. – Ты только представь, носителем какой информации этот Владимиров является. Ведь если он каким-то образом раскроет рот, мало никому не покажется.
— Знаю, Володя! Все я знаю! – ответил Герман. – Только ведь дело тут не только во Владимирове… Пойми, мне теперь Полина житья не даст. А если еще учесть, что она там, судя по всему, скорежилась с Леной…
— … Тогда положение твое становится просто опасным. Можешь себе представить, какие разбирательства за этим последуют? На любой из твоих карьер можно будет ставить жирный крест.
— Сейчас главное – Ленку найти. Вот куда моя племяшка с этим олухом Серковским её спрятали? Они что, думают, я на них никакой управы не найду? Да, у них земля под ногами гореть будет, они оба проклянут тот день, когда родились, но Лена все равно будет моей.
Одержимость Леной с каждым днем становилась все очевиднее для всех, кто хоть сколько-нибудь знал Германа. Говорить о ней без страсти, вспыхивающей в его глазах, он не мог, и всякий раз подчеркивал, что его невеста может принадлежать только ему, так как обязана своем жениху буквально всем.
— Герман, а тебе не приходило в голову, что этой девочке ты просто не нужен? – спросила как-то Варвара Захаровна. – Она ведь может полюбить более молодого, понятного ей человека.
— Мама, я же лучше знаю, что ей нужно. – нисколько не сомневаясь, ответил Герман. – Благодаря мне, она вылезла из того болота, в котором до этого прозябала. Только благодаря мне, Лена не угодила за решетку, куда её вот-вот должны были отправить на долгие годы! Так что, сама видишь, эта девочка обязана мне буквально всем.
Сама Лена находилась в этот момент в пограничном пространстве, отделяющим мир живых людей от мира небытия. Частично успешно выполненные операции лишь поддерживали жизнь в теле девушки, но не возвращали к ней. Само тело, подключенное к проводам и трубкам, скорее напоминало вместилище многочисленных страданий, чем обитель человеческой души.
Дни и ночи, проводимые Людмилой у постели сестры, только усиливали тревогу за то, что с Леной будет дальше. На своей личной жизни, на своих увлечениях, привязанностях Людмила поставила большой и жирный крест, решив, что отныне все её существование будет принадлежать вновь обретенной родной сестре.
— Пить… Воды… - раздался слабый голос Лены одним утром, что оповещало о её возвращении в сознание.
— Леночка, милая, потерпи немножечко. – принялась причитать бросившаяся к ней Людмила. – Тебе сейчас нельзя… Потерпи…
Сама Лена совсем не осознавала ни того, что с ней было, ни того, что происходило сейчас. Сознание девушки не спешило вновь вступить в свои права, поэтому рассуждения, очнувшейся после наркоза, Лены были абстрактны и нечленораздельны.
— Папа… Мама… Алеша. – повторяла Лена, находясь в полузабытьи.
— Солнышко, постарайся поспать, – сказала Людмила, заботливо прикрывая сестру теплым одеялом.
— Где Антошка? – прозвучал следующий вопрос Лены. - Почему его здесь нет?
Произнесение этого имени действовало на Людмилу, как красная тряпка на быка. Все выводы для себя, как ей казалось, она уже сделала, и Антон представал в них, как главный виновник того, что случилось с Леной.
— Как она? – шепотом спросил вошедший в палату Дмитрий.
— Начала в себя приходить – ответила Людмила, а потом, сквозь слезы, спросила: - Димка, что ж мы ей теперь скажем?
— Скажем, что она у нас – самая лучшая сестра, которую мы очень любим. Скажем, что нет ничего, что бы мы для неё не сделали…
— … и что она ходить больше никогда не сможет, тоже скажем?
— Люся! Люсь, давай договоримся так: вот этот Ленин диагноз – это руководство к нашим дальнейшим действиям. Мы ж с тобой не собираемся сидеть, сложа руки? Лично я перелопачу весь интернет. В наше время должны быть какие-нибудь эффективные средства для решения подобных проблем. Если не в нашей стране, то заграницей точно…
Тон, каким говорил Дмитрий, исходившее от него тепло и участие не могли не понравиться Людмиле. Былые чувства, затаившиеся на дне души, ожили вновь, а в сердце вновь поселилась давно забытая, сладостная нега.
— Ты, главное, верь, что все будет хорошо, – произнес Серковский. – Я ведь землю переверну, но наша сестра снова будет ходить.
От слов Дмитрия веяло уверенностью и каким-то неподдельным теплом. Слова, которые он произносил, были абсолютно искренны, чего Людмила не могла не заметить. Перед ней снова стоял тот же юноша с невероятно добрыми и немного грустными глазами, которого она встретила на летней ярмарке.
В себя Лена приходила долго и мучительно. Сказывались и послеоперационные боли, и традиционно-мучительное состояние после наркоза. Открыв глаза, девушка, казалось, не могла понять ни где она находится, ни что с ней произошло. Даже присутствие рядом лучшей подруги было для Лены маленьким утешением.
— Где я? – был первый вопрос начавшей приходить в себя девушки. – Что со мной?
Вопросы были из тех, на которые Людмила вообще не могла дать каких-либо ответов.
— Кто вы? – вдруг спросила Лена испуганным голосом. – Вы что, опять будете мучить меня?
— Хорошая моя, никто не собирается тебя здесь обижать, – сказала Людмила. – Тебе надо хорошенько отдохнуть, выспаться, а потом мы с тобой обо всем поговорим.
Из всего, что говорила Людмила, Лена решительно ничего не понимала. Перед ней стояла миловидная, с необыкновенно ласковым лицом, но совершенно незнакомая девушка, которая вся прямо-таки излучала доброту и тепло. Черты лица девушки, её тихий голос, стройная фигура были Лене будто бы знакомы, но вот где именно она встретиться с этой участливой незнакомкой, Лена вспомнить не могла.
— Ну, как вы тут? – спросил вошедший в палату Дмитрий.
В руках у него были два целлофановых пакета, наполненных всякой съестной всячиной.
— Дима, она нас не узнает! – в ужасе сказала Людмила. – Понимаешь, Леночка на меня смотрит, как будто в первый раз видит.
— Что значит – не узнает? – спросил Дмитрий. – Ты врачу об этом говорила?
— Еще не успела. Вот когда обход будет, я им все обязательно расскажу.
Лена смотрела на Людмилу и Дмитрия удивленными, ничего не понимающими глазами. Доброе расположение этих молодых людей, их участие не могли ей не импонировать, но вот кто они, для чего здесь находятся – эти вопросы оставались для Лены без ответов.
Рядовой медицинский осмотр не внес никакой ясности в картину того, что произошло с Леной. Седовласые эскулапы задумчиво вздыхали, натужно пожимали плечами, но не могли определить, что же стало причиной потери памяти.
— Со своей стороны, могу сказать, что нейрохирургия тут абсолютно ни при чем, – однозначно заявил Казанцев. – Возможно, это травма, полученная при ранении, дает о себе знать, а может быть, сказалось нервное потрясение, пережитое вашей сестрой.
— Где Антошка? - вдруг спросила Лена, до того смотревшая на всех присутствующих совершенно отрешенным взглядом. – Когда он сюда придет?
— Леночка, а Антошка – это кто? – спросила Людмила. – Ты помнишь его?
В ответ на этот вопрос Лена расцвела в улыбке. Сразу было понятно, что Антошку, о котором зашла речь, она знает хорошо, и играет он в её жизни какую-то очень важную роль.
— Антошенька – мой любимый мальчик, – ответила Лена, спустя несколько секунд. – Он – самый лучший человечек на свете. С ним я по-настоящему счастлива.
Слышать подобные признания от своей сестры Людмиле было, мягко говоря, неуютно. Сама-то она мнения о предмете воздыханий Лены была прямо противоположенного, и любые дифирамбы в его адрес резали ей по сердцу.
— Доктор, есть надежда хотя бы на то, что к моей сестре вернется память? – спросил Дмитрий.
— Вы знаете, пожалуй, в вашем случае лучший лекарь – это время, – вздохнув, ответил Казанцев. – Поймите, человеческий мозг – сфера самая неизведанная, и сюрпризов от него можно ожидать любых и в любую минуту.
Тут, к неудовольствию Людмилы, в палату вошел Антон. Не обращая совершенно никакого внимания на присутствующих, молодой человек подошел к Лене и, крепко обняв её, прижал к себе.
— Солнышко, как ты? – спросил он.
— Без тебя – плохо, – ответила Лена, на лице которой появилась улыбка. – Знаешь, как мне скучно, когда тебя нет рядом?
— Леночка, тебе надо отдохнуть, – забеспокоилась Людмила. – Давай я тебя чем-нибудь вкусненьким покормлю, а потом тебе нужно будет поспать.
Попытка Лены хоть как-то пошевелить ногами оказалась абсолютно безуспешной, что привело девушку в состояние нескрываемого ужаса.
— Я не чувствую своих ног! – закричала Лена. – Слышите!?! Я их абсолютно не чувствую! Почему так!
Панику, молниеносно перешедшую в истерику, удалось остановить только изрядным количеством успокоительных препаратов, тут же введенных несчастной девушке.
— Ты по-прежнему будешь утверждать, что Антон к этому не имеет никакого отношения? – спросила Людмила Дмитрия. – Дима, вот это из-за его безрассудств Лена сейчас – ни жива, ни мертва!
— Ну, если попытка спасти нашу сестру – это безрассудство…
— Да. Безрассудство! – не успокаивалась Людмила. – Ты ведь сам говорил, что Лена, по сути, еще ребенок, и ни о каком замужестве вообще не может быть речи.
— Знаешь, Люда, если выбирать между Антоном и твоим дядей, то все становится очевидным…
Спор мог продолжаться до бесконечности, и ни Людмиле, ни Дмитрию не удалось бы прийти, как говорится, к общему знаменателю.
Помимо Лениного заболевания, существовала еще одна проблема, требовавшая скорейшего решения. Нахождение Полины Римашевской вне стен лечебницы создавало опасность как для неё самой, так и для всех тех, кто с ней соприкасался.
— Анют, мне ж тут, у вас, долго оставаться нельзя, – призналась сама Полина. – Только представь, что будет, если Герману станет известно, что вы с Вадиком меня в своем доме приютили? Мало ведь тогда никому не покажется.
— Знаешь, Поля, пусть Герман лучше нас боится, – категорично заявила Анна. – Он, конечно, мужик хитрый, изворотливый, но, например, моего Вадика тоже не на помойки нашли. Найдет он способ сделать так, чтоб у твоего Германа земля под ногами гореть стала.
В словах Анны было, конечно, больше бравады, чем чего-то реального. И она, и её супруг хорошо понимали, что Герман Сапранов – это тот крепкий орешек, который им пока не по зубам. Человек этот был скор на расправу, и в случае обнаружения места, где скрывается Полина, расправа эта не заставила бы себя долго ждать.
— Я не представляю, что теперь делать, – сказал Вадим Викторович. – Пока мы не прищучим Германа, Полине оставаться у нас просто опасно. Как только Сапранов узнает, что Полина сбежала из этой психушки, на неё тут же начнется охота. Мы тогда сделать абсолютно ничего не сможем!
— А ты про Ленку забыл? – спросила супруга Анна. – Её-то удалось припрятать.
— Аня, ты не забывай, что у Лены есть брат с сестрой, которые ради неё в лепешку разбиться готовы. А у Поли – мы, и только…
— Слушай, может, стоит с Лизой поговорить? Ну, а чего… Пусть узнает, что её мать жива. Про «подвиги» родного отца тоже пусть узнает…
— Ты точно сошла с ума! – Гусев покрутил указательным пальцем у виска. – Я тебе еще раз говорю: то, что Поля жива, должно оставаться в строжайшей тайне. По крайней мере, для тех, кто об этом еще не знает. Пойми ты, наконец: Герман тут же начнет… да, он уж начал, наверное, рыть землю, как только узнал, что Полина с Леной убежали из этой дурки. Теперь представь, какой опасности мы подвергнем Полину, если на каждом углу начнем разглагольствовать, что она жива.
Разговор двух супругов, который мог продолжаться до бесконечности, прервал звонок в дверь…
На пороге стоял Дмитрий. Вид у молодого человека был усталый, даже изможденный, что не давало право открывшей ему дверь Анне устроить допрос с пристрастием.
— Анна Трофимовна, как Полина Аркадьевна? – с порога спросил Серковский. – Проблем никаких не было?
— Все хорошо, Дима. Вы-то как там? – в свою очередь спросила Анна. – Как Люся? Как Леночка?
— Да, порадовать мне вас пока нечем. Лене восемь операций сделали, но эффект от них минимальный. Хоть хорошо – ноги удалось спасти, а в остальном – работать и работать.
— Дим, а как Люся все это переносит? – спросил появившийся в коридоре Вадим Викторович. – От нас помощь никакая не требуется?
— Люся, конечно, держится, но, честно говоря, держится с трудом, – ответил Дмитрий. – Уже три ночи подряд глаз не сомкнула. Про поесть я вообще молчу…
— Ну, а как ты хотел? – промолвила Анна. – Она ж, чтоб сестру найти, полжизни потратила, а тут такое…
— Врачи-то что говорят? – спросил Гусев. – Никаких прогнозов не дают?
— Прогнозы, конечно, безрадужные, но побороться можно, – ответил Дмитрий. – Вадим Викторович, я вот что пришел: Полину Аркадьевну надо отсюда увозить. Сами понимаете, долго ей оставаться у вас нельзя.
— Ну, и где ты её прятать собрался? – спросила Анна. – Да, пока она у нас, беспокоиться не о чем.
— Вот позвольте мне с вами не согласиться, Анна Трофимовна, – возразил Серковский. – О том, что Полины Аркадьевны нет в клинике, уже, наверняка, давно известно Герману, а он сидеть, сложа руки, не будет.
— Ань, тут с Димкой не поспоришь, – согласился Вадим Викторович. – Герман всю Москву вверх ногами поставит, чтобы только Полину найти. Земля-то у него под ногами гореть начинает, и тут в выборе средств он уж точно стесняться не будет.
— Хорошо! Что вы тогда предлагаете? – спросила Анна. – Где еще Полина будет чувствовать себя в полной безопасности?
Ответ на этот вопрос у Дмитрия был. Правда, дело представлялось не совсем обычным, но зато не сопряженным с каким-либо риском.
— Я хочу отвезти Полину Аркадьевну в Вологодскую область, – сказал Дмитрий.
— Куда!?! В Вологодскую область!?! – удивленно переспросила Анна. – А почему не на Соловки?
— Зря вы иронизируете, Анна Трофимовна, – продолжил Серковский. – Просто я знаю там одно место, где Полина Аркадьевна будет в полной безопасности.
— Что это за место? – поинтересовался Гусев.
Зачатьевский женский монастырь, затерявшийся где-то на просторах Вологодчины, сравнительно недавно восстал из небытия, но уже крепко стоял на ногах и слыл среди богомольцев излюбленным местом паломничества. Благодаря своей настоятельницы, матушки Федоры, обитель процветала, и за короткое время сумела стать, пожалуй, самым известным женским монастырем на севере страны. Туда-то и надлежало отправиться Полине, чтобы переждать опасные времена.
— Думаешь, Герман туда не сунется? – спросила Дмитрия Анна.
— Анна Трофимовна, сомневаюсь, что Сапранов вообще знает про это место. Человек он не религиозный, а поэтому монастырями, думаю, вряд ли интересуется.
— Когда надо ехать? – спросила вышедшая из своей комнаты Полина.
— Полина Аркадьевна, чем быстрее, тем лучше. В Москве вам действительно долго находиться нельзя. Герман, наверняка, уже знает, что вы сбежали из клиники, и поставит на ноги всех, кого только можно, чтобы вас найти.
На сборы много времени потрачено не было, и уже вечером скорый поезд увозил Полину и Людмилу в места, где бывшей узнице предстояло схорониться от опасности.
Благодатная земля, приветливые люди, намоленные стены самой обители немало способствовали внутреннему умиротворению столичных посетителей. Матушка Федора, оказавшаяся на редкость гостеприимной и доброжелательной, казалось, саму себя не помнила, стараясь угодить новым гостям.
— Не знаю, как бы мы существовали без Дмитрия Сергеевича, – говорила настоятельница Людмиле. – Ведь и сиротский приют, и столовая для нищих, и воскресная школа – это только его заслуга. Не было у нас, в монастыре, благотворителя более щедрого, чем он.
Отрадно было слышать Людмиле подобные признания про своего бывшего возлюбленного. Хотя, почему бывшего? Чем больше Людмилу жизнь сталкивала с этим человеком, чем больше ей приходилось соприкасаться с Дмитрием, тем отчетливее она понимала, что чувства, однажды вспыхнувшие в её душе, никуда не делись. Любовь, как бы это кому-то не хотелось, не умерла, а лишь затаилась до времени где-то в глубине души.
Благостное расположение и душевный покой Людмилы закончились тут же, как только она вернулась в Москву. Нелюбимый ею Антон буквально дневал и ночевал у Лены, почти все время, проводя рядом с девушкой. К такому развитию событий Людмила явно готова не была, а поэтому не замедлила высказать максимум своего неудовольствия.
— Представляете, тетя Ань, приезжаю домой, а тут – дым коромыслом стоит! – жаловалась она Анне. – Этот Антон от Лены не вылезает. Еще немного, и он на постоянно у неё поселится.
— Люсь, ну, а что здесь такого? – ответила Анна. – Их дело – молодое, да, к тому же они влюблены друг в друга. Тут сам Бог велел вместе быть.
— Ты не забывай, что Антон спас твою сестру, – вторил супруге Вадим Викторович. – Ведь это только благодаря ему, она с ногами осталась.
Людмила посмотрела на Гусева если не глазами, полными гнева, то, уж точно, взглядом, полным недоверия.
— Дядя Вадим, а из-за кого Лена теперь ходить не может? – спросила она. – Вы мне не объясните? Мне больших трудов стоило хоть как-то успокоить её, привести в чувства.
— И все же ты не там видишь опасность, где её надо видеть, – сказал присутствующий здесь же Дмитрий. - Я не устану повторять: твой дядя – виновник всех несчастий, произошедших с нашей сестрой, и в обратном меня никто не переубедит.
На попытки Людмилы доказать Дмитрию его неправоту совершенно неожиданно отреагировал Вадим Викторович.
— Друзья мои, а вам не кажется, что у вас у обоих голова не тем забита? – спросил Гусев. – Лена, насколько я понимаю, еще даже не знает, что вы – её брат и сестра, а вы тут делите шкуру какого-то мифического, неубитого медведя. Сейчас ваша главная задача – насколько это возможно, поставить Ленку на ноги, а потом уже выяснять, кто виноват и что делать.
Аргументы были из тех, с которыми не поспоришь, и Людмиле с Дмитрием не оставалось ничего другого, как прислушаться к мудрым словам Вадима Викторовича.
Трудно описать, насколько удивленными глазами смотрела Лена на Людмилу и Дмитрия, когда они рассказывали историю её происхождения. Все, что она узнала, казалось девушке чем-то иррациональным, почти нелепым, не укладывающимся в понимание.
— То есть, вы – мои сестренка и братик? – неуверенно спросила девочка.
— Получается, – ответил Дмитрий.
— Лен, ты не представляешь, как я рада , что тебя наконец-то нашла, – сказала Людмила. – Я ведь всегда знала, что ты у меня есть, но только мне не было известно, где тебя можно найти.
— Люся, а наша мама… где она? – вдруг спросила Лена.
— Леночка, наша мама уже давно умерла, – ответила Людмила.
В ответ на эти слова поток слез хлынул из глаз Лены, а в стенах палаты послышалось громкое рыдание.
— Почему так!?! – причитала Лена в неистовстве. – Почему самые близкие мне люди уходят от меня!?!
— Лена, а мы? – недоуменно спросил Дмитрий. – Разве мы с Людой не родные для тебя люди?
На этот вопрос Лене было по-настоящему трудно ответить. Значительная часть жизни была стерта из памяти, и в сознании сохранились лишь очень нечеткие, разрозненные фрагменты прошлого. Все, что касалось жизни в «Калиновом ручье» еще довольно отчетливо представало перед глазами, но вот все, что творилось дальше, было лишь замутненной, разбитой на многочисленные осколки картиной.
Единственным человеком, возвращавшим Лену в повседневную реальность, был Антон. О нем она могла говорить часами, и всегда – в превосходной степени, что служило очень неблагожелательным фоном для Людмилы.
— Не знаю, как бы я выжила, если б не Антошенька. – говорила Лена. – Трудно передать словами, как я его люблю. Он для меня – все!
— Ленусь, но ведь ты этого человека почти не знаешь, – произнесла Людмила. – Как можно до такой степени слепо доверять ему?
— Люда, а мне не нужно его знать, – ответила Лена. – Достаточно того, что он меня не бросил.
Диалог двух сестер был прерван вошедшим в палату самим Антоном. Не обращая внимания ни на Дмитрия, ни на Людмилу, он подошел к Лене и, поцеловав её в щеку, тихо спросил:
— Как ты сегодня себя чувствуешь, любимая? Ничего не болит? Ничего не беспокоит?
Не успела Лена ответить, как раздался недовольный, даже раздражительный голос Людмилы.
— Антон, а ты что здесь делаешь? – спросила она. – Тебе что, мало того, что Лена из-за тебя оказалась на больничной койке?
— Люда, видишь ли, в чем дело: я – помощник Леночкиного лечащего врача, и все, что касается её здоровья, затрагивает меня самым непосредственным образом.
К такому повороту событий Людмила готова не была, и согласиться с подобным раскладом не могла в принципе. Быстро покинув палату, она направилась в кабинет заведующего отделением, расположенного неподалеку.
— Петр Карпович, простите, но мне очень бы хотелось кое-что прояснить относительно моей сестры, – с порога заявила Людмила.
— Положение довольно-таки сложное, но надежда на выздоровление, конечно же, есть, – ответил не вполне понимающий, что от него хотят, Валдаев.
— Я сейчас не об этом, Петр Карпович. Меня беспокоит один из ваших сотрудников, которого я бы не хотела видеть рядом со своей сестрой.
— О ком идет речь, Людмила Ивановна?
— О вашем помощнике – Антоне Маркове. Вы ведь его поставили помогать лечить Лену? Но ведь именно из-за этого человека Лена стала инвалидом. Вам не кажется, что нахождение Антона рядом с ней, вряд ли пойдет на пользу.
— Хочу вам напомнить, Людмила Ивановна, что именно этот молодой человек спас ноги вашей сестре, а кого выбирать себе в помощники,
решать исключительно мне. Кроме того, ваш муж настоятельно просил, чтобы Антон почаще находился рядом с вашей сестрой.
— Что-о-о!?! – недоуменно воскликнула Людмила. – Какой еще муж!?!
— Ну, как же… Ваш супруг – Дмитрий Сергеевич… - промолвил Валдаев. – Он что, вам ничего не говорил?
Только отсутствие под рукой у Людмилы каких-либо тяжелых предметов спасло Дмитрия от верной гибели. Вся её сущность кипела от возмущения. Только трудно было понять, что Людмилу разгневало больше: то, что Дмитрий посмел выдать себя за её супруга или то, что это не соответствовало действительности?
— Да, пойми ты, наконец: некогда мне было распространяться о тонкостях взаимоотношений наших родителей! – пытался оправдаться Дмитрий перед не в меру разгоряченной Людмилой. – Этот Валдаев, как начнет у меня выпытывать: что, мол, да как? Ну, и куда мне было деваться? Не буду же я рассказывать, что мой папа и твоя мама неосмотрительно повели себя в молодости, а Лена – это плод их неосмотрительного поведения.
— Хорошо! А этого Антона ты зачем сюда приплел? – не успокаивалась Людмила. – Ты же знаешь, как я к нему отношусь.
— Ну, вот как ты к нему относишься, меня интересует меньше всего. Ты вспомни, что сказал нам Казанцев: Лене нужно, как можно больше, положительных эмоций, а Антон – источник таких эмоций. Убедил?
Конечно же, не убедил. Конечно же, Людмила по-прежнему оставалась при своем мнении: Антон – виновник того, что произошло с Леной, и тем будет лучше, чем дальше будет от неё находиться.
Время до выписки пролетело незаметно. К своему новому положению Лена уже привыкла, и своим настроением не выдавала той трагедии, случившейся с ней. Людмила с Дмитрием находились при ней неотлучно, и у Лены было достаточно времени для того, чтобы узнать и полюбить новых родственников.
— Жить после выписки ты будешь у меня, и это не обсуждается, – безапиллиционно заявила Людмила. – Там, недалеко, роскошный парк есть. Будем с тобой там каждый день гулять. Я уверена: тебе там понравится.
Слова Людмилы звучали для Лены, конечно же, утешительно, но не вполне убедительно. Для неё Людмила по-прежнему оставалась очень добрым, участливым, заботливым, но совершенно чужим человеком. Та часть жизни, где они были лучшими подругами, где делились друг с другом всеми горестями и радостями, осталась где-то за горизонтом, а вместо неё была лишь полная, беспроглядная пустота.
— Лен, неужели ты не помнишь никого , кроме Антона? – спросила Людмила. – Даже как-то странно…
— Люд, да, я рада бы все вспомнить, но у меня не получается. Вот, например, Дима… Я на него смотрю, и как будто впервые вижу.
— А своих приемных родителей, братика Алешу ты тоже не помнишь?
— Алёшенька! – Лена расплылась в улыбке. - Ты знаешь, я люблю его, как родного сыночка. Но его куда-то забрали, и я не знаю, где он теперь находится.
Воспоминание об Алёше было единственной, тонкой нитью, связывающей Лену с прежней, бывшей когда-то, жизнью. Все, что было в ней, кроме Алеши и Антона, как бы перестало существовать, накрепко исчезло из памяти, как исчезает, например, предрассветный туман.
— Лен, давай приложим максимум усилий для того, чтобы найти твоего братика. Это ведь ненормально, когда больной ребенок находится неизвестно где, а ты совершенно ничего о нем не знаешь.
— Люда, знаешь, как я хочу, чтобы Алёшенька был со мной рядом? Я же только ради братика согласилась на эту авантюру с Германом. Он же мне обещал Алёшу найти, если я за него замуж выйду.
Чем больше Лена рассказывала о том, что с ней произошло, тем больше Людмила не понимала, для чего Герман все это затеял. К завидным невестам эту девочку, только-только попрощавшуюся с детством, ни в коем разе отнести было нельзя. Говорить о высоких чувствах, неожиданно посетивших Германа Федоровича, тоже не приходилось. Значит, по мнению Людмилы, у этой внезапно вспыхнувшей страсти была другая причина, а именно – вышедшая из-под контроля, старческая похоть, от которой, во чтобы то ни стало, Людмила решила защитить Лену.
Новое жилище не могло не прийтись Лене по вкусу. Квартира, хоть и небольшая по размерам, отличалась каким-то особенным уютом. Не было здесь ничего лишнего, но все необходимое можно было найти без труда. Людмила приложила максимум усилий, чтобы условия проживания её сестры были, насколько это возможно, удобны.
Естественно, после выписки Лены, в доме Людмилы Дмитрий стал частым гостем. Общение с обретенной сестрой было ему в радость, а у Людмилы эти посещения вызывали смешанные чувства. Все дело в том, что редкий визит Серковского обходился без прихода вместе с ним Антона, а этого человека Людмила меньше хотела видеть рядом со своей сестрой.
— Мы же с тобой договорились, что будем все делать для того, чтобы Лене было хорошо, – ответил как-то Дмитрий на недовольное замечание Людмилы. – Ты посмотри, как наша сестра счастлива рядом с ним. Разве не об этом мы договаривались?
— Дим, да, я никак не могу забыть, что это из-за него Лена в инвалидном кресле оказалась. Если бы не он с его дурацкими идеями, сейчас с Леной все было бы нормально.
— Люсь, а вот эту ерунду ты выбрось из головы. Я тебя умоляю! – строго попросил Серковский. – Ты же сама прекрасно понимаешь, что это не так. Если кто-то и виноват в бедах нашей сестры, то это, в первую очередь, твой дядя.
Вскоре Дмитрию пришлось доказывать свое благосклонное отношение к Антону.
День рождения Лены обещал стать самым знаменательным событием в жизни Людмилы и Дмитрия за последнее время. Каждый из них готов был из кожи вон лезть, чтоб порадовать сестру. Понимание того, что может порадовать Лену, у каждого из них было разное, и вскоре эта разность взглядов не замедлила проявиться.
В то утро Антон имел неосторожность заявиться к Лене, что называется, ни свет, ни заря, чем вызвал у Людмилы приступ небывалого неудовольствия.
— Что тебе здесь надо!?! – возмущалась Людмила. – Ты что, еще не понял, что тебе тут нечего делать!?! Хватит Лене с тебя того, что по твоей милости она теперь ходить не может.
Антону не оставалось ничего другого, как развернуться и уйти, оставив Людмилу наедине с чувством выполненного долга. Однако долго наслаждаться мнимой победой ей не пришлось. Прошло совсем немного времени после ухода Антона, как снова раздался звонок в дверь.
На пороге стоял Дмитрий, держа в руках свернутый целлофановый пакет.
— Ну, как там наша именинница? – спросил он. – Спит еще?
— Да, тише ты! – махнула рукой Людмила. – От одного «визитера» еле избавилась. Теперь ты заявился.
— Погоди. О каком «визитере» ты говоришь? - поинтересовался Дмитрий.
—Да, Антон этот… - ответила Людмила. – Представляешь, ни свет, ни заря прибежал сегодня. Я ему сказала, чтоб ближе, чем на пушечный выстрел, он к Лене не вздумал подходить…
— Я убью тебя, лодочник! – прервал гневную тираду Людмилы Дмитрий. – Ну, и как прикажешь теперь нам отмечать Ленин день рожденья?
Скрип колеса, донесшийся и соседней комнаты, оповестил о пробуждении самой именинницы.
— Димка, привет, – поздоровалась Лена с братом. – Как твои дела?
— Дела – во! – Дмитрий поднял вверх большой палец. – Ленка, во-первых, от всей души – с днем варенья тебя! Во-вторых, вчера изъюзал весь интернет, но нашел то, о чем мы с тобой договаривались.
Развернув пакет, Лена расплыла в улыбке. Новейшая модель фотокамеры со всеми возможными прибамбасами – это то, о чем Лена мечтала долгие годы.
— Теперь общелкаем с тобой всю округу, и – на выставку в какой-нибудь Париж… - прокомментировал свой подарок Серковский.
— Вы сначала вылечитесь, на ноги встаньте, а потом уже о Парижах думайте, – иронично заметила Людмила.
Взяв Людмилу под руку, Дмитрий отвел её в сторону и тихо сказал:
— Ноги – в руки, и – за Антоном. Его общага тут недалеко находится. За пять минут добежишь.
В ответ на недоуменный взгляд своей возлюбленной он добавил:
— Мы что, в гордом одиночестве должны тут Ленин день рождения праздновать?
Повинуясь неведомой силе убеждения, исходившей от Серковского, Людмила, сама не зная почему, отправилась выполнять его поручение. Если бы она только знала, что за этим последует, то и шага бы не сделала в направлении общежития Антона.
Естественно, Лена была на седьмом небе от счастья, снова увидев Антона. Естественно, молодые люди долго не могли наговориться, многократно признаваясь друг другу в любви.
— Молодежь, добро пожаловать за стол! – прозвучало приглашение Дмитрия. – Настало время устроить праздник живота.
Стараниями Людмилы праздничный стол действительно отличался подчеркнутой торжественностью с легким налетом шика. От красовавшихся на столе всевозможных яств нельзя было остаться недовольным. Провозгласив тост за любовь всей своей жизни, Антон вызвал невольную улыбку у сестры Лены, совершенно не подозревавшей, что за этим последует дальше.
— Леночка, сестричка моя, от всей души поздравляю тебя с твоим совершеннолетием! Желаю тебе всего самого наилучшего и лелею себя надеждой, что вскоре смогу увидеть, как ты снова можешь ходить. Благо, сегодня я получил сообщение из одной немецкой клиники, где обещают снова поставить тебя на ноги.
Сказать было трудно, кто, услышав это сообщение, воодушевился больше – Лена или Людмила. Лена никак не могла привыкнуть к тому состоянию, в котором она прибывала, и хотела, как можно скорее, встать на ноги, а Людмила радовалась тому, что вскоре её сестра окажется далеко от человека, виновного во всех её несчастьях.
— Лена, это же так здорово! – провозгласила Людмила. – Наконец-то тебя вылечат! Ты снова будешь ходить! Увидим с тобой другую страну. Я от тебя ни на шаг отходить не буду…
— Стоп! Стоп! Стоп! Люда, а кто тебе сказал, что с Леной поедешь именно ты? – спросил Дмитрий.
На кухне повисла гробовая тишина. Ни у кого, кто на ней присутствовал, кроме Серковского, не было никаких сомнений в том, что Людмила, и только она, должна сопровождать Лену в этой поездке. Все другие варианты мысленно отметались сами собой, не имея право на какое-либо существование.
— Дим, ну, а кто еще? – спросила немного растерявшаяся Людмила.
Вопрос предполагал само собой подразумевавшейся ответ, но на этот раз все пошло не так, как представлялось Людмиле.
— Люд, видишь ли, в чем дело, – начал свою тираду Дмитрий. – По правилам клиники, сопровождать больного и находиться рядом с больным может только кто-то из его близких родственников, а мы с тобой Лене – никто, и зовут нас – никак.
— Ну, и что теперь делать? – спросила Людмила.
— Я так думаю: в Германию вместе с Леной надо лететь Антону, – нисколько не сомневаясь, ответил Серковский. – Во всяком случае, с ним за нашу сестру я буду абсолютно спокоен.
— Ну, Антон ведь Лене тоже – никто, – сказала Людмила.
— Во всяком случае, это легко исправить, – отпарировал Дмитрий. – Антону с Леной надо просто пожениться, и тогда все проблемы будут решены автоматически.
Звон разбивающейся чашки, выпавшей из рук Людмилы, нарушил, на секунды воцарицившуюся на кухне, тишину. Представить свою сестру в качестве жены этого недоразумения, именовавшего себя будущим медиком, Людмила не могла ни под каким предлогом, а поэтому все, что говорилось Дмитрием, казалось ей верхом цинизма и безрассудства.
— Дима, дорогой, а как ты себе это представляешь? – чуть ли не запинаясь, спросила Людмила. – Хочу тебе напомнить, что Антон – студент. Он что, должен бросить учебу, чтобы ехать с нашей сестрой?
— Я предполагал, что ты задашь этот вопрос, – ответил Дмитрий. – В институте, где учится Антон, я навел нужные справки… В общем, на весь период Лениного лечения он сможет взять академический отпуск. Правда, для этого нужно, чтобы они состояли в законном браке.
Для Людмилы слова Дмитрия звучали, как приговор. Меньше всего ей хотелось видеть свою сестру замужем за Антоном, и для неё подобное развитие событий было неприемлемо в принципе. В её глазах Антон по-прежнему представал виновником всех несчастий, свалившихся на Лену, и идея Серковского о браке с ним звучала, как минимум, кощунственно.
— Ну что, влюбленный, готов пожертвовать свободой ради возлюбленной? – спросил Дмитрий, обращаясь к Антону.
— Ради Леночки я, естественно, готов на все, что угодно, – не задумываясь, ответил юноша.
— Дима, пойдем-ка, – тихо произнесла Людмила, поманив Дмитрия пальцем. – Мне с тобой поговорить надо.
Для Дмитрия подобный разговор не предвещал ничего хорошего, но, не имея возможности что-либо противопоставить Людмиле, он отправился за ней в соседнюю комнату.
— Ты что тут устраиваешь!?! – спросила Людмила, еле сдерживая гнев. – Что это за спектакль с женитьбой!?!
— Люда, я говорил абсолютно серьезно. Ты же хочешь, чтоб наша сестра снова встала на ноги?
Людмила положительно кивнула головой.
— Ну, вот… а для этого нужно очень серьезное, продолжительное лечение, и, главное, на протяжении всего этого лечения нужно, чтобы кто-то с ней обязательно находился рядом.
— Почему я не могу с ней поехать?
— Я тебе уже объяснял, почему… - тяжело вздохнул Дмитрий. – Во время лечения нужно, чтобы с Леной кто-то постоянно находился рядом. Ни я, ни ты этого сделать не можем. Значит, вся надежда – на Антона. Тем более, он – медик. Значит, сможет постоянно следить за состоянием Лены, и держать нас в курсе.
Подобные доводы казались сильными для Дмитрия, но не для Людмилы. Для неё Антон по-прежнему был человеком, которого меньше всего она хотела видеть рядом с Леной.
— Люсь, но другого выхода у тебя нет, – сказала Анна, выслушав эту историю. – Сестру твою на ноги ставить надо? Надо! А для этого на что только не пойдешь.
— Да, но почему её обязательно выдать замуж за этого Антона?
— Да, потому что по-другому нельзя. Люд, тебе ж Димка, по-моему, все предельно ясно расписал. Одну Ленку ты в такую даль отпустить не можешь, а поехать вместе с ней у тебя тоже возможности нет. В общем, остается одно: кто-то должен поехать с твоей сестрой в эту клинику, и находиться там при ней неотлучно.
— Люсь, ты знаешь, как я отношусь к Димке, но на этот раз я не могу с ним не согласиться, – произнес Вадим Викторович. – Сейчас все твои обиды, страхи, неудовольствия лучше убрать куда-нибудь подальше. Что плохого в том, что этот парень будет находиться рядом с твоей сестрой, пока она будет лечиться.
— Дядя Вадим, но не в том сейчас Лена состоянии, чтоб ей еще и замуж выходить. Тем более, за этого Антона…
— Ну, тогда давай твою Лену за какого-нибудь Ваньку с Пресни отдадим, раз тебя Антон не устраивает, – предложила Анна. – Люда, как ни крути, а никто, кроме него, с Леной в Германию полететь не сможет.
— Да, и вообще зря ты на парня взъелась, – сказал Вадим Викторович. – В том, что он влюблен в твою сестру, его вины точно нет, а что касается Лены, то тут ты на него можешь положиться всецело. Так что, Люсь, не забивай голову всякой ерундой
Аргументы, приводимые Гусевым и Анной, были сильны настолько, что им невозможно было что-либо противопоставить. Конечно, не было в мире такой цены, которую Людмила была бы не готова заплатить, чтобы вновь увидеть свою сестру здоровой. Конечно, возможная свадьба Лены и Антона выглядела нелепой, случившейся вопреки всем законам здравого смысла, необходимостью, с которой Людмиле, хотела она того или нет, надо было смириться.
Осенний вечер не баловал спешащих по своим делам прохожих теплом, но и не терзал изнуряющим холодом. Солнце, прощавшееся с небосклоном, дразнило землю своими лучами также, как и оно, спешившими скрыться за горизонт.
Темные аллеи городского парка были немноголюдны, и редкие прохожие могли заметить одиноко сидевшую на одной из скамеек девушку, закутанную в бежевый плащ. По всему было видно, что девушка кого-то ждет, и ожидание это становилось тем нестерпимее, чем дольше оно длилось. Постоянно оглядываясь по сторонам, девушка словно искала взглядом кого-то, кто вот-вот должен был перед ней появиться.
— Привет, – вдруг раздался у неё за спиной знакомый голос.
Обернувшись, Людмила увидела Дмитрия. Как всегда, от него веяло стопроцентной уверенностью и какой-то неподдельной лощеностью.
— Ты думаешь, у Лены с Антоном действительно может что-то получится? – не отвечая на приветствие, спросила Людмила.
— Ну, а почему – нет? – ответил Дмитрий. – Люда, они любят друг друга, а это – главное. Кроме того, Лена скоро встанет на ноги. В этом я уверен больше, чем на сто процентов, и тогда им с Антоном вообще ничего мешать не будет…
— Интересно, а где они будут жить? – перебила Серковского Людмила. – В Антоновой общаге?
— Так. Где они будут жить? Хороший вопрос, – сказал Дмитрий, взяв Людмилу за руку. – Поедем, покажу.
Пропетляв по опускающемся в вечерний сумрак столичным улицам, респектабельный автомобиль Дмитрия остановился, наконец, возле массивного, с явными претензиями на помпезность, здания, возвышавшегося в одном из измайловских проездов. Тишина места, обилие зеленых насаждений, водная гладь большого пруда, раскинувшегося перед домом, как бы подчеркивали особую значимость этого строения.
— Ну, вот тут и будет находиться обитель наших молодоженов, – продекламировал Дмитрий. – Пойдем проводить внутреннюю ревизию?
Квартира, которой суждено было стать пристанищем для Лены и Антона, отличалась каким-то особым уютом без всяких намеков на какую-либо безвкусицу. Присутствие хозяина в доме чувствовалось во всем, даже в гулком бое напольных часов, возвышавшихся в углу холла.
— Ты здесь живешь? – спросила Людмила.
— Нет. Просто иногда наведываюсь, – ответил Дмитрий. – Надо и за порядком следить, и хоть какую-то видимость жизни в этом жилище поддерживать.
Видимость жизни в этой квартире поддерживалась на весьма не низком уровне. До блеска вымытый паркет на полу не мог не радовать глаз, а со вкусом подобранная мебель подчеркивала респектабельность хозяина этого жилища.
Первое, на что Людмила обратила внимание, пройдя в гостиную, был большой камин, возвышавшийся возле одной из стен. Обитый натуральной кожей диван не мог не придать комнате напыщенного аристократизма, а хрустальный сервиз, красовавшийся за стеклом витрины, лишь подчеркивал особый статус жильцов этой обители.
— Дима, а это что? – спросила Людмила Серковского, когда тот вынул из портфеля и положил перед собой на журнальный столик лист бумаги.
— Это? – прозвучал встречный вопрос. – Дарственная.
— Дарственная? На эту квартиру?
— Да, конечно, – ни на секунду не задумываясь, ответил Дмитрий. – Я хочу, чтоб у нашей сестры в Москве была хоть какая-то собственность.
— Тебе для этого не жалко даже этой квартиры?
— Что значит – не жалко? Люда, в Измайлово мне принадлежат четыре квартиры. Одну из них я могу подарить родной сестре?
Все происходящее не очень хорошо укладывалось у Людмилы в голове, но этот аттракцион неслыханной щедрости Дмитрия, его искренние желание помочь Лене не могли ей не понравиться. В памяти вновь проснулись воспоминания о тех днях, когда они были вместе, а все обиды, претензии, недоговоренности ушли куда-то далеко на задний план.
Свадьба Лены и Антона, хоть и отличалась скромностью, все же стараниями Людмилы была сделана с максимальным вкусом и всей возможной торжественностью. Бессонная ночь, проведенная на кухне вместе Анной, не пропала даром. Праздничный стол ломился от всевозможных угощений и изысканных яств.
— Все-таки неплохо мы вчера с тобой потрудились, – нахваливала результаты своей же работы Анна.
Лена вся светилась от счастья, и в своем свадебном наряде была необыкновенно хороша. Белое платье, белая фата – все те атрибуты, о которых так когда-то мечтала Людмила, но которые теперь были так к лицу её сестре.
— Думаешь, у них это надолго? – спросила Людмила Дмитрия.
— Надеюсь, навсегда, – ответил он. – Люда, ты только посмотри, как они любят друг друга. Это ли не залог вечного счастья?
Вечное счастье! Не им ли Людмила грезила долгие годы? Она мечтала не просто о счастье, а об идиллии, где все будут любить друг друга, не будет никакой вражды, неправды, недоговоренностей. Источник этих мечтаний стоял здесь же, рядом с ней, но как, казалось, он был далек от той, чье сердце могло принадлежать только ему.
Антону с Леной не суждено было насладиться праздничным послевкусием. Предстояла длинная дорога в чужую страну, где для Лены с её супругом все было неизвестно, непонятно, неизведанно.
Холодные огни Шереметьево-2 скупо дарили на прощание молодоженам тускловатый свет, совершенно не заботясь о том, согревает ли он их. В сотый раз снабжая Антона многочисленными инструкциями, Людмила то и дело оглядывалась по сторонам, пытаясь разглядеть среди снующих туда-сюда людей опаздывающего на проводы сестры Дмитрия.
— Люд, да, перестань ты по сторонам головой вертеть, – не выдержав, сказал Вадим Викторович. – Никуда твой Димка не денется. Сейчас же, сама знаешь, в городе какие пробки.
Среди людей, спешащих на посадку, Людмила сумела-таки разглядеть знакомое лицо. Вид у спешащего на проводы своей сестры Дмитрия был несколько обеспокоенный. Поцеловав Лену в щеку и положив ей на колени какой-то целлофановый пакет, он подошел к Людмиле и тихо произнес:
— Мне с тобой надо очень серьезно поговорить.
— Может быть, сначала Лену проводим? – ответила Людмила.
— Мы тут, между прочим, только тебя одного ждем, – сказал стоявший рядом Вадим Викторович. – С минуты на минуту посадку объявят, ребята на взводе находятся, а тебя где-то нелегкая носит.
Ни слова не ответив, Дмитрий подошел к Лене и начал снабжать её необходимыми наставлениями.
— В пакете – ноутбук, на ноутбуке – скайп. – говорил он. – Чтоб с Людой связывалась не меньше одного раза в сутки. Иначе, сама понимаешь, какой аэродром начнется.
Полумеханический голос, раздавшийся откуда-то из-под потолка, оповестил о начале посадки на рейс в Мюнхен.
— Ну, вот и все, – тихо промолвила Людмила, целуя сестру в щеку.
Долгие проводы – лишние слезы, и в данной ситуации они действительно были неуместны. Лена с Антоном скрылись за стеклянными дверьми, ведущими на взлетную полосу, когда к растроганной Людмиле подошел Дмитрий и тихо произнес:
— Все будет хорошо. Не успеешь оглянуться, как наша сестра вернется на своих ногах.
— О чем ты хотел со мной поговорить? – спросила Людмила.
— Слушай, на ногах такие вопросы не обсуждаются. Тут недалеко есть очень симпатичная кафешка. Давай там посидим и все обсудим.
Затемненный свет, немногочисленные посетители, легкий ветерок от висевших под потолком вентиляторов создавали умиротворяющую атмосферу этого заведения.
— Ну, и о чем пойдет речь? – спросила Людмила.
— Понимаешь, Люсь, я почему опоздал-то… Мне Пашка Спиридонов позвонил и сказал, что ему удалось узнать, где сейчас находится Алёша.
— Алёша? Ленин братик? – посыпались вопросы от Людмилы.
— Да. Представляешь, ребенка отправили в какой-то провинциальный приют самого невысокого уровня, для таких детей, как он, совершенно не приспособленный. Как он туда попал, по чьему распоряжению, хранится гробовое молчание, но ясно одно: мальчика надо спасать. Причем, чем скорее, тем лучше.
— Ну, и что нам теперь делать? – спросила Людмила. – Лена – далеко. Будоражить её такими новостями нет никакого смысла, а оставлять все, как есть – это, Дим, преступление. Вот что теперь будем делать?
В ответ раздалось натужное молчание. Наверное, впервые в жизни Дмитрий не знал, что ответить. Все, чтобы он сейчас не сказал, могло прозвучать или как несусветная глупость, или как жестокий цинизм, за который будет стыдно всю оставшуюся жизнь.
— Значит так! Другого выхода у меня, судя по всему, нет, – решительно заявила Людмила. – Поэтому я собираюсь, еду в этот детский дом и забираю мальчика к себе. Больному ребенку там – не место.
В свои права вступил жестокий цинизм, беспощадный в своей реальности.
— Позволь только узнать: как ты это собираешься сделать? – спросил Дмитрий.
— Я просто усыновлю мальчика, – ни секунды не сомневаясь, ответила Людмила.
— Усыновит она! Вы только посмотрите на неё! – усмехнулся Дмитрий. – Люда, матери-одиночки у нас, в принципе, не приветствуются. Я, поверь мне, все справки навел: директриса в этом приюте – редкостный по принципиальности чиновник. Ей плевать будет, что у тебя, в натуре, денег – куры не клюют. У ребенка должны быть полноценные мама и папа, а одна мама, пусть даже и полноценная, извини, не прокатит.
Слова Дмитрия били не в бровь, а в глаз со всей беспощадностью, Людмилу абсолютно обескураживая.
— Ну, и что теперь делать? – спросила она.
Жестокий цинизм тут же уступил свое место несусветной глупости. Благо, присутствие рядом самой Людмилы этому только способствовало.
— Что теперь делать? – задумчиво промолвил Дмитрий. – Знаешь, есть один выход, но мне трудно сказать, как ты к нему отнесешься.
— Говори, какой… - с нетерпением воскликнула Людмила.
Наверное, вся жизнь пронеслась перед глазами Дмитрия в этот момент. То, что он собирался сказать, было поистине судьбоносно, и от ответа Людмилы зависело все дальнейшее его существование.
— Люд, давай поженимся. – собравшись с силами, произнес Серковский. – Ну, а что… Поедим в этот детский дом, заберем мальчика. Когда вернется Лена, отдадим ребенка ей, а сами, если хочешь, разведемся.
В любом другом случае Людмила послала бы Дмитрия по всем известным адресам, и на этом весь разговор был бы закончен. Но речь шла о больном, несчастном ребенке, помощи ждать которому было абсолютно не от куда. Что и говорить, а дети были той причиной, ради которой Людмила готова была на все, что угодно. Даже на брак с таким монстром, как Дмитрий.
— Я надеюсь, ты понимаешь: на эту авантюру я иду только ради малыша? – спросила Людмила. – Поэтому никаких иллюзий я прошу не строить.
Было ли сколько-нибудь истины в словах Людмилы? Да, желание помочь сестре было бесспорным. Желание вызволить больного ребенка из чужеродной для него среды тоже не подлежало сомнению. Но только ли это руководило Людмилой в этот момент?
Рядом с ней находился человек, причинивший так много боли, но, одновременно, так много для неё значивший. Могла ли Людмила дать ему какой-нибудь другой ответ, кроме положительного? Конечно, нет.
Наверное, не стоит приводить подробности того, как прошла церемония бракосочетания Людмилы и Дмитрия. Все прошло буднично, даже обыденно. Немногочисленная публика, собравшаяся в ЗАГСе, лишь засвидетельствовала заключение брака между Людмилой и Дмитрием да ограничилась немногочисленными поздравлениями молодоженам.
В тот же вечер скорый поезд с перрона одного из столичных вокзалов увозил Людмилу с Дмитрием в далекий, неизведанный город. Навстречу новой судьбе!
;
Глава Третья. Свадьба и бракосочетание.
Казенная, вполне обыденная обстановка одной из московских больниц меньше всего интересовали Людмилу. Уже полчаса прошло с того момента, как дверь в операционную за тележкой, на которой везли Лену, закрылась, и тут же вступила в свои права полная, мучающая своей абсолютностью, неизвестность. Выбегавшая из операционной и куда-то спешащая медсестра только усиливала нервозность, отказываясь отвечать на вопросы, находившейся на грани срыва, Людмилы.
— Дима, да, что ж это такое? - сквозь слезы спрашивала Людмила сидевшего рядом и натужно молчавшего Дмитрия. – Они уже два часа с ней возятся, а нам ничего не говорят.
— Люда, возьми себя в руки, наконец! – ответил Дмитрий. – Ранение очень серьезное. За пять минут такие проблемы не решаются. Леной сейчас занимаются лучшие специалисты. К тому же, с ней – Антон. Он-то уж точно проследит, чтоб все было в лучшем виде.
— Погоди, а причем здесь Антон? - спросила ошеломленная Людмила. – Что он вообще тут делает? Ему что, мало того, что Лена сейчас из-за него при смерти находится?
— Ну, ты краски-то не сгущай. Антон-то в чем виноват? В том, что стреляли в него, а попали в нашу сестру? Люд, знаешь: если и предъявлять кому-то претензии, то, в первую очередь, твоему дяде.
Сам Антон в этот момент был далее от споров, разгоравшихся вокруг его персоны. Уже второй час он стоял за операционным столом и внимательно следил за манипуляциями, проводимыми более опытными коллегами.
Положение действительно складывалось более чем серьезное. Пули, попавшие в ноги, раздробили кости настолько, что, казалось, ни о каком восстановлении нижних конечностей не могло идти речи, а поврежденный позвоночник, похоже, обрекал молоденькую девушку на невозможность самостоятельно ходить. В виду совершенно безрадостной картины неутешительный вывод напрашивался сам собой: ноги сохранить не удастся.
— Готовьтесь. Будем ампутировать, – прозвучала команда корифея хирургии Петра Валдаева.
Представить себе, что это всесовершенное тело может быть в одночасье изуродовано, Антон не мог. Что могло последовать за ампутацией, он представлял хорошо, а поэтому решил приложить все силы, чтобы предотвратить подобный исход.
— Петр Карпович, позвольте… - обратился Антон к Валдаеву.
То ли из простого любопытства, то ли из-за чрезмерной дерзости этой просьбы Валдаев не счел нужным вступать в пререкания с молодым специалистом и послушно уступил ему свое место за операционным столом. Вместо положенного времени, операция длилась восемь часов. Антон выжал из себя максимум знаний и максимум умения, и это принесло свой положительный результат.
Костная, мышечная ткани были восстановлены, пули извлечены, швы аккуратно наложены, и уже, казалось, ничто не напоминало о прозвучавших несколько часов назад выстрелах. Но тут наступила очередь нейрохирургов, а результат их работы оказался куда менее утешительным.
— Мы сделали все, что от нас зависело, – заявил профессор нейрохирургии Казанцев. - Теперь все находится в руках Божьих. Организм, конечно, молодой, но шансов на полное выздоровление, откровенно говоря, мало.
— Василий Васильевич, Леночка что, больше никогда не сможет ходить? – спросил Антон.
— Надежда умирает последней, молодой человек, но больших иллюзий я бы питать не стал. Знаете, сейчас наша медицина находится не на том уровне, чтобы решать подобные вопросы.
Утешение было, конечно, слабым, но оно, как это не покажется странным, в разы увеличило любовь Антона к этому ангельскому, совершенно беззащитному существу, ставшему жертвой чьей-то изощренной жестокости. В этот момент не было ничего, чем бы Антон не мог поступиться, чем бы не мог пожертвовать ради той, которую любил больше всего на свете.
Время, протекавшее медленно и от этого мучительно, уже утратило для Людмилы свое предназначение. Все её мысли, все её существо были направлены только на то, чтобы с любимой сестрой все разрешилось благополучно. Долгие часы, прошедшие с того момента, как Лену увезли в операционную, показались Людмиле вечностью, а неизвестность сковывала грудь невидимыми обручами.
Наконец, дверь из операционной открылась и оттуда вышла группа людей в белых халатах.
— Вы – родственница Лены Лариной? – спросил Людмилу подошедшей к ней Валдаев.
— Да, – ответила Людмила. – Я – её сестра.
— Порадовать мне вас нечем, – продолжил эскулап. – Со своей стороны мы сделали все возможное. Единственное, чем я могу вас утешить, - это то, что ноги вашей сестре удалось сохранить. Но вот ходить в ближайшее время она не сможет. Понимаете, пуля задела позвоночник…
Чем дольше говорил доктор, тем сильнее на лице Людмилы становилось выражение гнева. Источник бед Лены стоял здесь же, перед ней, и не высказать ему в лицо все, что она о нем думает, Людмила просто не могла.
— Так! Еще раз увижу тебя рядом со своей сестрой – пеняй на себя! Она, вон, из-за тебя без ног осталась.
— Люда! Люда, держи себя в руках! – попытался урезонить не в меру распаленную Людмилу Дмитрий. – Благодаря Антону, между прочим, ноги нашей сестре вообще удалось сохранить.
— Дима, ты слышал, что сказал врач? Лена больше никогда не будет ходить, и это все, между прочим, из-за него. Из-за его дурацких бредней про женитьбу, про Рязань…
Переубеждать Людмилу в том, что она несколько заблуждается относительно молодого человека, было делом абсолютно бесполезным, а поэтому Антону с Дмитрием не оставалось ничего другого, как просто отойти в сторону.
— Ты её тоже пойми, – сказал Серковский возлюбленному своей сестры. – Кроме Лены, у неё никого нет.
— Как нет? – удивился Антон. – А её бабушка? А дядя Вадим с тетей Аней? А ты, в конце концов?
— Ну, я – вообще карта отыгранная. После того, что я натворил, вряд ли стоит надеяться на прощение с её стороны. – Дмитрий тяжело вздохнул. – Дядя Вадим с тетей Аней… у них своя жизнь, свои заботы. Так что ближе Лены у Люды никого нет.
— Дим, ты все еще любишь Люду? – вдруг спросил Антон.
— Сейчас вообще не обо мне речь. В данный момент главное – поставить Лену на ноги, а кто кого любит, а кого – нет, разбираться потом будем.
У случайно услышавшей обрывки этого разговора Людмилы замирало сердце при каждом произнесенном слове. До этого момента ей казалось, что безумная любовь, однажды внезапно вспыхнувшая, навсегда похоронена в прошлом, но сейчас…
Былые чувства, казалось, угасшие навсегда, вспыхнули с новой силой, а любовь, похороненная навечно в прошлом, ожила вновь. В памяти снова воскресли минуты счастья, проведенные рядом с любимым человеком, в одночасье ставшим чужим…
Долгие часы, проведенные Полиной в приемном покое одной из московских больниц, показались ей вечностью. Впереди были только неопределенность и полная неизвестность того, что будет дальше происходить с её жизнью. Выбраться из того ужасного места, в котором она оказалась много лет назад, было лишь половиной той миссии, которую Полина, во что бы то ни стало, должна была завершить.
Главным делом её жизни было – найти сына, которого у неё грубо отняли двадцать шесть лет назад, и о котором с тех пор ей ничего не было известно.
Погруженная в свои размышления, Полина не заметила подошедшего к ней Дмитрия.
— Полина Аркадьевна, нам с вами надо решить, что делать дальше, – сказал Серковский. – Понимаете, оставаться в Москве надолго вам нельзя. Как только Герман узнает, что вам удалось выбраться из этой клиники, на вас тут же начнется охота…
— Молодой человек, вы бы не могли отвезти меня к Ане Гусевой? – перебила Полина Дмитрия. – Она – моя лучшая подруга, и, как мне кажется, в первую очередь имеет право знать, что я жива.
Надо ли говорить, каких усилий стоило Анне сдержать себя, чтобы не упасть в обморок при виде живой, хоть и не вполне здоровой, Полины? Взрыв эмоций, последовавший за этим, тоже вряд ли поддается описанию. Минуту Анна не могла поверить своим глазам, что перед ней стоит неведомо как воскресшая подруга, которую уже много лет все считали умершей.
— Поленька, да, что же это такое? – причитала Анна. – Мы ведь все считали тебя давно умершей. Я ведь лично видела, как гроб с тобой в могилу опускали.
— Анют, да, я сама уже давно себя мертвой считала, – ответила Полина. – Место, где я пробыла все эти годы, мало чем отличается от могилы.
— Анна Трофимовна, можно Полина Аркадьевна побудет у вас какое-то время? – спросил Дмитрий.
— Конечно! Это даже не обсуждается, – ответила Анна. – Будет жить у нас столько, сколько понадобится.
Оставшаяся часть дня прошла у двух подруг в бесчисленных разговорах. Анна все не могла понять, у неё просто не укладывалось в голове, как такое вообще возможно. Живой человек был объявлен мертвым, память о нем старательно стиралась, и даже родная дочь толком ничего не знала о том, кто её мать.
— Представляешь, а Лиза до сих пор думает, что ты была не в себе, – сказала Анна. – Я уж не знаю, чем ей там Герман мозги законопатил, но она до сих пор верит в сказочку про какой-то там нервный срыв.
— Ой, Анют, зная своего мужа, я этому даже не удивляюсь. Лично меня другое интересует: где мой сын? Хоть Герман и говорил, что мой мальчик умер, но знаешь, сердце мне подсказывает: жив он!
Хлопанье двери в прихожей оповещало о возвращении с работы Вадима Викторовича. У Гусева на несколько секунд даже пропал дар речи, когда он увидел воскресшую подругу своей жены.
— Поля, я ничего не могу понять! – немного придя в себя, сказал он. – Я ведь лично гроб с тобой на руках нес.
— Видишь, Вадик, чудеса иногда происходят, – развела руками Полина. – Я сама себя давно похоронила. Если бы не Леночка, не эти молодые люди, не знаю я, чем бы все это закончилось.
Рассказанные Полиной подробности её пребывания в столь невеселом заведении привели Вадима Викторовича в состояние шока. Он никак не мог понять, до какой степени может дойти человеческая жестокость и изобретательность в этой жестокости.
— Теперь ты понимаешь, Ань, что история с Черкасовыми – это, скорее всего, не сказки? – спросил он жену. – Ради достижения своих целей этот человек способен на все, что угодно!
— Всего ожидала от Германа, но такого… - сокрушалась Анна. – Главное, за что им муки-то такие?
Вопрос был из тех, на который, пожалуй, никто не мог дать сколь-нибудь вразумительного ответа.
Сам Герман Сапранов, пожалуй, еще никогда не чувствовал себя до такой степени неуверенно. Новости из клиники дошли до него молниеносно, что не могло не вызвать приступ небывалого раздражения, переходящего в откровенную истерику.
— Слушай, Владимиров, ты хоть понимаешь, что после этого тебе не жить!?! – кричал в трубку Сапранов. – Умирать будешь долго и мучительно! Это я тебе обещаю!
Бросив трубку, Герман еще долго не мог отдышаться. То, что произошло, теперь висело над ним, как дамоклов меч.
— Знаешь, а я бы, на твоем месте, поторопился с приведением приговора в исполнение. – сказал сидевший рядом Ромодановский. – Ты только представь, носителем какой информации этот Владимиров является. Ведь если он каким-то образом раскроет рот, мало никому не покажется.
— Знаю, Володя! Все я знаю! – ответил Герман. – Только ведь дело тут не только во Владимирове… Пойми, мне теперь Полина житья не даст. А если еще учесть, что она там, судя по всему, скорежилась с Леной…
— … Тогда положение твое становится просто опасным. Можешь себе представить, какие разбирательства за этим последуют? На любой из твоих карьер можно будет ставить жирный крест.
— Сейчас главное – Ленку найти. Вот куда моя племяшка с этим олухом Серковским её спрятали? Они что, думают, я на них никакой управы не найду? Да, у них земля под ногами гореть будет, они оба проклянут тот день, когда родились, но Лена все равно будет моей.
Одержимость Леной с каждым днем становилась все очевиднее для всех, кто хоть сколько-нибудь знал Германа. Говорить о ней без страсти, вспыхивающей в его глазах, он не мог, и всякий раз подчеркивал, что его невеста может принадлежать только ему, так как обязана своем жениху буквально всем.
— Герман, а тебе не приходило в голову, что этой девочке ты просто не нужен? – спросила как-то Варвара Захаровна. – Она ведь может полюбить более молодого, понятного ей человека.
— Мама, я же лучше знаю, что ей нужно. – нисколько не сомневаясь, ответил Герман. – Благодаря мне, она вылезла из того болота, в котором до этого прозябала. Только благодаря мне, Лена не угодила за решетку, куда её вот-вот должны были отправить на долгие годы! Так что, сама видишь, эта девочка обязана мне буквально всем.
Сама Лена находилась в этот момент в пограничном пространстве, отделяющим мир живых людей от мира небытия. Частично успешно выполненные операции лишь поддерживали жизнь в теле девушки, но не возвращали к ней. Само тело, подключенное к проводам и трубкам, скорее напоминало вместилище многочисленных страданий, чем обитель человеческой души.
Дни и ночи, проводимые Людмилой у постели сестры, только усиливали тревогу за то, что с Леной будет дальше. На своей личной жизни, на своих увлечениях, привязанностях Людмила поставила большой и жирный крест, решив, что отныне все её существование будет принадлежать вновь обретенной родной сестре.
— Пить… Воды… - раздался слабый голос Лены одним утром, что оповещало о её возвращении в сознание.
— Леночка, милая, потерпи немножечко. – принялась причитать бросившаяся к ней Людмила. – Тебе сейчас нельзя… Потерпи…
Сама Лена совсем не осознавала ни того, что с ней было, ни того, что происходило сейчас. Сознание девушки не спешило вновь вступить в свои права, поэтому рассуждения, очнувшейся после наркоза, Лены были абстрактны и нечленораздельны.
— Папа… Мама… Алеша. – повторяла Лена, находясь в полузабытьи.
— Солнышко, постарайся поспать, – сказала Людмила, заботливо прикрывая сестру теплым одеялом.
— Где Антошка? – прозвучал следующий вопрос Лены. - Почему его здесь нет?
Произнесение этого имени действовало на Людмилу, как красная тряпка на быка. Все выводы для себя, как ей казалось, она уже сделала, и Антон представал в них, как главный виновник того, что случилось с Леной.
— Как она? – шепотом спросил вошедший в палату Дмитрий.
— Начала в себя приходить – ответила Людмила, а потом, сквозь слезы, спросила: - Димка, что ж мы ей теперь скажем?
— Скажем, что она у нас – самая лучшая сестра, которую мы очень любим. Скажем, что нет ничего, что бы мы для неё не сделали…
— … и что она ходить больше никогда не сможет, тоже скажем?
— Люся! Люсь, давай договоримся так: вот этот Ленин диагноз – это руководство к нашим дальнейшим действиям. Мы ж с тобой не собираемся сидеть, сложа руки? Лично я перелопачу весь интернет. В наше время должны быть какие-нибудь эффективные средства для решения подобных проблем. Если не в нашей стране, то заграницей точно…
Тон, каким говорил Дмитрий, исходившее от него тепло и участие не могли не понравиться Людмиле. Былые чувства, затаившиеся на дне души, ожили вновь, а в сердце вновь поселилась давно забытая, сладостная нега.
— Ты, главное, верь, что все будет хорошо, – произнес Серковский. – Я ведь землю переверну, но наша сестра снова будет ходить.
От слов Дмитрия веяло уверенностью и каким-то неподдельным теплом. Слова, которые он произносил, были абсолютно искренны, чего Людмила не могла не заметить. Перед ней снова стоял тот же юноша с невероятно добрыми и немного грустными глазами, которого она встретила на летней ярмарке.
В себя Лена приходила долго и мучительно. Сказывались и послеоперационные боли, и традиционно-мучительное состояние после наркоза. Открыв глаза, девушка, казалось, не могла понять ни где она находится, ни что с ней произошло. Даже присутствие рядом лучшей подруги было для Лены маленьким утешением.
— Где я? – был первый вопрос начавшей приходить в себя девушки. – Что со мной?
Вопросы были из тех, на которые Людмила вообще не могла дать каких-либо ответов.
— Кто вы? – вдруг спросила Лена испуганным голосом. – Вы что, опять будете мучить меня?
— Хорошая моя, никто не собирается тебя здесь обижать, – сказала Людмила. – Тебе надо хорошенько отдохнуть, выспаться, а потом мы с тобой обо всем поговорим.
Из всего, что говорила Людмила, Лена решительно ничего не понимала. Перед ней стояла миловидная, с необыкновенно ласковым лицом, но совершенно незнакомая девушка, которая вся прямо-таки излучала доброту и тепло. Черты лица девушки, её тихий голос, стройная фигура были Лене будто бы знакомы, но вот где именно она встретиться с этой участливой незнакомкой, Лена вспомнить не могла.
— Ну, как вы тут? – спросил вошедший в палату Дмитрий.
В руках у него были два целлофановых пакета, наполненных всякой съестной всячиной.
— Дима, она нас не узнает! – в ужасе сказала Людмила. – Понимаешь, Леночка на меня смотрит, как будто в первый раз видит.
— Что значит – не узнает? – спросил Дмитрий. – Ты врачу об этом говорила?
— Еще не успела. Вот когда обход будет, я им все обязательно расскажу.
Лена смотрела на Людмилу и Дмитрия удивленными, ничего не понимающими глазами. Доброе расположение этих молодых людей, их участие не могли ей не импонировать, но вот кто они, для чего здесь находятся – эти вопросы оставались для Лены без ответов.
Рядовой медицинский осмотр не внес никакой ясности в картину того, что произошло с Леной. Седовласые эскулапы задумчиво вздыхали, натужно пожимали плечами, но не могли определить, что же стало причиной потери памяти.
— Со своей стороны, могу сказать, что нейрохирургия тут абсолютно ни при чем, – однозначно заявил Казанцев. – Возможно, это травма, полученная при ранении, дает о себе знать, а может быть, сказалось нервное потрясение, пережитое вашей сестрой.
— Где Антошка? - вдруг спросила Лена, до того смотревшая на всех присутствующих совершенно отрешенным взглядом. – Когда он сюда придет?
— Леночка, а Антошка – это кто? – спросила Людмила. – Ты помнишь его?
В ответ на этот вопрос Лена расцвела в улыбке. Сразу было понятно, что Антошку, о котором зашла речь, она знает хорошо, и играет он в её жизни какую-то очень важную роль.
— Антошенька – мой любимый мальчик, – ответила Лена, спустя несколько секунд. – Он – самый лучший человечек на свете. С ним я по-настоящему счастлива.
Слышать подобные признания от своей сестры Людмиле было, мягко говоря, неуютно. Сама-то она мнения о предмете воздыханий Лены была прямо противоположенного, и любые дифирамбы в его адрес резали ей по сердцу.
— Доктор, есть надежда хотя бы на то, что к моей сестре вернется память? – спросил Дмитрий.
— Вы знаете, пожалуй, в вашем случае лучший лекарь – это время, – вздохнув, ответил Казанцев. – Поймите, человеческий мозг – сфера самая неизведанная, и сюрпризов от него можно ожидать любых и в любую минуту.
Тут, к неудовольствию Людмилы, в палату вошел Антон. Не обращая совершенно никакого внимания на присутствующих, молодой человек подошел к Лене и, крепко обняв её, прижал к себе.
— Солнышко, как ты? – спросил он.
— Без тебя – плохо, – ответила Лена, на лице которой появилась улыбка. – Знаешь, как мне скучно, когда тебя нет рядом?
— Леночка, тебе надо отдохнуть, – забеспокоилась Людмила. – Давай я тебя чем-нибудь вкусненьким покормлю, а потом тебе нужно будет поспать.
Попытка Лены хоть как-то пошевелить ногами оказалась абсолютно безуспешной, что привело девушку в состояние нескрываемого ужаса.
— Я не чувствую своих ног! – закричала Лена. – Слышите!?! Я их абсолютно не чувствую! Почему так!
Панику, молниеносно перешедшую в истерику, удалось остановить только изрядным количеством успокоительных препаратов, тут же введенных несчастной девушке.
— Ты по-прежнему будешь утверждать, что Антон к этому не имеет никакого отношения? – спросила Людмила Дмитрия. – Дима, вот это из-за его безрассудств Лена сейчас – ни жива, ни мертва!
— Ну, если попытка спасти нашу сестру – это безрассудство…
— Да. Безрассудство! – не успокаивалась Людмила. – Ты ведь сам говорил, что Лена, по сути, еще ребенок, и ни о каком замужестве вообще не может быть речи.
— Знаешь, Люда, если выбирать между Антоном и твоим дядей, то все становится очевидным…
Спор мог продолжаться до бесконечности, и ни Людмиле, ни Дмитрию не удалось бы прийти, как говорится, к общему знаменателю.
Помимо Лениного заболевания, существовала еще одна проблема, требовавшая скорейшего решения. Нахождение Полины Римашевской вне стен лечебницы создавало опасность как для неё самой, так и для всех тех, кто с ней соприкасался.
— Анют, мне ж тут, у вас, долго оставаться нельзя, – призналась сама Полина. – Только представь, что будет, если Герману станет известно, что вы с Вадиком меня в своем доме приютили? Мало ведь тогда никому не покажется.
— Знаешь, Поля, пусть Герман лучше нас боится, – категорично заявила Анна. – Он, конечно, мужик хитрый, изворотливый, но, например, моего Вадика тоже не на помойки нашли. Найдет он способ сделать так, чтоб у твоего Германа земля под ногами гореть стала.
В словах Анны было, конечно, больше бравады, чем чего-то реального. И она, и её супруг хорошо понимали, что Герман Сапранов – это тот крепкий орешек, который им пока не по зубам. Человек этот был скор на расправу, и в случае обнаружения места, где скрывается Полина, расправа эта не заставила бы себя долго ждать.
— Я не представляю, что теперь делать, – сказал Вадим Викторович. – Пока мы не прищучим Германа, Полине оставаться у нас просто опасно. Как только Сапранов узнает, что Полина сбежала из этой психушки, на неё тут же начнется охота. Мы тогда сделать абсолютно ничего не сможем!
— А ты про Ленку забыл? – спросила супруга Анна. – Её-то удалось припрятать.
— Аня, ты не забывай, что у Лены есть брат с сестрой, которые ради неё в лепешку разбиться готовы. А у Поли – мы, и только…
— Слушай, может, стоит с Лизой поговорить? Ну, а чего… Пусть узнает, что её мать жива. Про «подвиги» родного отца тоже пусть узнает…
— Ты точно сошла с ума! – Гусев покрутил указательным пальцем у виска. – Я тебе еще раз говорю: то, что Поля жива, должно оставаться в строжайшей тайне. По крайней мере, для тех, кто об этом еще не знает. Пойми ты, наконец: Герман тут же начнет… да, он уж начал, наверное, рыть землю, как только узнал, что Полина с Леной убежали из этой дурки. Теперь представь, какой опасности мы подвергнем Полину, если на каждом углу начнем разглагольствовать, что она жива.
Разговор двух супругов, который мог продолжаться до бесконечности, прервал звонок в дверь…
На пороге стоял Дмитрий. Вид у молодого человека был усталый, даже изможденный, что не давало право открывшей ему дверь Анне устроить допрос с пристрастием.
— Анна Трофимовна, как Полина Аркадьевна? – с порога спросил Серковский. – Проблем никаких не было?
— Все хорошо, Дима. Вы-то как там? – в свою очередь спросила Анна. – Как Люся? Как Леночка?
— Да, порадовать мне вас пока нечем. Лене восемь операций сделали, но эффект от них минимальный. Хоть хорошо – ноги удалось спасти, а в остальном – работать и работать.
— Дим, а как Люся все это переносит? – спросил появившийся в коридоре Вадим Викторович. – От нас помощь никакая не требуется?
— Люся, конечно, держится, но, честно говоря, держится с трудом, – ответил Дмитрий. – Уже три ночи подряд глаз не сомкнула. Про поесть я вообще молчу…
— Ну, а как ты хотел? – промолвила Анна. – Она ж, чтоб сестру найти, полжизни потратила, а тут такое…
— Врачи-то что говорят? – спросил Гусев. – Никаких прогнозов не дают?
— Прогнозы, конечно, безрадужные, но побороться можно, – ответил Дмитрий. – Вадим Викторович, я вот что пришел: Полину Аркадьевну надо отсюда увозить. Сами понимаете, долго ей оставаться у вас нельзя.
— Ну, и где ты её прятать собрался? – спросила Анна. – Да, пока она у нас, беспокоиться не о чем.
— Вот позвольте мне с вами не согласиться, Анна Трофимовна, – возразил Серковский. – О том, что Полины Аркадьевны нет в клинике, уже, наверняка, давно известно Герману, а он сидеть, сложа руки, не будет.
— Ань, тут с Димкой не поспоришь, – согласился Вадим Викторович. – Герман всю Москву вверх ногами поставит, чтобы только Полину найти. Земля-то у него под ногами гореть начинает, и тут в выборе средств он уж точно стесняться не будет.
— Хорошо! Что вы тогда предлагаете? – спросила Анна. – Где еще Полина будет чувствовать себя в полной безопасности?
Ответ на этот вопрос у Дмитрия был. Правда, дело представлялось не совсем обычным, но зато не сопряженным с каким-либо риском.
— Я хочу отвезти Полину Аркадьевну в Вологодскую область, – сказал Дмитрий.
— Куда!?! В Вологодскую область!?! – удивленно переспросила Анна. – А почему не на Соловки?
— Зря вы иронизируете, Анна Трофимовна, – продолжил Серковский. – Просто я знаю там одно место, где Полина Аркадьевна будет в полной безопасности.
— Что это за место? – поинтересовался Гусев.
Зачатьевский женский монастырь, затерявшийся где-то на просторах Вологодчины, сравнительно недавно восстал из небытия, но уже крепко стоял на ногах и слыл среди богомольцев излюбленным местом паломничества. Благодаря своей настоятельницы, матушки Федоры, обитель процветала, и за короткое время сумела стать, пожалуй, самым известным женским монастырем на севере страны. Туда-то и надлежало отправиться Полине, чтобы переждать опасные времена.
— Думаешь, Герман туда не сунется? – спросила Дмитрия Анна.
— Анна Трофимовна, сомневаюсь, что Сапранов вообще знает про это место. Человек он не религиозный, а поэтому монастырями, думаю, вряд ли интересуется.
— Когда надо ехать? – спросила вышедшая из своей комнаты Полина.
— Полина Аркадьевна, чем быстрее, тем лучше. В Москве вам действительно долго находиться нельзя. Герман, наверняка, уже знает, что вы сбежали из клиники, и поставит на ноги всех, кого только можно, чтобы вас найти.
На сборы много времени потрачено не было, и уже вечером скорый поезд увозил Полину и Людмилу в места, где бывшей узнице предстояло схорониться от опасности.
Благодатная земля, приветливые люди, намоленные стены самой обители немало способствовали внутреннему умиротворению столичных посетителей. Матушка Федора, оказавшаяся на редкость гостеприимной и доброжелательной, казалось, саму себя не помнила, стараясь угодить новым гостям.
— Не знаю, как бы мы существовали без Дмитрия Сергеевича, – говорила настоятельница Людмиле. – Ведь и сиротский приют, и столовая для нищих, и воскресная школа – это только его заслуга. Не было у нас, в монастыре, благотворителя более щедрого, чем он.
Отрадно было слышать Людмиле подобные признания про своего бывшего возлюбленного. Хотя, почему бывшего? Чем больше Людмилу жизнь сталкивала с этим человеком, чем больше ей приходилось соприкасаться с Дмитрием, тем отчетливее она понимала, что чувства, однажды вспыхнувшие в её душе, никуда не делись. Любовь, как бы это кому-то не хотелось, не умерла, а лишь затаилась до времени где-то в глубине души.
Благостное расположение и душевный покой Людмилы закончились тут же, как только она вернулась в Москву. Нелюбимый ею Антон буквально дневал и ночевал у Лены, почти все время, проводя рядом с девушкой. К такому развитию событий Людмила явно готова не была, а поэтому не замедлила высказать максимум своего неудовольствия.
— Представляете, тетя Ань, приезжаю домой, а тут – дым коромыслом стоит! – жаловалась она Анне. – Этот Антон от Лены не вылезает. Еще немного, и он на постоянно у неё поселится.
— Люсь, ну, а что здесь такого? – ответила Анна. – Их дело – молодое, да, к тому же они влюблены друг в друга. Тут сам Бог велел вместе быть.
— Ты не забывай, что Антон спас твою сестру, – вторил супруге Вадим Викторович. – Ведь это только благодаря ему, она с ногами осталась.
Людмила посмотрела на Гусева если не глазами, полными гнева, то, уж точно, взглядом, полным недоверия.
— Дядя Вадим, а из-за кого Лена теперь ходить не может? – спросила она. – Вы мне не объясните? Мне больших трудов стоило хоть как-то успокоить её, привести в чувства.
— И все же ты не там видишь опасность, где её надо видеть, – сказал присутствующий здесь же Дмитрий. - Я не устану повторять: твой дядя – виновник всех несчастий, произошедших с нашей сестрой, и в обратном меня никто не переубедит.
На попытки Людмилы доказать Дмитрию его неправоту совершенно неожиданно отреагировал Вадим Викторович.
— Друзья мои, а вам не кажется, что у вас у обоих голова не тем забита? – спросил Гусев. – Лена, насколько я понимаю, еще даже не знает, что вы – её брат и сестра, а вы тут делите шкуру какого-то мифического, неубитого медведя. Сейчас ваша главная задача – насколько это возможно, поставить Ленку на ноги, а потом уже выяснять, кто виноват и что делать.
Аргументы были из тех, с которыми не поспоришь, и Людмиле с Дмитрием не оставалось ничего другого, как прислушаться к мудрым словам Вадима Викторовича.
Трудно описать, насколько удивленными глазами смотрела Лена на Людмилу и Дмитрия, когда они рассказывали историю её происхождения. Все, что она узнала, казалось девушке чем-то иррациональным, почти нелепым, не укладывающимся в понимание.
— То есть, вы – мои сестренка и братик? – неуверенно спросила девочка.
— Получается, – ответил Дмитрий.
— Лен, ты не представляешь, как я рада , что тебя наконец-то нашла, – сказала Людмила. – Я ведь всегда знала, что ты у меня есть, но только мне не было известно, где тебя можно найти.
— Люся, а наша мама… где она? – вдруг спросила Лена.
— Леночка, наша мама уже давно умерла, – ответила Людмила.
В ответ на эти слова поток слез хлынул из глаз Лены, а в стенах палаты послышалось громкое рыдание.
— Почему так!?! – причитала Лена в неистовстве. – Почему самые близкие мне люди уходят от меня!?!
— Лена, а мы? – недоуменно спросил Дмитрий. – Разве мы с Людой не родные для тебя люди?
На этот вопрос Лене было по-настоящему трудно ответить. Значительная часть жизни была стерта из памяти, и в сознании сохранились лишь очень нечеткие, разрозненные фрагменты прошлого. Все, что касалось жизни в «Калиновом ручье» еще довольно отчетливо представало перед глазами, но вот все, что творилось дальше, было лишь замутненной, разбитой на многочисленные осколки картиной.
Единственным человеком, возвращавшим Лену в повседневную реальность, был Антон. О нем она могла говорить часами, и всегда – в превосходной степени, что служило очень неблагожелательным фоном для Людмилы.
— Не знаю, как бы я выжила, если б не Антошенька. – говорила Лена. – Трудно передать словами, как я его люблю. Он для меня – все!
— Ленусь, но ведь ты этого человека почти не знаешь, – произнесла Людмила. – Как можно до такой степени слепо доверять ему?
— Люда, а мне не нужно его знать, – ответила Лена. – Достаточно того, что он меня не бросил.
Диалог двух сестер был прерван вошедшим в палату самим Антоном. Не обращая внимания ни на Дмитрия, ни на Людмилу, он подошел к Лене и, поцеловав её в щеку, тихо спросил:
— Как ты сегодня себя чувствуешь, любимая? Ничего не болит? Ничего не беспокоит?
Не успела Лена ответить, как раздался недовольный, даже раздражительный голос Людмилы.
— Антон, а ты что здесь делаешь? – спросила она. – Тебе что, мало того, что Лена из-за тебя оказалась на больничной койке?
— Люда, видишь ли, в чем дело: я – помощник Леночкиного лечащего врача, и все, что касается её здоровья, затрагивает меня самым непосредственным образом.
К такому повороту событий Людмила готова не была, и согласиться с подобным раскладом не могла в принципе. Быстро покинув палату, она направилась в кабинет заведующего отделением, расположенного неподалеку.
— Петр Карпович, простите, но мне очень бы хотелось кое-что прояснить относительно моей сестры, – с порога заявила Людмила.
— Положение довольно-таки сложное, но надежда на выздоровление, конечно же, есть, – ответил не вполне понимающий, что от него хотят, Валдаев.
— Я сейчас не об этом, Петр Карпович. Меня беспокоит один из ваших сотрудников, которого я бы не хотела видеть рядом со своей сестрой.
— О ком идет речь, Людмила Ивановна?
— О вашем помощнике – Антоне Маркове. Вы ведь его поставили помогать лечить Лену? Но ведь именно из-за этого человека Лена стала инвалидом. Вам не кажется, что нахождение Антона рядом с ней, вряд ли пойдет на пользу.
— Хочу вам напомнить, Людмила Ивановна, что именно этот молодой человек спас ноги вашей сестре, а кого выбирать себе в помощники,
решать исключительно мне. Кроме того, ваш муж настоятельно просил, чтобы Антон почаще находился рядом с вашей сестрой.
— Что-о-о!?! – недоуменно воскликнула Людмила. – Какой еще муж!?!
— Ну, как же… Ваш супруг – Дмитрий Сергеевич… - промолвил Валдаев. – Он что, вам ничего не говорил?
Только отсутствие под рукой у Людмилы каких-либо тяжелых предметов спасло Дмитрия от верной гибели. Вся её сущность кипела от возмущения. Только трудно было понять, что Людмилу разгневало больше: то, что Дмитрий посмел выдать себя за её супруга или то, что это не соответствовало действительности?
— Да, пойми ты, наконец: некогда мне было распространяться о тонкостях взаимоотношений наших родителей! – пытался оправдаться Дмитрий перед не в меру разгоряченной Людмилой. – Этот Валдаев, как начнет у меня выпытывать: что, мол, да как? Ну, и куда мне было деваться? Не буду же я рассказывать, что мой папа и твоя мама неосмотрительно повели себя в молодости, а Лена – это плод их неосмотрительного поведения.
— Хорошо! А этого Антона ты зачем сюда приплел? – не успокаивалась Людмила. – Ты же знаешь, как я к нему отношусь.
— Ну, вот как ты к нему относишься, меня интересует меньше всего. Ты вспомни, что сказал нам Казанцев: Лене нужно, как можно больше, положительных эмоций, а Антон – источник таких эмоций. Убедил?
Конечно же, не убедил. Конечно же, Людмила по-прежнему оставалась при своем мнении: Антон – виновник того, что произошло с Леной, и тем будет лучше, чем дальше будет от неё находиться.
Время до выписки пролетело незаметно. К своему новому положению Лена уже привыкла, и своим настроением не выдавала той трагедии, случившейся с ней. Людмила с Дмитрием находились при ней неотлучно, и у Лены было достаточно времени для того, чтобы узнать и полюбить новых родственников.
— Жить после выписки ты будешь у меня, и это не обсуждается, – безапиллиционно заявила Людмила. – Там, недалеко, роскошный парк есть. Будем с тобой там каждый день гулять. Я уверена: тебе там понравится.
Слова Людмилы звучали для Лены, конечно же, утешительно, но не вполне убедительно. Для неё Людмила по-прежнему оставалась очень добрым, участливым, заботливым, но совершенно чужим человеком. Та часть жизни, где они были лучшими подругами, где делились друг с другом всеми горестями и радостями, осталась где-то за горизонтом, а вместо неё была лишь полная, беспроглядная пустота.
— Лен, неужели ты не помнишь никого , кроме Антона? – спросила Людмила. – Даже как-то странно…
— Люд, да, я рада бы все вспомнить, но у меня не получается. Вот, например, Дима… Я на него смотрю, и как будто впервые вижу.
— А своих приемных родителей, братика Алешу ты тоже не помнишь?
— Алёшенька! – Лена расплылась в улыбке. - Ты знаешь, я люблю его, как родного сыночка. Но его куда-то забрали, и я не знаю, где он теперь находится.
Воспоминание об Алёше было единственной, тонкой нитью, связывающей Лену с прежней, бывшей когда-то, жизнью. Все, что было в ней, кроме Алеши и Антона, как бы перестало существовать, накрепко исчезло из памяти, как исчезает, например, предрассветный туман.
— Лен, давай приложим максимум усилий для того, чтобы найти твоего братика. Это ведь ненормально, когда больной ребенок находится неизвестно где, а ты совершенно ничего о нем не знаешь.
— Люда, знаешь, как я хочу, чтобы Алёшенька был со мной рядом? Я же только ради братика согласилась на эту авантюру с Германом. Он же мне обещал Алёшу найти, если я за него замуж выйду.
Чем больше Лена рассказывала о том, что с ней произошло, тем больше Людмила не понимала, для чего Герман все это затеял. К завидным невестам эту девочку, только-только попрощавшуюся с детством, ни в коем разе отнести было нельзя. Говорить о высоких чувствах, неожиданно посетивших Германа Федоровича, тоже не приходилось. Значит, по мнению Людмилы, у этой внезапно вспыхнувшей страсти была другая причина, а именно – вышедшая из-под контроля, старческая похоть, от которой, во чтобы то ни стало, Людмила решила защитить Лену.
Новое жилище не могло не прийтись Лене по вкусу. Квартира, хоть и небольшая по размерам, отличалась каким-то особенным уютом. Не было здесь ничего лишнего, но все необходимое можно было найти без труда. Людмила приложила максимум усилий, чтобы условия проживания её сестры были, насколько это возможно, удобны.
Естественно, после выписки Лены, в доме Людмилы Дмитрий стал частым гостем. Общение с обретенной сестрой было ему в радость, а у Людмилы эти посещения вызывали смешанные чувства. Все дело в том, что редкий визит Серковского обходился без прихода вместе с ним Антона, а этого человека Людмила меньше хотела видеть рядом со своей сестрой.
— Мы же с тобой договорились, что будем все делать для того, чтобы Лене было хорошо, – ответил как-то Дмитрий на недовольное замечание Людмилы. – Ты посмотри, как наша сестра счастлива рядом с ним. Разве не об этом мы договаривались?
— Дим, да, я никак не могу забыть, что это из-за него Лена в инвалидном кресле оказалась. Если бы не он с его дурацкими идеями, сейчас с Леной все было бы нормально.
— Люсь, а вот эту ерунду ты выбрось из головы. Я тебя умоляю! – строго попросил Серковский. – Ты же сама прекрасно понимаешь, что это не так. Если кто-то и виноват в бедах нашей сестры, то это, в первую очередь, твой дядя.
Вскоре Дмитрию пришлось доказывать свое благосклонное отношение к Антону.
День рождения Лены обещал стать самым знаменательным событием в жизни Людмилы и Дмитрия за последнее время. Каждый из них готов был из кожи вон лезть, чтоб порадовать сестру. Понимание того, что может порадовать Лену, у каждого из них было разное, и вскоре эта разность взглядов не замедлила проявиться.
В то утро Антон имел неосторожность заявиться к Лене, что называется, ни свет, ни заря, чем вызвал у Людмилы приступ небывалого неудовольствия.
— Что тебе здесь надо!?! – возмущалась Людмила. – Ты что, еще не понял, что тебе тут нечего делать!?! Хватит Лене с тебя того, что по твоей милости она теперь ходить не может.
Антону не оставалось ничего другого, как развернуться и уйти, оставив Людмилу наедине с чувством выполненного долга. Однако долго наслаждаться мнимой победой ей не пришлось. Прошло совсем немного времени после ухода Антона, как снова раздался звонок в дверь.
На пороге стоял Дмитрий, держа в руках свернутый целлофановый пакет.
— Ну, как там наша именинница? – спросил он. – Спит еще?
— Да, тише ты! – махнула рукой Людмила. – От одного «визитера» еле избавилась. Теперь ты заявился.
— Погоди. О каком «визитере» ты говоришь? - поинтересовался Дмитрий.
—Да, Антон этот… - ответила Людмила. – Представляешь, ни свет, ни заря прибежал сегодня. Я ему сказала, чтоб ближе, чем на пушечный выстрел, он к Лене не вздумал подходить…
— Я убью тебя, лодочник! – прервал гневную тираду Людмилы Дмитрий. – Ну, и как прикажешь теперь нам отмечать Ленин день рожденья?
Скрип колеса, донесшийся и соседней комнаты, оповестил о пробуждении самой именинницы.
— Димка, привет, – поздоровалась Лена с братом. – Как твои дела?
— Дела – во! – Дмитрий поднял вверх большой палец. – Ленка, во-первых, от всей души – с днем варенья тебя! Во-вторых, вчера изъюзал весь интернет, но нашел то, о чем мы с тобой договаривались.
Развернув пакет, Лена расплыла в улыбке. Новейшая модель фотокамеры со всеми возможными прибамбасами – это то, о чем Лена мечтала долгие годы.
— Теперь общелкаем с тобой всю округу, и – на выставку в какой-нибудь Париж… - прокомментировал свой подарок Серковский.
— Вы сначала вылечитесь, на ноги встаньте, а потом уже о Парижах думайте, – иронично заметила Людмила.
Взяв Людмилу под руку, Дмитрий отвел её в сторону и тихо сказал:
— Ноги – в руки, и – за Антоном. Его общага тут недалеко находится. За пять минут добежишь.
В ответ на недоуменный взгляд своей возлюбленной он добавил:
— Мы что, в гордом одиночестве должны тут Ленин день рождения праздновать?
Повинуясь неведомой силе убеждения, исходившей от Серковского, Людмила, сама не зная почему, отправилась выполнять его поручение. Если бы она только знала, что за этим последует, то и шага бы не сделала в направлении общежития Антона.
Естественно, Лена была на седьмом небе от счастья, снова увидев Антона. Естественно, молодые люди долго не могли наговориться, многократно признаваясь друг другу в любви.
— Молодежь, добро пожаловать за стол! – прозвучало приглашение Дмитрия. – Настало время устроить праздник живота.
Стараниями Людмилы праздничный стол действительно отличался подчеркнутой торжественностью с легким налетом шика. От красовавшихся на столе всевозможных яств нельзя было остаться недовольным. Провозгласив тост за любовь всей своей жизни, Антон вызвал невольную улыбку у сестры Лены, совершенно не подозревавшей, что за этим последует дальше.
— Леночка, сестричка моя, от всей души поздравляю тебя с твоим совершеннолетием! Желаю тебе всего самого наилучшего и лелею себя надеждой, что вскоре смогу увидеть, как ты снова можешь ходить. Благо, сегодня я получил сообщение из одной немецкой клиники, где обещают снова поставить тебя на ноги.
Сказать было трудно, кто, услышав это сообщение, воодушевился больше – Лена или Людмила. Лена никак не могла привыкнуть к тому состоянию, в котором она прибывала, и хотела, как можно скорее, встать на ноги, а Людмила радовалась тому, что вскоре её сестра окажется далеко от человека, виновного во всех её несчастьях.
— Лена, это же так здорово! – провозгласила Людмила. – Наконец-то тебя вылечат! Ты снова будешь ходить! Увидим с тобой другую страну. Я от тебя ни на шаг отходить не буду…
— Стоп! Стоп! Стоп! Люда, а кто тебе сказал, что с Леной поедешь именно ты? – спросил Дмитрий.
На кухне повисла гробовая тишина. Ни у кого, кто на ней присутствовал, кроме Серковского, не было никаких сомнений в том, что Людмила, и только она, должна сопровождать Лену в этой поездке. Все другие варианты мысленно отметались сами собой, не имея право на какое-либо существование.
— Дим, ну, а кто еще? – спросила немного растерявшаяся Людмила.
Вопрос предполагал само собой подразумевавшейся ответ, но на этот раз все пошло не так, как представлялось Людмиле.
— Люд, видишь ли, в чем дело, – начал свою тираду Дмитрий. – По правилам клиники, сопровождать больного и находиться рядом с больным может только кто-то из его близких родственников, а мы с тобой Лене – никто, и зовут нас – никак.
— Ну, и что теперь делать? – спросила Людмила.
— Я так думаю: в Германию вместе с Леной надо лететь Антону, – нисколько не сомневаясь, ответил Серковский. – Во всяком случае, с ним за нашу сестру я буду абсолютно спокоен.
— Ну, Антон ведь Лене тоже – никто, – сказала Людмила.
— Во всяком случае, это легко исправить, – отпарировал Дмитрий. – Антону с Леной надо просто пожениться, и тогда все проблемы будут решены автоматически.
Звон разбивающейся чашки, выпавшей из рук Людмилы, нарушил, на секунды воцарицившуюся на кухне, тишину. Представить свою сестру в качестве жены этого недоразумения, именовавшего себя будущим медиком, Людмила не могла ни под каким предлогом, а поэтому все, что говорилось Дмитрием, казалось ей верхом цинизма и безрассудства.
— Дима, дорогой, а как ты себе это представляешь? – чуть ли не запинаясь, спросила Людмила. – Хочу тебе напомнить, что Антон – студент. Он что, должен бросить учебу, чтобы ехать с нашей сестрой?
— Я предполагал, что ты задашь этот вопрос, – ответил Дмитрий. – В институте, где учится Антон, я навел нужные справки… В общем, на весь период Лениного лечения он сможет взять академический отпуск. Правда, для этого нужно, чтобы они состояли в законном браке.
Для Людмилы слова Дмитрия звучали, как приговор. Меньше всего ей хотелось видеть свою сестру замужем за Антоном, и для неё подобное развитие событий было неприемлемо в принципе. В её глазах Антон по-прежнему представал виновником всех несчастий, свалившихся на Лену, и идея Серковского о браке с ним звучала, как минимум, кощунственно.
— Ну что, влюбленный, готов пожертвовать свободой ради возлюбленной? – спросил Дмитрий, обращаясь к Антону.
— Ради Леночки я, естественно, готов на все, что угодно, – не задумываясь, ответил юноша.
— Дима, пойдем-ка, – тихо произнесла Людмила, поманив Дмитрия пальцем. – Мне с тобой поговорить надо.
Для Дмитрия подобный разговор не предвещал ничего хорошего, но, не имея возможности что-либо противопоставить Людмиле, он отправился за ней в соседнюю комнату.
— Ты что тут устраиваешь!?! – спросила Людмила, еле сдерживая гнев. – Что это за спектакль с женитьбой!?!
— Люда, я говорил абсолютно серьезно. Ты же хочешь, чтоб наша сестра снова встала на ноги?
Людмила положительно кивнула головой.
— Ну, вот… а для этого нужно очень серьезное, продолжительное лечение, и, главное, на протяжении всего этого лечения нужно, чтобы кто-то с ней обязательно находился рядом.
— Почему я не могу с ней поехать?
— Я тебе уже объяснял, почему… - тяжело вздохнул Дмитрий. – Во время лечения нужно, чтобы с Леной кто-то постоянно находился рядом. Ни я, ни ты этого сделать не можем. Значит, вся надежда – на Антона. Тем более, он – медик. Значит, сможет постоянно следить за состоянием Лены, и держать нас в курсе.
Подобные доводы казались сильными для Дмитрия, но не для Людмилы. Для неё Антон по-прежнему был человеком, которого меньше всего она хотела видеть рядом с Леной.
— Люсь, но другого выхода у тебя нет, – сказала Анна, выслушав эту историю. – Сестру твою на ноги ставить надо? Надо! А для этого на что только не пойдешь.
— Да, но почему её обязательно выдать замуж за этого Антона?
— Да, потому что по-другому нельзя. Люд, тебе ж Димка, по-моему, все предельно ясно расписал. Одну Ленку ты в такую даль отпустить не можешь, а поехать вместе с ней у тебя тоже возможности нет. В общем, остается одно: кто-то должен поехать с твоей сестрой в эту клинику, и находиться там при ней неотлучно.
— Люсь, ты знаешь, как я отношусь к Димке, но на этот раз я не могу с ним не согласиться, – произнес Вадим Викторович. – Сейчас все твои обиды, страхи, неудовольствия лучше убрать куда-нибудь подальше. Что плохого в том, что этот парень будет находиться рядом с твоей сестрой, пока она будет лечиться.
— Дядя Вадим, но не в том сейчас Лена состоянии, чтоб ей еще и замуж выходить. Тем более, за этого Антона…
— Ну, тогда давай твою Лену за какого-нибудь Ваньку с Пресни отдадим, раз тебя Антон не устраивает, – предложила Анна. – Люда, как ни крути, а никто, кроме него, с Леной в Германию полететь не сможет.
— Да, и вообще зря ты на парня взъелась, – сказал Вадим Викторович. – В том, что он влюблен в твою сестру, его вины точно нет, а что касается Лены, то тут ты на него можешь положиться всецело. Так что, Люсь, не забивай голову всякой ерундой
Аргументы, приводимые Гусевым и Анной, были сильны настолько, что им невозможно было что-либо противопоставить. Конечно, не было в мире такой цены, которую Людмила была бы не готова заплатить, чтобы вновь увидеть свою сестру здоровой. Конечно, возможная свадьба Лены и Антона выглядела нелепой, случившейся вопреки всем законам здравого смысла, необходимостью, с которой Людмиле, хотела она того или нет, надо было смириться.
Осенний вечер не баловал спешащих по своим делам прохожих теплом, но и не терзал изнуряющим холодом. Солнце, прощавшееся с небосклоном, дразнило землю своими лучами также, как и оно, спешившими скрыться за горизонт.
Темные аллеи городского парка были немноголюдны, и редкие прохожие могли заметить одиноко сидевшую на одной из скамеек девушку, закутанную в бежевый плащ. По всему было видно, что девушка кого-то ждет, и ожидание это становилось тем нестерпимее, чем дольше оно длилось. Постоянно оглядываясь по сторонам, девушка словно искала взглядом кого-то, кто вот-вот должен был перед ней появиться.
— Привет, – вдруг раздался у неё за спиной знакомый голос.
Обернувшись, Людмила увидела Дмитрия. Как всегда, от него веяло стопроцентной уверенностью и какой-то неподдельной лощеностью.
— Ты думаешь, у Лены с Антоном действительно может что-то получится? – не отвечая на приветствие, спросила Людмила.
— Ну, а почему – нет? – ответил Дмитрий. – Люда, они любят друг друга, а это – главное. Кроме того, Лена скоро встанет на ноги. В этом я уверен больше, чем на сто процентов, и тогда им с Антоном вообще ничего мешать не будет…
— Интересно, а где они будут жить? – перебила Серковского Людмила. – В Антоновой общаге?
— Так. Где они будут жить? Хороший вопрос, – сказал Дмитрий, взяв Людмилу за руку. – Поедем, покажу.
Пропетляв по опускающемся в вечерний сумрак столичным улицам, респектабельный автомобиль Дмитрия остановился, наконец, возле массивного, с явными претензиями на помпезность, здания, возвышавшегося в одном из измайловских проездов. Тишина места, обилие зеленых насаждений, водная гладь большого пруда, раскинувшегося перед домом, как бы подчеркивали особую значимость этого строения.
— Ну, вот тут и будет находиться обитель наших молодоженов, – продекламировал Дмитрий. – Пойдем проводить внутреннюю ревизию?
Квартира, которой суждено было стать пристанищем для Лены и Антона, отличалась каким-то особым уютом без всяких намеков на какую-либо безвкусицу. Присутствие хозяина в доме чувствовалось во всем, даже в гулком бое напольных часов, возвышавшихся в углу холла.
— Ты здесь живешь? – спросила Людмила.
— Нет. Просто иногда наведываюсь, – ответил Дмитрий. – Надо и за порядком следить, и хоть какую-то видимость жизни в этом жилище поддерживать.
Видимость жизни в этой квартире поддерживалась на весьма не низком уровне. До блеска вымытый паркет на полу не мог не радовать глаз, а со вкусом подобранная мебель подчеркивала респектабельность хозяина этого жилища.
Первое, на что Людмила обратила внимание, пройдя в гостиную, был большой камин, возвышавшийся возле одной из стен. Обитый натуральной кожей диван не мог не придать комнате напыщенного аристократизма, а хрустальный сервиз, красовавшийся за стеклом витрины, лишь подчеркивал особый статус жильцов этой обители.
— Дима, а это что? – спросила Людмила Серковского, когда тот вынул из портфеля и положил перед собой на журнальный столик лист бумаги.
— Это? – прозвучал встречный вопрос. – Дарственная.
— Дарственная? На эту квартиру?
— Да, конечно, – ни на секунду не задумываясь, ответил Дмитрий. – Я хочу, чтоб у нашей сестры в Москве была хоть какая-то собственность.
— Тебе для этого не жалко даже этой квартиры?
— Что значит – не жалко? Люда, в Измайлово мне принадлежат четыре квартиры. Одну из них я могу подарить родной сестре?
Все происходящее не очень хорошо укладывалось у Людмилы в голове, но этот аттракцион неслыханной щедрости Дмитрия, его искренние желание помочь Лене не могли ей не понравиться. В памяти вновь проснулись воспоминания о тех днях, когда они были вместе, а все обиды, претензии, недоговоренности ушли куда-то далеко на задний план.
Свадьба Лены и Антона, хоть и отличалась скромностью, все же стараниями Людмилы была сделана с максимальным вкусом и всей возможной торжественностью. Бессонная ночь, проведенная на кухне вместе Анной, не пропала даром. Праздничный стол ломился от всевозможных угощений и изысканных яств.
— Все-таки неплохо мы вчера с тобой потрудились, – нахваливала результаты своей же работы Анна.
Лена вся светилась от счастья, и в своем свадебном наряде была необыкновенно хороша. Белое платье, белая фата – все те атрибуты, о которых так когда-то мечтала Людмила, но которые теперь были так к лицу её сестре.
— Думаешь, у них это надолго? – спросила Людмила Дмитрия.
— Надеюсь, навсегда, – ответил он. – Люда, ты только посмотри, как они любят друг друга. Это ли не залог вечного счастья?
Вечное счастье! Не им ли Людмила грезила долгие годы? Она мечтала не просто о счастье, а об идиллии, где все будут любить друг друга, не будет никакой вражды, неправды, недоговоренностей. Источник этих мечтаний стоял здесь же, рядом с ней, но как, казалось, он был далек от той, чье сердце могло принадлежать только ему.
Антону с Леной не суждено было насладиться праздничным послевкусием. Предстояла длинная дорога в чужую страну, где для Лены с её супругом все было неизвестно, непонятно, неизведанно.
Холодные огни Шереметьево-2 скупо дарили на прощание молодоженам тускловатый свет, совершенно не заботясь о том, согревает ли он их. В сотый раз снабжая Антона многочисленными инструкциями, Людмила то и дело оглядывалась по сторонам, пытаясь разглядеть среди снующих туда-сюда людей опаздывающего на проводы сестры Дмитрия.
— Люд, да, перестань ты по сторонам головой вертеть, – не выдержав, сказал Вадим Викторович. – Никуда твой Димка не денется. Сейчас же, сама знаешь, в городе какие пробки.
Среди людей, спешащих на посадку, Людмила сумела-таки разглядеть знакомое лицо. Вид у спешащего на проводы своей сестры Дмитрия был несколько обеспокоенный. Поцеловав Лену в щеку и положив ей на колени какой-то целлофановый пакет, он подошел к Людмиле и тихо произнес:
— Мне с тобой надо очень серьезно поговорить.
— Может быть, сначала Лену проводим? – ответила Людмила.
— Мы тут, между прочим, только тебя одного ждем, – сказал стоявший рядом Вадим Викторович. – С минуты на минуту посадку объявят, ребята на взводе находятся, а тебя где-то нелегкая носит.
Ни слова не ответив, Дмитрий подошел к Лене и начал снабжать её необходимыми наставлениями.
— В пакете – ноутбук, на ноутбуке – скайп. – говорил он. – Чтоб с Людой связывалась не меньше одного раза в сутки. Иначе, сама понимаешь, какой аэродром начнется.
Полумеханический голос, раздавшийся откуда-то из-под потолка, оповестил о начале посадки на рейс в Мюнхен.
— Ну, вот и все, – тихо промолвила Людмила, целуя сестру в щеку.
Долгие проводы – лишние слезы, и в данной ситуации они действительно были неуместны. Лена с Антоном скрылись за стеклянными дверьми, ведущими на взлетную полосу, когда к растроганной Людмиле подошел Дмитрий и тихо произнес:
— Все будет хорошо. Не успеешь оглянуться, как наша сестра вернется на своих ногах.
— О чем ты хотел со мной поговорить? – спросила Людмила.
— Слушай, на ногах такие вопросы не обсуждаются. Тут недалеко есть очень симпатичная кафешка. Давай там посидим и все обсудим.
Затемненный свет, немногочисленные посетители, легкий ветерок от висевших под потолком вентиляторов создавали умиротворяющую атмосферу этого заведения.
— Ну, и о чем пойдет речь? – спросила Людмила.
— Понимаешь, Люсь, я почему опоздал-то… Мне Пашка Спиридонов позвонил и сказал, что ему удалось узнать, где сейчас находится Алёша.
— Алёша? Ленин братик? – посыпались вопросы от Людмилы.
— Да. Представляешь, ребенка отправили в какой-то провинциальный приют самого невысокого уровня, для таких детей, как он, совершенно не приспособленный. Как он туда попал, по чьему распоряжению, хранится гробовое молчание, но ясно одно: мальчика надо спасать. Причем, чем скорее, тем лучше.
— Ну, и что нам теперь делать? – спросила Людмила. – Лена – далеко. Будоражить её такими новостями нет никакого смысла, а оставлять все, как есть – это, Дим, преступление. Вот что теперь будем делать?
В ответ раздалось натужное молчание. Наверное, впервые в жизни Дмитрий не знал, что ответить. Все, чтобы он сейчас не сказал, могло прозвучать или как несусветная глупость, или как жестокий цинизм, за который будет стыдно всю оставшуюся жизнь.
— Значит так! Другого выхода у меня, судя по всему, нет, – решительно заявила Людмила. – Поэтому я собираюсь, еду в этот детский дом и забираю мальчика к себе. Больному ребенку там – не место.
В свои права вступил жестокий цинизм, беспощадный в своей реальности.
— Позволь только узнать: как ты это собираешься сделать? – спросил Дмитрий.
— Я просто усыновлю мальчика, – ни секунды не сомневаясь, ответила Людмила.
— Усыновит она! Вы только посмотрите на неё! – усмехнулся Дмитрий. – Люда, матери-одиночки у нас, в принципе, не приветствуются. Я, поверь мне, все справки навел: директриса в этом приюте – редкостный по принципиальности чиновник. Ей плевать будет, что у тебя, в натуре, денег – куры не клюют. У ребенка должны быть полноценные мама и папа, а одна мама, пусть даже и полноценная, извини, не прокатит.
Слова Дмитрия били не в бровь, а в глаз со всей беспощадностью, Людмилу абсолютно обескураживая.
— Ну, и что теперь делать? – спросила она.
Жестокий цинизм тут же уступил свое место несусветной глупости. Благо, присутствие рядом самой Людмилы этому только способствовало.
— Что теперь делать? – задумчиво промолвил Дмитрий. – Знаешь, есть один выход, но мне трудно сказать, как ты к нему отнесешься.
— Говори, какой… - с нетерпением воскликнула Людмила.
Наверное, вся жизнь пронеслась перед глазами Дмитрия в этот момент. То, что он собирался сказать, было поистине судьбоносно, и от ответа Людмилы зависело все дальнейшее его существование.
— Люд, давай поженимся. – собравшись с силами, произнес Серковский. – Ну, а что… Поедим в этот детский дом, заберем мальчика. Когда вернется Лена, отдадим ребенка ей, а сами, если хочешь, разведемся.
В любом другом случае Людмила послала бы Дмитрия по всем известным адресам, и на этом весь разговор был бы закончен. Но речь шла о больном, несчастном ребенке, помощи ждать которому было абсолютно не от куда. Что и говорить, а дети были той причиной, ради которой Людмила готова была на все, что угодно. Даже на брак с таким монстром, как Дмитрий.
— Я надеюсь, ты понимаешь: на эту авантюру я иду только ради малыша? – спросила Людмила. – Поэтому никаких иллюзий я прошу не строить.
Было ли сколько-нибудь истины в словах Людмилы? Да, желание помочь сестре было бесспорным. Желание вызволить больного ребенка из чужеродной для него среды тоже не подлежало сомнению. Но только ли это руководило Людмилой в этот момент?
Рядом с ней находился человек, причинивший так много боли, но, одновременно, так много для неё значивший. Могла ли Людмила дать ему какой-нибудь другой ответ, кроме положительного? Конечно, нет.
Наверное, не стоит приводить подробности того, как прошла церемония бракосочетания Людмилы и Дмитрия. Все прошло буднично, даже обыденно. Немногочисленная публика, собравшаяся в ЗАГСе, лишь засвидетельствовала заключение брака между Людмилой и Дмитрием да ограничилась немногочисленными поздравлениями молодоженам.
В тот же вечер скорый поезд с перрона одного из столичных вокзалов увозил Людмилу с Дмитрием в далекий, неизведанный город. Навстречу новой судьбе!