Самолётик

Эдуард Ластовецкий
Памяти безымянной оперативно-тактической группы посвящается.

- Серёга, закурить есть?
Серёга молча оборачивается, протягивает пачку «Мальборо». Хорошие у чехов сигареты, настоящие, с дымком терпким, затянешься и сразу легче.
Михась сидит перед импровизированной буржуйкой, тянет озябшие руки к отрытому зеву печицы, оттуда потрескивает, по палатке расходится тепло и даже Молчун роняет руку со своей винтовки, с которой спит в обнимку. Молчун – наш снайпер, мы с ним дружим, но слова из него не вытянешь. Ребята его сторонятся, особая каста, неприкасаемый, никогда ничего не попросит, только всё пулю скальпелем медицинским выглаживает, чтоб зацепок на меди не было. На вопросы не отвечает, глянет как-то пронзительно и вопрос испаряется. Никак не привыкну к этому, но мужик он кремень, спас Михася на глазах всего взвода, когда чех развернул тому в лицо пулемёт. Не будь Молчуна за спиной тогда – положили бы всех к чёрту, у ребят ни патронов уже, ни гранат, со штыком на ствол бросишься – не успеешь. Михась тогда долго отмывался от розового, всё головой тряс, пока старшина ему оплеуху не отвесил за расход воды.
Огонь тускло бликует на Михиной портупее, ноги затекают и он пересаживается на горку дров, с таким трудом добытых днём. Из печки с треском выскакивает уголёк, мерцает на земляном полу багровым.
- Спать давайте, мужики, завтра в село идти, хорош гадать на тушёнке, - Серёга прикладывается спиной к ящику, устраивает ноги, развалив колени, натягивает подшлемник поглубже.
- Беня, у тебя бумага есть? – радист молча выдёргивает из блокнота листок, протягивает Михасю. Тот на коленке ловко складывает бумажный самолётик, прячет в карман бушлата – На счастье, бормочет Михась, чтоб вертушки не подвели завтра. Голова Молчуна свешивается вниз, приклад СВД между ног, рука цепко держит цевье, он всегда держит патрон досланным.
Ладно Миха самолётики вертит бумажные, рука у него верная, толкнёт – тот летит прямо, ровненько, пока не сядет. В учебке Миху прозвали Птенцом за то, что он журавлей из бумаги складывал для ребят, на удачу, говорит, поверье у него такое, типа душа это солдатская, при себе держать надо. Пацаны ржали, но фигурки бумажные брали, чёрт его знает, вдруг и такое есть на свете.
А стреляет Михась лучше всех нас, разве что Молчуна ему не обойти, за последний патрон в уличном бою, когда Михась поставил точку на лоб снайперу одиночным, подали его к награде, да только вот завертелось там что-то наверху, а может неположено было, да только забыли Михася, за американца того с винтовкой особой кто-то другой видимо копейку получил.
В буржуйке шипит и трескает тихо, сырые дрова горят не очень, но это нестрашно, мне всё равно не спать до утра, дожгу запасец, утром мы уйдём отсюда и скорее всего, уже не вернёмся.
Так… плащ-палатка, ОЗК, противогаз – выкладываю в угол, всё это не нужно завтра, лучше из цинка побольше набрать. Набиваю разгрузку магазинами, из-за пластины бронежилета торчит белый уголок – журавлик Михин. Это я не выброшу.
Утро в тумане. Хорошо, снайперам работать труднее, но и вертушки будут ошибаться.
- Приказ следующий, - говорит летёха, - зайти с южной стороны в посёлок, подавить всё, что шевелится, закрепиться в занятом секторе, ждать.
Вдалеке басовито гудит жук, нет, шмель, нет, это вертушки на подходе. Мы выдвигаемся, Молчун в камуфляже своём лохматом похож на спустившегося с гор снежного человека, Беня машет усами рации, Серёга идёт первым, мы цепью вслед, у Серёги глаз – алмаз и растяжки на его совести. Туман скрывает перевал внизу, там должна пройти колонна, мы должны зачистить аул до того, как первые шилки появятся на дороге.
Вертушки начинают отрабатывать, снизу пока нам не видно, что происходит, но с пилонов срываются огрызки ракет, огненными хвостами падают хищно на дома, грохот взрывов, пламя, над центром посёлка поднимается столбами дым, слышна стрельба.
Молчун, шедший последним отворачивает вправо, быстро скрывается в тумане. В оптике у него азот, он как обычно прикроет нам спину и наверняка наработает сегодня не один раз.
Мы выходим на окраину, полуразрушенный дом, мёртвый чех лежит выгнувшись через стену, рядом изуродованный автомат.
- Михась, наверх, Серёга, Беня – справа и слева, под ноги гляди! – Михась медленно поднимается, пригнувшись на остаток второго этажа, дверь сорвана, стена наполовину рассыпалась, над головой мелькает шипящий свист – в углу сдавленным криком оседает тело. Первый подарок Молчуна, Михасю везёт.
Серёга снимает растяжку с калитки, мы берём длинную садовую лестницу, упираем её концом в металл двери и лёжа двигаем вперёд. С обратной стороны растяжки нет, калитка распахивается и в ней тут же появляется россыпь дыр. Пулемёт слева, – кричит Серёга, Беня приподнимается на колено и вдруг, словно от удара опрокидывается лицом в грязь. В коробке рации рваная дыра, такая же сбоку, у самой лямки, опять повезло, ушла боком.
- Запал, запал, – кричит Михась, - там снайпер наверху! Беня не шевелится, пулемёт лупит вдоль улицы чуть поверх, это где-то через два дома, пока улица у него под контролем – пройти невозможно. Справа разрывы гранат, пулемёт бьёт туда.
Серёга из-за каменного поребрика выставляет ствол автомата влево, палит короткими очередями, Михась бьёт туда же, Беня быстро ползёт к Серёге, воняет бурым из бениного ранца, граната взрывается прямо за забором, глохнем все, кисло-сизая вонь из-за сорванной секции – не доплюнуть до точки из подствольника.
Я решаюсь. Решаюсь подняться и выпасть в разорванную секцию забора. Подняться – громко сказано, как неуклюжий мешок переваливаюсь через бетонный поребрик, вжимаюсь спиной в угол с улицей. Через три дома – окно, оттуда пулемёт. Выше ещё окно, снайпер в глубине комнаты, видна неясная тень, Михась за стенкой присядку смотрит на меня выжидающе. Напротив улицы забора нет, но там слепой угол, пулемёт не достанет.
Я медленно переворачиваюсь на живот и  Михась выбрасывает шашку на улицу, чуть ли не мне под нос. Нам опять везёт – дым от шашки тянет в сторону пулемёта, за это везение кто-то расплатится, наверняка. Очередь проходит по улице, вырывая клочья грунта, в тридцати сантиметрах от меня. Серёга переползает через мою спину, привстаёт и коротким рывком впрыгивает в слепую зону соседнего двора. Тут же длинная очередь, он лёжа на спине лупит в окно дома и пуляет туда гранату. Переплёт вымётывает кусками и щепками, дом пуст или уже пуст.
Улица в дыму, пулемёт лупит коротко, рвано, ребята перелезают в соседний двор, я последний.
Отсюда можно обойти точку справа, дворами, дом перед нами разрушен взрывом. Видимо прямым попаданием, торчат ошмётки мебели и битый кирпич разбросан по всему двору. Над нами что-то лязгает, с крыши свешивается рука, опутанная ремнём, ниже висит автомат. Видна немного голова чеха, Молчун сработал.
Начинаем перебираться в соседний двор, пулемёт продолжает сечь вдоль улицы, я замечаю в оставленном нами доме напротив движение – скрюченная фигура в лохмах, Молчун сменил позицию и теперь нам будет проще, наверное.
Упираемся в полуразрушенный кирпичный забор, дальше хода нет, пулемёт бьёт по стене – головы не поднять. Беня охает, на ноге под коленом появляется тёмное пятно – рикошет. Снимает с приклада жгут, перехватывает ногу.
И тут пулемёт замолкает. Молчун находит чеха, остаётся только снайпер, его достать оттуда малореально, хотя всё на свете бывает. Серёга, Михась и я достаём шашки, бросаем в сторону дома и на улицу. Беню разворачиваем за стену, если что он нас прикроет, неважно куда, лишь бы палил.
Михась выскакивает в дымное облако первым, Серёга приподнимается и его тут же разворачивает в сторону – в плечо, с брызгами аж. Михась заскакивает в палисадник, я переворачиваю Серёгу на спину, плечо – кровавая каша, клочья тряпок вбило в рану, камуфляж темнеет, штыком режу пакет и наскоро начинаю бинтовать, жгут Серёга зубами тянет сам, скрывая за оскаленными зубами маску боли.
Пулемёт молчит, Михась под самым окном, вынимает подствольную гранату, стукает её об стену и сделав шаг назад, аккуратно забрасывает в верхнее окно, махнув рукою, словно запускает бумажный самолётик. Взрыв выносит в окно ошмётки плоти и исщеплённый кусок приклада. Михась ложится под слив подоконника, вынимает вторую и тем же макаром забрасывает её в нижнее окно. От взрыва что-то загорается в комнате, наружу начинает валить серый дым, по улице перебежками бежит наш летёха и за ним вторая, соседняя группа. Село зачищено.
Вечером сидим у костра, Молчун как обычно, с винтовкой между ног смотрит в огонь и на его небритом лице остатки нестёртого макияжа. Вертушка забирает Серёгу и Беню, я играю пулемётным патроном, вертя его между пальцев, как карандаш, помогает тренировать координацию. С нами сидит новичок – Стас по кличке Икона, прозванный так за свою христоподобную евангелическую внешность. Летёха сказал, что на него бабки крестились, когда в лицо смотрели. Стас щурится в огонь, ковыряет веслом в кане, а я куда-то улетаю, видимо вместе с ребятами и роняю патрон прямо в угли. Молчун мгновенно опрокидывается на спину, за ящик, я ору на Стаса – Вон от огня! – тот непонимающе встаёт, но делает шаг назад, выстрел, меня бьёт в голень, словно старшина вкатил сапогом по кости, сквозь острую, колющую боль я слышу плевок Молчуна, к нам бегут, а на ноге начинает расползаться пятно.
Последнее, что я помню – мат лейтенанта, жгут под коленом и Молчун, волочащий меня к вертолёту. А дальше, как в вате, ждите, я сейчас, Серёга и Беня.