Здоровья вам, други

Виталий Борисович Иванов
 За долгие годы у меня скопилось несколько наблюдений за работой людей в белых халатах. Есть здесь и приятные воспоминания, но есть и обратные. О чем-то я уже рассказал, что-то ждет своего часа.
Сегодня о приятном. Ну, например, в июле 1996 года я умудрился поймать сильнейшую ангину. Случилось это на острове Отдыха, когда я снимал концерт мастеров искусств в поддержку кандидата на пост Президента России Бориса Ельцина. Поймал и попал в ЛОР-отделение красноярской 20-й больницы.
Напомню, кто не в курсе. Середина 90-х годов в России была самым гнусным временем в части оплаты труда. Попросту денег не было. На шинном заводе выдавали зарплату шинами. На заводе телевизоров – телевизорами, на Красмаше, видимо, ракетами. А на горно-химическом комбинате, надо полагать, оружейным плутонием. Шутка…
Так вот, состояние мое было крайне скверное. И все это время рядом с моей кроватью сидела медицинская сестра, которая готова была помочь мне в любой момент. Сегодня я уже не помню ее имени, но от души говорю спасибо этой женщине.
Или другой случай. После смерти отца я попал в другую больницу. Однажды ночью мне стало не очень хорошо. Все попытки дозваться дежурного врача были безрезультатны. И тогда мной занялся молодой парнишка – интерн. Уже потом я узнал, что закон не позволял будущему врачу тогда проводить самостоятельное лечение. Но он принял решение. Спасибо ему за это.
Утором я поблагодарил его и пожелал сохранить на всю жизнь такое же доброе сердце. Поразил ответ. Будущий доктор ответил, что очень постарается, но система здравоохранения не позволит ему этого. Жуть! Страшно от того, что молодой человек отлично понимает все особенности проживания в Российской Федерации.
Были и занятные случаи в моей журналистской работе.
В конце 70-х годов я снимал большой фотоочерк о молодом профессоре, хирурге Олеге Евгеньевиче Нефантьеве. Он тогда практиковал в Красноярской железнодорожной больнице.
Снимал я много и долго. Был с ним на лекциях в медицинском институте, на операциях, на дежурствах, на отдыхе... Словом, кто знает, что есть фотоочерк, тот поймет. Однажды во время одного из дежурств мы засиделись с Олегом Евгеньевичем в ординаторской далеко за полночь. Часа в четыре утра доктор решил пройти по отделению. Отправился с ним и я.
Представьте картину: по полутемному ночному коридору больницы тихо идут два человека в белых халатах. В какой-то момент мы входим в операционную, где молодой врач удаляет аппендицит под местным наркозом. Доктору ассистирует операционная сестра.
Чтобы не мешать, тихо наблюдаем со стороны.
Ночь. Тишина. Девушка просто стоя заснула.
- Зажим, - говорит доктор и протягивает руку.
Тишина.
- Зажим, - чуть громче говорит хирург.
Результат тот же.
Видимо, боясь напугать спящую сестру и опасаясь, что она может опрокинуть стол с инструментами, он еще громче, но без крика, повторил:
- Дай мне зажим, Маша…
Движения нет….
И тут раздается громкий голос больного:
- Твою мать, дай ему зажим наконец-то. Оглохла, что ли? Ёк-макарек…
Девушка в испуге проснулась. Слава Богу, стол остался стоять. Операция продолжилась. А мы удалились.
В той же больнице произошел еще один курьез…
В один из дней «скорая» доставила в отделение дедушку лет 80-ти. Здоровья у старика было много, и он впервые в жизни попал в клинику. Придя к вечеру в себя, дед внимательно и с интересом оглядел шестиместную палату.
Холодильник, кровати, тумбочки, шкаф, умывальник, вешалка, телевизор... Вдруг его заинтересовала кнопка над кроватью.
- Экстренный вызов медицинской сестры, - пояснили однопалатники.
- А это что за трубка? - спросил старик, смотря на тонкий трубопровод с вентилем.
- Подача кислорода…
Он заглянул под кровать и увидел металлический тазик странной формы:
- А это что?
- А это для того, чтобы в туалет ходить, дедушка - сказал сосед.
На том экскурсия и закончилась.
Глубокой ночью мы с Олегом Евгеньевичем проснулись от жуткого грохота в коридоре отделения. Выскочили…
А теперь вновь призываю вас включить свою фантазию.
Ночь. Полутемный коридор, где горит лишь дежурное освещение. И в его дальнем конце движется с грохотом что-то белое.
Мы рванулись туда. Оказалось, наш старичок решил сходить в уборную. Но вместо тапочек он надел на ноги… Да, да, именно те «странные металлические тазики»…
Третий случай произошел в Диксоне, когда я там жил. Произошло это в декабре, в разгар полярной ночи. На борту одного из атомоходов матрос упал с высоты и получил серьезную черепно-мозговую травму. Судовые врачи, а их там несколько человек, не могли заняться его полноценным лечением на борту. Требовалось вывозить моряка в Диксон.
Очень быстро дежурный экипаж поднял в воздух Ми-8 и вылетел в Карское море, чтобы сесть рядом с атомоходом и забрать пострадавшего.
В тот момент у диксонских пилотов не было допусков, дающих им право садиться прямо на борт судна. Но при подлете выяснилось, что спускать больного на лед нельзя. Для него это смертельно.
Сообщили пилоту. И тот принял единственное решение – садиться на палубу. Более того, от ледокола до Диксона летчик летел на минимальной высоте. Жизнь человека была спасена. Пострадал только пилот, которого уволили за случившееся.
В его защиту встали не только диксончане, но и экипажи всех атомоходов. Скандал дошел до Министерства гражданской авиации, где его руководитель Борис Бугаев распорядился аннулировать дурацкое решение и выдать пилоту допуск, но все-таки после сдачи соответствующего экзамена. Справедливость была восстановлена.
Теперь Иркутск, где я учился. Тогда редакция газеты «Советская молодежь» поручила мне сделать материал о врачах неотложной кардиологической помощи.
Несколько дней я ездил с ними по вызовам. Однажды мы на машине с сиреной и лампами рванулись по адресу. Позвонили в дверь. Нам открыли. Первое, что мы увидели, лежащую на полу женщину. Обморок. Медики бросились к ней, привели в чувство. Но едва она открыла глаза, как вновь отключилась.
- Как это произошло? – спросил доктор у мужчины, находившегося в квартире.
И тут уже обомлели мы. Представьте, перед нами стоит человек, но вместо лица у него… затылок. Оказалось, что, крепко напившись, он упал у самого подъезда и затылком ударился о металлический скребок для обуви. Череп не пострадал, но скальп был снят и кожа сползла на глаза. Сквозь волосы он что-то видел, а боли не чувствовал, помогла «алкогольная» анестезия. В таком виде он и явился к любимой. Короче, в больницу увезли обоих.
Позже я узнал, что выпивоху спасли. Воистину пьяному море по колено.
Теперь опять о себе. В начале 90-х годов я на себе испытал вывод, что человек может довести себя до чего угодно. Вплоть до гробовой доски.
В 1989 году меня приняли на работу собственным корреспондентом газеты «Советская торговля» по Красноярскому краю. За работу я взялся активно. Писал материалы о деятельности сотрудников милиции, ловивших за руку вороватых торгашей. Встречался со специалистами Госторгинспекций и судьями… Как мог, изобличал мастеров обвеса и обмера.
А материалы не публиковали.
Потом было собкоровское совещание в столице, где мне объяснили, что отраслевая газета не может критиковать работников торговли. Мне вменялось в обязанности восхвалять их. И это при том, что в начале 90-х годов в магазинах, особенно продуктовых, прилавки стояли пустыми. Многие это еще помнят…
Как результат, у меня совершенно пропало желание что-то писать в «Советскую торговлю». Я целыми днями сидел дома и читал разные газеты, в которых писали, в том числе и о СПИДе, который надвигался на Родину, и о том, что у наших врачей остро не хватает разовых систем и шприцев. И тут я вспомнил историю, которая случилась со мной на мысе Челюскин, когда немецкий врач снимал мне почечную колику. Об этом подробно описано в рассказе «Мне доктор пиво прописал». Уколы-то он мне ставил многоразовым шприцем, вспомнил я.
Тут и началось копание в себе. Представляете, ходит по квартире двухметровый мужик с весом более центнера и мается, даже не дурью, а полной хренью.
Примерно тогда же в Красноярске на базе краевой клинической больницы открылась первая ВИЧ-лаборатория. Ее возглавил профессор Соловьев, знавший меня с раннего детства.
Я пошел туда, чтобы сделать фоторепортаж для какой-нибудь газеты. Но главная моя цель была все-таки иной - сдать анализ. И сдал. Анализ показал, что я совершенно здоров.
Но оптимизма это мне не прибавило. Врачи явно ошиблись.
Напечатав снимки, вновь пошел в лабораторию и попросил повторить исследование. Профессор взял меня за локоток и препроводил в свой кабинет, где я ему рассказал «страшную» правду.
Доктор попросил меня перечислить симптомы СПИДа. Я назвал все, что помнил.
- Есть еще один, – сказал профессор, – резкая потеря веса. А ты глянь на себя…
И с этими словами он влепил мне такую оплеуху, которая мгновенно излечила меня от неизлечимой болезни. Ну а дома «терапию» от всей души повторила уже мама.
Вот тогда я и понял, что хандра может довести человека до чертиков. Выход один – активная жизнь. Чего я всем искренне и желаю. А еще здоровья и долголетия.


Искренне Ваш
Виталий ИВАНОВ

г. Дудинка,
2017 год