Едоки груш

Дарья Увек-Овечкина
В каждом из нас остался ребенок какого-то возраста. Дети в разном возрасте разные. Бывает, что кто-то зависает в садистско-анальной эре, которая начинается в 10 лет и кончается в 12. Потом некогда. Начинается  период самостоятельных действий  и не дает возможности возбуждаться от каждого упоминания мягкой части тела. Все силы направлены на сопротивление навязанному извне. Музыкальные школы, спорт, уроки, репетиторы и прочее честолюбие добрых родителей.

А что осталось от детства в Юрьниных соседях? Что это они так ржут по ночам на батарее в подъезде у самой Юрьниной двери? Не каждый день. Они курить давно бросили и вылезают на батарею реже.
Этот печальный факт и привел Юрьну на литературный сайт. Раньше  ей и так, на батарее,   весело было. А потом, как начала приставать со своим наивным творчеством, то уже  на третьем рассказике тактичные соседи молча встали с батареи, ушли  и резко бросили курить. Вот так! И от Юрьны польза тоже  бывает. Например, от нее можно бросить курить.

Компания: семейная пара блондинов из квартиры напротив. Леша и Даша. Оба красавцы, умницы, читающая публика и не только читающая.  У Юрьны кроме них ни на кого надежды нет.  Эти ребята мгновенно приходят на помощь, случись  беда, и мудрым словом моментально  в чувство приведут.
Женаты не первыми браками.  Как догадались так удачно пережениться? Повезло.  Особенно Юрьне. 

Борька из второго подъезда вечно ошивается рядом с идеальной парой. Не колется, сколько ему лет, есть ли дети, жена и все такое. Это хозяйство в первый подъезд Боря с собой не таскает. Юрьна как-то застукала его на улице в виде степенного гражданина, прогуливающего малыша. Борис сознался, что это его сын, куда ему было деваться?
Возраст Бориса  начинается цифрой три,  возраст идеальной пары цифрой четыре, Юрьна продолжает арифметическую прогрессию.

С числами определились. А теперь к главной теме. К "Едокам груш". Помните, у Ван Гога были "Едоки картофеля"? Наши едоки, все трое,  едят груши. Достают в непредсказуемый момент из широких штанин фрукт, напоминающий аппетитную часть женского тела и с громким хрустом смачно в него вгрызаются.
Жуют каждый отхрумканный кусок чавкая, сопя, подвывая от восторга и закатив глаза. У Юрьны сразу начинает течь обильная слюна, как у собаки, зараженной вирусом бешенства.

Доев крепкие сочные фрукты, встают и, пошатываясь, как пьяные, делают несколько разминочных шагов к картонной коробке, что стоит под почтовыми ящиками  - идут выкинуть хвостики.  Выкинув ненужное, припадают, изображая алкашей,  каждый к своей бутылке. Этикетки совсем странные. «Саяно-Шушенская» литровая у Бориса. «Груша-дюшес»  у Леши с Дашей. Жадно пьют.

Подкрепив силы и обтерев рукавами сытые рты, начинают опять ржать, как сумасшедшие, от каждого слова. "Прожектор Перис Хилтон" отдыхает перед идиотизмом происходящего. Смеются  не просто так, со смыслом, сбивая повествование того, кто держит речь. На каждом шагу. Лихая словесная баталия.

"Мальчишки" ржут на всю катушку, с переходом на фальцет в высшей смеховой точке. Навзрыд. Навзвизг.  От всей души. До слез  беспричинной, абсолютной радости бытия. Радости в чистом виде.

Когда Юрьна высовывает нос из квартиры, с целью посидеть на своей батарее с горючей палочкой, компания, так и быть, очищает ей её законные тридцать сантиметров:

- Петрова! Совсем  не уходи. Возвращайся назад! С тобой смешнее, – командует молодняк, когда самостийная лингвистка  отпрашивается «на горшок», чтобы «не описаться от счастья» прямо на батарее.
Славная компания!