Иван проснулся от шума со двора. Когда он вышел посмотреть, что это за шум, то увидел стариков, сидящих на топчане. Мархамат разжигала самовар, а Дуся, полив двор, подметала, надев на голову косынку и завязав её сзади, как это делают узбечки. На ней было цветастое платье национального покроя и шаровары из того же материала, что и платье, даже на ногах были коуши, прямо как у невестки этого дома, Мархамат. Иван оторопело, с удивлением смотрел на девушку и поверить не мог, что видит ту самую Дусю, с которой столько лет прожил под одной крышей. Если бы не светлые волосы и серо-голубые глаза Дуси, это была настоящая узбечка, подметающая большой двор. Иван подошёл к девушке и тихо спросил:
- Привет Дуся. А где можно умыться?
- Как где? В арыке, - не переставая подметать, ответила Дуся.
- Как в арыке? А крана нет, что ли? Зима же, вода холодная, - сказал Иван.
Незаметно для Ивана, Дуся улыбнулась.
- Здесь тебе не Ленинград и не дом отдыха. Мойся в арыке, полотенце вооон, на тутовнике висит, возле топчана, - ответила Дуся, показывая рукой на полотенце.
- Хм... а полотенце одно на всех, что ли? - смущаясь от своего неловкого положения, спросил Иван.
- Нет, барин. Вам сейчас сюда ванну и банное полотенце подадут. Ты что ерепенишься? Нарочно что ли злишь меня? И потом... кажется, тебя сюда никто не звал, Иван. Калитка, вон она, можешь прямо сейчас ехать на вокзал, а оттуда ту-тууу. Домой! - ухмыляясь, ответила Дуся.
- Ну извини. Я же не знаю здешних порядков. Хорошо. Умоюсь в арыке, кстати, вода там очень чистая. И вытрусь общим полотенцем. Оно тоже вроде чистое... - пробормотав последнюю фразу, Иван присел на корточки возле арыка и посмотрел в прозрачную гладь воды.
Несмотря на тёплую погоду, вода была холодная. Но был декабрь и погода, по сезону, давала о себе знать небольшим ветерком. Умывшись и вытерев лицо и руки полотенцем, Иван подошёл к топчану, где сидели Саломат хола с Кодиржон акя и поздоровался.
- Доброе утро вам. День с раннего утра такой солнечный. В Ленинграде сейчас холодно, снег лежит. А здесь хорошо, даже во дворе можно посидеть, - чтобы поддержать разговор, сказал Иван.
- Доброе утро, сынок. Садись вот, на курпачу, сейчас завтракать будем. Самовар уже закипает. У нас зимы короткие, снег за зиму может всего пару раз пойти, да и то сразу тает. Зима редко бывает по-настоящему холодной, - ответил Кодиржон акя.
Иван сел на край топчана, свесив ноги, сидеть было крайне неудобно, но он мужественно молчал, чтобы не быть не вежливым и как бы Дуся опять не ругалась.
- Ты, сынок, полностью залезай на топчан и подбери под себя ноги, так будет удобнее сидеть, - улыбаясь, сказала Саломат хола.
- Аха, спасибо. Я попробую, - ответил Иван, залезая на топчан.
Во время завтрака, Иван исподтишка поглядывал на Дусю.
- Прямо настоящая узбечка, даже повадки такие же, как у них. А по-узбекски говорит... мда, она не так проста, как казалась, - думал Иван, макая кусочки лепёшки в каймак и с наслаждением отправляя в рот.
- До чего вкусно! - хвалил Иван, получая истинное удовольствие от поедаемого.
- Так лепёшки сами печём, а каймак... у соседей корова есть. Мы и молоко, и кислое молоко, и творог, и каймак у них покупаем, - ответила Саломат хола.
- Ты ешь быстрее, я провожу тебя на вокзал, - сказала Дуся.
- Как на вокзал? Твой брат только накануне приехал. Пусть отдохнёт ещё пару дней, - с искренним недоумением сказала Саломат хола.
- Нет, аяжон. Моему брату в Москву ехать надо, он же у нас учится и живёт в Москве. Не дай Бог, отчислят с учёбы. Что мой брат тогда делать будет? Давай-давай, собирайся, братик. Я тебе город покажу. Потом на вокзал поедем и билет тебе купим, - ухмыляясь и делая ударение на словах "мой брат" и последнюю фразу адресуя Саломат хола, сказала Дуся.
Извинившись, Иван встал и спустился с топчана.
- Спасибо вам, добрые люди. За гостеприимство и доброту вашу. Правда, всё было очень хорошо. Мне и правда надо в Москву возвращаться, учёба ждать не будет. Я повидал свою сестрёнку, теперь со спокойной совестью могу и уехать, - так же делая ударение на словах "свою сестрёнку", сказал Иван.
Саломат хола и Кодиржон акя переглянулись, старики по простоте душевной и понимали, и не понимали, что отношения между Иваном и Дусей не простые и уж совсем не братские.
Дуся переоделась и сказав на узбекском языке Саломат хола, что погуляет с братом по городу и проводив на вокзал, вернётся, вышла с Иваном со двора.
- Поехали в центр города, я покажу тебе сквер и театр Навои. Погуляем по городу, потом пообедаем где-нибудь и потом ты поедешь на вокзал. Поезд все-равно отходит поздно вечером, - сказала Дуся.
Иван молча шёл за ней и удивлялся, что слушается её, как мальчишка и не перечит ей. Хотя мог бы возразить и сказать, что хочет остаться ещё на пару дней. Но ничего такого Иван Дусе не сказал, а лишь кивнув головой, согласился.
- Хорошо, как скажешь, - ответил Иван.
Доехав на трамвае до улицы Жуковского, они пешком прошли до сквера и сели на скамейку. Огромные, многолетние деревья окружали их.
- Давай посидим на скамейке, поговорим наконец, - предложил Иван.
- Я и сама хотела тебе это предложить, давай сядем, - ответила Дуся.
Сидя на скамейке, Иван никак не мог начать разговор, а Дуся, будто издеваясь, нарочито молчала и поглядывала на него. Наконец, не выдержав, он взял её руку в свою и пристально посмотрел на неё.
- Неужели ты не видишь, что мучаешь меня? Не видишь, что я люблю тебя? Ведь я приехал в Ташкент ради тебя. Дуся! Может хватит играть в кошки-мышки? - с отчаянием воскликнул Иван.
- А мышка, значит, это ты? - спросила Дуся.
- Послушай... давай поженимся и всё наконец закончится, - вдруг сказал Иван.
- Закончится что? - спросила Дуся.
- Мои мучения. Мы будем жить вместе. Хочешь в Москве, а если хочешь, я переведусь в Ленинград и буду учиться там. Как скажешь, так и сделаем, - ответил Иван.
Дуся вдруг поняла для себя, что она совсем не любит этого человека. Во всём соглашается, ради неё готов на всё. Наверное это здорово, но не для Дуси. Она любит сильных мужчин и чтобы было так, как скажет он, а не она. Дуся с сожалением посмотрела на Ивана.
- Прости... но я совсем тебя не люблю, Иван, в том смысле, в котором хочется тебе. Отношусь, как к брату, уважаю и люблю, правда, люблю. Но не той любовью. Нет, совсем не той, - ответила Дуся.
- А ты значит знаешь, какая бывает любовь? Не той, это какой? Поженимся и ты полюбишь меня той любовью, которой хочется тебе, - с надеждой в голосе сказал Иван.
Дуся глубоко вздохнула и посмотрела по сторонам.
- Хорошо тут... даже уходить не хочется. Знаешь, Иван, я ведь остаюсь в Ташкенте, перевожусь в ТашМИ. Понимаешь? Мне здесь хорошо, спокойно. Я и маме уже написала и жду от неё ответ. Правда, надо будет съездить в Ленинград, сдать сессию, подготовить документы и написать заявление о переводе. Да и вещи забрать, я ведь налегке приехала, - посматривая на верхушки деревьев, спокойно сказала Дуся.
Иван совсем не ожидал такого поворота.
- Как в Ташкент? Ты что, с ума сошла? Ленинград - северная столица, а тут что? И опять - таки, мама в Ленинграде. Опомнись, что ты такое говоришь? А жить ты где будешь? В этом дворе, где даже ванной нет? Дусенька... послушай меня... - пытаясь отговорить девушку, воодушевленно говорил Иван, но Дуся грубо его перебила.
- Нет, Иван. Это ты меня послушай. Пусть до тебя наконец дойдёт, что я не люблю тебя, слышишь? Не-люб-люююю.... И вместе мы точно не будем. Ты найдёшь себе достойную девушку, которая полюбит тебя и уверена, будешь счастлив, потому, что я этого очень хочу, - так же возбуждённо ответила Дуся.
- Без тебя я не буду счастлив, поверь... И подумай ещё раз, прежде чем принимать такое решение, которое в корне изменит твою жизнь, это ты понимаешь? А как же Анна будет без тебя? - ещё на что-то надеясь, сказал Иван.
- Мама счастлива с Сергеем и Коленькой. И я очень рада за них. И решение моё твёрдо, я всё обдумала, я так хочу! - ответила Дуся и поднялась со скамьи, давая понять, что дальше разговор не имеет смысла и совершенно бесполезен.
Иван вдруг увидел перед собой решительную, упрямую и совершенно самостоятельную девушку и не узнавал в ней ту задорную, шаловливую и послушную, весёлую девчонку, с которой он вырос. Тут Иван понял, что они уже давно не дети и Дуся приняла решение, которого не изменить. Иван понял, что потерял Дусю навсегда. И тут он подумал о Васильке.
- Теперь я его понимаю, почему он так поступил, - прошептал Иван, с грустью посмотрев на Дусю.
Потом равнодушно огляделся по сторонам.
- Не провожай меня дальше... я сам. И прощай. Я всё понял. Поверь, я никогда больше не нарушу твой покой. Ты права, насильно мил не будешь, - решительно сказал он.
Потом резко развернулся и пошёл твёрдыми шагами по аллее сквера в сторону дороги. Дуся проводила его грустным взглядом.