ЛУНА, «НЛО» И УСТАВШИЙ ОФИЦЕР.
Авианосец «Мидуэй», не зная усталости, всю неделю носился по северной части Восточно-Китайского моря, периодически заходя в Корейский пролив: отрабатывал авиакрыло. Полёты проводились очень интенсивно, авиация выполняла различные задачи боевой подготовки и нам, советскому сторожевому кораблю, занимавшемуся слежением за ним, это доставляло немало забот.
Корабельная нештатная разведгруппа весь день и почти каждую ночь — ночные полёты производились с активностью не многим меньшей дневной — вела непрестанное визуальное и техническое наблюдение за супостатом и десятком кораблей его группировки. Она занималась фотосъёмкой, делала зарисовки, фиксировала отличительные знаки на самолётах и вертолётах. Вёлся тщательный подсчёт интервала взлёта-посадки в различных условиях плавания. Осназовцы занимались радиоперехватом. Сигнальщики вели записи сигналов семафоров и флагами. Штурман наносил на карту и кальки схемы маневрирования ордера. Работа по выявлению и анализу новых тактических приёмов, организации применения оружия и боевого взаимодействия велась почти непрерывно. В Москву и Владивосток ежедневно уходили радиодонесения с анализом деятельности врагов за сутки.
Добавьте к этому повседневную деятельность корабля на ходу в районе интенсивного судоходства, где ходовой вахте постоянно приходится держать ухо востро, непрерывно маневрировать по курсу и скорости, уклоняясь от опасного сближения с маневрирующими вражескими кораблями и не допуская нарушений правил судоходства в отношении мирных судов. И самое утомительное: ведение неимоверного количества отчётной документации о действиях авианосной группировки, которую старпому — командиру разведгруппы — вместе с отчётом о разведке предстояло по возвращении в базу немедленно сдать в штаб флотилии.
В общем, всем приходилось несладко, поэтому понятен наш всеобщий вздох облегчения, когда враги после обеда пятницы резко свернули активность и бодро двинулись в сторону Кореи: война войной, а о плановом отдыхе звёздно-полосатые обычно не забывают. Не то что мы...
К вечеру «Мидуэй» отдал на якорь на рейде Пусана. Его охранение почти полностью направилось к пирсам порта, что не знающая покоя разведгруппа продолжала отслеживать с помощью навигационной РЛС. Мы же расположились мористее авианосца, близ линии террвод Южной Кореи, ширина которых в Корейском проливе равна трём милям.
Едва авианосец застыл на глади моря, как между ним и берегом началось оживлённое сообщение: катера различных габаритов, пара немаленьких самоходных барж, небольшие пассажирские суда перевозили на берег отдыхающую часть трёхтысячного экипажа, доставляли продовольствие, другие грузы. Вскоре подошёл солидный танкер для выдачи топлива и воды, приёма льяльных вод и прочих отходов — надо заметить, что американцы с начала восьмидесятых довольно редко выбрасывали за борт мусор и вообще отходы.
Понаблюдав за всей этой катавасией, командир корабля капитан 3 ранга Березинский Юрий Викторович с удовлетворением сказал: «До понедельника дёргаться не будут, передохнём и мы» и распорядился организовать отдых уставшего за неделю экипажа. Отдых, разумеется, по-флотски: после ужина провести пропущенное в среду обслуживание оружия и технических средств, в субботу с утра — большую приборку, после обеда — самообслуживание, вечером — фильм. А в воскресенье — там посмотрим.
Первым вахтенным офицером по-якорному в 20 часов заступил минёр старший лейтенант Фёдор Козлов. Он всего за два года до того окончил ТОВВМУ, но был уже достаточно опытным корабельным офицером. С первых же дней служба у молодого лейтенанта была очень напряжённой: СКР не вылезал из морей, задачи выполнялись разнообразные, командир был требователен и всё это вкупе плюс желание служить и соответствовать званию офицера-моряка привели к тому, что Фёдор на все сто был готов нести столь ответственную вахту.
Он и внешне — невысокий, но ладно сложенный — был образцов: отутюженный синий китель с ярко-белой полоской подворотничка и чёрные брюки с острой стрелкой, белоснежная «грибком» фуражка и блестящие неуставные ботинки, совсем не обязательные в этих тёплых краях тонкие кожаные перчатки и собственная незатёртая красно-белая с золотистой звёздочкой повязка вахтенного офицера, какой-то немыслимый хромированный свисток на такой же цепочке, остро отточенный нестандартный карандаш с записной книжкой в пластиковой обложке и его гордость — большой морской бинокль, подаренный отцом-старым капитаном рыбацкого флота, — всё говорило, просто кричало, что на мостике отличный вахтенный офицер отличного корабля и службу он будет нести во главе отличной смены непременно отлично. Только вот весь этот внешний блеск не мог скрыть, что этот молодой человек очень сильно устал за предыдущую неделю и глаза его горят совсем не тем огнём, с которым он уходил в море.
Приняв вахту, скрупулёзно проведя контрольное определение места корабля и сделав все необходимые записи, Фёдор принялся осматривать акваторию и — через бинокль — берег. Три мили — пять с половиной километров — довольно далеко, но не для вооружённых хорошим морским биноклем глаз, тем более когда нет дымки — её разогнал лёгкий ветерок, нет смога — Пусан хоть и большой город, но коптящих небо труб там нет совсем, когда берег, улицы, порт ярко освещены.
Пусан для наблюдателя с моря удобно расположен: общий наклон местности — от суши к морю, извилистая береговая черта вдоль многочисленных бухточек и нескольких заливов образует массу мысов и полуостровов, прекрасно просматриваемых насквозь. Пяток холмистых гряд почти не закрывает раскинувшихся между ними кварталов. Улицы, хотя и петляют сообразно рельефа, достаточно широки и в их створе можно увидеть глубь города. Холмы все примерно одного уровня, их подножья застроены и только один с нечитаемым названием возвышается зелёным конусом в юго-западной части города.
Впрочем, Фёдор недолго любовался городскими огнями: основное внимание его было обращено на главное — авианосец и пару оставшихся на рейде его стражей — эсминцев. Палубы и надстройки кораблей были освещены в полную мощь бортовых светильников, прожектора выхватывали из темноты и разнокалиберную вспомогательную флотилию, прильнувшую к бортам «Мидуэя». И боевые корабли, и впомогачи прекрасно просматривались под яркой Луной, приближавшейся к полнолунию, их силуэты необычно чётко выделялись на залитой лунным светом слегка колышащейся затухающей зыби.
Фёдор подумал, что такую яркую Луну он видел только морозной ночью в Сибири, где несколько лет назад гостил у одноклассника. Вспомнил, как они пытались тогда увидеть в театральный бинокль кратеры на поверхности соседки Земли, но это им не удалось, и решил наблюдение повторить. И в этот раз при помощи отцовского подарка он рассмотрел самые известные и крупнейшие — Тихо и Коперника. Правда, кто есть кто, Фёдор уже подзабыл, но и это было здорово!
Взглянул он на ночное светило и в оптический пеленгатор, но там картинка была куда менее разборчива. Взгляд остановился на тускло светящейся шкале репитера гирокомпаса, на котором установлен пеленгатор, и вспомнилось, что пеленг и высота Луны могут использоваться для обсервации корабля в море. «В море, а не вблизи берега — точность не та» — отметил Фёдор, но машинально взял пеленг на Луну.
Где-то через час усталость и монотонность течения вахты начали брать своё. Дабы отогнать подкрадывающуюся дремоту, Фёдор, предварительно попрыгав на месте и порекомендовав делать то же выглянувшему со своего мостика сигнальщику, развил бурную деятельность: определил место корабля визуально — по маякам и береговым ориентирам, хотя за городской засветкой их найти было сложновато, потом с помощью навигационной РЛС, установив при этом, что корабль почти не изменил позиции, внимательно пересчитал корабли и суда на якорях и ошвартованные к авианосцу — все были в наличии.
В городе тоже всё было в порядке — освещение, движение машин, еле слышная музыка — над морем звук идёт далеко. Зыбь затихла и море стало совсем гладким и только едва ощутимый ветерок равномерно дул, не тревожа водной поверхности.
А вот с Луной что-то было не так... Фёдор точно помнил, что сначала она была по правому борту, теперь же во всю силу светила с левого.
— Сигнальный!
— Есть сигнальный!
— Подойди к ходовому.
Старший матрос Калинин — тоже с биноклем, тоже собранный и подтянутый, — под стать вахтенному офицеру, через мгновение наклонился над мостиком.
— Луну видишь?
— Так точно! Как её, такую, не видеть!
— Ничего особенного не замечаешь?
Калинин поднял бинокль, минуту всматривался.
— Наши к ней полетели, товарищ старший лейтенант?
— Когда? Откуда узнал? Корейское телевидение показало?
— Так вы же сами сказали.
— Я?! Ну, ладно, давай на пост.
Фёдор задумался: может, перепутал, забыл? — Не может быть! Он ведь на самом деле бдительно несёт вахту. Ветра, считай, нет, корабль в прежней точке. Не могла Луна перейти на другой борт. На всякий случай взял на неё пеленг — он изменился, но незначительно, как раз соответственно суммарному вращению Земли и Луны. Фёдор в училище был, разумеется, отличником и отчётливо помнил из курса мореходной астрономии 13,2 градуса среднесуточной угловой скорости движения Луны по небосводу.
— Да, переутомился я, видно — вздохнул Фёдор про себя.
Следующие полчаса он нет-нет да поглядывал на Луну, которая, как ни в чём ни бывало, продолжала висеть слева по борту.
Установившийся на море покой нарушил доклад сигнальщика об обнаружении сразу трёх надводных целей: два судна шли в кильватер с юга, одно им навстречу. Расчёт элементов их движения показал, что между собой они расходятся нормально, опасного сближения со сторожевиком у них тоже не будет, но оператору НРЛС «Дон» было приказано вести постоянное наблюдение за ними и каждые две минуты докладывать о них вахтенному офицеру.
Вскоре почти одновременно сигнальщик и радиометрист доложили, что через пролив по направлению от островов к Пусану движется группа предположительно из пяти малоразмерных целей. Расчёт ЭДЦ и постоянный пеленг на группу показали, что возможно их сближение с СКР вплотную. Фёдор был уверен, что это джонки припозднившихся рыбаков — их в проливе было с избытком и они вечно шастали под носом у боевых кораблей, хотя надо отдать им должное, положенные огни и знаки они добросовестно несли и команды военных выполняли исправно. И в этот раз стоило сигнальщику поработать в их сторону семафором, как вся пятёрка дружно изменила курс и прошла мимо нас на безопасной дистанции.
Безопасно проследовала и троица, следовавшая в меридиональном направлении. Вновь на мостике и постах наступил покой. Сделав положенные записи, Фёдор машинально взглянул на Луну и, как говорится, потерял дар речи: она была справа. Не справа по борту, курсовой был порядка 15-20 градусов, но именно правого борта! А ведь до появления целей она была слева на том же курсовом!
Снова определение места корабля — визуально и по данным НРЛС — позиция корабля неизменна. Пеленг на Луну — почти тот же. В чём подвох-то?! Не может же Луна носиться по небу туда-сюда?! Но ведь корабль-то практически в одной и той же точке, ветра, способного отклонять его влево-вправо, нет. Да, но Луна тоже практически в одной точке небосвода. Значит, кто-то из нас движется. А вдруг это неведомое движение приведёт к какой-либо опасности для корабля? Думай, Федя, думай.
Штурман Олег Фаренич был крайне недоволен звонком Фёдора и просьбой подняться на мостик: только задремал, только почувствовал отдых от того напряжения, в котором находился все дни слежения — штурман при плавании с разведываемым ордером работает больше всех, ведь за каждый его корабль приходится вести прокладку, как за свой, плюс всякого рода кальки маневрирования для отдельных случаев, планшеты, обсервации — всего не перечислить. А тут ещё вахтенный офицер со своими проблемами — уж Фёдор-то наверняка их смог бы сам решить, но, видно, решил подстраховаться. Ну, Козлов, я тебе это припомню!
Выслушав рассказ Фёдора об аномальном поведении Луны, Олег тоже первым делом определил место корабля — он находился там же, где был, когда штурман уходил из рубки. Пеленг на Луну брать не стал — не верил он в блуждающие по небу светила естественного происхождения. Дежурный по низам по просьбе штурмана проверил натяжение и направление якорной цепи — она по-прежнему надраена и смотрит строго вперёд.
— А чего это она надраена, Федя, когда почти безветрие? И что у нас с рулём?
— Руль право пять.
— А почему не прямо? Рулевой завтра у меня получит... В общем, так, Фёдор, вот тебе лоция. Открывай её и читай про холодное Восточно-Корейское течение в Западном проходе Корейского пролива.
— Нашёл? Видишь, что тут написано, что оно в три раза мощнее Куросио, проходящего Восточным проходом, что оно и зимой по объёму воды очень значительно, а к лету происходит его усиление? — Мощная река, по сути. Если бы руль был отклонён больше, ты бы заметил, как нас смещает то влево, то вправо примерно до кабельтова — насколько позволяет якорь-цепь — и легко определил изменение координат нашего места.
— Понял-понял: малое отклонение руля приводит к куда меньшей амплитуде, позволяющей считать нашу позицию неизменной, и более плавному перемещению по ней, незаметному глазу. И Луны тоже...
— Ты всё правильно понял. Но оставь Луну в покое — она ни при чём.
— Но всё же, почему мы периодически смещаемся влево, а не держимся правее? Ветер же минимальный. Течение равномерное, это же не горная река.
— Ну, здесь тоже есть неравномерности рельефа, перепады глубин, образуются водовороты и прочие флуктуации, вот и водит влево-вправо. А ветер хоть и слабый, но парусности корабля хватает для создания ветром дополнительной к течению силы.
— Выходит, даже при прямом пере руля колебания по курсу были бы?
— Конечно, только с ещё меньшей амплитудой и тогда Луна точно была бы с одного борта.
— Спасибо, Олег. Помог. А то я что-то совсем запутался.
— Это от усталости, Федя. Отдохнёшь и всё будет о'кей.
Но отнюдь не всё вышло так, как обещал Олег.
Около 23 часов корабль окончательно затих, только приглушённый рокот дизель-генератора да шум вентиляции нарушали тишину. Экипаж заслуженно отдыхал. Сонная волна дошла и до постов и командных пунктов подразделений, но их дежурные расчёты стойко держались: до смены оставался какой-то час и за это время необходимо было подбить документацию, произвести необходимые расчёты, навести порядок на местах и подготовиться к сдаче вахты. Всё было привычно и делалось спокойно, без ажиотажа. Потому многих военморов заставила вздрогнуть команда вахтенного офицера по трансляции «Корабельной разведгруппе боевая готовность номер один!» — В ночное время без крайней необходимости команды по общей линии КГС не подаются.
Когда командир корабля поднялся на мостик, разведгруппа под руководством старпома уже вовсю занималась привычным делом, но как-то уж однообразно: все оптические приборы — от пеленгаторов до стационарного бинокуляра — были развёрнуты в сторону берега, а те, кому не досталось оптики, тормошили счастливчиков и требовали дать посмотреть и им. Увлечённость была такой, что даже появление командира было замечено только после его реплики: «Там что, стриптиз показывают, что вы так увлечены?»
— Товарищ командир, вахтенный офицер обнаружил «летающую тарелку» — доложил смутившийся старпом.
— И куда она летит? — Юрий Викторович был спокоен — многое он повидал на своём веку и привык не удивляться неожиданностям.
— Вроде бы никуда, висит.
Командир подстроил под себя бинокуляр.
— Фёдор Эдуардович, наведи на неё. И давно наблюдаешь?
— Обнаружил визуально в 22.57. Классифицировал как НЛО. В 23.01 объявил КНРГ боевую готовность номер один. Цель неподвижна. Высота зависания предварительно 150 метров. РЛС не наблюдается. — Отчеканил Фёдор, наводя бинокуляр.
— Так уж и не наблюдается?
— На фоне города, товарищ командир. Поднялась бы повыше, наблюдалась бы.
Командир минуту-другую, прильнув к бинокуляру, молчал, потом чертыхнулся и направился к выходу.
— Штурман, нанеси на карту Пусана этот НЛО и покажи Козлову и старпому. Фёдор Эдуардович, а ты хорошенько выспись за выходные, а вернёмся в базу, проверь зрение.
И уже с трапа добавил: «В вахтенный журнал-то не записывай, а то потом штабные засмеют».
Пару минут спустя карта была на мостике и все воочию убедились, что НЛО совсем не неопознанный и к тому же не летающий объект и его координаты в точности совпадают с вершиной самого высокого холма в юго-западной части города.
Вершина эта, поросшая кустарником, округлая, слегка выделялась на фоне городской засветки атмосферы — смог над городом отсутствовал, но появилась с охлаждением воздуха ещё прозрачная дымка, накопились за день выхлопы и пыль от транспорта. Двумя-тремя десятками метров ниже проходила горизонтальная цепочка неярких фонарей — подсветка не то пешеходной дорожки парка, не то какой-то второстепенной дороги. Она тоже вносила свой вклад в иллюзию НЛО: как бы отрезала подсвеченную вершину от невидимого в темноте основания и очень напоминала огоньки, которые рисуют ниже купола на классических «тарелках». И завершали иллюзию сполохи от света фар автомашин, проезжавших внизу — по улице, огибающей основание холма. Эти сполохи пробегали по низу «тарелки» и оттого выглядела она точно как в фантастических фильмах. И с первого взгляда трудно было не поверить в её реальность. И со второго тоже, если это взгляд очень уставшего вахтенного офицера. — Командир верно определил причину появления «НЛО».
Пару дней «НЛО» был предметом шуток и обсуждений, а потом появились другие поводы: их во время слежения за вражеской группировкой всегда хватает.
Полностью же история с «НЛО» не была забыта и когда политотдел вывесил в штабе новое свидетельство заботы партии о народе и командования о подчинённых, справедливости при распределении материальных благ — список очередников на приобретение дефицитов, в котором в графах «Холодильник», «Корпусная мебель», «Автошины» и прочих числом около десятка были расписаны женатые офицеры и мичмана противолодочной бригады, какой-то остряк внизу приписал: «Карманный НЛО — старший лейтенант Козлов Ф. Э.»
22.06.2017.