Госле сидит такой на веранде в вечности и чай пьёт. А Олло не знает.
- А знаешь, Олло, отчего ты не знаешь? - спрашивает вдруг Госле и варенья можжевелового себе такой докладывает в чашку немного.
- Отчего, Госле?
- Оттого, Олло, что очевидное.
- Как это, Госле?
- Очевидное в тебе, Олло. Ты преисполнен, и потому себя не видишь. В капкане очевидного, ты, Олло.
- Как избавиться, Госле?
- Трудом, Олло. Очевидное, оно вбрасывается в тебя. Вот, как я варенья можжевелового подложил в чашку себе, также и ты преисполняешься очевидным. И себя не видишь, Олло. Не видишь потому, что когда колбасу приобретаешь в ларьке, о себе не думаешь.
- А о чём думаю, Госле?
- О рте своём, Олло. О том, как ты эту колбасу в рот свой сложишь. И это будет очевидно. А чтоб капкан очевидного увидеть, сперва себя надобно отпустить. А тебе некогда.
- Почему, Госле?
- Потому, что после колбасы ты уже о клозете думаешь. А потом опять о колбасе. И так всю жизнь.
- Научи, Госле, о колбасе не думать.
- Как же мне тебя научить, Олло, быть Олло? Это твоё очевидное, и себя искать только ты сам можешь.
- А ты нашёл себя, Госле?
- Нет, Олло.
- Почему, Госле?
- Потому, Олло, что, как только найду, это очевидным станет.
Задумался тут Олло. А Госле сидит такой в вечности и себя не знает. И чай пьёт с вареньем можжевеловым из чашки.