У меня дома в книжном шкафу в прихожей, стоял трехтомник «Мужчина и женщина». Дореволюционный, еще с «Ятьями». Настоящая библиографическая редкость. Я видел потом точно такую же книгу в букинистическом магазине, по цене рублей в 500 или 600, просто огромные деньги, по тем временам. В каждом томе по 800 страниц, а то и больше. Книга описывала в деталях отношения мужчины и женщины на протяжении веков, начиная с первобытного строя, в разных социальных группах, у разных народов, в жизни, живописи, поэзии, музыке, религии и т.п. Семейная жизнь в Древнем Риме, у племен ацтеков, на островах Зеленого мыса, история проституции - от храмов Месопотамии до парижских борделей. Чем знамениты маркиз де Сад и Леопольд Мазох. Другими словами – все, что только можно себе представить. И чего представить я тогда еще не мог. Читал, правда, я только главу про проституцию, а все остальное очень мало, просто потому, что написана была книга для меня слишком уж мудрено. Написана немцем, а только потом переведена на русский, что делало текст совсем тяжеловесным, да еще старые дореволюционные буквы. Зато фотографии! Боже, какие я там рассматривал фотографии в главе: «Красота женщины»! Фотографии самых настоящих абсолютно голых девиц! Абсолютно! Ровным счетом без одежды. Девицы эти юны, красивы и производили на меня впечатление существ совершенно неземных, недосягаемых и таинственных. Появись такая настоящая женщина передо мной, я бы не смог до нее дотронуться, я бы испугался. Через много лет, открыв эту книгу, я удивился, насколько же невинны позы упомянутых девушек, и я вдруг представил, сколько тем натурщицам должно исполниться лет в году эдак 1982. Всем им точно не меньше 100 лет.
Но в юности, такие парадоксальные мысли мне в голову не приходили. Меня очень удивляло и то, что нарисованные женщины возбуждали меня также сильно, как и фотографии, если не сильней. Репродукции картин великих мастеров - все эти Венеры, Психеи, Данаи с Амурами производили на меня не меньшее впечатление, чем фотографии настоящих женщин. Меня это ставило в тупик – ведь если фотографии можно увидеть разве что в этой книге, втайне от родителей, втайне от всех, то картины-то выставлялись в музеях! И все ходят и на них и смотрят! Смотрят, наверное, чувствуют то же, что и я. Но делают вид, что все в порядке. Или это только у меня стояк от Данаи Рембрандта? Неужели только у меня? Как же это так? Беги в «Пушкинский» – и смотри на голых девиц ! Так же просто! Но вместо музея я прибегал домой из школы, я сразу бросался к заветному шкафу, который предусмотрительно закрывался на ключ моими родителями, но я, давно знал, где спрятан ключ. Я открывал книгу на нужной странице, уже мог это делать на ощупь. Рассматривал в 100- й раз фотографии. Ну и понятно, чем потом занимался. Важно было не забыть, закрыть потом шкаф и положить ключ на место. Иначе родители конечно бы догадались.
Настоящие женщины продолжали оставаться для меня полной загадкой. Я даже позвонить стеснялся однокласснице, чтобы спросить, что нам задали, например, по географии. Точнее стеснялся звонить тем, кто мне нравился. А тем, кто не нравился, звонить желания не возникало. Женщина оставалась самой большой тайной той жизни. Мои сверстники очень часто говорили о девчонках со знанием дела, используя всякие сальные словечки. Так вели себя почти все, но особенно этим отлились мальчишки небольшого роста, абсолютно точно не имевшие никакого опыта, но зато на словах они уже «пробовали, все и во всех позах». Причмокнуть языком, когда красивая девушка проходит мимо, а потом прошептать вслед что-то вроде: «А я бы ей засадил» - обычные дело. Но я, то знал, интуитивно конечно, что единственный из моих одноклассников, кто мог доподлинно рассказать, про это, был Лапшинский. Я догадывался по его довольной лоснящейся физиономии и по вполне счастливому виду его подруги Веры Пепитонии, настоящей итальянки, что для них секс уже давно не тайна. Она училась вместе с Лопухом в 27 школе, влюбилась в него, не зря же он напоминал итальянского киногероя. Вот у них явно «все это» происходило, и очень даже давно, но Лопух никогда никому ничего не рассказывал. Просто «дружим и все». Я подозревал, что люди, посвященные в эту тайну, не станут трещать о ней на каждом шагу, наверное, чтобы не спугнуть удачу.
Я же - юноша крайне стеснительный, поэтому, чтобы познакомиться с девушками, прибегал к помощи Григорьянца, который не отличался застенчивостью. Он разработал весьма остроумный с нашей точки зрения, способ знакомства на улице. Начинал всегда Григорьянц:
- Сударыня! (это произносилось плачущим голосом), что же это делается? Слыхали?
Девушка со страхом и недоверием смотрела в нашу сторону.
- Солнце то, солнце то, аааа солнце нашей русской поэзии убит! Убит, убит на дуэли. Как же это? Что же это? Как же?
- Пушкин Александр Сергеевич, - подхватывал я, (почти рыдая),- стрелялся третьего дня у Черной речки.
- Из пистолета, в грудь. Говорят, французишка, какой-то. А вот он, - Григорьянц кивал в мою сторону, - стихи написал. Прочти.
- Если позволите, - говорил я. И с пафосом продолжал: «Убит поэт, невольник чести, пал оклеветанный молвой...»
- Дальше не надо, - прерывал меня Григорьянц. -Там дальше сплошная матершина.
- И то правда.
Чаще всего, где-то в середине нашего диалога, мы слышали: «Ну и дураки». Девушка буквально бежала от нас, не оборачиваясь. Бывали, правда, случаи, когда она принимала игру, отвечая: «Ах Михал Юрич, Михал Юрич, какой вы затейник». Но на этом все ровно знакомство заканчивалось.
Иногда мы выпивали вместе с девчонками из нашего класса, тогда в ход шли где-то подслушанные нами фразы: «Я фигею без баяна», или моя коронная: «Все пропью, но флот не опозорю». Это говорилось театрально с высоко поднятой головой. Но ни наши уличные знакомства, ни наши школьные пьянки никогда ни к чему серьезному не приводили. Весь мой опыт с девушками заключался ровно в том, что я пару раз танцевал в обнимку в Тегеране, как-то один раз неуклюже целовался, и однажды, увы, безуспешно, пытался залезть под лифчик. Ну да, еще ФлиндА, конечно же. Полнейшее фиаско.
Когда я во второй уже раз остался жить один, я сразу для себя решил: «Это обязательно должно случиться, как можно скорее. Обязательно в этот отъезд родителей. Ведь ждать, терпеть нет никаких больше сил! Иначе я просто не выживу! Но как? Постоянной подругой я не обзавелся, все мои одноклассницы - настолько невинны, что даже просто затащить к себе домой я так никого и не смог. Проститутки же, все, как одна, остались в древней Месопотамии, в древнем Риме, в Париже, но только не у нас… У нас. Откуда они у нас?»